Мусорка

      Вечером Андрей Сергеич, как обычно, взяв свою тачку, пошел прогуляться к мусорке. Нет ли чего полезного, что в хозяйстве сгодится, да и вообще… Ходить туда днем ему не особо нравилось. Не очень-то приятно, когда, проезжающие мимо на дорогих машинах соседи, увидят его, бывшего инженера, ветерана труда, роящимся в грудах хлама. Вечером можно было и в баки заглянуть, чего он строго-настрого запретил себе делать днем.

      Андрей Сергеич с шумом закрыл перекосившиеся от времени старые железные ворота и пошел не спеша, толкая перед собой тачку – переделанную из выброшенной какими-то счастливыми многократными родителями изрядно потрепанной коляски. Тача, как он привык называть это устройство, служила ему уже несколько лет. За это время колеса порядочно разболтались, основание прогнулось, а пластмассовые ручки потрескались и выглядели довольно жалко в обмотках изоленты. Тача нужна, без нее плохо. Вдруг попадутся еще хорошие и крепкие, а значит, тяжелые доски или увесистая железяка, которую можно добавить к той порции металлолома, что предназначалась для сдачи цыганам. Они каждую неделю проезжали по улице, громко призывая сдавать все подряд. Но и перегружать эту слабосильную тачку – неразумно. Андрей Сергеич хорошо помнил, как долго у него болела спина, когда он, однажды, пожадничав, загрузил на тачу тяжелый корпус от старого холодильника, и как тот всю дорогу вываливался, и его опять и опять нужно было приподнимать и грузить.

      Сегодня повезло, никого у баков и у кучи строительного мусора не было. Можно было спокойно покопаться. Андрей Сергеич сложил в тачу пару банок с остатками полузасохшей краски, ковровую дорожку, которую можно постелить во дворе, два поломанных стула, целый кулек с остатками всякой всячины после ремонта и связку книг, завернутых в газету. Развернул колеса и медленно, чтобы по пути ничего не слетело, покатил домой. Стоило ему немного отъехать, как появился еще один «поисковик-любитель» всегда одетый в потрепанный зеленый китель и в выцветшей бейсболке с буквами FBI, что означало, как выяснил Андрей Сергеич, американское разведывательное управление. Такой же дед, но только повыше ростом и посильнее. С хорошей большой тачкой с установленным на ней сетчатым слегка поржавевшим металлическим ящиком. «Да, тача у «американца» более вместительная и с большими колесами» – каждый раз с неудовольствием отмечал он.

      Старики никогда не здоровались, старались не замечать друг друга, а если и случался разговор, то он сводился к фразе: «Не трогай, это я отложил». «Американец» часто наклонял к себе большие контейнеры, чтобы исследовать их содержимое до самого дна. У Сергеича на это уже не хватало сил. Да и стыдно как-то. В общем, не нравился ему этот старик.
      Однажды, тот, перед самым его носом, успел выхватить из большой кучи свежевыброшенного «добра» две симпатичные спинки от старой кровати. А ведь, если приколотить их к топчану, что стоял во дворе, то получилась бы удобная летняя лежанка.

      Как-то Андрей Сергеич вышел к магазину на соседней улице, чтобы купить молока и хлеба и увидел «фэбээровца», который двигался в сторону мусорки по проезжей части. Мимо проносились тяжело нагруженные машины, но он толкал впереди себя тачку и шел, о чем-то задумавшись, не обращая на них внимания. Выглядел он не очень хорошо, скорее больным, чем здоровым. Андрей Сергеич подумал, что тот напрасно рискует, идет по шоссе. Мало ли лихачей или неумелых водителей. Вон по телевизору, не так давно сообщали, что какие-то лихачи-недоумки сбили на смерть молодого парня на велосипеде. Он проводил старика взглядом и пошел дальше в сторону магазина. Нет, не по душе ему этот чересчур шустрый «американец»…

      Еще Сергеичу не нравилась средних лет таджичка, что каждый вечер подметала тротуар возле дороги. Она косо посматривала на него и была явно недовольна, тем, что он приходит и постоянно перебирает хлам. Какие-нибудь легковесные отходы и бумажки могли разлететься вокруг, а значит – добавить ей лишней работы.

      Отдельное расстройство – это машины, которые забирали мусор. Если не успел ухватить то, что понравилось, то – пиши пропало. Рабочие, матерясь, кидали в кузов все подряд. И совсем негодные рванные диванные подушки, и вполне еще хорошие ящики, доски и пластиковые ведра, явно не пустые, а наполовину заполненные строительной замазкой или краской. Это расстраивало Сергеича, вызывало у него протест и недовольство. Недовольство собой, что он опять не успел. Вообще-то, он давно уже понял одну простую вещь. Если что-то нравится – бери сразу, надумаешь взять потом, вернешься – глядь, а уже ничего нет, забрали, проходившие мимо глазастые хозяйственные мужики или бабы.
Вчера вот, днем, одна неприятная дюжая женщина с пилой, шустро разобрала скрепленные между собой доски, на которые он положил глаз, и утащила их домой, предварительно посовещавшись по телефону, наверно, с таким же здоровяком-мужем.
 
      А в прошлый понедельник появился какой-то незнакомый молодой парень возле баков. Буквально ныряя в них с головой, он быстро вытащил перегоревшую микроволновку, раскуроченный принтер, снял динамики с останков телика, и укатил на велосипеде с вместительным самодельным багажником. «Еще тебя здесь не хватало!» – подумал тогда Андрей Сергеич.

      По пути домой он краем глаза увидел вначале улицы одного своего знакомого и, сделав вид, что не замечает его, ускорил движение. Человек этот был очень любопытен, его всегда интересовало, кто что везет, и зачем ему это надо. На последний вопрос, иногда, Андрею Сергеичу было трудно ответить. Он часто и сам не знал, для каких таких будущих надобностей сгодится погнутая пластиковая труба, колесики от самоката или треснутый кувшин. Знакомый очень любил, остановив кого-нибудь на улице, поболтать: поговорить о погоде, о своем взрослом сыне оболтусе, с которым в очередной раз поскандалил, пожаловаться на живущее на соседней улице семейство с многочисленными крикливыми детьми. Проходившего невдалеке вертлявого мужика в кепке, который, сам с собой разговаривая, необычно двигался, размахивая руками и мотая во все стороны головой, он, как-то, обозвал словом, мягкий перевод которого звучит, как «долбанутый». «Ну, не совсем в себе человек», – подумал тогда Сергеич, но ведь это совсем не значит, что можно так о нем отзываться. Подобная беда с любым может случиться». Иногда, устав общаться с говоруном, думал, что тот не так уж далеко ушел от «вертлявого».

      Заведя свою колесницу во двор, Андрей Сергеич стал внимательно перебирать «добычу». Хорошо, что жены не было дома. Она часто надолго уезжала в другой конец города к своей дочке с внуком, устав воевать с мужем, который завалил сарай, совершенно бесполезным, по ее мнению, барахлом.
      Однажды, даже вспомнила, как в самом начале их семейной жизни в доставшейся от бабушки квартире Андрея – случился разлад с соседкой, что обитала под ними. Нужно было поменять трубу в ванной, но она никого не пускала к себе в квартиру. Когда же, после долгих уговоров, они, все-таки, туда попали – то были поражены. Комнаты, чуть ли не по пояс были завалены всякими старыми вещами, детскими игрушками, разноцветными тряпками и пластиковыми бутылками. Пришлось пробивать дыру из своей квартиры, а потом заделывать ее цементом.
       После, соседка, придя к ним, пожаловалась, что раствор попал на ее вещи, показала залепленную игрушку, и с грустью добавила: «Мой любимый дед-морозик пострадал». Что-то в ее голосе и выражении лица было такое, что, в отличие от жены, вовсе не вызвало, у тогда еще молодого Андрея Сергеича, насмешки.

      Что сделалось с той женщиной потом, он не знал, поскольку они вскоре продали квартиру и купили себе дом с маленьким участком на поселке. Воспоминания о заваленной тряпками квартире, время от времени, приходили к нему, когда он привозил домой очередную порцию своих находок и не знал, куда их разместить.
 
      Содержимое кулька его порадовало. Старомодные, но еще рабочие розетки, три лампочки, одна, правда, перегоревшая, и крестовина люстры. Без плафонов, конечно, но уж этого добра плюс стекол и зеркал у Сергеича хватало! Куски старой, скрученной, еще медной проводки, какие-то совсем мудрёные переключатели и две располовиненные бутылки с олифой и краской.
«Олифа – это хорошо», – подумал Сергеич. Он давно намеревался покрасить деревянную лестницу и веранду на крыльце. Разрезал веревку и достал книги. Ничего нового, все, как всегда. Гоголь «Мертвые души», Белинский, Горький «Мать», Пушкин и Некрасов из серии «Школьная библиотека», основательно потрепанный учебник по физике для студентов вузов, да штук пять старых журналов «Юность». Когда-то он с удовольствием читал их.

      Да, юность, юность. Вспомнил, в очередной раз, как в 9 классе вместе со своими друзьями-одноклассниками ездил на городскую свалку в поисках радиодеталей, мотков олова, проводов и кусков фольгированного гетинакса, пригодного для популярных тогда электронных самоделок. Все это можно было найти в куче отходов, привозимых с завода, где делали аппаратуру для самолетов. Сам процесс перелопачивания-раскопок был сродни поиску клада. Может быть, именно там и тогда, на городской свалке, в эпоху всеобщего дефицита и всеобщей же неэкономии и разгильдяйства зародилось и укрепилось в Андрее это неравнодушие к мусорке, желание найти что-нибудь ценное, полезное для души и для дома.
 
      Жалко тех друзей, рано, очень рано ушли. Извечный жизненный цикл. Ничего нового. Полная надежд и нетерпеливых любовных фантазий юность. Ранние браки, психопатки жены, неблагодарные дети, которых надо было кормить, одевать, воспитывать. Тут уж не до реализации своих творческих способностей! Постепенное разочарование. Пиво, вино, случайные и неслучайные собутыльники, глубокая алкоголизация и… все.

      Андрей Сергеич отнес все свои находки в сарай, долго искал для них место, но все-таки нашел, куда засунуть. Книги – в ящики. Стулья! Вот же беда с ними, уже заполнили весь чердак. Он привычно забросил наверх обломки найденных сегодня стульев, не слишком задумываясь о том, когда начнется их реставрация. Главное – рано или поздно это должно случиться. Хотя, если подумать, то на кой ему нужны еще штук 25 склеенных из разномастных подобранных деталей, потертых стульев.

      На мусорке попадались и кресла из 70-х годов прошлого века, но Андрей Сергеич их никогда не брал. Они большие, раскоряченные, так и норовят слететь с тачи. Вспомнил, как неделю назад видел возле дальней мусорки вовсе не старую еще женщину, не сказать, чтобы седую или бомжиху, не толстую и в чистом платье. Она с таким удовольствием и радостью на лице запихивала в огромную клетчатую сумку найденные помятые юбки, детские платьица, кофточки и обувь, видимо, предвкушая, как «подлампичит» и выгодно продаст все это «на блошке» в центре города, каким-нибудь, не особо требовательным, покупателям.

      Тачка у нее была совсем хиленькая – на 2-х колесиках, предназначенная для покупки продуктов, не более того, и когда она попыталась нагрузить ее распухшей сумкой, старым креслом и пустым картонным ящиком – все это тут же разваливалось, выглядело крайне некрасиво и совсем неудобно для перевозки.
      «В понедельник надо поехать к дальней мусорке, может там, что-нибудь полезное найду» – в очередной раз подумал Сергеич. Но из этих планов ничего не получилось. В воскресенье приехала женина дочка с зятем и 8 летним внуком-балбесом, который как-то, при всех, почти безнаказанно, обозвал его «старым дураком». Родственнички сделали вид, что ничего не произошло. Именно тогда Андрей Сергеич, особенно остро почувствовал себя чужим, лишним в этой семье. Отношения с женой, которая, по сути, никогда толком не работала, а сидела на его шее, давно уже потеряли хоть какую-то теплоту. А, в последнее время, стали просто неприязненными. Он часто думал о том, что совершил когда-то ошибку, женившись на ней, вспоминал разные эпизоды из своей жизни, глупые поступки. Думал о нерожденных детях от других женщин, с которыми гулял по молодости…

      Праздновали день рождения бабушки. Дочка много тарахтела, без конца благодарила маму «за все хорошее, что…». Зять налегал на спиртное и тещины котлеты. Разговоры, как обычно, быстро перешли на тему, кто сколько зарабатывает, и как часто ездит отдыхать за границу. Андрей Сергеич в тот вечер выпил холодного пива и проболел почти 3 недели. Жена, разумеется, на это время укатила к дочке, чтобы не заразиться. Сидел дома, вяло смотрел телевизор, с вечно улыбчивыми говорунами ведущими, новыми примитивными донельзя фильмами с красотками и мажорами. Иногда, не на долго, выходил подышать во двор и тупо смотрел на стены сарая, давно уже нуждавшиеся в обновлении штукатурки.
 
      Читать совсем не хотелось, толстые книги вызывали сопротивление и тревогу своим объемом, а тонкие – выглядели легковесными и нестоящими тратить на них время. Дома одному было тягостно. Ничто не радовало, в голову лезли всякие неприятные мысли. А тут еще эти повторяющиеся сны, в которых он куда-то ехал, терялся в неизвестном городе, оказывался совершенно беспомощным и никак не мог найти обратный путь. Пытался связаться по телефону с друзьями или с матерью. На дисплее высвечивались какие-то странные цифры и буквы. Он то ли бы сломан, то ли совсем разрядился…

      Во время болезни, по утрам, Андрей Сергеич чувствовал себя совсем ослабевшим, часто подкашливал сердечным кашлем человека, страдающего застарелой аритмией. Про вылазку к мусорке и думать было нечего. «Тащиться больному с тачей через четыре квартала по вздыбленным и перекопанным поселковым улицам было бы совсем неразумно, – убеждал он себя. Нет, пока окончательно не выздоровлю – не пойду».
 
      Долго он не выходил на «промысел». А, когда, наконец, выехал, подправив немного колеса и поменяв обмотки на тачке, – это вовсе не доставило ему радости. А все от того, что увидел в куче хлама, не поместившегося в мусорные контейнеры, знакомую искореженную тачку, с сетчатым ящиком, а рядом с нею – целую гору того, что его конкурент успел, когда-то утащить с мусорки. Тут же валялась связанная в ком одежда: потрепанный зеленый китель, стоптанные туфли и заношенная бейсболка с надписью FBI. Вот и все… Не хотелось даже думать о том, что случилось с «американцем»…

      Вечером Сергеич достал початую бутылку вина и помянул и друзей своей юности, и того старика, чье имя он так и не узнал. На душе было тоскливо.
      Той ночью ему приснился странный и жуткий сон. Будто он находится на гигантской свалке мусора. Там – десятки машин, сбрасывающих в кучи всякую всячину, много дыма и огня. Какие-то мужчины и женщины что-то ищут, ссорятся и отнимают друг у друга свои находки. Где-то, вдалеке, видны люди, похожие на его покойных друзей. Они машут ему, мол, иди к нам. Но он не может сдвинуться с места и ему очень страшно.
      Утром Андрей Сергеич включил телевизор и рассеяно слушал ответы священника на бесконечные вопросы зрителей о Боге и о том, как справиться с той или иной бедой. Может быть, ему тоже стоит написать или позвонить в студию? Вот только, как сформулировать свой вопрос?