Письма Учителю. Пункты Озмидова. 4

            "Химический рай, быстро дойдя до пика, срывается в ад"
                Ван Ли-чжун, руководитель ФСКН при дворе Фу Си.

 "          Извините, граф, что привел эпиграф своего давнего китайского друга.

 Логически он вписывается в Вашу долгую беседу с Петром Лукичом. Да и нынешняя ситуация, сочетаемая с текущей актуальностью, думаю, весьма громко аукнется в ближайшее время. И Китай, предполагаю, будет играть здесь решающую роль. Увы,без обиды Вана, негативную.

 Итак, двадцатого апреля 1889 года Вас "грузит" Озмидов. Три его пункта, видимые мною претензиями, Вы кое как "переварили".

 Ближе к полуночи наступает кульминационный момент беседы, больше похожей на монолог задержавшегося гостя.

 Перелистнув очередную страничку затертой записной книжечки, Петр Лукич поправляет пенсне и обращается к своему старшему другу:

 -Может ли человек убить себя?

 Вы, заскучавший к этому времени, невольно вкидываете густые брови, но медлите с ответом. Да, после скандалов с Софьей Андреевной приходили грешные мысли. И все же:

 -Думаю, что нет...

 -А как же,когда я, защищая другого, подставляю себя?

 Вы, удивленный моральным вывертом высоты самоотвержения, невольно соглашаетесь.

 Вдохновленный Озмидов завершает:

 -А, стало быть, и морфин хорошо?

 Вот это поворот! Преображение очевидного минуса в плюс, больше отраженный на погосте. Искривление, как Вы отмечаете про себя, суждений. Избавление от покаяния за содеянное.

 Невольно, Лев Николаевич, вспомнил Булгакова, самого страдающего пагубной зависимостью и отразившего её в своем рассказе. Будь Вы немного подальновиднее, могли бы с этой стороны обрисовать и Анну Аркадьевну. А так, извините, слишком примитивно:

 "Анна взяла рюмку и накапала в нее несколько капель лекарства, в котором важную часть составлял морфин, и, выпив и посидев несколько времени неподвижно, с успокоенным и веселым духом пошла в спальню"

 Надо было вручить ей уже используемый к этому времени наркошами шприц и погрузить тетку в сюрреалистическое кино. К примеру, в описанное Вами Бородинское сражение. Отличная связка двух романов.

 Вернемся, однако, к гостю. Судя по Вашей дневниковой записи, уже подсел.

 "Я понял, что морфин, который он вспрыскивает и который есть слабость..."

 Невольно, граф, тормознулся на последнем слове. Слабость? Или же некий механизм манипуляции несовершенным сознанием  большинства?

 Думаю, Вы ещё не дозрели до понимания проблемы, поднятой Булгаковым. Да и химия синтеза подобных веществ не стоит на месте. Если уж ветераны вьетнамкой спецоперации грузили себя по-полной, то страшно даже предположить, что будет далее.

 Каждый наркоман оправдывает свою зависимость. Вот и Озмидов:

 -Я делаю это для того, чтобы быть в состоянии работать и кормить семью. Следовательно, я убиваю себя для других!

 Прекрасный вывод. Интересно, приняла ли такое рассуждение его дочь, ставшая к этому времени известным литератором. Ольга Петровна, баронесса Спенглер весьма восторженно откликается о папеньке:

 -Сам он ведет очень строгую жизнь: не пьет, в карты не играет, никаких веселий у него  нет. К людям  требователен и всех старается убедить в своих взглядах, и сам во многом живет сообразно им. Перед ним людям неловко  говорить и делать глупости и пошлости; многих это стесняет и потому иногда говорили, что он тяжелый человек.

 Замечала ли баронесса шприц у кровати отца? Думаю, да. Но считала это инструментом расширения сознания и  помощи семье. Некий, как Вы пишите, нравственный морфин. И далее ещё более жестко:

 "Таковы все изуверы, все теоретики"

 Браво, Лев Николаевич! Ваш последователь, выложив четыре зыбких туза, проиграл. Надеюсь, он, как и Булгаков, излечился от зависимости.

                Ваш ученик ЕС.

 A propos!

 И правильно отмечаете, нужно записать на ногте, не спорить с такими. Обман. Что драться обнаженному с покрытым латами. Увы, таких нравственных морфинистов достаточно и здесь..."