Рудракша в Варанаси

Утренний свет робко пробирался сквозь пыльные занавески небольшой комнаты на узкой улице Варанаси. Здесь, среди тесных домов и переплетающихся улочек, старый брамин Говинд держал свою лавку, наполненную древними амулетами, благовониями и, конечно, рудракшей. Казалось, что сам воздух здесь пропитан чем-то вечным — запахами сандала, мантрами паломников, влажным дыханием Ганги.

Говинд был человеком молчаливым и всегда смотрел на покупателей с той мудростью, которая приходит с годами, но никто толком не знал, сколько ему лет. Лавка его, хоть и не блистала богатыми убранствами, имела свою ауру притяжения. Говорили, что рудракша, купленная здесь, несла в себе особую силу, очищая не только карму, но и саму душу.

Однажды ранним утром, когда на ступенях Раджа гхата ещё горели масляные лампады, в лавку вошёл человек, в котором чувствовалась внутренняя боль и некая неприкаянность. На нём была белая льняная курта, вся покрытая дорожной пылью, а в глазах — тоска и гнетущая безысходность. Он молча посмотрел на витрину, где лежали чётки из рудракши, и после долгой паузы на ломанном английском сказал:

— Мне нужна рудракша… настоящая.

Говинд не ответил сразу, он внимательно посмотрел на мужчину и будто почувствовал его внутреннее смятение. Брамин провёл рукой по деревянной полке, задержавшись на одной из бусин — панчамукхе (пятиликая), что символизировала Шиву, господина пяти элементов и органов чувств.

— Тот, кто ищет рудракшу, ищет не бусину, а себя, — тихо произнёс он.

Гость слабо улыбнулся и тяжело опустился на деревянную скамью.

— Меня зовут Алексей. Я приехал из России. Говорят, рудракша помогает… а мне нужна помощь, — слова его были более внятными, но в голосе звучала безнадежность.

Говинд молча передал ему одну бусину пятиликой рудракши, и Алексей сжал её в ладони. Сухая, прохладная поверхность казалась ему живой, дышащей. Он закрыл глаза, вспоминая долгие вечера у больничной койки своей жены, её слабый голос и несбывшиеся надежды на спасение. Она всегда говорила, что хочет однажды увидеть Варанаси, но так и не смогла. Он приехал сюда один, не зная зачем.

— Рудракша несёт в себе память Вселенной, — продолжил Говинд. — Но она не исцелит, если сердце закрыто.

Алексей посмотрел на него с отчаянием.

— А если моё сердце разбито?

Брамин покачал головой:

— Тогда рудракша поможет собрать его заново. Но тебе придётся отпустить то, что уже было.

Алексей бродил по узким улочкам Варанаси, сжимая рудракшу в руке. Он прошёл мимо пылающих костров Маникарника-гхата, где смерть была столь же естественна, как и жизнь. Он смотрел на паломников, что с верой в сердце погружались в воды Ганги, надеясь смыть с себя грехи, но не мог решиться сделать это сам.

На следующий день он вернулся в лавку Говинда.

— Скажите… почему мне кажется, что я здесь уже был? — спросил он, и в его голосе прозвучала нотка смятения.

Говинд улыбнулся, как улыбаются те, кто уже познал тайны времени.

— Мы все приходим сюда вновь и вновь. Варанаси — это не просто место. Это память, воплощённая в камне.

Алексей вдруг ощутил, как что-то внутри него меняется. Он вдруг внезапно сел, сжал рудракшу в ладони, закрыл глаза и почувствовал — как её энергия теплым потоком потекла сквозь него, напоминая о чём-то древнем, забытом, но родном.

Прошло несколько недель. Алексей не спешил уезжать. Он стал сидеть у Ганги, смотреть на восходящее солнце и шёпотом читать мантры, которые слышал от браминов. Боль внутри постепенно отступала, как отлив уходит за горизонт. Он понял, что не сможет вернуть жену, но, возможно, сможет научиться жить с памятью о ней.

Однажды, перед самым отъездом, он снова зашёл в лавку. На этот раз его глаза были спокойны.

— Спасибо, — просто сказал он, протягивая Говинду деньги.

Брамин принял их, но, когда Алексей вышел за порог, положил несколько монет обратно в коробочку для подаяний у входа. Деньги не имели значения — рудракша уже нашла своего хозяина.

Алексей сел на ступени Раджа гхата и глубоко всматриваясь в мерцающую гладь Ганги впервые за долгое время ощутил тепло и покой на душе. Он завязал рудракшу на правом запястье и почувствовал, что его сердце, пусть и с шрамами, но вновь жаждет любви и жизни .

Где-то вдалеке раздался голос молитвы, и Алексей улыбнулся.

С уважением, Благомир.