Вместе с сердцем
Cирень расцвела.
Иду по поребрикам хмурого родного города на Неве[1] и пританцовываю. еще бы, «мое сердце остановилось»[2] в стареньких наушниках, в рюкзачке — небольшая стопка новых старых книг, от которых пахнет советским одеколоном и солнечной пылью, под юбкой темно-синего вельветового платья — белые узорчатые вязаные колготки, ради которых я, собственно, так ждала весну, на ногах — неуклюжие красные ботинки, в руках — целая охапка трепещущей от порывов ветра сирени.
Сирень! Цветет! Дождалась!
Раскидываю руки и осторожно шагаю по поребрику[3], как канатоходец. нет, вовсе не как канатоходец — как птенец, впервые почувствовавший счастье и свободу полета. Птенец, потому что тяжелые ботинки цвета опавшей листвы тянут вниз, потому что первый теплый весенний ветер, потому что, наконец, проснувшееся от зимней спячки вдохновение не говорит, нет, кричит о новых планах, новых свершениях, о новых… новинках? Новой весне и новой жизни, приходящей вместе с цветением сирени. До цветения сирени ничего происходящее толком нельзя назвать неподдельной живой весной. До цветения сирени нельзя с уверенностью сказать, что сердце в груди человека бьется полноценно, и плевать, что говорит кардиограмма.
Подпрыгивая на одной ножке, и ловя изумленные взгляды прохожих, вбегаю в ледяной сквозняк метро. На пути к платформе с интересом рассматриваю серых и ярких прохожих, желаю девушке с оранжевыми дредами доброго дня, а мужчине с терракотовой барсеткой большущего счастья размером со слона. Легко спрыгиваю с эскалатора и бегу, бегу, бегу со всего духу к зеленоватым теням вагонов, бережно придерживая в руках символ так неожиданно нагрянувшей весны в желтом дождевике.
Я улыбаюсь каждому входящему в поезд человеку — должна же быть в вечно спешащей в никуда жизни хоть какая-то позитивная пауза? — и присаживаюсь около задремавшей бабушки в сером драповом пальто. Какие тоненькие и сморщенные у нее пальцы… Наверняка всю жизнь таскала сумки с продуктами. надо отблагодарить. Я тихонечко, чтобы не потревожить ее полные домашними заботами и невымытыми полами сны, кладу на ее пальто веточку сирени.
Я раздариваю охапку ароматной сирени почти всем людям в вагоне — девушке с каштановыми кудрями в полосатом свитере просто потому, что у нее замечательные веснушки; юноше в серой кожаной куртке потому, что у него потрясающее родимое пятно на лице; маленькой девочке с родинкой на шее из-за того, что уж больно заразительно она смеется; женщине с волосами цвета моря в шторм с самыми разными татуировками потому, что у нее невероятно мудрый взгляд.
Последнюю веточку, немного подумав, отдаю старательно скрывающему свою улыбку за книгой молодому человеку и плюхаюсь на место около него. достаю из рюкзака Тургеневскую «Асю» и прячусь от счастливых глаз пассажиров в нежных книжных строчках.
— Не чужды людские сентименты? — я слышу шепот самого последнего нового владельца сирени и его улыбку.
— Конечно, я ведь волшебница. людские сентименты для меня — превыше всего, — не отрываю глаз от книги, улыбаясь в ответ.
— Тогда держите, волшебница, — он протягивает мне свою книгу с написанным карандашом на форзаце телефонным номером. Чуть ниже — фраза «счастливый обладатель последней ветки сирени», — надеюсь, не потеряемся. Книгу вернете хоть сегодня вечером. В пекарне на Невском[4].
— Я не против, — торопливо корябаю на своем томике буквы, отдаю книжку и выпархиваю из вагона, помахав рукой на прощание, — волшебница ждет звонка.
***
— Привет, недоразумение с сиренью. Надеюсь, волшебницам не так тяжело добираться до Казанского собора на своих тоненьких крылышках?
Сирень расцвела вместе с сердцем.
18.07.2017
19:57
[1] — имеется в виду Санкт-Петербург.
[2] — песня, исполнителем которой является Санкт-Петербургская рок-группа «Сплин».
[3] — т.е. по бордюру.
[4] — имеется в виду Невский Проспект, расположенный в центре Санкт-Петербурга.
Из сборника «Горький чай & приторный кофе»
Свидетельство о публикации №225051501765