Девять лучей света Глава 15 Тайные планы Эгона

Глава 15
Тайные планы Эгона

1.

 Времени не хватало катастрофически. Конечно, он не нуждался в еде и отдыхе, однако на оживление каждого мертвеца тратилось несколько драгоценных секунд, необходимых для произнесения слов тайного заклинания. В результате ежедневно к жизни пробуждалось всего лишь около трех тысяч солдат, а мозги Деза были заполнены одним только повторяющимся сочетанием волшебных символов. Варлок прекрасно понимал, что армия мертвых – не такая уж и великая сила; но он осознавал и то, что под стенами Даркнесса сойдутся не просто две школы магии: Жизни и Смерти, Добра и Зла, а еще и два огромных по численности войска. Останавливать их чародейством, значило отвлечься и подставить себя под магическую атаку противника. Поэтому: простому смертному – один противник, а волшебнику – другой, равный по знаниям и силе.
 От штампования подобных себе мертвяков повелитель Смерти отвлекся три раза. В первый, когда старая Раттин донесла о битве валькирий и Дикой охоты, и водворении Кукишем Мертвого рыцаря в ледяные чертоги Йотунхейма. Тогда в высохшее сердце варлока закралась тоскливая капля страха. Он ничего не сказал в ответ и постарался не подавать вида; он лишь злобно скрипнул зубами и подумал:
 – А ведь этот хваленый волшебник Одинокой башни действительно силен, и даже сильнее, чем можно было предполагать. Но откуда он знает черную магию?! Откуда?!
 Ответ на подобный вопрос в голове Деза отсутствовал. О девах же корриган некромант и думать забыл: ведь он уничтожил их собственноручно и считал, что навсегда.
 Второе отвлечение получилось невольным. Варлок склонился над очередным мертвецом и, сколько бы ни были его мысли атрофированы тысячекратно произносимыми словами заклинания, он сразу же признал в убитом предводителя горных троллей Бэддила.
 – Что произошло? – резкие, высказанные недовольным тоном слова обращались к крутившейся подле ног Раттин.
 – С этим-то? – презрительно скривила губы старая крыса. – Да на ровном месте ходить разучился. Спешил, наверное, крошкой Тиллой в очередной раз насладиться, да чересчур видно спешил: об дверной косяк башкой трахнулся, а косяк-то тверже оказался. Вот и помер, болезный.
 В другой раз Дез, наверное, задумался бы о том, как это ловкий горный тролль мог не удержать равновесия на ровной плоскости, когда в своих горах эти твари умудрялись пробираться по самой узенькой тропинке над бездонными расщелинами и пропастями. Однако теперь он просто оживил монстра, отправив его командовать живыми собратьями. Бэддил вернулся столь же свирепым и сильным, как и раньше. Вот только к Тилле он больше не наведывался: мертвому плотские утехи были недоступны, а, следовательно, ни к чему.
 Третье, и наиболее длительное отвлечение некроманта состоялось после возвращения Эга. Выслушав подробный доклад о посещении Одинокой башни, Дез собрался поинтересоваться, почему это его неутомимому посланнику понадобилось потратить на столь короткое путешествие более двух дней, но сметливый скелет еще до прозвучавшего вопроса успел вклиниться в мысли хозяина с новой вестью.
 – Повелитель, самое главное. То, что отвлекло меня и заставило задержаться. В окружающих Даркнесс скалах мне пришлось увидеть нечто весьма необычное.
 – Ну! – голос варлока не предвещал ничего хорошего.
 – В полной боевой готовности там стоит третья сила.
 – Что за «третья», да еще, как ты изволил выразиться «сила»?! Не темни, говори немедленно!
 – Там, повелитель, ждут команды шестирукие демоны Эгона.
 – К-какой команды? Чьей? – хозяин Даркнесса запнулся.
 – Не ведаю я, – пряча усмешку, покорно склонил голову Эг. – Такие вещи выше моего понимания, повелитель.
 – Вон!!! – разъяренно рявкнул Дез: за негодованием варлок пытался скрыть растерянность и замешательство. – Марш в подвал, стеречь пленниц! Наблюдать за каждым их вздохом! Если что, – головой ответишь!
 Скелет ретировался в мгновение ока. Он ликовал: мало того, что все поручения выполнены безукоризненно, но ему удалось отвести от себя и все подозрения.
 – Теперь-то уж хозяину точно не до меня, и не до того, где это я задержался. Хотя, какой он мне на сегодня хозяин? Никакой! – подумал Эг, спускаясь в подземелье замка.

* * *

 – Ну, и куда смотрели твои серые соглядатаи?! – возрождение мертвецов было отставлено в сторону, Дез держал совет с Раттин. Точнее в комнате находилось еще несколько существ, которые, однако, относились к проблемам хозяина весьма и весьма скептически: два живых трупа – Дейм и Бэддил – интересовались только смертью и войной, как основной и самой плодовитой служанкой той самой смерти; третьему – Шикуку – все окружающее и вовсе казалось бесполезным и ненужным. Для зеркального отражения существовали только приказы его творца и повелителя. Но и старой крысе в этот момент было не до визжащего голоса варлока и его дурацких вопросов. Гордость королевы и знак монаршего величия – длинный, самый длинный среди ее подданных хвост распух, превратившись в сплошную почерневшую рану, нещадно болевшую и грозившую отвалиться в любую минуту. Потеря хвоста, несомненно, принесла бы избавление от боли, но и столь же бесспорно сулила позор. Конечно, крысы никогда не посмели бы проявить открытое непочтение, однако перед глазами Раттин отчетливо проступали их плохо скрываемые усмешки и презрительный шепоток за спиной.
 – Хозяин, ты же отлично знаешь, что слежка за демонами нам, живым, недоступна: летучие собаки вмиг унюхают и разорвут в клочья любого, также как, впрочем, и любую душу. Эгу просто повезло, что он мертвец, и что ему удалось наткнуться на армию Повелителя Зла, – противную пасть старухи во время ответа то и дело пересекала гримаса страдания, которую Дез поначалу просто не заметил.
 – Хорошо, хорошо, но что ты об этом думаешь?!
 Раттин молчала, пытаясь справиться с болью в отдавленном хвосте.
 – Ты слышишь меня?!
 – Слышу и очень хорошо, не глухая! – огрызнулась королева крыс.
 – Так отвечай, если слышишь, и прекрати корчить свои рожи! – терпение варлока грозило лопнуть, будто мыльный пузырь. – Ну!
 – Думаю, что недоросток Эгон слишком рано почувствовал в себе силы. Он явно что-то прознал и решил, что может вмешаться в битву гигантов, чтобы получить свою долю добычи.
 – Какой еще добычи? – недоуменно вскинул брови Дез. – Падали что ли? Кроме трупов после этого сражения ничего не останется, разве что души живых, но после смерти они и так его законная доля.
 – Ты забываешь, повелитель, – снова поморщилась Раттин. – Забываешь о его извечной мечте, о том, что только и может уничтожить Эгона, – о трех волшебных мечах Добра.
 – Ха, – выдохнул варлок. – Для того, чтобы расправиться с этим жалким хозяином душ, мне достаточно пошевелить лишь пальцем. И он еще смеет рассчитывать на трофеи, заметь, мои трофеи!
 Боль снова перечертила физиономию крысы. Дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы, вслед за которыми пришла ярость на Деза, – «этого полуживого мертвеца, этого недоделанного повелителя мира», – и старуха прошипела сквозь зубы, зло и хлестко:
 – Расправиться-то ты, несомненно, сможешь, но не уничтожить. Без трех мечей Эгон и тебе, позволь уж усомниться, не по зубам. А вот он-то как раз и рассчитывает на удачу. Фортуна боя – дама весьма переменчивая: глядишь, и обломится что-нибудь: один волшебный клинок или парочка. Ему ведь безразлично, даже с одним мечом Повелитель Зла станет абсолютно неуязвимым и столь же бессмертным. И тогда ему уже не нужно будет начинать каждый раз с начала. Понял, наконец?!
 Глаза варлока вспыхнули, укрывшись за щелочками век.
 – Ты, кажется, смеешь поучать меня, мерзкая тварь? – голос адепта Смерти звучал холодно и спокойно. – Неужели, наглое создание, в твоей глупой голове может бродить мыслишка о царящей во мне благодарности за воскрешение, из-за которой я не смогу расправиться с тобой. Ошибаешься. Я уничтожу и тебя, и твое крысиное отребье. Уничтожу, а потом воскрешу, тихих и послушных…
 – Уничтожить, большого ума не требуется, а вот воскресить – так на это времени не хватит: ты и с трупами людей едва управляешься, а нас сотни тысяч, – ехидно возразила Раттин. – А о благодарности я и вовсе не думала. Благодарность – злу не свойственна
 – Умно, умно подмечено. Я всегда подозревал, что в твоей башке существует чуть больше одной извилины, – маска ненависти на лице Деза расправилась, а взгляд упал вдруг за спину крысы, и уперся в кошмарное месиво отдавленного хвоста. – Так вот, в чем причина твоей желчи! Что же ты молчала?! Дело пустяковое и вполне поправимое.
 И не успела Раттин произнести даже единого слова протеста, как нещадная боль покинула крысу, но вместе с ней пропала и гордость королевы: от размозженного величия остался коротенький, в пару дюймов, обрубок.
 – Что ты наделал?! – завизжала старуха. – Кто тебя просил?! Как я теперь покажусь перед подданными?!
 – Вот и живая иллюстрация твоих сентенций о благодарности, – пожал плечами варлок. – Стоило ли избавлять тебя от страданий?! Вопрос с подданными решается донельзя просто. Сшей мантию подлиннее, привяжи к ее концу кусок хвоста и поменьше поворачивайся спиной. Заодно будешь уверена, что никто не вонзит в нее нечто вроде кинжала. Да и рожи теперь от боли корчить перестанешь. Так что скажи спасибо, и давай-ка лучше поищем ответа на вопрос, что делать с новоявленным претендентом на добычу.
 – Нечего тут искать, – к Раттин вернулась способность рассуждать живо и трезво. – Пошли следить за отрядами Эгона мертвяков пошустрее. Подождем немного, – время само раскроет его планы.

* * *

 – Ты вернулся, – впервые в своей жизни Эг увидел тепло в обращенном на себя взгляде. Он смутился и покраснел, если бы было чем краснеть. Он даже опустил голову, потом поднял и снова опустил: скелет впервые заметил, что волшебница обнажена. Раньше он как-то не обращал на это никакого внимания.
 – Кхм. Кхм. Ты это… прости, пожалуйста, – запинаясь и покашливая, произнес Эг. – Я сейчас что-нибудь соображу, из одежды.
 – Да прекрати ты, – возмущенно фыркнула Эллея. – Во-первых, привлечешь внимание стражи, а за ними и Деза, а, во-вторых, не об этом сейчас речь. Рассказывай лучше побыстрее.
 – А чего тут рассказывать. Все вроде прошло без приключений. К волшебнику добрался. Принял он меня сперва холодно, потом, правда, немного оттаял и с маахисами помог. С теми же вообще без проблем. И назад с ними добрался. Они уже в двух шагах, подкоп роют. Чтобы без всякой магии, значит. Слушай, дай я все же тебе соломки под спину подоткну. На камнях-то больно, небось, да и холодно, – и скелет снова засуетился подле распятого на полу тела. – А вот с цепями чего делать станем?
 – Ничего, – голос волшебницы звучал спокойно. – Перепилить нечем, а для волшебства момент еще не настал. Да и не больно страшно все это; в объятиях гидры моему телу да еще без души куда как опаснее было. Сейчас остается только ждать, ждать, пока две армии не столкнутся в решающей битве. По твоим словам выходит, что из отведенных Дезом семи дней пролетело почти три. Так что уже скоро. И хорошо бы нам к побегу чьей-нибудь поддержкой заручиться: стражи-то везде наверняка не мало, – у меня сил на магию может не хватить.
 Эг, ползая по полу, с сопением подталкивал под спину Эллеи клочья соломы, пытаясь выбрать те, что посуше и помягче. Выполнив работу, он стыдливо уселся на корточки спиной к соблазнительной наготе и проворчал:
 – Да есть тут одни, неподалеку. Души блудные, что Илленари в Даркнесс притащили. Варлок их в благодарность сетью из метала демонического пленил обманно и в зале запер. Стонут бедные, а вырваться не могут: участи ныне своей ждут.
 – Отлично! Вот их и попробуй освободить. Сеть – не цепи: ее развязать можно.
 – Можно, спору нет. Только там крысы каждый шорох ловят, и движение каждое. Да троллей на всех подходах к комнате той понатыкано. Ни живому, ни мертвому не подобраться, а невидимость колдовать – это, как ты говоришь, риск большой.
 – Колдовать – да, но есть у нас теперь и другой способ.

2.

 Ненависть в его сердце кипела пополам с ревностью, и неизвестно, чего там было больше. Лошадь Хенрика стремительно удалялась от бесполезной теперь Одинокой башни, с хозяином которой он так и не увиделся. Зато повстречал двух рыцарей, которые и рассказали последние новости о Весёлке. Вырвавшись вперед, он оставил обоих воинов далеко позади. Скачущие подковы снова выбивали слова, однако, сейчас они звучали: «убью – убью – убью». Откинувшийся в седле король Аллемании ловил ртом ветер и выкрикивал ему, грозя кулаком в неизвестность:
 – Старый сводник! Чтоб ты подавился своей магией! Задушил бы собственными руками! Зачем ты отправил ее к этому молокососу! Ведь знал же, что я ее люблю! Знал! И все равно предал меня, любовь мою предал на поругание! Ненавижу тебя!
 Видения одно чернее другого застили Хенрику глаза, да, впрочем, и без этого ему вряд ли удалось бы рассмотреть парившую высоко над головой тень.

* * *

 Войско выходило на марш. Небольшое, но весьма грозное войско. Тысяча стройных фавнов, одетых в золоченые, слепящие на солнце глаза, доспехи. За спиной каждого длинный охотничий лук, на правом боку ощетинившийся стрелами колчан, на левом широкий обоюдоострый меч. Изящные копытца отбивали походную дробь. Из прорезей шлемов торчали маленькие рожки. Свойственное обитателям лесов веселье уступило место суровой серьезности, однако, кое-где, в глубинах курчавых бородок, у самых уголков рта гнездились едва заметные улыбки. Армия выглядела расфранченной и, можно сказать, какой-то несерьезной, если бы не два обстоятельства.
 Первое. В нескольких десятках метров позади лесных щеголей грузно топали две сотни фенке. Грозные лесные великаны ростом на несколько голов превосходили даже горных троллей, не говоря уже о людях и гномах. Одежда из каменного дерева делала их практически неуязвимыми для огня и любого вида вооружения. Вместо дубин фенке несли на плечах стволы молодых десяти – пятнадцатилетних дубов.
 И второе. Вдоль древка покоившихся в колчанах стрел фавнов то и дело пробегали язычки оранжевого пламени. Сорок оперенных сестер в каждом колчане, сорок не ведающих промаха огненных молний, сорок испепеляющих смертей у каждого из тысячи козлоногих воинов.
 Один из фенке нес на вытянутой руке большое полотнище, на зеленом шелке которого раскинуло широкие ветви коричневое изображение дуба с опоясывавшей ствол фиолетовой надписью «Тилла».
 – Ну, что, друг Деборус, – шершавая ладонь Радовида легла на грубую кору короля леса. – Спасибо за помощь. Славные воины. Уверен, они сослужат добрую службу, их участие в общем деле будет неоценимым, и враг еще пожалеет, что потревожил покой твоего леса.
 – Это здесь не причем, – пожал ветвями повелитель. – Попроси ты у меня помощи, я оказал ее и в том случае, если бы мои чертоги остались неприкосновенными. Мне тяжело высказываться презренной прозой, но, будь уверен, есть у повелителя деревьев такая черточка, как честь.
 – Весьма, кстати, редкая в наше смутное время, – согласно кивнул головой Радовид. – Весьма…
 – И опять ты говоришь не о том, – смущенно кивнул кроной Деборус. – Ну да ладно. Я тут, несмотря на потерю поэтического дара, – временную, надеюсь, до победы над проклятым Дезом, – сочинил кое-что для вашего похода.
 – Неужели! – притворно удивился лесовик.
 – Точно. Слушай, – король прикрыл глаза, и его скрипучий голос упоенно запел:
 
 – Лихая поступь, твердый шаг
 Сынов лесных просторов.
 Ты трепещи, презренный враг,
 Увидев наш военный стяг, –
 Их гнев познаешь скоро!
 
 Хоть ты коварен и хитер,
 И спрятан за оградой,
 Рука крепка, и глаз остёр,
 И храбрости горит костер –
 Нам стены не преграда!

 На свет полуденных лучей
 Из черноты берлоги
 Тебя мы вытащим, ей-ей,
 Из злобной крепости твоей,
 Разрушив тьмы чертоги!

 И Смерти нас не победить, -
 Мы честно служим Жизни!
 Ее не оборвется нить,
 И будем верность мы хранить
 Своей лесной отчизне!
 
 – Ну, как? – в вопросе Деборуса прозвучали крохотные нотки неуверенности и боязни.
 – Здорово! Мы с Оттином сделаем твою песню нашим походно-боевым маршем! – во взгляде Радовида мелькнула хитрая искорка. – Слушай, а, по-моему, к тебе и без всякой победы вернулось твое искусство стихосложения. Или оно вовсе не исчезало?
 Сопровождая горестный вздох, руки дуба тряхнули узорными листьями и замерли в патетическом изломе ветвей. Представители искусства суть натуры весьма артистичные.

3.

 Казалось, что в пещере находится только один человек, точнее, не человек, а нечто, человекообразное, но заполняющее все обозримое пространство своей толщиной и уродством. Распущенные, с жирным блеском волосы свисали вокруг головы лохматыми прядями, обрамляя прыщавую физиономию с картофельным носом и оттопыренными губами. Рыхлые щеки и складки век практически совсем скрывали крохотные поросячьи глазки, жившие своей особенной судьбой: в отличие от грубого придурковатого выражения лица они сверкали глубоко упрятанными умом и хитростью. Существо металось из стороны в сторону, непрестанно жестикулируя и выкрикивая сдобренные слюной сочные фразы. Мужеподобность фигуры разбавляли болтавшиеся ниже тройного подбородка груди. Колыхание девяти грудей создавало впечатление мягкой подушки и плодородной неиссякаемой молочной реки. Такова была Гауда – вечная кормилица и воспитательница Эгона.
 – Вот уж не думала, тысяча демонов мне в пасть, что ты настолько глуп! Ведь всего лишь двадцать пять годочков и минуло. Не окреп еще толком, а уже опять за свое берешься: к мировой власти потянуло! И на что она тебе сдалась, власть эта?! Сидим себе тихо, души в полном подчинении, народец демонский почитает и радуется каждому вздоху твоему, царство подземное растет и процветает, звери и гады из глубин мироздания по одному лишь окрику служить приходят, – так какого тебе еще величия надо, олух несмышленый?! Ты ж еще и размеров даже привычных не достиг: змей – не змей, а всего лишь червяк летучий! Все! Точка! Не пущу никуда! Да и где это видано: риску подобному подвергаться! Раньше-то я тебя легко провожала, потому, как опасность была не смертельной. Ну вылетел, ну пошалил немножко, ну обломали глупые вороги крылышки чаду моему, но ведь и возродиться возможность была. А ныне, чего удумал: на три меча окаянные ринуться! Не дам! К тому же, некромант этот, Дез проклятый, силу взял неимоверную. Шутка ли, самой Смертью повелевать вздумал. Он тебя в порошок сотрет и не запотеет!
 Утомленная беготней демонесса присела на возвышавшийся в центре пещеры огромный валун и застыла с решительным выражением на угреватой физономии. На мгновение вокруг воцарилась тишина, посреди которой из черноты дальнего угла, за спиной Гауды раздался ровный, холодно-спокойный голос.
 – Опасность, говоришь? Да, опасность есть, несомненно, однако и какой прекрасный шанс предоставляется. За десятки веков в первый раз все три меча собрались вместе: добудь хоть один, – и Эгону никто не страшен! А если все три, – тут тебе и бессмертие, и мировое господство в придачу! Дез, говоришь, силен, – не спорю, но я же с ним не лоб в лоб биться собираюсь. Подкрадемся, посмотрим. Они там между собой сцепятся, им обоим не до меня будет, тем более что обо мне-то они, небось, и не помнят. Бой – дело горячее и непредсказуемое, военное счастье – переменчиво: глядишь, и подвернется случай одним из мечей завладеть, а дальше видно будет! Так что, не на рожон я лезу, а все рассчитываю трезво и обстоятельно.
 – Ага, – хмыкнула девятигрудая. – Можно подумать! Счетовод нашелся! Не у шестируких ли тупарей научился? Так они на ходу забывают, что три больше двух, а семь – шести! И не уговаривай, ни к чему это – все равно не пущу, костьми лягу, а не допущу погибели твоей окончательной!
 – Тьфу! – из-под колыхнувшегося плаща-тени сверкнули два злобных глаза человеческой ипостаси Эгона. – Ты кого угодно из себя выведешь! Ну, что ты заладила «не пущу», «на погибель»?! Я и сам погибать не тороплюсь.
 – Нет, торопишься! Торопишься, окаянный!
 Из угла долетело ядовитое шипение. Черное одеяние растворилось, на смену ему пришли сплетенные кольца изумрудной чешуи: дракон обрел свое истинное обличие, три его головы взяли фигуру Гауды в плотное обрамление:
 – И, наконец, самое главное! Предположим, Смерть одержит победу. Это вполне реально, ее шансы весьма высоки. Что произойдет в этом случае? В безраздельное владение Дезу достанется все Наземье. Год, другой он будет забавляться своей новой игрушкой, подавляя хилые остатки сопротивления и насаждая милый сердцу порядок. Души умерших в изобилии исправно потекут в мои владения. Для нас наступит век процветания. Вот только окажется он совсем недолгим! Рано или поздно Дез захочет покорить и все Подземелье, а тогда царство Мрака столкнется с грозным, ощутившим вкус безграничной власти врагом. Думаешь, нам удастся выстоять? Вряд ли. Именно поэтому сегодня выбор отсутствует, мы должны распорядиться предоставляющейся ныне возможностью как должно. Ты согласна, моя верная Гауда?
 Безобразная голова еле заметно наклонилась вперед, выражая знак одобрения: более энергичный жест мешали сделать заплывшие жиром подбородки демонессы.
 – Вот и прекрасно. Начнем готовиться к военным действиям!
 Разговор в пещере состоялся за неделю до ультиматума Деза. И все время после этого Эгон готовил и расставлял по заранее продуманному плану отряды шестируких, а коварная Гауда искала свой путь решения проблемы, столь внезапно нарушившей двадцатипятилетний мир ее уютной подземной пещеры. Умудренная опытом бестия справедливо полагала, что человеческое стадо, как всегда, не останется однородным, и даже перед лицом всеобщей опасности отыщется слабый духом или просто злобный предатель: злоба, зависть и ненависть находят в сердцах людей приют не реже, чем любовь, сострадание и самопожертвование, если не чаще. И вот в тот же час пятеро послушных приказу демонессы лизаргов выпорхнули вынюхивать брешь в рядах обладателей волшебных клинков.

4.

 Мертвые страха не испытывают, и все же жалкая душонка Бэддила трепетала от страха. Огромные покатые плечи склонившегося перед троном Деза горного тролля то и дело вздрагивали. Корявые пальцы обеспокоено искали себе места, теребя густые заросли замшелой шерсти.
 – Г-гауда н-назначила мне встречу, – заикаясь, пробормотал Бэддил.
 – И зачем? – в сухом голосе варлока слышался неприкрытый интерес: события начинали разворачиваться стремительно. – Как ей вообще удалось до тебя добраться? Рассказывай и смотри, не упусти ни одной детали, – в нашем противостоянии мелочей нет!
 – Весточку принесла крылатая собака; ей-то летучей наши заслоны нипочем. Она передала, что Гауда просит о свидании со мной сегодня в холмах к юго-востоку от Даркнесса. Пес передал ее напоминание о существующем между нами дальнем родстве, в память о котором она и рассчитывает на короткую встречу по одному очень важному делу.
 – И что, Гауда велела передать о своем предложении мне?
 – Что ты, что ты, повелитель! Она просила сохранить все в глубокой тайне! Но ведь служу-то я тебе, тебе и остаюсь верен во всем. Оттого и решился побеспокоить тебя и оторвать от важнейших приготовлений к битве. Я и не собираюсь ни на какую встречу; так и псу этому ответил!
 – И что посланник?
 – Сказал, что Гауда предвидела мой ответ, но просила все же подумать, и все равно будет ждать меня в условленном месте.
 – Вот и отлично, – сухие пальцы Деза скрипнули от удовольствия. – Ты отправишься туда, выяснишь все, что хочет старая ведьма, согласишься на любые ее условия, а после того, как доложишь услышанное, мы и определим, что же делать дальше.
 – А ведь ты, мой бесхвостый друг, была права, – последние слова варлока предназначались застывшей у подножья трона Раттин. – Ожидание – не самый худший вариант решения проблем: иногда время, действительно, расставляет все по своим местам. Вот и начинает приоткрываться завеса тайных планов Эгона.

* * *

 Возвращаясь к покинутой армии, Хенрик не смыкал глаз ни на минуту. Лишь иногда он забывался на коротких привалах, проваливаясь в видения, терзавшие его картинами одна кошмарнее другой. В самых невинных из них голова Лесослава покоилась на предательских коленях Весёлки, нежные пальчики которой любовно перебирали густые льняные волосы юноши. В других он видел, как жадные ладони удачливого противника сладострастно и нагло мнут податливую мягкую плоть его избранницы, исторгая из чувственных губ стоны наслаждения. В третьих, самых жгучих и отвратительных, несчастный влюбленный был вынужден созерцать колеблющиеся сплетения изогнутых в экстазе обнаженных тел. Зубы Хенрика при этом впивались в кровь искусанные губы, судорожно сжатые пальцы рвали пуговицы камзола на вздымающейся груди, а по щекам короля текли неподдельные слезы жгучей ревности. В такие минуты оба сопровождавших монарха рыцаря застывали на местах, многозначительно поглядывая друг на друга: они ничем не могли помочь своему повелителю, они бесконечно страдали вместе с ним.

* * *

 – План мой довольно прост, и оттого представляется выполнимым. Выслушай внимательно. Сегодня у противника три меча, и он силен, как никогда. Чтобы уменьшить его силу и увеличить свои надежды на победу, нам нужен один их них, хотя бы один. Соваться к волшебнику Одинокой башни не только бессмысленно, но и опасно. Этот орешек нам не по зубам, да и раскроемся раньше времени. Меч Четырех Ветров охраняется тайными заклинаниями и доступен лишь королю Фастфуту, да все тому же волшебнику. Остается лишь Меч Четырех Стихий, тот, что твоя неугомонная дочь вырвала когда-то из лап самих древних драконов. Он в слишком юных руках, а молодость – и самоуверенна, и неосмотрительна. Этот клинок мы могли бы отобрать даже силой, но это сразу означает появление Кукиша во всеоружии магических заклинаний и двух остальных мечей, а, следовательно, и наше поражение. Необходимо действовать хитростью. И хитрость заключается в том, чтобы выкрасть меч, подменив его на абсолютно точную копию.
 – Ха, – Эгон-человек хлопнул в ладоши. – И кто же в состоянии сделать подобное, не вызывая подозрений?! Да и можно ли сделать копию, не зная даже, как выглядит этот самый меч?!
 – Мой дорогой, я, кажется, просила выслушать меня внимательно и не перебивать! Сделать поддельный клинок труда не составит. Не забывай, Карго была не только твоей дочерью, но и моей: все, что видели ее глаза, видели и мои. Этот меч так и стоит перед моим взором во всех подробностях даже спустя столько лет. Найдется и исполнитель задуманного: не зря же лизарги прочесали все Наземье вдоль и поперек. Это король Аллемании – Хенрик. Он по уши влюблен в женщину по имени Весёлка, а та, похоже, одаривает своей любовью воспитанника и хранителя Заповедного леса – мальчишку Лесослава. Хенрик взбешен, от ревности он просто потерял голову. У меня есть план, как использовать аллеманского владыку в наших целях: за обещание получить изменницу и ее избранника в свои руки он выполнит все, что угодно. Теперь о том, кто проведет все переговоры. В армии Деза есть отряд горных троллей. С их предводителем Бэддилом мы состоим в дальнем родстве, ведь в моих жилах тоже течет унция, другая троллевской крови. Я уже договорилась с ним о встрече. Готов и поддельный меч.
 С этими словами Гауда, не спеша, вытащила из складок своей необъятной юбки сверкнувшее лезвие.
 – Вот! Один к одному! И даже с небольшим налетом магии, чтобы никто не унюхал обмана! Сегодня же Бэддил передаст меч Хенрику, а тот в положенное время под видом примирения с Лесославом разопьет с юнцом чашу вина, в которую подмешает сонный порошок. Дальше – дело техники: горный тролль получает настоящий меч и приносит его нам!
 – Или Дезу, – скептически хмыкнул Эгон. – А нам достанется очередная подделка. Неужели ты отбрасываешь такую возможность?
 – Ты меня недооцениваешь, мой милый. Кто же верит предателям на слово?! Не-е-ет! В разговоре с Бэддилом я воспользуюсь заклинанием крови; подвергнутый ему становится просто не в силах обмануть своего кровного родственника. Передать-то наш договор Дезу тролль сможет, но вот обвести меня вокруг пальца – это дудки! Следовательно, в случае раскрытия наших планов, варлоку достанется всего лишь новая копия, – толстые пальцы демонессы извлекли на свет очередной поддельный меч, похожий на предыдущий, как две капли воды.
 – О, матушка хитрости и сестрица обмана – в голосе Повелителя Зла слышались нотки неподдельного уважения. – Твой план весьма хорош. Будем рассчитывать, что удастся он так же хорошо, как выглядит по твоему описанию!

* * *

 – Красивая игрушка! – Дез вращал обманку в руках, внимательно разглядывая ее в призрачном сиянии свечей. – Жаль, что подделка! Ну, что ж, мой верный Бэддил, теперь вперед, на встречу с Хенриком. Он уже в Подземелье, однако, королевские кони выдохлись окончательно: ему пришлось остановиться всего в двадцати милях от собственного войска. Так что поспеши! Не возвращайся, пока задуманное не исполнится. И еще, чтобы не терять времени, не бегать туда-сюда и не вызывать лишние подозрения, возьми сразу и это.
 Варлок вытянул руки вперед. В левой он плотно сжал копию Меча Четырех Стихий, исполненную Гаудой, в то же самое время вырвавшаяся из правой ладони сверкающая искра начала рисовать в воздухе очертания другого лезвия. Миг завершился затуханием огненного луча с одновременным появлением еще одного изображения волшебного оружия.
 – Бери оба! – скомандовал Дез.
 – Зачем это? – недоуменно вытаращил глаза Бэддил.
 – Затем, мой глупый тролль, что эту копию, – некромант завернул острие в кусок алого бархата. – Ты отдашь королю Хенрику для подмены, и сюда же положишь украденный волшебный меч. А вот это, – второй клинок окутал темно-синий атлас. – Это ты вручишь Гауде вместо настоящего оружия. Понял?
 Горный король нахмурил складки покатого лба. Он долго пытался осмыслить сказанное, и, наконец, радостно мотнул замшелой башкой.
 – Понял, повелитель!
 – И не вздумай перепутать, олух! Да, и еще, не пугайся, если старая ведьма начнет вести расспросы о том, выдал ли ты ее план мне.
 – Я скажу, что не выдал! – гордо выпалил тролль.
 – Дурак! Так она тебе и поверила! Расскажешь все, как есть, кроме того, что настоящий меч завернут в красную ткань. Скажешь, что он в синей, и поменяешь этот сверток на еще одну копию, которую тебе непременно вручит очаровательная толстушка Гауда. Уяснил?! А теперь давай, топай отсюда!
 Дверь за раскоряченным увальнем не успела закрыться, как Раттин тут же не преминула язвительно бросить в сторону варлока:
 – Думаешь, она такая дура, что доверится своему родственничку просто так?
 – Не думаю, моя короткохвостая язвительность, не думаю, а просто уверен, – усмехнулся Дез. – Заметила на его губе след от укуса?
 – Ну.
 – А не говорили ли тебе твои разведчицы, что грудастая образина на прощание крепко обняла вновь обретенного родича и чмокнула его в губы?
 – Говорили.
 – И что при этом бормотала что-то еле слышно?
 – И это было.
 – Так вот, старуха отнюдь не дура, она применила заклинание крови, воздействие которого таково, что никто не может солгать сотворившему сей магический опус. В силе чар она не сомневается, и не учла лишь одной малости: волшебство родственной крови воздействует только на того, у кого она есть, а наш Бэддил на сегодня мертвец, и в его жилах не кровь, а вонючая слизь. Так то!

* * *

 – Кто пустил? Где мои рыцари? – король не выглядел испуганным, скорее подавленным и уставшим.
 – Не тревожьтесь, ваше величество, – усмехнулся тролль. – Они тут рядышком, со свернутыми шеями. Но я не хотел: помешать мне пытались, – вот и результат. Да и не к чему они нам, при разговоре нашем, король Хенрик.