Невесткам, будущим мамочкам на всякий случай

Татьяна проснулась среди ночи. Очень сильно болел живот. Такой сильной боли до этого ей ещё не доводилось испытывать. В карте беременной срок родов был записан 23 сентября, т.е. через 10 дней, но всяко бывает: Возможно, что врачи ошиблись со сроком.

Спина болела тоже, вероятно от усталости: Вчера до самого вечера докапывали последнюю картошку в нижнем огороде. Потом после ужина она с мужем ещё раз ходила в тот огород, собрали и принесли домой по два ведра зелёных помидор. Свекровь сказала: «А вдруг ночью мороз?!»  В середине сентября на Алтае, в самый разгар Бабьего Лета, когда ещё и листья на деревьях зеленым-зелены, морозов отродясь не бывало.

Боль прекратилась так же неожиданно, как и началась. Татьяна попыталась заснуть, но сна не было. Воспоминания нахлынули сами собой.

Картошку начали копать  две недели назад, по приезду родителей мужа из Крыма. Два лета подряд они летали туда вдвоём, а до того, как их старший сын женился, на крымские курорты его мать летала одна. На вопрос: «Что она там лечит?», Валентина Трофимовна неизменно отвечала: «Всё!»  и постоянно жаловалась, что легче перечислить, что у неё не болит, чем все её болячки.

До их отъезда на курорт в доме был сделан большой ремонт: Разобрали старую русскую печь, отапливающую три комнаты и кухню. Печник сложил новую с плитой и котлом для водяного отопления. Сварщик по всему периметру дома проложил железные трубы.

Татьяна и кирпичи от разобранной печи от старого раствора очищала, и весь строительный мусор выносила, и трубы красила серебрянкой, а потом выбелила весь дом, перестирала, перегладила и заново развесила все шторы и занавески. Она к этому времени была уже в декретном отпуске – не работала, стало быть, значит все текущие дела были её, впрочем, как и до отпуска, когда она ещё работала.

Ступни ног к вечеру горели огнём, но надо было ещё приготовить ужин, подоить корову, а после ужина перемыть посуду и, после захода солнца, полить грядки. Прополкой грядок и картошки от сорняков Татьяна занималась днём при 30-40 градусной жаре, чтобы сорняки засохли наверняка. 

По ночам ноги сводило судорогой, и было нестерпимо больно. Поэтому Татьяна была безмерно благодарна жене младшего из её братьев за совет: Как только начинаются судороги, надо тянуть пальцы ног на себя, а пяточку наоборот, вперёд – от себя. Благодаря этому совету, судороги заканчивались намного быстрее и были не столь болезненными.

А однажды она заметила, что под коленками синевой проявились  крупные вены, а повыше подколенья выступили звёздочки и сеточки мелких сосудов.

Когда она посвятила в свою проблему с ногами свекровь, та ей ответила: «У всех они болят. Не ты первая, не ты последняя. А ты думала, что замуж выходят, чтобы только с мужиком спать?» После этих слов, Татьяна рада была сквозь землю провалиться со стыда и больше никогда ни на что не жаловалась.

После таких воспоминаний живот вновь заболел ещё сильнее, чем первый раз, но Татьяна терпела и лежала тихо, чтобы не разбудить мужа. Она знала от сестры и от жён её старших братьев, что роды – дело не быстрое, значит, время в запасе у неё ещё есть.

Когда муж проснулся, она сообщила ему, что сегодня корову подоить не сможет из-за сильных болей в животе, и что, вероятно, пришла пора рожать. После завтрака, Михаил пошёл в правление колхоза на планёрку, чтобы попросить машину отвезти жену в роддом.

Часа через два подошёл председательский УАЗик, Татьяна с мужем и свекровь отправились до райцентра. Расстояние было неблизкое 60 км, а по тогдашним грунтовым дорогам - как пешком до Пекина. Асфальт начинался лишь под самым р.п. Павловск.

По дороге свекровь периодически интересовалась – не прекратились ли схватки, поскольку Татьяна не то, чтобы не кричала, но даже не стонала - молчала, как партизан на допросе. А причина была в том, что за рулём УАЗика сидел бывший одноклассник, влюблённый в неё ещё с седьмого класса, которому она не оставила никакой надежды. Поэтому она и терпела, не хотела показать, что ей больно.

В роддоме, на вопрос акушерки: «Когда отошли воды?», Татьяна ответила: «Не знаю», чем ввела её в недоумение. Она и впрямь не знала, что такое «воды» и как они должны отойти.

На плановых приёмах в женской консультации медсёстры делали необходимые замеры, брали анализы и отправляли восвояси до следующего приёма, ничего не рассказывая и не объясняя, поскольку очередь беременных  всегда была огромная. Даже в разговорах жён её старших братьев между собой о том, как они рожали, про "воды" никто не упоминал.

Это сегодня молодёжь в таких делах осведомлена даже больше, чем их опытные родители, а в те годы негде было ни прочесть, ни расспросить толком.

Проведя осмотр, акушерка сказала, что матка раскрылась всего на два пальца и до вечера родов ожидать не стоит.

В дородовой палате Татьяна была одна. Она легла на кровать, и стала ждать вечера. Ей страшно хотелось спать. В перерывах между схватками, она просто отключалась, но понимала, что не спит.

Много лет спустя, такой же случай произошёл с дочерью её хорошей знакомой, которая во время родов спала мёртвым сном. Её санитарным самолётом отправили в областной роддом, но ребёночек родился мёртвым. Медработники говорят, что сонливость роженицы - признак угрозы ребёнку, его угнетённого состояния, ведущего к гибели.

Спустя некоторое время, в палату к Татьяне зашла односельчанка, которая лежала на сохранении, будучи беременной третьим ребёнком.
«Чего лежишь?» - спросила она. «Вставай! Начинай  двигаться, ходить, чтобы матка раскрывалась поскорее, иначе долго мучиться придётся»

Татьяна начала ходить от дверей к окну и обратно. Схватки становились всё сильнее и больнее, а перерывы между ними всё короче, пока не перешли в одну сплошную боль, и тогда Татьяна уже не ходила, а почти бегала по палате, изредка издавая стоны, когда было совсем уж невмоготу.

Кроме того, она вспомнила, что ей советовала мама для облегчения родов: Надо развязать все узелки, которые есть на одежде, пояс на халате, к примеру,  и расплести косу, что Татьяна и сделала немедленно.

В два часа дня пришла акушерка, осмотрела Татьяну, и срочно велела идти за ней в родильный зал.

В два часа дня 30 минут Татьяна родила сына.

Мальчик родился в «рубашке», но молчал и не дышал. Акушерка подняла его за ножки к низу головой, шлёпнула пару раз по попке и он закричал.

Тогда и выяснилось, что ребёнок сутки находился без околоплодных вод, и спасла его «рубашка». Иначе, даже если бы он выжил, пострадал бы его мозг.

В послеродовой палате Татьяна познакомилась с женщинами, которые родили второго и третьего ребёнка, и они ей ответили на все интересующие её вопросы, в том числе и относительно «отхождения вод»

Татьяна вспомнила, что вчерашним днём, выбирая из картофельных кустов картошку, в какой-то момент, стоило ей наклониться, её плавки становились мокрыми. Она прекрасно понимала, что не писает, но что с ней происходит, не знала. Она шла в посадки подсолнечника, что широкой полосой рос вдоль ограды огорода, выжимала там плавки, надевала их и дальше продолжала выбирать картофелины из выкопанных мужем кустов.
 
Когда муж заинтересовался, чего она так часто бегает в подсолнушки, она рассказала, что с ней происходит,  что-то непонятное.  Муж скомандовал: «Иди домой!»  Однако свекровь тут же его урезонила: «Ну щё ты, Михаил! Ей же надо развиваться, чтобы рожать было легче, а пока пойдёмте обедать»

После обеда, когда Татьяна убрала со стола и перемыла посуду, отдохнувшая и подобревшая свекровь протянула ей старую полуистлевшую, но чистую и мягкую простыню:  «На вот, оседлай коня, и нечего бегать по подсолнушкам прятаться»

Закончили копать картошку почти в 9 часов вечера. Потом дойка коровы, потом ужин и мытьё посуды, потом поход за помидорами в тот же огород…

В половине третьего ночи начались схватки. Значит, то что с ней происходило днём и было, что называется, отхождение вод?

Свекровь, сама родившая троих сыновей, прекрасно это знала. Она так же не могла не знать, что если отошли воды, надо срочно ехать в роддом.

По медицинским данным, если воды отошли, а схваток нет, то через 12 часов начинается инфицирование матери и плода. Но для неё важнее было докопать картошку, выходит?

Ребёнок родился весом 3500 гр. и 62 см. ростом. Страшно было смотреть: Кости обтянутые кожей. Свекровь искренне удивлялась и жаловалась соседкам: «Ела она нормально, а родила заморыша, какого-то!»

Через неделю после выписки из роддома, кожа мальчика стала жёлтой. Медсестра местного медпункта сказала, что это гемолитическая желтуха, возможно, внесли её с прививкой БЦЖ. Но теперь-то Татьяна понимала, что, возможно, произошло то самое внутриутробное инфицирование, поскольку схватки у неё начались через 12 часов после отхождения вод.

Кроме того у ребёнка развился дисбактериоз. Он постоянно сучил ножками и плакал. Если засыпал, то самое большое на полчаса, как днём, так и ночью. Всё остальное время его нужно было успокаивать или укачивать. Потом у него выперлась паховая грыжа, и он плакал, почти не переставая. Татьяна тоже плакала и сама худела на глазах.

Увидев первый раз своего внука, мать Татьяны сокрушалась: "Не жилец он у тебя, дочка. Ой, не жилец! Да, разве можно было на сносях работать в наклон, аж целых две недели? Ты же ребёнка и задавить так могла! Кошка, собака и те лежит в последние дни, а ты?!"

"А, что я могла поделать, мам, если свекровь специально и затеяла эту копку картошки на полмесяца раньше обычного, чтобы потом ей за двоих не пришлось работать", - отвечала Татьяна.

Мать и сама прекрасно знала, что скандалить, отстаивать свои права или интересы Татьяна не умела. Она сама её воспитывала так, что свекрови надо угождать, чтобы люди не судили, чтобы разговоров не было, что Татьяна не хочет работать, стало быть ленивая.

Татьяна хотела назвать сына Ванечкой. У неё был брат Иван и свёкра тоже звали Иван - спокойные, работящие, хорошие люди, но свекровь возмутилась: "Иванов нам только не хватало! Теперь Ромки в моде!" Так и назвали, Романом.

Посовещавшись, матери Михаила и Татьяны решили, что внука надо окрестить: Грех, если умрёт некрещёным.

В селе была женщина, звали её Анна, бывшая фронтовичка из банно-прачечного батальона, которую после войны привёз на родину односельчанин Михаила и Татьяны, бывший лётчик-истребитель. Оба коммунисты, они родили и воспитали пятерых детей. А в 70-е годы, Анна вышла из партии и неожиданно «ударилась» в религию.

Она периодически жила в монастыре, общалась со священнослужителями барнаульских храмов и даже летала в Москву, с какой-то церковной миссией. Ей было разрешено отпевать покойников, святить дома и квартиры, и крестить младенцев.

Ребёнка окрестили. После этого он стал не просто плакать, а кричать ещё громче, порой закатываться до остановки дыхания.
Свекровь злилась, говорила, что Татьяна родила непутёвого, и что лучше бы он умер, а то вдруг будет инвалидом.

Прижав сына к груди, Татьяна горько, но молча, рыдала в своей комнате.

Обязанностей по дому у неё не убавилось. Она по-прежнему утром и вечером доила корову, содержала в чистоте дом, по субботам подбеливала печь, стирала вещи всей семьи, отдельно вещи сына, готовила ужин, постоянно отвлекаясь на то, чтобы успокаивать сына.

Когда возвращалась в дом свекровь, то постоянно ворчала: "Копаешься, еле-еле! Давно уже пора было всё переделать!" При этом она прекрасно знала причину, по которой Татьяна "копается", но посидеть с внуком не имела ни малейшего желания.

С утра она давала Татьяне задание, помимо её основных обязанностей, и уходила непонятно куда. Возвращалась к обеду, а после обеда опять уходила до возвращения с работы свёкра.

Потом, спустя время, родственница свекрови, жившая неподалёку, открыла Татьяне тайну: Свекровь приходила к ней и ложилась спать, возмущаясь при этом, что непутёвый внук не даёт ей спать. Никакого от него покоя ни днём, ни ночью! Хотя дневной сон был её обычным распорядком дня ещё до появления внука, как только она устроилась на работу агентом Госстраха.

Когда сыну Татьяны исполнилось три с половиной месяца, перед самым Новым годом, вернулся из Армии средний брат Михаила, и через три дня женился.

Михаил с Татьяной ушли из свекровиного дома и поселились в пустующем доме одинокой старушки, которую дочь забрала к себе. Сыночек Татьяны перестал плакать. По ночам нормально спал, и днём тоже, как положено по времени.

Желтизна кожи у него прошла. Паховая грыжа и дисбактериоз тоже исчезли. Он нормально ел и набирал вес соответственно его возрасту. В 10 месяцев пошёл своими ножками.

Бани в усадьбе старушки, где они поселились, не было, поэтому в банные дни они шли в дом свекрови. Стоило переступить порог, как сын Татьяны начинал беспокоиться, потом плакать и кричать. Он мог проплакать всю ночь, если случалось им после бани остаться там ночевать. 

Потом Татьяна поняла, что сын плачет только в доме свекрови. В доме у родителей Татьяны или в доме её сестры, куда они приходили иногда погостить, он вёл себя спокойно. Когда она рассказала об этом своём открытии мужу, он с нею согласился. Оставаться ночевать в доме его родителей они перестали.

В начале мая правление колхоза предоставило им дом со всеми постройками и баней в том числе, а в июле, когда сын Татьяны начал ходить, её позвали на работу, а малыш пошёл в садик.