С Надеждой

Глава 1


Ласло Ковакс зашел в бар, спрятавшийся на одной из малолюдных улочек Сеула, и сердце его бешено заколотилось. За барной стойкой спиной ко входу сидела девушка. Ее длинные волосы были абсолютно белые и слегка вьющиеся. Точно такие же как у его дочери Валери, пропавшей год назад.
— Добрый вечер! — еле уняв внутреннюю дрожь, Ласло тронул девушку за плечо.
Она обернулась — волна разочарования накрыла Ковакса.
— Здравствуйте! — ответила на приветствие девушка, слегка улыбнувшись.
Услышав приятный девичий, почти детский голос, Ковакс, вынырнул из своих тяжелых мыслей о дочери.
Девушке, сидящей у стойки, было на вид лет шестнадцать, а может, еще меньше. Зачем она здесь, что у нее случилось, где ее родители?
Эти вопросы возникли в голове Ласло, и он задал один из них вслух:
— Что у тебя произошло? Почему ты здесь?
Белокурая, очень красивая девочка, с правильными чертами лица, стерла наигранную улыбку, вмиг став взрослой уставшей женщиной, и ответила, правда, не на вопрос:
— Простите, мне нужно работать.
— Погоди! — он взял ее за руку. — Ты поняла меня? Ты хорошо говоришь по-английски?
— Нет! Я не поняла вашего вопроса, я плохо говорю по-английски. Пустите меня, пожалуйста.
— Сколько нужно заплатить, чтобы ты осталась со мной?
Девушка не удивилась предложению, ведь именно для этого она и еще несколько девушек были наняты хозяином — ублажать гостей, и назвала сумму.
Мужчина кивнул, вытащил портмоне, извлек требуемые деньги и протянул их ей.
Девушка быстро спрятала купюру и присела, на ее лице снова появилась нежная детская улыбка.
— Чего бы хотелось господину?
— Я уже задал свой вопрос. Но коль я заплатил, то хочу большего, — Ласло принял ее правила игры. — Рассказывай о себе все. Это мое желание.
— Но я же могу и солгать! — проговорила девушка, не то спросив, не то утверждая.
— Ты уже солгала мне! — усмехнулся Ковакс. — Твой английский безупречен, я улавливаю лишь легкий русский акцент, — и мужчина вопросительно посмотрел на девушку.
— Вы не ошиблись! Я русская!
— Как тебя зовут? Только по-настоящему! Я не хочу слышать всех этих ваших надоевших имен — Кармен, Мэри! — Ласло скривился. — Ну, давай! Я заплатил именно за это!
— Хозяин не запретил рассказывать о себе. Значит, можно! — проговорила белокурая красавица, и, прикурив сигарету, она томно с придыханием представилась:
— Надин!
— Я же попросил. Тем более за деньги!
— Меня правда зовут, — девушка замялась, — Надя. Но на английском это звучит не очень.
Ласло сделал недовольный жест.
— Хорошо. Называйте меня Надежда! — кивнула она головой.
— Э, нет! Убирай этот тон. Становись сама собой! Давай. Все сначала! — вновь проявил недовольство Ласло.
— Что не так? — опешила Надя. — Это мое настоящее имя.
— Послушай, я вижу в тебе обычную юную девчонку. Выйди из образа… — Ласло не мог подобрать слова, но решил использовать то, которое лучше подходило, ведь понимает же Надежда, где она и чем занимается.
— Выйди из образа прости тутки и расскажи мне свою историю.
— Хорошо, — совершенно другим голосом проговорила Надя и добавила: — Вы закажите что-то себе и мне, а то хозяину будет подозрительно.
— Я же дал тебе денег, что еще нужно твоему хозяину?! — с досадой проговорил Ласло, но заказал шампанское и фрукты.
— Почему вы меня спрашиваете о моей жизни? — Надя занервничала. — Вы кто? Почему я должна вам рассказывать?
Ласло вытащил еще одну крупную купюру.
— У меня дочь — твоя ровесница… была…ты похожа на нее… чем-то.
Художник Винсент Ван Гог
Художник Винсент Ван Гог

…Валери тоже курила. Сначала пряталась, как все подростки. Потом стала делать это открыто — с вызовом. И так же, как эта девушка, не умела быть собой наполовину — если смеялась, то до слез, если грустила, то так, что, казалось — воздух вокруг тяжелеет. Он помнил, как она однажды непонятно почему сказала: «Пап, я, наверное, исчезну. Совсем. Просто растворюсь — и все». Тогда он лишь усмехнулся. А теперь каждое ее слово горело внутри как нож, воткнутый по самую рукоятку.
— Понятно! Я вызываю у вас чувство ностальгии по ушедшему близкому человеку. Хорошо! Вы заплатили! Воля ваша. Я из России, здесь недавно, приехала три месяца назад. В Княжеске, это маленький городок в Сибири, больше похожий на деревню, недалеко от границы с Казахстаном, у меня живет мама, больше никого нет.
Надя тепло улыбнулась:
— Она у меня очень добрая. Знаете, из тех людей, которые даже бездомной собаке суп нальют. Она всю жизнь старалась держаться — ради меня. Даже когда ей было плохо, никогда не жаловалась. А я все понимала. Я видела, как она плачет в ванной. Я делала вид, что сплю… — голос Нади задрожал, и она опустила глаза. — Я обещала себе, что сделаю все, чтобы ей стало легче. Даже если мне самой будет трудно…
— Как могла твоя мать отпустить тебя? — спросил Ласло. Он был обескуражен.
— Она не отпускала, но выхода не было — и она смирилась.
— Рассказывай все! Не говори загадками! — потребовал Ласло.
— Я хорошо тебе заплатил.
— А как рассказывать? — вдруг сорвалась Надя. — Как можно рассказать все это чужому человеку — будто это сказка? Что мне говорить — что я не сплю ночами от страха, что маме каждый день может стать последним, что я ненавижу себя каждую секунду, потому что делаю то, что презирала в других? Вы хотите услышать правду? Так вот она. Я не живу, а просто считаю дни между переводами денег и звонками маме. И каждое утро, когда открываю глаза, думаю: а не легче ли было бы… просто не просыпаться.
Надя прикурила снова, торопливо сделала несколько затяжек, нервно раздавила сигарету и более спокойно продолжила рассказ:
— Мой младший братишка погиб по вине отца в пять лет. Мне было одиннадцать. Мама не смогла простить — и папа ушел. Через несколько дней его нашли в лесочке недалеко от города…он повесился. Я плохо его помню, но с мамой они жили хорошо, любили друг друга. Мама очень страдала… Потом ее уволили из хлебного магазинчика — она работала продавцом, устроилась в другой, тоже уволили. Попыталась заняться коммерцией, вроде получилось, мы так радовались, но вскоре все начали заниматься купи-продаем, — Надя сказала это слово по-русски, Ковакс нахмурил брови, давая понять, что не понял.
Надя подыскала подходящее слово на английском, но как оно могло передать специфику того, чем занималась вся разваливающаяся страна в девяностые годы?
— Я понял! — сообщил Ласло.
— Да ничего ты не понял, где тебе! — сказала Надя по-русски и продолжила на английском: — Мама торговала на улице, та зима выдалась очень холодной: морозы стояли долго, снега навалило много. Мама сильно простудилась, ходила на работу больная, пока не свалилась совсем. Долго лечилась, но болезнь была запущена, ничего не помогало. Простуда дала осложнение на сердце, на почки… понадобились серьезные лекарства. То, что они стоили как вся наша квартира, — это ерунда. Их невозможно было купить, а значит, цена еще возрастала. В общем, история вроде длинная, а я вам ее за пять минут рассказала. Сама не ожидала.
— А дальше? — Ласло хотел продолжения.
— Что вам еще не ясно? — спросила Надя грубо. — Так я оказалась здесь.
— А мама? Она выздоровела?
— Если бы с мамой все было в порядке, меня никогда бы здесь не было! — Надя с неприязнью оглядела помещение бара, словно впервые его видела. — Маме требуется постоянный контроль врача и профилактическое лечение дважды в год. Это стоит немалых денег. Все, что я зарабатываю, я отправляю ей. Но этого мало, ничтожно мало. Я должна что-то придумать, чтобы зарабатывать больше. Почти все относятся ко мне так, как вы! Принимают за малолетнюю девчушку, а ведь мне двадцать три года.
Ласло недоверчиво посмотрел на Надю:
— Мда-а-а, — протянул он, — хорошая история! Мне особенно понравилось с рано умершим братом и повесившимся отцом. Прямо — ух!
Он хотел верить в каждую слезу, в каждое слово. Но слишком много историй он слышал: в Венгрии, в Сербии, теперь вот в Азии — все они начинались с боли и заканчивались продажей тела. Он устал. Устал от жалости, от бессилия, от своей вечной попытки выкупить прошлое дочери у других девушек.
«Может, она и врет… А может, и нет. Но какая, в сущности, теперь разница?» — подумал он и отвернулся.
Все это снова и снова било по одному месту в сердце, которое давно не заживало.
Надя посмотрела на Ласло:
— Вы заплатили, попросили рассказать, я рассказала. Теперь я свободна?
— А что? Не будешь доказывать, что это все правда? Ну хоть в грудь-то себя ударь!
Надя пожала плечом:
— Зачем? Назовите хоть одну причину, по которой я должна что-то сейчас доказывать вам, чтобы вы поверили. Так я свободна? — вновь спросила она.
— Да-да, конечно! Иди, — в замешательстве ответил Ковакс.
— А вы… — вдруг сказала Надя, уже почти вставая. — Вы вроде хороший человек. Иначе не смотрели бы на меня, как на… дочь. Я видела, как вы смотрите. Не как все, не на товар. А как будто… жалеете. Спасибо за это. Хоть за это.
На мгновение она улыбнулась по-настоящему. Без кокетства, без привычной маски — просто по-человечески. И в эту секунду Ласло увидел, какой она могла бы быть — в другом мире, с другой судьбой. И как будто снова увидел свою Валери.