История дедушки Хачика

      В начале ХХ века на юге России и Абхазии появилось множество беженцев армянской национальности. Народ, который веками проживал в Турции, вновь оказался подвержен не только преследованиям, но и жестоким издевательствам и унизительной смерти. Официальной информации об уничтожении армян на Понтийском побережье Черного моря практически не существует, однако, те скудные документы, которые дошли до наших дней говорят о том, что здесь, как и по всей территории Турции убийства происходили по организованной и заранее обдуманной схеме.
      Двадцать первый век. Более ста лет прошло с тех пор, как произошло великое злодеяние по отношению к армянскому народу. Время бежит, но глубокая рана в сердцах потомков, переживших геноцид, не заживает. Миллионы невинных людей, ставшие жертвами чьих-то дьявольских амбиций, сегодня требуют справедливости. До сих пор в каждой армянской семье хранятся рукописи о тех ужасных событиях, которые эхом отдаются по всему свету, напоминая о хрупкости нашей жизни и жестокости человеческого мира.
      В данном рассказе хочу поведать моему читателю историю о Хачике Хамаляне, чья жизнь неразрывно была связана с трагедией тех лет. Хачик Хамалян родился в 1890 году в селе Чибуклук. Он был старшим сыном из четырех детей Минаса Аветисовича, кроме него в семье было еще две сестры и брат. В своей предыдущей работе, под названием «Память крови» я рассказываю о семье Хамалянов. Хачик Хамалян тоже является представителем рода Вартикян-Хамалян, он приходится правнуком Ованеса, внуком его четвертого сына Аветиса. За два года до кончины, дедушка Хачик поведал своему внуку Арсену Трапизоняну о своей жизни и о событиях того времени, которые довелось ему увидеть своими глазами. Внук с его слов записывал то, что в устной форме передал ему дед, чтобы сохранить историю семьи для потомков.
      Чибуклук - это горное поселение, окруженное лесистыми склонами и возвышенностями. Оно расположено в районе Фатца ила Орду и находится примерно в 40 километрах от берегов Черного моря. До 1915 года в селе проживали армяне, греки и турки, однако точное время, с которого армяне обосновались в Чибуклуке, неизвестно. Рукотворные творения из камней в поселении, свидетельствуют о том, что армяне жили здесь уже много веков. В горах Чибуклука расположена пещера, занимающая площадь около четырех квадратных метров. По мнению исследователей, она была создана (высечена из природного камня) армянами. На окраине села так же возвышается замок Чибуклу, аналогичного характера. Кто конкретно и когда осуществил эту масштабную и кропотливую работу, остается загадкой. В настоящее время замок входит в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Исходя из вышесказанного можно предположить, что и крепость, скрытая в горе, со множеством комнат, также может являться творением рук местных жителей. Известно, что армянские мастера на протяжении тысячелетий славились своим исключительным мастерством в обработке камня, создавая при этом архитектурные шедевры, поражающие воображение. Это искусство берет свое начало в глубокой древности, когда камень был основным строительным и декоративным материалом.
      Жизнь в Чибуклуке, вдали от городской суеты, текла размеренно. Трудолюбивые армяне вели мирный и спокойный образ жизни, занимаясь земледелием, скотоводством и торговлей. Но все изменилось, когда турецкое правительство пришло к ужасному решению по отношению к ним - устранить присутствие армян в Турции, искоренив их полностью. Тем самым они вынудили людей пойти на крайние меры и взяться за оружие.
      Если разрушают твой дом и угрожают твоим близким, молчание становится предательством. Брать в руки оружие слишком тяжкое бремя. Однако, когда торжествует несправедливость, и зло не оставляет людям шансов на спасение, к сожалению, именно оружие становится единственным инструментом защиты, последней надеждой на выживание.
Из рассказа дедушки Хачика.
«В начале апреля 1915 года мой отец, Минас Хамалян, отправился в горы со своим скотом, чтобы обеспечить им пастбища на все лето. Однако, уже через неделю он вернулся с печальным известием: вооружённые грабители напали на него, забрали скотину и сотню овец.
Отец решил поехать в районный центр, чтобы сообщить властям о краже. По пути он встретил влиятельного местного богача – турка по имени Исмаил-паша, который, узнав о происшествии, убедил отца не обращаться в жандармерию, пообещав сам заняться возвращением похищенных животных. Добродушный отец согласился, ничего не подозревая о замыслах властей. На следующее утро мы вместе с ним отправились на пастбище, чтобы забрать оставшийся там скот. Вернувшись через два дня, мы узнали о письме, которое наше село получило от вышестоящих органов. В нем говорилось, что в связи с военным положением, армяне из села Чибуклук, должны принять ислам, если желают остаться жить в своих домах. Некоторые семьи, у которых была возможность, не согласившись с решением, быстро собрались и покинули страну. Остальные, будучи простыми крестьянами, боясь за своих близких, остались в ожидании неизбежного.
      Я, Торник и Саак Хамаляны, Киракос и еще несколько молодых ребят из нашего села, взяли ружья, запасы еды и ушли в лес, чтобы обучиться стрельбе для самообороны, ведь некоторые из нас были совсем юны и никогда ранее оружие в руках не держали. Но через некоторое время, сильно изголодавшись, решили все же вернуться в село. Выбрали короткую дорогу, где по пути нам встретился хорошо одетый, состоятельный на вид человек. Мы приказали ему поднять руки, однако он не послушался, поэтому решили оглушить его прикладом ружья и забрать имущество. Однако не заметили, что неподалеку шла группа жандармов численностью 30-35 человек. Они открыли по нам огонь, мы ответили и в ходе перестрелки затерялись в лесу, потеряв друг друга. Ребята долго не появлялись. Мы с остальными пустились в село и зашли в дом моего дяди, рассказали о случившемся и притаились. Нас накормили. Сытость придавала сил, оставаться в селе было рискованно. Через какое-то время мы вернулись в нашу тайную пещеру в глубине леса, где стали с нетерпением ждать возвращения друзей, надеясь, что они живы и в целях безопасности придут именно в пещеру. На душе было тревожно, солнце клонилось уже к закату, а ребята не появлялись. Мы молча прислушивались к каждому шороху. Наконец в сумерках увидели знакомые фигуры Хамаляна Саака с друзьями. Торника среди них не было. Саак сделав глубокий вздох рассказал о том, что с ними случилось: жандармы поймали всех, обыскали и увели с собой, однако по пути им удалось сбежать. Под утро появился и Торник, он рассказал историю своего побега. Жандарм везущий его в районную жандармерию обратил внимание на новые чарохи (повседневная обувь, изготовленная из грубой сыромятной кожи с длинными кожаными шнурками, которые завязывались вокруг голени, чтобы фиксировать обувь на ноге) и захотел заменить их на свои старые. Когда жандарм развязывал свои чарохи, Торник воспользовавшись ситуацией моментально нанес ему удар и, прихватив пистолет, скрылся. Вслед за Торником появился мой отец Минас. Он знал о нашей позиции. Отец ругался на нас за то, что мы занялись сомнительными делами, вместо того, чтобы пойти и принять ислам. В тот период некоторые решили, что смена вероисповедания избавит их от преследования и отец, беспокоясь за нас, думал, что именно это единственно верный выход из ситуации. Мы все вместе направились в Фатцу. Чтобы стать приверженцами ислама, требовалось произнести фразу «Ля Иляха Илляллах», после этого мы считались мусульманами. На самом деле никто серьёзно не относился к этому; мы надеялись, что отуречивание защитит нас и близких от беды, позволяя остаться в своих домах. В душе по-прежнему молились своему Богу. Однако в июле 1915 года всех жителей села армянской национальности собрали и информировали о необходимости перемещения в иной район Османской империи, в том числе и вновь обращенных в исламскую веру.
Мы начали обменивать волов на ослов, чтобы на последних можно было перевести вещи. Перед нашим отправлением начальник жандармов выступил с многообещающей речью, призывая нас не убегать и не сомневаться, так как в другом месте нам предоставят новые дома и безопасность. На следующий день прибывшие жандармы сообщили, чтобы мы готовились в путь. Мы ответили, что наши вещи еще не собраны, нет ослов, и мы не можем идти. Не смотря на это, нас заставили собраться в дорогу. Все односельчане почувствовали неладное, несколько из них уличив момент по пути убежали, и жандармы открыли по ним стрельбу. Это окончательно убедило всех, что ничего хорошего «переезд» нам не предвещает. Все разбежались, в том числе и я, моя супруга Султон, отец Мисак, сестры Маник и Рипсиме, брат Арсен, двоюродные братья. Однако многих, включая мою маму, поймали и силой заставили идти по указанному направлению. Впоследствии, о тех, кого насильственно переселили, было ничего не известно… 
      Несколько месяцев мы выживали в лесах, грязные и голодные. Наши скудные запасы еды быстро закончилась, питались мы в основном лесными ягодами и дикими фруктами. Однажды в поисках пропитания в глуши леса я наткнулся на маленькую сильно истощенную девочку. Она лежала от голода почти без сознания. Я накормил её крошками хлеба, которые у меня нашлись в карманах, напоил водой и отнес в пещеру. Однако, ей все равно не удалось выкарабкаться, и она скоро умерла. Оставаться в пещере без еды не имело смысла, да и все боялись, что нас могут обнаружить жандармы. Мы решили перебраться в другое место и попытаться найти убежище у греков. В греческих селах было темно, они боялись турок, которые строго карали за укрытие армян. Я тайком вошел в дом одного грека, оставив остальных в дозоре. В темноте возле печки стал искать еду, и моя рука наткнулась на ведро. Я начал есть то, что там было — отходы, корм для скота. Но мне казалось, что я ничего в своей жизни не ел с таким аппетитом, ведь голод стал совсем невыносимым. В таком положении меня застал хозяин дома…
Мы поговорили, и он пообещал за 2,5 гуруша с человека перепрятать нас примерно за два километра от его дома. Нас было больше двадцати человек. Переждав ночь у хозяина, на следующий день нас перевели в очередную пещеру. Местные греки приносили нам туда продукты, когда ходили в лес за дровами. Они спускали еду в пещеру с помощью верёвок, чтобы не оставлять следов.
      Когда еда заканчивалась, мы разделялись: женщин оставили в пещере с двумя мужчинами для охраны, а остальные уходили на поиски еды. Позже греки нас перевезли глубже в лес, под их присмотром там мы протянули еще две недели. Греки делились с нами едой насколько это было возможно. Оставлять женщин и детей в лесу без присмотра мы не решались. Однако голод и холод стало невозможно переносить, остро не хватало теплых вещей. Мы приняли решение вернуться в село Чибуклук и, по возможности, приобрести продукты и зимнюю одежду. Семьи оставили в греческом селе и направились в сторону нашего поселка. По пути нам встретился односельчанин - турок по имени Крча. Пройдя несколько метров, он предложил нам зайти к нему: «Сыновья Минаса, вы, вероятно, голодны. Заходите в мой дом поесть». Мы сомневались, но были очень голодны, потому в итоге согласились и зашли во двор. Крча позвал своих сыновей и попросил их принести еду для нас. Мы немного поговорили, но чувство тревоги не покидало нас. Еду никак не выносили и мы поняли, что здесь что-то не так. Через несколько минут жандармы окружили дом и приказали нам выйти и сдаться. Услышав их голоса, мы разбежались в разные стороны. Я, Саак и Киракос решили направиться к ближайшей горе, отстреливаясь, чтобы выжить, но вновь столкнулись с ними среди деревьев в колючих зарослях.
"Сдавайтесь!"- звучало отовсюду. Приняв решение покинуть колючие чащи, мы двинулись вперед: Саак слева, я в центре, а Киракос справа. Киракос стрелял по жандармам из пистолета, что помогло нам выбраться. Мы были готовы скорее умереть, чем сдаться, зная, что нас все равно не оставят в живых. Наши ружья от постоянной стрельбы нагрелись. В конце концов, мы смогли укрыться от преследования жандармов, добежав через кукурузное поле до леса и не получив ранений. Стало очевидным, что в родном селе для нас не безопасно и немного передохнув в укрытии, мы направились в ближайшую деревню, где жили еще одни наши родственники.
Дом родителей моей супруги располагался в селе Ярдибе. В доме оставались одни женщины. До нашего прихода они слышали какие-то крики, стрельбу и очень испугались когда мы постучались, но, услышав мой голос, поняли, что все в порядке. Женщины не могли поверить своим глазам, плакали, обнимали меня и задавали множество вопросов. После беседы для нас накрыли стол с вареной кукурузой. Мы решили остаться у тещи. На утро она мне подарила шерстяные носки и одежду. По возможности всех одели настолько, сколько у них дома нашлось вещей. Вечером мы тайком направились в греческое село, где прятались наши семьи узнать, как у них дела и снова греки пошли нам на встречу и предоставили временное убежище.
      Спустя несколько суток после инцидента у Крча нас разыскал Исмаил-паша. Краткая, но вежливая беседа завершилась предложением: нам с Сааком предоставлялось временное жилье в его доме. Он часто помогал нам, и мы ему доверяли. Вечер того же дня мы провели уже в доме Исмаила-паши. Его семья тоже была там, царила обычная домашняя атмосфера. Однако, спокойствие внезапно прервал приход двух жандармов. Они вошли в дом и сходу начали расспросы: кто я, как меня зовут, и по их глазам было видно, что они уже проинформированы обо мне. Как оказалось, Крча снова сдал нас. Сааку удалось незаметно ускользнуть. Один из жандармов, особенно напористый, приказал мне выйти. На улице, без лишних объяснений, он потребовал показать ружье, а получив отказ, нанес мне удар. Они искали ружье жандарма, которого убили во время переселения армян. Я объяснил им, что мне ружье подарил Месроп Календжян. 
Выселяя Месропа и его жену Маник из дома, жандарм, шедший с ними, неожиданно предложил им бежать. Позже выяснилось, что причиной этого предложения стало его ошибочное убеждение: жандарм решил, что кувшин, который несла Маник, полон золота. Поскольку отец Месропа славился своим богатством, жандарм посчитал своё предположение вполне обоснованным. В действительности же в кувшине находилась лишь густая, тягучая патока из тутовых ягод – бакмаз. Разочарование от отсутствия золота, которое он ожидал обнаружить, спровоцировало у жандарма приступ безумия. Месроп хромал на одну ногу и с трудом передвигался. Жандарм, нагнав его, приказал поднять руки, но вместо ареста, издеваясь, решил выстрелить Месропу в плечо с близкого расстояния – просто ради забавы. Месроп, несмотря на ранение, не собирался сдаваться. Он бросился на жандарма, в отчаянии крича жене о помощи, Маник, не колеблясь ни секунды, бросилась на разъяренного турка-жандарма. В ее хрупких руках оказался небольшой ножик. Маник вонзила нож в горло жандарма, лишив его жизни. Совместными усилиями Месроп и Маник убили преследователя и завладели его ружьем. Именно это оружие, впоследствии, стало причиной моего избиения другим жандармом, который, рассматривал его как доказательство убийства своего сослуживца. Но, благодаря своевременному вмешательству Исмаила-паши, мне удалось избежать серьезных последствий и выпутаться из этой, крайне опасной ситуации. Ружье все же у меня забрали.
      Предатель Крча бесчинствовал в окрестных селях. Мы разведали, где он пребывает. Крча спокойно жил в Чибуклуке, в своем доме, не опасаясь ничьей расправы.  Когда увидел нас, понял, что мы пришли за ним и стал оправдывать свои действия. Но разве можно было простить такого человека, если он сдал нас жандармам, пригласив к себе в гости. Он лишил жизни четырех моих родственников и других невинных людей, зверски измываясь над ними. Мы расправились с ним прямо в деревне. Турецкие соседи в панике разбежались, боясь того, что мы поступим так же с остальными, но мы не тронули никого другого.
От Исмаила-паши пришло письмо, где сообщалось о том, что он больше не сможет нам помогать. Наше положение изо дня в день становилось невыносимее. Лютый голод вынуждал нас идти на ограбления. Предложение грабить богатые дома отчасти исходили от состоятельных турок, людей, которые, казалось бы, сами ни в чём не нуждались. Это выглядело так, будто они использовали нашу нужду как средство достижения личных эгоистичных целей. Они обеспечивали нас потронами. Мы шли на преступления от безысходности, брали только еду и зимнюю одежду для наших женщин и детей. После 1918 года наша жизнь превратилась в настоящий ад. Мы поняли, что нужно бежать от этой насильственной и страшной жизни, но денег на побег у нас не было. Тогда мы с большим трудом, в лесах, недалеко от сел посадили кукурузу. Чудом собрав неплохой урожай, мы продали его и заработали немного денег. В сентябре 1919 года договорились с доверенными туркам, чтобы те переправили нас в Россию, отдали все свои деньги морякам, и когда ступили на землю, у меня осталось в кармане всего два гуруша. Нас высадили в Абхазии возле Пицунды, и мы обосновались в селе Каваклух.
      Начиналась новая, совершенно иная жизнь. Мы старались не вспоминать более четырех лет скитаний в горах и лесах Ордуйского вилайета, но тень пережитого продолжала преследовать нас, напоминая о всех трагедиях и жертвах. В Каваклухе мы нашли работу у Оганяна Арама, на табачной фабрике. В 1920 году я смог купить землю, наконец надежда на лучшую жизнь затеплилась в моей душе. В 1923 году мы построили дом вместе с женой и моими сестрами, посадили много тутовых деревьев. В первые годы с нами также проживали: мой брат Арсен, ближайшие родня и друзья, с кем бежали из Турции. Вскоре я построил четыре табачных сушильни и купил пару рабочих волов. С 1928 по 1944 год работал председателем колхоза, а  в 1940 году меня приняли в ряды коммунистической партии Советского Союза. Позже, в 60-е годы я работал бригадиром колхоза и организовал «Ликбез», которым руководила моя дочь Маргарита Хамалян.»
      У Хачика Хамаляна не было родных детей, но в тяжелые времена в Абхазии, когда жизнь начинали с нуля, он взял на себя ответственность за воспитание своих племянников - сына и дочери сестры. Они считали его отцом. Хачик пережил непростую жизнь, как и те, кто прошел с ним этот непростой для армянского народа путь. С возрастом он пришел к убеждению, что на земле должны существовать закон, вера и религия, и что их нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах.  Он скончался в 1976 году и был похоронен в Каваклухе согласно армянским традициям, у его изголовья установлен крест.
      На что способен голодный, загнанный в угол человек? Ответ на этот вопрос не однозначен. Учитывая историю Хачика Хамаляна, трудно осуждать тех людей, которые, стремясь к выживанию и даже к куску хлеба, совершали поступки, которые в нормальных условиях казались бы им совершенно недопустимыми. Кража, грабеж и даже мимолетное отступничество от своей веры стали для них жестокой действительностью, горькой нуждой и единственным способом защитить себя и родных в условиях геноцида армян. Дедушка Хачик не пытается приукрасить свои поступки; он делится ими простым и искренним языком.   
      Каждый человек на земле имеет право на жизнь, если кто-то пытается контролировать его судьбу, подвергая унижению, издевательству или нечеловеческим пыткам, тогда поступки, на первый взгляд кажущиеся аморальными, оказываются продиктованы не злым умыслом, а отчаянной борьбой за существование. Это борьба не только за физическое выживание, но и за сохранение человеческого достоинства, за сохранение надежды в условиях, когда она кажется утерянной навсегда.