Нет у нас царя, кроме кесаря!

Он стоял в толпе, стиснутой со всех сторон. В глазах плыла пыль, в ушах стоял крик. Гневная волна пронеслась по площади:
— Распни Его!

Шимон не кричал. Он сжимал край плаща и пытался понять, как всё дошло до этого. Совсем недавно люди несли пальмовые ветви, расстилали одежды, встречая Его как царя. А теперь — «нет у нас царя, кроме кесаря».

Пилат колебался. Он снова вывел узника наружу.
— Царя ли вашего распну? — спросил он с усталостью.

Первосвященники шагнули вперёд. Их лица были спокойны, как у тех, кто всё решил.
— Нет у нас царя, кроме кесаря, — холодно произнёс один из них.
— Мы не хотим быть виновными в мятеже, — добавил другой. — Если отпустишь Его — ты не друг кесарю.

Слова были отточены, как нож. Шимон вздрогнул. Эти люди, что учили Закон, теперь шантажировали языческого правителя именем римского императора. А Пилат… Пилат вымыл руки. Толпа взревела.

Шимону было стыдно до дрожи. Он знал, Кто стоит перед ними. Он сам видел, как Иисус поднимал парализованных, прикасался к прокажённым, прощал самых погибших. Он помнил, как Его слова оживали в сердцах, как взгляд проникал в самую глубину души. Он знал. Но теперь молчал.

Среди кричащих он узнавал знакомые лица. Его брат. Его дядя. Его учитель. Те, кого он уважал. Те, кого любил. И он сам был частью этой толпы. Он не закричал, но и не встал рядом с Тем, Кто достоин был царства.

И это молчание жгло его изнутри сильнее любого крика.

«Нет у нас царя, кроме кесаря».

Фраза прозвучала как удар. Шимон почувствовал, как что-то в нём умерло. Он не знал, что хуже — предать Царя или принять кесаря.

Когда всё закончилось и толпа разошлась, Шимон остался. Он смотрел на Голгофу. Кесарь был в Риме. А Царь — висел на кресте.

В тот день Шимон понял, что в сердце человека всегда кто-то царствует. Вопрос не в том, будет ли у тебя царь. Вопрос — кто им будет.