Синус - косинус

На фото: Москва. Школа №271, 7 "Б" класс. 

                Синус - косинус
                этюд

    Ребятня из Останкино - и мелюзга, и старшеклассники, чтобы дойти до своей школы № 271 надо было миновать два особых участка. Один из которых назывался "Первомайка", а второй "Казанка". Участок справа от дороги предназначался для Академии наук, для столичной элиты и был красиво назван в честь "Первого мая"- праздника всех пролетариев, всех трудящихся на земле. Это были пара десятков финских домиков, нарядно  построенных и светло окрашенных. К тому же огороженных высоким чугунным забором и плотно обсаженным кустами колючего  боярышника. За забором жила элита. И оттуда то и дело доносились удары по теннисным и волейбольным мячам. И доступа туда простому люду не было.
    А если идти по дороге дальше, то по левую сторону надо было пройти мимо другого участка, мимо Казанки. В те годы (индустриализации СССР) люд нищий, люд худородный и даже безродный попёр за лучшей долей из сёл в города и прочие  новостройки коммунизма... По всей стране стали, как грибы, расти вокруг городов барачные самовольные поселения: Нахаловки, Пыталовки, Ненашевки, Незнанки, Завираловки... Вот и Москву опоясали такие "Нахаловки". И у нас в Останкино на пути к моей школе появилась такая Чёрная Казанка. Преступный мир бараков из тёмных брёвен, был опасен для прохожих. Юные хозяева Казанки часто лупили наших Останкинских. Могли порой даже отнять и портфель, и мешочки с чернильницей - непроливайкой или сменной обувью для физкультуры. Мы казанских очень боялись. Все дети там были из семей тюремщиков, в прошлом сидельцев, в настоящем или же в будущем. Казанка жила по своим строгим нормам и понятиям.
    Но однажды вдруг всё изменилось. По новому закону Министерства Образования объединили школы мужские и женские. И в нашем классе появились мальчишки, в том числе и из Казанки. И главный из них был Лёнька Цимбал, сын главного казанского авторитета, который уже отсидел своё где-то под Казанью и считался  наставником всей Казанки. Сидел Лёнька на задней парте, поскольку был очень высок и плохо учился, был двоечником, метил во второгодники. А это портило всю картину успеваемости нашей школы. И в дирекции было придумано "прикреплять" отличников и ударников к отстающим. Попарно. Вот и меня без спросу "прикрепили" к этому самому отстающему Цимбалу, надо было его подтянуть хотя бы к концу четверти. Таким образом, я и оказалась в самом эпицентре этой опасной Казанки, на втором этаже тёмного убогого барака для лимиты.
      На кухне без двери под потолком слабо светит в сырой духоте одинокая лампочка. Под крышками мисок что-то булькает - хозяйки варят ужин. Керосинки горят тихо и даже уютно - в их крошках-окошках еле теплятся огоньки. На кухонных столах тут и там, синим пламенем шипят-гудят примусы. По потному стеклу высокого единственного окна ползут мокрые дорожки "слёз". А мы с Лёнькой, я кудрявая отличница, в наглаженной школьной формочке, в чёрном нарядном фартучке и, он, востроносый хулиганистый двоечник, занимаемся в углу на кухонном столе тригонометрией. (У него в комнате нельзя и негде, полно народу - детская беготня, крики, плач). А мы на кухне вдвоём уткнулись носами в школьные тетрадки, в учебники, разложенные на изрезанной рваной клеёнке. И Лёнька, на фоне барачных шумов, вяло твердит мне шёпотом: "А если, к примеру, мы берём косинус...или нет...Возьмём, например, тангенс угла..." В кухню, то и дело с любопытством заглядывают соседки. Порой, прислушиваясь к учёным словам, что-то мешают ложками в своих кастрюлях. И густые столбы пара - горячего, съестного - тотчас вздымаются к потолку. А я, тоже тихим шёпотом, исправляю Лёньку: "Ну смотри же, смотри... Тут же не косинус, а синус. Синус, понимаешь, синус...". Иногда посреди нашего занятия за окном со двора доносится мальчишеский крик: "Лёнька-а! Цимбаал!..Выходи-и!.." Это дружки зовут его на какое-то "дело". Лёнька тотчас встаёт во весь свой длинный рост и в два шага отходит к окну. А, поняв, кто и зачем зовёт, делает отмашку, мол, занят я, потом, потом. И послушно возвращается ко мне, к учебнику.
   Сперва я с опаской посещала Казанку. А потом ничего, привыкла. Даже ходила туда с некой гордостью, помахивая портфелем. Ведь я, наставница, самого Цимбала... И с тех пор, действительно, средний балл успеваемости по школе стал подрастать. Многие второгодники отменились. Вот тебе и "синус-косинус". А прохожие перестали бояться ходить по дороге мимо Казанки.
     А дальше...Как пишется в плохой прозе, "с тех пор прошли годы". И я, живя с семьёй уже не в Останкино, а в другом районе Москвы, однажды получила по почте письмо. Судя по адресу письмо было из моего издательства, а внутри конверт с Крайнего Севера из какой-то Хатанги. Там у меня знакомых вроде бы не было. Может от какого-то читателя?
 "Приветствую Вас с берегов Ледовитого океана! - прочла я первые строчки, написанные авторучкой. Недавно в Красном уголке нашей  метеорологической станции, что стоит среди льдов и снегов, я случайно наткнулся в библиотечке на книгу Ваших рассказов "Скатилось колечко". И даже с большим фотопортретом. Дочитал до конца. Но, поскольку, Вашего адреса не знаю, отправляю это письмо на адрес Издательства. Надеюсь, Вам передадут или перешлют.
  А у нас за окном полярная ночь, метёт низовая позёмка, предвестник бурана. Однако, завтра с утра ждём рейса. Должен прилететь борт, получим очередную почту, топливо, продукты. Но самое главное, прилетит новый метеоролог, мой конкретный начальник. И с этим же бортом мы отправляем почту на Большую землю, куда и отправится это письмо. Я тут работаю уже второй год. После ПТУ получил подъёмные и по распределению попал сюда. Получил и подъёмные, да и платят здесь северную надбавку. У нас здесь всё есть и даже больше. Врать не буду, белых медведей здесь не видел, зато любопытные песцы, то и дело, на станцию забегают часто. Белые-белые, на снегу только три чёрные точки: нос и глаза.
   Порой вспоминаю нашу Казанку, жизнь в Останкино. А, увидев в библиотечке Вашу книгу, вспомнил и наши уроки на кухне.
   Когда получите это письмо, буду надеется на ответ". 
А письмо оканчивалось довольно романтично:
"Я не Пушкин, не Крылов
Не могу писать стихов.
Лишь скажу четыре слова.
Цвети, люби и будь здорова.
            Леонид Цимбал."
  Боже мой! Это же мой подопечный Лёнька Цимбал с Казанки, "Синус-косинус". Воспоминания просто нахлынули. И школьные годы, и наши занятия на кухне в том самом бараке. Ах, как же давно это было! И вот крупица того труда, оказывается не пропала.
   Я уже давно живу в другом районе Москвы, давным-давно не существует той когда-то знаменитой Казанки. Впрочем, как и элитарной Первомайки. А та дорога к школе ещё существует, как бы соединяя собой разные времена, тянется прямо от дворца графа Петра Шереметьева мимо телецентра и телебашни к Звёздному бульвару.
    Я отложила письмо и отошла к окну. Передо мной, залитая полуденным солнцем, широко раскинулась сияющая Москва XXI века. На горизонте был виден, устремлённый в небо шпиль Останкинской телебашни, где прошло моё детство и юность, где когда-то была Казанка. И я тепло и сердечно подумала, пускай мой подопечный "Синус-косинус" остаётся там, в том времени, на той самой кухне. Ведь каждому времени - свои песни. Но ответить ему всё-таки обязательно надо.