О дате основания Читы

Исследователи истории Читы о дате
ее возникновения как поселения

       До сих пор вопрос о дате основания Читы для кого-то из читинских историков остается неразрешенным. Многие из горожан, а кто-то из представителей власти,    школьных учителей, журналистов и экскурсоводов считает, что Чита возникла в середине XVII столетия. Хотя, выведенная в 1960-х гг.  кандидатом исторических наук Виктором Григорьевичем Изгачёвым дата её основания – 1653 год, связанная с походом казаков Петра Бекетова, уже давно и не бездоказательно оспорена. Аргументация исследователей, которые подвергли сомнению вывод В.Г. Изгачева, основывалась (основывается и сейчас) на том, что не были обнаружены документы (не найдены и к настоящему времени), прямо или косвенно указывающие на 1653 год, как связанный с основанием Читы.

       Первым исследователем, поставившим под сомнение 1653 год как дату основания Читы (от Ингодинского зимовья, заложенного казаками П. Бекетова в 1653 г., якобы в устье р. Читы), стала краевед Марина Юлиановна Тимофеева. В Российском государственном архиве древних актов в Москве (РГАДА) и Госархиве Читинской области (ГАЧО, позже ГАЗК) она выявила документы, опровергающие эту дату как год начала Читы. В 1971 г. она доложила об этом на  научной конференции в Чите, и ее статья была опубликована в сборнике данной конференции. Часть из найденных ею документов была опубликована в «Хрестоматии по истории Читинской области», изданной Архивным отделом Читинского облисполкома в 1972 г.
 
       М.Ю. Тимофеева писала: «В имеющейся многочисленной переписке Нерчинской и Иркутской приказных изб периода 1687–1688 гг. нигде на р. Чите не называется какого-либо поселения, а во всех документах называется местность, в географическом понятии – «плотбище устья реки Читы». Все это доказывает отсутствие здесь ранее исторически сложившегося населенного пункта. Но на грани 1688–1689 гг. Карп Юдин писал Ф.А. Головину: «С Читы-реки новой слободы с плотбища прикащик Карпушка Юдин челом бьет. В нынешнем 1688–1689 гг. по указанной памяти велено мне государские хлебные запасы принимать у подрядчиков, и я у подрядчиков принимал…». Следовательно, к 1689 г. это поселение уже оформилось в административную единицу – слободу. Вначале она именовалась «новой слободой», по своему младенческому возрасту не получив собственного имени. Вскоре она стала называться Читинской слободой или просто Читинской, по имени реки… Таким образом, основание первого поселения на месте Читы следует относить к периоду с ноября 1687 г. по март 1688 г. группой нерчинских казаков во главе с десятником Карпом Юдиным в виде слободы, обслуживающей плотбище на р. Чите» (Тимофеева, 1972).

       Позже с её мнением согласился краевед Виктор Федорович Балабанов. Вот его высказывание о начальной истории Читы. «Возникновение Читы связывают с пребыванием в середине XVII в. в нынешнем Читинском районе землепроходца Петра Бекетова. Существует даже барельеф на фасаде гостиницы «Забайкалье», утверждающий, что Петр Бекетов, «заложив» в устье реки Читы острог, положил начало нашему городу. Но внимательное знакомство с «Отписками» самого Петра Бекетова развенчивает это мифическое утверждение. Свое зимовье («Новое государево зимовье») Петр Бекетов основал на половине пути между притоками Ингоды – речками Рушмалеем и Читой, где-то в районе нынешнего села Сивяково. Построение же поселения на устье Читы связано с основанием здесь Плотбища во время передвижения великого полномочного посольства для заключения мирного договора России с Китаем под руководством полномочного посла Ф.А. Головина (1687–1689 гг.)» (Балабанов, 1997).
 
      Мы не можем не доверять историкам-краеведам, посвятившим изучению родного города годы своего исследовательского труда. Обладая умением читать русскую скоропись деловых документов XVII в., скрупулезно и тщательно разбирая архивные и опубликованные источники, владея географическими знаниями, они с достаточно высокой степенью точности в датировках, географических привязках и картографических источниках исследовали первоначальную историю нашей Читы.
 
В поиске достоверной даты рождения Читы

       В поиске даты «рождения» Читы пройден значительный путь архивных изысканий, логических рассуждений, научных споров. Романтическое желание сохранить за Читой 1653 г. в качестве даты её основания путём привязки к факту возведения казаками П.Бекетова «нового Государева зимовья» (условное название «Ингодинское зимовье») не имеет под собой научной основы. Вывод о дате основания Читы по первому упоминанию о ней в архивных документах, датированных 1687 – 1689 гг., до недавнего времени оставался единственно верным (в конце 2024 г. прочитаны новые документы, еще более приблизившие нас к точной дате, о чем мы напишем позже). И еще раз напомним, что датировка возникновения Читы как поселения похожа на такую же ситуацию с Москвой: привязка «рождения» будущей столицы Русского государства к 1147 г. основана на первом упоминании её названия «Москва» в исторических документах.
 
       Как уже указывалось нами, точка зрения М.Ю. Тимофеевой и В.Ф. Балабанова (датировка возникновения Читы по первому документальному упоминанию)  была принята в соответствующем хронологическом разделе «Хрестоматии по истории Читинской области» (1972), библиографическом справочнике «Чите - 125» (1976). Экспозиция Читинского областного краеведческого музея по истории Забайкалья в XVII - XVIII вв., разработанная в 1980 г., прорецензированная и одобренная преподавателями-историками Читинского государственного пединститута, также имела в основе этот взгляд, он и пропагандировался в экскурсиях. Наконец соответствующий раздел концепции для Музея истории города Читы,  одобренной учёным советом Читинского краеведческого музея в 1999 г., руководствовался датой основания Читы по первому документальному упоминанию (1687 – 1689 гг.).

       Подвергнув сомнению 1653 год, как дату рождения Читы, исследователь истории Забайкалья Г.А. Жеребцов в статье «О годе основания Читы» (1997) проследил, как, начиная с дореволюционной историографии, складывалась картина изучения этого вопроса, и назвал целый ряд историков прошлого, сомневавшихся в факте основания Читы в 1653 г.: И.В. Багашев (1891), А.И. Попов (1907), Ю.О. Горбатовский (1914), Г.Богданов (1923), И.М. Давидович (1950), С. Марков (1956) и др. Точка зрения о дате рождения Читы по первым упоминаниям в документах подтверждена выводами других современных исследователей. Это В.Ф. Немеров, В.Г. Лобанов,  А.В. Константинов,   Н.Н. Константинова,  И.Г. Куренная (1994; 1997; 2002; 2003; 2007; 2010; 2013).
 
       Писатель Г.Р. Граубин, автор популярных работ по истории Забайкалья, ранее разделявший точку зрения В.Г. Изгачёва (1653 год), признал её ошибочной (2003). По некоторым данным, сам В.Г. Изгачёв позже усомнился в своих выводах, но, считая, что у города должен быть «День рождения», официально продолжал придерживаться прежних взглядов.  Об этом автору статьи рассказал в октябре 2005 г. В.И. Кузнецов, в конце 1960-х гг.  – заведующий отделом культуры Читинского горисполкома (он с согласия консультантов-историков в числе других ответственных работников Читинского горисполкома принимал решение о признании 1653 года датой основания Читы).

       Мнение об антинаучности вывода, что основание Читы относится к 1653 г. по устроенному казаками П.Бекетова «новому Государеву зимовью» на р. Ингоде, в докладах и публикациях высказывали географ Ю.Т. Руденко, архитектор В.И.Кулеш, краевед С.П. Пичуев. В настоящее время так считают архитекторы А.В. Шаравина и А.И. Шегера, ученые Г.А. Юргенсон,  В.И. Трухин,  Р.А. Филенко,  специалисты музеев, архивов и сохранения объектов наследия В.Ф. Петров, А.Ю. Литвинцев, Д.В. Скажутин, С.Б. Верещагин, М.И. Гантимурова,  В.В.  Нестеренко, Н.И. Хамина, Д.М. Дашилхамаев, преподавателями истории Р.В. Смоляков, С.А. Насибулин, О.Ю. Черенщиков, исследователи-краеведы А.И. Лыцусь, С.Г. Третьяков, В.С. Рачинский.
 
       Не пересказывая аргументацию, высказанную М.Ю. Тимофеевой, В.Ф. Балабановым, Г.А. Жеребцовым и др., напомним, что проезжавший через территорию Забайкалья в Китай в 1675 г. посол Николай Спафарий в своих записках об этом путешествии не упоминал какого-либо поселения с названием Чита, называл лишь речку с таким названием. Но уже, по свидетельству секретаря русского посольства в Китае Адама Бранда, в 1693 г. в одной версте от устья р. Читы было селение с названием «Плотбище», то есть место, где заготавливают лес и вяжут плоты (это, приблизительно, то  место нашего города, которое специалисты называют историческим  ядром современной Читы, каковым является район современной застройки, прилегающей к Церкви декабристов, что доказано изучением чередования на этом участке на протяжении почти ста лет других деревянных церквей: на месте сгоревшей церкви ставилась новая).

       На карте Семёна Ремезова «Река Амур с урочищи», датированной не ранее 1690 г., на левом берегу р. Ингоды, в районе впадения в неё р.Читы, помечен топоним «Залом», по смыслу созвучный с «Плотбищем» (место, где ломают, валят деревья). Тот же А. Бранд пишет, что Плотбище – это «недавно обжитое место» всего с шестью домами. Если бы Чита развивалась с 1653 г., как утверждал В.Г. Изгачёв, к 1690-м гг. в ней было бы, пожалуй, не шесть домов, а более. На другой карте С. Ремезова - «Чертёж земли Нерчинского города», датированной 1701 г., в устье р. Читы появляется название «Читинская слобода». А это означает, что Плотбище дало начало поселению - Читинской слободе.
 
Почему появилось Плотбище?

       Можно ли связывать упомянутое в отписках Петра Ивановича Бекетова «новое Государево зимовье» (Ингодинское зимовье) с Читой? Следует напомнить, что Ингодинское зимовье основано П. Бекетовым с казаками как вынужденное поселение, когда они направлялись по Ингоде, чтобы попасть на устье р. Нерчи, чтобы «по Государеву указу» заложить там острог (Нерчинский). Так вот, зимовье было возведено приблизительно в 20 килметрах от устья р. Читы – это в районе нынешнего с. Сивяково, - и оно просуществовало недолго (далее расскажем подробно о том, как появилось «новое Государево зимовье»). Перезимовав здесь, разобрав зимовье на бревна для плотов, как тогда было принято, казаки на следующий год по весенней воде спустились к уже отстроенному Нерчинскому (первоначальное название Шилкский или Нелюдский) острогу.
 
       На картографических источниках, которые были известны нам до недавнего времени, отсутствовало «новое Государево зимовье», но указано плотбище (Плотбище). Так, если рассмотреть  карту Сибири, датированную 1687 г. (изначальное название карта Н. Витсена «Восточная Тартария»), то можно увидеть, что при слиянии р. Ингоды с ее притоком – р. Читой (место современного города) обозначено «плотбище».  Плотбище указано и на карте р. Амур, составленной со слов руководителя обороны Албазинского острога от маньчжуров (1686–1689 гг.)  полковника А.И. Бейтона (из «Хорографической чертежной книги» С.У. Ремезова 1697-1711 гг.). Ни на той, ни на другой не обозначено «новое Государево зимовье». Не указано какого-либо поселения на р. Ингоде выше устья р. Читы (в районе современного с. Сивяково) и на упомянутой выше карте С. Ремезова «Река Амур с урочищи» (не ранее 1690 г.). Это говорит о том, что зимовье 1653 г. не только не развилось в поселение, но и вовсе исчезло по причине неудобства местности или другой ненадобности. Не умаляя значение роли знаменитого землепроходца Петра Бекетова как первооткрывателя для России территории Забайкалья, приоритет в основании Читы следует отдать другому историческому деятелю – российскому дипломату Фёдору Алексеевичу Головину.

       В Забайкалье Ф.А. Головин прибыл осенью 1687 г., чтобы заключить мирный договор с Китаем. Он был полномочным послом, а это означает, что все его распоряжения рассматривались как исходящие от Государя. В Забайкалье он появился с полуторатысячным войском, которое надо было здесь прокормить. Поэтому отписал распоряжение Нерчинскому воеводе Ивану Евстафьевичу Власову отправить на устье р. Читы надёжных казаков заготовить здесь запасы хлеба, чтобы не оставить голодным двигавшееся к Нерчинску русское воинство. Переписка посла и воеводы об этом, а также свидетельство казачьего десятника Карпа Юдина о выполнении этого важного задания зафиксированы 1687 – 1689 гг. В ней, а также другом внушительном документе – «Статейном списке Ф.А. Головина» упоминалось только «Плотбище» («плотбище»), причём, как уже замечено, то с заглавной, то со строчной буквы.

     До недавнего времени не были известны документы, подтверждающие за Читой дату ранее 1687 г., поэтому историки, связывающие рождение Читы со временем первого о ней упоминания, считали, что Чита ведёт свой отсчёт от периода между 1687 и 1688 гг. То есть, когда в сообщении Ф.А. Головина Нерчинскому воеводе И. Е. Власову появляются слова: «… подрядились поставить для прокормления… ратных людей на плотбище, на усть Читы реки хлебных запасов… служилые и промышленные люди…» (1687), на что приходит ответ: «… с Читы реки новой слободы с плотбища приказчик Карпушка Юдин челом бьет» (1688). И вот в конце 2024 г. уроженец Читы сотрудник Института геологии и природопользования ДВО В. И. Трухин в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА, Москва) обнаружил документ, в котором прямо указывается на 1687 год – год обустройства Плотбища. Из документа вытекает даже время его возведения – весна – лето, и из этого же документа можно узнать, кто его строители и первые жители! Это нерчинские казаки Сенка Подкорытов, Анашка Никифоров, Гришка Каи(й)далов. В подтверждение новых данных В.И. Трухин впервые приводит карту С.У. Ремезова, на которой указывается    место расположения некоторых построек Плотбища – пространство, тяготеющее к устью р.   Кайдаловки, что позволяет расширить границы исторического ядра современного г. Читы. (Более подробно об этом в статье В.И. Трухина)*.
 
      Сопоставляя упомянутые в документах географический ориентир устье р. Читы, топоним «Плотбище» («плотбище»), словосочетание «новая слобода», можно говорить о том, что поселение Чита – это и есть «Плотбище» на устье р. Читы, названное вскоре Читинской слободой.
 
Как появилось и почему исчезло
«новое Государево зимовье»

      Историю похода в Даурию казачьего предводителя Петра Ивановича Бекетова мы узнаем из его  отписок – своеобразных отчетов о своих и казаков действиях по выполнению государева наказа приведения под   «высокую руку» царя земель за Байкалом. Отписки являлись важными государственными документами, не допускавшими неточности и тем более искажения, на их основе посылались отчеты в Москву в Сибирский приказ, которые передавались царю. О сибирском походе в целом Бекетов отчитался в нескольких отписках, а подробности передвижения по Даурии изложил в двух из них, отправленных из Иргенского острога в январе 1654 г. енисейскому воеводе Афанасию Пашкову.

       Чтобы выполнить царский наказ – построить в Даурии два острога: на оз. Иргень и на р. Шилке, П.И. Бекетов вышел в поход из Енисейского острога 2 июня 1652 г. с отрядом в 120 казаков, служилых и охочих людей. Причем для устрашения «немирных иноземцев» рассыльным казакам велел  называть иную цифру – 300 человек. Не описывая в подробностях их следование до Байкала, отметим, что 26 (по другим данным 24) сентября 1653 г. отряд добрался до Иргень-озера. Чтобы дойти до оз. Иргень, бекетовцам вверх по Хилку пришлось пройти путь с большими усилиями, так как «Килка река мелка и кривлевата и быстра добре».  Как указывал в отписках Бекетов, люди от тяжелого пути были измождены: «Все едва дошли до Иргеня озера теми барками со всеми своими запасы все обезножили и без рук и без грудей стали и опухли все».
 
        Кроме возведения здесь острога (Иргенский острог** будет построен в середине  октября с участием 72 казаков, служилых и охочих людей), предстоял дальнейший путь на Шилку для другого «острожного поставления». Для этого надо было перебраться через Яблоновый хребет к р. Ингоде. Чтобы попасть на «Онгиду реку», П.И. Бекетов выбрал путь вдоль речушки Рушмалей. В отписках этот путь он называет то  Иргенским, то Ингодинским волоком. «И того волоку меньше и глаже и сушае, и всем угоднее негде нет. А величиною волок от Ергенсково острогу до Онгиды реки по смете верст з двадцать есть».
 
        В отряде, отправившемся от Иргеня к Ингоде, по всей вероятности, кроме 30 казаков и служилых людей были и их «жонки»: у кого-то казачьего происхождения, у кого-то из вольных или гулящих людей; были и жонки-ясырки, т.е. плененные тунгуски (как правило, в отписках, когда указывалась  численность отряда, они не упоминались). Судя по отпискам, «за волок» бекетовцы отправились в конце сентября. Выйдя ранним утром, следовали весь день пешим ходом, так как у местных тунгусов не удалось приобрести лошадей.  Груз (хлеб, инструменты, личные казачьи пожитки) переносили на плечах и на волокушах (волоковицах). Преодолев по волоку 20 верст, а это 42 или 43 километра,  поздним вечером вышли к р. Ингоде (это место, где слева ее приток Рушмалей, а напротив правый приток - речка Какова). Здесь, как писал Бекетов, на «край Онгиды реки, где волок, лес есть, бор большой, суды можно делать».
 
        «… И я перешед с теми служилыми людьми тридцатью человек с Ивашкою Котельниковым с товарищи за волок и велел служилым людем на Онгиде реке поделать плоты…», - отмечалось в  отписках.  Чтобы приготовить плоты, требовалось время: надо нарубить лес, заготовить бревна, которые должны были отлежаться на солнцепеке, затем их сплотить и т.д. Эта работа, как указывал Бекетов, была выполнена лишь к 19 октября 1653 г. Об этом П.И. Бекетов пишет: «И как плоты поделали служилые люди и яз с служилыми людми поклатчи на плоты свои запасишка, октября в 19 день поплыл по Онгиде реке на великую реку Шилку для острожново ставленья и для государева ясашново сбору и вновь землиц приводу под ево государеву царскую высокую руку. И плыл по Онгиде реке во льду половина дни, от волоку Ергенского верст з десять отплыл. И наплыли на запор. Онгида река давно стоит ден з десять и больши. И я служилым людем велел срубить Зимовье, а в Зимовье анбар государев да три избы казачьи. А в Зимовье и около Зимовья велел крепость учинить…».
 
      Итак, когда бекетовцы шли на плотах по Ингоде, вокруг уже образовывался лед. Так они сумели преодолеть десять верст (22 километра), остановившись из-за ледяного затора,  как было сказано выше, в районе современного с. Сивяково, что в 20 километрах от устья р. Читы. На какой стороне Ингоды было поставлено «новое Государево зимовье», левой или правой, на берегу или в отдалении, в устье ее притока – об этом в отписках не упоминается. Нет также подробного описания построенного ими зимовья, его окрестностей с «крепкими и угожими пашенными местами» да с «рыбными ловлями», и чтобы «по блиску были» «тунгусские люди», чтобы с них «ясак мочно сбирать» (как постоянно встречаем в отношении местности Иргенского и Нерчинского острога). Поэтому надо признать, что сам Бекетов этому вынужденному временному  поселению не придавал значения. Бесперспективность зимовья подчеркивается и тем, что Бекетов в отписках ничего не говорит о возможности собирания здесь с местных племен ясака, что являлось признаком упрочения в данной округе «государевой воли». Бесперспективность зимовья подчеркивается и тем, что в отписках ничего не говорится о возможности в этих местах хлебопашества для прокормления русских насельников (в случае оставления в прежнем виде построек зимовья). Ничего не говорится и о возможной присылки в «новое Государево зимовье» в качестве заработка хлеба, соли, иных вещей, что всегда отмечалось в посланиях для администрации с целью своеобразного планирования предстоящих казенных расходов.
 
       Чтобы обрисовать судьбу «нового Государева зимовья», нарушим  последовательность в повествовании. Перезимовав здесь, в «новом Государевом зимовье», дождавшись Бекетова из Иргенского острога и  разобрав постройки зимовья на бревна для плотов (как тогда было принято использовать отстоявшийся в срубах сухой лес), казачий отряд по весенней воде спустился к уже отстроенному М. Уразовым на правой стороне Шилки, против устья Нерчи,  Шилкскому (Нерчинскому) острожку (Бекетов называл его в отписках «малый острожек»).

        Вновь вернемся в осень 1653 г., к вынужденной постройке «нового Государева зимовья» на Ингоде (район современного с. Сивяково). Осознавая, что не успевает выполнить царский наказ возвести второй острог – на реке Шилке (в устье Нерчи), П.И. Бекетов для решения этой задачи из «нового Государева зимовья» направляет на Шилку десять служилых людей во главе с Максимом Уразовым, чтобы «пришед … на великую реку Шилку, на усть Нерчи  реки … приискать крепкое и угожее место, где бы государеву острогу быть, чтоб к тому острогу по блиску были пашенные места и рыбныя ловля…». Максим Уразов со своим отрядом конным  ходом, где берегом, а где и по льду Ингоды, ушел на Нерчу, а Бекетов, оставив большую часть отряда (менее 20 человек) во главе с пятидесятником Ивашкой Котельниковым в «новом Государевом зимовье» коротать зиму и оберегать государеву казну, т.е. хлебные запасы, инструменты и казачьи пожитки, сам с несколькими казаками вернулся в Иргенский острог. Вернулся, чтобы на следующий год (1654) весной, когда сойдет лед, по Ингоде вместе с казаками-зимовщиками проделать тот же путь на великую реку Шилку.
 
  *Статья В.И. Трухина здесь:  http://proza.ru/2025/01/11/323
 
  **П.И. Бекетов дал такое описание Иргенского острога: «А в остроге поставлено: государев казенный анбар, да шесть изб казачьих жилых с нагородни (защитная стенка на срубе – авт.). В остроге двои ворот, караульня над вороты и всякие острожные крепости в остроге и за острогом и надолпы (врытые вертикально или наклонно бревна – авт.) кругом острогу поделаны».