Бойкот

Я был в супермаркете, когда это началось. Одним глазом выбирал себе кефир, а другим - смотрел новости на большой панели под потолком. Вдруг диктор с извиняющимися глазами резко замолчал, и как-то странно посмотрел на телезрителей. В этом взгляде было много всего: и обида и презрение и отвержение и боль. Больше он ни о чем не сообщил, только смотрел в сторону.
 А в супермаркете в это время начался апокалипсис потребителей. Все кроме меня побросали свои корзинки на пол и с высоко поднятыми подбородками пошли к выходу. Все они как-то странно выпрямились, никто ничего не говорил. Они просто ушли, оставив свои еще невыкупленные продукты лежать в беспорядке на холодной плитке.
Но я-то от своего кефира и хачапури с сыром отказываться не собирался. Однако, когда я собрался расплатиться, девушка на кассе на меня даже не посмотрела, наоборот, она специально отвернулась так, чтобы меня не видеть.
- Девушка пробейте мои покупки, пожалуйста.
Но она так ничего и не сделала, а только еще сильнее сжала зубы, и принялась  напряженно ждать, когда я уйду. Я оставил деньги на прилавке и вышел из магазина.
Люди шли мне навстречу с каменными лицами, поодиночке.
Я зашел в пустой автобус. Никто не собирался в нем ехать, даже те, кому надо было попасть куда-то далеко по этому маршруту, предпочитали гордый путь пешком.
Но я не собирался добираться до вокзала своим ходом. Поэтому сел в автобус и стал ждать. Водитель, увидев меня, с важным видом вышел из свой кабины наружу и демонстративно хлопнул дверью. А я продолжал смотреть в окно на странных людей на улице. Через какое-то время водитель автобуса подошел к моему окну, но я быстро наклонился, и он, видимо,  решив, что избавился от меня, снова сел за руль и тронулся. Когда я перестал прятаться и выглянул из-за сидения, водитель заметил меня и тут же остановил автобус. Дальше пришлось идти пешком.
В магазины больше никто не заходил. И, судя по всему, хозяев и продавцов это только радовало. Многие торговцы повесили на дверях таблички «Закрыто», и это произошло в самый разгар рабочего дня. Пешеходы еще могли дистанцироваться друг от друга каким-то образом на тротуарах. Труднее было автолюбителям: никто никого не пропускал, из-за чего образовались пробки. Но люди гордо сидели в своих машинах, не желая ни уступать, ни выходить наружу, даже ругаться они не хотели, потому что это было ниже их достоинства.
Я пробовал звонить своим родственникам и друзьям, но они либо не брали трубки, либо только в них сопели.
Так я прошел кварталов пять или шесть, и картина всеобщего бойкота не изменилась. Срезая некоторые участки пути, и проходя дворами, я заметил, что теперь и собаки мало отличались от кошек своим поведением. В одном из дворов я встретил нормального человека рядом с надменной овчаркой на поводке. Тот пытался ей, что-то объяснить, но собака только презрительно воротила нос в сторону.
- Что происходит? Что случилось с людьми, вы не знаете? – спросил я у него.
- А что случилось с людьми? – ответил он вопросом.
- Но разве вы не видите? Никто ни с кем не разговаривает.
- Не понимаю, о чем вы. Мы же с вами разговариваем.
- Да, но все остальные люди…
Но тут и он резко замкнулся, весь напрягся и, не ответив, ушел.
Через час я добрался до железнодорожного вокзала. Очередей в билетные кассы не было, все считали ниже своего достоинства в них стоять. Но и купить билет у меня не получилось, ибо хмурая кассирша только смотрела сквозь меня и делала вид, что меня не слышит.
Пришлось сесть на свой поезд без билета, хорошо, что проводник попался аутичный. В вагоне кроме меня никого не было. Поезд, к счастью, тронулся и даже стучал колесами всю ночь, но под утро он остановился в диком поле и через пару часов я понял, что двигаться дальше машинист не собирается. Когда я заглянул к нему в кабину, тот читал Ницше, а на мои вопросы, ясное дело, он не ответил.
Пришлось добираться до города, цели моего пути, своими силами. Ночевал я в лесу, так как ни в одной из попавшихся мне деревень никто не открыл мне дверь. И в этом лесу не было слышно пения птиц, а насекомые двигались как-то иначе. Из зверей я заметил только белку на дереве, и вид у нее был весьма высокомерный.
Голодный и грязный через два дня пути я добрался, наконец, до нужного мне города. Там тоже все были такими же унылыми и неразговорчивыми. Уже не так легко было отыскать открытый магазин, но я все-таки нашел такой, и, оставив деньги безмолвному, неподвижному кассиру, набрал себе полный рюкзак продуктов. Там же я сменил одежду, а затем направился к цели своего грустного путешествия. До нее оставалось дойти дюжину кварталов.
Однако люди уже не казались такими гордыми и надменными, а их попытки выглядеть таковыми придавали им еще более жалкий вид. Скорее всего, это было связано с тем, что многие из них были голодны. Подумать страшно, что происходило внутри домов, мимо которых я проходил.  Как люди там жили в этих клетках в своем теперешнем состоянии, как умывались, как питались, как спали?
К вечеру я добрался до нужного мне дома. Поднялся на лифте на четырнадцатый этаж.  Позвонил в дверь. Конечно же, она мне не открыла, только посмотрела в глазок и все. Хорошо было то, что я взял свои ключи, а она не успела заменить замок. Когда я вошел,  то обнаружил ее задумчиво стоящей у почти пустого открытого холодильника. Телевизор в гостиной был включен, а изможденный диктор на экране продолжал молча смотреть куда-то в угол.
Мне хотелось сказать ей, что я принес продукты, и теперь она не будет голодать. Хотел попросить у нее прощения и посмеяться над тем, из-за какой глупости мы с ней поссорились и не разговаривали уже несколько лет.
Хотел, но уже не мог разжать свои губы.

17 сент, 2015