Перспектива. Глава 1

Люди споро таскали тюки и ящики, то и дело оскальзываясь на мокрых  от дождя и крови досках. Убирать тела команды захваченного корабля времени не было, приходилось переступать через них или обходить.  Один из поднимающихся из трюма матросов не удержался на трапе и отпустил тюк, хватаясь за балясину. Его напарник вместе с грузом свалился в трюм, рогожная оболочка тюка зацепилась за крюк, треснула, и из прорехи посыпалась пшеница.
- Раззява! – обругал неуклюжего матроса пожилой квартмейстер, следящий за перегрузкой товара.
- Я соберу, - матрос спрыгнул вниз и кинулся к рассыпавшемуся зерну.
- Отставить, - мотнул головой квартмейстер. – Бери целый. Одним больше, одним меньше – рыбам тоже надо есть. 
Матрос с товарищем ухватили новый тюк и потащили его наверх.
Стоявший рядом с квартмейстером матрос-запальщик поставил на пол корзину, в которой лежали четыре небольших глиняных горшка с закупоренными горловинами и факел, подобрал горсть зерна и растер в ладонях. 
- Гляди-ка, все одно что жемчуг – ровная, белая. Хороши, наверное, булки из пшеничной мучицы.
- Не знаю, не пробовал, - квартмейстер мельком глянул на рассыпавшееся зерно.
- Я смотрю, печать-то на ящиках и тюках королевская, - запальщик кивнул на герб, отпечатанный красной краской на мешковине. – Груз не из дешевых. А в ящиках что?
- Тебе не всё равно? Ты своё жалованье получаешь в том числе за неведение.
- Жа-алованье, - с усмешкой протянул матрос, словно пробуя слово на вкус. – Когда это у пирата было «жалованье»? По правилам, каждому часть добычи причиталась.
- «Черная флотилия» - не пираты, - строго  глянул на него. - Мы на службе. Запомни уже, наконец.
- Серьезно? – хмыкнул запальщик. - Вот уж команде этого корабля полегчает теперь. Ан  нет, не полегчает, потому как все уже трупы.  В бытность настоящим пиратом случалось мне с тел врагов добрую добычу брать. Дозвольте? Жалованье-то скудновато.
- Твой враг - мотовство твоё, - осуждающе нахмурился квартмейстер. – Меньше к винному бочонку прикладываться  надо, тогда и жалованья хватит. Увижу снятую с трупа вещь – лично пальцев лишу. Забыл, кто тебя от каторги отвёл? Благодарность тебе совсем не знакома?
- Ладно, ладно, - запальщик смутился, стряхнул пшеничные зерна с ладони. – Просто вспомнил старое. Чего уж сразу угрожать-то.
Квартмейстер хлопнул его по плечу.
- Делай, Мэтт, свою работу как должно – и будешь благополучен. Как пришвартуемся, дам тебе подзаработать, так и быть.
Наконец, обширный трюм был опустошен. На порванный тюк с рассыпавшейся пшеницей из темных углов жадно посверкивали бусинками глаз корабельные крысы. Квартмейстер поднялся на палубу, проверил, всё ли перенесено на «Клешню» и крикнул оставшемуся в трюме запальщику:
- Заканчивай! 
Мэтт кивнул. Но прежде чем взяться за горшки, вынул нож и, настороженно поглядывая на пустой проем люка, срезал с порванного тюка клок с отпечатком королевского герба, свернул и сунул себе за пазуху. 
Мэтт был хорошим запальщиком. Знал состав и самовозгорающейся смеси, и рецепт негаснущей жидкости. И отлично знал, как нужно смешать составные части взрывной смеси, где заложить заряды и какой длины сделать запал, чтобы образованная взрывом пробоина позволила чужому судну уйти на дно не раньше, чем сам Мэтт окажется в безопасности на палубе своего корабля. А корабль – на достаточном расстоянии от тонущего судна.
Крысы, перестав опасаться одинокого человека, кинулись к россыпи зерна. Мэтт, перешагивая через них, установил в углах трюма по горшку с горловинами, обвязанными парусиной, и обрезал запальные шнуры до требуемой длины. 
- Жрите, жрите, - приговаривал запальщик, слушая как пищат и возятся за спиной крысы, раздирая мешковину, пробираясь внутрь тюка. – Будет рыбам полба с крысиным мясом. 
Запалив факел, Мэтт быстро поджег фитили и покинул трюм. Поспешно взбираясь по трапу на палубу, он слышал потрескивание горящего  факела и шипение запальных шнуров.  Крысы, почуяв неладное, оставили зерно и с писком помчались вслед за человеком, но он захлопнул крышку люка, перекрыв им выход. Выскочив на верхнюю палубу, Мэтт по абордажному трапу перебрался на «Клешню».  Корабль успел отойти от обреченного на гибель судна на приличное расстояние, прежде чем с него донесся  звук взрыва и огонь охватил палубу и тела убитых.
Через день пришвартовались в сумерках в маленькой бухте, укрытой меж невысоких скал. На рассвете Мэтта вызвал квартмейстер. Протянув запальщику опечатанный сургучом свиток, сказал:
- Хотел прибавку к жалованью?  Отправляйся на берег. В восьми милях к северо-востоку есть деревня. Найдешь старосту, отдашь ему это письмо.
Ёжась под плащом от утренней дождливой сырости, Мэтт спустился в шлюпку и два позевывающих матроса быстро погребли к пустынному пологому берегу. На пустом безлюдном берегу обнаружилась наезженная дорога, ведущая в нужном направлении. Осеннее утро было тихо и сумрачно, лишь изредка из желтеющих рощиц вдоль дороги доносилось протяжное воронье карканье.
Мэтт шагал, раздумывая о том, каков будет размер обещанной прибавки. За всю предыдущую десятилетнюю пиратскую карьеру ему и в голову не приходило, что занятие, за которое его едва не повесили, можно именовать «службой».  Нет, он бы не попался, если бы не любовь к выпивке и не мерзавцы-приятели, бросившие его в кабаке при появлении стражи. Он бы удрал, если бы не выпивка… И в общем-то не удивился, услышав приговор. А удивился он тогда, когда с его шеи сняли веревочную петлю, выжгли на шее клеймо и вместе с полудюжиной собратьев по ремеслу отправили на каторжные работы. Тогда, в пересыльном бараке для каторжан, он впервые и увидел капитана и квартмейстера «Клешни». Полтора десятка закованных в цепи мужчин выстроили в ряд, и человек с неподвижным лицом и холодными темными глазами медленно прошелся, вглядываясь в каждого из арестантов.
- Пират? – спросил он Мэтта. 
- Пират, - ответил тот.
- Специальность есть? – последовал безразличный вопрос, на который предыдущие каторжники отвечали отрицательно.
- Запальщик.
Человек, идущий за спрашивающим, оживился, шепнул что-то ему на ухо. И из барака Мэтт вышел уже не каторжником, а членом команды «Клешни». Прошло четыре месяца, а он никак не мог привыкнуть к порядкам на судне. С одной стороны – чистой воды разбой и грабеж с беспощадным душегубством, а с другой – «жалованье», никакого дележа добычи, первоклассное оружие  и отлично снаряженный корабль. И ко всему прочему – отдых для всей команды каждые полгода. Отдых длительностью в месяц!  Мэтт терялся в догадках относительно того, кому служит капитан «Клешни», а тут еще это письмо…  Оно, спрятанное на груди, словно жгло тело сквозь одежду. Мэтт остановился, огляделся и вытащил свиток из-за пазухи. Прикрыв бумагу рукавом от измороси, он минут пять с интересом рассматривал оттиск на сургуче – три зубчатые башни и поднимающийся из-за них солнечный диск. Такого герба Мэтту  видеть не доводилось. Сунув свиток обратно под одежду, Мэтт продолжил путь.
Деревня проступила в туманно-дождливом мареве сырым и серым деревом ограды. Мэтт озадаченно присвистнул. Представшее взору поселение больше напоминало небольшую крепость, чем деревню – в крепкой бревенчатой ограде темнели проемы бойниц. Ворота были закрыты, и пришлось долго стучать, прежде чем его окликнули сверху.
- Чего надо?
- Я с корабля, с «Клешни». Письмо для старосты имеется.
Прогремел засов и воротная створка приоткрылась ровно настолько, чтобы в образовавшийся проем смог протиснуться деревенский староста – коренастый плечистый дядька. Он внимательно оглядел Мэтта и протянул раскрытую ладонь. Получив свиток, придирчиво осмотрел его, вгляделся в печать, потёр – цела ли, и только после этого выудил из широкого кушака два «орлика» и сунул их Мэтту.
Возвращался на «Клешню» Мэтт с чувством обманутого ожидания. Два золотых, конечно, деньги неплохие за короткую утреннюю прогулку, но от всей души на них не кутнёшь.  Самое большее - пару раз прилично поесть да разве что рубаху новую прикупить. Красную, для форсу. Он едва успел добраться до ожидающей его шлюпки, как на дороге показалась вереница возов. Пустые телеги заполнили берег, прибывшие на них люди вытащили из неприметных скальных щелей лодки и на них устремились к «Клешне». Началась выгрузка награбленного. Отягощенные тюками, ящиками и мешками возы медленно всползали на дорогу и увозили добро по направлению к деревне. К полудню трюмы опустели, и «Клешня» отправилась на новую охоту.
В первый свой отпуск Мэтт отправился в столицу. «Клешня» под видом обычного торгового судна пришвартовалась в порту Вестрога. Большинство членов команды вполне устраивал спокойный городок с тремя трактирами и публичным домом. Остальные, обремененные семьями, разъехались по домам. Мэтт же, которому уже в   первую неделю приелись все кабаки и девки, решил податься в большой город, дорога до которого занимала каких-то два дня. Желающих составить компанию запальщику не нашлось. Отвечающий за экипаж боцман нехотя, но дал разрешение.   
- Но чтоб за день до отплытия был здесь, - погрозил он Мэтту кулаком.  – Сам в срок не явишься – найдут и в мешке привезут, частями.
- Кто найдет? – насторожился Мэтт.
- Кто надо, тот и найдет, - последовал ответ. – И клеймом своим не на людях не щеголяй, не то вернешься туда, откуда тебя капитан забрал.
Мэтт  взял в трактире лошадь и вечером второго дня добрался до столичных ворот. Четырехмесячное жалованье, казавшееся в Вестроге солидным капиталом, корабельный запальщик спустил за неделю. Новой рубахой он так и не обзавелся, но зато перепробовал все виды спиртных напитков, которых в столичных трактирах оказалось изрядное количество.  Он пил красное и белое сайельское вино, а также жутко дорогое розовое,  подаваемое, по словам трактирщика, на стол самому королю.  Пил странные напитки из далеких стран, настоянные на неведомых плодах и травах, а подчас и на змеях или мерзких на вид насекомых. Ему наливали пузырящиеся сладкие вина с жаркого юга и горькие, вызывающие слезы своей крепостью, напитки севера.
И вот настал день, когда в отощавшем кошельке запальщика остались две последние монеты, те самые два «орлика». Один -  чтобы добраться до Вестрога, а на второй предстояло как-то существовать оставшееся до отплытия время. Мэтт сидел  в кабаке на окраине города, на столе перед ним стояла миска с жареной капустой и полкаравая ржаного хлеба. В грубой кружке плескалось низкосортное вино. Но Мэтта это нисколько не угнетало - бедствовать ему  было не впервой, как и кутить. Он зажмурился с блаженной улыбкой, вспоминая минувшую неделю.
За соседним столом сидели несколько солдат  и Мэтт уловил обрывки разговора.
- … еще два корабля. Ни слуху, ни духу. Исчезли вместе с командой и грузом. А везли они, к слову сказать, не абы что - оружие и золото.  Я это от десятника слышал, он от литтада, а у того шурин в дворцовом карауле стоял. Так вот он, шуряк-то, рассказывал, что когда  королю о пропаже доложили, тот  - даром что король  - ругался не хуже нашего каптера, когда у него крысы сбрую погрызли и сало подъели.
Мэтт открыл глаза, и, возя ложкой в миске, напряг слух.
- Врешь ты всё, - лениво ответил рассказчику другой солдат.
- Не вру! – возразил тот. – Уж только глухой не слыхал, что пираты наглеют без меры,  уже и на королевские суда зарятся.   
- Не про то врешь, что корабли пропадают. А про то, что король  сквернословит.
- А что ему еще делать-то остается, окромя как браниться?  Ругань от чего бывает? От бессилья.  А коли  знаешь,  с кого взыскать – чего ругаться? Голову срубил, краденое вернул – и на душе покой и благость.
- Да, - сочувственно покачал головой третий ратник. - Думаю, его величество дорого бы дал, чтоб добраться до головы того, кто на море досаждает.
Мэтт ослабил носимый по рекомендации боцмана шейный платок – стало жарко от вспыхнувшей мысли. «Дорого бы дал. Дорого… Дал бы…». Зачесалась левая ладонь. Он потер её об угол стола, усмехнулся - видать, к деньгам. Предостережение боцмана потускнело на фоне зазолотившейся перспективы, да и  не так  просто найти человека в огромном городе. А с серьезными деньгами можно и вовсе в иные края податься.  В Уросс, к примеру. Там то уж пиратское братство живет по привычным законам.   
Мэтт замечтался и едва не прозевал момент, когда ратники поднялись из-за стола и направились к выходу. Он вскочил и, догнав их у двери, похлопал по плечу того, кто рассказывал о короле.
- Эй, приятель.
- Чего тебе?  - недовольно оглядел его солдат.
- Разговор серьезный есть.
- Ну, так говори.
- Кто ж так о важном беседует, на пороге? Так не годится.  Пойдем, посидим, познакомимся, выпьем. Я угощаю.
Ратник с сомнением оглядел Мэтта, кивнул товарищам.
- Я скоро.   
Вернувшись вместе с солдатом за стол, Мэтт кликнул служанку и щедро выложил на стол «орлик».
- Принеси-ка нам, лапуля, доброго вина побольше да харч посытнее. И не мешкай. 
От вина ратник, представившийся Гестоном, отказался: «Мне в караул идти», на съестное тоже не налегал, изучая сотрапезника внимательным взглядом.
- Так что хотел-то? – спросил солдат.
- Сведи меня с вашим  литтадом, у которого шурин во дворце служит, - оторвавшись от кружки, прищурился Мэтт.
- Отличный слух, – усмехнулся  Гестон. – На кой тебе наш литтад?
- Сведения имею ценные, - сказал Мэтт и подался к ратнику, понизив голос до шепота. - О том, кто корабли  его величества грабит и на дно отправляет. Пусть он шурину своему обо мне скажет, а тот - королю доложит. Отплачу сторицей, как получу причитающуюся награду. 
Ратник ухмыльнулся.
- А если ты брехун или, хуже того, клеветник? – пренебрежительно оглядел собеседника. – Чтобы меня сквозь строй прогнали за сплетню или наговор?
- Какая сплетня? – возмутился Мэтт. – У меня доказательство есть. Так сведешь?
Гестон несколько минут раздумывал, отщипывая пальцами  кусочки хлеба, отправляя их в рот  и  неторопливо жуя.
- Ладно, - сказал наконец. – Я через полчаса в караул заступаю. Сменюсь утром и сразу к литтаду. Где тебя найти? 
- Я здесь комнату снял, - Мэтт, довольный согласием, указал взглядом  на лестницу, ведущую на второй этаж.
Оставшись один, Мэтт доел то, что осталось в мисках. Подошла служанка – хорошенькая рыжеволосая девушка, и принялась убирать со стола. Мэтт, в душе которого после разговора с Гестоном бурлило воодушевление, а в жилах – вино, протянул руку и сцапал её за талию. Острая длинная булавка, скреплявшая передник служанки, расстегнулась и впилась ему в палец. Охнув, запальщик отдернул руку.
- Ты словно роза, -  посасывая кровоточащую ранку, заигрывающее подмигнул девушке  Мэтт. – Красивая  и колючая.
- Эко ты, илан, загнул, - хихикнула она, сморщив веснушчатый носик и поправляя передник. – Так уж и роза?
- Ага, - Мэтт сделал новую попытку поймать девушку за талию, но та ловко увернулась. – Я тебя давно заприметил. Ты замужняя?
- Нет.
- Выходи за меня.
Девушка звонко расхохоталась.
- За тебя? Ты же бедный!
- Это я сегодня бедный. А скоро побогаче некоторых стану. Хочешь, завтра ж тебя сосватаю? Где твои родители живут?
- Вот когда разбогатеешь, тогда и поговорим, - продолжая зубоскалить, она убрала посуду со стола. –  А сватать меня не у кого – сирота я, в приюте росла. Еще что-то нужно?
- Подай-ка мне, дивная роза, бумагу, перо и чернила. И вина еще.
- Стихи, что ль, слагать в мою честь будешь?
- Нет, грамоте я не обучен. 
- К чему тогда тебе бумага? Не из дешевых матерьял-то.
- Покажу, коль поцелуешь.
- Сдался ты мне со своими секретами, - фыркнула девушка, последний раз проводя тряпкой по столу и унося поднос. 
Бумагу всё ж подала. А также полный кувшин дешевого, но крепкого пойла. Мэтт разгладил желтоватый плотный лист, неловко ухватил гусиное перо и задумался, вспоминая изображение на сургучном оттиске. Закусив от напряжения губу, он заскрипел пером по бумаге, выводя корявые линии. Одна за другой на листе появлялись зубчатые башни и выглядывающий из-за них солнечный диск. От тусклого света и непривычных усилий скоро начало пощипывать глаза.  Наконец, один из рисунков показался Мэтту достаточно похожим. Запальщик довольно улыбнулся, аккуратно согнул лист, оторвал по сгибам клочок с изображением, свернул и убрал в кошель.  Потом поднял голову и оглядел зал, уже почти пустой по позднему времени. Служанка, протирающая соседний стол, бросила в его сторону насмешливый взгляд.
- Иди, что покажу, - поманил её Мэтт. – Так уж и быть, целовать пока не обязательно.
Она подошла и с заметным удивлением всмотрелась в рисунки на бумаге. Затем перевела взгляд на Мэтта, но он предупредил её вопрос.
- Это герб, роза. И его владелец обидел самого короля – ограбил и утопил его корабли. Только король пока об этом еще не знает.  Но завтра-послезавтра узнает, потому как я попаду в сам дворец и все ему расскажу. И сдается мне, эта новость не только больших денег стоит. Возможно, я - будущий дворянин. Ты приглядись ко мне получше, роза. 
- Обязательно, - растерянно пробормотала она, и вправду приглядываясь к нему намного внимательнее, чем раньше.
Мэтт залпом допил остатки вина, встал, потянулся и двусмысленно подмигнул девушке.
-  Пойду спать. Коли решишь нынче же забрачеваться, я возражать не буду. Ах, роза, чудная  роза, твой запах меня соблазнил…   
Напевая, он забрал исчирканный лист и чернильницу с перьями и, пошатываясь, поднялся в свою каморку под пристальным взглядом служанки.  Намереваясь утром возобновить попытки изобразить герб в лучшем качестве, Мэтт сложил всё на стол, и, не раздеваясь, бухнулся на кровать, не удосужившись запереть дверь.
Выпитое вино способствовало крепкому сну. Он не слышал в ночной темноте скрипа дверных петель и половиц, когда служанка с тусклым масляным светильником вошла в его комнату. Приблизившись к кровати, она склонилась над спящим запальщиком и тронула его за плечо. Мэтт не проснулся. Служанка поставила светильник на стол, вытянула из-за пояса узкий нож и приставила остриё к выемке под ухом запальщика. Он спал на боку, запрокинув голову и широко открыв рот.  Дышал неровно, то замолкая, то давясь дыханием и судорожно всхрапывая. 
Девушка помедлила, выпрямилась и оглядела комнату. Убрав нож, она взяла со стола перо и, сунув Мэтту в горло, пощекотала.  Он дернулся в рвотном спазме, но не проснулся даже тогда, когда из его нутра исторглось выпитое вино вперемешку с полупереваренным ужином. Девушка зажала запальщику рот и держала до тех пор, пока не убедилась, что он захлебнулся. 
Отпустив Мэтта, служанка брезгливо вытерла руки о бумагу с набросками. Испачканный лист смяла и, спустившись в трактирный зал, бросила в остывающий очаг. Листок затлел с уголка, вспыхнул и через мгновение превратился в щепотку пепла.  Побывавшее в глотке Мэтта перо постигла та же участь.
В полдень следующего дня в трактир заявилась городская стража - четверо ратников с самим литтадом во главе. Сопровождаемые напуганным трактирщиком, они без лишних церемоний ввалились в комнату Мэтта.
- Ну и вонь, - литтад скривился, подошел к кровати и несильно ткнул кулаком в спину лежащего человека.
- Поднимайся, эй!
Не дождавшись ответной реакции, литтад грубо дернул Мэтта за плечо.
- Вставай! 
И отшатнулся, когда холодное скрюченное тело, перепачканное высохшими нечистотами, свалилось на пол к его ногам.
- Твою ж…
Трактирщик побелел еще больше, осознав случившееся. 
- Гарнизонного лекаря и прозектора сюда, быстро! – приказал одному из солдат литтад.   
Пока их ждали, трактирщик раз семь облился холодным потом. Случалось и раньше постояльцам оканчивать свои дни в этих маленьких каморках. Бывала и поножовщина, и тихая кончина, а уж удавленников выносили раза четыре в год. Но этот был первый, смерть которого вызвала такой переполох. 
Явившийся лекарь, бегло осмотрев тело, только покачал головой.
- Мне тут делать нечего. Он мертв уже давно.
Прозектор возился дольше. Труп разогнули и он внимательно его осмотрел. Закончив, пожал плечами.
-  Не вижу никаких признаков насилия. Обычная смерть обнищавшего пропойцы.  Люди с такой отметиной на этом свете не задерживаются, - прозектор указал на выжженное на шее Мэтта клеймо.
- Пил он изрядно, илан литтад, это верно, - ухватившись за слова, зачастил трактирщик. -  Без продыху, без просыху. Не в моем трактире, так в других. Приползал, случалось, и на четвереньках, до самого свинского состояния надравшись. Вот выпивка его и доконала.   
- Обыщите его, - кивнул литтад ратникам, с досадой дернув щекой. – Труп доставить в мертвецкую гарнизонного госпиталя, все вещи передать в Тайное ведомство.   
Трактирщик облегченно выдохнул, глядя вслед литтаду, тяжелой походкой покидающего камору. Посторонившись с его дороги, в комнату робко заглянула рыжая служанка. Приоткрыла рот, увидев ратников.
- А чегой-то тут?
- Постоялец помер. Видать, важной птицей был, вишь как сурьезно всё.
- Поня-атно, -  протянула служанка. 
- Чего тебе понятно? – вдруг рассердился трактирщик. – Не стой столбом, бестолковая твоя голова. Распорядись насчет телеги, тело в гарнизон отвезти надобно. 
Через неделю глава Тайного ведомства, внутренне трепеща, стоял в покоях его высочества принца Сарлиса и ждал, пока тот прочтет доклад.
- Это всё, что вам удалось выяснить?  – опустив руку со свитком, принц покосился на потупившегося эльфа в темно-синем форменном камзоле с золотым генеральским кантом на плече.
- К сожалению, да. Это был простой каторжник, заклейменный пират.
- Он был не просто каторжник, а ценный свидетель. Какие сведения по нему дало    Ведомство наказаний?
- С таким именем значились трое. Наиболее подходящий по возрасту – Мэтт Бур. Приговорен к повешению за пиратство и разбой, помилован в честь дня рождения её величества королевы, отправлен на каторжные работы. По записям  конвоя, до места не доехал – умер в пути от несварения. 
Принц невесело усмехнулся.
- А потом умер еще раз по той же причине. Судя по информации Ведомства наказаний, корабли в Жемчужном и Южном морях терроризируют покойники. 
- Возможно, он сбежал с этапа. А сбежав, решил сдать своих подельников по каким-то причинам. В его вещах было это.
Эльф протянул Сарлису обрывок рогожи и клочок бумаги. Встряхнув ткань, принц увидел красный оттиск печати, каким отмечали принадлежащие королевскому торговому дому грузы.  Взглянув на развернутую бумагу, Сарлис озадаченно свел брови.
- А это что?
Глава из Тайного ведомства пожал плечами, глядя на коряво нарисованное изображение – солнце, восходящее из-за трех зубчатых башен.
- Я не уверен… Но похоже на герб.
- Чей? Не припомню такого в маверранумской геральдике.
- Не знаю, ваше высочество. Раньше мне его тоже видеть не приходилось.  Откуда-то издалека, наверное. А может, это тайный знак или клеймо какой-нибудь пиратской шайки.
- Выясни.
Глава Тайного ведомства согласно наклонил голову. Сарлис вздохнул, покосившись на бумажный обрывок.
- Давно пора ужесточить меры в отношении пиратов, вплоть до запрета на помилование. Но интуиция подсказывает мне, что за разбойничьими капитанами стоит кто-то более значительный и опасный. Кто-то, чья тень пропитывает чернотой их паруса. И перспектива разрастания этой тени меня настораживает.