Когда не настало утро

От автора

Это – совершенно вымышленная история, которая могла произойти где угодно, но случилась, почему–то, именно здесь.

Вступление

Он любил Настю. Точнее, он был от неё без ума. Но когда видеограф в свадебном лимузине спросил его, что такое любовь, он, вдруг,  серьезно задумался. «Ну, ты чего?» – Настя толкнула его в бок локтем и он, смущаясь, ляпнул первое, что пришло ему в голову: «Ну, это когда ты и я… вместе… навсегда»
Настю этот ответ вполне устроил, видеографа тем более, а про себя Тарас решил, что без подготовки лучше и не ответишь, потому что нечего задавать такие дурацкие вопросы.
Родственники за окном лимузина кричали что–то праздничное и кидались друг в друга цветами и пробками от шампанского.
Держать всю церемонию под контролем не удавалось, и Тарас постоянно отвлекался от происходящего. Можно было, конечно, нанять распорядителя, как делают это модные столичные персонажи. Но определенно, то, что не пришлось брать кредит на всю эту свадебную чепуху, было очень в тему. Кому вообще нужны эти свадьбы, за которые потом приходится несколько лет пахать без продыху, отказывая себе во всём? И Тарас задумался ещё глубже: банкиров он недолюбливал, уже повязанный по рукам и ногам кредитами на свой небольшой бизнес. Настолько небольшой, что деньги для возвращения кредита ему частенько приходилось одалживать. Ещё одного займа он просто–напросто не потянул бы.
 С Настей ему повезло: не бедная по местным меркам наследница погибшего в конце 90– х российского бизнесмена она безоговорочно влюбилась в высокого симпатичного, чуть расхристанного студента, который взял академический отпуск, как он говорил, для того, чтобы заниматься своим магазинчиком компьютерной техники.
Впрочем, он довольно быстро позабыл, что собирался вернуться к учебе, по уши увязнув в делах магазина, отказываться от которого не хотел, даже не смотря на почти полную убыточность этого предприятия. К тому же, наличие собственного бизнеса резко поднимало его статус в глазах провинциальных студенток, которых он не редко приводил туда после первого же свидания в местном ресторане, сделав вид, будто что–то забыл на работе. Разгоряченные вином и деликатесами девушки редко отказывали молодому и очень предприимчивому человеку.
 А Настей у него сразу всё пошло не по плану: она просто зашла в его магазин, зачем, он теперь уже и не помнил. Зато он помнил, что этого чего–то у него не оказалось. Так бы они и разошлись, похлопав друг на друга и почти пустые витрины глазами, но девушка, вдруг, очаровательно улыбнулась и, открыв сумочку, достала несколько крупных купюр и визитку. И Тарас провел целый день, обзванивая знакомых поставщиков в поисках этого недостающего чего–то и удивляясь тому, как растерялся он при виде невысокой рыжеволосой девушки.
 На следующий день он набрал ее номер, но так и не решился говорить ни о чем, кроме покупки. И когда она пришла в магазин, долго выписывал квитанцию, считал деньги. Слова будто застряли у него в горле. Впрочем,  голова тоже была абсолютно пустая, так что даже если бы он захотел что–то сказать, сказать было абсолютно нечего. Только растерянная улыбка бродила тенью по его физиономии, мешая сосредоточиться. Наконец хлопнула выходная дверь, и Тарас остался стоять за прилавком с шариковой ручкой в руке и так и не убранными в кассу деньгами, которые он почему–то очень захотел вернуть девушке, но так и не тронулся с места.
 Крики за окном лимузина сменились на визги и хохот, снова сбивая Тараса с мысли. Видимо родственники открыли ещё одну бутылку шампанского.
«… и у нас будет трое детей!» – закончила свою мысль  Настя на камеру. Видимо, пока Тарас отвлекся, видеограф задал очередной дурацкий вопрос.
«Хорошо, что у меня тогда осталась визитка, – подумал Тарас, – ведь если бы она сама не позвонила на следующий день, я бы уж точно сделал это первым!»

***

 Сумерки слишком глубокие, чтобы видеть внезапно появляющиеся на пути деревья. Тяжелый автомат больно бьёт по спине и Настя перехватывает его руками, выставляя перед собой, чтобы защититься от  веток и кустарника. Сбивается дыхание, бежать сложно, когда приходится всё время петлять. Но нельзя сбавить темп, нельзя остановиться, чтобы передохнуть. Передвигаться в тумане было бы куда безопаснее, но откуда взяться туману, когда даже дождя не было уже несколько недель? Девятилетняя Аня, соседская девочка, бежит чуть вперёди и гораздо проворнее уворачивается от темных, как ночь, деревьев.

 Только сейчас Настя поняла, что деревья темнее неба. Светает, значит и снайперу они тоже стали заметны. И с каждой минутой ситуация будет только ухудшаться. «Словно загнанные вампиры» – мелькнула мысль. Чуть не выронила автомат и снова забросила его за спину. Слишком тяжелый.
 Оглушительно щелкает пуля, проходя почти невидимое дерево насквозь, выворачивая его тысячей щепок. Спустя мгновение доносится звук выстрела. Когда стреляют в тебя, пуля всегда прилетает первой.
 Растительность недостаточно густая, чтобы быть надежной защитой, поэтому приходится бежать наперегонки со временем, подгоняемой предательски светлеющим небом.  Но даже эта редкая защита вдруг заканчивается, открывая почти пустое поле со стволом поваленного дерева посередине. На другой его стороне, возле небольшой рощи, ряд едва различимых в полумраке пограничных столбов. Ещё есть шанс добежать, укрывшись отступающим сумраком. И этот сумрак – последнее, что у них осталось. Ни в скорости, ни в силе, ни в точности преимущества у них нет. Но то, что делает оружие таким смертоносным, мешает и стрелку: оптический прицел. Целиться в движущуюся мишень в утреннем полумраке крайне непростая задача.
 За горизонтом медленно наливается ослепительное сияние, предвещая скорый рассвет. И впервые в жизни для них  восход солнца означает смерть. Они будут как на ладони на этой открытой местности, и тогда пуля – это только вопрос времени.
 Девушки замирают на границе поля, но только на секунду. «Беги, прячься за тем деревом» – Настя показывает на поваленный ствол посреди поля, вскидывает автомат и тщательно прицеливается в сторону холма, откуда по ним ведут огонь. «Давай!» – и, слыша, как Аня срывается с места, делает несколько выстрелов, а потом бросается вслед за ней.
 Пуля попадает ей в бедро, когда она уже почти добежала до дерева. Настя вскрикивает и падает рядом с Аней.
 Адреналин, который выбрасывают в кровь надпочечники, обостряет чувства до предела. Ей кажется, что она слышит, как лязгают металлически части затвора, когда снайпер перезаряжает оружие. Пока оглушительная боль не накрыла ее с головой, Настя выдергивает из джинсов кожаный ремень и плотно перетягивает им ногу. Пуля с такого расстояния, конечно, прошла навылет, но бедро сильно кровянистая часть тела, достаточно нескольких секунд, чтобы потерять сознание – и тогда всё, не понадобится даже снайпер, просто истечешь кровью.
 Аню кровью не напугать, они обе уже так перемазаны ей, своей и чужой, что мало похожи на двух симпатичных девчушек, в другое время сошедших бы за сестер.
 «Когда всё настолько изменилось? Ведь свадьба была всего год назад. Всего? Прошел уже целый год…» – Настю раскачивает мягкий противный поток. Если ему поддаться, потом будет очень трудно заставить себя встать. «Что он тогда сказал в лимузине? Это ещё написано на свадебной фотографии…» – мысли путаются – «Свадебные фотки… в телефоне… Телефон!» Настя поднимает глаза на Аню. «Когда я скажу, беги к тем деревьям!» – достает телефон, включает на нём фонарик и кидает обратно, как можно дальше от себя, в сторону опушки, откуда они прибежали. Телефон, кувыркаясь в воздухе, на мгновение освещает пространство вокруг и падает в траву. «Давай!» – выталкивает ребенка из–за укрытия.
 Сознание ускользает. Настя кожей чувствует, каким вязким становится время: «Раз – и, два – и» – считает она про себя, чтобы не потеряться. И слишком медленно поднимается из–за ствола, слишком медленно вскидывает автомат и слишком долго целится, каждое мгновение ожидая увидеть вспышку ответного выстрела. Но видит только слабый отблеск оптики поворачивающегося к ней прицела и успевает нажать на спуск. Два выстрела звучат почти одновременно.

Часть первая

 Это был один из теплых вечеров в начале сентября, когда природа, надышавшаяся за день горячим южным солнцем, словно замирает перед наступлением ночи. Теплый асфальт и камни домов никак не отпускают раскаленный послеполуденный воздух, который уже отчетливо пахнет маячащей на горизонте осенью, а настороженные этим запахом деревья упираются в темнеющие небеса, подметая их своими опаленными солнцем ветвями, чтобы расчистить дорогу звездам.
 Настя погасила свет и вышла на улицу. На неё накатила жаркая духота вечернего города. Она чуть задержалась на крыльце, закрывая ключом двери цветочного магазина с большим стеклянным фасадом. Сзади бесшумно возник Тарас. Обхватил одной рукой за талию, подкрался губами к шее, вдыхая запах ее волос и поцеловал чуть ниже мочки уха.
 Настя почти привыкла к такому поведению своего мужа, но каждый раз приятно замирала, прислушиваясь, как тело отзывается на его прикосновения.
– О, привет… Как день?
 Тарасу меньше всего хотелось сейчас говорить о том, как он почти весь день провел один в пустом магазине.
– Ну, так… пара клиентов…
 Настя повернулась к Тарасу, упираясь теперь в него ставшим уже довольно заметным животиком. Интересно, мальчик или девочка? Они вместе решили не проверять этого. Впрочем, женское любопытство иногда брало верх, и Настя подумывала, не сходить ли к врачу самой. А что тут такого? Можно ведь и не говорить Тарасу, если он не хочет.
 Глаза их встретились близко–близко. Но губы упрямо произносили что–то свое:
– Что– нибудь купили или носом вертели?

 Тарас поддерживал эту игру, позволяя диалогу идти совершенно отдельно от того электричества, которое проскакивало между их телами:
– Ну, так… несколько планок памяти, да блок питания. А что у тебя?
Насте было чем похвастаться:
– Скупили почти всё! Просто цветочное безумие какое–то!
 И тут Тарас вытащил из–за спины букет огромных темно– красных роз в шикарной серебристой обертке, за которыми специально посылал сегодня своего приятеля. Шах и мат! Партия заканчивается убедительной победой гроссмейстера! Но Настя почему–то улыбнулась:
– Ты продавцу цветов решил букет подарить?
– Я жене своей решил букет подарить. К тому же ты в них разбираешься, значит оценишь. А если не оценишь, можно завтра загнать его в твоем же магазине!
 И Настя рассмеялась в ответ. Разговору окончательно вернулось привычное ироничное настроение.
– Удобно!
– А главное находчиво! – продолжал Тарас. – Можно целый бизнес на этом построить: букеты напрокат. Вечером на свидании подарил, утром сдал обратно за полцены.
Настя подхватила:
– И до следующего вечера не дожил!
Тарас комично сморщил нос:
– Об этом я как–то не подумал!
– Вот–вот! Какая ж девушка отдаст подаренные цветы без боя?
– Какая… практичная. Удобно же! И порадовались, и деньги сэкономили. А так утром завянут – и никакой выгоды!
Теперь задумалась Настя:
– Сложно спорить, но что–то со всёй этой конструкцией не так!

 Не давая ей опомниться, Тарас вручил Насте букет, взял под локоть и они отправились по направлению к дому по теплым вечерним улицам.

***
 Диса всегда ждал его под этим фонарем. Нужно было только набрать номер и правильно спросить. Сегодня он был тут даже чуть раньше договоренного времени. Нервничал. И из–за предстоящего разговора, и из–за визита куратора из… впрочем, он толком и не знал, откуда ему привозят порошок. Для себя он решил, что из столицы, но куратор был только похож на местного. Внимательному глазу его выдавала военная выправка. Хотя, может и не военная: безопасники тоже чем–то неуловимо отличались от простых граждан, которых Диса навидался по роду своих занятий много и разных: богатых и бедных, гламурных и быдловатых, терпил, бандитов, ментов и даже судей. Но этот был не таким: иногда Дисе слышался странный акцент, настолько легкий, что проще было списать его на разыгравшееся воображение. И тогда Диса сосредотачивался на смысле разговора, чтобы не палить перед куратором факт того, что он и сам иногда любил попробовать привозное снадобье. Может, даже чаще, чем следовало бы. Впрочем, Дису не отпускало ощущение, что куратор знает.
 Диса был неимоверно худой и при этом довольно высокий, выше Тараса почти на голову. Возраст? Молодой, может 25, а может и 30. При такой внешности не разберешь толком. Плохим человеком Тарас его назвать не мог, но недолюбливал, как и всёх, кому был должен. Диса чувствовал деньги и знал свою выгоду. Пару раз они даже проворачивали вместе небольшие махинации. На большие Тарас не подписывался – было боязно, да и Дисе он всё–таки не доверял: барыга – он и есть барыга. Но Диса ценил постоянных клиентов, тем более с Тараса было, что взять. Опять же, удачный брак только повышал кредит доверия, и Диса на многое закрывал глаза. Постепенно Тарас стал брать у него всё больше и Диса решил, что Тарас и сам взялся  приторговывать порошком. Ему это было только на руку, и он даже выделил некоторое количество товара юному предпринимателю в рамках развития бизнеса, но назойливый колокольчик интуиции не давал Дисе покоя вот уже несколько дней. В их отношениях что–то неуловимо изменилось. Тарас начал его избегать. И Диса стал серьезно опасаться за свои инвестиции. А тут ещё куратор лично в гости пожаловал. В общем, разговор между Дисой и Тарасом намечался не самый приятный. И оба это знали.
 Тарас остановил Настю, когда они пересекали аллею городского парка.
– Настя, погоди тридцать сек, – он кивнул головой в сторону курящего под деревьями Дисы, – я ему ноут обещал подогнать.
 Не дожидаясь ответа, Тарас нырнул в тень под деревьями. Диса заметил его и тоже отошел с освещённой части дорожки под раскидистую крону высокого каштана. Словно и не было никого.
Тарас первым подал руку: – Здоров!
– Чё как? – привычно ответил Диса.
– Да, как обычно, – Тарас замялся, не будучи уверенным, как правильно продолжить разговор. Но Диса его опередил:
– Деньги–то принес? Или как обычно? – в его руке мелькнул пакетик белого порошка, но отдавать Тарасу он его не спешил.
– Часть, – Тарас вытащил из кармана сложенные купюры. Протянул их Дисе. Тот схватил, нервно пересчитал и удивленно уставился на Тараса.
– Да ты издеваешься! – зашипел он, зависнув над Тарасом, словно выпавший из листьев питон, – Ой, смотри Тарасик! Два месяца я за тобой бегаю. Меня там, – неопределенно махнул рукой, указав куда–то в сторону, – за такую щедрость по отношению к тебе вообще не поняли. Пришлось свое отдавать. Так что, если ты думаешь, что я не хочу переломать тебе ноги прямо сейчас, то нет, очень хочу!
 Тарас понимал, что этот разговор рано или поздно состоится. И опасался, зная, что Дисиных покровителей даже менты не трогают. К тому же разговор клеился плохо, и Тарас нервничал, переставая соображать. За что злился сам на себя и нервничал ещё больше. И вместо заготовленного и тысячу раз повторенного себе объяснения он виновато промямлил:
– Я же тебе говорил, там дурацкая ситуация вышла…
– Да, знаю я всё эти ситуации! А, главное, мне вообще пофиг! Жена, вон, молодая красивая с цветами ходит. И магазинчик у нее новый, стеклянный весь. А? Чего, дорого по современным меркам стеклянные фасады выходят? Может мне у неё денег попросить, раз ты этот вопрос закрыть не можешь? Чё, как на это смотришь?
 Диса щелкнул Тараса пакетиком по носу. И тот с перепугу сделал, то, чего сам от себя никак не ожидал: мгновенно перехватил руку Дисы на незаметный болевой прием. Просто сказались несколько лет тренировок. Мышцы отработали, не вступая в долгие переговоры с мозгом, и Тарас понял всю глубину ситуации, только когда Диса, задыхаясь от боли, охнул, не в силах что– либо произнести, и на ослабевших ногах навалился на Тараса. А со стороны казалось, что два приятеля просто о чем–то секретничают. И тут бы Тарасу испугаться ещё больше, но соображать он перестал окончательно. Он всё сильнее сдавливал руку Дисы, медленно процеживая слова сквозь неплотно сомкнутые зубы:
– Даже не вздумай! Вообще к ней не приближайся! – пока Тарас это произносил, из Дисы с тихим свистом выходил воздух. Казалось, что он стал на голову ниже, чем был минуту назад. Возможно, он стал бы ещё меньше, но тут из темноты послышался негромкий свист. В полумраке соседних деревьев на мгновение мелькнула ещё одна фигура. Диса оглянулся и скривился в недоброй улыбке. Всё ещё на полусогнутых ногах он прошипел сквозь зубы:
– Отморозок! Ты же не думал, что тюкнешь меня по башке, и твой долг исчезнет? Жди здесь, а то наговоришь себе на могилку в лесу.
 Диса осторожно вытащил руку из захвата и, потирая ее, отошел под соседние деревья. Впрочем, разговор был не долгим. Перекинувшись с незнакомцем буквально парой слов, Диса вернулся, взял Тараса под локоть и отвел ещё глубже в тень газона. Теперь он говорил с Тарасом почти спокойно, полушепотом, словно со старым приятелем, но эта дурацкая ухмылка уж точно не была приятельской.
– Ну, всё, время кончилось. Теперь ты его с потрохами. А значит схема такая: сотка баксов в день тебе за хорошее поведение. Но не здесь, в столице. Так погасишь долг. Этому парню нужны такие… резкие, как ты. И не кочевряжься, Тарасик, потому что теперь решаю не я. А они… тот самый случай, когда клиент всегда не прав, если задолжал.
 Адреналин уже отпустил, и Тарас, почему–то чувствуя себя заговорщиком, тоже перешел на полушепот, испытывая почти облегчение, от того что свист незнакомца раздался пока он не натворил ещё больших глупостей:   
– Делать–то что надо будет?
– Вот у него и поинтересуешься… – Диса поглядел на Тараса с искренним любопытством, – слушай, а вот чё бы ты делал дальше, после того, как меня прижал? В бега подался? Так у тебя тут жена, бизнес, типа…
– Поехал бы, наконец, под пальмы загорать. С женой. – Тараса окончательно отпустило, и он даже позволил себе шутку, –только тебя сперва прикопал бы. Тут в кустах. Кто ж тебя прямо тут искать будет?
 Диса шутку оценил и хмыкнул: – Ну, не скажи. Ко мне разные ходят… очень разные. Ладно, держи карточку.
 Диса сунул Тарасу кусочек картона с цифрами без имени и крохотный пакетик с порошком.
– Подарок от заведения, – пояснил он, – за то, что и вправду не прибил, придурок. На карточке номер, как выйдешь из поезда, сразу набери. Ты должен быть там в понедельник. И вообще, думай о том, что если поедешь, за тебя заплатит он. А если нет… – Диса кивнул в сторону Насти и когда Тарас машинально обернулся, ловко шмыгнул в кусты. Впрочем, его стремительное исчезновение осталось незамеченным: ошалевший Тарас наблюдал, как незнакомец непринужденно беседует с его женой. Она смеялась, а незнакомец улыбался и внимательно смотрел на Тараса. Затем он кивнул Насте, сказал что–то на прощание, с такого расстояния Тарас не слышал что именно, и растворился в тени деревьев.
 Когда Тарас подошёл к Насте незнакомца уже и след простыл. 
– Ты его знаешь?
– Сказал, что твой знакомый. Занятный.
– Занятный? – Тарас злился на самого себя, на Дису, на незнакомца и даже почему–то на Настю, – Ну–ну…
Правда, дальше этого «Ну–ну» разговор у них не сложился, на освещённой аллее замаячили фигуры Настиного брата Саши и их соседей, тоже братьев, Володи и Кости. Издали замахали руками. Саша перекинул с плеча на плечо спортивную сумку и заорал на полгорода:
– Привет, систер! – Послал Насте воздушный поцелуй и тут же переключился на Тараса, – Ну, ты где пропал? Тренировка скоро начнется. Я тут уже всё здоровье прокурил, тебя дожидаясь.
 Был он веселый, но шумный. Тарас молча пожал подошедшим руки.
– Сейчас до дома дойдем, сумку возьму.
Саша заметил в руках у Насти свежий букет:
– Давай, давай, Ромео! 20 минут осталось!
– Вот, так за весь день с мужем и не пообщаешься! – Хохотнула в ответ Настя, спрятала лицо в роскошно пахнущие розы. – А как хорошо вечер начинался. Ладно, беги вперёд, мы с Сашей пойдем помедленнее.

***
 Через 20 минут запыхавшийся Тарас был в спортивном зале. Последнюю пару лет он занимался рукопашным боем больше по привычке. Всегда можно козырнуть перед девушками, да и приятели знали и относились с почтением. В соревнованиях участвовал редко и не слишком успешно, так что был, скорее, почетным завсегдатаем, нежели надеждой секции.
Когда они с Сашей закончили привычную разминку он обратился к тренеру: – Евгений Александрович, мы с Сашей на макетах оружия потренируемся?
 Тренер как раз гонял новичков, отрабатывая кату «10 зверей», поэтому просто махнул рукой. Его откровенно раздражал настолько бездарно разбазариваемый потенциал Тараса. Ждать результатов от парня он давно перестал, но с высоты своего опыта прекрасно понимал, что виной всему только Тарасова лень. Бывают физически неподходящие для рекордов люди: у кого сердце слабовато, у кого связки плотные настолько, что легче порвать, чем растянуть. Здесь же всё было исключительно наоборот: отличное соотношение силы, скорости и реакции. Приложи Тарас чуть больше усердия, давно мог бы стать чемпионом. Или тренером. Но, как это частенько бывает у людей талантливых, всё, что дается просто, не вызывает особого интереса. И Тарас словно застыл на одном уровне, продолжая ходить в зал по привычке. А тренер давно перестал спрашивать себя, зачем. Не в пивную – и ладно.

 Поэтому Евгений Александрович только махнул рукой: делайте, что хотите. И вернулся к подросткам. А Саша и Тарас достали макеты ножей и пистолетов, отрабатывая приемы ухода и обезоруживания. Конечно, ножбой ребят интересовал гораздо больше, чем рукопашка. Но тренер то ли не знал этой техники, толи не хотел раскрывать ребятам ее смертельный потенциал. Поэтому тренировки они проводили самостоятельно, подсматривая, где возможно, новые приемы. Книг и видео сейчас на эту тему не мало, особенно, если знать, где искать.
Саша, как обычно, начал болтать первым: – Чёт, ты сегодня какой–то задумчивый.

Поймал на себе неодобрительный взгляд тренера и чуть снизил голос: – Случилось чего?
– Мне, наверно, придется уехать на некоторое время, – ответил Тарас.
Саша опустил руки и выпучил глаза: – Не понял?
– Подработать предложили. Сотка баксов в день. Но это в столице.
– Сотка? Ты в киллеры подался?
– Это ещё почему?
– А где у нас ещё сотку в день платят? Две– три тысячи в месяц выходит. Хотя киллер – не вариант. Это ж целую войну устроить придется, чтобы как следует заработать.
Тарас отчего–то начал заводиться: – Да, пофиг! Войну, так войну… Не здесь же…
Саша не нашелся, что ответить. Только задумчиво промычал:
– Ну, да…
Но Тараса было уже не остановить:
– Ты, блин, такой странный. Сам бы что, не поехал?
– Зачем? Мне и так хватает. Могу до конца жизни не работать, но это скучно. Да, и куда поехал бы? На войну за деньги? Не– е… Точно нет. На войну вообще, только если свой дом защищать.
– Да, от кого защищать? – Тарас не успевал за Сашиными мыслями, поэтому недобро поглядывал на своего приятеля.
– Пофиг от кого, поставлю в каждом окне по пулемету, и буду стрелять в любого, кто приползет! – Саша тоже не лез за словом в карман, а рассуждал предельно прямолинейно. Возможно, даже слишком.

– Никто к тебе подползать не будет. Времена не те. Поставят пушку – и размолотят в куски. Пушки для того и придумали, чтобы руки не марать: дернул за веревку – и вопрос решен.
– По мне из пушки? Много чести! Я в жизни так не косячил, чтобы из–за меня сюда пушку пригонять. Или ты на идеологические разногласия намекаешь?
– Я на деньги намекаю. Все войны из–за них. А идеология для тех, кто потупее, да побесстрашнее. Так что сотка в день – это хороший аргумент, чтобы не заморачиваться.
– Чувствую, в этом вопросе мы расходимся… убивать за деньги… – Саша пожал плечами, – блин… если хочешь разочароваться в человеке, узнай, о чем он думает.
Тарас раздраженно бросил макет ножа:
– Ты, блин, достал уже! Может, там сисадмин нужен? Поеду, осмотрюсь, подзаработаю. Будет стрёмно – свалю!
– Вот–вот, валите оба! – грозной фигурой вырос позади ребят тренер, – Не мешайте учить других, если сами ни черта не хотите!
 Каждый из учеников знал: спорить с тренером бесполезно. Друзья угрюмо переглянулись и направились к раздевалке. Переодевались молча, думая каждый о своем. Первым не выдержал Саша: – Сестре уже сказал?
– Нет.
– Ну, ты – человек взрослый. Решать тебе, конечно. Но странно всё это: она беременная, а ты на заработки собрался…
 Тарас отвернулся, яростно перекладывая вещи из шкафчика  в карманы. В своей хмурости это занятие настолько поглотило его, что он не заметил, как из кармана брюк вывалилась карточка, которую дал ему Диса. А вместе с карточкой выпал и маленький пакетик слегка розового порошка. Саша тоже умолк, глядя на упавшие вещи. А Тарас вдруг вспомнил, что именно таким и должен быть самый хороший товар. Это, когда амфетамин разбавляют не мелом, а глюкозой, важно пояснил ему в свое время Диса. Наверно соврал.
– Так и не завязал? – Саша безразлично отвернулся: – А тренер–то прав, Тарас, нафига тебе всё это надо?..
И вышел первым.
 
***
 Уже совсем стемнело. Желтые фонари разгоняли тень в частых промежутках между столбами. Двор освещали распахнутые настежь окна. Плотный воздух был настоян осенней травой, листьями фруктовых деревьев из соседних садов и дождем, который грозил пролиться вот уже несколько дней, да так и не собрался.
Где–то работал телевизор, где–то галдели дети, кто–то пил водку, отчаянно чокаясь с собутыльниками, словно в последний раз. Звуки наполняли полумрак, но всё они были привычными и почти не обращали на себя внимания на фоне торжествующей вечерней тишины. Вернее, они и были тишиной, окружающей каждый ночной город, медленно проваливающийся в сон. Ведь, если убрать всё эти звуки, тишина может напугать. Это будет уже совсём другая тишина. Не добрая и опасная. В такой тишине, лишенной привычного наполнения,  подкрадывается хищник. В такой тишине таится обрыв на туманной горной вершине. Но в городе всё совсём не так.
 Из тишины проступили два раздраженных знакомых голоса. Настя даже не сразу сообразила, кому они принадлежат, настолько неуместны они были в привычно успокаивающемся дворе. Поэтому с любопытством выглянула в окно, но почти ничего не успела заметить.
– Дурак! – сказал Саша, вслед уже заскочившему в подъезд Тарасу, так что никаких подробностей открытое окно не добавило. Двор на мгновение притих. Выглядывали заинтересованные соседи. Но отсутствие продолжения быстро вернуло всё на свои места.
 Настя привычно подняла руку, приветствуя тётю Тому, полную соседку пятидесяти с лишним лет из дома напротив. Каждый вечер она нянчилась со своей восьмилетней внучкой, давая возможность её родителям почти всё время находиться на работе. Вот и в этот раз Аня выскочила из–за тети Томы совершенно неожиданно, ловко запрыгнув на стоящую возле окна табуретку. Заметив Настю радостно замахала ей рукой. Шум во дворе, как думала Аня, прекрасный способ на совершенно законных основаниях ещё хотя бы немного не укладываться спать. Впрочем, насколько прекрасным был этот способ, настолько же и ненадежным.  Потому что, бабушка так не считала. Тома согнала егозу с табуретки и увела вглубь дома, откуда ещё некоторое время доносились возмущенные причитания. Это была очень добрая бабушка, но очень строгая. Такой, вот, детский парадокс.
 Тарас был раздражен. Ему совершенно не хотелось объясняться ни с женой, ни тем более с ее братом. Он понимал, что сам виноват в этом неловком положении, и оттого злился ещё больше. Он думал скинуть кроссовки и без разговоров прошмыгнуть в ванную, чтобы принять душ. А там вода всё смоет: и неприятный разговор с Дисой, и неприятный разговор с Сашей, и предстоящий неприятный разговор с Настей. А в том, что разговор будет неприятным, Тарас не сомневался. Так и получилось. Настя вышла из комнаты ещё до того, как он закрыл входную дверь.
– Что стряслось?
– Да, спаситель человечества один запарил. Всю дорогу лечил меня. Решил, что я на войну собрался, – Тарас направился в ванную.
– А ты на войну собрался? – переспросила, не уловив настроения Настя.
– Нет, в столицу, деньги зарабатывать! – прямо взглянул на неё Тарас и хотел закрыть дверь, но Настя уже вошла следом.
– Так… это что–то новенькое… и когда?
– Завтра.
Яснее не стало. Тем более что почти безупречная женская интуиция четко улавливала второе дно: вот муж есть, а завтра он уже где–то в другом месте, потому что – что? Пауза затягивалась и она спросила первое, что пришло на ум: – Со мной посоветоваться тебе в голову, конечно, не приходило!
– Да чего тут советоваться? – отступать Тарасу было некуда, – Ты же видишь, что магазин мой ничерта не зарабатывает. А что зарабатывает, съедает аренда. А тут реальные деньги предложили. И думать некогда, не поеду – до свидания!
 Ещё женская интуиция ясно подсказывала, что Тарас врет. И боится. А это было совсём уж непонятно.
– Господи, чего ж ты так нервничаешь–то? Это ж просто деньги… – всё ещё пыталась сгладить напряжение Настя.  Ещё можно было просто уйти и продолжить этот разговор потом. Переварив информацию, когда и он, и она найдут нужные слова и оценят новые перспективы. Но девочки тоже совершают ошибки. Она взяла Тараса за руку, и в крохотной ванной комнатке он ощутил себя, как загнанный в ловушку зверь.
– Просто деньги? Для тебя это очень просто? – Тарас психанул, – да ваша семья в них никогда не нуждалась! Скажите спасибо отцу! Я, как ни кручусь, даже рядом встать не могу. Меня, блин, жена содержит!
Как это частенько бывает, утонув в эмоциях, разговор начал развиваться сам по себе, уже не обращая внимания на участвующих в нем людей.
– Предлагаешь мне отказаться от отцовских денег, чтобы ты себя обиженным не чувствовал? Ну, хорошо, я откажусь. А что ребенку делать, когда он родится? Тоже отказываться, чтобы папа не переживал? Тебе не кажется, что это… слишком… эгоистично?
– Молодец! Поддержала! Я для них в другой город собрался, – снова соврал Тарас, – а она меня в эгоизме обвиняет! Ну, и семейка! Что братец, что сестренка: его моя этика не устраивает, её… а что, кстати, её не устраивает? Тоже этика или, всё же, количество денег?
 Запрещённый прием. Но на войне, как в любви, всё средства хороши. И Тарасу это показалось очень важным аргументом, хотя оба понимали, что деньги тут не причем. Вернее, Настя понимала. А Тарас понимал то, чего не понимала Настя: насколько он попал.

– Так, я совсём запуталась. Количество денег, Тарас, не устраивает только тебя. Сам себе что–то придумал, теперь истеришь. Ну, давай, беременная жена тебя успокоит, это же не у неё гормоны скачут!
 Тоже запрещённый прием. Но срабатывает всегда. Против того, кто его применяет. Потому что эмоциональная победа в человеческих отношениях отменяет их человечность. Доминировать важно в стае, чтобы не быть сожранным или не превратиться в изгоя. Но часто ли мы отделяем свою звериную сущность от человеческой, бесконечно обвиняя друг друга в непонимании, вместо того, чтобы слушать. Финал закономерен: 
– Да, ну вас к черту!
 Тарас оттолкнул Настю, загородившую ему проход, схватил кроссовки и босым выскочил за дверь. Добежав до площадки первого этажа, обулся и пошел через двор прямо к соседнему дому.
 Зайдя в плохо освещённый подъезд, он прислушался: никого. Тогда достал из кармана первую попавшуюся купюру, скрутил из неё трубочку и, размяв порошок, сделал хороший вдох прямо из пакетика. Крякнул, шмыгнул пару раз носом. Потер нос рукой, задумался, не нюхнуть ли ещё, но потом убирал всё в карман и решительно направился к знакомой двери.
 Дверь открылась не сразу, видимо тётя Тома шла из дальней комнаты.
– Ой, Тарас, чего так поздно? У меня Анютка легла уже!
 Не было ещё девяти часов. «Детское время» – решил про себя Тарас.
– Да, я ненадолго, здрасти… Тётя Тома, одолжите денег на билет. Мне уехать надо на время, я с первой зарплаты вам отдам.
 Это была не первая подобная просьба. Время от времени Тарас одалживал у соседки деньги. И всегда отдавал. Да, и в целом, Томе нравилась красивая пара из дома напротив. А уже вполне оформившийся животик Насти приводил её в состояние близкое к родительскому трепету. «Во Всёленной нет ничего прекраснее беременной женщины» – сказал ей как–то Тарас, и она полностью с этим согласилась.
– Понятно. Я–то думаю, что у вас за разборки на ночь глядя, а это ты от беременной жены уезжать собрался. Насовсём или так, побаловаться? – полная тётя Тома обладала поистине южным темпераментом.
– Да какой там побаловаться? Я работу в столице нашел. Хорошие деньги предлагают.
– Ну, работа за деньги – это всегда хорошо. Если вернешься потом, конечно.
– Конечно, вернусь! Куда ж я денусь?
– Вот, не знаю, куда мужики от беременных жен деваются. Мой тоже обещал вернуться. Внуки уже, а я всё жду.
– Тётя Тома, и вы туда же??? Мне, вот, только от вас ещё выслушать осталось!!! Вы денег–то дадите или я пойду уже?
– Да, дам– дам, чего ж не дать–то? Сколько лет знакомы.
 Тётя Тома взяла из прихожей сумочку, достала кошелек, немного подумала и протянула Тарасу несколько купюр. Раздалось частое топанье босых ног. Из комнаты выскочила внучка Аня и обняла бабушку за то место, где обычно бывает талия. Бесцеремонно заявила: – Чего вы тут ругаетесь? Не знаете, что приличные люди уже спят?
Тётя Тома охнула и засмеялась: – Не ругаемся, не ругаемся! Просто, люди должны помогать друг другу. Твоя бабушка – фея, она всём помогает. Вот и соседу сейчас поможет, а потом тебя укладывать будет. Снова.
– Да, и снова сказку! Раз уж опять меня укладывать придется! – находчивости Ани не было предела. «В бабушку» – решил про себя Тарас, а вслух сказал: – Спасибо, теть Том, я сразу всё отдам!
И ушёл.

***
 Город был слишком большим и слишком шумным. И если бы Тарас был чуть повнимательней, он бы заметил, как с другой стороны улицы, через перекресток, за ним внимательно наблюдает молодой парень лет двадцати пяти. В самой обычной неприметной одежде, с самой обычной, как у многих, плоской сумкой через плечо. Но, конечно, Тарасу было не до него. Ещё от вокзала он удивлялся огромным пространствам мегаполиса. Вышел на перрон из  прибывшего спозаранку поезда и сразу начал таращиться вокруг. Хотя постоянно одергивал себя и пытался изображать заправского столичного жителя, получалось у него это плохо. Всё вокруг было новое, незнакомое.
Он и до этого бывал тут. Но всего пару раз и всегда проездом. Так что местность была ему не знакома, привычки и манера одеваться тоже. Потратив минут десять на выход из вокзала, он достал карточку с телефонным номером. Позвонил, получил адрес и номера общественного транспорта, и через час с небольшим уже стоял в назначенном месте. С непривычки ему показалось, что прошла уже половина дня, но на деле день ещё даже не начинался.
 Парень внимательно смотрел по сторонам. Убедившись, что Тарас пришел один, нырнул через перекресток под самым носом у проезжавшей машины и подошёл к нему сзади.
– Это ты звонил насчёт работы?
Тарас обернулся.
– Да. С вокзала… Сразу, как приехал.
 Парень кивнул головой в сторону подворотни, приглашая следовать за ним. Войдя в густую тень, он остановился и протянул руку.
– Телефон.
 Тарас на секунду задумался, но решил не спорить. Отдал ему видавший виды мобильник. Парень ловко повертел его в руках, привычным движением снял аккумулятор и положил разобранный аппарат в блеснувший фольгой карман наплечной сумки. Затем достал оттуда же небольшой черный прибор, нажал на кнопку и ловко провел прибором вдоль Тараса с головы до ног, потом со спины в обратном направлении.
– Идём.
 Первым зашёл во двор и, дождавшись Тараса, нырнул в заднюю дверь одного из подъездов.
Поднимались до нужного этажа пешком. Благо, идти было не высоко – третий этаж. Парень дважды коротко нажал на звонок, встал прямо перед глазком. Зазвенела снимаемая цепочка, характерно щелкнули открываемые замки. Тараса пропустили вперёд, и он шагнул в помещение.
 Внутри ждали двое. Один – спортивного вида бритый громила, второй был поменьше, но Тарас безошибочно определил в нем главного. Выправка – вот, что его выдавало. Он без слов забрал у сопровождавшего Тараса парня его разобранный телефон в металлизированном пакете и скомандовал:
– За мной.
 Комната, куда привели Тараса, оказалась кабинетом. Шкаф, письменный стол возле окна, пара стульев. Светозащитные шторы плотно прикрыты.
Человек с военной выправкой сразу прошёл за стол, расположенный так, чтобы сидеть лицом к двери. Открыл один из ящиков и спрятал в него пакет с телефоном.
– Кто прислал?
 Обычно, при приеме на работу, собеседование мало похоже на допрос, да и проводят его дилетанты, важно надувающие щеки. Но не здесь. Уставшему после ночной дороги и широких перспектив нового города Тарасу потребовалось время, чтобы включиться.
– В смысле?
– Контакты кто дал?
– А… знакомый. Сказал, подработать можно. Платите нормально.
– Знакомый – это хорошо. Имя твоего знакомого, твое имя, адрес, где живешь. И паспорт на стол.
 «Рабство, не иначе» – обеспокоенно подумал Тарас. И словно почувствовал, как из–под тяжелого стола смотрит на него ствол пистолета. Пришлось отдать документ этому странному человеку. Тот взял и стал внимательно разглядывать паспорт, переворачивая страницу за страницей.
– Зовут Тарас, телефон дал Диса Тощий. Адрес в паспорте.
– Диса Тощий – это Кощей, что ли?
Тарас пожал плечами.
– Не знаю. Диса Тощий – он и есть Диса…
 Человек усмехнулся. И сильно удивил Тараса, достав из ящика блокнот и что–то в него записав. Вот же прикрытый ноутбук стоит на столе. Кто вообще в 21 веке пользуется блокнотом?
– Ты, Тарас, отдал свой паспорт совершенно незнакомому человеку. Просто потому что твой дилер сказал, что тут хорошо заплатят. Очень хочется понять, это храбрость или глупость?
 Очень внимательные глаза. И они не отрываясь изучали Тараса. А Тарас был смущен, удивлен и обескуражен. Потому что так с ним разговаривали впервые.
– Так ты же… вы же… Там один человек был. Диса сказал, что такие, как я, ему нужны.
– Значит всё–таки глупость. Что ж, меньше объяснять.
 Убрал паспорт и блокнот в стол. Тарас было потянулся за исчезающем в ящике паспортом, но так и не издал ни одного звука, просто разведя недоуменно руками. А человек снова поднял на него глаза и продолжил:
– Знакомый твой – гнида, каких мало. Но любит деньги. Ты, видимо, тоже любишь. А вот, кто ты есть изнутри – это мы сегодня посмотрим. Вечером съездим кое– куда, проверим тебя в деле.
Тарас приуныл.
– Что за дело?
– Силовая операция. Посмотришь, что к чему. А мы на тебя посмотрим.
«Ну, всё, – решил Тарас, – приехали. Какой–то развод. Эх, Диса– Диса, подставил– таки…»
Но вслух произнес:
– Силовая? Это вообще законно?
– Скоро всё, что ты делаешь, будет законно. А пока можешь считать себя Че Геварой. При выполнении задания не курить, имен не называть, смотреть, что делают остальные, слушать старшего. Старший – это я. Пока всё.
Сейчас иди в комнату напротив. Отдохни, приведи себя в порядок. Туалет, душ, телевизор – всё есть. Еда на кухне. Из квартиры не выходить, из комнаты без нужды не высовываться. К девяти вечера будь готов.
– А телефон? Я жене позвонить хотел, как приеду.
– Телефон пока останется у меня. Вечером позвонишь.
 Тарас молча кивнул. Деваться ему было некуда. И он пошел в комнату обдумывать сложившуюся ситуацию.
 Когда Тарас вышел, Старший вытащил из прикрытого ноутбука небольшой пистолет, снял его с боевого взвода и переложил в ящик стола. Затем подошёл к двери и жестом позвал парня, который встречал Тараса. Когда тот вошел, Старший привычно оглядел коридор и плотно прикрыл дверь.
– Гик, ты же в сигналках шаришь? На вас с Санчесом машина. Не очень приметная, лет 10– 15. Рухлядь не берите, чтобы не встала в неподходящий момент! – кивнул на шкаф, – оборудование там. Номера в кладовке.
 Гик подошёл к шкафу, покопался на полках, взял несколько приборов и сложил их в свою наплечную сумку. Старший в это время продолжал говорить:
– В 21.00 быть тут. Машину паркуешь за углом у 45 дома. По дороге смотреть в оба. В случае чего автомобиль бросаете, уходите дворами. Сюда не возвращаетесь. Проверяете наличие хвоста. Дашь прозвон, я скину точку встречи.

***
 В свои пятьдесят с небольшим мама Насти была весьма привлекательной женщиной. Выглядела она на хорошие сорок и рядом с дочкой смотрелась, как старшая сестра. Единственное, что могло ее выдать – это грустная мудрость красивых глаз. Под локонами возле ушей скрывалась пара незаметных шрамов от пластической операции. Впрочем, нужно было подойти слишком близко, чтобы их заметить.
 Она очень гармонично смотрелась среди цветов в своем магазинчике. Особенно, когда собирала букет. Пальцы ловко справлялись с изящными стеблями роз, хризантем, пионов, всевозможными бечевками, упаковочной бумагой, лентами, скотчем. Среди всего этого порхали ножницы, добавляя ритмической упорядоченности возникающей из разрозненных частей композиции.
 Очередной букет мама поставила в вазу и хитро прищурилась в сторону Насти:
– Ну, и где твой трудовой мигрант? Ошалел от возможностей большого города, даже жене не звонит?
Настя выглянула из–за вороха цветов.
– Ну, мам! Дай ты человеку до места добраться. Он же, наверно, только приехал.
 Деликатность боролась с опытом. И мама взялась за другой букет. Потом нетерпеливо отложила его в сторону.
– Мне вот интересно: рожать тоже по телефону будете?
– Рожать, мама, буду я. Личное присутствие отца тут не обязательно!
– Вот именно, наличие отца для этого дела вообще не обязательно. Уж мне ли не знать.
– Папа умер, вообще–то!
– Вот–вот, я именно об этом! Как делать детей, так он живее всех живых, а как растить – раз и помер! И, вот, всё у мужиков так! Ни в чем нельзя положиться!
 Настя рассмеялась. Этот разговор заходил у них не впервые. 
– Ну, так дети–то получились прекрасные!
– А какие ещё они могли получиться? Ты на маму посмотри!
 Только вернувшаяся из салона мама в этот момент и вправду выглядела едва ли не лучше своей беременной дочери. Взялась за новый букет.
 А Настя набрала Тараса. Автоответчик в очередной раз объяснил ей, что абонент временно не доступен. Тогда она отправила СМС: «Я тебя люблю. Как добрался?»
 И задумалась: «Что такое любовь? Это когда любишь ты? Или когда любят тебя? Или когда любите вы оба? А вдруг вы любите разных людей, но одновременно. Или вы спите друг с другом, но один, потому что любит, а второй потому, что замещает тобой кого–то. В какой момент это становится любовью? Или перестает ею быть?»
 Подумай она ещё немного, она решила бы, что это лишь вопрос терминологии и умения договариваться. Но кого  интересует формальная логика, когда вся жизнь вперёди?

***
 Без десяти девять Старший зашёл к Тарасу:
– Вещи никакие с собой не брать. Даже зажигалку или жвачки из карманов долой. Ничего, что можно было бы потерять или на чем оставить отпечатки. Готовность 5 минут.
 Тарас выложил всё из карманов на стул возле двери. Собственно, комнатка была очень не большой. Скорее пенал, в котором едва разместились стол, стул и кровать. Возле двери висел маленький телевизор с очень ограниченным числом каналов.
 После утреннего разговора, он отрезал на кухне кусок колбасы и хлеба, оправился и принял душ. А потом включил телевизор и заснул под его размеренный бубнеж. Проснулся ближе к вечеру, повторил всё утренние процедуры и больше не выходил из комнаты, пока Старший трижды не постучал в дверь.
 Уже одетым Тарас поднялся с кровати. В коридоре стоял бритый громила с бейсбольной битой – Санчес. Перчатки из тонкой синтетической ткани и балаклавы Старший дал прямо перед выходом. Пояснил:
– Перчатки надень сейчас, чтобы в машине отпечатков не оставить, а балаклаву на месте, когда я скажу.
Тарас удивленно посмотрел на биту в раках у Санчеса. Тот усмехнулся:
– Съездим, заберем кое– что. Возможно, человек будет против.
 Стемнело. На улицах зажглись фонари. Тарас осторожно шёл рядом со Старшим, нервно оглядываясь по сторонам. Санчес топал чуть позади, и это только добавляло Тарасу неуверенности. Если бы его хотели убить, то сделали бы это по– тихому ещё в квартире, поэтому удара сзади он не ожидал, но буквально чувствовал затылком оценивающий взгляд. А этим двоим, похоже, было всё равно и на предстоящее дело, и на Тараса, и на прекрасный сентябрьский вечер.
 Словно крохотный прогулочный катер, зажатый между двумя линкорами, Тарас налетел на милующуюся возле фонаря парочку. Ойкнул, буркнул какие–то извинения, но Санчес нетерпеливо подтолкнул его сзади и, будучи раза в полтора легче, Тарас пулей пролетел мимо притихших девушки с парнем.
 Когда загрузились в машину, с поджидавшим их за рулем  Гиком, Старший обернулся и внимательно посмотрел на Тараса.
– Тебя хоть прямо сейчас отправляй обратно.
Тарас замер.
– Почему?
– Когда идешь, смотри куда. Нет ничего заметнее, чем человек, который отдавил тебе ногу. Или ты не случайно с ними столкнулся, а что–то незаметно передал?
 На несколько секунд в машине повисла напряженная тишина.
– Расслабься, я бы заметил.
Затем Старший хлопнул Гика по плечу.
– Поехали. Работа сама себя не сделает.
 Машина тронулась с места, а Старший продолжил: – Сегодня работаем одного типа. Машина остается за углом. Санчес, ты ждешь у подъезда. Мы у парковки, блокируем объект возле автомобиля. Гик, у него будет с собой ноутбук, который, возможно, отслеживается. Твоя задача: извлечь накопитель. На всё две минуты. Уложишься?
Гик не отрывал внимательных глаз от дороги:
– Легко.
 Старший повернулся к Тарасу: – Ты на подхвате. Внимательно смотришь по сторонам и делаешь, что тебе говорят. А главное не зевай, в таких делах всё зависит от скорости.
 Тарас хотел ответить, но волновался настолько, что даже ощущал во рту неприятный металлический привкус. И, сухо сглотнув, просто кивнул головой.
 Центр остался позади. За окном замелькали огни шоссе, потом показались пригородные коттеджи, и автомобиль лихо промчал мимо. Могло показаться, что он теперь уезжает из города. Кружились дорожные развязки, и незнакомые линии дорог. Но неожиданно огни вернулись, и машина оказалась в довольно свежем районе, построенном где–то неподалеку.
 Нырнув вглубь района, они подъехали к многоквартирному четырехэтажному дому, удачно вписанному между зеленых насаждений. Остановилась на улице за углом. Старший скомандовал: «Выключи двигатель!» И потянулись вязкие секунды ожидания.
 Сидели тихо. Только поглядывал на часы Старший. Минут через пять он шепнул Санчесу:
– Пошёл!
 Санчес передал Гику биту, открыл дверь машины и исчез в полумраке. Вынырнул у подъезда, как ни в чем не бывало, закурил сигарету. 

 В тишине завибрировал телефон Старшего. Он бросил взгляд на экран:
– Выходим!
 Бойцы ловко высыпались из авто и скрылись в тени деревьев у парковки так, чтобы с улицы их не было видно. Тарас старался держаться рядом. Следующие несколько минут он нервно переминался с ноги на ногу и всё время вертел головой оглядываясь, как сказал Старший. Ему казалось, что воздух уже звенит от напряжения, когда по улице мимо дома медленно проехали два автомобиля. Первый завернул во двор, а второй поддал газа на освободившейся дороге и промчал мимо, но Тараса словно током ударило: из–за руля, словно зная, где они притаились, смотрел человек, который несколько дней назад разговаривал в парке с его женой.
– Это он! – зашипел Тарас Старшему. – Он был тогда с Дисой.
 Старший раздраженно отмахнулся: – Заткнись! Демаскируешь группу!
 Дорогая иномарка, заехавшая с дороги во двор, запарковалась возле дома. Из нее вышел хорошо одетый мужчина лет сорока в таком же дорогом, как машина, костюме. Он слегка потянулся, разминаясь, затем наклонился и вытащил с пассажирского сидения кожаную сумку. Повернулся, собираясь идти к подъезду, но возникший перед ним Санчес наотмашь ударил его в лицо. Мужчина охнул и, держась за голову, осел на асфальт прямо в своих дорогих брюках, которые Тарасу отчего–то стало жалко.
 Старший запустил на часах таймер. Всё, кроме Тараса, пришло в движение. Санчес подхватил выпавшую из рук у мужчины сумку и ловко перебросил ее Гику, а сам вместе со Старшим схватил бедолагу подмышки и, скрываясь за машинами, оттащил вглубь двора, где свет фонарей терялся за кронами деревьев. Прошло всего пару секунд, а Гик уже сражался с ноутбуком.
 Санчес придавил коленом к земле лежащего мужчину, показывая жестом, чтобы тот молчал. Впрочем, после удара и падения на асфальт тот сбил себе дыхание и, пока даже не думал шуметь, судорожно хватая ртом воздух.
 Старший кивнул замершему Тарасу, показывая на Гика: – Времени мало, помоги ему! – И теперь Тарас тоже стал частью этого странного балета. Гик бросил ноутбук на землю и врезал по краю бейсбольной битой. Затрещали внутренности, согнулся и раскрылся алюминиевый корпус.
– Ты так диск–то не поломаешь? – попытался поучаствовать Тарас.
– Ну, надо же понимать, куда бить! Или думаешь, я наугад?
 Гик запустил руку в образовавшуюся щель, но потом передумал, снова бросил компьютер на землю и замахнулся битой посильнее, чуть не попав по Тарасу. Тот едва успел прикрыться рукой.
– Да не мешайся ты тут, времени в обрез!
 Старший показал Санчесу, чтобы он отпустил мужчину. Тот сразу же попытался подняться, но Старший опустился на одно колено и, обхватив шею бедолаги удушающим захватом, зашептал ему прямо в ухо:
– Мы знаем, что вы сделали копии контрактов по газу. Где они?
 Мужчина затряс головой и что–то неразборчиво замычал. Старший чуть раздраженно прошептал:
– Я вас не понимаю, говорите нормально!
– Я… я ничего не делал…
 Очевидно, Старшего такой ответ не удивил, потому что голос его совершенно не изменился:
– Вы неверно оцениваете ситуацию…
Он повернулся к Тарасу: – Сломай ему руку.
Тарас окончательно растерялся. У него был перелом руки в пятом классе, когда они с местной шпаной лазили воровать яблоки в соседский двор. Он тогда грохнулся с забора и две солнечные летние недели ходил с гипсом, чем вызывал немалое уважение у своих сверстников. Но как ломать руки другим людям он не знал. Поэтому он подошёл поближе, наступил ботинком на ладонь мужчины и начал давить.
Старший выдохнул: – Придурок… это не кино.
И, повернувшись к Сачесу, добавил: – Давай ты.
 Санчес отработанным движением схватил руку мужчины в захват и начал выворачивать. Мужчина хотел закричать, но Старший сильнее сдавил ему шею. Сквозь хрип мужчина попытался что–то сказать. Старший кивнул Санчесу:
– Стой! – И, обратившись к мужчине, добавил: – Если вы сейчас же не ответите, у него есть нож.
 Санчес без колебаний достал из кармана финку и упер ее конец в ладонь мужчины, пуская капельку крови. Тот покосился на нож и зашипел:
– Флешка… флешка у меня в кармане брюк.
 Возникло неловкое замешательство: Старший держал за шею лежащего мужчину, Санчес с ножом держал его руку, Гик чуть поодаль сражался с алюминиевым корпусом компьютера.
Старший обернулся к Тарасу: – Проверь!
 Тарас отвис и, присев, начал шарить по карманам мужчины. Ключи, мобильник, флешка.
– Да… да, это она. – Прохрипел мужчина.
 Санчес отпустил его руку. Старший тоже ослабил хватку, взял у Тараса флешку. Казалось, дело сделано, но в этот момент в руках у Тараса пиликнул чужой телефон. Мужчина привстал, автоматически протянув руку по направлению к своему аппарату. И Тарас, ничего не соображая от зашкаливающего адреналина, автоматически ответил ему ударом ноги под дых. Мужчина выкатил глаза и свернулся в позе эмбриона.
Старший выругался и обернулся к Гику: – Что у тебя?
Гик выдрал, наконец, накопитель: – Порядок.
Старший повернулся в Тарасу: – Если он сейчас не ответит… – телефон ещё раз пиликнул и затих. И эта тишина показалась Тарасу страшнее предыдущей неразберихи. Мужчина на земле хватал ртом воздух, всё ещё не в силах сделать вздох.
– У нас минута. Потом сюда пришлют бойцов. – Старший кинул флешку Гику, – быстро проверь.
 Гик достал из кармана какое–то портативное устройство, а Старший начал сам обыскивать лежащего мужчину. Не найдя ничего нового он бросил Гику через плечо: – Ну, что там?
– Загружается.
– Тридцать секунд! – Старший сверкнул глазами на Тараса, – После сегодняшнего вечера я тебя сам пристрелю!
 За деревьями мелькнул свет фар огромного джипа, который приближался из глубины района. Старший скомандовал:
– Сворачиваемся. На этом всё!
– Порядок, всё здесь, – отозвался Гик, распихивая устройства по карманам.
– Уходим!
 Всё бросились в сторону припаркованной за углом машины, и Тарас не успел заметить, как только что задыхавшийся на земле мужчина стремительно распрямился, схватил Гика за ногу и вцепился в нее зубами. Гик упал, матерясь, роняя приборы и биту: – Сука– а!
 Старший и Санчес уже успели добежать до угла дома, и, будь Тарас чуть порасторопнее, Гик был бы сейчас совсём один в очень непростой ситуации.
 Тарас развернулся и ударил мужчину с ноги, но тот вцепился мертвой хваткой и волочился за Гиком, как живой якорь. Гик же совершенно нелепо отбивался, мало что соображая, от затмившей всё вокруг дикой боли. А джип был уже рядом, мелькая за недалекими деревьями соседних домов. Тарас подхватил с земли выпавшую у Гика биту и нанес один сильный удар. Хрустнули кости, мужчина замер с нелепо откинутой головой. Схватив припадающего на одну ногу Гика, Тарас бросился прочь. Огромный автомобиль въехал на стоянку, но прямо перед тем, как он осветил её яркими галогенными фарами, ребята скользнули за угол дома.
 Из джипа появились четыре человека. По их движениям сразу было понятно, что это хорошо подготовленные бойцы с многолетним опытом. Тем более чужеродно выглядели они в засыпающем мирном районе.  У каждого в ухе виднелась радио– гарнитура. И понимали они друг друга совершенно без слов, показывая чудеса почти хореографического взаимодействия. Словно это не четыре разных человека, а один, специально спроектированный организм. И если бы в этот момент Тарас увидел их, то напугался бы ещё больше.
 Из подъезда донесся невнятный шум: шаги, бормотание и ещё какие–то звуки животного происхождения. Спецы мгновенно рассредоточились, обнажив оружие. Двое укрылись позади джипа, взяв подъезд на прицел, ещё двое направились прямиком к подъезду, заняв позиции по обе его стороны. Один потянулся к ручке, но в этот момент дверь распахнулась, и на пороге показалась ухоженная женщина с маленькой огрызающейся собачкой в руках, неловко пытавшаяся достать из клатча автомобильные ключи. Женщина ойкнула, увидев направленные на себя четыре пистолета, собачка замолчала, испугавшись хозяйкиного испуга. Немая сцена продолжалась всего пару секунд: тишину прервало пиликанье брошенного в тени деревьев телефона. Бойцы мгновенно перестроились и, словно призраки, исчезли в темноте за припаркованными машинами. Дверь подъезда захлопнулась.
 Тарас дотащил сильно хромающего Гика до машины. Сорвал балаклаву. Санчес уже забрался на место водителя, а Старший открыл пассажирскую дверь, чтобы запустить их внутрь. Гик потянулся к ручке задней двери, попытался самостоятельно наступить на поврежденную ногу, но со стоном осел возле колеса и зашептал с придыханием, пытаясь снова подняться:
– Сука… я, кажется, выронил накопитель, когда этот гад меня цапнул! Но флешка у меня…
 Старший замер и бросил быстрый взгляд на угол дома, откуда они только что прибежали. Вернуться за вещами было уже совершенно не возможно, всю площадку по ту сторону здания заливал свет фар невидимого отсюда джипа. Даже оставаться здесь было абсолютным безумием: в любую секунду могли показаться вооруженные спецы. А в том, что они вооружены никаких сомнений не возникало. Ещё через несколько секунд они найдут ограбленного мужчину и бросятся обыскивать окрестности. И тут Тарас вытащил из кармана брюк черный пластмассовый прямоугольник, протянул Гику: – Больше не теряй.
 Старший удивленно приподнял левую бровь. Затем отобрал у них всё устройства и запрыгнул на переднее сидение:
– В машину быстро!
 Тарас подал руку Гику, поднимая его с земли, и тоже нырнул в машину. Последним, тихо матерясь сквозь зубы, на заднее сидение уселся Гик.
 Санчес потянулся к зажиганию, но план неумолимо продолжал рушиться. Из–за угла показался один из спецов с оружием наизготовку, подсвечивая себе фонариком, который держал прямо под пистолетом. Он внимательно изучал окрестности. Почти сразу следом за ним  вынырнул ещё один спец, прикрывая первого. Все в машине пригнулись. По окнам запрыгали блики от фонарей.
Из–за руля подал голос Санчес: – Это что за кибрг– убийца?
Старший, не отрывая глаз от спецов, тихо ответил:
– Команда зачистки… – и на недоуменный взгляд Санчеса добавил, – они, Санчес, таких обосравшихся котят, как вы, закапывают.
– Никогда раньше не видел.
Старший хмыкнул:
– Потому и жив до сих пор, – обернулся, – Гик, машина заряжена?
– Шашка пластита на бензобаке и радиодетонатор.
 Достал из своих бесконечных карманов кнопочный телефон и протянул Старшему. Блики фонариков исчезли, оба спеца с кошачьей грацией растворились за углом. Санчес выдохнул, а Старший заметил: – Сейчас вернутся. Только в этот раз их будет больше. Так что самое время делать ноги. Заводи потихонечку. 
 Санчес завел автомобиль. Несколько секунд ничего не происходило, потом вдалеке послышался вой полицейской сирены.
– Езжай. Медленно.
 Машина оторвалась от тротуара и на малом ходу проехала с десяток метров, прежде чем им открылся двор, который они так стремительно покидали. Несколько секунд казалось, что им удастся проскочить незамеченными. Просто случайный автомобиль едет по вечерней улице.
 Один из спецов возле джипа разговаривал по телефону, второй находился рядом с ним, держа руку на кобуре. Двое осматривали автомобиль убитого мужчины. Разговаривавший по телефону спец краем глаза уловил движение на дороге. Чуть повернул голову, увидел двигающийся мимо автомобиль и встретился глазами с замершим возле автомобильного окна Гиком. И одного этого взгляда было достаточно.
– Гони! – рявкнул Старший и Санчес утопил педаль в пол.
 Спец отпустил телефон, и, падая на колено, рванул из кобуры пистолет. Мобльный ещё не успел коснуться земли, как загрохотали выстрелы. Сквозь оглушительные щелчки пуль по металлу машины Тарас расслышал голос Старшего:
– Гони– гони– гони!
 Второй спец тоже среагировал мгновенно, и уже через секунду по автомобилю велся огонь из двух стволов. «Как в клетке, – мелькнуло в голове у сжавшегося в клубок  Тараса, – ни спрятаться, ни убежать»
Благо, до следующего дома было всего метров пятнадцать, затем щелчки металла о металл прекратились. Только ревел на пустой дороге двигатель. Старший перегнулся через сидение: – Всё целы?
 Гик сидел, удивленно смотря на свои окровавленные руки. Затем попытался что–то сказать и обмяк. Из груди тугой черной струей хлестнула кровь. Старший бросил Тарасу балаклаву: – Зажми рану!
 Сзади прямо через газон двора, даже не заметив разделяющего бордюра, с оглушительным утробным ревом выскочил на дорогу джип.
Старший уперся руками в переднюю панель: – На прямой они нас сделают! Отрывайся на поворотах.
 Санчес оказался прекрасным водителем. Машина словно не касалась колесами асфальта, пролетала повороты на дрифте, почти не сбавляя скорости, лихо обгоняя редкие в этот час автомобили. Тяжелому джипу такие маневры давались с трудом, но и там за рулем был не новичок и, вынужденно сбавляя на поворотах скорость, он пролетал бордюры и островки безопасности, даже не замечая препятствий.
Старший быстро обрисовывал ситуацию: – Полиция наверняка уже в курсе. Если они присоединятся к погоне, нас накроют.
 Повернулся к Тарасу. Тот, как ему сказали, скользкими от крови руками зажимал балаклавой рану. Голова Гика безвольно болталась, отвечая на повороты и кочки несуразным шаманским танцем. Старший отстегнул ремень,  перегнулся через сидение и одной рукой попытался нащупать на шее у Гика пульс. Затем отрицательно покачал головой и вернулся на свое место:
– Санчес, выбирай улицу потише, будем их блокировать. Со спецэффектами!
 Достал непонятно откуда взявшийся пистолет и дослал патрон в патронник.
Санчес покосился на пистолет: – Щас всё будет!
 Несколько почти мгновенных движений руками и ногами, машина сменила рев мотора на визг покрышек, боком влетела в переулок и, продолжая разворачиваться, проскользила юзом ещё добрых двадцать метров, прежде чем покачиваясь замерла.
Старший рванул ручку двери:
– Из машины! Санчес, уходишь самостоятельно!
 Тарас кубарем выкатился наружу, следом за Старшим. А Санчес дал газу, разгоняя автомобиль навстречу невидимому пока джипу, затем врубил нейтралку и выпрыгнул из машины, чудом не попав под её задние колеса.
 Джип с оглушительным ревом показался из–за угла. Он едва поместился на узкой улице, а его водитель, увидев приближающиеся фары, ударил по тормозам. На мгновение шум погони затих, сменившись шелестом покрышек, движущегося по инерции автомобиля. Затем раздался хруст сминаемой обшивки.
 Старший нажал кнопку детонатора. Секундная задержка, потом оглушительный хлопок, и обе машины скрылись в огненном вихре.
 Тарас бросился к ближайшей подворотне. Но как только стихло первое пламя, трое спецов выскочили из джипа с разных сторон, перекатились на обочину.
 Старший, не давая им возможности сгруппироваться, высадил в том направлении две обоймы подряд, перезаряжая оружие с точностью автомата. Меньше, чем через десять секунд его пистолет встал на затворную задержку – вторая обойма пуста. Двое спецов не подавали признаков жизни, третьего было не видно из–за машины. Наступила тишина, в которой гудело ослепительное бензиновое пламя. Старший схватил Тараса за шиворот и втолкнул в подворотню.
 Светила неполная луна, откуда–то доносился запах прелой листвы, из освещённых окон падали косые лучи света. «Как тогда, когда мы воровали яблоки», – промелькнуло в голове у бегущего со всёх ног Тараса. Никаким другим мыслям, бушующий в его крови адреналин, шансов не оставил. Через несколько дворов Старший достал из кармана мобильный и, приостановившись, нажал кнопку дозвона:
– Устройство у меня. Находимся в движении. Нужен транспорт по геолокации.
 Задержка во время разговора спасла им жизни. Последний спец, двигаясь параллельным курсом, выскочил из–за угла прямо перед ними. Он явно не ожидал, что преследуемые окажутся позади него, и старший налетел на него сзади. Оба не удержались на ногах. Раскатились в разные стороны.
Матерый спец даже во время падения не выпустил из рук оружия и, завершив падение отработанным кувырком, попытался выстрелить прямо из положения лежа. И, если бы Старший был один, тут бы его приключение и закончилось. Но Тарас, успевший притормозить и оставшийся на ногах, сделал первое, что пришло ему в голову: ударил ногой по пистолету. Пуля ушла в сторону, всё же опалив щеку Старшего. И снова оружие осталось в руках специалиста. Второй выстрел он сделал в сторону Тараса, и только неудобство прицеливания из положения лежа дало Тарасу возможность не попасть под выстрел.
 Спец лихо кувыркнулся назад и твердо встал  на колени. Оба неприятеля теперь были прямо перед ним, и третий раз он не промахнется. Тарас, чувствуя свою почти полную беспомощность, бросился на него, пытаясь не дать произвести прицельный выстрел.  Пока они перетягивали пистолет, два выстрела снова ушли в сторону. Но силы были явно не равны даже в таком положении. Словно механический пресс, спец спокойно встал с колен и ударил Тараса по ноге, подламывая её. Теперь уже Тарас оказался на коленях, но держал пистолет мертвой хваткой, вложив в это всё свои силы. Мир сузился до одной простой задачи: не дать спецу прицелиться. А тот, казалось, даже не напрягался, потому что, вдруг, отпустил одну руку и расстегнул нагрудные ножны, хватаясь за армейский нож. «Вот и всё…» – подумал Тарас за мгновение до того, как выстрел Старшего разнес спецу голову. Нож так и не успел обнажиться.
 Старший подал Тарасу руку, помогая подняться. Он встал, потом нагнулся и вытащил у спеца нож. Прикинул, не отрезать ли Старшему голову прямо сейчас, но ярость уже утихла, поэтому он просто спросил: – У тебя завод с патронами в кармане? Гуддини, мля… Три обоймы…
Старший убрал пистолет под куртку: – Четыре. Много – не мало.
Кивнул на нож в руке Тараса: – Зачем тебе такой приметный трофей?
– Пригодится.
Двор начал просыпаться. В окнах зажёгся свет, галдели люди.
– Уходим.

***
 Дверь открыл Санчес. Старший приподнял бровь. Удивился и Тарас: не считая схватки со спецом и плутания по плохо освещённым дворам, на всю дорогу они потратили едва ли больше времени, чем, когда ехали туда. Через десять минут после звонка Старшего на одной из окрестных улочек их подобрал малоприметный автомобиль с затемненными задними стеклами. Тарасу показались знакомыми его номера, но мало ли, что после таких приключений померещится. Да и не похоже было, чтобы группа, которой заведовал Старший, могла сотрудничать с государственными структурами. «Впрочем, кто этих столичных ухарей разберет?» – решил про себя Тарас и больше об этом не думал.
 В автомобиле сидели двое. Оба на передних сидениях. Старший тут же отобрал у Тараса трофейный нож и протянул переднему пассажиру: – Проверь.
Тот внимательно осмотрел оружие со всёх сторон, попытался что–то окрутить. Потом достал из бардачка небольшую коробочку, и  некоторое время смотрел на мерцающие индикаторы, щелкая переключателями. Вернул со словами:
– Не светится. Но номера я бы перебил.
 Дальше ехали молча. Тараса колотило, но виду он не подавал. Думать тоже получалось плохо, так что он просто смотрел в окно на мелькающие огни.
 Через полчаса их высадили у какого–то парка. Машина уехала, а они нырнули в глубину местной застройки, миновали несколько дворов и оказались у своего подъезда.  А потом дверь открыл непонятно как опередивший их Санчес.
– Вот, ты – шустрый! Как успел раньше нас? – удивился Старший.
– Меня девушки любят. Тормознул на соседней улице одну. Видел бы ты ее… иномарку. Я б погонял! Эх… даже денег не взяла.
– Проверился?
– А то! Я ей другой адрес назвал. Да и вышел в трех кварталах у магазина. Походил по залу, поглядел. Потом нырнул в подворотню и через сквозной подъезд на соседнюю улицу. Всё чисто. Вот, телефончик оставила!
 Санчес достал из нагрудного кармана этикетку от жвачки с написанными цифрами и протянул Старшему. Тот забрал, мельком глянув на надпись: – Пробью номер. Как звали… иномарку?
– Наташа.
– М– да, можно было и не спрашивать. Ты, – повернулся к Тарасу с тёмными пятнами крови на синих джинсах, – со мной.
 Старший нырнул в кабинет, набрал с разных полок комплект вещёй, запакованных в полиэтиленовую пленку, и дал Тарасу. Это была не армейская форма, да и не форма вообще, но вещи практичные, серые, неприметные, похожие на то, что носил сам Старший или Санчес. Если встретить в городе человека в такой одежде, его будет очень трудно описать, потому что взгляду почти не за что зацепиться.
– Всё вещи, в чем был на задании, в мешок. Я вернусь, утилизирую.
 Первым кинул в черный полиэтиленовый пакет балаклаву и перчатки, передал пакет Тарасу.
– Теперь брысь по комнатам. – Старший вышел в коридор и пошел к выходной двери, но остановился и добавил, – Да, Санчес, вещи Гика туда же. Закрой за мной.
Тарас развел руками:
– А телефон? Я позвонить хотел…
 Старший посмотрел на него, но не ответил. Хлопнула выходная дверь, Санчес накинул цепочку.
– Куда это он, на ночь глядя? – поинтересовался Тарас.
– Даже знать не хочу! – буркнул в ответ Санчес и ушёл в комнату.
 Тарас зашёл на кухню, сделал бутерброд, запил водой из чайника и пошел в ванную переодеваться. Ему было жалко одежды. Хорошие вещи, почти новые. Он вообще редко мог найти что–то, что бы ему по– настоящему нравилось, поэтому походы в магазин случались не часто. И вот теперь, снимая с себя одежду, ему было жалко вещёй. А потом стало нестерпимо жалко себя. Не Гика, которого он почти не знал, не холёного мужчину, лежащего теперь во дворе своего дома. Именно себя, вырванного из привычной провинциальной суеты, из изрядно надоевших, но знакомых и безопасных  отношений, из целой жизни, внезапно оказавшейся совсем далеко. Словно и не с ним всё это было когда–то. С кем–то знакомым, но другим. Из зеркала на него смотрели уставшие злые глаза.
 Вода смыла всё. И, надевая на себя новые вещи, он не без удовольствия отметил, что теперь почти не отличим от Старшего. Или от Санчеса. Про Гика он больше не думал.

***
 Куратор был человеком действия. Вот и в этот раз он сам сидел за рулем, хотя вполне мог позволить себе не только водителя, но и личный самолет. Как любой человек действия, он считал элементы роскоши фактором мешающим выполнению задания. Слова «эффективность и целесообразность» можно было выбить у него на фамильном гербе, если бы он, конечно, у него был. Много лет он отслужил в специальном подразделении в качестве бойца, затем участвовал в разработке спецопераций и даже был рекомендован начальством для повышения по службе на руководящих должностях, пройдя соответствующее обучение. Но он был слишком эффективен, чтобы отсиживаться в штабе. Скорость реакции на меняющуюся оперативную обстановку и отсутствие брезгливости при выполнении деликатных операций делали его очень ценным специалистом. И очень опасным оппонентом.
 Старший уселся на пассажирское сидение служебного автомобиля и передал Куратору пакет с изъятыми устройствами. Куратор внимательно посмотрел в зеркала, отъехал на пару кварталов и снова припарковался. Еще раз посмотрел в зеркало и, не отрывая от него взгляда, обратился к Старшему: – Мне стоит тебя уволить за весь этот цирк. Задача была поставлена четко: изъятие информации. Боевые действия на улицах города не предусматривались. Вас выбрали, чтобы всё сделать, как можно тише. Кстати, ликвидация объекта – это непростительная самодеятельность. Объект разрабатывался годами. Задействованы огромные ресурсы.
– Виноват. Новенький перестарался.
– А руководитель в группе на что? На этот раз – черт с ним, его свои всё равно бы грохнули, так что с этой стороны потери минимальны, но у вас было четкое задание: извлечение данных. Вы категорически не должны были пересекаться с другой группой. А вместо этого шесть трупов, стрельба в городе, два взорванных автомобиля.
 Старший никак не мог уловить тональность разговора. Задание было выполнено не идеально, но ему не впервой было терять людей. К тому же, выполнение поставленных задач всегда было его приоритетом. Он знал, что ценили его именно за это. А остальное – приемлемые потери, если в задании не обозначено иное. Поэтому, ожидая от куратора более ясного продолжения, он просто повторил:
– Виноват.
Похоже, Куратор размышлял вслух: – Технаря, опять же, жаль, толковый был парень… Я понимаю, что для тебя этот детский сад непривычен. Но команда создана для решения чисто тактических задач в строго отведенный промежуток времени на определенной территории. Поэтому не стали перебрасывать сюда готовую группу, а взяли тебя натаскать этих. Твоего уровня для них с головой хватит. А дальше они вряд ли понадобятся. Ладно, что по новенькому? Говоришь, его рук дело?
– Прикрывал технаря с данными. Жестко, но эффективно. Меня во дворах прикрыл, не растерялся. В одиночку с этим терминатором, конечно, у него шансов не было, но командно сработал хорошо. Кстати, почему в прикрытии объекта команда зачистки?
– Это не твоего ума дело! – Куратор сверкнул холодными стальными глазами, – Сейчас пойдешь и напишешь подробный рапорт. По минутам! Кто где был и что делал. Мне ещё отчитываться за тебя! И, я надеюсь, ты понимаешь, что означает увольнение для человека такого уровня, как ты.
– Конечно.
– Прекрасно! Вот расходники на неделю, – достал из–под сидения пакет: деньги и флаконы с желтыми и синими этикетками, – будем вас отправлять из города после такого шума. Завтра дам знать, что к чему.
 Старший потянулся к дверной ручке. Куратор его остановил: – Да, не вздумай принимать эти таблетки сам.
– Это не амфетамин?
– Конечно, нет. Вернее, не только он. Тут сразу несколько тактических задач решаются в области боевой фармакологии. Ну, и в целом помогает держать молодняк в узде: не так просто найти себе дилера в чужом городе. Так что привыкание – эффект запланированный. К тому же, при сворачивании деятельности, состав препаратов немного изменится. Будет похоже на обычный передоз нескольких торчков. Никто не станет разбираться.
 Старший внутренне напрягся, прекрасно понимая, что в случае чего это и его судьба, но снова ответил предельно просто: – Понял.
– Так что не привыкай к молодняку. А то ещё рука дрогнет в нужный момент.
 Старший кивнул. Он понимал. И Куратор знал, что он понимает. Это хорошо, значит, урок усвоен. Теперь после кнута пряник: – Захочешь расслабиться выпей хорошего коньяка. Немного!
 Достал из–под сидения ещё один пакет с двумя бутылками фирменного коньяка. Внимательно посмотрел на них, затем одну отдал Старшему: – Тебе сегодня повезло. Дважды.
Старший взял бутылку в руку и тоже внимательно посмотрел сперва на неё, потом на ту, что осталась у Куратора: – Спасибо. И за везение тоже.
Куратор задорно сверкнул глазами: – За острый ум тебя и ценим. Эту пей смело. Свободен.
 Старший вышел из машины и ему нестерпимо захотелось курить.

***
 Тарас валялся на кровати и смотрел по телевизору какой–то невнятный боевичок. Мысли его были далеко, только глаза автоматически скользили по мельтешившему пестрой картинкой экрану.
 Матери давно не звонил. Даже не сказал, что уезжает. Хотя, ей не особо и интересно, с тех пор, как нашла себе этого… предпринимателя. Видал Тарас таких предпринимателей: спит до обеда, потом смотается куда–то на пару часов – и обратно домой. Правда, на курорты мать возит регулярно. Машина не плохая. Значит, деньги водятся. Этак, глядишь, ребенка заделают…
 Насте тоже обещал позвонить, как устроится. Впрочем, сказал же, как устроится, а пока ещё ни черта не понятно…

 Он отвлекся, когда протопавший мимо Санчес открыл входную дверь. В коридоре тихо перекинулись парой фраз. Затем Санчес вернулся к себе, а со стороны кабинета раздался голос Старшего:
– Молодой, зайди!
Размышления перед экраном пришлось прервать.
 Дверь в кабинет была приоткрыта, так что стучаться не потребовалось. Когда Тарас зашёл, Старший уже откупорил бутылку коньяка и налил крохотный наперсток. Подвинул в сторону Тараса.
– Поначалу решил, что ты нам не подходишь.
 Надолго замолчал, глядя внимательными холодными глазами.
– В общем, чуть всё не завалил, но потом собрался. Так что неплохо.
Тарас хмыкнул:
– Вообще–то, я кое– кого от пули спас, Гика вытащил, а накопитель вы бы без меня вообще… потеряли…
Теперь уже хмыкнул Старший:
– Победителей не судят, факт. Но я надеюсь, ты не медаль ждешь? Потому что тебя именно для этого в команду и брали. Остаешься.
 Тарас потянулся за коньяком, но перед тем, как выпить поднял глаза на Старшего: – Я, конечно, в чужие дела не лезу, но что это за фантомас был? Он же вообще неубиваемый! Не удивлюсь, если он оттуда уполз и сейчас себе в каком– нибудь дешёвом отеле руку плоскогубцами ремонтирует. Нож у него американский, кстати. Да и морда… на нашего не похож…
 Старший всё ещё вглядывался в Тараса, словно ждал, что засланный агент выдаст себя неосторожной фразой. Но нет, ничего такого, просто стресс и повышенная болтливость.
– Не похож. Я об этом уже доложил. Мне сказали: «Не твое дело!» – Вот так дословно тебе и передаю! Ладно, допивай и топай отдыхать.
 Пока Старший копался в бумажном пакете, Тарас залпом выпил, поморщился и поставил рюмку на стол.
– А позвонить? Ты сказал, что я вечером домой позвонить смогу.
 Старший достал из стола телефон Тараса, вставил в него аккумулятор.
– Напиши СМС. Поздно уже.
 Внимательными глазами наблюдал, как Тарас держит телефон, как пишет и отправляет сообщение. Затем забрал телефон и отправил обратно в ящик. Аккуратно выложил из пакета на стол семьсот долларов и два флакона. Достал табель.
– Это на неделю. Распишись.
 Тарас явно обрадовался такому повороту событий. Он постоянно ждал, что его всё–таки кинут, и потому даже вздохнул с облегчением, убирая деньги в нагрудный карман. Купюры и выпитый до этого коньяк приятно согревали. Расписался, взял один из флаконов и потряс возле уха. Характерно загремели таблетки.
– А это зачем?
– Синие для того, чтобы снять стресс после работы, желтые – наоборот, чтобы бодрячком, когда ночью работать придётся. Так что путать их не рекомендую, мне на работе овощ ни к чему.
– Понял, не дурак.
– Да, и не увлекайся. Штука мощная.
– Да я вообще не люблю это дело, – соврал Тарас. По глазам понял, что командир прекрасно всё знает и хмыкнул: – Что за день? Сплошные эксперименты… Ладно, разберусь.
 Старший проводил его до двери и обратился в темноту коридора:
– Санчес, зайди!
 Из другой комнаты появился уже успевший задремать перед телевизором Санчес. Прежде, чем Тарас скрылся за дверью, Старший добавил:
– С этого момента твое имя в группе – Мороз.
Тарас спросил машинально: – Почему Мороз?
Старший ухмыльнулся: – Потому что у меня от тебя мурашки по коже.
Тарас нырнул к себе, а Санчес зашёл в кабинет и плотно прикрыл дверь.
– Ты серьезно? Мурашки? От него?
Старший удивленно поднял глаза: – Дурак, что ли? Он на пистолет с голыми руками полез…  Отморозок, потому и Мороз!
 Санчес удовлетворенно хмыкнул – это объяснение его полностью устраивало. Он вообще старался не обращать внимания на детали, которые не мешали ему смотреть телевизор или принимать пищу.
 На столе снова появились деньги и два флакона. Санчес ловко всё подхватил, распихал по карманам и привычно чиркнул закорючку в табеле. Не особо церемонясь ткнул пальцем в откупоренную бутылку:
– Коньячком баловались?
Но Старший пропустил его слова мимо ушей:
– Завтра нас переведут за город. На всякий случай глаз с него не спускай!

***
 Лучше всего в своей жизни Санчес умел делать две вещи: поднимать железо в спортзале и смотреть телевизор. Сейчас он был занят именно вторым: развалившись в большом мягком кресле, таращился на противоположную стену с плоской панелью экрана в 37 дюймов.
 Они приехали недавно и ещё не успели распаковаться. Рюкзак Санчеса валялся возле него, а приоткрытая сумка Тараса стояла на диване. Их легкие куртки лежали там же.
 Это был небольшой, но уютный дом, стоящий особняком километрах в тридцати от города. Два этажа, несколько комнат и большая гостиная, совмещённая с кухонной зоной, где и расположились ребята. От ближайших соседей их отделяла роща и несколько сотен метров проселочной дороги. Ещё дальше начиналась окраина маленькой деревеньки в полтора десятка домов и две улицы.
 Старший привез их и тут же куда–то уехал. Тарас бросил сумку, осмотрелся и пошел гулять по комнатам первого и второго этажей, с интересом заглядывая в новые помещёния. А когда вернулся, Санчес уже разобрался с незнакомым телевизором и полностью погрузился в просмотр содержимого многочисленных каналов.
 Тарас открыл сумку и достал оттуда небольшую книжку в мягком переплете, которую взял в дорогу. Сел на диван, пролистнул несколько страниц. Но работающий телевизор мешал читать. Пришлось смотреть кино вместе с Санчесом.
 Время шло, шелестел ветер в деревьях у реки, где–то на том берегу пронзительно закричала хищная птица. Тарас понял, что проголодался. Он открыл кухонные шкафчики и начал изучать доставшийся инвентарь. Всё, что нужно для жизни тут имелось. Был даже водопровод. Пару пластиковых пакетов с едой лежали возле варочной панели на длинном кухонном столе. Удовлетворенный осмотром Тарас не стал терять времени и занялся разборкой пакетов, попутно прикидывая варианты обеда. Готовить он умел и любил.
 Через спину обратился к Санчесу: – Природа – это хорошо! Как дома. Сейчас шашлычок замутим. Знаю маринад: два часа – и готово!
 Санчес оживился, но даже мысль о еде не смогла заставить его подняться с кресла:
– О! А я за! Зелепухи побольше и винишко. Надо сообразить, где у них тут магаз…
– Отставить винишко! – раздался за спиной голос Старшего. Тарас чуть не выронил пакет. Санчес подпрыгнул в кресле. А Старший, явно наслаждаясь произведенным эффектом, продолжил: – Вот так вас и перестреляют! Если вы не слышали машины, это не значит, что она не подъехала. И уж тем более не значит, что к вам кто–то пешком не пришел. Дверь всегда на замке держите, даже если сами во дворе. От настоящего противника это не спасет, а от таких же, как вы, очень даже. Иногда пара секунд – это всё, что у тебя есть.
Ребята молча переглянулись. Аппетит пропал.
– Ладно, бойцы, с завтрашнего дня, кроме работы, к нам будут приезжать инструкторы. Поднатаскают в тактике, научат работать с оружием и спецсредствами. Вот график занятий. Смотрите регулярно, он будет меняться.
 Листок с расписанием был немедленно приколот на самое видное место. Затем Старший подвинулся, освобождая проход:
– А сейчас, прошу знакомиться, новый боец нашей группы.
 В комнату зашла девушка, больше похожая на подростка. Через плечо спортивная сумка. В руках длинный винтовочный футляр.
При виде ее Санчес чуть не вывалился из кресла: – О– о– о!
– Привет, О. – Ответила девушка, – Я Ева.
 Прошла, положила сумку и футляр на журнальный столик перед диваном, повернулась к Тарасу и очаровательно улыбнулась:
– Мужчина у плиты, класс! Как зовут героя?
– Я Та… – по привычке отозвался Тарас, но вовремя осекся, – Мороз.
– Понятно. – Ева ещё раз улыбнулась и тут же потеряла к ребятам всякий интерес. Раскрыла футляр, в котором оказалась красивая снайперская винтовка, названия которой Тарас не знал. Пальцы Евы знакомо пробежали по прикладу, затвору и скользнули на цевье. И оторваться от этого движения Тарас смог не сразу. «Между девушкой и оружием старые приятельские отношения. Может даже роман» – подумал вдруг Тарас.
– Внешность обманчива, – продолжил Старший, – Ева очень опытный боец. Стрельбе вас будет учить она.
Старший протянул Тарасу его мобильный телефон:
– Мороз, забирай. Можешь пользоваться.
Тарас вытер руки, взял телефон и сунул его в карман.
– Связь теперь идет через защищенный канал. В любом случае, особо не болтай, потому что слушают всех.
Старший ушёл в комнату.
 Санчес, начисто забывший про телевизор, не сводил заинтересованных глаз с девушки. Видимо, в какой–то дворовой качалке он экстерном закончил курсы пикапа, потому что, обращаясь к Тарасу, вдруг заявил: – Мороз, я влюбился!
 Тарас хмыкнул через плечо и покосился на Еву. А она мгновенно перехватила его взгляд. Словно выстрелила.
Санчес не унимался:
– Нет, ты погляди, как она пальчиками работает!
Тарас, делая вид, что не понимает о чем речь, ответил:
– Ну, так Старший же сказал, что она профи!
 И снова этот быстрый взгляд исподлобья. «Хорошо, что у нее винтовка разобрана», – подумал Тарас, чувствуя одновременно необычную веселость и легкий холодок животного ужаса на затылке каждый раз, когда раздавался очередной щелчок разбираемой винтовки.

 Ева осмотрела разложенные на столе детали и принялась собирать винтовку обратно. А Санчес решил побить мировой рекорд по количеству глупостей на единицу времени:
– Ой, чувствую, профи! Вон, у нее даже винтовка вся в узорчиках.
– Каждый такой узорчик – пораженная цель. – Объяснила девушка, не отрывая взгляда от собираемого оружия.
Санчес дебильно ухмыльнулся: – Пораженная цель… прямо, как я…
 Наверно и у влюбленных павианов встречаются зачатки разума, потому что Санчес, вдруг, посерьезнел, потом как–то внутренне подобрался и вполголоса спросил:
– Цель – человек что ли?
А Ева снова не подняла глаз: – Для тебя, может, и человек. Для меня – цель. Как ты. Тоже пока не человек.
Санчес ткнул пальцем в направлении приклада: – Так их же там…
– Шестьдесят девять. Не заткнешься, будешь юбилейным.
 Ева щелчком загнала на свое место последнюю деталь. И, подняв наконец глаза, посмотрела прямо на Санчеса. А тот, отчего–то, словно уменьшился в размере.

– Ты иди, пока, погуляй. Мне с Морозом позаниматься нужно.
 И посмотрела теперь на Тараса. Но парень у плиты не захотел уменьшаться в размерах и это ей очень понравилось.
– Да, – кивнула Ева на оружие, – знаешь прицельную дальность?
– Ну, плюс– минус… километр– полтора… – пожал плечами Санчес.
– Вот, ближе и не подходи. Мало ли…
 Санчес хмыкнул, сгреб сумку в охапку и, проходя мимо Тараса, скорчил ему удивленную гримасу, типа «ого, суровая тётка!»
 Когда дверь за ним закрылась, Ева подошла к Тарасу ближе, чем это принято на первом свидании. Он замер у разделочной доски с ножом в руках и пучком укропа. А она, едва доставая ему до подбородка, прижала его к столешнице и тихо зашептала:
– Я видела у тебя в сумке… – Тарас попытался отстраниться, – Ой, прости, у тебя, наверно, девушка есть?
Тарас выскользнул из ее объятий окончательно: – Жена.
Ева забавно сморщила носик:
– Жена… ладно, зайдем с другой стороны: я видела у тебя в сумке флакон круглых. А мне, вот, пока не выдали.
Печально вздохнула: – Поделишься? А то такой вечер пропадает.
 Тарас смахнул мясо и зелень с разделочной доски в пакет и потряс его перемешивая. Затем отложил в сторону, вытер руки и подошёл к сумке, доставая флаконы:
– Да, пожалуйста. Хорошему человеку не жалко. Тебе какую?
Глаза Евы сверкнули озорным огоньком:
– Ой, как я люблю неопытных! Мороз, ну кто же такие хорошие колеса по одному принимает? Я тебе всему научу! Бери с собой. Пойдем!
Тарас растерялся: – Куда?
Ева хохотнула: – Ну, не здесь же! Ты, небось, их только в кровати глотал, а это скучно!
 Ева перекинула маленькую сумку через плечо. Несколькими отработанными движениями выщелкнула затвор винтовки, но, поймав на себе заинтересованный взгляд Тараса, отчего–то смущенно усмехнулась и, кинув затвор в боковой карман сумочки, развела руками: – Всё свое ношу с собой.
 Тарас накинул куртку и пошел за Евой. Проходя мимо комнаты Старшего она постучала и, в ответ на приглашение зайти, сказала в приоткрытую дверь:
– Мы к реке прогуляемся. Далеко отходить не будем. Телефоны с собой.
 Река и вправду оказалась рядом в перелеске. Минутах в семи от дома. Впрочем, Тарас не удивился тому, что Ева знала куда идти. Погода была прекрасная, и забивать голову всякой ерундой не хотелось. Тем более что мясу как раз нужно полежать пару часов в маринаде, так почему бы и не прогуляться?
 Ева растянулась на траве пологого берега и щурилась на теплое осеннее солнце. Тарас уселся рядом, а она дотронулась до его бедра и сказала:
– Давай?
– Давай, – согласился Тарас, – а что именно?
 Ева рассмеялась и перевернулась на живот, оперлась на землю локтями: – Ой, Мороз… Ну, что там у тебя? Колеса? Ну, давай колеса, раз ничего больше девушке предложить не хочешь. Значит, смотри: берешь два синих и два желтых. Ну, давай, бери!
 Тарас положил на ладонь четыре таблетки. Ева достала из сумочки упаковку презервативов. Наигранно скорчила гримасу: – Ой! Не тот кармашек.
 Убрала обратно. Во второй раз она вытащила бутылочку с водой.
– Минералка. Никогда не пью местную воду в незнакомых местах. И ты не пей, иначе с горшка не слезешь. Просрёшь всё в самый ответственный момент!
 Взяла Тараса за руку и поднесла его ладонь с таблетками к своему рту. Слизнула губами и языком, дразня Тараса. Потом сделала несколько глотков из бутылки.
– Давай ты, – протянула Тарасу свою ладонь с таблетками Ева. Тот аккуратно, смущаясь откровенной сексуальности всего происходящего, подобрал таблетки губами. Ева издала протяжный вздох, когда он коснулся её ладони. Тарас вздрогнул, чуть не выронив таблетки, а Ева от души расхохоталась.
– Прости, не сдержалась. Ты тоже хорош. Как пионер, честное слово… – отсмеявшись, выдохнула она, – Ладно, так тоже сойдет. Ложись!
 Тарас улегся рядом с Евой. А она повернула к нему голову и заявила: – Сейчас начнется, – и взяла его за руку.
Долго ждать не пришлось. В широко распахнувшемся небе поплыли странной формы деревья, постепенно меняя цвет и очертания. Раскрылись миллионом подробностей, которых раньше за ними не наблюдалось, пошли глубокой волной, преломляя окружающую реальность на тонких пленках растрескавшейся текстуры. Из центра этого цветного водоворота Тарас глядел на всё отдаляющееся полотно неба с красивыми разводами облаков. Ему стало нестерпимо интересно, куда же поплывет этот синий лоскуток по– настоящему реального мира.
Поэтому, когда ускользающую реальность заслонила худенькая женская фигура, скинувшая с себя футболку и теперь жарко дышащая на него, Тарас нетерпеливо махнул рукой: отстань. Судьба кружевных облаков интересовала его куда больше, чем почти мальчишеская грудь его спутницы. И то, как она гладила его по шее и волосам, совсем не помогало удовлетворить его внезапное любопытство. Он заворочался, пытаясь выскользнуть из–под Евы, чтобы не пропустить тот момент, когда небо окончательно исчезнет в стремительно сужающемся пространстве. 
 Ева обиженно поджала губки, попыталась его удержать, но Тарас был слишком увлечен. Довольно скоро ей это надоело, и она перекатилась в сторону, не без труда поднялась на ноги, подхватив валявшуюся неподалеку футболку. Думала надеть, но потерялась в изгибах материи. Глянула на пялившегося в небо Тараса и разочарованно выдохнула: – М– да… ну, Мороз, ты и тормоз.
 Втиснулась, наконец, в футболку и ушла, забрав свою крохотную сумочку. А Тарас, вынырнув на мгновение из затянувшего его мира, словно оправдываясь перед самим собой, сказал внимательно глядящей не него березе:
– Я жену люблю!
И отключился.
 Из забытья его вырвал навязчиво пиликающий в кармане брюк телефон.
– Да? – слабо соображая ответил Тарас. С не определившегося номера голос Старшего ему скомандовал:
– Боец, подъем! Шашлыки отменяются! Десять минут на сборы, потом инструктаж. Работаем.

***
Ночная загородная дорога. Двигатель работал настолько тихо, что его почти заглушал шелест колес. За рулем привычно расположился Санчес, рядом Старший. А Ева, до этого полчаса инструктировавшая Тараса по работе со снайперской винтовкой, оснащенной прибором ночного видения, теперь делала вид, что они не знакомы. Впрочем, Тарасу было не до неё. Он был хмур и сосредоточен. Короткого сна на берегу реки ему явно не хватило, чтобы придти в себя, и он потихоньку проглотил ещё одну желтую таблетку. Для бодрости.
Старший говорил тихо, но голос казался твердым, как армейский нож: – Наше задание – перехват автомобиля. В салоне три человека: водитель – он же охранник, ребенок и наша цель – мужчина сорок плюс. Специальной подготовки нет, боевым искусствам не обучен, не вооружен. Охранник прошел огневую подготовку, носит «Глок» семнадцатый, так что, если успеет достать, мало не покажется. Санчес, уловил? Его нужно сразу же разоружить. Цель задания – произвести на объект максимальное психологическое давление – я беру на себя, но, по возможности, никого не убиваем, чтобы не потерять контроль над ситуацией. Мороз, тебя отдельно касается! Вы с Евой занимаете позиции на возвышенностях справа и слева от дороги, прикрываете нас, заодно контролируете пути отхода. О любых изменениях обстановки сразу докладываете мне.
 Дорога проходила через небольшой холмистый лесок. Подъехали, выгрузились. Машину Санчес отогнал за ближайшие кусты и вернулся уже пешком. Тарас бегом поднялся на удобную возвышенность, краем глаза заметил, как Ева сделала то же самое на другой стороне дороги. Рация ожила и голосом Евы доложила: – На позиции.
Тарас спохватился: – На позиции.
 Отозвался Старший: – Ева, нужно пробить переднее колесо машины. Так, чтобы было похоже на обычный прокол. Припаркуй их возле ложбины слева. Мы с Санчесом их встретим. В этот момент всем внимание на охранника. Не дайте ему начать стрелять.
 По деревьям мелькнул свет приближающихся фар. Ева откликнулась: – Приняла. Работаю.
 Вскоре показалась машина. Щелчок со стороны Евы. Машина вильнула, взвизгнула на дороге и уткнулась в обочину.
 Из–за руля вышел охранник, а вслед ему из машины несся возмущенный мужской голос. Расслышать слова с такого расстояния Тарас не мог, но суть угадывалась легко: судя по визгливым интонациям, начальник был недоволен.
Охранник с виноватым видом обошел машину, заметил спущенное колесо и развел руками в беспомощном жесте, словно оправдываясь перед теми, кто находился внутри.
Почти сразу наружу показался и обладатель визгливого голоса. Он убедился в том, что ему говорят правду и снова продолжил гневную речь, широко размахивая руками в направлении багажника.
 Угрюмый охранник покорно снял пиджак, кинул его в машину, невольно демонстрируя окружающим кобуру скрытого ношения поверх светлой рубашки, и пошел за запаской и инструментами.
 Когда подчиненный скрылся за поднятой крышкой багажника, начальник наконец умолк, вытащил из кармана коробку с леденцами и закинул одну конфету в рот. На вид ему было около сорока лет, ремень ещё пока удерживал норовящий перевалиться через него живот, а пухлые пальцы нервно теребили маленькую жестяную коробочку. Человек боролся с отчаянным желанием закурить, и оттого его злость была только острее.
 Из темноты с противоположных сторон машины вынырнули фигуры Старшего и Санчеса. Охранник, услышав шаги, обернулся и схватился за кобуру, но увидев направленный прямо на него ствол пистолета, замер, медленно поднимая руки. Санчес приложил палец к губам: – Т– с– с…
 Уткнув ствол в живот охраннику, Санчес свободной рукой вытащил его пистолет из кобуры и сунул себе за пояс:
– Шагай. – Кивнул головой в сторону Старшего Санчес.
 А Старший даже не поднял пистолета. Чиновник был настолько напуган появившимся из темноты человеком, что ничего не предпринимал. Он только нервно сглатывал и хватал ртом воздух. Старший начал не торопясь накручивать матовый цилиндр глушителя. Чиновник попятился:
– Вы… вы… вы… – продолжения он выдавить из себя не смог.
 В тот момент, когда из–за автомобиля появился Санчес с обезоруженным охранником, дверь машины распахнулась и к чиновнику кинулась маленькая темноволосая девочка лет девяти. Санчес повернулся, хватая шустрого ребенка одной рукой, и охранник оказался не на линии огня. Этой секунды ему хватило, чтобы шагнуть Санчесу за спину и выдернуть у него из–за пояса свой «Глок». Поднимая пистолет, отработанным движением передернул затвор, досылая патрон в патронник. А Санчес ещё только начал поворачиваться. Ева нажала на спуск. До Тараса долетел не громкий звук, словно ударились друг о друга два речных камня, дерево позади машины взорвалось осколками мелких щепок. Пуля насквозь прошла через плечо охранника, и он повалился на землю, роняя оружие. Санчес придавил ногой выпавший пистолет, свой пистолет ловко спрятал в кобуру и, продолжая одной рукой держать девочку, наклонился и сунул пистолет охранника в карман. Затем грозно разогнулся, достал из набедренных ножен тактический нож и, держа широкое лезвие прямо перед лицом девочки, прижал ее к автомобилю.
– Стой смирно, пока кого– нибудь из–за тебя не убили!
 Чиновник дернулся к дочке, но Старший преградил ему дорогу: – Нет! Она пока останется здесь. А мы с вами отойдем, побеседуем. Конечно, возможно, что вы больше никогда не увидитесь, но это будет целиком зависеть от вашего благоразумия.
 На земле, держась за плечо, постанывал раненный охранник. Сквозь плотно прижатые к ране пальцы сочилась кровь. Чиновник выкатил глаза, у него была глубокая нездоровая одышка. Старший же наоборот держался совершенно спокойно: – Дышите, Виктор Петрович. Сейчас рано умирать.
 Старший включил крохотный фонарик и цилиндром глушителя толкнул чиновника в сторону ближайших деревьев. Тот нехотя заковылял в их направлении, постоянно спотыкаясь и озираясь по сторонам. Если бы не приборы ночного видения и Тарас, и Ева потеряли бы их из виду, как только они отошли от машины. Не смотря на то, что Старший включил фонарик под деревьями было очень темно.
Когда машина скрылась из виду, Старший остановился:
– На колени.
 Чиновник испуганно замер. Тогда старший ударил его по ногам. Чиновник охнул и шумно грохнулся на землю.
 Старший взвел пистолет и приставил срез глушителя к затылку Виктора Петровича: – Хотите что–то объяснить?
– Не понимаю… Кто вы? Что вам нужно? – лепетал полный человек, стоя на четвереньках.
 Голос Старшего совершенно не изменился: – Действительно не понимаете. Я дам вам десять секунд и, если вы не перестанете валять дурака, выстрелю вам в затылок – есть у меня и такие полномочия. А потом мне придется убить вашего охранника и вашу дочь.
 В это время у машины девочка извернулась и цапнула зубами Санчеса за руку с ножом. Затем выскользнула из курточки и бросилась бежать. Санчес взревел и бросился за ней, догнал девочку за машиной, наклонился и широко замахнулся рукой с ножом в кулаке. Ева сделала выдох и снова нажала на спуск.
 Негромкий хлопок и звон металла. Санчес замер и посмотрел на обломок ножа в своей руке. На запястье маячила зеленая точка лазерного прицела. Потом точка  двинулась и переползла к нему на грудь, остановилась там, где у Санчеса сердце. Секунду спустя там же появилась ещё одна точка – Тараса.
Санчес сдернул с пояса рацию: – Вы охренели?
Отозвалась Ева: – Держи себя в руках.
Немедленно из рации раздался голос Старшего: – Оставить радиообмен! Тишина в эфире.
 Санчес поднял ребенка одной рукой и закинул в багажник. Девочка тут же начала колотить изнутри в обшивку. И это было слышно даже за деревьями. Чиновник попытался подняться: – Сонечка!
 Старший выстрелил рядом с его ухом. Даже не смотря на глушитель это довольно болезненно. Чиновник съежился, прикрываясь руками, и плюхнулся обратно. А из багажника продолжали доноситься крики и стук. И тогда Виктор Петрович начал плакать.
– Да что ж вы делаете? Я же уже говорил, что мне нужно время для согласования. Там ведь целая процедура предусмотрена. Я не могу просто так взять и подписать, чтобы завтра всё заработало. Так не бывает.
 Старший пнул чиновника ногой в бок, а когда тот упал, придавил его к земле тяжелым армейским сапогом. Заговорил с ним почти равнодушно, словно ничего не произошло:
– И снова вы неверно оцениваете ситуацию. Я не принимаю решений, со мной договариваться бесполезно. Просто напоминаю: вашим завтрашним решением человек, о котором вам говорили, должен быть назначен на должность, о которой вам говорили. Это произойдет неизбежно, даже если вас сегодня убьют, просто мы потеряем время. А наше время в обмен на ваши жизни мне кажется вполне разумной сделкой.
Виктор Петрович молча хлопал глазами.
– Кстати, о времени: знаете, за сколько минут сгорает автомобиль с человеком внутри? Вы после этого сами будете просить, чтобы я вас застрелил, а я этого не сделаю. Прострелю вам ноги, и вы будете медленно истекать кровью, пока догорает ваш ребёнок. А прежде, чем вас найдут, вы тоже умрете. Зачем же до этого доводить? Просто кивните головой, скажите, что всё поняли – и я вам поверю. У вас будет 24 часа, чтобы выполнить то, что вы пообещаете.
Чиновник послушно замотал головой: – Да– да– да… я завтра всё подпишу.
– Хорошо. Это именно тот ответ, который вас спасет. Но я всё проверю. И, если завтра вы, вдруг передумаете, если всё, произошедшее сегодня покажется вам дурным сном, то вас удивит, какими беззащитными окажутся ваши друзья, по сравнению с теми, чьи интересы я представляю. Кстати, ваши заграничные счета мы пока заблокировали, чтобы вы не надумали удрать. Убедитесь в этом сами, когда доберетесь до дома. И оцените всю серьезность сделанного вам предложения.
Старший поднял ко рту рацию: – Подержи его пока на мушке. Дернется, стреляй.
– Работаю, – голосом Евы хрипло ответила рация. На груди чиновника вспыхнуло зеленое пятно целеуказателя.
 Старший ушёл. А чиновник ещё полминуты зачарованно смотрел на подрагивающую зеленую точку, пока она не погасла. Тогда Виктор Петрович, мелко перебирая конечностями, отполз за дерево и вытащил из кармана мобильный. Но связи в лесу, как назло, не было. Он истерично чертыхнулся, осторожно выглянул из–за дерева: звезды, Луна. Ничего не видно в окружившей его темноте. Оперся о ствол, поднялся на ноги и, подсвечивая себе телефоном, побрел на крики ребенка, беспомощно выставив перед собой руки.

***
 Автомобиль с группой мчался по вечерней загородной дороге. Старший явно не был расположен шутить:
– Вы, бойцы, охренели там что ли? Тут минимум три команды в обеспечении вашего разгильдяйства: связь глушат, пути блокируют, охрану ведут. Что за болтовня в эфире? Что за стрельба?
Тарас ухмыльнулся: – Случайный выстрел. Очень мягкий спуск.
 Санчес нахмурился, но промолчал. Зато не промолчал Старший: – Опять ты? Неделю работаешь без оплаты!
Тарас никогда не умел вовремя останавливаться: – Так случайно же…
Старший отрезал: – Две недели! А в следующий раз пристрелю, и даже объяснять ничего не придется!
 Ева потихоньку взяла Тараса за руку. Он откликнулся на прикосновение. По позвоночнику прокатился холодок: не то адреналин от прошедшего, не то предвкушение будущего. Между их ладонями чётко ощущалась маленькая, слегка толще обычного, таблетка. Тарас незаметно перекинул её в рот. И снова нашел руку Евы. Дальше ехали молча.
 Когда до дома оставалось метров пятьсот, Старший вдруг скомандовал:

– Санчес, стой! Кажется, у нас гости. Ева, Мороз, берёте оружие и занимаете позицию слева от дороги, чтобы видеть и дорогу, и дом. Санчес, остаешься с машиной тут, двигатель не глуши, из машины не выходи. Рации держите включёнными. Прикрываете меня. На всякий случай, готовность к эвакуации.
Санчес поинтересовался: – Эвакуация – это как?
– Это, Санчес, мочить всё, что движется. Кроме меня. Если не скомандую иное. – И Старший пошел к дому пешком.
 Тарас с Евой нырнули из машины к ближайшим деревьям. Прикрываясь ими отбежали ещё метров на пятьдесят, и залегли у кустов, разглядывая окрестности через приборы ночного видения.
– Какие гости? – вполголоса обратился к Еве Тарас. – Ты что– нибудь заметила? Не видно же ни черта…
– Не забивай голову несущественными деталями, он знает, что делает, – отозвалась девушка.
 Спорить тут было не о чем, и Тарас принялся внимательно изучать окрестности, переключая режимы прибора. Но так ничего и не разглядел.
 Старший дошел до дома, обошел его кругом и пропал за фасадом. Потянулись минуты ожидания.
Внезапно Ева подала голос:
– Ты когда– нибудь по– настоящему любил, Мороз?
 Видимо она тоже приняла таблетку, и сейчас разговор помогал ей сосредоточиться.
– Конечно, – Тарас даже улыбнулся, чувствуя, как разгоняется кровь. Прильнул щекой к оружию и, высунув кончик языка, прикоснулся к ствольной коробке, ощутив вкус масла и легкую кислинку металла, – я и сейчас… люблю.
– Слишком легко согласился, – задумалась Ева.
– Как это легко? Нормально я согласился! – Тарас уже наслаждался всём, что скажет Ева, и тем, что говорил он сам, – А ты сама–то любила кого– нибудь или это так, научный интерес?
– Любила, Мороз, – лицо Евы на секунду изменилось, – свою собаку. Очень любила.
– Как собаку? – искренне удивился Тарас, с трудом перепрыгивая с одной темы на другую, – а парня что не было?
– Был парень, конечно. И не один. Очень полезный скилл – умение обращаться с парнями. Почти любую актуальную проблему решить помогут при правильной постановке вопроса. Но причем тут любовь, Мороз, если вы и сами любить не умеете? – не отрываясь от прицела, Ева странно улыбнулась.
– Так, понятно, с парнями не задалось… – Тарас всеми силами пытался не потерять ниточку заинтересованности Евы, которую почувствовал в машине. – Ну, а родителей? Папу, маму?
– Любила… по– своему, конечно… – по лицу Евы пробежала тень какой–то сложной эмоции, – Как–то раз я отвела свою собаку в клинику. Она плохо ела, и всё время плакала по ночам. Несколько дней пытались понять, что с ней не так. Анализы, капельницы, ультразвук, снова анализы. И вот, наконец, выходит врач и говорит, что больше ничего не может сделать. Совсем. Что она промучается ещё несколько дней и всё равно умрет. Никто не виноват, Мороз, просто пришло время. Понимаешь? Сейчас ты должен убить того, кого любишь, чтобы оставаться милосердным.
Ева не отрываясь смотрела в ПНВ, сливаясь со своим оружием, и Тарасу даже начало казаться, что это оно решило поговорить с ним голосом Евы: – Спустя несколько минут ты остаешься жить с картонной коробкой в руках, выходишь с ней на улицу, всё ещё стараясь нести её аккуратно, словно это имеет теперь хоть какое– нибудь значение. И размышляешь над самой сутью милосердия: оно было необходимо тебе или тому, кого ты только что убил? – Ева повернулась, – И, знаешь что?
– Что?
– Нет ответа. Если мы не знаем, что такое жизнь, откуда нам знать, что такое смерть? Нет, Мороз, милосердие необходимо тем, кто остается. Чтобы не сойти с ума. Потому что чисто физиологически любовь – равно жизнь. И, когда ты убиваешь ради любви, весь твой организм борется с крохотным участком мозга, который мы считаем разумом. И знаешь что?
– Что? – эхом отозвался Тарас.
– Не всегда разум побеждает. Вернее, редко побеждает разум. Он слишком молод, чтобы бороться с древними участками мозга, где живут наши эмоции. Да и триумфом историю человека разумного назвать сложно: сто тысяч лет из двух с половиной миллиардов – просто вспышка. Как вспышка сверхновой. Грандиозно, но мимолетно.
Ожила рация. На дороге появился Старший: «Ей вы, двое из ларца, меня видите?»
Ева: «Вижу отчетливо на 13 часов»
Старший: «Отлично. Санчес, будь наготове»
Санчес: «Принял»
Они снова припали к окулярам. Последнее, что этим вечером сказала Тарасу Ева, всё так же, не отрываясь от наблюдения:

– Это потому что на Земле мы не навсегда.
Ведь у каждого свой срок хранения,
А потом нас просто выкидывают, и тогда,
На сцену выходит новое поколение.
 Сначала Тарас не нашелся, что ответить. Потом на связь  вышел Старший, велел пропустить отъезжающую машину и возвращаться. А когда добрались до дома, Ева сразу ушла к себе в комнату.
 Тарас ещё некоторое время покрутился в гостиной, чувствуя интригующую необычность наведенного таблетками состояния, но смотреть телевизор с Санчесом ему оказалось удивительно скучно. Тогда он сделал пару бутербродов, восхищаясь, как гармонично ложатся кусочки мяса на хлеб, и тоже пошел отдыхать. Хотел позвонить жене, но никак не мог придумать тему для разговора. Слова просто не лезли в голову. Тогда он написал СМС: «Я тебя люблю»
Принял ещё одну синюю таблетку и почти сразу провалился в сон.

***
 Утро оказалось на удивление бодрым: в восемь утра Тарас почувствовал зверское чувство голода, выскользнул из–под одеяла и спустился вниз. Там уже возился с завтраком Санчес, искусно соединяя на одной тарелке омлет с румяными тостами и свежим салатом.
 Они скупо поздоровались, ревниво зыркая в тарелки друг друга, но потом Санчес не выдержал:
– Мороз, это же не ты вчера стрелял?
– Не я, конечно, – Тарас даже улыбнулся, – я бы даже в голову тебе не попал. Только если случайно.
Санчес хмыкнул.
– Ну, и на том спасибо! А то я уже напрягся, не мне ли на замену тебя прислали.
– Да, кто их знает? Может и тебе. Сам пока не в теме, – решил поддержать интригу Тарас, не без интереса наблюдая за тем, как меняется физиономия Санчеса. Но переживал тот не долго, еда быстро вернула ему былой настрой:
– Может, сегодня шашлыка замутим? Я проверил, только одно занятие будет. Как раз после обеда. Так что вечер свободен, – и он облизнул оказавшуюся уже пустой тарелку.
– Можно, – резонно рассудил Тарас, – но лучше у Старшего поинтересоваться. А за мной дело не заржавеет. Я на маринованное мясо таких телочек клеил – в обморок упадешь!
Санчес оживился:
– Вот, с этого места поподробнее! Особенно про мясо, про тёлочек я тебе сам расскажу!
– Мур, котики! Мне про своих тёлочек расскажите, – раздался со второго этажа голос Евы, – а то я уже стала забывать, что кругом мужчины.
 И она недвусмысленно уставилась на Тараса. «Придется делиться едой», – благоразумно решил он, и понес Еве свою тарелку.
– Ой! – хихикнула Ева, – Ну, не пались же ты так!
 Но тарелку взяла. Санчес утробно загоготал, после чего повисла недолгая тишина.
– Занятие сегодня со мной. –тон Евы стал отстранённым, – не опаздывать, не тупить, надеть памперсы. Будет жёстко!
 И Ева исчезла так же внезапно, как и появилась. Только остался в большой комнате запах её волос, который не смог перебить даже пошлый дезодорант Санчеса.
– Ну, всё, боец, ты попал! – хмыкнул Санчес и включил телевизор.
 Что Ева может быть жёсткой, было понятно с первой минуты знакомства. И, падая лицом в грязь, Тарас ни на секунду не усомнился, что та выстрелит ему в затылок, если он не хлебнёт этой коричневой болотной жижи. А Ева и не собиралась его в этом разубеждать, давая залп поверх голов каждый раз, когда кто–то из них приподнимался чуть выше травы.
 Вдоволь погоняв парней по полосе препятствий она, наконец, вывела их к огневой позиции. «Пока не поймешь, как унять дрожь в руках, ты – мишень, а не охотник. А значит труп» – заявила она измотанным бойцам, пока те пытались совладать с оружием. Все безбожно мазали. Но учили их не стрелять. Слушать и выполнять, даже если твой командир девушка, похожая на подростка – так понял этот урок Тарас, испытывая некое подобие странного удовольствия от вынужденного подчинения.
«Когда слышишь звук выстрела, пригибаться уже поздно. Пуля всегда прилетит первой» – это он тоже запомнил.
 Река смыла грязь, но не усталость. Надевая чистое сухое белье из вещмешка, Тарас уже не хотел ни вина, ни шашлыка, о которых они так задорно рассуждали ещё пару часов назад. Даже Санчес подозрительно помалкивал, хмуро зыркая на Еву, а она не сводила с них внимательных глаз.
– Я, конечно, парень не стеснительный, но первый раз за моим переодеванием наблюдает девушка, с которой у меня не было секса, – наконец буркнул он, складывая снаряжение.
– Не расстраивайся, Санчес, – на полном серьезе ответила Ева, – скоро привыкнешь.
– Не дай бог! – Угрюмо отозвался Санчес и поглядел на Тараса, словно ища поддержки.
– Да нормальная у тебя задница, не комплексуй! – неожиданно для себя выдал Тарас.
 Ева не сдержала смешка, а Санчес окончательно надулся:
– Ну, и компания! Не знаешь, с какой стороны прикрываться! Вообще, нужно срочно что– нибудь сожрать… с тебя, Мороз, шашлык, как приедем!
– Чего это сразу с меня?
– А потому что у тебя язык длинный, за который тебя никто не тянул. А когда сильному другу утром мясо пообещаешь, нужно выполнять. Это я тебе как голодный сильный друг говорю!
Тарас ухмыльнулся:
– Прозвучало, как угроза. Ну, раз пообещал, сделаю. Не ходить же из вредности голодным. Вон, и Ева поможет…
Ева удивленно подняла бровь:
– А ты, Мороз, часом не перегазовываешь? На мясо, я, конечно, спущусь. Даже вина вам налить могу, девочки. Но ещё один намек на меня и кухню, и со следующего занятия кто–то может не вернуться.
 Она произнесла это совершенно спокойно, чудь задумчиво, словно прицеливаясь. Потом выдохнула, и ее правый указательный палец еле заметно дрогнул:
– Заканчивайте припудриваться, жду у машины!

***
 Как и обещала, Ева спустилась из своей комнаты, когда от мангала потянулся запах специй и маринада, перемешанный с дымком. Вскоре на угли начал капать растаявший  жирок, аромат распространился на весь дом, и на веранде показался даже Старший, который до сих пор сторонился их компании, словно капитан старого пиратского судна.
 «Наверно Флинт вел себя точно так же, – расслабленно думал Тарас, медленно поворачивая шипящее над углями мясо, – команда должна знать свое место. Это правильно»
Почему он подумал про Флинта? Наверно потому, что никакое другое имя пиратского капитана просто не пришло ему в голову. В неё сейчас вообще мало что приходило после стакана красного вина на пустой желудок.
 Вымотала их Евы знатно! После возвращения он даже хотел принять таблетку для бодрости, но вовремя вспомнил, что увлекательная кулинария под препаратами заканчивается столь же унылым равнодушием к приготовленной еде. Представив румяное мясо, салат из свежей зелени и лаваш, Тарас решил не лишать себя такого удовольствия, и от души плеснул вина в большой, почему–то зеленый, стакан. Готовить сразу стало веселее.
 К тому моменту, когда он достругал салат, привычное место у телевизора уже занял Санчес, тут же оторвавший себе кусок лаваша и обильно намазавший его майонезом. Мясо он не тронул только потому, что оно было ещё сырым. Но его долгий тоскливый взгляд на миску с маринующимися кусочками заставил Тараса поволноваться. К счастью, каким бы голодным не был взгляд Санчеса, мяса от него в миске не убавилось, и Тарас отправился разжигать угли. Но перед этим предусмотрительно отправил в холодильник миску с салатом: в том, что салат может таинственно исчезнуть в безразмерном желудке Санчеса, если оставить его на видном месте, Тарас даже не сомневался. «Никогда не откладывай на завтра то, что можно съесть сегодня» – любил приговаривать Санчес, выходя на кухню.
 Когда дело, наконец, дошло до готовки мяса, Санчес уже нетерпеливо вертелся в кресле, слабо реагируя даже на телевизор. Вскоре потянулся аппетитный дымок, появились Ева и Старший. И даже завязалась какая–то беседа, которую Тарас слушал в пол уха, через открытое настежь окно. Чтобы как–то оправдать свое появление перед командой, Старший поинтересовался у Евы, как прошли занятия. Та, тоже формально, ему отчиталась. Затем повисла неловкая пауза, которую прервал Санчес:
– Ну, чего там Мороз? Может уже готово?
– Ещё десять минут, Санчес. Мясо не любит суеты и приказам подчиняется слабо.
– Уморить нас всех решил студент, – буркнул окончательно проголодавшийся Санчес, заговорщицки оглядываясь по сторонам в поисках чего– нибудь съестного. Взгляд остановился на бутылке вина:
– А мы тогда что– нибудь выпьем… готовь– готовь, не отвлекайся!
 И он лихо разлил открытую бутылку вина по трем стаканам. Старший посмотрел на Еву, по лицу пробежала смесь не то улыбки, не то удивления:
– Ты бы хоть девушке в бокал налил, оболтус! Не на боевом привале.
– Виноват, – незамедлительно среагировал Санчес, отобрал у Евы стакан и полез в навесные ящики в поисках более подходящей посуды. Нашел одноразовые пластмассовые коктейльные бокалы с разноцветными основаниями, и, разумно рассудив, что это именно то, что нужно, попытался перелить туда содержимое стакана. Бокал был меньше, но и эту задачу Санчес решил мгновенно, просто допив не поместившееся в бокал вино. Что не говори, а насчет заботы о собственном желудке он был непризнанным гением. Урегулировав все сопутствующие вопросы, он наконец вернулся к разместившийся на диване Еве.
– Да ладно, чего ты? И стакан бы подошёл, – слегка улыбаясь Ева взяла пластмассовый бокал настолько элегантно, что тот едва не зазвенел хрусталем.
– Или я не Д`Артаньян? – хохотнул Санчес, потом оглянулся на Старшего: – Старших нужно слушать, даже если это твой непосредственный начальник!
 Он вытянулся по струнке и комично кивнул головой, как делали это в старых фильмах гусары, приглашавшие дам на танец.
– Вольно, боец! – отозвался Старший. – На сегодня вольно.
– Мясо готово! – Показался в окне Тарас, – Давайте столик и стулья, поставим возле мангала. Чего в духоте сидеть?
– Не– не, – замахала руками Ева, – я тут на мягком диванчике. В кои—то веки.
– А я поближе к мясу! – азартно подскочил с кресла Санчес, и начал подавать мебель в окно с такой скоростью, что Тарас едва успевал принимать.
– Соседи сейчас подумают, что дом кто–то грабит, улыбнулась Ева.
– Соседи далеко. Только, если в подзорную трубу за нами смотрят, – подхватил шутку Санчес.
– Не смотрят. – Произнес из глубины дома Старший. Все оглянулись. Санчес хотел было сказать ещё что–то, но  было уже не смешно, и он выскочил во двор, чтобы, наконец, добраться до мяса.
– Мороз, подай мне один шампур. Пойду к себе, – Старший подошёл к окну, взял мясо, выложил его на тарелку, кинул туда же кусок лаваша и ушёл.
– Чего это он? – Санчес искренне не понимал, как можно добровольно уходить от только что приготовленного на огне мяса.
– Настоящий пират! – шепнул ему Тарас и заговорщицки подмигнул. То ли этот ответ Санчеса вполне устроил, то ли просто его рот был уже занят обжигающим шашлыком, но он только интенсивно закивал головой.
Следующий шампур Тарас понёс Еве. Проходя мимо холодильника, достал миску салата, положил девушке на тарелку.
– Вот, кто у нас сегодня настоящий Д`Артаньян, – промурлыкала она, и Тарас смутился того, что через открытое окно это услышит Санчес. Но тот аппетитно чавкал у костра, дурашливо постанывая от удовольствия. Он был слишком занят мясом, чтобы отвлекаться на огурцы и подслушивать разговоры.
– Человек счастлив, сразу понятно, – усмехнулся Тарас, выкладывая порцию и для себя, – там со счастьем всё очень не сложно!
Ева подняла глаза на Тараса:
– А у тебя? Счастье в простых вещах, или нет?
Тарас растерялся вопросу: он был слишком голоден для разговоров по душам.
– А что у меня? Наверно тоже ничего сложного. Как у всёх: муж, жена, дети. Если жена ещё готовить умеет – вообще сказка!
Ева грустно улыбнулась:
– Это очень старая версия счастья. Ей слишком много сотен лет, чтобы можно было использовать, не рискуя отравиться.
Пришлось всё–таки остановиться и продолжить разговор, чтобы не показаться невежливым:
– Думаю, вряд ли что–то случилось со счастьем за последние 10 тысячелетий. Те же мужчины, те же женщины…
–только они и остались прежними. – Возразила Ева. – Изменилось всё остальное. Буквально всё.
– Например? Что изменилось в отношениях? Что изменилось в любви? – Тарас стоял на пороге с наполненной салатом тарелкой в руках.
– Например, Тарас, изменилась среда обитания. Раньше твоя формула существовала, потому что по– другому было не выжить: мужчина пахал вне дома, женщина внутри. Ни тем, ни другим пренебречь было невозможно, если речь шла о продолжении рода. Дети в этот процесс выживания, кстати, тоже были вовлечены с самого раннего возраста: чем больше детей, тем больше помощников. Сейчас всё не так. Люди сейчас не нужны друг другу, чтобы выжить. Наоборот, они друг другу, скорее, даже мешают. Лишают возможности маневра.
 Тарас переминался с ноги на ногу, совершенно не понимая, чем может обернуться этот разговор. Впрочем, с женщинами всегда так, решил он, вспомнив жену. А Ева продолжала:
– Много ты знаешь счастливых семей? Чтобы муж не сбегал из дома, от постоянного мозгоклюйства? Чтобы женщина не задалбывалась у плиты, вернувшись с работы? Это потому, что все ждут свое счастье от других. Что кто–то придет и сделает тебя счастливым. И таким образом сами себя загоняют в рабство. Счастье – это состояние внутренней гармонии, Мороз. Внутренней. Нигде, кроме как внутри нас, его не существует. Ожидание счастья от других людей, делает несчастными обе стороны. А несчастные всегда порождают несчастных.
 За окном было подозрительно тихо. И Тарас забеспокоился, что пока они разговаривали, Санчес всё съел и заснул. Поэтому пожав вместо ответа плечами, он быстрым шагом вышел на улицу. Санчес курил, откинувшись на стуле:
– А я уж надеялся, ты не придешь! – Хитро прищурился он сквозь сигаретный дым и потянулся за предпоследним шампуром.
 Когда первый голод был утолен, Тарас разлил по бокалам вторую бутылку вина. Монолог Евы не шел у него из головы. Он зашёл к себе в комнату, и закинул в рот расслабляющую таблетку. То ли выпитое вино сыграло эту шутку, то ли жажда экспериментов не давала покоя. Тарас внутренне удивился, такому своему поступку, но решил отпустить ситуацию – будь, что будет – в конце концов, не сам он себе эти таблетки прописал.
 А было вот что:  смесь модифицированных опиатов в коктейле с легкими галлюциногенами и веществами, схожими по своему действию с MDMA, быстро проникли через гематоэнцефалический барьер, встретившись там с крохотными молекулами этилового спирта, попавшими в мозг Тараса ранее. Действие их взаимно усилилось, возникла реакция торможения и Тараса с непривычки повело. Но любая мысль приобрела существенную глубину, любое действие – особенное значение. Этим непременно хотелось поделиться. И когда Тарас дошел до Евы, уютно поджавшей ноги на диване, он уже точно знал, что должен ей сказать.
– Чем человек качественно отличается от других животных?
Ева с интересом подняла на него глаза, явно не ожидая продолжения беседы от не очень–то сообразительного, как ей показалось, парня. А Тарас тем временем продолжал:
– Словосочетание «от других» я использовал не случайно, потому что мы тоже животные, и в гораздо большей степени, чем нам приятно об этом думать. Нынешний предел эволюционного развития, обеспечивающий многообразие форм и мнений, а значит выживаемость вида, это умение слышать. Именно слышать, а не слушать. Потому что слух и зрение – это то, что привело природу к необходимости развить животным способность достраивать картину мира в отсутствие сигналов от одного из основных органов осязания. Скажем, отсутствия зрения ночью, когда слух позволяет воображению, на основе предыдущего опыта сконструировать более или менее реалистичную картину окружающего мира. Мы слушаем, представляя себе события, которые с этими звуками связаны, таким образом дополняя недостающую от органов зрения информацию.
Трас настолько увлекся потоком своего сознания, что, остановись он хоть на секунду, с удивление обнаружил бы себя сидящим на диване, крепко обхватившим Еву одной рукой и отчаянно жестикулировавшим другой:
– И тут, казалось бы, что умение прогнозировать ближайшее будущее даже на основе ассоциативной информации – основной козырь эволюции. Но нет, потому что прогнозировать может и волк во время охоты. А мы – давно уже не просто хищники. Мы боремся внутри себя. И даже не столько с конкурентами – этим сейчас заняты наиболее примитивные представители человеческого рода. Мы боремся со своей собственной косностью за многообразие, позволяющее жизни принять ещё более сложные формы. Система локально усложняется, пока в неё закачивается избыток энергии. Усложняется и человечество, пока рядом светит Солнце. И усложнение – суть многообразие. Эволюция сама отметет лишнее. Ей просто необходим строительный материал. Получается, жизненно важно допустить, что люди вокруг отличаются от тебя. А значит, важнейшая способность конструктивно коммуницировать сейчас – именно слышать собеседника.
Видимо, Ева что–то поняла. Потому что слушала его едва сдерживая улыбку. А мысль и не думала заканчиваться. Тарас продолжал тараторить:
– Слышать – не равно слушать, слышать – равно понимать.
Для того чтобы диалог состоялся, понимание необходимо. А вот соглашаться – совершенно не обязательно. Никто не запрещает оставаться при своем мнении, тем более, если оно не противоречит всему предыдущему опыту. Но что эффективнее: всегда провозглашать собственную точку зрения, пусть подтвержденную собственными неудачами или победами, или же дать говорить собеседнику, открывая новые обстоятельства никак с твоим личным опытом не связанные?
Многозначительно поднял палец.
– Единственный способ узнать что–то новое, слушать, а не говорить. Но куда важнее при этом не просто слушать, а слышать, то есть понимать, своего оппонента. Дайте ему говорить, и он сделает вас умнее.
Тарас выдохнул.
– Эк тебя накрыло–то с непривычки… – раздался голос из приоткрытого окна, в котором маячила озадаченная физиономия Санчеса со стаканом в руке: – Может накатим, Спиноза? – и он смачно стянул зубами с шампура кусок мяса.
Тарас отпустил Еву, плавно стек с дивана и внезапно сделал кульбит прямо к Санчесу в открытое окно.
Ева улыбнулась и включила телевизор. Санчес прикрыл створки окна и заговорщицким голосом произнес:
– Тебя рядом с ней прямо колбасит. Нравится?
– Она классная! – вырвалось у Тараса.
– Не хочешь разочароваться, не очаровывайся! – с умным видом произнес подслушанную где–то фразу Санчес.
Тарас почувствовал легкий укол обиды. И за то, что проговорился перед Санчесом, и за что, что тот не оценил его откровенность:
– Ты бы поменьше смотрел телевизор! А то разговариваешь, как в сериалах.
– Не– а… – хохотнул Санчес, – меньше нельзя. Жизнь, понимаешь, пинает тех, кто слишком серьезно к ней относится. Так что именно телеящик отделяет меня от жи– и– рного такого пинка!
– Минутка философии от Санчеса! Шкаф заговорил! Хотя нет, в шкафу хотя бы книги есть. Ты, скорее, холодильник.
Санчес опустил уже занесенный для очередного укуса шампур:
– Не– е, Мороз, холодильник у нас ты! Даже кликуха соответствует. Понял бы, если бы иногда головой думал.
– Ого! Ещё и про голову заговорил! Наверно тоже по телевизору показывали, что это такое.
Санчес прищурился. Не смотря на всю внешнюю придурковатость, палец ему в рот класть не следовало:
– Голова, Мороз, не там, где глаза, а там, где не жопа. Вот ты – молодец, сразу видно, мыслишь не жопой… но и не головой, явно.
– А чем? – чувствуя, как элегантно захлопнулась логическая ловушка, насторожился Тарас.
– Чем– чем… это тебе на платных каналах покажут. Или, вон, у Евы спроси. Так что, когда берешься меня стебать, имей ввиду: ты у нас, Мороз, не мыслитель. Ты – думатель… одним местом. – И Санчес направился в дом, потеряв к Тарасу хоть какой– нибудь интерес.

***
Звонким ручьем посыпались вниз осколки выбитого окна. Санчес ловко увернулся от выпадающих наружу кусков и, отбрасывая ненужную больше биту, рявкнул: «Давай!»
Тарас почти без размаха закинул внутрь дома свето– шумовую гранату и нырнул в сторону от оконного проема.
Внутри раздался женский крик, затем оглушительно звонко щелкнуло. Из остальных окон тоже повылетали стекла.
Санчес сложил руки лодочкой, подставляя Тарасу опору для ног, и подтолкнул наверх, как могучая пружина. Тарас легко перемахнул через подоконник и вкатился в помещёние, в котором растерянно металось несколько человек. «На пол!» – заорал он и перекинул из–за спины укороченный «калашников». Метнулся ко входной двери, в которую уже некоторое время ломился снаружи Старший, отвлекая находящихся в доме людей. В проеме маячил невнятный человек в костюме, держась руками за уши. Удар прикладом в челюсть, хруст ломающихся костей. Тарас быстро разобрался с замками и распахнул дверь настежь. Сзади раздался топот – это в окно, наконец, запрыгнул Санчес. Сегодня работали без Евы. Значит все внутри. Теперь остальное – это вопрос нескольких минут.

***


«Да, успокойся ты! Приехал бы твой гастарбайтер, рожали бы вместе, а так, извини, ты в надежных руках» – мама, уверенно расталкивая людей в приемном покое, подвела Настю к стеклянному окошку.
– Мы рожаем, зовите доктора.
– Как рожаете? Скорую же надо было вызвать, чего ж вы своим ходом?... – искренне удивилась молоденькая медсестра.
– Всё под контролем! Не первый раз замужем, у мамы есть машина, – парировала мама. Жизнь с бизнесменом закалит любую женщину, особенно умную. – Зачем водителя отвлекать, если я любой скорой фору дам?
И мама усадила Настю на стул.
– Да, я там палату заказывала… ну, вы знаете… отдельную, все дела…
Девушка в окошке лихорадочно кому–то звонила.
– Новенькая, – улыбнулась Насте мама. – Вот когда сама родит, будет мне рассказывать, как с отечественной медициной общаться.
И мама автоматически проверила наличие кошелька в своей дорогой сумочке.

***

Во дворе, в железной бочке жарко полыхали папки с документами, которые Тарас повыкидывал прямо через разбитое окно. Внутри Санчес, судя по грохоту, докурочивал системные блоки, выдирая из них накопители, которые Тарас тут же отправлял в бак с горящими документами, постоянно подливая туда же жидкость для разведения костра.
Чадило нещадно, но никого это не смущало: ни самих погромщиков, ни притихших соседей, ни, даже, подъехавших полицейских, с которыми о чем–то по– свойски разговаривал Старший. Похоже, что он их ждал. Потому что, увидев подъезжающую машину, он ухмыльнулся, буркнул: «Ну, наконец–то… разгильдяи…», и, приветственно махнув рукой, направился к патрульным.
Звуки внутри изменились. Перестало грохотать железо, но забубнил срывающийся возмущенный голос хозяина. Пара глухих ударов остановила бессмысленное пререкание, и через несколько секунд Санчес выволок обладателя неприятного голоса на улицу. Следом в полуобморочном состоянии семенил человек в костюме, которому Тарас сломал челюсть. Не то охранник, не то клерк – это было не важно, так как ни сопротивляться, ни, тем более, угрожать действиям группы он уже не мог, обеими руками держась за кровоточащий подбородок.
– Наденьте маски! – Старший отошел от патрульных, достал мобильный и начел снимать. Тарас и Санчес натянули балаклавы.
– Итак, уважаемый Ростислав Николаевич, вы грабите и обманываете своих избирателей!
– Это вы, что ли, избиратели? – завозмущался Ростислав Николаевич, – вы – бандиты, которые пытаются незаконно узурпировать власть!
– Какая интересная позиция! А люди, вот, считают иначе. Слышите, как кричит на улице возмущенная толпа? Это они вам!
– Какая толпа? Нет там никого, только менты вами купленные! – Ростислав Николаевич не терял энтузиазма, и Старшего это начало утомлять:
– А вам полученных денег, видимо, не хватило… Эх, Ростислав Николаевич, ничего вы не понимаете, когда с вами по– хорошему… В мусорник этого умника! – приказал Старший и даже под маской было слышно, как довольно хрюкнул Санчес. Человек с разбитым лицом попытался им что–то сказать, но, едва отняв руку от сломанной челюсти, скривился от боли, пошатнулся и осел на крыльцо. Бунт завершился не начавшись. Хозяин что–то возмущенно заверещал, но его больше никто не слушал. Санчес справился бы и сам, настолько он был огромен, но Тарас не преминул поучаствовать в этом новом для себя обряде. Он бодро ткнул прикладом в бок некогда очень уважаемого человека и толкнул в сторону мусорного бака, где Санчес, немного крякнув, схватил его за ремень дорогого костюма и, подняв на почти вытянутые руки, лихо перебросил под своевременно распахнутую Тарасом крышку. Крышка захлопнулась, Санчес заржал, а изнутри послышались возмущенные ругательства. Тарас грохнул прикладом по крышке бака, ругательства стали тише.
– Уволен! – резюмировал Санчес.
Старший выключил запись: «Всё, сворачиваемся!» – Махнул рукой полицейским и направился к машине. Санчес направился за ним. В этот момент у Тараса дзынькнул телефон.
– О, а у меня дочка! – сказал он, усаживаясь в автомобиль.
– Проставляешься! – ожидаемо среагировал Санчес и погладил себя по богатырскому животу.

***

Следующие несколько месяцев прошли в нескончаемой круговерти. Много тренировались. Много работали. Спорт, оружие, теоретические и практические занятия. Время от времени выезжали в столицу, где на центральной площади уже полным ходом шли протесты. Старший говорил, что к их основной задаче это не имеет никакого отношения, но это – прекрасная тренировка, которая в реальных условиях помогает наладить командную работу, и понять силу толпы. А Тарас считал, что  махать палками, орать и толкаться с полицией – пустая трата времени и сил. Впрочем, ему регулярно платили, таблетки помогали не забивать голову подобными вопросами, а скучать им не давали.
Но однажды утром их машину остановили пятеро бритых громил на двух автомобилях, стоящих поперек дороги. Ехали на задание, поэтому вооружены и экипированы были по полной программе. И вот, на одном из проселков дорогу перегородила группа людей, совершенно недружелюбного вида.
Тарас уже принял привычную перед работой таблетку, поэтому спокойно ждал команды Старшего, держа руку на кобуре. Ему даже хотелось, чтобы эта команда прозвучала. А Санчес хмыкнул, передернул затвор автомата и процедил фразу, тоже явно где–то подслушанную: «Сейчас прольется чья–то кровь…»
– Отставить! – спокойно скомандовал ему Старший. – Свои.
И вышел из машины.
Быстро представились, недоверчиво зыркая друг на друга хищными злыми глазами. Быстро получили точку сбора и, загрузившись по автомобилям, выдвинулись на место. Ехать было не близко, поэтому задерживаться по дороге не стали, как следует вдавив педали газа в пол.
– Что за неинтеллигентные люди? – первым не выдержал Санчес.
–торпеды. Помогут нам числом и внешностью.
– Да уж, рожи внушают серьезную антипатию. Я бы им зубы пересчитал, мож посимпатичнее стали бы.
– Согласен, – отозвался Тарас, – пластический хирург тут не к чему, Санчеса вполне хватит.
– Особо при них не болтайте. Ребята левые, работают за деньги. Им лишнего знать не надо. Тупые, здоровые, всё, как положено. Но место своё знают.
–то есть, культурный обмен исключён… и то ладно, не придется объяснять, кто такой Ницше. – Хмыкнул под нос Тарас.
– Кто такой Ницше, они как раз знают. Со своей колокольни, конечно, но символика у них соответствующая, – задумчиво ответил Санчес, в очередной раз удивив окружающих. Но тут же переключился:
– Мы банк едем грабить что ли? С такими рожами только стены ломать. Впрочем, я им и кувалды не доверил бы, интеллекта не хватит.
– Они и руками справятся, уверен. – Старший даже улыбнулся. – Не бойся, Санчес, они только с виду страшные. Каши с ними не сваришь, они только для подпорки нужны. Нам пассажирский автобус досмотреть требуется. Народу в нём много, возможны инциденты, так что гвардейцы не помешают. К тому же, сам видел, спорить с ними желания у неподготовленных граждан не возникнет. Девяностые всех хорошо научили.
– А что в автобусе ищем? – Тарас потянулся за второй таблеткой, не желая, чтобы приятное возбуждение отпустило его раньше времени.
– Ищем этого персонажа! – Старший показал распечатку с фотографией и данными какого–то человека. Впрочем, копия фотографии была темной, к тому же явно с какого–то документа, так что разглядеть на ней подробности было маловероятно. Поэтому Тарас решил больше ориентироваться на имя и фамилию.
Обозначенный автобус двигался по неширокой второстепенной дороге, явно избегая крупных магистралей. Участок для перехвата выбрали таким образом, что в пределах прямой видимости оперативно развернуться у большой машины шансов не было: справа холм, слева канава. Оставалось только перегородить шоссе и ждать.
Автобус осторожно остановился в 20 метрах и попытался дать задний ход. Старший достал пистолет, показал его и направил на водителя. Тот поднял руки. Движение прекратилось.
– На улицу всех! – скомандовал Старший. Бритая команда бодро вломилась в автобус, раздавая пинки и затрещины. Разношерстую группу пассажиров расставили возле борта. Собрали документы. У кого паспорта, у кого водительские удостоверения – всё, что нашлось при себе. Отобрали и телефоны, у кого они были. Но тут бритые молодчики так увлеклись грабежом, что проморгали, как один из пассажиров в охотничьем камуфляже, будучи изрядно подшофе, воспользовался суматохой и отделился от группы. Вытащил из–под куртки саперную лопатку. Пьяным взглядом безошибочно определив лидера, он направился к Старшему, выкрикивая что–то неприличное и грозно потрясая своим импровизированным, но весьма эффективным оружием. Тарас краем глаза заметил это движение, попытался оценить степень угрозы, но быстро понял, что на угрозу ему плевать. Таблетки делали своё дело. Приказа не стрелять не было. Тогда он просто вскинул автомат и нажал на спуск. Остро щёлкнул звук ничем не заглушенного автомата. Люди схватились за уши и испуганно замолчали. Мужчина в камуфляже упал, как подкошенный. Ни хрипа, ни стона, только медленно растекающаяся на холодном асфальте кровь.
«Ничерта не слышу, надо было наушники надеть» – весело подумал про себя Тарас, видя, как беззвучно шевелились губы Старшего. «Два– один», – показал ему на пальцах Тарас: «В мою пользу». И Старший, глядя в его шальные глаза, не увидел в них ни сожаления, ни испуга. Тогда он на секунду задумался, не закопать ли молодого вместе с убитым мужчиной, пока дело не зашло слишком далеко, но тут зашевелились бритые ребята. Заорали на пассажиров, повскидывали автоматы и тоже начали палить. Пока в воздух, но ситуация быстро осложнялась.
– Отставить стрельбу! – скомандовал Старший, и тут раздался крик Тараса: «Стоять, гнида!», он ударил кого–то прикладом. Схватил человека за шиворот, лихо свистнул, как заправская шпана, повернул лицом к Старшему: «Этот?.. Забирайте!» – и вытолкнул человека на обочину.
«Действительно этот… Чертов везунчик!» – ругнулся про себя Старший. Но вслух не сказал ничего. Задача была выполнена. Он отрядил двух громил упаковать захваченного гражданина в автомобиль. Остальные бойцы начали лихо загонять пассажиров обратно в автобус. Никто не сопротивлялся, но управлять толпой всегда не просто.
– Быстрее! – рявкнул Старший и достал из багажника бутылку с коктейлем Молотова:
– Если через минуту автобус ещё будет здесь, ваши шансы на выживание существенно уменьшатся! – обратился он к пассажирам. Водитель не стал дожидаться продолжения и завел автобус. Люди быстро исчезли внутри салона. Автобус медленно подался назад.
Дождавшись, пока транспорт исчезнет из вида, группа погрузилась на автомобили.  Труп мужчины закинули в багажник, а потом просто выбросили в лесу, отъехав на несколько километров.
– Мороз, будешь мыть багажник! – скомандовал Старший, пересаживаясь в машину бритых громил. Он лично сопровождал задержанного к неведомому заказчику, поэтому подробного разговора с ним Тарасу удалось избежать. А Санчес почему–то больше не шутил. Даже про еду.
Тогда Тарас улегся на освободившемся заднем сидении и проспал всю дорогу.

***
Время шло. Ева то появлялась, то исчезала. Видно, снайпер её уровня – слишком ценный ресурс. Иногда, после возвращения, она продолжала вести себя так, словно никуда не уходила, а иногда подолгу запиралась в своей комнате. Тарас никогда ни о чем её не спрашивал. И наверно, Ева была ему за это благодарна, потому что время от времени заходила к нему, и они, наглотавшись таблеток, летали следующие несколько часов. Еве Тарас больше не отказывал.
Старший тоже регулярно куда–то уезжал, возвращался с какими–то свертками, пакетами, документами. Над такой конспирацией Тарас только посмеивался, догадываясь, перед кем отчитывается Старший, кто отдает ему приказы, передает препараты и деньги. Но существующее положение вещей его пока полностью устраивало. Он сумел накопить очень приличную сумму денег, сверх того, что регулярно отправлял домой. И даже начал задумываться о покупке квартиры в столице. Разговаривал с женой он всё реже, а отсылаемые домой хорошие по местным меркам деньги полностью заглушили возникшее поначалу чувство вины. Казалось, что жизнь начинает налаживаться.

Часть вторая

Февраль выдался полноводным. За три недели температура от минус двадцати поднялась до десяти градусов тепла. Зазвенели капели, пахнуло приближающейся весной. Проливные дожди быстро смыли оставшийся снег. И только низкие седые тучи не давали порадоваться поднимающемуся всё выше солнцу.
Старший привычно задернул шторы гостиной. Он всегда так делал, когда группа собиралась на инструктаж. Вот и сегодня, вернувшись с занятий по стрельбе, он дал двадцать минут свободного времени привести себя в порядок, а затем распорядился ждать его на первом этаже для получения очередного задания. Их было уже столько, этих заданий, что Тарас давно сбился со счета. Но тут намечалось что–то особое, это почувствовал даже вечно равнодушный Санчес, которого вообще кроме обеда по расписанию мало что интересовало. «Типичный качок», – ещё в самом начале решил для себя Тарас, – «В меру туповат, но в спину не ударит»
Собственно, так всё и было: Санчес всегда делал то, чего от него ждали. Никаких сюрпризов, никаких отклонений от задания и никакой фантазии, как иногда казалось Тарасу.
Старший хмуро оглядел собравшихся:
– Значит, ситуация такая: пока мы занимались своей работой, протесты в центре вышли на совершенно другой уровень. Палки и цепи больше не актуальны. Как и бутылки с зажигательной смесью. По моим данным утром на площади будет серьезная стрельба. Погибнут люди. Человек сто, по меньшей мере.
Тарас промолчал, Ева замерла, с деланной безразличностью уставившись в стену, но Санчеса, похоже, что–то смущало:
– А что, силовикам раздали оружие? Ох, не зря, чувствую, мы сегодня тренировались. Будем прикрывать наших на площади?
При слове «наших» Старший сперва удивленно приподнял брови, а затем ухмыльнулся:
– Не стоит, Санчес, ошибаться с выбором стороны. Наших там нет. А стрелки не на стороне протестующих, если ты об этом. Их специально завезли пару дней назад. У них свои цели, у нас – свои. Соответственно, они действуют скрытно, а мы вообще призраки.
Санчес перестал привычно хохмить и, к удивлению Тараса, довольно мрачно заключил:
– Какие–то внутренние разборки. Попадем под замес, никто и разбираться не станет.
Старший отрезал:
– Если разберутся, прямо там и грохнут! У нас свое прикрытие, но на объекте с оружием вас засечь не должны. В случае патовой ситуации докладываете мне по рации, скидываете стволы и тихо– мирно сдаетесь. Слышал, Санчес? Без геройства. Косишь под дурачка: ничего не видел, никого не знаю, услышал стрельбу, побежал посмотреть. Всё! Если скажете больше, будет проще вас убить, чем вытащить. Ясно?
Санчес исподлобья зыркнул на остальных и согласно кивнул, мол, чего ж тут непонятного?
Старший выложил на стол несколько фотографий:
– Внимательно смотрим. Это – наши цели. Не факт, что появятся, но завтрашний перфоманс отчасти на то и рассчитан. Если кто–то из них хотя бы на секунду там мелькнёт, ликвидировать немедленно. И сразу уходить. Пусть потом разбираются, кто стрелял. Ева, ты с Морозом, Санчес этажом выше. Ева и Санчес, берёте по рации, одна будет у меня. Мороз, ты – наблюдатель. Санчес, за тобой контроль и прикрытие, если понадобится. По целям координируетесь между собой, я слежу за общей обстановкой.
Тарас глянул на фотографию и не поверил своим глазам:
– Так это же…
Его перебил Старший: – Именно.
– А разве мы не должны их поддерживать?
Старший посмотрел на него внимательнее, чем обычно:
– Я только что рассказывал Санчесу насчет неверного выбора сторон.
– Ничего не понимаю…
– Не удивительно, – вдруг усмехнулась Ева, – твое обычное состояние. Романтическая близорукость.
И, увидев, что Тарас собрался возмущаться, добавила:
– Переоценка себя, Мороз, есть такая же тактическая ошибка, как и недооценка противника.
– Да чего сразу ошибка–то? Просто я думал…
– Не важно, о чем ты думал, Мороз. Сам факт наличия иной точки зрения не требует нашего понимания или согласия.
На несколько секунд в комнате повисла тишина. Тарас едва сдерживал досаду:
– Просто я думал, что мы одна команда.
Дискуссию прервал Старший:
– Тебе платят не за то, чтобы ты думал, а за то, чтобы четко выполнял поставленные задачи. – И, обращаясь ко всей группе, добавил: – Три винтовки в машине. Никакого другого оружия не берем. Одежда гражданская.
Ева приподнялась со своего места: – Надо проверить.
Но Старший остановил ее: – Не надо. Всё уже проверено. Сегодня ночуем в городе, так что собираем вещи – и на выход.
Санчес встал и направился к двери. За ним поплелся Тарас. А Старший отвел Еву в сторону и начал что–то ей объяснять. Уже выходя из дома, Тарасу показалось, что тот её отчитывает, потому что она, вдруг, взглянула на Тараса своими большими грустными глазами, в которых он прочитал наивную беспомощность. И дверь закрылась.

***
– Кажется, вижу цель на 2 часа, мешает дерево. Оранжевый шарф.
Голосом Санчеса ответила рация: – Принял… Отбой, ложный контакт.
Старший: – Санчес, не высовывайся, слишком заметен.
– Принял.
Окно приоткрыто, шторы задернуты, винтовка стоит возле подоконника на телескопической опоре, выглядывая наружу лишь через щели штор. У Евы на левом плече закреплена рация, которая время от времени говорит с ними голосами Санчеса и Старшего.
Они тут уже несколько часов. Видели, как рассвело. Как начали работать по безоружным людям засевшие на других этажах стрелки. Как прячутся за щитами беспомощные силовики. Таблетки глушили эмоции, но нестерпимо хотелось говорить. Всё равно о чём. Поэтому то, что происходит прямо перед глазами – повод ничем не лучше и не хуже других. Разглядывая площадь через охотничий монокуляр Тарас обратился к Еве:
– Вот скажи, ты, когда была маленькой, думала, что когда–то будешь целиться в людей?
– Да, Мороз, думала. – Чуть помедлив, ответила Ева.
– Это что же за детство у тебя было, если ты собиралась по людям стрелять? Я, вон, президентом стать хотел…
Ева снова помедлила с ответом:
– Тебе не понравится, если я расскажу… впрочем, я и не расскажу.
– Так всё плохо?
– Такой приказ, Мороз: ты не спрашиваешь меня, я не спрашиваю тебя. И в случае чего ты не сможешь меня предать.
– Предать? Я тебя? Нифига, предъява! – Тарас хотел было обидеться, но под препаратами это получалось плохо. И он попытался перевести всё в шутку:
– Ты думай, что говоришь человеку с ружьём!
– Ты без ружья. И я думаю. Особенно сейчас. – Ева снова замолчала.
– А мне, вот, вообще кажется, что всё это происходит только потому, что одни люди совершенно не верят другим. Иначе бы мы не понадобились. Мне кажется, люди должны больше доверять друг другу.
Ева хмыкнула: – Или меньше.
– Думаю, всё же больше. Как у нас в отношениях. Как бы мы работали вместе, если бы, скажем, я тебе не верил?
Ева повернулась к Тарасу:
– Погоди– погоди… о каких отношениях ты говоришь? Мы работаем вместе. Иногда занимаемся сексом. Я в слово «отношения» вкладываю куда больший смысл.
– И что это значит? – Опешил Тарас. – Между нами ничего нет, мы просто идем каждый своей дорогой?
– Наши дороги, Мороз, никогда и не пересекались, – пытаясь казаться равнодушной, произнесла Ева.
Несколько минут оба старательно делали вид, что этот разговор их больше не интересует. Ева продолжала смотреть в прицел, а Тарас, наконец, почувствовав укол обиды, старательно разглядывал занавески.
Такое положение вещей нарушила рация:
– Протестующие обыскивают комнаты. Пока двумя этажами ниже. Сворачивайтесь.
Ева среагировала мгновенно: – Приняли.
Повернулась к Тарасу: – Пойду проверю, сможем ли выйти с оружием.
Сняла винтовку со штатива, положила ее в чехол. Бросила рацию Тарасу и, отперев дверь, выскользнула из номера. Тарас сложил штатив, приторочил его к рюкзаку, затем забросил туда же монокуляр. Закрыл окно. Осмотрел комнату на предмет забытых вещёй – всё чисто, как учили.
Снова ожила рация. На этот раз говорил Санчес: – Тут становится жарко. Отхожу.
Тарас ответил: – Принял. Тоже готовимся покинуть точку.
И тут за дверью закричала Ева:
– Здесь снайпер! Сюда!
Тарас метнулся к двери и, слегка приоткрыв её, выглянул в коридор. Но там почти ничего не было видно из–за густого белого дыма. Ему почудилось, что он всё же разглядел фигуру Евы, показывающую рукой куда–то в его направлении. Тут же за этой пеленой замаячили темные фигуры приближающихся людей. Слишком близко. Если он попытается выскочить сейчас, его заметят.
Тарас бросился обратно. Схватил рюкзак и толкнул его под одну кровать, а сам нырнул под другую. Почти в тот же момент дверь номера распахнулась, и из дыма показался человек, прикрывающий лицо платком. Он, не заходя в номер, быстро окинул взглядом пустую комнату, а затем исчез, оставив дверь приоткрытой.
Сердце бешено колотилось, руки плохо слушались, когда Тарас выбирался из–под кровати. Рюкзак забирать не стал, уйти бы самому. Вытащил из кармана черную вязаную шапку и, прижав её к лицу, осторожно выскользнул в коридор через приоткрытую дверь.
Дыма стало меньше, видно кто–то настежь распахнул окно в одном из соседних номеров. И через потерявшие плотность клубы Тарас увидел, как в двух номерах от него толпятся люди, разглядывая что–то внутри. Не дожидаясь, пока на него обратят внимание, Тарас двинулся в противоположном направлении и довольно быстро добрался до лестницы. Он убрал шапку от лица, натянул ее на голову и, бросив последний взгляд в сильно посветлевший коридор, различил на противоположной его стороне крохотную фигурку Евы. Словно почувствовав его взгляд, девушка обернулась, и Тарас мог поклясться, что глаза их встретились. Хотя, конечно, на таком расстоянии он не мог знать этого наверняка. Затем Ева накинула капюшон и скрылась за дверью пожарной лестницы.

***
Выбравшись из гостиницы через служебный вход, Тарас спрятался за мусорным баком. Внимательно оглядывая окрестности, он вытащил из кармана брюк флакон с желтыми таблетками. Закинул в рот сразу две, разжевал и, поморщившись, попытался проглотить не запивая. Язык и горло тут же онемели. Тарас несколько раз судорожно сглотнул.
Настроение улучшилось. Кроме того, игра в шпиона пока ему удавалась. И он, поймав кураж, именно так себя и ощущал, слабо отдавая себе отчет в том, что это нормальная реакция организма на уже четвертую желтую таблетку.
До точки эвакуации было пять минут пешком, поэтому он ещё полминуты с удовольствием рассматривал суетящиеся улицы, довольный собственной наблюдательностью. Не заметив ничего подозрительного, если не считать происходящей на площади бойни, дошел до угла здания. Снова огляделся по сторонам и, натянув шапку на самые глаза, направился к обозначенной на карте точке. Сердце радостно колотилось. Ноги были невесомы и, если бы потребовалось, Тарас мог домчаться до места за минуту, но необходимость конспирации его забавляла. Он шел, глядя в асфальт, и хихикал, когда от него шарахались прохожие, на которых он натыкался. Боковым зрением уловил в одном из переулков знакомый силуэт. Старший. Идет в неправильном направлении. Будет забавно, когда Тарас придет к точке эвакуации раньше. Но ещё забавнее показалось пойти прямо за ним и поржать, когда тот поймет, что заблудился. Если капитан Флинт не разбирается в картах, какой он, к чёрту, капитан? Тут Тарас вспомнил про чёрную метку и хихикнул. Стоп, что это за знакомый автомобиль и почему капитан в него садится?
Тарас на секунду остановился и почесал шапку. Затем ухмыльнулся и решительным шагом направился к автомобилю.
На удивление, дверь не была заблокирована и легко поддалась. Тарас нырнул на сидение и уперся носом в нацеленный ему в голову пистолет.
Сработали натренированные мышцы: даже не успев испугаться Тарас ушел с линии огня, и в одно молниеносное движение отбрал направленный в него пистолет, разворачивая его на водителя. Это Куратор. Рядом на пассажирском сидении, открыв от удивления рот, сидел Старший. Руки Тараса начали возбужденно дрожать, с трудом удерживая оружие от выстрела. Адреналин и наркотики. Полное отсутствие страха. Чего не скажешь об этих двух на передних сидениях.
– Здравия желаю, товарищ кукловод! Чё ты там моей жене втирал в парке? Думал, я тебя не разглядел? – сурово прошипел Тарас. Повисла напряженная тишина. Потом Тарас перевел взгляд на Старшего, его лицо исказила ухмылка, которую он некоторое время пытался подавить, но всё–таки не удержался и заржал: – Да шучу я! Ну, у вас и рожи!
Быстрым движением сбросил обойму, передернул затвор и снял затворную раму, кинув её на пол. Остатки разобранного пистолета вернул Куратору, и глупо улыбнулся.
– Меня Ева сдала.
Старший покосился на Куратора: – Этот вопрос уже решен. Ева с нами больше не работает.
Но Куратор, видимо, не был настроен общаться: – Боец, ноги в руки и пошел вон из машины!
– А то что? Заплачешь? Я бы мог и не отдавать тебе пистолет, между прочим, – резонно заявил Тарас и многозначительно хмыкнул. Глаза Куратора неуловимо изменились. Впрочем, Тарас этого не заметил:
– Мы же не враги, да? А раз так, может, делом уже займемся? Не сидеть в засаде, не таскаться за этим, – кивнул в сторону Старшего, – на побегушках, а реальные вопросы решать! Видал, чего кругом творится? Сейчас столько бабла поднять можно, если не тупить! Команда у нас есть, даже командир, какой– никакой, имеется. Чего сидим, кого ждем? Я тут банк за углом видел, между прочим. Может, заскочим на минутку? Сто пудов, никто даже не заметит. Не с пустыми же руками уезжать?
Куратор повернулся к Старшему:
– Сам его выпроводишь или и это мне сделать? – Достал из–под сидения ещё один пистолет, ткнул его в нос осоловевшему Тарасу, и рявкнул: – Вон!
Тарас трюк с пистолетом оценил, но остановиться уже не было сил: – Хорошо подготовился, зачет!
Грохот выстрела ударил внутри автомобиля особенно громко. В затемненном заднем стекле появилось небольшое отверстие, окруженное сеткой мелких трещин. Старший и Тарас схватились за уши, а сам Круатор был сделан, похоже, из стали, потому что и бровью не повел.
– Всё, выхожу– выхожу… псих! – Потянулся к ручке двери Тарас, одновременно посмеиваясь и ойкая. Уши болели даже под препаратами.
Он отошел от машины и прислонился к стене дома. Куратор и Старший разговаривали о чем–то на повышенных тонах, это Тарас видел по жестикуляции. А слышно в ближайшие несколько минут вряд ли будет. Тарас снова хихикнул и потер уши.
Дверь машины открылась. Вышел Старший. А автомобиль с Куратором резко сорвался с места и скрылся за поворотом.
– За мной! – Не глядя на Тараса скомандовал Старший. – Надо забрать Санчеса.

***
До машины дошли молча. Только когда зашумел двигатель, и машина тронулась с места, Старший произнес:
– Не нравится мне всё это.
– Что именно? – откликнулся Тарас, ещё мало что соображая. Старший обернулся, поглядел в его шальные глаза, и ничего не ответил. Притормозил за углом. Возникший  ниоткуда Санчес ловко запрыгнул в машину и явно хотел схохмить, но его опередил Старший:
– Знаешь, что этот сейчас отморозил?
Санчес настороженно ухмыльнулся и буркнул куда–то в глубину машины:
– Мороз отморозил, кто бы сомневался. Совсем башкой поехал, как с Евой замутил. – Затем повернулся к Тарасу: – Ты бы поаккуратнее, там, с таблетками, наркоман. Мощная штука. Как граната в руках обезьяны.
– Разберусь без сладеньких, – огрызнулся Тарас. Физиономия Санчеса вытянулась:
– Что– о– о???
Старший ударил рукой по рулю и рявкнул:
– Отставить, твою мать! Нихера не смешно. Этот придурок сейчас залез в машину к… короче, к тому, перед кем я сам отчитываюсь и о ком вам, балбесам, в принципе знать не положено! Влез прямо на полуслове во время моего с ним разговора. Считай, вся конспирация нафиг, а за такое знаешь, что бывает?
– Хера се… – озадаченно выдавил Санчес.
–то–то и оно! Хорошо, если просто группу расформируют, а могут и закопать под шумок. Наставил на нас пистолет, чёртов ниндзя, и хихикал там, как конченный…
– А почему он ещё жив? – Санчес снова повернулся к Тарасу: – Ты, Мороз, извини, что я о тебе в третьем лице, просто не уверен, имеет ли смысл с мертвецом разговаривать.
Тарас, периодически теряя нить разговора, не нашелся, что ответить. Старший, чуть помедлив, ответил за него:
– Всё чуточку сложнее. Я сейчас и за наши жизни копейки не дам. Нас только что отправили на задание… на котором должна была работать другая группа… что–то изменилось.
– Что за задание? – осторожно спросил Санчес.
– Сейчас заезжаем на базу, забираем там всё и едем к морю… – Старший надолго замолчал.
– И? – Не дождавшись продолжения, поинтересовался Санчес.
– И ждем президентский кортеж. Приказано уничтожить. – Мрачно закончил Старший, цепкими глазами ощупывая дорогу за ветровым стеклом. Снова повисла тишина. Санчес нарушил её первым: – Не пойму, то ли мы легко отделались, то ли нам крышка. – Повернулся к Тарасу: – А? Что скажешь, буйный?
Тарас, к этому моменту уже дремавший одним глазом, злобно поглядел на него из–под бровей.
– Молчишь? – Буркнул Санчес, – И то ладно! Тогда, может, ещё выберемся.

***
Через полтора часа группа была в загородном доме. Санчес растолкал спящего Тараса. Управились быстро, затолкав рюкзаки с личными вещами в багажник, к лежавшему там оружию. Взяли продуктов в дорогу и отправились на юг. За время пути наступила ночь. Тарас постоянно проваливался в сон, медленно приходя в себя. Прошедший день он помнил обрывками, а спрашивать об этом своих хмурых товарищей не хотел. В воздухе витало электричество, громоотвод у Тараса сейчас работал плохо и он разумно помалкивал.
Проснувшись в очередной раз на какой–то кочке, он успел поймать остатки ускользающего сновидения, которые окончательно растоптал голос Санчеса, который теперь вел машину: – … Еву ему подавай! Щас, всё брошу и буду её искать. Даже интересно, ей тоже во сне явки– пароли сдавал?
Тарас заворочался, давая понять, что не спит. Старший обернулся: – Ты на неё запал что ли, Мороз?
У Тараса не было настроения отвечать. Трещала голова, дико хотелось есть, пить, и подташнивало одновременно. К тому же он не до конца ещё разобрался, что успел выболтать, пока спал. Старший, словно угадав его мысли, вытащил из вещмешка бутылку минералки и сэндвич. Протянул это всё Тарасу. Некоторое время в машине раздавалось не громкое шуршание и судорожные глотки. Затем Старший продолжил:
– Она, Мороз, в девять лет убежала из дома, прихватив только свою собаку. А потом, когда ей было 14, вернулась и спалила там всё нахрен вместе с отцом, матерью и всеми, кто был внутри. Полыхнуло так, что только один соседский забулдыга спасся, потому что проснулся и в окно сиганул. Он, правда, долго тоже не прожил: ожоги по всему телу. Врачи его слегка подлатали, но он, как вышел, опять за бутылку взялся, да через пару месяцев и помер.
Тарас молчал. Зато среагировал непоседа Санчес: – В натуре? Ева? По малолетке такой кипишь замутила? И сколько людей там погорело?
– Ну, людьми это назвать сложно: спившиеся скоты со всех окрестных улиц. Да, и родители у неё такие же… были. Сутками могли не появляться дома, пока там вся эта окрестная шваль гудела. Даже думать не хочу, чего девочка за эти девять лет насмотрелась.
Короче, официальная версия: кто–то из веселой компании спросонья  перевернул канистру с керосином. А кругом окурки, спички… прикинь, у них там электричества не было много лет. Отключили за неуплату. Но продолжать пить им это не мешало.
– М– да… – растерялся Тарас, – а мне она сказала, что любила родителей…
– Да уж конечно… любила…– согласился Старший, глядя на темную дорогу, – Придумала себе маму с папой, их и любила. И это она их спасала, когда дом подожгла. Думала, сгорит всё наносное, а хорошие родители останутся. Видимо, знала в глубине, что их уже не спасти, но смириться не могла.
Я лично за ней документы подчищал. Кстати, вся округа вздохнула с облегчением, когда этот гадюжник сгорел. Никто много лет ничего сделать не мог. Ни участковый, ни администрация. Вернее, не особо и старались–то. Кто ж из чиновников рядом со своим электоратом живет? Чуть в люди выбился, сразу забор трехметровый, дом в районе побогаче. Это потому, что знает свою ответственность, чувствует вину, и боится. И тех, кто сверху, и тех, кто снизу. Только тем, кто сверху, нужно заносить регулярно – и всё будет хорошо. А вы, кто по ту сторону забора, сами виноваты. Вечно чем–то не довольны, всё время ходите, требуете чего–то. Уважаемым людям жить не даете.
– Суки… – революционно буркнул Санчес.
– Думаешь, это только у нас так? Черта с два! Уж я–то по миру поездил. По обе стороны забора работал. Сегодня ты готов глотки грызть тем, кто богаче, а завтра давишь тех, кто беднее. И это в человеческой природе: если нас законом не пугать, мы – звери. Только страх последствий делает человека цивилизованным.
Вот ты, Санчес, будь у тебя должность мера, скажем, не построили бы себе домик в тихом престижном районе?
– Конечно, построил бы! И не один! – простодушно признался Санчес. – А ещё я себе ресторанчик бы построил. Потому что меня цивилизованным делает еда. Много вкусной еды! Я, когда сытый, максимально цивилизован! Ну, и заводик бы открыл, чтобы таким же уважаемым господам, как я, дома правильные строить. У меня давно уже всё придумано! Я у нас все входы– выходы знаю: где брать, кому заносить! Но аккуратно! Чтобы не побили!
– Вот–вот! Безопасность превыше всего! Так и там: когда полыхнуло, засуетились, забегали. Задницы свои прикрывали. Решали, что с ребенком делать: по закону её посадить надо было, а по– человечески памятник поставить. Не сделали ни того, ни другого. Но лечили долго… в психушке.
Это я к тому, Мороз, что любовь, она очень разная бывает: одних с того света вытаскивает, других испепеляет заживо. Так что не ищи Еву, если жить хочешь. А увидишь, держись подальше.

***
В февральской ночной тишине отчетливо ощущалось дыхание близкого моря. Город находился в нескольких километрах дальше по шоссе, и зарево промышленных районов освещало небо в том направлении.
На обочине уже стоял знакомый автомобиль Куратора. На другой обочине был припаркован ГАЗ– 66 с натянутым тентом и человеком в камуфляже за рулем.
Старший остановился неподалеку. Взяли автоматы, вышли из машины. Куратор тоже вышел им навстречу:
– Внимание, бойцы! Группа поступает под мое непосредственное командование. Задача номер раз: разгружаете из грузовика мешки с песком и сооружаете блокпост с защитными сооружениями по обе стороны дороги. Задача номер два: в каждое гнездо устанавливаете по крупнокалиберному пулемету. Рядышком ставите ящик с РПГ на случай осложнений. Задача номер три: ждете дальнейших указаний. Сорок минут на всё. Время пошло!
Куратор вернулся в свой автомобиль. Расположился на заднем сидении, махнул оттуда водителю грузовика. Тот вышел из кабины, и, не опуская руки от кобуры пистолета, перешел через дорогу. Уселся за руль иномарки.
Автоматы ребята поставили, прислонив к заднему колесу ГАЗа. Подавая из кузова первый мешок с песком, Санчес поинтересовался вполголоса:
– Это тот, кого мы не должны были видеть?
Так же вполголоса Старший ответил: – Собственной персоной.
Санчес взглянул на Тараса: – Ай, спасибо, Мороз! Удружил! – Поднимая второй мешок, снова обратился к Старшему: – Какие будут соображения?
– Держимся вместе, смотрим в оба. В любую секунду будьте готовы открыть огонь. Пока просто работаем, но этот громила за рулем мне не нравится, армейская выправка. И то, что этот, – кивнул в сторону иномарки, – приехал лично руководить операцией, тоже необычно. А всё необычное меня сегодня не радует.
Тарас неожиданно для себя выдал: – Так может, перестреляем их, пока они не ждут?
Санчес и Старший одновременно повернулись к нему, отчего Тарас благоразумно замолчал. Старший ухмыльнулся одной щекой:
– И куда ты потом денешься? Паспорт твой где, забыл?.. Действуем только в крайнем случае.
Санчес вздохнул: – Короче, сегодня либо наградят, либо закопают.
– Сперва наградят, потом закопают, – буркнул Тарас, и все снова посмотрели на него.
Быстро покидали мешки на землю и возвели два пулеметных гнезда по обе стороны дороги. Куратор приоткрыл окно своего автомобиля:
– Автоматы в машину. Машину отгоните за грузовик. Им будете перекрывать дорогу. По одному человеку в каждое гнездо, один за руль грузовика. Ждём.
Взяли автоматы, отошли к своей машине. Открывая багажник, Санчес заметил:
– С автоматом мне как–то спокойнее было.
Старший снова недобро ухмыльнулся и сказал так, что его было едва слышно:
– Мороз, Санчес, автоматы потихоньку кладите в канаву рядом с машиной. И ещё несколько магазинов туда.  Только не палитесь.
Санчес одобрительно буркнул: – А это мысль!
– Бережёного бог бережёт. – Резюмировал Старший.
Тарас хмыкнул и, под шумок, сунул в карман ручную гранату.
Старший отогнал машину за укрепления. Туда, где стояла машина Куратора. Потом забрался в грузовик. А Тарас с Санчесом встали у пулемётов.
Прошло некоторое время. Из машины вышел Куратор. Быстрым шагом подошёл к грузовику и сказал так, чтобы его было слышно по обе стороны шоссе:
– Перекрывай дорогу, готовность две минуты. И это наденьте. – Кинул у пулемета три повязки с характерной крестообразной символикой.
Старший немедленно завел грузовик и развернул его поперек проезжей части.
Куратор повернулся в сторону города, и куда–то в темноту шоссе сделал жест руками. Зажглись фары. Показался огромный джип. Подъехал. Из него выгрузились пятеро вооруженных до зубов спецов.
Куратор снова заговорил громко, чтобы его слышали все:
– Так, бойцы, пистолеты при себе? Берете из грузовика ежа и вперёд на тридцать метров. Как подъедет кортеж, блокируете его сзади и проверяете наличие цели в машине. Как обнаружите первого – даёте сигнал.
Спецы, явно зная боевую задачу, без лишних разговоров заняли пулеметные гнезда.
Старший вытащил из кузова ленту с шипами. Санчес подхватил ее на руки, и вся троица отбежала вперёд, прячась в придорожной канаве. Как раз там, где бросили свои автоматы.
– Ну, вот и всё, никаких иллюзий. Типичная диверсионная операция с символикой противника.
– Я уже нихрена не понимаю, – заявил Санчес, – вчера мы с ними заодно, сегодня противники. Что вообще происходит, и нафига мы под них маскируемся? Можно подумать, кто–то в темноте на эти повязки внимание обращать будет?
– А это, Санчес, не для темноты атрибутика. Это, когда в прессе вой начнется, чтобы было на кого свалить. И, поскольку, видеокамер и журналистов я тут пока не наблюдаю, значит, живыми мы отсюда не выберемся. Можешь мне, как специалисту в этом вопросе доверять. Я даже пару заголовков уже придумал. – Старший говорил с каким–то необычным для себя азартом. Кивнул в сторону спецов: – Знакомые ребята, да Мороз?
Отозвался Санчес: – Это те, что таких как мы закапывают?
– Это те, кому всё равно, кого закапывать. – Отозвался Старший.
Тарас ухмыльнулся: – Ага, только ножи у них, прямо как у меня. Прорвемся. – Достал из–за пояса снятый со спеца нож, покрутил в руках и сунул обратно.
Старший его настрой оценил, но всё же сказал:
– Не расслабляйся! С одним–то еле справились. А теперь их пятеро и у них пулеметы.
В этот момент по кустам чиркнул свет фар первой машины. Санчес резонно предложил:
– Может, прямо сейчас в кусты рванем, и пусть догоняют?
Навстречу приближающимся автомобилям ударил свет из многочисленных прожекторов, установленных на крыше черного джипа.
– Поздно. Теперь мы как олени в свете фар.
Кортеж из трех машин проехал мимо группы, постепенно сбрасывая скорость при виде неожиданного препятствия. Санчес выскочил из канавы, перекидывая ленту ежа через дорогу. Машины остановились. Спереди их тут же взяли на прицел трое спецов, стоявших перед грузовиком, ощерились из своих гнезд пулеметы.
Старший и Тарас выложили автоматы на обочину, чтобы их было удобно подхватить, когда понадобится, и вышли к задней машине с пистолетами наизготовку.
Санчес, выбираясь из канавы вслед за остальными, вдруг затараторил:
– Пацаны, я, когда этих громил увидел, у своего пулемета первый патрон в ленте задом наперед поставил. Теперь, чтобы выстрелить, его сперва оттуда вытащить нужно будет. Больше, правда, ничего сделать не успел…
– Принял. – Отозвался Старший. – Мороз, осмотри машины.
Тарас сверкнул глазами: – Кажется, есть идея. Держите этих гадов на мушке и не зевайте! Щас начнется.
Санчес охнул: – У Мороза идея. Нам точно крышка!
Тарас нагло подобрал один из автоматов, повесил на грудь, пробежал машины с левой стороны, светя в затемненные салоны фонариком. Последняя машина: водитель и два охранника. У охранников на коленях по короткому автомату незнакомой конструкции. Средняя: водитель, охранник и два человека в костюмах на заднем сидении. Президента он узнал сразу, но вида не подал, пробежал дальше. Постучал в водительское окно первой машины. Охранник навел на него оружие. Окно приоткрылось:
– Ребята, мы головной отряд правительственного кортежа. Мало того, что машины тяжело бронированы, так нашу остановку уже заметили и приняли меры. Через несколько минут тут будут военные вертолёты, а у них вооружение – не чета нашему. Всем будет спокойнее, если вы нас просто пропустите.
Тарас наклонился поближе и заговорил вполголоса:
– Не парься, щас спокойно обратно поедете. Предупреди своих, как заваруха начнется, рвите назад, чтоб под замес не попасть. А пока: как подойду к той машине, – кивнул на автомобиль куратора, – досчитай до десяти и врубай дальний свет, тогда выберемся. Может быть.
Водитель прищурил глаза: – Неожиданно.
А Тарас продолжил: – В каждом гнезде по крупнокалиберному пулемету. Вот это – неожиданно. Слева ящик с РПГ. А эти терминаторы вообще не из нашей сказки. И у них прямой приказ на уничтожение первого. Но зачистят, думаю, всех. Просто на всякий случай. Так что не тормози, если жить хочешь. А я попробую нам время выиграть.
Тарас повернулся к машине Куратора и скрестил руки перед собой на уровне груди, потом сделал ещё пару выразительных, но бессмысленных жестов. Спецы недоуменно переглянулись. Тарас, не давая им времени на размышления, трусцой направился к автомобилю Куратора. Наемники автоматически передернули затворы, но пропустили его.
Тарас подбежал к иномарке, пригнулся, заглядывая в приоткрывшееся окно, и увидел направленный прямо на него пистолет.
– Понятно, – хмыкнул он, убирая руки от автомата, висящего на груди.
– Докладывай. – Приказал Куратор, не опуская пистолета.
– Это авангард. Цели внутри нет. – Повернувшись спиной к спецам, Тарас нагнулся к окну, незаметно достал из подсумка гранату и, стараясь не выдавать своих действий движениями рук, начал незаметно вытаскивать предохранительную чеку. Надеясь, что этого не было видно через приоткрытое окно, он, тем не менее, каждую секунду ждал вспышки выстрела прямо в лицо. – По словам водителя, основной кортеж движется по другой дороге. А их задача отвлечь наше внимание.
Куратор приподнял бровь:
– Что–то здесь не так…
Голубое сияние галогенных фар переднего автомобиля кортежа ударило в стекло, ослепляя Куратора и спецов. Не дожидаясь, пока пройдет эта растерянность, Тарас закинул гранату в приоткрытое окно автомобиля и бросился к ближайшему пулеметному гнезду, одновременно взводя автомат и давая очередь перед собой почти наугад.
– Граната! – крикнул Куратор, бросая пистолет и хватаясь за ручку автомобильной двери.
Трое спецов, стоящие перед первой машиной успели развернуться на звук выстрелов, но из–за машин кортежа по ним прицельно открыли огонь Санчес и Старший. Один из спецов упал замертво, подготовки оставшихся двоих с лихвой хватило на то, чтобы мгновенно исчезнуть в канаве на противоположной стороне дороги.
Ударил взрыв. Шрапнелью полетели куски иномарки. Машины кортежа заревели мощными движками, давая задний ход прямо через переброшенные шипы.
Тарас кувырком влетел в пулеметное гнездо, споткнувшись о тело спеца, в которого всё–таки попал на бегу. Быстро поднялся и рванул ручку взвода. Словно в плохом кино время замедлилось, не давая быстро повернуть пулемет на соседнее укрепление. А второй спец, мгновенно оценив угрозу, уже навел на него пулемет и, рванув ручку взвода, готов был стрелять. Но ничего не произошло. Спец удивленно посмотрел на оружие, на перекошенный в ствольной коробке патрон. И успел дернуть ручку взвода ещё раз, прежде чем завыли рикошетящие о металл пули, поднялась песчаная пелена, густо замешанная на крови и кусках костей. Ураган из свинца разметал укрепленную позицию, разрывая мешки, плоть, корёжа и страшное оружие.
«Дуэль на крупнокалиберных пулеметах. Новый уровень абсурда. Пушкину бы такой» – пронеслось в голове Тараса.
Машины кортежа, хлопая по асфальту пробитыми шинами, рванули назад, постепенно растворяясь в темноте загородного шоссе. Прямо перед Санчесом и Старшим оказались два спеца, укрывшиеся в придорожной канаве. Завыло, загрохотало со стороны грузовика. Одно из укреплений исчезло в песчаном облаке. А Санчес даже не успел прицелиться, в него попали сразу несколько пуль, выпущенных откуда–то из противоположной канавы. Старший дал очередь в ответ. Ныряя в канаву, привычно отметил, что попал в одного из противников. Затем насыпь дороги скрыла от него второго. 
Вокруг Тараса легли несколько пистолетных пуль, одна из которых ожгла левую руку, ударилась о станок и разлетелась брызгами металлической шрапнели. Водитель грузовика обладал отменной реакцией и успел выпрыгнуть из машины за мгновение до взрыва. Тарас не стал дожидаться, продолжения, перекатился через укрепление, оказавшись за мешками с песком, и стал лихорадочно крутить головой в происках того, кто по нему стрелял. Сейчас он ничем не был защищен от спеца, что укрылся в канаве. Но тот был пока занят перестрелкой со Старшим.
Короткая очередь из автомата по колесам раскуроченной взрывом иномарки. В ответ снова дважды щёлкнул пистолет. Пули пошли верхом. Видимо, стрелок скрывался за корпусом горящей машины, которая мешала ему целиться. И это давало Тарасу шанс.
Старший перекатился на несколько метров в сторону от места падения. Со стороны спеца грохнули три выстрела. Видимо, канава не достаточно хорошо скрывает его местоположение. Старший поднял автомат над дорогой и коротко нажал на курок. Прозвучали только два выстрела, вместо привычных трех. Снова перекатился в сторону. Перезарядка. Отработанным движением скинул пустой магазин и вщелкнул новый. Ещё тридцать патронов. Десять очередей. Должно хватить.
Тарас выглянул справа от мешков с песком. Обманчивая тишина. Дал залп по прожекторам на крыше джипа, расстреливая весь магазин, загоняя дорогу в темноту. Не дожидаясь ответных действий, вскочил в полный рост, перехватил пулемет с той стороны укрепления, и, на одном адреналине, оторвал все его 40 килограммов от земли, разворачивая в сторону полыхающей иномарки. Навалился на ближайший мешок и нажал спуск. Длинная очередь разрезала автомобиль насквозь от  блока цилиндров до багажника.
Со стороны грузовика снова раздался грохот работающего пулемёта, заглушая собой все остальные звуки. Старший осторожно выглянул из канавы, вскинул автомат и уперся стволом в черный военный ботинок. Прямо над ним стоял возникший из ниоткуда спец.
Окончательно оглушенный работой из калибра 12.7 без наушников, Тарас краем глаза заметил вспышки позади и успел увидеть, как спец делает несколько прицельных выстрелов в черноту канавы. С трудом развернул свое страшное оружие. В почти полной темноте скорее почувствовал, чем увидел наведенный на него ствол автомата и внимательные глаза, молниеносно корректирующие угол возвышения по первым пристрелочным выстрелам, уже рвущих ткань лежащих возле Тараса мешков. Почти привычно рука давит на кнопку спуска. Глаза фиксируют многочисленные попадания в цель, разрывающие её на куски. Ещё некоторое время между окрестных холмов летает перепуганное эхо. Затем наступает тишина, в которой гудит пламя горящего автомобиля.
Больше ничего не происходит. Но это не значит, что кто–то не притаился в темноте. Пригнувшись, Тарас перебежал к машине группы, придерживая ноющую левую руку. Достал из багажника ракетницу, выстрелил вверх. Дрожащее красное пламя залило пространство вокруг, освещая взорванную машину Куратора с мертвым водителем у левого переднего колеса, два потрепанных укрепления, трех спецов в разных местах вдоль дороги и Санчеса в нескольких метрах от Старшего. Удобный красный свет делал их кровь невидимой. Никто не подавал признаков жизни. Впрочем, проверять Тарас не собирался.
Собрал уцелевшее оружие, закинул всё в багажник. Адреналин постепенно отпустил, и накатила волна боли. Срикошетившая пуля всё же достала его волной шрапнели. Тарас привычно достал флакон с таблетками, немного подумал и закинул его обратно. Вытащил из разгрузки аптечку. В конце концов, когда ещё пригодится, если не сейчас? Острая игла неощутимо вошла в бедро, впрыскивая в организм раствор морфина. Стало легче. И не так темно, и не так страшно. Тащить крупнокалиберный пулемет к машине Тарас не стал. Открыл стоящий возле правого укрепления ящик, в котором лежал РПГ и несколько выстрелов к нему. Вытащил, зарядил. Ощущая, как разливается по телу наркотик, долго смотрел на джип спецов, представляя, как разносит его на куски. Эта мысль забавляла его некоторое время, но шевельнуть пальцем, чтобы взвести механизм ударника, было уже лень. А потом Тарас понял, что ещё немного, и он отключится прямо тут, посреди побоища. Доковылял до машины, бросил РПГ в багажник и, проглотив сразу три бодрящих таблетки, уехал.
Никто не знает поворотных моментов своей судьбы. Они просто происходят, не ставя нас об этом в известность, и никак до поры до времени себя не проявляют. Так произошло и в этот раз. Ведь, если бы Тарас всё–таки ударил из гранатомета по джипу спецов, то это была бы совершенно иная история. А пока он просто мчался прочь по незнакомой ночной дороге, борясь с накатывающим на него сном.
Тёмные деревья сопровождали его стремительное бегство. Огней больших населенных пунктов он избегал, но на одном из перекрестков всё–таки наткнулся на полицейский автомобиль. Что он полицейский, Тарас понял только, когда промчался мимо. Но даже не сбавил скорости, и некоторое время поглядывал в зеркало заднего вида, ожидая увидеть за собой стремительные синие вспышки догоняющего автомобиля. Положил руку на приклад автомата, лежащего на соседнем сидении. Никто за ним не гнался. Никому не было до него дела.
Ночь всё сгущалась. Мелькали за окном темные силуэты деревьев, словно бегущих рядом с машиной, мерещились знакомые терриконы. И когда Тарасу уже казалось, что он больше не выберется из этой черной трубы, ведущей прямо в ад, дорогу внезапно перегородил бетонный блок. Ударил по тормозам, заставляя взвизгнуть шины на зимней дороге. Штатно сработала антиблокировочная система и машина, характерно подергиваясь, остановилась. Темный силуэт ослепил фонарем. Шагнул навстречу автомобилю. Засада. Тарас представил, как из черноты глубоких стволов на него смотрят пули. Протянул руку к автомату, но тот предательски выскользнул из его пальцев и упал на пол в темноту под пассажирским сидением.
Покажи руки! – приказал темный силуэт. – Руки на руль, быстро!!!
Тарас подчинялся, понимая, что больше не в силах сопротивляться. Если его дорога заканчивается прямо тут, значит, так тому и быть. Эта мысль его больше не пугала. Он положил руки на руль, поднял голову, чувствуя, как свинцом наливаются веки, как поле зрения сужается в точку. Сквозь вату в ушах услышал знакомый голос: – Вот это встреча! Пропустите его, это свой.
Поднялся неприметный шлагбаум. Свет фонаря исчез, открывая глазам маячащую вдалеке знакомую улицу. Но прежде, чем Тарас успел нажать на педаль газа, кто–то наклонился к окну и сказал: – Дома всё объяснишь. Надеюсь, помнишь ещё, где дом? 
Саша изменился. Или Тарас забыл, как он выглядит.
– Насте привет передавай. Скажи, у меня всё в порядке.
Тарас ничего не ответил. Не было сил. Просто нажал на педаль газа, понимая, что его долгая дорога действительно закончилась.

Часть третья

Следующие два месяца Тарас болел. Болел тяжело. И физически, и духовно. Его разум и тело страдали в равной мере. Он успел доехать до дома, спрятать под обшивку водительской двери деньги и подняться домой. Потом упал на руки своей жены и забылся на целый день. Очнулся, принял синюю таблетку и проспал ещё сутки. Его знобило, он бредил.
Перепуганная Настя вызвала скорую, но даже в забытье Тарас так неистово отбивался от санитаров, что его решили не трогать. Так и остался дома.
Иногда он пытался выйти на улицу. Но там повсюду ходили одетые в напоминающую военную форму люди, устанавливая новый порядок. Друг другу пересказывались страшные новости о нападениях то тут, то там. Покоя не было. И вида из окна, и звуков ночных перестрелок, пока редких, ему хватало, чтобы всё больше ненавидеть окружающую его липкую действительность.
Он хотел выбраться из своего разрушенного мира, падая в наркотическое забытье, но каждая новая таблетка лишь погружала его всё глубже. Зато, после неё он мог немного поспать. Не долго, всего пару часов. А потом снова бредил в полусне, чувствуя, как каждый раз, когда накатывала дремота, его сердце, словно пугаясь подкравшегося спокойствия, сперва замирало, а потом начинало рваться наружу.
Дни сменялись ночами, такими же бессонными и пустыми. А потом он перестал их различать. Ни плач малышки в соседней комнате, ни всё более редкие визиты жены не делали его мир живым. Он заперся у себя в комнате и, то глядел в прикрытое шторами окно, с его бессердечной реальностью, то отворачивался, сверля взглядом, не менее ненавистный телевизор, который чаще всего даже не включал.
А потом таблетки кончились.

***
Настя привычно возилось с малышкой, когда в дверь постучали. На пороге стояли мама с братом. Саша, как обычно в последнее время, был в камуфляже, а мама, не смотря на трудные времена, всегда находила возможность выглядеть так, словно шла на свидание.
За последний год Саша очень повзрослел. Теперь он всё чаще молчал и слушал окружающих. И что–то изменилось во взгляде. Мальчишка– балагур куда–то пропал, ему на смену пришел молодой мужчина.
Саша вытащил из–за спины букет маргариток. Чмокнул Настю в щеку: – А где муж?
– У себя в комнате. – Настя махнула рукой в сторону закрытой, как обычно, двери.
Мама уже разулась и протянула руки к малышу: – Так и не выходил?
Саша, который теперь появлялся редко, удивленно поднял глаза:
– В смысле, не выходил? Что с ним?
Настя передала малышку маме и взяла протянутый братом букет:
– Да он как вернулся, был немного не в себе. Но так, слегка. Думала, пройдет. Выспится, отдохнет, оттает. А он уже несколько дней сидит перед телевизором со стеклянными глазами. Даже не знаю, замечает ли, когда он не включён. Иногда захожу, просто спит, потом опять сидит перед телеком. Пыталась с ним поговорить, но он ничего толком не рассказывает, даже отвечает не всегда.
– Может к врачу его отвести? Кто там у нас этим занимается? Психолог, невропатолог… не очень я в этом силен.
– Да, какой там? Пробовала я. Смотрит зверем, кажется, сейчас укусит.
– М– да… дела! Ну, тогда давай вместе куда– нибудь сходим, проветримся. А то, как Полинка родилась, вас не видно – не слышно. Тут, кто хочешь свихнется. – Саша привычно улыбнулся. Сквозь его новый вид иногда пробивался знакомый сорванец, который за словом в карман не полезет: – Особенно, если при этом новости смотреть. Господи, чего люди делят? Вроде, 20 лет уже, как украли всё.
Мама высунулась из кухни с малышкой на руках, протянула Насте изящную небольшую вазу из цветного стекла:
– Ладно– ладно, всё украли, всех поделили… ты языком не мели, а бери Настю с Тарасом под мышку – и шуруйте куда– нибудь в город! И чтоб до вечера я вас не видела!
Настя удивилась:
– Как до вечера? У меня Полинка через час проснется. Кормить надо будет.
– Ничего, я покормлю, опыт есть. Топайте уже!

***
Весной пахло уже совершенно изумительно. Даже чуть пыльные серые после сошедшего снега улицы не могли скрыть разливающегося аромата новой жизни. Птицы пели весенние песни, плотные почки уже набухли и полопались, отдавая в воздух клейкий и одновременно сладкий аромат пробивающихся соцветий.
Тарас, Настя и Саша прогуливались по соседней улице. Вышли со двора, прошли мимо машины, которую Тарас уже считал своей, свернули за угол и остановились у перекрестка. Первым подал голос Саша:
– Налево пойдешь, коня потеряешь… – хмыкнул собственной невеселой шутке: – Ну, сказочные персонажи, куда?
Настя не обратила внимания на его пассаж, но и ей передалось общее встревоженное состояние. Поэтому, почти неожиданно для самой себя она предложила:
– А давайте в тир сходим?
– В тир? – Искренне удивился Саша. А Тарас буркнул, глядя в пустоту перед собой:
– Ещё одной пострелять захотелось…
– Я месяц, как родила! Знаешь, что такое гормоны? Мне сейчас пострелять – самое то будет! Лучше из пушки!
– По воробьям. – Всё также в никуда прокомментировал Тарас.
– В тир… О– кей… – Растерянно протянул Саша.
– Ну, Саша, знаю я твое «окей». Заведешь меня в какую– нибудь кафешку и мороженым накормишь. Ты же ополченец, наверняка знаешь какой– нибудь, желательно жутко секретный, тир!
– Да, какой я ополченец? Я доброволец. За порядком следить кто–то должен с тех пор, как менты разбежались. Вот и всё моё ополчение… Но тир я знаю.
– Ура! Из Калашникова тоже пострелять можно будет?
– Почти. Калашников для гражданского оборота запрещён, можно пострелять из «Вепря». Тот же «Калаш», только стреляет одиночными. Из помпы можно пострелять. Из револьвера. Из «Глок 17», кстати. Тебе понравится, он легкий, как будто игрушечный.
Тарас, которому и вправду было не по себе, предложил:
– Давайте, я не пойду? Как раз в кафешке посижу, раз вы не хотите.
– Ты чего скуксился? – Повернулся  нему Саша. – Пошли…
– Да, не– е. Нет желания… Слушь, а куда Диса пропал? Не видел его, как вернулся. Уехал что ли?
Саша, посмотрел на него как–то удивленно:
– Ты разве не слышал? Он сперва пропал. Я уж думал, доигрался, прикопали где– нибудь. Но оказалось, что парень не так прост: там за него кто–то круто вписался, он теперь целым батальоном заведует. Под Тищином стоят, добровольцев набирают. Там со всей страны отморозки со свастикой собираются, слышал даже, пара иностранцев есть. Того и гляди нам по башке стучать придут. Мы ж тут все поголовно террористы теперь… 
– Ясно. – Буркнул Тарас, теряя к разговору всякий интерес. Похоже, Саша это понял:
–точно с нами не пойдешь?
– Нет… не хочу.
– Ну, как знаешь. Там за углом неплохая кафешка есть…
– Я помню. – Ответил Тарас и пошел обратно, нащупывая в кармане ключи от машины.

***
Поначалу Диса в военной форме смотрелся довольно комично и это его раздражало. У подходящего ему размера были короткие рукава, которые он тут же закатал по самые локти, делая вид, что так и должно быть. Но теперь руки было трудно сгибать в локтях. С комплектными брюками была та же проблема: торчащие щиколотки выглядели совершенно неавторитетно, так что с длиной решено было не экспериментировать. Пришлось взять форму на два размера больше и отдать местной портнихе, чтобы та ушила её.
Теперь, когда всё было подогнано, со своей невероятной худобой он выглядел, как огромное насекомое, пожелавшее стать невидимым. Но этот слегка пугающий вид его полностью устраивал, мгновенно выделяя его на фоне подчиненных. «Боятся – значит уважают!» – вспомнил он поговорку из глубокого детства, и больше об обмундировании не думал.
Когда Тарас нетерпеливо постучал в дверь кабинета и зашёл, не дожидаясь приглашения, Диса что–то увлеченно перебирал в одном из боковых ящиков. Удивленно поднял на незваного гостя глаза, но узнав, заулыбался:
– Какие люди! Чё как, Тарасик? Как сам, как делишки?
Тарас попытался улыбнуться в ответ, но внутри ничего не отзывалось, поэтому вышла только жалкая ухмылка, словно ему отбило половину лица:
– Нормально. – Осмотрел кабинет, подошёл к столу и забарабанил по нему беспокойными пальцами: – Скажи…
Но Диса перебил его, не дожидаясь продолжения:
– Никак к нам записаться хочешь? Мудро! Могу всё устроить… недорого.
– Нет, – Тарас присел на стоящий рядом стул, – недорого не надо.
Теперь ухмыльнулся Диса: – А как надо? Могу дорого.
Тарас поглядел на него так устало, что Диса сразу перестал улыбаться:
– Надо долларов по 15 за грамм.
– О– о– о!!! – Диса даже немного привстал из–за стола, но быстро вернул себя в исходное положение. – Деловой стал! Сразу быка за рога! Расстрелять тебя что ли, такого активного? А деньги себе оставить. Деньги–то принёс? Да?
Тарас недобро отодвинул подол куртки, показывая краешек пистолета:
– Запаришься.
– Ну, офигеть! – Оценил такой поворот событий Диса. И полез в стол: – На всякий случай шутить больше не буду, а то пальнешь ещё сдуру!
Зашуршали пакетики, застучали бутылки, зашелестели купюры.
– Тебе сколько? Могу двадцать граммов за 200 отдать. По оптовой цене, тэк скэ– эть. Или, если много…
– Давай 20.
– Не перестаешь меня удивлять! – Довольно заявил Диса. – С тобой становится приятно иметь дело! А кто будет торговаться? А у кого вечно денег нет? Тебя чё, Тарасик, подменили?
Тарас снова недобро зыркнул на него из–под бровей, отсчитал нужную сумму, бросил деньги на стол. Потом взял пакет и направился к двери.
Диса привычно смахнул купюры в ящик стола: – А насчет службы подумай! Тут уже я тебе платить буду. Что меня с непривычки, конечно, дико обламывает, но такой порядок.
Уже в дверях Тарас обернулся: – Пока другие планы.
Диса беспомощно развел руками: – Ну, если что, заскакивай.
И, подождав, пока Тарас закроет дверь, довольно буркнул себе под нос: – А куда он теперь денется, да Диса? Правильно, никуда!

***
К маю ситуация изменилась настолько, что на границе города появились блокпосты. Ни одна из сторон не собиралась уступать. Стало ясно, что конфликт будет долгим. Центральная власть на этих территориях уже несколько месяцев не действовала и люди стали самоорганизовываться, образуя новые структуры для поддержания порядка, в том числе и военизированные.
С противоположной стороны тоже шла подготовка. Соваться в города пока опасались, понимая, что без кровопролития этот вопрос не решится. Поэтому накапливали силы. А заодно обстреливали мятежные территории из всего, что могло долететь: гаубиц, реактивных систем залпового огня, иногда даже подгоняли танки и били по домам прямой наводкой.
Интернет и мобильная связь пока ещё работали, хотя и плохо. Водонапорные башни тоже были одной из основных целей. Впрочем, никто особо не разбирался, куда прилетают их снаряды. Стреляли больше для острастки, поддерживая определенный градус напряжения.
Из центра всю эту вакханалию объявили антитеррористической операцией, тем самым присвоив каждому вооруженному подонку право на убийство. На запах крови потянулись коршуны войны со всех концов света. Но всё больше падальщики. Пригнали и молодых солдат– срочников, ещё вчера гулявших на гражданке, да обжимавшихся с подругами по темным уголкам. Растерянные, едва научившиеся держать в руках оружие, ребята зачастую сами были из тех мест, куда их теперь отправляли служить.
Гражданское противостояние усиливалось. Терпению обоих сторон приходил конец. Нарыв зрел, грозя выплеснуться своей неукротимой яростью на замершие от ужаса улицы.
Не смотря на то, что город был уже частично разрушен, Саше дали выходной, чтобы отпраздновать день рождения в кругу семьи.
Скромный стол, скромная компания, к которой присоединился и сосед Володя, служивший теперь вместе с Сашей. Мама, готовившая роскошную курицу в духовке, ушла хлопотать на кухню, готовя горячее к подаче. Тарас, Настя, Саша и Володя болтали обо всём, потягивая, кто вино, а кто и кое– что покрепче.
– И как там Костя? – поинтересовался у Володи Саша. – Учебка уже закончилась?
– Не знаю. Связи нет, как призвали. А вообще, сейчас всех молодых, у кого блата нет, сюда гонят. Это они ловко придумали. Друг в друга стрелять…
Из кухни запахло особенно вкусно, зазвенела посуда, задвигались тарелки. И почти тут же раздался мамин голос:
– Саша, курица готова! Забирай, неси за стол!
Дважды просить было не нужно, Саша тут же ушёл на кухню и праздничная возня там только усилилась. Володя отправил в рот рюмку водки, крякнул, закусил маринованным огурчиком:
– А чего, Тарас, ты там в столице–то делал? Тоже, небось, покрышки жег? Скажи, на площади–то скакал, а?
– Что за солдатский юмор? – удивилась Настя, почувствовав легкий укол обиды за своего мужа. А Тарас глянул из–под бровей, как это частенько делал последнее время, и только буркнул в ответ: – Я б там зажег! Мало бы не показалось!
– Нет, ну надо же, такая толпа народу прыгала. – Не унимался Володя. – За европейские пирожки.
– Вы точно хотите это обсуждать? – снова попыталась переключить беседу в другое русло Настя, но парней было уже не остановить.
– Да правильно они всё сделали. Ещё раньше этих уродов скинуть надо было. Вор на воре…
– Правильно? – Искренне удивился Володя. – И войска сюда пригнали тоже правильно? Нас террористами объявили правильно? До этих уродов было бедно, но тихо, а теперь нас и на бабки кинули, и охоту объявили.
Володя хлопнул ещё одну рюмку водки.
– Ты у Настюхи–то своей интересовался, как ей теперь отцовские деньги получать? Правильно, в центр ехать надо в банк. А там, как узнают, что ты отсюда, под белы рученьки и в контору. И так у каждого. Они, Тарас, под шумок целый регион на бабки кинули! Почище, чем в девяностые!
Из кухни вышел Саша с роскошным блюдом, на котором лежала подрумяненная в духовке курица, вокруг которой плотно расположился пропитанный куриным ароматом печеный рассыпчатый картофель. Настя кинулась освобождать место на столе.
– Так, господа конгрессмены, – сказал ухвативший пару последних предложений Саша, – хватит о политике. Пойдемте, лучше, перекурим, пока вы тут не подрались. Володя привычно подскочил: – О, точно!
Но Саша уже поднял налитую стопку: – Ну, за меня, что ли?
Всё дружно выпили. Но вдогонку собравшимся на лестничную площадку друзьям Тарас заметил:
– Правильно – не правильно… Это история рассудит, а народ пока так решил.
Володя в дверях обернулся: – Народ, ага…
И ребята вышли.
Настя невесело улыбнулась: – Народ тут вообще не причем! Пока тебя не было, тут местные нацики из щелей повылезали. В жизни такого позора не было! Рассказывали нам, как мы Бандеру любить должны, пока наши не собрались и по голове им стучать не начали! И бог бы с ними, с нацистами, подонки везде в один цвет красятся, но ты посмотри, что вышло: и там народ власть захватил, и тут –тоже народ. И при этом они – красавцы, а нам под стены целую армию пригнали. Нет, не про народ всё это. Про бабки!
– Да, какая разница народ – не народ? – Тараса эта болтовня уже изрядно раздражала. Он хотел, было, улизнуть, чтобы принять немного наркотика, но никак не находил повода. Поэтому злился: – Любая революция – это время возможностей! Главное правильно вписаться! Ты новую жизнь себе выстроить можешь! Ай, кому я объясняю? Сидите тут в деревне, дальше носа своего не видите! Вот и пришли вас доить! Потому что сами себя в стойло загоняете. Народ… видел я твой народ! Скоты…
Тарас внезапно скинул со стола бокал, который рассыпался мириадами осколков. После оглушительного звона наступившая тишина показалась бесконечной.

– Это, Тарас, ты оскотинился, как оттуда вернулся. – Настя отвернулась, едва сдерживая слезы. – А может и был таким всегда. Истеришь, как малолетка во время менструации. Думаешь, я не вижу, что ты на этой дряни сидишь? Что она для тебя важнее нас, а может и себя самого уже.
– Да я на ней сижу, чтобы вас, дебилов, не замечать! – Ярость, наконец, вырвалась наружу. Со стола полетели оставшиеся бокалы и рюмки: – Не разглядела она… Будет меня жизни учить! А что ты сама в этой жизни видела, кроме отцовского бабла?
Настя закрыла лицо от летящих в ее сторону предметов, вжалась в угол дивана: – Я тебя вообще понимать перестала! Бред… бред какой–то…
А Тарас не унимался: – Это тебе после рождения ребенка гормоны остатки мозга сожрали!!! Не понимает она, когда заткнуться и молчать нужно!
Он брякнул об пол последнюю уцелевшую тарелку: – Нахрена я вообще сюда вернулся?
Подскочил к двери, где наткнулся на  заглядывающего с площадки Сашу.
– Чего вы так орете–то? Вас на весь двор слышно.
Тарас распахнул дверь и проскочил мимо него. Саша удивленно уставился на сестру и на погром, учиненный в его отсутствие: – Насть, вы чего?
Тарас сбежал вниз по лестнице. На первом этаже остановился, достал из заднего кармана пакет с порошком и свернутой купюрой внутри. Жадно втянул в себя горький воздух. Защипало носоглотку, навернулись на глаза слезы. Он пару раз громко шмыгнул носом, и зажал нос, чтобы не чихнуть.
В этот момент наверху хлопнула дверь. Тарас спешно спрятал пакетик обратно, потер нос, шмыгнул ещё пару раз. Но спускавшийся сверху Саша успел всё это заметить в узкую щель между перилами. У Тараса не был никакого настроения обсуждать с ним, что бы то ни было, и он выскочил за дверь, едва не сбив с ног курившего на крыльце Володю.
– Тарас, ты куда? – крикнул тот ему вдогонку, а затем и налетевшему на него Саше: – Э– э, чего случилось–то?
Саша догнал Тараса посреди двора: – Тарас… – схватил его за руку, развернул к себе. А затем в его голове словно взорвалась пуля: повернувшийся Тарас с какой–то веселой безуминкой в глазах совершенно внезапно ударил его в лицо. Этот удар не сбил Сашу с ног, но абсолютно точно сбил его с толку. Звенело в ушах, перед глазами прыгали цветные пятна. Он ошалело остановился, схватившись за щеку.
С крыльца бросился к ним Володя: – Э! Пацаны, стопэ!!!
Саша судорожно вздохнул и схватил Тараса за грудки: – Ты совсем, что ли, мозги снюхал, наркоман, долбанный?
Тарас начал вырываться, лихорадочно молотя воздух руками: – Отвалите от меня все!
Но Саша держал его, словно клещами: – Что по морде дал – я тебя прощаю, но за Настюху голову откручу на раз! У него ребёнку месяц, а этот наркоман истерики устраивает! Ноги в руки – и домой, пеленки стирать!
Распахнула окно мама: – Вы чего там, малахольные, устроили! Весь двор на вас любуется, позорище! Вовка, тащи их домой, курица стынет!
Саша, отпустив одну руку, повернулся к маме: – Мам, всё нормально, сейчас мы придем!
Но Тарас извернулся, подхватил лежащую на земле пустую бутылку и, заорав, ударил Сашу по голове. Мама в окне охнула. Саша, схватившись за голову, упал, а Тарас, продолжая орать, начал колотить его ногами. Подбежавший Володя тащил его в сторону, но тот вырвался и кинулся домой, столкнувшись по дороге с выскочившей из подъезда Настей. Она крикнула, глядя в его шальные глаза: – Что ты творишь, гад? – Но он только толкнул её и бросился наверх по лестнице.
Настя едва удержалась на ногах. Подбежала к брату, зажала ему кровоточащую голову, пачкая свой праздничный наряд. Крикнула Володе: – Телефон с собой? Вызывай «скорую»!
Повернулась к маме в окно: – Принеси что– нибудь, чем можно перевязать!
Замеревшая от невообразимой дикости происходящего, мама сорвалась с места. А Настя, прижимая к себе голову лежащего на земле брата, беспомощно повторяла: – Придурки, вот придурки же…
Володя достал телефон, пытаясь набрать номер. Саша растерянно озирался вокруг, пытаясь подняться на ноги, но никак не мог найти точку опоры, дрожащие руки подламывались, а ноги не хотели держать. При этом он постоянно повторял, словно уговаривая самого себя: – Нормально всё… всё нормально…
Но Настя уложила его обратно: – Куда нормально? У тебя сотрясение. Лежи, не вставай!
Саша, наконец, сфокусировался на Насте и грустно согласился: – Да, полежу маленько… Щас, щас всё будет нормально…
Из подъезда выбежала мама с полотенцем и охнула, увидев перепачканную кровью Настю. Села рядом, зажала Саше голову.
Настя решительно поднялась с места: – Посиди с ним, я сейчас…
На что, не перестававшая причитать мама, отозвалась: – Ой, что–то мне и самой не по– себе…
Настя заскочила в квартиру, налетев в коридоре на Тараса. С его плеча соскользнул собранный рюкзак. Глухо застучали по полу патроны из рассыпавшейся коробки.
– Ты что устроил? – Сверкнула глазами Настя.
Тарас оттолкнул её так, что она упала в комнату. Безразлично сел, начал собирать патроны.
– Совсем рехнулся? Ты что устроил?
В кроватке начала плакать проснувшаяся малышка.
Но внутри Тараса что–то сломалось. Сначала там была любовь, потом привычка, потом милое, но такое притягивающее раздражение. Затем Тарас уехал – и всё начало стремительно меняться. Прежняя жизнь забылась, осталась далеко в странных воспоминаниях, как будто всё, что было раньше, происходило не с ним. Иногда Тарас возвращался туда, где когда–то цвела любовь, но там всё завяло, поблекло и начало подгнивать. Потом там что–то трещало, рушилось под натиском водоворота сумасшедших событий, а обломки уносило стремительным потоком неведомо куда. И сейчас, когда Тарас заглянул внутрь, оказалось, что там ничего нет. Не осталось даже развалин – абсолютная пустота. Лишь клокотала ярость, заменившая собой всё, что раньше было важным.
Тарас опустился на одно колено и начал собирать рассыпавшиеся патроны. Он складывал их обратно в коробку, а в ответ из него выпадали злые равнодушные слова:
– Значит так, ты – всё ещё моя жена! – Он был ненормально спокоен: – Я сейчас уйду, чтобы не свернуть тебе шею. И буду думать, как нам жить дальше. Может, что и надумаю, а может нет. Но предупреждаю: решишь меня кинуть, всё рано найду. Никакие внешние обстоятельства тебя не спасут и не оправдают. Уезжать я тебе запрещаю.
Настя забрала из кроватки плачущую Полинку. Ее душили слезы, болела нога – она здорово ударилась, когда упала:
– Какой грозный! Посмотрите на него! Стрелять в нас будешь?
Тарас удивлено поднял глаза:
– Если окажемся по разные стороны, и мне прикажут, выстрелю! Конечно.
Он как–то странно улыбнулся и щелчком, как окурок, отправил последний патрон в сторону Насти. Та судорожно отмахнулась, и со стола донесся звук лопнувшего стекла. Словно в последней попытке напомнить о себе упала расколотая рамка со свадебной фотографией, на которую уже давно никто не обращал внимания.
Тарас поднял рюкзак, вышел за дверь. А за окном послышался шум голосов, застучали двери подъехавшего автомобиля «скорой»

***
Диса лыбился так, что, казалось, его щуплая голова Вот–вот треснет: – Правильно всё решил, Тарасик! Всё равно скоро город брать будем. А так, считай, и служишь дома, и лавэшка капает. Только почему налегке? Вещи где? Оставил всё, что ли? Или драпал так, что не до сборов было?
Тарас точно знал и почему Диса лыбится, и почему шмыгает носом. Он явно только что занюхал дорожку или две свежего порошка, и легкий запах, похожий на запах не то пенопласта, не то какого–то растворителя, ещё витал в кабинете. Тарас представил себе сосредоточенного Дису: как тот сыпет порошок из крохотного пакетика, как дробит его ещё влажные комочки бритвенным лезвием, затем осторожно вытягивает в небольшую полоску, достает специально изготовленную из серебра и золота нюхательную трубочку – особый шик по мнению Дисы, затем склоняется на столом… Видение было таким отчетливым, что в носу засвербило, и Тарас судорожно втянул воздух.
Диса хитро прищурился, а Тарас попытался взять себя в руки: – В машине вещи.
Диса не на шутку удивился, став при этом ещё смешнее:
– Ну, крут! Машина… А я, вот, драпал пустой. Спалился. Деньги, товар, ноги в руки и кустами в поле. Хорошо, с правильными людьми дружу. Вот результат.
Довольно развел руками, показывая на всё вокруг.
– Ладно, сам всё увидишь. Давай документы, запишу тебя прапором. Будешь молодых гонять.
Тарас хмыкнул: – Я молодых, а ты меня? Тут дело такое… Я тоже спалился. Можешь меня по чужим документам записать?
Диса, едва сдерживая приступ смеха, попытался насторожиться: – Ну, ты даешь! Не успел появиться, уже об одолжении просишь!
Но Тарас был угрюм и серьезен: – Так ты же говоришь, что главный тут.
– Ой, хитрец! Лесть, Тарасик, это прекрасно. Но у меня к тебе деловое предложение. – Диса тоже перестал улыбаться, почуяв запах халявных денег: – Я тебя по чужим документам пристраиваю, а ты со мной зарплатой делишься.
Пируэт Тарас оценил, но теперь это производило на него мало впечатления. Он представил, как стреляет Дисе в голову. Как раскалывается череп, и мозги забрызгивают покрашенную в дурацкий зеленый цвет стену. Наверно что–то такое отразилось в его глазах. Диса поежился.
– Жучара! – Криво улыбнулся Тарас: – Ты, небось, и так себе прилично отжимаешь!
– Такой бизнес. – Резонно рассудил Диса: – Я за тебя бесплатно подставляться не буду. А так треть денег мои – и я знать не знаю, кто такой Тарас. И фамилию не помню, и где живешь, походу, тоже.
Это Тараса больше, чем устраивало. Теперь Диса повязан своей жадностью, а значит, не предаст. Уж очень он не любил терять свои деньги. И Тарас легко согласился:
– Годится.
– Вот и прекрасно! – обрадовался Диса, потирая под столом суетливые руки.
Паспортов у Тараса было несколько на выбор. Он всегда подбирал чужие документы во время заварушек. Не знал, зачем, но чувствовал, что их время придет. Вот и пригодились.
Тарас выбрал один, более или менее подходящий ему по возрасту. Диса без лишних вопросов заполнил какие–то документы, ведомость, выписал служебное удостоверение. Вытащил из стола фотомыльницу, усадил Тараса к стене, сделал фотографию, ловко распечатал ее на стоящем тут же цветном принтере. Затем вклеил фотографию в удостоверение и деловито шлепнул печать. Видно было, что всё это ему нравится. А учитывая, сколько он на этом зарабатывал, нравилось это ему ещё больше.
Когда с формальностями было покончено, Тарас вытащил из подсумка затертый флакон из–под препаратов: – Скажи, Диса, а у тебя такие есть?
Диса поглядел на флакон: – Нет, никогда не видел. Что это?
– В Киеве выдавали.
– Ой, Тарасик, не ешь всякую гадость, лучше бери у меня! А то знаю я этих персонажей: подсадят на хмурый, а это – дорога в один конец.
Тарас искренне удивился: – Так ты же сам с ними работаешь?
Диса довольно хмыкнул.
– С этими жучарами работать нужно и важно! Но именно с ними, а не на них. Пока тебе есть, что им предложить они – прекрасные люди!
– Прекрасные… видел я, как они в столице работали. Пока мы их тут в регионах защищаем.
В жизни Диса мог быть неплохим оратором, но в основном нес какую–то чушь, не особо задумываясь над смыслом сказанного:
– Мы? Защищаем? Во– первых, ты только нарисовался, а во– вторых, ты их не защищаешь, ты – к ним принадлежишь. И, как я понимаю, – кивнул на флакон, – уже не первый месяц. Так что ты такой же, Тарасик! Такой же! И все твои действия тут – всего лишь самозащита.
– Можно подумать, ты у нас другой. – Хмыкнул Тарас.
Диса расхохотался.
– А зачем мне быть другим? Это ты себя до сих пор обманываешь, а я давно уже перестал сомневаться. Видишь всё это? Власть, оружие, бабки. У меня в подчинении 426 человек! А ведь меня официально даже не существует! Тебя теперь, кстати, тоже. – Подмигнул Тарасу и ткнул пальцем куда–то наверх: – Они сами идут ко мне и деньги несут тоже сами. Только брать успевай.
– Ой, да ладно… – проследив за направлением пальца, недоверчиво прищурился Тарас: – В деревне сидишь. Нахера им тебя уговаривать?
– А им некогда, Тарасик! Они там в тысячу раз больше тащат, пока тут заварушка идет! То, что мне достается – крохи с их барского стола. А я не гордый. Не, не гордый! Пока они там за миллионы грызутся, я тут – сам себе хозяин. Принял чемоданчик зеленых, не забудь отчитаться: постреляй из пушки по воробьям. Меня даже проверять никто не будет. Могу просто фотки им вместо отчетов скидывать. Хотя, конечно, лучше, когда вой с противоположной стороны начинается. Так что журналисты из зомбоящика своими репортажами за меня половину работы делают. Такая военная хитрость!
– Ну, ты как всегда хорошо устроился. Кто бы сомневался.
– Возможности, Тарасик! Раньше ты за копейку работал, а теперь сам решаешь, сколько тебе взять. Не возьмешь ты, возьмут другие. У тебя. – Озорно сверкнул глазами Диса: – Вот мы сейчас ещё по дорожке раскатаем, и пойдем немного повоюем. Боекомплект сам себя не расстреляет!
Хмыкнул, увидев приподнятые в немом вопросе брови Тараса: – Да не ссы, мы из пушки. Они у меня на 15 километров лупят.

***
Из штаба приятели вышли уже изрядно под кайфом. Диса покосился на служебный автомобиль:
– Не… за руль не сяду, давай на твоей.
– Легко! – звякнул ключами Тарас и направился к стоящей за углом машине. Диса разочарованно хмыкнул, увидев неприметную, даже заурядную, оперативную машину. Но Тарас подошёл и ласково погладил ее по крыше:
– Сундук с сокровищами старого пирата Флинта!
– А чё она у тебя аж просела? На наших колдобинах рессоры потерял? Или сундучок и вправду золотом набит?
Тарас хитро прищурился: – Не– е, Диса! Что в багажнике, то моё. Не отдам! Всё равно снюхать не получится!
– Да? Тогда ладно! – Согласился было Диса, но любопытство быстро победило: – Не, ну а чё там на самом деле? Колись давай, раз уж похвастался.
– Оружие кое– какое… то, да сё… патроны, там, гранаты…
– А, ну это добро всегда пригодится! – Согласился Диса, яростно теребя нос: –только ставь ее, пожалуйста, от моего окна подальше. Фейерверка мне только не хватало!
И, усевшись в неожиданно удобное кресло, махнул рукой в сторону поселка: – Погнали, ещё в магаз заскочим. Вискаря возьмем. А то индикатор чешется.
Тарас удивился: – Куда те вискарь ещё?
Диса покосился на него одним глазом: – Подсняться надо перед стрельбой.
– И нахера тогда нюхали? – Окончательно растерялся Тарас.
Но у Дисы, похоже, этот рецепт был хорошо отработан: – А мы потом опять занюхаем, чтобы с алкахи подсняться. Круговорот добра в природе, Тарасик.
– Не поспоришь! – хмыкнул Тарас, и почувствовал, как улыбка растягивает его физиономию. Диса глянул на него, и они захихикали уже вдвоем. А потом и заржали в голос. Остановиться было решительно невозможно, чувствуя, как судорожно трясется соседнее кресло. И если бы дежурный в этот момент выглянул в окно, то увидел бы, как серая неприметная машина возле штаба подпрыгивает на одном месте.
Отсмеявшись, Диса вытащил из кармана рацию: – Пушкин– Пушкин, это Батя, приём.
Рация зашуршала, заскрипела и, наконец, выплюнула: – Батя, это Пушкин. Приём.
– Готовьтесь, еду с проверкой. Приём.
Голос в рации помолчал, словно матерился, затем ответил: – Понял, готовимся!
– Ну, и наводите там уже… куда надо… – Диса неопределенно помахал рукой перед лобовым стеклом, словно с той стороны рации его могли увидеть. Но голос в рации прекрасно его понял: – Принял. Наводим.

***
Когда подъехали к магазину уже стемнело. Это был обычный небольшой сельский магазинчик с довольно ограниченным набором повседневных товаров. Продавщица как раз заварила себе чай в подсобке, когда послышался шум подъезжающего автомобиля. За дверью сперва раздался гогот, потом дверь открылась, и в неё ввалились Тарас с Дисой. Прямо с порога Диса гаркнул так, что зазвенели бутылки на полках: – Э!!!
А затем, видимо, чтобы его было лучше слышно, ещё и оглушительно свистнул:
– Дуй сюда, хватит бездельничать! Нам вот этого… – ткнул пальцем в какую–то пузатую бутылку на прилавке: – Нет, вот этого… слушь, а что у тебя тут вообще пить–то можно? Левак, небось, всё?
Продавщица, которая явно уже была с ним знакома и поэтому побаивалась, суетливо перебирала бутылки:
– Та не! Всё оригинальное! Тока вот это не рекомендую… и вот это…
Убрала с прилавка пару бутылок. Диса хмыкнул и зачем–то сунул руку в карман, чем напугал продавщицу ещё больше:
– Понятно– понятно! Вот это, вот это и вообще всё! Короче, селянка, дай нам две хорошие бутылки! Слышь, хо– ро– ши– е! А если я от твоего пойла ослепну, приползу наощупь…
Он вытащил из кармана красивую металлическую зажигалку, чиркнул роликом, и на кончике фитиля затанцевало синее бензиновое пламя. Прикидываясь слепым, Диса начал водить зажигалкой между полок с товаром, натыкаясь на вещи и сбрасывая их на пол. Продавщица отрыла рот, но не решалась что– либо произнести. А Диса, наконец наигравшись с зажигалкой, закончил мысль:
– Приползу, и спалю тут всё нахер!
Затем достал крупную купюру и кинул продавщице.
– Сдачу оставь себе.
Засунул бутылку во внутренний карман, вторую дал замеревшему возле дверей Тарасу, и вышел, прихватив по дороге пакет чипсов. Тарас двинулся следом.
– Чтоб оно вам поперек горла встало! – Буркнула себе под нос продавщица, когда дверь, наконец, закрылась. Но, видимо, закрылась дверь не до конца. Потому что Диса тут же ворвался обратно, схватил с полки первую попавшуюся упаковку и запустил ею в продавщицу. Та ойкнула и спряталась за прилавком.
– Ты кому это сейчас сказала? – Заорал на весь поселок Диса: – Распустились тут, мрази! Совсем берега попутали!
На шум погрома выскочил из подсобки напуганный хозяин. Увидев его, Диса выхватил пистолет, и рявкнул: – Назад! Стоять бояться!
Хозяин замер, приподняв руки. А Диса начал методично расстреливать полки с алкоголем. И, наверно, на алкоголе он бы не остановился, но Тарас сгреб его в охапку и вытолкал из магазина. Диса продолжал орать:
– Я завтра бульдозером тут всё раскатаю! Навозом торговать у меня будете, а не вот этим, вот, всем!
Дверь захлопнулась.
Как только они оказались на улице, Диса, держась за живот, сложился пополам от хохота.
– А– а… – пытался выдавить он из себя какую–то мысль, но спазмы хохота не давали ему шансов. Тогда Тарас открыл бутылку, сделал глоток, поморщился.
– Ты видел их рожи? – Наконец выдохнул Диса: – Ну, что за люди? Нассу у них в магазине, слова не скажут! Вот у таких и надо отжимать всё, нахер!
Взял у Тараса бутылку, тоже сделал глоток. Съежился. Крякнул.
– Блин, надо было запивки взять!
Открыл дверь магазинчика, взял с ближайшей полки бутылку газировки, помахал в сторону прилавка кулаком: – У–у, враги! Смотрите мне тут!
Правда, тут же потеряв к врагам всякий интерес, повернулся к Тарасу: – Ладно, погнали.

***
В чистом поле почти в полной темноте стояли две гаубицы Д– 30А с расчетами. Чуть поодаль едва различались два грузовика. Когда туда добрались Диса и Тарас, оба уже с трудом могли самостоятельно выбраться из машины, а как нужную точку смог отыскать в темном поле осоловевший Диса, вообще загадка.
Впрочем, Тарас об этом не думал. Он вообще ни о чем сейчас не думал: алкоголь и наркотики не оставили места для мыслей, и им руководили сиюминутные ощущения. Если бы не спиртное, которое он регулярно в себя заливал, его давно накрыло бы жесткой паранойей, присущей большому количеству употребленного метамфетамина. Но виски плавно размазывало это состояние, не давая Тарасу сорваться в неконтролируемую истерику. А испугаться было чего: ночь, чернота бескрайнего неба, две устремленные в это небо стальные трубы, которые уже снарядили смертоносной начинкой почти неразличимые в темноте странные люди. И избавить их от этой ноши могли только оглушительные взрывы выталкивающего снаряды пороха. Взрывы, вполне сравнимые по мощности с теми, что случатся, когда снаряды, описав стремительную дугу, рухнут с небес. Если бы Тарас не был настолько пьян, он бы всё это себе представил. И испугался. Но он только выбрался из машины, и, удивленно повертев головой, глупо спросил: – Мы где?
– В гнезде! – Эхом ответил ему Диса.
Тарас уже было приготовился вернуть ему нечто столь же тупое, но из темноты выскочил человек, козырнул Дисе и отрапортовал: «Товарищ командир батальона, личный состав для проверки построен!»
– Вольно, Пушкин! – Махнул в ответ рукой Диса, – Не чужие люди!
Пошел к одной из гаубиц. Тарас на всякий случай поспешил за ним, вдруг испугавшись потеряться на темном поле: кто его знает, что ещё притаилось в темноте? Удивился этой мысли, представил подкрадывающуюся к ним в темноте гаубицу противника и хрюкнул себе под нос, сдерживая смешок.
Диса по– хозяйски положил руку на холодный металл орудия: – Заряжена?
– Так точно! – Снова вытянулся тот, кого Диса называл смешным позывным «Пушкин». И, видимо, оценив состояние прибывшего начальства, уже с иронией добавил: – И наведены куда надо.
– А куда надо? – Подал голос Тарас и осекся, когда на него обернулись несколько человек. Диса посмотрел внимательнее всех, потом прижал палец к губам: – Т– с– с…
– Ну, давай уже жахнем! – запросто обратился он к Пушкину, а потом снова обернулся к Тарасу: – Стрелял?
Протянул Тарасу спусковой тросик. Пушкин удивленно посмотрел на Дису, но спохватившись, сделал вид, что просто хочет передать ему свои наушники. Сам же прикрыл уши руками и отошел в сторону. Диса ухмыльнулся и протянул наушники Тарасу. Тоже прикрыл уши руками и тоже отошел в сторону.
Внутри Тараса что–то зазвенело. Во рту образовался кислый металлический привкус. Коленки предательски задрожали.
– Так куда стреляем–то? – беспомощно переспросил он.
– Куда надо, ты же слышал. – Всё так же неприятно ухмыляясь ответил из темноты Диса.
Тарас поправил наушники, закрыл глаза и рванул металлический тросик на себя. Многотонная гаубица подпрыгнула. Впрочем, Тарсау показалось, что подпрыгнула вся планета. Он с трудом удержался на ногах, почувствовав, как тугая волна воздуха ударила его в грудь. Несмотря на надетые наушники, в голове словно разорвалась граната. Из глаз брызнули слезы. 
А Диса уже прыгал возле сместившейся от выстрела гаубицы. Он орал, размахивая руками и адресуя неприличные жесты кому–то в темноте: – Д– а– а– а!!! Так им!!!
Потом отыскал глазами ухмылявшегося неподалеку Пушкина: – Давай ещё! – и направился ко второму орудию.
На этот раз Диса забрал наушники у Тараса, а тот предусмотрительно отошел подальше и, что есть силы, стиснул голову руками. Только сейчас заметил, что Пушкин, показывает ему на рот. Тут Диса снова заорал и рванул спуск. Вспышка ослепила пялившегося на орудие Тараса. В грудь снова ударило, но голова уже не раскалывалась. То ли оттого, что её отбило в первый раз, то ли оттого, что приоткрытый рот всё же помог. Зато теперь в рот залетела поднявшаяся с сухой земли пыль. И пока Тарас отплевывался, Диса снова орал и танцевал свои неприличные танцы, сгибая правую руку в локте и тыкая ей в темноту.
– Отлично, Пушкин! – Напрыгавшись вдоволь, Диса сгреб подчиненного в охапку: – Бойцам благодарность! Меняйте позицию, потом ещё по два залпа и на этом пока всё. И отчет по боеприпасам не забудь! Надо подбиться, пока месяц не закончился.
И пока Тарас тряс в стороне головой, отходя от свалившихся на него впечатлений, Диса резонно заметил: – Ну, тут уже без нас разберутся. Поехали ещё накатим!

***
Следующие два часа своей жизни они помнили плохо. То лес, то поле. То ехали, то стояли. Ночная дорога постоянно терялась, виски стремительно заканчивался, а нюхать порошок в темноте, да ещё прямо с капота, было совершенно неудобно. Промазав пару раз своей изумительной серебряной трубкой мимо дорожки, почти сразу прилипшего к нагретому металлу порошка, Диса попытался обидеться, но не придумал на кого. Поэтому полез в карман за фонариком, ругая свое ночное зрение, которое никак не хотело включаться. Однако, на радость хихикающему рядом Тарасу, которого вся эта возня очень забавляла, фонарика в кармане не оказалось. Вместо него Диса извлек на свет толстый перманентный маркер, удивленно на него поглядел, потом задорно щелкнул колпачком и пошел к багажнику. Тарас сложился от хохота:
– Даже боюсь тебя спрашивать, зачем ты его с собой таскаешь, и в какие места этой штукой светишь…
– Щас всё узнаешь! – Гоготнул откуда–то сзади автомобиля сосредоточенный Диса: – Тэ– эк… и вот так… хе– хе…
Подошедший Тарас не сразу сообразил куда смотреть: Диса пялился куда–то в пустоту с видом закончившего свой величайший шедевр художника. Проследив за направлением его взгляда, Тарас уперся в крышку багажника, на которой едва различимо в свете задних габаритных огней размашисто красовалась лаково– чёрная надпись: «Сундучок Флинта»
– Ты чего натворил, дебил! Как я её теперь отмывать буду? – хотел наехать на Дису Тарас, но с каждым произнесенным словом он улыбался всё шире, и, не выдержав, снова заржал. Понимая, что наказать хулигана всё–таки следовало бы, он полез на Дису с кулаками. Но тот, видимо договорившись с каким–то наркоманским божеством, презрел законы физики, и лихо вскочил сперва на багажник, а оттуда на крышу салона.
Тарас испуганно замер, буквально кожей ощущая, как прогибается под пьяными ногами жесть кузова, как стонут боковые стойки и похрустывают ребра жесткости автомобиля. А Диса выставил одну ногу чуть вперёд, заложив правую руку за лацкан куртки, и изображая не то Кутузова, не то Колумба, приставил почти пустую бутылку к голове, делая вид, что рассматривает окрестности через подзорную трубу.
Где–то вдалеке за деревьями показался свет фар едущего по шоссе автомобиля.
– О, дорога! – закричал Тарас, сообразив наконец–то, куда нужно ехать.
– О, дорога! – завопил Диса, разглядев в свете далеких фар разложенный на капоте порошок. Кубарем скатился с крыши автомобиля, подвернул ногу, матюгнулся и, склонившись над капотом, сделал глубокий вдох, втягивая весь наркотик сразу.
– О– о– о! – Зарычал он: – Зашиби– ись!
Одним глотком осушил бутылку, икнул и обмяк.

***
Диса попытался повернуться на другой бок, но что–то ему мешало. Тогда он попытался вытянуть затекшие ноги, но ему снова что–то помешало. Нехотя приоткрыл один глаз: темная обшивка салона, сквозь стекла окон внутрь попадает неяркий свет ночного фонаря. Диса приподнял голову. На переднем сидении, положив подбородок на руль, сидел Тарас и глядел через двор на окна подозрительно знакомого дома.
– А мы где? – попытался включить голову Диса. Тарас вздохнул, но ничего не ответил. Пришлось приподняться и посмотреть вокруг самому. Но картина всё равно не складывалась. И, бросив бессмысленные попытки осознать происходящее, Диса беспомощно выдавил: – А? Тарасик, где мы?
– Это мой дом. – Не поворачивая головы, странным голосом отозвался Тарас.
Диса испуганно замер. Не таким он представлял свое пробуждение. Не таким, и не там. Он судорожно сглотнул, пошарил рукой в поисках спасительной бутылки, но не нашел, и лихорадочно затараторил:
– Ты дурак, что ли, Тарас? Мы же на вражеской территории, а я командир батальона территориальной обороны! Меня тут щас расстреляют, нахер! Давай, увози меня отсюда! Поехали– поехали!
– А ты торопишься куда–то что ли? – Недобро буркнул Тарас, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Потом повернулся к Дисе и протянул ему недопитую бутылку: – Щас покурим и поедем.
И открыл водительскую дверь. Диса едва не бросил только что врученную ему бутылку, зашипел Тарасу вслед: – Куда? Какой курить? Стой, придурок!
Но Тарас только усмехнулся и вышел. А Диса, оставшись в автомобиле один, начал испуганно озираться. Он не понимал, что творится с Тарасом. Его словно подменили.
А Тарас вышел на знакомую улицу и не торопясь вытащил из кармана пачку сигарет. Постоял, облокотился на машину, вытряхнул одну сигарету, закурил.
Терпение Дисы лопнуло. Он приоткрыл окно машины и напугано зашептал:       
– Тарас, если тебе жить надоело, ты так и скажи: приедем в часть я тебя лично расстреляю, если тебе так хочется. А мне не хочется, у меня планы на будущее. Я, правда, пока ещё не придумал какие, но там очень здорово! Поехали, а? Ну, поехали, по дороге покуришь!
Тарас достал из кармана мобильный телефон, разблокировал его. Диса почти завизжал:
– Нет, Тарас! Нет, даже не думай! Брось сейчас же! Не вздумай никуда звонить!!!
Связи не было. Тарас вздохнул и убрал телефон обратно. Затянулся. Выпустил дым узкой тугой струей. Обернулся, услышав нетвердые шаги.
Из ночного полумрака появилась фигура в камуфляже с бутылкой в руке. Володя шел слегка покачиваясь:
– Тарас, ты что ли?
Диса затих и спрятался на заднем сидении. А Володя, явно подшофе, поравнялся с машиной и угрюмо заявил Тарасу:
– Нифига, ты отчебучил сегодня! Сашку в больничку забрали. Неделю, говорят, валяться будет. Если повезет.
Тарас только приподнял левую бровь: – Нечего руки распускать. Командир, хренов.
Володя тоже оперся о машину.
– Не знаю, как ты теперь извиняться будешь. Я б на месте Насти тебя вообще прибил. – Покосился на Тараса: – Вечером сказала, что собирается к родственникам. Мелкую увезти от всего этого подальше. Но, пока Саша в больнице, не поедет. Так что думай.
Протянул бутылку Тарасу. Тот поглядел удивленно, но бутылку взял. Володя обшарил карманы в поисках сигарет, не нашел, и махнул рукой.
– А ты чего бухой ночью по городу шляешься? – Спросил Тарас.
– Так выходной же… – Растерянно ответил Володя. – Я вот тоже насчёт уехать задумывался. Только куда? В Европу? Фиг туда сейчас уедешь… В Россию? А кто нас там ждет? Нет, дом здесь. Родня тоже здесь. Знакомые, опять же… А вот теперь ещё и война…
Снова махнул рукой и нетвёрдой походкой пошел к дому.
– А насчет Насти – думай. Если что, я тебя не видел и ничего тебе не говорил…
Проходя мимо багажника, Володя остановился:
– «Сундучок Флинта» – смешно! Сокровища возишь? А кто в машине, Флинт?
Заглянул в машину.
– Диса??? – Удивленно повернулся к Тарасу: – Так он же…
Тарас наотмашь ударил Володю бутылкой по голове. Володя охнул и упал.
Приоткрыв дверь, из машины зашипел Диса: – Придурок, докурился? Он меня узнал! Тут щас такое начнётся!
Тарас пнул ногой приоткрытую Дисой дверь, отчего та больно ударила приятеля в лоб: – Не скули. Помоги лучше.
И нырнул к багажнику. Появился уже с наручниками и холщевым мешком, чем немало удивил Дису: – Ты, Тарас, и вправду пират какой–то… – пробурчал он, обиженно потирая голову.
Всё время озираясь, помог затолкать бесчувственного Володю на заднее сидение. Натянул на голову холщёвый мешок. Настороженно покосился на Тараса – не отчебучит ли ещё чего. А тот, отряхнув руки, замер на секунду и пристально поглядел Дисе в глаза: – Поехали, твоя взяла.
Диса облегченно выдохнул и запрыгнул на пассажирское сидение. Машина тихо тронулась с места.

***
Сперва ехали по каким–то окраинам – Диса даже не знал, что такие существуют. Затем, у одного из покосившихся заборов, Тарас свернул между участками, обогнул какую–то сараюшку и, погасив фары, выехал прямо в поле. Автомобиль начало трясти на ухабах.
Диса не выдержал: – Тарас, ты мне скажи, как мы вообще в городе оказались? Кругом же блокпосты.
Тарас не отрывался от темноты за окном, снизив скорость до минимума: – Места знать надо. Это ты, Диса, по дворам промышлял, а я тут ещё пацаном каждую кочку облазил.
– Я аж протрезвел. – Стучал зубами не то от страха, не то от плохой дороги Диса.
– Так догоняйся. Где бутылка?
Диса показал ему пустую тару из–под напитка. Тарас сунул руку куда–то под сидение и вытащил ещё полбутылки виски. Диса приободрился, жадно сделал несколько судорожных глотков и закашлялся. Тарас отобрал бутылку и тоже глотнул обжигающей жидкости.
– А с этим что делать будем? – Диса махнул рукой в сторону заднего сидения. – Может, тут выкинем? Копать вообще никакого настроения.
– Не запаривайся, – мрачно ответил Тарас, – его утилизацией займутся другие.
– Тарас, ты меня пугаешь. – Диса пытался хохмить, но чувствовал, как у него шевелятся волосы на затылке от происходящей вокруг дичи. – Я тебя, если чем–то обидел, сразу за это извиняюсь. А то ещё и меня решишь утилизировать.
– Тебя нет. – Всё так же, не отрываясь от ночного поля, почти безучастно произнес Тарас. – Ты же мне деньги теперь платишь, забыл?
Диса снова глотнул из бутылки: – Помню. Абсурд какой–то.
Под колесами застучала проселочная дорога, потом шоссе. Тарас включил фары. Вскоре показался небольшой провинциальный городок.
Остановились у двухэтажного дома с табличками по обе стороны от хорошо освещённой входной двери.
Диса открыл свое окно и по слогам попытался прочитать написанное: – Служба бес… без… пэки… управлиння… миський виддил…
– Э– э… Диса, как у тебя с государственным языком–то плохо. – Тарас обошел машину и наклонился к окну. – Русский что ли?
– Сам ты русский! – Непонятно чего испугался вдруг Диса. – Я, между прочим, гражданин!
– А чё тогда по– русски балакаешь, гражданин? – Не отставал от него Тарас.
– Я на нём не балакаю, – парировал Диса, – я на нём деньги зарабатываю!
– Вот за это тебя и расстреляют! – хмыкнул Тарас.
– Да щас! – Не очень уверенно возразил Диса. – Кто это меня расстреляет?
– Свои, конечно. – Внимательно поглядел на него Тарас.
– Да не– е… – поёжился Диса, – у меня с ними взаимовыгодное сотрудничество.
– Обязательно расстреляют, – отрезал Тарас, – как только облажаешься.
И прозвучало это настолько уверенно, что Диса испуганно замолчал, пытаясь понять, куражится Тарас или привез его сюда не случайно. Так ничего и не решив, Диса попытался сменить тему, но голос его, вдруг, предательски задрожал. Теперь он откровенно заискивал перед своим слетевшим с катушек другом, и отчаянно себя за это ненавидел.
– Тарас, не знаю, чем ты там в столице занимался, но это уже не смешно. Сперва к сепаратистам отвез, теперь к безопасникам. Может, закончим уже эту экскурсию? Нам же не за это платят? Я надеюсь…
– И за это, Диса, тоже. – Тарас совершенно не собирался вносить ясность. Беспомощность приятеля его забавляла. – Помогай, давай.
Направился к заднему сидению, открыл дверь и вопросительно поглядел на Дису. Но у того окончательно сдали нервы:
– Не– е, Тарас, ну тя нахер! Я туда добровольно не пойду! И так полжизни от них бегал… И потом, если я им расскажу, кто я такой и что случилось – а они спросят, не сомневайся, меня эти тоже расстрелять захотят! Так что хватит судьбу испытывать!
Судорожно глотнул из почти пустой бутылки.
– И бухло–то кончается. Ну, и ночка! Проснулся, блин, с мужиком в одной машине.
– Ну, значит, денег тоже не получишь. – Пожал плечами Тарас и направился к дому.
– Да щас! – Вслед ему предсказуемо оживился Диса, – Половину мне за то, тебя самого не сдам! Диверсант херов. Надо ж додуматься: комбата через линию фронта туда– сюда катать!
Тарас открыл входную дверь и обратился к дежурному: – Доброй ночи! Боевика привезли. Надо бы его сопроводить, куда следует.

***
Офицер пропустил Тараса вперёд себя и вошел следом. Дверь кабинета закрылась. Тарас постепенно трезвел, кураж улетучивался, и от звука закрываемой двери ему стало не по себе. Он мрачно огляделся и решил не садиться за стол:
– Мне бы денег получить, да пойду уже.
Офицер с сонными глазами и сам был не в восторге от позднего визита. Но отпускать просто так того, кто самым бессовестным образом нарушил его отдых, он не собирался. Это была его маленькая месть. Очень маленькая, даже, наверно, слишком маленькая, но придумывать что–то более изощренное ему было лень. Он показал на стул по другую сторону стола. Достал записную книжку и лист бумаги. Бумагу подвинул незнакомцу, а записную книжку положил перед собой.
– Не так быстро. – Офицер снова показал Тарасу на стул. – Задержание нужно оформить.
– Да чего там оформлять? – Начал играть дурачка Тарас. – Я из местного добровольческого батальона. А этот шастал там в округе, вынюхивал что–то. А я точно знаю, что он не местный.
– Откуда такая уверенность?
– Жили в одном дворе. Я осенью в столицу уехал. Наших поддерживать…
– На заработки? – Усмехнулся офицер.
– Что? А… ну, да… – смутился неожиданной правде Тарас. – А этот тут остался, потом в боевики пошел. Знакомые рассказывали.
Офицер что–то записал в свой блокнот.
– Ну, пиши. – Пододвинул к Тарасу листок бумаги и ручку.
– А что писать? – Захлопал глазами Тарас.
– Всё, что мне рассказал. В свободной форме, но подробно. Число поставить не забудь и подпишись.
Потом офицер достал из ящика стола некоторое количество денег. Отсчитал сумму, и положил на стол перед собой. Потом встал и начал неторопливо прохаживаться по кабинету. Дождавшись, пока Тарас закончит писать, взял у него бумагу, пробежал глазами.
– А сам–то кто, сосед? Документы есть?
– Есть… – Тарас вытащил из кармана служебное удостоверение. Показал его офицеру. Тот записал данные.
– Похож. А паспорт?
Тарас полез в карман, потом спохватился:
– Паспорт… нет… в части. У меня там, в машине, комбат наш. Я его как раз обратно везу. С проверкой от артиллеристов. Ну, по дороге на этого и наткнулись. Пришлось грубо задержать. Сопротивлялся, еле вдвоем справились.
– Всё понятно. – Хитро посмотрел на Тараса офицер. Вернулся к столу и часть купюр положил себе в карман. – Какие могут быть вопросы к человеку с пьяным комбатом в машине?
Тарас быстро забрал оставшуюся часть суммы.
– Не, он не пьяный.
– Ты не поверишь, у меня в кабинете окно есть. – Офицер кивнул в сторону приоткрытого окна, из которого была видна машина Тараса. А возле машины курил осмелевший от виски Диса, с уже пустой бутылкой в руке.
Смущенный бессмысленностью собственного вранья Тарас пожал плечами: – Ну, тогда я пойду.
И направился к двери. Но его остановил поставленный офицерский голос: – Стоять!
Тарас удивленно обернулся.
– Распишись за деньги.
Тарас вернулся и поставил закорючку. Но не ушёл. Замялся возле стола. Офицер удивленно поднял на него глаза:
– Что ещё? Много дал?
Тарас достал из кармана пустой флакон из–под таблеток.
– Я, когда в центре с вашими работал, нам такие выдавали. – Осторожно начал он. – Я бы купил, если есть?
Офицер внимательно посмотрел на Тараса. Тарас понял это, как намек, и выложил деньги обратно на стол.
– С нашими? Нашим такие не выдают.
Офицер взял со стола деньги. Внимательно их пересчитал. Подумал о чем–то своем, офицерском. Снова оставил часть себе, остальное положил обратно.
– Даже знать не хочу, чем ты там занимался, но будем считать, что я ничего не видел.
Показал забранную часть денег и демонстративно отправил купюры в карман. Тарас продолжал мяться.
– Свободен! – Скомандовал офицер.
Раздосадованный Тарас сгреб остатки денег со стола и вышел из кабинета.
Возле машины всё ещё курил Диса. Увидев Тараса, он суетливо выбросил окурок.
– Чё как? Где моя доля?
– Твою долю офицер себе оставил. – Тарас уселся в машину. – Сказал, что ссыкунам не положено.
– Ну, и ладно! – Диса запрыгнул на пассажирское сидение. – Тогда с тебя бутылка. Поехали отсюда!

Часть четвертая

Наступило теплое южное лето. Сперва было солнечно, потом пасмурно. А грозившиеся пролиться вот уже пару недель дожди так и не начались. Впрочем, постоянно менявший направление легкий ветер делал погоду довольно комфортной. До августовской сухой жары было ещё далеко, и природа щедро раскидывала насыщенные свежие краски широкими необузданными мазками.
Люди в форме прибывали почти нескончаемым потоком. Стычки на блокпостах приобретали всё более жестокий характер. Снарядов в небе стало больше, чем птиц, и люди быстро научились по звуку определять калибр и направление их полета. Повисло напряжение надвигающейся беды.
Тарас больше не решался оставлять прилично увеличевшуюся сумму денег в своем тайнике под обшивкой двери автомобиля, и всё время таскал её с собой в нагрудном кармане. Так ему было спокойнее. В случае чего, всегда можно прыгнуть в свой автомобиль и умчаться в неизвестном направлении, снова поменяв документы. Или уйти пешком, оставив в машине нехитрую растяжку. Именно наличие вариантов хоть немного его успокаивало.
К тому же Диса перестал быть тюфяком на расслабоне, каким встретил его Тарас по весне, и превратился в дерганого неврастеника, всё время что–то пересчитывающего, прячущего по шкафам и столам в кабинете и, при любом удобном случае, норовившего сорваться на визгливый крик. Кляйне Фюрер, как называл его за глаза Тарас, похоже, так и не простил ему свою автомобильную прогулку и на проверки больше с собой не звал.
Впрочем, Тарасу и не хотелось его компании. Молодых в части было хоть отбавляй, их муштрой в основном Тарас и занимался, благо свои прошлогодние уроки он помнил достаточно хорошо. Да и порошок, который ему регулярно подгонял Диса, оставался первоклассным. Нюхал он теперь почти не переставая, и это помогало не обращать внимания на витавшее в воздухе электричество.
А когда становилось совсем невмоготу, Тарас прикидывался больным и шел в лазарет пить с доктором водку. Потом запирался в пустой палате, снюхивал большую дорожку и сразу ложился спать. Такие сны были особенно красочными. Доктор был в доле, поэтому не возражал. А Диса не возражал тем более: чем меньше Тарас попадался ему на глаза, тем реже он вспоминал о своей унизительной беспомощности, в которую Тарас окунул его по самый загривок.
Могло показаться, что всё идет своим чередом.

***
Вечер ничем не отличался от других. Тарас подъехал на машине к воротам части. Увидев знакомый автомобиль, с поста к нему бросился хорошо вышколенный часовой.
– Здравия желаю, товарищ прапорщик!
– И тебе не хворать. – Лениво ответил молоденькому солдату Тарас. – Ворота открывай.
Часовой замешкался.
– Не могу, товарищ прапорщик, командир батальона приказал никого не выпускать до особого распоряжения!
– Батя? – переспросил Тарас, как будто в части мог оказаться ещё один командир батальона.
– Так точно, он! – По– военному четко отрапортовал часовой.
– Хм… – буркнул Тарас, разворачивая машину, – что–то новенькое.
Подъехал к штабу, недобро зыркнул в коридоре на вытянувшегося дежурного, уверенно постучал в кабинет Дисы. На став дожидаться ответа, привычно открыл дверь.
– Не занят?
Осекся, увидев у окна стоящую спиной к нему девушку.
– Здравия желаю! – На всякий случай обратился к присутствующим Тарас. – Слушь, меня там часовой не выпускает, говорит, твое распоряжение.
Девушка у окна повернулась. Тарас сделал шаг внутрь и застыл изумленно в дверном проеме. Внутри взорвалась граната из вороха чувств, обиды, недоумения. Вот уж кого не ожидал встретить он тут.
– Дверь прикрой! И рот тоже. – Зашипел на него Диса. А Ева улыбнулась, словно ничего не было.
– Привет, Мороз.
Тарас автоматически шагнул внутрь, закрыл дверь.
– А ты чё тут делаешь? – Маскируя смятение, хмуро спросил он.
– Охренеть у нас тут дисциплина! – Не заставил ждать себя Диса, выпучив глаза и неприятно повизгивая. – Тарас, мне уйти?
– Виноват. – Растерялся окончательно сбитый с толку Тарас.
– Мне тут специалиста прислали, – чуть снизил обороты Диса, – но я вижу, вы знакомы. И да, с этого момента объявляется состояние повышенной готовности. Все должны быть на месте!
– Наступаем? – С деланным безразличием отвернулся от Евы Тарас.
– Много будешь знать, плохо будешь спать. – Огрызнулся Диса.
Тарас кожей затылка чувствовал присутствие Евы, но не мог заставить себя повернуться к ней. Из всех возможных чувств его, почему–то, сковал ужас. Тогда он, чувствуя, как топорщатся волосы на загривке, начал медленно считать про себя до десяти. На цифре четыре у Дисы внезапно зазвонил телефон. Тарас дернулся. А Ева хихикнула.
– Да… – строго ответил на телефонный звонок Диса. Из аппарата донеслось невнятное бормотание. – Да, понял. Сейчас буду.
– Ладно, пойдем, – закончив разговор, обратился он к Тарасу, – там взвод молодых прислали в усиление. Из новобранцев. Надо принять.
– А ты побудь пока здесь. – Диса внимательно посмотрел на Еву. – Не нужно, чтобы тебя лишние люди видели.
Запер шкаф на ключ и направился к двери. Тарас, всё ещё избегая встречаться с Евой глазами, поплелся следом.
– Тарас, значит? – Шепнула девушка проходящему мимо Тарасу. – Приятно познакомиться.

***
Оказавшись в коридоре, Диса огляделся по сторонам, нахмурил брови и бросил Тарасу: – Ща, погоди пять сек.
Направился к туалету. Вскоре оттуда донеслось знакомое шмыгание.
Дежурный возле дверей благоразумно делал вид, что ничего не замечает. А Тарас после встречи с Евой и сам был не против поправить состояние, но с собой у него, как на грех, ничего не было.
Вернулся Диса. Хмуро посмотрел на Тараса и, видимо догадавшись, что тот ждет предложения поучаствовать, демонстративно прошел мимо. Словно карманной собачке тихо скомандовал: «За мной!»
На площадке перед штабом в две шеренги выстроился взвод новобранцев. Только после учебки. Диса первым шагнул на крыльцо, окинул взглядом замерших солдат и повернулся к Тарасу: – Подожди тут. Хоть ты и мой кореш, но молодняк должен знать, кого бояться.
Шмыгнул носом, лихо сбежал по ступеням и по– пацански рявкнул: – Батя идет!
Взводный вытянулся струной и раскатисто скомандовал: – Шикуйсь! Струнко!
Диса одобрительно хмыкнул, вышел на середину строя, ещё раз внимательно всех осмотрел и только потом, выдержав драматическую паузу, обратился к солдатам: – Здорова, бойцы!
В ответ донесся нерешительный ропот в котором не было ни единства, ни задора: – Здравия желаю товарищ командир батальона… Героям слава!
Взводный изменился в лице, подскочил к Дисе и шепотом затараторил: –товарищ командир батальона, мы отрабатывали приветствие «Слава Украине – Героям слава!»
Диса наклонился к невысокому взводному и так же приглушенно заявил: – Да, мне похеру, что вы там в тылу отрабатывали. Тут фронт!
И распрямившись во весь свой почти двухметровый рост, обращаясь к бойцам, заорал так, что в форточке зазвенело стекло, а приблудившийся у пищеблока деревенский котяра поспешил шмыгнуть через дыру в заборе: – Слава Украине!!!
На этот раз  получилось более складно. Солдаты ответили привычное: «Героям слава!», но Диса уже вошел в раж и, как плохой конферансье на скучной вечеринке, начал пытать свою публику: – Какого черта, бойцы? Вам завтра в бой, а вы даже говорить не научились!
В крови бушевал наркотик и, видимо, не один Тарас это понимал, потому что новобранцы начали удивленно переглядываться, видя перекошенное лицо командира.
– Отвечать громко, четко, гордо! Слава Украине!!!
Шеренги эхом отозвались: – Героям слава!
Оглядывая подтянувшийся строй Диса наткнулся на тень улыбки в глазах знакомого мальчишки:
– Рядовой, твою мать! Шаг вперёд!
Солдат сделал шаг вперёд, глядя прямо на командира. Диса хмуро сдвинул брови, пытаясь сообразить, почему лицо этого парня кажется ему таким знакомым.
– Костя. – Подсказал ему с крыльца Тарас, – Вовкин брат.
– Что? – Удивленно обернулся к нему Диса, но поняв, что теряет инициативу, раздраженно отмахнулся. Внимание ускользало, и Диса уцепился за то единственное, что находилось прямо перед ним: лицо молоденького солдата. Найдя на этом лице глаза, Диса истошно завопил:
– Слава Украине!
На что лицо совершенно неожиданно ответило, снова сбивая его с толку: – Диса, да ладно тебе…
Своего имени Диса испугался. Лихорадочно забегали мысли, пытаясь найти хоть какое–то объяснение неловкой ситуации, в которой он оказался. Но, видимо, в новой партии порошка что–то неуловимо изменилось, мешая ему сосредоточиться. «Лучшая защита – это нападение» – единственное, что пришло Дисе в голову.
– Отставить разговоры! Отвечать, как положено!!!
Костя, чуть пожав плечами, выдал, как в школе заученный ответ: – Героям слава…
Если бы Диса мог остановиться, он бы остановился. Но он не мог.
– Не слышу!!!
– Блин, Диса, – шепотом сказал Костя, так, чтобы остальные его не слышали, – да мы ещё в школе у тебя траву брали…
Диса сорвался на крик:
– Молчать! Молчать, когда командир говорит!!! Завтра в первой шеренге у меня пойдешь город штурмовать. И не дай тебе бог хоть раз промахнуться,  лично мне за каждый патрон ответишь!
Отсутствие опыта в разговорах с наркоманами сыграло с молодым человеком злую шутку:
– Я по своим стрелять не буду.
Диса рванул пистолет из кобуры. Оглушительный хлопок, Костя упал, схватившись за живот. Тарас бросился к Дисе, а тот, направив оружие на Тараса, заорал:
– Стоять!
Ещё один выстрел. Тарас слышал, как пуля просвистела совсем рядом.
– Лично пристрелю каждого, кто двинется с места!
Оружие развернулось к строю. Запрыгало с солдата на солдата, словно шарик по колесу рулетки. Солдаты шарахались, кто–то даже присел, прикрыв голову руками. Но никто не побежал. И над всем этим безумием грохотал голос комбата:
– Это армия! Тут фронт!!! Каждый, кто отказывается стрелять, сам становится врагом! А к врагам никакой пощады! Слава Украине!
– Героям слава! – Гораздо живее, чем прежде, отозвался строй.
– Слава Украине!
– Героям слава!
– Вот, так гораздо лучше! А сейчас, марш в казармы! Этого… – Диса показал на раненого солдата, – в медпункт. А лучше закопайте где– нибудь, чтобы не скулил.
Нашел глазами взводного:
– Врачу скажи, что если будет его лечить, похороню обоих! Выполнять! Чего встали?
И всё пришло в движение. А Диса, не убрав пистолета в кобуру, подошёл к Тарасу и зашипел:
– Теперь ты: к ночи здесь будет серьезная сила. Местность ты знаешь, поэтому пойдешь с ней. – Махнул пистолетом в сторону своего окна. – Будете наводить на цели «Акации»! И, Тарасик, не дай бог тебе облажаться! Не посмотрю, что кореш!
Смерил Тараса взглядом: – Выполнять!

***
Лесная грунтовая дорога.
– Так и будешь молчать? – грустно спросила Ева, закидывая за спину подозрительно крупный чехол с винтовкой.
Тарас достал из багажника АК, захлопнул крышку. Пиликнула сигнализация, ставя машину под охрану, и неприметная иномарка с погасшими огнями стала ещё неприметнее в темноте вечернего перелеска.
– У меня нет никакого желания с тобой разговаривать. – Тарас шагнул вперёд, неплохо ориентируясь в городских окрестностях. – Выполним задание – и на этом всё.
– Старший приказал тебя сдать. – Отозвалась из–за спины Ева. Внутри Тараса что–то сжалось, но повернутая к Еве спина удачно скрыла его смущение.
Он долго искал оправдания Еве, и никогда не находил. А простить её хотелось нестерпимо. Это было то самое, хорошо знакомое смятение, которое остается каждый раз, когда девушка, вдруг, просто исчезает из твоей жизни, даже не попытавшись хоть что–то объяснить. Исчезает, оставляя после себя подлую червоточину из надежды, сомнений и страха.
Но с Евой это была не просто червоточина. Это была дыра прямо под тем местом, где раньше находилось сердце. Которая неизбежно засасывала в себя все мысли, всю радость, весь свет. Иногда Тарасу казалось, что ему даже трудно дышать, и каждый раз, когда он об этом думал, ему становилось больно. Наверно, это единственная боль, которую он ещё способен был испытывать. И это делало его человечнее, но уязвимее. Нет, выкинуть всё из головы казалось единственным верным решением. И тогда он просто начал гнать от себя воспоминания, делая вид, словно ничего не было.
И, вот теперь, Ева свалилась ему прямо на голову, оставив совершенно беззащитным. К тому же, его уже полдня ломало. В другое время он просто вытащил бы пакетик с порошком и занюхал прямо с ногтя. Но проявлять даже эту свою слабость перед Евой он не хотел. И Тарас злился. Как тогда в феврале.
– Что ты сказала там, в гостинице? Перед тем, как уйти…
Ева остановилась.
– Да много чего, Мороз… Тарас. Мы весь день тогда о чем–то болтали…
– «Наши дороги, Мороз, никогда и не пересекались»
–точно. – Грустно усмехнулась Ева. – А ты после этого старательно разглядывал занавески, делая вид, что тебе всё равно.
Прошли пригорок, вдалеке замаячил свет городских огней, отражающихся в темном ночном небе. Ещё пару холмов – и они будут на месте. Тарас так и шел вперёди, не решив, обижается он на Еву, или это всё теперь не важно. Но спина его была открыта. И любой удар Евы он бы пропустил.
– Я тогда, Тарас, весь день думала, как мне быть, а ты своими разговорами здорово сбивал меня с толку.
Тарас насупился и молчал.
– Когда нам скомандовали подготовку к отходу, я специально тебе рацию оставила. Не знала, как будут разворачиваться события. Мне приказали тебя сдать, а я этого не сделала. Понимаешь? Я нарушила приказ.
– Да ладно! – Возмутился Тарас. – Я слышал, как ты кричала: «Снайпер!»
– Пришлось импровизировать. У меня было всего несколько секунд: я, когда из номера вышла, на лестнице уже люди были.  Ещё несколько секунд и они меня заметили бы. А тогда бы и тебе крышка.
– И ты решила крикнуть «Снайпер?» Не вижу, как это мне помогло. – Повернулся, наконец, к Еве Тарас постепенно распаляясь.
– Да я потому и кричала, чтобы ты слышал. Старший дал тебе позывной «Мороз», потому что считал тебя тормозом. Но я знала, что ты выберешься, если у тебя будет время.
И Ева посмотрела на Тараса так, что у него оборвалось сердце. Он испугался этого нового себя и, поправив АК, зашагал дальше.
– И на дым в коридоре, и чтобы отвести от тебя людей – на всё это у меня оставалось секунд 20. И я не была уверена, что не попадусь. Так что, балбес, – тут Ева попыталась ухватить его за руку, – я из–за тебя здорово рисковала. Вломилась в один из соседних номеров, открыла окно, бросила на видном месте винтовку, рассыпала гильзы. Когда выскочила оттуда у меня руки ходуном ходили, но я улыбалась, Мороз!
Швырнула дымовую гранату к твоему номеру – и бегом к лестнице. Там и закричала, показывая на комнату, из которой только что вышла. Видел бы ты, сколько там через секунду было народа! Хотя, наверно, ты и видел.
Она обогнала широко шагавшего Тараса и ей, наконец, удалось его остановить.
– Я не была уверена, что они до тебя не доберутся… – Ева снова грустно улыбнулась, – но точно знала, что первый раз в жизни поступила правильно. Первый раз…
Их руки, наконец, встретились. Он не стал вырываться. Ему показалось, что он снова видит силуэт Евы за клубами белёсого дыма. Только на этот раз их глаза были слишком близко.
– Ты красивая… – неожиданно для себя самого прошептал Тарас, начисто забыв, для чего они здесь оказались.
– Красота – понятие субъективное. – Ева закрыла глаза и прильнула к Тарасу. – Не придавай ей абсолютного значения, она допускает трактовки.
Тарас потянулся к её губам. Но, словно подглядывая, рация бдительно затрещала, потом раздался голос: – «Точка один», время «Ч» минус пятнадцать минут, прием.
Тарас мог поклясться, что видел, как Ева накинула капюшон и исчезла за клубами дыма в коридоре проклятой гостиницы. Потухли глаза, ускользнуло мгновение. Наверно и Солнце, если бы оно сейчас светило, отвернулось бы и испепелило их ядовитыми жгучими лучами. И осталась бы только темнота.
– Пушкин, пятнадцать минут – принято. – Сказала чужая теперь Ева, и разочарованно бросила Тарасу, – Пошли.
– Да тут пять минут максимум… – Растерянно ответил Тарас и поплелся догонять Еву, которая посреди затихшего ночного леса почему–то точно знала, куда идти.

***
– Тихая ночь сегодня. – Храм отложил винтовку с прикрученной оптикой в сторону и, наполнив кружку горячим ароматным чаем, передал её Саше. – Может, одумались?
– Затишье перед бурей. – Саша протянул Храму бутерброд и тоже прислонил свой АК к бетонному блоку, чтобы удобнее перехватить кружку.
– Да уж! – Отозвался из темноты Потап и, показавшись на свет из–за сошки крупнокалиберного пулемета, развернул кулёк с нехитрым ужином. – Скоро тут такое начнется.
– Сплюнь! – Буркнул недовольно Храм, явно не испытывавший к предчувствиям сослуживца ни малейшего доверия.
А вот Саша к его словам отчего–то прислушивался. Было в Потапе нечто такое, что сразу выдавало в нем человека бывалого. Да и возрастом он был старше лет на пятнадцать. А ещё, у него единственного из всех троих, был прибор ночного видения, что само по себе заслуживало уважения.
До сегодняшней ночи они виделись всего пару раз мельком в городе. По тому, как Потап держался, и по манере разговаривать Саша сразу решил, что он какой– нибудь командир. И, заступая на пост сегодня вечером, был крайне обескуражен, когда одним из его напарников оказался именно Потап.
Храм же был примерно одного возраста с Потапом и ничего замечательного в нем упорно не наблюдал. А даже наоборот, иногда специально над ним подтрунивал, из чего Саша сделал вывод, что эти двое не первый день знакомы.
– Да чего тут сплевывать? – Резонно заявил Потап, отхлебывая раскаленный чай. – Не просто ж так они сюда столько народу нагнали. Полгорода в руинах. Восстанавливать замучаешься.
Помолчали, думая каждый о своем. Но вскоре Храм не выдержал – он вообще не любил длинных пауз.

– Один дурак подарил, второй развалил, а третий теперь танками раскатывает. – Хищно впился зубами в кусок бутерброда, словно тот был в чем–то перед ним виноват, и уже с набитым ртом продолжил. – А вот, как это дурачье к власти приходит, загадка! Их же люди выбирают! Получается, народ дураков любит?
Саша улыбнулся. Храм иногда делал совершенно удивительные выводы из простых, казалось бы, утверждений.
– Они далеко не дураки! – Возразил Потап. – Они – иуды. А таких сразу не видно, пока поздно не станет.
И снова замолчал. В отличие от Храма он паузы любил и умел ими пользоваться. Лишь выждав, пока предыдущее утверждение не наберет нужного веса в обступившей их ночной тишине, Потап продолжил, неопределенно махнув рукой куда–то в сторону противника.
– А этот наш, пока ему на денежном мешке сидеть разрешают, на любую подлость готов. Слышал такие слова: «честь», «совесть»? Так вот, это всё не про деньги! Из окоп оно мне так видится. А ещё мне из окоп видится, глядя на пеструю свору этих клоунов, что деньги сводят человека с ума. Только безумец будет сражаться за деньги.
– М– да– а… – протянул Храм и отхлебнул чаю.
Помолчали каждый о своем. Потом Потап усмехнулся:
– Смотришь на всё это в исторической перспективе и понимаешь: измельчал нынешний политик. Как личность измельчал. Нет глыб, нет авторитетов, одни политтехнологи остались, ворюгами оплачиваемые. Вот 20– й век – век личностей, а нынешний – век заурядностей. Сейчас, куда ни глянь, если не дурак, уже событие!
Храм не смог ему ответить, потому что, пытаясь быстрее вернуться в дискуссию, откусил больше, чем получалось прожевать. Но одобрительно закивал головой и замахал кружкой.
– Чего угрюмый сидишь, Саня? – Вдруг, по– отечески усмехнувшись, спросил Потап. Саша, задумчиво глядя на кусок хлеба, даже не сразу сообразил, что тот обращается к нему.
– Да, чёт я волнуюсь. – Вынырнул из своих мыслей, поставил на бетонный блок кружку, положил сверху надкушенный бутерброд. – Сестру с матерью до сих пор не отправил. Вцепились в меня, уезжать отказываются… Отец, когда в Новосибирске умирал, мать его тоже до последнего вытаскивала. Продала фирму, устроилась в больницу медсестрой, где он лежал. Сутками там находилась.
Я был маленький, но хорошо помню. Я тогда Насте и за маму, и за папу был.

***
Не понимаю, как так получается? – Говорил Тарас, шагая рядом с Евой, – Диса у нас на районе наркотой торговал. И, по сути, всегда был ссыклом. А тут командиром стал, пистолетиком в меня тыкал.
– А то, что он мальчишку перед строем застрелил, тебя не смущает? – Ответила Ева, снова пытаясь ухватить идущего рядом Тараса за руку, но АК и чехол с винтовкой никак не давали ей этого сделать.
– Ну, тут война… бывает. – Пожал плечами Тарас.
– Война, Тарас, у каждого своя. – Ева подняла руку, показывая себе на висок. – Вот тут.
И, если бы в этот момент Тарас мог проникнуть в её мысли, он увидел бы заставленную бутылками кухню, пьющих не первый месяц маргиналов. Крики, скандал. И маленькую девочку, которой там совсем не место, с грязным плюшевым зайцем в руках. Впрочем, видение это вспыхивает и пропадает так же внезапно, как и появляется.
– По отдельности мы все – прекрасные люди. – В голосе Евы звенели стальные колокольчики. – Чудовищами эти прекрасные люди становятся, когда сбиваются в стаи. И стае нужен вожак.
Представив чудовищ в кромешной темноте Тарас поежился, нырнул за очередной пригорок, обвел глазами открывающийся ландшафт и далекие фонари знакомых улиц: – Ладно, давай потише. Подходим.
Всего в сотне метров впереди деревья заканчивались. Дальше начиналось поле, которое рассекала дорога, с развёрнутым на ней блокпостом ополченцев.

***
– Капитализм, он ведь как устроен? – Саша был уверен, что если бы рядом стоял броневик, то эти слова Храм произнес бы именно с него. – Сначала человек просто ворует.
– Почему сразу ворует? – улыбнулся Саша. –  Можно же и честно работать.
– Можно и честно, – хохотнул Храм, – но я сейчас про по– настоящему богатых. Так вот, ворует он, ворует и, вдруг, оказывается, что он уже столько наворовал, что к нему начинаются вопросы. От начальника, от налоговой, от соучастников – не важно. Важно то, что ему нужно быстренько всё легализовать, чтобы избежать лишнего внимания– вынимания. Оказывается, что нельзя просто так накопить много денег. Потому что их у тебя тут же пытаются отжать такие же ворюги, как и ты.
– Это точно! – Хмыкнул Потап, потерявший в свое время квартиру, и довольно долго ютившийся потом в общежитии, – Кто в девяностые жил, тот знает.
– Так вот, – назидательно выставил палец вверх Храм, – для того, чтобы награбленное защитить, человек и идет в политику. А вовсе не для того, чтобы тебе хорошо и справедливо жилось. Нынешние времена – прямое продолжение бандитских девяностых. Только мочат теперь уже по второму, а то и по третьему кругу.
Храм задумался, помолчал, словно пытаясь убедиться, что за время его молчания мир ничуть не изменился, и снова принялся обличать.
– Для того, чтобы развенчать преимущества социализма перед другими общественными формациями, необходимо иметь острый ум и крайнюю изворотливость. А результат таких измышлений крайне непредсказуем:  тех, кто поумнее, словоблудием не обманешь, а те, кто потупее просто не станут слушать. Поэтому нацизм – предельная идея для маргиналов. Четко, доступно, преступно – всё, что нужно для прихода к власти.
Саша пожал плечами. Вступать в пространную дискуссию с Храмом у него не было настроения. Мысли его были не здесь, и он просто в очередной раз развел руками, таким не хитрым образом поддерживая беседу. Благо, Храму и не требовалось, чтобы ему оппонировали. Роль лектора его вполне устраивала и он даже начал активно жестикулировать, ошибочно полагая, что это добавляет ему убедительности.
А Саше не было покоя: что–то неуловимо изменилось в расстановке сил. Нужно, как можно скорее отправлять родственников из города поближе к границе, туда, где до них не дотянется артиллерия.
«Да, нужно будет заняться этим прямо завтра», – решил наконец Саша, и снова переключился на размахивающего руками сослуживца.

***
Ещё пару раз провалившись в ложбинки, тропа вывела Тараса с Евой на пригорок к последним деревьям. Теперь между ними и городом было только поле, которое рассекало полотно дороги. Метров за сто до первого перекрестка установлены бетонные блоки и мешки с песком. Даже натянута брезентовая крыша на вкопанных в землю столбах. Такую точку с разбега не возьмешь, придется повозиться.
Ева огляделась и подхватила лежащий неподалеку крупный камень. Стараясь не высовываться, положила его на край пригорка, легла рядом, достала из чехла винтовку. А затем начала вынимать из чехла детали какого–то неведомого аппарата. Такого Тарас раньше не видел, поэтому подполз к Еве поближе.
– На, будешь помогать. – Ева протянула ему монокуляр тепловизора. Затем установила собранный прибор на планку Пикатинни своей винтовки. Перевернулась на спину, перебросила винтовку на живот и, широко расставив ноги, упираясь ими с сухую рыхлую землю, начала целится куда–то в глубину деревьев. Замерла.
– Ну, и чего молчим? – Спросила она, выждав несколько секунд.
Внимательно наблюдавший за этим почти эротическим спектаклем Тарас спохватился, пытаясь сообразить, что ему делать.
– ПНВ. – Не отрываясь от настройки оборудования подсказала ему Ева. И что–то подкрутила на планке. – Включай и расскажи, что видишь.
Тарас оглядел выданный Евой монокуляр, нашел кнопку включения, и внутри тут же что–то заработало, окрасив резиновый край наглазника призрачным зеленым цветом. Поднес прибор к лицу. Среди черных деревьев отчетливо полыхала небольшая зеленая точка. Тарас отодвинул ПНВ, но ничего не заметил в окружающей их почти полной темноте. Без тепловизора точка инфракрасного лазерного целеуказателя была совершенно не заметна.
– Круто… – буркнул Тарас, – мы по деревьям стрелять будем?
– Судя по дурацкому комментарию, разобрался. – Ева повернула крохотное колесико на прицеле, которое издало два еле слышных щелчка. – Стрелять мы не будем. Наше дело подсветить цели для тех, кто будет стрелять. Потому ты мне и нужен – я–то в этих местах впервые. А ты, я надеюсь, отличишь мост от водокачки. Что там по времени?
Тарас попытался хоть что–то разглядеть на еле светящемся циферблате наручных часов. Да, радиевый люминофор сейчас бы пригодился, да только где ж такие часы найдешь? И Тарас полез в карман за мобильником, но Ева, словно прочитав мысли, перехватила его руку. Терпеливо показала на ПНВ. Когда Тарас снова заглянул в него, то обнаружил в углу крохотные зеленые циферки, показывавшие время.
– Ещё три минуты.
– Мост сможешь так сразу показать или придется доставать карту?
Тарас повернулся к городу: – Конечно, смогу. От нас на два часа за домами темное пространство – это парк. Бери от него левее.
– Хорошо. Но начнем с водонапорной башни, – закончив настройку скомандовала Ева, – для пристрелки.
Нашла в световых бликах с черными точками затемненных прибором фонарей высокий характерный силуэт.
– Она?
– Да, – глянул в прибор Тарас.
Ева сняла с плеча тангенту рации: – «Пушкин», прием! Я «Точка один», на позиции.
Рация шикнула переключаясь, и почти сразу ответила: – «Точка один», готовы, ждем подтверждения.
Ева не отрываясь смотрела в странный прибор, который, словно опухоль, изуродовал стройное цевье её винтовки.
– «Пушкин», работаем.
– «Точка один», принял.
Несколько секунд ничего не происходило. Затем Тарасу показалось, что до них донесся далекий звук выстрела. И снова тишина, в которой боялись шевелиться даже листья высоких деревьев. Водокачка в объективе монокуляра, вдруг, мигнула черным пятном с ярко– зеленым гало, и расплылась огромным пыльным облаком, закрывшим большую часть картинки. И снова тишина.
– «Пушкин», прямое попадание.
Налетел грохот разрыва. Рация несколько секунд подумала, потом согласилась:
– Подтверждаю.
В городе завыла сирена.
– Дальнейшие действия в режиме радиомолчания. – Заскрипела рация, прежде чем окончательно умолкнуть. – Интервал пять минут.
– Есть интервал пять минут. – Ответила Ева. – Конец связи.

***
– Не человек пишет историю, историю пишут объективные обстоятельства. – Закончив перемывать кости реальным персонажам Храм, сам того не подозревая, перешел на абстрактный уровень рассуждений. – Конкретный человек в них – функция случайная. Не так уж важно, кто именно окажется в нужном месте в нужное время. Важно, какую именно необходимость создает среда, а кандидат для исполнения найдется. Думаешь, без Гитлера не было бы второй мировой? Обязательно была бы, просто в других декорациях. Но лозунги не изменились бы. Потому что лозунги – это и есть среда, которая подыскивает исполнителя.
– Ты ещё скажи, что не человек пишет лозунги, а лозунги пишут человека. – Недоверчиво хмыкнул Потап.
– Так и есть.
Когда до блокпоста долетел удар взрыва, Храм как раз налил очередную кружку чая. Он мгновенно присел, расплескав на себя ароматную раскаленную жидкость, бросил кружку и отборно выругался.
– Всё, кончилась тихая ночь. – Резюмировал Потап.
– Ничего себе шарахнули! – Саша озирался, пытаясь понять, куда ударил снаряд. – 155 калибр что ли?
Он ещё не научился определять по звуку прилетающие боеприпасы.
– «Акация» – Со знанием дела заметил Потап. – Одно попадание пятиэтажку складывает.
Храм перестал вытирать мокрые коленки: – Крепко за нас взялись!
Поднял с земли свою алюминиевую кружку. Это была старая советская посудина, заботливо обтянутая замысловатым плетением из зелено– коричневого паракорда. «Чтобы не гремела» – объяснил он, как–то Саше, когда тот поинтересовался, почему у него кружка в сеточку: «Ну, и красиво тоже». Так и поставил её на бетонный блок, когда завыли сирены.   

***
– Время? – Ева щелкнула выключателем системы наведения.
– Ещё четыре минуты пятьдесят секунд. – Тарас потянулся к винтовке Евы. – Дай посмотреть.
Ева глянула на него удивленно, но подвинулась, пуская Тараса ближе к оружию. –только лазер пока не включай, могут заметить.
– Знаю. – Буркнул Тарас, подвинулся к Еве и заглянул в прицельное приспособление, перехватывая винтовку. Его руки легли поверх ладоней Евы, однако девушка не спешила отпускать свое оружие. Наоборот плотнее прижалась к Тарасу, обхватила его одной рукой, словно помогая ему прицелиться. И, если она хотела его обнять, то лучший повод и придумать было трудно. Тарас настороженно замер. Почувствовав это смущение, Ева уткнулась ему в плечо и закрыла глаза, улыбаясь какому–то одному ей известному факту. Затем мечтательно, словно мурлыкая, произнесла: – И всё–то ты знаешь. И как подобраться, и где нужная точка…
– Так я тут жил! – Ответил Тарас самое глупое, что только могло придти в голову в такой ситуации.
Ева хмыкнула, чуть отодвинулась и открыла глаза.
– Прощай тех людей, с кем успел попрощаться,
   Не стоит в былые места возвращаться.
Если бы и в этот раз Тарас мог прочитать мысли Евы, то за такими простыми строчками он бы увидел маленькую испуганную девочку, прижимающую плюшевого зайца к груди. Девочку, которая стоит ночью перед небольшим деревянным домом. Она хочет, и боится заходить внутрь. В распахнутых окнах безумствует пьяная компания. Ночи сменяются днями, на смену которым снова падает ночь. Люди орут, бьют друг друга, разливая дешевую водку на облупленные грязные стены. Визг и хохот звучат одновременно. И это пугает её ещё больше. Она оборачивается в поисках помощи, но никого не видит.
Где–то в этот момент сознание Евы раскалывается, словно блокируя что–то особенно ужасное. И больше бы Тарас не увидел там ни маленькой девочки, ни плюшевого зайца. Только неведомо откуда взявшийся коктейль Молотова в руке девочки– подростка, который она, широко размахнувшись, закидывает в проклятое окно. Но главное, чего там больше не увидел бы Тарас – это страха. Он исчезает в яркой вспышке гудящего бензинового пламени, когда из окон выпрыгивают горящие, словно бенгальские свечи люди. Падая тут же, они продолжают гореть – и Ева не может отвести от них зачарованного этой новой свободой взгляда.
– Теперь понятно, почему ты хочешь разнести тут всё. – Чуть толкнув Тараса бедром, Ева забрала свою винтовку.
– Не всё. – Снова, не поняв её настроения, ответил невпопад Тарас.
– А что именно?
Тарас молчал окончательно сбитый с толку.
– А, Тарас?
Нет ответа. Ева перевернулась на спину, уставившись в черное небо. И в глазах её блеснули высокие звезды. Впрочем, она быстро закрыла глаза.
– Диалог – это всегда здорово. Но иногда даже разговор в пустоту может быть конструктивным. – Всё так же с закрытыми глазами произнесла Ева. И могло показаться, что у неё перехватило дыхание. Затем она сделала выдох, как при прицеливании, и приподнялась.
– А где твой дом?
– Вон, три окна лунный свет отражают. – Не особенно охотно ответил Тарас, словно вдруг, чего–то испугавшись.
– Там правее ещё одно окно и ещё правее – ещё одно. – Добавил он уныло, понимая, что говорит какую–то совсем уж неподходящую глупость.
– Это? – Ева щелкнула кнопкой включения инфракрасного лазера.
Тарас проследил за направлением ствола её винтовки, поднял прибор ночного видения и увидел ослепительно яркую точку прямо на фасаде их с Настей дома.
– Ты что делаешь? – Схватил винтовку за цевьё. – Убери!
– Ой, Мороз, а ты что, любишь её до сих пор что ли? – Не отрываясь от прицела, сквозь зубы процедила Ева.
– Не твоё дело! – Всё ещё пытаясь закрыть прицельное приспособление, ответил Тарас. Но Ева плавно вытянула винтовку из его руки, куда сильнее на этот раз толкнув его бедром.
– Как же не моё? Прям, вот, моё– моё! Смотри, что я могу! Оп, оп!!!
Точка целеуказателя затанцевала по дому Тараса, то появляясь, то исчезая.
– Прекрати, я сказал! – неожиданно рявкнул Тарас, ударив по цевью винтовки. Ева заинтересованно повернула в его сторону голову: – Ну, мужик – мужик! Вон, как умеет! Ещё меня ударь!
– Сска! – Окончательно потеряв самообладание, заорал Тарас. – Нашли, кого на задание отправить!
И истерично полез в карман за пакетиком с порошком, решив, что с него на сегодня хватит испытаний. Сунул нос прямо в пакетик и сделал глубокий вдох, едва не подавившись таким количеством порошка.
Не скрывая больше своего разочарования, Ева недобро заявила:
– А сладким мальчикам на войне вообще делать нечего! Подтирай тут за вами сопли!
Кинула Тарасу бумажную салфетку и, пока Тарас чихал и откашливался, вытирая нос и слезящиеся глаза, снова навела винтовку на дом Тараса.
– Я даже жену твою в окне вижу!
Потом голос Евы дрогнул, и она с неподдельным удивлением произнесла:
– Она ляльку качает??? У тебя ребёнок есть???
Тарас зарычал и вслепую бросился на Еву. Оттолкнул от винтовки, перевернул её на лопатки и уселся ей на живот, плотно прижав руки к земле.
Винтовка скатилась с подпирающего её камня, чиркнув лучом по пустому полю, по дороге, по блокпосту.

***
В этот самый момент, Саша удивленно смотрел на алюминиевую кружку Храма, окруженную синим ореолом странного, словно потустороннего, света.
– Красиво. Не замечал, что у тебя паракорд со светонакопителем. Не боишься, что ее в темноте легко заметить? – обратился он к Храму, выглядывающему что–то в темноте ночной дороги. Храм обернулся, но поднятая Сашей кружка, перестала светиться, как только он поднес её поближе к глазам.
– Как это? – обескуражено произнес Саша, и поставил кружку обратно на бетонный блок. Свечение появилось снова. Если бы он изучал теорию люминесценции, то, возможно, догадался бы, что неизвестно где и по какой технологии произведенный китайскими товарищами паракорд, оплетающий кружку, сработал, как апконверсивный люминофор, превращая незаметное глазу инфракрасное излучение в слабый видимый свет. А может и не догадался бы, потому что на лини фронта у теории всегда выигрывает практика. Храм сбил Сашу с ног, прижимая к земле: – Снайпер! – Зашипел он, озираясь по сторонам.
– Опа! – Раздался откуда–то сзади голос опытного Потапа. Он щелкнул выключателем прибора ночного видения и осторожно выглянул в щель между блоками.
– Не снайпер. Наводчик. – Хмыкнул он удовлетворенно спустя пару секунд, очевидно, что–то разглядев. – Поздравляю, прямо нас засвечивает. Вон, с того пригорка.

- Сань, доложи в город, у них снайперские комплексы – не чета нашей трехлинейке. А нам отойти бы надо, пока не прилетело.
Саша схватил рацию.

***
Тарас окончательно потерял рассудок и был в этот момент, как ему казалось, действительно опасен. С перекошенным от гнева лицом он склонился над Евой так низко, что едва не коснулся кончика её носа.
– Сука, но почему ты не можешь остановиться? Просто заткнуться и молчать! Почему вообще никто не может заткнуться?
На Еву его дикие гримасы не производили никакого впечатления. Потому что нет ничего страшнее человеческого разочарования. И, пока оно не поглотило её с головой и не лишило разума, Ева сосредоточилась на рефлексах. Рано или поздно он допустит ошибку, это очевидно. А она – нет.
– Ломает без таблеток, да?
И Тарас зарычав от бессильной злобы начал трясти перед ее лицом сжатыми кулаками.
Почувствовав освободившиеся руки, Ева схватила Тараса за шею, притянула к себе и плотно прижалась к губам, целуя жадно, чувствуя, как постепенно ослабевает его напряженное тело. И, когда кулаки окончательно разжались, она сделала стремительный очень техничный перехват за шею, легко вывернулась – и вот противник уже сам лежит на лопатках с приставленным к горлу его же собственным ножом. Надо отдать должное, насчет ножа она сымпровизировала, но всё остальное произошло автоматически, без тени сомнений, как учили.
Кажется, этот парень начал её бесить, с удивлением отметила она про себя. Раньше это удавалось только тренеру по рукопашному бою, которого она никак не могла победить ни силой, ни хитростью. «Интересно, семейная жизнь она вся такая?» – мелькнуло в голове у Евы, глядящей на замершего под ней Тараса с приставленным к горлу ножом. И она снова смутилась собственных мыслей, почувствовав горькую обиду на этого самовлюбленного мальчишку. Наверно, лучше было бы им никогда и не встречаться.
– Какой же ты дурак, Мороз! Каждый раз, уезжая, я ждала, что ты попросишь меня остаться. Но, похоже, только с пулей в стволе я людям и нужна.
Живу с винтовкой. Иногда она мне жизнь спасает, иногда я ей. Её обнимаю, за ней ухаживаю, люблю по– своему… но чаще ненавижу. Прямо, как тебя. Только, в отличие от тебя, у неё выбора нет. А у тебя он всегда был.
Лезие ножа задрожало, будто по телу Евы пустили ток.
– Странно, что вам, мужики, на самом деле ни хрена не надо: куда жизнь тащит, туда и ползете. Да чтоб мамочка рядом стояла и по жопе иногда стучала, для ясности. А раз вас даже жалеть не хочется, так какого черта мне вас слушаться?  – И впервые за много лет Ева расплакалась. – Уеду на Карибы… или на Гоа. Должны же быть где–то нормальные люди, которым не требуется всё время кого–то убивать…
Она вытерла глаза рукавом крутки.
– Я раньше думала, что любила тебя, Мороз. Больше нет. Не думаю. Просто завидовала. – Дыхание сбилось. Ей трудно было произносить длинные фразы. – Знаешь, какая она, бабская зависть? Весь мир спалить хочется! А, главное, вот он пример перед глазами: семья, дети. Сколько бы я за всё это отдала… А ты… Ой, дурак, Мороз! Ой, дурак!
Ева сделала быстрый красивый перехват ножа, лихо провернув его между пальцами, не глядя вщелкнула обратно Тарасу в ножны и начала подниматься.
– К черту всё…
Пуля, попавшая Еве в голову, снесла девушку с Тараса. Его обдало тугой волной теплых солёных брызг. От удара он зажмурился и некоторое время лежал так, пытаясь понять, что произошло, ощущая на зубах кровь и кусочки раздробленных костей. Вытер глаза ладонями, размазывая по лицу и одежде частички того, что ещё пару секунд назад находилось внутри человеческого черепа.
Опустил глаза вниз, туда, где теперь лежала Ева.
Даже без фонаря было понятно, что помощь ей уже не нужна. И тогда Тарас закричал. Сначала это был глубокий протяжный стон раненного зверя, потом глухой утробный рык, а потом его голос сорвался. Он хрипел, бессмысленно растирая по лицу соленые кровавые потеки. Затем замер. Не поднимаясь, перекатился на живот и схватил лежащую рядом винтовку Евы.
С лазерным указателем целиться было очень легко: он навел зеленую точку на хорошо различимый тепловой след среди бетонных боков и нажал спуск. Винтовка взбрыкнула, ударив обнимающего её чужака в плечо, выбрасывая струю раскаленных газов и крохотный, смертоносный кусочек металла, который, мгновенно преодолев звуковой барьер, унес с собой хлесткую звуковую волну, оповещая весь мир о начале своего стремительного пути. Менее трети секунды понадобилось ему, чтобы преодолеть расстояние до блокпоста и впиться в живую плоть.

***

– Эй, браток, ты чего? – Спросил Храм, глядя в удивленные глаза повернувшегося к нему Саши, на груди которого расплывалось кроваво– черное пятно.
– …левее блокпоста метров… – сказал ему Саша и выронил тангенту рации, сев рядом прямо на землю, словно собирался отдохнуть.
Потап рванул рукоятку взвода крупнокалиберного пулемета, разворачивая его в сторону леса.

***
С блокпоста начал работать пулемет. Несколько быстрых вспышек, пули легли вокруг Тараса. Но он не замечал. Он целился. И он выстрелил бы снова, если бы раскаленный кусок металла не взорвал камень прямо у него под руками, осыпав градом осколков, рассекая кожу на руках и лице. Цевье винтовки треснуло, целеуказатель сместился на своих надежных армейских креплениях – такой силы был удар. И только благодаря покореженной винтовке глаза Тараса остались целыми.
Он сполз в низину, вытирая грязными липкими руками грязное липкое лицо, пока прямо над головой проносились стремительные пулеметные очереди.
До очередного залпа «Акации» оставалось всего несколько секунд, но целеуказателем больше никто не управлял. Брошенный прибор просто уперся своим невидимым лучом в темный силуэт города, подсвечивая никому не нужную цель.

***
Настя качала на руках малышку. Подошла к окну и уже привычно помахала рукой соседской девочке Ане, внучке тети Томы, которая стояла на стуле возле своего окна и изучала вечерний двор, словно пытаясь запомнить его перед сном. Наверняка, утром она первым делом побежит проверять, не изменилось ли что– нибудь, пока её не было. Подошла тётя Тома, увидела Настю с малышкой, прижала руки к груди, словно обнимала. Затем тоже помахала на прощание и увела Аню укладываться, показывая ей на часы.
Вдалеке ухнуло, завыла сирена. Малышка вздрогнула, но не проснулась. А Настя, уже привычно, отошла от окна и выключила свет в комнате. Бережёного, конечно, бог бережёт, но и самому нужно постараться, чтобы не угодить в неприятности. Во всём городе гасли окна. На некоторых улицах выключилось наружное освещение. Но полной темноты не было. Да и смысла в ней тоже не было – враг прекрасно знал, где находится город. И переместить его незаметно под покровом темноты не было никакой возможности. А вот сдвинуть линию фронта ближе к городским улицам было можно. И именно это, где–то там в темноте, сейчас и происходило.
Со стороны окна ухнул взрыв. Настя едва успела закрыть своим телом ребёнка, как выбитое окно, рассыпавшись шрапнелью осколков, стеклянным водопадом располосовало ей спину и руки. Настя беззвучно закричала и, обернувшись, успела увидеть, как складывается внутрь себя подъезд соседнего дома. Последней обрушилась стена, выходящая во двор. Закричали люди.
Настя одной рукой схватила из кроватки одеяло и бросилась в соседнюю комнату, где ночевала после исчезновения Тараса мама. Они столкнулись в дверях.
– Настя, что случилось? Вы в порядке? С малышкой всё хорошо?
Настя передала ей малышку и накинула сверху одеяло.
– Бегите в подвал, сидите там!
Мама спросонья хлопала глазами.
– А ты??? Ты куда?
Настя скинула тапочки, и, помогая себе пальцами, чтобы не развязывать шнурков, натянула кроссовки.
– Я тоже приду. Там людям помочь надо. Не ждите меня, идите в подвал!
Выскочила за дверь. Помчалась по лестнице, перескакивая ступеньки. Вслед закричала мама:
– Настя, боже ты мой, у тебя вся спина в крови!
Но Настя уже не обращала внимания. Оны выскочила из подъезда и бросилась в груду обломков. Из соседних домов начали собираться люди.
– Стой, куда! Стены еле стоят! – Крикнул вдогонку кто–то из соседей, но она только отмахнулась.
В пригороде стрекотал пулемет. В ночном городе ухали далекие взрывы. Царила невероятная какофония из шума войны, криков и трещащих конструкций обрушающегося здания. Славно огромный раненный зверь, здание ещё некоторое время стонало. Пыталось удерживать былую форму, но, постепенно слабея, сбрасывало с себя самые тяжелые конструкции, которые с глухим рёвом обрушивались внутрь. Ходили ходуном перекрученные стропила. Срывались вниз балки перекрытия и кирпичи расколотых труб. Оседали пыльными облаками фрагменты стен.
Настя вынырнула из–под клубов пыли и обломков, неся на руках Аню. Казалось, что хрупкая девушка даже не замечала веса девятилетнего ребенка. Бросилась к двери подвала своего дома, распахнула её.
– Мама, возьми Аню! Дай ей воды.
Мама уже уложила малышку в коляску и качала ее возле дальней стены, бормоча про себя не то колыбельную, не то какую–то молитву. Выбежала на крики Насти. Скинула летнюю крутку, чтобы положить на неё девочку. Сбрызнула её лицо водой из крохотной бутылочки с соской. Аня открыла глаза, тут же пытаясь подняться.
– Бабуля! Баба!
Мама подхватила Аню, помогая ей встать. Повернулась к Насте.
– А где Тамара? Что с ней?
– Я ее видела, – крикнула Настя, снова выбегая во двор, – сейчас вытащу… сейчас вытащу.
Снова бросилась в груду обломков, нырнула под одну балку, обогнула другую. Страшный лабиринт теперь мало напоминал хорошо изученную с детства квартиру, но что–то пугающе знакомое в груде обломков ещё оставалось. И это помогало ориентироваться. Нашла тетю Тому, но справиться с пожилой грузной женщиной ей было не под силу. Настя бессильно закричала. Вынырнула обратно, бросилась к ближайшему человеку, который тоже разбирал обломки.
– Там женщина, помогите вытащить, я одна не могу!
К ней уже бежали несколько местных жителей. А из деверей подвала за этим страшным балетом наблюдали перепуганные зрители: Аня и мама. Настя повернулась к ним и широко махнула рукой: «Уйдите обратно!» Мама послушно закрыла дверь.
Вместе им удалось достать из–под обломков тетю Тому, отнести её подальше от разрушенного дома. Что она не дышит, Настя заметила ещё там, под завалами. Кто–то уже начал делать сердечно– легочную реанимацию, когда во дворе появился человек в форме ополченца, бросился к тете Томе.
– Мама!
Встал рядом на колени, потом повернулся и закричал: – Где Аня? Аня!
Снова вскочил и бросился к завалам. Наткнулся по дороге на Настю: – Я отвела её в подвал.
Мужчина, очевидно, не услышал её, тогда она крикнула, хватая его за рукав: – Она в подвале!
Показала рукой в сторону подвала. Мужчина побежал туда. А Настя вернулась в завалы, ловко ныряя между искорёженных балок и плит перекрытия.
Подъехала «скорая» с выключенными проблесковыми маячками. Врачи уже знали, что лучше не привлекать внимания. Машина и без того слишком приметна, а кресты на бортах давно никого не останавливали, делая светлый автомобиль легкой добычей. Словно метки прицела.
Нескольким раненым перевязали конечности. Закатили на носилках накрытое тело тёти Томы. К врачу подошёл сосед, который помогал Насте:
– Там под завалами ещё несколько человек. Хорошо разъехались многие, а то бы совсем плохо было.
Врач грустно поглядел на соседа из–под стекол пыльных очков и пошел в сторону завалов.
Из перебитой трубы внутри дома била струя воды. В углу занимался одинокий огонь пожара, который сбивали тряпками. С обрушенных стен на завалы осыпалась известковая пыль.
Когда Настя в очередной раз вынырнула из–под обрушившегося здания, то почти сразу натолкнулась на врача скорой, который куда–то вел её маму. Она опиралась на доктора, припадая на одну ногу.
– Настя, Полинка в подвале. – С виноватой улыбкой сказала мама.
– А с тобой–то что? – опешила Настя.
– Упала, представляешь? Снаряды меня не берут, а на лестнице споткнулась.
В разговор вмешался врач: – У вашей мамы, очевидно, перелом голени. Жизни это не угрожает, но в больницу ей поехать придется. Вы идите, лучше, к малышке в подвал, мало ли. Тут уже без вас справятся. А вашу маму мы утром отпустим.
– Хорошо, – развела руками Настя, – спасибо вам.
И заторопилась к подвалу. Но не успела пройти и пары шагов, как её остановил голос доктора.
– Э– э, голубушка, постойте– ка…
Врач усадил притихшую маму и подошёл ближе. Повернул Настю спиной к свету одинокого фонаря. Пробежал пальцами по липкой от крови рубашке.
– М– да… берите ребенка, переночуете вместе с мамой. Вас тоже обработать надо.
– Думаете, это безопасно? – спросила Настя, оглядываясь по сторонам. – Может, в подвале эту ночь переждем?
– Сейчас нигде не безопасно. – Заметил мудрый доктор. И, постаравшись придать голосу уверенности, добавил. – Не будут же они стрелять по больнице.


***
Рация, стоявшая на краю стола, время от времени выплевывала короткие сообщения от артиллеристов. Что при наведении на цели возникли какие–то сложности, Диса уже знал, и дал распоряжение бить по квадратам без корректировки, фактически сорвав артподготовку готовящегося наступления. Он лихорадочно придумывал, как будет выкручиваться, отчитываясь об этом провале. А чтобы думалось лучше, раскатал несколько длинных белоснежных дорожек отличного кокаина и как раз собирался их снюхать.
Из коридора донесся невнятный шум, возня и тяжелое сбивчивое дыхание двух боровшихся человек. Дверь распахнулась, и на пороге появился дежурный, который вцепился в Тараса, тщетно пытаясь его остановить. Тот шел вперёд, просто не обращая внимания, на повисшего на нем солдата.
Что это Тарас Диса понял не сразу, и уже даже полез в кобуру за пистолетом. Тот был весь перемазан подсыхающей кровью: лицо, руки, форма и, казалось, даже бешено сверкающие глаза были красными. Тут дежурный отцепился от Тараса и пожаловался прямо с порога:
–товарищ комбат, я не мог его остановить!
Диса ругнулся и вложил пистолет обратно в кобуру. Рявкнул на подчиненного: – А оружие тебе на что? Не понимает слов – стреляй!
Солдат ошалело посмотрел на них обоих, не понимая, что ему теперь делать: действительно стрелять или потихоньку ретироваться, пока начальник не вспомнил, что у него на столе раскатаны несколько подозрительных дорожек. Благо, тут уже заорал Тарас:
– Я тебя щас самого пристрелю, гнида!
Диса приподнял левую бровь.
– Так, понятно. – И, обращаясь к солдату, добавил. – Выйди!
Солдат тут же выскочил за дверь. А Диса, глядя на медленно приближающегося Тараса, протянул ему скрученную в трубочку купюру.
– Я уж думал, вас накрыли. На связь не выходите. Артиллерия доложила, что в вашем районе бой идет. Что за выкрутасы, а, Тарасик?
Тарас со страшными глазами дошел до стола и истерично затряс окровавленными руками, то сжимая их в кулаки перед самым Дисиным лицом, то широко распахивая объятия, словно в безумной молитве.
– Какой я тебе Тарасик!
О– кей, о– кей! – Диса достал из стола бутылку и налил полстакана виски. Потом подумал и налил до краев. – Рассказывай, что случилось!
Встал, влил в Тараса выпивку, потом дал свернутую купюру и почти силой наклонил над столом.
– Давай– давай! Вку– усный кокос, дорогой. Себе брал.
Тарас сделал глубокий вдох, распрямился. Носоглотка мгновенно онемела, и Тарас начал шмыгать носом.
– Нас и накрыли. – Сунул свои окровавленные руки прямо Дисе в лицо, судорожно сглатывая морозную горечь.
– Это – Ева. – Он начал истерично тыкать пальцем, то в кровавые потеки на лице, то на одежде, постепенно срываясь на крик. – И это… И это…
Диса глядел на истерящего приятеля без особого сочувствия. В няньки он не нанимался.
– Жаль девку, я думал, мы подружимся.
Вернулся за стол, налил ещё полстакана виски, подвинул к Тарасу. Потом достал из стола пакетик с порошком и деньги.
– Ну, зато теперь все деньги нам достанутся. Распишись за неё.
Подвинул к Тарасу пакет и часть купюр. Остальное спрятал обратно в стол. Тарас расписался, жалобно всхлипнул, словно задохнувшись, но быстро взял себя в руки. Опрокинул стакан, тщательно спрятал деньги в нагрудный карман, который и без того уже топорщился.
– Всё копишь, пират? – Диса одобрительно хмыкнул. – И куда тебе столько?
– Куда– куда… чтобы тебе меньше досталось. – Раскачиваясь на качелях из алкоголя и наркотиков, пробормотал поплывший уже Тарас. – А иначе нахера мне всё это? У самого, небось, мешок уже.
Диса хмыкнул и, оценив состояние приятеля, как удовлетворительное, начал наводить на столе порядок.
– Ты, давай, Тарас, иди в туалет умойся, приведи себя в порядок. Ко мне сейчас туз козырный из центра приехать должен. А тут ты – чудище. – Заговорщицки приложил палец к губам. – К утру будем брать город. Но… тс– с… Никому!
Высунулся в коридор: – Дежурный! Значит так, выходишь на крыльцо, встречаешь гостя и продолжаешь нести службу там. Зайдешь, когда я позову! Выполнять!
Выпроводил Тараса из кабинета. Времени оставалось всё меньше, а как он будет оправдываться, Диса так и не придумал. Достал свою роскошную трубочку для кокаина, задумчиво покрутил в пальцах, затем хлопнул полстакана виски и убрал бутылку в стол.

***
Огромный черный джип подъехал к воротам части и замер, словно готовясь к прыжку. Приоткрылось водительское окно, откуда подбежавшему часовому показали служебное удостоверение. Часовой вытянулся в струну, козырнул и побежал открывать ворота. Утробно заурчал мощный двигатель, и машина вкатилась на охраняемую территорию.
А в это время Тарас разглядывал себя в зеркало туалета. Он вымыл лицо и руки. Но свежие порезы кровоточили, тут же растекаясь красным по влажной физиономии. Тогда он оторвал побольше туалетной бумаги и просто промокнул лицо.
Достал пакетик порошка, который дал ему Диса, и огляделся в поисках подходящей ровной поверхности. Даже в затуманенном наркотиками мозгу сохранились остатки брезгливости, и нюхать с крышки унитаза, как иногда делают самые отбитые любители этого дела, он не стал. Достал из кармана купюру, влажными руками скатал из неё трубочку и осторожно нюхнул прямо из пакетика. На этот раз слишком осторожно. Пришлось повторить попытку. Наркотики в крови начали смешиваться, образуя неведомый коктейль.
Тарас слышал, как со стороны ворот к штабу подъехал мощный автомобиль. Затем в кабинете Дисы раздался телефонный звонок, и обострившимся слухом Тарас через несколько стен услышал, как Диса испуганно приветствует звонившего. Впрочем, это могло ему и померещиться.
Он снова промокнул лицо туалетной бумагой, оставив на ней несколько расплывшихся розовых пятен. Ранки затягивались. Главное больше не мочить.
Посмотрел на себя в зеркало. Огромные зрачки придавали ему пугающий вид. Да и в целом, его ощутимо колбасило. Кончики пальцев подрагивали, и положить пакетик со скатанной трубочкой обратно в карман оказалось гораздо сложнее и интереснее, чем обычно. Ему даже захотелось проделать это ещё разок, но под рукой больше ничего не оказалось. Тогда он хихикнул и вышел в коридор.
Одновременно с ним из своего кабинета вышел встречать гостя Диса. Открылась входная дверь, внутрь зашёл человек с дипломатом в левой руке. Трое оказались на одной линии: человек из центра на входе, Диса возле своего кабинета лицом к нему, а позади Дисы, который всё ещё лихорадочно придумывал оправдание, в нескольких шагах Тарас. Тарас и гость встретились глазами. Время остановилось. В перегретом мозгу Тараса вспыхнула темная улица столицы, проезжающий мимо автомобиль и внимательно глядящие на него глаза Куратора.
Мгновение спустя Тарас и Куратор выхватили пистолеты. Тарас из набедренной кобуры, Куратор из–под левого плеча. При этом куратор не отпустил чемоданчик, а упёр левую руку снизу в обойму пистолета, который держал правой рукой. Получился импровизированный щит перед его грудью. Глаза Дисы округлились, он пока не видел Тараса, а если бы даже и видел, вряд ли понял, что происходит. Тарас толкнул приятеля навстречу Куратору, открыл огонь и бросился к ближайшему окну. Куратор тоже открыл беглый огонь, не обращая внимания на стоявшего между ними Дису. Диса закричал и рухнул на пол, закрыв голову руками.
Одна из пуль Тараса, которые он посылал почти не глядя, попала в чемоданчик, ударила по раме, расплескалась брызгами осколков. Дипломат распахнулся, выбросив наружу облако порошка, запакованные белые пакеты и пачки денег.
Тарас выбил телом окно и исчез в тёмном проеме. Пули следовали за ним в нескольких сантиметрах – Куратор был прекрасным стрелком. Он отстрелял обойму. Левая рука травмирована. На пальцах кровь. Он, скрипя зубами, стремительно сменил обойму, убирал пистолет в скрытую кобуру и подошёл к скулящему на полу Дисе. Поглядел на него с нескрываемой ненавистью, ударил по ягодице ногой, затем схватил за шиворот и толкнул в сторону выпавших из чемоданчика наркотиков и денег.
– Собери!
С улицы заскочил дежурный. Куратор глянул на него так, что тот отшатнулся.
– Охранять вход!
Дежурный немедленно испарился. Куратор распахнул дверь  кабинета Дисы.
– Оружие где? – Крикнул он в коридор. Диса ответил подвывая: – В шкафу– у.
На улице заревел мотор, машина с пробуксовкой сорвалась с места.
Пока Диса судорожно сгребал пакеты и деньги в чемодан, в его кабинете грохотали открываемые дверцы шкафов. Куратор появился с АК и несколькими магазинами, которые распихивал по карманам. Проходя мимо, схватил Дису за шиворот и потащил с собой к выходу. Диса спотыкался и испугано прижимал дипломат к груди.
– Я с тебя потом спрошу. – Прорычал Куратор и вытолкнул Дису на улицу.
На выстрелы из казарм повыскакивали солдаты, на ходу поправляя форму и снаряжение. Проходя мимо дежурного на крыльце, Куратор снова свирепо на него посмотрел.
– Внутрь чтобы никто не заходил. Головой ответишь!
Дежурный напугано козырнул.
Куратор толкнул Дису к джипу. Поглядел на поврежденную руку, сжимая– разжимая пальцы. Видимо, оставшись удовлетворенным, направился к автомобилю. Диса нерешительно топтался рядом. Куратор глянул на него настолько свирепо, что тот попытался спрятаться за дипломат, который всё ещё прижимал к груди.
– Сидеть! – Человеческие команды для Дисы у Куратора закончились. И Диса, который окончательно перестал соображать от ужаса, полез за руль.
– Куда? Рядом! – рявкнул Куратор.
Диса с дипломатом обежал джип, уселся рядом с хозяином. Куратор завел двигатель. Потом полез в бардачок и достал оттуда какую–то тёмную бутылку. Открыл зубами пробку, плеснул на поврежденное запястье. Запахло крепким алкоголем. Куратор закричал и огромная машина, словно вторя своему хозяину, утробно взревела и сорвалась с места.

***
Тарас сходу пробил закрытые ворота части. Часовой на посту не успел ничего предпринять. Только, когда заскрежетало железо и автомобиль, не сбавляя хода, промчался мимо поста, выскочил на дорогу и сделал несколько отчаянных выстрелов в воздух. Машина ушла в темноту по пустой проселочной дороге.
Поначалу могло показаться, что его никто не преследует. Но разыгравшаяся паранойя, гнала Тараса вперёд. Поэтому, когда спустя несколько поворотов, сзади мелькнули фары огромного автомобиля, он только оскалился и крепче вцепился в руль. Ему с трудом удавалось удерживать автомобиль на узкой дороге, но для преследующего его джипа это было ещё сложнее. В повороты на такой скорости Куратор вписывался едва– едва. 
Тарас первым выскочил на щоссе. Крутанул руль, резко поворачивая вправо. Поддал газу, уходя в отрыв. Из темноты ночного перелеска сзади с ревом появился джип.
Куратор перебросил АК с колен сидящему рядом Дисе. Теперь Диса прижимал к груди и постоянно норовивший открыться дипломат, и автомат.
– Да отпусти уже чемодан, придурок! – Раздраженно заорал Куратор. – Мочи урода!
Диса бросил дипломат под ноги, открыл окно и, высунув автомат, попытался  стрелять. Пули летели куда угодно, только не в автомобиль Тараса. А повороты ещё больше усложняли эту задачу. Одна из очередей попала в собственное крыло джипа, прошла навылет, сбила фару. Диса грязно выругался, едва не выронив автомат.
– Ты можешь сделать хоть что–то или у тебя нормально  только нос работает? – Куратор уже жалел, что взял этого придурка с собой. Стоило бы оставить его в кабинете, а с собой прихватить солдата, охранявшего вход. Толку было бы больше. Но не переиграешь.
Куратор нажал кнопку открывающую люк. Махнул рукой Дисе. Тот высунулся наружу. Так стрелять было гораздо удобнее, и он несколько раз почти попал в автомобиль Тараса. Но патроны закончились.
Виляя на темной дороге, Тарас перегазовал, вписываясь в очередной поворот. Автомобиль ушёл в занос, слетел с дороги и, если бы не широкая обочина, наверняка бы нырнул в канаву и перевернулся. А так его просто развернуло. Тарас выжал газ, пытаясь вернуться на асфальт, но правое заднее колесо зависло над канавой и буксовало. Тогда он выскочил из машины, и руками попытался вытолкать автомобиль. Машина качалась, но не двигалась с места.
Одноглазый джип остановился метрах в пятидесяти.
Диса нырнул обратно в кабину.
– Ты чего? – свирепо глянул на него Куратор. – Стреляй! Я тебе автомат нахера дал?
– Патроны… того… – заикаясь попытался объясниться Диса. Куратор бросил ему запасную обойму, поигрывая педалью газа. Машина рычала, дёргаясь, готовая сорваться с места в любую секунду. Диса справился с перезарядкой.
– Готово!
– Давим гада. Не дай ему высунуться из–за машины. – Сказал Куратор, вытаскивая из–под плеча пистолет. Покрепче ухватил руль левой рукой и вдавил педаль газа в пол, готовясь стрелять прямо через стекло.
Тарас видел, как огромная машина сорвалась с места. Он оскалился, распахнул багажник, доставая оттуда ручной противотанковый гранатомет.
– Сундучок Флинта, сука! – криво усмехнулся он, взводя оружие.
Удар выстрела, небольшая вспышка попадания. Джип подпрыгнул, словно наткнулся на бетонную стену, разлетелся шрапнелью металлических осколков и рухнул на брюхо, заскрежетав на асфальте.
Тарас бросил пустую трубу гранатомета и пошёл к джипу. Под капотом занималось робкое пламя. Резко пахло бензином, маслом, сгоревшей изоляцией и, почему–то, металлом. Взрывом у машины сорвало крышу, словно кожуру мандарина, и загнуло её назад. От Дисы мало что осталось, только разбросанные пачки денег и засыпанное порошком развороченное сидение. Куратор бился в агонии. Правая рука оторвана.
– Опять живой, сука… – Буркнул Тарас, заглядывая внутрь, – ну, уж нет…
Залез в разгорающуюся машину, достал трофейный нож и, запрокинув Куратору голову, широким движением перерезал ему горло. Тараса снова обдало кровью. Он вытер руки о штаны, убрал нож. Выхватил из огня несколько уцелевших пачек с купюрами и вылез из машины, распихивая деньги по карманам куртки.
Обошел джип, разглядывая его со всех сторон. Помочился на заднее колесо и, презрительно сплюнув, пошёл восвояси.
Вернулся к своему автомобилю, начал его выталкивать. Лицо перекосило гневом, жилы напряглись. Он закричал и машина, словно испугавшись, сдвинулась с места.
Плавился асфальт, на дороге вовсю полыхал огромный иностранный джип, когда огни автомобиля Тараса скрылись за поворотом.

***
Настя лежала на животе, пока дежурный врач обрабатывал ей порезы на спине. Пришлось наложить несколько швов, впрочем, не очень больших. Самые маленькие порезы доктор просто стянул лейкопластырем, предварительно промыв каким–то раствором.
Мама с Полинкой на руках сидела тут же за занавеской.
– Потерпите– потерпите. – Говорил молодой врач. – Вот, сейчас закончу, и можно будет отдавать вас замуж.
– Как, опять замуж? – Усмехнулась из–под локтей Настя.
– Ну, раз чувство юмора уцелело, значит, поправитесь быстро. – Молодой человек улыбнулся. – Сейчас, вот, с вами закончу и вашей мамой займусь. Там повозиться придется.
В неплотно прикрытую дверь заглянула медсестра.
– Владимир Константинович, там ещё четверо. Я пока начну оформлять?
– Наденька, окажите первую помощь. Я тут закончу и сразу подойду. Потом оформим. – Вернулся к Насте. – Ну, вот почти и всё. Сейчас пластырем зафиксирую и порядок.
Оторвал несколько полосок пластыря и принялся их наклеивать одну за другой поверх стерильной повязки.
Раздался приглушенный звук телефонного звонка.
– У вас телефон работает? – Удивленно поднял бровь врач. – Мой давно уже бесполезен, вышек–то почти не осталось. Ну, ответьте, наверно что– нибудь важное…
Протянул Насте вместо рваной рубашки халат.
– Это брат. – Поглядела на экран аппарата Настя и, нажав кнопку приема звонка, сказала уже в телефон: – Да, одну секунду, я в коридор выйду.
– Я сейчас… – шепнула она, проходя мимо мамы.
Вышла в коридор.
– Да… – на лице промелькнула тень беспокойства, когда в аппарате раздался незнакомый голос. – Да, Настя…
Механически продолжая идти дальше по коридору, она почти испуганно спросила: – А вы кто?
Голос в аппарате начал ей что–то рассказывать. Настя слушала, и её плечи опускались всё ниже, словно кто–то невидимый делал её руки тяжелее с каждым новым словом. Наконец голос замолчал.
Да… – уже шепотом согласилась она и опустила руку с телефоном. Аппарат выскользнул из пальцев, стукнулся о пол, разломился на несколько частей. А Настя продолжала идти, так и не заметив этого.
Наконец она остановилась и выдохнула: – Саша…
Ей показалось, что на пару секунд наступила полная тишина. Стихла сирена, замолчал пулемет, перестали рваться снаряды. Затем свет внезапно погас и, ударившись о противоположную стену, Настя успела заметить, как в той части коридора, откуда она только что ушла, образовался черный провал с торчащими кусками арматуры и осыпающимися стенами. Прежде чем наступила полная темнота, из этого провала проступили очертания полуразрушенного города с далёкими короткими вспышками разрывов. Звука попавшего в больницу снаряда она так и не услышала.

***
Абсолютная темнота, в которой дрожит еле заметный огонёк, не крупнее свечки. Только бы не погас! Всё её внимание сейчас приковано к нему. Огонёк колышется, каждую секунду рискуя исчезнуть в потоках чёрного воздуха, но всё–таки упрямо прыгает с травинки на травинку, постепенно добираясь до скомканной тряпки. Тьма отступает, но это не приносит облегчения, её место неизбежно начинает заполнять страх. Потому что из отступающей темноты к Насте приближается чёрная фигура. Она движется по ночному полю и, время от времени вскидывая оружие, стреляет во всё, что шевелится. Настя задерживает дыхание, чтобы не выдать своего присутствия. Пламя разгорается, загоняя тьму в овраги, набирает силу, начиная освещать окружающее пространство. Поле усыпано телами. Кругом воронки от минометных попаданий. У дороги догорает перевернутый автобус, чуть дальше разбитый взрывом автомобиль. Фигура приближается. Подходит совсем близко и наводит свое оружие на Настю. Чернее отступившей темноты, чернее чёрной фигуры теперь бездонное чёрное отверстие ствола. Скрипят пружины, трещат кости. Чёрный палец тянет спусковой крючок.

***
Здание больницы наполовину разрушено взрывом. У входа машина скорой помощи. Несколько человек вокруг суетились, разбирая завалы. Настю в джинсах и медицинском халате прямо через разбитое окно вынес крепкий мужчина в камуфляже. Уложил на стоящие возле машины носилки. В машине находились несколько перевязанных наспех человек, чудом выживших после прилета. Вдалеке грохотало.
– В машину её. – Бегло осмотрев Настю скомандовал доктор. Повернулся к водителю: – На этом всё, больше ждать нельзя, через 20 минут отсюда уже никто не уедет.
Водитель помог военному закатить носилки в машину и, пока доктор фиксировал носилки, пошел садиться за руль. Настя открыла глаза.
– Где я?
– Сейчас отвезем вас в другую больницу, – вздохнул доктор, – вместе вот с этими замечательными людьми.
Настя всё ещё не понимала, что происходит. Было больно думать.
– А где моя дочка? Где мама?
– М– м… – Доктор очень внимательно посмотрел на Настю. – Они поедут в другой машине.
Заурчал мотор. Доктор ещё раз вздохнул, сжал Настину руку и вышел, закрывая дверь снаружи. Он оставался с разбирающими завалы людьми. Надеясь на чудо. В конце концов, время у них ещё есть, и его помощь может понадобиться в любую минуту.
Машина «скорой» отъехала от разрушенной больницы. Вдалеке грохотала канонада. Город находился под обстрелом. На окраинах шел бой. Так что водитель не стал включать фары. Ехал он не быстро, насколько это позволяла лунная ночь. Через несколько поворотов, машина притормозила, чтобы объехать по обочине поваленный столб.
Настя приподнялась на носилках, заглядывая в задние окна.
– А где другая машина?
– Какая другая машина? – Не понял вопроса простоватый водитель.
– Ну, на которой остальных везут.
– Здесь все, кого из–под завалов достали. – Всё ещё не понимая контекста ответил водитель. – Тебя последней вынесли.
– Стойте! – Задохнулась от ужаса Настя.
Водитель испуганно остановился.
– Да нет у нас второй машины, одна только! – Пытался оправдываться он.
Настя распахнула задние двери и выскочила наружу. Упала, не в силах стоять. Попыталась подняться. Её ощутимо шатало. Отошла на пару метров и согнулась, тяжело дыша, упираясь руками в колени. Водитель выскочил следом и направился к ней.
– Девушка, ты чего?
Настя вытянула руки, словно защищаясь, попятилась, а потом бросилась в темноту переулка. Вдогонку ей несся голос водителя: – Девушка, куда ты? Я не могу здесь долго стоять!
Но Настя его не слушала. Она бежала по тёмным переулкам, спотыкаясь и падая. От шока и контузии совершенно не понимая, куда бежит и зачем. Окружающий мир потерял свою реальность, превратившись в размытую дождем картину. И, когда темные перекрестки окончательно спутались в непроходимый лабиринт, один из переулков, вдруг, распахнулся, выпустив её во двор своего дома. Она облегченно выдохнула, застонала и упала на траву. Отдышалась, собралась с силами, и пошла, спотыкаясь, к знакомому подъезду.

***
За городом грохотала артиллерия. Стучали на окраинах автоматы. Света уже не было. Город испуганно замер.
Настя зашла домой. Никого. Только ветер колыхал занавески в проемах выбитых окон. От затылка по спине начал спускаться противный липкий холод, окружившей её новой реальности.
На всякий случай Настя открыла дверь маминой комнаты. В такой темноте легко кого– нибудь не заметить, поэтому она пошла вперёд, пока не уперлась в кровать. Наклонилась, пошарила руками по одеялу, уже понимая, что ничего не найдет. Осторожно на цыпочках, словно боясь кого– нибудь разбудить, вышла. Закрыла дверь.
Долго стояла, прислушиваясь к дыханию ребенка, на пороге своей комнаты, пока глаза не привыкли к сумраку внутри помещения. Она даже начала различать гуляющие по полу и стенам странные тени от колышущихся занавесок. Словно в комнате кто–то был. И она никак не решалась сделать шаг внутрь, чтобы не разрушить этот обман.
Шли секунды, смятение нарастало. Ноги сами втолкнули её в комнату. Неубранная кроватка малышки, разложенные перед сном вещи.
Внутри Насти что–то сломалось. Она взяла из маленькой кроватки одеяло, свернула в конверт, как ребенка и начала укачивать, постепенно приближаясь к окну. Сделала шаг на стул, открыла створки разбитой рамы, встала на подоконник, не отрывая взгляда от огромной Луны.
– Привет! Ты похожа на ангела! – Раздался голос с лужайки разрушенного дома. Маленькая соседская девочка привычно помахала ей рукой, помолчала, переминаясь с ноги на ногу, ожидая ответа. – А мы уезжаем, я пришла попрощаться с бабушкой. Папа сказал она останется тут.
Настя в больничном халате с кульком одеяла на руках действительно выглядела странно в темном проеме окна. Словно ожившая икона.
Не дождавшись ответа, Аня развернулась и пошла к завалам. Села на обломки разрушенной стены. Положила рядом букетик полевых цветов и куклу.
– Чтобы знала, что я её люблю, когда вернется.
За спиной Насти скрипнула входная дверь. Затем из темноты пустого коридора послышались шаги, и, словно протаяв из глухого сумрака, в комнату шагнул ополченец, отец Ани.
– А вы что тут одна делаете? – Спросил он совершенно спокойно, будто каждый день встречал пытающихся выйти в окно людей. – В городе эвакуация, собирайтесь, тоже поедем. Тут скоро камня на камне не останется.
Подошёл, снял Настю с окна.
– Мы сейчас спустимся, подожди немного. – Обратился он к сидящей на кирпичах Ане. Внимательно поглядел Насте в глаза. Скользнул взглядом по пустому кульку одеяла, отчаянно делая вид, что и в этом нет ничего необычного. Но голос его сорвался, когда он непринужденно продолжил разговор.
– Это… дочка вас заметила. – Отвернулся, пару раз хмыкнул в кулак, пытаясь прочистить горло. – Буквально тащила меня сюда перед отъездом. Как чувствовала… Говорит, что знает вас. А нам по дороге, и мы зашли буквально на минуту, думали, тут нет уже никого.
Растерянно поглядел на Настин халат.
– Есть у вас, во что переодеться?
 Настя не ответила. Тогда он включил фонарик, нашёл какую–то рубашку, протянул Насте. Нет реакции. Он осторожно, словно и вправду обращался с младенцем, забрал из Настиных рук кулёк, положил его на кровать. Вложил ей в руки рубашку. Настя начала механически переодеваться.
 Отец девочки отвернулся, взял со стула маленькую наплечную сумочку и принялся собирать в неё Настины вещи. Первой туда отправилась лежащая на столе флешка. Затем из ящика стола туда же перекочевали паспорт, деньги и банковские карты.
Оглядевшись по сторонам, отец девочки достал из разбитой рамки фотографию Насти и Тараса, и положил Насте в нагрудный карман рубашки. Удивленно покрутил в руках патрон от автомата, лежащий рядом с рамкой, и положил его туда же. Застегнул карман. Затем, словно просто наводя порядок, задвинул стул, поправил несколько предметов на столе, прикрыл дверцу шкафа. Подошёл к кровати, развернул кулёк и аккуратно застелил постель, разгладив напоследок одеяло и поправив подушку. Вот и всё.
Не давая Насте опомниться, взял со стола пачку салфеток, вытер грязь и потёки от слез с Настиного лица. Повесил ей на плечо сумку. Ещё раз внимательно посмотрел в глаза, улыбнулся, взял под руку и увёл из квартиры, аккуратно прикрыв напоследок дверь.

***
Канонада не прекращалась. Звуки боя доносились уже с городских окраин. Слепыми глазницами выбитых окон разглядывало тревожную ночь здание с надписью «Школа» и дырой в стене. Обжигающими темноту цветами распускались сполохи пожаров.
Кто хотел уехать, уехал, кто хотел сражаться, сражался. Остальные прятались по подвалам. Автобус и пара легковых автомобилей – последний транспорт, который готовился покинуть в эту ночь город. Напуганные молчаливые люди. Вещей было очень мало – пытались увезти с собой хоть что– нибудь из самого необходимого. Люди в камуфляже торопили уезжающих.
Отец Ани подвел дочку и Настю к автобусу. Достал из кармана ручку, вырвал из записной книжки листок. Немного подумал, и, приложив бумагу прямо к борту автобуса, начал писать: "Анна Андреевна Костецкая, мама – Костецкая Елизавета Петровна, телефон – …" Снова подумал, дописал что–то ещё, затем сложил записку и положил в карман дочери. Застегнул карман на пуговицу. Прижал ребёнка к себе.
– Я пока поехать не смогу. – Шепнул он, стараясь не смотреть в глаза. Аня обхватила его руками.
– Я пока поехать не смогу. – Повторил он, обращаясь к Насте. – Помогите ей добраться до границы. Там у нас родственники. Её ждут…
– Конечно. – Очнувшись ответила Настя. Ополченец улыбнулся.
– Как вас зовут–то? – Напоследок спросил он её.
– Настя.
Отец донес девочку до дверей. Поставил на ступеньки.
– Её там встретят. – Словно оправдываясь, сказал он водителю.
Посадка закончилась. Перекресток опустел, на ближайших улицах тоже никого больше не было. Отец Ани постучал по борту автобуса.
– Уезжайте скорее! Будем прикрывать, сколько сможем!
Заурчали двигатели, и небольшая колонна тронулась с места. Мужчина перекрестил исчезающие в темноте автомобили. Из автобуса, прижавшись к заднему стеклу руками, на него смотрел напуганный одинокий ребёнок.

***
Второй раз за эту ночь Тарас смотрел на свои окна. Пальцы к этому моменту перестали дрожать, и он чувствовал в них приятное легкое покалывание. Положительно, порошок с алкоголем – лучшее лекарство от стресса. И как он раньше до этого не додумался? Медленно проехал мимо разрушенного дома и привычно остановился возле не работающего теперь фонаря.
Попытался отпустить руль, но липкие кровавые пальцы не хотели отрываться от матовой кожи. Это было неожиданно и забавно. Он поднес руки к лицу, ощутив слабый соленый запах. Попытался вспомнить, что произошло на шоссе, но воспоминания путались. Он всех победил – и это было несомненно. Вспомнил засыпанную порошком развороченную машину, полез в карман. Пакетик был на месте. Это хорошо. В нем даже была уже скатанная в трубочку купюра.
Глубокий вдох, потом ещё один. Мир начал обретать привычные очертания. И пока это происходило, он вышел на улицу, с интересом осмотрел развалины, и не сразу сообразил, что в тёмных теперь окнах своего дома не было стекол. Это почему–то напугало Тараса.
Бросился наверх. Пока он бежал через двор, мир стал острым. Очень острым. Об него теперь даже можно было порезаться, настолько выпуклыми стали предметы и цвета. Ожила рация на поясе, ещё больше напугав Тараса. Он заскочил в подъезд и спрятался под лестницей, пытаясь понять, откуда доносится голос.
– Пушкин, на северном направлении возле моста закрепилась группа боевиков.
– Принял, поддержу огнем. – Ответил другой голос. – Не суйтесь пока.
Больше никто не разговаривал. Тарас осторожно огляделся и, пока его никто не заметил, взлетел по ступеням на второй этаж. Дверь не была заперта.
– Настя! – Закричал он, ловя отрывочные вспышки воспоминаний из свой бывшей жизни. Он метался по квартире, переворачивая вещи, будто под ними мог кто–то прятаться.
– Я же говорил тебе никуда не уезжать! Не сметь уезжать! Не сметь уезжать!!!
 Споткнулся о лежащую на темном полу сумку, упал. В дрожащем лунном свете, вдруг, увидел Еву с разорванной головой. Завыл, пополз к ней и, наткнувшись на сумку, понял, что его обманули.
 То ли порошок в последнем пакете отличался от того, что принимал Тарас раньше, то ли отёкший от огромной дозы нейростимуляторов мозг перестал отличать реальность от вымысла. Но в изменившейся картине окружавшего его сумасшедшего мира Тарас теперь точно знал, кто и как его обманул.
– Я же говорил никуда не уезжать… без меня… – стонал он, стоя посреди комнаты на коленях, обхватив голову руками.
– Вижу автоколонну, покидающую город в направлении юго– юго– востока. – Снова ожила рация. Тарас ещё не разобрался, откуда в его голове этот голос, но он больше не боялся его.
– Принял. Берем в разработку. – Ответил второй. И для воспаленного сознания это стало руководством к действию.
Тарас вскочил на ноги и страшно закричал.

***
Автобус с выключенными фарами двигался по загородной дороге. Впереди него в свете габаритных огней двигались две легковые машины.
Из города им вдогонку мчался автомобиль Тараса. Он опаздывал всего на несколько минут. До автобусов пара километров расстояния, но их почти не было видно даже при свете полной Луны. И тогда Тарас включил дальний свет.
Далекие фары осветили внутренности салона автобуса, полоснули по легковушкам.
– Что за придурок? – Удивился водитель, щурясь от слепящего света в зеркалах.
Тарас прибавил газу. Рядом на сидении ждал своей кровавой жатвы АК с коллиматорным прицелом.
Голос в рации: «Цель вижу отчетливо»
Второй голос в рации: «Стрельба по готовности. Цель уничтожить»
– Есть уничтожить! – Ответил кому–то в своей голове Тарас.
Расстояние между автомобилем Тараса и автобусом быстро сокращалось, когда первая мина разорвала асфальтовое полотно позади колонны. Пришлось притормозить у воронки и попытаться объехать ее по обочине. Но как Тарас не всматривался в темноту под колесами, почти сразу машина заскрежетала металлом по камню, пару раз дернулась и застряла, сев брюхом на грунт.
Колеса вращались в воздухе, машина дрожала, но не двигалась с места. Тарас отчаянно колотил по рулю руками.
– Твою мать, твою мать, твою мать!!!
Схватил АК, выскочил наружу. Автобусы были почти рядом, но расстояние быстро увеличивалось. Тарас оперся на капот машины, прицелился. Вспомнил Еву. Выдохнул и, почувствовав подушечкой указательного пальца металл спускового крючка, плавно потянул, выбирая слабину пружины, пока не почувствовал легкого сопротивления механизма. Скорректировал прицел и дожал палец.
Пуля пробила окно рядом с водителем и ушла в лобовое стекло.
– Какого хрена? – Ругнулся водитель, выглядывая в разбитое окно. Вторая пуля попала ему в корпус и, плотоядно чавкнув, окрасила ветровое стекло в кроваво– красный. Люди в салоне закричали. Автобус вынесло с дороги, он уткнулся носом в канаву на обочине, взревел мотором, потерявшим дорогу, и завалился на правый бок. Задние колеса повисли в воздухе.
Впереди на дороге ухнул взрыв, отбросив вторую легковушку в ту же канаву. Первый автомобиль погасил габаритные огни и растворился в темноте. Вокруг начали рваться мины.

***
Автобус опрокинулся на бок. Посыпались люди и вещи. Двери оказались снизу – не выберешься. Кто половчее, карабкался по опрокинутым сидениям, чтобы выбраться сквозь разбитые окна сверху, но там подстерегала другая опасность: шрапнель рвущихся боеприпасов. Осколки колотили по металлу обшивки, сносили с корпуса тех, кому удалось выбраться наружу. Обратно в автобус сыпались искалеченные мертвые тела.
Выбили повисшее на уплотнителях расколотое лобовое стекло. Но тем, кто находился в середине и конце автобуса было туда не добраться сквозь мешанину из перевернутых кресел, тел и вещей. Вентиляционный люк перегораживало чье–то мертвое тело. Каждые несколько секунд снаружи раздавался новый взрыв. Самые крупные осколки прошивали салон насквозь, оставляя в корпусе крупные рваные отверстия, убивая по несколько человек за раз. Зависшее над дорогой заднее окно было самой высокой точкой и самой опасной. Люди посыпались вниз, к земле, стараясь выбраться из стальной мышеловки.
Пока Настя с Аней пробирались к носовой части автобуса, где–то в районе приборной панели появилось пламя. Повалил густой едкий дым. Люди поползли обратно, блокируя и этот выход. Вдруг девочка нырнула между сидениями на нижнее окно, зависшее над канавой. Выбила каблуком стекло и провалилась по колено в узкое пространство между автобусом и грунтом. Над головой быстро разгоралось пламя, слизывая обшивку раскаленным огненным дождем.
Аня нырнула под автобус, ловко перебирая руками и ногами в узком пространстве. Более крупной Насте выбраться наружу было значительно труднее. Когда она, наконец,  полностью оказалась снаружи, девочки рядом уже не было. По полю, прочь от автобуса, разбегались, едва различимые в спышках разрывов, силуэты людей.
Настя приподнялась, пытаясь разглядеть в окружающей темноте хоть что– нибудь. Но, как только она высунулась из канавы, руку обожгло шрапнелью. Настя упала обратно в канаву, роняя с плеча дорожную сумку. Сзади неё полыхал автобус, предательски подсвечивая окружающее пространство, делая любое движение на своем фоне хорошо заметным. Настя поползла прочь, стараясь больше не высовываться, но вскоре путь ей преградила разбитая легковушка. Если это и был безопасный путь, то он заканчивался здесь.
Переждав очередной взрыв, Настя выглянула из канавы, прикидывая, куда бежать. Снова пригнулась, отсчитывая секунд. Взрыв! Настя стремительно выпрыгнула из канавы, кидаясь в сторону от дороги, по которой велся основной огонь.
Успела пробежать пару десятков метров, споткнулась о чье–то тело. Упала. Скатилась в ближайшую воронку. Горящий автобус уже слишком далеко, чтобы освещать пространство вокруг.
Сверху яростно шипя разрезали воздух осколки. Возможно, остаться тут было бы лучшим решением. По крайней мере, до тех пор, пока огонь настолько плотный. И, скорее всего, Настя так бы и сделала, но в промежутках между взрывами она услышала Анин крик.
– Настя, Настя, ты где?
Выглянула из воронки и заметила  маленькую девочку с другой стороны автобуса. Бросилась через поле обратно, снова считая секунды. Но добежать не успела. Сзади сверкнуло, поднялась стена земли, и её швырнуло прямо к полыхающему автобусу.
Мир погрузился в пульсирующую темноту, сквозь которую прорывались всполохи огня и глухие, словно из–под воды, удары взрывов.
Горящий автобус скрежетал, теряя свою прочность, и, вдруг, начал оседать, сползая с дороги. Одежда дымилась от близкого огня. Стало нестерпимо жарко.
Настя открыла глаза. Прямо над собой увидела лицо Ани.
– Вставай! Ну, вставай же! – девочка изо всех сил тащила ее за руку прочь от горящего, разбитого взрывами автобуса, который начал разваливаться на куски.

***
Тарас сидел на земле, прислонившись спиной к колесу машины, и курил. Прямо перед ним в поле догорали остатки разбитой автоколонны. 
Голоса в рации: «Цель уничтожена» – «Принял. Дайте ещё несколько залпов по площади» – «Даю»
– Даю. – Буркнул Тарас себе под нос. Бросил сигарету, поднялся. Осмотрел поле через прицел. Горящий автобус и легковушка слабо освещали перепаханное взрывами поле. Ударили несколько взрывов, затем канонада стихла.
Ночь наполнила звенящая тишина, прерываемая редкими щелчками выстрелов. Это Тарас брел по тёмному полю с автоматом в руках, стреляя во всё, что двигалось.

***
Настя схватила Аню в охапку и прижала к себе.
– Ну, наконец–то. – Заявила Аня. – Тащила, сколько могла, ты тяжелая. Но всё равно ещё далеко идти нужно.
– Спасибо. – Сказала Настя. – Я в порядке.
Несмотря на слабость, приподнялась, выглянула из воронки, до которой удалось дотащить её Ане. Автобус догорал, и всё вокруг заполнила почти полная темнота. Если бы не Луна, невозможно было бы разглядеть даже собственные руки.
 Мины больше не падали, можно было попытаться незаметно продолжить путь. Только нужно сначала понять, куда им идти. Настя прислушалась. Со стороны города доносилась далекая канонада. Значит им в другую сторону. А через поля будет даже ближе, потому что асфальтовое полотно дороги уходило в сторону, чтобы пересечь ещё несколько населенных пунктов и выйти на региональную автотрассу, ведущую к границе. На автобусе это заняло бы каких– нибудь полчаса, но пешком делать крюк в пару десятков километров не было никакого смысла. К тому же не безопасно – кто знает, кого можно было встретить теперь на дороге?
 Из темноты грохнул выстрел. Что–то слишком уж близко. За ними пустили погоню? Настя напряженно всматривалась в обступившую их темноту, боясь того, что она могла увидеть.
Снова щелчок, словно лопнула, не выдержав напряжения, изогнутая дубовая доска. И в короткой вспышке выстрела Насте удалось разглядеть одинокую темную фигуру, бредущую к ним через поле.
Аня взяла её за руку и шёпотом спросила: – Кто это?
– Не знаю… – так же шёпотом, борясь с подступающим холодом от ужасной догадки, прошептала Настя. Мелькнувший на мгновение в огненном вихре пороховой вспышки силуэт показался ей знакомым. И когда тьма расступилась, возле догорающего автобуса Настя отчетливо разглядела мрачную фигуру своего мужа.
– Мне кажется, ещё вчера я его знала, а теперь нет.
– Не понимаю, как это? – Прячась за комья земли, шепнула Аня.
– Я тоже… – призналась Настя, и огляделась в поисках спасения. – Мне нужно вернуться за сумкой. Жди здесь.
Переползла в канаву рядом с разбитой легковушкой и очень медленно, стараясь ничем себя не выдать, поползла в сторону автобуса. Примерно на полпути она нашла свою сумку и потратила ещё некоторое время, чтобы вернуться обратно к обломкам автомобиля. Осторожно выглянула из канавы: Тарас обыскивал сгоревший автобус.
Настя вытряхнула сумку прямо перед собой. На ощупь стала перебирать предметы. Флешка, документы – это всё отправилось в карман. Нашла газовую зажигалку. Скомкала и сложила в кучку купюры. Подумала, вырвала клок сухой травы и сложила из травы и денег крохотный импровизированный костер. Подожгла купюры, замотала зажигалку в тряпичную сумку и положила этот кулёк в центр костра. Подхватила оторванную от машины взрывом железку, и, стараясь быть незаметной, вернулась в воронку к Ане.
 Крохотный огонек сперва съел все купюры, затем неохотно перекинулся на соломинки травы, запрыгал с одной на другую, каждый раз рискуя погаснуть. Постепенно разгорелся и начал лизать сумку, прожигая в материи крохотные отверстия, стекая вниз липкими огненными каплями. Осмелел, расправился в полную силу, начал жечь неподатливый материал, уничтожая его строгое плетение.
 Внезапно проступивший из темноты покореженный автомобиль привлёк внимание Тараса. Он перекинул с руки на руку автомат и, внимательно вглядываясь в пляшущие по разорванному металлу тени, начал осторожно приближаться.
В канаве никого не было. И это только подстегнуло бушевавшую в сознании Тараса паранойю. Он начал лихорадочно озираться, расстреливая окружающие его тени. Когда патроны закончились, он ещё несколько раз нажал на спусковой крючок, потом опустил автомат и бессмысленно уставился на пламя небольшого костра. Спохватился, отстегнул перемотанный на афганский манер изолентой магазин, перевернул его и вщёлкнул заряженной стороной обратно. Передернуть затвор он не успел, потому что на мгновение ослеп, заслоняя рукой лицо от яркого пламени.
Вообще–то, Настя рассчитывала просто отвлечь Тараса огнём костра и, потихоньку выбравшись из воронки, двинуться в перпендикулярном от дороги направлении, постепенно удаляясь от пути, который выбрал себе Тарас. Но, когда ошалев, он начал палить во все стороны, выбираться из воронки стало слишком рискованно. А потом зажигалка прогорела, выбросив в воздух шар ослепительного жёлтого пламени.
 Поняв, что второго шанса может и не быть, Настя рванула из воронки к Тарасу и, преодолев расстояние в несколько прыжков, что есть силы ударила его подобранной железкой по голове. Он закричал, выронил автомат, оступился, и, подвернув ногу, упал в канаву. Настя немедленно подхватила оружие и, щёлкнув затвором, навела его на Тараса.
Тарас сидел в канаве, держась за разбитую голову.
– Сука– а– а– а… – выл он, пытаясь остановить кровь.
Возможно, ей стоило застрелить его прямо сейчас. Но она медлила. Слишком много смертей.
– Ты сможешь после этого спать по ночам?
Выстрел. Пуля впивается в землю рядом с Тарасом.
– Тебе не будет сниться наша дочь?
Ещё один выстрел.
– Каким образом можно устроить свою жизнь, убивая других людей?
Пули ложились всё ближе, обжигая Тараса стремительным воздухом.
– На какой планете ты будешь теперь своим? В какой стае?
Выстрел.
– Потому что вы – не люди… Больше нет.
Опускает оружие.
– Тебе больше не нужен приказ, чтобы убивать. Ты сам этого хочешь. И да, ты прав, теперь мы по разные стороны баррикады. Так что разворачивайся и уходи. Наша дорога заканчивается здесь.
Слышал ли Тарас её после нескольких выстрелов почти в лицо, не известно. Также, не известно понимал ли он её, даже если слышал. Мозг его был настолько перегрет, что мог выключиться в любой момент. Только адреналин заставлял сердце биться.
Тарас был сосредоточен на том, что пытался остановить кровь. Достал из набедренного кармана аптечку, но скользкими от крови руками не мог с ней справиться.
И, видя эту беспомощность, Настя положила автомат, спустилась к нему и перевязала. А аптечку забрала с собой. Повернулась, чтобы уйти.
– У меня много денег, Настя. Давай просто уедем куда– нибудь. Я всё исправлю.
Настя остановилась. Ей снова захотелось его убить.
– Единственное место, Тарас, где ошибку ещё можно исправить, это школа. Но её вы тоже разрушили.
Она выбралась из канавы, подхватила автомат и пошла к Ане.
Тарас видел, как Настя с ребёнком уходит и страшно кричал им вслед от злобы и бессилия. Затем выбрался из канавы и, хромая, пошёл к оставленной вдалеке машине. 
Небо начало светлеть, тьма перестала быть абсолютной, поэтому, обернувшись, Настя увидела медленно удаляющуюся белую полоску бинта.

***
Тарас добрался до автомобиля. Его мучили слуховые галлюцинации. Он разговаривал сам с собой. Сознание время от времени схлопыалось и тогда он на пару секунд проваливался в тревожный сон. Выныривал и не всегда мог отличить приснившийся ему бред от реальности.
Вытащил из бардачка бутылку с водкой, сделал несколько глотков. Это взбодрило. Остальное вылил себе на кровоточащую голову. Закричал, начал бить машину руками и ногами. Потом вытащил из внутреннего кармана пакетик с остатками афметамина и трубочку. Порошок заканчивался. Он снюхал большую часть, а остальное убрал обратно. Внимание вернулось, адекватность нет. Совершенно обезумев, достал из багажника винтовку и пистолет– ракетницу. Ракета осталась только одна. Проверил винтовку, установил на планку Пикатинни оптический прицел. Сделал пробный выстрел и, оставшись вполне довольным, с перекошенным от наркотиков и гнева лицом отправился за Настей.

***
 Солнце ещё не встало. Предрассветные сумерки, когда темнота только–только начала отступать. Ночь начинает расслаиваться оттенками серого.
 Спускаясь с очередного холма, Насте показалось, что она видит цепочку пограничных столбов через поле сразу за перелеском. И пускай она различала их всего пару секунд, это сразу прибавило сил, которых у изможденных девчонок осталось совсем не много. Понимание того, что там, за этими столбиками им больше ничего не грозит, наполнило сердце надеждой. Грустить Настя твёрдо решила потом, сейчас главное добраться. Именно так наличие ясной цели помогает осилить трудную дорогу.
Спустились с холма, вошли в перелесок. Прошли совсем немного, когда Насте показалось, что она слышит стон.
– Настя… – Аня схватила её за руку. – Вон там.
Настя тщетно всматривалась в предрассветный сумрак, который под деревьями стал только гуще.
– Постой тут,– шепнула она Ане, – я посмотрю.
Осторожно двинулась на звук короткого отрывистого дыхания. Возле одного из деревьев сидела девушка, почти ребёнок. Возможно ученица старших классов. Точнее понять не возможно: она тоже вся была в крови, своей и, наверно, чужой. Потому что не может быть в таком маленьком теле столько крови. Силы покинули её. Она ещё сумела укрыться между деревьев, но подняться уже не смогла, и, прислонившись спиной к дереву, только постанывала в полузабытьи.
 Настя опустилась рядом на колени, осмотрела девушку, подсвечивая экраном телефона. Похоже, зацепило осколком, распахало левый бок, посекло кожу стружкой. Всё это было наспех перетянуто какой–то тряпкой, которая давно сбилась в промокший насквозь кровью жгут. Раны кровоточили, и было удивительно, как она вообще смогла уйти так далеко.
– Аня, иди сюда. – Повернулась Настя к девочке. – Посвети мне.
 Дала подошедшей Ане телефон, достала аптечку и, несмотря на слабое сопротивление девушки, сделала ей перевязку.
 Теперь придется идти втроём. Граница совсем рядом, а там кто– нибудь им поможет. Или можно будет оставить с девушкой Аню, а самой пойти на поиски помощи.
 Тарас внимательно рассматривал лежащую внизу группу деревьев, когда заметил слабое свечение мобильного телефона. Лег на краю холма, устраиваясь поудобнее. Прижал щёку к прикладу. Больше никаких разговоров!
 Настя наклонилась за автоматом. Аня хотела убрать телефон, но не успела. Удар, волна соленых брызг, далекий звук выстрела. Пуля попала сидящей у дерева девушке в грудь, и она упала на освещавшую её Аню. Аня бросила мобильный, закричала.
 Настя схватила девочку за руку, нырнула за ствол дерева, накрыв ребёнка своим телом. Высунула из–за дерева руку и на ощупь попыталась найти предательски подсвечивающий их телефон. Нащупала, подтянула к себе, выключила экран. В дерево над их головой врезалась ещё одна пуля, сбривая невысокую ветку.
И тогда Настя побежала, подталкивая впереди себя ребенка, к границе.

***
 Сумерки слишком глубокие, чтобы видеть внезапно появляющиеся на пути деревья. Тяжелый автомат больно бьёт по спине и Настя перехватывает его руками, выставляя перед собой, чтобы защититься от веток и кустарника. Сбивается дыхание, бежать сложно, когда приходится всё время петлять. Но нельзя сбавить темп, нельзя остановиться, чтобы передохнуть. Передвигаться в тумане было бы куда безопаснее, но откуда взяться туману, когда даже дождя не было уже несколько недель? Аня бежит чуть впереди и гораздо проворнее уворачивается от темных, как ночь, деревьев.
 Только сейчас Настя поняла, что деревья темнее неба. Светает, значит и снайперу они тоже стали заметны. И с каждой минутой ситуация будет только ухудшаться. «Словно загнанные вампиры» – мелькнула мысль. Чуть не выронила автомат и снова забросила его за спину. Слишком тяжёлый.
 Оглушительно щелкает пуля, проходя почти невидимое дерево насквозь, выворачивая его тысячей щепок. Спустя мгновение доносится звук выстрела. Когда стреляют в тебя, пуля всегда прилетает первой.
 Растительность недостаточно густая, чтобы быть надежной защитой, поэтому приходится бежать наперегонки со временем, подгоняемой предательски светлеющим небом.  Но даже эта редкая защита вдруг заканчивается, открывая почти пустое поле со стволом поваленного дерева посередине. На другой его стороне, возле небольшой рощи, ряд едва различимых в полумраке пограничных столбов. Ещё есть шанс добежать, укрывшись отступающим сумраком. И этот сумрак – последнее, что у них осталось. Ни в скорости, ни в силе, ни в точности преимущества у них нет. Но то, что делает оружие таким смертоносным, мешает и стрелку: оптический прицел. Целиться в движущуюся мишень в утреннем полумраке крайне непростая задача.
 За горизонтом медленно наливается ослепительное сияние, предвещая скорый рассвет. И впервые в жизни для них  восход солнца означает смерть. Они будут как на ладони на этой открытой местности, и тогда пуля – это только вопрос времени.
Девушки замирают на границе поля, но только на секунду. «Беги, прячься за тем деревом» – Настя показывает на поваленный ствол посреди поля, вскидывает автомат и тщательно прицеливается в сторону холма, откуда по ним ведут огонь. «Давай!» – и, слыша, как Аня срывается с места, делает несколько выстрелов.
Аня добегает до дерева и ныряет за него. Настя ещё раз нажимает на спусковой крючок, но выстрела не происходит. Тогда она забрасывает автомат за спину и бросается вслед за девочкой.
Тарас стреляет снова и снова. Мимо. Понимает, что прицельно бить на всё возрастающем расстоянии становится слишком сложно. А если беглецы доберутся до следующей группы деревьев, то от винтовки уже не будет толку. Достает ракетницу, взводит курок и стреляет в небо.
 Ракета освещает поле красным мерцающим светом. И тогда становится видно, что с той стороны границы между деревьев стоит военный автомобиль и рассредоточены несколько пограничников, целящихся в его сторону. Плевать! Он видит, как Настя бежит через поле и уверенно прицеливается в кроваво красный силуэт.
 Пуля попадает Насте в бедро, когда она почти добегает до дерева. Настя вскрикивает и падает рядом с Аней. Висящая прямо над ними ракета вытягивает по полю длинные уродливые тени. Словно исчезающая тьма тянет к ним костлявые пальцы.
 Адреналин, который выбрасывают в кровь надпочечники, обостряет чувства до предела. Ей кажется, что она слышит, как лязгают металлически части затвора, когда Тарас перезаряжает оружие. Пока оглушительная боль не накрыла ее с головой, Настя выдергивает из джинсов кожаный ремень и плотно перетягивает им ногу. Пуля с такого расстояния, конечно, прошла навылет, но бедро сильно кровянистая часть тела, достаточно нескольких секунд, чтобы потерять сознание – и тогда всё, не понадобится даже снайпер, просто истечешь кровью.
 Тарас наблюдает из–за укрытия. Он грязный, он в крови, его трясет. Расстегивает нагрудный карман, достает и разворачивает скрученную в трубочку купюру, которой он нюхал порошок, и облизывает её. Потом разрывает и засовывает в рот пакетик с остатками порошка, начинает его сосать, ни на секунду не выпуская из поля зрения лежащее дерево.
 «Когда всё настолько изменилось? Ведь свадьба была всего год назад. Всего? Прошел уже целый год…» – Настю раскачивает мягкий противный поток. Если ему поддаться, потом будет очень трудно заставить себя встать. «Что он тогда сказал в лимузине? Это ещё написано на свадебной фотографии…» – мысли путаются – «Свадебные фотки… в телефоне… Телефон!»
Пуля бьет в лежащее дерево.
 С той стороны границы раздается негромкий свист. Человек в камуфляже жестами показывает, чтобы девушки бежали к нему. Кидает дымовую гранату в сторону девушек. Дым начинает медленно расползаться по полю, заволакивая часть оставшегося пути.
 Настя, вжимаясь в грязь, обнимает Аню. Подтягивает к себе АК, отстегивает магазин. Патронов нет. Солнце ещё за горизонтом, но скоро станет совсем светло. Задумавшись на секунду, Настя расстегивает нагрудный карман и, покопавшись в нем немного, достает патрон, который зачем–то туда положил вместе со свадебной фотографией Анин отец. Настя поднимает глаза на Аню.
– Когда я скажу, беги к тем деревьям!
– А ты? – Глядит на неё напуганная девочка. – Я не хочу тебя тут оставлять!
– Мне нужно кое– что вернуть. – Улыбается Настя.
 Вставляет патрон в магазин, защелкивает магазин на своё место, дергает рукоятку взвода.
– Я тебя прикрою. А потом ты меня. Главное добеги.
 Достает телефон, включает на нём фонарик и кидает обратно, как можно дальше от себя, в сторону опушки, откуда они прибежали. Телефон, кувыркаясь в воздухе, на мгновение освещает пространство вокруг и падает в траву.
– Давай! – Настя выталкивает ребенка из–за укрытия.
 Тарас видит яркий свет и стремительное движение. Тщательно прицеливается в упавший в траву телефон. Следующая секунда уходит у него на то, чтобы понять, что его снова провели. Он рычит и направляет прицел на бегущего ребёнка. Но время упущено, Аня уже возле самой границы, её плохо видно за клубами дыма, сквозь который с той стороны в Тараса целится пограничник, ослепляя его лазерным лучом целеуказателя. Тарас снова рычит и, потеряв несколько секунд, разворачивает винтовку на упавшее дерево.
 Сознание ускользает. Тарас уже хорошо различим на фоне светлеющего неба. Настя кожей чувствует, каким вязким становится время: «Раз – и, два – и» – считает она про себя, чтобы не потеряться. И слишком медленно поднимается из–за ствола, слишком медленно вскидывает автомат и слишком долго целится, каждое мгновение ожидая увидеть вспышку ответного выстрела. Но видит только слабый отблеск оптики поворачивающегося к ней прицела и успевает нажать на спуск. Два выстрела звучат почти одновременно.
 Аня добегает до границы прежде, чем сзади раздается грохот. Она падает, споткнувшись о первую кочку, и пытается сквозь клубы расползающегося дыма увидеть, что происходит. Но её подхватывает на руки пограничник, несет, прикрывая собой, к машине. И всё, что удается ей рассмотреть, как другие солдаты продолжают целиться в сторону границы, готовые по приказу в любую секунду открыть огонь.
 Настя отпускает автомат, переворачивается на спину и прижимает руку к груди. Взгляд останавливается на светлеющем небе. Из кармана, откуда она только что достала патрон, падает на землю её с Тарасом свадебная фотография.
 В первых лучах солнца над соседним холмом ветер разбрасывает окровавленные купюры.