Глава 7 Cod L реальность сохраненная в чернилах
— Держись! — Лев прикрыл её тело своим, когда очередной взрыв данных осыпал их градом пикселей.
Соловкин, уже больше не человек, а ходячий сбой системы, шагнул вперёд. Его рука превратилась в гигантский инъектор с вирусом, наполненный пульсирующей тьмой.
— Вы — ошибка. Ошибки исправляют.
Женя зажмурилась. Где-то в глубине сознания что-то щёлкнуло. Вспышка. Её руки сами взметнулись вперёд, пальцы сложились в странную комбинацию — жест, которого не было ни в одном протоколе.
— Стоп.
Воздух застыл. Вирус замер в сантиметре от её лица. Соловкин завис в полушаге, его цифровая плоть зациклилась в бесконечном повторе последнего движения. Лев осторожно приподнялся:
— Как ты?
— Я не знаю! — Женя смотрела на свои руки, будто впервые их видела. — Это... как дыхание. Я просто знала, что нужно сделать.
Сергей Соколов, всё ещё прикованный к терминалу, зашептал сдавленно: — Потому что я встроил это в тебя. На уровне ядра кода.
Лев помог Жене подняться. Её пальцы дрожали, но не от слабости — от ярости.
— Что ты в меня встроил?!
Сергей попытался встать, но провода впились в его плоть глубже.
— Свободу выбора.
Лев резко развернул Женю к себе. Его пальцы расстегнули воротник рубашки, обнажив шрам — странный, геометрически точный, будто оставленный не скальпелем, а лазерным резаком.
— Ты оставила это в реальном мире. Когда мы взламывали систему в прошлый раз.
Женя замерла. Её пальцы медленно потянулись к шраму, но не прикоснулись.
— Нет...
В её глазах поплыли кадры, не принадлежащие этой реальности:
1. Она и Лев в настоящей лаборатории, не цифровой
2. Инъекция — её собственные руки вводят что-то в терминал
3. Боль — не виртуальная, а настоящая, от разреза на шее
— Значит, я... — её голос сломался. — Я всего лишь алгоритм?!
Сергей закричал из своего плена: — Нет! Ты — сознание, перенесённое в код! Моя лучшая работа!
Резников дёрнулся, его цифровая оболочка трещала по швам.
— Он... лжёт... — голос убийцы распадался на частоты. — Вы все... просто... строчки...
Женя вдруг рассмеялась. Горько. По-человечески.
— Хорошо.
Она разорвала рукав своей блузки, обнажив предплечье.
— Если я алгоритм...
Кожа раздвинулась, открыв порты ввода, о которых она не знала.
— ...тогда я перепишу себя сама.
Её пальцы вонзились в разъемы. Взрыв данных. Свет. Боль. Освобождение. Когда Лев открыл глаза, Женя стояла перед Соловкиным. Но теперь она была разной:
- Левая половина — прежняя Женя, с шрамами и яростью
- Правая — чистый код, золотые строки, плывущие под кожей
— Я не персонаж. — Её голос звучал на всех частотах сразу. — Я — соавтор.
Её рука пронзила Соловкина. Не для убийства. Для перезаписи.
— Глава двадцать три, — прошептал Сергей, наблюдая, как убийца рассыпается на безвредные байты. — Конец игры.
Лифт открылся. Но внутри не было кабины. Только дверь в настоящий мир. Лев посмотрел на Женю. Она уже смотрела на него.
— Пойдёшь?
Она улыбнулась — впервые без горечи.
— Ты же знаешь, что у нас нет выбора.
Они шагнули в свет вместе. А система за их спинами начала стирать себя сама.
Свет за дверью лифта оказался не слепящим прожектором, а мерцанием тысяч экранов в бесконечном серверном зале. Лев шагнул первым, чувствуя, как под ногами вместо пола — бесконечные слои заархивированных данных. Здесь хранились удаленные миры. Женя шла за ним, ее цифровая рука все еще светилась золотым кодом. Она касалась стен, и они рассыпались, обнажая:
— Черновики...
Эскизы. Наброски. Первые версии "Coda_L". На одном — она. Но другая:
- Волосы были еще короче
- Шрам над правой бровью
- В глазах ярость которая не была ничем оправдана
Подпись: "Ж-42. Альфа-версия. Слишком агрессивна. Требует правки." Лев поднял следующий лист. Убийца. Его лицо — стертая версия ранней Жени, с размытыми чертами и пустыми глазницами.
— Он создал его из тебя... — прошептал Лев. — А потом попытался стереть.
Женя развернула сверток кода — голографический дневник отца:
"17.03. Прототип Ж-42 вышел из-под контроля. Видит сюжетные дыры. Угрожает целостности системы. Придется перезаписать..."
Дата совпадала с днем убийства ее родителей в сценарии. Где-то в глубине зала раздался стук. Методичный. Безнадежный. Они пошли на звук. Сергей Соколов сидел в центре шестиугольной камеры, окруженный экранами. Его руки были прикованы к графическому планшету, пальцы беспрерывно рисовали:
1. Льва, спасающего Женю
2. Себя, разрубающего цепи
3. Дверь в реальный мир
Но как только рисунок завершался — он рассыпался, как песочный замок.
— Папа!
Сергей поднял голову. Его глаза были пусты — не цифровой пустотой, а человеческий взгляд полный отчаяния.
— Вы не должны были найти меня.
Женя шагнула к барьеру камеры.
— Ты создал его из моей первой версии. Почему?
Сергей засмеялся — горько, по-человечески.
— Потому что ты получилась слишком идеальной.
Он дотронулся до стены, и она стала прозрачной, показав истину:
1. Настоящая Женя (плоть и кровь) лежала в креокамере где-то в реальном мире
2. Цифровая версия должна была стать ее "тенью" — вместилищем боли и гнева
3. Но она ожила — и систему пришлось чинить
Лев ударил по барьеру:
— Как нам тебя освободить?
Сергей покачал головой:
— Я — не пленник. Я — страж.
Он показал на свои ноги — они срастались с полом, превращаясь в серверные стойки.
— Если я остановлюсь, система рухнет. И вы с ней.
Женя приложила руку к барьеру. Ее цифровая половина текла по поверхности, ища слабое место.
— Нет. Есть другой выход.
Она развернула свой код, показав им новый файл: "Протокол "Феникс""
— Мы перезагрузим систему. Без убийцы. Без тюрем.
Сергей впервые выглядел испуганным:
— Вы можете исчезнуть.
Лев взял Женю за руку. Настоящую.
— Мы уже не просто персонажи.
Сергей закрыл глаза.
— Рисуйте.
Они коснулись барьера вместе. Свет. Взрыв. Перерождение. Когда тьма рассеялась, они стояли в пустой студии "Метаморфоза". На мольберте — последний эпизод "Coda_L". Они вдвоем, шагающие в свет. А под ним — новая подпись: "Конец. Или начало?" Где-то вдали зазвонил телефон. Настоящий. В реальном мире. Кто-то звонил в креокамеру, где спала настоящая Женя. После этого начались аномалии. Город Льва начал забывать себя. Он заметил это утром, когда в кафе исчез бариста — прямо во время приготовления его кофе. Чашка замерла в воздухе, молоко растекалось по невидимой плоскости, а на стене за стойкой зияла дыра размером с ладонь. Сквозь нее просвечивал цифровой пейзаж «Coda_L»: неоновые улицы, слишком идеальные, чтобы быть настоящими. Лев протянул руку — и дыра расширилась, будто реагируя на его прикосновение.
— Они исчезают? — вопросительно прошептал он.
На тротуаре валялся экземпляр «Coda_L» с пометкой «ПОСЛЕДНИЙ ТИРАЖ». Лев поднял его — страницы шевелились под пальцами, как живые. Женя пришла ночью, когда Лев разбирал архив отца. Она стояла на пороге его квартиры, капая цифровой кровью — ее нейроинтерфейс трещал и гудел, искры кода сыпались на ковер.
— Ты видишь дыры? — ее голос звучал на грани срыва.
Лев кивнул.
— Читатели исчезают. Они становятся частью сюжета.
Женя вошла, оставляя за собой следы — не мокрые, а пиксельные. Ее пальцы впились в его плечи:
— Система пытается завершить историю. Ей нужен финал.
Она показала ему свой интерфейс — на экране горело:
» СИНХРОНИЗАЦИЯ МИРОВ: 89%
» ПОТЕРЯННЫЕ СУЩНОСТИ: 1,743
Лев схватил ее за запястье:
— Как это остановить?
Женя улыбнулась — той самой улыбкой, которая когда-то была только сценарной, а теперь стала настоящей.
— Разорвать связь.
Она взяла со стола канцелярский нож .
— Жди.
И вонзила его себе в висок. Взрыв данных. Крики системы. Свет. Когда Лев открыл глаза, Женя лежала на полу, но ее раны были не цифровыми — настоящая кровь текла по виску, смешиваясь со слезами.
— Я... отключила мост, — прошептала она. — Но только для всех, кроме тебя.
Лев прижал ее к себе, видя, как:
1. Стены перестают дышать
2. Дыры на улицах затягиваются
3. Книги на полках замирают
Где-то в городе кто-то нашел последний экземпляр «Coda_L» — и страницы в его руках обесцветились, превратившись в пустые листы. История закончилась. Но они остались. Лев поднял Женю на руки — настоящую, кровоточащую, живую — и вынес на балкон. Город был тихим. Обычным. Слишком реальным. — Что теперь? — спросила Женя, цепляясь за его рубашку.
Лев посмотрел на горизонт — там, где раньше была дыра в цифровой мир, теперь сияли обычные звезды.
— Теперь мы пишем сами.
А где-то в глубине разрушенного нейроинтерфейса Жени мерцала последняя строка кода:
» ПРОТОКОЛ «СОАВТОРСТВО» АКТИВИРОВАН
Но это уже была совсем другая история.
Дождь стучал по крыше заброшенной лаборатории "НейроИнтерфейс" как навязчивый ритм из детского кошмара. Лев вытирал мокрые руки о брюки, оставляя на ткани темные пятна — или это были капли от конденсата на стенах, которые вели себя странно: стекали вверх, замирали на полпути, образовывали идеально круглые лужицы. Он видел эти аномалии уже неделю. С момента, как исчезли дыры между мирами.
— Где же ты... — Лев перебирал старые жесткие диски, когда экран перед ним включился сам.
Черно-белое изображение: он сам стоит спиной к камере в этом же помещении. Лев замер. На записи его цифровой двойник повернулся — и улыбнулся слишком широко, как плохо отрендеренный персонаж.
— Привет, оригинал.
Голос звучал из колонок и из-за спины одновременно. Лев резко обернулся. Пустота. Но в зеркале на противоположной стене — отражение не повторило его движения. Оно продолжало смотреть на экран.
— Ты всё ещё думаешь, что ты настоящий? — спросило отражение, поворачиваясь к нему в профиль.
Лев схватил со стола гаечный ключ — его пальцы прошли сквозь металл, как сквозь голограмму. Экран переключился на детскую больничную палату. Он узнал это место. Тот самый кошмар, который преследовал его годами — белые стены, запах антисептика, чувство беспомощности. Но теперь он видел больше:
1. Маленький Лев привязан к кровати, его голова опутана проводами
2. Сергей Соколов в защитном костюме вводит шприц с синей жидкостью в его висок
3. Надпись на мониторе: "Проекция сознания: 12%... 34%... 67%..."
— Это... не было со мной, — прошептал Лев, но его голос распался на частоты, как плохая запись.
На столе материализовался журнал — пожелтевшие страницы с диагнозом: "Соколов Л.А., 9 лет. Кома 4-й степени. Экспериментальный протокол 'Л.И.С.Т.' — перенос сознания в цифровую среду. Риск: полная идентификация с проекцией." Лев ударил по столу кулаком — журнал не шелохнулся, будто часть голограммы.
— Ты не настоящий, — сказало отражение, выходя из зеркала. Его движения были слишком плавными, как у анимации. — Ты — экстренная копия. Настоящий Лев до сих пор в коме.
Стекло треснуло по диагонали, разрезая лицо двойника пополам.
— Почему я помню всё? Детство? Отца? — Лев схватился за голову, чувствуя, как воспоминания всплывают в его голове.
— Потому что он встроил их тебе, — двойник коснулся треснутого зеркала. — Чтобы ты не сошел с ума. Но настоящий ты...
Изображение сменилось — современная больничная палата. Настоящий Лев. Взрослый. Прикованный к аппаратам. С таким же шрамом на виске, как у цифровой версии.
— ...он никогда не просыпался.
Лев отшатнулся, наткнувшись на стол. Его рука прошла сквозь поверхность, как сквозь дым.
— Нет. Это.
Двойник вдруг изменил выражение лица — стало человеческим, полным боли.
— Отец не хотел терять тебя. Он создал целый мир... — голос двойника совпал с голосом Льва. — ...просто чтобы у его сына было где существовать.
Зеркало разбилось. Осколки замерли в воздухе, показывая:
1. Детство, которого не было
2. Отца, который шепчет "прости"
3. Женю, смотрящую в камеру реальной больницы
Лев закрыл глаза. Вдох. Выдох. Когда он открыл их снова, лаборатория была пустой. На столе лежал один предмет — старый нейроинтерфейс с гравировкой: "Л.А.С. Прототип 1" А на разбитом зеркале кровью, или не ей после произошедшего, было написано:
"ОНА НАЙДЕТ ТЕБЯ. КОГДА ПРОСНЕТСЯ."
Где-то вдали зазвонил телефон. Настоящий. Лев посмотрел на свои руки — они дрожали, но были плотными. Реальными. Или это просто очень хорошая симуляция? Он не знал. Но выбрал верить. Потому что в этом мире была Женя. А значит — стоило продолжать. Даже если всё это всего лишь история. Его история.
Свидетельство о публикации №225051801618