Дракон под шнурками. Главы 1-9

"Не каждый принц сияет в броне. Иногда он пахнет пылью дорог и ветром перемен."

Аннотация:
Детские мечты всегда пахнут сладостью — вареньем, медом и шоколадом. Эта история — о пути от сказки к настоящей любви: через разочарования, через принятие, через потери. О том, как однажды мы перестаем искать сияющего принца —и находим того, кто пахнет дорогой, жизнью и теплом.

Захватывающее начало

— Дракон… — она не успела вскрикнуть.
Пламя сорвалось с небес, и в одно мгновение мир погас. Миг назад его силуэт ещё стоял перед ней, вытянув руку, чтобы защитить, — и в следующий миг его уже не было. Только чёрный след на выжженной земле и лёгкий звон в ушах.
Пепел закружился в воздухе, словно хотел что-то сказать, но ветер унёс его к востоку — туда, где кончается карта и начинаются легенды.
Она стояла на коленях в центре круга пепла, не моргая, не плача. Слёзы придут позже.
Она поднимется.
И она вернёт его.
Во что бы то ни стало.
Но чтобы вернуть его, ей нужно вспомнить.
С самого начала.
С вечеров в деревне. С качающегося стула. С книги, которую ей оставила мать.


Глава 1. Когда она была ребенком

Летние вечера в деревне тянулись длинно и медленно, словно густой, почти засахарившийся мёд в старой стеклянной банке. Солнце не спешило уходить, зацепившись за верхушки деревьев, а воздух, пропитанный запахами трав, нагретых досок веранды и выцветших под солнцем подушек, дышал мягкой, ленивой тишиной.
Она устраивалась в своём любимом углу — на старом качающемся стуле с облупившейся краской. Поджимала босые ноги под себя и медленно разворачивала на коленях любимую книгу. Мама говорила, что в детстве тоже читала эту книгу. Хотя книгой это было назвать сложно — скорее, сшитые вручную вырезки из старых газет, обрывки писем и пожелтевшие наброски, собранные кем-то с упрямством коллекционера и любовью рассказчика. Страницы шуршали, словно сухие лепестки, и каждый раз ей казалось, будто из них вылетает целый мир.

«Принц бежал по ступеням башни. Сердце колотилось, как крылья птицы в клетке. Он знал: возлюбленная — там, наверху. Каменные ступени были скользкими от инея — зима добралась сюда раньше него. Когда он распахнул тяжёлую дверь, в грудь ворвались холод и тревога. Башня была пуста. Лишь в небе, на фоне угасающего заката, мелькнул силуэт — чёрный, крылатый, уносящийся вдаль. Дракон успел. А принц — нет. Он закрыл глаза. И поклялся, что найдет её. Даже если для этого придётся пройти сквозь лёд и пламя.»

На маленьком круглом столике рядом стояла старая тарелка — потертая, с обитыми краями, на которой каждый вечер оказывались "угощения для чтения". Она любила этот ритуал — как будто вместе с героями книги отправлялась в путешествие, и еда становилась ее волшебным проводником в вымышленные страны.
Когда принц в книге скакал по раскаленным пустыням, она брала теплый, хрустящий кусочек хлеба, разламывала его пальцами и медленно подносила ко рту. Иногда она посыпала хлеб крупной солью — и тогда он хрустел, осыпаясь на губы и язык сухой, обжигающей терпкостью. В этот миг ей казалось, что она сама летит на коне вместе с принцем, чувствуя, как ветер обжигает лицо, как пыль ложится на губы, как каждое слово книги становится шагом по длинной дороге.
Когда принц отдыхал в апельсиновом саду, она тянулась к маленькому квадрату темного шоколада, который бабушка прятала в буфете "на особый случай". Шоколад был чуть подтаявшим от жары, и когда она клала его на язык, он медленно таял, оставляя во рту горечь и сладость.
Она закрывала глаза и представляла, как принц держит за руку свою принцессу, как их дыхание смешивается с запахом апельсиновых деревьев, а в груди разливается теплая тяжесть — та самая, от которой хочется тихо улыбаться.
Бывали дни, когда бабушка приносила мед в маленькой плошке. Тягучий, золотой, пахнущий цветами и травами. Она набирала его пальцем, тайком облизывая, и липкость оставалась на коже, как невидимый след. В такие моменты она думала о том, что когда-нибудь кто-то будет так же касаться ее руки — осторожно, медленно, как будто боится потерять сладость этого прикосновения.
А когда принц поднимал меч против врагов, она, замирая, тянулась к ломтику лайма, который бабушка нарезала совсем тонко, почти прозрачно. Она знала, что это будет слишком кисло, но все равно прижимала его к губам. И как только горечь и острота пронзали язык, она широко открывала глаза, чувствуя, как по телу пробегает легкий холодок страха и восторга. Это было похоже на то, как сердце замирает перед неизвестностью.
В те длинные вечера, пока солнце медленно исчезало за горизонтом, она сидела на веранде, слушала, как в траве шуршат насекомые, и мечтала о том, что однажды встретит того, кто будет для нее не выдуманной сказкой, а жизнью — настоящей, живой, теплой, со вкусом соли, меда, шоколада и легкой остроты на языке. Ветер перевернул страницу:

 «Вечер отступал перед надвигающейся ночью, но принц не терял надежды. Там, где витые решётки оплетены колючими лианами, а лунный свет скользил по битым стеклам, прятаться было попросту негде. Он обошёл оранжерею целиком, прислушиваясь к каждому шелесту, и всё сильнее чувствовал — её здесь нет.
Тогда он залез на самое высокое дерево, которое давно пробило своей кроной стеклянную крышу — и там на горизонте, где небо сливается с землёй, увидел тонкий фиолетовый столб. Свет исходил снизу, будто из земли, и уходил в небо — ровный, устойчивый, невозможный. Сигнал. Принц застыл. Его сердце отозвалось раньше рассудка: это она. Это наш сигнал — факел надежды в самой тьме.
Он не колебался. Вскочил в седло, и его конь, почувствовав решимость, сорвался в галоп. Ветер бил в лицо, пространство расступалась перед стремительным движением, и в каждом ударе копыт звучало одно-единственное слово: Там. Она там.»

Иногда бабушка теряла очки. А когда теряла — начинала слегка беспокоиться, но старалась этого не показывать. В тот день она уже заглянула в сундук, в карман фартука, под верандой и даже зачем-то в печь. Но всё было безрезультатно.
— Наверное, на самой верхней полке, — пробормотала она, глядя на высокий шкаф и уже тянулась за старым табуретом.
Девочка нахмурилась — одна ножка у табуретки покачивалась, и трещина в ней не внушала доверия.
— Давай я, — сказала она и, не дожидаясь ответа, вскарабкалась сама.
Табуретка жалобно скрипнула и резко качнулась. В следующее мгновение девочка уже лежала на полу — совсем не удивившись этому.
— Всё хорошо! — поспешила она успокоить бабушку. — Я их нашла… Словно холодный ручеёк среди палящего дня.
Очки лежали под кроватью, прямо у ножки, будто нарочно спрятались туда от всех.
Ползая под кроватью, чтобы дотянуться до очков, она вдруг заметила у самой стены — между половицами — свернутый пополам листок. Он был потемневший, с чуть загнутыми краями, словно пролежал там очень долго. Девочка вытянула его двумя пальцами и осторожно развернула. На бумаге были аккуратные стрелки и несколько строк с числами, написанными ровным, знакомым почерком. Ничего не было понятно, но бумага почему-то казалась важной.
Позже, уже на веранде, она медленно листала книгу — в поисках того, что сама не могла бы объяснить словами.
Вот! Нашла.
На одной из страниц — такие же тонкие пунктирные линии. Она приложила найденный лист — и всё стало ясно. Это была карта. Но карта чего?
Она задумалась, потом развела клейстер, как учила бабушка, и аккуратно подклеила листок. Теперь он стал частью книги.

«Очнувшись после падения, принц только теперь понял, куда его отбросила схватка. Вокруг него стояли руины — камни, когда-то державшие башни, теперь лежали вросшими в землю, покрытые мхом и трещинами. Сквозь проломы в стенах гулял ветер, свистящий, как эхо утраченных голосов. Это был замок — когда-то величественный, блистающий на склоне гор, а теперь забытый, съеденный временем и пламенем. Обломки арок торчали из земли, как сломанные рёбра павшего гиганта. Воздух был горяч, пахнул гарью и древней пылью, словно сама история здесь догорала в каменных трещинах.
Меч предательски застрял в хвосте дракона, а щит утонул в болоте ещё вчера. И сейчас — за спиной послышалось низкое, раскатистое дыхание. Близко. Совсем близко. Ещё секунда — и вихрь огня накроет его целиком…»

Она всегда закрывала книгу на самом интересном месте — там, где принц, обессиленный, стоял рядом с драконом. Она не знала, чем все закончится. Не хотела знать. Потому что в глубине души верила: ее собственная история еще впереди.
Едва она отложила книгу, как начался дождь — первые капли били по крыше. Девушка взяла книгу, поднялась и поспешила внутрь.


Глава 2. Башня. Дождь. Мальчишка. Принц

Дождь лил с самого утра. Стёкла запотели, и капли медленно скатывались вниз, словно соревновались, кто доберётся до подоконника первым. Она сидела за столом, не слушая объяснений своего учителя. Взгляд её был устремлён в окно.
Там, за мутной завесой дождя, по двору носились мальчишки —насквозь промокшие, с волосами, прилипшими ко лбу. Кто-то прыгал с крыльца в лужу, разбрасывая брызги ногами, кто-то спешно сбрасывал вещи, чтобы они не мешал бегать. Они смеялись, толкались, плескались в лужах — как будто дождь был не преградой, а свободой.
Один из них бежал чуть быстрее остальных. Черноволосый, с широкими плечами и яркой внешностью. Рубашка облепила спину, а полосатые шнурки на кедах болтались и били по лодыжкам. Он резко свернул, прыгнул в лужу, взмахнув руками, будто расправил крылья, — и в этот момент перед её внутренним взором вспыхнула сцена из книги:

«Башня поднималась ввысь, теряясь в облаках. Её стены были гладкими, как отполированный камень — ни дверей, ни окон. Только тонкие вертикальные трещины, словно следы когтей на коже великана. Принц провёл рукой по холодной поверхности. Сердце сжалось: она — там, наверху. Но как добраться? Ни лестниц, ни выступов. Башня казалась живой — дышащей, каменной, враждебной. И всё же он не мог уйти.»

А учитель, между тем, не спеша, выводил на доске оси координат. Белым мелом. Аккуратно, почти торжественно. Пространственные линии. Стрелочки. Подписи: X, Y, Z.
— Трёхмерное пространство, — сказал он, не оборачиваясь, — имеет три оси: высоту, ширину и глубину. Всё, что вы знаете, всё, что можно потрогать, существует в этих координатах.
Но представьте себе мир, где есть только две координаты: длина и ширина. Никакой высоты. Всё — плоскость. И вы в нём — кружочек или треугольник. Без объема. Без взгляда вверх.
Пауза. Даже самые беспокойные смотрели бы на доску неотрывно.
— А теперь представьте, — продолжал он, — что в этот плоский мир попадает существо из трёхмерного мира. И идёт по нему, как по карте. Видит сразу все стороны. Проходит сквозь стены. Для него нет ни преград, ни замков. Но для тех, кто живёт там — он нечто пугающее. Или чудо.

«Опустившись на камень у подножия, принц вспомнил: когда-то, ещё до начала своих странствий, он читал в библиотеке древнего монастыря о способах перемещения, не по тропам и лестницам, а — сквозь ткань мира.
Кажется, это были Хроники Ветранума. О неком колдуне, что в юности обрел власть перемещаться сквозь пространство, подчиняя себе двери, стены и расстояния. Каждый такой переход требовал плату. Какую – никто не знал. Но плата была высока.
С этими мыслями он встал. Ветер шевелил его плащ, а дождь медленно стекал по волосам. Он знал — придётся вернуться в библиотеку. В те страницы, откуда всё началось. А потом — вновь поднял глаза к вершине башни.»

Дождь усилился. Капли барабанили по стеклу. Мальчишка под деревом поднял голову. Капли стекали по его щекам. Всё слилось. Башня. Дождь. Мальчишка. Принц. Что-то внутри неё дрогнуло.
Урок подошел к концу. Но она ещё несколько секунд сидела, глядя в окно. Как будто знала — если отведёт взгляд, волшебство рассыплется.


Глава 3. Две библиотеки

Библиотека была тёплой и сухой. Воздух наполнен бумагой, клеем и временем. Она медленно проходила между стеллажами, проводя пальцами по корешкам книг, будто искала не название — ощущение. Но заголовки расплывались перед глазами, мысли блуждали, сердце всё билось. Свет стекал по стеллажам, тени казались движущимися, и всё вокруг будто замерло в ожидании. И тогда, словно кто-то открыл страницу:

«Когда-то, до похода, принц уже бывал в этом зале. Под самым куполом, среди пыли, паутины и скрипучих деревянных лестниц, где даже свет падал тускло и косо, он искал хоть какую-то зацепку — способ добраться до той, кто была так высоко.
Он перебирал свитки — один за другим. Внезапно чихнул и оступился. Лестница под ним качнулась, и принц рухнул вниз. Книги, словно ошеломлённые птицы, посыпались сверху — страницами, шелестом, веками забытых голосов. Он задыхался от пыли, но вдруг на полу, рядом с собой, заметил то, что уже почти отчаялся найти. Грубую, потемневшую от времени бумагу, исписанную неуверенной рукой. Внутри — легенда. Принц стал внимательно изучать написанное:
Когда-то в городе, давно стёртом с карт, жил мальчик, которого не интересовали ни игры, ни сладости, ни даже рассказы о принцах и драконах. Он любил другое — геометрию. С раннего детства он рисовал линии. Везде. На стенах, на песке, на замёрзших окнах. Но больше всего он любил рисовать на мостовой — когда серый камень ещё хранил в себе утреннюю прохладу, а город ещё не проснулся.
Уголь, оставшийся от печей, был его пером, а серый камень — бумагой. Он выходил с кусочком угля и, склонившись, выводил фигуры. Не просто круги и квадраты — сложные узоры, в которых линии пересекались, разворачивались, создавая тоннели, лестницы, треугольные врата и спирали, уводящие взгляд внутрь себя. Он мог рисовать целый день, пока не стемнеет. А потом… он гулял среди них.
Сначала говорили — просто ребёнок играет, воображает. Но когда особенно впечатлительные прохожие начали оступаться, завидев на мостовой нарисованные ямы, а кое-кто и вовсе врезался в стены, засмотревшись на иллюзорные проходы, — мальчика стали прогонять с главных улиц. И тогда он исчез. Надолго.
Ходили слухи, что он стал учеником алхимика. Однажды ночью жители Ветранума заметили в поле знакомые очертания — линии, светящиеся слабым синим светом. К утру фигуры исчезли, но осталась странная тишина — как будто сам город сделал шаг навстречу чему-то… непостижимому. Каждой ночью появлялись новые узоры. Скоро жители начали замечать светящиеся линии на рёбрах стен своих домов, у подножия заборов, вдоль краёв мостов. Днём они были едва заметны — а ночью изумляли, будто город начинал дышать какой-то иной геометрией.
Постепенно люди начали замечать странности. Шёл человек по мостовой — по знакомой, выверенной дороге — свернул за угол… и не вернулся. Его нашли лишь под утро — мокрого, дрожащего, сбившегося с ног, под старым каменным мостом. Он не мог объяснить, как туда попал. Только повторял, что шагал вперёд, а потом мир внезапно перекосился и он упал в воду.
Люди терялись во дворах, как будто стены менялись местами, а знакомые переулки вели в тупики. Те, кто помнил город наизусть, внезапно начинали сомневаться, что дом, в котором они родились, вообще когда-либо стоял на этом месте.
А однажды нашли… кое-что. Прямо в кирпичной стене старого винного погреба — будто кто-то пытался пройти сквозь неё всем телом. Лицо, застывшее в попытке вырваться. Ни один житель не признал в нём никого из своих. Но этого хватило.
С тех пор горожане перестали выходить днём. Ведь линии, по которым, как говорили, происходили перемещения — были видны только ночью. И лишь в темноте ещё можно было различить, где тропа, а где капкан. Страх проник в город. Люди начали уезжать — сначала семьи, потом целые улицы. И в какой-то момент Ветранум опустел. Остались только стены. И даже про стены нельзя было сказать настоящие они или нет.
Говорят, колдун натворил еще много дел. Его боялись. Но когда сила стала уходить — когда даже магия перестала слушаться — он пропал. Говорят Север принял его — ледяной, глухой, далёкий. Среди вьюг и вечных снегов он укрылся, чтобы никто не мешал ему охранять остатки знаний и защищать тайну переходов.»

Она остановилась у одного из стеллажей, наугад выбрала тонкий том в красной обложке и села на корточки. Сквозь щель между полками напротив был виден проход между рядами. Там, с другой стороны, кто-то стоял — видно было только ноги. Кеды. Пыльные, чуть сбитые на носке. И знакомые шнурки. Болтающиеся, как будто живые. Похоже кто-то только что бегал по лужам и не успел их завязать. Она замерла.
Мир вокруг сжался до этих кед. Что-то манило ее.
Она медленно поднялась, вышла в проход… Но там никого не было. Услышав звук шагов, она обернулась — кеды мелькнули за другим стеллажом. Она поспешила туда, заглянула за угол — пусто.
Похоже, он уже ушёл.
Позже она часто вспоминала загадочного владельца красных кед с чёрными шнурками. Она расспрашивала подружек, и одна из них, почесав затылок, наконец призналась: кажется, знает этого парня — он учится в Академии. Сложно сказать, была ли эта новость решающей, но вскоре девушка поступила именно туда.


Глава 4. Когда она стала старше

В Академии коридоры пахли не только летом. Солнечные лучи падали на серые плитки пола, размывая границы между залами, между людьми. В этих коридорах она чувствовала себя маленькой — хотя уже давно перестала быть ребенком.
Однажды, спеша на лекцию, она всё же на секунду остановилась у раздевалки — поправить рюкзак и перевести дыхание, когда мимо нее, почти задевая, пробежали мальчишки. От них резко пахло: смесью пота, пыли и разгоряченной кожи. Запах был внезапным, тяжелым, обжигающим. И она, сама не зная почему, отшатнулась, будто кто-то толкнул ее в грудь.
Это не был запах принца. Это был запах дракона — тяжелого, дикого, пугающего. Битва, о которой она мечтала в детстве, в реальности обрушилась на нее не подвигом и сиянием мечей, а этой тяжестью и сбивчивыми шагами в коридоре.
И в памяти сразу всплыл отрывок из книги:

«В затерянной среди туманных болот хижине, принц сидел у огня. Он был измучен. Его дорога привела к ведьме — старой, костлявой, с глазами как выцветшие пуговицы и запахом трав, плесени и чего-то гниющего. Весь воздух в хижине был густ, словно подогретый отваром: тут варилось всё — коренья, когти ворон, лягушачьи глаза. С потолка свисали пучки сушёных трав и змеиные шкуры, а на полках стояли банки, в которых плавали вещи, о которых он не хотел думать.
Принц терпеливо ждал, пока ведьма готовила настой — для силы, как она сказала. Или для памяти. Или для чего-то ещё, что уже давно перестало иметь имя. Принц сидел, сжав пальцы на коленях, морщась от запаха серы и ржавчины, и вглядывался в стеклянные сосуды, выстроившиеся вдоль стены.
И тогда его внимание привлекла колба, вся покрытая инеем, как будто в ней всё ещё жил северный ветер. Она была небольшая, с трещиной у основания, и в ней не было ничего, кроме голубоватого света, словно в ней кто-то хранил дыхание зимы. Она не испускала ни запаха, ни пара, но привлекала к себе взгляд так, как притягивает последняя звезда одинокого путника.
Он потянулся, будто случайно, будто просто опёрся рукой о край полки, и — не давая себе времени передумать — сунул колбу в сумку. Она была холодной даже сквозь ткань, как лёд, зажатый в кулаке.
Когда ведьма обернулась, он уже снова сидел, тихо, будто не двигался вовсе. Она протянула ему чашу, шепча что-то бессвязное о памяти, которую можно выпить, и о боли, которую можно развести в кипятке. Принц кивнул, выпил, и вышел, не оборачиваясь. Только в сердце его теперь дрожал холодок, не от настойки — а от той колбы, что лежала в сумке.
Он ещё не знал, зачем она ему. Но знал — это важно»

Один мальчишка пробежал особенно близко. Он был взъерошенный, с мокрыми черными волосами. на его запястье был кожаный шнурок: потертый, коричневый, перехваченный узлом, с коротким, рваным краем, будто обрывок старого браслета или талисмана. Она тогда даже не обратила на это внимания: просто случайная, ни к чему не обязывающая деталь.
…Она стояла, глядя ему вслед, и чувствовала, как на языке тает какая-то детская сладость — как если бы кусочек шоколада растаял в горьком дыму.
Этот образ мальчишки с кожаным шнурком ещё долго крутился в её голове, хотя впереди её ждал совсем другой день.


Глава 5. Съел бы свои кеды… но соуса нет

Солнце било в спину, песок под полотенцем был тёплым и рассыпчатым. Она лежала на животе, рисуя ногами в воздухе замысловатые фигуры, и читала книгу — какую-то про замки и облака или про замки в облаках:

«Принц шёл в одиночестве, и снег хрустел под ногами, как тонкое стекло. Пальцы обморожены, плащ тяжёлый от снега. Он давно не ел. Он не может победить колдуна — но, может быть, сумеет растопить заклятие…»

Страницы пахли как библиотека в дождливый день, воздух — жаром, разогретым кремом и влажной тканью. Мир казался ровным, ленивым, размеренным.
И вдруг — бух!
Мягкий удар выбил ее из мира приключений. Мяч — бело-зеленый, пахнущий песком — угодил прямо в макушку, соскользнул на книгу и скатился в приближающуюся тень.
— Ой, прости! — раздалось сверху.
Она подняла голову. Перед ней стоял мальчик - загорелый, высокий и мокрый. Волосы — густые, чёрные, сбившиеся в пряди от пота. Он нагнулся, чтобы поднять мяч. На секунду их взгляды встретились — в его глазах было солнце.
На запястье — знакомый кожаный шнурок.
И вдруг ей пришла мысль:
А может… это и есть то дыхание, что растопит заклятие?..
И тут… капля пота скатилась с его лба и упала прямо на край страницы её книги.
Он неловко улыбнулся уголком рта и тут же - будто ему нельзя было задержаться ни на секунду — убежал обратно к игре.
Слова больше не имели смысла — всё, что могло быть интересным, только что пробежало мимо, оставив свой след на странице. Её пальцы продолжали держать книгу, но взгляд уже был там, на песке. Она не могла вернуться к буквам. Всё внимание теперь было приковано к нему.
Когда он прыгал за мячом, тёмные нити волос отскакивали назад, словно запаздывая за движением. Он был как само лето — в движении, в игре, в этом солнце, в песке.
Игра продолжалась. Он всё чаще ловил на себе её взгляд — лёгкий, пристальный, как прикосновение. В какой-то момент обернулся. Увидел её. Их глаза встретились. И тогда…
— Ай! — вскрикнул он, - Волки-иголки!
Мяч, брошенный кем-то со стороны, угодил прямо в висок. Его качнуло, он не удержался, упал на колени, выставив руки вперёд. Ладони обожгло, а колено резко ударилось о что-то острое.
Галька. Откуда она здесь, на ровном песке — теперь не имело значения, удар был весьма болезненным. Он зажмурился, выругался сквозь зубы — и вдруг услышал рядом голос:
— Ты в порядке?..
Он открыл глаза. Она стояла рядом. Всё та же девушка с книгой. Только теперь в руках у неё был платок.
— Ты… наблюдала за мной? — спросил он, хрипло улыбнувшись и выпрямляясь.
— Может быть, — кивнула она, присаживаясь рядом, — но в первую очередь за мячом, чтобы он снова не прилетел в меня.
Он замолчал, позволяя ей прижать платок к колену. Её пальцы были осторожными.
— Больно?
— Нет. Все будет ровно.
Она хмыкнула, но не отстранилась.
— И часто ты спотыкаешься на ровном месте? – решила она добавить колкость в его самоуверенность.
— Ну уж прости, я старался упасть красиво.
— Ты упал прямо в мою книжку.
— Надеюсь, не испортил сюжет.
— Наоборот. — Она улыбнулась, не отрывая взгляда. — ты в него идеально вписался.
Над ними лениво плескалось небо, и солнце, устав за день, медленно скатывалось к закату. Ветер приносил запах морской соли, разогретого песка и далёкого прибоя. Он чуть подался вперёд, удивлённо, почти застенчиво.
— А кем? Принцем? Или… драконом?
— А ты кем хочешь быть?
— Тем, к кому ты подойдёшь, даже если он испачкан в песке и выглядит глупо.
— Значит… ты уже им стал.
Мальчик сидел, немного склонившись вперёд, и придерживал платок у колена. Его ладонь лежала поверх ткани.
Он поглядывал украдкой — будто боялся спугнуть этот момент. Девушка стояла рядом, чуть отвернувшись. Ветер трепал её волосы, а она, кажется, делала вид, что не замечает его взгляда. Но уголки губ предательски подрагивали — от чего-то, что ещё не стало улыбкой.
— Спасибо, похоже, кровь остановилась, — сказал он и протянул спутнице платок.
Она быстро взяла его и, приоткрыв сумку, потянулась внутрь — чтобы убрать.
И замерла.
Внутри, аккуратно сложенный, лежал ее платок. Белый, с синей полоской — такой же, как этот… но не этот. Девушка моргнула, потом посмотрела на платок в руке. Узор чуть отличался.
— Подожди… — пробормотала она. — Это… не моё?
— Так ты… украла платок?
— Тихо ты! – сказала она шепотом, - Я перепутала! Он просто лежал рядом! Я была в панике!, - но сама уже едва сдерживала улыбку.
— Как тебя зовут? – перевел тему мальчишка, понимая, что украденный платок не лучшая тема для беседы.
— Меня…

«Ночь была холодной, но ветер не проникал в подвалы замка, где колдун хранил свои сокровища. Принц пробирался по скрипучим деревянным доскам, стараясь не дышать громко. Среди запылённых сундуков, банок с костями и медных штативов, за тяжёлой, бархатной шторой, покрытой странными символами как на его браслете, он нашёл зеркало.
Старое, чуть потемневшее от времени. Его рама была вырезана из дерева, которое будто жило: тонкие переплетения корней, словно замершие в движении. Но стоило принцу приблизиться, как поверхность зеркала дрогнула — не от отражения, а от узнавания.
Внутри не было его лица. Только она.
Её глаза. Её волосы, сдвинутые за ухо. Она стояла где-то — может, в той самой башне, может, в другой жизни — и смотрела прямо на него, не зная, что её видят. Принц протянул руку затаив дыхание. Его пальцы почти коснулись стекла — и в этот миг она подняла взгляд. Не в сторону. Прямо в него. В самого него. Как будто почувствовала. В груди у него вспыхнуло знание: она жива. Она рядом.»

— А тебя? – спросила она в ответ.
— Лёва.
— Лев, значит… Герб со львом тебе точно к лицу.
Он рассмеялся — сначала тихо, потом всё громче, но не от того, что было смешно, а от того, что он часто слышит это, когда называет свое имя. Смех накатывал, как волна пока у него не заурчало в животе.
— Я с самого утра ничего не ел. Съел бы свои кеды… но соуса нет, — Лёва взглянул на лежащие рядом с ним кеды с трагическим выражением.
— У меня есть масло, — невозмутимо сказала она. — И даже хлеб с мясом. Но если ты предпочитаешь кеды — могу приготовить твои полосатые шнурки.
Он медленно повернулся к ней, притворно серьёзный:
— Ты уверена, что мясо свежее?
— Свежее, как капля утренней росы на траве.
— Тогда ладно, — он сделал вид, что убирает кеды за спину. — Оставим их на десерт. Вдруг после захочется чего-нибудь… резиново-хрустящего. Я знаю место, где мы можем перекусить, не опасаясь нападения мячей.
Они встали и пошли вдоль воды. Она шла босиком, а он нёс в руке свои мокрые кеды, легко покачивая их на шнурках. Иногда их плечи касались — то ли случайно, то ли нет. Он бросал на неё короткие взгляды — будто проверяя, не исчезла ли она.
Их следы оставались на песке рядом. Почти параллельно. И каждый шаг казался началом чего-то важного.

Солнце уже касалось горизонта, окрашивая всё вокруг в медные и розовые тона. В воздухе витал аромат водорослей, нагретого дерева и чего-то чуть-чуть ржавого — как запах времени. Впереди вырастали силуэты — тёмные, перекошенные. Старые развалины, будто выброшенные штормом: обломки деревянных свай, вросшие в песок, куски камня и металлические скобы, изогнутые, как высохшие морские звери. Когда-то здесь был док и пирс по которому ходили рыбаки и грузчики. Теперь осталась только память — кривые балки, торчащие из воды, и развалины каменного фундамента, на котором ветер всё ещё играл в прятки.
Девушка первой ступила на тёмную, гладкую плиту, обросшую мхом и морскими наростами.
— Здесь красиво…, — прошептала она.
Этот уголок пляжа казался оторванным от остального мира — тихим, особенным. Местом, где можно было быть кем угодно. Или просто собой.
Они уселись на деревянный пирс, свесив ноги над водой. Ветер гонял лёгкие волны, а под досками плескалась прозрачная зелень морской глади. Девушка раскрыла сумку, развернула ткань. Тут же вырвался аромат — простой, но такой родной: свежий чёрный хлеб, запах мяса, лёгкий след зелени и огурца.
Лёва втянул носом воздух.
— Это... это не еда. Это приглашение к новой жизни, — заявил он торжественно.
Взял один, не дожидаясь, пока она предложит. Закинул его в рот целиком, быстро и с полной решимостью.
— Подожди, ты хоть жуй… — засмеялась она.
Но Лёва уже запивал всё из бутылки — вода шипела в горле, мясо пахло праздником, а губы блестели от масла. Он глотал, как будто каждая крошка — это дар.
— Ты что, проголодался на три жизни вперёд? — спросила она.
— Нет, — выдохнул он, довольный. — Просто чужая еда, — всегда вкуснее.
Они снова рассмеялись и казалось будто знали это место всю жизнь. Волны лениво накатывались и отступали, как дыхание спящего великана.

Они уже доели и сидели молча, лениво глядя на воду. Лёва первым встал, стряхнул крошки, подошёл к краю и посмотрел в сторону дока — туда, где каменные плиты обрывались у входа в полуразвалившееся строение.
Вдалеке, за линией пляжа, он заметил приближающуюся компанию — громкие голоса, смех. Он немного поморщился, потом обернулся к девушке:
— Пойдём туда? — спросил он, кивая на старый док. — Там прохладнее. И… я внутри ни разу не был. А одному идти страшно.
Она кивнула. Они двинулись в сторону старого дока. Под ногами хрустели щепки, пол был выстлан обломками дерева, на стенах — мох, соляные потёки и царапины, оставленные временем и штормами. Между балками валялись обломки ящиков, гнилые доски, ржавые обручи от бочек, куски брезента, верёвки и обрывки ткани, то ли от старых парусов, то ли от мешков.
Неожиданно в глубине дока обнаружился узкий спуск вниз — скрытый тенью и осыпавшимися балками. Лёва огляделся, вытащил из груды мусора прямую деревянную рейку, потом поднял тряпку, запутавшуюся в кольце ржавого троса — когда-то это, возможно, было полотнище паруса.
— Сойдёт, — сказал он, и начал обматывать тряпку вокруг конца палки. — У тебя масло ещё осталось?
Когда она молча кивнула и достала бутылочку, он обильно смочил ткань и через секунду пламя вспыхнуло, освещая пол под ногами тёплым, неровным светом.
— Теперь у нас есть свет, — заявил он с торжественностью исследователя.
Они медленно начали спускаться. Стены постепенно сужались, воздух становился прохладнее. И вдруг...
— Ты это видишь?.. — шепнул он.
По стенам тянулись тонкие голубоватые линии — едва уловимые, как инеевые прожилки на стекле. Они не светились, а словно дышали — мягко пульсировали, будто улавливая некий ритм, общий с шумом прибоя.
У девушки внутри всё сжалось. В памяти всплыла страница из книги. Там были такие же линии. И был принц, который…
Лёва поскользнулся на чём-то мокром. Нога подломилась, и, теряя равновесие, он инстинктивно потянулся к стене.
— Не трогай! — крикнула она, но было уже поздно.
Он коснулся. Пальцы скользнули по стене — и его словно втянуло внутрь.
— Волки-иголки… — только и успел сказать, прежде чем исчезнуть.
Воздух вздрогнул — как после удара невидимого колокола. И снова — тишина.
Она осталась одна. Только факел на полу потрескивал, отбрасывая странные тени. Девушка приблизилась к стене, подняла факел. Голубые линии на мгновение дрогнули — будто узнали её.
— Лёва… — прошептала она. И шагнула вперёд.
Мир вокруг дёрнулся, оборвался и сменился тишиной. Только каменные стены, чуть влажные от сырости, и ощущение, будто она провалилась в глубину веков.


Глава 6. Колдун: Рецепты для уставших колдунов

Однажды глубокой ночью колдун заметил нечто странное. Сквозь густую пелену тумана, что вечно окутывала его замок, прорезался тонкий, уверенный луч света. Он был фиолетовым — цветом предостережения, цветом тех, кто умеет заглядывать за ткань мира. Свет поднимался вертикально, точно острие, врезающееся в небо, и исходил, как оказалось, из одной из дальних башен — той, что давно стояла запертой и считалась неприступной. Не тратя времени на лестницы и переходы, колдун ступил на нарисованный мелом треугольник у себя в кабинете, провёл ладонью вдоль линии и шагнул вперёд. Мир слегка содрогнулся — и он оказался в башне.
Там, на открытом балконе, в окружении тлеющих остатков его старой мебели, сидела девушка. Её волосы были растрёпаны, на коленях лежал том, взятый из его библиотеки. Перед ней, в каменном углублении, горел костёр. Пламя было высоким и странным: фиолетовым — с примесью чего-то сладкого, обманчиво чарующего. Он заметил у её ноги раскрытый мешочек — остатки порошка, который нельзя было добыть иначе как через алхимическое зеркало. Гильдия. Он остановился у входа, тень его была длинной и дрожала, будто от напряжения самого камня.
— Как ты предпочитаешь умереть? — спросил он, не повышая голоса. — Быстро или… весело?
Она вздрогнула. Но не закричала.
— Я не шпион. Я… — она запнулась, пытаясь вспомнить то, что секунду назад казалось простым. — Мы с Дареном… с принцем… мы гуляли в заброшенном саду. Там был старый фонтан и… кролик. Белый. Я побежала за ним, и… и вдруг оказалась здесь. Я не знаю, как. Всё было… скользким. Как сон. Или зеркало. Я развела огонь, чтобы согреться и подать Дарену сигнал: этот порошок направляет из пламени луч в небо…
Колдун молчал. Фиолетовое пламя играло на его лице, в зрачках отражались отблески огня — будто внутри него тоже что-то полыхало, едва сдерживаемое. Он видел: она не врёт. Ни одной заученной фразы, ни следа заклятий запутывания, ни того застывшего взгляда, по которому узнаются зомбированные. Но именно в этом и заключалась угроза. Такие, как она, иногда и не знали, что стали орудием. Гильдия Зеркальщиков умела использовать людей втемную — вытягивать из них правду, чтобы сплести из неё ложь. А эта девочка… она вызывала доверие слишком легко. Опасно легко.
Он шагнул ближе. Пламя не испугало его — оно было его.
— Ты не должна была попасть сюда, — произнёс он, тихо, почти устало. Фраза — словно приговор, но без печати.
— Кто сюда попал — тот пропал.
Девушка не шевелилась. Смотрела на него, не в силах понять, в какую сторону склоняется весы. Она не слышала, о чём он думал. Она чувствовала только опасность — молчаливую, обволакивающую.
А он, тем временем, всё ещё колебался. У него был выбор. И оба пути были плохи.
— Ты ведь не любишь гостей, так? — нарушила молчание девушка. Голос её был тихим, но твёрдым.
Внимание колдуна вернулось в реальность.
— Это очевидно, — усмехнулся он, не уточняя, что именно из происходящего выдало его антипатию к визитам.
— Я расскажу тебе, откуда сюда попала, — продолжила она, осторожно, будто нащупывая логическое обоснование, с которым колдун мог бы согласиться. — И ты… сможешь закрыть этот проход. Запечатать, или как у вас там это называется. Чтобы никто больше не мешал тебе.
Пауза.
— Но только после того, как отправишь меня обратно.
Она смотрела прямо в его глаза — не вызывающе, но с какой-то наивной верой в торг, в возможность сделки.
— К тому же… — она на мгновение отвела взгляд, словно вспоминая нечто важное, — я уже подала фиолетовый знак. Это значит, что я здесь — и теперь к тебе будет проявлен интерес как минимум со стороны Дарена.
Она снова подняла глаза.
— Чем быстрее я вернусь домой, тем меньше будет вопросов. И тем лучше для всех.
— А вот эту книгу, — колдун кивнул на обугленные страницы и обложку в её руках, — ты, случайно, не с самой нижней полки взяла?
— Да… — тихо ответила она, не понимая, почему разговор вдруг ушёл в сторону, - Мне нужна была бумага чтобы разжечь огонь.
Колдун вздохнул и покачал головой.
— У меня больше тысячи книг. И как ты думаешь, какую одну-единственную я ещё не успел прочитать?
До неё дошло. Она виновато опустила взгляд и протянула ему то, что осталось — несколько обугленных листов и обложку с выдранным корешком. В её движениях было столько смущения и искреннего раскаяния, что это не остаться незаметным даже для такого математического склада ума как у колдуна.
Он поднял книгу с пола, осторожно, будто прикасался к раненому. Страницы обуглены по краям, обрывки текста дрожат от сквозняка.
— Я точно не оставлю тебя здесь, — тихо сказал он, словно книге.
И аккуратно положил её на стол, разглаживая остатки обложки.
— Ладно, — вздохнул он. — Самое вкусное, как всегда, в конце.
Только теперь она заметила название книги – Фракталы: рецепты для уставших колдунов.
— Подожди. Это была… поваренная книга? — Девушка задвинула ногой обугленный край раритетного стула.
— Это была карта. Кулинария — просто побочный эффект.
Ему всё яснее становилось: ни библиотека, ни башня не переживут этого визита. Её надо было срочно отправить назад.  Девушка едва заметно нахмурилась, не догадываясь, какую бурю только что разбудила. Вопросы колдуна сыпались один за другим:
— Из какого ты сада? С юга? У вас там гравий или мозаика?
— Где в твоём маршруте был первый поворот? Через какие арки ты проходила?
— Какие фигуры ты пересекала? Были ли там правильные восьмиугольники? Или только икосаэдры?
Она моргала. Отвечала сбивчиво:
— Там были флоксы… И белые лаванды. А ещё деревянная скамейка. Я побежала за кроликом. Он был очень быстрый. Потом стала сиреневая дымка, и…
— Сиреневая, — повторил он сухо. — Цвет — это не координата.
Он шагал по кругу, начерченному на полу, иногда прикасаясь к линиям пальцами, словно в надежде, что пространство подскажет ему решение. В её ответах не было ничего геометрически точного. Никаких векторов, никаких масштабов, даже элементарного упоминания направления тени.
Она — говорила запахами. Цветами. Он — мерил углы.
— Сколько времени ты шла от центра сада до границы света? — спросил он в последний раз.
— Я… не знаю, — пробормотала она. — Кажется, один глубокий вдох.
Он больше не слушал. Прекратил шаги, выпрямился.
— Я составлю список для перемещений. Нам придётся посетить несколько мест, — произнёс он, скорее себе, чем ей. Голос его стал сухим, собранным, как будто он уже мысленно чертил маршруты в воздухе.
Девушка робко сделала шаг вперёд.
— Ты собираешься отправить меня домой?
Колдун не ответил сразу. Он всё ещё стоял к ней спиной. Потом, медленно, повернулся.
— Скажем так, я хочу убедиться, что этот… сбой не повторится. — Он посмотрел ей в глаза. — И если повторится...
Он нахмурился.
Подошёл к одному из шкафов, открыл узкий ящик. Там, аккуратно разложенные, лежали свитки.
— Может… тебе просто стоит поискать новые книги? — тихо сказала девушка, оглядываясь на груду обугленных страниц. — Я уверена, у нас в замке есть библиотека.
Колдун поднял взгляд. Долго смотрел на неё. Словно удивлялся самой мысли, что кто-то предлагает ему… помочь.
— Люди… — сказал он наконец. — Люди не очень рады встречам со мной. Да и ты, похоже, плохо знаешь, куда попала. Разве ты не слышала о северном сиянии, которое однажды засияло над пустынными снегами? Или о городе Ветрануме, что исчез, будто его смели со скатерти времени?
Она покачала головой. Колдун прищурился. Что-то в её наивности тронуло давно забытую, хрупкую струну внутри. Он долго смотрел на девушку — взгляд не суровый, но тяжёлый. Будто решал, стоит ли помогать ей.
— Нам пора, — сказал он тихо.


Глава 7. Принц: Магия и вода

Теперь принц Дарен, последний наследник Лазурной долины, знал: замок колдуна не открывается тем, кто идёт напрямик. Его двери — не для смелых, а стены — не для тех, кто полагается на силу. К нему нужно приближаться вечером: только в сумерках проявляется истинная геометрия — тонкие, почти невидимые днём линии и искажения, по которым легко соскользнуть в ловушку или вовсе исчезнуть. Лишь темнота позволяет увидеть свечение этих путей: где нельзя ступить, что нельзя пересечь, и откуда нет возврата.
Вечером, когда солнце почти упало на горизонт, Дарен вернулся. Всё оказалось именно так, как он и рассчитывал. В слабом свете заката замок будто ожил — на земле и стенах проступили тонкие голубые линии, словно вырезанные светом. Они пересекались, изгибались, образуя странную геометрию, в которой чувствовался умысел. Некоторые линии вились прямо у входа. Другие уходили в сторону, затухая в каменной кладке, как будто дразнили: ступи сюда — и узнаешь, куда ты пришёл.
Принц, слегка сжав поводья, осторожно направил коня вдоль крепостной стены. Солнце почти исчезло за горизонтом, оставляя на небе лишь узкую алую полосу, которая, словно кровавая рана, рассекала густеющую тьму. В полумраке очертания замка казались призрачными и зловещими. Он двигался медленно, всматриваясь в каменную кладку, в поисках хотя бы малейшего зазора между магическими светящимися линиями, который позволил бы проникнуть внутрь.
Стены замка были высокими и суровыми. Старый камень, почерневший от времени и дождей, выглядел неприступно, будто его высекли из единого куска холодного гранита. Узкие окна-бойницы смотрели на мир тёмными, пустыми глазницами. На верхушках башен громоздились острые зубцы, напоминающие оскал хищника, замершего перед прыжком.
Дарен сделал круг, затем второй, чувствуя, как внутри него нарастает тревога. Вновь и вновь он проезжал мимо массивных ворот, которые казались высеченными прямо из горы. Яркая геометрия линий, хорошо различимая в сумерках, плясала на камнях, но ни одна не приводила его к цели. С каждым кругом сердце принца билось всё чаще. Он чувствовал, как в груди сгущается тяжёлая безысходность. Замок стоял перед ним — древний, равнодушный к его отчаянию, словно само время смотрело на него глазами каменных стен.
Конь нервно фыркнул, почувствовав тревогу хозяина, и копыто звякнуло по скрытому в траве камню. Дарен поднял взгляд на мрачную громаду, задавая себе вопрос: построил ли колдун это место? Или он просто пришёл сюда, как завоеватель, и сделал замок своей крепостью? Кто жил здесь до него? Что стало с ними? Мысли, одна тревожнее другой, проносились в голове принца.
Дарен сжал зубы, чувствуя, как отчаяние подступает к горлу. Куда бы он ни посмотрел, всюду опасная геометрия и неизбежность. Казалось, замок насмехается над его попытками найти вход, шепча ему молчаливыми голосами тех, кто пытался проникнуть сюда до него:
«Ты не пройдёшь»
Принц резко вдохнул, тряхнул головой, прогоняя страх. Он знал — если сейчас уступит этому отчаянию, то уже никогда не найдёт пути. Внутри Дарена горело упорство, и он снова направил коня вдоль стены, пристально вглядываясь в камни и линии. Потому что даже в этой безысходности, в этой древней, молчаливой тьме он не мог позволить себе отступить.
Небо окончательно потемнело. Дарен остановил коня и снова посмотрел на ворота. Слабый ветер принёс запах гниющей листвы и сырости, словно сам замок дышал смертью. Он уже готов был поддаться отчаянию, как вдруг его осенило: вода! В замок должна поступать вода, а ведь на воде нельзя начертить линии. Магия не способна удержаться на текущей воде!
Дарен быстро расстегнул сумку и достал из неё старую, потрёпанную карту, которую он ранее взял в забытой библиотеке. Бумага шуршала под его пальцами, и он пристально вглядывался в полустёртые линии, выцветшие символы и едва заметные обозначения. Его взгляд стремительно пробегал по контурам крепости, пока наконец не задержался на одном месте — там, где к замку тянулась тонкая, синяя нить. Вода!
Он свернул карту, убрал её обратно и решительно направил коня к мосту, перекинутому через заросший овраг. Конь легко преодолел расстояние, и вскоре перед принцем возник мост — удивительно красивый в своей простоте и изяществе. Тонкие каменные арки изгибались грациозно, словно вытянутые крылья сказочной птицы, а вьющиеся растения, спускаясь по стенам оврага, образовывали густые, живые занавески, покрытые нежными цветами, благоухающими даже в сумерках.
Внизу, в глубине оврага, тихо журчал ручей, сверкая в последних лучах уходящего дня, словно узкая лента жидкого серебра. Этот живописный уголок природы казался ярким контрастом суровой мрачности замка. Здесь всё было живым, свежим, наполненным ароматами зелени и цветов, будто сама природа напоминала ему, что не всё ещё потеряно.
Спешившись, Дарен осторожно спустился вниз, к самому ручью. Там, спрятанная в полумраке и поросшая мхом, обнаружилась старая, ржавая решётка, закрывающая широкий тоннель, уходивший куда-то глубоко внутрь скалы. Сердце принца заколотилось от волнения и надежды.
Он снял с седла крепкую верёвку, одним концом надёжно обвязал ржавую решётку, а второй крепко закрепил на седле своего коня. Он погладил животное по шее и негромко произнёс:
— Давай, дружище, помоги мне.
Конь заржал, будто предчувствуя, что ему предстоит. Принц взмахнул рукой — и конь дёрнул. Один, второй рывок… С треском решётка сорвалась, упала, поднимая брызги. Звук удара раскатисто пронёсся по оврагу, вспугнув птиц, которые резко вспорхнули в небо, оставляя за собой лишь тишину.
Дарен подошёл к коню и обнял его за шею, прижавшись лбом к тёплой шее. Потом выпрямился, достал из сумки клочок пергамента, обернулся спиной к ветру и, опершись на седло, нацарапал короткое послание:
«СЗ-30 С-70 В-30 СВ-70. Дарен»
Сложил записку вдвое, потом ещё раз — и обернул плотной тряпицей из седельной сумки. Осторожно вложил свёрток под ремень седла, туда, где дождь не достанет, и надёжно закрепил, проверив узел. Затем прошептал:
— Домой. — ты знаешь путь.
Конь вскинул голову, будто понял. Принц похлопал его по шее, отступил. Животное замерло на миг, посмотрело на него — и развернулось, побежав прочь по мокрой тропе. Дарен долго смотрел ему вслед, пока силуэт не растворился в темноте.
Тогда он собрал вещи, достал факел и чиркнул огнивом, зажигая его. Яркий свет озарил стены тоннеля, играя на влажных камнях.
Он взглянул на горизонт, где закат уже почти полностью растворился в ночи. Затем глубоко вдохнул и решительно шагнул в тоннель, позволяя тьме и неизвестности поглотить себя.
Дарен не знал, спит ли она, заколдована ли, помнит ли его. Но знал: если не он, то никто. Если не сейчас — будет поздно.
Он не успел уйти далеко, как снаружи послышался первый шорох дождя.


Глава 8. Заброшенная шахта

Он стоял рядом с ржавой вагонеткой, доверху заполненной рудой. Растерянный, но целый. Сначала не понял, что произошло — просто в одно мгновение всё изменилось. Не стало старого дока, не стало её голоса, не стало даже факела — только глухая, липкая тишина.
Он сглотнул. Захотелось позвать её по имени, громко, во весь голос. Но он не знал, можно ли здесь кричать. Вдруг это место… слышит?
Лёва зажмурился на мгновение. Сильно. Потом выдохнул и открыл глаза.
— Ты здесь… — обрадованно вырвалось у него, когда она возникла прямо перед ним, с факелом в руке, будто вышла из воздуха.
— Конечно, — сказала она. — Ты же в моём сюжете.
— Тогда, пожалуйста, пусть в твоём сюжете будет меньше подвалов, — пробормотал он. — И больше…
— пирогов. С клубникой? — подсказала она, чуть улыбнувшись.
— Именно! — оживился он. — Поэтому предлагаю выбраться отсюда как можно скорее.

Он огляделся. Голубых линий больше не было — портал исчез. Значит, назад пути нет, остаётся искать выход.
Потолок терялся в темноте, поддерживаемый арками из камня и дерева. По ржавым рельсам уходила вглубь заброшенная шахта — прямой коридор, потом поворот, потом тьма. Влажный воздух был густым, с запахом ржавчины, глины и чего-то прелого, как будто время здесь остановилось, сгнив и осев на стенах.

От стен струилась сырость. В трещинах шевелились тени — то ли капли, то ли нечто живое, наблюдающее. Шахта не была мертва — она спала, и каждый шаг эхом отдавался в её костях.
Лёва на секунду коснулся вагонетки — металл был холоден, как лёд.
— Кажется, мы внутри чего-то… очень старого, — сказал он шёпотом.
— Или под чем-то, — добавила она.
Лёва сделал шаг вперёд. Камень под ногой чуть качнулся — слишком узкий, чтобы быть безопасным. Он вздрогнул. Сердце ударило в груди. Казалось, стены дышат. Где-то в глубине что-то едва слышно скрипнуло — может, дерево. Или не дерево.
Он взял её за руку. Сначала неловко — пальцы соскользнули, как будто он не был уверен, можно ли. Но потом — крепко. По-настоящему. Так, как берут, когда боятся потеряться. Девушка сжала пальцы в ответ.
Они медленно двинулись вперёд — туда, откуда пробивался едва заметный луч света. Стена перед ними поднималась вверх, уходя в тень, а высоко — почти у потолка — темнел проём, похожий на лаз или подпол. Оттуда тянуло прохладой — словно мир наверху дышал другим воздухом.
— Волки-иголки… — обрадовался Лёва, задрав голову. — Ты только посмотри на это.
— Думаешь, там выход? — с надеждой сказала она, всматриваясь на верх.
— Узнаем, — отозвался Лёва и, присев, подставил руки.
Она поставила ногу на его сцепленные ладони, опёрлась рукой о плечо и подтянулась. Затем нащупала углубление и, с усилием вскинув вторую ногу, перебралась на верхний уровень.
— Есть! — донеслось сверху.
Она легла на живот, протянула руку вниз. Лёва ухватился. Сначала ладонь, потом локоть, плечо. Он подтягивался медленно, скользя кедами по каменной стене. Девушка закинула вторую руку и с рывком подтянула его на пол рядом с собой.
Они оба лежали, тяжело дыша.
— Мы забыли захватить факел, — сказал он наконец.
И в этот момент за стеной что-то скрипнуло.

Они вскочили почти одновременно.
Из темноты, в несколько шагов от них, вышло нечто крупное. Нос, блестящий от влаги, шевелился. В полумраке показались два глаза и плотный силуэт с щетинистой спиной. Кабан. Дикий. Он тяжело фыркнул, ткнулся мордой в воздух, словно чуя запах чужаков.
— Волки-иголки… — выдохнул Лёва. — Вот это совсем не вовремя.
Лёва рефлекторно шагнул перед девушкой и раскинул руки, заслоняя её собой. Сердце билось где-то в горле, но он не двигался. Кабан замер, занизил голову, будто собирался рвануть с места. Земля под ногами задрожала.
— Назад, —крикнул Лёва, не оборачиваясь. Девушка отступила на полшага.
Ждать было нельзя. Лёва сорвался первым — бросился в сторону, шумно и резко, чтобы привлечь внимание. Кабан дернулся за ним. В этот момент Лёва повернул, подставляя себя и одновременно уводя зверя ближе к краю пола. Подвал был позади — тёмная бездна, из которой они только что выбрались. Камни там были сырыми и обломанными.
Кабан рванул. Лёва в последний миг увернулся в сторону и с усилием толкнул зверя в бок, всем телом. Толчок оказался достаточно сильным: кабан пошатнулся, копыта соскользнули по мокрому камню — и, не удержавшись, он рухнул в проём.
Раздался глухой звук удара. Визг. Потом тишина.

Лёва тяжело дышал, глядя в пустоту. Девушка подошла, молча положила руку ему на плечо. Он обернулся.
— Одним монстром меньше, — сказал он с натянутой улыбкой. Пальцы всё ещё дрожали.
Затем посмотрел вниз.
— Нужно достать факел, — пробормотал он. — А идти вслепую — не вариант.
Он подошёл к краю и осторожно спустился, цепляясь руками за выступы. Камень был скользким, но он держался крепко. Девушка склонилась рядом.
— Осторожно, — прошептала она, не отрывая взгляда.
На нижнем уровне, среди обломков, ещё тлел факел. Лёва поднял его, встряхнул — и пламя вспыхнуло, дрожащее и живое. Он огляделся — тени шевелились, но кабан, похоже, ушёл.  Только тишина и влажный воздух остались внизу. Он подтянулся обратно, принял её руку — она была тёплой, крепкой, — и оказался снова рядом. Свет вернулся к ним.
Лёва всё ещё переводил дыхание. Девушка опустилась рядом, прислушиваясь к тишине.
— Если здесь был кабан… — рассуждал он, всё ещё глядя в сторону проёма. — Значит, где-то есть выход наружу. Иначе как бы он сюда попал?
Она кивнула, складывая руки от холода.
— И, возможно… он здесь не один, — добавила она тихо.
Они переглянулись. Мысль повисла в воздухе, холодная, как камень под ногами.
— Значит, пора двигаться, — сказал он, вставая. — Пока нас не нашли его друзья.

Они шли медленно, стараясь не шуметь. Коридоры петляли, раздваивались, снова сходились — казалось, шахта сама путала их следы. Стены были покрыты мхом и влажными подтеками, где-то сверху капала вода, и каждый шаг отдавался глухим эхом. Иногда встречались узкие проходы, ведущие в темноту, но они не сворачивали.
— Мы уже здесь проходили? — прошептал Лёва.
— Я… не уверена, — ответила она, оглядываясь. Всё казалось одинаковым.
Они остановились. Девушка провела пальцами по стене, потом прижалась к ней ладонью — прохладной, шероховатой. И вдруг вспомнила.
— В книге… — прошептала она. — Было. Чтобы выйти из лабиринта, нужно всё время держаться одной стороны. Правой или левой — неважно. Главное — не менять.
Лёва кивнул.
— Тогда давай выберем.
— Левую. — сказала она. — Просто… кажется правильным.
Они свернули в очередной поворот и пошли, всё время держа стену слева. Минуты текли медленно, и, казалось, время тоже запуталось в этом каменном мешке.
Это должно было случиться рано или поздно. Лёва споткнулся.
— Осторожно! — вскрикнула она, подхватывая его за плечо.
Он наклонился и нащупал ногой предмет — холодный, гладкий.
— Металл? — предположил, нагнувшись. — Ага.
На полу, среди камней и щебня, лежал старый меч.
— Повезло, — сказал он, поднимая находку. — Если местные обитатели… не очень гостеприимные… — он сделал взмах в воздухе, — пусть лучше у нас будет хоть что-то.
— Судя по тому, что он тут валяется, своему хозяину он вряд ли помог.
— Главное — чтобы сам хозяин не решил за ним вернуться, — усмехнулся он.

Наконец впереди забрезжил свет уходящего солнца. Они ускорили шаг. Коридор стал шире и вывел в полукруглую каменную нишу. Они почти побежали — но у самого выхода остановились. Путь наружу преграждала тяжёлая металлическая решётка. Сквозь неё виднелся лес — стволы деревьев, пышные кусты, зыбкий свет заката на листве.
— Похоже, выход… — засомневался Лёва.
Он дотронулся до прутьев — холодный металл дрожал под пальцами. Решётка была древней, но всё ещё надёжной. Замок — массивный, ржавый, но целый.
— Волки-иголки… Ну, конечно, осталось только… пройти насквозь, — пробормотал он, окинув решётку взглядом.
Следов кабанов не было — значит, по крайней мере тот, первый, проник в шахту другим путём. Где-то должен быть ещё один выход.
Свобода была так близко, что слышно, как по веткам прыгает белка. Но они всё ещё были внутри.

Они присели рядом с решёткой, прямо на холодный каменный пол. Свет снаружи ложился на их лица полосами, проходя между прутьями.
Лёва достал из рюкзака бутылку с водой. Она была почти пустой — вода внутри едва звенела. Он протянул бутылку, не говоря ни слова. Девушка взяла, сделала осторожный глоток. Горло приятно защипало. Пара капель скатилась с её губ, одна упала на подбородок.
Он смотрел, не отводя взгляда, и вдруг улыбнулся — немного смущённо, немного растерянно. Она заметила и тоже улыбнулась, прикрывая рот тыльной стороной ладони.
— Прости, — прошептала она. — Это была последняя.
Их плечи соприкоснулись. Лес за решёткой дышал свежестью и свободой, но в этом мгновении казалось, что времени нет. Только они, тепло друг друга и ощущение, что, если бы не лабиринт, они бы никогда не оказались так близко.
Девушка положила голову ему на плечо. Он чуть наклонился, щекой коснулся её волос.
— Мы выберемся, — прошептал он. — Обещаю.


Глава 9. Колдун: Неудачливые разбойники

Когда они вышли из портала, мир оказался наполнен зеленью. Цветущий сад раскинулся во все стороны — лилии, душистый горошек, старые розы, как будто кто-то посадил их в забытом порядке, а теперь они росли, как хотели. Всё было покрыто серебряной влагой — шёл мелкий дождь, холодный, но лёгкий, как дыхание сна.
Девушка огляделась, с трудом дыша от восторга.
— Это… это самое красивое место, что я когда-либо видела, — прошептала она. — Но…
— Но это не твой дом, — завершил за неё колдун. Голос его был мягким, почти извиняющимся.
Он поправил мантию, взглянул в сторону густых кустов, шевелящихся от капель.
Колдун знал, что перемещения во время грозы всегда риск. Координаты сдвигаются, пространство колеблется как рябь на воде. Но его спутнице знать об этом необязательно — не время делиться слабыми местами своей магии. Надо только переждать непогоду, а следующий маршрут уже выбран.
— Мне нужно… пойти полить цветы, — сказал он после паузы.
— В смысле?
— В смысле, не выходи из укрытия. Я скоро вернусь. Обещаю.
Он исчез между зелёных арок, оставив девушку под каменным навесом у старой перголы. Но дождь начал усиливаться, и с одной стороны вода стекала с крыши почти вертикальной струёй. Девушка переместилась вглубь, но и там было сыро. Поджав губы, она бросила взгляд туда, куда ушёл колдун… и шагнула в боковой проход, ведущий под арку, в сторону более плотного укрытия.
Она шла осторожно, каблуки слегка скользили по влажным камням. Вдруг за тонкой деревянной дверью впереди послышались голоса.
— Я вскрыл замок! Я! — говорил первый.
— Да, зато я отвлек дозорных! — огрызнулся второй.
Она затаила дыхание. Сделав шаг в сторону, девушка прильнула к щели между досками. Через щель видно было — двое мужчин в мокрой одежде, один с грязным платком на шее, другой с засученными рукавами, сидели на бочках. Перед ними две кучки золота — аккуратные, почти симметричные.
— У каждого из нас по 50… — начал один.
— Но их сто ОДНА! — прорычал другой. — И одна осталась. И она моя?
Воздух натянулся, будто перед грозой. Один сунул руку за пояс, второй сжал кулак. И в этот момент… дверь, за которой пряталась девушка, скрипнула — и упала наружу, выбитая от сырости и времени.
Оба грабителя повернулись разом. Их глаза сузились.
Девушка отступила на шаг назад, сердце прыгнуло в горло, а сад будто затаил дыхание вместе с ней… Но она не побежала. Вместо этого перевела взгляд на стену между ними и спокойно, с оттенком упрёка в голосе, произнесла:
— Почему ты ещё не избавился от него?
Мужчины на секунду замерли. Они посмотрели друг на друга так как будто каждый из них ожидал предательство.  В комнате повисла пауза. Первый медленно опустил руку к поясу, где висел меч. Второй чуть отступил, будто инстинктивно готовясь к защите… и вдруг резко повёл взглядом вправо, словно заметил движение. Взгляд первого на долю секунды дёрнулся в сторону — он хотел убедиться, что за его спиной никого нет. Но этого хватило. Резкий удар ногой — и он полетел назад, с глухим стуком ударившись о ящик. Второй уже держал в руках лук, тетива натянута. Выстрел — и стрела пронзила шею первого, когда тот пытался подняться.
Звякнули монеты. Одна покатилась по полу и остановилась у ноги девушки.
Пока лучник доставал новую стрелу, она резко развернулась и метнулась за угол. Казалось, что она спасается бегством, но на самом деле — остановилась в густой тени, затаившись, как кошка. Грабитель бросился за ней. Он бежал неосторожно, наклонившись вперёд. Завернул за угол — и в тот же миг споткнулся о выставленную ногу. Тело потеряло равновесие, и он с глухим шлепком рухнул на каменные плиты.
Девушка не стала ждать. Быстро вернулась в комнату, подбежала к телу убитого — за мечом. Сначала тот не поддавался. Она рванула сильнее — и меч с шорохом выскользнул из ножен. Почти выронила — но успела перехватить. Она развернулась к двери. Держала меч обеими руками, дрожала от адреналина, но стояла уверенно. Её дыхание участилось. Она была готова защищаться.

Сбоку сверкнула молния, за мутным стеклом оранжереи на миг вспыхнули лианы, а в дверном проеме внезапно появилась фигура колдуна. Он опустил глаза на мёртвое тело, затем медленно перевел взгляд на девушку — с тем же выражением лица, с каким впервые увидел ее в своей башне.
И спокойно произнёс:
— Вдалеке я видел движение факелов.
Он шагнул в зал и подошёл к столу с рассыпанным золотом. Молча сгрёб пригоршню монет, затем распахнул окно — в лицо ударил резкий ветер. Девушка тем временем пристроила меч грабителя к себе на пояс, как когда-то делал её любимый. Где он теперь?
— Если они идут сюда… — он швырнул монеты наружу, а те, рассыпались по дорожке, ведущей ко входу в оранжерею. — …это их задержит.
Затем добавил:
— Мы уходим. Немедленно.


Продолжение следует…