Овалы ч. 5 Испания Гл 30 За свирелью...

               29 глава романа здесь: http://proza.ru/2025/05/02/1110


               ОВАЛЫ
               
               Пятая часть. ИСПАНИЯ

 
                От войны нельзя ждать никаких благ.

                Вергилий – Древнеримский поэт (70-19 до н.э.) 



                Глава 30. За свирелью...

               
                «Капитал... ненасытен. Пока он силён, он готов
                грабить без конца, готов заливать кровью,
                опустошать огнём весь мир, лишь бы росли его
                барыши. Капиталисты — это те же разбойники.
                Внутри своей страны они пьют соки подвластных им
                детей труда, а вне — стараются как можно больше
                увеличить количество своих владений. Отсюда
                столкновения и войны».

                Михаил Фрунзе – революционер, военный теоретик,
                полководец Красной Армии (1885-1925)


                «И когда все крысы были в реке, флейтист
                повернулся к людям и заиграл снова... но на этот
                раз за ним пошли дети…»

                Анонимное продолжение легенды



     1937 год


     Капитан «Принца Ойгена» придерживался правила: команда должна ночевать на судне. Даже в случае масштабного загула моряков на берегу.

     Отец Пауля как командир базы, чувствуя ответственность за Бергмана, попрощался и покинул банкет, увозя в военно-морской госпиталь Рольфа, которого в невменяемом состоянии с трудом впихнули в автомобиль.

– Пауль, нам тоже пора! Что-то не задался дружеский ужин, – подымаясь из-за стола, сказал Вилли Дейс Лоренцу, – остались одни мы... Я – к себе на «Ойген».

– Да, вечер испорчен. Дядя Вилли, если позволите, я – с вами. Переночую на «Ойгене». До аэродрома далековато ехать.

– Конечно, дорогой Пауль! Я буду только рад, – улыбнулся капитан.

     В соседнем зале команда субмарины ещё распевала песни, войдя в хмельной раж. Подводники, сомкнув плечи, раскачивались в пьяном угаре, пристукивая в такт пивными кружками по столу, уставленному бутылками.

     Подводники не очень-то жаловали своего капитана-самодура. Но вот боевой успех им хотелось праздновать, осознавая собственную значимость. Хотя, результатов никто не видел, но все участвовали!

     Цену этого успеха частично знали только артиллеристы, которые по приказу капитана расстреляли мирную рыбацкую шхуну неизвестной принадлежности. Её Бергман в отчёте записал как «патрульный катер республиканцев». Расчёт артиллеристов несколько выпадал из общего веселья – перед глазами моряков ещё маячил ужас от картины тонущих людей, которые умоляли о помощи под сатанинский хохот Бергмана. Все трое меланхолично напивались в хлам.

     А команда Вилли Дейса, выполняя требование старшего помощника, поднялась и потянулась на выход.

     На корабле Дейс, закуривая сигарету, сказал:

– Пауль, мы долго не виделись, и мне кажется, нам есть о чём потолковать. И лучшего места для этого, нежели «Принц Ойген», нам не найти. Как ты считаешь?

– Согласен, дядя Вилли! Есть вещи, о которых мне очень хотелось бы знать ваше мнение.

     Вскоре они сидели в хорошо знакомой Паулю кают-компании, где практически ничего не изменилось. Как по волшебству явился расторопный стюард, быстро уставив стол аппетитными закусками.

– Ром? – лукаво приподняв бровь, спросил капитан.

– Дядя Вилли, вы, как всегда, держите марку. Пожалуй! Отдам дань воспоминанию о давнем путешествии с вами. О, боги! Как же нас с Нефёдовым измучила тогда морская болезнь!

     Лоренц с Дейсом рассмеялись.

– Мне проще, Пауль, как ты говоришь, «держать марку». Я ведь не воюю, как ты. Просто вожу по морям эту старую посудину. Перевожу, что указывает Бергман-старший. Но, что такое война, представляю очень хорошо! Я рассказывал уже. И желаю тебе поскорее выбраться в мирную жизнь. Скажу откровенно: война – полное дерьмо, а за что Германия хлебает его здесь, в Испании, мне и вовсе непонятно. Только не рассказывай мне нацистские сказки про борьбу с коммунистами и евреями. Мировая война, где мы с твоим отцом Дитером побывали и едва не потонули вместе с эсминцем, велась вовсе не с коммунистами, Пауль. Между собой воевала вся Европа – Германия, Англия, Франция, Россия, Австро-Венгрия и много кто ещё. И погибли миллионы! А знаешь из-за чего?

     Пауль слушал и рассматривал портрет Гитлера, который висел на прежнем месте. Потусторонний взгляд фюрера с фанатизмом упирался в пустое пространство. В рукав фюрера вцепился всё тот же чёрный паук-свастика на красно-белом фоне– дьявольский символ, о который невольно спотыкался взгляд всякого нормального человека.

     Образ Марии не давал Паулю покоя. Невыносимо тягостное чувство неизвестности и роковой неисправимой ошибки мучило его. Её мольбы бросить Легион... и его неспособность к поступку, которого требовала душа. Он любил её. А узнав о ребёнке, думал о них беспрерывно и даже иногда – в бою.

– Из-за чего, дядя Вилли?

– Всё банально, мой друг! Из-за кучки мерзавцев, не знавших куда девать горы награбленных в своих странах денег и, решивших эти горы увеличить сверхприбыльными вложениями в войну с другими странами. Если повезёт, подмять и ограбить эти страны, победив их. Никто из них лично в войне не участвовал. Их жизням и капиталам мало что угрожало.

– А как же наш фюрер? Он вовсе не денежный мешок...

– А наш фюрер – как раз их выкормыш. Только сами они даже не представляют себе, какого джина выпустили из бутылки. Ему нужны не сами деньги, а власть над деньгами. Теперь же они все смотрят ему в рот, когда он обещает им золотые горы, но прежде требует инвестиций в войну.

– Вы не боитесь это говорить?! Вслух?!

– Нет, Пауль! Во-первых, я говорю это не всем, потому что люди сейчас глухи и слепы. Они в эйфории, как крысы, следующие за звуками волшебной свирели Гамельнского крысолова *. Во-вторых, ты сын моего старого товарища, и я тебе доверяю, как и ему. И ты парень умный, способный сопоставлять факты и прислушиваться к доводам, анализируя их.

– Дядя Вилли...

– Не спеши отвечать. Давай-ка выпьем! А вот за что, я тебе скажу. После.

– Вы меня удивляете!

     Собеседники выпили, закусив кусочками ананаса.

– Так за что мы выпили, дядя Вилли?

     Вилли Дейс приблизил своё лицо к Паулю и тихо, но внятно произнёс:

– За души погибших беженцев – женщин и детей, за погибших рыбаков. Только не за души итальянских подводников – наших союзников! Они такие же мерзавцы, как и твой приятель Рольф Бергман, который вчера пустил их всех на дно.

– Дядя Вилли! Я... я не понимаю вас!

     Капитан откинулся на спинку кресла:

– Сегодня в кафе, пока пьяный Бергман бахвалился «боевыми» успехами, я слышал разговор его старпома и штурмана. Старпом пускал слезу и говорил, что всю команду надо расстрелять, потому что они – убийцы. Эта сволочь, представь себе Пауль, угробила невинных людей, и с крокодиловыми слезами пила за упокоение их душ!

– Я не верю, дядя Вилли! Очевидно они были просто пьяны.

– Пьяны... пьяны... – пробормотал Дейс, – «Аркадия» – таково имя потопленного судна, которое называл в кафе сам Бергман – земной рай, злая ирония судьбы. А теперь загляни в реестр судов. Это французское грузопассажирское судно, которое до войны занималось каботажем * на юге Франции. А теперь оно перевозило беженцев и раненых республиканцев во Францию. Завтра же мы прочитаем об этом во всех французских газетах, их сюда доставляют. А по радио узнаем ещё раньше – с утра.

     У Лоренца ёкнуло сердце. Смутное дурное предчувствие коснулось его, словно невесомым крылом.

– Слушай дальше, Пауль! Артиллерийским расчетом руководил унтер-офицер Улаф Рёпке. Перед тем, как напиться с подчинёнными, он рассказал нашему парню с «Ойгена», своему земляку, как всё было с рыбацкой шхуной. Они потопили её огнём из орудия по приказу Бергмана, который наблюдал из рубки за «боем». Это была греческая шхуна, а не патрульный катер республиканцев! И потопили её ещё до гибели «Аркадии».

– У Бергмана бывали приступы, когда он... но такое! Такое можно совершить, только потеряв рассудок. Впрочем... его приступ невменяемости… Но все равно он не смел так поступить!

– Пауль, твой приятель ожидаемо будет ссылаться на приказ Кригсмарине! Он считает его индульгенцией. Понятие морали отсутствует у тех, кто отдаёт приказы, а ещё больше у тех, кто их выполняет. Я хочу, дорогой Пауль, чтобы ты крепко усвоил это. Поверь, я знаю, о чём говорю.

– Выпьем, Пауль, за правду, какой бы горькой она ни была, – Дейс наполнил бокалы.

– Вы взбудоражили мои мысли, дядя Вилли! Последние годы меня приучали выполнять приказы, утверждая, что для того, чтобы мыслить, существует начальство.
 
– За правду! – провозгласил Дейс, и они выпили.

– А что там с подводными лодками, дядя Вилли?

– А это, Пауль, уже должностное преступление Бергмана. Потому что он потопил союзников. Услышанное за соседним столом от старпома подлодки, только подтвердило мои догадки, развеяв сомнения. Только я ничего не стал говорить твоему отцу...

– А при чём тут отец?

– Дело в том, что днём я находился у него в штабе. Надо было решить кое-какие вопросы по разгрузке моего судна. В это время Дитеру принесли радиограмму с субмарины, где Бергман хвастался тем, что потопил республиканские подводные лодки и сообщал координаты. После этого я встретил в порту старого знакомого – капитана с итальянского сухогруза, который занимается тем же, что и я. Он пребывал в крайне удручённом состоянии и рассказал, что у них сегодня траур: потоплены две подлодки, из экипажей никто не спасся. Среди погибших – брат его жены. Когда он сказал, где примерно и когда всё это произошло, я вернулся в штаб и, посмотрев на карту, кое-что для себя прояснил. Квадрат совпадал, Пауль! Я мог бы посоветовать твоему отцу уничтожить документ и у себя, и у Бергмана на лодке. Но… то, что было запущено в эфир, не уничтожить! Понимаешь, Пауль?

– Не совсем, дядя Вилли!

– Дело в том, что в военно-морском штабе итальянцев сидят и наши немецкие специалисты – офицеры для координации действий флотов. Не секрет, что наши субмарины ходят в Средиземном море без опознавательных знаков, а экипажи переодеты в итальянскую униформу. Такой офицер с большой вероятностью уже знаком с этой радиограммой! А позднее получил информацию от итальянцев о пропаже в этом районе двух лодок, капитаны которых ранее согласовали со штабом место всплытия для перегрузки больного, о которой упоминал старпом Бергмана! Всё очень плохо, Пауль! Велика вероятность, что уже ведётся служебное расследование. Это может завершиться трибуналом.   

– Что делать?

– Нам? Ничего, Пауль! Я буду только рад, если этот сукин сын понесёт заслуженное наказание. Правда, его может вытащить из дерьма старший Бергман. Велика его власть! Я бывал свидетелем ситуаций, когда преступником умудряются сделать непричастных или найти оправдание в неких обстоятельствах. Опасаюсь за твоего отца, Пауль. Ведь он как командир базы, формально является начальником Рольфа. Кроме всего прочего используют фактор его припадочной болезни, – Вилли Дейс печально вздохнул.

– Дядя Вилли, я в шоке!

– Давай-ка будем отдыхать, Пауль! Беседа наша получилась содержательной, как я тебе и обещал. Но факты огорчительны! Что делать – каждый решает сам, Пауль. Или оставить всё как есть, или что-то менять в своей судьбе. Но я считаю, главное – не оказаться среди околдованных крыс, идущих за свирелью крысолова! 

– Дядя Вилли, а вы... не коммунист?

– Нет, Пауль! Я просто человек, который помнит притчу про свирель крысолова! Ты ещё спрашивал меня про Гернику. Так вот, это сотворили те самые крысы, которые идут по своей роковой дорожке, упиваясь смертоносной мелодией.


***

     Лоренц устроился в каюте, в которую они когда-то вселялись с Нефёдовым. Глядя на звёздное небо в открытый иллюминатор, он погружался в тревожный сон. Вдруг неведомая сила вынесла сознание Пауля в иную жестокую реальность – давно позабытое общение с «зелёным» артефактом вдруг напомнило о себе!

     Сейчас сознание Пауля как бы мгновенно перенеслось к «Аркадии» в день и час её гибели. Лоренц бестелесно находился в нескольких пространствах одновременно – как на палубах, так и в трюме, в капитанской рубке, в тесных каютах и даже в море над водой – рядом с тонущими людьми... Он будто парил над трагедией и находился внутри трагедии, ощущая всю полноту происходящего кошмара.

     Первая торпеда разорвала борт, и судно содрогнулось, как раненый зверь. Потоки воды через огромную пробоину устремились в чрево корабля. Раздался страшный грохот. Резкий крен судна повалил людей. Истошный крик: «Мы то-о-нем!» мгновенно, как спичка бензин, воспламенил неописуемую панику.

     Окровавленное лицо капитана с трубкой, крепко зажатой в зубах, и его расширенные тёмные зрачки, с ужасом глядящие на пенный след торпеды, вдруг вплотную приблизились к лицу Пауля и вызвали у него такой же ужас.

     Отовсюду из тесноты проходов и разрушенных помещений корабля раздавались отчаянные крики. Люди, оскальзываясь, сыпались за борт с неумолимо кренившейся палубы. Они ударялись о возникающие препятствия, пытались ухватиться за что-нибудь, чтобы не вывалиться за борт, но изо всех щелей разорванной палубы вырывались языки пламени. Из разорванных труб шумно свистел, вырываясь, пар – белесый и обжигающий. Он безжалостно ошпаривал всё живое и неживое.

     Спасаясь, кто-то прыгал в море сам и разбивался о плавающие обломки. Другие, обожженные, с переломами, захлебывались в воде, которая быстро покрывалась нефтяной плёнкой. Их крики обрывались один за другим. Горящие пятна топлива, трупы в бесполезных уже спасательных жилетах...

     Пауль словно пролетал над этой картиной, то сближаясь на расстояние вытянутой руки, то внезапно перемещаясь вверх над общим апокалипсисом. «Аркадия» тонула и горела!

     Огонь с ураганной скоростью перекидывался по деревянным панелям, тросам и шлюпкам, которые не успели спустить на воду. Отовсюду вырывающиеся языки пламени лизали одежду и волосы. Тут же потоки воды со страшным шипением влетали в огненные вихри.

     Внутри судна царил кромешный ад. Вода хлестала из разорванных переборок, с рёвом заполняя отсеки. Двери клинило из-за перекоса корпуса. И за ними бились в истерике те, кто не успел вырваться. В одной из кают старая женщина сидела, сжимая фотографию семьи – она даже не пыталась выбраться. Пауль с ужасом пытался протянуть к ней руку, инстинктивно пытаясь помочь. Но он был здесь лишь бесполезным невидимым призраком!   

     С живыми людьми мешались трупы и тела раненых. Кто-то зацепился бинтами за торчащий обломок конструкции, повис и орал, не в силах освободиться, пока в него не угодил сверху какой-то массивный горящий обломок.   

 – Помогите! Па-а-уль! Пауль, спаси меня! – кричала Мария, выбираясь из водоворота, крутившего в судовом лазарете груды тел. Или эти крики он в страшном смятении выдумал сам? Лоренц тщетно пытался помочь и кричал: «Мария! Мария! Я здесь, я иду!» Или это тоже было просто его нестерпимым желанием?!

     Вторая торпеда страшным взрывом завершила трагедию. Мёртвую Марию поток воды вынес близко к Паулю. Он хотел выхватить её, но был физически бесплотен и бессилен. Вторичный стремительный поток завертел тело Марии и снёс в море.

     Задранный над водой нос «Аркадии» неумолимо погружался в пучину. Чудовищная воронка бесследно поглотила остатки разорванного судна и, быстро вращаясь, вбирала в себя обломки, чемоданы, тела людей. Только несколько везунчиков, успевших отплыть подальше, уцепившись за плавучие предметы, оставались на поверхности. К месту трагедии спешил, поймав сигнал SOS, патрульный катер республиканцев.

– Не-е-е-ет! – закричал Лоренц, – не-е-е-ет! Мария!

     Мокрый от пота, с сильным сердцебиением, он разом выпал из сна, словно вывалился из чёрной ямы. Лоренц сидел на койке, взявшись за голову, пытаясь унять головную боль. В иллюминатор падали солнечные лучи.

     «Сон! Очень страшный сон! Но почему – Мария?! Что с ней не так? Не зря такой сон! Как же мне с ней связаться?» – Лоренц не думал об артефактах, полагая, что сон породили его собственные расшатанные нервы. Но сон был не из тех, что можно легко забыть.


***


– Юра, ты знаешь испанский. Во-первых, посмотри эту газету, её мне принесли лётчики, они взбудоражены и тыкали пальцами вот в эту статью, – Петров подал Верещагину газету, – я не понял о чём это они, но на фотографии какой-то корабль. Во-вторых, у меня есть для тебя распоряжение из штаба Доницетти.

     Юрий взял свежую газету и, увидев фото судна с названием «Аркадия», пришвартованного в порту Валенсии, впился глазами в статью, озаглавленную «Франко – убийца беженцев!»

     В статье сообщалось о гибели «Аркадии» от вражеской торпеды во время перехода в Марсель. Судно не успело отойти далеко от Валенсии, как было торпедировано субмариной франкистов, о чём, получив сообщение по радио и сигнал SOS, первым к месту крушения судна прибыл патрульный катер ВМС республиканцев и спас пять человек, которые ещё держались на воде. Все мужчины. Всего вместе с экипажем погибло сто семьдесят девять человек * – беженцы, женщины, дети, раненные.

– Никитич, это ужасная трагедия! Дело в том, что на корабле находилась Мария. Я уговорил её покинуть Испанию и лично проводил на борт «Аркадии». Мне просто не по себе, дружище! Она была беременна... Я чувствую себя виноватым и, наверное, никогда не избавлюсь от этого чувства!

– Юра, ты не виноват, не кори себя. Виноват бардак у республиканцев. Такие суда, как «Аркадия», отправляются не часто. Поэтому обязаны были дать в сопровождение эсминец. А дали патрульный катер, который и вышел-то из порта совершенно по-испански – с запозданием. Да и что катер против субмарины?! По-другому же переправить Марию было проблематично, через Пиренеи – крайне опасно. Там всё простреливается франкистами, а легион «Кондор» атакует колонны беженцев. Французы тоже не рады их потоку. Они опасаются перетока с ними бойцов из интербригад, среди которых много коммунистов и анархистов с боевым опытом. Их боятся как огня. Поэтому тех, кому удалось пройти, помещают в лагеря-отстойники. Ты и Настю отправил морем. Давай лучше помянем Марию.

     Петров достал из тумбочки бутылку водки, и они молча выпили из гранённых стаканов.

– А теперь, Юра, то, что я тебе не досказал. Завтра ты должен быть у Доницетти. Это его распоряжение. Скажу по секрету, как другу: думаю, в итоге тебе предстоит вернуться на Родину. Подробности скажут в штабе. Одно знаю точно – самого Доницетти отзывают в Москву. На днях убудет.

– Как на Родину? Война что, завтра заканчивается, Никитич?

– Нет, Юра, не закачивается. Но жизнь штука более ёмкая, нежели война, которая имеет свои границы. Возможно, тебе предстоит решать другие задачи. Узнаешь это уже завтра!

     С утра Юрий выехал в штаб к главному советнику. Ожидая, пока помощник пригласит его к шефу, рассеянно слушал, как на северо-западе столицы погромыхивают зенитки республиканцев. Оконные стёкла непрерывно подрагивали. Из кабинета советника вышла группа командиров с нахмуренными лицами. Они были облачены в разношёрстную униформу.

– Проходите, вас ждут, амиго Гарсия! – пригласил помощник, вернув телефонную трубку на рычаги аппарата.

– Разрешите войти? Товарищ Главный военный советник... – начал было рапортовать Юрий, но человек за столом прервал его, – проходите, Юрий Афанасьевич, я вас жду.

     Главный советник – утомлённый человек лет пятидесяти с усталым взглядом внимательных светлых глаз поднялся из-за стола и протянул Юрию руку. Верещагин пожал её, а советник кивнул коротко стриженной седеющей головой:

– Присаживайтесь, времени у нас мало, поэтому буду предельно краток и конкретен.

– Во-первых, я хорошо изучил ваше личное дело, во-вторых, вас прекрасно характеризует товарищ Петров – старший советник. Вы достойно показали себя в боевой обстановке. Я буду ходатайствовать о награде и досрочном присвоении вам очередного звания. У меня к вам предложение: отправиться на Родину и продолжить учёбу на Специальном факультете Военной академии РККА, куда сейчас идёт набор. Там готовят разведчиков, Юрий Афанасьевич, а кандидатов отбирают весьма тщательно! Меня самого отзывают в Москву, скорее всего, я и буду руководить подготовкой этих кадров, и, конечно, дам вам соответствующую рекомендацию. У вас прекрасный боевой опыт, высшее образование, полученное в престижном ВУЗе, и великолепное знание языков. Это огромный плюс! Разведка остро нуждается в таких молодых и перспективных людях, как вы! Что скажете, Юрий Афанасьевич?

– Товарищ Главный...

– Называйте меня Ян Карлович, так меня зовут на Родине, амиго Гарсия, – улыбнулся Берзин.

– Ян Карлович, ваше предложение очень... неожиданно, я как-то и не задумывался о такой стезе. А могу ли я спросить?

– Конечно! Спрашивайте!

– Придётся ли по долгу службы работать за границей? Ведь у меня семья! Как быть в этой ситуации? Не бросать же её...

– Этого я вам, по крайней мере сейчас, сказать не могу, Юрий Афанасьевич! – посерьёзнел Берзин, – вы заглядываете чересчур далеко, но могу вас несколько обнадёжить. Существуют разные варианты и опыт положительного выхода из подобных ситуаций. Но это, думаю, предмет будущего обсуждения и принятия согласованных решений. Я встречусь с вами в Москве! Сейчас мне важно ваше принципиальное решение. Это дело добровольное... пока!

Юрий напрягся, но что-то подсказывало ему – отказываться нельзя.

– Я... согласен, Ян Карлович! Мои действия?

– Все указания получите у Петрова Михаила Никитича. Я убываю, за меня пока остается заместитель. Он полностью в курсе дела. Думаю, в течение месяца вы уже будете в Москве.

– Разрешите ещё один вопрос, Ян Карлович.

– Да!

– Мы здесь победим?

     Берзин высоко поднял брови и глянул на Юрия с неким новым интересом.

– Юрий, вот видите, я не ошибся, предполагая у вас мышление, выходящее за рамки сиюминутных задач, – Берзин задумчиво постучал по столу карандашом, который не выпускал из рук. Он глянул в высокое окно с видом на обширный балкон, обложенный мешками с песком и оборудованный пулемётным гнездом. По балкону неспешно вышагивал загорелый до черноты часовой в выгоревшей пилотке-испанке и с винтовкой за плечами.

 – Про всю нынешнюю военную кампанию я скажу так, Юрий Афанасьевич: испанцы – храбрый народ, но их армия похожа на оркестр, где каждый играет свою мелодию *. Войны же выигрывает крепкое государство с боеспособной армией и цельной идеологией, понятной народу, а не военные советники и интербригады, стихийно набранные по всему миру и слабо знакомые с военным делом и понятием дисциплины, хорошо вооруженные лишь лозунгами и голым энтузиазмом. Вы меня понимаете?

– Так точно, Ян Карлович! Несколько знакомо...

– Ещё вопросы у вас есть?

– Никак нет!

– Тогда попрощаемся! – советник бросил карандаш на стол, – желаю вам удачи, вы можете идти!


***


     Как и предполагал Вилли Дейс, итало-германское расследование, проведенное по горячим следам в военно-морских штабах союзников, которые курировали кампанию в Средиземноморье, выявило факт уничтожения итальянских подлодок Бергманом.

     Однако вспыхнувший было скандал ожидаемо погасил отец Рольфа, выплатив компенсации семьям погибших и подкупив двух-трёх продажных итальянцев, руководивших следствием. В итоге результаты следствия не вышли за рамки ведомств.

     В заключении, подписанном штабами, указывалось, что происшествие не имело преднамеренного характера, а трагедия стала возможной из-за редкого стечения обстоятельств. В их число включили внезапный туман, опустившийся в районе атаки, неожиданное расстройство здоровья капитана субмарины как следствие боевого переутомления и отсутствие опознавательных знаков у итальянских лодок, что, в свою очередь, объяснялось секретными особенностями боевых действий в поддержку Франко.

     Старпома субмарины Ганса Фогеля, который утверждал, что атакуемые подлодки – итальянские, комиссии допросить не удалось. Его тело нашли в гостиничном номере, уставленном бутылками из-под спиртного. По экипажу разнёсся слух, что у Фогеля от перепоя случился сердечный приступ.

     Дитера Лоренца отстранили от командования базой за плохую организацию взаимодействия с союзниками на море, что поспособствовало катастрофе. Командиром базы назначили... Рольфа Бергмана. Это временно – так объяснили обоим.

– Мой мальчик, ты слишком переутомился, – сказал Рольфу по телефону отец, – тебе не стоит лезть в лодку, пока не изгладятся последствия инцидента. Всё образуется, я занимаюсь этим. Дитера Лоренца отправь пока на отдых в Германию с «Принцем Ойгеном». 

– Хорошо отец, я тебе очень благодарен! Мне действительно надо отдохнуть.


***


     Итальянский сухогруз, о капитане которого упоминал Вилли Дейс, всё ещё стоял в порту.

     Недалеко от пирса высился полуразрушенный маяк. Вечерело. По ржавым, ненадёжным металлическим ступеням осторожно, с остановками, поднимался человек в брезентовом плаще с капюшоном, накинутым на голову. Он поднялся на самый верх, достал из-под плаща и прислонил к стене замотанное в тряпье оружие, извлёк бинокль и через окуляры стал вглядываться в окружающее пространство.

     Он глядел на одно из освещённых, широко распахнутых из-за жары окон в двухэтажном здании портовой администрации, в котором разместился штаб базы. Там расхаживали, ожесточённо жестикулируя, два человека в военно-морской форме. Очевидно между ними происходил разговор на повышенных тонах.

– Франческа, я не прощу твоей смерти этим мерзавцам, да простит меня Господь, – бормотал человек, отставив бинокль и высвобождая оружие.

     Это был новенький немецкий карабин G98 с мощным оптическим прицелом. Человек в капюшоне, капитан итальянского сухогруза, карабин приобрёл у своего приятеля Вилли Дейса. Тот доставлял их морем из Германии для Франко.

     Итальянский капитан был человеком со связями. Он получил известие о смерти своей жены Франчески. Её больное сердце не выдержало гибели единственного родного брата, который погиб в потопленной подлодке. Капитан быстро выяснил виновника и, будучи сицилийцем, хорошо знакомым с понятием вендетты *, решил поквитаться с ним.

     Позицию на маяке он присмотрел сразу. Да и трудно было подобрать что-то лучше. Отсюда хорошо просматривались здания порта. Перед акцией капитан заходил в штаб и хорошо рассмотрел и запомнил виновника трагедии, который вернулся из госпиталя. Теперь он тщательно выцеливал Бергмана. Это было нелегко, потому что люди в помещении постоянно двигались.

– Perdonami, Signore... ma questo deve morire! (Прости меня, Господи... но он должен умереть! – итал.), – капитан мелко перекрестился и вновь прицелился, – vai all’inferno, bastardo (отправляйся в ад, ублюдок! – итал.).

     Он плавно нажал на спуск, раздался негромкий выстрел, но в последний момент Бергман сместился. Рухнул, схватившись за грудь, другой человек.

– Проклятье! – воскликнул капитан и выстрелил ещё раз в Бергмана, который застыл столбом.

     Пуля попала Рольфу в плечо, после чего он догадался, схватившись за рану, спрятаться в простенке.

     На полу без признаков жизни истекал кровью Дитер Лоренц. Последовало ещё три беспорядочных выстрела, которые только попортили интерьер кабинета. Стрельба прекратилась. Рольф выл не своим голосом и звал помощь.

     Капитан быстро покинул площадку на маяке, с которой вёл стрельбу, но первая же ржавая ступенька, на которую он переполошено ступил, проломилась и оторвалась вместе с куском прогнивших металлических перил. Капитан упал с двадцатиметровой высоты и разбился насмерть о камни у подножия старого маяка.


 
               


                Гамельнский крысолов * – персонаж средневековой
                немецкой легенды, который избавил город от
                нашествия крыс, околдовав их звуками флейты, под
                которые вывел животных из города, утопив в реке. Но
                когда город ему не заплатил, как было обещано, он
                повёл за свирелью всех детей...   
 
                Каботаж * – термин, обозначающий морское               
                прибрежное судоходство, или, другими словами,
                плавание между портами одного и того же
                государства.

                Погибло сто семьдесят девять человек * – прототипом
                описанного события является атака с потоплением в
                1938 году франкистской авиацией и немецкими
                субмаринами советского грузового транспорта
                «Комсомол», когда погибло более 300 человек.

                … играет свою мелодию * – слова из доклада Я.К.
                Берзина в Москву, характеризующие общую обстановку
                в Испании.

                Вендетта * – кровная месть за убийство родственника
                (итал.)


                КОНЕЦ ПЯТОЙ ЧАСТИ




                Продолжение следует: http://proza.ru/2025/05/23/1687

                Картинки взяты из открытого доступа в Сети и сгенерированы с
                помощью нейросети Шедеврум

               

                16.05.25

                пгт. Отрадное Московской обл.