Как угнать бочку пива

Если помните, на уроках литературы в школе нам рассказывали о «галереях образов». «Галерей» этих, если не ошибаюсь, было три: «маленькие люди», «лишние люди» и «новые люди».
«Маленькие» - это, например, Акакий Акакиевич Башмачкин. «Лишние», скажем, - Печорин. «Новые» - типа Базарова или Рахметова.
Раньше мне казалось, что все это – некая милая литературоведческая схема из девятнадцатого века, не более того.
Но потом, с возрастом, я понял, что это гениальная, универсальная классификация, что называется, на все века.
Возьмем, к примеру, мои школьные и студенческие годы.
Начну с того, что в своей жизни я совершил два преступления. Совершенно однотипных.
Первое преступление.
Во время школьного выпускного бала- вечера, вернее, выпускной ночи, мы с Андрюхой Чмырем зачем-то похитили ключи от учительской и сперли наш школьный журнал. Вроде как на память.
Андрюха через пару часов про журнал забыл, потому что в муку напился портвейном из грелки.
История типичная. Спиртное приносить на вечер, разумеется, было нельзя, но мы все пронесли его в грелках под пиджаками. Как это сделали, думаю, половина выпускников СССР.
Зашли мы в школу все подозрительно пополневшие, со скоропостижно отросшими животиками.
Я лично, будучи тощим, как русская борзая, без затруднений пронес сразу две грелки – со «Столичной» и с «Токайским». Став на сорок минут беременной борзой.
Я потом все это вспомнил в китайском городе Сиань, глядя на знаменитую терракотовую армию, очень похожую на наших мальчиков на выпускном. У всех этих терракотовых воинов эпохи династии Цинь очень уютные брюшки.
Ну и вот. Мы спрятали грелки в спортзале под матами и в течение выпускного регулярно наведывались в спортзал.
Андрюха Чмырь забыл про журнал, а я нет. Я принес его домой и положил на антресоли.
Преступление второе.
После окончания пятого курса филфака наша группа решила отметить это дело прямо на филфаке.
Сидим, отмечаем. Никаких грелок. Все законно.
Выхожу в коридор прогуляться. Прохожу мимо учебной части. И вдруг, неожиданно для себя самого, как Штирлиц во время воздушной тревоги у комнаты с секретными телефонами, берусь за ручку двери. Открыто. В учебной части – никого. Захожу. На столе – списки нашего курса. Я свернул их и положил в карман.
И школьный журнал, и списки около двадцати лет мирно пылились на антресолях. Наконец я решил разобрать антресольное барахло. Чего там только не было.
Десятков пять граммофонных пластинок. Все больше сказки в исполнении Николая Владимировича Литвинова. «Здравствуй, дружок…»
 
Подшивка газеты Французской коммунистической партии «Юманите» за 1982-1985 годы цвета дохлой канарейки.
Пятилитровая канистра с прокисшим самодельным сидром цвета желтушного китайца.
Внушительная коллекция пустых банок из-под импортного пива начала девяностых в коробке с надписью «Куриные окорочка импортные (США)».

На коробке – журнал и списки.
В те годы я интенсивно вел занятия по русской литературе с абитуриентами. Все больше про «галереи образов».
И вот после очередного занятия полистал я журнал, просмотрел списки. И вдруг, что называется, - инсайт.
Я понял, что всех моих, одноклассников и сокурсников можно легко разложить на «маленьких», «лишних» и «новых».
Я взял красный карандаш и занялся, так сказать, экспериментально-прикладным литературоведением.
Напротив каждого из персонажей моей школьной и студенческой жизни я стал писать одну из букв: «м» («маленький»), «л» («лишний») или «н» («новый»).
Процесс меня так увлек, что я даже взял отгул.
В заключении я провел статистические подсчеты. Результаты оказались поразительными. Количество «м», «л» и «н» было практически одинаковым! Почти ровно по тридцать три процента.
Затем я стал составлять списки самых-самых хрестоматийных «маленьких», «лишних» и «новых» персонажей русской классической литературы. Составил. Все тщательно подсчитал.
И здесь меня чуть не хватил апоплексический удар. И было с чего. Судите сами.
Во-первых, общее количество всех этих литературных «м-л-н» почти совпало с общим количеством моих одноклассников и однокурсников.
Во-вторых, статистический расклад оказался таким же: по тридцать три процента на каждую из «галерей»!
Вы можете это рационально объяснить? Можете, спрашиваю я вас?.. Я – нет.
Я мог бы изложить здесь десятки и десятки историй из моего заветного журнала и моих сокровенных списков. Но в таком случае у меня получился бы древнеиндийский эпос «Махабхарата» объемом в восемнадцать книг, или ста тысяч двустиший. То есть пришлось бы писать где-то пять-шесть тысяч рассказов солидного объема. Такое я не потяну. Я не легендарный автор «Махабхараты» Кришна Двайпаяна Вьяса. Я всего лишь Вова. И поэтому, если оттолкнуться от слов известной песни: «Меня зовут Вова. Просто Вова. Я знаю три слова. Три пип-пип-пип слова» - я вкратце расскажу всего лишь три истории.
Итак. История первая.
«Андрей Сергеевич Чмырь. М.»
Раз уж имя этого персонажа уже прозвучало, как говорится в школе, «закрепляем материал».
После окончания школы Андрюха Чмырь попытался поступить в МАДИ. Не поступил. Отслужил в армии, заработав язву желудка. Язву вылечил.  Женился, через год развелся. Долго не работал. Сильно пил. До галлюцинаций. Потом зашился. Бросил пить.
Рассказывал мне много позже такую историю:
 - Помню, Вовк, приехал на поезде в Мурманск. Перед этим денег занял. Как сел в поезд, не помню. Зачем в Мурманск, почему Мурманск – тоже не помню. В Мурманске – полярная ночь. Холодрыга. Я, слава Богу, в телаге. Купил пять бутылок водки. Сел на скамеечку напротив Дворца культуры имени Сергея Мироновича Кирова, выпил пять бутылок водки. Вдруг вижу: два джинна…
Я:
 - Прямо - джинна?..
 - Ну да. Один – красный. Другой – зеленый в желтую полоску. Стоят, как кобры, надо мной. Качаются и молчат. Я им говорю: «Джинны, вы, если хотите, можете, конечно, стоять надо мной. Но только, пожалуйста, не качайтесь и не молчите». Смотрю: перестали качаться. А красный джинн мне говорит: «Зря ты на свет родился, Андрюха. Ничего из тебя путного не выйдет». А желто-зеленый мне что-то по-французски говорит. А я по-французски не понимаю. Вдруг мне так страшно стало… Я им говорю: «Уходите, джинны».
 - Ты прямо как Веничка Ерофеев. Только у него – ангелы, а у тебя – джинны…
 - Какой там Веничка!.. Ерофеев все придумал, а я джиннов взаправду видел.
 - Ну и что, ушли джинны?
 - Ушли. Потом я вернулся в Москву. Не помню, как. Зашил себе торпеду в сиделку. Завязал.
Дальше судьба Андрюхи развивалась совершенно по Гоголевскому сценарию.
Устроился он в Макдональдс. Вернее – ему помогли устроиться. Шел, если не ошибаюсь, девяносто пятый год.
В Макдональдсе он пахал по полной. Потому что у него была заветная мечта: купить мотоцикл. Он с детства бредил мотоциклами.
Андрюха работал сутками. Экономил на всем. Занял денег у добрых людей. Договорился с одним перцем, что приобретет его подержанный «Урал» в хорошем состоянии.
Андрюха сиял, предвкушал. Вот-вот…
Наконец, накопил.
Это был август девяносто восьмого. Дефолт. Все Андрюхины сбережения пошли Чубайсу под хвост.
Что было дальше с Андреем Чмырем, не знаю. Он куда-то пропал.
Надеюсь, не умер, как герой «Шинели».
История вторая.
«Кулебякин Сергей Иванович. Л.»
Серега Кулебякин – тоже мой одноклассник. Красавец, перворазрядник по боксу. Человек с идеальной памятью. Почти отличник.
После школы поступил в МИФИ. Через год бросил. Сам. Прекрасно сдал весенне-летнюю сессию и - забрал документы.
В этом же году поступил в театральный. Преподаватели хвалили Кулебякина. У него действительно был актерский дар. Но через год ему все это надоело, и он ушел.
Любимым словом Кулебякина было слово «скучно». Он, помню, говорил:
 - Я, Володь, не знаю, что делать. Ну, выиграл я районную олимпиаду по физике. Мне говорят: езжай на городскую. А я думаю: зачем? Скучно. Выиграю я, положим, городскую. А дальше что? Республиканская? Так и карабкаться по этой лестнице, как навозный жук по сортирной стенке?.. Скукота. Нет, мне нужно что-нибудь поинтереснее. Такое сальто с прогибом, чтоб навсегда в истории остаться. В театре всю жизнь играть? Удавишься со скуки. Каждый вечер – одно и то же, одно и то же. «Я чайка! Я чайка!» Хомяк ты пыльный, а не чайка. Премию какую-нибудь получишь. Салфетку эту для интимной гигиены. И что?.. Нокаутировал я неделю назад одного местного Мухамеда Али. Уря!.. Внутренний голос откуда-то из печени говорит: молодец ты, Серега! А другой внутренний голос, из области копчика: дурак ты, Серега, растворожил хлопцу рожу – и радуешься… Скучнеть. 
Дальше на пару лет след Сергея Кулебякина теряется.
И вдруг Кулебякин всплывает в совершенно странном амплуа.
Во второй половине восьмидесятых, ближе к их концу, до меня дошел слух о некоем «Короле Сокольников». Дескать, есть такой человек. Не вор, не убийца. Не уголовник. А только держит все Сокольники в повиновении. Защищает справедливость. Вроде Робин Гуда. И чудит. Как чудит? По-всякому.
Самый известный случай был такой.
Стояла в Сокольниках пивная бочка. Раньше были такие, на колесах. Король ночью пригнал трактор и бочку эту, полную пива, угнал куда-то на проспект Мира, к Миллионному мосту. А потом весь день поил граждан бесплатно пивом. В честь своего дня рождения.
Позже я узнал, что этот Король Сокольников и был наш Серега Кулебякин.
А затем Кулебякин исчез. И ходили упорные слухи, что он ушел добровольцем на чеченскую войну.
Но погиб он там, как Печорин на том же Кавказе, или нет, никому не известно.
История третья.
«Хоботько Геннадий Геннадиевич. Н.»
Это мой однокурсник.
Гена – удивительный человек.
В начале восьмидесятых ему светила блестящая комсомольская, а затем партийная карьера, потому что Гена – из отчетливо номенклатурной семьи. Гена наотрез отказался. Все были удивлены и даже обижены. Но Хоботько сказал:
 - Это яйцо - тухлое. Еще лет семь-восемь – и бобик околеет.
Гена ошибся на год. Советский Союз исчез через девять лет.
Когда начался кооперативный ажиотаж, друзья предложили Гене стать заместителем директора кооператива «Видеокассета», т.е. разветвленной сети видеосалонов. Гена отказался:
 - Технология не та. Через три-четыре года ваши видеосалоны станут складами турецкого ширпотреба. Так оно и вышло.
Гена поступил на филфак. Там он выучил четыре языка. Дома упорно учил китайский. Его спрашивали:
 - Гена, зачем тебе эта маоцзэдунская феня? Зачем тебе эта миска с рисом? Учи лучше японский. Будущее – за страной цветущей сакуры.
На что он отвечал:
 
 - Лет через двадцать-двадцать пять маоцзэдунскую феню будет учить половина нашей страны. А с цветущей сакурой лет через сорок нам еще придется воевать.
Насчет фени все сбывается. Студенты сейчас целыми популяциями учат китайский. Насчет войны с сакурой – посмотрим.
Когда началась ваучерно-приватизационная вакханалия, Гена отчеканил:
 - Их всех будут долго и печально сажать.
В середине девяностых Хоботько вдруг решил получить второе образование. В Академии ФСБ. Все обалдели:
 - Гена!.. Дзержинского уже, слава Аллаху, снесли. Кровавые чекисты – в безнадежном прошлом, как первобытные тамагавки. Зачем тебе это убогое совковое ретро?..
Гена, широко улыбаясь:
 - Вернемся к этой теме лет через пятнадцать, товарищи офицеры…
Гена закончил Академию ФСБ в двухтысячном году.
Кто сейчас Геннадий Геннадьевич Хоботько – не совсем ясно.
Есть мнение, товарищи офицеры, что он носит темно-зеленые погоны с золотой звездой.
Это, конечно, не про Базарова с Рахметовым.
Но «н», товарищи офицеры, здесь, несомненно, прослеживается. Или у кого-нибудь из некоторых товарищей есть иные мнения?..