Сирена Страха Часть 1

 


                ГЛАВА 1. ОНСЕ.



Он приехал на последнем поезде — не туристическом, не пригородном. Это была та железная утроба, что вытаскивает из темноты провинции тех, у кого за плечами нет ничего, кроме долгов и запаха дешёвого клея. В вагоне пахло потом, пластиком и мятой. Кто-то дремал, спрятав лицо в капюшон. Кто-то пил из обрезанной бутылки. Эдуардо стоял у двери, прислонившись к стеклу, и смотрел, как гаснут огни. Он был один. Всегда один. И даже не знал, кто теперь живёт внутри его имени.

Онсе встретил его без лишних церемоний. Железнодорожный узел, где границы исчезают, а запах жизни сливается с гарью, мочой и дешёвым хот-догом. На выходе с платформы стояли двое — один в татуированных шортах, другой в майке с дыркой на животе. Пахло перегаром, и кто-то ругался по-гуарани. Район жил.

Эдуардо свернул на улицу Ларрибар, туда, где в подворотне уже сидела шпана. Один с дредами и мёртвыми глазами, второй с ножом и налитой кровью склерой, третий — совсем молодой, но уже без одного глаза. Они переглянулись, когда он прошёл мимо.
— Эй, бра, ты кого ищешь?
— Луиса.
— Луис сдох.
— А я нет.
Он пошёл дальше, не оборачиваясь.

Онсе не терпел страха. Здесь его ели, нюхали, продавали, выкуривали и впрыскивали. Кто не успел — тот лёг в канаву. Он знал, куда идёт. Знал, что первым делом нужно найти крышу над головой. Желательно не за деньги, потому что денег у него не было. Совсем. Зато был старый контакт — Густаво, прозванный Пандой, перуанец, державший комнату над ломбардом, где можно было спрятаться. Или умереть.

Ломбард вонял пылью и бензином. Старик за прилавком смотрел на него мутными глазами, но не сказал ни слова. Панда вышел из подсобки, в мятых трениках и с перевязанной рукой.
— Ты откуда взялся?
— Из Лимы. Через Росарио. Пешком и автобусами.
— Сдохнуть хочешь?
— Хочу поесть и поспать.
— Поднимайся. Там жук сдох в углу — не наступи.

Комната была тесной и пропахшей плесенью. На стене — икона Девы Марии, перекошенная, словно уставшая смотреть. На матрасе — пятна. В углу — пустая бутылка из-под чего-то дешёвого. Он лёг. Глаза закрылись мгновенно.

Проснулся он от крика. Снизу, с улицы. Женский голос, пронзительный, испуганный. Затем — звук, который он не забудет. Выстрел. Один. Потом — тишина. Даже машины замерли.

Он выглянул из окна. Под уличным фонарём лежало тело. Молодой. Может, шестнадцать. Может, восемнадцать. Лицо в крови. Кроссовки — новые. Телефон валялся рядом, будто он ещё что-то пытался сказать в этот момент. Люди не сбежались. Люди отвернулись. В Онсе никто не бежит к крику.

Через минуту к трупу подошёл человек в кожаной куртке. Массивный, с короткой стрижкой. Он присел, посмотрел на лицо мёртвого. Встал. Поднёс рацию к губам и сказал что-то быстро. Потом посмотрел прямо на Эдуардо, словно знал, что он наблюдает.

Клаудио Кардонэ. Гражданская полиция. Его друг. Или почти друг. Бывший. Кто теперь разберёт?

Позже Клаудио сам пришёл к нему. Без формы. В чёрной футболке и с лицом, в котором за ночь состарились все улицы Буэнос-Айреса.
— Ты ведь только приехал?
— Два часа назад.
— Уже видел кровь?
— А ты — труп?
— Мальчишка. Пакеро. Забрал чужой дозняк.
— И за это — пуля в лицо?
— Тут и за кашель мимо не того человека можно получить пулю. Это Онсе, не забывай.

Он закурил. Эдуардо смотрел, как дым поднимается в воздух и исчезает.
— Слушай, — сказал Клаудио. — У меня к тебе будет разговор. Потом. Не сейчас.
— Про что?
— Про человека, который знал слишком много. И исчез.

Он не объяснил больше. И не нужно было. Эдуардо понял: его старые долги ещё живы. И если он остался — значит, сам выбрал смерть. Или игру.


                ГЛАВА 2. ИСЧЕЗНУВШИЙ



Эдуардо проснулся рано. Слишком рано для этого района — когда проститутки ещё не вернулись, а воры только собирались выйти. С улицы доносился мокрый кашель города. Пахло гнилыми фруктами и мочой, впитавшейся в тротуары.

Он умылся ледяной водой из старого бачка, вытерся куском чужой футболки и спустился вниз, в ломбард. Панды не было — только старик, который молча курил и читал «Cr;nica» с очередным заголовком про мёртвого наркомана на юге. Ничего нового.

На углу его уже ждал Клаудио. Без формы, но с лицом, которое знало, как пахнет порох и что бывает после выстрела.

— Ты выспался? — спросил он, не глядя.

— Как на кладбище, — ответил Эдуардо. — А ты?

— Я уже не сплю. Только моргаю.

Они пошли по улице. Мимо мусора, гудящих трансформаторов и спящих собак. В Онсе всё пахло безнаказанностью. Здесь можно было исчезнуть, и никто не спросит.

— Кто пропал? — наконец спросил Эдуардо.

Клаудио достал из кармана фотографию. Старая, с заломами. Парень — лет тридцать. Короткая стрижка, глаза, как у тех, кто знал цену информации.

— Эстебан Гарсия. Боливиец. Нелегал. Но не простой.

— Кто он был?

— Курьер. Но не такой, как остальные. Он знал слишком много. Видел тех, кого не должен был видеть. И однажды просто… исчез.

— А ты думаешь, он ещё жив?

Клаудио пожал плечами.

— Я думаю, он слишком молчал, чтобы остаться в живых. Но если есть шанс, его нужно найти. Я не могу этим заняться официально. Слишком грязно. Слишком высоко. А ты… ты можешь.

— Почему я?

— Потому что тебя здесь никто не знает. Потому что ты был на дне, и тебя не заметят среди таких же.

— А если заметят?

— Тогда ты умрёшь. Но с честью. Или с деньгами. Зависит от того, кого найдёшь первым — Гарсию или пулю.

Они свернули в сторону железнодорожных складов. Там, где асфальт уходил в глину, и где не работали камеры. Там, где пропадают не только люди, но и время.

— Я дам тебе имя, — сказал Клаудио. — Скажешь, что ты от меня. Он работает на рынке, но раньше возил пако через виллы. Его зовут Лукас.

— Если он ещё жив, — добавил Эдуардо.

— Он жив. Пока. Но у него язык длиннее, чем надо. И страх только в венах, не в голове.

Клаудио остановился у входа в старый склад. На двери была ржавая цепь, но он просто дёрнул её, и она рассыпалась.

— Здесь его видели в последний раз. Внутри — старое убежище. Пахнет дерьмом и смертью. Ты зайдёшь один. Я подожду.

— С какой целью?

— Если не выйдешь — значит, ты тоже исчез.

Эдуардо вошёл. Внутри было темно, но он шёл без фонарика. Его учили видеть в темноте — по тону воздуха, по скрипу пола, по паутине, которая цепляется к лицу.

В первом помещении — пусто. Только запах мочи и старая куртка на полу. Во втором — что-то было. Он услышал дыхание. Тихое, сбивчивое.

— Лукас? — сказал он.

Молчание.

— Я от Клаудио. Мне нужен разговор. Только разговор.

Из тени вышел парень. Худой, с торчащими ушами и татуировкой скорпиона на шее. Глаза бегали, руки дрожали.

— Ты говорил с ним?

— Я видел, как его забрали. Трое. Один был в полицейской куртке, но без жетона. Второй — с автоматом. Третий был в маске. Это не местные. Это — те.

— Какие те?

Лукас сглотнул.

— Те, кого ты не должен называть. Которые приходят, когда информация начинает пахнуть кровью. Он был жив, когда его увезли. Но он молчал. Всю дорогу.

— Куда его повезли?

— Я не знаю. Клянусь. Но видел, как машину свернули в сторону виллы двадцать четыре. А там — только бетон и смерть.

Эдуардо вышел обратно. Клаудио ждал.

— Ну?

— Он говорил. Но мало. Эстебана повезли на виллу 24. Те самые. Кто они?

Клаудио закурил и долго молчал. Потом сказал:

— В этом городе есть два закона. Первый — не влезай. Второй — если влез, то с концами. Я сам не могу туда сунуться. Но ты… ты можешь притвориться, что просто ищешь работу. Или смерть. Что найдёшь — твоё.

— А что с парнем?

— Лукасу осталось жить дня три. Я дал ему столько времени, сколько смог.

Эдуардо ничего не сказал. Он знал, что теперь выбора нет. Он начал это — и должен закончить. Не ради Клаудио. Ради себя.

Когда он вернулся к себе в комнату над ломбардом, за ним уже следили. Он чувствовал это по коже, по шагам за углом, по взглядам, которые отворачиваются слишком поздно. Он лёг на матрас и посмотрел в потолок.

Завтра он пойдёт туда, куда даже пули боятся летать. На виллу 24. Где всё началось. Или закончится.


                ГЛАВА 3. ВИЛЛА 24.



Вилла 24 не была местом, куда заходят случайно. Она не значилась на картах для туристов, не входила в путеводители, и никто из таксистов не вёз туда без причины. Даже мусорные баки в этом районе старались объезжать стороной. Если в Онсе люди жили с надеждой на завтрашний день, то здесь — с инстинктом выживания.

Эдуардо остановился у ржавых ворот, за которыми начиналась эта другая жизнь. На них висел замок, но цепь была перебита. Он толкнул створку и вошёл.

Первое, что ударило — запах. Смесь плесени, гари, дохлого мяса и палёного пластика. Он уже знал этот коктейль, но вилла усиливала его до предела. Узкие проходы между стенами из гофрированного железа, разбитые телевизоры, детские игрушки с отломанными конечностями.

Он шёл медленно, стараясь не привлекать внимания. На ступеньках сидели дети — грязные, босые, с лицами стариков. Один смотрел на него и грыз зубами ремешок от рюкзака. Второй держал в руке зажигалку и пластиковую бутылку с чем-то мутным. Эдуардо знал, что это — смесь растворителя и клея.

Мимо прошла женщина в красном халате. Под халатом — ничего. На шее — деревянный крест. Она посмотрела на него и отвернулась. Здесь никто не задавал вопросов.

Он свернул влево, где, по словам Лукаса, была старая прачечная. Теперь это был притон. Из окна тянуло дымом. На пороге лежал мужчина, явно мёртвый. Никто не подходил.

— Эй, — сказал кто-то за спиной.

Он обернулся. Парень лет двадцати, с лысиной, как у больного, и глазами, полными холода.

— Ты ищешь кого-то?

— Работу, — ответил Эдуардо.

Парень хмыкнул.

— Здесь не работают. Здесь платят. Или платят за тебя.

— Мне сказали, что здесь есть один человек. Эстебан.

Лицо у парня стало другим.

— Кто тебе сказал это имя?

— Тот, кто хочет его найти.

— Значит, ты труп.

Он развернулся и ушёл, оставив за собой молчание. Эдуардо почувствовал, как тень села ему на плечи.

Он шёл дальше, пока не нашёл узкий проход между двумя стенами. Там стояла дверь с крестом, вырезанным ножом. Он постучал.

Никто не ответил. Он толкнул дверь.

Внутри было темно и тесно. Пахло жареным луком, потом и кровью. На матрасе лежал старик, весь в бинтах.

— Ты кто? — спросил он, не поднимая головы.

— Я ищу Эстебана.

— Я — отец Эстебана, — сказал он. — Но ты его не найдёшь. Он исчез.

— Когда?

— Семь дней назад. Забрали ночью. В масках. Один был в полицейской куртке. Другой — с татуировкой пистолета на шее.

— Ты знаешь, кто они?

— Я знаю, что никто их не ищет.

Старик повернулся к стене. Больше он не говорил.

Эдуардо вышел на улицу. Вокруг были те же дети, те же запахи, те же мёртвые глаза. Он почувствовал, как что-то меняется внутри. Не страх. Не ярость. А необходимость.

На выходе его ждал тот самый парень.

— Слушай, — сказал он. — Ты не похож на тех, кто приходит сюда. У тебя глаза чистые. Это плохо.

— Почему?

— Здесь глаза чистыми не бывают. Или их закрывают навсегда.

Парень протянул клочок бумаги. На нём был адрес. Внизу виллы, в подвале, где раньше был бомбоубежище.

— Если он ещё жив — он там. Но иди ночью. Днём там правит другой хозяин.

Эдуардо взял бумагу и пошёл прочь. Он знал: вилла не прощает шагов назад. Если ты вошёл — ты стал частью.

Когда он вернулся в Онсе, город уже дышал иначе. Люди говорили быстрее, мусор шевелился под ногами. Он зашёл к Клаудио.

— Я был там.

— Жив? — спросил тот.

— Пока. Я нашёл его отца. И человека, который видел похищение. У меня есть адрес.

— Где?

— Под виллой. Там, где нет света.

Клаудио достал пистолет, положил на стол.

— Значит, мы идём туда вместе.

— Ты ведь сказал — ты не можешь.

— Я передумал. Если ты туда пойдёшь один — тебя не станет. А если нас будет двое — может, сдохнем оба. Но хоть не зря.

Они молча сидели в комнате. На улице завыли сирены. Где-то близко. Эдуардо понял — город уже знает.

Завтра — ночь. Вход вниз. Где пахнет сыростью и смертью. Где всё началось. Где, возможно, он встретит того, кто знает слишком много. Или того, кто уже мёртв.

                ГЛАВА 4. ПОДВАЛ.



Подвалы виллы 24 начинались с двери, которую даже крысы обходили стороной. Клаудио и Эдуардо стояли перед ней в полной тишине. Сверху ещё доносились крики, смех, чей-то кашель, но здесь, под землёй, звук будто глох. Тишина казалась жирной, как старое масло. Клаудио кивнул. Эдуардо толкнул дверь.

За дверью было темно. Запах — смесь плесени, сырости и чего-то сладковато-гнилого. Лампочка мигала, но света почти не давала. Стены были мокрые, как язык трупа. По полу ползали насекомые, и где-то в глубине хлюпала вода. Они шли медленно. У Клаудио пистолет был наготове. У Эдуардо — только глаза и инстинкт.

Первую комнату они нашли пустой. Только старый матрас, несколько обломков мебели и металлическая миска с затвердевшей кровью. На стене кто-то углём нарисовал крест, и рядом надпись: “;l nos ve”. Он наблюдает. Кто — не было ясно. Но оба почувствовали: наблюдение здесь не просто метафора.

Во второй комнате было хуже. Пахло смертью. Настоящей. Не метафорической. В углу лежал труп. Мужчина лет сорока, лицо избито до неузнаваемости, руки связаны проводами. На шее — ожог в виде цифры: 7. Не было сомнений — это было послание. Кто-то метил тех, кто знал. Или молчал. Или хотел уйти. Эдуардо отвернулся. Клаудио накрыл лицо платком.

— Это не Эстебан, — тихо сказал он. — Но из тех же.

Третья дверь была приоткрыта. За ней — комната без окон. Лишь лампа, качающаяся над столом, и стул. На стуле — человек. Живой. Связанный. Глаза заклеены изолентой. Рот тоже. Он дёрнулся, услышав шаги. Клаудио поднёс палец к губам, хотя тот всё равно не видел. Эдуардо подошёл, аккуратно сорвал изоленту с рта.

— Ты Эстебан?

— Да… — прохрипел он. — Кто вы?..

— Мы те, кто тебя ищет. Кто тебя забрал?

Эстебан замолчал. Потом сказал: — Люди с погонами. Но без совести. Я видел то, что не должен был.

— Что?

— Контейнер. Ночной. В нём — тела. Женщины. Дети. Перевозили с юга, через доки. Я должен был быть курьером. Но увидел... И убежал.

— Почему тебя не убили?

— Потому что я нужен им живым. Пока. Они думают, я молчу. А я... просто ждал. Хоть кого-то.

Сзади раздался щелчок. Клаудио успел повернуться, но поздно. Темнота взорвалась вспышкой. Кто-то стрелял. Пуля попала в стену рядом. Эдуардо дёрнул Эстебана, и они бросились в сторону. Клаудио открыл ответный огонь. Два выстрела — и тишина.

Эдуардо схватил Эстебана и выволок его в коридор. Клаудио прикрывал. Тела не было — стрелок ушёл. Или спрятался.

На выходе они снова встретили тишину. Только теперь она была другая. Заряженная.

Они вышли на улицу, и воздух показался жидким. Как будто весь город ждал, затаившись. Эдуардо посмотрел на Эстебана.

— Ты теперь не просто человек. Ты улика.

Эстебан кивнул. Он всё понял. Он уже был мёртв. Только дышал — временно.


                ГЛАВА 6. ЭЛЬ ПАТО.



Эль Пато не приходил — он являлся. Без шума, без объявлений. Как гроза, которая не гремит, а просто ломает небо. Он был в квартале ещё до того, как его замечали. Говорили, он родился на рынке, под криками торговцев и визгом свиней. Его лицо никто не забывал — широкое, каменное, с бровями, нависающими как навесы на заброшенных вокзалах. Он пах кожей, кровью и табаком. Его голос был низким, как гул грузовика на спуске. А глаза — как у тех, кто давно перестал верить в жалость.

Он собирал с кварталов. Каждый, кто торговал телом, наркотой или даже орешками в пакетиках, платил. Или исчезал. У него не было счета в банке. Его счётом был пистолет. Люди знали дни, когда к ним должен прийти эмиссар Пато — крепкий парень с золотым крестом и чёрным пакетом. Плата не обсуждалась. Никто не жаловался. Один мальчик с «каче» в Абасто однажды посмеялся — через два дня его нашли в канаве, без пальцев и без языка. Это была подпись Пато. Чёткая и вечная.

Клаудио знал про него всё. И ничего. Пато не светился. Он был неуловим. Даже копы, даже федералы — отступали. Никто не хотел закапывать семью в чёрных мешках. В участке был негласный код: "Если это Пато — не влезай". Одни называли его бизнесменом. Другие — мясником. Но все — тихо, без имён.

В тот день он пришёл к Карме. Та держала бордель на границе Онсе и Абасто. Старый дом, две комнаты, пять девчонок. Карма платила исправно — пока. Последние два месяца она «забывала». Говорила: клиентов мало, бары не работают, полиция давит. Пато слушал, кивал. До определённого момента.

Он зашёл в дом без стука. За ним — двое. Один в очках, другой с цепью на шее. Карма вышла из комнаты, накинув халат.

— Пато... я ж не думала...

Он не дал ей договорить. Достал пистолет — «Беретту» с гравировкой на затворе — и выстрелил ей в грудь. Один раз. Девчонки закричали. Одна попыталась выбежать. Цепь блеснула — и снесла её с ног. Вторая закрыла лицо руками и замерла в углу, как статуя.

— Забирайте, — сказал Пато своим.

— Куда?

— Куда хотите. Они теперь ваши. За просрочку.

Они смеялись, таща девок за волосы вон. Один из них пнул мёртвую Карму. Второй сорвал с одной из девушек одежду прямо на крыльце. Дом погрузился в крик и хрип. За окнами никто не вышел. Никто не подошёл. В этом районе никто не видел и не слышал. Страх был универсальной валютой.

В подвале борделя потом нашли сломанные телефоны, пачки купюр, бинты и упаковки от антидепрессантов. На стенах — следы крови. Под матрасом — нож со сломанным лезвием. Похоже, кто-то пытался сопротивляться. Одна из девочек — Элиса — через два дня выбросилась с балкона. Её тело сняли в три часа ночи. У неё была сломана ключица и синяки от верёвки на запястьях. Наутро никто уже не вспоминал имени. Она стала одной из многих. Одной из тех, кто не дожил до выстрела. Только до шепота.

Остальные исчезли. Говорили, одну видели в заброшенном хостеле в доках, с вырезанным куском лица. Другую — в яме, вместе с мусором и щенками. Про третью не говорили ничего. Похоже, никто не хотел знать.

Позже Клаудио узнал об этом от старика с рынка. Тот говорил, как о погоде:

— Кармы нет. Пато приходил. Всё по делу. И девки ушли. А что ты думал? Это бизнес.

— Это не бизнес, — сказал Клаудио. — Это война.

— Тогда проиграли вы, — ответил старик и отвернулся.

Эдуардо слушал молча. Он чувствовал, как улица сжимается вокруг. Теперь правила были написаны кровью. И каждый новый шаг — по минам. Он знал одно: если Пато начал двигаться, значит, в городе что-то менялось. Кровь текла не просто так. Она текла вверх — к деньгам.

Эль Пато закрепился в районе. Вечером его видели на крыше дома, где раньше жил священник. Теперь там стоял человек с винтовкой и ждал знака. Под домом в подвале оборудовали комнату — плитка, кандалы, старый холодильник, где хранились тела. Сюда приводили тех, кто спорил. Тех, кто жаловался. Или просто слишком много знал.

Квартал замолчал. Появился новый бог. Бог выстрела. И звал его — Пато.


                ГЛАВА 7. МЯСО.



На следующий день воздух в Онсе был густым, как варёная кровь. Люди говорили тише. Магазины открывались позже. Даже собаки лаяли с опаской. Все знали: Пато здесь. Он не ушёл. Он смотрит.

Клаудио проснулся от звонка.

— Убит продавец с рынка. Из тех, кто платил Пато. Убит ночью. Жестоко.

— Кто нашёл?

— Мальчик, что нес яйца. Нашёл только руки. Остальное — в мешках. Кишки разложены по контейнерам. Зубы — в кармане куртки. Труп подписан. На стене — надпись кровью: "Хватит задержек".

Клаудио приехал первым. Он не курил, но во рту был вкус пепла. Труп уже забрали, но запах остался.

— Это не предупреждение, — сказал он. — Это демонстрация.

— Зачем так жёстко? — спросил молодой коп, сдерживая рвоту.

— Чтобы боялись не смерти. А его.

Тем временем Эдуардо спал в подвале ларька. Он не хотел возвращаться в ломбард — за ним следили. Он чувствовал это спиной. Ему снились женщины без лиц. Их руки шевелились даже без тела. Он проснулся в поту. И сразу понял: дело не в снах. За дверью кто-то стоял.

Он вытащил нож. Ждал. Шаги. Один, второй. Тишина. Потом голос:

— Ты всё ещё жив, Эдуардо? Я удивлён.

Он узнал этот голос. Пако — бывший связной с доков, работал на Пато, потом исчез. Говорили, сгорел.

— Что тебе нужно?

— Справедливости. Или мести. Или хотя бы немного воздуха. Можно войти?

— Заходи. Но медленно.

Пако вошёл. Был худой, заросший, но глаза — острые. Он сел на ящик.

— Пато меня предал. Я носил ему товар, закрывал вопросы. А он — сдал. Хотели сделать из меня пример. Только я выжил. Сейчас я не один. Есть люди. Мы хотим сжечь гниль до корня.

— Думаешь, я тебе поверю?

— Думаю — ты хочешь жить.

Он протянул лист. На нём — схема. Дом, улица, подвал.

— Завтра. Здесь. Будет партия. Деньги. Сами Пато не появятся, но будет его младший. Живодёр. Если его убрать — будет шум.

Эдуардо взял бумагу.

— Я подумаю.

— Не думай долго. Здесь не думают. Здесь умирают.

Когда Пако ушёл, Эдуардо смотрел на карту. Ему было всё равно. Почти. Но внутри что-то дрогнуло. Он знал — это начало. Не конца. А войны.

В это время в районе исчезла девочка — двенадцать лет. Нашли туфлю. И кровь. Пато молчал. Но Клаудио знал — молчание хуже выстрела.

И город снова перестал дышать.


                ГЛАВА 8. ЗАСАДА.



Эдуардо не знал, зачем он идёт. У него не было плана, оружия, союзников. Только карта и злость. Карта пахла потом и страхом — Пако держал её в ботинке. Он шёл вдоль стены, сверяя повороты. Район спал: мусор, пары алкоголя, лай собак. Воздух был сгустком. Перед домом, отмеченным крестом, он остановился. Пахло жареным жиром и мокрой одеждой. Пахло людьми.

Он вошёл. Никого. Только тень, только звуки с верхнего этажа. Он поднялся — медленно, без дыхания. Скрип ступеней был как сирена. На втором этаже — коридор. В конце — дверь. Он толкнул.

Внутри был свет. Пять человек. Один с ножом, один с телефоном, двое с оружием, один в кресле. Молодой. Дорогая одежда, ухоженные руки, вены на шее. Смотрел, как король.

— Ты кто? — спросил он.

— Тот, кого вы забыли убрать, — ответил Эдуардо. — Но теперь я пришёл сам.

— Это ошибка, — сказал тот, не вставая. — Ты даже не понимаешь, куда лезешь.

— Я туда, где кровь уже пахнет из-под пола.

Раздался хлопок. Выстрел. Эдуардо упал на колено, соскользнув вбок. Пуля пролетела рядом. Он выхватил нож и бросил — попал в плечо одному. Началась паника. Один из охранников стрелял в дверь. Другой бросился за Эдуардо. Была драка. Тела. Удары. Зубы в стену. Нож в ребро. Падение.

Эдуардо вылетел в окно. Второй этаж. Приземлился на спину. Что-то хрустнуло. Но он поднялся. За ним никто не гнался. Он ушёл.

Он не убил главного. Но оставил след. И главное — лицо. Он видел лицо Пато-младшего. И теперь мог его найти. И закончить.

Клаудио встретил его у вокзала. Тот ничего не спрашивал. Просто дал бутылку и сигарету.

— Ты жив?

— Пока.

— Тогда слушай. Сегодня днём в Абасто сожгли лавку. Внутри — женщина и ребёнок. Пато в ярости. Говорят, это месть за вчерашнее. Ты не просто пошёл войной. Ты стал войной.

Эдуардо смотрел в тьму. Он не чувствовал пальцев. Он не чувствовал страха. Только жар. Живой. Дикий. Он знал — это будет до конца. А потом будет тишина. Или вечный гул выстрела, что будет звучать в нём до смерти.

Он пошёл. Улицы ждали. Кровь не спала.


                ГЛАВА 9. ЧЁРНЫЙ ПЫЛЬНИК.



На третий день всё изменилось. Люди исчезали без звука. Водители не останавливали автобусы на привычных остановках. Продукты дорожали, как будто страх включили в цену. В воздухе висело напряжение — липкое, как кровь на ладонях.

Клаудио с утра получил вызов. Мешок на окраине. Внутри — останки подростка. Голова отсутствует. На груди вырезано: "НЕ ПЛАТИЛ". Возле лежали игральные карты. Все — пики. Все — девятки. Никто не знал, что это значит, но у всех появилось ощущение: игра началась.

Эдуардо не спал. Он пил крепкий кофе и курил чужие сигареты. Тело болело, но ум — горел. Он искал. Не Пато. А трещину. Точку входа. Он знал: тот, кто расправляется с детьми, боится огня изнутри. Боится гнева, который не продаётся.

На связи появился Пако. Хрипло, на бегу:

— Нашёл склад. Белый. У порта. Там — деньги. Там — документы. И люди. Живые. Пока.

— Когда?

— Сегодня. После полуночи. Но будь осторожен. Один раз мы уже вылезли — теперь нас ищут.

Он дал координаты. Эдуардо передал Клаудио. Тот молча кивнул.

— Поедем вдвоём?

— Нет, — сказал Клаудио. — У меня свои дела. Ты иди. Но если не выйдешь — я подожгу всё к чертям.

Ночь пришла как занавес. Чёрная, плотная. Эдуардо шёл по порту — среди контейнеров, железа и ржавчины. Там, где раньше кричали чайки, теперь воцарилась тишина. Он дошёл до белого ангара. Внутри — свет.

Он вошёл.

Первое, что он увидел — клетки. Внутри люди. Трое мужчин. Четверо женщин. Один ребёнок. Все — молчали. Он поднёс палец к губам. Один мужчина кивнул.

В другой части ангара — столы. Деньги. Документы. Фото. Паспорта. Схемы. В центре — человек в чёрном пыльнике. Стоял спиной. Курил.

— Не бойся, — сказал он. — Я знал, что ты придёшь.

Эдуардо поднял нож.

— Если ты Пато...

— Я не Пато. Я тот, кто делает ему деньги. Без меня он — просто пёс. Я — запах страха. А ты — случайность. Ошибка.

— Тогда я исправлюсь.

Он метнул нож. Промах. В этот момент в ангар ворвались трое. Стрельба. Эдуардо прыгнул за ящики. Пули резали воздух. Один человек упал. Второй — закричал. Он подполз к клетке, достал ключ. Женщина закричала:

— Выпусти! Ради Бога!

Он успел открыть три клетки. Остальные — бежали сами. Паника. Огонь. Кто-то поджёг документы. Загорелась стена. Люди выбегали в дыму.

Эдуардо вылетел последним. Его зацепило — плечо. Но он держался. Снаружи ждал фургон. Пако за рулём.

— Садись, герой. Едем. Мы только начали.

За ними полыхал ангар. Чёрный пыльник исчез в дыму.

Но город уже знал. Кто-то сжёг тень. И теперь огонь стал именем.


                ГЛАВА 10. ЗАЧИСТКА.



Горящий ангар стал вестником. Следующим утром в новостях — молчание. Ни одного слова. Ни одной фотографии. Лишь короткая строчка внизу экрана: «Пожар в порту. Пострадавших нет».

Но все знали. Онсе знал. Абасто знал. Даже в Реколете шептали: «Кто-то перешёл Пато». И если раньше он правил молча, теперь пришло время ответов. Или приговоров.

На рассвете по району пошли машины без номеров. Вылазили молча, били быстро. Увозили тех, кто заговорил. Стирали тех, кто выжил. Улицы вычищали, как грязь со стен.

Пако исчез. Эдуардо нашёл только его кепку, окровавленную, в урне. Фургон сгорел под мостом. Сидения были пусты. Никаких тел. Только запах.

Клаудио пропал на 18 часов. Появился у себя дома, с разбитым лицом и простреленной ногой. Он ничего не говорил. Только смотрел в точку.

— Нас не просто вычислили, — прошептал он. — Нас уже похоронили. Просто никто не сказал об этом официально.

Эдуардо понимал. Они стали угрозой. А угрозы не лечат — их вырезают.

Он собрал всё, что было: бумажник, карту, пистолет, фото. У него не осталось союзников. Только имя. И это имя теперь значило не меньше, чем кровь.

Он вернулся в Онсе ночью. Квартал пуст. Мусор не шевелился. Псы не лаяли. Всё было мёртво. Кроме одного окна. Там горел свет. Там ждали.

Он зашёл без стука. Комната — пустая. Только стол и ноутбук. На экране — запись. Видеофайл. Он нажал.

Картинка дрожала. Камера была спрятана. В кадре — он сам. Как идёт в ангар. Как бросает нож. Как выпускает людей. Как бежит.

А внизу подпись: «Эдуардо. Враг. Метка. Цена: 25 000».

Он понял. Теперь не он ищет. Теперь ищут его.

В тот же вечер по всему городу появились лица. Его фото. Его имя. Обещание денег.

— Они объявили на тебя охоту, — сказал Клаудио, когда пришёл в себя. — Теперь всё. Это зачистка. И ты цель номер один.

Эдуардо смотрел в ночь. Он не прятался. Он выходил навстречу. Потому что если должен умереть — пусть это будет с огнём в глазах.

Он надел куртку. Вышел. Улица дрожала. И он с ней.

Пато выпустил всех. Эдуардо был один. Но улица дышала им. А значит — бой только начинался.


                ГЛАВА 11. ПРЕДАТЕЛЬ.



Онсе будто вымер. Но это была не смерть — это была выдержка. Район затаился, как зверь перед прыжком. Люди не смотрели в глаза. Двери не закрывались — их просто больше не открывали. Даже храм был пуст. Даже свечи не горели.

Эдуардо шёл по переулку. За ним шёл страх. На углу его ждали. Один. Молодой. В капюшоне. Звали его Алехо. Когда-то носил для него сообщения. Теперь держал руки в карманах. Он знал, что там.

— Я думал, ты умнее, — сказал Алехо.

— Ты пришёл стрелять или говорить?

— Если бы пришёл стрелять — ты бы уже лёг. Я пришёл сказать: на тебя идёт охота. И не только Пато. Есть ещё. Те, кто ждали случая. Теперь ты — повод. Чтоб расчистить всё.

— И ты с ними?

Алехо не ответил. Только кивнул. Это был ответ. В его глазах была злость. Зависть. И ужас. Убийственная смесь.

— Сколько тебе дали? — спросил Эдуардо.

— Неважно. Главное — я теперь живу. Пока.

— Тогда живи быстро.

Он ушёл. Не оглядывался. Алехо не стрелял. Ещё не время.

Через три часа Клаудио исчез. Вышел за сигаретами — не вернулся. Телефон не отвечал. Через знакомого на станции Эдуардо узнал: его схватили. Не полиция. Те. Свои. Уже не свои.

Он нашёл того, кто знал. Бармен. Старый, лысый, с глазами быка. Тот наливал и говорил:

— Твоего друга держат в цеху. Там, где раньше был склад маисы. Теперь там подвал. Глубокий. Мокрый.

— Кто с ним?

— Тот, кого зовут Тень. Бывший судья. Теперь — мясник. Пато его держит как собаку. Отпускает, когда надо испугать город. Или разрушить человека.

Эдуардо пошёл туда. Без оружия. Только с бутылкой спирта и зажигалкой. Он вошёл через боковую дверь. Запах крови был до потолка.

В подвале был только свет. И крик. Он узнал голос. Клаудио.

Два охранника — повалил одного бутылкой. Второй выстрелил — мимо. Зажигалка полетела в щель. Загорелась тряпка. Вспышка. Паника. Он схватил Клаудио. Вытащил. Плечо — прострелено. Нога — в мясо. Но живой.

Они вышли. Сзади горел подвал. Кто-то кричал. Кто-то стрелял. Но они были уже в переулке. Потом в канализации. Потом — в тишине.

Клаудио не говорил. Только держал руку. Молча. Мёртво.

— Мы спаслись? — спросил он через час.

— Нет. Мы просто не умерли. Пока.

Эдуардо знал: предательство — это не пуля. Это слово, которое больше не сотрёшь. И теперь всё стало личным.

Он открыл карту. И поставил крест. На имя Алехо.

Один предатель. Один выстрел. Один шаг к правде.

Всё начиналось сначала.




                ГЛАВА 12. ПЫЛЬ И СВИНЕЦ.


Он пришёл на рассвете. Район был ещё тёмен, но окна начали светиться — как глаза у крысы перед укусом. Эдуардо шёл один. Куртка. Пистолет. Записка. На ней — одно имя: Алехо.

Он знал, где искать. За вокзалом, в комнатах, что когда-то были складом муки. Теперь там — героин, проститутки и расплата. Но он пришёл не за этим. Он пришёл за выстрелом.

Первый человек у двери узнал его. Потянулся за пушкой — не успел. Пуля вошла в грудь, как игла в ткань. Второй выбежал из-за угла — получил в горло. Без слов. Без сцен.

На втором этаже — комната. Стол. Алехо. За ним — двое. Эдуардо вошёл, не целясь.

— Это за Клаудио, — сказал он. — Это за всё.

Стрельба началась мгновенно. Один охранник успел ранить его в бок. Но Эдуардо продолжал идти. Как будто боль не имела значения. Один выстрел — второй упал. Второй выстрел — Алехо дёрнулся, схватился за живот. Попал.

— Я не хотел... — прохрипел он.

— А я не хочу жить с этим.

Последний выстрел — в голову. Тишина. Только пыль, висящая в воздухе.

Он стоял, глядя на трупы. Долго. Как будто пытался услышать, не дышит ли ещё месть. Потом развернулся и пошёл вниз, по кровавым ступеням, как по дороге в ад. На улице он остановился. Повернулся к зданию. Вынул зажигалку. Поджёг занавеску через разбитое окно. Пламя пошло вверх.

Он ушёл — в дыму и в пепле.

У дома ждал мальчишка. Местный. Тихий, с глазами, как у старика. Он смотрел, не моргая.

— Ты его убил? — спросил он.

— Да.

— Правильно.

Эдуардо кивнул. Дал ему пачку сигарет. Ушёл.

Он дошёл до храма. Там стоял Клаудио. На костылях. С сигаретой. Смотрел на город, будто видел его с высоты распятия.

— Всё?

— Нет. Это только начало.

— Что теперь?

— Теперь — в центр. К тем, кто платил за всё это. Кто носит галстуки, а не пистолеты. Мы сломали кость. Но гниёт мозг. И я иду за ним.

Клаудио протянул ключ. От машины. Старый «Рено».

— Бери. Доедешь. Или не доедешь. Но умрёшь — как надо.

— Я не хочу умирать, — сказал Эдуардо. — Я хочу, чтобы они поняли, за что умирают.

Он сел в машину. В бардачке — пачка документов. На обложке — герб, печати, подписи. Досье. Связи. Коррупция. Он понял: Клаудио подготовил всё. Это была его исповедь. И его приговор.

— Если не вернёшься — передай это миру, — сказал он, садясь рядом. — Или хотя бы жги по дороге.

— Жечь я умею.

Они выехали из Онсе на рассвете. В зеркале улицы дымились. Как после пожара. Как после рождения чего-то нового. Жестокого. Но настоящего. Он знал: теперь его имя — это не просто человек. Это улица. Это гнев. Это ответ.

Так закончилась первая часть. И началась настоящая охота. В этот раз — не за телами. За смыслом. За тем, кто поставил подпись под страхом. И кто-то должен был её стереть.

Эдуардо поехал именно за этим.





                КОНЕЦ 1 ЧАСТИ.