Не задабривайте зло! Часть 3. Глава 2 продолжение

Глава 2.
Операция «Гризельда». Начало

Несмотря на предостережение, Алевтина направилась вслед за Карлом. Его широкая спина в потёртом кителе и монтировка в руках внушали ей уверенность. Неожиданно эта спина согнулась, словно кто-то ударил первого пилота поддых. Девочка в испуге остановилась, не понимая, в чём дело. А Карл беззвучно хохотал, держась за живот.

– А я-то… Я думал, это вермировский патруль! Льюис, дружище, это ты! Сколько мы с тобой не виделись! Ходили слухи, тебя сняли с рейса и разжаловали в уборщики?

– Да, капитан, так и есть, – ответил голос из темноты. – В Аэропорту Вынужденных Посадок другой должности для меня не нашлось. Зато я не выдал «Зелёный Коридор» и выручил вот этих ребятишек. Они, кстати, искали вас.

Радости детей не было предела. Они были счастливы увидеть друг друга. Алевтина и Леонид без промедления познакомились с человеком-змеёй Фредом. Они тут же начали взахлёб рассказывать о своих приключениях. Поднялся шум и гам, все говорили одновременно.

– «Зелёный Коридор» рад всем новым друзьям! – объявил Карл, повысив голос. – Однако у нас мало времени. Пока не время предаваться восторгам от встречи. В этом «бидоне», – он похлопал рукой по блестящему боку огромного автомобиля, – достаточно топлива, чтобы наша стальная птичка упорхнула из «уютного» гнёздышка под названием «аэропорт погибших надежд». За дело! Моя команда – живо в машину! А вы с Льюисом забирайтесь скорее в свой самоходный трап и дуйте за нами!

Мощный двигатель «бидона» взревел, и многотонная махина рванула с места. Оранжевый автомобильчик поспешил за ней.

…Администратор Аэропорта, сидя в своём директорском кресле в комнате управления, долго вглядывался в мониторы камер, установленных по краям взлётного поля. Он заметил, как по аэродрому перемещается техника, видел свет фар и тени снующих людей. Затем АА проследил, куда направились автомобили, и покачал головой, усмехаясь.

– Вот вы и попались, зайчики! Теперь все в одном лукошке. Осталось лишь захлопнуть крышечку!

*     *     *     *     *

Почти все вокруг спали, откинувшись в креслах. Первый пилот приказал всем хорошенько выспаться перед полётом, ведь лайнер был уже заправлен и готов к полёту.

Несмотря на то, что зелёнокоридоровцы соорудили самодельные кондиционеры, питающиеся от генераторов, салон самолёта пропитался запахами от длительного пребывания в нём людей. Где-то за ширмой надсадно кашляла Грета, и слышался успокаивающий басок Карла.

Леонид даже после стольких приключений не мог заснуть и вслушивался в шум вентиляторов. Ему почудилось, что в этот мерный гул вплетаются звуки извне. Вроде, голоса. Знакомые голоса. Родные голоса. Мальчик крепче прижал к себе путеводитель по Кубе, будто это был пропуск в другую, лучшую жизнь. Напрягая слух до боли в ушах, Черпаков начал разбирать отдельные слова.

«Мы очень… любили тебя… Ты не должен плохо думать о нас… Жаль, что всё так получилось…» – шептал мамин голос.

Лёня хотел вскочить и броситься на выход из самолёта, к приставленному трапу, но ноги были как ватные. Он пытался хотя бы сказать родителям, что слышит и понимает их, но лишь беззвучно открывал рот.

А теперь папа: «Сынок, мы так виноваты перед тобой! Слишком мало оказывали тебе внимания, мало любви… И ты, видно, чувствовал это…»

«Я люблю вас, мама и папа! – беззвучно кричал Черпаков. – Я так хочу, чтобы вы оказались живы! Вернитесь ко мне!»

«Чтобы мы возвратились, нужно…» – начал отец.

Голоса вдруг пропали.

– Что нужно, что? Я не слышу! – хрипел Леонид. – Громче, пожалуйста, папа!..

– …Тебе что-то приснилось, Лёнечка?

Черепах открыл глаза. Перед ним стояла Лида и трясла его за плечо:

– Ты бормотал что-то несуразное, и я решила тебя разбудить.

Лео вскочил, вытирая пот со лба. Путеводитель по Кубе упал с колен на пол. Мальчик бережно поднял его и открыл. С фотографии, вложенной в книжку, смотрели на него улыбающиеся родители.

– Кажется, я знаю, что нужно, – сказал Леонид. – Я должен разыскать вас в терминалах Верхнего Мира.

– Что ты говоришь? Кого разыскать – Славика? – заглядывала ему в глаза девочка.

– Конечно же, и Славика тоже! – твёрдо сказал Лео. – Утром вы все – Алевтина, Тимофей, Фред и ты, Лида, – полетите вместе с зелёнокоридоровцами домой. А я найду твоего брата, сделаю все необходимые дела и…

– Какие дела? – поинтересовалась Егоза.

– Те, что должен был сделать уже давно, – задумчиво произнёс Черепах. – Затем мы со Славой попытаемся найти наш лифт и выбраться отсюда. А рисковать вами мы больше не имеем права!

У Лиды на глазах моментально выступили слёзы:

– Это мой брат! Я тоже должна пойти его выручать!

Из кабины пилотов выглянул Карл. Чёрные усы недовольно топорщились.

– Что здесь за шум? Дайте людям поспать!

Лёня серьёзно посмотрел на него.

– Мне нужно с вами поговорить. Это очень важно.

*     *     *     *     *

– Скоро-скоро! Скоро-скоро-о-о! – напевала Гризельда, тщательно нанося на лицо макияж. Она смотрела в зеркало на свою татуированную физиономию и кривлялась, строя рожи сама себе. – Попадётся рыбёшка на наш крючок! Я права, Йозеф, рейс 111?

– Да, это вы неплохо придумали, мадам, – отозвался старший охранник. Он развалился в кресле и поигрывал бицепсами, словно на подиуме бодибилдеров. – Кстати, какой помадой вы пользуетесь?

– Ах, для вашего цвета лица не подойдёт, – пропела хозяйка квартиры. Она была в приподнятом настроении – ведь в её доме устроена засада на «рыбок», которые «приплывут» освобождать Славу, не ведая, что он в приютском госпитале. Рядом на стульях восседали секьюрити Джек и Люк, поедая влюблёнными взглядами своего начальника. Ещё они иногда с вожделением поглядывали на туалетный столик Гризельды, где возвышалась уже наполовину опустевшая бутылка «пассажирского».

Вдалеке хлопнула дверь. Охранники напряглись, а Йози быстрым движением расстегнул кобуру электрошокера.

– Нет-нет! – проворковала хозяйка квартиры. – Не волнуйтесь понапрасну. Это моя жена, я узнаю её по мягкой походке.

В гостиную вплыла Эмма в своём неизменном легкомысленном наряде горничной. Она с удивлением взглянула на охранников, подставив пухлую щёку для поцелуя супруги.

– Ты бука-бяка, – надула губы Гризельда. – Опять где-то пропадала.

– Были дела-а, – неопределённо протянула Эмма, наливая себе рюмку коньяку. – Вам налить, господа?

– Я уже предлагала, и они отказались. Эти джентльмены, – начала Гризельда и смутилась, разглядывая косметику и длинные волосы охранников, – эти молодые секьюрити теперь будут у нас как бы в дозоре. Я уже тебе говорила, что к нам могут пожаловать гости за нашей дочкой Славочкой.

– Он пока сыночек, – пояснила Эмма гостям. – Но скоро будет девочкой. Как только его подлечат в приютском госпитале, им займётся доктор Шэнь Айлун. Он на этом собаку съел! Мы сделаем все нужные операции по ускоренной инновационной технологии. Надеемся, в скором времени наш Славочка станет нашей Славочкой! Как это славно! Простите за тавтологию. Гризельда знает, что я любительница всяких экспериментов – всё это так забавно!

Йозеф округлил глаза и своим высоким голосом произнёс:

– Как хорошо, что наш Верхний Мир предоставляет всем неограниченные свободы! Я так благодарен Администратору Аэропорта за внимание к нашим маленьким слабостям к перемене пола! Жаль, что я его ни разу не видел, иначе с удовольствием пожал бы руку.

– Да, – задумчиво произнесла Гризельда. – Нашего АА ещё никто никогда не видел. Но его славные дела, постоянная забота о пассажирах и изумительная организация пассажиропотоков в залах терминалов неизменно вызывают тёплые чувства к нему.

Эмма подняла свою рюмку и с чувством изрекла:

– Всё для блага пассажира!

– Всё для блага пассажира! – эхом откликнулись охранники.

Гризельда пристально посмотрела на жену. Затем встрепенулась и отодвинула от себя коньяк.

– Малышка, у нас совсем нет закуски. Будь душкой, подсуетись.

*     *     *     *     *

Окна-глаза терминала холодно смотрели на Леонида из темноты. Мальчик поёжился. До служебного входа, о котором говорил Льюис, оставалось всего полсотни шагов. До сих пор Черепах подбадривал себя бодрым мотивчиком, который напевал про себя: «А, ну-ка, песню нам пропой, весёлый ветер…» Но теперь мелодия оборвалась, а ветер, который подул со стороны лётного поля, был вовсе не весёлым. Он был злым и пронизывающим.

Лёня подумал, что, наверное, прав был первый пилот Карл, когда сказал, что бесповоротное решение Леонида идти выручать друга иррационально. Он, мол, и сам засыплется, и других может потянуть за собой. «Сейчас, когда мы близки к избавлению от цепких лап Вермира, весь успех нашей операции стоит на кону, – говорил он тихо, чтобы не разбудить стюардессу Грету. – А вся организация «Зелёный Коридор» только и мечтает о том, чтобы вернуться на Родину».

Да, пожалуй, не стоило ему отправляться на выручку к Добрякову, да ещё и в одиночку, когда все сидят в предвкушении полёта. Сейчас лайнер заправлен и готов к вылету. Осталось оторваться от взлётной полосы и – прощай, Вермир!

Сначала, когда Леонид заявил Карлу, что они перед вылетом обязаны освободить Славу из лап Гризельды и Эммы, первый пилот послал его к чёрту. Он приказал всем детям – Лёне, Алевтине, Лиде, Тимофею и человеку-змее занять посадочные места и не рыпаться.

– Скоро все мы будем дома, – отрезал он. – У вас один мальчик остался в терминалах, а у меня полный салон людей, которыми я не могу рисковать. Это мой экипаж, мой «Зелёный Коридор», моя стюардесса Грета, которую ещё, может быть, успеют вылечить на Большой земле. И всё это может пойти прахом из-за необдуманного поступка, толстячок в очках.

Черпаков не обиделся. Он сказал тогда, что Слава – его друг, а друга он просто обязан выручить.

– Хорошо, тогда иди один, – отозвался Карл, подготавливая приборы в кабине к полёту. – Отправляйся на свой страх и риск. Но, если не поспеешь к следующему вермировскому рассвету – не взыщи. Борт вылетит без тебя. Твоих друзей не отпущу – они в салоне моего самолёта, и я отвечаю за их безопасность. Всё, что могу сделать для тебя, это предложить название для твоей безумной затеи: операция «Гризельда». Если всё же встретишься с этой стервозной дамой, передай ей моё непочтение. И, кстати, не упускай из виду её жёнушку-толстушку, Эмму. Она вроде тихая, но в тихом омуте, как говорится, сам знаешь, кто водится. Эй, Льюис, дружище, ты знаешь все входы-выходы в терминале, проинструктируй этого молодого упрямца, чтобы он не лез на рожон понапрасну.

Второй пилот оперативно поведал, как легче проникнуть в терминал незамеченным и быстро найти жилище Гризельды и Эммы. С тех пор прошло около часа. И вот теперь мальчик застыл перед железной дверью, ведущей в неизвестность.

Дверь была серебристого цвета и напоминала запасной люк на самолёте. Лео взялся за ручку. Люк и не думал открываться. Он усмехался над самонадеянным мальчишкой своей надписью «Только для персонала». Где-то в глубине души испуганный голос облегчённо вздохнул: «Ну, вот и всё! Ты сделал всё, что мог. Теперь возвращайся на лайнер и готовься к долгожданной поездке домой. Ведь ты же знаешь: удобней всего, как черепаха, спрятаться в своём панцире и не высовываться».

Черпаков уже повернулся, чтобы уходить, но из кармана курточки вдруг донёсся писклявый голосок:

– Куда это ты собрался, герой? Мы же ещё не начинали наши славные дела! Я с тобой! Даже в животном мире не принято бросать своих товарищей!

Собезьмед, который невесть как оказался в кармане Лёни, ловко забрался к нему на плечо и заглядывал в разом покрасневшее от стыда лицо своими глазами-бусинками.

– Я решил помочь тебе в этом важном деле и сбежал от хозяйки, пока она спала. Ты не возражаешь?

Черепах протирал запотевшие очки и виновато кивал.

– Возле двери есть панель кодового замка. Нужно всего лишь ввести код, который сообщил тебе Льюис.

– Но я не помню! – взмолился Лёня.

– У тебя что, в голове опилки? – возмутился Мохнаткин. – А у меня тогда что? Я должен за всех вас думать и запоминать?

Лео поднял руки:

– Сдаюсь! Говори код!

Когда дверь со скрежетом отворилась, сердце у мальчика забилось, словно пойманная птица. Переступив порог и вдохнув кондиционированный воздух терминала, Черепах втянул голову в плечи, будто ожидал неожиданного удара. Он оказался в огромном пустом помещении, где, очевидно, пассажиры должны были получать багаж. Причудливой «восьмёркой» изогнулась пустая лента для чемоданов и сумок. Она была покрыта толстым слоем пыли и выглядела так, будто не работала сто лет.

Черпаков пригнулся и крадучись двинулся к кулисам ленточного конвейера, из которых обычно выезжает багаж. Неожиданно он остановился, как вкопанный. Посреди транспортной дорожки возвышался одинокий чемодан. Он, как ни в чём не бывало, стоял на колёсиках и выглядел как новенький. Жёлтые бока поблёскивали, а никелированная ручка будто приглашала пассажира снять багаж с ленты, чтобы отправиться домой и отдохнуть после долгого воздушного перелёта.

– Не делай этого, – шепнул голос Собезьмеда из кармана, когда Лёня в неожиданном порыве сделал шаг к чемодану. – Он не твой!

– Здесь всё равно больше никого нет, – огрызнулся мальчик и взялся за ручку. – А так я, может быть, сойду за своего – пассажира с какого-нибудь самолёта. Багаж нужен для антуража.

Чемодан оказался тяжёлым. Колёса натужно заскрипели в тишине, когда мальчик покатил чемодан к выходу. Багажная карусель с упрёком смотрела на похитителя, тревожно мигая оранжевым огоньком.

– У тебя и квитанция есть на этот багаж? – сказал кто-то из-за дверей. – Ты с какого рейса?

*     *     *     *     *

– Он уже не жилец, – грустно говорил мальчишеский голос. – После того, как его напичкали таким количеством успокоительных, мало кто сможет выжить. Скорее всего, парень отправится в свой последний рейс в сектор «Кей».

– Но сектор «Кей» – это же крематорий! – в ужасе вскрикнул голос девочки. – Его что, сожгут?

– Ну, надеюсь, до этого не дойдёт, фройляйн Хельга, рейс 1384. Даже если сожгут, то только после того, как он умрёт. А если останется жить, то в лучшем случае тихим дурачком.

– Мне так страшно дежурить возле него. А вдруг он очнётся и набросится на нас! Говорят, этот мальчик из той дикой страны, где все злые-презлые, как медведи, с которыми местные жители под руку ходят по улицам своих диких городов. И ещё они хотят зла всем нам. И собираются отобрать у нас все наши свободы, принципы и ценности. Ты не слышал об этом, а, Свенсон, рейс 763? Скажи, как можно быть толерантными к таким, как он?

– Скажу тебе по секрету, Хельга, толерантность распространяется не на всех. В нашем любимом Верхнем Мире, огороженном Высокой Стеной, мы терпимы друг к другу. А всё, что вокруг – это неизвестные, непролазные, дремучие джунгли. Там наши правила не распространяются.

– А ты слышал, что этот мальчик сказал на уроке? «Не задабривайте это зло!» Что он имел в виду? Откуда здесь зло? Наш Верхний Мир – самый лучший, самый добрый! Ведь так?

– Зло – это то, что вас окружает, – разлепил губы Слава, не открывая глаз.

Приютские дежурные подпрыгнули от неожиданности.

– Он пришёл в себя! – в ужасе вскричала девочка. – Нам конец!

Добряков распахнул глаза. Худенькая девочка с личиком, похожим на мордочку оленёнка, прижалась спиной к закрытой двери тесной больничной палаты, в которой он лежал на неудобной кровати, больше похожей на нары. Светлые волосы, стриженные под мальчика, стояли дыбом. В глазах застыл неподдельный ужас. Уже знакомый Добрякову Свенсон обречённо проговорил:

– Это бесполезно, Хельга. Нас заперли, чтобы больной не сбежал. Так что мы все здесь в одной лодке. Сядь на свой стул и не отсвечивай. Я давно привык бояться, поэтому мне легче. Я уже не сомневаюсь, что мой рейс улетит без меня.

– А я не собираюсь умирать! – заявила девочка, оставаясь у двери. – Тем более от рук этого безрейсового! Я обязательно вернусь на самолёте домой! «Вы должны надеяться, – всегда говорила нам фрау Гертруда. – И посадку на ваш рейс скоро обязательно объявят!»

– Ладно, – сказал Добряков, с трудом поднимаясь на локте. – Пока живите. Закусывать вами я не стану – больно худые. Но почему вы с такой неприязнью… и даже с ненавистью относитесь к людям из моей страны?

Хельга сделала шаг вперёд и заглянула в глаза больному. Слава поймал её взгляд – затравленный и отчаянный от испуга. Ещё он разглядел во взгляде неподдельное удивление.

– Но это же всем известно! – воскликнула девочка. – Вы – другие. Вы изгои. Вы варвары. Вам только и нужно, что уничтожать нас. Нас – тех, кто за демократию, за правила, на которых построен наш мир. Тех, кто за толерантность, свободу и право выбора.

Слава вытащил из-под простыни руку – при этом Хельга отпрянула. Больной откинул со лба непослушные волосы и горько усмехнулся:

– Ну и накачали пропагандой – смотри, не лопни! У тебя в голове каша, девочка. Мне жаль тебя – ты же слепая.

Дежурная по приютскому госпиталю закачала головой.

– Нет-нет, у меня стопроцентное зрение.

– Возможно, – подтвердил Добряков. – Но ты видишь только то, что тебе хотят показать. Ты читаешь то, что тебе дают прочитать. Ты слушаешь то, что тебе впаривают. Эта ваша свобода – это свобода идти всем вместе только по одной тропинке, никуда не сворачивая. А ты знаешь, куда ведёт эта тропинка?

– Куда? – пролепетала девочка, забыв о своём страхе.

– Да, именно туда, куда ты подумала.

– Это всё выдумки! – вскинулся вдруг Свенсон. – Не слушай его, Хельга! Сказано же: «Это они умеют – запудрить мозги. А потом в твоей тихой и спокойной стране вдруг начинается революция, кровопролитие и смута. Демократия будет повержена. К власти приходит противник частной собственности, который обещает восстановить порядок, и все с радостью предаются в руки тирании».

– Не ожидал от тебя, Свенсон, рейс 763, такой начитанности. Откуда ты почерпнул эдакие ценные сведения?

– Внеклассное чтение! – гордо отозвался мальчик, вставая и одёргивая приютскую курточку. – Из учебника «История демократии от начала мироздания и до Верхнего Мира». Страница двести сорок пятая, можете проверить. У меня очень хорошая память!

– Молодец! Ставлю «пятёрку»! – похвалил Слава. – А в твоём учебнике не сказано, что страна, в которой якобы все ходят под руку с медведями, первой запустила спутник на орбиту Земли? Первой отправила человека в космос? Первой изобрела такое, о чём у вас и подумать ещё не смели?

– Это всё неправда! – возмутилась Хельга. – Фрау Гертруда нам рассказывала…

– Это та, у которой муж – пылесос? – уточнил Добряков. – Что путного она могла вам рассказать? Приезжайте в мою страну, и всё увидите сами!

– Но для этого нужно сначала дождаться своего рейса, – печально заметил Свенсон.

– А что вы делаете для того, чтобы улететь отсюда?! – начал горячиться Слава. – Может быть, вам это и не нужно, и вы просто хотите остаться здесь навсегда?!

Внезапно дверь в палату распахнулась, больно ударив Хельгу по спине. Все замерли.

*     *     *     *     *

– «Не воруй!» – сказано в Ветхом Завете, – произнёс Мальчик-в-синей-курточке – а это был он.

Лео немедленно отпустил ручку чемодана и залился краской до самых корней волос. Он прижал руку к груди и открыл рот, чтобы сказать что-нибудь в своё оправдание, но язык словно прирос к нёбу.

Мальчик грустно смотрел на похитителя чемоданов.

– Когда Господь ниспошлёт нам посадку на рейс, я приду сюда за своим чемоданом. И его не будет на месте, потому что кто-то умыкнул! А ведь там вещи моих родителей, которых я, наверное, уже никогда не увижу. Это всё, что от них осталось.

– Прости, друг! – воскликнул Леонид. – Я сделал это, не подумав. Я просто увидел, что чемодан стоит бесхозный, и хотел использовать твой багаж в качестве прикрытия – чтобы никто не обратил на меня внимания в ваших терминалах и принял за своего, вермирского.

– Господь простит твои прегрешения, если ты искренне раскаиваешься. Нужно лишь молиться.

– Да, я видел, как ты упорно крестился перед табло вылетов самолётов, словно это была икона. Это помогает? Хоть один рейс вылетел отсюда?

– Молитва даёт людям надежду и помогает в беде.

Черпаков не без труда водрузил чемодан на место и повернулся к Мальчику В Синей Курточке.

– Я тоже всем сердцем верю в Господа. Но кроме молитвы нужно кое-что ещё. Тебя как зовут, дружище?

– Джерри, рейс 334. А ты с какого рейса?

– Я Леонид, или Лёня, или Лео, и у меня нет никакого рейса. Я приехал сюда с друзьями, как ни странно, на лифте из своего дома.

– Пути Господни неисповедимы, – туманно заявил Джерри, проверяя, целы ли замки на его чемодане. – Но ответь, что нужно ещё, кроме молитвы, Лемонад?

Черепах не заметил, что собеседник исковеркал его имя. Он задумался, глядя на беспокойно мигающий оранжевый фонарь над багажной каруселью.

– Ну, вот сейчас, например, мне нужно срочно выручать друга. Если я просто сяду рядом с тобой и помолюсь, это вряд ли поможет. А если мы с тобой помолимся, а потом сразу пойдем вызволять товарища из беды, – это уже совсем другое дело.

– «Помогай ближнему» – это библейская заповедь, – глубокомысленно изрёк Джерри.

– Вот и помоги добраться незамеченным в сектор «Эн». Мне нужно попасть в жилище к Гризельде и Эмме. Слыхал о таких?

Мальчик-в-синей-курточке вздрогнул. Он отвернулся и тихо произнёс:

– Это страшные люди. Их опасается весь сектор. Да что сектор – все терминалы. Они никогда не молятся, потому, что не верят в Бога. Они и не могут быть верующими, ведь всё, что они делают, противоестественно. Думаю, если бы их не было, Верхний Мир был бы совсем другим.

– Чем же они тебе так насолили? – изумился Леонид, присаживаясь на ленточный конвейер.

Джерри повернулся всем корпусом. В глазах мелькнули слёзы, губы сжались.

– Однажды они взяли меня из приюта. Хотели сделать своим сыном. Я говорил им, что у меня есть свои родители и, возможно, они живы. Но эта странная семейка ничего не хотела слушать. Они творили со мной ужасные вещи. Говорили, что я очень похож на девочку. Заставляли надевать девчоночье платье и говорить писклявым голосом. Иногда к ним заглядывала старуха Билиния, рейс 4805, и они всей компанией пили коньяк «пассажирский». А когда напивались, все вместе, хохоча, как безумные, заставляли меня опускаться на пол, извиваться, ползать и шипеть, будто я змея. Представляешь, я, истинно верующий, должен был стать для них скользким и мерзким гадом…

– И что же ты сделал? – выдохнул Лео.

Джерри присел рядом. По щеке потекли слезы, и он прикрыл лицо ладошками.

– Я… Я… А что я мог сделать? Я кричал, царапался и кусался. И, прости, Господи, даже ругался самыми последними словами.

– А потом?

– А потом они сильно побили меня. Но старались это делать так, чтобы не было синяков. И вернули в приют. Я об этом никому не рассказывал, но теперь я часто бегаю в туалет. Мне снятся кошмары, и ночью я могу описаться. Вот так.

Черпаков покачал головой и положил мальчику руку на плечо.

– Мой лучший друг сейчас в их лапах. Одному Богу известно, что они там с ним вытворяют. Я должен спасти его.

Джерри встал на багажной дорожке. Рядом со своим жёлтым чемоданом он казался маленьким и щуплым. Он серьёзно взглянул на Леонида и сказал:

– Давай помолимся!

*     *     *     *     *

Фрау Гертруда долго молча смотрела на детей. В маленькой больничной палате сразу стало тесно. Хельга и Свенсон отскочили к стене и вытянулись по стойке «смирно», поправляя приютские курточки.

– Что здесь происходит, дети? Отчего такой шум?

Все молчали.

Воспитательница внимательно посмотрела на Добрякова, сидящего в кровати.

– Я смотрю, ты уже выздоровел, безрейсовый мальчишка? От тебя одни проблемы и неудобства! О чём ты здесь разговаривал с моими воспитанниками? Хочешь, чтобы их сняли с рейсов?

– Я только хотел… – начал Слава.

– Не надо ничего выдумывать! Я слышала весь ваш разговор. До последнего словечка. Да, я та, у кого муж – пылесос. Да, я учу своих воспитанников демократии и толерантности. И от этого они становятся лучше и светлее. Но ты… – голос фрау Гертруды зазвенел. – Ты хочешь сделать их такими же, как твои соотечественники. Вместо спокойствия и стабильности ты предлагаешь им бунт и неповиновение. Вместо того чтобы следовать строгим правилам, ты призываешь нарушать их. Всё это мы уже проходили, и я знаю, как с этим бороться. Именно поэтому я – директор приюта, а ты – нездоровый и вздорный мальчишка!

Повисла напряжённая тишина. Слава с тоской смотрел на крепкие решётки на единственном окне, которое выходило в приютский двор с чахлыми деревцами. Обстановка в мизерной комнатке накалилась до предела. Парень был ещё слишком слаб, чтобы спорить с взрослым человеком. Неожиданно Хельга заревела в голос, сжавшись от страха в комочек. Ей вторил Свенсон, размазывая сопли рукавом.

– Мы не понима-аем… Что нам делать, фрау Гертруда-а?..

– Идите вон отсюда! – рявкнула наставница. – Ваше дежурство закончилось. Теперь этим займусь я!

Добряков почувствовал себя беззащитным, лёжа на казённой койке. Хельга и Свенсон быстро испарились, а воспитательница бесформенной тенью нависла над ним. Хотя она была небольшого роста и щуплая, во взгляде была такая ненависть, что Слава отпрянул. За спиной оказалась лишь холодная стена, и мальчик почувствовал себя буквально зажатым в угол.

Фрау Гертруда стиснула зубы. Лицо изменилось до неузнаваемости. Будто кто-то моментально подменил человека. Женщина зачем-то потянулась к наушнику-переводчику в ухе, словно хотела избавиться от него, но затем сморщилась, как от боли, и простонала:

– Я должна вернуть тебя в семью, как только ты сможешь ходить. Твоя семья – две мамы, о которых можно только мечтать. Они ждут тебя с нетерпением, а в доме у них созданы все условия для твоего комфортного и беззаботного проживания. Они запишут тебя на свой рейс, и у тебя появится надежда на вылет. Но ты… Ты продолжаешь упрямо сопротивляться.

Добряков отвернулся к стене и глухо пробормотал:

– Я хочу домой.

– Здесь твой дом! – с нажимом произнесла воспитательница. – Ты останешься здесь!

– Никогда!

– Ну, всё! – взбеленилась фрау Гертруда. Губы её побелели, нос сморщился, как у мопса. – Ты не оставляешь мне шансов! Придётся отправить тебя в карцер. Через несколько дней взгляды настырного подростка переменятся, и ты с радостью побежишь в тёплые объятия твоих мамочек! А если нет – пеняй на себя!.. – Воспитательница неожиданно задумалась, словно ей в голову пришла удачная мысль. – Впрочем, у тебя есть ещё один выход. Возможно, он решит все вопросы…

Слава не отвечал. Он упёрся лбом в холодную стену. Его вдруг начали сотрясать рыдания. Мальчик сдерживал слёзы, но рыдания всё равно прорывались наружу. Учительница восприняла эти вздрагивания плеч по-своему. Голос её сорвался:

– Ах, ты ещё смеёшься?! А ну, вставай немедленно, симулянт! Пошли со мной! Ты мне ответишь за мужа… За пылесос Томпсон… За Августина…

Фрау Гертруда буквально выволокла мальчика из казённой кровати и заставила одеться. Затем потащила его по длинному коридору. Из дверей комнат выглядывали заспанные лица приютских детей. Они провожали воспитательницу и почти теряющего сознание Добрякова изумлёнными взглядами. Фрау Гертруда шикнула на них, и дети попрятались по убогим спальням.

Из своей комнаты учительница тихо переговорила с кем-то по рации, и у выхода в терминал их уже ожидал маленький электромобиль. Фрау Гертруда втолкнула Славу внутрь и что-то сказала хмурому неразговорчивому водителю. Тот кивнул, и автомобильчик бесшумно тронулся с места. Сначала Добряков старался запомнить длинный путь через терминалы. Ожидающие рейса сторонились и отскакивали в сторону, когда шофёр давал резкий скрипучий гудок. Мелькали стойки регистрации, электронные табло вылетов с безнадёжными надписями «рейс задержан» или «рейс отменён», киоски, кафе, магазины, банкоматы, огромные залы ожидания, превращённые в ночлежки, понурые фигуры людей, которые из последних сил надеялись улететь отсюда на серебристых крыльях. Всё это кружилось перед мальчиком в бессмысленном хороводе. Слава без сил откинулся на спинку сидения и иногда просто прикрывал глаза. Его мутило. Фрау Гертруда иногда нагибалась и поглядывала на мальчика. В ядовито-зелёного цвета глазах читалось злорадство. Форменная пилотка сбилась набок. Серебристый самолётик – эмблема на пилотке, – казалось, пикировал на пленника. Славе почудилось, что моторы самолётика в виде цветов ромашки вдруг начали вращаться. Они вращались всё быстрее и быстрее, и вместе с ними начал кружиться этот нелепый и уродливый Верхний Мир…

Пришёл Добряков в себя в кромешном мраке. Он лежал на чём-то жёстком и холодном. Долго вглядываясь в темноту, Слава заметил запертую дверь, через прямоугольник которой снаружи пробивался свет. Окон не было.

Чувствовал себя мальчик отвратительно. Вроде бы ничего особо и не болело, кроме затёкшего от долгого лежания плеча, однако душевное состояние приводило в ужас. Пленник мучительно вспоминал последнюю фразу, которую произнесла фрау Гертруда, со скрежетом поворачивая ключ в замке. Наконец, она всплыла откуда-то из глубины подсознания.

«Подумай хорошенько, может быть тебе пора переселиться в сектор «Кей»? Так будет лучше для всех, а, особенно, для тебя».

Мальчик никак не мог вспомнить, что же это за сектор. Сейчас он точно знал одно: жизнь – это пустой звук. Жить дальше не было никакого желания. Продолжать влачить жалкое существование в качестве овоща с раскисшими мозгами в этом гадком Верхнем Мире было выше сил.

Огромные дозы сильнодействующих медицинских препаратов, введённых когда-то двумя вермировскими мегерами, заражали кровь. Сердце ещё работало, невольно доставляя вместе с кровью отраву в усталый мозг. Мысли путались, сталкиваясь и разбиваясь на мелкие осколки. Слава пытался ухватиться хоть за одну из них, как за спасательный круг, но всё тщетно.

Глаза постепенно привыкали к темноте, и мальчик наконец-то заметил, что лежит на голом бетонном полу. Из всей мебели в помещении, которое, видимо, когда-то принадлежало складу, был только табурет. Он стоял прямо посередине, и это показалось Добрякову подозрительным.

С трудом поднявшись, Слава сделал несколько шагов вперёд. Затем поднял голову, и в глазах сразу потемнело. Под потолком висела крепкая верёвочная петля.

(продолжение следует)