Мякиш

Запах хлебного мякиша и примешивающиеся к нему запахи мокрой травы и уклейки, которую ты поймаешь. Слух твоего уха и с невероятной легкостью врезывающаяся в него тишина близлежащей деревни, черной треугольными крышами и сетчатой неровными заборами. Черточки облаков и черты рыбаков, отражающихся в воде и отличающихся от других отражений своей неподвижностью. Блеск рыбьей чешуи, примешивающийся к блеску речной ряби, но все же отделимый от нее. Шаткий столб солнца на горизонтальной поверхности воды и круг того же солнца, неподвижно торчащий в бледно-голубом небе. Абразив лесов на горизонте, тщетно скоблящий в такт твоим шагам светлую джинсу небосклона, которая вопреки всему становится все более и более насыщенной. Кажущаяся неподвижность воды, похожей на студень, в той части реки, которая исчезает за поворотом. Легкая подвижность губ, повторяющих под нос строчки. Звук диско 80-х, прикрепленный к персоне на велосипеде, возникшей из-за деревьев и медленно движущейся мимо. Внезапно проступающий на фоне яркого солнечного пятна в воде береговой куст, чем-то похожий на тропическое растение и поэтому идеально соединяющийся с диско 80-х в одно ощущение, которое испытываешь ты, раскатывающий между пальцами хлебный шарик и смотрящий на размельченный волнами желток солнца. Простота пространства, где, куда не поставишь ногу, везде будет сокровище — не важно, как глубоко, не важно, как точно, достаточно хорошо размахнуться и чуточку подождать — можно даже не присаживаться на корточки и не чесать подбородок, как делают взрослые рыбаки, потому что они встали спозаранку и у них щетина, можно даже не считать до трех, когда начнет дергать и тянуть, можно даже не вести против течения, как советует соседский парень, наловивший уже с полбидона и собирающийся закурить, можно вообще не соблюдать никаких предосторожностей и неписаных правил, можно просто, нарушая совершенство созданного специально для тебя пейзажа, разрушая его сложнейшую геометрию и смешивая в одну переливающуюся цветную кашу голубизну неба, желтизну солнца, прозрачность воды и сочность листвы, скрещивая потерявшие всякий смысл оси пространства и времени и заставляя их бешено вращаться вокруг твоего собственного я, ищущего свой позишн на карте всего-что-есть, вбирая кислый воздух июля девяносто первого и выпуская жаркий воздух июля двадцать четвертого слегка оттопыренными и трескающимися, вне зависимости от сезона и климата, пухлыми девчачьими губами, ты, как бы немного стесняясь и извиняясь за невозможность сделать это иначе, дергаешь удочку, увлекая на поверхность трепыхающуюся рыбу, и истошно вопишь: «Клюет!!! Клюет!!!» — как будто предвкушая момент, когда она окажется в твоих руках и выскользнет обратно в воду, слившись с солнечным пятном и оставив на твоей коже несколько чешуек.