Гранатовый сок

Наконец мы переехали в Лосинку, в часть дома, которую дед оставил в наследство своим трем детям: тете Марине, дяде Максу и моему отцу. На долю отца пришлась маленькая комната и небольшая терраса.  Нам было тесно, особенно после того, как прибыл из Черновцов контейнер с нашим скарбом.

Оказалось, что дом кишел клопами. Мама избавлялась от них всеми известными тогда способами, в конце концов,  справилась с ними, но несколько ночей нам пришлось провести в саду, чтобы не угореть от серы, которой их выкуривали.

Родители, несмотря на перипетии непростой жизни, перенесенные тяготы, удары судьбы и, на то, что были людьми образованными, оставались во многом наивными, доверчивыми, непрактичными. Напрягая все силы, отказывая себе во многом, они начали строиться, чтобы расширить дедовский дом, и их не раз бессовестно обманывали.

Однажды они с трудом достали радиаторы для парового отопления, которые сложили во дворе, а на утро они исчезли. Спустя день им продали эти же радиаторы (на одном из них был заметный изъян).

В другой раз, отец дал аванс плотнику, попросившему отпустить его на несколько дней в деревню, где якобы что-то случилось и оставившему в залог довольно крупной суммы денег «струмент» – рубанок и пилу. Сердобольный отец не мог отказать, и больше этого человека мы не видели.

Строительство стоило родителям много нервов, крови, огорчений. Материал для строительства достать было сложно. Кроме того, существовало много ограничений: не выше такого-то уровня, не шире такого-то.

Как-то сосед по дому, богатый и влиятельный армянин, ногой очертил границу, которую мы не должны были переступать при строительстве.

В один прекрасный день мы увидели в нашем  дворе несметное богатство: ящики с банками сгущенки и тушёнки, круг сыра, банки топлёного сливочного масла. Все это добро было свалено под окном нашей кухни и прикрыто покрывалом. Позже мы узнали, что все это было спрятано от обыска этим соседом.

Родители добирались до работы тремя видами транспорта: сначала автобусом до ст. Лосиноостровская (или пешком до ст. Лось), затем на электричке до Москвы,  ст. Комсомольская  и метро до ст. Фрунзенская. Они отсутствовали целый день, возвращаясь затемно. Продукты для дома покупали в обеденный перерыв.

Родители, естественно, помогали мне в учебе в школе, в основном по русскому языку и литературе, истории, географии. Точные науки, им и мне, освоить было сложнее.
В дедовском саду была роскошная сирень и несколько сортов прекрасных, благоухающих пионов. Любовь к сирени сохранилась у меня на всю жизнь. Я не люблю ее ломать, всегда радуюсь цветению. Любил сирень и папа, и, помня об этом,  мы посадили кустик сирени у его могилы.

С сиренью связан трагикомический эпизод. Окна моей комнаты выходили в сад, к дому прилегал доходивший до окон низенький сарайчик для угля, можно было при желании,  открыв окно, оказаться на крыше сарайчика и легко спрыгнуть вниз. Как-то ночью я проснулась от того, что кто-то ломает в саду мою любимую сирень. Не раздумывая, возмущенная, босая, в ночной рубашке, схватив кочергу, я выскочила во двор и погналась за вором. Было мне тогда лет 13-14. Никого не догнав, вернулась. Мама уже проснулась и спросила, а что было бы с тобой, если бы догнала вора.

Первой крупной покупкой в нашей семье стал телевизор «Рекорд», без линзы, с казавшимся тогда огромным экраном. Это было чудо, и мы были им абсолютно загипнотизированы. Первое время мы с папой по вечерам смотрели все – от настроечной таблицы до того, как оставался просто светящийся экран.  Жилось тяжело: вечная нужда в деньгах, хотя отец после работы читал лекции от общества «Знание».

Жизнь была нелегкой, полной забот и волнений, но мы жили довольно счастливо, хотя родители часто ссорились. Иногда отец, даже находясь рядом, писал маме письма, полные нежности. Оба они были людьми кристально честными, не умевшими ловчить, приспосабливаться.  И у мамы характер был нелегким, думаю, отец страдал от этого. Недавно я нашла письмо отца к маме, в котором он приводит пронзительные строчки М. Алигер: «Опять они поссорились в трамвае. Не сдерживаясь, не стыдясь чужих.

  Но зависти невольно не скрывая, Взволнованно глядела я на них. Они не знают, как они счастливы. И слава Богу! Ни к чему им знать. Подумать только! – Рядом, оба живы. И можно всё исправить и понять!».

Мы прожили в дедовском доме года два, когда к нам приехала и поселилась у нас семья маминой единственной сестры – тети Вали. Четыре человека:  она с мужем, полковником в отставке Константином Андреевичем Соболевым и их сыновья, мои двоюродные братья Витя и Сережа.

Соболевы прожили в нашем доме около года, пока не получили квартиру в подмосковном Калининграде (ныне Королев), станция Подлипки. В то время это был закрытый город, в котором располагался исследовательский центр космической промышленности.

Мои родители уходили рано утром на работу и возвращались затемно, дядя Костя тоже отсутствовал: устраивался на работу и оформлял квартиру. Мы, дети, оставались под присмотром тети Вали. Она готовила и кормила нас. Старший брат полностью подчинил себе безвольного Сережу, который даже на вопрос: “Ты в туалет хочешь?” Мог ответить: “А Витя?”.

Со мной родители провели воспитательную работу, напомнив, что братья наши гости, что я старше их, надо быть вежливой и уступать им. Братья нередко обижали меня, но я терпела. Как же, гости!

В семье тети Вали было заведено, чтобы дети обращались к родителям на “вы”. Однажды я просто рот от возмущения открыла, когда Виктор сказал: “Мама, вы дура!”
Мать свою он изводил капризами, а Сережа подражал ему. Как-то раз они дуэтом попросили: “Вареники, вареники”, а когда тетя Валя приготовила вареники, оба закричали: “Пельменики, пельменики”. Тетю они доводили чуть ли не до сердечного приступа. Мне ее было жаль и однажды, забыв о том, что они гости, я разбила тарелку о спину старшего брата. Они оба ненадолго притихли, и стали меня немного уважать.

Под предводительством Вити и под влиянием прочитанных книг и фильмов о войне мы начали рыть в саду подземный ход. Вырыли что-то наподобие землянки, в которой соорудили стол, зажигали свечу, вели дневник. Почва в саду была песчаной, легко могла осыпаться и неизвестно, что могло бы с нами случиться, если бы мой отец не увидел это сооружение и не засыпал его. Больше всех попало, конечно, мне как самой старшей: я на год старше Виктора, и опять-таки, они гости. Виктор и не подумал сказать, что это он все придумал.

Приближался Новый год, родители понемногу покупали конфеты, прятали их, чтобы мы не съели до праздника. Виктор подсмотрел, где хранились конфеты и тайком поедал шоколадные, а нас с Сережей угощал карамельками. Нам подбрасывал обертки от шоколадных конфет. Обман раскрылся, ему влетело и за то, что конфеты тайком таскал, и за то, что нас подставлял.

А ведь когда-то, когда Витя только родился, я его тискала и даже, как говорила мама, чуть не задушила. А зря!

В детстве мы все трое были белобрысыми. Я быстро начала темнеть и когда в 9-ом классе остригла косу, то оказалась шатенкой. У Сережи с возрастом  волосы немного потемнели, а Виктор на всю жизнь остался ослепительным блондином. В его волосах, когда мы постарели, почти незаметна была седина. Взрослыми мы были дружны. Сейчас, к сожалению, их обоих уже нет.

К счастью, ни мои родители, ни родители братьев, прошедшие всю войну, не были ранены на фронте. Но у отца после войны развился туберкулез легких, который удалось перевести в закрытую форму. Папа постоянно принимал лекарства, регулярно ездил на лечение в санатории, в том числе и на кумысолечение. Ему было пятьдесят два года, когда в 1963 г.  ему стало очень плохо. Сначала врачи решили, что это вспышка туберкулеза и лечили его соответственно. Только после нескольких месяцев скитаний по разным медицинским учреждениям установили правильный диагноз – острый ретикулез, один из видов рака крови. Отца положили в Боткинскую больницу.

Мама стала искать спасения. Благодаря дяде Максу, врачу, добилась консультаций у ведущих специалистов по заболеваниям крови, оплачивала их. Однажды, светила в этой области Кост Екатерина Андреевна, д.м.н., профессор, отказалась от денег и прямо сказала: «Я не могу брать денег с умирающего». Тогда это заболевание было неизлечимо, но мама никак не могла с этим смириться, неутомимо искала способы лечения и следовала всем советам по поводу питания отца.

Мама самоотверженно боролась за жизнь отца, не жалея ни себя, ни вещей, ни денег. Однажды ей посоветовали давать папе гранатовый сок, который улучшает состав крови, а в то время достать его было нелегко. Наконец, кто-то подсказал ей, что рядом со станцией Тарасовка Московской железной дороги есть ресторан грузинской кухни по названию «Кооператор», где должен быть гранатовый сок. Мама сразу же после работы поспешила туда. Сока в ресторане не оказалось, но директор успокоил маму, позвонил,  и сок обещали привезти. Пришлось ждать. Потом оказалось, что у мамы денег меньше, чем требовалось.  Но директор отдал ей трехлитровую банку сока и оплатил такси до дома.

Мама всегда с благодарностью вспоминала этого человека. Много лет спустя, когда мы ездили с ней на могилу к мужу маминой сестры, похороненному на тарасовском кладбище, мы зашли в этот ресторан, мама попыталась вернуть долг, но ее попытка была решительно отвергнута.

Папа скончался 22 июня 1964 г. Мама с большим трудом добилась места на Перловском кладбище. Отца провожало много народа, в том числе и директор НИИ, в котором отец заведовал технической библиотекой. Папу, коммуниста и атеиста, не отпевали, да и не принято было этого делать в то время. Религия рассматривалась как пережиток прошлого и показатель невежества. Потом были поминки у нас дома.

Мама долго вспоминала, что дядя Костя, муж маминой сестры, полковник в отставке, сказал: «Похоронили, как он того и не заслуживал». Было обидно это слышать. Потом вся семья маминой сестры поднялась, уехала и довольно долго не общались с нами.

Мама относилась к младшей сестре скорее как мать, беспокоилась о ней и очень любила. Когда мама заболевала, то называла меня ее именем, много раз рассказывала, каким милым, непосредственным ребенком та была. Очень разные, обе сестры были долгожителями: мама прожила без малого 102 года, а тетя Валя – почти 95.

А тогда мы с мамой остались одни в недостроенном доме с большими долгами.