Никому не рассказывай

Однажды семья Лариных купила старую дачу. Риелтор, пожилой мужчина с желтоватыми белками глаз, нервно крутил связку ключей и торопил с подписанием документов. Его взгляд все время скользил к заросшему саду.
— Тут все в порядке, да? — спросил глава семейства у риелтора, вытирая пот со лба, — Цена уж очень заманчивая…
— Абсолютно! Просто… не все любят старые дачи. Предыдущие хозяева недолго здесь прожили.
— Почему?

Риелтор сделал вид, что не расслышал вопрос, быстро сунув ключи в руку Ларина.

Дом был небольшой, но крепкий. Стены пахли сосной и сыростью. А сад… Сад настоящее сокровище. Яблони и груши склонялись под тяжестью спелых плодов, сливы отбрасывали лиловую тень на разноцветную лужайку, а в самом углу, у покосившегося забора, стояла пышная черешня. Ее крепкие ветви, усыпанные темно-красными ягодами, тянулись к земле, и будто шатер накрывали траву зелено-бордовым куполом.

Дочки Лариных – десятилетние близнецы Лиза и Даша – обожали сад. Они играли среди деревьев, прятались, резвились, а по вечерам, когда родители разводили костер у дома, пугали друг друга страшными историями.

— Здесь кто-то есть, — говорила Даша, вглядываясь в густые сумерки, — Я чувствую. Может, приведение? Как думаете, в этом доме живет что-нибудь страшное, потустороннее?
— Призраков не бывает! — фыркала Лиза, но тут же прижималась к матери, когда ветер скользил среди плодовых деревьев в саду и вызывал жутковатые шорохи.

Тот августовский день начался как обычно. Солнце стояло высоко, пчелы гудели в траве, а в воздухе струился аромат лютиков и полыни. Девочки забрались на черешню и, покачиваясь на толстых ветках, начали рассказывать страшилки.

— Вот это ягоды! Никогда не видела таких больших! — воскликнула Лиза. Черешня лопнула у нее во рту, выпустив сладко-горький сок. — Фу! — сморщилась девочка, потянулась за очередной ягодой, и вдруг ее пальцы коснулись чего-то холодного.

Ветки раздвинулись, словно сами собой, обнажив то, что прятали десятилетиями.

— Даш… — голос Лизы дрогнул, — Смотри!

У самого ствола черешни, в спутанной траве, виднелся почерневший деревянный крест. Почти невидимый под слоем земли и мха. Сестры спрыгнули вниз и разгребли траву руками.

Крест был черным и слегка перекошен, будто кто-то пытался выдернуть его из земли. Ржавые гвозди торчали из перекладины, а на верхушке висел лоскут тряпки, завязанный крепким узлом.

— Это… могила? — Даша смотрела на узел, не в силах отвести взгляд.

Девочки упали на колени, расчищая надпись на кресте: «А;;;ня. 1915-1925»
Надпись почти выцвела, но буквы разборчивые. Они были вырезаны неровно, будто детской рукой. Последняя цифра заканчивалась глубокой царапиной.

— Кто-то похоронил ее здесь… — прошептала Даша, — Десять лет… Она была такой же, как мы…

Внезапно воздух стал густым, как патока, с привкусом гнили. Лиза потянулась, чтобы развязать узел на кресте, и в этот момент поверхность под ней дрогнула.
Из черной земли, с хрустом ломая засохшую почву, вырвались корни дерева. Они были тонкими, как неестественно длинные пальцы, обтянутые высохшей кожей. Корни обвили Лизе лодыжку и крепко схватили девочку.

— ОНА нас увидела! — закричала Лиза, с силой вырвала ногу и бросилась к дому.
Ветер завыл. Взметнул вверх столб мутной пыли. В нем явственно послышался пронзительный детский голос:
«Никому про меня не рассказывай…»

Родители не поверили в жуткую историю дочери:

— Обычные корни, — сказал отец, осматривая крест, — Старое дерево, корни вылезают наружу.
— Но они схватили меня! — всхлипывала Лиза, потирая на лодыжке свежие синяки: пять четких фиолетовых полос.
— Почудилось, — успокаивала мама, гладя дочь по голове, — Жарко сегодня, могло померещиться. Надо бы разузнать у соседей об этом кресте и несчастной Ане. Пойдемте спать. Завтра все выясним.

Лиза долго ворочалась на кровати, кутаясь в одеяло. В деревне темные ночи, детская спальня впитала эту пугающую темноту. Лишь бледный лунный свет пробивался сквозь занавески, отбрасывая на стены тревожные узоры от ветвей черешни. Девочка прислушивалась к каждому звуку: скрип половицы под невидимыми шагами, ритмичное шуршание листьев, будто кто-то осторожно пробирался сквозь кусты. Она сжала кулаки, чувствуя, как под ногтями застревают ворсинки одеяла.

Синяки на лодыжке пульсировали, будто под кожей шевелились чужие пальцы. Лиза зажмурилась, но тут же распахнула глаза, когда услышала новый звук:

Тук-тук-тук...

Звук был не за окном. Внутри стены. Что-то ползло по пространству между обшивкой, осторожно простукивая путь. Девочка застыла, ощущая, как по затылку побежали мурашки.

— Даша? — позвала она, но в ответ услышала лишь влажный хрип где-то у изголовья кровати.

Темнота перед глазами сгустилась, приняв очертания силуэта маленькой девочки в старомодном платье...

— Я тебя вижу. Зачем ты про меня рассказала? — раздался детский голос в голове, и воздух в спальне наполнился сладковатым запахом черешни.

Лизе показалось, что одеяло на груди стало тяжелее. Словно кто-то невидимый устроился поверх ее, пригвоздив к кровати.

Тук-тук-тук...

Теперь уже под полом.

Когда часы пробили три, Лиза провалилась в беспокойный сон, но тут же проснулась от ледяного прикосновения к щеке.

Громко скрипели ставни. Лиза набралась храбрости и встала с кровати. За окном, в лунном свете, под черешней стояла девочка – белое платье, коса до пояса. Она медленно покачивалась из стороны в сторону, будто невесомая.

— Поиграй со мной… — ее тихий шепот разносился по комнате, хотя окно было закрыто.

Лиза не могла пошевелиться. Тень девочки становилась четче и приближалась к дому. Теперь Лиза видела лицо: бледное, с темными впадинами вместо глаз. Аня улыбалась.

— Ты попробовала мои ягоды… Ты никому уже не расскажешь. Никому…

Утром Лизу не нашли. На подоконнике в детской спальне виднелись отчетливые грязные следы детских ладоней, а на запотевшем стекле проступили отпечатки маленьких пальцев. Ее кукла лежала под черешней, а на кресте появилась свежая царапина:
«Лиза. 2015-2025»

***

Сад до сих пор пахнет черешней. Иногда, там можно расслышать смех – звонкий, детский. В нем звучат два голоса. А на старом деревянном кресте, с обратной стороны появилась новая надпись: «Никому про меня не рассказывай».