Гречанка

Г Р Е Ч А Н К А

 

(Основано на реальных событиях.)

 

Как много в имени твоем

Лежит загадок и секретов…

Но к сожаленью мною в нем,

Увы, не найдено ответов.

 

Мне ни о чем не говорит

Его шальная мелодичность…

И необычный колорит…

И красота…и экзотичность…

 

                                                               ( Из стихов Александра Васенькова)

 

Как много в имени твоем – Владивосток!

Часто ли мы – живущие в этом продуваемом морскими ветрами городе, задумываемся, проезжая по улицам города или путешествуя по побережью Японского моря, о странных названиях улиц, районов, бухт, мысов и сопок, которые, так привычны уху горожан, но режут слух приезжим?

Если с такими названиями, как бухты Золотой Рог, Диомид, Улисс, Патрокл, Аякс, остров Аскольд все более-менее понятно, то не каждый, считающий себя коренным владивостокцем, может, не заглядывая в интернет сказать, кто такие были Назимов, Поспелов, Чуркин, Эгершельд, Россет, Басаргин, Скрыплев, Старк, Шкот, Буссе…
Список можно продолжить, но я хочу остановиться на последней фамилии: Буссе, который оставил значимый след в истории заселения Приморского Края.

 

Фёдор Фёдорович Буссе родился 23 ноября 1838 года в семье директора и педагога 3-й Санкт-Петербургской гимназии, в будущем члена Учёного комитета Министерства народного просвещения по математическим наукам Буссе Фёдора Ивановича.

После обучения в 3-й гимназии в 1855 году18-летний Фёдор поступил на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета. Казалось, что он пойдет по стопам отца и станет таким же прекрасным математиком и педагогом. Однако, как часто бывает в жизни, все не может идти так гладко и планомерно. Уже на втором курсе Буссе переводится на факультет естественных наук, но его Фёдору окончить не удалось. В 1859 году университет закрылся на неопределенный срок из-за студенческих волнений и беспорядков.

 

И вот, в такой ситуации 23-летний молодой человек остается один на один со своим будущим. Что ему делать? Куда идти? На эти вопросы помогает ответить Фёдору его двоюродный брат Николай Буссе, который занимает должность военного губернатора Амурской области. Николай был на 10 лет старше Фёдора, но успел определиться в выборе жизненного пути и имел высокое положение в обществе. 

Старший брат предлагает Фёдору начать чиновничью службу на Востоке России. Недолго думая, наш герой соглашается на предложение Николая. В 1862 году Фёдор Буссе зачисляется в штат Главного управления Восточной Сибири и становится участником сплава по Амуру. Цель подобных экспедиций была в обеспечении русских поселений всем необходимым. В этот период Фёдор начинает приспосабливаться к новой территории и условиям, которые определят всю его дальнейшую жизнь.

 

Уже вскоре Фёдор добился первых карьерных успехов. Несмотря на то, что университет ему окончить не удалось, это никак не помешало ему в будущем. Математический склад ума, усердие и дисциплина помогла Буссе добиться должности управляющего путевой канцелярией в 1863 году.

Несмотря на достижения в карьере, судьба решает добавить в жизнь нашего героя мрачных красок. В 1866 году умирает его двоюродный брат Николай. При возвращении из Благовещенска в Иркутск у него случается инсульт. Так уходит из жизни человек, благодаря которому Фёдор оказался на Дальнем Востоке. Несмотря на утрату, 28-летний Фёдор Фёдорович решает остаться на уже ставшем для него близким Дальнем Востоке.

 

В 1881–1882 годах Буссе участвует в разработке Положения о переселении крестьян в Южно-Уссурийский край. В проекте предусматривалось переправление крестьян морем из Одессы во Владивосток и выделение переселенцам пособий. После выполнения этого задания в июле 1882 года чиновника назначают на должность руководителя учрежденного во Владивостоке Переселенческого управления. 

На этом посту он пробудет 11 лет. Всё это время Фёдор Фёдорович будет профессионально выполнять свои обязанности, ведь крестьян, желающих переселиться, было много. Крестьяне представляли Южно-Уссурийский край себе как "чуть ли не обетованную землю". С 1882 года процесс переселения приобретет более организованный характер, а Южно-Уссурийский край до начала XX в. становится основным колонизируемым районом Дальнего Востока России.

 

Одной из важнейших задач переселения была доставка переселенцев здоровыми. Фёдор Буссе лично участвовал в осуществлении этой задачи. В 1891 году он сопровождал переселенцев из Одессы во Владивосток. Несмотря на то, что в отчете Буссе оценивал общее состояние переселенцев как "превосходное", он указывал ряд факторов, которые свидетельствовали об обратном. Буссе писал, что многие каюты были завалены вещами, и из-за этого создавалась теснота, которая не позволяла убираться в помещениях и адекватно их проветривать, из-за чего появлялась антисанитария.

 

Фёдор Буссе действительно заботился о качественной реализации переселенческой политики и о здоровье будущих жителей Дальнего Востока.

 

Не буду утомлять читателя полной биографией Ф.Ф. Буссе. Приведу до полноты картины его рапорты вышестоящему начальству: «Главную цель правительства в Южно-Уссурийском крае составляет, путем заселения русскими людьми, укрепить в нем русское владычество и дать должный отпор посягательствам Китая, который своею пограничной колонизацией и приготовлениями в Манчжурии, обнаруживает стремление завладеть выходом к морю этой обширной страны. Таким образом, политическая цель заключается в противопоставлении желтому человеку белого, в нравственном, экономическом и даже физическом отношениях. Этим требованиям соответствуют все русские подданные, какого бы происхождения они не были, и потому привлечение их в край было бы тем полезнее, что такое приращение населения, не вызывает расходов правительства, мало того, приносит с собою капитал, энергию и умственный труд…».

 «…Это чужестранное население рассеяно, мелкими фермами, по всему краю, и владеет многочисленными джонками, для морских промыслов и потому в военное время может оказать сильную поддержку не только единокровным китайцам, но и флоту европейской державы, исполняя обязанности лазутчиков и своими грабежами, отвлекая часть войск для защиты обозов, складов и немногих русских деревень, того времени, которые по малочисленности обывателей, не могли защищаться самостоятельно»

                                  Ф.Ф. Буссе. (Стиль и пунктуация сохранены)

 

О Р Л И К

 

Как известно детская память очень цепкая, особенно если никто из взрослых насильно не акцентирует на чем-то внимание детей.

 

Так уж вышло, что моя детская память из разговоров за застольем в доме моих дедушки и бабушки, живших в с. Манзовка,  воспоминаний их родственников из села Николаевка, частенько навещавших их по праздникам и на дни рождения, запечатлела слово Орлик и странное прозвище "Гречанка" старшей сестры моей бабушки Наталии и некоторые подробности ее путешествия с родителями из Одессы во Владивосток.

Если бы эти разговоры на смеси русского, украинского и белорусского языков были услышаны мною в 17- 18 лет, то я мог бы  правдиво изложить в этом рассказе так много нюансов и достоверных подробностей.

 

Но, как известно – История не терпит сослагательного наклонения!

 

Давно собирался заняться написанием этой истории, но кроме девичьей фамилии моей бабушки Наталии «Севастьянова», ласкового названия «ОРЛИК» и, что пунктом отправления был город Одесса, у меня ничего не было. Не помогло и обращение в Краевой архив. Поэтому я сделал смелое предположение, что «Орлик» - это ласковое имя парохода «Орел», и ошибся. Это было имя коня, любимца семьи.

Оказывается, в приморском селе Николаевка Михайловского района проживает много прямых потомков тех самых переселенцев, которые прибыли во Владивосток, и часть из них поселилась в Николаевке. Стоило мне написать письмо на эл. адрес директора основной школы, как мою просьбу донесли до всех жителей села. В тот же вечер несколько человек позвонили и поделились своими воспоминаниями.  И уже через сутки я знал и название парохода, и полный состав семьи, интересующей меня, и подтверждение фактов, основываясь на которые, я собирался писать этот рассказ.

 

 ПАРОХОД  ПЕТЕРБУРГ

 

 У  парохода с названием «Петербург», купленного за добровольные пожертвования жителей Петербурской губернии и принятого в состав Добровольного флота в июне 1878 года, вместе с двумя другими пароходами «Москва» и «Россия», были красивые обводы и почти открытая верхняя палуба, он походил на военный корабль. Судно отличалось дорогой внутренней отделкой, роскошным музыкальным салоном. Отделка пассажирских кают второго и третьего класса «Петербурга» была проста, без излишнего блеска. Он, как и другие пароходы Добровольного Общества, был привлечен для перевозки грузов, снабжения, каторжан и переселенцев из малоземельных крестьян на малолюдный Дальний Восток.

 

   В Одессе стояло прохладное утро 10 марта  1883 года. Пароход «Петербург» стоял под погрузкой у  коммерческого причала. Судно готовилось к очередному рейсу на Дальний Восток. С раннего утра биндюжники на телегах начали подвозить тюки и снабжение под грузовую стрелу парохода, где портовые грузчики, под присмотром боцмана и вахтенного офицера, споро перегружали эти тюки на грузовую сетку и опускали в трюм. На причале вдоль кормовой части судна выстроилась очередь из изнывающих пассажиров третьего и палубного класса, а попросту – крестьян переселенцев со своими пожитками, женами и детьми. Основной багаж они сдали под опись, еще вчера, и теперь ожидали разрешения взойти на борт. Мужики нервно курили самокрутки и с завистью смотрели, как то и дело к трапу подкатывали брички с пассажирами первого класса, и матросы, подхватив их поклажу, провожали в каюты.

  Погрузка пассажиров третьего и палубного класса началась ближе одиннадцати часам. Южное солнце уже начало припекать спины устроившихся на своем  скарбе семьи переселенцев, решивших покинуть покосившуюся, крытую выцветшей соломой избу в селе Неглюбка, Черниговского района и уговоривших себя отправиться в далекий, неизведанный край. 

 



Немалую роль сыграло то, что Бородатый, одетый как барин чиновник, который оформлял им документы, как казенокоштных переселенцев, выдал бумагу, где были обещаны за казенный счет  земельный надел, подъемные на скотину, семена для первого посева, строевой лес, доски на постройку дома, и много чего, что бедной семье, перебивавшейся тем, что батрачили на местного богатея, показалось манной небесной и возможностью выбраться из беспросветной нищеты.


Главу семейства, тридцатитрехлетнего мужчину с бородкой, в картузе натянутом на давно нестриженые волосы и в стоптанных, но до блеска начищенных сапогах, звали Терентий. Он посмотрел на очередь из пассажиров, стоящих впереди, прикинул в уме: через сколько дойдет очередь до них с женой, двумя сыновьями семи и четырех лет и дочкой, которой пару месяцев назад исполнился годик. Терентий снял поношенный пиджак и набросил его на плечи жене – миловидной женщине тридцати лет, держащей на руках спящую белокурую девочку с ангельским личиком. Женщина была одета хоть и просто, но чисто и нарядно. Светлая льняная блуза,  вышитая белорусскими орнаментами, выдавали в ней опытную ткачиху и вышивальщицу. Также опрятно были одеты и ее старшие дети.

 
 Очередь двигалась медленно. Мысли Терентия были обращены в будущее. Местом поселения семье было определено село Николаевка, уже обжитого первыми волнами переселенцев из Украины и Белоруссии. Плавание на пароходе должно продолжаться, по расчетам чиновника, месяца полтора,  плюс неделя во Владивостоке. Это значит, что, если пароход не задержится в пути, он успеет посадить огород и поставить избу.  Мысли о предстоящей первой зиме тяготили его больше всего. Ответственность за беременную жену, дочку и мальчишек, наложило на его чело печать тревоги, не покидавшей его с тех пор, как они с трудом и за бесценок продали свою мазанку и на поезде приехали в Одессу.

 

На причале показался бородатый чиновник, прозванный переселенцами дед Бус, и по головам стал считать, выстроившихся в длинную очередь переселенцев.

 

- Волнуетесь, Терентий Иванович? Не переживайте! Я с вами во Владивосток пойду! – сказал чиновник и, сверившись со списком, улыбнулся, глядя на спящую безмятежным сном белокурую девочку.

 

- Красивая у вас дочка! Словно из сказки про белоснежку! Никогда таких ангелочков не встречал!
 Девочка, словно услышала слова бородатого, открыла глаза и улыбнулась.

 

   Бородатый чиновник не удержался и погладил девчушку по головке.

 

- Словно ангелок, сошедший с росписи купола Александро-Невской лавры! – подумал он.

 

   Девочка протянула ручку и погладила чиновника по округлой, густой бороде. Ее голубые глаза лучились той безмятежной радостью, которая свойственна только детям.

 

- Стало быть – вы сударыня будете Евдокия, а девочку зовут Прасковья? - сверился бородатый со списком. -  Надеюсь, девочка будет? Назовите Натальей! Так жену Пушкина звали, – улыбнулся он и кивнул головой на слегка наметившийся животик женщины.

 

- Я вот, что думаю! Негоже семье с такими малыми детьми ютиться на нарах в палубном классе. Есть у меня одна резервная каюта в третьем классе. Туда вас и проводят! – бородатый сделал пометку в своих бумагах.

 

- Звать-то вас как? За кого свечку за здравие в церкви поставить? – без подобострастия, с легким поклоном, спросила Евдокия.

 

- Босый дед, его зовут! – держа за руку младшего брата Ванюшку и прячась за юбку матери и озорно стреляя глазами, подсказал старший – Нестор, вызвав смех мужиков и баб, стоящих в очереди.

 

- Зовут меня - Федор Федорович!  Фамилия у меня странная – Буссе. Это потому, что мои предки приехали в Россию по приглашению самого Петра Первого из Германии! – улыбаясь ответил бородатый.

 

 

   Только через час Терентий с женой и детьми оказались в четырехместной каюте, показавшейся им царскими хоромами. Двухярусные шконки были застелены одеялами и свежими простынями поверх самых настоящих ватных матрасов. К шконкам, для удобства, были приставлены и намертво прикручены небольшие лесенки. Откидной столик располагался под круглым окошечком, называемым непонятным словом – иллюминатор. Услужливый молодой матросик помог разместить багаж, показал аккуратное отхожее место со странным названием «гальюн», и столовую для пассажиров третьего и палубного класса.

 

   Дети, онемевшие от строгого порядка в каюте, с мольбой в глазах смотрели на родителей, ожидая разрешения забраться на верхние шконки.

 

- Всем оправиться и можно! Но не вздумайте в обувке или с грязными пятками! Нестор! С тебя спрошу! – строго разрешил отец.

 

- А, ты Евдокия, следи за Прасковьей и Ванюшкой, чтобы  ночью не дай бог, не обмочили казенное имущество! -  Терентий еще не знал, что через несколько дней и без детских неожиданностей, все белье и одежда отсыреют настолько, что его придется ежедневно сушить, развешивая и в каюте и, на палубе. А взрослое

 

   Повторного приглашения мальчишки ждать не стали и, ловко вскарабкавшись,   застолбили каждый свою сторону.

 

- Нестор? Пускай с тобой посидит наверху. Пригляди! Нам надо отлучиться ненадолго!  А ты, смотри не свались! – Евдокия подала дочку в руки старшему сыну, к великой радости девочки, и пригрозила пальцем Ванюшке.

   Отвернувшись от детей, Евдокия ловко достала припрятанные на теле остатки небольших сбережений. Всю наличность, на время путешествия переселенцев обязали сдать под роспись в судовую кассу.

      Терентий и Евдокия, сдав деньги под роспись, вернулись в каюту только минут через сорок. Маленькая Паша, лежа на спине рядом с уснувшим братом, чему-то поучала куклу на своем детском тарабарском языке.

-_Оставляй на вас дитя? – не громко, чтобы не разбудить спящих мальчишек, произнесла мать и взяла дочку на руки. Раздался звонок громкого боя, заставивший вздрогнуть Евдокию и следом громкий голос матроса в коридоре, призывавший пассажиров на молебен.

10 марта 1883г. Одесса
16.00

- Михаил Васильевич, деньги оприходованы, погрузка окончена! Всего на борту 806 пассажиров, из них 285 детей включая 22 грудничков.  Старший механик доложил, что котлы под паром!  Какие будут распоряжения? – измотанный недосыпом старпом в удлиненном, темно-зеленном, сюртуке с двумя рядами позолоченных пуговиц с якорями и вензелем ДФ, отдал рапорт капитану,  наблюдавшему с крыла  мостика, как матросы заваливают и крепят трап.

*Нестор! Пускай с тобой посидит наверху! Пригляди! Нам надо отлучится ненадолго! А ты – Иван, гляди не свались!
 
 Капитан тряхнул головой, словно отогнал наваждение, надел форменную фуражку и еще раз посмотрев на главную палубу, где продолжали сновать пассажиры, произнес: - Командуйте матросам «по местам на швартовку», Иван Александрович! Отойдем от причала, пойдем до Турции под парусами! Погода и ветер позволяют!  И прикажите объявить обед, как отчалим, уже шестнадцать!  И вот еще что? Отобедаете и ложитесь отдыхать! До полуночи я сам буду контролировать третьего штурмана. Вы с полуночи будете нести вахту с ревизором!

   Михаил Васильевич Гончаров сорока трех лет от роду принял командование парусно – моторным пароходом «Петербург», только два дня назад. Ему, имеющему опыт командования военными кораблями на Балтийском море, неожиданно приказали прибыть в порт Одесса и принять «Петербург» у тяжело перенесшего тяготы последнего рейса с Дальнего Востока, капитана Быкова. Выбор пал на него, еще потому, что приобретенные у Германии пароходы были переоборудованы в легкие крейсеры. На верфях Германии были укреплены палубы в местах установок пушек, оборудованы крюйт-камеры для хранения снарядов и пороховых зарядов. Офицерский состав, в основном состоял из военных офицеров.

   Но до установок пушек дело не дошло. Новым трактатом Сан - Стефанского мирного договора 1878 года на Берлинском конгрессе, были улажены противоречия с Англией и Турцией, грозившей России очередной войной. Болгария лишалась выхода к Эгейскому морю, пушки были убраны в трюм, но комсостав набирался, по-прежнему, из военных моряков.

    Пароход качнулся, по корпусу пробежала дрожь, сопровождаемая утробным уханьем паровой машины. Малышка - Прасковья, услышав, как заплакал от страха, проснувшийся Ванюшка, обняла мать за шею и прижалась к ней всем своим маленьким тельцем, и только Нестор продолжал спать, не реагируя на дрожащий корпус парохода и легкое покачивание.

   Раздался не громкий стук в дверь и в каюту заглянул Федор Дмитриевич Плеске. Он был одет в обыкновенную светлую косоворотку навыпуск с пояском, легкие льняные брюки и светлые сандалии.

- Не помешаю? Зашел дать несколько советов, пока есть время перед обедом! Вы присядьте, а то ненароком качнет! Отходим! Что-то рано я в светлое оделся! Снег хлопьями повалил! – Федор Дмитриевич, не спрашивая разрешения сам присел на нижнюю шконку.

- Терентий Иванович, я письмо от Федора Федоровича Буссе получил с просьбой предупредить переселенцев о неких тонкостях жизни на судне! Вас будут кормить по морскому тарифу! Пожалуйста, не налегайте на мясное, во всяком случае первое время! Для вас, мясная пища будет очень вредна! Уверен, что дома вы питались более скоромной едой! Чтобы перестроиться на новую пищу, вашему организму нужно какое-то время. Если на пароходе есть ваши знакомые, передайте мои слова! Иначе будут проблемы с желудком! Это Первое! Второе – одевайтесь днем сами и оденьте детей в самые светлые и легкие одежды и не разрешайте им находиться на солнце без головных уборов. Третье! Обязательно контролируйте чтобы дети мыли руки с мылом после каждого посещения отхожих мест! И выкиньте все колбаски и прочие, содержащее мясное, которые вы брали с собой в дорогу, ибо прошло уже несколько дней, и дети могут заболеть животом. Голодать вы здесь однозначно не будете! Пейте, только кипяченую воду желательно из своих кружек, баки с кипятком стоят на всех палубах! И, конечно, делайте уборку в своей каюте ежедневно! – Федор Дмитриевич посмотрел в глаза отцу семейства, пытаясь увидеть в них понимание своих слов.

- Если будут вопросы или просьбы, моя каюта выше палубой под номером семь! Обращайтесь в любое время! А сейчас позвольте откланяться?

- Што глядзiш? Доставай крывянку!*( бел.) – Евдокия стала трясти старшего сына, пытаясь его разбудить.

   Терентий залез в баул, достал завернутую в чистый ручнiк снедь и развернув, вытряхнул все в открытый иллюминатор.
 
   Обеденные столы и лавки из строганных досок под парусиновым навесом, были накрыты в районе второго и третьего трюмов. На каждые восемь человек стояла четырехлитровая алюминиевая кастрюля со щами.

   Переселенцы, смущаясь рассаживались по лавкам и перекрестясь доверяли черпак старшему по возрасту мужику, который и разливал щи по тарелкам.  Евдокия усадила дочку к себе на колени стала кормить ее со своей деревянной ложки. Мальчишки стучали своими ложками по тарелкам, не забывая стрелять глазами по сторонам. Они, еще никогда не пробовали таких вкусных, наваристых щей и теплого белого хлеба, коим они протерли пустые тарелки досуха и совсем, уже собрались попросить разрешения у бацьку выйти из-за стола, как на стол была поставлена очередная кастрюля с белыми, как снег макаронами, приправленными обжаренным луком с фаршем. Над столами, словно по волшебству пронесся непередаваемый запах, отчего у присутствующих свело скулы. Никто из них никогда не пробовал ничего вкуснее этого простого, морского, кушанья. В несколько минут кастрюля и чашки были опустошены и вылизаны. Только остаток запаха продолжал витать над столами.

*Что глядишь? Доставай кровянку


Палуба наполнилась гамом и криками матросов и, матом боцмана, приступивших к подъему парусов на фок мачте. Вибрация корпуса и ухание паровой машины внезапно прекратились. На смену им пришли шелестящие, успокаивающие  всплески  морской воды, обтекающей корпус судна, и хлопки  еще не обтянутых парусов.

- Старейшин прошу остаться! – на палубу вышел судовой фельдшер, знакомый переселенцам по медицинскому освидетельствованию на берегу.

   Бабы с детьми и молодежь, отяжелевшие от еды, стали нехотя расходиться, а некоторые, кто скорым шагом, кто почти бегом двинулись занимать очередь в отхожие места, туда же поспешила и Евдокия, передав дочку мужу.

Снежный заряд закончился. Выглянувшее солнце заиграло мириадами отблесков от водной глади.  Далеко по корме виднелись светлыми, размытыми пятнами дома Одессы. Впереди «Петербург» ожидали проливы «Босфор» и «Дарданеллы», но никто из переселенцев и близко не слышал этих мудреных названий. Большинство из них ожидала вторая беспокойная ночь на новом месте, в перенаселенных трюмах, пропахших потом, и так и не выветрившемся запахе нечистот от пребывания переселенцев с прошлого рейса.

   Терентий отвел сыновей в каюту и строго приказал никуда не отлучаться, а сам с уснувшей дочкой на руках вышел на палубу, где собрались старейшины. Тут-же поодаль от курящих самокрутки мужиков, присел на одну из лавок Федор Дмитриевич Плеске и стал с интересом наблюдать за кружащими над судном чайками.

- Как к вам сподручнее обращаться, господа или мужики? – улыбаясь в усы, спросил фельдшер, протирая платочком пенсне.

- Какие мы господа? Кличьте мужиками! Нам так привычнее! – выпустив клубы дыма из самокрутки, ответил за всех семидесятилетний Иван Мастобаев. 

- Ну, что же мужики? Разговор пойдет о том, как жить будете следующие сорок дней? – уже с серьезным лицом продолжил фельдшер, нацепив на нос пенсне.

- Раз вы решили устроить перекур, с этого и начнем! Понимаю, что многие без табака не могут и часу потерпеть! Так, вот! Видите эту бочку обрезанную, наполненную водой? Окурки кидать только туда! Не за борт, не на палубу, а только в этот обрез! Стало быть, и курить разрешается только здесь, на палубе возле этой бочки и нигде более! И уж тем более, нельзя курить в каютах и в трюмах! – уже грозно произнес он.

   На палубу с мостика спустились капитан в сопровождении молоденького офицера и боцмана и встали позади фельдшера. Мужики при виде капитана подскочили с лавок и побросали в обрез самокрутки.

- Разрешите представить вам – капитан парохода «Петербург» - Гончаров Михаил Васильевич!  Прошу любить и жаловать! С ревизором вы уже знакомы! Деньги и драгоценности ему сдавали! А это боцман судна – самый главный среди матросов! Можете для краткости звать его – Дракон! – фельдшер сделал шаг в сторону, уступив место капитану.

- Здравствуйте граждане переселенцы! – почти по-военному поприветствовал мужиков капитан. – Вы присаживайтесь! В ногах правды нет! Разговор будет серьезный и, к сожалению, не веселый! – капитан снял фуражку и присел на лавку.

- Я хочу огласить вам итоги прошлого рейса с переселенцами во Владивосток. Эти печальные данные оставил мне прежний капитан! – в воздухе от этих слов повисла напряженная тишина. Терентий опустился на край лавки, стараясь не упустить ни единого слова, продолжая по инерции подкачивать маленькую Панночку, как ласково звали ее братья.

- В течении прошлого рейса от болезней и перегрева на солнце умерло тридцать детей и пятеро взрослых, в основном пожилого возраста! Много людей, особенно, ехавших в трюме, мучились животом! Возможно, вы заметили, какой тяжелый дух в трюме? Это от того, что некоторые ленились выходить ночью в отхожее место и справляли нужду прямо в трюме!   - капитан сделал паузу и обвел взглядом присутствующих.

– Надеюсь вы донесете мои слова до остальных! Боцман! Будете проводить обход по судну ежедневно вместе с фельдшером! Составьте расписание по каждодневной влажной уборке в трюмах!  И, еще! Передайте женщинам, чтобы не прятали детей от фельдшера, если кто занеможет! На судне есть лазарет и необходимые лекарства. Фельдшер у нас опытный! По любым вопросам обращайтесь к знакомому вам Федору Дмитриевичу, либо к дежурному офицеру, либо к судовому фельдшеру!  Далее, по предстоящему району плавания и правилам поведения на судне, питанию с вами побеседует ревизор - Денис Денисович Петров! – капитан поднялся, и держа фуражку в руках проследовал в надстройку судна. Повисла напряженная пауза.
 
- Еще раз здравствуйте! - смущенно произнес молоденький мичман, сняв фуражку.  Пальцы его левой руки пробежали по пуговицам кителя, проверяя все ли они на месте. Лоб от волнения покрылся испариной, на гладко выбритых щеках заиграл румянец. Коротко стриженные русые волосы были расчесаны на пробор посередине головы. А длинные ресницы, обрамляющие красивые глаза были предметом зависти девиц на балах в его родном городе на Неве. На вид ему можно было дать лет двадцать.

- Да, вы не волнуйтесь, барин! Говорите, что, да как? Мы понятливые! Опять же, что это за должность мудреная – ревизор?  –  подал голос Иван Мастобаев и хитро прищурившись, погладил седую, окладистую бороду, чем ввел молодого офицера в еще большее смущение. Старик заметил причину смущения молоденького офицера. Из-за угла надстройки хихикая в платочки, стреляли глазами на ревизора два прекрасных, юных создания.

- Мичман Петров отвечает за денежные средства, за содержание судового имущества, за покупку в портах продовольствия и судового снабжения, в том числе и за покупку угля для паровых машин! – пришел к нему на помощь боцман.

- И еще, за учет груза в трюмах! И за выдачу на камбуз продуктов для приготовления пищи! – добавил ревизор.

- Вот! Об этом и хочу поговорить с вами! Необходимо выбрать из числа  переселенцев,  пять-семь человек, желательно обученных грамоте и счету. Они будут принимать продукты из судового магазина (артелки) и передавать на камбуз кокам! Извините! Передавать на кухню поварам! – поправился мичман, сообразив, что морские термины не знакомы мужикам.

- Разрешите, Денис Денисович я подберу пять человек и, мы согласуем это с мужиками сегодня же вечером! – Федор Дмитриевич Плеске раскрыл папку в кожаном переплете и углубился в изучение содержимого.

- Отлично! Тогда перейду к предстоящему району плавания и правилам поведения на судне! – мичман приободрился, но продолжал посматривать на угол надстройки, надеясь увидеть кареглазую, круглолицую хохотушку, полоснувшую его по сердцу турецким ятаганом. И без пенсне судового фельдшера, всем присутствующим стало ясно, что молоденький мичман, возможно впервые в жизни испытал душевное волнение.

    Мужики понимающе закряхтели и ухмыляясь полезли за кисетами. Что-то в происходящем, отвлекло Плеске от бумаг. Ему хватило и пары секунд, чтобы понять – молодому человеку сейчас не до лекции.

- Денис Денисович! Я позавчера получил письмо с инструкциями от господина Буссе из Владивостока! Давайте, я расскажу мужикам о переходе на пароходе и с какими трудностями нам всем придется столкнуться! А у вас, я так понимаю полно дел с вашим немалым хозяйством! Тем более, что вам скоро предстоит заступать на вахту, на мостике!
- Спасибо Федор Дмитриевич! Вы правы! У вас это получится лучше, ведь я, как и переселенцы впервые буду пересекать эти семь морей и два океана! Еще раз спасибо! – молодой человек выдохнул и разве, что не строевым шагом удалился в настройку под пристальным взглядом кареглазой красавицы.

- Февронья! Iдзi адсюль! Не бянтэж афiцэра!*(бел) – погрозил кулаком  Мастобаев в сторону спрятавшихся на шкафуте девчат.
-  Герасименок? Сямен? Гаурыiл? Уймите Наталку и Февронию!**(бел) – старик сделал глубокую затяжку. Морщины вокруг глаз разгладились, и если бы не густая борода, спрятавшая озорную улыбку и напускную  строгость, дед Иван Мастобаева нанес бы  непоправимый урон своему авторитету.

- Так, вот! Господин мичман не зря упомянул семь морей и два океана! Но кроме этого, нам предстоит миновать несколько проливов и один рукотворный канал, выкопанный среди песков, но наперед мы зайдем в Порт-Саид в Египте и высадим несколько пассажиров! А теперь! Кто может продолжить мои слова? – речь Николая Дмитриевича стала одухотворенной. Он прикрыл глаза, словно пытаясь вспомнить и, произнес:  -  И простер Моисей руку свою на море, и гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь и сделал море сушею, и расступились воды!

-  И пошли сыны Израилевы среди моря по суше: воды же были им стеною по правую и по левую сторону! – произнес вполголоса, приподнявшись со своего места и сдернув картуз с головы Терентий.

- Все правильно! А как море называлось тогда? – допытывался чиновник с  улыбкой. Мужики зашептались меж собою позабыв про самокрутки.

- Черемное оно называлось! А сейчас - Красным зовется! – перекрестясь и забирая дочку с рук мужа произнесла Евдокия и скорым шагом удалилась в надстройку.

- Начитанная у вас жена, Терентий Иванович! Если и счет знает, будет первая в списке получать и учитывать продукты для приготовления пищи!

- Закончила четыре класса церковно-приходской! – с гордостью произнес Терентий под неодобрительные взгляды мужиков и засобирался уходить.

- Куда же вы? Терентий Иванович? Раз пришли, то присутствуйте до окончания нашего разговора! – Федор Плеске, приглашающим жестом указал на лавку поближе к основной массе мужиков.

Убедившись, что мужики угомонились шептаться, молодой ученый  продолжил: - Вот, через это Черемное море и будет пролегать наш путь далее в Индийский океан!

- Што? Праз тую самую ваду пойдзем?*(бел.) – недоверчево переспросил одногодок Ивана Мастобаева – Карп Гоненок.

-  Через ту самую! Но о религии вы поговорите без меня! А сейчас – видите, как я одет? Во все легкое и светлое! Египетский климат не будет вам привычен!
Поэтому, пусть ваши женщины и дети оденутся в самое светлое и обязательно прячьте детей днем от солнца под навесами. Ночью, кому не в терпеж, не возбраняется устроить ночлег на палубах! Пейте много воды, даже если она теплая и не вкусная!  Накажите подросткам по долгу не смотреть на воду через борт! Могут потерять осторожность и упасть в воду! – продолжал наставлять Плеске.

- А гады якие марскiя, пра якiх у кнiгах пiшуць, не могуць напасцi на нашых баб i дзетак?**(бел.) – страшно выпучив глаза воскликнул Алексий Навенок, старейшина переселенцев в Попову гору.

   Открылся люк на шкафуте и из него, как черти - черные, разве, что без рог, вылезли трое по пояс голых мужиков, и покрутив вентиль у фальшборта, принялись поливать себя из шланга соленой водой, покрикивая от удовольствия.
- Страшнее судовых кочегаров после вахты, на пароходе никого не встретите! – усмехнулся Николай Дмитриевич.  – А про морских гадов только в книгах пишут! Выдумка это, так и передайте всем! А деткам бабы пускай добрые сказки рассказывают про красных девиц и добрых молодцов!  А, сейчас, предлагаю продолжить наш разговор завтра! Уже темнеет и скоро вам предложат вечерний чай! – попрощался он и мужики, делясь услышанным в полголоса, кто в трюм, кто в надстройку стали расходиться, чтобы наставлять баб и деток.

ПРОЛИВ  БОСФОР
12 марта 07.30

Паруса гнали пароход десяти узловым ходом в сторону пролива Босфор. Старший помощник капитана и ревизор готовились к сдаче вахты. Сквозь легкую дымку на горизонте, уже открылись купола мечетей и башни минаретов. Палубная команда во главе с боцманом, поругиваясь приступила к спуску парусов. Паровая машина сделала пробный оборот и уверенно заработала на малый передний ход.
- Иван Александрович! Вам всего двадцать пять, а вы уже старший помощник капитана! А семья у вас есть? – поинтересовался мичман Петров, смутившись своей смелости.
*Что? Через ту самую воду пойдем?
**А гады какие морские, про которых в книгах пишут, не могут напасть на наших баб и деток?


- Есть, Денис Денисович! Родители и сестра младшая! – не отнимая бинокль от глаз ответил старпом.

- А жена, дети? – не унимался ревизор.
- Не успел еще! – старпом пристально, с легкой усмешкой посмотрел на ревизора. – Что это вас, под занавес вахты потянуло на столь пикантную тему? Уж, не та ли кареглазая особа виной, что с подругой наматывает круги по полубаку с самого утра и не сводит глаз с мостика? Сдается мне, что она вас высматривает? – слова старпома привели ревизора в полное смятение, подтвердив его догадку.

- Я с вашего позволения три пеленга возьму на мысы и мечеть и обсервацию на карту нанесу! – Ревизор выскочил на крыло мостика охладить пылающие от смущения щеки.

   Старпом навел бинокль на полубак, где, притаившись за брашпилем судачили и хихикали две, одетые в цветные сарафаны девушки, лицами и статью чем-то напоминавшие картину Боровиковского – «Лизонька и Дашенька».

- А ревизор то у нас, похоже, влюбился в крестьянку? – толи с завистью, толи с пренебрежением подумал старпом, тряхнул головой и выкинул крамольную мысль о красивой, высокой, черноволосой крестьянке, так похожей на девушку из его кадетского прошлого.

- Иван Александрович, я обсервацию поставил, невязка менее полумили! Проверять будете? –

- Буду! – старпом шагнул на крыло мостика, под многозначительным взглядом ревизора.
– Странно! Как же он разглядел с такого расстояния, что она кареглазая? – укол внезапной ревности пронзил сердце молодого человека.

   
    Стамбул, раскинувшийся на обеих берегах пролива, открылся внезапно во всей своей красе, словно невесомое, полупрозрачное покрывало тумана сдернула чья-то невидимая рука. Переселенцы, включая женщин с малыми детьми, облепили борта парохода и с интересом наблюдали, как просыпается восточный город. С берега доносился запах пряных восточных блюд и призывные крики муэдзинов, призывавших верующих на утреннюю молитву.

- Сколько раз воевали с Турцией, но так и не добились взятия Стамбула! – со вздохом произнес третий штурман, приняв вахту у старпома и стал сличать показания магнитных компасов на пилонах, установленных на крыльях мостика и перед штурвалом, за которым не сводя глаз со стрелки компаса неподвижно стоял матрос-рулевой.

- Если бы только с Турцией? Россия, как кость в горле Франции и Англии! А они вечные союзники Турции, на фоне этой вечной звериной ненависти к России. «Англичанка гадит» - эти слова приписывают генералиссимусу Александру Суворову! А он знал о чем говорит! Впрочем, помяните мое слово, Петр Евгеньевич, еще не одно поколение русских людей будет испытывать на себе ненависть и подлые выходки Англии, впрочем, как и Франции и Германии. Слова нашего императора Александра lll, что у России только два союзника – Армия и Флот, надо золотыми буквами вписать во все учебники! – капитан вышел на крыло и подставил лицо под освежающий ветер.

   Шестнадцать миль пролива, изредка лавируя между снующими одно парусными фелюгами и, расходясь со встречными двух и трех парусными грузовыми гулетами, «Петербург» проскочил на паровом двигателе, и в девять тридцать, вновь раздался свисток и маты боцмана. Матросы отработанными навыками, вновь снарядили паруса на фок и грот мачтах. Погода в Мраморном море позволяла разогнаться до четырнадцати узлов при попутном ветре и экономить уголь, почти на стопятидесяти мильном участке до входа в пролив Дарданеллы.

- К полуночи должны быть на входе в пролив! Старпому и ревизору достанется самая узкость! Прикажите передать механикам, чтобы приготовили двигатель к этому времени? – третий штурман вопросительно посмотрел на капитана.

- Почти сто лет назад Федор Ушаков и Дмитрий Сенявин с закрытыми глазами проводили эскадры через эти проливы под парусами, и при этом не забывали турок бить! А мы по любому поводу паровую машину дергаем? Сам к ним на вахту поднимусь! Пойдем под парусами! А, вы один с двадцати до полуночи управитесь! – не терпящим возражения тоном, произнес капитан. 

   Судно плавно покачивало. Внутри надстройки стояла тишина, нарушаемая скрипом деревяных панелей – обшивки кают и коридоров надстройки. Солнце висело над горизонтом, окрашенным в малиновые цвета. Верный признак хорошей погоды на завтра.
   Евдокия, сидя на нижней шконке, при тусклом свете заходящего солнца, читала детям подаренную Николаем Дмитриевичем, книжку с красочными картинками, в твердом, но изрядно потрепанном переплете.
 -  Царь велит своим боярам, времени не тратя даром, и царицу, и приплод, тайно бросить в бездну вод! -  с выражением произнесла она. Первым, икая захныкал от жалости Ванюшка и стал размазывать слезы по щекам. Следом за ним, не понимая отчего плачет брат, собралась было пустить слезу Прасковьюшка, как  в дверь каюты тихонько поскреблись.

   Дверь приоткрылась и в каюту просунулась усатая, смуглая, курчавая голова!

_- Хозяин, как насчет в картишки перекинуться по копеечке? Нам четвертого не достает! – произнесла голова и, протиснула в дверь туловище в яркой рубахе, подвязанной ремешком и кожаной жилетке.
- Иди отсель, Ромалэ! Нет у нас копеечек! – грубо произнесла Евдокия и вытолкнув цыгана, захлопнула дверь перед его носом!
- И здесь от них покоя нет! Не зря деньги у народа изъяли! А этого, я видела еще в поезде! Обыграл в карты двух наших дурачков! – женщина принялась успокаивать Ванятку, так эмоционально отреагировавшего на слова из сказки.

- А дальше? А дальше? Их спасут? - затараторил старший Нестор.
- Конечно спасут! Вот, завтра, по-светлу и почитаю! А, сейчас сбегайте в отхожее место, вымойте руки и спать! – строго сказала женщина, и выглянув в коридор, выпустила мальчишек.
 - Ты бы с ними сходил, Терентий? Да заодно бороду свою сбрил! С каждым днем все жарче становится! Мужики некоторые, уже укоротили свои лопаты!


Средиземное море
15 марта 1883г.
09.00 утра.

    Сдав вахту капитану и третьему штурману и, наскоро позавтракав в кают- компании, молодые люди, оставшись в одних гимнастических рубахах и светлых брюках, тропического исполнения, решили пройтись по палубам размять ноги. Вернее, это – ревизор напросился в компанию к старпому, совершавшему ежедневный обход по судну, в надежде встретить кареглазую красавицу, так нежданно вторгшуюся в его сердце. Если бы не гладко выбритые подбородки, внешний вид молодых людей не особенно отличался от деревенских парней их возраста, одетых по погоде во все светлое.

- Асцтярожна! Куды вы так спяшаецеся?* – окликнул старпом по-белорусски,  чернявого, жуликоватого вида - пассажира, явно цыганских кровей, чуть не сбившего его с ног в дверях на шкафут.

- Хлопцы! Вас сам бог мне послау! Сладзiце кампанiю у картишках!** – углядев в молодых офицерах деревенских парней, сходу предложил им чернявый.
- А вас, что не предупреждали – игры в карты на судне запрещены? Как ваша фамилия? Каким классом следуете? – ревизор постарался придать голосу официальный тон.
*Осторожно! Куда вы так спешите?
** Хдопцы! Вас сам бог мне послал! Составьте кампанию в картишки?
- Хлопцы! Да, вы шо? Я ж пошутковал! – чернявый постарался оттолкнуть старпома с проема двери и проскочить в надстройку, но наткнулся на подставленную ногу и растянулся поперек высокого комингса. Откуда-то веером полетели на палубу игральные карты, со звоном из-за пояса выпал нож с красивой костяной рукоятью.

   Крутанувшись ужом, чернявый подскочил и сверкая глазами подхватил нож с палубы. Рука со сверкающим лезвием описала дугу прямо перед глазами ревизора, заставив его сердце провалиться куда-то вниз. Глаза мичмана заволокло туманом, он стал медленно сползать спиною по фальшборту. Денис Денисович Петров, никогда не участвовавший в потасовках, был близок к глубокому обмороку.

   В чувство его привел дикий крик, стоящего на корточках, вниз головой с высоко заломленной рукою цыгана. Старпом с невозмутимым видом держал за запястье, верещащего от боли неудавшегося картежника. Глаза его, не моргая смотрели на подоспевшую на крик – черноволосую, стройную девушку с миндалевидными глазами.

- Дзiрку протрете ува мне! Чаго гладзiце? Адпусцiце чалавека, яму ж балюча!* – вступилась за чернявого девушка.

- Согласно морскому уставу от 1720 года: …если кто свой мундир в карты проиграет? Оный первый и другой раз быть жестоко наказан, а в третий – расстрелян или на галеры сослан…  - с глупым видом, словно под колдовскими чарами, не сводя с девушки глаз, наизусть прочел старпом статью из устава.

- Денис Денисович, мiленькi! Што з вамi? – подскочила к ревизору кареглазая, светловолосая дивчина и принялась обмахивать его своим головным платком. Эта – милая картина, и подоспевшая толпа крестьян, наконец вывела старпома из оцепенения. Он вырвал нож из руки цыгана и небрежным движением выбросил за борт.

- Жаль, если этот картежник окажется ее родственником! – подумал он и приподнял чернявого за шкирку над палубой.

- Вот! Забiрайце свайго сваяка!** – вновь перешел на белорусский Иван Александрович и подтолкнул чернявого навстречу девушке. -  Пусть больше мне не попадается! – уже по-русски добавил он.

- Халера ен, а не мой сваякоу!*** – обиженно крикнула девушка в след, давшему стрекача цыгану.
*Дырку на мне протрете! Чего глядите? Отпустите человека, ему же больно!
**Вот! Забирайте своего родственника!
*** Холера он, а не мой родственник!

- Поди ж, приятель, убирайся! Да берегись: вперед ты мне не попадайся! – не утерпел старпом, чтобы не процитировать про себя Крылова.

- Извините! Вы так рьяно стали за него заступаться? – растеряно оправдался старпом. – Прошу прощения! Кстати, меня зовут Иван Александрович! Можно, просто Иван! А, вас как по батюшке? – старпом совершенно не замечал, что вокруг собралась целая толпа зевак,  бесцеремонно пялившихся
 на его глупый вид.
– А это мой товарищ – Денис! – показал он рукой в сторону ревизора, находящегося в объятиях кареглазой красавицы и похоже, даже не собиравшегося подниматься с палубы.

- Наталья меня зовут! Сирота я! Воспитываюсь в доме Герасименков! – с вызовом произнесла девушка и, забросив тяжелую, черную косу за спину, прошествовала мимо остолбеневших крестьян в сторону кормы.

- Iмператарша! – без доли злорадства, прошептал кто-то из мужиков ей вслед.

- Вставайте, Денис Денисович! Пора продолжить наш обход! Или вы с девушкой пойдете с инспекцией на камбуз? – стараясь спрятать сарказм, спросил старпом.

-Да! Да! Вы правы! Иван Александрович! Пора выдавать продукты! Комиссия  ждет, наверное? – ревизор подскочил, огляделся и нисколько не смущаясь, под ручку, повел кареглазую в сторону судовой артелки.

Что случилось? Разойдитесь! Дайте дорогу! – Федор Дмитриевич, наконец пробрался к, возвышавшемуся  на две головы над переселенцами старпому.

- Иван Александрович? Что произошло? Кто кричал? – крутил головой  Федор Плеске.

- Все нормально господин Плеске!  Пройдемте! – старпом подхватил под руку чиновника.
 - Я попросил бы вас найти в ваших списках цыгана! И уточнить, на каких основаниях, он следует на нашем пароходе! Что-то я никогда не слышал, чтобы цыгане принадлежали крестьянскому сословию и искали лучшей доли в Южно - Уссурийском крае! – загадочно прошептал старпом в ухо ничего не понимающему сопровождающему.
 - Цыгана? – глаза Плеске округлились. Мысль лихорадочно заработала, и от того его шикарные усы «а-ля Дон Кихот» приподнялись параллельно горизонту.

 - Иван Александрович? Что за балаган вы с ревизором устроили на глазах у переселенцев? В первом классе четверо англичан следуют до Порт – Саида! Вы что, хотите, чтобы европейская пресса вышла с заголовками - «Русские офицеры избивают неграмотных крестьян?» - капитан потер пальцами начинающие седеть виски. Перед ним, по стойке смирно стояли виновники недавнего скандала, и не моргая, смотрели прямо перед собою.

 - Цыгана этого - нашли? Нет? И в списках нет? Бардак! Мне что, общекорабельную тревогу и досмотр объявлять? И это все накануне захода в Порт-Саид! – капитан устало опустился в кресло.
- Разрешите обратиться? Не надо тревогу объявлять! – старпом строевым шагом приблизился к столу и, наклонясь к капитану, стал что-то негромко говорить, изредка кивая в сторону ревизора.

 15 марта 1883г.
Средиземное море.
23.45

 - Денис Денисович! Вы, хоть отдохнули перед вахтой? Нам сегодня достанется! На подходе к Порт - Саиду столпотворение будет! Заступим, сразу проверьте правильность навигационных огней! Надеюсь, к четырем утра на якорную стоянку прибудем! – столкнувшись с выходящим из своей каюты ревизором, не понижая голоса, произнес старпом.
- Вы идите, Иван Александрович! Я следом! Только запру и опечатаю каюту! Все-таки - судовая касса! Положено! – ревизор в тусклом свете дежурного освещения коридора стал возится с внутренним замком своей каюты, и через минуту, ласково похлопав ладонью по сургучной печати, твердым шагом двинулся вслед за старпомом.
Минут через двадцать раздались шаги по трапу.

 - Спокойной ночи, Михаил Васильевич! – третий штурман, что-то напевая про себя в полголоса, бодро простучал каблуками вниз по трапу, ниже палубой. Раздались щелчки открываемого замка и стук закрывшейся двери.

    В надстройке воцарилась тишина, нарушаемая скрипом деревянных панелей при легкой качке. Ближе к часу ночи фанерная панель на подволоке коридора, где расположены каюты старших офицеров, бесшумно сдвинулась со своего места, открыв темное пространство с пролегающими пучком проводов и медных труб. Показалась курчавая голова, испачканная пылью и паутиной.
    Стараясь не шуметь, чернявый, усатый человек в красной косоворотке, черных шароварах, заправленных в мягкие с гармошкой сапоги, спрыгнул на палубу, прижался спиною к переборке, и стал тревожно прислушиваться к звукам.

    Убедившись, что ничто не нарушает покоя спящего парохода, мужчина присел на корточки перед опечатанной дверью и достав связку ключей, принялся колдовать с замком.

    Не прошло и пяти минут, как замок провернулся, дверь подалась, сургучная печать повисла на двух тонких шнурках. Чернявый, еще раз огляделся и бесшумно проскользнул в каюту ревизора! Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте и приблизился к огромному сейфу, стоящему в углу, рядом с большим письменным столом. Задернув шторки на двух квадратных, открытых настежь иллюминаторах, мужчина протянул руку к настольной лампе и щелкнул выключателем. Глаза его широко открылись, чернявый  дернулся в сторону выхода, но завидев там стоящего с револьвером в руке третьего штурмана, кинулся было к одному из иллюминаторов. Черная, враждебная пропасть, на дне которой отражались звезды, заставили его в ужасе отшатнуться. Он обвел затравленным взглядом каюту, обмяк телом и опустился на палубу перед сидевшим в кресле за столом старшим помощником капитана, с невозмутимым видом раскладывающим пасьянс.
    Дверь открылась. В каюту шагнул капитан. За его спиной маячили боцман и несколько рослых матросов в светлых рубахах. Капитан приблизился к чернявому.
 
- Встать! – повысил он голос.  – Ловко придумано! – капитан сорвал с цыгана черный парик и усы. На потерявших дар речи присутствующих, смотрел смуглый, худощавый пройдоха с явными одесско-еврейскими чертами лица.

 - В кандалы его! – грозно распорядился капитан!

 - Михаил Васильевич! Зачем нам эта канитель? – старпом встал из-за стола, подошел к иллюминатору и многозначительно кивнул головой за борт. Раздался постыдный звук, схожий со звуком рвущейся ткани. Каюту заполнил запах испражнения.

 - Под брандспойт его, в кандалы и в клетку! – зажав нос, капитан выскочил из каюты.

 - Да, ты, гаденыш, явно некошерного нажрался накануне! – под гогот матросов, боцман за шиворот потащил лже-цыгана на палубу под струи брандспойта.

 - И как теперь Денис Денисович вернется к себе в каюту? – прыснув в кулак, сострил третий штурман.

- Думаете, не выветрится? Надо бы кельнской водой все тут обрызгать! – с усмешкой предложил старпом, открыл свою каюту и сунул в руки третьего штурмана флакон с одеколоном. Немного подумав, он забрал флакон и от души вылил на себя пахучей жидкости.

 - Извини! Мне на вахту! – флакон вновь перешел в руки штурмана.

- Ну как прошло? Неужели на мой сейф с деньгами покушался? – поинтересовался ревизор, заканчивая сматывать пеньковый линь с мусингами, по которому старпом, часом ранее, спустился с шлюпочной палубы в его каюту. – И чем это от вас так пахнет? Разрешите отлучится запереть каюту? – видя, что старпом с загадочным видом осматривает горизонт в бинокль и не реагирует на его вопросы, сделал он последнюю попытку привлечь к себе внимание.
- Не стоит, Денис Денисович! Там сейчас третий штурман вахту несет! Да и вряд ли кто сегодня отважится приблизится к вашей каюте! – пряча улыбку ответил старпом.

16 марта 1883г.
Рейд порта Порт- Саид (Египет)
09.00

- Боцман! Изготовить парадный драп с правого борта! Принять фелюгу! – пронеслась зычная, нараспев команда с мостика, над палубой и головами переселенцев, вывалившими из трюмов поглазеть на береговые строения города на входе в Суэцкий канал.

   Следом за первой фелюгой, с которой поднялся на борт «Петербурга» чопорного вида английский чиновник, в коротких бриджах цвета хаки и пробковом шлеме, каждые десять-пятнадцать минут стали подходить катера и фелюги с карантинными и таможенными чиновниками.  Третий штурман в парадном сюртуке и фуражке, изнывая от жары, встречал их у трапа и провожал в каюту капитана для оформления документов на право прохода через канал.

   Наконец, ближе к полудню, на катере приехала, уже не молодая, хорошо одетая пара с дюжиной чемоданов разного размера. Смуглая женщина в дорогом, нарядном, светлом платье и широкополой шляпе, не спеша, с прямой спиной, поднялась на верхнюю площадку трапа и величественно протянула руку, встречающему их старшему помощнику капитана. Следом поднялся на борт джентльмен в тропического покроя, светло-сером однобортном сюртуке, брюках галифе, заправленных в дорогой кожи сапоги для верховой езды и тростью в руке. Он приветственно приподнял шляпу в цвет сюртука, пожал старпому руку и с нескрываемым любопытством оглядел пеструю толпу на палубе. Глаза его непроизвольно остановились на двух абсолютно разных по типажу девушках, заметно выделявшихся среди остальных. Их притягательная, красота с легкой примесью азиатской крови, что свойственна восточным славянам, когда светлые волосы и озорно вздернутый носик соседствуют с карими или черными глазами, а кожа у брюнеток отливает белым мрамором, заставили его дольше, чем позволяет приличие, задержать на них свой взгляд.

  Женщина, видя, что пауза затянулась, взяла мужчину под руку и больно сжала пальцами его предплечье.
От Ивана Александровича не скрылся взгляд иностранца на Наталью и Февронию, и недовольство дамы. Он сделал едва заметный приветственный кивок головой в сторону девушек, вызвавший смятение в глазах Наталии.

- Please follow me. I will take you to your cabin! – произнес он по-английски и распорядился матросам заняться багажом прибывших.
   Не успели они скрыться в настройке, как из трюма вывели, закованного в ручные кандалы вчерашнего воришку и передали двум египетским полицейским в черной униформе и тюрбанах, которые тут-же потащили его вниз по трапу. По палубе, среди переселенцев, пронесся одобрительный ропот.
 Крестьянки, обмахивая себя и малых деток тряпицами, вытирая пот с лица, потянулись к навесам, стараясь спрятаться от знойного, полуденного египетского солнца.

  - Господа! Нам предписано начать движение в конвое в 04.30 утра, головным судном. Вам Иван Александрович, прошу разбудить меня в четыре утра.  Паровая машина должна быть под парами, а якорь в клюзе к этому времени! – распорядился капитан, войдя в кают-компанию.

- И еще! С минуты на минуту сюда будут приглашены на обед вновь прибывшие пассажиры! Это представитель Королевства Греция в Японии и его супруга! Они будут следовать с нами до Нагасаки. Их место за столом будет между мною и старшим офицером, поэтому обращаю ваше внимание господа на соблюдение формы одежды, внешний вид и недопустимость скабрезностей за столом! – строго добавил он.

- Ваше Высокоблагородие! Разрешите обратиться? – Федор Плеске выступил вперед.
- Пожалуйста Федор Дмитриевич! И давайте без благородий! Все-же мы на коммерческом судне!
- Михаил Васильевич, переселенцы, уже страдают от жары! Умельцы из их числа просят разрешения расщепить один лист фанеры, коим обшита пушка в первом трюме и изготовить веера для обмахивания малых деток?
   
   Капитан задумался ненадолго и повернувшись к старпому произнес: - Иван Александрович, - голубчик! Распорядитесь, безотлагательно, выдать крестьянам фанеру, а если понадобится и плотницкие инструменты, столярный клей, шпагат и все, что попросят из запасов плотницкой кладовой! Мало будет одного листа фанеры, разрешаю взять, сколько потребно! И еще, как только выйдем в Красное море, организуйте купание под шлангом пожарной магистрали!

- Разрешите исполнять? – старпом встал по стойке смирно.

- Исполняйте!

    Не успели затихнуть шаги старпома, как в кают-компанию, в сопровождении ревизора, услужливо распахнувшего дверь, вошли новые пассажиры: женщина в легком нарядном платье, абрикосового цвета с открытыми плечами. Ее темные волосы с красивой седой прядью, были собраны на затылке в пучок и заколоты резным, черепаховым гребнем. На высокой шее, на широкой атласной ленте в цвет платья, висел крупный жемчуг розового цвета, в драгоценной оправе. Легкий аромат духов, неуловимым шлейфом тянулся от каюты первого класса до кают-компании, заставивший блаженно прикрыть глаза от удовольствия матроса-«чистяка»*, приставленного обслуживать офицеров за приемом пищи.
   Мужчина был одет в светлый костюм. На шее его был повязан белоснежный шелковый платок, который оттенял загорелое лицо и черные с сединой на висках волосы, зачесанные назад. Тонкие щеточки усов над верхней губой придавали лицу щегольский вид.
    Мужчина, по-военному коротко склонил голову в сторону капитана, словно отдавая честь и протянул ему руку.

- Господа! Разрешите представить вам: – господин Зотикос Иоаннидос, представитель короля Георга первого в Японии. Следует для установления дипломатических связей! Его супруга – Анэйтис Иоаннидос!  - капитан склонил голову к женщине и галантно поцеловал ей руку.

- Думаю, господа вам не составит труда общаться с господами Иоаннидосами на английском! А сейчас прошу к столу! – капитан проводил гостей к их месту за столом.

   Убедившись, что боцман и матросы достали из трюма два листа толстой фанеры и передали переселенцам, и потрепав по головам мальцов, окруживших его, старший помощник капитана, не желая нарушать обычаев кают-компании опаздывать за стол, тем более в присутствии дамы, поднялся на шлюпочную палубу и, в задумчивости присел на скамейку в тени надстройки. Из головы его не шла сирота Наташа, так не кстати разбередившая его старую рану.

   Из задумчивости его вывели женские голоса, спорившие между собою на другом борту шлюпочной палубы.
* Матрос приставленный для обслуживания офицеров в кают-компании.
 
- Ну i дурнiца ты Наталка! Я ж бачыла, як ен на цябе глядзеу! Нiбы на абраз Мацi Божай!(Ну и дура ты Наталка! Я же видела, как он на тебя глядел! Как на икону Богоматери!)

- Не выдумляй, Февронья! Не рауня я яму! Хто я такая? Сiрата! А ен афiцэр! I хопiц пра гэта! Не хачу каб як цябе бацька анучай адыходзiл!( Не выдумывай, Февронья! Не ровня я ему! Кто я такая? Сирота! А он офицер! И хватит об этом! Не хочу, чтобы как тебя батька тряпкой отходил!)

   Иван Александрович, осторожно ступая, со смущенной улыбкой, проскользнул в дверь надстройки.

Х А М С И Н


   Рассвет пароход «Петербург» встретил, следуя десяти узловым ходом по рукотворному каналу, вырытому среди песков. С первыми лучами солнца, липкая духота Египетской ночи, с каждой минутой превращалась в сухое, напитанное мельчайшей песчаной пылью пекло. 

   Переселенцы, кто успел занять место на шкафуте правого борта, в тени надстройки, коротали время, обмахивая себя и деток самодельными веерами. Другие, выйдя на палубу и глотнув раскаленного воздуха, тут-же спускались в трюм, куда не проникал солнечный свет. И только нарядно одетая дама, в соломенной шляпке и под зонтом от солнца, невозмутимо прогуливалась по шлюпочной палубе правого борта. Ее взгляд упал на нескольких крестьянских женщин на главной палубе, держащих на руках плачущих младенцев и с завистью поглядывающих на притененную шлюпочную палубу. Улыбнувшись, дама приглашающим жестом руки пригласила их к себе, чем крестьянки не преминули воспользоваться и хоть ненадолго спрятаться от палящего солнца. Женщина же с зонтом, с умилением и любопытством подошла к Евдокии, которая, держа за ручку дочку, прогуливалась по палубе. Девочка была одета в ночную льняную рубашку до колен и аккуратные лапоточки, сплетенные из лыка. Поверх головы ее был повязан светлый платочек, скрывающий, цвета спелой пшеницы волосы. Одной рукой девочка прижимала к груди подобие куклы.

   Женщина, присела рядом с малышкой и, с улыбкой протянула руку к кукле.  Девочка подняла голову, посмотрела на мать и не увидев в ее глазах запрета, протянула куклу незнакомке. Подержав куклу в руках, женщина поднесла ее к лицу и затем резко вернула куклу девочке.
Незаметным движением она вытерла слезу и, немного подумав, протянула зонтик Евдокии, быстрым шагом удалилась в надстройку.
 
- Анэйтис! Тебе врачи не рекомендовали находиться на солнце, а ты не пользуешься зонтом! – недовольно произнес мужчина, стоя перед зеркалом и подбривая усики.
- Если бы ты уделял мне столько внимания, сколько своим усам, ты мог бы заметить, что я вышла с зонтиком в руках! – недовольно ответила женщина, сняла шляпку и откинулась на мягком диване.
*Хамсин – сухой, изнуряющий ветер южных направлений в Египте.
- Не начинай Айни! И без твоих упреков тошно, этот ветер с пустыни выматывает всю душу. Даже иллюминатор невозможно открыть, сразу песочная пыль на зубах скрипит! Подозреваю, что ветер вырвал зонтик из твоих рук? – стараясь сменить тему, поинтересовался мужчина, вытирая полотенцем остатки пены с лица.
 
- Я подарила зонтик беременной крестьянке с маленькой девочкой! – женщина опустила голову, чтобы скрыть выступившие слезы.
- Она так похожа на нашу Исис! – женщина уронила голову на диванную подушку. Плечи ее стали вздрагивать, выдавая рыдания.
- Айни! Десять лет прошло!  Она всегда в нашем сердце! Прошу тебя, возьми себя в руки! – мужчина обнял жену за плечи.
- Не трогай меня! Это твоя вина! Это ты отвлекся на какую-то шлюху и не уберег ее от повозки этого ненормального турка! – истерически выкрикнула женщина и выскочила из каюты.
 
   Вытирая слезы, она пошла по коридору, пока не уткнулась в распахнутые двери кают-компании. Ища уединения, женщина прошла в пустой курительный салон и села за пианино. Слезы застилали ей глаза. Воспоминания о погибшей дочке разрывали сердце. Пальцы непроизвольно легли на клавиши и взяли несколько нот и, словно вспомнив, стали извлекать чарующую грустную мелодию. «Вальс дождя» Фредерико Шопена заполнил кают-компанию. Женщина так увлеклась игрой, что не заметила, как за ее спиной собрались группа офицеров, сменившихся с вахты во главе со старшим помощником капитана. Он вздрогнула от рукоплесканий, когда прозвучал последний аккорд и обернулась.
 
- Извините! Мы напугали вас!  Но обещаем так больше не поступать, если вы иногда найдете время побаловать нас игрой на фортепиано? – принес извинение за всех старпом и, приблизившись, поцеловал гречанке руку.
- Спасибо, господа! Я с удовольствием выполню ваше пожелание!
 
- А, почему, собственно, только для нас? – Федор Плеске протиснулся сквозь офицеров и приложился к руке женщины. – Я смею предложить г-же Иоаннидос сыграть и для всех пассажиров!  Думаю, господа, что мы сможем организовать доставку фортепиано на шлюпочную палубу? Конечно, с позволения капитана?
 
- Соглашайтесь? Думаю, более благодарной публики вы еще не видели! – вступил в разговор ревизор, чем вызвал легкую улыбку и румянец на смуглом лице женщины. Она поймала себя на мысли, что улыбается впервые за последние несколько лет.
 
- Ну, что же, господа! Не буду возражать против вашей задумки, но только после бункеровки углем с Суэце и после прохождения Красного моря, иначе Хамсин весь праздник испортит! – капитан вежливо выпроводил делегацию офицеров из каюты, сменил мундир на форму белого цвета и направился на мостик.
 
- Михаил Васильевич, Хамсин усиливается! Право десять, на горизонте пыльная буря! – заволновался третий штурман, наблюдая, как нервно поглядывает на пустыню лоцман.
 
 
- Вижу, вижу, Петр Евгеньевич! Сходите-ка вниз голубчик, распорядитесь, чтобы крышки трюмов и внешний контур надстройки задраили! Переселенцы пускай укроются в трюме на время прохождения пыльного вала! – от третьего штурмана не укрылось напряжение в голосе капитана.
 
   - Внимательнее на штурвале! – скомандовал капитан, видя, что нос судна повалился вправо на ветер, а лоцман высматривает что-то в бинокль и не реагирует.
 
- Captain my duty is ending. In one mile, another pilot will come on board! Please give the command to prepare the pilot ladder! Stop the engine!**- не обращая внимания на то, что матрос рулевой, большими перекладками руля еле удерживает судно в канале, скомандовал он.
 
- Отставить! «стоп машина!», «малый вперед»! Рулевой, доложить, если судно не будет слушаться руля!  Проводите лоцмана Петр Евгеньевич, и примите очередного! – даже не протянув руку лоцману, капитан сквозь пыльную бурю стал высматривать лоцманский катер.
 
   Вместе с песчаной пылью новый лоцман принес на мостик запах спиртного и болтовню, не относящуюся к проводке по каналу. Он сразу устроился в лоцманском кресле и закурил. Минут пятнадцать рот его не закрывался, заставляя ходить ходуном желваки на скулах капитана. Но потом речь его замедлилась, голова склонилась на бок, с угла рта потекла слюна и раздался храп.
 
*Капитан, моя обязанности походят к концу. Через милю, другой лоцман поднимется на борт! Пожалуйста, дайте команду подготовить лоцманский трап! Стоп машина!
 
 
 
- Ну и славненько! Песчаная буря миновала! Добавляем до полного хода! И двери откройте, Петр Евгеньевич! Дышать нечем! – распорядился капитан и выглянул с крыла в сторону кормы, убедиться, что следом идущий караван стал виден визуально.
 
- На кой ляд они вообще нужны, эти лоцманы? – третий штурман перевел ручку телеграфа на полный ход. Корпус судна вздрогнул, труба выбросила столб черного дыма.
 
- Зачем? Деньги лишние драть за проводку! Да водочки русской испить, коли предложат! Виски-то им аж с Шотландии везут! Да и дерьмо их пойло! Самогонкой отдает! – капитан посмотрел на судовой хронометр, висевший на переборке. – Будите смену, Петр Евгеньевич! Почти полдень!
 
«Петербург» встал на якорь на рейде порта Суэц ближе к 20 часам вечера, и уже через час к борту была подана баржа с высококачественным кардиффским углем. Погрузка началась незамедлительно, и к утру 19 марта все грузовые работы были закончены. Кроме угля были закуплены свежая зелень, сухофрукты и несколько бочек свежевыловленной рыбы, часть из которой пришлось сразу засолить.
 
 В тоже утро на завтрак к чаю были розданы сладкие, похожие на конфеты сухофрукты – финики. Детвора подолгу держала косточку от сладкого лакомства за щекой, продляя удовольствие.
 
Надоедливый ветер  Хамсин прекратился сразу после восхода солнца, и люди после завтрака наслаждались чистым воздухом и тенью, отбрасываемыми полными парусами. Судно неслось со скоростью 14.5 узлов по Красному морю, что создавало эффект сквозняка. Женщины принялись стирать и сушить белье. Самодельные люльки в большом количестве были подвешены в тени парусов и брезентовых укрытий, подростки подкачивали младенцев, давая матерям время заняться стиркой.
 
   В это утро вместе с боцманом и судовым фельдшером в обход по судну решил сходить и ревизор. Выдав продукты, он, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть Февронью, догнал фельдшера у трапа в третий трюм. Из нутра пахнуло затхлым воздухом. Пересиливая брезгливость, Денис Денисович полез следом за ним в полутемное помещение, где три женщины с метлами и швабрами, подоткнув подолы длинных юбок, с голыми плечами, старательно мыли палубу трюма. На натянутых над нарами веревках, сушилось белье, добавляя в воздух сырости. Обойдя трюм с надушенным платочком у носа и не найдя Февронью, ревизор скорым шагом ринулся по трапу наверх.
 
- Разрешите обратиться, Ваше скородие! – услышал он чей-то голос, с облегчением выйдя на свежий воздух. Денис Денисович вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним стоял бородатый мужик неопределенного возраста в светлых льняных штанах и нательной рубахе навыпуск. Волосы его были аккуратно пострижены «под горшок».
 
- Разрешаю! – ответил ревизор, не подозревая, чем вызван интерес мужика к его персоне.
 
- Вы бы, барин, девке мозги не пудрили! Не хорошо это! У еи вся жицце наперадзе! Апосля ваших променадов под ручки, нихто сватацца не стане! Так, и хлопцы нашы на вас коса глядзяць! Няроуны гадзину пабюць!* – сбиваясь на белорусский, угрюмо произнес мужик.
 
Глаза ревизора широко открылись. Кровь прилила к лицу, когда он с трудом, прокрутил в голове, о чем ему сказал мужик.
 
- Извиняюсь! А вы кто? Как ваша фамилия? – стараясь справиться с волнением, спросил Денис Денисович.
 
- Герасименок Гавриил! Бацька Я гэтай вертихвостки!
 
- Что, Денис Денисович? Трудности с общением на белорусском? Помощь нужна? – спросил его проходящий мимо с обходом своего хозяйства старший помощник капитана.
 
- Премного благодарен, Иван Александрович! Я сам как-нибудь!  - ревизор с опущенными плечами побрел к себе в каюту.
 
- Да, где же они прячутся? Вроде все осмотрел? Неужели в такую жару в трюме сидят? – размышлял старпом, заканчивая обход по судну, как вдруг, краем глаза заметил узор знакомого сарафана, показавшегося из дверей надстройки и тут же спрятавшийся опять.
 
-Что за мистика? Она что со мною в прятки играет? – старпом беспомощно крутил головой, зайдя в настройку. Коридоры с каютами третьего класса по обоим бортам жилой надстройки  были пусты.
 
*У нее вся жизнь впереди! После ваших променадов под ручку, никто свататься не будет! Да и хлопцы наши на вас косо глядят! Не ровен час побьют!
 
 
- Терентий Иванович! Мальчишки играют с другими сорванцами! Там мужики на палубе ремонт лавок перед концертом греческой барыни затеяли! Давайте я с Панночкой погуляю по шлюпочной палубе, пока Евдокия Васильевна занята выдачей продуктов! Снаружи не так душно, как в каюте! – Наташа без стука проскользнула в каюту Савостенков, с которыми была дружна еще по селу Неглюбка.
 
- Наталка, вот зонт от солнца возьмите! Барыня подарила! – Терентий напялил картуз и направился на палубу.
 
- Ну что, Прасковья Терентьевна? Книгу с собой возьмем? – серьезно спросила девушка.
 
- Возьмем! Возьмем! – девочка радостно заскакала и захлопала в ладоши.
 
- Ты где все утро пряталась, Наташа?  - запыхавшаяся Февронья поднялась к подруге на шлюпочную палубу и нежно обняла Прасковью.
 
- Где? Где? С Прасковьей сидела, пока Евдокия Васильевна занята на кухне! Сама-то где шлындрала? Видела, как батька афiцэра тваго пытал за тебя? – Только близость лавки не позволила Февронье с выражением ужаса на лице сесть прямо на палубу. В чувство девушку привела скрипнувшая дверь. На палубу, придерживая широкополую шляпу, вышла барыня из первого класса.
 
   Прасковья вырвалась из объятий Февроньи и, улыбаясь, держа свою куколку на вытянутых руках, подбежала к женщине. Гречанка откинула светлую вуаль с лица, с улыбкой взяла у девочки куклу и сделала вид, что укачивает ее. Девочка запрыгала на месте и засмеялась. Наташа и Февронья застыли на месте от смущения, не зная, что предпринять.
 
   Барыня, словно опомнившись, вернула куклу малышке, полезла в свой ридикуль, расшитый бисером, достала несколько конфет в красочных обертках и протянула ребенку и девушкам. Наташа осторожно, чтобы не помять обертку, развернула конфетку и, отломив маленький кусочек, положила в ожидающе открытый ротик Прасковьи. Глаза девочки закатились от удовольствия, руки с куколкой вновь потянулись к гречанке.
 
- Вазьмiце! Яна вам яе дорыць!*(бел.) – взяв малышку на руки, Наташа протянула куколку барыне, чем вызвала неподдельный восторг гречанки. Их беседу, а вернее – смех и разговор на пальцах, прервали матросы под руководством старпомы, которые намеривались вытащить пианино через дверь на шлюпочную палубу.
*Возьмите! Она вам ее дарит!
 
   Увидев старпома, Наташа зарделась и, стараясь не встречаться с ним взглядом, поклоном попрощалась с барыней, подхватила малышку на руки, припустила прочь, на ходу успокаивая расплакавшуюся Прасковью.
 
- Уф! Как душно! – девушки забежали в каюту и уставились друг на друга.
 
- Так, ты сяброука сама уцюрылася! (Да, ты подруга, сама втюрилась!)- расхохоталась Февронья.
 
- И книжку ребенку не почитала! – стараясь не переходить на белорусский, виновато произнесла Наташа, глядя на малышку.
 
- После обеда, в восемнадцать часов, все приглашаются на палубу, на концерт! – эхом пронеслось по коридорам.
- Еще не скоро! Давай я тебе книжку почитаю! – Наташа усадила малышку к себе на колени и открыла книжку.
 
 
- Анэйтис! Неужели ты будешь играть для этих русских мужиков? – Иоаннидос раздраженно уставился на супругу.
 
- Ну, почему только для мужиков? Будет много женщин и детей! Ты ведь согласился ехать с ними на одном пароходе? Почему ты себя ведешь, так высокомерно? Забыл, благодаря кому Греция обязана своей независимостью? – женщина отложила веер и принялась перебирать нотные тетради.
 
- Ты еще скажи, что будешь петь для них? – высокомерно, с усмешкой спросил мужчина, но осекся, наткнувшись на презрительный взгляд жены.
 
- Наталка, хапай Праскоую! А я пабегла месца займаць блiжей! (Наталья, хватай Прасковью! А я побежали места занимать поближе!) –  Февронья нашла Наташу и девочку, стоящих на корме.
- Хорошо, сейчас подойду! – девушка еще раз посмотрела в сторону заходящего огромного красного диска солнца и взяла на руки Прасковью.
 
- Солнце красно к вечеру, моряку бояться нечего! – раздался у нее за плечом голос старпома, заставивший ее смутиться. – Давайте я понесу девочку? Иди ко мне? – Иван протянул руки, и малышка, засмеявшись, с удовольствием перебралась на руки старпома и прижалась к гладко выбритой, пахнущей одеколоном щеке.
 
   Они весь концерт сидели рядом. Прасковья ни в какую не хотела покидать рук офицера. Несколько раз, когда барыня играла задорные мелодии, она сходила с рук на палубу и приплясывала в такт музыке, но затем возвращалась и деловито усаживалась на коленях офицера и с усердием вместе со всеми хлопала в ладоши, вызывая улыбки и двусмысленные взгляды переселенцев.
 
   Концерт закончился уже затемно, и еще долго звучали рукоплескания и одобрительные выкрики.  Но неожиданно зажглось палубное освещение, и раздались задорные переборы гармошки. Парни кинулись раздвигать лавки по сторонам, и вот уже выскочили несколько девушек и парней и пошли приплясывать по кругу. Вскоре вся молодежь, невзирая на тесноту, разбившись по парам, выплясывала кадриль.
 
   Евдокия пробилась к старпому и, улыбаясь, забрала с его рук дочку, и показала кивком головы на Наташу. Гармонь взяла паузу, и в тот же миг со шлюпочной палубы, где стояло пианино, полились чарующие звуки вальса. Иван Александрович, заложив левую руку за спину, подошел к Наташе и поклоном головы пригласил девушку на танец. Девушка который раз за вечер вспыхнула румянцем. Глаза ее беспомощно смотрели на тетку Евдокию, словно ища поддержки.  Женщина благосклонно кивнула, а маленькая Прасковья радостно захлопала в ладоши. Наташа смущенно подала руку Ивану Александровичу и прошептала:
- Я не умею!
- Ничего! Доверьтесь мне! – старпом положил левую руку девушки к себе на плечо и, нежно держа ее правую руку и еле прикасаясь правой рукой к ее талии, повел в такт музыки.
- Раз, два, три! Раз, два, три! – шептал он, нежно глядя девушке в глаза. Глядя на них, крестьянская молодежь, стала подражать им и со смехом кружиться вокруг. Пары сталкивались, хохотали, наступали друг другу на ноги, но продолжали кружиться.
 
   С последними аккордами, вновь вступила гармошка, и девчата с визгом припустили в пляс, подзадоривая парней. Никто не чувствовал духоты и влажности. Всеми овладело безмятежное веселье.  И только старики поодаль, пряча улыбки в бородах, одобрительно попыхивали самокрутками. Многодетные мамочки успевали следить за своими сорванцами и непроизвольно покачивали бедрами и призывно посматривали на мужей.
 
   Первой не выдержала жена Прокопия Семенцова – красавица Дария. Она заволокла в круг мужа и умело, растянув над плечами цветастый платок, павой пошла по кругу, подзадоривая его на бесшабашные коленца. Глядя на них и, другие молодые женщины, всучив грудничков старикам,пошли в пляс, оттеснив молодежь в сторону кормы. Но и там нашлось место для наиболее разошедшихся в плясовой девчат и парней.
 
   Наташа прижалась спиною к фальшборту, стараясь не потерять равновесие на медленно покачивающейся палубе. Иван стоял рядом, готовый заслонить ее от слишком буйных танцоров.
 
- Хотите, я покажу вам капитанский мостик? – прошептал он, почти прижавшись к девушке.
- А это разрешается? Я слышала, что женщинам нельзя! – Наташа заглянула в глаза старпому.
- Сейчас на вахте Денис Денисович! Капитан поднимется на мостик, только через час! Думаю, что это не смертельный грех! Кстати, а где ваша подруга? – Иван огляделся, стараясь найти глазами Февронью.
- Ее батька, сразу после концерта в трюм увел! Давайте выбираться отсюда! – Девушка бочком, стараясь не помешать танцующим, протиснулась и быстрым шагом пошла по противоположному от танцующих борту.
- Вы совсем не похожи на наших деревенских парней!
- И что же во мне такого особенного?
- Ведете себя обходительно, руки не распускаете! Наши хлопцы, чуть что, ущипнуть норовят! – серьезно произнесла девушка, вызвав улыбку у Ивана.
 
- Наташа, подождите меня здесь! Я только гляну, кто там на мостике? – старпом быстрым шагом поднялся по трапу на шлюпочную палубу.
 
   Девушка повернулась лицом к морю. Вдоль борта вода светилась мириадами маленьких звездочек, а лицо освежал, успевший остыть ветерок. Над головой висели крупные звезды.
- Смотри, звезда упала!  - из темноты вынырнула Феврония и обняла за плечи подругу.
- Напугала! Ты где была? Я видела: тебя отец в трюм загнал!
- Загнал, да я выскочила! – похвасталась девушка.
 
   Раздались шаги, и показался старший помощник капитана.
- Пойдемте! У нас есть минут пятнадцать! На мостике кроме Дениса Денисовича и матроса-рулевого никого нет!
- Вы нас по именам знаете, а как вас зовут, мы не знаем? – осмелилась спросить бойкая Февронья, поспевая в темноте за Наташей.
- Меня зовут Иван Александрович! Можно просто Иван, когда не на людях! Но помнится мне, однажды я уже говорил свое имя, но вы так рьяно приводили в чувство Дениса Денисовича, что не замечали ничего вокруг! – с легким сарказмом негромко сказал Иван.
 
   Старпом провел девушек на крыло мостика и заглянул внутрь, где перед подсвеченным компасом, за штурвалом стоял рулевой. В ту же минуту из штурманской показался ревизор.
– Денис! – позвал Иван в полголоса.
 
   Ревизор, увидев в полумраке Февронью, выскочил на крыло и попал в ее объятия.
- Проходите внутрь, Наташа! Вот это по большей части мое рабочее место с полуночи и до четырех утра! Это штурвал! Им мы управляем судном!
- На колесо от брички похоже! Здравствуйте вам! – поздоровалась девушка с пожилым усатым матросом, неподвижно стоящим за штурвалом.
- А это бинокль! Посмотрите в него на звезды с другого крыла мостика!
- Как близко! Рукой достать можно! Ой! Кажется, гармонь стихла? И нам пора! – девушка обернулась и оказалась лицом к лицу с Иваном. Глаза ее блестели в свете звезд, губы молодых людей непроизвольно сомкнулись в целомудренном поцелуе.
- Иван Александрович, кажется, капитан поднимается по левому борту со шлюпочной палубы, скорее уводите девчат! – привел в чувство старпома и Наташу ревизор.
 
   Иван, осторожно ступая, повел девушек по трапу на шлюпочную палубу и возле пианино столкнулся с боцманом и тремя матросами.
 
- Иван Александрович! С пианино что делать? Здесь оставим или в салон вернуть?
- Конечно, в салон! Неровен час ночью дождь пойдет! – Иван распахнул дверь в надстройку. Девушки, не оглядываясь, спустились на палубу, где разгоряченные танцами парни, под руководством мужиков расставляли лавки и столы.
-  А вы дзе былi? – Гавриил Герасименок схватил Февронью за косу.
- Што вы дзядзька Гаурыiл дачку крыудзiце? У каюце у Савастенков казку Праскоуе чыталi!* – вступилась за подругу Наташа.
 
 
19 марта 1883г
Красное море.
10.30
 
- Господин капитан, разрешите войти? – на мостик вошел старший механик, вытирая ветошью испачканные машинным маслом руки. - Надо остановить паровую машину на два-три часа, пока полный штиль и не качает! Вкладыш на опорном подшипнике вала лопнул, будем менять!
 
- Хорошо! Даю стоп машине! – капитан с сочувствием посмотрел на стармеха, в мокрой от пота тельняшке.
 
- Михаил Васильевич! Какая же в этом месте глубина под килем и температура воды?
 
- На карте промеры показывают около четырехсот метров, температура воды 25 градусов! – третий помощник, уже догадался, что задумал капитан.
*Что вы дядька Гавриил дочку позорите? В каюте у Савостенков сказку Прасковье читали!
 
- Вызовите-ка сюда старпома, боцмана и господина Плеске! – капитан вышел на крыло и посмотрел вниз на голубую прозрачную воду!
 
- Господа! Старший механик попросил два-три часа для ремонта машины! Я не возражаю, если свободные от вахты члены экипажа и умеющие плавать переселенцы, кто захочет почувствовать под ногами сто девяносто саженей глубины, окунутся и поплавают вдоль борта! Боцман! Трех матросов с берданками на палубу, на случай появления акул, и двух хороших пловцов со спасательными кругами им помощь! На вас, Иван Александрович и Федор Дмитриевич, – общее руководство! С борта не умеючи не сигать, только по парадному трапу! Исполняйте! – капитан обвел взглядом подчиненных и, не дождавшись вопросов, вновь вышел на крыло мостика.
 
   Минут через пятнадцать, палуба парохода наполнилась гулом и недовольными выкриками женщин.
 
- Барышни! Барышни! Успокойтесь! Дадим мужикам один час, а затем загоним их в трюм, чтобы не глазели на вас! Но караул убрать не имею права! –  выкрикнул старпом, стараясь перекричать женский гам.
 
- А што нам мужыкi? Няхай глядзяць! З нас не убудедзе!  - крикнула Дария Семенцова и, скинув юбку, оставшись в белой нижней рубашке, под гогот мужиков, первой ступила на трап.
 
   Не успел старпом разъяснить правила купания, как несколько молодых парней, в исподнем, солдатиком, с удалым криком, спрыгнули с борта, подняв кучу брызг.
   Дария осторожно, держась за поручни, спустилась на нижнюю площадку трапа и перекрестясь, шагнула в воду. Ее белая, нижняя рубашка наполнилась воздухом и всплыла пузырем. Сверху раздались одобрительные выкрики и свист мужиков.
   Минут через десять уже человек двести плавали вдоль борта. На трап, приспущенный до самой воды, выстроилась очередь и с борта парохода, и из воды. Многие плевались и кашляли, нахлебавшись соленой воды. Старпом и Федор Плеске с ужасом наблюдали, как ситуация выходит из-под контроля.
- Денис Денисович! Бегом на мостик и попроси третьего помощника дать продолжительный гудок тифоном!
 
   Гудок прозвучал так громко и неожиданно, что вызвал переполох в воде. Старпом тут же пожалел о содеянном. Все двести человек, приняв звук тифона, за сигнал - «спасайся кто может», кинулись к трапу.
- Всем успокоиться! Опасности нет! Пароход даст ход через двадцать минут! Всем покинуть воду! Первыми выходят женщины! – раздался голос капитана с крыла мостика, усиленный рупором. Крики сразу прекратились, и запыхавшиеся, но довольные женщины, рискнувшие искупаться наравне с мужчинами, ступали на нижнюю площадку трапа и выкручивали подолы рубашек и нижних юбок. Стоящие вдоль борта зеваки перешептывались и в открытую глазели на прилипшее к телам полупрозрачное белье женщин, выдававшее все их прелести.
 
   Не успел последний купальщик выйти из воды, как из настройки показались четверо мокрых от пота и измазанных машинным маслом и угольной пылью мотористов во главе со старшим механиком. На ходу, стащив тельняшки и робу, они молча, гуськом пошли вниз по трапу и по очереди нырнули в воду. И только стармех, окинув взглядом толпу и выбрав свободное от зевак место возле фальшборта, по-молодецки, словно кавалерист, не глядя вниз, перемахнул через фальшборт и с семиметровой высоты полетел в воду.
 
   Переселенцы с криками ужаса отшатнулись от фальшборта. Из-под днища парохода, раскрыв беззубую, огромную пасть, медленно выплыла пятнистая рыба, не менее десяти метров длины.  Старпом, стоя на верхней площадке трапа, видел, как несуразно закрутило в воздухе тело стармеха и плашмя ударило спиной о воду, прямо перед пастью рыбины, вызвав фонтан брызг.  Рыбина, испугавшись, забила хвостом, расшвыряв мотористов, и ушла на глубину.
 
   Старший механик, богатырского телосложения, сорока лет от роду, еле двигая руками, всплыл на поверхность. Лицо его искажала жуткая гримаса боли. Мотористы туже минуту бросились ему на помощь и помогли доплыть до нижней площадки трапа. Все присутствующие в полном молчании наблюдали, как стармех на не твердых ногах поднялся на верхнюю площадку трапа, где его под руку подхватил старпом.
- Никогда! Слышишь, Иван Александрович? Никогда, не делай так! – с натянутой улыбкой произнес он и покрутил торсом из стороны в сторону.
 
- Что? Что случилось? -  протиснулся к ним судовой фельдшер.
- Стармех решил китовую акулу на живца поймать! –  с серьезным видом произнес старпом.
 
- Какую еще акулу? Все нормально! Жить буду! Похоже, спину потянул!
- Давай-ка ко мне в лазарет, голубчик! Я прощупаю твои позвонки! – фельдшер и один из мотористов, под руки, оставляя мокрый след на палубе, повели стармеха в надстройку.
- Он даже и не понял, что чуть не убил невинное, безобидное создание! – ревизор прыснул в кулак.
- Вы бы, Денис Денисович, поговорили с людьми! Объясните, что это не чудовище, а, как вы заметили, – безобидное создание!
 
- Боцман! Поднимайте трап и крепите «по-походному»! - угрюмо дал распоряжение Иван Александрович и несколько раз оглядел палубу в поисках Наташи, но ни ее, ни ее подруги нигде не было видно. Настроение было окончательно испорчено.
 
_- Она сегодня дежурит по трюму! После заката постучится к вам в каюту! – как бы невзначай, прошептала, проходя мимо, Евдокия Савостенок с ребенком на руках. Сердце старпома радостно заколотилось, и дабы не выдать своего волнения прилившей к лицу кровью, он наравне с матросами ухватился за тяговый конец талей.
 
   После полудня, далеко на юге темным пятном, непрерывно растущим прямо на глазах, образовалось дождевое облако. Подул освежающий ветер.
- Вызывайте, Денис Денисович, боцмана и матросов на палубу! Пускай ставят паруса, пока шквал не пошел! – старпом непрерывно смотрел на тучу, умоляя природу напустить на пароход тропический дождь. Но чем дальше он всматривался в горизонт, тем яснее становилось для него, что дождевая туча, пройдет по корме, не задев пароход.
- Что, не зацепит нас? –  с разочарованием спросил ревизор, вернувшись на мостик.
- Как видите, Денис Денисович, как видите? Хорошо, что ветер подул, и на том спасибо!
- Горизонт чист! Паруса работают!  Я отлучусь ненадолго! – старпом еще раз осмотрел горизонт в бинокль и покинул мостик.
 
   Иван быстрым шагом сбежал по трапам на уровень главной палубы, где располагались каюты третьего класса, и постучал в каюту Савостенков. Терентий Иванович дремал на нижней шконке, а Евдокия Васильевна, сидя напротив с дочкой на руках, читала:
- «Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что ты тих, как день ненастный? Опечалился чему?»
Оба сына Евдокии, свесив головы со шконки второго яруса, внимательно слушали чтение матери. Все одновременно повернули головы и с удивлением посмотрели на Ивана.
- Евдокия Васильевна, извините за беспокойство! Я хочу предложить вам помыться под душем в моей каюте! Можете взять и деток! Мыло и полотенце тоже найдется! У меня в каюте персональный душ!
- Что такое душ? – в глазах женщины читалось непонимание.
- Ну, это вроде бани, только вода теплая сверху по трубе льется! Собирайтесь! Я вас отведу! – Прасковья с радостью протянула ручки к Ивану.
- Я мигом! Только чистое соберу! – не стала дважды уговаривать себя Евдокия и стала собирать себе и детям.
- Я вернусь за вами через час, а пока закрою вас, чтобы никто не помешал! – старпом запер каюту на ключ, предварительно, показав, как регулировать воду в душевой!
 
- Денис Денисович, теперь твоя очередь размять ноги! Сходи в лазарет, проведай старшего механика? – Иван Александрович вышел на крыло, осмотрел паруса и вернувшись на мостик, отослал матроса на корму, снять показания лага.* Часы на переборке показывали пятнадцать часов.
 
   Приняв показание от матроса, рассчитав скорость и пройденный путь за три часа вахты, он нанес счислимое место на карту.
- Без малого пятнадцать узлов в час под парусами и средним ходом машины! Не плохо! Не плохо! Лишь бы не попасть в зону штиля! На одном двигателе такой скорости не будет! – размышлял Иван Александрович
 
   Размышления его прервали громкие, восторженные крики с палубы. Старпом выскочил на крыло и чуть не сбил с ног поднявшегося на мостик ревизора.
-Что за крики? – Денис Денисович вслед за старпомом вышел на крыло мостика.
- Что это? – выкрикнул ревизор.
 
   На расстоянии кабельтова, по правому борту море кипело от большого косяка тунца, загонявшего стаю летучих рыб, которые, спасаясь, выпрыгивали из воды и, распластав большие грудные плавники, парили в воздухе. С десяток летучек уже залетели на палубу парохода, и теперь беспомощно били хвостами и подпрыгивали к восторгу переселенцев. В какой-то момент косяк тунца повернул прямо на пароход. Сотни летучих рыб поднялись в воздух и, сверкая на солнце чешуей, стали ударяться о такелаж судна и падать на палубу.
 
   Старпом взял тифон и, перегнувшись через отбойник крыла, прокричал вниз:
- Эта рыба съедобная! Собирайте ее и на камбуз! Будет прекрасная уха!
 
- Денис Денисович, я вниз! Место на шестнадцать часов поставьте самостоятельно и не забудьте отметить в судовом журнале место встречи с большим косяком тунца! – старпом бросил взгляд на часы и пошел в свою каюту.
- Мы думали, что вы про нас забыли? – Евдокия с забранными полотенцем волосами и раскрасневшиеся детки встретили его восхищенными взглядами.
- Спасибо вам большое! Впервые за десять дней деток искупала! – женщина подхватила на руки малышку и баул с мокрым бельем, которое она успела постирать, повела мальчишек вниз по трапу, в свою каюту.
-Евдокия Васильевна! Если увидите Наташу или Февронью, скажите пускай вечером берут с собой сменку! – и, не дожидаясь ответа, старпом  поспешил в лазарет.
 
   Рыбы собрали не меньше двух пудов. Женщины, что были посвободнее, взялись за ножи и через час часть почищенной рыбы уже кипела в котлах, а часть, обваленная в муке, скворчала на большом противне.
 
* Лаг – устройство для измерения скорости корабля относительно воды.
 
 
   Навестив старшего механика и перекинувшись парой фраз с судовым фельдшером, Иван Александрович вернулся в свою каюту, принял душ и забылся тяжелым сном. Ему снились переселенцы, барахтающиеся у борта и акулы, снующие между ними. Он несколько раз просыпался, стряхивал с себя это жуткое наваждение и смотрел на часы. Убедившись, что прошло только полчаса, он вновь проваливался в очередной кошмар.
 
   Из сновидения его вывел легкий стук в дверь. В каюте было темно, за иллюминатором светились крупные южные звезды. Включив настольную лампу, старпом приоткрыл дверь и расплылся в улыбке. У дверей стояли Наташа и Февронья с узелками в руках.
 
- Заходите скорее! – пригласил он девушек в каюту.
- Вы, что? Целый день в трюме безвылазно просидели? Ну-ка быстро по очереди под душ! – Иван открыл дверь в душевую и наладил теплую воду.
 
   От вида пресной воды, бегущей мелкими струями, у девчат загорелись глаза.
- А можно мы вдвоем пойдем?
- Да, конечно, можно, если вам не тесно будет!  Вы пока купайтесь, а я чай  заварю! - старпом протянул Наташе кусок ароматного французского мыла из своих запасов.
 
   Минут через тридцать раскрасневшиеся, с мокрыми волосами, одетые в чистые сарафаны девушки смущено выглянули из приоткрытой двери душевой комнаты. Каюта наполнилась ароматом мыла.
- Наталка, батька меня прибьет! От меня за версту цветами несет! Что я ему скажу! Тебе хорошо! Ты – воспитанница! Твой приемный батька не такой злой!
- Успокойся! Скажи, что у меня мыло взяла! – Наташа стрельнула глазами в сторону Ивана.
 
- Устраивайтесь девчата на диване, обсыхайте! Сейчас чай с печеньем пить будем! – старпом стал разливать чай в чашки от английского фарфорового сервиза.
- Красиво у вас тут! И книг много! – Февронья с восхищением осматривала каюту.
- Это мои личные книги! Хотите, почитаю? Ну, хотя бы указы Петра первого? Слышали о таком царе-императоре? – девушки молча закивали головами. Им было ужасно интересно слушать и находиться в обществе Ивана Александровича.
 
   Старпом снял с книжной полки книгу в богатом переплете и стал читать:
 
          - О правилах поведения на Ассамблеях. Ассамблеи это - прообраз великосветских балов! Как бы – гулянка с танцами, проще говоря! Итак:
 
1) «МЫТУ БЫТЬ СТАРАТЕЛЬНО, БЕЗ ПРОПУСКАНИЯ ОНЫХ МЕСТ». 
2) «БРИТУ ТЩАТЕЛЬНО, ДАБЫ НЕЖНОСТЯМ ДАМСКИМ ЩЕТИНОЮ МЕРЗКОЙ УРОН НЕ НАНЕСТИ».    
3) «ГОЛОДНУ НАПОЛОВИНУ И ПЬЯНУ САМУЮ МАЛОСТЬ, А ТО И ВОВСЕ».      
4) «ОБРЯЖЕННЫМ ВЕЛЬМИ, НО БЕЗ ЛИШНЕГО ПЕРЕБОРУ, ОКРОМЯ ДАМ ПРЕЛЕСТНЫХ. ПОСЛЕДНИМ ДОЗВОЛЯЕТСЯ УМЕРЕННО КОСМЕТИКОЮ ОБРАЗ СВОЙ ОБОЛЬСТИТЕЛЬНО УКРАСИТЬ. ОСОБЛИВО ГРАЦИЕЙ, ВЕСЕЛИЕМ И ДОБРОТОЙ ОТ ГРУБЫХ КАВАЛЕРОВ ОТЛИЧИТЕЛЬНЫМИ БЫТЬ».
5) «БУДУЧИ БЕЗ ЖЕНЫ, А ТО, НЕ ДАЙ БОГ ХОЛОСТЫМ, НА ПРЕЛЕСТИ ДАМСКИЕ ВЗИРАЙ НЕ С ОТКРЫТОЙ ЖАДНОСТЬЮ, НО ИСПОДТИШКА – ОНИ И ЭТО ПРИМЕЧАЮТ. НЕСОМНЕВАЙСЯ, ТАКИМ МАНЕРОМ И ИХ УВАЖИШЬ, И НАХАЛОМ НЕ ПРОСЛЫВЕШЬ».
6) «РУКАМИ ЖЕ ДЕЙСТВОВАТЬ СИЛЬНО ОСТЕРЕГАЯСЬ И ТОЛЬКО ЯВНЫЙ ЗНАК ПОЛУЧИВ, ЧТО ОНОЕ ДОЗВОЛЯЕТСЯ, ТНАЧЕ КОНФУЗ СВОЙ НА ЛИЦЕ БУДЕШЬ НОСИТЬ ДОЛГО, ИБО ПОЩАДЫ НЕ ЗНАЮТ».
 
   Девушки, отставив чашки, прыскали от смеха в кулачки и в полголоса хихикали.
 
- А вот, какие распоряжения он давал относительно нас – штурманов!
1)«ШТУРМАН – НАТУРА ХАМСКАЯ, ДО БАБ И ВИНА ОХОЧАЯ, НО ЗА ЗНАНИЕ НАУК ХИТРОСТНЫХ В КАЮТ-КОМПАНИЮ ПУЩАТЬ И АЛТЫНЫ НА ВОДКУ ДАВАТЬ».
2)«ШТУРМАНОВ В КАБАКИ НЕ ПУЩАТЬ, ИБО ОНИ, ОТРОДЬЕ ХАМСКОЕ, НЕ ЗАМЕДЛЯ НАПИВАЮТСЯ И ДЕБОШЬ УСТРАИВАЮТ».
3)«ШТУРМАНОВ ВО ВРЕМЯ БАТАЛИИ НА ВЕРХНЮЮ ПАЛУБУ НЕ ПУЩАТЬ, ИБО ОНИ СВОИМ ГНУСНЫМ ВИДОМ, ВСЮ БАТАЛИЮ РАССТРАИВАЮТ».
 
- Ну как, похож я на Петровского штурмана? – с усмешкой спросил Иван девушек.
- Не похожи! Ни капельки! – прошептала Наташа, стараясь не смотреть Ивану в глаза.
- И Денис Денисович - не похож! – надула губки Февронья.
 
   Иван поставил книгу на полку и, немного подумав, взял с полки тетрадь.
- Наташа, вы ведь умеете читать? Прочтите, пожалуйста? – Старпом полистал тетрадь, нашел нужную страницу и протянул девушке.
   Наташа пробежала глазами первые строки, и стала читать вначале неуверенно:
- КРАСИВЫМ ЖЕНЩИНАМ ПОДВЛАСНО ВСЕ НА СВЕТЕ:
  ВЕРШИНЫ, КРУЧИ, ЦЕЛИ ПОПЛЕЧУ.
   Но вскоре, голос ее перестал дрожать:
- РЕШИЛА, ЧТО СМОГУ, КАК ВОЛЬНЫЙ ВЕТЕР –
   И ВОТ, ПОД ОБЛАКА УЖЕ ЛЕЧУ.
  ИМ МОЖНО ОШИБАТЬСЯ И СМЕЯТЬСЯ,
  ГРУСТИТЬ, КОГДА СМЕЮТСЯ ВСЕ ВОКРУГ,
  И ДЛЯ ДРУГИХ ЗАГАДКОЙ ОСТАВАТЬСЯ,
  БЫТЬ НЕ ТАКОЙ, КАК МНОЖЕСТВО ПОДРУГ.
 
  ПОПЛАКАТЬ ИНОГДА, УВЛЕЧЬСЯ СНОВА,
  ВЛЮБИТЬСЯ, КАК ТОГДА, В СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ.
  БЫВАЕТ, ЧТО НЕ ВЫТЯНЕШЬ И СЛОВА,
  ЛИШЬ ТОЛЬКО СКАЖЕТ ТИХО ВАМ: «ПРИВЕТ»
 
  БОЛТАТЬ И ДАЖЕ ВРЕДНИЧАТЬ ПОРОЮ,
  НО ПЕРЕДУМАТЬ ВДРУГ НА ПОЛПУТИ.
  СЕЙЧАС, БЫТЬ МОЖЕТ, ТАЙНУ ВАМ ОТКРОЮ,
  ЧТО НЕКРАСИВЫХ ЖЕНЩИН НЕ НАЙТИ!
 
- Красивые стихи! И написаны от руки красивым женским почерком! Вы знали эту женщину? – спросила Наташа, смотря Ивану прямо в глаза.
- Конечно! Это писала моя сестра! Там есть еще стихи! Возьмите, почитаете на досуге! А не сыграть ли нам карты? В дурачка умеете? – решил сменить тему Иван.
- Конечно, умеем! А Дениса Денисовича четвертым пригласим? – вырвалось у Февроньи.
- Сейчас схожу за ним! -   Иван  вышел из каюты и столкнулся с франтоватым греком. В нос ударил стойкий запах спиртного.
 
- Sorry! Have you seen my wife? *– спросил он по-английски.
- Take a look at the boat deck!** – ответил Иван и заслонил собой приоткрытую дверь, в которую нагло хотел просунуть голову грек. 
 
   Старпом и ревизор с заспанными глазами вернулись минут через пять, и каково было их удивление, когда они застали в каюте греческого подданого Зотикоса Иоаннидоса, лезшего с поцелуями к отбивающимся девушкам.
 
   Денис Денисович, не узнав со спины грека, кинулся на него с кулаками, но получив натренированный удар под дых, отлетел в угол каюты и осел на палубу. С налитыми кровью глазами, Иоаннидос, приняв стойку боксера двинулся на старпома.
 
*Извините! Вы не видели мою жену?
**Посмотрите на шлюпочной палубе!
   Иван видел бои боксеров во время учебы в штурманском училище в С- Петербурге, которые устраивались на масленицу на Сенной площади. Сам он не питал интереса к изучению английского бокса, но зато прилежно занимался в гимнастическом зале фехтованием и греческой борьбой.
 
   Не успел он принять защитную позицию, как сзади на спину грека, с диким визгом набросилась Февронья и впилась в волосы Иоааннидиса. Не теряя времени, Иван бросился ему в ноги и потянул их на себя, повалив разбушевавшегося грека на палубу. В партере молодость и знание приемов борьбы, были на стороне старпома.
- Февронья, не крычи, пачуюць!(бел.)* – Наташа зажала рот подруге и с трудом оттащила ее от грека.
 
   Иван связал пьяному руки за спиной рукавом тельняшки, попавшейся под руку, а второй рукав затолкал ему в рот.
 
***Февронья, не кричи, услышат!
 
- Денис! Хватит валяться! Уводи девушек и постарайся найти жену этого кавалера! – Иван еще туже стянул руки не званому гостю. Его трясло от возбуждения. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не приложить грека мордой о палубу.
 
   Девушки помогли подняться ревизору и, предварительно выглянув в коридор, повели, дышащего как рыба Дениса Денисовича в сторону двери ведущей на шлюпочную палубу.
 
- Дальше вы сами! А я поищу ее в их каюте! – ревизор поцеловал руку Февронье, перешел на другой борт и постучался в каюту высокопоставленных пассажиров.
 
   Гречанка сидела на диване с книгой в руках. Увидев ревизора, женщина, не давая ему раскрыть рот, резко встала и спросила: - Where is he? Is he drunk?
- Lets go! He is in the chief mate cabin! Yes! Hi is drunk!* - ревизор повел женщину в каюту старпома.
- Please pick up my husband?** – женщина с презрением посмотрела на поставленного на ноги мужа.
- I will complain! I have diplomatic immunity!*** – гордо выпалил грек, как только старпом вытащил рукав тельняшки из его рта. Женщина молча, с размаху влепила ему пощечину и ни слова больше не говоря, покинула каюту.
Иван развязал руки сразу обмякшему греку и вытолкал его за дверь.
*Пойдемте! Он в каюте старпома! Да! Он пьян!
**Пожалуйста, поднимите моего мужа!
***Я буду жаловаться! У меня дипломатический иммунитет!
- Денис Денисович! Возвращайтесь к себе и никому ни слова! Я сам доложу капитану! – Иван привел себя в порядок и направился в каюту капитана, зная, что он не ложится раньше полуночи.
 
- Так и сказал, что он имеет дипломатический иммунитет? – капитан загадочно улыбнулся. - А что у вас с этой девушкой? Надеюсь, что вы не пользуетесь своим положением? Это было бы в высшей степени непорядочно! Вы - дворянин! Она – крестьянка! – в голосе капитана прозвучали железные нотки.
- Никак нет, господин капитан! Не пользуюсь, но и не скрываю, что она мне нравится!
- Вы понимаете, Иван Александрович, что вас не поймут ни ваши родители, ни общество! Мезальянсом вы поставите крест на своей карьере! – капитан сверлил взглядом старпома.
- Если я ей предложу руку и сердце, надеюсь, вы меня не спишите на берег до возвращения в Одессу? – Иван выдержал взгляд капитана.
- До Одессы не спишу, но прошу вас все еще раз взвесить и обдумать! И еще, присмотритесь к ревизору и завтра доложите мне, можно ли доверять ему самостоятельную вахту? А сейчас идите! – улыбка появилась на лице капитана, как только старпом вышел из каюты.
 
- Эх! Молодо-зелено! Угораздило же его в крестьянку влюбиться? Хотя, какое молодо-зелено? Забыл, как сам в его возрасте сердечными муками терзался? А через месяц сыну уже восемь лет исполнится! Кажется, целую вечность их не видел! – капитан сел за письменный стол и достал из ящика небольшой портрет жены, написанный маслом, и иконку Николая Угодника такого же размера. Трижды перекрестясь и поцеловав портрет жены и икону, Михаил Васильевич убрал их в стол и смахнул накатившую слезу со щеки.
 
 
   Индийский океан радовал хорошей погодой и попутным ветром. Пароход Петербург, плавно покачиваясь на океанской зыби, день за днем покрывал расстояние в триста тридцать, триста пятьдесят морских миль.  Изредка, к большой радости экипажа и переселенцев, судно входило в зону тропического дождя.  И тогда экипаж растягивал запасные паруса и собирал дождевую воду, которую сразу пускали на стирку и купание. Пресную воду из судовых запасов приходилось экономить. Все с нетерпением ждали очередного захода на остров Цейлон, в порт Коломбо, для пополнения угля, воды и провизии. Солнце с каждым днем становилось все злее. Ближе к вечеру, как только спадал зной, мужики в исподнем лезли под рукав брандспойта. С заходом солнца наступала очередь женщин. Купание под струями теплой океанской, соленой воды приносило лишь временное облегчение. Иногда, откуда-то издалека, от далекого шторма, докатывалась крупная океанская зыбь и многих переселенцев начинала мучить морская болезнь. Тяжелее всех приходилось грудничкам. Мало того, что у многих матерей пропало молоко, так еще детки покрывались потницей. Судовой фельдшер каждый день лез в свой заветный мешочек с прошлогодней сушеной чередой и заваривал ее в крутом кипятке. Смешав настой с дождевой водой в корыте для купания младенцев, он по очереди, время от времени подливая свежий настой череды, погружал туда особенно мучившихся потницей деток. Такие купания приносили, пусть временное, но облегчение.
 
   Многие мужики, все же расстались со своими бородами и неопрятными прическами. Перед стрижкой фельдшер в обязательном порядке проверял головы на предмет гнид и в случае обнаружения, давал распоряжение обривать головы наголо. Дети от семи лет и старше сновали по пароходу с уже загоревшими затылками.
 
   Евдокия уговорила мужа сбрить бороду и укоротить волосы на голове. Мальчишки были стрижены под ноль и не испытывали дискомфорта среди таких же бритоголовых сорванцов.
 
 
   Иван и Наташа практически каждый вечер после захода солнца проводили вместе за разговорами на шлюпочной палубе.  Изредка ненадолго к ним присоединялась Евдокия с детьми.  Малышка Прасковья с ходу бросалась в объятия Ивана и, прижавшись щечкой к лицу старпома, с удовольствием вдыхала носиком аромат его одеколона. Старшие мальчишки садились рядом со старпомом на скамейку и просили его почитать сказки.  Иногда к ним выходил Федор Дмитриевич Плеске, и тогда все с удовольствием слушали его рассказы о диковинных птицах, о которых он мог рассказывать бесконечно.
   Днем по шлюпочной палубе прогуливалась гречанка и угощала конфетами детей, слетавшихся к ней как бабочки на свет. Было видно, что ей доставляет удовольствие проводить время с детьми. Вечером, после двадцати двух часов, когда гасилось палубное освещение и мамочки уводили детей, она шла в кают-компанию и играла для офицеров грустные мелодии.
 
   После случая в каюте старпома, Зотикос Иоаннидос с разрешения капитана переселился в свободную каюту первого класса и практически не выходил днем. Еду, по его просьбе, ему приносили в каюту.  По ночам он бродил по судну, пугая переселенцев, устроившихся на ночлег на открытой палубе. Февронья резко охладела к ревизору и старательно избегала его. Ревизор теперь нес вахту самостоятельно с полудня до четырех дня и с полуночи до четырех утра. Утром, после выдачи продуктов на камбуз, он осматривал палубы и, не найдя Февроньи, брел в свою каюту. Что так отвратило девушку от молодого офицера, так и осталось загадкой.
 
   Когда на горизонте показался остров Цейлон, остатки воды в питьевых танках парохода, настолько приобрели неприглядный цвет и вкус, что капитан принял решение использовать воду только на технические нужды и купание. Переселенцам и такая вода показалась спасением и возможностью отмыть соль с тела. После израсходования воды были вскрыты горловины танков, и матросы, спустившись туда с ветошью, принялись оттирать стенки и палубы от остатков протухшей воды и слизи.
 
   Приняв бункер угля, пополнив запасы свежей воды и продуктов, пароход Петербург, оставив по корме порт Коломбо, устремился в сторону Малаккского пролива.
   Наконец ужин был приготовлен на свежей воде и свежих продуктах, а вечером был объявлен банный день.  Бункер воды можно было не экономить. Следующий заход в порт Сингапур планировался уже через неделю при самой неблагоприятной погоде.
 
   Иван, сменившись с вахты в восемь вечера, первым делом заглянул в каюту Савостенков и пригласил Евдокию с детьми в свою каюту принять душ. С Наташей он сговорился уже заранее. Не забыл он пригласить и Февронью, но та неожиданно отказалась. Как только распаренная Евдокия с мужем и детьми, низко кланяясь в знак благодарности, покинули его каюты, Иван, стараясь не попасться никому на глаза, провел Наташу, ждавшую его на шлюпочной палубе, к себе в каюту. Молодой человек был смущен и старался отводить глаза от стройной фигуры девушки. Они впервые остались наедине. Чувствовалась звенящая напряженность и неловкость.
 
   Первой нарушила молчание Наташа:
- Может тебе рубашки постирать, а то воротники пожелтели совсем? Мне не сложно! Давай! Только наладь мне воду?
   Старпом шагнул в душевую и, пробуя рукою воду, покрутил вентили.  И когда он оглянулся, чтобы выйти, увидел Наташу, стоящую без сарафана в одной нижней сорочке, сквозь которую проступали небольшие, но крепкие груди, точеная талия и стройные ноги.  Она смотрела прямо в глаза Ивана, отчего у него закружилась голова. Он схватился рукой за косяк двери, стараясь прийти в себя.
- Ну, что ты, любимый! – Наташа подхватила, начавшего оседать молодого человека и помогла ему сесть на диван.
- Никак баб не видел? – еле слышно, дрожащим голосом произнесла она.
- Баб видел! А таких, как ты – не видел! Вот – пара рубашек форменных! – Иван протянул сорочки девушке, боясь поднять на ее глаза. Но природа взяла свое, и он притянул девушку к себе, которая с легким стоном подставила свои губы, плечи и упругую грудь под жаркие поцелуи молодого человека.
- Хватит, хватит – задушишь! Хочу, чтобы ты был у меня первый, но вначале давай помоемся! Что вода зря льется? – Наташа, тяжело дыша, стала расстегивать пуговицы на сорочке, не забывая целовать и покусывать нижнюю губу Ивана.
 
   Приняв душ и не разнимая уст от страстных поцелуев, молодые люди, как были мокрыми, оказались в кровати. Их молодые тела сомкнулись, словно под влиянием неведомого магнита, и только медленные движения, страстный шепот и нежное постанывание девушки выдавали таинство любви…
 
- Ты не переживай за меня! Мне ведь ничего от тебя не надо! Вернее надо! Ребеночка от тебя хочу! – Наташа с нежностью прижалась к вздымавшейся от усталости груди Ивана, когда он, уставший откинулся на подушку.
   Старпом приподнял голову и с любовью посмотрел на девушку. Ее мраморное тело, в свете настольной лампы в очередной раз вызвало прилив нежного желания обладать этой фантастической девушкой.
 
-Ты никогда не рассказывала мне о себе? Как ты оказалась в воспитанницах у семьи Семена и Стефаниды Герасименков? – пересилив желание, спросил Иван.
 
- Свое детство я помню плохо! Есть смутные воспоминания, что меня держит на руках красивая женщина в богатом наряде! Герасименки никогда не рассказывали мне, как я оказалась в их семье, только тетка Евдокия однажды, по секрету рассказала мне, что в нашей деревне  Неглюбка, проездом останавливалась хворая барыня с ребенком. Их приютил иерей сельской церкви. Барыня та преставилась на третий день, а ребенок – четырех лет, оказался на попечении попадьи, которая не прожила после этого и полугода. Батюшка никогда не имел своих детей и уговорил дальнего родственника Герасименка, только недавно взявшего в жены Стефаниду из соседнего села, взять девочку в семью, снабдив его увесистым кошельком. Со слов тетки Евдокии, этой девочка была я, но я думаю, что это выдумка.
 
- Возможно! Возможно! Но я думаю, что в твоем рассказе есть немалая доля правды! Ты совершенно не похожа ни на одну из своих сверстниц! Возможно, твоя мама была родом из Грузии или Армении! Вот, если бы посмотреть ее документы? – в уме у Ивана созрел план, который он пока решил не раскрывать Наташе.
 
   Время до Сингапура пролетело, как один день, и вот уже пароход Петербург, пополнив запасы взяло курс на последний перед Владивостоком - порт Нагасаки.
   С каждым днем жара и влажность постепенно отступали. Все больше переселенцев отваживались выходить на открытые палубы днем. За три дня до захода в Японию делегация молодых парней и девчат обратилась к Плеске с ходатайством попросить гречанку сыграть для экипажа и переселенцев. На что г-жа Иоаннидос с удовольствием согласилась.
 
   Наташа, погуляв днем с Прасковьей по шлюпочной палубе и почитав ей сказки, ближе к трем часам после полудня, отвела девочку в каюту, где дремали Евдокия с мальчишками. Малышка тут же забралась к матери под бочок и , уже через несколько минут сладко засопела, уткнувшись матери в грудь. Девушка осторожно прикрыла дверь каюты и вновь направилась на шлюпочную палубу ожидать, когда сменится с вахты Иван. От мыслей о любимом человеке у нее сладко заныло в груди и внизу живота. На палубе уже прогуливалась гречанка. Они поприветствовали друг друга легким поклоном головы и улыбкой. Женщина подошла к Наташе и что-то заговорила на своем языке, взяла ее за руку и потянула в надстройку. Открыв дверь своей каюты, которая оказалась вдвое больше каюты старпома, гречанка пригласила девушку войти и указала на разложенное на диване платье цвета абрикосовых лепестков и туфли на невысоком каблуке.
   Госпожа Иоаннидос жестом попросила примерить платье. Наташа вспыхнула румянцем, замахала руками и совсем уж собралась выбежать из каюты, как услышала голос гречанки. Она с мольбой в голосе, по-русски, с акцентом произнесла:
- Умоляю, возьмите, пожалуйста! Это мой презент, на память!


Я знаю! Сегодня, перед концертом, капитан объявит о вашей помолвке».

   Наташа остановилась, словно наткнулась на препятствие. Эта новость была для нее полной неожиданностью.
- Выходит, Иван решил сделать мне приятный сюрприз? – сердце девушки учащенно забилось. Девушка обернулась к гречанке, на лице ее сияла счастливая улыбка.
   Платье и даже туфли сидели на девушке, словно были специально пошиты на нее. Теперь настала очередь улыбаться и хвалить Наташу г-же Иоаннидос. Она засуетилась, полезла в один из чемоданов и достала оттуда венок из тонкой выделки серебряных цветов на фоне листьев, и надела его на голову девушки.
- Что-то не достает! – женщина вновь стала рыться в чемоданах. Наконец, она выудила на свет – белый прозрачный, шелковый платок, набросила его на голову девушки, так, что платок прикрыл лицо, а сверху водрузила венок.
- Вот! Теперь ты настоящая невеста! – женщина присела на диван, любуясь Наташей, по ее щекам покатились слезы…
- Оставайся у меня в каюте до начала концерта! Жених не должен видеть тебя! Пусть и для него это будет сюрприз! Капитан зайдет за вами и выведет к жениху! Я его предупрежу! – гречанка выскользнула из каюты.

Свободные от несения вахты и работы члены экипажа и переселенцы, заранее занявшие места на лавках, и стоящие вдоль фальшборта ожидали выхода к пианино гречанки, уже полчаса, как доставленному на шлюпочную палубу.
   Появилась г-жа Иоаннидос, под руку с одетым в парадный мундир, с кортиком на поясе старшим помощником капитана. Гречанка сделала полупоклон в сторону собравшихся и села за пианино.

   Над палубой пронесся возглас восхищения, когда под аккорды марша, капитан торжественно вывел Наташу, одетую словно принцессу из сказки, и подвел ее к старпому. Музыка стихла. Было слышно, как стали шептаться переселенцы. Мужики и женщины, цикнув на молодежь смотрели, раскрыв рот на невиданное событие.

_- Прошу подняться сюда приемных родителей невесты! – громогласно произнес капитан.
   Чета Герасименков, гордо поглядывая на односельчан, не спеша поднялись на шлюпочную палубу, где уже вертелась возле Наташи их племянница красавица – Февронья.
  Музыка заиграла чуть громче, заставив замолчать присутствующих.

- Верно ли я понимаю, что невеста – в девичестве, согласно имеющимся метрикам - Наталья Петровна Ивашева – дворянского сословия, 18 лет, живущая в воспитанницах в семье Герасименков Семена и Стефаниды с четырехлетнего возраста, получила благословение своих приемных родителей на брак с Иваном Александровичем Сарнаевым – дворянского сословия, 25 лет? – сказанное было так неожиданно для переселенцев, что поднялся гвалт, заглушивший музыку. Гречанка мощно ударила по клавишам, заставив толпу смолкнуть.

- Верно, верно! Благословили! – закивали головами Герасименки, когда музыка стала тише.
- К сожалению венчать вас не имею ни права, ни церковного чина! Поэтому, проведем чин бракосочетания, согласно морскому Уставу! А уж, венчаться будете на берегу! – капитан откашлялся в кулак. Было заметно, как он волнуется.
- Согласны ли вы Иван Александрович, взять в жены – Наталью Петровну Ивашову? -  капитан повернулся к старпому.
- Согласен! – четко, по-военному ответил Иван и перекрестился.
- Согласна ли вы Наталья Петровна, выйти замуж за Ивана Александровича Сарнаева? – капитан с улыбкой посмотрел на девушку.
- Согласна! – тихо произнесла Наташа.
- Властью, данной мне Уставом Службы на судах российского коммерческого флота, объявляю вас мужем и женой в присутствии свидетелей со стороны невесты и жениха, о чем будет сделана запись в судовом журнале! Жениху разрешаю поцеловать невесту! Горько! – капитан подвел девушку к старпому. Иван дрожащими руками поднял прозрачный платок, заменявший вуаль и целомудренно коснулся губами губ Наташи. Грянул марш! Присутствующие вскочили со своих мест. Крики и свист спугнули всех чаек, примостившихся на мачтах и снастях парохода на ночь.
- А ничего, что пост идет? – крикнул кто-то из толпы.
- Ничего! Болящим и путникам сделать послабление не возбраняется! А кто постится строго, силком никто наливать не будет! – с усмешкой произнес капитан.
- Боцман! Распорядитесь накрыть столы! Ревизору выдать в распоряжение старейшин жбан вина и фрукты! Через час  будет продолжение концерта и танцы! А сейчас, господа офицеры, прошу всех в кают-компанию! – капитан протянул руку гречанке и повел ее в надстройку.
- Я ничего не понимаю?  Голова кругом идет! Кто - такая Наталья Петровна Ивашова? – Наташа еле передвигала ногами от волнения, поддерживаемая Иваном под локоть.
- Все объясню, но чуть-чуть попозже! Но с уверенностью могу сказать, что ты внучка декабриста - кавалергарда Василия Петровича Ивашова, сосланного в Сибирь после восстания на Сенатской площади в 1825 году! А бабку твою звали – Камилла Ле-Дантю! Она была француженкой по происхождению! – скороговоркой проговорил Иван.

   По случаю торжества, по распоряжению капитана в кают-компанию были приглашены приемные родители – Семен и Стефанида и подруга Наташи Феврония. На столах, уже стояли вазы с фруктами и бокалы. На отдельном столике, под надзором матроса, облаченного по такому случаю в белоснежную робу с новым темно-синим воротником гюйсом на плечах и белых перчатках, стояли несколько бутылок шампанского.

   Молодым отвели место в центре стола. Семен, Стефанида и Февронья были усажены со стороны невесты, а со стороны жениха расположились капитан и г-жа Иоаннидос.
   В кают-компанию в парадном мундире, строевым шагом вошел ревизор и торжественно протянул капитану лист бумаги, исписанный красивым почерком. Невооруженным глазом было заметно, как Денис Денисович косит грустным взором в сторону Февроньи. Капитан взял бумагу, внимательно перечитал и достав перо, поставил свою подпись!

- Господа офицеры! Прошу наполнить бокалы! – над столами пронесся одобрительный гул под хлопки пробок, открываемого шампанского.
- Иван Александрович! Наталья Петровна! Вручаю вам выписку из судового журнала о регистрации вашего брака на борту парохода «Петербург» и поднимаю этот тост за ваше счастье! – капитан вручил лист  бумаги старпому.
- Горько! – неуверенно произнесла Февронья, которое было громогласно подхвачено всеми присутствующими.
   На щеках Наташи играл не естественный румянец от глотка выпитого шипучего и всеобщего восхищенного внимания морских офицеров, с завистью наблюдавших, как Иван нежно целует жену.
- По старинному русскому обычаю, предлагаю проводить молодых в опочивальню! А мы допьем шампанское и пойдем наслаждаться музыкой и танцами! – капитан поднял бокал и стукнулся с бокалом гречанки.
- Хотел вас поблагодарить! Это вы здорово придумали с платьем! Невеста в нем смотрится потрясающе! Надеюсь, ваш супруг был не против? – прошептал капитан спутнице, пока провожал ее к пианино.
- Последнее время, меня мало волнует его мнение! А весь мой гардероб давно покупается за мои средства! Да, и его гардероб тоже! – женщина приветственно помахала сверху рукой собравшимся переселенцам, встретившими ее рукоплесканиями.

   Уже третий час пляшут! Пианино уже не слышно, только гармони соревнуются! – прошептал Иван не сводя глаз с лица Наташи. Молодые, уставшие и счастливые от любви, в свете ночника у изголовья кровати никак не могли насмотреться друг на друга.
- Если хочешь, пойдем потанцуем? – предложил Иван.
- Что ты? Что ты? Мне с тобою так хорошо и спокойно! Лучше расскажи, как ты узнал про моих деда и бабушку? И ничего не рассказал про мою маму и отца!
- Дело в том, что в твоих метриках указан твой отец- Петр Васильевич Ивашов, 1837 года рождения! Родился в г. Туринск, Тобольской губернии! Дворянский титул был возвращен ему после амнистии в 1856 году! – Иван встал с постели и взял с книжной полки свиток с сургучной печатью.
- Твоя мама – Ивашова, в девичестве Лебедева Екатерина Александровна. Других сведений не указано! Могу только предположить, что твоя мама умерла в вашем селе Неглюбка, а твой отец не смог тебя разыскать! – выпалил Иван с горящими глазами. – Это значит нам, только предстоит найти твоего отца! И мы обязательно это сделаем!
- Но в документах же нет ничего про моего деда и бабушку! С чего ты взял, что мой дед ссыльный каторжанин? – губы Наташи мелко задрожали, выдавая душевное волнение.
- Не бывает таких совпадений, Наташенька! Во первых – место рождения твоего отца  город Туринск. Во вторых – возвращение дворянского титула! В третьих – только за двумя ссыльными последовали в Сибирь безумно любившие их женщины – француженки. Это Камилла Ле-Дантю и Жанета-Полина Гебль. Но она поехала следом за Иваном Александровичем Анненковым! Жаль только, что твоя бабушка умерла, если не изменяет память, спустя одиннадцать лет, родив вашему деду трех детей! Ровно через год, не выдержав горя, умер и твой дед!
- Откуда ты все это знаешь? Ты, точно не выдумываешь? – недоверчиво спросила девушка.
- Неужели ты думаешь, что я посмел бы говорить тебе неправду! Дело в том, что историю любви опального кавалергарда Василия Ивашова и француженки Камиллы Ле-Дантю, рассказывал нам - гардемаринам преподаватель курса артиллерии, который лично знал твоего деда и бабушку!  – Иван прижал к себе Наташу и поцеловал ее в носик.

   Раздался осторожный стук в дверь. - Кого это там принесло? Еще нет и полуночи! На вахту, еще рано будить!  - Иван задернул занавески над кроватью и быстро оделся.

- Иван Александрович! Горе у нас! Прасковья пропала! – на пороге каюты с заплаканными глазами, всхлипывая стояла Февронья.
- Как пропала? – из-за занавески выскочила Наташа в белой, расшитой белорусским орнаментом ночной сорочке и попала в объятия заплаканной подруги.
- Отставить панику! Когда, кто и как заметил ее пропажу? – Иван выглянул за дверь, со стороны курительного салона кают – компании раздавалась негромкая музыка.
 
- Давно пианино перенесли со шлюпочной палубы? И хватит уже слезы лить! – старпом потряс Февронью за плечи.
 
– С полчаса, как унесли! Тогда и тетка Евдокия кинулась Прасковью! Она одна в каюте спала, пока концерт был!
 
- Жди меня здесь, Наташа, а ты бегом за Евдокией! Приведешь ее туда, где музыка играет! – Иван указал рукою в сторону курительного салона.
 
 
 
- Михал Васильевич! У нас, похоже, ЧП! – шепнул старпом на ухо капитану, слушавшему музыку с полузакрытыми глазами. Старший механик Федор Плеске, ревизор и еще пара офицеров, свободных от вахты, сидели полукругом вокруг гречанки, плавно перебиравшей пальцами клавиши пианино.
 
 
 
- Господа! Я думаю, пора поблагодарить нашу гостью! Денис Денисович, проводите г-жу Иоаннидос до ее каюты! – капитан поцеловал руку гречанке!
 
 
 
- Слушаю Вас, Иван Александрович! Какое такое ЧП? Машина крутится, паруса работают! – капитан обвел взглядом присутствующих.
 
   Не успел старпом раскрыть рот, как Февронья, буквально втащила в курительный салон рыдающую Евдокию.
 
- Дочка ее полутора лет исчезла! – Иван усадил женщину в кресло и подал стакан воды.
 
- Рассказывайте, Евдокия Ивановна?
 
- Она так сладко спала! Я не стала ее будить и оставила одну в каюте! Мы все пошли на концерт! Я уже так раньше делала! Она сама не могла дверь открыть! Ручка высоко! – Евдокию душили рыдания!
 
- Мы уже пробежали по палубе и опросили танцующих! Никто ее не видел! – Февронья никак не могла отдышаться и с мольбой в глазах переводила взгляд с капитана на старпома.
 
 
 
   Михаил Васильевич вспомнил, что только вчера подумал: «Уж слишком благополучно проходит плавание!  Ни штормов, ни сильной качки! Даже ни одной смерти среди грудничков и пожилых переселенцев! Не к добру это…»
 
 
 
- А иллюминатор в каюте был открыт? – в кают-компанию вернулся ревизор и стал поедать глазами Февронью.
 
- Нет, нет! Прохладно стало! Уже несколько дней, как закрытым держим! – замотала головой Евдокия.
 
 
 
- Иван Александрович! Поднимитесь на мостик и объявите общесудовую тревогу! Всему экипажу собраться в столовой команды! А, вы,  Денис Денисович, проводите женщин в их каюту и оповестите переселенцев разойтись по своим спальным местам! Заодно объявите, что пропала девочка! Может, кто что-нибудь видел? – отдал распоряжения капитан.
 
 
 
   Минут через пять, как отзвучали звонки громкого боя, экипаж кроме вахтенных собрались в столовой команды.  На многих были одеты пробковые спасательные жилеты.
 
 
 
- Спасательные жилеты можно снять! Иван Александрович! Разбейте экипаж на тройки, распишите, какие помещения им предстоит досмотреть! Ни одно помещение, ни один очкур на пароходе не должен быть пропущен! Денис Денисович, на вас досмотр кают пассажиров в надстройке! Возьмите с собой матроса-чистяка! Заглядывать везде! И в рундуки, и под шконки! На старшем механике и его подчиненных досмотр машинного, котельного отделения, мастерских и угольных ям! – капитан потер виски и задумался.
 
 
 
- Михал Васильевич? На обратный курс ложиться не будем? – подал голос старший механик.
 
- Нет смысла! Сама выпасть не могла! А если какая мразь помогла, то уже поздно! Все, приступаем! Я буду на мостике! – под взглядом капитана, бывалые матросы потупили взор. У многих всплыла перед глазами картина, как маленькое беззащитное тельце барахтается в темной воде.
 
- Не приведи господи! – усатый боцман, тряхнул головой, прогоняя наваждение, и трижды перекрестился.
 
 
 
   Поиски продолжались весь остаток ночи и первую половину дня! Наташа увела старших детей Евдокии и уложила их спать на диване в каюте старпома. Иван лишь изредка забегал в свою каюту хлебнуть холодного чая и молча мотал головой. Девушка, видя его состояние, не лезла с вопросами и только всхлипывала в платок. Ближе к утру, в каюту заглянул ревизор в сопровождении матроса и бегло, с виноватым видом заглянул под шконку и осмотрел рундук.
 
   Ближе к полудню капитан вновь собрал экипаж и старейшин групп переселенцев в столовой команды. Не в силах стоять на ногах от усталости, трижды пролезшие и проверившие все очкуры, члены экипажа без сил опускались на лавки и палубу, прислонясь спинами к переборке.
 
- Да, не могла она сама спрятаться! – Федор Плеске в бессильной злобе ударил кулаком по столу.
 
- Неужто, какая гнида завелась на пароходе? У кого могла рука подняться на дитя малое?  - размазывая скупую слезу по грязной щеке, выкрикнул боцман.
 
 
 
- Пригласите сюда чету Савостенков? – капитан опустился на лавку.
 
 
 
   В двери показались растерянный Терентий и еле передвигавшая ноги, поддерживаемая Февроньей Евдокия.
 
- Вспомните, пожалуйста? Были у вас последнее время ссоры или может недруги со времен жизни в вашем селе? Кто вам мог желать горя? – негромко спросил капитан. В ответ раздались только рыдания Евдокии. Терентий отрицательно мотал головой, разбрызгивая слезы. Капитан кивком головы показал, чтобы чету Савостенков увели.
 
- Федор Дмитриевич, озаботьтесь, чтобы они не оставались наедине со своим горем до прихода во Владивосток. И надо, кроме выписки из судового журнала, составить акты о досмотре с указанием должности и фамилий участников досмотра судовых помещений! Думаю, что по приходу будет полицейское дознание! А сейчас, экипажу можно разойтись! Всем выражаю благодарность за усердие! - капитан нашел в себе силы подняться и, только дождавшись, когда все покинут столовую, промокнул платком дрожавшую на веке слезу.
 
 
 
   Его никак не отпускало чувство вины, и раздражала пульсирующая боль в висках: «Где я не доглядел? Не может быть, чтобы к исчезновению причастен кто-то из экипажа? Но почему из экипажа? А переселенцы? Почти пятьсот взрослых и триста детей! Попробуй, загляни каждому в душу? И пассажиры! Их всего двое! Живут в разных каютах и даже по разным бортам! С тех пор, как Зотикос Иоаннидос повздорил со старпомом, ведет себя странно! Перебрался в другую каюту, в кают-компанию не ходит! Надо бы опросить ревизора, как он вел себя при досмотре каюты?»
 
 
 
   Проходя мимо каюты ревизора, капитан постучал в дверь: «Денис Денисович, зайдите ко мне и пригласите матроса-чистяка и старпома!»
 
   Войдя к себе, капитан снял китель, галстук, включил воду и подставил затылок под струи прохладной воды, - боль в висках отпустила.
 
- Войдите! Присаживайтесь! – капитан с мокрыми волосами и полотенцем на  плечах, сел в кресло за свой письменный стол.
 
 
 
- Денис Денисович, расскажите подробно, как вы проводили досмотр в каютах надстройки? Ничего подозрительного не заметили? Меня интересует, как вел себя г-н Иоаннидос? Не пытался ли он препятствовать досмотру?
 
- Пытался протестовать вначале, но, когда узнал, что пропала малышка, сам распахнул все рундуки и открыл чемоданы! – матрос, сопровождавший ревизора, утвердительно закивал головой.
 
 
 
- Каюту его жены досматривали?
 
- Да, конечно! Одну из последних! Она, уже спала! Открыла нам в пеньюаре! Сама открыла все чемоданы и показала рундуки!
 
 
 
- Странный запах у нее в каюте стоял! – неуверенно добавил матрос.
 
- Да, я тоже почувствовал! На уксус похоже! Я, еще подумал, что это  запах  ее крема! Лицо чем-то белым было намазано! – выпалил ревизор.
 
 
 
- Другие каюты? Ничего подозрительного не заметили?
 
- Никак нет! Каюты комсостава все были не заперты! Проверили все тщательно, как и каюты третьего класса! Никто не спал, кроме детей, все переживали за малышку!
 
- Хорошо! Идите, отдыхайте перед вахтой! Завтра к полудню заходим в Нагасаки! Иван Александрович, задержитесь на минуту! – капитан подошел к иллюминатору и задернул шторку.
 
- Пойдете к себе, загляните к фельдшеру, пригласите его ко мне!
 
 
 
- Проходите, Сергей Митрофанович, присаживайтесь! - Михаил Васильевич встал из-за стола, налил в стаканы в серебряных подстаканниках чаю и положил дольки лимона.
 
- Я вот, о чем хотел вас расспросить? – капитан подал чай фельдшеру и подсел к нему поближе.
 
   Разговор их, больше похожий на шепот, продолжался около часа. Ближе к полуночи, капитан проводил фельдшера до двери, а сам, накинув форменный сюртук на плечи, поднялся на мостик. Он знал, что, несмотря на усталость, не сможет заснуть этой ночью, а подстраховать вымотанного за сутки ревизора, будет не лишним.
 
 
 
   Озабоченный разговором с капитаном, фельдшер, вернувшись в свою каюту, тщательно протер пенсне и, достав с книжной полки несколько справочников по медицине, углубился в их изучение.
 
 
 
   Утро накануне захода в Нагасаки выдалось туманным. Еще до восхода солнца, пришлось спустить все паруса и теперь «Петербург», словно на ощупь, на малом ходу, крался к острову Кюсю. Каждые две минуты, молочную пелену тумана разрывал судовой паровой свисток. Матрос – впередсмотрящий, стоя на полубаке, чутко прислушивался и всматривался в пространство по курсу парохода.
 
 
 
- Петр Евгеньевич, если туман не рассеется к полудню, будем ложиться в дрейф! Далее идти в таком молоке опасно! – отдал распоряжение капитан третьему помощнику и покинул мостик.
 
 
 
- Денис Денисович! – капитан постучал в каюту ревизора и, не дожидаясь ответа, заглянул в каюту. Ревизор сидел перед открытым сейфом и доставал пачки банкнот.
 
- Готовлю наличность греков, что была на хранении, Михал Васильевич! – ревизор встал и вытянулся по стойке смирно.
 
 
 
- Как будете готовы, отнесите деньги в каюту к г-ну Иоаннидосу! И присмотритесь к его поведению! Не нервничает ли? Один в каюте или с супругой? Заодно информируйте его, что заход в Нагасаки задерживается из-за тумана! Потом, доложите мне! Я буду у себя! – капитан вышел и поднялся палубой выше, где находилась его каюта. Там его уже ожидал Сергей Митрофанович, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу.
 
- Я все понял, Сергей Митрофанович! О нашем разговоре никому ни слова! – провожая фельдшера до двери, они столкнулись с ревизором.
 
- Проходите, докладывайте Денис Денисович! – капитан закрыл дверь за фельдшером.
 
- Г-жа Иоаннидос находилась в каюте мужа. Разговаривали на повышенных тонах по-гречески. При мне сразу смолкли! Весь багаж, похоже, сами снесли в его каюту. Все заставлено чемоданами! – доложил ревизор.
 
- Как отреагировали на то, что заход в Нагасаки задерживается?
 
- Переглянулись!
 
   Капитан выглянул в лобовой иллюминатор и произнес: «Это хорошо, что переглянулись! Ну, а запах? Запах уксуса почуяли?»
 
- Никак нет! Специально принюхивался!
 
- Это плохо! Это очень плохо! -  с озабоченным видом он рванул из каюты и почти бегом поднялся на мостик.
 
 
 
- Петр Евгеньевич! Стоп машина! Пошлите матроса передать боцману, готовить трап с левого борта, и пускай выделит матросов вынести к трапу багаж пассажиров!
 
- Что, прямо сейчас? Не подошли, ведь еще! По счислению, еще миль двадцать!
 
- Исполняйте! Некогда объяснять! И пригласите сюда старпома!  – капитан сам перевел телеграф на «стоп».
 
 
 
   Стоя на крыле, он наблюдал, как матросы вытаскивали багаж пассажиров и складывали чемоданы на палубе. Наконец показалась довольная окончанием путешествием чета Иоаннидосов и стали вглядываться в туман, ожидая лодку.
 
 
 
- Теперь наш выход! Надо же проводить! И, захвати по пути Наташу и Евдокию! Хотя нет! Евдокию не надо! – скомандовал капитан ничего не понимающему старпому.
 
 
 
- А где же лодка? – затараторила гречанка по- английски.
 
- Будет лодка! Будет! Что же вы г-н Иоаннидос? Хотите покинуть нас, не попрощавшись? – с сарказмом произнес капитан по-русски.  -  И не надо делать такие удивленные глаза! Вы оба, отлично понимаете по-русски! – вокруг уже стала собираться толпа переселенцев. Наташа стояла рядом с мужем и, не понимая, приветливо улыбалась гречанке.
 
- А теперь, г-н Иоаннидос, предлагаю вам добровольно показать, в каком чемодане вы прячете девочку? – лицо грека пошло красными пятнами!
 
- Я не знаю! – на чистом русском дрожащим голосом произнес он и с мольбой посмотрел на жену.
 
- Мы теряем время! Девочка может задохнуться! – повысил голос капитан.
 
   Гречанка, остекленевшими, ненавидящими глазами смотрела на капитана.
– Нет у нас никакой девочки! Вы ответите за самоуправство! У нас дипломатический иммунитет! – пришла в себя гречанка и пошла в наступление.
 
- Разрешите досмотреть багаж? – не выдержал старпом и, не дожидаясь команды капитана, кинулся открывать первый попавшийся чемодан.
 
- Стоять! Катер к борту! – завизжала гречанка. В ее руках появился маленький револьвер, направленный на старпома. Переселенцы бросились врассыпную.
 
- Ах ты – ****Ота! – Наташа тигрицей бросилась на гречанку. Прозвучал выстрел. Девушка вцепилась в волосы и повалила женщину на палубу.
 
- Я не хотел! Это все она! Ищите в одном из чемоданов из желтой кожи! – тараторил грек, - С него, как по мановению волшебной палочки сошел лоск.
 
- Ваня! Ванечка! Ты ранен? – девушка бросилась к держащемуся за царапину на руке мужу, когда матросы скрутили брыкающуюся и изрыгающую проклятия пианистку.
 
   Через минуту бледную спящую девочку достали из чемодана и передали в руки фельдшеру. В нос присутствующим ударил неприятный запах, схожий с запахом уксуса и чеснока.
 
- Я так и думал, что паральдегидом усыпили!  Слава Богу, успели! И вас Иван Александрович, прошу ко мне! Царапина, хоть и пустяковая, но требует обработки и перевязки!  Кстати, мамочки этой спящей принцессы не вижу! Уж постарайтесь, сообщите ей вежливо, кабы удара или приступа сердечного избежать! – Сергей Митрофанович с ребенком на руках засеменил в надстройку.
 
- Михаил Васильевич! Как же так? Как вы догадались? И что нам теперь с ними делать? – ревизор кивнул в сторону потускневших пассажиров.


- Обыскать тщательно багаж и господина Иоаннидоса! Может у них кроме револьвера и снотворного, еще какие сюрпризы припрятаны! – капитан отошел в сторону.

- Михал Васильевич! Есть! За подкладкой пиджака были зашиты! – ревизор протянул капитану два паспорта на английских подданых и тщательно упакованную записную книжку небольшого размера.

- Иван Александрович, Вас уже перевязал Сергей Митрофанович? Вскройте пожалуйста эту книжечку! Я у вас видел перочинный ножик!    - капитан отдал старпому книжку.

- Да, тут сплошные цифры! Это шифровальный блокнот! Не думаю, что Греция только недавно обретшая независимость, обзавелась такой продвинутой внешней разведкой? – старпом вернул блокнот капитану.

- На какую страну вы все же работаете? На Грецию или на Великобританию? – капитан подошел к Иоаннидосу, перелистывая листы паспорта.

- Впрочем, можете не отвечать! Мне дано указание судовладельцем доставить в Японию Греческих подданых? Я его выполню! – капитан с размаху выкинул за борт английские паспорта и шифровальный блокнот.

- Считайте, что вам повезло! Лично мне, глубоко безразлично, в пользу какого государства вы будете шпионить, но попадись вы с таким блокнотом японцам, они с удовольствием отрубят вам головы!
 
- Пускай здесь катер дожидаются под надзором матросов. И шмотки пускай сами соберут! Все остальное потом! Туман рассеивается! Пора ход давать! А вам Денис Денисович, необходимо зафиксировать все события в судовом журнале! – капитан промокнул испарину со лба и надев фуражку зашагал на мостик. В дверях на шкафут он столкнулся с Наташей, держащей в руках платье и туфли. Через секунду они полетели в общую кучу вещей, валявшихся на палубе.


20 апреля 1884 года( Пасха)

- Г-н Плеске! А ведь сегодня пасха! Видите этот остров? Это остров – Аскольд! Значит до Владивостока остается всего пару часов хода! Сейчас десять часов утра! Самое время собрать переселенцев на разговение! Повара уже и яйца покрасили и куличи пасхальные испекли. Да и нам есть, что сказать людям! – капитан провел ладонью по щекам, проверяя чисто ли выбрит.
- Да, и предупредите ревизора! Пусть на экипаж и офицеров дополнительный стол накроют, рядом с переселенцами, и пускай поставят красного вина!

- Христос Воскрес! – громко произнес капитан, когда в сопровождении офицеров, одетых по случаю праздника в парадные мундиры, вышел к столу, уставленному куличами и тарелками с разноцветными яйцами.

- Воистину Воскресе! Стройным хором отозвались, сидящие за столом!

- Хороший, солнечный день сегодня, как и подобает быть празднику Воскресения Христова! Через час-полтора мы прибываем на рейд порта Владивосток! Там вас встретят ваши ходоки и мы больше никогда не свидимся!
Прошу не держать обиды на меня и экипаж, если ненароком кого обидели! – вдоль столов пронесся одобрительный гул.

   Капитан краем глаза увидел, как с красным яичком в руке, к нему вышагивает в плетенных лапоточках Прасковья. Он подхватил ее на руки, взял со стола желтое яйцо и подставил его округлой частью под слабенький удар ее яйца. Скорлупа треснула. Раздались рукоплескания и одобрительный свист! Михаил Васильевич трижды поцеловал малышку и передал ее подбежавшей Наташе.

- Господин капитан! Расскажите, как вы догадались, что греки украли нашу Прасковьюшку? Расскажите? Расскажите? – раздавались возгласы с разных сторон стола.

- Все очень просто! Это благодаря Денису Денисовичу! – капитан указал рукой в сторону ревизора. Это - он и сопровождающий его матрос, унюхали запах уксуса в каюте всеми нами, полюбившейся пианистки! А, уважаемый Сергей Митрофанович, вычитал в своих медицинских книгах, что так пахнет выдыхаемый воздух из легких человека, если его опоили снотворным под названием – паральдегид!
Перед тем, как высадить их на рейде Нагасаки, мне удалось разговорить ее мужа! Несколько лет назад, их малолетняя дочь погибла под колесами повозки, какого-то турка! А завести своего ребенка, у пары больше не получалось! Вот, и замыслила гречанка похитить красотку Прасковью! Она выкрала ее в перерыве концерта и напоив раствором снотворного, спрятала в складках своего одеяла! А досмотр личных вещей ничего не дал!

- За здоровье нашей Прасковьи! За гречанку! – закричали мужики, поднимая кружки.

- За гречанку! За тебя! Дай бог тебе долгой и счастливой жизни! – капитан подошел к Наташе, державшей на руках Прасковью,
 и поцеловал девочке ее маленькую ладошку!
- Как завершите трапезу, необходимо навести порядок в трюмах и каютах, и вынести свои вещи на верхнюю палубу. До Владивостока около полутора часов ходу! – Капитан отвесил прощальный поклон и направился по шкафуту к двери, ведущую в надстройку.

   Через час основная часть переселенцев, молодежь с интересом, пожилые с тревогой рассматривали проплывающий по левому борту остров Скрыплева и поросший лесом остров Русский.
- Ой бабонькi! Зiрнiце калi валуноу для прыгнету на беразе! На якi ляд мы цяжар такую цягнули з сабой?* - запричитала бабка Акилина Шевелева, тыча пальцем на береговую линию, усеянную круглыми валунами разного размера.
- А хто мне усе вуши прожжужал, што на новом мiсте каменьев для гнета не? – ущипнул супружницу в бок дед Семен.
   Кто поленился или не захотел тащить с собою камни из родной Неглюбки для гнета, радостно потирали руки. Все, кто стоял на палубе, втягивали в себя незнакомый запах йода и морской травы, гниющей по берегам. Показалась высокая сопка, кое-где покрытая могильными крестами. У подножия сопки виднелись длинные дощатые бараки. Пароходная труба пыхнула угольным дымом. Палуба завибрировала и через несколько минут раздался звук уходящей в воду якорь-цепи. От берега, тот час отчалила моторная лодка, буксирующая под бортом деревянный плашкоут, на палубе которого толпились человек десять в сюртуках и форменных фуражках. У трапа их встретил капитан и Федор Плеске.
- Христос Воскрес! – звучало из уст прибывших и переселенцев.
Каждый из встречающих, поприветствовал прибывших короткой наставительной речью и удалялся в каюту капитана.

*- Ой, бабоньки! Гляньте сколь валунов на берегу! На кой ляд мы тяжесть такую перли с собой?

На палубе остались только трое: Г-н Плеске, средних лет чиновник, представившийся Федором Федоровичем Буссе и портовый карантинный чиновник со списком переселенцев в руках.


   Ближе к шестнадцати часам, началась погрузка на плашкоут николаевских переселенцев. Февронья и Наташа, со слезами на глазах, до последнего стояли в обнимку у трапа. Прасковья, проходя мимо Ивана, протянула к нему ручки и прильнув к его щеке, громко стала вдыхать его запах, словно пыталась запомнить его на всю жизнь! Терентий и Евдокия долго кланялись ему в пояс и никак не могли оторвать от него малышку.
   Наконец, плашкоут  загруженный скарбом и людьми отвалил от борта. Переселенцы дружно принялись махать руками Наташе и старпому, стоящим в обнимку на палубе и только Прасковья, рыдая тянула ручки в сторону девушки, словно понимая, что они расстаются навсегда…

Продолжение следует.Возможно...