Гномы. Война пепла. Глава 13. Падение герцогини

Гномланд. Двергия. Замок Ортрум. 2310г
Кабинет герцогини Ортрум был погружен в тяжёлую тишину, нарушаемую лишь потрескиванием горящих документов в камине и размеренным тиканьем старинных часов. За окном сгущались сумерки, но она не зажигала лампы - только багровые отблески пламени скользили по её лицу, подчёркивая резкие морщины у рта и холодный блеск глаз. Она прекрасно осознавала, что совершила ошибку.
Отправка гвардейцев на помощь Агате, пусть даже без опознавательных знаков, оказалась рискованной затеей. "Гаррук не дурак, он всё поймёт", - думала Ортрум, сжимая в руке очередную пачку компрометирующих документов. Но другого выбора у неё не было. Теперь, когда её личная охрана рассредоточилась по лесам в погоне за наследницей, герцогиня осталась беззащитной перед любым ударом - будь то королевский указ о смещении или ночной визит убийц.
С холодной методичностью она отправляла в огонь один документ за другим. Списки союзников с их именами, которые теперь могли стоить им жизни. Шифрованные донесения - ключи к заговору, превращающиеся в пепел. Карты с дислокацией тайных складов оружия - её последнего стратегического резерва. Каждый лист, касаясь раскалённых углей, вспыхивал на мгновение, обнажая роковые строки: "перебросить полк к горе Архенантхор", "феи обещают поддержку в обмен на рудники", - прежде чем свернуться в чёрную труху.
"Я проиграла", - мысленно признала она. Но это было тактическое поражение, а не крах всей кампании. Главное, чтобы Агата продолжала двигаться вперёд, не останавливалась, не оглядывалась назад. Её несвобода - временна. Если Агата выиграет эту войну, Ортрум снова окажется у власти. А если нет…
— Ваша Светлость! — в дверь ворвался капитан стражи с разбитым лицом. — Королевские броневики у ворот! Служба безопасности требует сдачи!
Герцогиня не подняла глаз.
— Сколько времени?
— Минут пять, не больше.
Она достала из ящика стола последний предмет — крошечную капсулу — и привязала её к лапке голубя.
— Лети, милый.
Птица исчезла в сером небе как раз в тот момент, когда первые сапоги загремели на мраморной лестнице.
В дверь постучали. Три резких удара - не слуги, не адъютанты. Пришли за ней. "Входите", - сказала Ортрум, поправляя прядь седых волос. Дверь распахнулась. На пороге стояли люди в чёрных мундирах Следственного управления. "Ваша Светлость, по приказу Его Величества..." - начал старший из них. "Да, да, обыск. Я знаю", - перебила его герцогиня, поднимаясь из-за стола и выпрямляя спину. Жертва принесена. Теперь - очередь Агаты.
Тяжёлые дубовые двери замка Ортрум распахнулись с глухим стуком, выпуская в предрассветный туман процессию. Герцогиню выводили под конвоем - её обожжёные руки, привыкшие держать не только перо государственных указов, теперь были скованы грубыми стальными наручниками. Каждый шаг давался с показной медлительностью - следователи знали цену унижению.
Броневик "Гранит" с решётками на окнах уже ждал во дворе, его двигатель тихо урчал, выпуская сизые клубы выхлопа в холодный воздух. Офицер с бесстрастным лицом открыл заднюю дверь с церемонной вежливостью, словно приглашая на светский приём, а не на допрос в застенки.
Кортеж из десятка чёрных машин растянулся по брусчатке подобно похоронной процессии. В остальных машинах сидели её люди - охранники с опухшими от побоев лицами, служанки с растрёпанными волосами, даже поварёнок лет четырнадцати. Все в наручниках. Все молчали.
Когда броневик тронулся, герцогиня через узкое оконце увидела, как последнего гвардейца с гербом Ортрум сажают закованным в машину. Замок, столетиями бывший оплотом её рода, теперь стоял пустой и безмолвный, лишь стая ворон кружила над зубчатыми башнями.
Кортеж медленно описал круг по парадному двору - специально, чтобы все видели триумф королевской власти - и взял курс на Канцбург. На востоке занимался багровый рассвет, окрашивая снежные вершины в цвет запёкшейся крови.




****
Гномланд. Двергия. Канцбург. 2310г
Подвал Верховного Следственного Управления был пропитан тяжелым запахом меди и хлорки — едкая смесь, въедавшаяся в кожу, в волосы, в лёгкие. Каждый вдох оставлял на языке привкус крови и химической чистоты, будто это место пытались отмыть от чего-то, что уже невозможно было стереть.
Герцогиню Ортрум приковали к железному стулу перед ослепительно яркой лампой. Её запястья, затянутые в стальные браслеты, уже начали неметь, но она не подавала виду. Свет бил прямо в глаза, выжигая всё, кроме силуэта человека, сидящего напротив.
Начальник тайной полиции — гремлин в безупречно отутюженном мундире — неспешно потягивал эльфийский виски из хрустального бокала. Его очки с толстыми стёклами блестели, скрывая маленькие, как бусинки, глазки.
— Ортрум, Ортрум... — он покачал головой, растягивая слова, будто смакуя их. — Зачем портить такую красивую карьеру?
Герцогиня ощутила, как слюна накапливается во рту — горькая, как её ярость. Она наклонилась вперед, насколько позволяли оковы, и плюнула к его ногам.
— Спросите у короля, — её голос звучал хрипло, но без тени страха. — Он мастер портить красивое.
Гремлин замер на секунду, затем медленно поставил бокал на стол. Лёд внутри звонко застучал о хрусталь.
— Очень жаль, — прошептал он, вытирая платком лакированные туфли. — Я надеялся, что мы сможем поговорить... по-доброму.
Он сделал едва заметный жест рукой. Из тени за лампой вышел человек в кожаном фартуке, с тележкой полной инструментов.
— Но раз уж вы выбрали грубость, — продолжил гремлин, поправляя очки, — придётся объяснить вам правила нашей беседы иначе.
Герцогиня усмехнулась. Она знала, что её ждёт. Но она также знала кое-что, чего не знал он: пока она жива, Агата будет сражаться. А значит, её боль — это всего лишь ещё один шаг к победе.
Первые два часа они играли в добрых следователей. Следователь разложил перед Ортрум фотографии: вот её племянник в академии, вот любимая племянница на балконе их фамильного поместья. "Какие милые дети, - вздыхал он, перебирая снимки. - Как жаль, что завтра они могут стать сиротами... если только Ваша Светлость не проявит благоразумия". Его пальцы неспешно закрывали папку с надписью "Операция “Сиротка”".
Ортрум сжала зубы до хруста в челюстях.
На третий час принесли аппарат. Это была блестящая новинка военной медицины - переносной генератор с набором электродов. "Электрическая стимуляция для улучшения памяти", - пояснил человек в кожаном фартуке, смачивая контакты солёной водой. Когда первый разряд ударил по рёбрам, тело герцогини выгнулось так, что кожа лопнула на запястьях, где её сковывали наручники.
"Ну что, вспомнили, где прячется ваша маленькая претендентка?" - начальник полиции удобно устроился напротив, попивая кофе из фарфоровой чашки. С каждым отказом отвечать напряжение увеличивали. К четвёртому часу от запаха горелой плоти тошнило даже охранников.
На пятый час — принесли коробку с инструментами.
Она была деревянной, с выцветшей надписью "Стоматологические принадлежности, 2298 год". Крышку открыли с церемонной медлительностью. Внутри, на бархатной подкладке, лежали щипцы, иглы, что-то похожее на тонкие свёрла. "Не волнуйтесь, — прошептал начальник, выбирая инструмент, — мы же цивилизованные люди".
К утру герцогиня, истекая кровью и потом, прошептала:
— Да... я подготовила мятеж... Да, меня поддерживали феи и нибелунги… А так же некоторые графы дворфов, поставляя ополченцев…
Слова выходили хриплыми, рваными, но их было достаточно. Начальник полиции удовлетворённо откинулся на спинку кресла, смачно хрустнув костяшками пальцев.
— Ну вот видите, как просто.
Он сделал изящный знак помощнику. Тот тут же склонился, как верный пёс.
— Отправьте донесение Его Величеству. И... — начальник бросил взгляд на Ортрум, сжатую в кресле, — приготовьте камеру для герцогини. Ту, что с видом на сад.
Помощник захихикал. "Садом" здесь называли внутренний двор тюрьмы — квадрат грязного неба между высокими стенами, куда раз в неделю выводили осуждённых "на прогулку".
Ортрум закрыла глаза. Она знала, что только что подписала смертный приговор многим. Но она также знала другое: Агата не даст себя схватить, а это значит дело ещё будет жить.


****
Гномланд. Дворфия. Гора Архенантхор 2310г
Форт жил своей привычной, размеренной жизнью, словно огромный кондовый механизм, где каждая шестерёнка знала своё место. Утренний туман ещё клубился между металлическими стенами, когда партизаны принялись за ежедневные работы.
У восточного бастиона двое бородатых двергов, сняв шинели и закатав рукава рубах, методично заделывали пробоины от последнего обстрела. Их мощные руки ловко орудовали молотами, подгоняя новые стальные заплатки клёпками к стали стен. "Левее, левее, - покрикивал старший, - а то опять как в прошлый раз - снаряд залетит и все наши труды к чёрту".
Возле склада боеприпасов суетилась группа молодых бойцов. Они перетаскивали мешки с песком, заменяя прогнившие за зиму. Песок сыпался сквозь дыры в мешковине, оставляя за партизанами золотистые следы. "Эй, осторожнее там! - кричал им через двор седой унтер-офицер. - Это же не подушки для ваших нежных спин!"
У главных ворот кряжистый дворф в засаленной кожанке, стоя на самодельной лестнице из ящиков, перетягивал колючую проволоку. Металлические шипы оставляли на его ладонях кровавые царапины, но он лишь бурчал себе под нос: "Пусть попробуют теперь, гады, пролезть..."
Но самое необычное зрелище ожидало у новой полевой кухни - настоящего чуда, привезённого гвардией Ортрум. Перед ней выстроилась неторопливая очередь. Бойцы, привыкшие за годы к холодным консервам и сухарям, теперь с трудом сдерживали нетерпение. Аромат настоящей похлёбки с мясом разносился по всему форту, будоража их аппетит.
Полк гвардии герцогини раскинул лагерь перед фортом, превратив подступы в укреплённый военный городок. Шатры и палатки стояли ровными рядами, словно вычерченные по линейке, а между ними зияли стальные ежи, переплетённые колючей проволокой. На подступах дежурили дозорные, их винтовки блестели в свете фонарей, а деревянные пулемётные вышки нависали над периметром, словно хищные птицы, готовые к атаке. Со стороны казалось, будто не партизаны укрылись в форте, а сама гвардия взяла его в осаду — настолько чётко, даже педантично, были организованы их позиции.
Но стоило пройти через этот безупречный лагерь и переступить порог форта, как картина резко менялась. Внутри царил хаос, достойный самой отчаянной вольницы: разбросанное оружие, костры, разожжённые прямо на каменном полу казарм-пещер, и бойцы, больше похожие на банду оборванцев, чем на солдат. Если гвардейцы герцогини напоминали отполированную сталь, то партизаны были ржавым клинком — грубым, неотёсанным, но смертельно опасным в умелых руках. Разница бросалась в глаза так резко, что казалось — форт не просто соседствует с лагерем, а служит его тёмным отражением, куда сбрасывают всё, что не вписалось в безупречный порядок гвардии.
Командный пункт, обычно пропитанный запахом табака, пота и пороха, сегодня дышал непривычной стерильностью. Полковница Ортрум лично приказала выдраить помещение до блеска - бетонные стены отмыли щелоком, пол выскребли песком, даже потолочные балки освободили от паутины. "Здесь будет приниматься судьба восстания, - заявила она, - и мы не станем вершить её в свинарнике". Особый приказ касался курения - нарушителям грозила чистка отхожих мест до конца кампании.
Теперь в центре помещения стоял грубо сколоченный, но тщательно отполированный стол. На нём лежала единственная вещь - огромная топографическая карта, разглаженная до состояния пергамента. По её поверхности крепились десятки отметок - красные и синие булавки, нитяные линии фронтов, замысловатые стрелы предполагаемых ударов. Над этой картой в напряжённой тишине склонились ключевые фигуры восстания: Полковница Ортрум, её некогда безупречный мундир теперь поношен, но осанка по-прежнему выдавала аристократку; Агата Дарнкров, с тенью былой нерешительности в глазах, но с новообретённой твёрдостью в сжатых губах; Командир "Лесных братьев" - бородач с лицом, изборождённым шрамами, чьи мозолистые пальцы нетерпеливо барабанили по краю стола; Ансвард, его седая борода почти касалась карты, когда он указывал на особо важные позиции; Капитан Вейс из гвардии герцогини - офицер с учтивостью королевского церемониймейстера,
и несколько партизанских офицеров в потрёпанных кожанках, чьи лица отражали смесь надежды и скепсиса.
"Остальные - вон", - бросила Полковница, даже не поднимая глаз от карты. Когда последний не удостоенный чести присутствовать партизан нерешительно задержался у двери, она добавила ледяным тоном: "Если в следующий раз придётся повторять, отправишься чистить сортиры вместе с курильщиками".
За дверью бункера собралась толпа любопытных. У входа выстроилась живая цепочка - партизаны передавали обрывки услышанного во двор, как дети в игре "испорченный телефон". Самые предприимчивые пристраивались у щели в дверном косяке, стараясь разглядеть хоть что-то в полумраке командного пункта. Как и следовало ожидать, образовалось самое настоящее "трио любопытных" – Гарт, Лира и Бренн, которые устроили настоящий наблюдательный пост. Они примостились на ящиках из-под боеприпасов, будто зрители в театре, где главной актрисой была сама Агата.
Лира, прищурив один глаз глядя в щель, делала едкие комментарии сквозь зубы:
"О, смотрите-ка, наша принцесса вошла в роль! – шептала она, изображая важную позу Агаты. – Вот она делает 'умное лицо'... А вот 'я так глубоко анализирую'... О, а теперь – коронный номер!"
Гарт фыркал в кулак, стараясь скрыть смех, но его трясущиеся плечи выдавали его с головой. Даже обычно невозмутимый Бренн не выдержал – его широкое лицо расплылось в ухмылке, когда Лира, скопировав любимую позу Агаты (рука у подбородка, брови слегка нахмурены), начала изображать, будто обдумывает судьбоносное решение о... выборе между тушёнкой и галетами на ужин.
"Тише вы, – вдруг прошипел Гарт, – она же нас услышит!"
Но было уже поздно. Агата, почувствовав на себе взгляды, на мгновение оторвалась от карты и метнула в их сторону убийственный взгляд. Троица мгновенно замерла, изображая полную невинность: Лира вдруг увлеклась изучением потолка, Гарт принялся чистить ноготь ножом, а Бренн... Бренн просто закрыл лицо ладонью, но по дрожащим плечам было ясно – великан вот-вот лопнет от смеха.
"Когда-нибудь она вас всех прибьёт, – раздался за их спинами голос няни Марты. Старуха стояла, опираясь на палку, и качала головой. – И я лично ей помогу".
Но в её глазах светилась та же тёплая усмешка – ведь все они знали: за этими шутками скрывается гордость за Агату, которая наконец-то заняла своё место среди лидеров восстания. Даже если её "умный вид" иногда выглядел немного театрально.
В этот момент дверь внезапно распахнулась, и все разом посыпались с ящиков на пол. На пороге появился Ансвард, его борода топорщилась от возбуждения. "Ты, ты и ты, - ткнул он пальцем в Гарта и Лиру. - Собирайте разведгруппы. Остальным - боеготовность через час". Толпа мгновенно оживилась, но в глазах читалось понимание - игра в партизанщину закончилась. Теперь начиналась настоящая война.
В командном пункте царила напряжённая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием радиоприёмника и приглушёнными голосами дежурных. А всё дело в том, что сегодня утром среди ополченцев приземлился почтовый голубь с капсулой — редкий и рискованный способ связи, который использовали только в крайних случаях. Капсулу тут же доставили Агате.
Она развернула крошечный листок, и её пальцы на мгновение дрогнули. Всего три слова, написанные дрожащим почерком, словно автор торопился или боялся быть обнаруженным:
«Бегите. Я сломалась.»
Полковница Ортрум, стоявшая рядом, резко выпрямилась, её лицо стало каменным.
— Это значит, надежда только на нас.
Агата медленно подняла глаза. Ортрум уже не смотрела на записку — её взгляд был устремлён куда-то за стены бункера, будто она видела приближающуюся бурю.
— Нам нужно уходить. Сейчас.
Гул голосов в помещении стих.
— Куда? — спросила Агата, но в глубине души уже знала ответ.
— В горы.
Агата сжала записку в кулаке. Если герцогиня «сломалась», значит, Гаррук вырвал у неё правду. Значит, он знает, где они. И значит, его армия уже на марше.