Праздничный пирог

ПРАЗДНИЧНЫЙ ПИРОГ

Наша семья жила на третьем этаже флигеля во дворе. – Ну, и что? – спросит кто-то. А то, что под третьим этажом, естественно, был второй. А с людьми, жившими на втором этаже, отношения наши, как-то не так, складывались. То ли у них был болезненный слух, то ли перекрытия между этажами были сделаны из папиросной бумаги, но каждый шаг наш порождал у соседей мигрень. А если, не дай Бог, падала на пол книга, то они мчались к нам рассказывать, сколько квадратных метров штукатурки обвалилось им на головы.
Были бы соседи людьми плохими, то на это все обращать внимание и не стоило бы. Но они ничем плохим себя не проявили, вели себя более, чем нормально, и это очень напрягало. Приходилось не ходить по квартире, а буквально красться, что, согласитесь, не совсем удобно. Но так сохранялся междусоседский мир. Правда, бывали дни, когда, при всем желании, трафить соседям оказывалось невозможно. Это дни, когда приходили гости на какое-то наше семейное торжество. Соседи снизу знали даты наших семейных праздников получше нас. И с утра дня, праздничного для нас, надевали на лицо такое похоронное выражение, что, встретив их, хотелось немедля мчаться за цветами или каким иным подарком для кого-то из родных. Вот такой определитель семейных праздников. Впрочем, однажды это меня подвело.
Как-то, возвращаясь домой из школы, я встретил соседей. На лице этих людей была написана такая печаль, что я очень обрадовался в душе. Такая степень печали обозначала, как минимум, много гостей, много подарков и много вкусной еды! Одна беда, сколько я ни силился, но припомнить, какая сегодня дата не мог. Ну, не было в нашем календаре такой даты! А может, родители готовят мне сюрприз? По всем итогам школьной деятельности, на подобное рассчитывать не приходилось. А вдруг? Может, я, сам того не зная, совершил что-то выдающееся? Нет, вряд ли… Какое-то событие произошло у мамы или у папы? Возможно, очень возможно. Так, у кого? Решение не проглядывалось. Ладно, отложим. Тем более, нужно думать о подарке. Если маме, то сбегать на ту сторону и натырять цветов в садике, который развели военнопленные, дело нехитрое. А папе? Папе полагалось дарить авторучку, зажим для галстука или прочую дорогую и бесполезную дребедень. Тут мои финансовые возможности пасовали. Тем более, объект дарения все еще не определен. Стало быть, подарок должен быть нейтральным. Я вспомнил, что тетя Эдя всегда приносила на наши домашние праздники какой-нибудь вкуснейший торт. Наполеон, например… А что? Это идея! Испеку-ка я родителям торт!
Краем глаза я когда-то видел, как пекут. Берется мука, заливается водой, все это смешивается, потом в тесто кладут начинку и в чуде ставят в духовку. Всего-то и делов. Работа – не бей лежачего. А польза-то, какая! Во-первых, подарок, во-вторых, сладкое угощение, в третьих, не менее сладкая слава…
Перво-наперво, я ощутил всю лживость поговорки: «Первый блин – комом!». Каким комом? Кома и близко не было! Смесь из литровой банки муки и трехлитровой кастрюли воды, затеянная в тазу, дала какую-то комковатую жижу, которая тесто и отдаленно не напоминала. Зато брызги ее прекрасно украсили мою одежду и прилегающие районы кухни. Сообразив, что с водой я перестарался, решил достичь пропорции путем добавления муки. Мука имелась в большом трехкилограммовом пакете, за которым я полез в стенной шкаф. Для достижения цели пришлось использовать стул, который сразу же окрасился в почти белые цвета. Для того, чтоб достать муку, пришлось вести некоторые перестановки среди банок и пакетов, населявших шкаф. Руки, ставшие, к тому времени, довольно липкими, справлялись с работой трудно. Кое-что падало на пол. Какие-то две несчастные банки упали и разбились. Одна была с вареньем, и я рассчитывал соскрести его с пола для начинки. Но другая банка наполнена была подсолнечным маслом!
Наконец, пакет с мукой был извлечен. Предстоял спуск в экстремальных условиях. Те, кто ждет рассказа о том, как я поскользнулся в разлитом масле, могут не радоваться. Такого не было. Оставляя на полу следы, я все-таки донес пакет до таза. Дальше надо было одновременно сыпать муку и размешивать жижу. Это не получалось. А когда я пытался, все-таки, это сделать, мука, почему-то, сыпалась на пол, смешиваясь с теми ингредиентами, которые я успел просыпать или пролить прежде. В конце концов, пакет из рук, несмотря на их клейкость, вырвался и упал в таз. Так что, вопрос соблюдения пропорций отпал сам по себе. Я брезгливо извлек останки пакета и отбросил их в сторону. Пакет прилип к стене. А я принялся месить тесто. Оно не месилось. Желтая, комковатая масса липла к рукам, которые я, то и дело, вытирал о штаны или рубашку, Или просто стряхивал ее на пол. Я помнил, что, для избежания прилипания, надо сыпать на руки муку, но мука, к тому времени, уже вся вышла. Наконец, решив, что то, что мне хотелось бы назвать тестом, уже готово, я вспомнил о начинке. То, что растеклось по полу от покойной банки с вареньем, смешалось с маслом и для кулинарии уже не годилось. Пришлось совершать восхождение к стенному шкафу еще раз. С тем же успехом, впрочем. Парочка банок и пакетов на полу и банка же с засахарившимся прошлогодним вареньем в руках. Терпимо. Теперь надо было добывать чудо. Извлечение этого агрегата из груды кастрюль и сковородок прошло почти без потерь. Я стал запихивать в чудо тесто. Накидаю, накидаю ладошкой, ладошкой же приглажу и сверху варенье. Два слоя получилось! Дело оставалось за малым. Требовалось доставить чудо в духовку и зажечь газ. Духовку я никогда не зажигал, посему шел к своей цели методом проб и ошибок. Сначала, я обжег пальцы, которые упорно держали спичку, так как никак не мог повернуть рукоятку газа. Потом, сначала пустив газ, а потом поднеся спичку, которую зажег с третьего раза, я обжег уже целую руку и подпалил рукав рубашки. Но газ был зажжен! Оставив пирог печься, я оглядел окрестности и пришел к выводу, что небольшая уборка не помешает. Но за уборку приниматься, пока, не стал, решив немного отдохнуть, для чего, не раздеваясь, бухнулся в постель, причинив ей невосполнимый урон.
Проснулся я от дыма. Мой торт или пирог – иди знай, что получилось бы в итоге – горел! Я стал заливать его водой, не подумав выключить газ…
За этим делом и застали меня родители.
Что было дальше? Ох, не хочу вспоминать! Слава Богу, что методы физического воздействия в нашей семье не практиковались! Но, что послушать, я поимел в достатке.
Поздно ночью, когда родители уже заканчивали ликвидацию последствий моего хозяйствования, меня отправили спать. Уже засыпая, я с обидой слушал, как мама с папой хвалили соседского Леньку, который всего лишь забил карандашом замочную скважину двери учительской, за что его родители и были вызваны в школу.
- Вот почему у них был такой убитый вид! – подумал я и заснул.



АЛЕКСАНДР БИРШТЕИН