Печалька у психолога 13

Той ненастной ночью, над моей головой собрались черные тучи. Полыхали молнии, гремел на всю квартиру суровый голос Игоря Александровича: «Это куда ты поступила? ГИТИС? Какой тебе еще ГИТИС?» «Институт…театральный…» - робко пояснила я. «Не надо рассказывать мне, что такое ГИТИС! Это вечеринки, посиделки, развязное поведение и прочий, прочий…» (Тут я ожидала, что он скажет: «срам», но он сказал: «Бомонд»). «Как это вообще получилось, что ты в ГИТИС поступаешь, а я не знаю?» - Игорь Александрович продолжал лютовать. «Ну, у нас все девчонки с театрального кружка побежали поступать, и я побежала…» «Все побежали, и я побежала» - передразнил меня Игорь. - «А то, что ты мужняя жена, об этом ты забыла? Тебе может, напомнить? Пойдем-ка мы с тобой прокатимся в одно живописное местечко, где тебе все сразу же объяснят». Не слушая мои возражения, папа сажает меня в машину и куда-то везет. Я смотрю как мелькают огоньки подмосковных поселков, редкие городки подмигивают мне окнами пятиэтажек. Я дремлю иногда на пассажирском сидении, поглядываю временами на Игоря Александровича, но он не смотрит в мою сторону, а смотрит только на дорогу, будто меня в машине и нет. В первых лучах солнца, мы останавливаемся у ворот знакомой полуразвалившейся усадьбы. Ядвига поит меня чаем, а потом говорит: «пошли, детка, в баньке попаримся…Игорек нам дров наколол… Я не хочу оставаться один на один с Игорем, когда он не в духе, и мы с Ягой Ядвигой направляемся в баню. «Ты чего же это, детка, Игорька так расстроила? Ведь на нем лица нет…» - говорит мне Ядвига, намыливая мне спину мочалкой из сушеных трав. «Ложись на лавку, я тебя веничком постегаю…» - нараспев предлагает она. «Только не сильно, ладно?» - томно говорю я. «Нет, детка, совсем чуть-чуть» - соглашается Ядвига. Распаренная и разомлевшая, я еще долго лежу, а Яга Ядвига очень нежно шлепает меня мокрым березовым веником. «А вот тебе полотенца, одно так, другое так…» - наконец говорит Ядвига, накрывая мне пушистым полотенцем плечи, а другим укутывая ноги. «А на попу? Чего вы мне попу не накрыли?» - спросонья, удивляюсь я. «А попу тебе покрывать и не надо…зачем тебе покрывать попу, когда ты такая непослушная жена? Игорь, иди сюда! - вдруг кричит Яга, придерживая меня за плечи. И тут в проеме двери показывается папочка. Он без рубахи, и на его голых плечах блестят капли пота, а в руке у него несколько стеблей крапивы. «Вот пожалуйста…» - услужливо говорит Яга, - «непослушная жена готова для вразумления». Тут я понимаю все, дергаюсь и вскакиваю с лавки. «Куда?» - мрачно говорит папа Игорь. Я с тоской смотрю в сторону двери, но она уже закрыта на щеколду. Положение, прям-таки, безвыходное. «Обратно на лавку, попой кверху… - говорит папочка, - сейчас я тебе покажу театральный институт!» Меня снова укладывают на лавку. Одним полотенцем покрывают мне плечи, другим - ноги. И только мои ягодицы ничем не покрыты. Я сразу понимаю, что это значит. Мне предстоит порка крапивой. «Ну, не надо! Я больше не буду поступать в театральный институт!» - начинаю ныть я. «Игорь, ты такой злой сейчас! Не надо бы тебе ее наказывать, дай я!» - говорит Яга Ядвига, берет стебель крапивы в руку. «Ой, жжется!» - говорит она. «Хорошо, наподдай ей крапивой по попе, мне правда успокоиться надо…» - говорит папа Игорь, садится на пол около лавки, берет меня за запястья. «Понимаешь, сладкая моя, негоже так себя вести…» - говорит он сокрушенно. «Ой, негоже!» - подтверждает Ядвига и внезапно хлопает крапивой мой голый зад. «Ой!» - говорю я, дергаясь всем телом. «Лежи, не дергайся» - говорит Игорь, крепко сжимая мои запястья. «Я тебе разве разрешил на актрису поступать? Ты что ж это самовольничаешь?» «Ай!» - кричу я, когда крапива снова обжигает мне ягодицы», а куда мне можно поступать, папочка?» «Ну вот хотя бы библиотечный техникум» - на полном серьезе отвечает он - «чем тебе не место? Или медучилище? Чем тебе не нравится медучилище? Ты знаешь, я и сам медбрат, провел в карете «Скорой Помощи» довольно много времени» «Не хочу в медучилище» - возражаю я и получаю еще пару жгучих ударов по попе. «Ну, тогда сиди дома!» - торжествующе говорит папочка, как будто в голову ему пришла гениальная идея: «Я вот все думаю, почему у меня, женатого человека, дома такой бардак? А теперь понимаю: потому что моя молодая жена хочет быть актрисой!» «Нехорошо! Нехорошо!» - тут же говорит Яга и крапива снова сечет мою задницу. «Так что давай, с завтрашнего дня, вместо того чтобы быть актрисой, ты будешь хорошей домохозяйкой! Я буду давать тебе список дел, к вечеру проверять тебя, как ты справилась…Научись сначала быть хорошей женой, раз ты уж все равно замужем, золотко!» Он подносит мою ладонь к своим губам, но я вырываюсь и бью Игоря наотмашь по щеке. «Так! - говорит Игорь Александрович - это уже никуда не годится! Ядвига, оставь нас, мне надо сказать моей подруге жизни пару ласковых!» Ядвига ретируется, бросая крапиву, и я остаюсь наедине с папочкой. Через пять минут неравной борьбы, все кончено. Игорь сидит на лавке, а я лежу поперек его колен. Игорь звонко хлопает меня по попе и говорит: «Я кажется предупреждал тебя, не будь дерзкой, когда тебя наказывают…Что надо сказать папочке прямо сейчас? Подумай хорошенько?» - говорит папа Игорь - «так что надо сказать? Учти, буду тебя шлепать, пока ты не извинишься, ну?» «Игорь Александрович, простите! - кричу я,  - «больше этого не будет!» «Свежо предание, но верится с трудом!» - отвечает папочка, почти благосклонно: «Ну же, в какой колледж пойдешь, библиотечный или медицинский?» «Педагогический!» - отвечаю я - «чтоб узнать, как воспитывать детей без розог, ремня и крапивы!» «Ой, ну ты и смешная!» - весело говорит Игорь -«Я сейчас принесу два капустных листа, а ты ляг на живот, завернись в полотенце, только чтобы попа наружу была…» Минут через десять, я лежу на лавке ничком, а Игорь прикладывает два капустных листа к моим ягодицам, приговаривая: «ну не сердись, зайчик мой маленький…ты уж прости меня, но в актрисы я тебя не отпущу». Верный своему слову, Игорь Александрович забрал мои документы из театрального. В педагогический меня не взяли, я провалила сочинение. Мне досталась тема «Трагедия Раскольникова в романе «Преступление и Наказание», и я написала следующее: «Мой папа сказал мне, что трагедия Раскольникова в том, что в 19-м веке не было антидепрессантов. Отпускать такого психа на свободу было безумием. Еще не известно, сколько старушек перебьет Раскольников во время весеннего обострения своей шизофрении. На таких, как Родион Раскольников, никаких старушек не напасешься. Шизофрению надо лечить, а не прощать. Трагедия конца 19-го века в том, что прозак, занакс и прочие препараты для лечения психов еще не придумали. И в тот скорбный период нашей истории, когда галаперидол еще не изобрели, а розги уже отменили, русский народ взбунтовался против насилия и устроил революцию». Меня не взяли в педагогический с таким сочинением, и я поняла, что надо было не пороть отсебятину, а думать по методичке.