Финт с ушами

Мама была против кота.
Папа был против того, чтобы спорить с мамой.
Мамина мама у себя в Пензе тоже была против кота у нас в Москве.
Есть ещё папина мама во Пскове. Она воздержалась.
Моя сестра Ирка, наверное, была бы не против – она любит всякие пушистые игрушки, но Ирку никто не спрашивал. Ей три года.
За кота был только я. Получалось, три против одного.
Но сдаваться я не собирался. Кот-то у меня уже был, просто никто об этом не знал.
Утром я рассказал коту, как прошли переговоры. Мы каждый день встречаемся у подъезда, когда я иду в школу. Кот аккуратно ел кусочки котлеты и слушал новости.
– Ты не думай, что они по-настоящему против. Это пока предварительные результаты. Типа опрос общественного мнения. Они же не знают, что я это про тебя спрашивал. Я так, в общем. Чтобы подготовить почву для серьёзного разговора.
Кот оторвался от завтрака и спросил: «Ну и как почва?»
Он умеет говорить молча. Просто смотрит пристально, и у меня в голове загорается бегущая строка. По-русски, без всякого мяуканья. За время нашего знакомства я вообще не слышал, чтобы он мяукал.
– Почва пока зыбкая, – честно ответил я. – Надо подождать.
Кот посмотрел на небо, где собирался то ли дождь, то ли снег, потом на меня и вернулся к котлете. «Можно и подождать, если недолго», – побежал у меня в голове ответ.
Я тоже посмотрел на небо. Погода портилась с каждым днём. Осень в этом году была летняя – такая, что деревья даже забыли пожелтеть, а тут за неделю решила превратиться в зиму. Мама достала с антресолей тёплые куртки, папа срочно поменял у машины колёса. В доме включили отопление.
У кота не было куртки, машины и отопления. У него был только я.
«Это всё?» – спросил он про новости.
– Да… То есть, нет!
Я поспешно протянул ему свою собственную котлету. Плохие новости всегда становятся лучше, если добавить к ним что-нибудь вкусное. Мама недавно перестала увлекаться рисованием и записалась на курсы кулинарии, поэтому очень радуется, что я беру в школу двойную порцию её достижений. На румяную котлетную корочку упала снежинка, потом ещё одна. Кот отрицательно покачал хвостом: «Спасибо, но это твой обед. Я же знаю».
Я вздохнул.
– Ладно, Флинт. До вечера.
«Пока», – увидел я ответ.
Кот уселся у стены, обмотал себя хвостом и приготовился ждать.
Имя «Флинт» коту замечательно подходит. У него по белой морде чёрная полоса наискосок, как пиратская повязка. Передняя часть кота белая, а задняя, с хвостом, – чёрная. Если он встанет на задние лапы, будет вылитый пират, прямо как в кино: белая рубашка, чёрные сапоги и повязка на глазу. Поэтому, конечно, Флинт, не Васька какой-нибудь. Но пират он благородный, это почему-то сразу понятно.

Мы познакомились весной по дороге в школу. То есть я шёл в школу, а он просто шёл. Но вдруг остановился и посмотрел на меня. И я тоже остановился. Минуту мы друг на друга смотрели, а потом он взял и побежал – прямо ко мне, как к старому другу! Будто тысячу лет меня не видел, а тут встретил случайно – и уже спешит пожать руку, похлопать по спине, спросить, как дела… Это если в переводе на человеческое поведение. Но было видно, что кот как раз это и имеет в виду. И я понял, что он – мой. Своего ведь сразу узнаешь, даже если он кот. Шестым чувством. Я тогда даже не рассмотрел, какой он замечательно красивый. Потому что, если свой, неважно, какая там у него внешность. Свой – это… Ну, в общем, это свой.
В школу я тогда еле успел. А когда вернулся, кот сидел у подъезда. Ждал! Тоже, значит, понял, что я – его. Я присел рядом, и мы некоторое время друг на друга смотрели. Вообще-то не очень приятно, когда на тебя кто-то так вот уставится. Но если этот кто-то – свой, тогда другое дело. Тогда можно сколько хочешь в глаза смотреть. Чёрная полоса у кота на морде была ровная-ровная, как нарисованная. «Знаешь, ты на Флинта похож», – сказал я восхищённо. Но кот смотрел на меня серьёзно и… как бы это сказать? Ну, как будто он давно привык к своей необычной внешности и на всякие пустяки вроде комплиментов не обращает внимания. Стало даже как-то неудобно, но на всякий случай я объяснил, что был такой знаменитый пират, лет пятьсот назад, что ли. «Знаю», – ответил Флинт, и я чуть не подпрыгнул: показалось, что я это услышал. Потом понял, что он слова произносит мысленно, а я их мысленно вижу. Надо же! И ещё понял, что про Флинта он, точно, знает. А почему нет? Может, у Флинта на корабле тоже был кот, и это его пра-пра-пра… в общем, его потомок. Флинт-младший.
Короче, мы сразу почувствовали, что должны жить вместе. То есть, у меня в квартире. И точка. Но шестое чувство подсказало, что мама на это вряд ли согласится так сразу.
Я, конечно, ещё весной намекнул, как это здорово, когда рядом есть кто-то, кого можно любить, оберегать и воспитывать. То есть, питомец. Но мама сделала вид, что не понимает, о чём я. Она тут же подхватила: мол, да-да, и как хорошо, что кто-то, которого надо любить, воспитывать и оберегать, у нас уже есть – это Ирка. Было ясно, что знакомить её с котом пока рано. Потом началось лето, и с Флинтом мы стали видеться реже. Лето – это каникулы, лагерь, поездки… Когда снова начали учиться, всё пошло по-прежнему. Встречались утром и вечером, и вечером было грустно: расставаться до утра не хотелось. И тут эти холода! Флинт, конечно, прямо ничего не просил, но я и без бегущей строки понимал, что зима на носу, и пора что-то делать.
Ну вот, сделал. Опрос общественного мнения показал, что будет нелегко.   

С тяжёлым сердцем я плёлся в школу. Главное, причины у мамы были все какие-то неубедительные. Ну вот, например: коты – это запах. А она его нюхала? Флинта, то есть. Я-то обнюхал его от ушей до хвоста, чтобы проверить. Запах был, но не тот, что она имела в виду. Флинт пах очень приятно, теплом и дружбой. А зашла бы она к нам на физкультуру! Там от некоторых иногда так воняет, что физрук спрашивает: чья это майка позорит нашу школу?
Или ещё: что домашние животные – это хлопотно, это дорого, это на специальном корме разоришься. Да знала бы она, как Флинт ценит её котлеты! А блинчики с мясом! Правда, блинчики просит разворачивать. И ведь никогда не съест лишнего.
И бабушка туда же: от животных, говорит, аллергия. Ну, не знаю. Вот у нас почти у всех в классе коты или собаки, а аллергия, если у кого и есть, то на клубнику. Но её равно едят, потому что любят. Бабушка сама клубнику обожает. В Пензе у неё дачи нет, так она всегда приезжает к нам летом и сразу требует на дачу её отвезти, у неё там сельское хозяйство как раз в виде клубничных грядок. Чтобы Ирочка, говорит, настоящую клубнику ела, а не магазинную, у которой ни вкуса, ни запаха, – один вид. Ирка как клубники этой настоящей переест, так становится краснощёкая, как клубничина. И ничего – бабушка говорит, такая аллергия не вредная. 
Насчёт штор вообще смешно. Это опять мама: коты, видите ли, прыгают на шторы. Да где у нас дома шторы, мама? Ты же их все заменила на жалюзи, когда семинары по дизайну слушала, потому что шторы – это пылесборники, и вообще несовременно.
Все эти мысли кружились внутри моей головы, а снаружи кружились снежинки, и с каждой минутой их становилось всё больше. Я представил, как Флинт сидит сейчас около подъезда и смотрит сквозь снежную штору, как мир неудержимо белеет, и всё плотнее обматывается хвостом… Флинт, я имею в виду. Не мир. А мог бы смотреть на это с подоконника, в тёплом доме. Я в соседских окнах таких счастливых котов иногда вижу.
И тут меня осенило. Что это я разнюнился, как дурак? По-научному надо к проблеме подходить, вот что! Как раз скоро в школе проект надо будет делать, так я и сделаю – про котов! У мамы причины, по которым с котом жить невозможно, а я найду причины, по которым невозможно жить без кота. Главное, выбрать подходящего научного руководителя.
Как первый урок кончился, я сразу кинулся к Варваре Фёдоровне, она у нас по окружающему миру. Варвара Фёдоровна смотрит на окружающий мир таким проницательным взглядом, что похожа не на школьного учителя, а как минимум на профессора. А то и на академика. С таким научным руководителем можно не сомневаться в победе.
Я начал издалека.
– Варвара Фёдоровна, я вот думаю проект сделать. О пользе домашних животных.
¬ Хорошая тема, ¬ одобрила Варвара Фёдоровна.
– О пользе котов, например. 
– О пользе кошек. Правильно говорить – кошек.
– Да. Чтобы в проекте были научные причины завести кота.
– Кошку, – уточнила Варвара Фёдоровна. – Коты с научной точки зрения тоже кошки.
Я не смог бы назвать Флинта кошкой даже с научной точки зрения. Но спорить не стал.
– И чтобы каждый захотел, чтобы в его доме жил… э-э…
– Да, чтобы жила кошка. Но обязательно привитая и осмотренная ветеринаром, чтобы ни для кого не представлять опасности. Кошки – часть окружающего мира. А в окружающем мире множество опасностей. Например, блохи.
Тут Варвара Фёдоровна сощурила профессорские глаза, и проницательность их так усилилась, что я испугался: вдруг она сквозь меня видит и самого Флинта? Сейчас и блох разглядит! Даже тех, которых у него нет!
Стало понятно, что лучше выбрать научного руководителя попроще.
– Пасиб, Варвар Фёдрн, – пробормотал я и выскочил в коридор.
И тут же столкнулся с Сан Санычем, он у нас музыку ведёт.
У Сан Саныча взгляд, конечно, не как у Варвары Фёдоровны. Он окружающий мир иногда вообще не видит – он весь в музыке. Он, даже когда без гитары, всё равно пальцами шевелит, как будто играет. А если у него что-то не сочиняется, за хвост себя дёргает, у него причёска такая, с хвостом. Но моё разочарованное лицо всё-таки заметил.
– Случилось что-то?
Сан Саныча мы любим. На его уроках если хочешь петь – пой. А не хочешь – не пой. Только сиди тихо, и будет тебе пятёрка. Потому что слушать тоже надо уметь, он нам так и говорит. Я иногда пою, а иногда учусь слушать.
– Сан Саныч, – спросил я неожиданно, – а вы какие-нибудь песни про котов знаете? Я вот думаю проект сделать…
– Жил да был чёрный кот за углом! – ни на секунду не задумавшись, запел Сан Саныч.
– Нет, не такую, – оборвал его я. Эту я знал. Там у бедного кота жизнь ещё труднее, чем у Флинта. – Мне надо песню воодушевляющую, чтобы люди послушали – и кота себе завели потом.
– А потом – суп с котом, – невпопад ляпнул Сан Саныч и задумчиво подёргал себя за хвост. – Воодушевляющих что-то не помню… О! – воскликнул он и торжествующе поднял палец. – Есть же знаменитый композитор – Кошкин! И у него есть кот, я читал! Может, и музыка найдётся на кошачью тему. Существует ведь «Собачий вальс». Значит, можно написать и «Кошачий концерт».
– Не-не-не, концерта не надо!
Я вспомнил, что бабушка, кроме аллергии, ещё и про кошачьи концерты как-то нехорошо говорила. Но то, что у такого известного человека, настоящего композитора, есть кот, навело меня на очень перспективную мысль.
Я попрощался с Сан Санычем и помчался на математику. Альберт Васильевич всегда начинает урок словами, что математика наука точная и опозданий не прощает. Все уже привыкли и не опаздывают, потому что математика, может, и простила бы, но Альберт Васильевич – никогда.
Весь урок я обдумывал перспективную мысль, и перед глазами у меня была не математика, а Флинт. Наверняка ведь знает, что я о нём думаю. Сидит небось у подъезда и смотрит зелёными глазищами в сторону школы, как будто может там, за стенами, меня разглядеть…
– Ты почему на меня всё время смотришь, Иванов?
Флинт неожиданно вырос чуть не до потолка, навис над моей партой и превратился в учителя математики. Глаза его горели зелёным светом. Я понял, что увлёкся. Видимо, на Альберта Васильевича весь урок смотрела моя перспективная мысль.
– Это не я, а… Альберт Васильевич, у каких знаменитых учёных были коты?
Класс замер. Альберт Васильевич опешил.
Смутить математиков трудно. У них на каждый случай есть формула и порядок действий. Но на вопрос про котов у Альберта Васильевича формулы не было.
– У Эйнштейна, – сказал он после паузы. – А почему тебя это интересует?
«Ура! – закричал я Флинту мысленно. – Вот она, правильная тема проекта – коты замечательных людей! Композитор уже есть, теперь Эйнштейн прибавился. Мы победим!»
– Хочу проект сделать про котов. И про учёных. Как коты помогают полёту научной мысли. Не зря же у Эйнштейна был кот, а не хомяк какой-нибудь.
Тут Альберт Васильевич воодушевился.
¬– Очень помогают! И научной мысли помогают, и отдыху после работы.
И на нас обрушился поток фамилий. Память у Альберта Васильевича была математическая. Я еле успевал записывать. Одних учёных было человек десять, а к ним в придачу писатели, музыканты, шахматисты и даже изобретатель телескопа. А ещё человек, расшифровавший иероглифы индейцев майя.
– И у меня тоже есть котик, – скромно закончил Альберт Васильевич. – Иногда никаких нервов на вас не хватает, а приду домой, поглажу его, и всю злость как рукой снимает.
Я подумал, что он кота по примеру Эйнштейна взял. Тем более его Альбертом зовут. Эйнштейн, наверное, тоже злился, когда у него формулы не сразу получались.
Тут прозвенел звонок. Все сразу стали обсуждать, что лучше – коты или собаки, а я сосредоточился на том, как все эти факты половчее представить маме. Ведь вот у каких выдающихся людей были коты, и они не думали об аллергии и шторах! Люди, я имею в виду. Один Эйнштейн чего стоит! Чего стоил Эйнштейн, мы, правда, не проходили пока, но что он великий, я точно знал. Невеликого учёного с высунутым языком не сфотографируют. И тем более не повесят такую фотографию в школе.
Тут мне пришло в голову, что, может, благодаря дружбе с котами эти люди и стали такими выдающимися. А что? Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. А друг такой воспитанный, серьёзный, сосредоточенный – в самый раз для научных открытий. Сиди себе, гладь кота да иероглифы расшифровывай. 
В библиотеке про индейцев с иероглифами ничего не было, про кота Эйнштейна библиотекарь тоже не слышала, зато рассказала про котов литературных, то есть тех, кого писатели придумали. Такие примеры мне были ни к чему – чего доброго, мама скажет: зачем тебе живой кот, если его можно придумать? От него и аллергии не будет. Но чтобы не обижать Лидию Петровну, я взял несколько книг на кошачью тему, вдруг пригодятся.
– Теперь всё будет как надо, – сказал я Флинту вечером. – Всё-таки есть от школы польза. Надо всё, что я там поназаписывал, как следует систематизировать, проанализировать и сделать вывод. Это научный подход, понял? Ну, какой будет вывод, мы с тобой и так знаем, но остальное тоже нужно. Это для мамы, чтоб не сомневалась, что вывод правильный. Наука – это сила!
Флинт промолчал.

Но наука не помогла.
Собранные сведения были уже сто раз проанализированы, систематизированы, и я старался при каждом удобном случае вставлять их в разговор, но родители всё пропускали мимо ушей. Они готовились к приезду бабушки. Не той, что из Пензы и против котов, а папиной мамы, из Пскова, которая от голосования воздержалась. Эта бабушка очень возвышенная, она всегда приезжает осенью и ходит по театрам, выставкам и концертным залам. И вот я заводил разговор о композиторе Кошкине, а мама кивала: «Вот хорошо, что напомнил – надо купить ей билеты в филармонию, бабушка очень любит Чайковского». При чём тут, спрашивается, Чайковский, а? Я намекал на планетарий, чтобы незаметно перейти к коту изобретателя телескопа, а папа победно восклицал: «Точно! «Звёзды балета» – вот что ей понравится!» И так далее, и тому подобное. Им было не до меня. Не до нас с Флинтом.
Я отводил душу, только читая Ирке про кота в сапогах. Сказка эта ей нравилась, но в книжке её интересовал не кот, а принцесса. И ещё людоед. Картинок с котом было восемь, а с принцессой только одна. Ирке это казалось несправедливым.
А между тем становилось всё холоднее.
Еды я стал брать в школу ещё больше. Кормил Флинта – и сразу убегал, чтобы не разговаривать. Потому что мне нечего было ему сказать. Наверное, он обижался. Но как быть? Не мог же я просто принести его домой: вот, знакомьтесь, это Флинт, он будет жить с нами. Да ещё бабушка приезжает! Как раз чтобы жить с нами, целую неделю. Бабушке можно, а такому коту, который уже почти что брат, нельзя…
Накануне приезда бабушки я принёс Флинту ужин и не стал убегать. Это было бы уже нечестно. Дождался, пока он доест, и начал:
– Знаешь, я вот что решил. Когда бабушка приедет… то есть, уедет, я…
Я хотел сказать, что принесу его домой и познакомлю с родителями, но замялся. Один раз я его уже обманул, с научным подходом – не сработал подход этот. И вот, допустим, принесу я Флинта – а мама… Об этом лучше было не думать.
Флинт смотрел на меня понимающими глазами. Молчал.
– Я хотел сказать, я попробую поговорить с бабушкой. Может, даже на концерт с ней схожу.

Псковская бабушка не только возвышенная, она ещё и очень спортивная. Просит её не встречать, с вокзала приезжает сама, по лестнице ходит пешком. В общем, ведёт активный образ жизни. В субботу мы ждали её к завтраку, и когда раздался звонок, все вышли в прихожую. Я открыл дверь – а дальше было то, что в театре называется «немая сцена».
На пороге стояла улыбающаяся бабушка в элегантном чёрном пальто, украшенном длинным белым шарфом. Рядом с ней стоял такой же чёрно-белый – или бело-чёрный – кот. Он не улыбался. Просто стоял и смотрел.
Я прямо почувствовал, как все, кроме кота, набрали воздуха, чтобы что-то сказать. Но раньше всех успела Ирка.
– Кот! – закричала она. – В сапогах! У нас будет кот в сапогах! А я буду принцесса!
Я был готов расцеловать Ирку. Не зря я читал ей сказки Перро. Вот она, сила литературы! Вот он, самый главный школьный предмет!
И тут уже все начали говорить, перебивая друг друга.
– Мы будем играть в Кота в сапогах! – прыгала вокруг кота счастливая Ирка.
– Кто это? Кто? – драматически восклицала мама.
Вот я не понимаю этих странных вопросов. Ясно же, что не крокодил. Но Флинт, молодец, вёл себя вежливо: поворачивался перед мамой то одним, то другим боком, чтобы она убедилась – не крокодил.
– И как же тебя зовут? – спрашивал папа, разглядывая кота с нескрываемым интересом.
– Я была уверена, что это ваш, – говорила бабушка, разматывая шарф, – такой воспитанный красавец, сразу повёл меня на нужный этаж…
– Да! Наш! Это наш кот! – рявкнул я вдруг так решительно, что сам себе удивился.
Все обернулись в мою сторону. Ирка перестала прыгать, но в голове у меня лихорадочно запрыгали строчки моего проекта.
– Он выбрал меня, то есть, нас, потому что у всех выдающихся людей были коты. Например, у Эйнштейна. Коты помогают совершать открытия и сочинять музыку. Коты учат сосредотачиваться! Лечат от болезней сердца! Снимают стресс, в том числе у школьных учителей! У нашего Альберта Васильича тоже есть кот. Люди с котами вообще живут дольше, чем без котов. И они гораздо счастливее! Коты особенно полезны детям, потому что… – я сделал эффектную паузу, – по последним научным данным, если у детей есть кот, у них нет аллергии!
– На кошек? – спросила потрясённая мама.
– На всё! И на клубнику.
Флинт смотрел на меня восхищённо. Наверное, тоже не всё про себя знал.
– Никогда не видела такого элегантного окраса, – сказала бабушка. – Кажется, будто специально выводили такую пиратскую породу.
– Вот именно! Редчайший пиратский окрас, – подхватил я. – И зовут его по-пиратски – Флинт!
– Как?
– Финт! Финт! – заверещала Ирка.
– Ушами, – засмеялся папа.
– Финт с ушами! Бабушка, это Финт с ушами! И в сапогах!
– Да, но его надо кормить! Покупать специальную кошачью еду! – перешла в наступление мама, но я сразу её перебил:
– Мамочка, ты кормишь его уже полгода! И ему очень нравится всё, что ты готовишь.
Флинт подошёл к маме и стал тереться о её ноги. Но смотрел при этом на меня.
«Ты был прав. Знание – сила».
– Ну, знаете, я даже не знаю, что сказать… – пролепетала мама и действительно больше ничего не сказала. Наверное, никто ещё не тёрся о её ноги так нежно. В прихожей снова повисла тишина, и я услышал тихое мурлыкание. Флинт перевёл взгляд на маму и сказал: «А не пора ли позавтракать?»
– …Да, не пора ли позавтракать? – зачарованно повторила мама, глядя в зелёные пиратские глаза.
Слышит! Она его тоже слышит, понял я. Значит, теперь мы все – свои!
На этом немая сцена кончилась.
И мы пошли завтракать.