Чорное море

- Тетя Ира, почему люди никак не договорятся о единой точке зрения на историю? – Верка не сидится на месте.
- А зачем? – Ирина Васильевна в своем амплуа.
- Опять вопросом на вопрос? Так нельзя! - Верка где-то про это прочитала.
- Кому нельзя? Почему нельзя? Кто ты такая? – Ирина Васильевна отвечала раздраженно. – Ты спросила так, как сочла нужным, я отвечаю так, как сочту нужным. Не нравится?
- Небось, другим, так смело не отвечаете, а махонькой Верке можно?
- Раз ты задаешь мне вопросы, значит, ты самая храбрая, - Ирина Васильевна посмотрела на махонькую Верку.
- Если бы люди думали одинаково, они бы не ссорились и не воевали. Почему люди не воюют, что дважды два четыре? Почему историю не сделают как дважды два четыре? – Верка долго думала над этим парадоксом.
- Чтобы люди думали одинаково, наверное, надо, чтобы они и жили одинаково? – Ирина Васильевна щелкала парадоксы как орешки. – Кто хочет заставить всех думать "как надо"? Власть? – Согласна, если буду иметь столько же денег, яхт, дворцов и возможностей. Равняемся на лучших воров?
- Тетя Ира, какая вы хитрая.
- Лучше быть хитрой, чем дурой. Кто проводит исторические нарративы в народные массы? Историки, академики, ученые, философы?
- Власть, а чё?
- То есть, тупые и необразованные люди учат тебя истории? А народ – это историки, или такие же дебилы, как и власть?
- Такие же, - тут Верка была согласна.
- Спроси себя, деточка, зачем им это нужно? – Ирина Васильевна сделала глубокий вдох. – Почему людям так важно, чтобы другие думали как они? Почему они не хотят думать как те, которых они хотят заставить думать, как они? - Потому что, когда пассажиры едут в автобусе, они могут думать как угодно, а когда пассажиры толкают автобус, в котором сидит пахан с бандой, они должны думать одинаково. Это две принципиально разные концепции состояния и развития общества. Аб ово, как сказал бы наш профессор Евпатий.
- Я читала разные противоположные мнения про исторические события и каждое было убедительным. Как выбрать самое правильное?
- Дядя Евпатий тебе ясно сказал, что история – это не математика, а психология. Ты выбираешь то, что тебе нравится, а твое "нравится" зависит от твоего социального статуса, кошелька, перспектив и телевизора.
- А если абстрактно, кто из историков прав? – Верке хотелось жить по правде.
- Никто. У каждого своя правда. Ты не можешь жить чужой правдой. Создай свою, пусть даже она будет один в один с другой, но она будет только твоя. Ты сама будешь ей манипулировать.
- Непонятно как-то, - Верка пыталась понять. – Получается, что мы правы, что напали на Украину, а Украина права, что мы - военные преступники?
- Угу.
- И еще. Почему, вы сначала выступали за Украину, а теперь не против, если на ее месте будет второе чорное море? Из предательши стали патриоткой? Ветер сменился? Вам предложили тридцать сребреников?
- Деточка, ты все время блуждаешь в следствиях, а не в причинах.
- Вы говорите, а я блуждаю? – Верка ощетинилась. – Тогда выражайтесь, тетя Ира, яснее.
- У тебя, со временем, сформируются основные краеугольные камни мировоззрения, принципов, личности, поведения и так далее. Они будут отражать твое душевное состояние, психическое равновесие. Краеугольные камни – это твоя защита, защита твоей глубинной сущности. Вокруг них может быть всевозможная мозаика мнений, гипотез, поступков, жизненных ситуаций, которые будут решаться как угодно, лишь бы не разрушить саму себя, твои столпы, через которые проходит энергия твоей жизни. И мозаика тоже твоя защита.
- Тетя Ира, пожалуйста, попроще. И покороче.
- Когда началась война, я была, как и многие на стороне Украины. За то, чтобы все захватчики были уничтожены, миллион, два, три, сто – потому что это преступление, и оно должно быть наказано. Но эта позиция не означала, что я против своей страны, я была и есть против банды, которая развязала эту войну. Не важно, кто был виноват, важно кто первый начал – тот и преступник. Я никогда не была за Украину, потому что победить захватчиков – это одно, это правильно, а победить Россию – это другое. Принципиальные вещи остаются принципиальными.

Но прошло два года войны и постепенно выяснилось, что тот триггер "разбить захватчиков", который я всецело поддерживала и поддерживаю, отошел на задний план, а на первый вышел триггер - победить и пограбить Россию. Я за Украину в контексте разбить захватчиков, и враг Украины в контексте – разбить, победить и пограбить Россию. Учитывая, что первый триггер, практически сошел на нет, то остается - второе чорное море. Логично?
- Но тогда победит преступная банда?
- Из двух зол выбирают меньшее.
- Хотите сказать, что Россия – это не ее власть? Москва не Россия? А как же девяносто процентов населения готовых задницу лизать режиму?
- Ты права, деточка, девяносто процентов – быдло. Но у него есть уважительная причина – оно всегда было таким. До царя, при царе, после царя, при Советах, после Советов. Это данность, как если бы мы наблюдали за обезьянами в клетке.
- Тетя Ира, вам трудно жить среди нас, обезьян? – Верка посочувствовала. – Вас никто не держит. Не нравится, уезжайте.
- С радостью бы. Но везде одно и то же. Американские обезьяны, немецкие, британские, французские, китайские, итальянские, черномазые обезьяны.
- Последние – это масло масляное, тавтология, - Верка недавно сдала ЕГЭ. – Запишитесь в оппозиционеры, чтоб так сильно из-за нас не страдать.
- Это мой крест, - высокопарно произнесла Ирина Васильевна. – Кроме того, оппозиционеры – это даже среди обезьян самые дегенератистые обезьяны.
- Как же вы терпите меня, обезьянку? – Верка продолжала сочувствовать. - Столуетесь у нас и не гнушаетесь? Или голод не тетка?
- Поживи с моё и не то еще запоешь.
- С властью дружить не хочете, в оппозиции - обезьяны, за постой не платите и все кругом виноваты?
- Ты идеально сформулировало мое кредо. Безупречно! – Ирина Васильевна перестала жевать карамельку и зааплодировала. – У меня была возможность наблюдать за режимом и оппозицией с самого начала. Там ничего не изменилось. Те же самые люди, что были тридцать лет назад, что с той, что с другой стороны. Ни одного постороннего человека за тридцать лет. Как один кусок дерьма, из которого не вычленить ни режим, ни оппозицию.
- Профессор и генерал создадут новый кусок из того же самого? У них планов на десять наполеонов. А что скажете про украинского буревестника Ар…ча?
- Корчит из себя сверхциника, полагая, что так он будет лучше понят своими хитрожопыми хохлами. В этом его ошибка.
- В чем?
- Слишком много говорит правильных вещей. Слишком. Украинцы на его фоне чувствуют себя дураками и мерзавцами. Кому это приятно? Ты хотела бы, чтобы тобой рулила Мария Магдалена? – Ирина Васильевна посмотрела в красный угол. - Из паранджи не будешь вылезать, сухариками питаться, никакого секса кроме любви ко всему сущему.
Люди хотят видеть в политиках подонков, моральных уродов, тупых, которые притворяются хорошими, чтобы на их фоне выглядеть значимо, с чувством национальной гордости. Им не нужны умники типа Ар…ча. Он же их работать заставит.
- А генерал с профессором?
- Все они тридцать лет – кусок одного теста. Говорят и делают только то, что ведет к власти или сохраняет власть. Ничего нового. Если для прихода к власти нужно будет уничтожить режим – они его уничтожат. Не для тебя или меня, а для себя родимых. Если для удержания власти надо будет допустить некие вольности и хартии - берите. А если положить сто миллионов – глазом не моргнут. Всё то же самое.
- И вас это устраивает?
- Мне плевать. Хочешь понять Историю? Это непрерывная временная цепочка причин и следствий. Каждое звено или блок цепи - следствие и отрицание предыдущих, и причина следующих. Каждое звено может быть как причиной, так и следствием. Горе-историки типа Сувор...ва, Солон...на выдергивают фрагменты из цепочки и создают свои сногсшибательные версии событий. Главное словить хайп и бабло. Невежи и лжецы.
Есть исторический процесс, который никто не может изменить или остановить, потому что инструмент Истории не теории и гипотезы, не личности, не планы, не законы физики и механики, не власть, а смерть с косой. Смерть движет миром, вселенной, планетами. Смерть бессмертна. Она основа и источник всего сущего. Оттуда пришли мы в эту жизнь.
- А бог?
- Бог есть смерть. Страх смерти рождает веру в бога. Бог как бы посредник между жизнью и смертью. В этой обертке смерть воспринимается не так страшно.
- Если мы пришли оттуда, почему боимся вернуться? Мы пришли из черной дыры?
- Откуда знаешь?
- Панночка сказала, - Верка вспомнила панночку. – Значит, война никогда не закончится? Миллион, как корова языком слизала. Вклады, труп в холодильнике. Мир сошел с ума? Почему нас хотят победить?
- Если ты сядешь в карусель, то у тебя закружится голова. Выйти сможешь только, когда хозяин остановит вращение, – Ирина Васильевна перешла на притчи во языцех. – Народишко расейский нынче кружится в этой карусели – кто плачет, кто смеется, кто буянит, а остановить некому. Конечно, он не тупой, наш народишко, все знает, но дурнем прикидываться - жизнь научила. Давеча письмо получила от подруги. Переживает, что деньги пропадут, что всю жизнь копила. Про заморозку знаешь? - спрашиваю. Все знаю, отвечает, а что делать не знаю. Если заберу, то дома будут лежать и инфляция съест, а так хоть… Неужели нас снова ограбят?
- Мне бы ее заботы, - Верка представила, что бы она сделала с этими деньгами. Поехала бы в райцентр, в Пятерочке купила бы мороженое. И не было бы ее счастливее на свете…
- Забери вклад из банка, говорю, купи доллары, и пусть лежат дома два года. Тогда ничего не потеряешь и даже немного выиграешь. А она – сосед говорит, что доллар рухнет. Не посмеют нас обворовать. Он же такой хороший… В телевизоре. И проценты жалко терять.
- Кто хороший? – Верка спустилась на землю.
- Вот такой у нас народ. Все знает лучше нас. А разводят на мякине. Миллион, говоришь? Последние годы перед войной избыточная смертность по полмиллиона-миллион в год была. Избыточная, значит, вызванная внешними причинами, типа эпидемиями, войнами. Без всякой войны страна теряла в два раза больше людей, чем за такое же время на войне. Три года войны и тридцать лет режима. Сравни общие потери. Ты что-нибудь заметила? – обратилась Ирина Васильевна к Марии Магдалене в красном углу. – У нас мирное время по потерям живой силы хуже, чем война в два раза.
- Поэтому народ ликует? – догадалась Верка.
- А то.