Метро 2017

Метро 2017[1]

     А ты знаешь, что такое Питер?

     Питер — это воздух, режущий лёгкие, словно ножом, соленые раны оставляя, слезами смоченные.
     Питер — это станции подземки с гуляющими сквозняками и вагоны метро, с грохотом мчащиеся в никуда.
     Питер — это музеи с белыми божествами, странные картины и звуки гитары с лирой.
     Питер — это тёплые вязаные шарфы, печальные люди с сигаретами, мешки под глазами, бессонница и горячий шоколад из кофемашины на Дворцовой площади.
     Питер — это Сплин[2] и Земфира[3] в наушниках, слёзы из ниоткуда и оглушающее чувство свободы.

     Людской свободы, которую так легко подорвать. В прямом смысле. подорвать, бессовестно пользуясь человеческим доверием. Мой Петербург всегда был городом, где человек понимает человека.

     Человек, оказалось, не так уж и прост.

     — Здравствуйте, Марья Петровна, — я солнечно улыбаюсь, одергиваю шерстяное пальто в зеленую шотландскую клетку и заправляю за ухо выбившийся из неопрятного и намокшего от мокрого снега пучка локон, — а я вам подарок принесла.

     Седая библиотекарша, почти моя вторая мама, на глазах которой я выросла, еженедельно в среду забирая новые книжки и выполняя домашнее задание в её сокровенном обиталище — библиотеке около моего дома, приподнимается со старенького кресла, оставляя карточки записавшихся в прошлом году на лакированном столе еще советских времен.

     — Здравствуй, милая! — женщина обнимает меня и целует в щечку, — да? Неужели? И какой же?

     Достаю из рюкзачка стопку напечатанных час назад новых сборников и с торжествующим видом вручаю ей. Марья Петровна удивленно ахает.

     — Сейчас, погоди, дорогая, — женщина подмигивает мне и разворачивается на пути к кладовой, — выпуск твоего нового сборника обязательно надо отметить чаем с твоим любимым шоколадным тор… — её восторженные возгласы прерывает трель старого «нокиа»[4].

     Закрываю глаза и пытаюсь отогнать с каждой секундой все больше давящее на горло ощущение тревоги. Неминуемой катастрофы, уже произошедшей, но пока еще неизвестной окружающим.

     — Марья Петровна, не нужно тортиков, поднимите трубку.

     Женщина подбегает к вибрирующему гаджету, раздраженно шепча «ну не конец же света, подождете», хватает мобильный и прикладывает к уху. Я напряженно вслушиваюсь.

     — Залесская Марья Петровна слушает, — я слышу ускорившееся в два раза биение своего собственного сердца, — не кричите, говорите спокойно. Что у вас там за шум и вопли на заднем плане? Неужели настолько тяжело выйти в безлюдное место?

     Внутри все обрывается. Кажется, что-то похуже конца света.

     — Лидочка? Какой взрыв? Что за глупости ты говоришь, какое метро? — я с немым ужасом наблюдаю за тем, как стремительно бледнеет лицо Марьи Петровны, — Сенная?[5] Жертвы?

     Каждое слово — как арматурой по черепной коробке. Взрыв. Метро. Жертвы.

     Жертвы.

     Последний удар — звук выпавшего из дрожащих, словно осенний лист на ветру, рук Марьи Петровны телефона.

     Я не помню, как именно проходят следующие три часа. Помню лишь бесконечные, нескончаемые звонки: Дарья, Юля, десятки, сотни, тысячи, десятки тысяч кругов беспощадных гудков, совпадающих со стуком сердца, оператор мобильной связи «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети»: Да-да, Люля. Сжатые в ниточку губы и надрывный крик в телефон на не отвечающий номер — не молчи на меня! — слезы, слезы, слезы от невозможности что-либо изменить.

     ***
     — Ну же, Санька, не настолько ведь, — Даша выметает осколки разбитой кружки, грустно улыбаясь и откидывая назад рыжее пламя волос.

     Сын Марьи Петровны умер в реанимации. Во мне окончательно умерла вера в людей.

19.07.2017
12:37

[1] - рассказ посвящен трагедии в Петербургском метрополитене 03.04.2017
[2] — российская рок-группа из Санкт-Петербурга.
[3] — российская рок-певица, музыкант, композитор, продюсер и автор песен.
[4] — имеется в виду финская марка мобильных телефонов «Nokia».
[5] — имеется в виду станция Петербургского метрополитена.