Забытые страницы шамкира или жизнь немецких колони

ЗАБЫТЫЕ СТРАНИЦЫ ШАМКИРА или ЖИЗНЬ НЕМЕЦКИХ КОЛОНИСТОВ В ШАМКИРЕ И АЗЕРБАЙДЖАНЕ (серия)
ПЕРЕВОД КНИГИ ЭДГАРА РАЙТЕНБАХА "От Кавказа до Казахстана" (Немецкие истории и судьбы в воспоминаниях и фотографиях: Шамкир (Анненфельд, Шамхор), Ханлар, Аджикенд, Гянджа, Гек Гель и др.)

Собой сборник воспоминаний, фотографий и документов российских немцев, депортированных из Кавказа в Казахстан в годы Второй мировой войны. Он составлен Эдгаром Рейтенбахом и опубликован в 2006 году.

Воодушевлённый высоким интересом к моей первой книге, я решил написать второй том. Сначала, в начале 2005 года, отклик был неуверенным, но затем начали поступать даже целые семейные истории и материалы от соотечественников, которых хватило бы на целую отдельную книгу.

Например, меннонит Петер Бергман описал не только колонию Траубенфельд, куда он прибыл в 1934 году, но и все свои приключения в России: службу на замену военной, ссылку в Архангельск, побег в Среднюю Азию и возвращение в Закавказье, откуда в 1941 году его снова депортировали — уже в Казахстан.

Другая обширная история принадлежит Андреасу Вайгандту, чьи родители бежали с Поволжья в Азербайджан из-за голода, вызванного политикой коммунистов. История его семьи также включает депортацию и годы службы в трудовой армии.

Кроме того, в этом томе представлены материалы о немецких колониях в Северном Кавказе и по всему бывшему СССР, в том числе воспоминания из Сибири, Средней Азии и даже Германии. В конце книги рассказывается о судьбе немцев в Германии, куда они вернулись после депортации.

Перевод фрагмента с 238 по 337 страницы из книги «Vom Kaukasus nach Kasachstan. Band 2» — воспоминания Шарлотты Рау (урождённой Эстерле) об Анненфельде и жизни после выселения:

Воспоминания Шарлотты Рау, урождённой Эстерле,род. 2.12.1927, об Анненфельде и жизни после выселения

Я прочитала первую книгу «Из Кавказа в Казахстан» с большим удовольствием и нахожу её очень впечатляющей. Автор действительно вложил много труда. В ней собраны как хорошие, так и, к сожалению, преимущественно тяжёлые, порой жестокие воспоминания. Почти все рассказы наших соотечественников похожи. В частности, воспоминания Клары Мюллер об Анненфельде и выдержки из книги Кемаля Алиева (псевдоним Уолли Бек) являются достоверными и трогательными. Как уроженка Анненфельда, я не могла бы лучше описать своё родное село. Отмечу лишь одну поправку: учителя звали не Штайнмунд, а Штайнванд. В остальном книга отличная.

Сначала хочу немного рассказать о переселении в Россию. В 1816 году первые 40 семей из Швайкхайма переселились на Южный Кавказ. По религиозным причинам швайкхаймцы переехали на Кавказ, где стали образцовыми виноградарями и пионерами порядка и трудолюбия, придав округе новый облик.

Всю дорогу переселенцев повторять не буду — она была долгой и сопровождалась большими потерями. Тем не менее, несмотря на трудности, первые колонны прибыли в Тифлис (Тбилиси) в сентябре и октябре 1818 года. Оттуда под сопровождением семей Фрик, Барт и инженера их повели в сторону Елизаветполя (ныне Гянджа) и окрестностей Анненфельда (ныне Шамкир). Эта тяжёлая дорога была предпринята, в том числе потому, что переселенцы считали климат и почвы этих мест особенно подходящими для немецких виноградарей.

Согласно полученным сведениям, Анненфельд был основан 84 семьями, в общей сложности примерно 600 душ. Эти семьи принадлежали к 6-й и 7-й колонне (или «Гармонии») швабских переселенцев. Село располагалось приблизительно в 6 верстах к югу от крепости Шамхор, где в то время ещё стоял минарет высотой 200 футов.

(перевод с карты и фотографий, стр. 241–242)

В доме на 1-й улице, 32, в Анненфельде жила семья моего деда по материнской линии, Матэуса Мюлеккера, с женой Вильгельминой и моей матерью Линой. В центре фото: Эмили Вебер (урождённая Мюлеккер), Лина Шаль (невеста Эдуарда), Фердинанд Мюлеккер, мой отец Отто Эстерле (я перед ним), Эдуард Мюлеккер с моим младшим братом Вернером. Фото сделано в 1931 году (следующая страница справа).

Анненфельдские виноделы, около 1928 года:Сидят: 1. Отто Эстерле (мой отец), 2. Эдуард Мюлеккер.Стоят: 3. Отто Бек, 4. Кристиан Нойман, 5. Альберт Бауэр, 6. Габриэль Нойман, 7. Фриц Эстерле, 8. Якоб Райх, 9. Генрих Шаль.Верхний ряд: 10. Адольф Гресс, 11. Адольф Вебер, 12. Фриц Эстерле, 13. Герберт Эстерле, 14. Эрнст Эстерле.

Мы жили на 3-й улице, дом 66. У моих родителей, Отто Эстерле и Лины (урождённой Мюлеккер), кроме меня (старшей), были брат Вернер (р. 1929) и сестра Нелли (1940). Наш дом (на фото слева) я видела в 1975 году.

Рядом жил мой дядя Герберт по отцу с женой Розой, дочерью Анни и сыном Арнольдом. Далее по плану шли дома Рудольфа Шаля и его жены Любки, их сына Вилли и дочери Элли, потом семьи Эдуарда Байтинга, Альберта Фрица и Ханнеса Лаутервассера. За двумя другими домами начинались огороды, которые орошались водой из канала Кярис.

Здание клуба, о котором г-жа Клара Мюллер не может точно вспомнить, стояло на 2-й улице между домами Вильгельма Бриема и Отто Бёппле.

До нашей депортации в 1941 году в Анненфельде было 4 улицы, и застройка пятой только начиналась.

Вот продолжение перевода (страницы 243–247) из воспоминаний Шарлотты Рау (урождённой Эстерле) из книги «Vom Kaukasus nach Kasachstan. Band 2»:

Мы привыкли и к неднемецкому населению. Все были счастливы, довольны и зажиточны. Колхоз имени Клары Цеткин был награждён орденом Ленина за трудолюбие и честную работу своих жителей.

В Анненфельде праздновали все праздники вместе, сохраняли немецкие обычаи и традиции — всё было просто замечательно. И, возможно, так продолжалось бы до сих пор, если бы не началась эта проклятая война 22 июня 1941 года. С этого момента судьба немецких деревень и их жителей была предрешена.

О празднике в церкви, о котором упоминала госпожа Мюллер, могу сказать, что это был маскарад, устроенный на Новый год 1940/41. Я тоже была там в костюме. Девочку по имени Клара я помню, но не её тогдашнюю фамилию.

18 октября 1941 года всех немцев заставили покинуть село без имущества, без скота — то есть нас изгнали из домов и выслали в Казахстан без какой-либо вины. Ни тогда, ни позже мы не услышали ни слова об извинениях или компенсации. Вернуться в родные деревни нам тоже не разрешили. Так мы оказались за дверью, и уже в детстве были предоставлены сами себе в суровой судьбе.

У нас отняли детство, мы не получили паспортов или каких-либо документов — у нас забрали всё. Мы должны были каждый месяц отмечаться в комендатуре. В трудовой армии мужчин и женщин обращали как с тяжкими преступниками, а детей в школе постоянно оскорбляли, называли фашистами.

Выселение из Анненфельда происходило так же, как и у других немецких деревень: сначала поездом в Баку, затем по Каспийскому морю в Красноводск, далее в скотовозах через Среднюю Азию и Казахстан. Из Семипалатинска мы снова попали на корабль, по Иртышу вверх — в Восточный Казахстан.

7 ноября — в самый главный советский праздник — мы прибыли, спустя почти три недели, к пункту нашего назначения.

На следующий день нас встретили сани, запряжённые лошадьми и быками, из окрестных деревень. Нас посадили в сани с одним старым возчиком и отправили дальше. Отец шёл пешком рядом, но потом возчик сжалился, увидев, как отец мёрз, и посадил его в сани. Он даже достал валенки для отца в первой деревне.

Внутренне этот якобы грубый русский оказался добрым человеком. В пути мы даже ночевали в стоге сена в одном из трактиров.

18 ноября вечером мы прибыли в Будёновку — наш конечный пункт.

Таким образом, для нас "переселение" длилось почти четыре недели. Это показывает, что срок для всех был разным. Я вспоминаю рассказ Эдвина Рейтенбаха из первой книги — он добрался из Тбилиси до Южного Казахстана всего за 7 дней.

Факт, что за 26 дней нам всего один раз выдали еду, говорит сам за себя — вот как "благодарила" Россия своих приглашённых немцев за работу с 1818 года.

Тот из наших соотечественников, кто хочет это забыть — ошибается. Мы обязаны знать свои имена, потому что все уйдут, но о нашей жизни — о самом лучшем и самом тяжёлом — должны остаться записи. В память будущим поколениям.

Вот перевод страниц 248–252 из книги «Vom Kaukasus nach Kasachstan. Band 2». Этот фрагмент представляет собой поэму на русском языке, написанную от имени Шарлотты Рау или включённую редактором как художественное обобщение судьбы российских немцев.

С обеих от неё сторонАрыки с чистою водой,Одеты в камень и бетон,А вдоль арыков стройно, в рядЧинары с грушами стоят,Даря прохладу в лютый зной...Асфальтом крытый тротуар.

Напротив дома, у ворот —Инжир с плодами, словно мёд,Что нас, детишек, каждый деньВ свою густую прятал тень...

Сейчас на улицах селаОдни остались тополя.А вместо груш сажают кедр —Красавца из сибирских недр...И здесь «новаторы» не дремлют...

Я помню, что в подвале томСтояли бочки чуть не с дом,А в бочках разное вино.Уж было так заведено,Что пили все, но чтоб напиться —Могло такое лишь случиться,Когда отец справлял крестиныС друзьями первенькому сыну.

Там кипарисы во весь ростДарили пряную прохладу,Вокруг ажурная ограда.Дорожки выстланы песком,И множество цветов кругом.А на надгробьях письменаХранили предков имена...

Теперь разбит там парк культурыПо всем статьям архитектуры.Нет ни надгробий, ни крестов,А по костям моих отцовВлюблённые гуляют пары,Звенят беспечные гитары,Нередко распивают вина,И раздаётся матершина...

Отлично я владел армянскимИ хорошо азербайджанским,А вот по-русски — ни бу-бу.Вломился он в мою судьбуБесцеремонный властелин.

Зато теперь мы, как один,Владеем русским как родным,Но не владеем мы своим...Родной язык, родные песни!Какой я к чёрту человек,Коль вас утратил я навек!Я просто робот бессловесный...

Пришла война, пришла беда —Нас всех изгнали навсегда,Отняв и родину, и дом,И всё нажитое трудом.Всем без разбору в тот же мигПриклеили один ярлык.Пускай как стёклышко ты чист, —Но раз ты немец — ты фашист!

Загнали всех в глухие дырыПо Казахстану и Сибири,Детей оставив старикам,У них отняли пап и мам,И будто бы фашистских гадов —Всех за колючую ограду...

Одних под дулами винтовок —В отряды лесозаготовок,Других — по шахтным горизонтам...То называлося трудфронтом.Гоняли на работу строем,Как будто пленных под конвоем.Когда же голод и усталостьВалили с ног, тогда солдатПускал в работу свой приклад.

Да, их немало там осталось,Чьи окостеневшие плечиРоняли лом, кирку, кувалду...

О, детство, золотое время!О, детство — ужас, тьма и бремя!Нет, этого не позабыть —И до сих пор в горле стоитКомок, когда учитель вдруг,Читая нам из повестиО маленьком партизане,Сказал, что немцы — изверги.

И класс — как будто по команде —Смотрел тогда лишь на меня.Я в школе агрономом стать мечтал,Поля, сады и виноград —Всё это рисовал я в снах.Окончив школу на «отлично»,Я подал просьбу, как обычно,В комендатуру, чтоб в город —Учиться дальше, развиваться.Ответа не было, и вотЗимой я понял наперёд:Я — раб, а не гражданин.

Но если б я в приисках золотыхХотел работать — тут же бы взяли.Без слов, без справок, без бумажек.Мне было не шестнадцать даже...

А мой народ страдал и гнил —Лишённый языка и книг.Рабочий скот, не человек.От всех традиций и обычаевОсталась лишь одна привычка:Работать честно, без обмана,И быть полезным, как ни странно.

Но где же честь твоя была?Иль ты забыл, что есть страна,Где ты не раб, а человек?О, предки, вы, в трудах и в поте,Построившие в дальнем готеСады, селенья и дома —Скажите, кто мы для потомков?

Я — лишь пасынок России,Потерянный в чужой стране.С колен молю я: помогите!Я не один — нас тысячи.

(Подписано: после нескольких редакций — оставляю этот вариант читателю на суд. – Э.Р.)
Продолжение следует