Меня на небе не ищи. Глава 5. Зернышко

— Ты спать?

— Да.

— Спокойной ночи! — пожелала Катя и продолжила бегать кончиками пальцев по клавиатуре.

За спиной послышался хруст постельного белья.

— Мг… Спасибо, — буркнул Макар. — Другого я не ждал.

Катя перестала набирать текст, обернулась.

— Что?

— Что?! — скорчил муж гримасу. — Четвертый месяц сплю один! Вот что! Не плачь потом, когда я любовницу заведу.

— М-м, ясно, — тяжело вздохнула Катя и отвела взгляд в сторону. — Ты же знаешь, что у меня защита скоро. Когда мне готовиться, если днем я готовлю, убираю, с ребенком сижу?

— У меня тоже диплом, не поверишь! — громко перебил Макар.

— Ты свой диплом с Евой готовишь. Каждый божий вечер после работы к ней ездишь! А я молчу… Хотя мне твоя помощь тоже нужна! Посидел бы с сыном хоть раз, чтобы я позанималась и спать легла вовремя.

Макар откинул одеяло в сторону, вскочил на ноги. Его лицо стало обжигающе красным, как раскаленное железо. Катя затаила дыхание, вжалась в плечи. Муж подходил все ближе и смотрел на нее глазами, до краев полными ненависти.

— Вся моя группа дипломы на стороне купила, а я сам пишу, чтобы копейку для тебя, для детей сэкономить! — процедил Макар в лицо жене так, что на шее запульсировала вздутая вена. — И не смей попрекать меня Евой! Поняла? На твой диплом всем плевать, а без моего мы с голоду сдохнем!

Детская кроватка качнулась, началась возня, послышался детский плач. Макар громко глотнул воздух, схватил подушку и вышел из спальни.

Катя зажмурилась, сдавила внутренние уголки глаз подушечками пальцев. Теплые соленые струйки вырвались наружу, смочили вспотевшие липкие пальцы и покатились по щекам. Желания готовиться к защите больше не было.



На последнем курсе университета, когда до заветного диплома оставалось совсем немного, удача будто сама подхватила Макара на руки и вознесла, минуя тернии, к звездам. Компания, в которой он работал, объявила о крупном проекте по строительству двадцати многоэтажек на окраине поселка. От того, насколько хорошо Макар справится с поставленной задачей, зависело его будущее: премия в один миллион рублей, расположение руководства, новая должность сметчика-эксперта, а самое главное — уважение Евы.

Большие возможности вскружили молодую голову, но пьянящее предвкушение сладкой победы быстро сменилось животным страхом потерпеть неудачу. Макар не заметил, как отдалился от жены и сына. Злобу, которая копилась от усталости, он выплескивал на беременную вторым ребенком Катю и презирал себя за это.

…

Календарь отмерил без малого пять лет, как выпускники одиннадцатого «А» упорхнули со школьного двора. На вечер встречи пришли не все, но многие. Школа снова встретила своих ребят.

Елена Константиновна — классный руководитель — по-матерински обнимала в актовом зале выпускников две тысячи девятого года. Серафим Сергеевич — учитель химии и биологии, который проработал в одной единственной школе больше сорока лет, ушел на пенсию два года назад и сегодня был особенно рад видеть своих учеников. Светлана Алексеевна — учитель истории и обществознания — стояла у сцены, любовалась гостями, и что-то шептала Еве Федоровне.

Актовый зал, где разные поколения отплясали ни один школьный вечер, воистину казался волшебным местом. Здесь время потеряло власть. Катя наслаждалась праздником, а Макар глаз не сводил с Евы Федоровны.

;

Сорокаминутный концерт пролетел в одно мгновенье. В зале зажгли свет. Гости стали медленно подниматься со своих мест.

— Зай, — шепнул Макар, щуря непривыкшие к свету глаза. — Может наших в гости позовем?

— Давай, — кивнула Катя.

Макар осторожно выбился вперед, широко распростер руки, будто пытался сгрести в охапку всех, и задержал одноклассников в середине школьного коридора.

— Одиннадцатый «А», выпуск девятого года, не расходитесь! Пойдемте все к нам? Мы с женой вас приглашаем! Наших дорогих учителей ждем в гости тоже. Возражения не принимаются.

Повзрослевшие одноклассники оживились, одобрительно загудели.

Светлана Алексеевна погладила зачинщика по крепкому плечу.

— Узнаю Макарушку! — с теплотой проговорила она. — Я бы с радостью, но мы с Еленой Константиновной в три ночи на курсы уезжаем.

— Светлана Алексеевна! Да как так?!

Учитель обняла взрослого ученика, будто ребенка.

— В следующий раз обязательно приедем! Я тебе обещаю!

— Ева Федоровна, Вы же с нами? — тихонько спросила Катя.

Ева виновато улыбнулась.

— Нет, Катюш. Ко мне сестра из Мурманска приехала на пару дней.

Макар услышал это и почувствовал, как внутри что-то болезненно опустилось. Он изо всех сил пытался скрыть огорчение и уже не хотел никакого праздника. Та, ради которой все затевалось, забрала из гардероба пальто и уехала домой.

…

Рано утром в замочной скважине кто-то повернул ключ. Катя поднялась так быстро, что живот от нагрузки затвердел. Входная дверь хлопнула.

— Ма-а-ама, па-а-апа, мы пиехаи! — по-детски закричал Сева, пока бабушка снимала с него ботинки.

— Чего кричишь? — шепотом одернула его Лариса Викторовна. — Спят твои родители. Устали вчера, наверное… Вон, сколько бутылок на улице стоит.

— Здравствуйте! — звонко поздоровалась Катя и распростерла объятия, чтобы поймать бегущего навстречу сына. Она ликовала про себя, что не послушала мужа и навела порядок на кухне сразу после ухода гостей, а не оставила бардак на утро.

— Здравствуйте — здравствуйте, — ответила свекровь и прошла с пакетом в кухню, — Приданое ваше привезли — мальчика непослушного. Как запел с пяти утра: «Домой-домой». Говорю ему: «Да подожди ты! Машина еще не проснулась! На себе тебя повезу?». И что думаешь? Начал к деду приставать: «Пойдем в гараж смотреть, как машина спит». О-о-ой. В следующий раз пусть к бабушке Жене едет и ей нервы мотает.

Сева засмущался, обнял маму крепче, положил голову на плечо.

— О, молодцы! Чистенько у вас, — похвалила свекровь.

— Спасибо, старались, — улыбнулась Катя.

Лариса Викторовна достала из пакета два больших пластиковых контейнера с котлетами и пловом.

— Я вчера тоже плов готовила, — невзначай заметила Катя.

— Видела я, что ты готовила, — пробормотала свекровь, будто про себя. — Специй набухала — в рот не возьмешь. Кто ж так делает? Немножко надо класть, по щепотке. Макар не любит, когда приправами воняет.

Катя промолчала.

— Кстати, а он где? — спросила Лариса Викторовна, поглядывая на дверной проем. — Отдыхает?

— Да. У нас вчера гости были. В два часа ночи разошлись.

— Правильно, пусть. Ты Севу уложи и тоже отдыхай.

— Хорошо, — ответила Катя, неохотно растягивая улыбку.

— А-а, еще… Катюш, твои родители будут помогать на день рождения Севы готовить? Или опять все на нас? Ты спроси у них. Если нет, я Марину позову.

;

Сева убежал играть в свою новую комнату. Оттуда то и дело доносился смех, детский лепет, довольные визги. Катя же осталась сидеть одна на большом кожаном диване в гостиной. Она задумчиво смотрела на черный экран выключенного телевизора, пока ее мысли витали где-то далеко. Лариса Викторовна давно уехала, но ее дух никак не хотел покидать дом сына. Казалось, он витал повсюду.

…

— Дочь, ты прости, нас на празднике не будет. Приготовить поможем, но с этими за один стол не сядем.

— Пап?! — голос Кати дрогнул. — Ты серьезно?

— Да, доча. Я все понимаю, и ты нас пойми…

— Па-а-ап! Ты как себе это представляешь? Бросите меня одну им на растерзание?

— Кать, ты хочешь, чтобы я сидел и улыбался, пока эта мымра нашу семью грязью поливает? В жизни женщин не трогал, но для этой сделаю исключение, — Максим Леонидович налился краской, перешел на крик и все сильнее стал кромсал рукою воздух. — Каждый раз она пытается укусить, да побольнее, да при людях: «У Гриши с женой детей нет, потому что бесплодные оба? Да? Или абортов понаделали в молодости? Ой, ваша Катя за Макаром так бегала, так бегала! Сынок наш стольким девочкам нравился, а женился на Ка-а-ате, потому что она залетела! Ну еще бы! Такой парень». Наша мама с ней ругалась, я по-хорошему просил за языком следить, муженьку ее холеному говорил, чтобы свою бабу на место поставил хотя бы ради вас. Это мурло только зубы скалит в ответ, как издевается… А то, что дочка их с женатым закрутила, и у того жена отравилась — это ничего! Это — другое! Муж твой тоже — ни рыба, ни мясо. Все видит, слышит и молчит! Ну, выбор твой. Не буду говорить все, что о нем думаю.

Отец потер дрожащими руками лицо, посмотрел в окно, со свистом втянул сухой, но пропитанный тревогой, воздух.

— Мы с мамой не хотим скандала, поэтому на праздник не останемся.

В ушах нарастал гул. Слова отца слышались урывками, но урывки эти ранили, как отравленные стрелы. Казалось, воздух вокруг пропитался гневом и взялся комками.

— Ну, значит, Сева останется без праздника! Спасибо, дед! — завизжала Катя, как можно четче выделяя каждое слово.

— Не надо меня цеплять… — сдавленно ответил отец и смерил дочь тяжелым взглядом.

— Да я не цепляю, пап! Вы сделали меня сиротой при живых родителях! Ну правильно, кто я такая? Я же не Гриша!

Разгорелся сильный скандал. На крики прибежала мать.

— Знаешь, что…

От услышанного «Знаешь, что…», сердце Кати упало вниз, ударилось о пятки и подскочило обратно. Папа никогда не говорил с ней так.

— Какая же ты злая, дочка… — прохрипел отец, схватился за сердце и опустился на стул.

— Макси-и-им! — истошно закричала Евгения Васильевна и бросилась к мужу.

;

Бригада скорой помощи забрала отца в больницу. Мама поехала с ним. Катя провожала взглядом машину скорой помощи и плакала навзрыд.

«Дура! Дура! Что я натворила?! Откуда во мне столько… яда? Родители, брат, сын — и есть моя семья, самая настоящая. Я же их всех люблю больше жизни», — казнила себя Катя.

Горячие слезы наворачивались, мгновенно остывали и катились вниз колючими льдинками. Холодный воздух больно раздувал легкие. Катя выбежала на улицу легко одетой и только сейчас ощутила, как тело бьет озноб. Она судорожно потерла дрожащие предплечья и зашагала к дому невпопад. За спиной, у самого входа, послышался всхлип. Катя замерла. Обернулась. Под кустами винограда на присядках, в маечке и колготках, рыдал испуганный Сева.

…

Запах хлора щекотал ноздри. Казалось, им пропитан каждый сантиметр душного фойе.

— Папа! — пробормотала Катя и бросилась к большой двухстворчатой двери.

Отец медленно вышел из отделения кардиохирургии в бордовом халате, домашних штанах и комнатных клетчатых тапках.

— Привет, моя рыбка! — ответил Максим Леонидович, обнял дочь не окрепшими руками и поцеловал в макушку.

Его глаза под нависшими веками оживились, на лице, усыпанном седой щетиной, проступила улыбка.

— Здравствуйте! Как вы? — спросил Макар и протянул руку тестю.

— Да нормально. Жить буду! — отмахнулся отец.

;

Проблемы с сердцем у Максима Леонидовича начались давно, после таинственной пропажи чертежей. Еще будучи школьником, он задумался о грандиозном изобретении, которое позволило бы получать дешевую энергию из обычной воды в замкнутой системе.

Работа над установкой с самого начала шла туго, сопровождалась чередой странных совпадений: стоило отцу приступить к экспериментам, как родители одновременно теряли работу и надолго оставались без средств к существованию, семью преследовали болезни, гибли домашние животные. Евгения Васильевна часто вспоминала при детях давнее предсказание старой цыганки, брошенное мужу вслед на вокзале: «Бойся воды».

Катя переходила в десятый класс, когда родители продали старенькие жигули и купили новый отечественный автомобиль. Радости в семье не было предела ровно до тех пор, пока отец не кинулся возобновить работу над изобретением. Чертежи, которые хранились в гараже, будто испарились. Их искали всей семье, но тщетно. Тогда страшная догадка впервые полоснула сердце Максима Леонидовича и оставила на нем глубокий рубец навсегда: записи остались в старых жигулях.



Дни до посещения тянулись вечность, сама встреча — пролетела в мгновение ока.

— Ладно, детки, пойду я на уколы, — сказал с улыбкой отец и подмигнул. — К Севушке обязательно приедем. Меня к тому времени уже освободят.

Макар тихонько засмеялся. Катя сильнее прильнула к отцу.

…

Праздник удался на славу. Впервые две непохожие семьи Колган и Кругловых провели вечер по-настоящему дружно, вместе.

Максим Леонидович сидел в постели полулежа, задумчиво разглядывал потолок и перебирал сложенные в замок неподатливые пальцы, пока жена крутилась у зеркала.

— Же-е-ень, — тихонько окликнул он. — Посоветоваться надо.

Евгения Васильевна повернулась, вопросительно посмотрела на мужа.

Максим Леонидович тяжело вздохнул и покачал головой.

— Не будет Кати жизни.

Евгения Васильевна подкатила глаза, отвернулась.

— Так, хватит! — нахмурился муж. — Послушай! Лариса лезет к ним в семью, потому что Макар ей позволяет. Ты не хуже меня знаешь, что он матери никогда слова поперек не скажет. А мы с тобой не вечные…

— К чему ты клонишь? Никто ее замуж не гнал. Сама выбирала.

— Опять начинаешь? — всплеснул руками Максим Леонидович. — Сама — не сама… Себя-то в двадцать лет помнишь? Все, не сбивай меня с мысли! Значит, план такой: на следующей неделе едем к нотариусу и в банк. Сделаем на детей дарственные, а сами в однушку матери переедем. Что нам двоим надо? Больница и магазины под боком. Пока работаем, будем не спеша в доме тещи ремонт делать, чтобы в случае чего дочка с детьми на улице не осталась. Грише разницы нет, что в наследство получать, а Кате двор бабушки всегда роднее был, чем наш.

Евгения Васильевна бесшумно положила на трюмо крышечку от ночного крема, зачерпнула нежную голубоватую массу кончиками пальцев и нанесла на лицо, вдыхая едва уловимый свежий аромат.

— Да знаю я, что разведутся, — уже мягче ответила она.

…

Двери стояли распахнутыми настежь. Прохлада запоздалой весны гуляла по комнатам как незваный гость, гнала за порог тепло и уют, трепетно хранимые долгие годы. Пронзительные голоса мужчин и женщин сливались в унисон, проникали глубоко под кожу и касались самой души. Для прощальной песни не было преград. Она стала единой с пространством, в котором бились сердца множества людей, но не стучало одно единственное. Максим Леонидович не успел закончить в доме тещи ремонт. Как только бригада рабочих вырезала чугунные отопительные трубы, он ушел из жизни.

Сын, дочь и жена покойного сидели у гроба. Евгения Васильевна узнала о смерти мужа первой, когда вернулась после ночной смены в дом, где уже никто не ждал.

«Когда я умру, сильно не плачь. Мне интересно посмотреть, что там», — вспоминала Катя давний наказ отца.

Непослушные слезы срывались, торопливо катились по щекам, падали и разбивались о холодные руки, сжимающие влажный носовой платок. Еще не рожденная дочь будто чувствовала, что у ее семьи большая потеря, и вела себя смирно. Катя то и дело прикладывала ладонь к животу. Мысль о том, что отец никогда не увидит внучку, которую с нетерпением ждал, кромсала сердце тупым кинжалом. Представлять, как смерть деда переживет Сева, было так же нестерпимо больно.

«Сколько раз мы с тобой говорили обо всем на свете, а я так ни разу и не сказала, как сильно люблю тебя, пап. Это я виновата, что твое сердце не выдержало».

Катя закрыла лицо руками, дала волю чувствам и зарыдала в голос так сильно, что стала задыхаться.

…

Тишина давила на уши. Такое редко бывает в стенах родильного отделения. Добродушная акушерка средних лет, погруженная в свои мысли, заполняла бумаги на посту. Молодая пациентка перед стойкой заставила ее вздрогнуть.

— Ой, напугала!

Катя поджала губы, широко улыбнулась. Она лежала в дневном стационаре уже две недели и сегодня был последний день.

— Извините, не хотела. Не судьба мне сегодня уехать…

Женщина в белом халате, не выпуская шариковую ручку из рук, посмотрела на будущую мать поверх очков.

— Рожаем?

— Мг… — промычала Катя и крепко прижала ладонь к низу живота.

— Ты у нас Колган?

-Да.

— Как раз тебе выписку оформляла…



Вторые роды дались гораздо легче.

— Мама, у нас девочка! Да какие волосы дли-и-инные, те-е-емные, — восхищалась акушерка, разглядывая фиолетово-розовый комочек.

Родильный зал наполнился протяжным плачем новорожденной.

— Девочка… — устало улыбнулась Катя и приподняла голову, чтобы рассмотреть дочь. — Хорошо!

Через мгновение малышка, которая еще утром была неотделима от матери, лежала на груди и часто дышала. Сама.

Ребенка забрали на столик для новорожденных. После нужных процедур завернули в чистые пеленки и уложили в люльку у окошка.

— Папа, наверное, рад будет, — поддержала разговор добродушная акушерка.

Катя погрустнела. Она только схватила ртом воздух, чтобы рассказать о своем отце, который уже никогда не увидит внучку, но тут же затаила дыхание.

— Извините, а можно мне телефон? Я вспомнила, что мужу про роды не сказала. Он меня, наверное, на улице ждет.

— Конечно! — ответила акушерка, забрала ребенка и ушла.

Молодой матери на живот приложили холод, укрыли теплым покрывалом и оставили одну в родильном зале. Тело дрожало. Казалось, от грелки со льдом кровь застывала в венах.

 «Замотаться бы в это покрывало, чтобы только носик торчал, как папа говорил, — подумала Катя и сомкнула покрасневшие от сухости глаза. — Посмотрел бы дедушка на внучку. Ну вылитая он! Смугленькая, темноволосая, круглолицая. У Колганов таких нет».

…

В палате пахло молоком и теплыми пеленками. Новорожденные малышки вдоволь накричались и уснули. Измученные матери в широких больничных сорочках тоже улеглись по своим койкам, чтобы хоть немного отдохнуть. Вика повернулась к соседке по палате, облокотилась на руку.

— Как назовете? — шепотом спросила она.

— Ева, — ответила Катя. — Наш папа выбирал.

Вика отвела взгляд в сторону, закивала.

— Красивое имя. А мы еще не решили, как назовем. Старшая у нас — Рая. Маленькую хотели Стешей назвать, но перед родами передумали.

Катя оживилась и мечтательно прошептала.

— Рая…

;

Музыка, проза, стихи военных лет откликалась в девичьем сердце глубоко и больно. От рассказов бабушки Таи о своей молодости, которая пришлась на тяжелые послевоенные годы, Катя и сама испытывала необъяснимую тоску по тому давно ушедшему времени. В стареньком бархатном альбоме хранилась черно-белая фотография, где навсегда застал самый обычный погожий день: девятнадцатилетняя Тая и пять ее подруг — Зоя, Зина, Катя и Рая — собирают яблоки в саду. Бабушка тогда была одета в темно-горчичный байковый халат с воротником. В десятом классе Катя скопила карманные деньги, пришла с той самой фотографией в ателье и заказала себе платье, похожее на заветный байковый халат.



Имя, названное соседкой по палате, лишило покоя. Досада от того, что идея назвать дочь Раей не пришла на ум раньше, противно щекотала горло.

— Ну хоть бы на прошлой неделе мысль промелькнула, пока я могла уговорить Макара… А теперь что делать? Он ни за что не согласится.

Молодая мама бесшумно расхаживала по палате из одной стороны в другую и легонько баюкала дочь. Времени придумать, как убедить мужа выбрать другое имя, оставалось крайне мало. Завтра утром счастливый отец собирался регистрировать ребенка.