Вид из окна

               
Лика проснулась и сладко потянулась. Она специально поставила кровать так, чтобы лежать лицом к большому окну. Первые лучи солнца пощекотали ей нос через щёлку между занавесками. Первыми лучи были не только этим утром, но и за долгие месяцы затянувшейся аж до середины апреля зимы. «Сейчас выпью кофе и начну заниматься разными приятными делами», - подумала Лика, улыбнувшись солнцу в ответ. Приятными делами она считала всё, что ей доводилось делать в течение дня. Она встала, сходила на кухню поставить чайник на плиту и, вернувшись, раздвинула занавески. В голове ещё барахтались остатки сна. Это было что-то волшебное. Сон не запомнился, но ощущение полёта осталось.
Лика жила в новостройке, куда они с сыном переехали четыре года назад. Корпуса; дома были слеплены между собой, образовывая букву П, ограждавшую собою большой благоустроенный двор. Квартира находилась в торце, прямо посередине «буквы», так что Лика видела и слышала всё, что происходило во дворе под окнами. Но это её не беспокоило. Наоборот, она считала это дополнительным подарком. «Хорошо, что не стала спорить с сыном и согласилась на третий этаж», - подумала она. Ведь поначалу ей, жившей всю жизнь в пятиэтажке, представлялось романтичным поселиться высоко под облаками и обозревать по утрам городской пейзаж. Но, как-то, спустя год после переезда, она заглянула в гости к соседке, обитавшей на двадцать четвёртом этаже. Выйдя на балкон, Лика ощутила жуткое головокружение. Вокруг простиралась каменная пустыня с редкими золотыми проблесками куполов церквей, а внизу копошились маленькие человечки, которым не было до неё никакого дела, и которые бы её в случае чего не увидели и не услышали. "В случае чего?» - она не успела додумать эту мысль, вынырнув из воспоминаний, потому что услышала с кухни тоненький протяжный свист и поняла, что надо выключить чайник. Вселенная, между тем, услужливо дорисовала картину, и когда Лика вернулась с кухни и снова посмотрела в окно, её взгляд упал на боковую часть дома, где на уровне двенадцатого этажа на внешней стороне лоджии кто-то стоял. Лика замерла на секунду, потом схватила очки, нацепила на нос и присмотрелась повнимательнее. Судя по всему, это была женщина. Лика смогла разглядеть только розовую куртку и длинные светлые волосы. Женщина держалась снаружи буквально на честном слове, и непонятно было, хочет она спрыгнуть или залезть обратно. Ясно было одно – ей нужна помощь. Во дворе никого не было. Раннее утро, выходной день. Позвонив в службу спасения и описав ситуацию, Лика набрала ещё один номер.

Ангелина в то утро проснулась не в столь приятном расположении духа, как Лика. Её зять умер полгода назад, и дочь с тех пор ходила вся чёрная от горя. Детей у них не было. Сама Ангелина как-то держалась. В свои восемьдесят шесть она была ещё хоть куда. И в другие, не столь тяжёлые времена, любила в тёплую погоду, нарядившись в красивое платье, сделав причёску и макияж и вооружившись лыжными палками, чтобы держаться устойчиво и величаво, выйти во двор на прогулку. Там она однажды и познакомилась с Ликой, в те времена, когда та, после перелома ноги, выгуливала себя какое-то время исключительно во дворе. «Ты куда? - спросила Ангелина свою дочку со странным именем Неонила, - Шесть часов утра». Ангелина всю жизнь проработала библиотекарем и питала любовь к витиеватым именам. Жертвой этого увлечения стала и бедная Нила.
«Схожу в парк на пробежку. Надо как-то выбираться из депрессии, сколько можно?» Ответ Неонилы обрадовал Ангелину. И хотя она в последние дни расхворалась (спину прострелило) и с трудом вставала с постели, она одобрила затею дочери.
Дверь захлопнулась, ключ повернулся в замке. Ангелина стала потихоньку ворочаться в постели, готовя себя к тому, чтобы встать и пойти на кухню. Она, в отличие от Лики, пила по утрам не кофе, а душистый травяной чай. Но не успела она сесть в кровати, как тихо зажужжал мобильный, который лежал на тумбочке и ещё не был включён на полный звук. «Алло! Ликочка! Здравствуйте. Как ваши дела? Я только вчера перечитывала ваши стихи. Эта книжка у меня вообще настольная в последнее время. Что вы говорите?» «Ангелина, - перебила её Лика, - вы только не волнуйтесь. Вы ведь в третьем подъезде живёте?» «Да, а что?» «А этаж какой?» «Тринадцатый, - отвечала ничего не понимающая Ангелина, - это наше любимое с Нилочкой число, мы ещё всегда смеёмся, что никто не любит его, боятся, а мы совсем не…» «Не суеверные, да, я помню, - договорила за неё быстро Лика, - Ангелина, вы можете попросить дочку пойти сейчас на двенадцатый этаж, туда, где выход на лестницу, и посмотреть, что там происходит? Там, кажется, снаружи на лоджии женщина стоит. А я сейчас к вам приду. Какой у вас код подъезда?» «Ну надо же! – ахает Ангелина, назвав комбинацию цифр кодового замка, - А Нилочка как раз не дома, а на пробежке. Но она, наверное, ещё не так далеко ушла, сейчас я ей позвоню, и она вернётся. Ну ты подумай! Что творится! Полнолуние, что ли, так действует?» Закончив разговор, она набрала номер дочери. Телефон отозвался в коридоре. Забыла дома. Всё одно к одному.
Ангелина усилием воли поднялась, села на край постели и всунула ноги в тапки. Накинула висевший на спинке стула халат и взяла в руки лыжные палки, которые стояли тут же прислонёнными к стене. Поднялась и потихоньку стала продвигаться к двери.

Лариса стояла на узкой окантовке лоджии, которая пристроена к площадке, соединяющей лестницу и выход к лифтам. В её постепенно проветривающейся от хмеля голове не было никаких мыслей, только какое-то недоумение от абсурдности ситуации. Такое было с ней один раз, когда она, будучи студенткой, махнула с однокурсницами в Крым. Они тогда пешком исходили всё побережье. И в одном месте, высоко над морем, была очень узкая тропинка, даже не тропинка, а вот такая, вроде этой, на лоджии, окантовка, по которой надо было пройти буквально пять или шесть шагов. Можно было, конечно, спуститься и проплыть эти несколько метров, держа одежду и другие вещи над головой. Но большинство рисковали и шли по узкой кромке. Лариса пошла второй, после того, как самая смелая из их троицы, Люда, проделала этот путь «на ура». Лариса тоже очень бодро начала продвигаться вдоль стенки, аккуратно перебирая ногами. И вдруг замерла. И поняла, что не может сделать ни шагу ни вперёд, ни назад. Неизвестно, сколько бы она так простояла на этой скале, потому что никакие советы, крики и уговоры не могли вывести её из ступора, если бы не один мужчина, который подошёл к ней вплотную, обхватил и буквально втащил на противоположную сторону. До сих пор она мучается догадками, как он это сделал, потому что места на этом уступе хватало с трудом даже для неё одной. Она даже решила, что это был Ангел-хранитель, который прилетел по воздуху, потому что мужчина так быстро исчез под её благодарные бормотания, что, когда она отошла от шока, его и след простыл. Как бы он пригодился ей теперь, этот Ангел. Но его рядом не было. Никого не было. И она снова стояла над пропастью, только внизу не плескалось море, а зеленел первой пробивающейся травой газон.
Вдруг она услышала какое-то цоканье по плитке пола. Каблуки? Внезапно дверь приоткрылась, и на площадку, вместо красотки в туфлях на высоких каблуках, с невероятными усилиями протиснулась Ангелина, перебирая своими лыжными палками.
«Здравствуйте, - не зная, как начать беседу, сказала вежливо Ангелина, переводя дух, - хорошая погода сегодня, не правда ли?»
«У вас, наверное, что-то случилось. Что-то ужасное. Умер кто-то близкий, -  продолжила она, поскольку, Лариса молчала, только с удивлением смотрела на эту странноватую пожилую даму в розовом кружевном халате и с лыжными палками в руках, - Как я вас понимаю! У меня недавно зять умер. Вы знаете, мы с ним совсем не ладили. Ругались даже очень часто. И он выпивал. Ну, не так, чтобы очень. Но вы же знаете, как много шутят на тему отношений тёщи с зятем. Вот и Лика, вы её увидите, это моя знакомая, она сейчас придёт сюда, она говорит, что единственной причиной серёжиного пьянства является то, что он живёт со мной в одной квартире. Жил. Вот так шутили-шутили и не знали, что он был серьёзно болен и таким образом немного утихомиривал невыносимую боль». Лариса по-прежнему молчала. Но внимательно слушала странную женщину, которая зачем-то пришла и разговаривала с ней, никому не нужной заблудшей душой, зависшей между небом и землёй, между жизнью и смертью. «Да что там говорить, - погружалась, между тем, всё глубже в рассуждения Ангелина, - любая потеря невыносима. Будь то родственник, друг или просто знакомый. Даже сосед. Да вот кот даже. У знакомой моей, Лики, той, про которую я вам только что говорила, у неё летом умер кот. Уж как она убивалась. А ведь он прожил очень долгую жизнь, был стариком уже по нашим меркам. Но разве это может как-то утешить? И ведь, не человек, вроде бы. Но тоже ведь член семьи». Говоря это, Ангелина постепенно подходила ближе, и, в итоге, оказалась почти лицом к лицу с Ларисой. «Что-то, устала я, прислонюсь-ка тут, - сказала Ангелина, поставив палки и оперевшись на край лоджии, - спину на днях прострелило, просто, беда. В нашем дворе такие сквозняки. Вам, кстати, там не дует? Очень здесь ветер злющий. Правда, вы в куртке. А Неонила моя пошла вся нараспашку, в тонюсенькой олимпийке. Или как это у вас теперь называется?» «Толстовка, - отозвалась глухо Лариса, у которой, кажется, внезапно расцепилась внутри какая-то скрепка, до этого державшая в съёженном состоянии сердце, - помогите мне, пожалуйста, залезть обратно». Ангелина охотно подала ей руку и, попытавшись вытащить, дёрнула из последних сил так, что они обе, в итоге, оказались на полу. Сидя прислонившись к стенке лоджии, они обе тяжело дышали. «Неонила - это вы дочку так назвали?» – усмехнулась Лариса, неестественно скривив губы, как будто их свело судорогой. «Да, - гордо ответила Ангелина, - но в узком семейном кругу я называю её Нила». «Смешно, - хохотнула было Лариса и вдруг горько разрыдалась, - а мою девочку Катенькой звали. Вчера схоронила. Никого у меня нету больше на этом свете. Никогошеньки. Как дальше жить?» «Ну как так, - никого, - всхлипнула ей вослед и Ангелина, - я вот есть, соседка ваша, Ангелина меня зовут, будем знакомы. Ещё и Лика у нас есть, я вам про неё говорила, она прийти должна была ещё десять минут назад. Ну, от неё чего ждать? Вечно у неё всё шиворот-навыворот. Зато, она стихи хорошие пишет. Я некоторые даже наизусть помню. Хотите я вам почитаю?
«Всё не напрасно», — тихо шепчет ветер,
Погладивший меня по волосам.
Нет, не напрасно Солнце на рассвете
Так нежно обнимает Небеса!
Поют цветы мне, вянущей без ласки,
Что не напрасно мы свой крест несём.
А ночь во снах рассказывает сказки,
Что не напрасно, не напрасно всё.

Если бы это было кино, то мы бы с вами увидели, как медленно отъезжает камера, и уменьшаются две фигуры женщин, сидящих на лоджии на двенадцатом этаже дома, одна из которых, запахнувшись в кружевной халат и грациозно жестикулируя, читает стихи, а внизу мы видим мечущуюся у подъезда Лику, которой Ангелина дала неправильный код, и она теперь не может попасть в подъезд, а ещё мы видим машину спасателей, которые уже успели вытащить выдвижную лестницу, натянуть тент и суетятся вокруг, и собирающуюся постепенно поблизости от  них толпу зевак, которые снимают всё происходящее на камеры мобильных телефонов, и детей, которые высыпали играть на детскую площадку, и алкоголиков Сашу и Лёшу, уже с утра распивающих свой шкалик с водкой, и огромную тётю Галю с малюсенькой собачкой Златой, и Рому-цоемана, разучившего одну-единственную песню «Перемен требуют наши сердца», вышедшего на улицу в обнимку с гитарой и с очередной красоткой…Жизнь продолжается.