Однажды в купе

Тамара Ивановна заняла свое место у окна и с облегчением вытянула ноги. Десять дней в санатории «Сосновый бор» подарили ей не только отдых для спины, но и долгожданное одиночество — никто не звонил, не требовал помощи, не рассказывал о новых болезнях. Только сосны, процедуры и тишина. Но к последнему дню она уже скучала по дому, по своему креслу с потертыми подлокотниками, по герани на подоконнике, даже по вечно недовольной соседке снизу.

Вагон потихоньку заполнялся — кто-то устраивал сумки, кто-то обменивался местами. Обычная суета плацкарта.

— Извините, это место свободно? — раздался приятный женский голос.

Тамара подняла глаза. Перед ней стояла высокая женщина примерно её возраста — чуть за шестьдесят. Аккуратно уложенные светлые волосы, добротное пальто, в руках небольшой чемодан.

— Да, конечно, — Тамара подвинула сумку с бутербродами. — Располагайтесь.

Женщина пристроила чемодан, сняла пальто и села напротив. От неё пахло хорошими духами, не резкими, с ноткой ванили.

— Меня зовут Зинаида, — представилась попутчица. — Вы далеко едете?

— До Москвы. А вы?

— Тоже до Москвы. Я у дочери гостила, в Ярославле.

Вот так и завязался разговор — обычный, ни к чему не обязывающий, какой часто случается между попутчиками. О погоде, о том, как подорожала жизнь, о детях и внуках.

— У меня дочь и сын, — рассказывала Зинаида, доставая из сумки термос с чаем. — И трое внуков. А у вас?

— Только племянники, — ответила Тамара. — Я не замужем.

Она привычно произнесла эту фразу — за десятилетия она стала частью её представления о себе. «Тамара Ивановна, не замужем». Как будто это определяло всю её сущность.

Зинаида предложила чай. Тамара согласилась, достала свои бутерброды. Вагон уже тронулся, мерно постукивали колеса. Соседи по купе — молодая пара — заняли верхние полки и, похоже, собирались спать.

— А сами вы откуда? — спросила Тамара, принимая чашку с ароматным чаем.

— Из Подмосковья, из Домодедово. Но родом я из Воронежа. Переехала, когда замуж вышла. Тридцать лет уже прошло, представляете? А иногда кажется, будто вчера это было...

За окном темнело. Зинаида оказалась интересной собеседницей — работала всю жизнь в библиотеке, много читала, путешествовала. В какой-то момент разговор зашел о современных нравах.

— Сейчас все просто — сошлись, разошлись, — вздохнула Зинаида. — А ведь раньше семья была святым. Хотя... — она замялась, — я вот не могу осуждать. Я ведь сама... Ох, даже неловко говорить. Я ведь мужа у подруги увела.

Тамара удивленно подняла брови. Не каждый день встречаешь человека, который вот так просто признается в неблаговидном поступке.

— Мы с Михаилом полюбили друг друга, — продолжала Зинаида, глядя в окно. — Он был женат на моей лучшей подруге, Галине. Мы вместе учились, дружили с детства. А потом я встретила его на встрече одноклассников... и всё. Как взорвалось что-то внутри. Боролась с собой, уезжала даже из города, ничего не помогло. Он ушел от неё. Мы поженились. Переехали в Домодедово. Начали жизнь с нуля.

Она говорила тихо, без бравады, только пальцы, сжимающие чашку, выдавали её волнение.

— А как же подруга? — спросила Тамара, чувствуя, как внутри поднимается что-то неприятное, холодное.

— Галина не простила, конечно. Мы не общались все эти годы. Я пыталась связаться с ней в первые годы, но она не хотела. Потом я узнала, что она уехала в Москву, вышла замуж. Вроде бы всё у неё сложилось. Но я до сих пор... Не проходит это, понимаете? Не проходит чувство вины.

Тамара смотрела на попутчицу, и внутри нарастало странное чувство. Галина. Воронеж. Тридцать лет назад.

— Как её фамилия? — спросила Тамара.

— Сорокина. А была Рябинина.

Чашка в руках Тамары дрогнула. Рябинина Галина — её старшая сестра, которая тридцать лет назад пережила уход мужа к её лучшей подруге, а потом переехала в Москву, где они с Тамарой делили небольшую квартирку, оставшуюся от тети.

— Что-то не так? — обеспокоенно спросила Зинаида, заметив, как изменилось лицо собеседницы.

Тамара медленно поставила чашку.

— Галина Рябинина — моя сестра, — произнесла она тихо.

Повисла пауза. За окном мелькали огни маленькой станции, в соседнем отсеке кто-то негромко смеялся, мерно постукивали колеса.

Зинаида побледнела, прижала руку к груди.

— Господи, — прошептала она. — Какое совпадение. Вы... вы Тамара? Её младшая сестра?

Тамара кивнула, не в силах произнести ни слова. Она вспомнила, как Галина плакала ночами в их общей комнате, как поседела за несколько месяцев, как пыталась найти работу в незнакомом городе, начать всё заново.

Если б не тот случай, Галина никогда бы не переехала в Москву. Никогда бы не делила с Тамарой ту тесную квартирку, не заставила бы её отказаться от замужества — «тебе нужно учиться, а не за мужиками бегать, смотри, к чему это приводит».

В конце концов, именно поэтому Тамара так и не решилась создать свою семью. Всегда был кто-то важнее: сначала сестра, потом её дети, которым она стала второй матерью.

— Простите, — тихо сказала Зинаида. — Я... я не знала. Это невероятно.

Первым порывом Тамары было встать и уйти — пересесть в другое купе, прервать этот разговор, эту случайную, нелепую встречу с женщиной, которая когда-то вмешалась в жизнь её сестры, а косвенно — и в её собственную.

Но что-то остановило её. Может, усталость после санатория, может, долгие годы, прошедшие с тех пор, а может, неподдельное раскаяние, звучавшее в голосе Зинаиды.

— Как он? — спросила Тамара, удивляясь сама себе. — Михаил.

Зинаида опустила глаза.

— Не стало пять лет назад. Сердце. Всю жизнь работал на износ, обеспечивал семью. Был хорошим мужем. Заботливым отцом.

Они помолчали.

— А Галина... Как она? — спросила наконец Зинаида. — Она счастлива?

Тамара задумалась. Счастлива ли её сестра? Второй брак, двое детей, теперь внуки. Работа в школе, которую она любила. Домик в деревне, куда они ездят каждое лето. Вечная суета, вечные хлопоты.

— Да, наверное, — ответила она. — По-своему.

— Я рада, — тихо сказала Зинаида. — Правда рада.

И опять повисла пауза. Казалось, им больше нечего сказать друг другу. Но потом Зинаида заговорила — медленно, словно с трудом подбирая слова.

— Знаете, я много думала об этом за эти годы. Правильно ли мы поступили. Стоило ли оно того — счастье, построенное на чужом несчастье. Я не знаю ответа до сих пор.

Тамара молчала, глядя в окно.

— Но я знаю одно, — продолжала Зинаида. — Вы, наверное, презираете меня сейчас. И имеете право. Но... Михаил любил меня. Всю жизнь любил. Искренне, глубоко. Я знаю, вам трудно это услышать, но он не был счастлив с Галиной. Еще до меня. Он говорил, что женился на ней по молодости, что они были слишком разными.

— И поэтому решил выбрать похожую? — не удержалась Тамара. — Лучшую подругу жены?

Зинаида вздохнула.

— Я не оправдываюсь. То, как мы поступили — некрасиво, подло. Но чувства... они не спрашивают разрешения.

Тамара вдруг вспомнила себя в молодости. Как встретила Сергея — коллегу по институту. Как расцветала от его взгляда. Как ждала встреч. И как отказала ему, когда он позвал замуж — потому что сестра нуждалась в ней, потому что нельзя бросать близких в трудную минуту. И потом, уже навсегда, зареклась верить мужчинам.

— Михаил говорил о ней? — вдруг спросила Тамара. — О Галине, потом, когда вы были вместе.

Зинаида подняла глаза.

— Редко. Но говорил. Он... он считал, что поступил с ней несправедливо. Не потому, что ушел — мы оба верили, что честнее было разорвать брак, чем жить во лжи. А потому что не смог сделать её счастливой. Он говорил, что Галина заслуживала лучшего мужа. Такого, который бы любил её по-настоящему.

Эти слова внезапно отозвались в Тамаре — как правда, которую она всегда знала, но никогда не признавала. Она вспомнила, какой была Галина до той истории — вечно недовольная, командующая, контролирующая каждый шаг мужа. Вспомнила, как сама удивлялась, что Михаил терпит это. И как потом, уже в Москве, сестра изменилась — стала мягче, терпимее. Словно потеря открыла в ней что-то новое.

— Знаете, — медленно произнесла Тамара, — я никогда не думала, что скажу это, но... может быть, то, что случилось тогда — было к лучшему. Для всех.

Зинаида недоверчиво посмотрела на неё.

— Мы не знаем, как сложилась бы жизнь, если бы всё пошло иначе, — продолжала Тамара. — Может, Галина была бы несчастна с Михаилом. Может, я бы не осталась с ней, не помогала растить детей, которых люблю, как своих. Может...

Она не договорила. Да и нужно ли договаривать? Жизнь сложилась так, как сложилась.

Они проговорили почти всю ночь. Зинаида рассказывала о Михаиле, о детях, о внуках. Тамара — о том, как они с сестрой растили детей, как помогали друг другу. Говорили о книгах, о фильмах, о том, как изменился мир за эти годы.

К утру Тамара поймала себя на удивительной мысли: она не испытывает к этой женщине ничего плохого. Только странное понимание — словно встретила кого-то, кто прошел похожий путь, только с другой стороны холма.

Когда поезд подъезжал к Москве, Зинаида спросила, глядя прямо в глаза:

— Вы расскажете ей? О нашей встрече?

Тамара задумалась. Стоит ли ворошить прошлое? Галине уже за шестьдесят. У неё своя жизнь, свои радости и горести. Зачем напоминать о драме полувековой давности?

С другой стороны — не ей решать. Не ей выбирать, что сестра должна знать, а что нет.

— Я не знаю, — честно ответила она. — Мне нужно подумать.

Они обменялись телефонами — просто на всякий случай. Когда прощались на перроне, Зинаида вдруг сказала:

— Знаете, о чем я жалею больше всего? Не о том, что мы с Михаилом были вместе. А о том, что для этого пришлось потерять Галину. Она была замечательным другом.

Тамара кивнула. Ей вдруг до слез захотелось обнять эту чужую и странно близкую женщину. Но она сдержалась, только легонько пожала руку на прощание.

— Береги себя, — сказала она. И впервые за долгие годы подумала: а может быть, и ей не поздно что-то изменить в своей жизни? Может быть, судьба еще приготовила для неё поворот, за которым ждет счастье — пусть и совсем не такое, о каком мечталось в юности?

Она медленно шла по перрону, катя за собой чемодан, и думала о предстоящем разговоре с сестрой. О том, что скажет и скажет ли вообще. О прошлом, которое не изменить, но можно наконец принять и отпустить.