рассказ. самая-пресамая. набросок

Эпиграф. Широка Россия — простор просторный. Но...

В детстве, когда я жил в селе и ходил в школу за три версты через речку на ту сторону реки за мост и случилась эта судьбоносная встреча с моей второй половинкой Анютой. Мне тогда было восемь лет, а ей лет тринадцать. Она старше меня на пять с чем-то лет. Так вот, давайте, расскажу всё по прядку: идя со школы, мне было необходимо спуститься с горочки, пройти по тропинке вдоль ручья, перейти мост через реку и тут я уже почти дома. Всегда, когда река была не во льдах на мосту торчала Анюта, глядя вдаль, как утекает вода, о чём-то мечтая; не обращая внимания ни на кого. В день когда она со мной впервые заговорила — я подрался в школе с мальчиком с той стороны реки, где и была школа в которой я учился. Тогда мы носили школьную форму и соперник в драке оторвал мне на ней нагрудный карман. Заметив меня растрёпанного, идущего через мост, Анюта оторвалась от своего любования рекой, покосилась на меня, и заметив оторванный карман, сказала.

— Что подрался?
— Угу. — тяжело выдохнул я.

Анюта подошла ко мне, отряхнула меня и заколола мой карман своей булавкой, чтобы он был вроде как бы на месте. Конечно же ситуацию это не спасло и дома я как следует получил по попке за этот оторванный карман.

С этого дня, когда я встречал Анюту на мосту. Мы здоровались: привет, привет, как дела и тд. Иногда я и сам подолгу стоял вместе с Анютой, тоже мечтая о чём-то, смотрел на реку; примечая в реке веточки текущие вдаль вместе с водой. Как то раз мимо проплыло и бревно.

Следующие событие на котором я бы желал остановиться случилось летом, когда мне было десять лет. Это событие тоже произошло на мосту. Возможно, оно слегка не красит меня. Но что случилось, то случилось. Идя со школы, иногда дети ходят в школу и летом, если там летний лагерь. Так вот, когда я шёл со школы, у меня скрутило живот и мне захотелось в туалет по большому. Поскольку лето было жаркое, река обмелела, я решил полезть под мост, чтобы справить нужду там. Но...

Я залез под мост и вытаращил оба глаза: под мостом сидела Анюта делая тоже самое зачем и я полез под этот мост. Вот так я впервые увидел голую женскую попку. Анюта вскочила не вытерев попку, одела на неё свои трусики и убежала. Я же уставился на оставленную ей какашку. После я всё же тоже сделал своё дело и побрел домой.

С этого дня при встрече со мной на мосту Анюта уже не здоровалась, игнорируя мои приветы. Пока не настала осень. Идя со школы в сентябре, встретив Анюту на мосту, подойдя к ней я спросил.

— Анюта, скажи мне только одно, ты больше со мной никогда, никогда не будешь разговаривать?
— Да. — сказала Анюта. — Ты видел мою попу.

Мне стало грустно и видимо от безысходности, по принципу: сгорел сарай — гори и хата. Я сказал.
— Не только попу. Какашку тоже.

За что и получил пощёчину от Анюты.

Тогда я ещё не знал, что женщины всеочень-преочень больше всего не любят, когда их решают статуса богини, ставя вряд с простыми, обычными, живыми существами, которые пукают и какают и тд.  Женщины — феи!!! По крайне мере считают себя таковыми.

Так пошли дни, месяца, годы. Встречаясь на мосту: я и Анюта, не разговаривали друг с другом. Но я всегда пристально вглядывался в её спину и в то, что ниже спины и во что она одета? Так как для меня она была и впрямь премилое создание. И моё сердце стучало: Тук. Тук. Тук.

Только через год или два, когда мне было двенадцать лет мы с Анютой вновь пообщались. Идя со школы, я встретил Анюту, и увидел, что она плачет, вопрошая видимо судьбу: Почему?

Анюта была пьяна. Ей было тогда уже лет семнадцать. Из её пьяного бреда я узнал: что Максим, которому она отдала своё детство, женится на другой. И не просто на другой, а на её старшей сестре, которой уже есть восемнадцать лет.

Кстати говоря, и эта история по случаю мне была известна. У нас в селе есть амбар. Обычно в амбаре хранят зерно. Но в этом амбаре хранили сено для коров. И летом я там очень часто играл в немцев и партизан. Конечно же я был партизаном и я всегда в конце концов побеждал немцев и даже Гитлера... Так вот, играя как-то в этом амбаре, прячась в нём от мною вымышленных фашистов напавших на село, я увидел следующие.

Как Максим и Анюта зашли, затворили двери, раздевшись почти догола, занялись этим, прям лёжа в сене. Длилось это недолго так как видимо они переживали и не хотели быть пойманными. Сделав дело Максим ушёл, оставив Анюту одну и мне вновь удалось полюбоваться её попкой. Поэтому на следующей день, ещё с утра, я  помчался стрелой в тот амбар. Каково же было моё удивления. В этот раз Максим привел в амбар не Анюту, а её сестру Ольгу. Сделав с ней всё тоже самое.

Так что слёзы Анюты мне были понятны. Но чем её утешить я не знал. Но я всё же сказал.

— Не плачь, ты самая красивая!      
— Спасибо. — сказала Анюта. И в её голосе послушалось то, что скоро она и вправду перестанет плакать.

Больше рассказать и похвастаться нечем... Как только мне исполнилось восемнадцать я оказался в армии. Затем вернувшись в село, я осознал одну простую вещь: тут скучно. И я подумал: широка России! и рванул по городам и областям. Побывал в Москве, в Питере, во Владивостоке, даже в Челябинске пожил, кем только не работая. Но всё же сердцу чего-то не хватало и я вернулся в родное село... Иду значит чрез мост и вижу Анюта стоит, задумчиво глядя вдаль. Подойдя к ней, полюбовавшись её попочкой, я возьми да скажи.

— Привет, Анюта.
— Привет. — ответила она, заулыбавшись мне.
— Выходи за меня? — неожиданно сам для себя выпалил я.
— Ты хорошо подумал? — вместо ответа: да и нет, спросила Анюта.
— Хорошо. — подтвердил я. Добавив. — Куда ещё думать? Нам уже за тридцать давно-давным.

Через месяц мы поженились. Часть нашей свадебной церемонии прошла на мосту через реку, где мы с ней в детстве так часто встречались. Я до сих пор помню вкус её губ в день нашей свадьбы, когда мы целовались на мосту. Светило Солнце, небо было синие-синие, речка неспешно бежала вдаль, Россия всевеличественно наполняла моё сердце, а в моих руках была моя Анюта и я целовал её нежно-нежно, любя-любя; целовал в губы свою самую родную в мире, свою самую-пресамую. Конец.