Стой, иди сюда

Когда ты решаешь, что в прошлом уже ничего не осталось, что ты его отжал все, все вспомнил и добела выскоблил, вместе с его крышами, вокзалами, сосисками в тесте и застывшими лужами на асфальте, внезапно вспыхивают ярко-зеленым светом окна спортзала во второй школе, той, что возле шоссе, останавливается машина, хлопает багажник, через дырявую сетку школьного забора просеивается июньское солнце, из прозрачности появляется городской хулиган и говорит тебе, стой, иди сюда. Два противоречащих друг другу императива, сами по себе уже внушающие страх, соединенные во всевластный оксюморон, который немедленно повергает любого в состояние паралича воли.

Сюда иди, говорит он, жуя. Иди сюда. Иди сюда, сюда иди. Че, говоришь ты. Сюда иди, говорит он очень высоким голосом, почти фальцетом, что делает его парадоксально гораздо более угрожающим, чем если бы голос был обычным, или, наоборот, хриплым и брутальным, как у мужиков. Иди сюда, говорит он, и от этого голоса становится холодно внутри. Иди сюда, как бы проникает в тебя, просачивается в твои мысли, закупоривает все колбочки со смелостью и трубочки с отвагой, иди сюда, я сказал, растворяет все возможные и невозможные находчивые ответы, все крутые фразы, услышанные в кино и удачно вписывающиеся в контекст, отрепетированные столько раз дома и сейчас превращающиеся в жидкую кашицу, которая вытекает из уголка рта, как струйка крови у подстреленного Брюса Уиллиса, который стоит на месте, неподвижно глядя в камеру, перед тем, как произнести едва ворочающимся языком слабое: «Че?».

Сюда иди, говорит хулиган, подходя вплотную и наползая на тебя, как моллюск на свою жертву. Я из 2024-го, говоришь ты, я пишу про прошлое, говоришь ты, не смея двигаться. Яд проникает через поры кожи в кровоток и начинает свое парализующее действие. Иди сюда, говорит хулиган, открывая свою широкую пасть и обнажая ряд зубов, за которым обнаруживается еще один рот, поменьше, откуда выдвигаются два острых жала, пока одна пара его щупалец фиксирует твои руки и ноги, а другая ищет твое сердце.

Я из 2024-го, говоришь ты, но он не слышит, или не понимает, потому что он не похож на существо, понимающее человеческую речь. Непонятно, как вообще ты мог так глупо попасться, было очевидно, что это чужой, и что вся история со второй школой, шоссе и зеленым светом была ловушкой. Иди сюда, шипит хулиган, и его иглы впиваются в твою рубашку, проникают между ребрами и углубляются в мышечную ткань, иди сюда, торжественно провозглашает он своим страшным фальцетом, когда у тебя наконец получается вытащить из носка мятую и очень схематичную ельцинскую пятисотрублевую купюру, которую ты слабеющей рукой швыряешь в его жадно открывшийся в предвкушении свежей плоти внутренний рот, где уже виден алый раздвоенный язык.

А че ты сказал, что нет денег, говорит он, извлекая почти проникшее в твое сердце жало. А че ты врешь, что нет, говорит он, отпуская щупальца ровно настолько, чтобы ты мог освободить руки и ноги и упасть на четвереньки, а че ты сказал, что нет, слышь, втягиваются его жабры и сворачивается хвост, че ты сказал, наполняется зеленым светом его пупырчатое тело, че ты сказал, слы-ы-ы-ы-ышь, заводится его голос, уходя в ультразвуковой диапазон, слы-ы-ы-ы-ы-ы-ышь, слыы-ы-ы-ы-ы-ы-ышь, ты че-е-е-е-е-е-е-е-е, сто-о-о-о-о-о-о-ой, стоо-о-о-о-о-о-о-о-ой, ты отталкиваешь из последних сил его раздувшееся тело, которое, пружиня, словно гигантский мяч, выкатывается на проезжую часть, человек, остановившийся на обочине, захлопывает багажник и садится в машину, поворачивает ключ зажигания, сдает назад, ты откатываешься в сторону, стискивая зубами жгут, наложенный на пульсирующие артериальной кровью раны, и, держась за краешек сознания, нажимаешь на кнопку катапультирования, уже различая между кое-как склеенных фасада школы, угловатых облаков и обозначенного несколькими штрихами забора спешащую к тебе спасательную бригаду с яркой маркировкой TRUMP VANCE 2024.