Mister Пронька - 29 - 32

29 - Болтун - находка для шпиона.
  Если бы я знал, что на последний рейс подадут старенький ПАЗ, с жёсткими сиденьями, не открывающимися окнами и ворчливым водителем, то предпочёл бы заночевать в самой дешёвой гостинице. Напротив меня расположилась семейная пара средних лет. Примечателен был их наряд: костюм мужчины и вечернее платье женщины. Старомодные, но словно только что приобретённые. Видимо редко наряжались, только по очень большим праздникам. Мужчина протянул супруге пачку чипсов:
— Розочка, дорогая, хочешь?
— Они вредные.
— Ты тоже не ангел, но я иногда желаю тебя.
 Женщина густо покраснела, бросила исподтишка взгляд на меня. Я поспешно тактично отвернулся к окну.
— Фима, органная музыка таки плохо влияет на тебя. Обильное выделение тестостерона вызывает острую недостаточность интеллигентности. Стыдно должно быть.
— К своему стыду мне никогда не стыдно, — ответил мужчина и захрустел картошкой.
Женщина поморщилась и покачала головой.
— Ты впадаешь в грех сквернословия и недостойного поведения. Неужели тамуз так влияет на тебя? Прошу, не позорь нацию, — а потом неожиданно обратилась ко мне. — Молодой человек, если мне не изменяет память, а она мне точно не изменяет, ибо это прерогатива Ефима Ароновича, вас сегодня  утром провожал в город Mister Пронька?
 Вмиг вспомнил, что видел эту парочку на привокзальной площади. Кивнул головой в ответ.
— Да? — тут же вступил в разговор мужчина. — А я и не заметил.
— А ты, любезный Ефим Аронович, не мог глаз своих бесстыжих от студенток оторвать.
— Чем становишься старше, тем больше молодых девчонок, — вздохнул супруг и обратился ко мне. — Маргинальная личность, скажу я вам, этот Mister Пронька. Уголовник. И тот случай на рыбалке – очень красочное тому подтверждение. Понимаю, что плохое запоминается надолго, но хорошего таки не было, и нет.
— Фима! — женщина оборвала монолог супруга. — Тот случай, как ты позволил себе выразиться, давным-давно стал историей. Оброс вымышленными подробностями и мелочами, которым не место в человеческой памяти. Куда страшнее его сырники.
Мужчина при этих словах невольно вздрогнул:
— Розалия, душа моя, не поизноси при мне это страшное слово. Таки испортила впечатление от концерта Шуберта.
  Слушать их было забавно, но опять говорили о Пронине в нелицеприятном свете.
— Неужели и вы ничего хорошего о Владимире Кузьмиче сказать не можете?
— Мы плохо знаем Mister Проньку с хорошей стороны, — грустно улыбнулась женщина.
— А есть ли таки вторая сторона? Вот в чём вопрос!
— Как же много в мире безмозглых мудрецов! — женщина глянула на супруга. — Таки напрасно ты читаешь философские труды. Умный как утка, а плаваешь как утюг.
— Это ты так, Розочка, завуалировала утверждение, что я не умён и не сообразителен? Не зря говорят, что если женщину превратить в жидкость, она станет кислотой.
— А я, Фима, смотрю на тебя и не понимаю: либо у Бога хорошее чувство юмора, либо была суббота, — неспешно, растягивая слова, парировала женщина. — А гражданин Пронин действительно является отбросом общества. Уголовный элемент. Глупо быть глупым, но у него это отлично получается. Он счастье измеряет литрами! А мир рушит простыми словами.
Тут автобус наскочил на кочку, нас всех хорошенько встряхнуло. И женщина, видимо, утратила нить разговора, а может, и интерес прошёл. Одним словом, оставшуюся дорогу  мы провели в тишине.
И только выходя из автобуса, она бросила через плечо:
— Остерегайтесь его сырников!


30 - Тернистый путь домой.
   Я проводил семейную пару долгим взглядом, проворчал под нос:
— Кто переносит злые вести, тому плетей бы всыпать двести.
Всю дорогу думал, что сразу по приезду рвану в «Вонючка-Сити», обрадую Пронина. Но что-то мы долго добирались до посёлка, время для визита было поздним. Мрачные тучи заволокли небо, скрывая огромный глаз космоса, в посёлке царила темнота. Лишь центральная площадь и прилегающие к ней улицы были хорошо освещены. Но чем дальше удаляешься от центра, тем гуще становится тьма. Фонарей было катастрофически мало.
До дома Анфисы Петровны оставалось каких-то сто метров, как из-за пышных кустов жимолости шагнула мне навстречу огромная тень, которая медленно обрела очертание молодого, здорового парня. От полной неожиданности я брякнул:
— My God!
Парень бесцеремонно, пристально осмотрел меня. Рыгнул крепким перегаром:
— Он красным девицам во сне снится. Так говорят за тебя в посёлке. А по мне – так ширпотреб.
— Извините, — я не понимал его намерений, но интуитивно чувствовал скрытую угрозу. Напрягся.
— Просили проследить за тобой. Уж больно ты прыткий и деловой. Музей весь на уши поставил. В любой дыре затычка. А на птичьих правах далеко не взлетишь.
— Что?
— И на девок наших не смотри. Про Улю и думать не смей. На чужой каравай семеро одного не ждут. Даниил приедет, костей не соберёшь.
  Мысли быстро сложились «два на два». И от Минотавра весточка прилетела, и от сбежавшего парня Ульяны. Многовато что-то за один присест. Я оценил свои перспективы перед этим громилой. Ничего хорошего в итоге не предвиделось. А тут ещё и память не ко времени выдала картину из далёкого прошлого.

 Отдыхал я тогда в деревне у бабушки. Сидели мы с ней как-то на завалинке, лузгали семечки. Она – жареные семена, а я – из большого подсолнуха, вырисовывая при этом геометрические фигуры. Мимо проходили скотники. Один огромный, под два метра ростом, другой – два вершка в прыжке. Фуфайка и резиновые сапоги смотрелись на нём как единое целое. Не имели между собой никакого просвета, плавно переходя от одного в другое. Бабушка тогда сказала:
— А ведь тоже мужик! — и рассмеялась заразительным смехом.

И пока я вспоминал, парень без всякого предупреждения и подготовки нанёс мне прямо в лицо сокрушительный удар. Очень весомый и болезненный. Я свалился в густые заросли крапивы и прежде чем потерять сознание, услышал от парня:
— Не перепились ещё на Руси богатыри – добры молодцы.
Когда очнулся, рядом уже никого не было. Ощупал лицо, определил, что разбита левая бровь, и глаз уже порядком заплыл, а также губа. Хорошо, что зубы остались на месте. Только вот крапива ещё постаралась: лицо горело от ожогов её коварной листвы.
— Ёханый бабай! — всплеснула руками Анфиса Петровна, когда я появился дома. — Кто же это тебя так гостеприимно встретил?
Я только махнул рукой и осторожно опустился на стул:
— Не знаю. Налетел коршуном, молчал как рыба, а ударил словно копытом.
— Вот зверь-то, — слегка улыбнулась хозяйка. Сорочку всю кровью залил. Давай, переодевайся, умывайся. А я пока застираю и ужин разогрею. Творожники любишь?
— Сырники?
— Это ругательное слово. Прошу в моём доме не выражаться, —серьёзно сказала хозяйка и вышла из комнаты.


31 - На хозяйстве.
  Утром зеркало на меня глянуло одноглазым чудовищем. Вместо второго глаза – красно-синяя опухоль с волдырями от крапивы. Губа распухла, придавая морде лица ещё и толику комизма.
— Хорошо, что впереди у тебя два выходных дня, — плохо скрывая улыбку, сказала Анфиса Петровна, словно читая мои мысли.
Я в ответ только и смог промычать что-то нечленораздельное. А хозяйка меж тем продолжила искать «плюсы»:
— А я как раз собиралась в город. Дочку с внуком навестить, давно не виделась, соскучилась очень. Тебя же решила оставить на хозяйстве. Очень рассчитываю на тебя. Как говорил мой покойный супруг: «хозяйство вести – не хреном трясти». Ой!— она слегка покраснела и тут же сменила тему. — Сейчас завтраком тебя накормлю, а потом
и наказ дам. Надо вкусно накормить, чтоб отказ не получить.
 Улыбаться было крайне больно, да и настроение полностью отсутствовало. Анфиса Петровна предусмотрительно приготовила на завтрак молочный суп с лапшой и какао, которое вырабатывает гормон радости. За завтраком она не переставала вести разговоры о своём внуке, нахваливая его, порой перебарщивала, рисуя парнишку эдаким эталоном талантливого, скромного, трудолюбивого человека. Не зря же говорят, что своя сопля издалека светла. А вот мой наказ состоял из одних запретов «не». Однако это только радовало меня, ибо я планировал только лежать и слушать аудиокниги. Какой-нибудь увлекательный детектив, чтобы не сосредотачиваться на собственной криминальной ситуации. Наконец-то наказы были все даны, вещи собраны, такси прибыло. Помахал ей вслед рукой, закрыл ворота изнутри, не давая непрошеным гостям ни единого шанса нарушить моё полное уединение. Но… хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Не успел я удобно расположиться на раскладушке под сенью ветвистой яблони, как чья-то тень перекрыла мне доступ к ласковым солнечным лучам. Я с трудом приоткрыл глаз. Веселина. В очень уж откровенном купальнике. Стояла рядом и с любопытством рассматривала меня.
— Кто это тебя так красиво расписал под хохлому? Надеюсь, не из-за меня.
— Ты явно переоцениваешь себя, — успокоил я подростка.
— Я знаю себе цену, — тут же отреагировала она и… скинула верхнюю часть купальника.
Меня окатило огнём изнутри и снаружи. Только растления малолетней мне не хватает до полного счастья. Я вскочил, словно змеёй ужаленный, не обращая внимания на болезненные ощущения, со злостью кинул ей плед.
— Я, конечно, подозревал, что ты ещё глупый и своенравный ребёнок, но не думал, что настолько. Быстро прикрылась и удалилась!
— У кого есть совесть – у того нет счастья, — она не спешила прикрывать свои прелести.
— Тебе как ответить: вежливо или честно? — я начинал терять терпение. — Я ведь и обидеть могу.
— Я на тебя не обижаюсь, — в её глазах начали закипать слёзы. — У меня ещё и сосед дебил.
А дальше полилась тирада, состоящая в основном из молодёжного сленга, который был мне абсолютно непонятен, и нелитературных речевых оборотов, заставляющих меня густо краснеть и испытывать испанский стыд. Единственное, что можно написать в мемуарах и произнести:
— Заройся в мох и плюйся клюквой, импотент несчастный, — она оделась. — Запомни: я обид не забываю, всё записываю, и никто безнаказанным не останется. Ты ещё узнаешь, кто такая Веселина! Козёл! — Ушла, окончательно испортив мне выходной день. Пришлось себе признаться, что я струсил и потому поспешно укрылся в душном доме, закрыв все двери на засов. Глянул в зеркало:
— Если я не понял того, что она теперь поняла, значит, она не поняла того, что я хотел, чтобы она поняла. Понимаешь? — скривил и без того кривое лицо.



32 - Воскресенье.
  Настойчивый стук в окно вырвал меня из сладких объятий Морфея. Отодвинув занавеску, я нос к носу столкнулся с Прониным.
— Эпическая сила! — воскликнул он и перекрестился.
— Я сейчас выйду, — захватив полотенце, я вышел во двор.
— Кто это тебя так? Неужели Минотавр? — Mister Пронька проявлял нетерпение, что говорило о его беспокойстве за меня. Было даже где-то приятно.
 Я глянул в зеркало умывальника. Не так уж и страшно. Волдыри прошли, глаз стал открываться. Наступило воскресение, в прямом и переносном смысле этого слова.
— Вы завтракали? Сейчас яичницу пожарю, сварю кофе, за столом и поговорим, — с осторожностью умылся, почистил зубы. — Вы что предпочитаете: яичницу, глазунью или омлет?
— Глазунью. Чтобы хлебушек в желток макать, — совсем по-детски обрадовался Пронин. — Тётя Фиса в город укатила? Я так и понял. Пришлось лезть через забор. Что-то тревожно за тебя стало. Предчувствие нехорошее. Так что же всё-таки произошло?
— Вы официально приняты на работу. И не простым сторожем, а работником музея. Так что завтра к восьми часам будьте на рабочем месте, — сказал я, решив сначала порадовать его, а уж потом выплеснуть весь негатив.
  Он был так потрясён, что ничего не ответил, и лишь лёгкий тремор руки выдавал волнение. Опустил глаза, словно пытался увидеть в чашке что-то ещё, кроме кофе.
— Как тебе это удалось?
Не хотелось портить торжественность момента подробностями о мелком шантаже, потому сразу же рассказал о том, как меня поджидали у куста жимолости
— Вот такая фигня!— закончил я рассказ, и тут же в ответ получил фольклор.
— Фигня бывает разная: зелёная и красная, но самая опасная – фигня зелёно-красная.
— Скажу больше: фигня бывает с огромными кулаками, — горько усмехнулся я.
— Тут надобно мозгами раскинуть, — сказал Владимир Кузьмич и принялся мыть посуду. — Лишь бы потом их снова в кучу собрать. А ты сиди, сиди. Мне так думается лучше. Кто близко знаком и с Минотавром, и с Ульянкиным Даниилом? Это тот самый парень, что дёру в Москву дал. Ты самое главное к сердцу близко не принимай. На судьбу, дураков и женщин нельзя обижаться.
— Обидно, досадно, но ладно!
 Мы вышли во двор покурить. Я не без опаски глянул в сторону соседнего двора. Рассказывать о визите Веселины не стал. Хватит и этих новостей. Дозировку соблюдать надо, а иначе возможно отравление.
— Вспомнил! — вскрикнул я и поморщился от нахлынувшей боли. — Этот парень коверкал поговорки. Сейчас вспомню, — я мысленно вернулся в тот злополучный вечер. Но не смог вспомнить.
— Что-то подобие «тише едешь – дешевле обойдётся»? — пришёл на выручку Mister Пронька.
— Да! — обрадовался я.
— Это Иннокентий, — широко улыбнулся Пронька. — Лучший друг Даниила и по совместительству двоюродный племянник Минотавра. Теперь всё сходится. Просто не думал, что этот безобидный тюлень может махать кулаками. Большой, и без гармошки.
— Ещё как может, — я прикоснулся к разбитой брови.
— Отвадим, — резко ответил Пронин. — Может, парнишка перепил, что с ним очень редко приключается. Вот и возомнил себя героем. А так он собственной тени боится, — дядя Вова тяжело вздохнул и почесал затылок. — Я очень надеюсь, что ты, как и Даниил, не сбежишь в столицу от всего этого. Не привыкнешь – подохнешь, не подохнешь – привыкнешь. Жить-то можно, да плюсы свои кое-какие имеются.
Я улыбнулся, понимая его тревогу. Поспешил успокоить мужика:
— Я решил жить вечно. И пока всё идёт хорошо!