Северное странствие Метамонаха

Pilgrimage with Roger: A Methamonk’s Northward Journey
By Methamonk Angelblazer
16 May 2025, Victoria

First things first — I raise a silent goblet of spring water to my younger son, Pyotr Vladimirovich. Twenty-seven already! A heartbeat ago, I thought he was turning twenty-six. Then I summoned the arithmetic demons from the year 1998, and they laughed in my face. Time — that impudent thief — marches on, whether or not we’re looking.

And so, as another year unfurls in this fragile orbit, I prepare to vanish from polite society and reappear, like an enlightened vagabond, at Campsite 43 on the shores of Sproat Lake. There, on May 19, you will find me communing with birdsong and wandering the lake’s sacred perimeter, where ancient petroglyphs still whisper from stone. They remember more than we ever will.

One week later, on May 26, I will unfurl the battered but faithful flags of my hermitage at Campsite 54, Miracle Beach.
Ah, Miracle Beach! Where once Petya, Vasya, and our golden Labrador raced down endless sands in pursuit of crabs that scuttled just beyond the edge of sight; where Vasya skimmed across lagoon waters like a laughing selkie, and Petya — child-king of tidal dreams — built castles that the surf destroyed without mercy or malice.

But now, when the tide recedes at midnight, the wet sand glistens with bioluminescent glyphs — spirals that pulse with the rhythm of a slow heartbeat.
And the orcas…

Last June, they came at twilight. Not the playful pods captured in tourists’ photographs, but a silent trio — their dorsal fins slicing the water like obsidian blades. They circled the shallows where Vasya once swam, their clicks and whistles forming words in a tongue I almost recognized. One rolled onto its side, fixing me with an eye that held galaxies. Then they were gone, leaving the bay perfectly still, as if frozen in glass. That night, my dreams were of a city beneath the waves, its spires glowing green.

Then, on June 4, I shall rumble northward in my faithful chariot, Ford named Roger, to Campsite 14 at Elk Falls in Campbell River. From there, I’ll wander again — into those quiet woods where the trees sometimes step aside to reveal paths that weren’t there yesterday. The coastlines here are alive with more than memories. Last summer, I found a cave behind the falls, its walls carved with the same symbols as the petroglyphs at Sproat. Inside, something rustled — a sound like dry wings or the whisper of many legs. I left an offering of tobacco and backed away, my skin prickling with the weight of being watched.

These are not sad places, only sacred — shrines of what once was our Little Homeland, now threaded with something older. Something that notices when the Methamonk walks alone.

Will I return to Victoria on June 6 as logic demands? Perhaps.
But if the sun is kind, and if the wind hums the old songs above Upper Campbell Lake — the ones that make the pines shiver even when the air is still — I may well pause for another fourteen days beneath its sky. Or longer.
The orcas sing in my dreams.
The cave behind the falls breathes.

Who can say? Only the weather has the power to call me back to civilization. And even then, it must be sunshine — not duty — that convinces me.

So if you seek me, seek not in cities nor calendars. Seek instead among the trees marked by eagle nests, the lakes that remember, and the laughter that echoes from the other side of the veil.

That is where the Methamonk walks.
And sometimes, when the shadows grow long, he runs.
And sometimes, he even rests.

Amen.


Паломничество с Роджером: Северное странствие Метамонаха
Автор: Метамонах Ангелблазер
16 мая 2025 года, Виктория

Прежде всего — поднимаю безмолвный кубок родниковой воды за моего младшего сына, Петра Владимировича. Уже двадцать семь! Мне казалось, будто ему только двадцать шесть, но арифметические демоны из 1998 года, которых я вызвал, лишь рассмеялись мне в лицо. Время — этот наглый вор — идет вперед, смотрим мы на него или нет.

И вот, пока новый год разворачивается на этой хрупкой орбите, я готовлюсь исчезнуть из благоустроенного общества и появиться, как просветленный странник, на стоянке №43 у озера Спроут. Там, 19 мая, вы найдете меня в беседе с птичьими трелями, бродящим по священной кромке воды, где древние петроглифы все еще шепчут свои истории с камней. Они помнят больше, чем мы когда-либо сможем.

А неделей позже, 26 мая, я разверну потрепанные, но верные флаги своего отшельничества на стоянке №54, на Чудо-пляже (Miracle Beach).
Ах, Чудо-пляж! Где когда-то Петя, Вася и наш золотистый лабрадор носились по бескрайним пескам, гоняясь за крабами, ускользавшими за край зрения; где Вася скользил по лагунам водам, словно смеющийся селки*, а Петя — детский король приливных грёз — строил замки, которые прибой разрушал без злобы и сожаления.

Но теперь, когда отлив обнажает песок в полночь, он мерцает биолюминесцентными знаками — спиралями, пульсирующими в ритме медленного сердцебиения.
А косатки…

В прошлом июне они пришли на закате. Не резвящаяся стая, как на туристических фото, а безмолвное трио — их спинные плавники рассекали воду, словно обсидиановые клинки. Они кружили на мелководье, где когда-то плавал Вася, их щелчки и свисты складывались в слова на языке, который я почти понимал. Одна перевернулась на бок, уставившись на меня глазом, в котором мерцали галактики. Потом они исчезли, оставив бухту абсолютно неподвижной, будто застывшей в стекле. В ту ночь мне снился город под волнами, с зеленеющими шпилями.

Затем, 4 июня, я отправлюсь на Север в своей верной колеснице — на Форде Рейнджер по имени Роджер — до стоянки №14 у водопада Элк-Фолс в Кэмпбелл-Ривер. Оттуда я снова уйду в те тихие леса, где деревья порой расступаются, открывая тропы, которых вчера ещё не было. Эти берега живут не только воспоминаниями. Прошлым летом я нашел пещеру за водопадом, стены которой были покрыты теми же символами, что и петроглифы у Спроута. Внутри что-то зашуршало — звук, похожий на сухие крылья или шепот множества ног. Я оставил подношение из табака и отступил, моя кожа покрылась мурашками ощущая тяжесть чужого взгляда.

Это не печальные места, только священные — храмы того, что когда-то было нашей Малой Родиной, а теперь пронизаны чем-то более древним. Чем-то, что замечается, когда Метамонах идёт один.

Вернусь ли я в Викторию 6 июня, как велит логика? Возможно.
Но если солнце будет милостиво, а ветер запоёт старые степные песни казаков над озером Аппер-Кэмпбелл — те, от которых сосны содрогаются даже в безветрие — я могу задержаться под этим небом еще на четырнадцать дней. Или дольше. Косатки поют в моих снах. Пещера за водопадом дышит.

Кто знает? Только погода властна вернуть меня к цивилизации. Да и то лишь солнце — не долг — сможет меня убедить.

Так что если ищете меня, ищите не в городах и не в календарях. Ищите среди деревьев, отмеченных орлиными гнездами, озер, которые помнят, и смеха, эхом идущего с той стороны завесы.

Там ходит Метамонк.
А иногда, когда тени становятся длинными, он бежит.
А иногда — даже отдыхает.

Аминь.

*Селки — мифологические существа, способные менять форму между тюленем и человеком, снимая или надевая свою тюленью кожу. Они занимают видное место в устных традициях и мифологии различных культур, особенно кельтского и скандинавского происхождения.