Закрытый гештальт
Детство у Лёки, конечно, было, но проходило оно под неусыпным надзором мамы, преподавателя психологии в одном из московских педагогических вузов. Чуть ли не с пелёнок Лёка слушала рассуждения о гештальте, конгруэнтности, когнитивном диссонансе и прочих малопонятных вещах. Естественно, не обходилось и без Фрейда, которому было отведено почётное место на стене между фотографиями родителей возле загса и на пороге роддома. Всё, что Лёка делала, с маминой точки зрения, неправильно, получало психологическое обоснование, сопровождавшееся долгой и скучной лекцией, из которой следовало, что всю свою будущую жизнь Лёка обречена распутывать клубок проблем, уходящих корнями в её детские годы.
Папа, человек весёлый и от психологии далёкий, в такие моменты заговорщически подмигивал дочери и советовал вырабатывать иммунитет. И Лёка вырабатывала. Ссориться и отстаивать свои права она не умела и не любила – ей было проще стараться соответствовать маминым канонам, чтобы минимизировать возможный негатив. Училась Лёка хорошо, хлопот родителям почти не доставляла, но когда в одиннадцатом классе мама завела разговор о поступлении на психфак, впервые в жизни сказала твёрдое и решительное «нет». Лёкино «нет» было таким твёрдым и, главное, неожиданным, что даже у мамы не нашлось достаточно веских аргументов для возражения. В результате Лёка поступила в иняз и наконец осознала, что может принимать решения самостоятельно.
Жизнь засверкала новыми гранями. Почувствовав пряный воздух свободы, Лёка сделала глубокий вдох и нырнула в круговорот экзаменов, зачётов, вечеринок, влюблённостей и прочих важных и неважных событий, наполняющих студенческий быт. Вынырнув на поверхность, Лёка обнаружила красный диплом, ключи от крошечной квартирки на окраине Москвы и лёгкое покалывание в конечностях от страха перед прыжком в неизведанное.
Для мамы Лёкина независимая жизнь ознаменовала наступление тех самых «лучших времён», когда пришла пора стряхнуть пыль с детских прегрешений дочери и выстроить логическую цепочку к её нынешней неустроенности – здравствуй, Зигмунд! Главным объектом маминого беспокойства были Лёкины отношения с противоположным полом, складывавшиеся, надо признать, действительно весьма непросто. Умная и ироничная, Лёка и в мужчинах ценила в первую очередь острый ум и хорошее чувство юмора – качества, сочетание которых встречается в природе почти столь же редко, как, например, шерстоносый вомбат. Если всё-таки удавалось набрести на подходящий экземпляр, в нём обязательно обнаруживался какой-нибудь серьёзный изъян. С жадными, ревнивыми и склонными к алкоголю Лёка предпочитала не связываться, поэтому вся её личная жизнь состояла из полузакрытых гештальтов, время от времени возникающих на горизонте, но близко не подпускаемых.
С Пафнутием Лёка познакомилась, возвращаясь домой после ссоры с текущим Гештальтом, который при ближайшем рассмотрении оказался занудным ЗОЖником, приходившим в ужас, когда Лёка заявлялась к нему с кульком горячих пончиков и лицом, перепачканным сахарной пудрой. Дело явно шло к разрыву, но что-то мешало, не хватало заключительной строки, последнего штриха или финального аккорда.
Лифта в старой пятиэтажке не было. Поднявшись на четвёртый этаж, Лёка обнаружила Пафнутия, сидящего на верхней ступеньке лестницы перед дверью её квартиры. Вид у него был такой, что горячий пончик оказался бы сейчас весьма кстати. Как, впрочем, и холодный. Прокомментировав отсутствие какого бы то ни было пончика коротким, но выразительным «мяу», Пафнутий проследовал за Лёкой к двери и, пока она возилась с ключом, терпеливо ждал, а в прищуренных янтарных глазах безошибочно читалась надежда на то, что там, за этой дверью, найдётся если не пончик, то хотя бы сосиска или глоток молока.
Сосисок в холодильнике не оказалось, зато молоко нашлось. Вылакав полную миску, Пафнутий поблагодарил опять же коротким, но произнесённым уже с другой интонацией, «мяу» и разлёгся на паласе возле Лёкиного любимого кресла. Покидать квартиру он явно не планировал, и Лёка со вздохом поплелась в кладовку, чтобы найти какое-то подобие лотка. Поставив импровизированный лоток в прихожей, она показала его Пафнутию. Едва удостоив это приспособление взглядом, кот вернулся на облюбованное место, закрыл глаза и заурчал так громко и уютно, что Лёка авансом простила ему все возможные неудобства.
Впрочем, особых неудобств от Пафнутия не было. Этот великолепный представитель британской породы, хоть и провёл, по всей видимости, часть жизни на улице по не известной Лёке причине, аристократических манер не утратил, вёл себя воспитанно, обоев не рвал и другого хозяйского имущества тоже не портил. По утрам, когда Лёка уходила на работу, Пафнутий провожал её до машины и отправлялся по своим кошачьим делам. Где и как он проводил день, Лёка не знала, но по возвращении неизменно находила его сидящим на лестнице на одном и том же месте.
Беспорядка в доме Пафнутий не терпел. Если Лёка ленилась убрать в шкаф одежду или помыть посуду, он таскался за ней с хриплым возмущённым мяуканьем до тех пор, пока его требования не были удовлетворены. Не любившая и не умевшая качать права, Лёка, как в детстве с мамой, предпочитала принять неизбежное, чтобы не плодить негативных эмоций. Случалось, она вспоминала знакомое лицо Зигмунда на стене и даже частично соглашалась с его теорией о значении детских лет в жизни человека.
- Ну, Ленка, будь у меня такой кот, я бы, может, и замуж не вышла, - перефразировала слова из известного мультфильма институтская подруга Татка, давно и глубоко погрязшая в семейной жизни, но регулярно издававшая вопли протеста. Вопли обычно заканчивались тем, что они с Лёкой устраивали очередной девичник, после чего умиротворённая Татка возвращалась к мужу, детям, супам и соплям. Муж Татке достался в эксплуатации удобный – не будучи психологом, он, тем не менее, понимал, что жене нужны эти периодические взбрыки, и безропотно укладывал её спать, предварительно выслушав не совсем трезвые жалобы на скуку и рутину вперемешку с рассказами о полной приключений и страстей Лёкиной жизни.
Недели через три совместного проживания с Пафнутием без предупреждения нарисовался Гештальт, как всегда, отутюженный и благоухающий дорогим парфюмом. Принёс три хилые розы и бутылку сухого вина, значит, рассчитывал на мировую. При виде Пафнутия, вышедшего, как положено, встретить гостя, он остолбенел, то есть буквально превратился в столб, и так столбом стоял минуты две, пока наконец не нашёл в себе силы проблеять, заикаясь:
- К-к-к-кто это?
- Простите, не представила, - извинилась Лёка. – Пафнутий. Аркадий.
- К-кто? – опешил Гештальт. – Где ты его взяла?
Лёка не сочла нужным пускаться в объяснения – забрала цветы и вино и ушла на кухню. Гештальт поплёлся за ней, так и не выйдя окончательно из состояния остолбенения.
Пафнутий, смерив вновь прибывшего оценивающим янтарным взглядом, сразу всё про него понял, презрительно прищурился и не спеша удалился, всем своим видом демонстрируя полный и окончательный игнор. Лёка подумала, что, если бы он умел, то лихо сплюнул бы сквозь зубы. Она невольно хихикнула, представив себе эту картину.
- Не вижу ничего смешного, - обиделся Гештальт и демонстративно стряхнул невидимый кошачий волос с безупречно выглаженных брюк. Разговор не клеился. Выпили по бокалу вина, обменялись дежурными фразами, и Гештальт засобирался, сославшись на завтрашнюю важную встречу.
В прихожей его ждал сюрприз. Сунув ногу в начищенный до блеска итальянский ботинок, он взвизгнул, подпрыгнул и закудахтал, как курица, почувствовавшая, что настал её черёд выполнить своё кулинарное назначение. Виновник переполоха под занавес не появился, предусмотрительно спрятавшись под кроватью, откуда Лёка его и извлекла после того как, узнав от Гештальта много нового о себе, о Пафнутии и о своём образе жизни, наконец выпроводила гостя, снабдив его старыми отцовскими тапочками.
Финальный аккорд прозвучал, закрытие очередного Гештальта состоялось. Вместе с облегчением Лёка почувствовала опустошение и даже некоторое сожаление. После сегодняшнего апофеоза ей подумалось, что на самом-то деле она плохо знала этого Аркадия и уж точно не подозревала о наличии у него столь богатого и разнообразного народного лексикона, повергшего её в состояние лингвистического экстаза.
Лёка сидела пригорюнившись, мысленно оплакивая неудавшуюся свою жизнь и стараясь не замечать маячащего где-то поблизости Зигмунда с неизвестно откуда взявшейся на суровом лице ехидной усмешкой. Подошёл Пафнутий и потёрся о ноги. Прищур в янтарных глазах исчез, и появилось сочувствующее, почти человеческое, выражение. Лёка погладила серую плюшевую спину:
- Спасибо, Пафнутий. Сама я бы ещё долго не решилась закрыть этот гештальт.
Пафнутий довольно мурлыкнул и, явно считая инцидент исчерпанным, отправился проверить, не образовалось ли в миске чего-нибудь вкусненького по случаю счастливого избавления.
- Может, зря вы с ним так? – сомневалась Татка во время очередного девического загула. – Всё-таки мужчина, опора, так сказать…
- Да какая из него опора? – возмутилась Лёка. – Хотя орал он вдохновенно!
Мама, узнав об изгнании Гештальта, предсказуемо поджала губы:
- Ты совершенно не разбираешься в людях. Аркадий – очень достойный молодой человек.
- Вот он и получил то, чего достоин, - парировала Лёка.
Прослушав далее длинную лекцию о том, как ей приходится пожинать плоды своего неправильного детского поведения, завершившуюся словами «так и проживёшь всю жизнь одна», Лёка с облегчением выключила телефон. «И вовсе я не одна, у меня Пафнутий есть», - успокоила она себя.
- Мяу, - согласился Пафнутий. Его такой расклад, кажется, полностью устраивал.
Зимой Пафнутий на улицу ходить перестал. Подолгу сидел на подоконнике, наблюдая за падающим снегом. Иногда Лёка вставала рядом и они вдвоём молча смотрели на однообразный зимний пейзаж. Такой же скучной, как этот пейзаж, была и Лёкина личная жизнь. Точнее сказать, её полное отсутствие. Мама во всём винила Пафнутия, говорила о замещении, о подмене понятий, сыпала психологическими терминами и убеждала Лёку отправить кота «туда, откуда пришёл». На это Лёка отвечала, что не знает, откуда пришёл Пафнутий, и потому отправить его туда не может. А для убедительности ссылалась на Маленького Принца – «мы в ответе за тех, кого приручили».
С наступлением марта, когда в воздухе стало постепенно разливаться неуловимое весеннее томление, Пафнутий ожил. По утрам он снова провожал Лёку на работу, а по вечерам ждал её на лестнице, грязный и счастливый. Съедал двойную порцию корма и отправлялся спать, иногда даже забывая о привычных вечерних посиделках в кресле. О гигиене, однако, помнил всегда – вылизывал себя тщательно.
А потом Пафнутий пропал.
Вернувшись однажды вечером с работы, Лёка не застала кота на обычном месте. Выждав часа полтора, позвонила в квартиру соседки:
- Надежда Пална, вы моего Пафнутия не видели?
- Нет, Леночка, сегодня не имела чести. А что, не пришёл? Так ведь март же…
Когда Пафнутий не появился к ночи, Лёка забила тревогу:
- Ну что ты хочешь, - сонно пробормотала Татка, – март на дворе. Вернётся твой Пафнутий, нагуляется и вернётся. Кот он или не кот?
Промаявшись ночь без сна, как только рассвело, Лёка оделась и побежала во двор. Она заглядывала под скамейки, под припаркованные автомобили, за контейнеры для мусора, подошла к дворнику, вяло разбрасывавшему грязный снег на проезжую часть. Дворник посмотрел на неё с недоумением, пожал плечами и отвернулся. То ли не расслышал, то ли не счёл вопрос заслуживающим внимания.
Пафнутия Лёка нашла в небольшой нише в стене дома, назначения которой она не знала, да и не хотела знать. Он лежал там с окровавленными задними лапами и дрожал. Увидев Лёку, попытался было подняться, но не смог. Впервые за всё время Лёка прочитала в янтарных глазах мольбу о помощи. Недолго думая, она сорвала с себя куртку и аккуратно завернула в неё Пафнутия.
- Пафнуша, миленький, потерпи, я сейчас, - бормотала она, укладывая кота на заднее сиденье. Пафнутий молча терпел, но продолжал дрожать.
Ветеринарная клиника была ещё закрыта, но Лёка была уверена, что внутри кто-то есть. В клинике находились животные после операций, и за ними нужен был присмотр. Держа на руках отяжелевшего Пафнутия, Лёка отчаянно колотила в дверь ногой, пока наконец не появился заспанный мужичок, который, похоже, намеревался отправить Лёку по всем известным адресам, но при виде Пафнутия мгновенно проснулся, попросил подождать десять минут, вернулся через пять с чашкой кофе в руке, представился дежурным врачом и спросил что случилось.
Что случилось с Пафнутием Лёка так никогда и не узнала. Осмотр показал, что задние лапы были сломаны. Впоследствии обнаружились серьёзные повреждения внутренних органов. Врач сказал, что если она настаивает, кота прооперируют, но гарантий никаких не дают, к тому же за ним потребуется тщательный уход. От усыпления Лёка отказалась наотрез и, пока шла операция, неподвижно сидела в коридоре, уставившись в одну точку. В клинику приходили посетители, кажется, кто-то её о чём-то спрашивал, она не слышала и не отвечала, охваченная всепоглощающим чувством вины за то, что не пошла искать Пафнутия вчера вечером.
Через день Лёка привезла перебинтованного Пафнутия домой, взяла отпуск за свой счёт и стала его выхаживать. Лечить и лечиться Лёка любила и умела ещё меньше, чем спорить и качать права, но сейчас, проявляя невиданное упорство, выполняла все предписания врача. Кормила с ложечки жидкой пищей, регулярно давала лекарства, подкладывала пелёнки. Пафнутий был очень слаб и беспрекословно глотал еду и пилюли. Сил возражать у него не было, а может, он понимал, что всё это делается для его пользы.
Ежедневно, как по расписанию, звонила мама и заводила долгий разговор о том, как она боится за Лёкино психическое здоровье, что кота надо срочно усыпить и подумать в конце концов об устройстве личной жизни. Вспоминала Зигмунда – куда ж без него? Лёка, за многие годы выработавшая – спасибо отцу – иммунитет, слушала вполуха, другой половиной уха улавливая частое дыхание Пафнутия. Не получая ответной подпитки, мама утрачивала пыл и всего через каких-нибудь тридцать минут заканчивала лекцию заезженной фразой: «Пойми, это же просто кот!»
Хотя Лёка не признавалась в этом даже самой себе, в тайных и малоизведанных глубинах души она была убеждена, что Пафнутий не просто кот и что появился он в её жизни не случайно. Лёка, кажется, верила в то, что это её ангел-хранитель спустился с небес в образе кота с какой-то вполне конкретной целью. Иногда ей хотелось поделиться этой мыслью с Таткой, но, представив, как подруга безапелляционно крутит пальцем у виска, она отказывалась от этой идеи, по привычке стараясь избегать негативных эмоций.
Через день Лёка возила Пафнутия в клинику, где ему ставили капельницу. Врачи не давали позитивных прогнозов, но Лёка надежды не теряла. Пафнутию вроде даже стало лучше, он уже мог сам есть из миски и пытался передвигаться, волоча задние лапы. Глядя на то, как он борется за жизнь, Лёка не могла сдержать слёз – она так и не простила себе, что опоздала с помощью.
В одно из посещений к Лёке подошёл незнакомый мужчина:
- Девушка, простите за беспокойство, как себя чувствует ваш кот?
Лёка внимательно посмотрела на него. Мужчина и мужчина, ничего выдающегося. Плюс-минус Лёкин ровесник, средний рост, шатен. Притягивали к себе его глаза – карие с жёлтым ободком. Было в них столько тепла и, как показалось Лёке, уюта, что отшивать его не хотелось.
- Откуда вы знаете?
- Я был здесь, когда вашего кота оперировали, и даже подходил к вам, но вы тогда на внешние раздражители не реагировали. Мне потом сестра рассказала его историю – она здесь кардиологом работает.
- Спасибо, ему немного лучше, но травмы очень серьёзные. Мы стараемся.
Лёку позвали в кабинет, а когда она вышла с Пафнутием на руках, мужчина всё ещё стоял в коридоре.
- И как зовут это великолепное создание природы?
- Его зовут Пафнутий, - ответила Лёка.
- Забавно, у меня дед был Пафнутий, - сказал мужчина. – Так что отец мой Пафнутич.
- То отец, - невольно улыбнулась Лёка. – Вы же не Пафнутич.
- Я – нет, - подтвердил собеседник.
- Ну тогда я так и буду к вам обращаться – Непафнутич, - с чувством юмора у Лёки всё было в порядке.
- Ой, простите, - спохватился Непафнутич. – Павел Сергеевич Крылов. Можно просто Паша.
- Елена, - коротко представилась Лёка и вдруг неожиданно для самой себя добавила: - Можно просто Лёка.
Лёкой она была только для самых близких. Никому из прежних закрытых и незакрытых гештальтов не было дозволено называть её этим именем. Но сдавать назад было уже поздно, и Лёка подумала, что в конце концов это всего лишь случайное знакомство и вылетевшие помимо воли слова большого значения не имеют.
Однако тут-то Лёка ошиблась. Паша-Непафнутич, по всем признакам, привык брать быка за рога. На этот раз быком оказалась Лёка. Впрочем, она и не возражала. Он звонил ей, часто заходил в клинику, когда она приносила Пафнутия, и потом провожал их до дома. Больше всего Лёку удивляло, что Пафнутий, к чужим относившийся насторожённо, позволял Непафнутичу брать его на руки и нести до подъезда. Дальше подъезда Лёка Непафнутича не приглашала, хотя общаться с ним ей было легко и интересно. Кроме обнаружившихся общих пристрастий – книги, путешествия, музыка - Лёку подкупало в нём грамотное владение русским языком и знание английского. Лёка всегда была уверена, что изучение иностранных языков расширяет кругозор и положительно влияет на гибкость мышления, поэтому знание иностранного языка давало потенциальному претенденту лишнее очко по сравнению с тем, кто кроме вынесенных из школьного курса фраз «май нейм из Вася» и «ай лив ин Москоу» ничем поразить Лёкино воображение не мог.
Незадолго до майских праздников Непафнутич позвонил Лёке и пригласил её к себе на дачу.
- Не отказывайтесь, Лёка. Погоду обещают хорошую, отдохнёте, развеетесь…
- А как же Пафнутий? – испугалась Лёка. Состояние кота её беспокоило. Врачи говорили, что ремиссия, скорее всего, будет кратковременной. Рентген показал, что кости срастаются неправильно, а повторной операции организм не выдержит. Серьёзные повреждения внутренних органов почти не оставляли надежды на выздоровление. К тому же после праздников Лёке нужно было выходить на работу – тянуть время дольше возможности уже не было.
- Пафнутия мы возьмём с собой, - твёрдо заявил Непафнутич. – Ему полезно побыть на свежем воздухе.
Пафнутий, понимая, что речь идёт о нём, не сводил с Лёки янтарного взгляда. Похоже, он хотел, чтобы она согласилась. Лёка же, осознавая все последствия такого согласия, почему-то сомневалась.
- Мне надо подумать, - сказала она и позвонила Татке.
- Что тут думать? – возмутилась та. – Не понимаю, чего тебе ещё надо. Такого мужика оторвала! Другого шанса может и не быть.
- Это меня и смущает, - призналась Лёка. – Слишком уж он положительный. Да и о нём самом я почти ничего не знаю. Вдруг он сто лет как женат, просто с женой поссорился…
- Ты что, до сих пор его об этом не спросила?! – Татка буквально задохнулась от возмущения. – Тем более надо ехать, там всё и выяснишь.
Участок был большой, старый, но не запущенный. Перед просторным двухэтажным домом росли аккуратные пихты и туи. Стояла не по сезону тёплая погода, и уже начинала пробиваться трава. Кое-где цвели нарциссы и гиацинты. Завязались цветы и на старых яблонях с грушами.
- Здесь родители летом живут, - объяснил Непафнутич. – Скоро я их перевезу, тогда и вас с ними познакомлю.
Момент был благоприятный, и Лёка, собравшись с духом, задала животрепещущий вопрос.
- А я всё думал, когда вы спросите, - необидно рассмеялся Непафнутич. – Был я женат. Целых шесть лет. Разбежались мы – как говорят, характерами не сошлись. Детей не родили, так уж получилось. Она второй раз замуж вышла, на Кипре с мужем живёт, у него там бизнес. Дочка у них.
Пафнутию постелили одеяло на травке, и он нежился на солнышке, щуря янтарные глаза и раскинув в разные стороны больные лапы. Вид у него был абсолютно счастливый. По всему было заметно, что он одобряет и Непафнутича, и его дачу, и шашлыки, которые с аппетитом уплетала Лёка, и тёплую погоду. Лёка впервые за много дней успокоилась, развеселилась, с удовольствием поиграла с Непафнутичем в бадминтон и даже подумала, что врачи, возможно, ошибаются – могут же они ошибаться – и Пафнутий скоро поправится. Даже если будет хромать, не страшно. Вон он какой довольный!
Засыпая на надёжном мужском плече, Лёка успела подумать, что всё-таки Пафнутий и есть её ангел-хранитель, ведь это благодаря ему сейчас ей так хорошо и уютно. Для других мыслей сил уже не осталось, и Лёка погрузилась в сладкий сон.
А утром Пафнутия не стало.
Он лежал на одеяле, вытянувшись в какой-то неестественной позе. Янтарные глаза были чуть приоткрыты, как будто он и сейчас не хотел оставлять Лёку без присмотра.
Разбуженный Лёкиными всхлипами Непафнутич, врубившись в ситуацию, сел на пол рядом с Лёкой и крепко обнял её за плечи. От этого молчаливого сочувствия Лёка разрыдалась ещё сильней.
- Ты сделала для него всё, что могла, - Непафнутич погладил её по голове. – Посиди с ним, я приготовлю кофе.
Пафнутия похоронили в лесу под большой разлапистой елью. Непафнутич приволок откуда-то кусок бетонной плиты и положил сверху.
- Спасибо тебе за всё, - попрощалась с Пафнутием Лёка. – Я буду тебя навещать.
Когда Непафнутич привёз зарёванную Лёку домой, она не захотела, чтобы он поднимался к ней.
- Мне надо побыть одной. Не обижайся.
Непафнутич не обиделся, чмокнул её в щёку и уехал.
Квартира показалась Лёке непривычно пустой, и она снова расплакалась.
- Не реви, рожа распухнет, - пригрозила Татка.
- У-у-уже распухла, - сквозь слёзы промямлила Лёка.
- Вот и успокойся. Ты сделала для него всё, что могла.
- Как вы не понимаете! - взорвалась Лёка. – Я не сделала всё, что могла. Я не пошла искать его тогда вечером, а его, может быть, удалось бы спасти!
На другом конце беспроводной связи Татка пожала плечами:
- Прими ситуацию, - произнесла она назидательным маминым тоном, - а то ты никогда не закроешь этот гештальт.
Поддержка пришла с самой неожиданной стороны. Вместо долгих психологических разглагольствований мама задумчиво посмотрела на дочь и тихо сказала:
- А помнишь, бабушка говорила, что кошки не умирают, а уходят на радугу?
И Лёка вспомнила. Она действительно слышала эту фразу от бабушки, когда была маленькой. Бабушка, женщина простая, но мудрая той правильной житейской мудростью, которая приходит с годами и с истинной верой, всегда умела в критический момент подобрать нужные слова. Вот и сейчас Лёке почему-то стало легче. На стене мрачно хмурился невостребованный Зигмунд.
Через пару недель Непафнутич повёз Лёку знакомиться с родителями. После официальной части она сразу же поспешила в лес. Боль утраты уже притупилась, осталась тихая грусть и добрая память. Лёка смахнула слезу и погрузилась в воспоминания.
Неслышно подошёл Непафнутич и присел рядом на поваленный ствол. Так они и сидели молча, думая каждый о своём. После недавнего дождя на небе появилась яркая радуга, и оттуда, с этой радуги, смотрел на них янтарноглазый кот Пафнутий британской породы, выполнивший на земле кем-то назначенную ему миссию и закрывший свой последний гештальт. Психология ведь и котам не чужда, а вы как считаете?
Свидетельство о публикации №225051300671