Как поступить?

               
Валентин Александрович Серов. Ему 40 лет. Он академик, действительный член Императорской Академии художеств. Он признанный мастер портретного жанра. На его полотнах представители российской императорской фамилии, аристократия, купечество, интеллигенция.

За картину «Девочка с персиками» он получит Премию Московского общества любителей художеств; у него Золотая медаль «Гран-при» на Парижской всемирной выставке за «Портрет великого князя Павла Александровича». Еще учась в Академии художеств, он удостоен Серебряной медалью за этюд, написанный с натуры.

                «НИКОМУ И НИЧЕМ НЕ СТЕРЕТЬ ЭТОГО ПЯТНА»

Так случится, что утром 9 января 1905 года Валентин Серов, Василий Матэ и Илья Гинцбург будут в Академии художеств и окажутся свидетелями страшной народной трагедии. Они увидят из окна Академии шедшую толпу с иконами и портретами, увидят, как по безоружной толпе будет дан залп, как кавалерия с шашками наголо атакует демонстрантов, которым некуда бежать и которые подняли уже белый флаг, увидят, как упадут раненые и убитые...

Потрясенный  Серов тут же сделает с беспощадной правдивостью наброски, которые потом войдут в «Альбом памятного дня 9 января 1905 года»: «Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава?», «Разгон демонстрации казаками в 1905 году», «1905 год. После усмирения».

Руководить разгоном мирной демонстрации будет Великий князь Владимир Александрович Романов (дядя Николая II). Владимир Александрович был и президентом Императорской Академии художеств.

Для Валентина Серова нахождение в Академии станет мучительным. Возмущенный и подавленный случившимся, он 20 января напишет Репину, своему учителю и наставнику:
«Дорогой Илья Ефимович! То, что пришлось видеть мне из окон Академии художеств 9-го января, не забуду никогда — сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу, — зрелище ужасное. То, что пришлось услышать после, было ещё невероятнее по своему ужасу. Ужели же, если государь не пожелал выйти к рабочим и принять от них просьбу — то это означало их избиение? Кем же предрешено это избиение? Никому и ничем не стереть этого пятна. Как главнокомандующий петербургскими войсками, в этой безвинной крови повинен и президент Академии художеств — одного из высших институтов России. Не знаю, в этом сопоставлении есть что-то поистине чудовищное — не знаешь, куда деваться. Невольное чувство просто уйти — выйти из членов Академии, но выходить одному не имеет значения...

Мне кажется, что если бы такое имя, как Ваше, его не заменить другим, подкрепленное другими какими-либо заявлениями или выходом из членов Академии, могло бы сделать многое. Ответьте мне, прошу Вас, Илья Ефимович, на мое глупое письмо. Со своей стороны готов выходить хоть отовсюду (кажется, это единственное право российского обывателя).Ваш В. Серов» 
               
                «В ТАКИЕ МИНУТЫ НАДО СПЛОТИТЬСЯ И ДЕЙСТВОВАТЬ ЗАОДНО»

А днем раньше, 19 января 1905 года, Василий Поленов тоже напишет Репину, своему другу: «Неделю тому назад над Петербургом разразилась страшная трагедия, а сегодня мы прочли, что наша Академия закрыта! Что это такое? Мы, ее члены, не можем оставаться безучастными зрителями, а что нам предпринять, что делать, не знаю! Ты стоишь ближе к действию и, может быть, знаешь, как поступить? Напиши нам, в такие минуты надо сплотиться и действовать заодно, оставаться одному уж очень тяжело. Твой В. Поленов»               

Илья Ефимович ответит ему 25 января: «Твое письмо, дорогой Василий Дмитриевич, получил только вчера. Академия, может быть, откроется через две недели — закрыта по желанию учеников… Что можем мы „в годину бедствий и позора“?! Какой позор на всю Европу! Да вот уж именно: „Если господь захочет наказать, то отнимет разум“. Вот оно, историческое возмездие!.. Арестовать Горького! Ужаснее всего, когда круглое невежество облечено властью. Твой Илья.

Надо непременно писать и печатать протесты где только возможно. Мы здесь уже подписались. Составляйте там петицию и собирайте побольше подписей».

Серов и Поленов, получив одобрение от Ильи Ефимовича Репина, составят обращение на имя вице-президента графа И. И. Толстого:
 
«Милостивый государь, граф Иван Иванович!
Посылаем при сем заявление, которое покорнейше просим Вас огласить в собрании Академии. Примите уверение в нашем совершенном почтении.

Мрачно отразились в сердцах наших страшные события 9 января. Некоторые из нас были свидетелями, как на улицах Петербурга войска убивали беззащитных людей, и в памяти нашей запечатлена картина этого кровавого ужаса. Мы, художники, глубоко скорбим, что лицо, имеющее высшее руководительство над этими войсками, пролившими братскую кровь, в то же время стоит во главе Академии художеств, назначение которой — вносить в жизнь идеи гуманности и высших идеалов.
В. Поленов
В. Серов»
                                                
Письмо хода не получит: его не огласят на собрании, не сообщат и Владимиру Александровичу Романову. Академия будет закрыта.

                «ВАШЕ ЗАЯВЛЕНИЕ...ДАЛЕКО ОТ ПРАВДЫ»

Серов и Поленов будут рассчитывать на Илью Репина: его участие должно придать вес этому обращению и привлечь на их сторону многих колеблющихся и сомневающихся. Пройдет совсем немного времени, и Илья Ефимович напишет Поленову письмо уже другого характера и приведет в защиту князя такие аргументы:

«24 февраля 1905 г. Дорогой Василий Дмитриевич, я бы с удовольствием подписался под Вашим заявлением, если бы не знал, как оно далеко от правды. Войска в экстренных случаях выдаются в полное распоряжение полиции. И великий князь ничего не знал о том, что будет, — это уж не его компетенция… Вот тебе факт из того же времени: академический двор наполнили кавалерией; ученики тряслись как в лихорадке и послали депутатов к Толстому, чтобы он приказал войскам удалиться, очистить двор Академии… Толстой обратился к их полковнику вывести войска из двора Академии… Полковник ему ответил, что он с войсками всецело в распоряжении полиции и ему следует получить инструкцию от участкового пристава. И только по приказанию пристава войска удалились. При чем же тут великий князь? Твой Илья».
               
Поленов ответит на аргументы Репина и объяснит, что побудило их написать это обращение: «То, что ты пишешь, мы знали и взвешивали, когда посылали в Академию заявление. Мы расспрашивали людей, приезжавших из Петербурга, самых различных направлений, между которыми были очень близко стоящие к источнику. Все в один голос называли Владимира».
               
                «УЙТИ ТЕПЕРЬ — ВЫЙДЕТ, МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО-ТО ВРОДЕ БЕГСТВА»

28 февраля состоится заседание Академии, граф Толстой не решится огласить текст обращения. Валентин Серов примет решение выйти из Академии.

3 марта он напишет Поленову: «Глубокоуважаемый Василий Дмитриевич, как и можно было ожидать, бумага наша без всяких разговоров положена графом И. И. Толстым под сукно (28-го было заседание). Теперь я в свою очередь буду Вас спрашивать: что делать? Полагаю — нужно выходить из членов Академии на том основании, что заявление наше на заседании Академии прочтено не было, — вот и все. Буду ждать известия Вашего в ближайшем будущем. Ваш Серов».               
                               
Поленов ответит на следующий день, но сложить с себя звание академика откажется: «Я бы с большим удовольствием вышел из теперешней Академии — так мне противны все эти анархические учреждения Петербурга, набитые прислужливыми молчалиными, под верховенством неограниченных держиморд. Но мне кажется, что наш гражданский долг не позволяет нам теперь уходить; надо стоять твердо, а если придется, так и нести последствия…А уйти теперь — выйдет, мне кажется, что-то вроде бегства, — показали, мол, кулак, да и наутек».

Серов не изменит своего решения, он вновь отправит письмо Ивану Ивановичу Толстому:

«Ваше сиятельство, граф Иван Иванович! Вследствие того, что заявление, поданное в собрание Академии, за подписью В. Д. Поленова и моей не было или не могло быть оглашено в собрании Академии — считаю себя обязанным выйти из состава членов Академии, о чем и довожу до сведения Вашего сиятельства как вице-президента. Валентин Серов.10 марта 1905 г.»                               

Очередное заседание Академии состоится 21 марта. Граф Толстой доложит академикам, что от Серова поступило заявление о снятии с него звания академика «по личным соображениям», и подаст соответствующий рапорт министру двора генералу-адъютанту барону Фредериксу. В установленный срок и без промедления президенту Академии доставят резолюцию «от 8/V — 1905 г.»: «Последовало высочайшее государя императора соизволение на удовлетворение ходатайства об увольнении художника В. А. Серова из состава действительных членов императорской Академии художеств».

Поленов останется в Академии. Их обращение так и не огласят на заседании Академии, и никто его больше не подпишет.
               
   «МАЛЬЧИШЕСТВО, ПРОТЕСТ РАДИ ПРОТЕСТА...ИЛИ АКТ ОСОБОГО ГРАЖДАНСКОГО МУЖЕСТВА»

9 января 1905 года станет серьезным испытанием для русского общества. Все вновь и вновь возвращаются к тем событиям: как же нужно было поступить? Кто прав?

Василий Матэ, который тоже вместе с Серовым видел страшную расправу над демонстрантами, узнав текст готовящегося протеста, будет делиться с Валентином Александровичем своими мучительными размышлениями: «Не проверив, насколько правда, как тут судить — страшно...А может быть, ты и В. Д. Поленов правы? Быть может, только так и надо. Ясно и определенно высказаться».

Другие художники не видели смысла в петиции, считали, что от нее мало пользы: так Константин Маковский откажется подписывать обращение Серова-Поленова, ответит:«...подписываюсь только под картинами», а его брат Владимир Маковский выскажет протест своей картиной «9 января 1905 года на Васильевском острове».

Выход Серова из Академии вызовет у многих недоумение, его поступок посчитают странным и неожиданным: ведь до этого времени казалось, что Валентин Серов совершенно аполитичный художник.  Это какое-то «мальчишество, протест ради протеста». Неужели увиденное 9 января побудило его к таким крайним мерам?! 

Совсем немногие, кто выскажет поддержку Валентину Александровичу. Александр Николаевич Бенуа в письме Илье Остроухову, близкому другу Серова, в апреле 1905 года напишет: «Я нахожу, что Серов поступил прекрасно. Вы скажете, что жертва невелика. А я скажу, что нет, очень велика, ибо всякое звание имеет еще огромное практически удобное значение не только у нас, но и на всем свете. Я любуюсь Серовым за то именно, что он во имя принципа пожертвовал этим удобством. Знаю по себе, что жертва удобством — самая тяжелая жертва».

Владимир Стасов, музыкальный критик, который был дружен еще с отцом Валентина Серова, восхищен его поступком: «Великая Вам честь и слава за Ваше гордое смелое, глубокое и непобедимое чувство правды и за Ваше омерзение к преступному и отвратительному. Честь и слава Вам. Ваше отечество должно гордиться Вами и, конечно, с удивлением и несравненным почитанием передаст Ваше имя потомству. Дай Бог, письмо поступило, навеки, в нашу библиотеку, как в несокрушимую гавань. Такие великие документы не должны никогда погибать. Их надо хранить в золоте и бриллиантах! Ваш искренний поклонник Владимир Стасов».
 
Максим Горький будет беспощаден в оценке, и назовет 9 января 1905 года  «днем морального краха русской интеллигенции, — вот мое впечатление от ее поступков и речей».

Никто не останется прежним – Валентин Серов станет для многих нравственным ориентиром.
               
Через несколько лет, когда Валентина Серова уже не будет, Илья Ефимович Репин напишет воспоминания, полные дум и размышлений о русском человеке, его душе и героизме и, конечно, о своем ученике  –  Валентине Серове: «В душе русского человека есть черта особого, скрытого героизма. Это – внутрилежащая, глубокая страсть души, съедающая человека, его житейскую личность до самозабвения. Такого подвига никто не оценит: он лежит под спудом личности, он невидим. Но это – величайшая сила жизни, она двигает горами; она делает великие завоевания; это она руководила Бородинским сражением; она пошла за Мининым; она сожгла Смоленск и Москву. И она же наполняла сердце престарелого Кутузова.

Везде она: скромная, неказистая, до конфуза перед собою извне, потому что она внутри полна величайшего героизма, непреклонной воли и решимости. Она сливается всецело со своей идеей, «не страшится умереть». Вот где ее величайшая сила: она не боится смерти.

Валентин Александрович Серов был этой глубокой русской натурой. Чувствовалась в нем некоторая таинственность сильной личности. Это осталось в нем на всю жизнь…»

Сколько глубокого смысла в этих словах. Сколько передумано...
 
Для Валентина Серова – художника с обостренным  восприятием действительности и чувством правды даже малейший компромисс был невыносим и невозможен, поэтому его творения до сих пор обладают такой силой и притягательностью.