Буфер-1. Лесная избушка

                               
                Буфер-1 (черновик)


    ----------------------------------------------
                ЛеснаЯ избушка

       Над замёрзшей рекой застыла голубая прохлада. Солнце мутным пятном с трудом пробивается сквозь зыбкий белесый туман. После морозной ночи кедры дрожат от холода. Потянул ветерок, заволновались макушки деревьев. Жалобно застонал лес.
       Прямо от балков на окраине Тарко-Сале тянется к лесу чёткая, хорошо укатанная лыжня. Пройдя по мелколесью, она заворачивает к замёрзшему руслу реки Гнилой. Название это неслучайно: вдоль берегов растут чахлые берёзки с редкими обломанными ветвями. Некоторые деревья и вовсе напоминают воткнутые в берег палки, за которыми начинается колония кедров и елей. Глубокие трещины изрезали закраины реки. «Вода ушла – лёд проседает», -- вспомнились мне слова знакомого охотника.
       
       Понемногу туман рассеивается. Яркие блики всё смелее скользят по вершинам деревьев, румянят серебристые сугробы. Взглянешь на солнце, зажмуришь глаза -- и видишь уже не светящийся диск, а огромного золотистого паука с длинными лапами. Оглядываюсь по сторонам. Только теперь замечаю парящие в воздухе снежинки. Идти по лыжне стало легче, идти стало веселее.

        А какая вокруг красота! Снежный покров, укутавший землю, сверкает и переливается на солнце тысячами разноцветных огоньков. В зимнем лесу гробовая тишь, лишь крикливое карканье ворон иногда раздаётся над головой.
        Под мохнатыми белыми папахами в сонном оцепенении стоят замёрзшие деревья.
На высохших стволах лежат огромные снежные шапки, напоминая причудливые фигуры животных и птиц.
        Речка Гнилая соединяет два Сырковых озера. Над Большим Сырковым ветер пронизывает до костей –- здесь ему есть где разгуляться. Возможно, поэтому снег на озере напоминает застывшие волны на мелководье.
        За озером возвышается кедровая гряда. Место здесь сухое, с песчаной почвой. Деревья большие, высокие, с густой красивой кроной. Быть может, оттого дышится здесь легко и свободно.
         
        И вдруг чуть не натыкаюсь на торчащую из-под наста ржавую железную трубу. Из неё едва заметно поднимается прозрачный дымок. Недалеко от трубы торчат в снегу лыжи, а на ветке кедра висит двустволка. Если зайти к этому месту
с другой стороны, можно увидеть три выступающих из-под снега венца и крохотное оконце, почти полностью забитое белыми хлопьями.  Из избушки доносится лихая разбойничья песня:
 
            «К нам не подходи,
             К нам не подходи,
             К нам не подходи,
             А то зарежем!»

     Нет это не сказка про Бременских музыкантов. Всё это происходит в семи километрах от Тарко-Сале. И, как оказалось,
пели песню не разбойники.

     Хотя в первый момент, честно признаюсь, я испугался. Но потом любопытство взяло вверх. Я снял лыжи и тут же провалился по пояс в снег. С трудом добрался до двери. Но это оказалась не дверь, а брезентовый полог, прикрывающий вход.

      В избушке было много людей. Почти все в штормовках и спортивных куртках, и все  молодые ребята.  Лишь одному худощавому, невысокому, опоясанному патронташем мужчине лет сорок. Наверное, потому его и называли здесь "лешим".
Он добрый дух и хозяин избушки.
      Удивительно, но никто не стал спрашивать, кто я и откуда. По неписаному охотничьему обычаю меня усадили у печки и сунули в руки кружку горячего чая. Среди ребят узнал участников Таркосалинской агитбригады. Они играли на гитаре,
а вся избушка пела:
       -- А любовь, как сон,
          Стороной прошла.

      Пока ребята поют, осматриваю избушку. Рядом с дверью, обитой старым ватным одеялом, стоит печка-буржуйка с трубой, которая уходит в потолок. Вокруг трубы на потолке появляются мокрые пятна, и по печи с шипением падают тяжёлые капли.
У окна стол и два стула. К стенам пристроены двухэтажные нары. Внутреннее убранство избушки чем-то напоминает вагонное купе.   
       На стенах висят сети, тряпичные мешки с сухарями, сетки с луком. Под нарами стоят ящики с охотничьими и рыболовными снастями. В стенах, сложенных из неошкуренных кедровых брёвен, торчат охотничьи ножи. На верхних нарах между патронташем и керосиновой лампой потрескивает старенький радиоприёмник.
       После охоты или рыбалки приятно отдохнуть в такой избушке. Разжечь печь, скинуть сапоги и растянуться на нарах. Видно, не зря испокон веков охотники строят такие жилища. Теперь я наведываюсь сюда каждый выходной и каждый раз знакомлюсь с новыми людьми.
 
-------------------------------------------------               

                Охота с воздуха

        Появление волков в Пуровском районе приносило большой урон оленеводству. Капканы и приманки с ядом оказались неэффективными средствами борьбы с этими хищниками. Поэтому после восьмилетнего перерыва в Пуровском районе возобновился отстрел волков.
        Надоедливая дрожь металла, постоянные толчки, оглушительный свист двигателя. В салоне грузовом вертолёте МИ-8 нас четверо: старший охотовед района Н. Беседин, его заместитель П. Терехов, директор лесхоза Е. Петушков и автор этих строк. Летим вдоль ноздреватого, выбитого оленьими копытами наста. Здесь недавно прошло второе стадо совхоза «Верхне-Пуровский».  Вскоре показалось и стойбище, расположившееся на берегу реки Сантимей.
        Промелькнули чумы, кораль из жердей, привязанные к нартам, оленьи упряжки. В облаке снежной пыли вертолёт садится недалеко от чумов. Обычно пастухи сразу подбегают к вертолёту, не дожидаясь полной остановки винтов.
        Но тут они молча смотрели в нашу сторону и не шли к нашей вертушке. Подойдя к ним, мы увидели за их спинами на снегу мёртвую важенку (беременная самка).
        Это была месть волчицы, у которой в прошлом году пастухи из этого стада истребили волчат. В волчицу несколько раз стреляли, устраивали на неё облавы, один раз даже ранили, но всякий раз ей удавалось скрыться. А через некоторое время следы её вновь появлялись около стада.

       Мы летим в направлении, указанном оленеводами. Всматриваемся в каждый бугорок, в каждое пятнышко в тундре. Но всё безуспешно. Приходится по нескольку раз прочёсывать квадрат за квадратом. Несколько раз мы теряли ориентир из-за того, что умная волчица делала петли и ложилась вблизи от своего следа.
   -- След! – кричит Беседин.
   Сталкиваясь друг с другом, бросились к иллюминаторам. Вдоль берега Сантимей в густых зарослях ивняка чётко виден волчий след. Вертолёт пошёл по этому ориентиру. Долго лететь нам не пришлось, мы ещё издали заметили хищницу.
    Волчица лежала в ямке. Услышав шум вертолёта, она приподняла голову, прислушиваясь к странному звуку. Потом резко вскочила и помчалась в тундру. Началась погоня.
    Открыли боковую дверь. Стрелять поручили Петушкову. Для страховки его пристегнули к борту монтажным поясом. Двустволку зарядили восьмимиллиметровой картечью. Петушков был в шлемофоне, по которому поддерживалась связь с пилотом.
     «Теперь дело решённое, -- подумал я. –- Кругом голая тундра. Волчице от нас не уйти».
     Но не тут-то было. Снижаемся. Валентин тщательно прицеливается, но в самый последний момент волчица ныряет в кусты, двигаясь навстречу нашему курсу. Пока мы развернулись, она отмахала уже добрую сотню метров. Наст здесь крепкий, хорошо держит зверя. Скорость волчицы, судя по вертолётному спидометру, 60 километров в час. И так повторялось несколько раз. Из кабины показалось сердитое лицо пилота, он смотрит на нас с укором: сколько можно впустую нарезать круги?
      Высунув язык, тяжело поводя боками, волчица делает отчаянные прыжки. Бег её размашист, широк. Кажется, она не бежит, а летит над тундрой, слегка касаясь лапами наста.
      Догоняем зверя. Валентин долго прицеливается и быстро нажимает курок. Прогремел выстрел. Волчица споткнулась, как от толчка, перевернулась через голову и неподвижно замерла на снегу.