Однажды в москве, часть ii - глава 21

ГЛАВА XXI

К кладбищу мы подъехали глубоко ночью. Машину припарковали рядом с кирпичным забором, где в одном месте виднелся узкий проход и оттуда, втиснувшись, можно было пробраться внутрь. Видно, в старой закладке забора сначала преобразовалась трещина, увеличенная со временем под воздействием природы. А после люди, чьи могилы близких находились рядом, сами расширили ее, ленясь доходить до входа.
Опять валил снег, но, на наше счастье, не мокрый. А то бы до могильного участка Манучаровых, находившегося достаточно далеко, по мокрой грязи пробираться было проблематично.
Впереди, освещая фонарем дорогу, шел Толик, держа в руках огромный букет лилий, которых Джулия предпочитала всем другим цветам. Мы его приобрели у первой же встречной цветочной палатки, доехав до Москвы. Вспомнил куплеты некогда родной нам песни, которые я шутливо любил напевать, когда приходил к Джуле с этими лилиями.

                А на нашем озере лилии цветут
                А мою любимую Лилией зовут,
                Побегу на озеро, лилии сорву,
                И своей любимой, я их подарю…

Наверно вы догадались, что Лилию в куплетах я всегда заменял Джулией…
Следом шли мы с Павлом, он поддерживал меня. Я все еще себя отвратительно чувствовал: рана на груди противно ныла и меня знобило.      
Аллею, которую нам предстояло пройти, неожиданно загородила свора бродячих собак, которые, учуяв нас, недовольно залаяли, словно выражая протест человеческому вторжению в их пространство. Их темные силуэты отчетливо нарисовались в снежной белизне, а направленный на них луч фонаря вкупе с танцующими под воздействием легкого ветерка снежинок отображал почти мистическую картину.
Я всегда чувствовал этих смышленых и закаленных природой созданий. Большинство людей пренебрежительно относятся к ним, считая их бесполезными, бездушными, безмозглыми. Они отвечали тем же. В этом легко можно было убедиться, просто присмотревшись в их глаза, порой просто смеющиеся над человеческой глупостью и надменностью. Это они днем, поодиночке, выглядели трогательно доброжелательными и виляли хвостами, выпрашивая пропитание. А ночью, забившие в стаи в таких глухоманях, не прочь были проверить прочность своих клыков над древним врагом, который цинично обстреливал их, ошпаривал кипятком - вспомните Булгакова - из содранных их шкур шил шапочки и воротнички.
Вот и сейчас псы забесновались, оценивающе осматривая нас и пытаясь подбадривать друг друга лаем. Но, почувствовав в этих упорно наступающих на них “пришельцах” таящуюся силу, благоразумно ретировались, трусливо поджимая хвосты. Люди все еще являлись хозяевами их жизни…
- Ты уверен, что охрана кладбища по ночам не бродит? - спросил у брата Толик.
- Да какая охрана? - махнул Павлик. - Несколько спивающихся могильщиков, которые ночью превращаются в сторожей. Их в это время даже за бабло не вытащишь из теплого помещения. И каждую ночь пьют. Особенно в такую погоду не пить здесь, среди могил, невозможно. Если не от тоски, то от холода... Тут долго не протянешь, до пенсии не доходит. Спиваются, или же ночью, зимой, угорают.
- Ты смотри, какой специалист по кладбищам! - удивился Толик.
- Немного пообщался, - скромно ответил Павлик. - Хотя замечу, профессия хлебная. Жмуриков навалом…
Сказав, он сразу заткнулся.
- ...Извини, Рома… - спустя некоторое время он все-таки пробурчал...
Мысли беспорядочно блуждали, как и эти танцующие снежинки. Я все еще ощущал себя в чужой оболочке и не хотел воспринимать происходящее. Подсознание пыталось шить мне защитную оболочку, щадя мозг.
“Не может, не может быть, что Джулия умерла и лежит в этой промерзшей земле. Все это сон. Скоро я проснусь…”
- Когда решусь скапуститься, устроюсь здесь сторожем, - услышал, словно издали, пробирающийся в сознание ворчание Толика.
Но вот знакомая ограда “потусторонней” территории Манучаровых. Я запомнил ее после похорон Артура. Тогда мы с Джулией стояли рядом, почти на этом месте, наблюдая за похоронным процессом и не смешиваясь с безутешными родственниками. Она всегда страдала молча. И на похоронах любимого брата слезы ручьем лились, но она не издала ни единого звука.
Могли бы тогда предположить, что это только начало начертанной судьбой темной полосы, в скором окунувшую всех нас во мрак. Кого на том свете, кого на этом...
Видимо, не лукавила старая цыганка насчет проклятия. Я действительно начал приносить людям несчастье...
Прошли внутрь ограды. Рядом с огромным гранитным надгробием Артура, на котором он в полный рост запечатлелся улыбающийся и жизнерадостный, каким и был при жизни, виднелась покрытая снегом земляная выпуклость свежевырытой могилы. Снег также частично засыпал многочисленные цветы. Полностью накрыть все это снежным покрывалом мешала огромная ель с наклонившимися к могиле ветвями.   
Я, молча, наблюдал, как Толик осторожно пробрался вперед и положил букет...
Джулия всегда была мерзлячкой и жаловалась на холодный климат Москвы. По ночам, особенно зимой, она любила нежиться под шерстяным одеялом, называя меня своей грелкой, нежно обнимала и благодарно принимала тепло моего тела.
И вот, она лежит под холодной землей совершенно одна, может холоднее этой замерзшей, сырой земли.
“Каждый умирает одиноким…” - я вспомнил.
“Нас даже смерть не разлучит...”
Как часто мы употребляем эту фразу, не углубляясь в ее суть.
Разлучила играючи, смеясь над нашей наивностью. И выставила меня предателем эта смерть, ведь я остался жив.
Я даже не смог быть рядом, когда она перестала дышать...
“Прости, что не смог тебя спасти... Прости, что оставил одну... Прости, что не смог победить рок…”
Я не помню столько стоял у могилы, размышлял и вспоминал. И как, держа меня за локти, увели Романовы. Даже отъезжая от кладбища, я мысленно все еще находился у могилы Джулии и продолжал “общаться” с нею. Пока не уснул на заднем сиденье и не провалился в счастливое небытие…      

Несколько часов сна подбодрило меня. Проснулся, когда уже рассвело. Снег прекратился. Припарковав машину у обочины недостроенного здания, братья всю оставшуюся ночь не глушили мотор и не выключали печь. Потому я даже вспотел.
Мы еле отыскали и доехали до заправки. Топливо было на исходе. После я объяснил братьям, как проехать к дому Хаджимурата Магомедказиева.

...В хлебобулочную зашли оба братья Романовы - Павел в форме, следом Толик, усиленно старающийся изобразить в своем криминальном фейсе что-то ментовское. Я высадил братьев за несколько кварталов до дома Хаджимурата.
Про миссию Харчиева был информирован только Хаджи. Но и остальные исламисты следили за новостями и могли догадаться, что произошло, разобрав цепочку событий. Хотя бы этот “ворчливый” Абдул, который был свидетелем нашей встречи. Раз ворчит, значит недовольный. А какие тараканы водятся в затуманенной религией голове недовольного человека, я не мог знать.
Все эти острые углы должны были возникнуть после появления по телеканалам информации об участии в теракте в Краснопавловске Магомеда Харчиева. Я понимал, что, если Трофиму понадобились документы Харчиева, значит возникли осложнения с “бытовой” версией ФСБ, которую, вероятно, продвигала партия Никитина. Капают на прессу видимо и люди Куцебы, и МВД, которое негласно вело свое расследование. Обычно МВД всегда дистанцировался от КГБ-ФСБ, не лез на рожон. Позже Тощий мне сообщит, что погибший майор милиции был родственником одного из замов министра МВД.
Но то, что для россиян готовилась очередная “кавказская” версия теракта, было ясно как дважды два…

Братья вернулись спустя час. Как я и их проинструктировал, зайдя в хлебобулочную, Павел показал удостоверение и потребовал встречу с хозяином заведения. Якобы поступила жалоба - кто-то пожаловался на продукцию и теперь надо разобраться. Хозяина вышел представить сухощавый и долговязый Абдул, но его внешний вид не соответствовал упитанному Магомедказиеву, которого я описал. Потому Старший так гаркнул на него, что Абдула из магазина ветром сдуло, а спустя некоторое время появился разъяренный, как пещерный лев настоящий хозяин заведения.
Когда Павел многозначительно намекнул о необходимости конфиденциального разговора, губы Магомедказиева скривились в презрительной усмешке. Он предположил, что менты, как всегда, раскручивают его на бабло. Потому без слов поманил их за собой во двор дома, внутрь маленького помещения, выполняющего назначение то ли подсобки, то ли сарая. Убедившись, что они наедине с хозяином, Павлик вытащил из-за пазухи продырявленный пулей Коран Харчиева.
- Твой друг велел передать тебе “салам” и еще просил передать, что Магомед стал шахидом. Да благословит его душу Аллах!
Магомедказиев моментально преобразился в лице, побледнел:
- Ва алекума-салам!.. - ответил глухим голосом. После произнес короткую молитву, беззвучно шевеля губами.
Лишь после он взял Коран из рук Павла, поцеловал и поднес к своему лбу.
- Это мне?
- Нет. Коран - ключ доверия между нами. - Павел. - Он завещан покойным твоему другу.
- А где он сам? - спросил исламист, словно нехотя возвращая книгу.
- Далеко отсюда. От него тебе сообщение.
- Я слушаю…      
   
Когда я пролистывал помятый “советский” паспорт Харчиева, на колени упало маленькое черно-белое изображение. С него на меня глядела улыбающаяся молодая женщина в платке, держащая на руках маленькую, видимо, недавно проснувшуюся девочку с сонными глазами. Рядом стоял мальчик, гордо вытянув осанку. Его не по возрасту взрослые глаза дерзко вглядывались в мир, который в скором приготовит ему и родным столь трагическую кончину. Невольно вспомнил слова Харчиева.
“Я сына учил, что можно преклонить колени только перед Аллахом...”
- Ты предупредил, чтобы он уничтожил все улики пребывания Харчиева в его доме?
- Да, - Павлик кивнул. - Потому и он принес эту фотку… Рома, зачем понадобился им паспорт этого смертника?
- Ты не понял? Наверняка хотят и это повесить на нашего брата.
- То есть на кавказцев?
- Да, дорогой. Хорошо, мы есть. Все проблемы решаем.
- Так он действительно кавказец, - пробурчал Толик.
- Да, взрывчатку на него тоже надели кавказцы. И семью его уничтожили кавказцы. А Сталин был русским…
- …       
“Идентифицировав Харчиева, ФСБ будет пробивать его контакты, даже если с нами договорятся. Просто, по специфике работы. И выйдут на Магомедказиева. Достаточно будет вытрясти агентуру в Соборной мечети.
Надо все детально обговорить с Никитиным...”
Я сжег фотку. Постепенно она превратилась в пепел.
- Зачем ты это сделал? - удивленно спросил Толик. - Отдал бы вместе с паспортом Трофиму...
Я не стал объяснять. Не было ни сил, ни желания. Заметил, как понимающе кивнул Павел.
- Ну что, поедем к Тощему? - Толик пожал плечами.
- Лучше он к нам… - вопросительно посмотрел на меня Павел. - Я передам ему ксиву Харчиева. Заодно и обговорю встречу.
Я кивнул. Было все равно…