Случай из прошлого

Вера Павловна смахнула пыль с очередной коробки и чихнула. Чердак родительского дома был полон воспоминаний — аккуратно сложенных, но почти забытых. После ухода отца прошло уже полгода, а она только сейчас нашла в себе силы разобрать вещи.

— Нужно было раньше начать, — пробормотала она, отряхивая руки. — Ещё неделя, и я бы превратилась в пыльный экспонат этого музея.

Музеем чердак и вправду казался. Чего здесь только не было — старые чемоданы, книги, сервизы, которые мама берегла для особых случаев, а эти случаи так и не наступили. Мамины платья, отцовы костюмы... Вера развязала очередную стопку, перевязанную бечёвкой.

— Документы, — вздохнула она. — Квитанции, договоры... Вечно они всё хранили.

Что ж, придётся просмотреть — мало ли что может оказаться важным. Она начала перебирать бумаги, откладывая самые ненужные в стопку на выброс. И вдруг среди пожелтевших квитанций и справок мелькнул конверт — не почтовый, а обычный, из плотной бумаги. На нём аккуратным маминым почерком было выведено: «Андрею. Личное».

Вера замерла. Андрею? Но её отца звали Павел Иванович. Кто такой Андрей?

Конверт не был запечатан, и Вера, поколебавшись секунду, достала сложенный вчетверо лист.

«Дорогой Андрей», — начиналось письмо, написанное знакомым почерком матери.
«Я пишу это письмо, зная, что никогда его не отправлю. Но молчать больше нет сил.
Сегодня, когда я увидела тебя на улице с женой и сыном, что-то оборвалось внутри. Вы выглядели такими счастливыми. Ты смеялся — всё тем же смехом, который я помню до сих пор. Ты даже не заметил меня, а я стояла, не в силах пошевелиться, и смотрела вам вслед.
Уже десять лет прошло, а я всё ещё думаю: что, если бы тогда я сделала другой выбор? Что, если бы я нашла в себе смелость уйти с тобой, начать всё заново? Как сложилась бы наша жизнь?
Но я не жалею. У меня есть Павел, который ничего не подозревает и любит меня всем сердцем. Есть Верочка, которая так похожа на меня в юности — такая же упрямая, такая же мечтательная. Я не могла бы их оставить. Не могла разрушить семью.
И всё-таки иногда по ночам, когда все спят, я достаю твой портрет и смотрю на него. Я помню каждую минуту, проведённую с тобой. Каждый разговор. Каждое прикосновение.
Прости меня за то, что не смогла. И спасибо за то, что был в моей жизни.
Твоя Татьяна. 12 мая 1975 года».
Вера несколько раз перечитала письмо, не веря своим глазам. Её мама, Татьяна Сергеевна — образец супружеской верности, женщина, которая всегда говорила, что брак — это раз и навсегда, была влюблена в другого мужчину? Тайно хранила его портрет? И при этом осталась с отцом...

Портрет. В письме упоминался портрет. Вера начала лихорадочно перебирать содержимое коробки. Среди бумаг обнаружилась старая записная книжка в потёртой обложке. Вера открыла её — и из-между страниц выпала фотография.

На ней был изображён молодой мужчина в форме офицера. Тёмные волосы, правильные черты лица, внимательный взгляд. На обороте надпись: «На память Танечке. Твой А. 1965 год».

Десять лет. Мама писала, что прошло десять лет — с 1965 по 1975. Что произошло между ними? Почему они расстались?

Вера вдруг вспомнила, как однажды, когда ей было лет двенадцать, они с мамой шли по улице и внезапно мама замерла, глядя на другую сторону. Там стоял высокий мужчина в форме. «Кто это?» — спросила тогда Вера. «Никто, — странным голосом ответила мама. — Просто... показалось, что знакомый».

Был ли это он? Тот самый Андрей?

Вера бережно уложила письмо, фотографию и записную книжку в сумку. Теперь ей хотелось узнать больше.

Вечером, лёжа в кровати рядом с мирно посапывающим мужем, Вера листала мамину записную книжку. В основном там были какие-то рецепты, списки дел, телефоны. Но на последних страницах оказались стихи. Мама никогда не говорила, что пишет стихи!

«Я помню всё: и свет, и тень, И как дрожал твой голос. Я помню каждый летний день, И запах трав, и колос. Я помню шёпот, и слова, И боль в твоих глазах. Я помню всё. Но я жива с тоской в своих руках».
Вера закрыла книжку. Эти простые, но пронзительные строки что-то всколыхнули в ней самой. Она повернула голову, посмотрела на мужа. Сергей спал, отвернувшись к стене. Надёжный, спокойный Сергей. Вместе уже пятнадцать лет. Двое детей, ипотека, машина в кредит. Как давно они перестали говорить вечерами?

Вдруг ей вспомнилось, как в первый год их знакомства Сергей читал ей стихи Пастернака, как они гуляли под дождём, как он ждал её с работы с букетом полевых цветов... Где всё это? Куда исчезло?

И тут же другая мысль: «А мама? Неужели и она чувствовала то же самое? Любила другого, но осталась с отцом из чувства долга?»

Вера долго не могла уснуть.

Поиски продолжились на следующий день. Вера обзвонила маминых подруг, но никто из них не помнил никакого Андрея. Или делали вид, что не помнят.

И только тётя Зина, бывшая соседка по коммуналке, где мама с папой жили до рождения Веры, что-то смутно припомнила.

— Андрей? Погоди-ка, — задумалась она. — Был у Танечки друг, когда она в институте училась. Офицер какой-то. Но они недолго встречались. А потом Павлуша появился, твой папа, и всё наладилось.

— А фамилию не помните?

— Вроде на Л начиналась. Лапин? Лавров? Не упомню, Верочка, извини.

Вера хотела уже попрощаться, но тётя Зина вдруг воскликнула:

— Вспомнила! В общем, был там скандал один. Этот Андрей вроде как собирался на ней жениться, а потом его в Афганистан отправили. Только неофициально тогда всё было, никто ж не знал. И вот он собрался уезжать, а Танюшка в положении оказалась. Но она ему не сказала! Гордая была. Решила, что справится сама.

— В положении? — Вера почувствовала, как земля уходит из-под ног. — Но... когда это было?

— Да в шестьдесят пятом, кажется. А потом Павел ваш появился, влюбился в неё без памяти. И она за него вышла, не сказав, что ребёнок не от него.

Вера прислонилась к стене, чувствуя слабость в коленях.

— Я не их дочь?

На том конце повисло молчание.

— Ох, Верочка, — наконец сказала тётя Зина. — Я-то думала, ты в курсе. Ты же копия этого Андрея. Особенно глаза... Я всё гадала, неужто Таня тебе не сказала? А Павел знал?

— Не знаю, — прошептала Вера. — Не думаю.

После разговора с тётей Зиной Вера не находила себе места. Всю жизнь она считала себя дочерью Павла Ивановича. Он никогда не давал повода усомниться в этом — любил её, баловал, гордился. Неужели всё это время он знал, что растит чужого ребёнка? Или тоже не подозревал о правде?

Она снова и снова перечитывала письмо. «Верочка, которая так похожа на меня в юности». Похожа ли? Вера достала старые фотографии матери. Да, что-то общее есть — овал лица, улыбка. Но глаза... тётя Зина права, глаза у неё не мамины, не папины. Карие, выразительные глаза с этой фотографии офицера.

«Андрей Лапин или Лавров, — думала Вера. — Где тебя искать?»

И тут её осенило. Она полезла в сумку за маминой записной книжкой. На последней странице, после стихов, был записан телефон: «А.Л. — 332-47-19». Только инициалы, без имени.

Сердце заколотилось. Вера схватила телефон и набрала номер, не особо надеясь, что он ещё действует.

После третьего гудка трубку сняли.

— Алло? — произнёс старческий голос.

— Здравствуйте, — Вера вдруг растерялась. — Я... меня зовут Вера Павловна. Я ищу Андрея... — она запнулась, не зная фамилии.

— Лаврентьева, — спокойно подсказал голос. — Вы нашли его. Чем могу помочь?

Вера замерла. Неужели так просто? Этот старик на другом конце провода — её настоящий отец?

— Я дочь Татьяны Сергеевны Кузнецовой, — выпалила она. — Точнее, сейчас её фамилия Дёмина... была. Её не стало три года назад.

В трубке повисла тяжёлая тишина.

— Тани не стало? — наконец произнёс мужчина. — Мне... мне очень жаль. Я не знал.

Его голос дрогнул, и Вера почувствовала неловкость. Этот человек до сих пор переживал из-за её матери.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказала она. — Это важно.

Они договорились встретиться на следующий день в парке неподалёку от дома Андрея Лаврентьева.

Всю ночь Вера не спала. Что она скажет этому человеку? «Здравствуйте, кажется, вы мой настоящий отец?» А вдруг тётя Зина всё перепутала? Вдруг Андрей и не подозревает о её существовании, и она только разбередит старые раны?

Утром, собираясь на встречу, она вдруг заметила, что надевает мамино старое платье — то самое, синее в мелкий цветочек, которое мама так любила. На мгновение Вере показалось, что она видит в зеркале не себя, а молодую маму. «Ты так похожа на меня в юности», — прозвучали в голове слова из письма.

Парк оказался маленьким и уютным, с аккуратными дорожками и скамейками. Несмотря на будний день, здесь было немало народу — мамы с колясками, пенсионеры, школьники. Вера заняла скамейку у фонтана, как договаривались, и стала ждать.

Ровно в назначенное время к ней подошёл пожилой мужчина. Высокий, подтянутый, с тростью. Седые волосы аккуратно причёсаны, костюм отглажен. Если бы не трость и возраст, Вера сказала бы, что перед ней тот самый офицер с фотографии.

— Вера? — спросил он, всматриваясь в её лицо. — Господи, какое сходство...

Она поднялась ему навстречу.

— Здравствуйте, Андрей...

— Викторович, — подсказал он. — Присаживайтесь, пожалуйста.

Они сели рядом, не глядя друг на друга. Вера не знала, с чего начать. Он — тоже.

— Я нашла письмо, — наконец сказала она. — Мамино письмо, адресованное вам. Оно не было отправлено. Датировано 1975 годом.

Андрей Викторович кивнул.

— Она часто писала мне, — тихо произнёс он. — И никогда не отправляла. Я знаю, потому что она сама мне об этом рассказала... когда мы встретились в последний раз.

— Вы встречались? После... после всего?

— Один раз. В 1985 году. Я вернулся в Москву после долгой службы за границей. И случайно увидел её в магазине. Она была с девочкой-подростком. С вами, наверное.

Вера смутно вспомнила тот случай в магазине. Мама вдруг побледнела, уронила сумку. А потом сказала, что ей нехорошо, и они быстро ушли.

— Мы встретились через неделю, — продолжил Андрей Викторович. — Тайком, в этом самом парке. Она рассказала мне всё. О том, что ждала ребёнка, когда я уехал. О том, что не хотела быть мне обузой — ведь я отправлялся в командировку, неизвестно было, вернусь ли. О том, как вышла замуж за Павла, который полюбил и её, и... — он запнулся, — и вас.

Значит, тётя Зина была права. Вера — дочь этого человека. И теперь она видела это ещё яснее — не только глаза, но и черты лица, и даже манера держать голову у них были похожи.

— Он знал? — тихо спросила она. — Мой... Павел Иванович, он знал, что я не его дочь?

Андрей Викторович покачал головой.

— Таня сказала, что не смогла ему признаться. И не хотела, чтобы вы росли с клеймом... ну, вы понимаете. Тогда к этому относились иначе, чем сейчас.

Вера кивнула. Она понимала. И не могла винить мать за этот выбор.

— Почему вы не вернулись за ней? — спросила она, и только потом поняла, как дерзко это звучит.

Но Андрей Викторович не обиделся.

— Я пытался, — просто сказал он. — Я писал ей письма из Афганистана. Но она не отвечала. А когда я вернулся через два года, она уже была замужем. Я не посмел разрушать чужую семью.

— Знаете, я много думал об этом. О том, как могла бы сложиться наша жизнь. Но я никогда не винил Татьяну. Она сделала правильный выбор ради вас и ради себя.

— Вы так и не женились? — спросила Вера.

— Женился. Поздно, в сорок лет. У меня двое сыновей и жена, которую я очень люблю. Но... — он вздохнул, — первая любовь не забывается. Никогда.

Они долго сидели молча, глядя на фонтан. Вера думала о своей маме, о том, как трудно ей, должно быть, было все эти годы хранить такую тайну. О Павле Ивановиче, который любил её как родную дочь, не подозревая правды. О Сергее, с которым она сама живёт по инерции, не испытывая больше тех чувств, что были вначале.

— Я могу спросить... — наконец произнесла она, — вы ни о чём не жалеете?

Андрей Викторович посмотрел на неё — и Вера увидела в его глазах своё отражение.

— Жалею ли я? — он задумался. — Знаете, в моей жизни было много всего. Но больше всего я жалею о несказанных словах. О том, что не сказал Тане, как сильно её люблю. О том, что не боролся за неё сильнее. О том, что не был рядом, когда вы родились.

Он достал из кармана потрёпанный бумажник и извлёк из него фотографию.

— Это Татьяна. Единственная её фотография, которая у меня осталась.

Вера взглянула — и улыбнулась. Мама на фото была совсем молодой, с длинной косой и в летнем платье.

— А это вы? — она протянула Андрею Викторовичу фотографию офицера, найденную в маминой записной книжке.

Он взял её дрожащими руками.

— Господи, где вы это нашли? Я и не помнил, что дарил ей эту фотокарточку. Сколько лет прошло...

Они просидели в парке несколько часов. Андрей Викторович рассказывал о своей молодости, о том, как познакомился с Татьяной, какой она была. Вера делилась воспоминаниями детства, показывала фотографии в телефоне — своих детей, мужа, дома.

— Вы не думали начать всё сначала? — вдруг спросил Андрей Викторович. — С мужем, я имею в виду.

Вера удивилась вопросу.

— Начать сначала? Что вы имеете в виду?

— Я вижу, что вы не счастливы, — мягко сказал он. — У Татьяны был такой же взгляд, когда мы встретились в последний раз. Взгляд человека, который живёт не своей жизнью.

Вера хотела возразить — по привычке, из вежливости. Но почему-то не смогла.

— Я не знаю, — честно призналась она. — Мы с Сергеем... у нас дети, дом, общая жизнь. Но что-то исчезло. Я даже не могу сказать, когда это произошло.

— Тогда скажите мне вот что, — Андрей Викторович посмотрел ей прямо в глаза. — Если бы вы могли вернуться назад, в то время, когда между вами были чувства — вы бы сделали что-то иначе? Сказали бы что-то важное, что тогда промолчали?

Вера задумалась. Перед глазами проплыли картины их с Сергеем молодости — первое свидание, первый поцелуй, свадьба. И более поздние — рождение детей, переезд в новый дом, совместные отпуска. Когда же между ними выросла эта стена? И можно ли её разрушить?

— Да, — наконец сказала она. — Я бы сказала Сергею, что боюсь потерять себя в семейной жизни. Что мне нужно пространство для творчества, для собственных желаний. Что я не хочу превращаться в приложение к нему и детям.

— Так почему бы не сказать это сейчас? — просто спросил Андрей Викторович.

Вера вдруг вспомнила мамино письмо. «Что, если бы тогда я сделала другой выбор?» Мама выбрала семью, стабильность, общественное одобрение. Но была ли она счастлива? По-настоящему счастлива?

— Вы правы, — она улыбнулась. — Ещё не поздно начать говорить правду.

Когда они прощались, Андрей Викторович вдруг обнял её — неловко, непривычно.

— Я так рад, что наконец познакомился с вами, — тихо сказал он. — Можно... можно я буду иногда звонить?

— Конечно, — Вера почувствовала, как к горлу подступает ком. — И приезжайте к нам. Познакомитесь с внуками.

Он кивнул, украдкой смахивая слезу.

Домой Вера вернулась поздно. Сергей уже был дома — сидел на кухне, проверяя что-то в телефоне.

— Привет, — он поднял глаза. — Ты где была? Я звонил, но ты не брала трубку.

— Прости, я выключила звук, — Вера присела напротив. — Сергей, нам нужно поговорить.

Он напрягся — как всегда, когда она произносила эту фразу.

— Что-то случилось?

— Нет. То есть да, — она не знала, с чего начать. — Я сегодня встретилась со своим настоящим отцом.

И она рассказала ему всё — о найденном письме, о встрече с Андреем Викторовичем, о том, что узнала о своём происхождении. Сергей слушал молча, не перебивая.

— Почему ты мне никогда не говорила, что чувствуешь себя... потерянной в нашей семье? — спросил он, когда она закончила.

Вера удивилась.

— Я не говорила об этом сегодня.

— Нет, но это читается между строк, — он улыбнулся. — Знаешь, я ведь тоже иногда чувствую себя так, будто мы просто соседи по квартире. Когда это началось?

Она задумалась.

— Не знаю. Наверное, постепенно. Сначала дети, потом работа, ипотека, ремонт... Мы перестали разговаривать. По-настоящему разговаривать.

Сергей кивнул.

— Я скучаю по той девушке, которая плакала, слушая Пастернака, — тихо сказал он. — И по себе — тому парню, который знал все её любимые песни.

Вера почувствовала, как внутри что-то оттаивает — будто лёд, сковывавший сердце, начал трескаться.

— Я тоже скучаю по ним, — призналась она. — По нам.

Они проговорили до утра — впервые за много лет.

А утром, когда дети ещё спали, Сергей вдруг встал, порылся в книжном шкафу и достал потрёпанный томик стихов.

— «Быть женщиной — великий шаг, сводить с ума — геройство», — прочёл он с улыбкой. — Помнишь?

Вера рассмеялась.

— Как я могла забыть?

Он сел рядом и взял её руку в свою.

— Давай начнём сначала, — предложил он. — Не с самого начала, конечно. Но с того места, где мы ещё были счастливы.

Вера кивнула.

— Давай.