Катастрофа

               
Алекс сидел за столом перед открытым окном и невидящим взглядом смотрел на цветущие яблони в саду. Одно желание владело им – как бы поточнее изобразить на портрете  глубоко запавший в душу образ!  Карие глаза его приобрели мечтательное выражение, и слабый румянец проступил  на не знающих еще бритвы щеках.
 
« Нина»  – так представилась ему незнакомка по дороге в имение. Всего полчаса рядом, а не забыть теперь тех минут и не дождаться, когда снова увидеться выпадет. Разве  вот только на портрете карандашом…

- Глянь-ка, как на Ниночку похожа!

Алекс вздрогнул и инстинктивно прикрыл рисунок.

- Ниночка? – обернулся. За спиной улыбалась  маменька.

- Супонева.  К соседке нашей, Елизавете Никитичне, племянница приехала на лето. А кстати: нас  приглашают к ним нынче. На мед из одуванчиков. Его Нина, по словам Никитичны, здорово готовит… Поедешь?

                ***

Опушка березовой рощи пестрела ромашками и одуванчиками.
 
- Нина! Сколько цветов одуванчиков нам следует собрать? Триста?

Мягко грело майское солнце и небо было бирюзово безоблачным. Нина молча смотрела на Алекса, и взгляд ее был странным.

- Триста? – неуверенно переспросил Алекс, качнув корзинкой.

- Да, - подобрав подол белого платья, присела на мягкую траву Нина.
Алекс опустился рядом и, искоса поглядывая на спутницу, стал обрывать солнечные головки, беззвучно шевеля губами. Нина по-прежнему сидела неподвижно, изредка посматривая на собирающего, и щеки ее порозовели.

- Алекс! Помогите – мне маменька так туго затянула корсет… ослабьте немного.

Подняв глаза, увидел, как у той вздымается грудь, отставил корзинку и поднялся. Нина смотрела на него снизу вверх. Зайдя со спины, присел на корточки. Гладко причесанные каштановые волосы, собранные в тугой узел. Розовые ушки и белые гладкие плечи… Руки у Алекса задрожали, он потянулся к шнуровке и неожиданно для себя громко икнул. Он испуганно задержал дыхание… и икнул еще громче. Нина хихикнула, а Алекс, неловко поднявшись, оступился, едва не упал, и бросился прочь.

 Нина вздохнула, и, сорвав ромашку, стала обрывать лепестки.
 
                ***

 Смеркалось, и в гостиной у Супоневых  зажгли свечи. На софе под большим зеркалом негромко переговаривались соседки: Елизавета Никитична и маменька Алекса Мария Васильевна. Напротив, за столом между окнами, веселилась молодежь: Алекс, Нина, и два гусара.

- Квартирьеры, мон анж, - тихонько вздыхала полненькая Супонева, поправляя седые прядки. – Вскоре полк разместится на постой…

- Да где же здесь полк разместить, ма шер! – растерянно оглянулась сухощавая Мария Васильевна.

- Само собой - я им уже посоветовала имение Ряшенцевых , вот уж есть где расположиться! Завтра квартирьеры и поедут к ним с утра… а у меня пока что сердце не на месте – уж эти гусары, да еще когда карты достали! Я так рада, что позвала вас с Алексом:  за Вашего мальчика я покойна вполне.

-  Ох, не знаю, какая оса  укусила Алекса, ма шер – еле уговорила его приехать! Пришлось принять грех на душу, уверила, что Нина сама очень просила. А карты – что же? В фанты играют вроде.

И в самом деле: ведущая выслушивала фант от корнета – веселый анекдот из армейской жизни.

- …И вот Серж говорит этому Пилипенко: « Когда пригласите даму на ужин, корнет, и подавать будете молочного поросенка, то непременно в уши – по пучку петрушки, а в рыло – моченое яблоко!»  А у Пилипенко круглые от изумления глаза: «Помилуйте, поручик, да как же… Ведь в таком виде она меня не узнает вовсе!..»

Последовал взрыв смеха. Правда, Алекс смеялся как-то невесело, украдкой поглядывая на Нину.

- Засчитывается, засчитывается! – хлопала в ладоши Нина. – Осталось еще два фанта!

- Продолжим, - ситуацию в руках крепко держал бравый поручик. -  Ведущая снова отворачивается, чтобы не видеть карты – мою и м…м , Алекса, кажется?
Тот отвел глаза и промолчал хмуро.

Нина отвернулась, весело поглядывая на тетушек, а поручик, открыв свою карту, спросил трагическим голосом:

- Что присуждается этому фанту?

- Этому фанту присуждается… - закатила глаза Нина. – Поцеловать меня!

Улыбнувшись, поручик расправил усы, а Нина поспешно добавила, увидев, как вскинулась тетушка:

- Через платок, разумеется!

- Гм… А этому? – поднял карту Алекса поручик.

- Залезть под стол и прокукарекать! – рассмеялась Нина.

Алекс растеряно взглянул на маменьку и вдруг глаза его расширились – в зеркале напротив Нине было видно карту, которую показывал поручик.

- Нечестно! Вы показываете карту в зеркало!.. – Алекс покраснел и голос его дрогнул. – Вы… Вы бесчестный человек, поручик!

- Вот как? Стреляться, мальчик? – ухмыльнулся гусар.

Алекс вскочил, а испугавшаяся Нина раскинула руки:

- Что вы, что вы, господа! Это же шутка, Алекс! Ну, хотите – я Вас поцелую? Прямо сейчас!

-  В самом деле – се па посибле, Серж! Мы не в казарме…

- Что всполошились-то! Хотите – целуйтесь себе… да только я кукарекать не намерен! – скривился поручик, а Алекс бросил карты и вышел из-за стола.

                ***

В открытое окно спальни ветер заносил осыпающиеся лепестки яблонь. Они засыпали письменный стол и недорисованный портрет Нины. Алекс лежал на кровати, уставившись в потолок, и слушал, как разговаривают в саду Мария Васильевна с Фимкой.

- У них-то, у Супоневых, - заговорчески понижала голос Фимка. – натуральный скандал, все в панике! Говорят, Нина с поручиком сбежала – теперь их ищут!

- Вот ведь… – голос у Марии Васильевны потерянный. – Какова она оказалась! Хорошо хоть наш мальчик…

Алекс закусил губу и отвернулся к стенке.

               Благодарность Ю. Свердлову за иллюстрацию