Сказания О первых Черных Драконихах

Лефараль - Завеса Безумия — Первая из Закованных ( Так суккубки называют Черных Драконих в обычной жизни между собой).

Когда Императрица Селлариэт низвергла Арха’Мурра, в её душе не осталось ни капли света, но осталась одна искра — нужда в страхе. Ей был нужен проводник ужаса, а вернее, его лицо.

Ей нужна была та, которая могла бы стать не просто оружием, но воплощением ужасающей страсти и звериного желания разрушать.

Лефараль была из касты верховных жриц, манипуляторов эфирных энергий. Яркая искусительница, чья красота сводила с ума даже самых стойких суккубок. Но она не могла контролировать свой жестокий и яростный характер  — она срывала пламя с кожи любовников и топила их кости в кипящем эфире. Её безумие становилось проблемой. Она была невероятно прекрасна, но при этом и столь же опасна.

Вскоре её заключили в зеркальную темницу глубоко под дворцом.

Там, в темноте, она услышала тихий, далекий шепот, останков Арха’Мурра.

Он обещал ей освобождение, не тела —;но души. Обещал стать её голосом, если она станет его кожей, и она не раздумывая согласилась.

 Так был совершен первый ритуал заковки: Лефараль впустила в себя сразу троих эфирных паразитов, воплощенных из страха, желания и ненависти.

Её плоть вспыхнула синими, эфирными огнями. Её волосы, стали змеевидными лентами чёрного пепла. Её глаза ослепли, но теперь, она видела души. Её голос стал смехом — пронзительным, словно рвущаяся плоть окаменевших драконов.

Лефараль выпустили на поле боя, когда гарнизон из 87ми духовных стражей Коалиции Древних родов осадил ворота столицы Темной Империи.

Она не спустилась с неба, нет, она просто появилась. На краткий миг, ткань мира отступила и из разрыва вылезла она, закованная вся в живой иссиня черной броне, из которой тянулись эфирные жгуты и клинки, пульсирующие с ритмом её смеха.

Она шла медленно вперед, и ее присутствие вызывало у врагов галлюцинации: Матери видели как теряют детей, воины — как их кишки выпадают наружу. Их собственные мечи плавились в их руках, а их командиры сходили с ума, забывая даже своё имя.

Лефараль не убивала, она беспощадно ломала. Рвала души на мелкие куски, выкрикивала им их же желания, заставляла смотреть в себя, и там, в зеркале пустых, белых глаз, они видели свое будущее.

После битвы, когда не осталось ни одного живого, а мёртвые продолжали двигаться от её воли, она поднялась в тронный зал Императрицы.

Обнажённая, покрытая дымом, кровью и остатками пепла, она встала на колени и вонзила свои длинные, острые когти себе в грудь, после чего вырвав свое сердце, предложила его Императрице.

Та не дрогнув, съела его. И вот так, душа Лефараль навсегда связалась с троном. С тех самых пор, ни одна из Закованных не может умереть, пока цел трон.

Теперь её имя шепчется в ритуалах нового поколения драконих. Каждый раз, когда новая суккубка проходит через Испытание Горловины, она видит Лефараль - не ее образ, не видение, но ощущение: запах пепла, звук сломанного крика, прикосновение холодных когтей к груди.

И когда суккубки Чёрного Дракона опадают подобно холодным каплям дождя, на поле боя — в воздухе всегда слышен тихий, приглушенный смех.

Это — она. Первая из Закованных. Лефараль. Завеса безумия, мать ужаса и сладкой гибели.

Вэл'Шарна Искривляющая Веру.

Когда Императрица впервые узнала о Вэл'Шарне, та была жрицей низшего храма боли. Но в отличие от остальных, она не взывала к плоти — она взывала к вере. Слова её были подобны яду: те, кто слышал её проповеди, начинали отвергать устои, сомневаться в удовольствии, презирать традиции.

Из тысячи пленённых ее речами темных паладинш, пятеро стали её преданными любовницами, а одна— её сосудом.

Когда они были разоблачены, храм Боли пытался сжечь её заживо.

Но огонь не забрал её. Пламя лишь впиталось в её плоть, закрутившись тугой спиралью вокруг её сердца.

С тех пор её кожа стала бледной как пепел, а из ее плеч выросли изогнутые, эфирные шипы, вибрирующие от звуков молитв и боли.

Она прошла ритуал Обратной Веры — запретное слияние с паразитом-кодексоедом. Этот паразит питается верованиями, догмами и клятвами. Он проникает в разум жертвы и развязывает её веру по нитям, высасывая из неё весь смысл ее жизни.

Когда она была "завершена", её глаза стали чёрными как умирающая звезда, а голос, далеким шёпотом, от которого кровь начинала леденеть от ужаса.

Императрица не дала ей титул — она украла его, обольстив и подчинив троих генералов империи всего за одну ночь, заставив их, принести ей клятвы верности. На утро, они умерли осознав, что их вера принадлежит не Императрице, а ей.

Императрица лишь усмехнулась и вплела её душу в трон, рядом с Лефараль.

Одна из самых кровавых кампаний Вэл'Шарны — Лазурная Ночь, началась когда она лично проникла в крепость Инквизиторов Элеймы.

Она не скрываясь прошла по улицам широко улыбаясь встречным, вся в черном шелке и эфирных лентах. Вскоре, суккубки начали бросать своих детей в костры, а жрицы, рвать святые книги, тихо повторяя её имя.

В её присутствии статуи древних, плакали чёрной кровью, а старые алтари плавились. Сама вера горожан начала терять свою форму.

Она не просто убивала врагов — она превращала их в своих апостолов, пусть и на одно, краткое мгновение.

Перед их гибелью, она заставляла их поверить, вкусить правду ее горячих слов: Что нет богов кроме неё, и нет, смысла - кроме страдания и ужаса.

Вэл'Шарна носит доспехи, созданные из обломков расплавленных древних артефактов старых вер и устоев. Они плачут, когда она смеётся. В центре её груди, на месте сердца - застывший лик павшего от ее рук - демона.

Её любимое оружие — “Молитвенное Жало”, эфирный кнут, составленный из языков предателей. Он удлиняется и дробит кости звуком собственного имени.

Она не смеётся, как Лефараль. Её улыбка — как лезвие на горле. Холодная, сладкая, и последняя.

Те кто видит её, больше никогда не верят в добро, богов, традиции.

Даже мёртвые, убитые ею, не покоятся с миром, нет,  они сами шепчут её проповеди из-под глубин холодной земли.

Когда на поле боя ступает Вэл’Шарна, рыцари так называемого - Света, ломают собственные мечи, чтобы не быть вынужденными взглянуть в ее глаза.

Она та, кто искривляет веру.
Она та, кто разрушает не тела, а сам смысл их существования.

Она вторая из Закованных, чьё имя никогда не пишется чернилами, только кровью.

Йссель’Тха Хоран : Кровоточащая Безмолвием.

“Лезвие Внемлющей Плоти”

О Йссель’Тхе не известно почти ничего достоверного. Даже в архивах Империи её имя зашифровано в пустых строках и обрывках эфирных чар. Она — аномалия, рождённая в сердце эфирного провала, где сама реальность задыхается.

Считается, что она была первой, кто услышал Шрамовую Песнь — ритуальный зов паразитов эфирного пространства, разрывающих ткани восприятия. Но, вместо безумия, она сама поглотила их.

Но, именно с тех самых пор, она молчит даже когда убивает.

Йссель’Тха не прошла ритуал, как до нее это делали другие, нет, она буквально заткнула его.

Во время обряда заковки, она умело, точно и с пугающим хладнокровием обрезала себе самой голосовые связки, а потом, схватив за волосы жрицу, которая вела сам сей процесс, и у нее. Звуки исчезли из зала на три дня, три дня жрица не могла выйти истекая кровью. Даже ее мысли, в этой глубокой тишине, не отзывались привычным эхом.

Когда она вышла из храма поднявшись по лестнице, её кожа уже была исписана бесконечными письменами на мёртвом языке, пульсирующими от боли и безмолвия. Её разум стал сосудом для паразита памяти, древней, эфирной сущности, поедающей саму идентичность личности.

С ним она слилась настолько тесно, что никто, вплоть до самой Императрицы, не знает - осталась ли в ней личность Йссель’Тхи или теперь она - нечто иное.

Войска, столкнувшиеся с Йссель’Тхой, не умирают с криками. Они просто исчезают. Их кости распадаются, плоть оседает в землю, подобно храмовым чернилам.

Те, кто остается в живых - стараются больше никогда не вспоминать, того, что именно произошло. Только пугающая тишина, застывшая в самом пространстве, как налёт, на опустевшем сердце.

Йссель’Тха способна управлять вибрациями плоти, души и мысли. Один взмах её руки - и враги разрываются изнутри без единого звука. Она не сражается, нет, она просто танцует, будто бы находясь в вечной гармонии с безмолвным хаосом.

Её доспехи не отражают свет, но яростно впитывают его. Закованные в обрывках теней, извивающиеся от её движений, они создают вокруг неё сферу реальности, где сам звук невозможен.

Её передняя сторона шлема закрыта гладкой, черной маской без прорезей. Он нужен ей не для защиты, а просто, чтобы не выпустить собственный взгляд.

Ее оружие - “Молчаливая Нить”, клинок из слоёв застывшего забвения. Он не разрезает плоть, нет, он искусно ее удаляет, оставляя лишь пустые, глубокие раны на месте ударов.

Йссель’Тха не говорит. Но когда Императрица обращается к ней, она без колебаний всегда повинуется ей.

Среди всех закованных, именно она считается самой опасной. Не из-за ужасающей силы, а из-за невозможности понять.

Если Лефараль, это безумие ярости, а Вэл’Шарна — искажение веры,
то Йссель’Тха — отсутствие всего сразу.

Когда она появляется на поле боя, даже звери замирают. Музыка замолкает, а крик умирающих душ, теряется во мраке.

Она третья из Закованных,
Хозяйка Безмолвного Танца.
*С ней приходит тишина, в которой вскоре исчезнет мир.*

Невен’Ка Сладкогниющая.

“Матерь Червей”

Невен’Ка была первой, кто вступил в контакт с Материнским Роем — коллективным паразитом из искажённой плоти, что обитает в межмирьях, где эфир сгнивает в болоте из желаний и самого страха.

Но, не она нашла Рой, нет, он сам позвал её, узнав в ней нечто большее, чем просто суккуба. Он увидел в ней свои желания, свое будущее, свой сосуд для обожествления - гниения.

В отличие от других драконих, она не боролась за контроль. Она не думая, отдалась.

Её душа стала обетом. Её тело - алтарём. Её внутренности - храмом для червей.

Ритуал её заковки длился семь дней и семь ночей. За это время она умерла сто семь раз — и сто семь раз она восставала, все меньше и меньше напоминая себе, себя.

Черви Материнского Роя выползли из ее нутра пожирая кожу, заменяя кости на щупальца, меняя нервные окончания на шипы. Но боль не прекратилась, её крики так и не стихли.

И она влюбилась в эту агонию.

С тех пор, каждый её вдох - это музыка страдания, каждый её шаг - шорох язв и гнили.

Невен’Ка не носит доспехов. Её тело само формирует защиту из плоти, кишащей червями, спорами и влажной, липкой, эфирной слизью.

Там, где проходит она, пехота сходит с ума от желания, боли и отвращения, не способная понять, что их влечет, к этой зловещей, извращенной богине.

Частенько в бою она обнажается полностью, показывая осквернённую красоту, из которой вырываются цепи из кишок, когтистые наросты, гниющие лезвия. Каждый удар её тела — это оргазм страха и боли.

Ее оружие : “Невеста Гниющего Желания”
Тип: биомассив
Количество: 1
Дальность: ближняя / средняя (до 20 м)

Описание: Это симбиотическая масса из разлагающихся щупалец, хлыстов и насекомых, спаянных с лоном Невен’Ки. Она извивается и кричит на всех языках желания, вгрызается в плоть своих врагов, заражает, разрывает и воскрешает их - как своих новых солдат.

Червоточащие ленты-связки, прикрепленные к другим Закованным — через них она “вкушает” боль союзников.

Симбиотические органы регенерации.

Ядовитая, эфирная аура, заставляющая живых испытывать эрогенную лихорадку и галлюцинации.

Микроспоры разложения, заражающие почву, пищу и разум.

Невен’Ка не просто воин, она - зараза, влюблённая в себя.

Она, мать и палач, подруга и гибель.
Когда она вступает в бой, она танцует в кровавом тумане, шепчет нежности мертвецам, стонет от каждого удара, вонзает свои когти не просто в плоть, а глубоко, в саму душу.

Когда она проходит мимо, солдаты Империи спешно отводят взгляд.
Враги же, бросаются перед ней на колени, либо чтобы взмолится о смерти,
либо, чтобы поцеловать её гниющие ноги.

И только Императрица, смотрит на неё с улыбкой. Потому что она знает:
эта плоть - её. Эти черви - её. И эта боль, тоже, только для неё.

Хинна - Кровосмеющаяся.

“Смех на костях, глотка войны. Жрица безумия, посреди кровавой резни.”

Хинна была прекрасна, но не совсем в обычном смысле. В её глазах всегда было что-то… сломанное. Её первая любовь погибла на её же руках, и вместо рыданий, она просто, истерично, громко рассмеялась. Что-то в ней тогда треснуло, и видимо уже навсегда.

Суккубы чувствовали в ней порчу, но не ту, которую нужно было изгонять. А ту, которую нужно было вылечить.

Её заключили и приковали, пытаясь насильно исцелить, но она продолжала смеяться.

Даже когда её душу раскололи на куски, чтобы “починить” - она заглотила их обратно, как леденцы. Тогда, Императрица впервые обратила на неё свое внимание.

“Оставьте. Она не больна. Она просто,  уже пробудилась.”

Ритуал для нее был далеко нестандартным. Пока другие страдали в боли, Хинна хохотала до слез. Когда вбивали цепи в ее кости, она целовала тех, кто это делал. Когда черви врывались в её уши и глаза, она визжала от восторга, извиваясь в экстазе, как в оргазме без конца.

Доспех её был выкован из металла кричащего в аду, а ее смех вплавлен в каждую его пластину.

На поле боя, Хинна это буря. Она не действует в строю, она порывом, подобно горному ветру, врывается как воплощение агонии в ряды врага, без тени страха и сомнения.

Она веселится в кровавом месиве, собирает трофеи, но не ради славы, а ради хохота.

Её голос заразителен, те, кто его слышит, либо сходят с ума, либо поддаются её ауре хаоса, теряя свою волю, самодисциплину и память.

Хинна, это проклятие для хорошо организованных армий. Она ломает саму структуру построений, саму основу войск, через свое безумие.

Ее оружие: “Режущий Рот”
Тип: биоакустический, цепной меч.
Дальность: ближняя (до 5 м).

Живая цепь, созданная из биометалла и усиленная смехом Хинны. При взмахе издаёт искажённые волны звука, от которых трескаются черепа, закипает кровь и вытекают глаза. При касании - режет плоть, словно тончайшее лезвие клинка.

Маска-паразит, усиливающая её голос и передающая смех через эфир.

Когти-симбионты на руках, которые при убийстве впиваются в труп и воспроизводят его крик.

Спинные щупальца, держащие резервные био-гранаты безумия и боли.

Паразит "Ухо Сумасшествия", передающий её хохот на километр вокруг.

Хинна Кровосмеющаяся, дракониха, от которой не ждут подчинения.

Она не стоит в рядах, не слушает приказы и не щадит, даже своих, если они мешают ей наслаждаться любимой войной. Но, как ни странно, она подчиняется Императрице, потому что в её голосе, есть один единственный звук, который способен перекрыть ее смех, смех Хинны: это рокочущий шёпот вожделенной власти.

Она верна императрице не из за страха, не из за долга или клейма на душе.

Она верна ей просто потому, что Императрица — её идеал: гремучая совокупность хаоса, невинности, страсти, подчинения и доминирования.

Когда Хинна появляется на поле боя, солдаты врага молятся, чтобы их убил кто-то другой. Потому что смерть от неё, это не конец. Это начало очень долгой, смеющейся пытки.