Хроники жизни домового фильки

ЕВГЕНИЙ САРТИНОВ

ХРОНИКИ ЖИЗНИ ДОМОВОГО  ФИЛЬКИ

В 12 историях

Ироничное деревенское фэнтази


ФИЛЬКА И НАПОЛЕОН
(Предыстория)

В нашей жизни есть ещё много неизведанного, хотя и существующего рядом с нами. Наши предки гораздо больше знали о теневой стороне нашей жизни, о так называемых хранителях – домовых, леших, водяных. Они существуют и сейчас, хотя раньше их было гораздо больше…

Было это в те времена, когда один самонадеянный француз решил, что Россия это что-то вроде большой Италии или огромной Бельгии, и поэтому завоевать её так же просто, как и эти страны. Но потом он открыл, что эта проклятая страна гораздо больше, чем он думал, а народ просто ужасный, и явно происходил от тех самых скифов, что когда-то уморили великого  персидского царя Кира и едва не уморили Дария. Так что к концу октября остатки Великой армии больше походили на орду мародёров, но их великий вождь ещё пытался руководить этой бандой грабителей. Пытаясь пробиться к местам, не тронутых войной, где можно было без труда найти провиант, французы достигли деревни Домовёнково…

…Император Франции в этот день был не в духе. Вид бесконечного обоза, в  восемь рядов заполонивший дорогу, привел его в шоковое состояние. Армии у него не было, была орда мародёров, думающая только о том, чтобы вывести на родину награбленное в дикой Московии имущество. Насупленный Наполеон выглянул в окошко, и увидел всё тот же бесконечный обоз. Он сплюнул,  но тут колесо его кареты отвалилось, дверь открылась, и он полетел головой вперёд, вывалившись из кареты в придорожную лужу. Он завис над лужей на четвереньках, но затем словно кто-то невидимый макнул его лицом в грязь. Его окружил конвой, Бонапарт, встал, выпрямился во весь рост, руки растопырены, лицо в грязи. К  нему по колено в грязи подскочил камердинер Поль, кружевным платком вытер лицо императора. Тот выпустил изо рта фонтан грязной воды, глянул на свои чёрные руки. Чувствовалось, что он хочет сказать что-то нецензурное, но произнёс совершенно другое.
  - От великого до смешного - один шаг на четвереньках! К чему это я? Хотя, хорошая фраза, надо запомнить. Сегюр, встаём тут на ночлег. Мне нужно отмыться от этой проклятой страны.
- Слушаюсь, сир!
 А на пригорке стоял удивительно маленький, смешной старичок, плешивенький, весь в бородавках. При этом он был одет в женский солоп, а на ногах старые валенки, почему-то оба на левую ногу. Но главное – хихикал он удивительно противно. И стоило ему на кого-то посмотреть, так тот запинался и падал. А если глянет старичок на телегу либо карету – у той либо колесо отвалиться, либо лошадь сдохнет.    
    Дисциплина у французов пала так низко, что никто не хотел освобождать занятый гусарами или уланами дом ни кому, пусть это был сам император. Сегюр, генерал-адъютант и личный квартирмейстер Наполеона, вошёл в занятый солдатами дом, но через пару секунд вылетел оттуда и растянулся на земле. Он поднялся на ноги, вынул пистолет, но дверной проём ощетинился десятком ружейными дулами. Сегюр кулаком погрозил в сторону дома, и ушёл, хромая. На белых  лосинах прямо на заднице, остался след от сапога.
Сегюр сумел найти свободное помещение только на самой окраине, хотя дом был большой, теплый, и там без труда поместился весь штаб армии и личная прислуга императора. Правда, перед этим пришлось выгнать из дома прежних хозяев, Дормидонта и Акулину Скоковых, а так же их семерых детей. Те не сопротивлялись, расположились в достаточно теплом амбаре. Они только вздыхали, глядя, как французы резали и потрошили откормленных ими кур и поросят. По всей ограде летали пух и перья, визжали свиньи и кудахтали куры, истошно заливались петухи.
Дополнительным бонусом новой штаб-квартиры Бонопарта была жарко натопленная баня по белому, в которой императора отмыли от российской жижи.
Наполеон сидел в большом корыте, Поль его мыл. Император даже повеселел – банный жар напомнил ему родную Корсику.
- Как тут хорошо! Тепло, сыро. Как на моей милой Корсике! Прямо не хочется уходить. Ладно. Вынимай меня, Поль. 
 Правда, веселье императора быстро сошло на нет. Когда он вылез их корыта, то на его причинное место почему-то упала кочерга. Император согнулся от боли, но теперь его белоснежная попа прислонился к раскаленной печке, вызвав отчаянный крик француза. После этого Бонапарт поимённо и с чувством перечислил весь личный состав конвента времён Робеспьера.
- Робеспьеррр, Дантонн, Демуллен, Марратт их в гильотину! Баррасса вам на плаху! 
В дурном настроении император в халате дохромал до самого дома, споткнувшись и упав на крыльце.
А мародёрство продолжалось. В коровьей стайке один из оккупантов старательно дёргал соски коровы, в то время как два других держали её за рога. Не повезло другой паре французов. Они, так же вожделея о говядине, открыли следующую стайку и вместо коровы столкнулись с быком Мамаем, да ещё явно находившимся не в духе. Бык слышал чужие голоса, звон металла, дым костров, и, самое главное – запах свежей крови. А Дормидонт словно чувствовал, и вчера не привязал кольцо, вдетое в нос Мамая, цепью, вбитой в стену. Два неудачника успели только заорать, прежде чем полторы тонны активной говядины втоптали их щуплые тела в навозную жижу. Вырвавшись во двор, Мамай огляделся по сторонам, злобно хлопая себя хвостом по бокам, а потом начал устанавливать свои порядки. Люди, повозки, лошади – всё поднималось Мамаем на рога или втаптывалась в грязь. Перебив всё, что можно во дворе, Мамай сшиб ворота, вырвался на улицу и нашёл ещё больше поводов выместить злобу на всё подходящей и подходящей пехоте и кавалерии. Он прошёлся по толпе, поднимая на рога людей, лошадей, в воздух взлетали телеги и даже пушки. Такого урона французам не наносили даже партизаны Дениса Давыдова.
А в доме началось очередное совещание генштаба. 
- Что там за шум во дворе? – Спросил Наполеон, не отрывая глаз от карты.
- Бык, мой император, - Доложил командир личной охраны императора, - Эта скотина вырвалась из стойла и разметала всё, что попадалось на пути. У меня потери, как при атаке казаков. 
- Расстрелять, - приказал Бонапарт, а потом спросил Бертье. – Так что, другого пути нет?
- Никак нет, ваше высочество. Если мы не пройдём здесь, по Новой Калужской дороге, нам придётся идти по тому пути, по которому мы вошли в Россию, через Смоленск.
В это время дежурный офицер доложил: - Сир, посыльный от Мюрата.
- Проси. Что там у вас?
Предельно уставший гусар отдал честь. 
- Сир, мы не можем пробиться сквозь авангард Кутузова и вернуть Малоярославец. Корпус Дохтурова стоит намертво.
- Вы должны это сделать! Иначе всей компании, всей армии грозит крах!
- Король Неаполя просит подкрепления. Если мы не сможем завтра отбросить авангард русских, то к ним присоединится вся армия Кутузова.
- И это неминуемое поражение, - задумчиво промолвил Наполеон.
- Так точно, сир, - подтвердил Бертье. – И это будет наш последний бой. Наши войска деморализованы, нам не хватает ни пушек, ни кавалерии.
- Пусть принц Богарнэ двинет туда свой корпус, на помощь Мюрату. Мы должны решить эту проблему. Когда будет обед?
- Он готов, ваше величество, - доложил слуга.
   Обед был приготовлен столь быстро потому, что повара императора использовали уже приготовленные Акулиной блюда: огромный чугунок распаренной картошки с гусиным мясом, пирог с гусиными же потрошками, да огромный каравай хлеба, испеченный в той же русской печи. За приёмом пищи продолжалось обсуждение текущих дел.
- Прибыла очередная почта из Франции. Вам письмо от императрицы и депеши от Талейрана и Савари.
- Письмо прочитаю потом, что пишет этот старый предатель Талейран? Кстати, Франсуа, этот пирог превосходен!
- Мы старались, ваше величество! 
    Приключались, правда, в тот вечер и странные вещи. 
- Ваше величество, что делать с пленными русскими, что мы тащим в своём обозе? Может, их отпустить? – Спросил Бертье.
- Ни в коем случае! Расстрелять всех, - приказал Бонапарт. – Отпустив, пленных, мы этим укрепляем армию русских.
   И тут же император подавился пирогом, только что им же расхваленным. Его еле выбили из глотки императора могучим ударом адъютанта. Отдышавшись, Бонапарт уже выругал поваров.
- Франсуа, не стоит больше делать такой пирог! Он слишком вкусный. Я едва не лишился жизни. 
  Но этот живодёрский приказ так и не получилось доставить к месту назначения, так как посыльный, от крыльца взявший в галоп, неожиданно лбом ударился в верхнюю перекладину ворот. Странно было то, что до этого он  въехал во двор, даже не пригнувшись. А тут проклятая деревяшка словно опустилась на полметра, и, выбив улана из седла, снова заняла своё место. На приведение кавалериста в чувство ушло полчаса, затем он всё-таки отбыл к месту расположения своей части, но, по странным причинам до неё не добрался, словно растворившись в просторах самой большой страны мира.
  И вообще, мало кто в суматохе замечал, что в доме происходили странные вещи. Адъютанты императора, офицеры, генералы свиты – все они как никогда раньше падали. Порой им казалось, что в этом виноваты пороги, которые словно поднимались вверх, цепляясь за щёгольские сапоги, кавалерийские шпоры. Но они, как истинные реалисты,  отвергали такие глупые идеи, и шли дальше, потирая ушибленные конечности. Самые же высокие из французов неизменно бились о притолоки дверных проёмов, снося свои щеголеватые головные уборы, а порой получали откровенный удар в лоб от этой же деревяшки. Наиболее часто ругань пришельцев доносилось с крыльца дома. Еще ни один солдат, включая императора, не сумел подняться на него, чтобы не споткнуться о ступеньку и упасть. Так как адъютант, он же квартирмейстер Бонапарта Сегюр наиболее часто входил и выходил из дома, то он же наиболее часто падал на нём. Сначала он не обращал внимания на эти казусы. Но когда он в спешке упал и разбил себе нос, то невольно начал с особой осторожностью входить на этот «алтарь проклятья». Один раз он уже специально как можно выше поднимал ноги, чтобы пробраться в дом, но умудрился поскользнуться и ударился о ребро ступеньки уже зубами. К ночи он уже еле ходил, постанывая от боли в разбитых коленях. Лицо его перестало быть лицом лощённого аристократа, а напоминала образину завсегдатая марсельского кабака, избитого проклятыми английскими матросами. При этом ему постоянно чудилось, что кто-то всё время над ним ехидно хихикает, словно ребёнок, только удивительно противный. Сегюр часто оглядывался, но никого не находил.      
Уже ночью, когда Бонапарт разделся и собрался отойти ко сну, адъютант просунул голову в его спальню и негромко произнёс: - Сир, вы просили сообщить в любое время суток. Прибыл месье Рибок.
Наполеон взвился с кровати и, с криком: - Наконец-то! – начал торопливо натягивать одежду.
- Пусть его накормят и затем немедленно ко мне! Поль, быстро одевай меня. 
   Когда через пятнадцать минут гость вступил на территорию спальни императора, тот был при полном своём параде. Это ничуть не смутило гостя.
- Мсье Рибок! Как я рад вас видеть!
- А я не очень, - прокаркал гость. - Вы, господин Бонапарт, по-прежнему меня разочаровываете. Стоило мне из-за приступа подагры задержаться в Польше, как ваши дела пошли к полному краху.
   Человек, говоривший в подобном тоне с самым могущественным  государем планеты, величайшим полководцем всех времён, был уродлив до отвращения. Маленького роста, скрюченный настолько, что было подозрение в наличии горба, одно плечо выше другого, ноги так же подозревались в наличии разности. Всё это доставляло Рибоку большие затруднение в ходьбе, ибо при этом он тяжело и весомо опирался на палку чёрного дерева с позолоченной ручкой в виде головы пуделя. Голова самого гостя была какой-то неправильной формы, это было видно даже сквозь длинные, но редкие седые волосы. Не красили его и большие, некрасивые уши на разных уровнях. Лицо, так же было перекошено, длинный, тонкий нос с большой горбинкой уходил резко вниз, к сухим, словно искривлённым инсультом губам. Само лицо было изрядно изрезано морщинами. Но самыми интересными были глаза позднего гостя. Они были разного цвета, при этом ни один из этих цветов не определялся точно, он словно постоянно менялся, от светло-зелёного, до тёмно-коричневого. При этом месье Рибок чуть косил, но даже император Франции старался не смотреть в эти глаза.
- Садитесь, месье Рибок, - предложил император.
Уговаривать гостя не пришлось, он, с явным облегчением,  разместился на табурете.
- Варварская страна, - прокаркал он своим скрипучим голосом. – Даже мебель здесь словно сделана по заказу инквизиции. С моим геморроем такие сиденья подобны пытки.
- Я велю найти вам кресло.
- Не надо. Мы должны как можно быстрей  уйти из этих мест, я правильно чувствую положение вещей?
- Да, мсье Рибок.
- Вот так же было и в Египте. Стоило мне заболеть малярией, как вся ваша компания пошла прахом. Пришлось пожертвовать храбрым, бедным, несчастным Клебером. Кстати, как я вас тогда вывез из Африки под носом английского флота?
- Это было восхитительно! Я видел лицо Нельсона, но он не видел меня и наш корабль.
- В этот раз задача будет посерьёзней. Провести мимо русских полков целую армию – это сложно. Боюсь, я украду у вас еще десять лет жизни, корсиканец.
   Наполеон побледнел.
- Десять?! Целых десять?! Сжальтесь! Хотя бы пять, мсье Рибок!
- Пять мало. Ну, хорошо, семь. И не надо так переживать. Вы и так навластвуетесь вволю. Так что, мы договорились?
   Бонапарт удрученно кивнул головой.
- Покажите мне карту, и как вы собираетесь идти, - велел Рибок.
- Прошу в зал. 
   Они прошли в зальную комнату, полуодетый Бертье развернул карту и лично показал кратчайший путь до нужного места.
- Тут нет дорог, а эти контролируют русские войска. Отсюда мы можем свернуть либо на Калугу, на юг, либо на Медынь, на запад. А иначе нам придётся вернуться на Смоленскую дорогу. Но там нам осталось пепелище. Ни фуража, ни провианта.
- Хорошо, но мы не пойдём сюда, - Рибок ткнул пальцем в маршрут, прочерченный Бертье.- Мы пройдём здесь, именно здесь, – Рибок длинным ногтем, больше похожим на коготь животного, черканул свою линию. - Лес тут отступает, оврагов нет, так что, по замороженной земле легко пройдёт и конница и пушки. Завтра выступаем с рассветом. А теперь мне надо хорошо выспаться. Желательно на мягком.
- Вам выделена единственная в этом доме кровать с периной, - подсказал Наполеон.- Поль вас проводит.      
- Хорошо. Но я бы дорого отдал за горячую ванну. Я семь суток не мылся, с самого Вильно.
- Тут есть баня, - напомнил адъютант, – и она ещё горячая. Там есть большое,  деревянное корыто.   
   Рибок скривился.               
- Не люблю я эти варварские обычаи. Хотя… Так и быть, приготовьте мне её. Пусть мой мавр проверит баню и отнесёт меня туда.
  В спальне, уже раздеваясь, Рибок вдруг замер, и Поль, личный камергер Наполеона, помогавший ему в этом сложном деле, был готов поклясться, что уши этого странного человека повернулись в сторону и вверх, как это бывает у диких животных вроде кошек и собак.
- Мелкие нечистые твари, - пробормотал Рибок. – Слишком мелкие, чтобы помешать мне. Задавить бы вас, да не охота силу тратить, слишком много чести, чтобы об вас  пачкаться. Сами скоро все сдохните. Веди,  нас, Поль.
   Они прошли во двор, там слуга Рибока, огромного роста негр по имени Анту, подхватил хозяина на руки, и спустились к бане, разместившейся на самом берегу пруда. В предбаннике Рибок разделся, и Поль в очередной раз поразился, насколько этот человек был уродлив. У него не было ни одной гармоничной части тела. В банном отделении было ещё достаточно жарко, пахло берёзовыми вениками и распаренным деревом. Странный гость Наполеона уселся в огромный деревянный таз, в котором Акулина полоскала бельё, и позволил камердинеру помыть себя. При этой процедуре он даже как-то повеселел, начал мурлыкать под нос что-то вроде «Марсельезы». Единственное, что испортило настроение француза, была кочерга, которая мирно стояла в углу, но потом как-то странно упала на сгорбленную спину Рибока. Тот вскрикнул от боли, выругался. Потом он огляделся по сторонам, уши его снова зашевелились, нос начал двигаться, из стороны в сторону, напоминая крысу.
- Как тут воняет, - проворчал он. – Дерево, веники, щёлок. Давай, Поль, кончай меня мыть, вытирай уже меня.
   Длинный камердинер, уже раз пять ударившийся о потолок бани, быстро обтёр гостя полотенцем, завернул в халат, а негр взял на руки и вынес хозяина на улицу. При этом Поль сильно долбанулся о поперечную балку входного косяка, но выругавшись, продолжил свой путь. Когда они очутились в доме, Рибок сказал камердинеру: - Когда будем уходить, обязательно сожгите эту баню, Поль. Что-то мне там не понравилось. Да и этот дом тоже.
- Хорошо, мсье Рибок.
   Все незваные гости спали, но не спали на чердаке три странных создания. Они были невысоки, не больше полуметра роста, сильно обросшие не то шерстью, не волосами. Уши домовых больше походили на рысьи, даже с кисточками. А вот лица были человеческие, добрые, милые. Лишь по форме тела было видно, что один из этих существ женского пола, а самый маленький клубок шерсти – ребёнок.
- Как мне всё это не нравится. Особенно этот сгорбленный уродец, - сказал домовой Сёмша.
- Он очень сильный! – Подтвердила его жена – Фёкла.- Он нас чуть не задушил. У меня до сих пор как будто его когти на моей шее. 
- Да. И если он сделает так, что французы пройдут мимо наших войск, война затянется ещё надолго.
  Жена сразу всё поняла.
- Сёмша, неужели ты хочешь этому помешать? Но как?
- Не знаю, Фёкла. Ещё не знаю. 
- Сёмша, мы не может спасти всю страну! Мы можем оберегать этот дом, огород, сараи, но не более. Тем более у нас растёт сын.
   Они посмотрели на мирно спавшего Фильку.
- Он такой красавец! У нас в роду ещё не было таких красивых домовят.
- Да, это верно.
Лицо ребёнка было идеально круглое, тонкий носик, круглые, сейчас закрытые глаза. А рот был словно нарисован сочной вишней.
- Да, это вырастит очень красивый, очень сильный домовой.
-Хорошо бы. 
- Я думаю, что надо задействовать в этом деле нашего лешего, Кольшу, - предложил Сёмша.
- Вот это правильно! Он сильный хранитель, он многое может.
- Я схожу до него.
- До утра возвращайся.
- Успею.
   Дорога от дома Скоковых до поляны была недолгой, тем более что ветер был переменчивый, и Сёма слетал туда и обратно в образе пушинки чертополоха. Лешего Кольшу уговаривать не пришлось, он и так был не в духе. На его любимой поляне расположились французская кавалерия. Десятки костров нещадно уродовали землю, лошади вытаптывали и объедали траву. В самом любимом месте лешего егеря устроили отхожее место. Всё, это, правда, не осталось без возмездия. С десяток лошадей, мирно пасшихся на окраине опушки, ни с того ни с сего вдруг взбесились и в бешеном аллюре лавиной пронеслись по поляне, снося на своём пути палатки, варившиеся на кострах котелки и затаптывая людей.
   Сёмша рассказал коллеге про планы Наполеона и его странного гостя. Кольша от всего этого буквально пришёл в ярость.
- Они не выйдут отсюда, это точно!
   И, как по мановению ока все палатки, повозки, всё вдруг вспыхнуло огнём. Люди с криками метались среди этого пожарища, сталкиваясь друг с другом, с лошадьми, из трёх сотен егерей спаслись считанные единицы.
- Не волнуйся, Сёмша, не пущу я их новую дорогу – продолжил Кольша.- Напущу туман, пусть кружатся там, как белка в колесе.
- Хорошо. Тогда я полетел обратно. Поверни ветер на мой дом. 
- Фёкле привет передай.
   Новости, принесённые главой семейства, обрадовали Фёклу.
- Кольша сильный хранитель! Он их точно крутанёт на месте. Я помогла Акулине приготовить обед, а то на костре это было не очень удобно.
- Молодец. Пойду, посмотрю, что там, внизу.
   Сёмша через доски пола просочился в спальню императора, устроился на груди спящего Наполеона, уставился на его лицо. Тот точно был великим человеком, потому что другой бы просто умер от удушья и остановки сердца, а тот только всхрапнул и протяжно, басовито пукнул. Недовольно ворча, домовой прошёлся по дому. Спящие вповалку маршалы и генералы Великой Армии храпели, стонали и вскрикивали во сне. В спальню, где обитал странный француз, Сёмша даже не стал пробовать войти. И не потому, что на пороге храпел тот самый жуткий негр, а просто сила, что обладал посланник дьявола, в десятки раз превосходила их собственные. На кухне продолжали трудиться самые несчастные люди во всей Великой армии – повара императора. Они буквально падали от усталости, но позволили себе уснуть, лишь приготовив завтрак. И Сёмша решил им помочь. Он лично взялся за солонку и перечницу.   
- Недосолили, недоперчили. Эх, растяпы, - бормотал он, щедро посыпая блюда специями.
  Подъём для всей команды Наполеона произошёл за два часа до рассвета. В этот раз император не хвалил своих поваров, всё было нещадно пересолено и переперчёно. Наполеон вилкой засунул в рот кусок мяса, и тут же выплюнул его. Он нетерпеливо махнул рукой, ему налили вина. Император подозвал жестом повара, ткнул в тарелку рукой. Франсуа попробовал тот же кусок, выплюнул его, попробовал другое блюдо, проглотил его, но вырвал из рук Наполеона бокал с вином и выпил его. Поняв, что он сделал, Франсуа наполнил бокал вином, и подал Бонапарту.
- Сир, я ничего не понимаю!.. Вчера вечером всё было в порядке! Откуда эта соль в баранине?! Откуда этот перец в десерте?! Я ничего такого не клал. Мой император, это диверсия! Кто-то вас пытался отравить! 
- Ещё один такой завтрак, Франсуа, и я вас велю повесить. Ещё вина! Надо же это как-то съесть! 
- Вина императору! Больше вина!
В отличие от своих подчинённых Наполеон выспался, ему для этого было достаточно пары часов, но испорченный завтрак испортил  настроение и ему.
- Первыми должны выступить егеря генерала Барти, - приказал он Бертье.
- Сир, егерей больше нет. Ночью в их лагере произошёл странный и страшный  пожар, от трёхсот человек осталось не более десяти и без лошадей.
- Тогда гусары Кану.
- Хорошо, я передам ему приказ.
- Наш гость ещё спит?
- Так точно, ваше величество. Он велел себя не будить до последнего.

    Бонапарт поморщился. Он не любил тех, кто спали больше его.
- Пусть спит. Когда его нет рядом, мне как-то лучше дышится. А то словно на шею петлю накинули. 
   В семь утра Наполеон  выше на крыльцо. Здесь его огорчили сообщением, что карета до сих пор не исправлена.
- Сир, ещё час, и всё будет готово.
- Если этого не будет, то я велю вас расстрелять, Бланже.
    Так, как Мамай снес обширные ворота усадьбы, то император прямо с крыльца наблюдал, как первая сотня гусаров генерала Кану строилась в походную колонну. Бонапарт невольно залюбовался этим зрелищем. Сотня усатых красавцев в цветных доломанах на дивных лошадях была готова к движению. Командир гусар, офицер с особенно пышными усами, получил карту из рук Бертье, и, заметив на крыльце императора, крикнул: - Сотня! Приготовиться к движению! Слава Императору!
Сто глоток яростно рявкнули: - Слава императору!
  Капитан поднял коня на задние ноги, дал коню шенкелей, и та с протяжным ржанием рванулась вперёд. Вслед за ними перешла в галоп и вся сотня. За гусарами последовала сотня кирасиров, а потом потекла под грохот барабанов пехота. Это было великолепно, но потом в людской поток начали вклиниваться телеги и фуры с награбленным имуществом, их становилось всё больше, настроение Бонапарта испортилось, он сплюнул.
- Цыганский табор, а не армия!
    И Бонапарт вернулся в дом, не замедлив упасть, зацепившись за порог.               
   Его ночной гость был уже одет, обут, сидел на кухне и пребывал в не менее дурном настроении.
- Бонапарт, за что вы держите своих поваров? То, что они приготовили, невозможно жрать. За такое надо расстреливать!
- А вы запейте всё бургундским, это спасёт вам завтрак.
- Я и так уже выпил два стакана. А мне вредно потреблять алкоголь. Хотя… Поль, налей мне ещё стаканчик.
- Почему вам нельзя пить, Рибок? Почки? Печень? – Поинтересовался император. 
- И то и другое. Я очень люблю вино, но сильно слабею после него, причём во всех смыслах, не только физических. Поль, ещё стаканчик и уходи. 
- Сколько вам лет, Рибок?
   Горбун издал смех, больше похожий на карканье вороны.
- Столько, что вы не поверите, если скажу правду. Когда я начал служить своему хозяину, я был высокий, красивый, ладно сложенный молодой человек. От моей красоты женщины сходили с ума, и число моих побед не превзойдёт ни один из позднее живущих ловеласов. Ни Дон Гуан, ни этот врунишка Казанова.
- А как же ваше сегодняшнее состояние?
- Оно пришло ко мне постепенно, когда я понял, что женщины, это проходящее, а власть и деньги – вечное. Вам приходится платить своим жизненным временем за свой успех, а мне – красотой и здоровьем. Зато это такое наслаждение, быть за ширмой, и видеть, как могущественные государи становятся марионетками и лишаются трона и головы. Я приложил руку ко всем великим переменам на этом земном шаре. Я возвёл на трон Великих Моголов, низверг Монтесуму и прославил Кортеса. Кстати, Романовы тоже властвуют в этой стране по моей прихоти. Годунов не просто так неожиданно умер. Да и Гришка Отрепьев был слишком глуп, чтобы зацепиться за власть. Хотя, ещё сто лет и срок договора кончится. Последние из них сполна заплатят за жажду власти первых.   
- Чудовищно! Кромвель, это тоже вы?
   Рибок пьяненько засмеялся, сам налил себе вина.
- А как же! Я видел, как отлетела от шеи голова Карла первого. Я так при этом смеялся. Три дня я хранил её на прикроватной тумбочке, любовался ею утром и вечером.
- Значит, это я вам должен тем, что трон Франции освободился для  меня?
- Да и в гибели династии Бурбонов моя роль весьма значительна. Это я нашёл всех этих Робеспьеров и Дантонов, свёл их вместе, возвысил, а потом рассорил и низверг.
- Чудовищная шваль!
- Да, но именно она привела вас к короне. И я тоже. Не забывайте про это! И это я не дал королю уехать из страны, ведь тот почтарь, что узнал государя в его карете, был близорук, но мне удалось на пять минут вернуть ему идеальное зрение
- А вы можете умереть?
- По воле болезни и здоровья – нет. Только если не вмешается сверхсила. Умереть от пули или ножа человека мне не дано. Кстати, ваши уходящие годы – это мои приходящие годы. Я живу за счёт гордыни таких как вы. А так, как этот грех неистребим, я буду жить вечно. 
   И он засмеялся своим каркающим смехом.   
  Тут с улицы раздался шум, в дом забежал один из адъютантов императора.
- Сир, мы поймали вражеского соглядатая. Судя по оружию, он готовился вас убить.
   Наполеон отмахнулся. 
- Расстрелять. Скажите лучше, карета готова?
- Да, сир.
- Наконец-то!
   Бонапарт вышел во двор, как обычно запнувшись на пороге. Там действительно стояла карета императора, а рядом трое солдат держали под руки человека в деревенском тулупе. Бонапарт бы не обратил на него особенного внимания, но один из вышедших из дома офицеров, поляк Понятовский, сын генерала, вдруг вскрикнул, и, протянув руку, воскликнул: - Давыдов! Денис Давыдов!
   Все сразу обернулись на мужика, невысокого роста, с едва пробивающейся бородкой. Имя первого партизана России уже гремело по всей стране.
- Откуда вы знаете, что это Давыдов? – спросил Наполеон. 
- Я встречал его во время войны седьмого года. У него такой характерный клок волос с сединой, говорят, что он у него с рождения. Сними с него шапку, разденьте его!
   С плеч задержанного сорвали его шапку, и непокорный клок торчащих вверх волос предательски забелел сединой. Сорвали с плеч тулуп,  под ним, в самом деле, оказался костюм гусара. Наполеон спустился вниз, подошёл к знаменитому партизану.
- Вы, в самом деле - Денис Давыдов?
- Так точно, - по-французски ответил партизан.- Имя своё скрывать не имею намерения. 
- Вы будете расстреляны. Обидно погибнуть не в бою, а вот так, в  плену?
- Позорно погибнуть расстрелянным за измену, а погибнуть за Родину – славно!
- Молодец! Вы слышали?! Вот так должен думать каждый солдат! – крикнул Наполеон. – Последнее желание?
- Чарку жжёнки и трубку хорошего табаку.
- Исполнить, - приказал Наполеон.
    Он отошёл в сторону, наблюдая, как в его карету заносили многочисленные тубусы с картами, подзорные трубы и другое имущество. Вскоре Давыдову принесли серебряную ендову, объёмом не менее литра, над которой вился голубой огонь пламени. Это была знаменитая жжёнка, алкогольная смесь, настолько крепкая, что если её поджигали, она горела. Давыдов сдунул с поверхности пламя, поднёс к губам. Все окружающие, как зачарованные, смотрели, как гусар пьёт свою последнюю чашу, не торопясь и с чувством. Кто-то облизывал губы, у других кадык ходил вверх вниз, словно и они пили невидимую жидкость. Среди собравшихся вокруг партизана людей не было ни одного члена общества трезвости. Допив жжёнку до дна, Давыдов кинул ендову через плечо, и сказал: - Хороша была жжёнка, как жизнь моя! Крепка и горяча! Трубку мне!
  Ему тут же преподнесли трубку с длинным мундштуком, он затянулся и похвалил: - Хороший табак. Турецкий?
- Берите выше! Американский, из Вирджинии. Пьер, Анри, Франсуа, Дюбуа и ты, - Сегюр ткнул пальцем в шестого солдата. – Приготовиться к расстрелу.
    Солдаты начали заряжать ружья, но тут какой-то странный шум отвлёк внимание всех от смертника. К Наполеону подбежал бледный офицер.
- Ваше величество! Там… там…
- Что там?! Что случилось? Христос воскрес? Кутузов умер?
- Там… гусары Кану… вернулись.
   Бонапарт опешил.
- Как вернулись?
  Офицер, молча, кивнул в сторону ворот. Бонапарт поднялся на крыльцо и увидел то, что подвигло его в кратковременный ступор. Это действительно была та самая сотня гусар, которыми он так восхищался час назад. Они стояли в походном строю на пригорке, наблюдая, как по дороге продвигается людское половодье. А за их спиной появилась сотня кирасиров, они начали напирать на гусар, раздались крики, ругань, - людское половодье превращалось в водоворот.
- Командира гусар ко мне! – приказал Наполеон. – Остановить движением. 
    Капитан гусар, пробивавшийся сквозь толпу к императору, получил от одного солдата кулаком в ухо, от другого прикладом в бок, потом дышло повозки ударило его в висок, он упал и едва поднялся. Без кивера, помятый, грязный и хромающий  командир отдал честь и начал докладывать.
- Сир! Всё шло по плану, мы, ориентируюсь по карте,  прошли поле, и вышли на дорогу, указанную на карте. Но потом, через полчаса, опустился туман, и мы вышли сюда.
- Туман? Ты сказал – туман? – Раздался за спиной Наполеона каркающий голос Рибока.
- Так точно! Очень сильный туман, я никогда такого не видел! Я видел только дорогу под копытами наших лошадей, и она привела нас сюда.
  Рибок выругался длинно, цветисто и непонятно. Это был не французский язык, скорее, что-то балканское в смеси с  турецким.
- Маленькие, серые твари! С кем они связались, животные! Я вас уничтожу!  Бонопарт, велите обложить этот дом сеном и сжечь. Я заберу свои вещи, и можете поджигать.
- Но…
- Я выведу вас отсюда, и ни один туман нам не помешает! Поджигайте!
- Сено, факела! Быстро.
    Приказы императора выполнялись быстро. Уже через несколько минут дом Скоковых был обложен сеном, и первое пламя мгновенно начало набирать силу. Единственное, что удивило поджигателей, что никто из них не успел зажечь факела. А дом уже загорелся.
- Странно, - сказал улан, рассматривая факел, – что ж он сам так занялся? Я и кресало не успел достать.
- Я тоже.
  В эти считанные минуты произошло сразу несколько событий, внешне не связанных друг с другом, но одно из них вытекало из другого.
Во-первых, в родное поместье вернулся бык Мамай. Проголодавшись, он вывернулся со стороны леса, пробежал мимо пруда, и, обнаружив, что двор по-прежнему занят чужими людьми, рассвирепел. Полторы тонны яростного мяса начали утюжить всех подряд. Первыми под копыта и рога Мамая попала расстрельная команда. Давыдов, докуривший вирджинский табачок, не растерялся, кинулся вверх по склону, стащил из седла зазевавшегося улана, вспрыгнул в седло, и понесся вдоль пруда к лесу, по пути, подсказанному Мамаем. Несколько голосов заорали вслед ему, раздалось даже пара выстрелов, но это было слишком жалкое сопровождение, ибо все остальные в это время либо убегали, либо стреляли в Мамая. Припустился бежать от рогов и копыт Мамая и сам император, его убежищем стала карета. И это породило следующую цепь событий. Ибо за пару минут до этого в доме произошло нечто необычное.    Почувствовав запах гари Рибок скривился: - Идиоты! Они уже подожгли дом, а я то ещё не вышел! Анту, возьми меня на руки, неси меня и саквояж.
  Послушный Анту поднял на руки хозяина, но когда он выходил из кухни в прихожую, балка дверного пролёта с такой силой ударила по голове негра, что тот лишился чувств и упал, выронив колдуна. Тот вскрикнул, попытался подняться, но кто-то крепко держал его за ноги.
- Уйди, тварь! Пошёл прочь, грязное существо! Вы не сможете ничего сделать! Мой хозяин не допустит!.. Я ещё очень силён!  – Заорал Рибок.   
    Он пополз к двери, карябая доски пола своими острыми, как когти, ногтями.
- Я не справлюсь, - прошептал Сёмша. – Он ещё очень сильный.
Тогда женский голос прошептал: - Филя, беги из дома к пруду. Водяной тебя приютит. Прощай! Мы тебя так любим!
   Рибок почувствовал, что на его вторую ногу также опустилось что-то тяжёлое, остановив его движение к жизни. И тут первый язык пламени полоснул по его лицу, он заорал во всю глотку. Это был жуткий крик боли, ярости и страха. Наполеон выглянул в окно кареты, и тут что-то небольшое, похожее на клубок шерсти вылетело из дома и ударило его в глаз. Удар был таким увесистым, что император увидел звёзд больше, чем орденов на груди своих маршалов. Глаз Наполеона начал быстро затягиваться опухолью, он закрыл его рукой, и крикнул солдатам: - Стреляйте в него! Убейте его! Поймайте его!
   Между тем шарик, похожий на комок шерсти, со всех ног бежал вниз, к пруду. Слава богу, что солдаты почти всё расстреляли в проклятого быка. Пара солдат припустились бежать за непонятным существом, но столкнулись лбами. Больше всего шансов поймать неизвестного было у капрала, выскочившего из подожженной бани. Он ядовито усмехнулся, растопырил руки и ноги, приготовившись поймать Фильку. Но тут он со спины получил такой удар по половым органам, что зажал руками самое заветное, и упал на землю. Невидимый никому банник Венька  довольно крякнул. Пробежав по спине капрала, Филька выскочил на лёд и заскользил по нему, как на коньках. Бежавшие за ним солдаты так же смело выбежали на тонкий лёд, но затем он разом обрушился, и французы успели только заорать, перед тем, как пойти на дно. А домовёнок добрался до ивы, и тоже провалился под лёд. Здесь его приняли холодные, но заботливые руки водяного.
- Посиди тут. А я там займусь этими чужаками, - шепнул Фильке водяной, помещая воспитанника в воздушную полость подо льдом. 
К этому времени дом горел так, что карету императора пришлось срочно вывозить со двора. И Наполеон ещё увидел своим единственным глазом, как над огнём и дымом взвился и улетел вверх огромный, черный, извивающийся силуэт. При этом он издал звук, похожий на жуткий стон и рёв одновременно, да такой силы, что у половины Великой армии мороз по коже пробежал. На этом фоне два облачка дыма, с лёгким шелестом улетевшие в небо никто и не заметил.
Император понял всё сразу.
- Рибок… Зря он сегодня пил вино. Франсуа стоило расстрелять, но изменить уже ничего нельзя.  От великого, до смешного один пересоленный завтрак.
  К нему подковылял замученный, с разбитыми губами и фингалом под глазом адъютант.
- Сир?
- Вы его поймали, Сегюр?
- Никак нет!
- Убили?
- Никак нет. Он… Он исчез на льду пруда. Утонул. 
- Не верю. Ударьте по пруду пушками.
- Но… сир?
- Я сказал – стреляйте! Вы оглохли, Гаспар?
- Слушаюсь!
   В суматохе бесконечного потока войск адъютанты еле нашли три пушки, и через полчаса по льду пруда ударило первое ядро. Адъютант поразился. Только что этот лёд не держал человеческий вес, а теперь ядра отскакивали от него, как от каменной стены. Ещё бы! Каждый раз его снизу встречала могучая голова водяного. А одно ядро умудрилось отрикошетить от дерева на другом берегу и, вернувшись к орудию, разметать во все стороны пушкарей. К этому времени император давно отбыл, так что, канониры побросали пушки, и поспешили присоединиться к бесконечному потоку людей, втягивавшуюся на ими же разоренную Смоленскую дорогу.
   Гибель этой армии была неизбежной.
  К вечеру тракт около дома Скоковых опустел, и всё семейство выбралось на улицу. Они стояли около сожженного дома, и думали о том, как будут жить дальше.
- Всё сгорело, всё! – Причитала Акулина. – Дом, сараи! 
- Банька хоть обгорела, но уцелела, там и будем жить, - подбодрил семью Дормидонт.
- А есть что будем? – спросила Акулина. – Всё ведь выгребли, аспиды, подчистую! Всю живность порубили.
   В это время за воротами дома раздалось жалобное мычание, во двор, шатаясь, вошёл бык Мамай. Двадцать два патрона, три штыковых и четыре сабельных удара всё-таки доконали природного мстителя. Ещё раз, коротко промычав, Мамай свалился к ногам хозяина и умер.
- А вот и мясо, - обрадовался Дормидонт. - Надо его быстро разделать да заморозить, благо, вон какой лёд на пруду установился. Натаскаем его в ледник, заморозим мясо. Репу выкопаем, свёкла ещё есть, руки до неё у нас не дошли. Карасей в пруду наловим. Выживем, Акулина! Куды мы денемся! Мы же – русские! 

И этот крик словно улетел в небо и отозвался многочисленным эхом.          
               
    



ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

ДОМОВОЙ  ФИЛЬКА И ЕГО ДРУЗЬЯ

Деревня ДОМОВЁНКОВО мирно спала, когда вокруг нее начали разворачиваться не очень хорошие события. В паре километров от деревни на обочине дороги стояло несколько машин со включенным проблесковыми полицейскими маячками.  В центре этого скопища автомобилей стоял фургон-автозак для перевозки заключенных. Милицейский начальник с тремя большими звёздами на погонах орал на своих подчинённых: - Нет, как вы смогли его упустить! Он был в наручниках?
- Так точно, - ответил один из полицейских двумя руками державшийся за голову.
- Решётка была закрыта?
- Так точно, - ответил второй, державшийся двумя руками за живот.
- Так как он очутился на свободе!
- Он сломал наручники… а потом гвоздём… открыл… замок решётки, - ответил третий полицейский, одной рукой державшийся за живот, а второй за голову. – Мы вздремнули… а когда проснулись, он уже открыл её. Ну и…
     За него докончил начальник.
- Он отлупил вас, отобрал оружие и скрылся.
- Так точно.
Полковник хотел сказать, как припечатать, но получилось у него прямо как у Достоевского: 
- Идиоты!
В это время  капитан с суровым лицом диктовал в микрофон полицейской рации:- Всем стационарным постам, всем полицейским патрулям! Задержать сбежавшего при пересылке особо опасного преступника Георгия Зубатова по кличке Варнак. Сорок лет, восемь судимостей, последний раз осужден за тройное убийство.  Приметы – рост метр девяносто пять, атлетического телосложения, на руках и теле многочисленные наколки. Особо опасен, при задержании всегда оказывает вооруженное сопротивление, очень силен, владеет навыками боевого самбо, дзюдо, карате, бокса, тхэквандо, сумо. При оказании сопротивления – стрелять на поражение.   
Это сообщение слушали трое суровых полицейских, в бронежилетах и с автоматами, проезжавших в Уазике по шоссе мимо аншлага с надписью «Домовёнково».  Едва свет фар исчез вдали, как из кювета поднялось огромное тело, свет зажженной спички и сигареты высветил квадратное лицо, на голове человека кепка зэка, на теле костюм заключенного с номером. Варнак ухмыльнулся, обернулся к дорожному аншлагу, присмотрелся, и прочитал  по слогам.
- До-мо-вёнко-во. Нехай будет Домовёнкого. Покуролесим и тут, напоследок.
     Он подхватил автомат, и двинулся в деревню, на свет горящих фонарей.   

 Варнак  видит горящие окна дома. Он начинает протискиваться сквозь густые кусты, но те, словно держат его. Уголовник, начинает дергаться всей массой тела. Хочет сматериться, но что-то не получается.
- Да… идите… вы… что… как… менты…. Прямо… отстаньте! 
Наконец он всей массой наваливается на упрямые побеги, и вырывается на дорогу, но при этом ремень его автомата расстёгивается, он падает и остаётся в кустах. Варнак, в полном недоумении, приседает, пытается найти его, но кусты стоят столь плотно, что он с досады сплёвывает и подбирается поближе к забору.

За его спиной из кустов появляется ехидная мордочка Лешего.
Стоп-кадр. Голос Фильки:
 - Леший Кольша, я зову его дедушкой. Он  хозяин местных лесов и полей. Не смотрите, что по виду он старичок очень небольшого росточка, плешивый, с кривой бородкой, весь в бородавках, постоянно хихикающий, пиджак застегнут на левую сторону, два ботинка на одну ногу. Ну, одевается он так, как хочет. Как Хранитель он силён неимоверно. Один недостатот -  бабник! При виде женщин совсем теряет голову. Хотя ему уже 900 лет!   

  Окна в доме тухнут, но начинает лаять собака, Варнак обходит ограду по периметру,  перелазит через деревянный забор, при этом падает.
- Да! Чтоб ты… сгнил на корню, козёл деревянный!
Варнак очутился в огороде. Присмотревшись, Варнак срывает со шпалеры огурец, начинает его жевать, а сам двигается дальше. Но затем он поскальзывается, и на четвереньках падает в лужу. Встав, и оглядев свои грязные руки, Варнак снова хочет сказать что-то неприличное, но получается совсем что-то несуразное: - Да… прокурора тебе в дышло, вертухай позорный! 
Тут он замечает небольшое сооружение из брёвен.
- Баня. Точно баня.
Он заходит в баню, включает свет, проходит в парилку.
- Ещё тёпленькая. Хорошо.
Он наливает из бака с горячей водой в таз воду, начинает мыть руки, затем лицо. При этом ему мешает согнуться засунутый за пояс пистолет. Варнак кладёт его на лавку, но он почему-то скользит, и падает с неё. Причем так ловко, что попадает в щель в полу и проваливается в подпол.
- Да… сто тридцать первую тебе в приговор, собака! 
Варнак пытается протиснуть в щель пальцы, чтобы достать его, но тут его за палец кусает мышь. Он вскрикивает, отдёргивает руку.
- Сволочь! Чтоб тебе всю жизнь под надзором быть, баклан немытый!
   Он с недоумением смотрит на капельку крови. Слышится мелкое хихиканье. Варнак озирается, но никого не видит. За его спиной проявляется сидящий на полоке Венька, смолящий бычок.
Голос. - А это Венька – наш банник. Он хороший, хотя и не любит купаться. С виду он угрюмый. А ещё нервный. Это потому, что от людей набрался плохого – пьёт и курит. Но он всегда справедлив и горой стоит за правду. 

Теперь из оружия у Варнака только резиновая дубинка да наручники. Он выходит из бани, при этом получив удар по голове от деревянной поперечины двери – притолоки.
- Да что б тебя… больше из карцера не выпускали. Ой, как больно!
   
Варнак  идёт вверх, к дому. Около дровяника он находит топор, воткнутый в колоду, вытаскивает его, ухмыляется. Заходит на крыльцо, но при этом спотыкается, падает, потом пытается открыть дверь, но она открывается сама. Варнак замахивается топором, но на пороге никого нет. Он пытается сделать шаг вперед, но его словно кто хватает сзади за руку с топором, и урка летит с крыльца назад. Варнак осматривается, но рядом никого нет. Он делает шаг вперед, но его словно кто дергает за эту ногу, Варнак делает кульбит, и падет лицом на землю. Лежа он протягивает руку к топору, но тот отодвигается в сторону. Варнак не верит своим глазам, снова протягивает руку, но топор словно скользит от него. Тогда он вскакивает и с ревом кидается к топору, но тот подпрыгивает и с размаху обухом бьет его по лбу. Варнак падает, теряет сознание. Ведро, стоящее в сторонке, начинает передвигаться по воздуху, и с размаху выплескивает на уголовника воду. Тот очухивается, вытирает с лица воду, потом, шатаясь, поднимается. Топор продолжает летать перед его лицом, и Варнак начинает пятиться, потом уже бежит, не понимая куда, вниз, к пруду. Там он падает в воду, немного приходит в себя. Но при этом он будит хозяина водоёма – водяного Вовчу.

Голос Фильки: - Вовча – наш водяной, мой дядька, приёмный отец. Очень большой, очень добрый и сильный. Любит пошутить, а ещё больше любит поспать.   

Вовча хмуриться, толкает прикорнувших с обоих сторон русалок.
- Кто там мне спать мешает? Гляньте. 
Те уплывают, а он снова засыпает.

Голос Фильки: – Это наши русалки, жены Вовчи. Бывшие утопленницы сестры Пашка и Сашка. Как были они при жизни толстые, сиськастые, так и остались. Любят бухнуть и покурить. Так же любят шутить над купающими, щекотать пятки своими холодными пальцами. У них хобби – коллекционирую мужские трусы. 

Варнак уже подумал, что всё плохое позади, но тут началось самое страшное. Его дёрнули за ноги и принялись топить. При всей своей мощи, он ничего не мог поделать, нещадно бил руками по воде, выныривал, но тут же снова исчезал под водой. Сёстры стащили с него ботинки, штаны, трусы, хотели раздевать и дальше. Но тут Сашка обнаружила нечто необычное - дубинку.
- Пашка, это что такое?
- Ого! Как настоящий! Из резины?
- Слушай, какая классная вещь!
Варнак почувствовал, что хватка ледяных рук исчезла, он выскочил из пруда и рванул вверх, не разбирая дороги. Он забежал во двор, при этом собака Дурка укусила его за задницу. Одним броском Варнак перемахнул калитку, и бежал изо всех сил, пока не достиг магистрального шоссе. Ошалело оглядевшись по сторонам, он увидел приближающиеся огни машины с проблесковыми маячками. Торопливым движением сорвав с пояса наручники он застегну их на запястьях и шагнул навстречу полицейской машины, подняв руки вверх.
- Я тут! Я здесь! Я сдаюсь! Заберите меня в тюрьму!  Заберите! Ради бога!

  В это же время во дворе топор проплывает по двору и втыкается в колоду.
В доме просыпается Валентина Кобылина, хозяйка дома. Собака продолжает лаять, и она толкает Кольку.
- Колька, сходи во двор, Дурка чего-то надрывается. Может, вор залез.
- Какой вор? Откуда в нашей деревне…(зевает) вор?
- Иди, говорю! 
 Колька пытается отмахнуться, но Валька просто сталкивает мужа с кровати. Тогда он, ворча, поднимается, выходит на крыльцо, позевывая, смотрит по сторонам, затем на беснующуюся собаку.
- Заткнись ты, дура лохматая. Чего брешешь? Спать только не даешь… собака.   
Ещё раз зевнув, он быстро перебегает к бане, включает свет и сует руку за печку. Достает бутылку, берет с окна гранёную рюмку, наливает себе самогонки, выпивает. Крякает.
В это время во дворе шаги на крыльце, но никого не видно, дверь со скрипом открывается, затем закрывается. Шаги идут уже по дому, сворачивают на кухню. Потом словно кто-то запрыгивает на табуретку, со стола исчезает сушка. Слышно, что кто-то сушку грызет, снова шаги.
 В это время в бане Колька с окна достает пачку «Примы», закуривает, делает несколько глубоких затяжек, кидает бычок на лист железа перед печкой. Уже хочет сунуть бутылку на свое место, но потом, словно что-то вспомнив, наливает несколько капель самогона в рюмку. Прячет бутылку за печь, и уходит.
Тут же из-за печки протягивается длинная, тонкая рука, берёт рюмку. Раздается довольное урчание. За печкой исчезает и бычок, а вскоре оттуда идет тонкая струйка дыма, слышится тихий, но вполне отчетливый кашель.    
    В это же самое время шлепающие шаги слышны в спальне. Валька, зевая, спрашивает: - Ну, что там было? На кого Дурка там лаяла?
   Ей никто не отвечает, на лице женщины удивление. Между тем одеяло, свисающее почти до пола, приподнимается, а потом снова опускается.   
Валька  привстаёт, заглядывает на пол.
    Тут появляется Колька, ложиться на кровать, залазит под одеяло.
- Это ты? – спрашивает Валька.
-  Я. А кто ещё может быть?
- Хм. Мне показалось…
Колька, зевая: 
- Чего тебе показалось?
- Да так, ерунда. Чего там Дурка то лаяла?
- Откуда я знаю, чего она лаяла? Дурка она и есть Дурка. Лает…(зевает) дура, на всё подряд. Поди, опять кот соседский забрел, скотина серая…
Или ёжик.
  Колька отворачивается от жены и тут же начинает храпеть.

  Под кроватью лежит кошка, она чуть пододвигается, и сначала проявляются круглые глаза домового, потом он сам, весь, в голубоватом цвете. Филька лежит головой на кошке, грызет сушку. Видно небольшое личико, курносое, добродушное, с круглыми глазами и  большими, толстыми губами.

Голос: - А это я - домовой Филька, хранитель этого дома. Мне недавно исполнилось двести пятьдесят лет, и я уже совершеннолетний!   

Затем Филька  зевает, закрывает глаза и словно начинает таять.

  Домовой Филька, в отличие от банника Веньки, к семейству Кобылиных относился нейтрально. Бабы там готовили хотя и не вкусно, но много, так что Филька не бедствовал. К тому же ни Валентина, ни ее дочки: Катька, Машка и Дашка, убираться не любили, и только раз в неделю шаркающая, вонючая швабра врывалась в любимое, обжитое пространство Фильки - под старинной железной кроватью рядом с русской печкой. Филька ворчал, морщился от противного запаха тряпки, но потом снова засыпал. Когда один, когда с кошкой Муркой, любившей пристроиться под боком у домового. А вот Венька не любил этих четверых, здоровущих баб, похожих друг на друга как коровы одной породы. Не было случая, чтобы в банный день одна из них не пришпарила свою необъятную задницу о печку, или облила кипятком сестру. На хозяйку, например, постоянно падал кочерга, в какой бы угол бани Валька не пыталась её засунуть.
  Вот в чем сходились оба хранителя – они любили Николая Скокова, истинного хозяина этого дома. Невысокий, щуплый мужичок с морщинистым лицом, выглядевший гораздо старше своих сорока лет, он давно проклял тот час, когда после смерти матери, решился жениться на Вальке Кобылиной, заслуженной, четырёхкратной вдове из соседней деревни Макарьевки. А виноваты были его друзья и родня! Все они, как один твердили старому холостяку Скокову: «Женись на ней, а то будешь один как перст в этой жизни. Валька – она же, как танк, твой огород в двадцать соток для неё тьфу - клочок бумаги! А кто тебе готовить и стирать будет? Умирать будешь, и стакан воды никто не подаст. Женись!»
 Семейство Кобылиных, вселившись из своей хибарки в обширный дом Николая, быстро завели свои порядки. Всем заправляла сама Валька – командовала, кто из дочек будет готовить, кто стирать, кто полы мыть. Всё, вроде бы нормально. Но вот только каждый такой приказ вызывал со стороны дочек дикий крик в попытке переложить свои обязанности на другую сестру. Часто доходило до метания друг в друга вещей и посуды, драк с вырыванием волос и пролитием крови. Валька, пока что, была сильней дочек, хотя старшей стукнуло уже двадцать три, а младшей шестнадцать. Мамашка без проблем колотила дочек поодиночке и всех вместе. Но те стремительно догоняли матушку в силе и габаритах, так что Николай часто думал о том, что будет лет через пять, когда дочки догонят своего тирана в физических кондициях. Про это Николай только думал, так как права говорить он был лишен давно и бесповоротно.
  Чтобы скрасить безотрадную жизнь Колька изрядно пил, как говорят в народе: «Всё что горит». Его функции в семье сводились к зарабатыванию денег, (а он трудился сварщиком на местном заводике, выпускавший чугунные сковородки), добыче рыбы, грибов и ягод. Всем этим он занимался с удовольствием, лишь бы поменьше находиться в некогда родном доме. Всё было хорошо до той поры, пока завод, на котором трудился Колька, не накрылся медной сковородкой, проиграв состязание импортной тефали.
А ведь начался тот день очень хорошо. Ну… как обычно.
Валька на кухне готовила завтрак. 
- Катька, иди лука в огороде нарви, да почисти его!
Катька валявшаяся на диване с журналом, орёт с не меньшим напором.
- А чего это я?! Вон, пусть Машка сходит за луком!
- Машка сейчас стирать будет!
Машка сидит в кресле с пультом перед телевизором и щелкает по каналам.
- А чего это я?! Пусть Дашка стирает, она давно уже не стирала!
Дашка орёт из соседней комнаты.
- Ага, всё вам Дашка да Дашка! Я что вам, негра, что ли? Я уже и так полы мою!
- Вот домоешь, и стирать иди!
Катька дополнила: - Ага, а перед этим сходи на огород, лука нарви!
- Ещё чего захотели! Мне тут за вами мыть до обеда! Загваздали весь пол как свиньи!
- Не сломаешься!…
Валька ворвалась в зал и заорала во всю глотку.
- Хватит вам всем тут орать! Я всё всем сказала! Марш по местам, дуры жопастые!

Машка попыталась открыть рот, но тут же получила по лицу полотенцем.
- Ты видишь, я обед готовлю! Что вы мне нервы треплете! Катька, хватит валяться, марш за луком!
Катька бросает журнал, бежит к выходу, но тоже успевает получить полотенцем по заднице, взвизгивает.
А Валька продолжала:
- Коровы ленивые! Лежат они целыми днями, жир нагоняют! 
- Мы не ленивые.
- Помолчала бы! Сколько времени?
Дашка глянула на ходики.
- Без десяти восемь.
- Восемь!? Мать вашу крашеную кошку!

Валька выбежала из дома, и закричала вниз, в сторону пруда.   
- Колька! Ты чего делаешь, старый хрен! Рыбак ты занюханный, межеумок полосатый! Время уже восемь, ты же на работу опоздаешь, дебил малорослый!
При этом ни одного матерного слова не вырывалось из уст старшей  Кобылиной. И не потому, что Валентина была так изысканно образована. Просто в деревне Домовёнково никто из местных жителей не употреблял матерных слов, и не потому, что обитатели деревни были  изыскано воспитаны. Так было это с незапамятных времён.  Поговаривали, что некие высшие силы ещё три века назад наложили замок на рот всех жителей деревни. Что хочешь, болтай, а вот материться – ни-ни. Матерки  как-то сами собой исчезали из словарного запаса и приезжих жителей. Сначала гости мучились, пытались вспомнить искомое, но потом приучались обходиться и без матершины, изобретая просто гениальные сочетания самых простых, нодо боли обидных слов.   
   Колька скривился и буркнул себе под нос:
- Вот, разоралась-то, мать твою кенгуру!
- Ты чего там, оглох, что ли, петух ощипанный?! – Буйствовала Валентина.   
- Сейчас! – И снова себе под нос. - Сама курица. Бройлер-переросток. 
  Колька торопливо поднялся вверх с удочкой и ведром, в котором плескались живые караси. Валька на ходу дала ему подзатыльник.
- Ты чего?! Совсем нюх потерял со своими карасями? Марш на завод! А то выгонят с работы, на фиг!
- Куда они меня выгонят? Я единственный сварщик на всем заводе. Уволят меня, кто им варить будет? Директор что ли?
- Пререкаться он мне будет! Тебя убить, что ли?! Марш на работу, косодопля! Бери свой лисапед и педалируй к заводу! Быстро! 
- Да мне тут ехать то пять минут. Пожрать бы мне чего. А то с прошлого обеда ничего во рту не было.
Валька передразнила супруга.
 - Пожрать! С работы придешь, тогда и пожрешь. Это ж надо было так присохнуть к своей удочке, что про работу забыть!
- Зато как клевало! Не оторвешься ведь. Вон, полведра красноперых наловил! Красавцы! Карась к карасю, как калиброванные. Да и часы ты мне не купила, откуда я время знать должен.
- Иди-иди! Часы ему! Кнут тебе надо купить, лентяю! Ерпыль горластый!
- Чего это!...
- Поговори мне ещё! Марш на работу! 
Колька нехотя повел свой велосипед к калитке. Валька шла за ним, словно конвоир.
- Обратно поедешь – хлеба купи! – Приказала она.
  Колька аж встал. 
- С каких это шишей? Денег тогда давай на хлеб. 
- У вас сегодня должна быть зарплата.
- Должна! Когда её последний раз вовремя  давали? При Сталине?
- Я тебе дам при Сталине! Чтобы деньги домой принес. Дома ни копья! Не получишь денег, займи. У тебя вон - полдеревни или родственники или собутыльники.
- Ага! Точно, полдеревни. Только миллионеров среди них нет, всё Ивановы да Петровы, ни одного Абрамовича. Все последний хрен без соли доедают.
- Поворчи мне еще! Сам-то… хрен соленый. Езжай, время-время! 
   Колька, садясь на велосипед, все бормотал себе под нос.
- Ни копья. Ну и шла бы себе работать.
- Про хлеб не забудь! - Крикнула вслед Валька.
- Забудешь тут! Себя скорей забудешь.  Восемь булок хлеба в день сжирают, коровы стельные!
Колька, проезжая по улице, здоровается с тремя бабушками, сидящими на лавочке.
- Здрасьте, бабушки.
- Здравствуй, Коленька!
- Доброе утро, Коленька!
- Доброй дороги тебе, Коленька!
Колька проезжает мимо, бабушки дружно вздыхают.
- Чего там на него Валька снова с утра орала?
- Да бог его знает, что она орёт. Всё время она орет, и она, и девки её эти  горлопастые. С другого конца деревни их слышно, так надрываются. 
- Да, быстро эти  Кобылины в доме власть взяли. Второй год вместе живут, а скрутили уже  Кольку в бараний рог.
- Ха! Скрутили! А кто советовал Кольке жениться на Вальке Кобылиной? Ты ведь. Скажешь - нет?
- Я!? Да, я. Но я не одна была. Колькина родня вся за эту женитьбу была. Как матушка его умерла, так Колька один остался. А он ведь кроме рыбалки да грибов ничего не знает. Ни готовить не умеет, ни постирать. Вот его и сосватали с этими Кобылиными из Макарьевки. У Вальки тоже мужик умер, да и жили в такой лачуге, не приведи господь. 
- Зато теперь они вон, в каких хоромах обитают. Дом то у них хороший, крепкий. Лет сто пятьдесят ему. 
- Да больше. Мой дед говорил, что еще пра-прадед Скоков его поставил, Дормидонт. А это, почитай, после Наполеона было.
- Да, а теперь он достанется этим девкам. Здоровые то они все какие! Лошади, а не девки!
- Не лошади – кобылы! 
- Здоровые-то здоровые, а работает один Колька.
- А где её в нашей деревне эту работу найдёшь? Всё позакрывали и молокозавод, и мясокомбинат, хлебозавод. Какой хлеб у нас пекли, девки! За сто километров приезжали за ним.
- Да. Ты рецепт то помнишь? Ты же технологом была.
- А как же! На хмелю.   
- Нет, Валька в огороде хорошо пашет. Орёт только на дочерей всё время.
- Орёт то ладно, она лупит их как, это ж видеть надо! Те, вроде и взрослые уже, Дашке, младшей, шестнадцать, а Катьке вообще, двадцать три. Но сладить с матерью они еще не могут.
- Ну, это до поры до времени. Ничего, подрастут, они на ней ещё отыграются.
- Да бог с ними, с тёлками с этими. Мне Колю жалко. Он из-за них так пить стал! Считай, каждый день хлещет.
- Ну, пожалела, лиса курицу, горлышко перегрызла! А что он хлещет? Не коньяк и не виски, а твою ведь самогонку! 
- А что, по-твоему, лучше ему водку из магазина хлебать? Счас то, что продают, это не водка, это отрава полная, яд натуральный.  Он бы с неё точно давно бы загнулся, с отравы этой. А у меня всё культурно, все по старинке, по бабушкиным рецептам, всё на буряке, да картошке, да марганцовкой всё почищено. Чистый продукт выходит, как слеза! 
- Маш, а я вот я что-то запамятовала, это не ты ли возглавляла общество трезвости у нас в деревне?
- Вспомнила! Да это когда было то!?
- Как когда? При Горбачёве.
- И что? А кто тогда меня тогда заставил возглавить это дурацкое общество? Ты! Ты же была тогда у нас на заводе была главой парткома.
- Точно! 
- Ну, вы вспомнили!
-  А как же! Мы помним! Мы всё помним!
- Вот и я помню, что и ты, Катька, тогда профсоюз возглавляла, и на собраниях громче всех империалистов костерила, и за трезвость двумя руками голосовала. 
- Да ну вас всех, дуры! Когда вас только склероз разобьёт? Альцгеймера на вас не хватает.
Бабки отворачиваются друг от друга с недовольными лицами. 

В это время Валька заходит в баню, включает свет и начинает производить обыск. Банька небольшая, в прихожей только старое зеркало, лавка, да какое-то тряпье на вешалке. Валька заглядывает под лавки, за зеркало. Бормочет при этом.
- И где он только хранит это своё пойло. Ведь сюда ныряет постоянно, алкаш хренов. Зайдет трезвым, а выходит пьяным. Во, стакан!
  Валька открывает дверь и, не глядя, выбрасывает стакан на улицу. Звучит болезненный вскрик, что-то падает. На улице Машка потирает ушибленную коленку, на земле лежит таз с чистым бельём.
- Мам, вы чего кидаетесь?! Больно же!
- А чего ты тут ходишь, когда я кидаю?
- Откуда я знаю, когда вы кидаться будете? Вы хоть крикнули бы. 
   Машка подняла стакан.
- А что с ним делать?
- Да кинь куда-нибудь подальше, чтобы Колька не нашёл.
    Машка, размахнувшись, кидает стакан за сарай. Оттуда в ответ доноситься болезненный вскрик Дашки.
- Блин, кто там стаканами кидается?! Вы чего сдурели!? Больно же! 
По голове же попали, сволочи!
 Машка с матерью переглядываются. Валька исчезает в бане, а Машка убегает за баню. Появляется Катька, видит брошенное бельё, нагибается. В это время ей в затылок прилетает стакан. Катька молча падет лицом в таз с бельём.
 
 Между тем Валька заходит в банное отделение, заглядывает за бочку с холодной водой, потом пытается протиснуть руку за печку.
Именно за печкой стоит бутылка, к ней тянется Валькина рука, но бутылка вдруг отодвигается в сторону.
Валька разгибается, затем пытается засунуть руку за печку с другой стороны. Она снова почти достает до бутылки, но та снова передвигается в сторону. Теперь видно, что её держит маленький, худой старичок со всклокоченными волосами и сердитым выражением лица – банник Венька. Старичок весь грязный, и лицо и руки. Под рукой у него сидит мышь, которую банник постоянно гладит. Когда Валька протискивает руку еще дальше, он шепчет на ухо мышке команду, и та кусает Вальку за палец. Та с воплем вылетает из бани, при этом стукнувшись головой о притолок, а  банник Венька расслабляется, снова гладит мышку по голове, затем достает из-за спины бычок, чиркает спичкой о мятый коробок, и закуривает.

-  Катька! Неси бинты и йод! Скорую вызывай! МЧС! Меня мышь укусила!
- За что?
- Да ни за что! Ничего плохого я ей не делала. Сунула руку за печку, а она цап меня за палец. Я чуть не умерла от страха. А тут ещё о притолоку башкой ударилась. Шишка, наверное, будет!
- Да я не про это! Кто меня стаканом в голову запустил?! За что? Убью!
    Машка прибегает с бинтами, Катька начала неумело бинтовать палец матери, Дашка приложила ко лбу матери холодный ковшик.

- Да, мышей у нас в этом году расплодилось как никогда! Я в курятнике одну видела вчера. Наглая такая, здоровая, посмотрела на меня и так не спеша в нору ушла. 
- Всё, за яйцами вечером ты идёшь! Ноги моей больше там не будет! 
- А мы сейчас в баню Мурку запустим, она быстро всех мышей выловит! Дашка, принеси Мурку.
   Дашка ловит Мурку и запускает её в баню. Все с довольным видом отходят к столу, но только рассаживаются, чтобы начать завтрак, как из трубы бани как из миномёта  с истошным мяуканьем вылетает Мурка. Вся в саже, она падает на стол, точно в салатник, а потом уноситься в огород. Дамы удивленно переглядываются.   
- Чего это она?
- Странно. Чего-то у нас дома твориться такое… Я не пойму.
   Дашка, сгребая салат обратно в миску: 
- Ага. Я сушку вчера вечером на столе оставила. А сегодня её нет.
   Валька замотала головой.
- Нефиг было её там оставлять, вот как раз мыши её и стащили. У меня намедни ночью тоже ерунда какая-то была. Дурка разлаялась, я Кольку пнула на улицу, посмотреть, что так к чему. Потом будто Колька уже пришел, шаги его слышала, я с ним разговариваю, а он молчит. Оказалось, что он во дворе ещё был, потом зашёл. Но шаги то я слышала, я же не дура! Ч в своём уме. И одеяло на кровати кто-то трогал.
- Приснилось тебе всё, мамка.
- Ага! Присниться такое, как же. Ладно, есть давайте. Колька снова карасей наловил.
Катька сморщилась. 
- Опять караси? Каждый день караси! Мясо я хочу. 
- А я карасей люблю. Мне давай, если сама есть не будешь.
- Ага, сейчас! Не дождёшься!
  Все трое начинают есть. У каждой огромные куски хлеба в руке, наворачивают карасей с дикой силой. Вскоре сковородка пуста, дамы отваливаются в сторону и отпыхиваются. 
- Хорошо поели! – Заявила Валька.   
- Да!
- Только чего-то не хватает.
- Чаю.
- Точно. Нести самовар? Уж вскипеть должен. 
- Тащи! И сушки с вареньем не забудь. 

   В это время по дороге к дому едет Колька, лицо его радостное. На скамейке сидят всё те же три бабушки.
- Коль! Ты чего это уже домой с работы? Чего так рано?
- Всё, баба Маша, шандец! Накрылся наш завод, бабушки,  медным тазом.
Бабушки дружно ахают.
- Как так? Что случилось?   
- А вот так! Банкрот, кильку вам в рот!
- Не приведи господи! – Бабка креститься. 
- Уже привел, - Колька тоже креститься. 
- Последний завод в нашей деревне сдох. Егорыч собрал нас всех сегодня, сказал, что всё, тефлон прикрыл наши сковородки медным тазом. Ну, он молодец, выдали нам последнюю зарплату, всю до копейки! Всё,  гуляй, Коля, жуй опилки, запивай смолой. Да, баба Маша, у вас это, - он чешет горло, - то самое ещё есть?
- Да есть. Сейчас вынесу. Тебе сколько?
Колька махнул рукой.
- По случаю такого праздника – пару!
Бабка шустро убегает за калитку, потом выносит две бутылки с мутноватой жидкостью. Колька отдает деньги, прячет бутылку в сумку.
- Бувайте здоровы, бабушки! Многих вам лет жизни!
- И тебе здоровья, милый! Беда, беда!
Тут вторая бабка всплеснула  руками.
- Ой, а я же бражку то не поставила! Всё вытащила, и сахар, и буряки, да с вами совсем заболталась.
- Да что с ней будет, с бражкой? Завтра сделаешь.
- Скажешь тоже! У меня ж непрерывный технологический процесс. Тут останавливаться нельзя! Так, я через час выйду, поболтаем ещё.   
   Она убегает, две остальных с осуждением смотрят вслед.
- Деловая!
- Пизнесменка! Технологический процесс у ней!
- Ну, а что ты хочешь? Всю жизнь технологом на хлебзаводе проработала. Пошли, что ли, сериал смотреть?
- Какой?
- Какой-какой… Их разве упомнишь. Кажись – «Любовь, тюрьма, морковь». В общем – слезы, сопли, нары. 
Она поднимается и ворчит на ходу:
- Непрерывный процесс у ней. Еще бы сказала замкнутый цикл…
- Хи-хи-хи
  Колька приезжает к своей калитке, ставит велосипед, затем снимает сумку, возвращается на несколько метров назад, отводит в сторону одну из плах забора, сует в дыру бутылки.

   Увидев входящего в ограду мужа Валька переменилась в лице. 
- Ты чего это? Чего вернулся? Выгнали за прогул?! Я же тебе, дураку, говорила!...
  Колька махнул рукой.
- Да заткнись ты! Фонтан, а не баба! На, делай с этим что хочешь! 
   Он вытащил из кармана пачку растрёпанных денег, с размаху кинул на стол. Валька резким движением притянула их к себе, но ничего не поняла.
- Это… это что, это откуда столько?
- Всё, мать! Хана! Шандец нам пришёл полный! Закрыли наш завод!
   Валька ахнула:
- Как закрыли?!
   Колька уселся за стол, и, придвинув миску с салатом, начал есть, по ходу дела рассказывая свою печальную историю. 
- А так! Сказали, нерентабельный он у нас, устаревший. Кому нужны наши сковородки чугунные да чапельники с деревянной ручкой? Кругом уже один тефаль продают! Директор собрал всех, попрощался, сказал, что нам ещё хорошо, вам деньги напоследок сразу выдадим, за расчетом больше ходить не надо.
  Он отодвигает миску, начинает отплёвываться.
-  Чего-то у вас салат сегодня кошатиной отдаёт. Шерсти больше, чем капусты. Муркой, что ли, приправляли? Так что, я это… сгоняю за грибами. Тьфу. Позавчера дождь был. Сегодня в дальней роще у Сосновки боровики должны подняться. Тьфу. 
  Отодвинув миску, Колька допил за женой её чай, затем схватил с тарелки пару кусков хлеба, огурец. 
   Прихватив корзинку, Колька вывел свой велосипед за калитку. Проехав пару метров, он остановился, оглянулся, и, отодвинув штакетник, достал из бурьяна бутылку самогона, сунул её в корзину, и тогда уже, совсем в хорошем настроении нажал на педали.   
   Он бы так сильно не радовался, если бы увидел, каким взглядом его проводила законная жена. Первой это заметила Катька. Она с удивлением посмотрела на мать.
- Мам, ты чего это?
  Та очнулась.
- А? Чего?
- Ты чего это такая?
- Какая?
- Ну, думаешь чего-то. Ты обычно-то совсем не думаешь. Либо орёшь, либо сразу дерёшься.
- Да как тут не думать, когда Колька последней работы лишился. А где её в нашей деревне взяться, когда всё позакрывали, и колхоз, и совхоз и завод теперяча.   
- И что нам теперь делать?
- Да хоть что делай, ложись и помирай.
- Неохота! Нам бы пожить ещё хочется.
- Сама не хочу. А мысли есть кое-какие. Сейчас за чаем и поговорим.
   Вскоре девушки уселись пить чай, и Валька начала что-то тихо говорить своим дочкам. Те её внимательно слушали, переглядывались, со стороны слышны были только отдельные слова. В руках Вальки застыла ложка с вареньем, так она увлеклась изложением своих замыслов.
- …Вот когда Сашка со столба упал, мы за него страховку получили. Правда, всего ничего. А всё потому, что его застраховали на работе, мало прописали…
   Валька продолжала говорить, только ещё тише, потом сунула в рот ложку, но содержимое ложки фонтаном вылетела из неё, прямо на лица дочек. Валька начала отплевываться, дочки утираться.
- Ты чего, мама? – Удивилась Катька. По праву старшей дочки она уже позволяла даже спорить с матерью.
  Валька же взорвалась как фугас:
- Кто мне горчицы в ложку налил?! Кто эта сволочь!? Чьи это шуточки? Убью гадину!
  Машка удивилась: 
- Какую горчицу? Мам, ты чего? У нас и горчицы то нет на столе!
   Дашка подтвердила:   
- Да, мам. Какая горчица? Ты же варенье ела! И мы тоже. 
   Они сообща осмотрели стол, на нём, в самом деле, не было ничего похожего на горчицу. Валька взяла банку, осторожно попробовала из него варенье. 
- Мам, ты чаем запей, - посоветовала Катька.
  Валька взяла в руки свою чашку с чаем, отхлебнула из неё, и тут же из неё всё вылетает фонтаном, опять на лица дочерей.
- Мам, ты чего?! Совсем озверела?! – Взвилась, утирая, Катька. Валька бушевала:
- Вы, тумбы крашеные! Убью вас всех и сразу! Кто мне в чашку уксус налил!?
  Катька понюхала чашку матери и удивленно пожала плечами: 
- Мама, у вас какие-то глюки. Все мы чай пьем, из одного самовара, а вы уксус где-то нашли.
  Валентина понюхала чашку, тряхнула головой:
- Чего-то я перетрудилась сегодня. Это все вы виноваты, лентяйки! Совсем мне не помогаете, ветрогонки! Загнали совсем мать родную, скоро вот так упаду и умру от переутомления.
- Да как это мы не помогаем!? Я вот пол вымыла, - обиделась Дашка.
- А я постирала! – Поддержала Машка.
- А я лука нарвала и почистила. Обревелась вся как вдова на поминках.
  Валька настаивала:
- Всё равно вы все лентяйки! Трутни, а не дочки! И молчите мне, тунеядки!
  Чуть остыв, она решила:
- Ладно, я пошла к Варьке в контору, насчёт страховки, а вы все  на огород! Морковка вся заросла! Останемся без моркови на зиму, с чем будем борщ варить?
  Дочери взвились от возмущения:
- Да жарко же!
- А я устала после полов!
- А я стирала полдня!
  Валька только отмахнулась:   
-  Ещё не жарко. Жарко будет – искупнетесь в пруду. И снова – марш за морковку! Жарко им! Что теперь - осени ждать, пока похолодает?! От морковки тогда одна лебеда останется! 
    Валентина начала выбираться из-за стола, но зацепилась ногой за скамейку и упала. Дочери начали её поднимать, но та отмахнулась:
- Да идите вы! Помощницы! Всё, я пошла.
   Валентина поднялась на крыльцо, но открыв дверь в дом и, шагнув через порог, снова упала. Дочки оглянулись на мать и прыснули.
- Совсем мать что-то сегодня окосела. Порог уже не видит, - заметила Катька.
- Ага. Она, часом,  не того, не бухнула, нет? – Спросила Машка.
- Да нет, запаха от неё нет, - сказала Катька. - Но достала уже своим руководством. Замуж бы скорей выйти, да уехать отсюда…
  Катька томно потянулась.
- Ну, выйди, - предложила Дашка.
Катька невесело засмеялась:   
- За кого!? Ванька с Андреем только клинья начали подбивать, а как матушку увидели, и пятками назад. Да и мне кого попало не надо. Я хочу, чтобы муж у меня был непременно красивый, высокий, выше меня, чтобы на руках мог унести на край света.
   Машка скептично хмыкнула: 
- Где ж ты такого грузчика найдешь? Ты же уже, поди, килограмм сто весишь?
- Себя взвешивай! Тоже мне безмен на ножках!
- Чего взвешивать? Я и так знаю, что ты больше меня весишь.
- Чего?!...
   Дело дошло бы до драки, если бы не Дашка. 
- Всё это ерунда! Просто нам своё жилье нужно. Тогда женихи косяком повалят, - выдала рецепт счастья младшая сестра.
Катька скривилась:
- Дурочка ты молодая! Так они и повалят! Им сейчас фигуру подавай, девяносто, шестьдесят, девяносто.
  Дашка отрицательно мотнула головой.
- Ни фига! Я как в город приезжаю, так все мужики вслед за мной свои бестолковки сворачивают. Или в столб кто врежется, или от жены по башке получит. Мне так смешно всегда.   
  Машка отмахнулась:   
- Хватит болтать! Сворачивают… Мне, может быть, тоже замуж охота.
- Ой, Машка, тебе-то куда замуж? Тебе только девятнадцать. Посидишь ещё в девках. 
- Зато ты, Катенька, уже засиделась. Двадцать три, а ещё не целованная.
  Катька аж взвилась:
- Ах, ты, сучка! А по морде не хочешь?
- Ой, ой! Напугала!
- Да я тебя сейчас!...
  Перепалка Катьки с Машкой кончилась дракой. Дашка, наблюдая за ними, смеялась в стороне. В это время  Валентина появилась на крыльцо в своем самом красивом, красном платье, с синей громадной розой на груди, с белой сумкой в руках и желтых туфлях. При этом она снова зацепилась за порог и чуть-чуть не упала.
- Да что бы ты… Я пошла, - сообщила она. - Хватит вам драться! Марш все на морковку!
  Девушки драться перестали, но смотрели друг на друга весьма неодобрительно.
- Пошли посуду унесем, - предложила нейтральная Дашка.
  Все трое  поднялись, собрали посуду, но, при попытке выйти из-за стола дружно зацепились за скамейку, упали, и, лежа, смотрели друг на друга, явно ничего не понимая.
   Валька, уже у калитки, обернулась в сторону дочерей и заорали:
- Вы чего сегодня целый день посуду бьёте, косорукие!? У нас её и так мало, на один скандал осталось! Дал же бог дочек, кому детей  в радость даёт, а мне в наказание! Кармелиты недоношенные! Изауры перекормленные!      
  Дочери, собирая посуду, смотрели ей вслед. Последний раз Валька упала, уже перешагнув за порог калитки, слышно было, как она приглушенно ругается из-за ворот:
- Да что ж за день такой! Всё падаю и падаю! Все коленки уже отшибла!
  Девушки снова прыснули от смеха, но входя на крыльцо, сами дружно упали и добили остатки посуды.
- Да, вот теперь мать нас точно убьёт, - решила Катька, вертя в руках остатки тарелки.
- Пошли хоть морковку прополем. А то ведь так, действительно убьёт, - предложила Машка.
- Пошли, - со вздохом согласилась Дашка.    
 

  Уже вечером Валька вернулась довольная. Правда, входя в калитку, она снова  споткнулась и приземлилась на четвереньки. Дочери, лузгавшие на крыльце семечки, прыснули от смеха, но подошли и помогли ей подняться. Катерина при этом спросила участливо: 
- Мама! Ты сегодня ничего не пила? Падаешь на каждом шагу.
    Мать возмутилась: 
- Тебе дыхнуть, что ли?! Совсем оборзела, родной матери такие гадости говоришь! Распустились, коровы стельные! Ой, как я коленку зашибла! До крови ведь.
  Вальку повели к столу. Кольки ещё не было, поэтому она  с видимым удовольствием полезла в сумку, за бумагой. Но первой оттуда выскочила мышь.
  Валька заорала во все горло и, с удивительной для её веса прытью запрыгнула на скамейку, а потом и на стол.
- А-а!!!  Уберите её! Прочь-прочь, дура!
  Дочки криками прогнали мышь.
- Пошла вон!
- Пошла!
- Брысь отсюда! 
- Как я их боюсь! – Призналась Валька, с испуганным лицом наблюдая исход серой страсти.
- Чего их бояться? Мышки такие миленькие, смешные, - призналась Дашка. 
- Ага, я их тоже обожаю, - подтвердила и Машка. – Они такие маленькие, и прямо как замшевые! 
- Дуры вы все! Это же страх какой! У меня вон, да сих пор мурашке по всей коже, – Сказала Валька, с трудом сползая со стола.
- Мам, как она у тебя в сумке оказалась? – Недоумевала Катька.
- Откуда я знаю! Расплодились мыши… как тараканы. Мурку больше не кормить! И не поить! Мыши уже… совсем оборзели, в сумку лезут! А она спит целыми днями!   
   Наконец Валька успокоилась и показала дочерям какую-то красивую бумажку.
- Вот, готово. Теперь дело осталось за малым…
   Но тут открылась калитка, и вошёл с велосипедом Колька. Он был явно навеселе, но корзина была полна превосходных боровиков. Валька восхитилась:
- О-о, опять пьяный! Кто бы ещё сомневался!
Колька все обвинения отмёл: 
- Чего ты? Всё законно. Мы с мужиками отметили закрытие завода. Вот, на тебе. Пожарь завтра.
  Колька сунул Вальке корзину, а сам неверной походкой ушёл в дом. 
Все женщины провожали его заинтересованными взглядами, но Колька вопреки их ожиданию, нигде не споткнулся. Тогда все снова обернулись друг к другу, начали переглядываться.
- Чаю, что ли, мне налейте, - попросила Валька.
- Да он уже остыл.
- Ладно, давай, какой есть.
  Машка налила матери из самовара чай, та уже собирается его пить, потом с подозрением посмотрела на чашку и сунула её Дашке:
- Ну-ка, хлебни.
- Зачем?
- Хлебни, говорю!
- А почему я? Пусть Машка пьёт, или Катька. 
- Пей, дура! 
Дашка отхлёбнула из чашки, пожала плечами.
- Чай как чай. Холодный только. 
- Хорошо.
Отхлебнув чая, Валька спросила:
- Так, и чего бы нам такого придумать насчёт Кольки?
  Катька ответила за всех:   
- Мам, по части думания это ты у нас Госдума. А мы так, на подхвате. Что скажешь, то и сделаем. 
  Вальке эта мысль понравилась:
- Ну, тогда есть такая мысль. Помните, дядя Витя у нас в Макарьевке помер, на соседней улице…   
- В бане? – Припомнила Катька.
- Ну да…
  Валька нагнулась, и начала что-то тихо говорить. Девушки слушали, открыв рот. Потом Катька разогнулась и спросила мать:
- Мам, а вам его не жалко? Всё-таки муж ваш, живой человек. А ты прямо как киллер, хоп и нету его. 
   Валька отмахнулась:
- Нет, не жалко. Ну не люблю я его! Всех своих мужей любила, а вот к нему душа не лежит. Те были высокие, сильные! А этот… Сморчок он и есть сморчок.
  Она махнула рукой, потом подняла чашку, за ней подняли чашки и остальные дочери. Одновременно отхлебнули и тут же выплюнули, скривившись.
- Уксус…
- Гадость какая!
- Откуда… он?
- Да кто ж его знает? Чертовщина… какая-то…тут… да и вся деревня какая-то чёкнутая. Тут даже материться нельзя.
Дашка подтвердила.
- Ага, порой так хочется, а слова на ум не идут. Несешь какую-то ахинею. В город приедешь, всё нормально, пошлёшь кого угодно и куда угодно. А как обратно в деревню вернёшься – словно и слов-то таких нету. 
Мать отмахнулась от дочерей.
- Ладно вам! Деревня как деревня, вон, домина какой большой! А вспомните, в какой лачуге в Макарьевке жили? Не приведи господи. Того и гляди потолок обвалиться.
 Катька, почёсывая коленку: - Одно плохо, пороги тут слишком высокие.
Валька согласилась: 
- Это да. 
Она зевнула.   
- Ладно,  жрать уже поздно, да и нечего. Пошли телек смотреть да спать. 
Там сериал… Как его?
- «Сопливая и гордая», - припомнила Катька.
- Вот-вот. Она как  раз в тюрьме сидит, значит, - она зевнула, – скоро   богатой будет. Вас что ли в тюрьму посадить? Может тогда удача попрёт?
- Не надо, мама.
- Зачем нам это?
- Только повод дайте. Пойдёте по этапу счастье своё искать.
  Но приключения продолжались. Выходя из-за стола, все женщины дружно упали. Некоторое время они лежали, глядя друг на друга, потом встали, и, держась за руки, поплелись в дом. Тот так же встретил их нерадостно. Все они споткнулись о порог, но упала в этот раз только Дашка.
 - И она ещё говорит, что тут все нормально, - пробормотала Дашка, потирая разбитую коленку. 

  В  эту же ночь Филька совершил редкий для себя поступок – вышел из дома и направился к бане. Шёл он не спеша, солидно, если смотреть сзади - этакий аккуратный,  комок голубоватого меха на маленьких ножках и с маленькими ручками, не более полуметра высотой. И только если заглянуть спереди, то было видно небольшое личико, курносое, добродушное, с круглыми глазами и большими, толстыми, яркими  губами цвета спелой малины. Смеху придавали и уши домового, не человеческие, а скорее звериные, очень большие, приросшие снизу, но утонченные сверху, что характеризирует и саму эту породу древних и не совсем чистых сил природы.
   При виде этих самых сил природы дворовая собака – Дурка, чуть с ума не сошла от злости. Дурку недавно привели Кобылины, собака была большой, что-то вроде ротвейлера, разбавленного кровью дворовой псины. Собака недаром носила свою кличку – дурой была неимоверной. Она уже и двух своих кур загрызла, и на кошку покушалась. Но главное – не внимала увещеваниям Вальки и Николая, ни словам, ни побоям. Тем более не любила она домового. Вот и сейчас она бросилась на него со всех ног, но, как обычно, не рассчитала длины цепи, и ошейник остановил её стремительный бег, да так, что остальное тело полетело хвостом вперед. Филька любил такие моменты, ловкий и сильный пинок в подхвостье глупой собаки, придал Дурке скорость футбольного мяча, залетающего в девятку футбольных ворот. В этот раз он так же не промахнулся – тушка собаки точно влетела в круглое отверстие будки. Это непропорционально быстрое движения закончилось визгом и скулежом собаки, уже из будки. При этом Филька был уверен, что если бы он появился во дворе через неделю, то глупая собака снова бы кинулась на него.
   Добравшись до бани, Филька с кряхтением приоткрыл тяжёлую дверь и позвал хозяина:
- Венька!
   Вскоре из темноты показался банник Венька, как всегда лохматый, худой и грязный, несмотря на вечное проживание в цитадели чистоты.
- Чаго тебе, Филька? – Спросил он, почёсываясь. Рубаха на нём так же всегда была рваной и грязной. 
- Дело есть, айда до пруда, с Вовчей  поболтать надо.
- Пошли, давно его не видел, дурака старого.
   Они побрели к большому пруду, расположенному сразу за обширным огородом Кобылиных. На мостках они уселись, свесили ноги в воду и крикнули в два голоса:
- Вовча!
- Вовча!
Затем Венька свистнул, резко, сильно, так, что рябь пошла по воде. После это он закашлялся. Филька поморщился: 
- Ты слишком много куришь, Венька. У тебя кашель уже как у хозяина. Бросай курить, это вредно. 
Венька замотал головой: 
- А мне нравиться курить.
Филька скривился, замахал ручками:
- Фу! Слушай, как от тебя самогоном прёт! Ты что его, с Колькой хлещешь?
Венька признался: 
- Да я помаленьку. Сколько хозяин плеснет, столько и пью.
  В этот момент небольшое цунами  накрыло обоих хранителей с головой. Это приплыл Вовча.
  Вовча был местным водяным, здоровым, как столетний сом, толстым, ленивым, пахнущим рыбой и тиной. За водяными издавна водилась дурная слава, дескать, жестоки они и коварны. Но Вовча был исключением из правил, добродушным и простодушным малым.  Круглое лицо, круглые глаза,  курносый, с кривым, слегка перекошенным ртом, с двумя рядами жабр по шеи. Пока собратья отплёвывались, Венька рокотал смехом своим могучим голосом.   
 Филька обрадовался, что он приплыл один, без своих двух жен, русалок, Сашки и Пашки, толстых, жопастых, и горластых баб, чем-то напоминающих домовому тех же самых Кобылиных. От противного семейства русалки отличались короткой стрижкой типа «каре» и пристрастию к курению. 
- Опять искупал! Бестолочь, ты же знаешь, что я не люблю купаться! – Возмутился Филька.
- Шуточки у тебя, Вовча, последние лет сто одни и те же.   
Венька добавил: - И все дурацкие.

Филька всё отплёвывался, да стряхивал с шерсти капли воды.
- Привет, братва, что новенького у нас в деревне? – Спросил, позевывая, Вовча.
- А ты, будто не знаешь. У Сашиных дом сгорел.
- Опять! Саньша снова всё проспал?
   Все трое засмеялись. Домовой Сашиных, Саньша, был настолько ленив, и так любил поспать, что за последние сто лет трижды допускал пожары в своем хозяйстве. А это было первое, от чего должен был оберегать домовой хозяев дома.
- Это который раз он горит? – Спросил Вовча.
- Третий, - припомнил Филька.
Вовча отрицательно замотал головой: 
- Это на твоей памяти третий, а на моей пятый.
Филька нахмурился:
- Как пятый? Первый раз он еще при Наполеоне сгорел.
Вовча только отмахнулся своим хвостом:
- Да это я помню, но это не первый раз! Первый раз он горел при этом, как его, недолго он правил. Венька, как его звали? Тогда тебе баню ещё спалили. 
- При Годунове.
- Точно! – подтвердил водяной. 
- А-а! – Разочарованно протянул Филька. - Ну, я тогда еще не родился, я не помню этого.
Вовча зевнул:   
- То-то я думаю, что это народ с ведрами всю ночь бегал. Лень мне было всплывать, спрашивать. Девки мои, зато там порезвились. Двух парней топили-топили, не утопили, но напугали до смерти. Трусы с них стянули, охальницы!...
   Пустую болтовню водяного прервал Филька. 
- А где наш дедушка, где наш лешенька? Звал же его тоже.
Вовча засмеялся. 
- А-а, его сейчас не дозовешься. У него на поляне туристки остановились. Три молодухи.
Венька развёл руками: - Ну, это он пока их всех не попробует, не оторвется.
- Придется без него начинать. 
Вовча не понял:
- Чего начинать то?
- Дело есть, братцы мои пушистые. Девки эти противные, и матка их бестолковая решили нашего Кольку со света извести.
- Это зачем? – Не понял водяной.
- Бумагу они какую-то притащили. Если Колька помрет своей смертью, то они получат много денег. Валька решила, что так  она сразу разбогатеет.
- Кольку, нашего Кольку извести?! – Заволновался Венька, начал дергаться всем телом, того и гляди припадок истерический начнется. С ним иногда такое случалось. 
- Да, - подтвердил Филька. – У них прежний мужик со столба упал, разбился, они за него эту страхновку получили. Только тогда он сам страхвалился, и они мало денег получили. Всё жалели, что машину тогда не смогли купить. А сейчас уже они Кольку записали на большую сумму денег. Хотят пожить богато и красиво. 
- Богато и красиво? Да хрен им! – Выразил общее мнение Венька. - Хрен им! Я за Кольку кого хошь убью! Угорят они у меня все и сразу. 
- А я их утоплю!
Филька возразил:
- Вот это не надо!
- А что надо?
- Да. Что надо?
- Кое-что другое. Есть у меня идея…   

Нечисть долго совещалась, со спины видно как Филька и Венька сидят на мостках, что-то хихикают, толкаются. Временами рокочет смех водяного.
В конце разговора Вовча подобрел. 
- По такому случаю, я угощаю. Сейчас, я быстро.
Вовча нырнул, и через несколько секунд вынырнул с бутылкой коньяка.
- Во - коньяк! «Арарат»! Угощаю! 
- Богато живешь!
  - Вчера какой-то чудак бутылку выкинул в пруд. А тут его еще капель тридцать. Давай хряпнем?
Венька восхитился: 
- Тридцать? Да это ж на три пьянки. Наливай! Гуляем! 
Филька отрицательно покачал головой: 
- Не-не! Опять ведь нажрёмся, я потом болеть буду. На петухе кататься будем, будку перевернем! 
Венька заржал:
- А как без этого? Пошалить то надо!
- Давай, Филя, ты ведь уже не пацан! Тебе можно!
Водяной подтвердил: 
- Да, тебе уже можно, парень. Тебе уже двести пятьдесят один, ты уже совершеннолетний. Пей!
- Да не люблю я!
-Полюбишь! Пей! Мужик ты, или не мужик?   
Они всё-таки уговорили Фильку выпить, накапали в пробку. Венька закурил бычок, и отрицательно покачал головой:
- Нет, раньше коньяк был лучше. До войны…
Филька уточнил:
- До какой войны?
- Первой мировой. 
- Это да!
Филька скривился.
- Не знаю, вы мне тогда ещё не наливали.   
Вовча засмеялся. 
- Да ты тогда ещё сосунок был. Повторим?
Филька  махнул рукой:
- А наливай! Гулять, так гулять!
Вовча восхитился:
- Вот это слова мужика! Уважаю!
Венька тоже был рад. 
- Растёт парень! 
  Обратно Филька и Венька брели, обнявшись, по пути заглянули  в жилище Дурки, и там на неё так по своему рыкнули, что бедная собака со страху заднюю стенку будки задом выломала.
  Венька проводил более податливого к спиртному Фильку до дому, причем на крыльцо и в дом тот забрался на четвереньках, глупенько хихикая и икая. Сам Венька побрел к бане, на ходу раскуривая очередной бычок. Затем он хлопнул себя по лбу:
- Э-эх, а на петухе то мы не покатались! Тьфу-ты! Совсем Филька пить не умеет. Молокосос ещё, подросток.
   
Следующий день выпал на субботу. Накрапывал дождь, но Колька в дождевике продолжал ловить рыбу. На огороде появляется Валька.
- Колька! Баню пора топить!
- Да рано ещё!
- Какой рано!? Два часа дня уже! Ты что, уже корни пустил на этих своих мостках! Срублю я их к чёртовой матери!
- Чего срубишь?
- Удочки эти твои!
- Ну, счас, приду. Мать твою, кобылинскую дочку! В баню им приспичило! В пруду могли бы накупаться. Тьфу ты! Вот всегда, как хорошая рыбалка, там им что-то как в заднице свербит! Кобылы они и есть кобылы необъезженные…
 Колька подходит к бане, видит на траве стакан, удивленно его осматривает, хмыкает, суёт в карман. Потом начинает таскать воду, рубить дрова, относить их в баню. С каждым походом в баню, он наливает себе в стакан, и становиться все пьянее и пьяней.
Когда баня разогрелась, Коля уже набрался до блаженного состояния нирваны, сидел в предбаннике и разговаривал сам с собой.
- Вот простое вроде дело, карася ловить. А тут тоже своя смекалка нужна. Вот, Пахомыч, он на своей этой каравелле весь пруд протралит, а поймает - шиш да маленько. А я, не сходя с места, ведро налавливаю. А почему? А у меня червяк пахучий! Я его специально в свежем навозе развожу. Рыба завсегда его запах чувствует и приветствует его…
  Один раз в баню заглянула Валька.
- Ну, чего там? Баня готова?
- Готова.
   Валька достойно оценила полную готовность:
- И сам, я вижу, тоже готов. Пьянь подзаборная! 
   Валька закрыла двери и ушла. Колька удивленно вытаращил глаза.
- Ни хрена себе! Чего это, гестапо в отпуск ушло? Ни допроса, ни обыска. Чего в мире твориться? Может, конец света на носу, а я и не знаю? Надо за это выпить. А то хряпнет этот, как его… Армагеддон, а ты трезвый. Неинтересно. Не пойдёт это так, на тот свет трезвым уходить. Страшно. Ну, бывай здоров, Николай-рыболов! 

Валька на крыльце шепчется с дочерями.      
- Готов уже, пьяный в зюзю. Всё как надо идёт. А где у меня чёрное платье?
- А мы почем знаем?
- Так, а в чем я завтра в морг поеду? Пошли искать!
Они разворачиваются, по очереди входят в дом, и каждая запинается о порог. Порог при этом, то поднимается, то уходит в сторону. Дашка пытается прыгнуть как можно выше, но порог поднимается на добрых  полметра, и она всё равно падает. В недоумении оглядываясь и потирая коленку, она заходит в спальню. Её встречает крик Вальки, и сестёр. Это на Вальку из комода прыгнула мышь. 
- А-а! Чёртова мышь!
Катька удивилась. 
- Чего это они так расплодились? Вроде ещё не осень, а они все в дом лезут. 
- Не знаю! Но я с ума скоро сойду от страха из-за этих мышей! 
 Валентина вытащила на свет чёрное платье.
- В этом я была на похоронах первого своего мужа, твоего отца, Катька – Лёньки, - прояснила она ситуацию. - Как я его любила, Лёньку то! Такой красивый мужик был! Высокий, кудрявый, голубоглазый! Плечи - что коромысло, кулаком быка мог убить. Полдеревни за ним сохли, а он меня в жены взял. Я тогда королевой по Макарьевке ходила! Бывало, идём с кино, под ручку, а все бабы только на него и глядят. И морды у всех такие перекошенные от зависти… Только один недостаток у него был. Пил много. Меры совсем не знал, пил, пока совсем не упадёт.
- А как он умер? – Спросила Дашка.
- Как-как. Глупо. Это ж надо было ему с родным братцем на охоте так нажраться, чтобы перестрелять друг друга! Дураки! 
  Катька платье забраковала:
- Мам, ну ты в это  не влезешь. В это платье и я уже не влезу. Машке вон отдай.
- У Машки ещё мужа нет, хоронить некого, так что, повода одевать нет, - захихикала Дашка.
Машка в ответ отвесила сеструхе затрещину.
- Дура!
- Сама такая!
- Хватит вам! – Рявкнула мать.
- Хватит вам! Машка!
- А чего я? Это всё Дашка.   
    Затем Валька достала другое платье. 
- А в этом платье я была на похоронах Васьки, твоего отца, Машка.
  Машка скривилась: 
- Фасон какой-то немодный.
   Валька обиделась: 
- Я чё, на показ мод иду? На похороны! Хороший у тебя отец был, домовитый! Всё, что угодно, мог сделать. Вон, полочка под книги, до сих пор висит, не развалилась, не покорёжилась. Мастер! Все горело из-под рук, такие вещи делал! И комод сообразил, и стол, табуретки. Хороший у тебя, Машка, отец был, заботливый, добрый. Деньги все в дом до копейки приносил. Правда, колым весь пропивал, а у трактористов этот колым, почитай, каждый день, да больше зарплаты. Пил, правда, как лошадь после забега, ведрами. С того и помер. 
  Подала свой голос и Дашка:
- А мой отец с чего помер?
  Валька вздохнула: 
- А твой отец, Витька, он на мотоцикле разбился. По пьяне, конечно. Вот про него ничего хорошего сказать не могу. Гад был редкостный! Сколько он крови у меня выпил своей ревностью и своим гонором! Главное, ревновал то к кому? К моим прежним мужьям. Всё спрашивал: «Что задумалась? Опять Лёньку вспомнила? Или Ваську?»  И сразу в глаз бил. Да так точно! Ни разу не промахнулся! Я все два года этого замужества с фонарями ходила, соседи даже издевались. «Валь, - говорили, – тебя надо на столб вешать, ночью светло будет». Хорошо, Витька помер быстро. Ты родилась, и тут он и разбился. Напился на радостях, разогнался на своем мопеде, да решил сквозь столб бетонный проехать.
- Чего  это он? – Удивилась Дашка.
- Чего-чего.  Выпил литр самогонки да поехал. А, видать, в глазах двоилось, вот он и решил между столбов проехать.   
    Затем Валька взяла очередное платье.
- А в этом я схоронила Сашку. Как он мне дочку на память не оставил, не пойму. Вроде три года прожили, мог бы заделать. Шебутной был, ни минуты не сидел, всё что-то суетился, что-то делал. Только всё криво и косо. Стул он раз сообразил, так он подо мной рассыпался, я так копчик зашибла, месяц ела стоя и спала на животе. А помер Сашка глупо. Пьяный полез на столб провода чинить. Ноль от фазы отличить не мог, а тут стакан на грудь принял, ну и храбрый стал, полез. Там его и шандарахнуло током. Может быть, и выжил бы, да как выживешь, когда с пяти метров башкой в асфальт войдешь. Кровищи было! Ой! Жуть! 
Машка спросила:
- Мам, а у нас в деревне непьющие мужики были?
- Да были. Только вот мне не повезло такого найти.
   Катька высоко подняла свои и без того крылатые брови: 
- Мам, ну у тебя и поминальный список! Как тебя только после этого ещё и за Кольку замуж выдали? Я бы на его месте жениться не стала бы -  жить то охота. 
  Валька разозлилась и начала лупить дочку платьем: 
- Дура! Жить она хочет! Давай лучше, помоги его примерить. Может ещё расшивать придется.

  Первыми в баню пошли мыться младшие - Дашка с Машкой в халатиках, с полотенцами и бельём. Около бани они встретились с выходящим из неё Колькой.
Машка сразу оценила состояние отчима: 
- О, уже набрался!
Дашка подтвердила: 
- До соплей.
Колька, по кривой обходя сестёр, выразил своё неудовольствие: 
- Сами вы ещё сопли чтобы мне указывать! Я трезвый! Почти. Совсем. 
   Девушки, демонстративно задрав голову, прошли мимо. Колька уселся  за стол, налил себе из самовара чаю. Вскоре из чрева бани вырвалась ругань, донесенная до ушей вселенной неокрепшим девичьи голосом самой младшей из Кобылиных.
- Да мать твою крысоловку! Машка, ты чего мыло на пол бросила!? Я поскользнулась на нем и башкой в стену врезалась!
  Машка свою вину отрицала: 
- Я не бросила, я уронила. А ты смотри, куда идешь!
- Чем я тебе смотреть буду с намыленной головой! Ушами, что ли?
- Да хоть задницей, мне то что!?
    Затем из бани послышались звуки ударов.
   Колька сидит за столом и ухмыляется. В это время Дурка начала лаять, в калитке появилась фигура мужика. Это пришёл Валерка, сосед по улице, мужик лет сорока, деревенский по наружности и одежде.   
- Колька! Привет!
Колька махнул ему рукой:
- Привет, заходи! Собаку не бойся, она не достанет.
Валерка, опасливо косясь на беснующуюся Дурку, прошёл во двор, сел  рядом с Колькой за стол.
- Чай будешь? – Спросил Колька.   
Валерка покачал головой:
- Нет, я его уже сегодня пил. Это водку можно круглые сутки пить, а чай так, с утра, с охотку. Слушай, сосед, у меня бак в огороде  прохудился, может, заваришь завтра?
Колька прищурился.
- Я ж тебе его уже варил? Неужели снова потёк?
- Нет, то, что ты варил, всё держит, всё намертво. Это с другого угла побежало. 
  В это время из бани донёсся крик уже Машки:
- Дашка, ты какого хрена свою мочалку мне в волосы вплела?!
- Ничего я не вплетала! Само так получилось!
- Само! Счас как дам по морде!
- Ой, как страшно! А в ответку не хочешь получить? 
  Колька восхитился: 
- О, опять сеструхи подрались.
Валерка не понял:
- Это кто у тебя там так орёт?
- Машка с Дашкой моются. Комедия!
   Из бани снова послышались звуки ударов и шлепков. Дверь распахнулась и обе девки как были, голышом, в драке вывалились наружу. В черных волосах Машки в самом деле каким-то образом вплелась белая мочалка Дашки. Увидев, что на них смотрят два мужика девушки с визгом вбежали обратно в баню. Валерка явно остался в шоке от такого зрелища. Он забрал у Кольки стакан с чаем и залпом выпил его, так что изо рта пошёл пар.
- Слушай, Коль, а Дашке сколько уже лет?
- Шестнадцать. А что?
- Да замуж их пора отдавать, обоих.
- Да кто ж их возьмет таких здоровых? Машка вон, мешок сахара одной рукой поднимает. Катька тоже, не приведи господи рассердить - зашибёт. Все в мать пошли, лошади, а не девки.
- Да, Валентина у тебя строгая. Не дай боже!   
- Это да! 
  Вскоре дверь бани распахнулась, обе девушки уже в халатах вышли наружу. Проходя мимо мужчин, они поздоровались с гостем:
- Здравствуйте, дядя Валера.
- Драсьте. 
  Валерий проводил их взглядом и стал прощаться.
- Ну, я пошел. Так, когда ты завтра подойдешь? 
Колька прищурился, прикидывая:
- Давай после обеда. Зорьку отстою и приду.
- Магарыч за мной.
- Это само собой! Только первач возьми у бабы Маши. А то баба Зина бодяжит туда что-то, башка потом болит, как от кувалды.
- Может, из магазина что взять?
Колька обиделся.
- Ты чего, убить меня хочешь? Её в магазине не угадаешь, какая она  нормальная, а какая палёнка. Первач он лучше всего. Так что – литр от бабы Маши. Запомнил? 
- Понял, не дурак.   
   Валерка ушёл, а затем в обитель чистоты пошли старшие Кобылины – Валька и Катька.
Валька сморщилась. 
- Господи, глаза бы на тебя не смотрели!
Катька подтвердила:
- Пьяный как зюзя.
Колька крикнул им вслед:
- А ты  не смотри. Только пожрать давай.
Валька шепнула дочке:
- Прямо сейчас бы убила эту пьянь подзаборную.   
Катька на ходу брюзжала о своём:
 - Пора эту баню ломать. Маленькая она для нас! То жопу пришпаришь, то титьки обожжешь!
- Да сама знаю! – Бурчала в ответ глава семейства. – Мне в прошлый раз снова кочерга упала на ногу, три дня хромала! Делали то баню под Скоковых, а они все маленькие были. Вот страховку получим и раскатаем её по бревнышкам. Новую баню построим, в два раза больше. 
  Они заходят в баню, проходит несколько секунд, затем слышен грохот и крик Вальки.
- Ой, блин, как больно! Чёртова эта кочерга! 

 В этот раз у них акт помывки прошел почти спокойно. Вальке, правда, и на этот раз на ногу упала тяжелая кочерга, но это с ней случалось в каждый банный день, и стало почти традицией. А Катька, поддавая воду в каменку, как ни укрывалась, как ни уворачивалась, все равно получила удар пара по толстому организму, заставивший её сочно взвизгнуть.
   Последним в баню должен был идти Николай. Он уже мирно дремал на той самой древней кровати, под которой любил укрываться домовой, когда Валька толкнула его в бок.
- Вставай! Иди, мойся, старый черт!
  Катька начал теребить мать: 
- Мам, где у нас мазь от ожогов?
 - В холодильнике.
Машка спросила:
- Ты чего, Катька? Обожглась?
- Да ошпарилась! В каменку поддавала, как ни уворачивалась, всё-таки паром пришпарилась. Чёртова эта баня!   
Колька нашёл своё объяснение проблемы: 
- Жрать надо меньше, а то разъелись все, чушки болотные. Скоро по одному в баню ходить будите, бегемотихи.   
Валька взорвалась: 
- Ой, да иди уже, а то весь жар пройдет!
- Не пройдёт. Мне хватит. Банный жар он до пятого ковшика, а потом один  пшик.
   Колька побрел к бане, прижимая к себе чистые портки, полотенце и майку.
 Баня была уже никакой – весь пар и жар забрали четыре ведьмы. Но Кольке много было и не надо. Он сполоснул себя теплой водой, устроился на полоке и задремал. Ему было хорошо, тепло и блаженно.
   
Между тем за стенами бани происходили интересные события. Стемнело, и все четыре бабы копошились у боковой стенки бани, той, где не было окошка, и что выходило на глухой соседский забор. Сначала они притащили деревянную лестницу, приставили ее к стене. 
- Лезь, Дашка! – Приказала Валька, суя в руки младшей дочери старый, скомканный пододеяльник. Та попятилась назад.
- А чего это я?! Пусть Машка лезет.
- Куда я тебе полезу?! – Зашипела Машка. - Я тяжёлая, я крышу проломлю. Ты весишь меньше меня, ползи, заткни трубу.
 - Да не полезу я! Не хочу!
   Дашка попробовала упираться, но пара подзатыльников от матери и добрые, напутственные пинки сестёр заставили её карабкаться вверх по шаткой лестнице. До крыши она добралась благополучно, но дальше надо было пробираться по шиферу. Он хоть и был выложен довольно полого, да и сам был не очень скользким, но в тот день моросил дождь. Дашка, на четвереньках осторожно поползла вперед. Она была уже у трубы, даже подняла руку, чтобы зацепиться за конёк крыши. Валька подняла голову, и увидела небольшого, не более полуметра, старичка, худого, грязного, с всклокоченными волосами, сердитым выражением лица и большими, не по росту, грязными пятками. Пятки эти она рассмотрела хорошо потому, что одна из них поднялась и ударила Дашку в лоб. Она заорала во всё горло и покатилась вниз. Приземлилась, правда, удачно, на сестер и родную матушку, так что себе ничего не сломала, так, зашибла только себе левую ногу и копчик. А вот всем остальным досталось сполна! Дашка умудрилась левой ногой врезаться в правый глаз матери, правой в ключицу Катьки, а руками ударить по уху не вовремя подвернувшуюся Машку. Все трое взвыли от боли, бить они её сразу не смогли, руки были прижаты к больным местам, но зато они редким по красоте и силе звука хором ругали младшую сестру.
- Дура ты косорукая! Зачем я тебя только родила!...
- Гадина, больно же!...
- Дашка, я тебя убью, подлюка!... Ты нарочно, да?
Дашка пробовала оправдаться.
- Да… это не я. Это этот… Как дал мне пяткой по лбу.
Катька передразнила сестру: 
- По лбу! Тебе в пелёнках ещё кто-то дал по лбу! Дура набитая!
Дашка упорствовала:
 - Да и скользко там. Вы сами-то попробуйте, залезьте. Скользко! И этот ещё с пятками…
   Затем сёстры и мать хором отлупили младшенькую, потом остыли.
- Кто ещё полезет?
- Я не хочу, - заявила Катька.
   А Дашка всё твердила, как попугай, одно, и тоже:
- Да вам бы так по лбу пяткой  дали, вы бы тоже вниз полетели. Да и скользко там. Вы сами-то попробуйте, залезьте. Скользко!            
   Про удар по лбу никто из Кобылиных ничего не понял, но на крышу решили больше не лезть, Вальке пришла в голову другая идея:
- Машка, загляни в парную, Колька там не спит?
   Машка забежала за баню с другой стороны, долго вглядывалась в небольшое, мутное окошко бани, потом вернулась и утвердительно кивнула головой:
- Спит.
Мать махнула рукой:
- Ну, я тогда сама всё сделаю.
    Валька набрала воздух, и, несмотря на свои сто двадцать килограммов живого веса, легким пёрышком проскользнула в парную, где коротко глянув на мужа, осторожно прикрыла на печке заслонку. Так же легко она вернулась на улицу, и на вопросительные взгляды дочек ответила утвердительно:
- Всё! Утром можно вызывать труповозку. 
   Увы, она не знала, что сразу после её ухода из темноты появилась тонкая, грязная рука, и заслонка вернулась на свое место.

   Рано утром Валентина, уже одетая во все черное, вышла из дома, за ней на крыльце столпились все её дочки. Катька раздала сёстрам по чищеной луковице, все трое начали его жевать, нюхать и глотать слезы. Валька, спускаясь с крыльца, как обычно, споткнулась, и, бормоча под нос ругательства, вошла в баню. Через секунду она выскочила из неё, при этом ударившись лбом о притолоку. Дочки взревели во всю глотку:
- А-а! На кого ты нас оставил!
- Как мы теперь без тебя жить будем!
- Отца родного лишились!   
  Валька, держась рукой за лоб, крикнула на дочек: 
- Тихо, вы, дуры! Хватит голосить! Тела нет.
  Катька удивилась:
- Как нет? А где оно?
Мать отрезала:
- Не знаю я. Ищите его!  Ой, как больно!
- Мам, у тебя там шишка прямо на лбу. Большая! 
- Да знаю! Пошли искать.

   Тело было обнаружено метрах в пятидесяти от бани, на берегу пруда, на самодельных мостках, сделанных ещё дедом рыбака. Колька мирно удил своих карасей, наслаждаясь тишиной, природой и рыбачьей удачей.
Машка показала рукой:
- Вон оно тело, рыбачит.
Дашка подтвердила:
- Ага! Полведра карасей уже наловило.
- Живой как Ленин. 
- Не пойму. Что за дела? Я вчера всё точно сделала. Закрыла заслонку до упора.   
- Может, углей в печке мало было? Угара уже не было?
- Углей? Углей было столько, что барана можно было зажарить, а не один шашлык. Пошли. 

Когда кто-то перекрыл ему свет своей мощной тенью, Колька обернулся, и буквально оторопел. Аж бычок изо рта выпал!
  На лице его «документальной» жены красовался здоровенный фингал, на голове – громадная шишка, всё это усугубляло угрюмое выражение её лица. За ней Машка вела ковыляющую Дашку, при этом ухо Машки, подбитое вчера сестрой, приняло просто грандиозные размеры. Катька шла ровно, но правая её рука висела на перевязи.
- Вы чего это, с фронта вернулись? А воевали с кем?  – Эту единственную мысль и озвучил Николай. Валька была готова удавить его прямо тут же, на мостках, но тут послышался плеск воды, противный скрежет металла, и на пруду в поле видимости появилась древняя деревянная лодка вместе с ее хозяином, Пахомычем, старинным другом Кольки. Был он лет шестидесяти, полный, с носом картошкой и буденовскими усами на круглом лице.
- Привет рыбаку! – Крикнул Пахомыч.
- Привет, Пахомыч! Что-нибудь поймал, или как обычно - голяк?
- Да не идёт сегодня клев! Я уже весь пруд прочесал - ничего! Двух карасиков взял и всё.
- Ловить ты просто не умеешь, Пахомыч! Смотри сюда, - и  Колька показал Пахомычу содержимое ведра. Тот поразился:
- Ого! Как ты это делаешь, Колька?!  На одном пруду рыбачим, черви одни и те же, местные. А ты всегда меня облавливаешь!   
  Колька засмеялся: 
- Не-а! У меня черви слаще, чем у тебя. Я их перед рыбалкой неделю конфетами кормлю, шоколадными! 
  Пахомыч замотал головой:
- Ой, брешешь ты опять, Колька. В прошлый раз говорил, что пивом их поишь. Я литр «Жигулёвского» на это дело спустил, и опять ни черта не поймал. 
  Пока друзья обменивались рыбацкими новостями, Валька повернулась и, кивнув дочерям, отправилась к дому.
  Пахомыч кивнул им вслед и шёпотом спросил:
- Колька, это ты, что ли, их так отделал?
- Не-а. Я так не смогу. Тут какой-то герой Советского Союза постарался, не иначе. Это ж, чтобы моей Вальке накостылять, подвиг надо совершить! Не знаю, кто этот спецназовец, но за такую радость в жизни я бы ему литр самогона поставил. Ты не томи, Пахомыч! Привёз? 
- Само собой!
  Пахомыч достал бутылку самогона, Колька извлек из потайного места под мостками стакан, из сумки пару огурцов и кусок хлеба.
   Пахомыч, потирая руки, восхитился:
- Да у нас сегодня пир горой. Вон, сколько закусона! Как бы мне не пришлось ещё за пузырём грести. 
 - А я как знал, что будет повод порадоваться. Ну, давай, за неизвестного нам героя! Я бы ему за этот подвиг ещё звезду повесил.
Пахомыч уточнил:
- Значит, за дважды героя?
- За его! Неведомого нам дважды героя!
  И Колька осушил стакан.
В это время его побитая родня доковыляла до дома.
- Всё равно этот суслик у меня сегодня же здохнет, - пообещала Валька родне, усаживаясь на крыльце. – Вот как пойдет он на вечернюю рыбалку, так мы его там и притопим.
 Дочери покосились на мать, но ничего не сказали.

  Ближе к вечеру Колька и в самом деле направился на пруд на традиционную вечернюю рыбалку. Пребывал он в очень хорошем настроении. Во-первых, он с утра наловил столько карасей, сколько не ловил никогда. Во-вторых, они с Пахомычем раздавили пол-литра самогонки, и старый рыбак должен был доставить ещё одну пол-литру под заветную ветлу. В-третьих, он так и не понял, кто так отходил женскую половину его семьи, но вид ковыляющих падчериц и супруги с фингалом добавил в его душу радости и позитива. Тем более, что завтра уже не надо было с утра спешить на работу, а значит, утренняя рыбалка становилась неизбежностью.
    Пахомыч не обманул, бутылочка с мутноватой жидкостью была заботливо прикрыта листом лопуха. Стакан всегда находился в укромном месте, так что минут через пятнадцать Кольки стало совсем весело ловить своих карасей. Но когда солнце начало клониться  к  горизонту, на пруд пожаловало семейство Кобылиных. Все они были в легких халатиках поверх купальников. Желание смыть трудовой пот после жаркого дня было законным, но автоматически прекращало рыбалку Николая. Это он выразил всего двумя фразами:
- Припёрлись, тёлки комолые! Прощай, рыбалка! Тьфу ты! 
  Эта смелость рыбака обуславливалась почти допитым самогоном.
- А чего нам, искупнуться нельзя? Мы вон, всю картошку пропололи, - недовольно парировала Валька. – А ты-то искупнуться не хочешь?
- Нет. Я вчера хорошо в бане помылся.
    Мостки, где располагался сейчас Николай, имели в длину метров пять, и были сделаны совсем не зря. Обширный пруд давно и безнадёжно зарастал тиной, и входить в него было просто противно. Ноги проваливались в жидкую грязь буквально по колено, что лишало смысл всего ритуала купания. Так что в воду все заходили как раз с мостков, со специально лесенки. Кроме того мостки имели форму буквы «т», как раз для того, чтобы как можно больше людей могли наслаждаться общением с природой.
  Колька пересел чуть левей, пропуская ковыляющую на одну ногу, но всё равно несущуюся к воде Дашку, обожавшую купаться. Место было известное, так что она с разбегу прыгнула в воду ногами вперед, и тут же болезненный крик огласил окрестности. Сестры её попрыгали в воду и вытащили Дашку на мостки, а потом и на берег.
Валька спросила:
- Что там у тебя?
- Коряга там какая-то на дне лежит. Ой, как я ногу об неё зашибла!
- Откуда там коряга? Второй год  тут купаемся, и прыгали, и плавали, и никакой коряги не было.
- Может, течением принесло?
Колька засмеялся:
- Какое в пруду течение, дуры? Тут слив с плотины два ведра в день.
 Дашка сломать ногу она не сломала, но ударила сильно, так что сидела на берегу и всхлипывала носом. Катька и Машка же погрузились в воду, от души молотя по воде своими мощными ручищами и ножищами. При этом на лице Катьки было написано явное страдание – больная ключица не давала ей испытать всю радость от купания. Валька воду не любила, плавала плохо, поэтому сидела на берегу и наблюдала за всем происходящим. Потом она прикрикнула на младшую дочь:
- Хватит реветь! Нехрен было прыгать как кенгуру, надо было как другие, потихоньку в воду заходить.
  Надо было делать свои темные дела, и Валька, выдохнув воздух,  поднялась, сделала шаг вперед. Но тут Машка вдруг исчезла с поверхности воды, затем появилась на поверхности, забила руками по воде, заорала, и, едва не сломав мостки, пулей вылетела на берег.
- Ты чего? – Спросила её удивленная мать.
- Мама… мама… меня… меня… меня кто-то за пятку ухватил… и потащил вниз, - поведала Машка, прячась за мощный корпус матери.
  Валька дочери не поверила: 
- Да брось ты придуриваться! Показалось это тебе. Марш в воду!    
- Нет! Страшно!
- Иди, говорю!
- Ни за что! Хоть убей не пойду!
   Валька с досады махнула рукой и глянула на старшую дочь. Та продолжала плавать. Судя по её перекошенному лицу, терпение её кончалось. При этом Катька все ближе и приближалась к мосткам. Колька же, разморенный жарой и алкоголем прилег на мостки и мирно дремал. Валька решила, что пора заняться самым главным делом этого вечера. Она сделала знак рукой старшей дочери, а сама ступила на мостки, стараясь шагать как можно тише. До тела мужа оставалось всего два шага, когда раздался резкий треск, мостки под Валькой подломились, и она полетела вниз. 
    До воды было не так далеко, до дна так же, но со своим изрядным весом Валентина по самую… женскую тайну ушла в ил, так что над сломанными досками торчала одна ее голова. При этом халат ее зацепился за доски, задрался до самого горла, обнажив под мостками изрядно поцарапанный при падении живот и  спину.
- А-а! Спасите! Караул, убивают! Уже убили! Помогите! Караул!   
  Проснувшийся от её крика Колька долго таращился на орущую голову Валентины.
- Присниться же такой ужас, - пробормотал он, отвернулся, и попробовал уснуть дальше.
   Только с помощью криков падчериц Колька понял, что это не сон и не пьяный бред.
- Мама! Мама! Как ты туда попала?
- Мама, вылезай. Колька, чего ждешь?! Доставай мамку! 
Дашка сразу нашла причину происшествия.
- Ого, мама, вы что-то поправились. В прошлом году эти мостки вас ещё  выдерживали.
Машка подтвердила: 
- Да ещё бы не поправиться! Столько лопать!
Не отстала и старшая дочь:
- Ага, шесть раз в день! 
Валька, до того молчавшая, взорвалась:
- Молчите, дуры! Вытаскивайте меня отсюда! Быстро! Колька!
- Колька, вставай, вытаскивай мать!
- Быстро! 
  Остаток светового дня они потратили на то, чтобы вызволить могучее тело Валентины из двойного капкана мостков и тины. Валька умудрилась провалиться так, что вверх её не могли вытащить по причине могучего веса, а вниз она не могла согнуться по причине обилия жира на организме и малого пространства под досками.
Колька аж вспотел за этой работой. 
- Да пригнись ты! Пригнись и вылазь под мостками! – Командовал он. 
Валька негодовала:
- Куда?! Куда мне пригнуться? Не сгибаюсь я! Живот мне мешает!
- Вот ведь отрастила курдюк! Дал бог в жёны тушёнку двуногую. Тогда вверх вылазь! Руки подними!
- Не могу я руки поднять! Доски мешают!
- А что ты можешь?
- Ничего не могу! Увязла я тут! Как в болоте! Тяните меня! Тяните! 
Катька спросила: 
- Мам, а за что тебя тянуть? За голову, что ли?
- Я тебе  дам за голову! Вы же мне её оторвёте, лошади!
Колька прищурился: 
- Так, я придумал. Я за топором схожу.
Валька испугалась: 
- Зачем!?
- За топором. Лишнее срубать придётся.
- А что у меня лишнее?
- Мозги.

Когда он ушёл, Дашка спросила: 
- Чего это он? Зачем топор нужен?
Катька была самой смышленой:
- А, ну все правильно. Если голову срубить, то остальное легшее достать.
Дашка просияла: 
- Ага, за руки и вверх. 
Машка ничего не понимала: 
- Ты чего говоришь-то?!
Дашка чуть толкнула сестру в плечо и шепнула: 
- Да мы шутим, дура.
Катька же была настроена серьёзно: 
- Да, мамке голова то не слишком нужна. Она ж только ест в неё.
  До Машки дошли все прелести предстоящей хирургии:   
- А здорово! Без головы она орать меньше будет.
Катька подтвердила: 
- Тогда и руки надо оторвать. Меньше драться будет.
Дашка поддержала: 
- Точно. А заодно и ноги. Мамка так больно ими пинается. Во тогда классно заживём!
Валька, до этого молчавшая, взорвалась:
- Вот, если вылезу отсюда живой – всех убью! А потом языки ваши поганые отрежу! Вам лишь бы от матери родной избавиться! Прошмандовки сопливые! Рожай их в муках, расти их, корми, а они тебе ответят топором по башке! Тетёхи подзаборные!   
    Колька принёс топор, а так, как уже стемнело, при свете фонаря сделал пролом ещё больше. При этих спасательных работах Валька орала так, словно была одним целым с досками.
- Куда ты бьешь? Куда ты лупишь, урод?! Ты меня сейчас по голове этой железякой трахнешь!
- Да не трахну, я же вижу, что рублю.
- Видит он! Ты свой нос то ещё видишь?
- Это ты ничего не видишь. Несёт тебя, хрен знает куда. Комадуха!
- Сам фуфлыжник!
- Не с твоим весом по этим мосткам ходить. Они же уже старые, им лет сто. Ещё мой дед их строил. Я их только латал. Свети, Катька, куда ты фонарь отвела! 
- Да там, в воде, словно смотрит кто то, - сказала испуганная Катька, – смотрит и хихикает.
  Хихикал, естественно, Вовча.
- Смотри, куда рубишь, я тебе говорю! – Орала Валька. - Темно ведь!
- Нет, если не хочешь, я могу тебя тут оставить. Завтра продолжим. По светлу. 
- Я тебе продолжу! Руби, говорю!
- Как скажешь. То руби, то не руби. 

    Когда из круглого пролома в мостках образовалась практически гавань, Валька, с трудом выдирая из ила ноги, вырвалась на простор и начала, опираясь на мостки, продираться к берегу, помогая себе могучим словарным запасом.
- Чтоб этот ваш чёртов пруд пересох! Чтоб все твои караси кверху пузом всплыли! Чтоб вы сами все в этой тине завязли и, сдохли! Дочки, называются, палачи позорные! Готовы родной матери голову снести! Только отвернись, сразу зарежут! Клизмы косопузые!   
    Возвращение к дому семейства Кобылиных напоминало бегство из Москвы французского войска. Впереди шла грязная, бормочущая ругательства Валентина.
- Дочки называются! Шавки бесстыжие! Готовы родной матери голову оторвать.
За ней, вздрагивая всем телом, брела Машка. Потом Катька вела хромающую на обе ноги Дашку.
Дашка стонала:
- Больно-то как!
Катька скривилась:
- Чего тебе больно? Вот у меня рука болит, это да!
И только потом шёл предельно довольный хозяин дома, успевший за спиной женщин допить свою самогонку.
    Весь вечер четверка Кобылиных отмывалась от липкого ила в ещё теплой бане. Ругались они при этом нещадно. Машке показалось, что в ответ на их ругательства кто-то время от времени хихикал, но она не поняла кто. Зато на Вальку в очередной раз упала кочерга.
- Да что ж, ты зараза железная, чего ты всё падаешь на меня!? Чего я тебе плохого сделала, зараза ты крючконосая?!      
   
Ночью все женщины спали плохо. Дашка никак не могла удобно пристроить свои больные ноги, Машка через каждые пять минут вскакивала с постели и орала от страха:
- Нет! Нет, не надо, отпустите меня! Я не хочу на дно!
 Во сне ей снова и снова приходило ощущение этого прикосновения холодной руки к ее пятке, и мягкое, но настойчивое движение вниз.
  У Катьки были свои проблемы. Ей давно хотелось замуж, а никто не брал.
- Ваня… Ваня… Не уходи… Ванечка!
Она просыпается на секунду, вздыхает, переворачивается, и засыпает снова.  Потом снова начинает бормотать:
- Андрей, ну ты чего… такой несмелый? Ну, иди ко мне….
   А тут еще эта больная ключица!
   Не спала и Валька. Многочисленные порезы на всех частях туловища не оставляли ей шансов забыться ни на спине, ни на животе, ни на боку. А еще её бесило то, что она никак не могла привести в исполнение свой план. Рядом безмятежно храпел Колька, и её подмывало просто придушить мужа подушкой.
- Фуфлыжник ерпынистый, сморчок майский, - бормотала она.
   Но старшая Кобылина была слишком жадна, чтобы вот так, своими руками задушить свою же мечту о богатой и безмятежной жизни. Чтобы окончательно избавиться от этой навязчивой идеи она представила себе, что рядом на подушке лежит не голова нелюбимого мужа, а куча денег.   
 - Спит ведь, вражина, дрыхнит! Хоть бы что ему! А тут всё болит. Никак не уляжешься!   

   Все следующее утро Валентина обдумывала, как ей истребить ненавистного мужа, но с фантазией у ней было туго, поэтому она просто копалась в памяти, перебирая несчастные случаи, происшедшие в её родной Макарьевке. Катька готовит завтрак, Машка моет полы. Дашка лежит на диване так, что ноги торчат над валиком. Все трое зевают. При этом они посматривают на мать, которая неподвижно сидит за столом и думает. Она даже не моргает, и это пугает дочерей, они переглядываются. Машка даже крутанула у виска пальцем, дескать, не сошла ли с ума мамка. Ближе к обеду у ней созрело решение, и она его огласила своим потомкам:
- Всё, я придумала. Надо ему сказать, что пора чистить погреб. А там подпилить лестницу и поставить под ней вилы. Так у нас мужик в Макарьевке загнулся, Ванька Листов.
 Дочери переглянулись.
- Страшно, - поделилась сомнением Машка. – Он же орать будет.
- И кровищи будет!...
- А как ещё спросят, откуда там вилы взялись? В погребе то? – Спросила Катька.
Валька нашла и на это ответ:
- Скажем, что в прошлом году уронили.
- Так они ж здоровые, эти вилы? Как он на них упадет? – Не понимал Машка.
Мать отмахнулась:
- Да не те, не большие! Маленькие вилы надо поставить, из проволоки, ворошилы.
- А! Ну тогда да. Жутко только как то! Это ж не баня.
Валька отмахнулась.
- Ничего, мы на пруд уйдём, купаться.
- А кто лестницу пилить будет? – Спросила Дашка.
  Все с ухмылкой глянули на саму Дашку, но та отчаянно замотала головой:
- Нет, вы что! Я и так еле хожу! Куда мне ещё в погреб лезть!
- Да, это точно, - подтвердила Катька. – Она не сможет.   
- Айда в сарай, посмотрим, что там и как, - предложила Валентина.
 Все пошли в сарай, при этом Дашка шла последней, она не хромала, она ковыляла, переваливаясь на обе пораненные ноги. Со стороны это походило на парадный марш престарелой утки.
Зайдя в сарай, все четверо склонились над творилом, рассматривая погреб, Катька при этом светила фонариком. Затем трое женщин  глянули на Дашку. Та отчаянно замотала головой.
- Не, я не могу! Ноги болят!
Тогда взгляды остальных Кобылиных переместились в сторону второй по младшеству сестры.
 - А почему я?! – Возмутилась Машка. – Сами лезьте туда! Не хочу я в этот погреб лезть!   
- Я что, по-твоему, сама должна туда лезть!? – Заорала всеобщая их мать.
- Она пусть лезет! – Машка кивнула на Катьку.
- Еще чего! У меня рука болит, а там надо лестницу пилить, - напомнила Катерина.
- Да она меня не выдержит! Вон она, гнилая совсем. Как она Кольку то выдерживает, я не знаю. 
  Лестница, ведущая в погреб, в самом деле, не внушала доверия: старая, деревянная, сырая. Именно по этой причине в погребе Кобылины никогда не совались, гоняли туда самого Кольку.
 Машка замотала головой.
- Не, не полезу я! Она меня не выдержит!
Катька дала сестре подзатыльник:
- Лезь, дура!
Валька настаивала:
- Лезь, говорю! Больше некому. Ты чего, денег больших не хочешь?
- Хочу. Но мне страшно. Страшно мне!
- То её за пятку дёргают, то страшно ей! Лезь, говорю.   
Машка побушевала, Валька дала ей подзатыльник, Катька пинок, и Машка всё же полезла в погреб. Над творилом стояли Дашка с ножовкой в руках, Катька с фонариком, и Валька с вилами. Все трое смотрели вниз. Никто не видел, что на плече Валентины сидел Филька. Машка осторожно ступила на первую ступеньку, потом на вторую. На третью она наступила уже смело. И вот тут она совсем не угадала. Нет, поперечина выдержала, а вот обе прожилины лестницы, сломалась посередине, сразу и одновременно. С кратким воплем Машка полетела вниз. Падение было удачным, Машка зашибла только правую ногу и свою бестолковую голову. Но под лестницей стоял какой-то ящик, и она, доломав  лестницу, приземлилась центральной частью тела на него, головой вниз и застыла, как бы это, помягче сказать, выпирая филейной частью в простор вселенной. Но далее Марии не повезло совсем. Сразу после падения сестры Дашка всплеснула руками, забыв о том, что в одной из них находилась ножовка. Нет, ножовка упала удачно, не лезвием, а железной ручкой вниз. И эта ручка попала в самую середину хребта Машке. Ей было бы больно, если бы в это же время в её задницу не вонзились все четыре острия вил. Валька потом никак не могла понять - зачем она выпустила из рук эти самые вилы? Валентине показалось, что в тот момент кто-то требовательно шепнул ей на ухо: «Бросай»! Именно эту команду она и выполнила. 
  Колька, с утра пошедший за грибами, вернулся как раз вовремя. Крики из сарая доносились такие, что он бросил корзину с прекрасными белыми грибами и побежал узнать, кто и как помер в их семье.
- Чего орёте? – Спросил он, вбегая в сарай. - Кто умер?
  Валька была, как обычно, резка:
- Сейчас ты у меня умрешь, суслик! Смотри сюда!
   Погреб освещался скудно, и лишь призвав на помощь фонарик, Колька разобрался, в чем дело.
- Вы её что, убить хотели? А я думал, вы её любите, всё-таки сестра родная.  – Поинтересовался Колька.
- Хватит болтать, давай, доставай ее! – Заорала Валька.
  Колька хмыкнул:
- Легко сказать. Лестницу вы сломали, да и куда её ставить?  На жопу, что ли ей? Так там вилы торчат.
   В самом деле, все пространство под творилом занимало стонущее тело Машки. Она умудрилась застрять головой в обломках лестницы, проклятом ящике, и каких-то шлангах, лежащими в этом погребе со времен царя Гороха. При этом из филейной её части по-прежнему торчали вилы, равномерно колышущиеся во время вспышек активности хозяйки филея.
Валька настаивала.
- Вылазь, Машка,  чего лежишь!
- Маша, Маша, потерпи! – Причитала Дашка, бестолково нарезая круги вокруг творила. На время она даже забыла про свои пораненные ноги. Катерина кружилась в другую сторону и просто причитала:
- А-а! Боже мой! А-а! Батюшки! Как же тебя это так угораздило!
А вот мать их всеобщая, стояла как монумент, только сильно поносящий всё и всех: Машку, Дашку, Катьку и всю остальную вселенную.
- Вылазь, корова бестолковая, - орала Валька, - чего лежишь, зараза!
- Я застряла тут. Боже, как больно! Что мне там в жопу так сильно колет!?
- Что надо, то и колет, - буркнула мамка.
- Маша, Маша, потерпи! – Причитала Дашка.
 Катька пыталась найти выход: 
- Машка! Машка… сейчас… сейчас… сейчас мы  МЧС вызовем! 
   Валька же в МЧС не верила, зато у ней под руками был свой спасатель: 
- Колька, сделай что-нибудь! Ты мужик, или нет?!
  Колька хмыкнул: 
- Вспомнила! Сама вчера ещё орала, что я не мужик…
- Доставай её! А то я тебя самого сейчас туда столкну!
- Ну, тогда держите меня.
- Как держать?
- Как в том фильме – нежно! Да из штанов меня не вытряхните, коровы!
    Николаю пришлось применить всю свою смекалку. Сначала он перевесился вниз, и, ухватив черенок, выдернул сельхозорудие из своей добычи. После этого он притащил стремянку, и, расположив ее между толстых ляжек Машки, спустился вниз. Там он раскидал деревяшки в разные стороны, обвязал туловище Машки веревкой и дал приказ остальной родне тащить её вверх.
- Разъелись, мать вашу бегемотиху! – Ворчал он. - Ничто их уже не держит.
- Ой, как спина болит! И задница! Что там в неё кинули?
- Что нашли, то и кинули. Не смертельно.
- Больно!   
- Вирай потихоньку.
Валька не поняла.
- Чего?
- Чего-чего! Тащи вверх, чего! Тяните, говорю!
 Сам он подталкивал неудачницу снизу, в филе, что не совсем нравилось раненой именно в эту часть тела Машку. Орала она именно как недорезанная.
- А-а-а! Больно же! Куда ты меня толкаешь?!
- Лезь давай! Больше тебя тут не во что толкать! Отрастила… бампер от Камаза!
  Как бы то ни было, но через полчаса Машка была на поверхности земли.
Катька визжала:
- Скорую, скорую надо вызвать!
Валька махнула рукой.
- Да, вызывай, господи! 

    Затем была суматоха с вызовом скорой. Врачи были очень удивлены характером нехарактерных ранений своей пациентки.
- Такие ранения характерные для этого времени сенокоса, но чтобы получить их в погребе!... – Чесал затылок доктор. - Такое не припомню... Надо бы её в больницу отвезти, зашить всё это. 
- Ещё чего! Остановите кровь, и валите отсюда, - велела Валентина  эскулапам.
- Но тут надо зашивать! – Возразил доктор.
- Ничего зашивать, задница не тулуп, нечего её штопать. Попа зарастет, не голова.
- Но раны глубокие!
- Ничего, срастется всё как надо! Я свою дочь знаю.
 - Как скажите. Мы тут все обработали, заражения не должно быть. У нас тем более ещё есть срочный  вызов из вашей деревни. Мы поехали.
    Для анестезии Валентина налила дочке стакан самогона, протянула ее лежащей на диване Машке.
- На, пей.
Та спросила:
- Это что, водка?
- Нет, нектар божий! Я не изверг, чтобы тебя палёнкой добивать. Самогон это. Пей, говорю! Пей, это тебе вместо наркоза будет.
  Машка с трудом, давясь, но выпила, и спросила мать:
- Мам, а ты меня, случаем, не застраховала на большую сумму денег?
- Тьфу, ты дура!
- Дура не дура, а вилы вы в меня, маменька, кинули.
- Да случайно это, случайно!
- Ага, одна ножовкой по хребту случайно засобачила. Другая вилы…  Случайно… Родственнички, называются… Убийцы! Киллер на киллере… Палачи… Налей мне ещё.   
   Впрочем, пили в тот вечер в доме все. Слишком нервным вышло это приключение.
Колька,  выпив и закусив, спросил:
- Так я не пойму, с какого перепуга Машка полезла в погреб?
Валька придерживалась заранее отработанной версии:   
- Почистить надо было его.
  Колька засмеялся: 
- Чем?! Вилами?! Ты бы ещё дуршлагом попробовала погреб чистить. Дуры, вы, всё же, бабы, дуры. Ладно, я пошел спать.

   Несмотря на очередную колоссальную неудачу Валька не собиралась отступать от своих планов.
  На следующий день Колька после завтрака заявил:
- Ну, я пошел за грибами. После вчерашнего дождика подберезовики должны в Кольшиной поляне выпрыгнуть.
  Колька забежал в сарай, взял самую большую корзину. Валька удивилась: 
- Ты, что, без велосипеда?
- Да нет, тут же близко. Десять минут ходьбы. А с лисапедом одна морока. Я раз как оставил его в роще, так больше и не нашёл. Кольша, лешак,  наверное, до сих пор на нём катается.   
  Валька поощрила мужа: 
- Иди-иди. А то дома жрать нечего.
   Колька только хохотнул в ответ:
- Ха! Вечно у ней жрать нечего, а сами от сала скоро лопнут.
   Когда за Колькой закрылась калитка, Валька метнулась в сарай, схватила  лукошко, молоток, сунула его в лукошко. Уже во дворе она  махнула рукой Катьке: 
- Катька, иди сюда! Вот, возьми лукошко, молоток, иди за ним и когда он будет собирать грибы, нагнётся, дай ему со всей силы по башке молотком.
   Катька вытаращила глаза.
- Да вы чего, мама!?
  Валька возражений не принимала: 
- Иди! Он как грибы видит, про все забывает. В это время он как глухарь, ничего кроме грибов не видит. Тут его и ловить надо. Бей только сильно, изо всех сил! Чтобы наверняка! Иди, говорю!
  Катька, упиралась, отпихивала корзинку: 
- Да нет, я не смогу! Как это – по голове молотком? Сами идите туда!
   Валька перешла на пинки и тычки: 
- Иди, говорю! Он меня близко к себе не подпустит, он же меня боится. А тебя нет. Ты хорошо жить хочешь?
- Хочу.
- Вот и иди! И чтобы больше я его живым не видела!
- А как же?...
- Страховка? Скажем, что бандиты напали. Иди!
   После этого Валька буквально вытолкала  Катьку за калитку.
    
Колька  достиг своей любимой поляны на краю леса. Пару подберезовиков он нашел сразу.
- Вот они стоят, красавцы! Так, пошло дело!
  Колька скрылся в лесу, вскоре появилась Катька. Она явно нервничала, оглядывается по сторонам, и вскоре так же скрывается в лесу.
В этот же самый несчастный для себя день глава администрации деревни Домовёнково Василий Матвеевич Глот решил немного обогатиться, вырубив и продав ближайший к деревне лес.

Голос: - Василий Матвеевич Глот – глава деревни Домовёнково. Больше всего любит пиво, водку и воровать государственные деньги.
 
 Его джип системы «Уаз-Патриот» приехал на Кольшину поляну как раз после того, как её прошли Колька и Катька. Кроме Глота, изрядно толстого, заметно лысеющего  человека с красным лицом сильно пьющего человека, из кабины вылез рослый  мужик с квадратным лицом. Из-под его расстегнутой рубахи был виден большой крест на груди поверх татуировок. Тут же подъехала грузовая Газель.
 - Вот и приехали. Это место вашей работы, Жила, - пояснил Глот.
- Эй, бригада Гоп-стоп! Передовики производства древесины!  Хватит дрыхнуть! Приехали! – Крикнул обладатель креста и наколок в сторону полуторки.
   Из кузова Газели появились лица шести  мужиков устрашающей наружности. Мужики были явно с дикого похмелья, они закурили и начали осматриваться по сторонам. 
- Так сколько нам тут пахать придётся, Матвеич? – Спросил Жила.
- Откуда я знаю? Как спилите все деревья, так сразу расчёт и вольный ветер. Летите… чуть не сказал как голуби. Орлы. Конечно орлы. 
- Ну, насчет вольного ветра ты мне не загибай. Я этого добра на зоне наслушался. «Запомни сам, скажи другому: отличный труд – дорога к дому».  Фронт работ какой?
   Глот показал рукой в сторону горизонта: 
- Вот, начинаете с этого края и вперед, до озера. Тут не так много. Ну, вы ребята бывалые, лес валить не я вас учил.
   Жила кивнул головой:
- За неделю, я думаю, управимся. Эй, братва, разгружай! Хватит зенки продавать!   
   Мужики быстро сгрузили с машины бензопилы, топоры, палатки, котелки, кухонные принадлежности, бочку с топливом, канистру с машинным маслом. 
- Тут жратвы и бензина на три дня, - пояснил Глот. - Через три дня привезу ещё. Если что будет не так – звони по мобиле. Связь тут хоть и хреновая, но есть. Всё, я уехал.
  Глот уехал, а работяги уселись в кружок на корточки и закурили.
- Да, застряли мы тут надолго! Нехрен было соглашаться на этот калым. Так удачно амнистия подвалила, а мы вместо того, чтобы лететь домой белым соколом, тут ишачить собрались, - сказал один из лесорубов по кличке Кулик.   
- Зря ты, Кулик, ерепенишься, - ответил Жила.- Счас за неделю этот лес свалим, и домой покатим уже с баблом. Прикинь, все с зоны с голым задом, а мы с бабками. Твоя Машка то ещё не ждёт тебя?
- Нет, я ей ещё не звонил.
- Вот видишь, какой сюрприз для неё будет. Прилетишь с деньгами, приоденешься, цветы ей купишь. Только звякни ей заранее, чтобы она соседа с кровати выгнала.
  Кулик взвился: 
- Жила! Я тебя убью.
- Да шучу я, шучу. Утухни, Отелло. 
   Жила поднялся, осмотрелся по сторонам.
-  Так, Кулик, ты с Жиганом ставишь палатки, готовите пожрать, а остальные начинают работать. Сычёк, заправляй бензопилы, а я пока схожу, посмотрю, где это озеро, случаем оно не у города Магадана. А то придётся обломить Матвеича. Нам лишнего то не надо.   
   Жила ушёл, а Сычёк подошёл к бочке, открутил пробку, с помощью еще одного бывшего зэка по кличке Зуб попробовал  наклонить бочку и перелить бензин в ведро, но потом отпустил бочку и с ошеломленным видом посмотрел на своего коллегу. Зуб ничего не понял.
- Ну, ты чего, Сычёк? Давай, наливай. Я что, тебе, один должен надрываться? 
- Слушай, Зуб, я совсем, что ли, вольтанулся? Похоже, резьба у меня слетела конкретно. Ну-ка, понюхай. А то я уже бензин от спирта отличить не могу.   
   Зуб понюхал отверстие в бочке, посмотрел на Сычка. Потом снова понюхал и снова посмотрел на Сычка. 
- Ну, что? – Спросил шёпотом тот.
- Ну, если ты и вольтанулся, то не один. В дурке нам вдвоем в одной палате не так скучно будет. В карты перекинемся, в очко, в буру. Держи ведро, счас я… налью этого… бензина.
   Между тем  Жила добрался до озера, разделся, не спеша накупался, и даже позагорал на солнышке, покемарил.
- А рыбка здесь должна быть, - пророкотал он, осматривая водную гладь. – Гранату бы сюда бросить. Или шашку тротиловую.
В бодром настроении Жила вернулся в лагерь, и, ошалел. Палатки, посуда, бензопилы – все было на том же месте. А вот лесорубы валялись кто где, их позы, храп и пьяные лица не оставляли сомнений в том, в каком состоянии они находятся. Жила взорвался:
- Ах, вы суки каторжные! Вы чего делаете?! Нам же работать надо! Откуда водяру взяли, падлы?!
   Жила подбежал к Кулику, поднял его за грудки:
- Кулик, падла, где водку взял?!
   Кулик попытался показать рукой, но Жила ничего не понял.
- Что, где?! В деревню бегали!? Кто бегал?! Ты?!
- Бочка…
   Жила отпустил тело, тут же упавшее на землю,  и побежал к бочке. Он  понюхал отверстие и вытаращил глаза: 
- Он что, Матвеич, совсем охренел?! Вместо бензина притаранил нам  спиртягу? Кто ж так делает?  Это же хана работе, прощай печень, здравствуй цирроз!

  Жила поднял ведро, понюхал его, выматерился. Затем он вытащил телефон и начал набирать номер главы деревни. Звук вызова шёл, но когда он кончился, вместо речи Жила услышал какое-то блеянье, потом мычание, лай.
- Матвеич! Матвеич, ты меня слышишь?! Что? Ничего не понимаю! Ты мне не мычи и не крякай! Ты зачем вместо бензина мне спирт привёз?! Как мы тебе лес нарубим с такой диетой?! Ни хрена не слышно. Матвеич, ты мне перезвони!            
   Но вызовы ни к чему не привели. В трубке был слышен образцовый хор зоопарка, а не человеческая речь. В досаде Жила сел на пенек, рядом стояла кружка, он машинально взял её и отхлебнул. Потом, сморщившись, посмотрел внутрь кружки.
- Сука, я же в завязке, я же кодирован, мне же ни капли нельзя! – простонал  он.
   Несколько секунд Жила колебался, потом не выдержал и залпом выпил всё содержимое железной тары. Затем Жила встал, подошёл к ведру, щедро захлебнул спирту, выдохнул воздух, и в несколько глотков прикончил его. Затем он вытер слёзы, сел на пенёк, закурил, глаза остекленели, губы растянулись в улыбку.
- А нештяк пошло. Пять лет водки в рот не брал, во дурак!   
  Затем он попытался встать, но завалился в сторону и замер на земле с блаженной улыбкой на лице.
 
Спустя некоторое время на поляне появилась Катька Кобылина. Она с удивлением посмотрела на спящих лесорубов, пожала плечами и пошла дальше. Катька скрылась за деревьями, но буквально через несколько секунд снова появилась оттуда же, откуда пришла. Судя по её лицу, она ничего не поняла. А потом юбка Катьки как-то странно дернулась в одном месте, словно кто её ущипнул. Катька взвизгнула, ошалело осмотрелась по сторонам, но расслышала только тихий смех. Потом на её юбке появилась волна, словно кто-то погладил девушку по заднице. Катька вздрогнула, отпрыгнула и снова осмотрелась по сторонам. Никого рядом не было, и она потихоньку пошла к краю поляны, затем исчезла за кустами. Через несколько секунд оттуда же вышел Колька с полной корзиной грибов. С удивленным лицом он посмотрел на лежащих лесорубов.
- Вот это парни погуляли. Аж завидки берут. 

 Затем хмыкнул, и ушёл с поляны.

   Вечером, в восьмом часу, открылась калитка, и в родной двор зашёл живой и невредимый Колька с двумя корзинами  грибов. Валентина как раз с дочками сидела за столом, чаевничала. При виде Кольки у неё изменилось лицо, блюдце выпало из рук. Колька поставил корзины на стол, начал рыться в них.
- Слышь, мать, мне сегодня так повезло! Иду, смотрю – молоток валяется, один в один как мой! Теперь у меня два молотка будет! И главное, как он лесу то оказался? Там до деревни, как от Китая до Берлина.
   Валька ткнула пальцем в корзину: 
- А… корзина эта откуда?
- И корзину я нашел! Главное, прямо как наша – точь-в-точь. И так вовремя она мне подвернулась! Я как раз грибов в эту набрал, уходить надо, а тут подберёзовики снова попёрли, прямо как беляки в психическую атаку на Чапая! Как раз она мне и пригодилась. Хотя… может, молоток те лесорубы потеряли?
- Какие ещё лесорубы?
Колька отмахнулся:
- Да бригада у нас там какая-то приехала. С бензопилами, с топорами. Только они сразу все перепились и валялись там как бревна.
   Колька схватил кусок хлеба, налил себе чая, и посмотрел на солнце.
- Так, а время то ещё мало, я это, ещё на вечернюю рыбалочку успею сгонять.
   Он нырнул в сарай, схватил удочки и поспешил к пруду. Валька же и дочки уставились на корзину и молоток.
- А где же наша Катька? – Спросила Дашка.
   В это время Катька шла по лесу, вид у нее был слегка ошалевший. Она явно устала, села на сваленное дерево. Рядом с ней кто-то снова захихикал, потом, Катька изогнулась так, словно кто её обнимал. Невидимка начал что-то шептать девушке на ухо. Катька косилась, и, хотя и ничего не видела, но покраснела.
- Нет, ну… ну чего, чего вы пристали?! Я ещё девушка, я ещё не целовалась даже ни разу, а вы мне такие гадости говорите!
  Снова зашелестела речь, и в этом голосе явно были слышны сексуальные интонации. Катька попыталась оттолкнуть невидимого собеседника, но это не получилось, а затем она с коротким криком: - А-а! - упала за дерево, только тапочки из-за него и торчали.       
   
На следующее утро, когда Колька уселся пить чай, Валька устроилась напротив его с суровым лицом прокурора и начала допрос. Раненые  Машка и Дашка торчали в открытом окне за спиной Кольки.   
- Так, скажи честно, гад, ты убил Катьку?
- Ещё чего. Очень мне надо её убивать. Я её даже не видел.
- Как ты её не видел, когда ты с её корзиной пришел! С корзиной и с…
- С чем? – Спросил Колька. 
- Ни с чем. Так скажи мне, где Катька? Ты пришёл, а её до сих пор нет. Тут до этой поляны десять минут ходьбы! А она не пришла! Значит - ты её убил! Убил и где-то закопал! Мне всё ясно!
  Колька ехидно засмеялся:   
- Тоже мне, прокурор Залепин, судья Зацепин, палач Засечин. Всё ей ясно! А зачем, ты, дура, послала Катьку на Кольшину поляну грибы собирать?
- Как почему? Ты же там собираешь грибы?
     Колька засмеялся:
- Дуры вы макарьевские, дуры! Не знаете наших домовёнковских дел, а суетесь. На эту поляну можно только мужикам ходить. Кольша, там живет, леший местный. Кольша он, как бы это сказать… повернут на бабах. Сам, главное, страшный, маленький, плешивый, бородёнка на сторону торчит, бородавка на носу… 
- А ты откуда знаешь? Видел, что ли его? – Не поверила Валька.
- Зачем? Его только бабы видят, и то не сразу. Как он своё дело сделает, так и покажется. Он же до секса не кажется, не дурак. А я не баба, я его не видел.
- Так откуда ты знаешь, какой он?
- Бабы же и рассказывают. Бабы, они же ничего скрыть не могут. Вам же мало гульнуть налево, нужно ещё всем рассказать об этом, чтобы все знали. От Кольши в лесу все страдают, начиная от белок и кончая коровами. Иногда у него такой  приплод получается! То белки с крыльями, то телята с тремя рогами или двумя хвостами, то козел плешивый и с бородой на сторону. Смех! 
Валька не поверила:
- Брешешь ты всё! От суда и прокурора хочешь сбежать! Да?   
- Не веришь? Как хочешь. Можешь сама сходить. Только продуктов дня на три возьми. А то после секса всегда сильно жрать хочется.
  Валька захохотала:
- Ой, тоже мне, знаток секса! С тобой с голоду помрёшь.   
- Может, Катьке МЧС вызвать? Они всегда всех находят, - крикнула из окна Дашка.
- Вызывай не вызывай, а я думаю, дня два Катьку ещё ни один МЧС не найдет. Да это её только на пользу пойдёт, - Колька встал из-за стола. - Ну, я на рыбалку, а вы делайте что хотите.
   Колька ушёл, а Валька обратилась к своим  дочерям.
- Так, вас на поиски уже не пошлёшь. Одна обезножила, вторая… обезжопила. Самой, что ли, сходить? Что-то страшно после всех этих рассказов.
   Машка подсказала: 
- Идите, маменька, вы же сами говорите, что вам секса не хватает. 
    Валька схватила со стола яблоко и запустила его в лоб Машке. Та со смехом увернулась, и яблоко попало в лоб Дашке. Та обиделась: 
- Мама! Я то тут при чём!?
- Все вы причём! Лишь бы только извести родную мать! Мечтаете просто об этом. Если Катька до вечера не придёт, будем звонить в МЧС. Отдыхайте, инвалидки! 

   В это же самое  время Катька вывалилась из кустов вся растрепанная, ошалевшая, поправила юбку, застегнула кофточку, попыталась привести в порядок прическу. Но тут снова кто-то её потащил в кусты, нашептывая что-то ласковое. Катька начала сопротивляться и, с придыханием, нежно бормотать:
- Ну, Кольша, ну… ну… хватит! Сколько можно! Ну, не хочу я уже...
   Но за кустами она повалилась на землю и начала истерично хохотать. 
 
  Спустя три дня после первого посещения Кольшиной поляны Василий Матвеевич Глот приехал проинспектировать работу лесорубов. Глава деревни вылез из машины и с удивлением осмотрелся по сторонам. Стояла криво поставленная палатка, на корявых рогатинах над потухшими  углями висел котелок. Но, ни одно дерево не было свалено, бензопилы стояли в сторонке в ряд. Глот нахмурился, и, подойдя к палатке, постучал по стойке.
- Эй, бездельники! Ну-ка, вылазьте все!
    Полог палатки распахнулся, и оттуда по очереди начали выползать лесорубы. У Глота глаза полезли на лоб. За какие-то три дня все лесорубы обросли длинными волосами, огромными бородами, одежда стала грязная, рваная. Увидев Глота лесорубы просто взревели от ярости.
- Вот он! Козёл!
- Убью, гада!
- Задушу эту падлу!
- Бей его!
   Глота окружили, стали хватать за грудки, за воротник, пару раз ударили по затылку. Ударили бы и больше, но в давке только мешали друг другу. Тот же ничего не понимал:
- Вы чего?! С ума все сошли?! Да отпустите вы меня! Что я вам такого сделал?!   
   Тут толпу раздвинул Жила. У него отросла самая большая борода, волосы были до плеч. 
- Дайте его мне! Ну-ка, отошли все! 
    Он схватил Глота за грудки и подтащил к бочке.
- Ты, чудило-мудило, курдюк овечий! Какого хрена нам вместо бензина спирт подсунул?!
- Какой спирт? Вы чего?! Это бензин! Для бензопил!
- Кулик, дай ему хлебнуть его «бензина»!
   Глота заставили выпить полкружки чистого спирта. Тот едва не задохнулся от такого счастья и ошалел окончательно.
- Вы что?... Какой спирт? – Пытался он оправдаться. - Я сам в эту бочку наливал на бензоколонке девяносто второй бензин.
- Ага! Наливал он! Раз наливал – пей! А где ты был три месяца!?
    Глава подумал, что попал в сумасшедший дом.
- Какие ещё три месяца?
Жила тряс его за грудки: 
- Такие!!! Ты обещал приехать на третий день, а когда приехал?!
Глот совсем ничего не понял: 
- Я и приехал на третий день!
- Какой третий день!? Три месяца прошло, три! Вон, мы зарубки на березе делали, посчитай! Девяносто дней! Смотри, какая борода у меня выросла! - Настаивал Жила.
  Глот взорвался:
- Да мужики, вы чего?! Я вас сюда завёз второго августа, сегодня пятое августа. Вот, на мобильник посмотрите! – Глот вытащил мобильник. -  Число видите? Да и какие ещё три месяца, кого вы дурите? Сейчас тут  по-вашему уже ноябрь должен быть! Листвы не должно быть, снег идти должен, тут в ноябре его по уже колено! А сейчас – посмотрите: кругом лето! Август!   
  Жила начал с трудом проникать в ситуацию.
- А почему ты на телефонные звонки не отвечал? Мы тебе звонили первую неделю, пока батарея не села.
- Никто мне не звонил. Тут связь плохо ловит, это точно. А до деревни почему не дошли? Тут пешком идти десять минут!
- Пробовали уйти в деревню. Всей бригадой. Два раза. Оба раза круг сделали и сюда же и пришли.
- А чего же не больше?
   Жила в ярости показала на бочку:
- А как с вот этим расстаться!? Я её даже выливал два раза. Первый раз эти чурбаки меня чуть не убили.
- И что?
- Что?! А то, что утром встаём, снова эта зараза полная, всклянь! Я столько бухалова за всю свою жизнь не выпил, сколько за это время!
  Глот всё же чего-то не понимал: 
- Так вы чего, лес валить не будете?
   Толпа взорвалась возмущенными голосами:
- Я здохну скоро от голода! Месяц на одних грибах!
 Жила аж взревел от ярости:
- Рыба в озере не ловится, силки на зайцев ставили – бесполезно! Спасались только грибами да ягодами. Всё, домой хочу!
- А я даже на зону согласен. Там хоть макароны дают!
- Типун тебе, Кулик, на язык во всю задницу! Всё, всё, всё! Валим отсюда!
   Жила торопливо залез в джип. 
- Вези меня куда хочешь, Матвеич, только подальше от твоего леса.
- Ну, хорошо. Только все вы тут не поместитесь.
- Поместимся.
- А как же… имущество?
  Глот показал рукой в сторону бензопил.
- Сам всё заберешь, - отрезал Жила. – Потом, и поехали! Быстро! 
- Я вас только до деревни довезу. Да и то… амортизаторы выдержали бы. 
 В Уазик действительно поместились все. Лица, ноги, руки, задницы - всё вперемешку торчало из окон. Машина с трудом, но развернулась, и поехала.
 И тут Глот и Жила увидели стоящего на краю опушки старичка небольшого роста, плешивого, с кривой бородкой, в бородавках по всему лицу. Он явно хихикал, махал прощально рукой. При этом Матвеичу бросилось в глаза, что пиджак старичка застегнут на левую сторону, а ступни ног невероятно большого размера, да ещё и одетые в ботинки на левую ногу. От этого невинного зрелища у главы деревни остатки волос на голове и усы встали дыбом. Тоже самое произошло с Жилой, но у того всё это было эффектней – волосы как грива льва, борода как у Карла Маркса.
   Вскоре машина выехала на центральную площадь деревни. Глот открыл дверцу и из машины начали выпадать и вываливаться лесорубы. Кто-то смеялся, кто-то плакал, Кулик целовал асфальт. А Жила отошёл в сторону и остановил идущую по площади бабушку.
- Бабушка, скажи, тут рядом, случайно, монастыря нет?
- Монастырь есть, но только далеко. Верст пятьдесят отсюда будет.
- Это нормально! А как до него добраться?
- А вот по этой дороге. Не сворачивай никуда, сынок, и попадешь прямиком в монастырь.
- Спасибо, тебе, мать! Дай тебе бог долгих лет жизни! 
  Жила трижды расцеловал удивленную бабушку, и стремительным, целеустремленным  шагом вышел за пределы деревни. Там он свернул в посадку, выломал большую ветку, зубами и руками ошкурил её. Затем Жила достал из-за пазухи крест, выпустил его поверх рубахи, и с истовым лицом зашагал по дороге в монастырь.   
 
   В это же утро нашлась и Катька.  По лесу уже бродили герои МЧС с криками и собаками, но она вышла сама – растрепанная, уставшая, с юбкой, перевёрнутой наоборот, в кофточке наизнанку, без лифчика. Напоследок её кто-то притянул и послышался звук поцелуя. Катька даже не сопротивлялась, Кольша ещё шлепнул её по заднице, и она пошла в деревню. 
У первого же дома Катька повстречала мужичка лет тридцати, чем-то немного похожего на Кольку Скокова. Он как раз выходил из калитки своего дома. Увидев Катьку, мужичок остановился, и буквально, разинул рот, аж бычок изо рта выпал.
- Слышь, мужик…. Тебя как зовут? – Спросила Катька. 
- К-коля.
- Коля. Хорошее имя. Знакомое. Коля, ты женат?
- Нет.
- А хочешь жениться?
- Ну… да. Неплохо было бы. 
- Это хорошо. Я сейчас домой схожу, вещи возьму и приду к тебе жить. Жди.
  Она постучала Колю по щеке, и заплетающимся шагом пошла в сторону своего дома. Ошалевший мужик смотрел ей в след круглыми глазами. 
   Через час Катька вышла на крыльцо дома Кольки Скокова с чемоданом в руках, за ней ковыляли Дашка и Машка. Последней шла Валентина.
- Кать, ну может, останешься? – Зудила матушка. - Ты же этого мужика и не знаешь совсем. Может, он маньяк какой! Или чего ещё хуже – импотент. 
- Ну и пусть! А в этом доме я больше жить не хочу! Чертовщина тут… И вообще! Сама жить хочу, хозяйкой! Чтобы мной никто не командовал, чтобы меня никто никуда больше с молотком не посылал…    
- Кать, так что с тобой было? – Спросила Машка. - Где ты была три дня?
- Где-где… где надо! В мамкиной мечте… Замуж скорее выходите,  дуры!
    Судя по лицу Валентины, она что-то поняла, но ничего не сказала.


  После ухода Катерины у Валентины вообще не осталось помощников. Машка плашмя лежала на полу, раненным органом вверх и безотрывно смотрела телевизор. Дашка еле ковыляла по дому, стараясь поддерживать в нём порядок.
- Ну, так что мы с Колькой то делать будем? Всё же дело встало? – Спросила дочерей Валька. - Страховка то вон она, лежит в комоде. 
- Мама, оставьте вы это! – Взорвалась Машка. - У нас все беды от вашей этой затеи.
- Да, - подтвердила Дашка, скребя пол веником.
- Это что, я зря деньги заплатила за эту страховку? – Настаивала Валька. 
- Да какие это деньги?! Нашла деньги! И Кольку мне уже жалко. Он такой безобидный, такой хороший. А я ещё так карасей в сметане люблю. И грибы. Тоже в сметане. 
- Да, - пискнула Дашка.
- Так, вам, дурам, что, деньги не нужны? – Настаивала Валька. 
- Ну не такой же ценой, мама! Я и так себя каким-то убийцей чувствовала. Не зря мне эти вилы в задницу прилетели. Заслужено. 
- Да! - Согласилась со словами сестры Дашка. – И мне ноги переломали не зря. Всё по делу. 
Валька не успокаивалась:
- Так вы что, мне помогать больше не хотите?
- Ни малейшего желания, да, Дашка?
- Да! – Подтвердила Дашка.
  Валька разозлилась:
- Чёрт с вами, дурочками! Одна справлюсь. Я хочу жить красиво! А вам ни копья не дам. Вот! – Она показала дочкам фигу.- Так и будете ходить в этих обносках! Платья мои поминальные донашивать будете, по очереди. Образины! 
  Валька зашла в сени, долго возился с электрощитком, что-то там закоротила, полетели искры, её даже немного ударило током, от чего Валька истерично взвизгнула. Затем она вышла из дома, спустилась к пруду, там Колька как раз ставил насос, чтобы качать воду для полива огорода. Колька, увидев её, насторожился:    
- Ты чего это пришла?
- Помочь. Не заведешь ты его.
- Почему?
- Там у нас свет вырубило.
- Ну и чего? Сама пробки посмотреть не можешь? Ты же работала электриком.
- Да это когда было! После ПТУ. Я только и помню, что есть фаза да плюс.
  Колька воткнул в розетку вилку от насоса, но тот молчал.
- Ах ты, чёрт! Ладно, я пойду, пробки проверю, а ты тут смотри, чтобы люди добрые насосу ноги не приделали
   Когда Колька ушёл, Валька начала возиться с насосом.
- Училась то я давно, но память то у меня хорошая, - пробормотала старшая из Кобылиных. – Уж закоротить на корпус эту хрень я сумею. 
   Поколдовав с проводами Валентина решила проверить, получилось ли ей вывести напряжение на корпус. Пальцы она совать не стала, не дура,  для этого имелась отвертка-индикатор. Нагнувшись над дико ревевшим мотором, она коснулась индикатором корпуса и довольно улыбнулась – на боку отвертки загорелся желтый огонек. Разогнуться она не успела. Легкий, но вполне отчетливый пинок в зад придал ей летательный импульс. Полетела она вперед и недалеко, как раз на тот самый неисправный насос. Не искры, целое солнце полыхнуло в мозгу Валентины Кобылиной… 
   Очнувшись, Валентина обнаружила себя лежащей на мостках. Судя по мокрым волосам, платью, и тяжести в легких, после удара тока она упала в воду. Эта была неизбежная смерть, но кто-то её вытащил из воды.
  Валентина ещё соображала, кто это может быть, но тут над ней склонилось самое странное лицо, что она видела в своей жизни. Курносое, с добрыми, круглыми глазами и губами лепешками. А уши этого существа вообще были способны вызвать гомерический смех. И фразу эти вишневые губы шепнули единственную, да еще тихим шёпотом:
- Кольку больше не трожь.
   Валентина зажмурилась, а когда открыла глаза снова и осмотрелась по сторонам, то никого рядом не было. Хотела бы она списать всё это виденье на силу тока, помноженную на утопление, но от реки снова донеслось:
- Кольку больше не трожь.
  Валька обернулась, и увидела над мостками монументальную голову Вовчи. Круглое, доброе, ухмыляющееся лицо. Только вот жабры на шее поднимались и опускались как-то жутко. И такой страх полоснул душу Вальки, что слова словно застряли у ней в горле. Вовча исчез, и только плеснула под его хвостом вода, да так плеснула, что сразу было понятно, что не карась это был, и даже не знаменитый двухметровый сом Васька, которого все рыбаки видели, но никто поймать не мог.
   В это момент к пруду прибежал Колька. Увидев лежащую на мостках, мокрую жену он спросил: 
- Ты чего это, купалась, что ли? А чего в платье загораешь? 
    Валька показала пальцем на насос.
- Т-там…т-там..
- Чего там?
     Колька протянул руку к насосу. Валька закричала: 
- Не т-трогай его! Насос…н-на корпус… замкнуло. Ты его н-не трогай.
- Замкнуло?!  Вот беда то! Ведрами то наш огород не польешь, всё же двадцать соток. К Валерке надо его нести, он перемотает, если что. Ты чего лежишь-то?
- Т-током… меня дёрнуло.
- А, вот оно что! Бедная моя! Меня пару раз тоже током било. Никому такого не пожелаю. Вставай, тогда, пошли, я тебе помогу.
   Колька помог Валентине подняться, довел её до двора.
- Иди в баню, погрейся. Она ещё теплая.
И в третий раз эту же самую фразу Валька услышала уже в бане.
- Кольку больше не трожь.
  Валька подняла глаза и увидела сидящего на печке Веньку. Именно он окончательно сломил волю Валентины.
- Хорошо. Н-не трону… больше.
  Венька тут же исчез, и в этом момент за спиной Вальки  упала кочерга, впервые не задев её. 

   А когда следующим утром Валентина полезла в комод за страховкой, то обнаружила, что какая-то местная мышка мелко-мелко искрошила гербовую бумагу и соорудила себе вполне добротное гнездышко, полное маленьких, черных какашек.
Валька, естественно, заорала.
- А-а!!! Сволочь!
  Мышь прыгнула на неё, Валька побежала из комнаты, мышь за ней.
В это время в дом заходит довольная Дашка, сталкивается с матерью.
- Ты чего, мам!? Чуть не снесла!
- Мышь!
- Господи что ты их боишься!? По мне хоть роту этих мышей натрави, я не испугаюсь.
- Где она?
Машка, лежащая на диване, спросила:
- Кто?
- Мышь!
- Да, поди, сдохла от твоего крика.
- Точно? 
- Всё мама! – торжественно заявила Дашка. - Я забрала документы из школы, завра поеду в город, в ПТУ поступать, на швею. Там у них общага есть, жить можно.   
Валька села на стул. Подала голос и Машка. 
- Я тоже скоро уеду. Вот задница заживёт и уеду. 
- К-куда это?
- В Москву.
- Н-нужна ты там кому-то!
- Нужна. Я уже с Ленкой Спириной созвонилась, она одна в ларьке работает, напарница уволилась, вот Ленка и зовет к себе. Будем вместе жить в общаге, в одной комнате. По крайней мере, со своей девчонкой, деревенской, да ещё и одноклассницей. А работы там всем хватит. Город большой. Это не наша деревня. 
- Н-ну и к-катитесь с-себе…к-куда х-хотите!   
- Ну, мать, ты и заикаешься. Как тебя током то хватило!
- Да… это не… не… не…
Валька хотела сказать, что это совсем не электричество, это те, кого она видела, но потом только махнула рукой.
- Езжайте. В-всё равно там… лучше вам будет. Пойду, посмотрю, ч-что там Колька н-наловил. Мне теперь с-с ним дальше по жизни к-куковать. 

Валька вышла из дома, спустилась к пруду, осторожно зашла на мостки, села рядом с Колькой. Тот покосился.
- Ты чего это пришла?
- Да.. т-так. П-посижу. М-можно?
- Да сиди. Жалко, что ли.
- К-красиво тут. Я как-то этого и н-не видела. 
- Это ещё что! Скоро закат будет. Вот где красота! Сколько живу, а удивляться не перестаю.
- Х-хорошо. Тихо.
Они сидят на мостках, и это умиляет стоящего наверху Фильку. Довольная  улыбка появляется на его губах.
- Давно бы так! Жить надо любя друг друга. 
Он зевнул, развернулся и пошел к себе домой, в любимый уголок под кроватью. Забрался, привалился к теплому боку кошки и растворился.

КОНЕЦ  ПЕРВОЙ  ИСТОРИИ

ДОМОВОЙ ФИЛЬКА И НАШЕСТВИЕ РОДСТВЕННИКОВ

Домовой Филька почувствовал неладное за несколько дней до начала этих событий. У него, как и у вех представителей этой древней силы, была хорошо развита интуиция. Всё, вроде бы, в доме было нормально, тихо. Прошлым летом семейство Кобылиных, состоящее из четырех женщин разного возраста, но одинаково могучего телосложения, решило извести со света истинного хозяина дома – Кольку Скокова. Замысел был простой – уморить этого невысокого, сильно пьющего мужичка и получить за его смерть хорошую страховку. Но,  этому воспрепятствовал домовой Филька совместно с банником Венькой, и водяным Вовчей. Непредвиденный для Кобылиных ход событий привел женщин к многочисленным травмам, а глава клана Валентина после личного общения с домовым даже стала заикаться. А если она сильно нервничала, то вообще, словно на уста кто печать ставил.
  Дочери Валентины: Катька, Машка и Дашка спешно покинули неблагополучную усадьбу. Катька вышла замуж за мужичка на другом конце деревни. Машка уехала в Москву и словно умерла там – ни звонков, ни писем. Дашка уехала в ближайший город учиться в ПТУ.  Так что теперь они жили вдвоем, хозяин дома Колька Скоков и его жена - Валентина Кобылина. Валька, чтобы не утруждать себя, готовила сразу на неделю громадную кастрюлю щей и не менее большой котелок каши. Убиралась она раз в неделю, порой тыча противной шваброй в бок мирно похрапывающего под кроватью домового. Скандалов Валентина теперь уже не устраивала, даже когда Колька напивался. К его чести, пить он стал гораздо реже и меньше. 
  Но летом семья Кобылиных снова начал собираться. По случаю каникул приехала изрядно отощавшая на студенческих харчах младшая из Кобылиных – Дашка. У ней всего за полгода пребывания в ПТУ появилась такая невиданная для Кобылиных деталь фигуры как талия. Первые два дня Дашка вставала из-за стола только для того, чтобы лечь спать. Вот и на третий день Дашка сидела за столом перед огромной миской пельменей. Это приводило её родителей в какой-то священный ужас.
- Ест? – шепотом спросил Колька, пробегавший по маршруту баня - мостки. 
- Ест, - подтвердила Валентина, несущая из огорода ведро с огурцами.
- Третий день ест и ест. Даже в туалет не ходит. Видать там, внутрях всё сгорает. Она в ПТУ была, или в концлагере?
- Д-да это одно и тоже. Т-ты иди, баню смотри. А то прогорит из-за твоих карасей.
- Не прогорит, тут клёв такой! Давно такого не было! Сегодня карасями обожремся! Как бы не помереть от избытка этого, как его… фосфора!
- Ага. С-светиться будем в-всю ночь. За б-баней смотри.
-Да не прогорит она!
- Конечно, не п-прогорит! Только не т-топиться она. В два ч-часа ночи купаться будем, да?!
  Колька, отмахнувшись, побежал к пруду. Он вытащил удочки, на каждом висело по два карася.
- Ах, хорошо! Хорошо, что Пахомыч этого не видит, а то бы застрелился, бедняга.

Валька прошла к навесу, погладила дочку по голове.
- К-кушай, дочка, кушай. Совсем отощала в этом своем ПТУ. Господи, вас т-там совсем, что ли не кормили? Вот тебе еще огурчиков, п-покушай. Хоть т-ты приехала, хорошо. А то Катька хоть и живёт н-на другом конце деревни, а её неделями н-не видим. А Машка вообще, как ум-мерла. Уехала год н-назад, и н-ни письма, ни телеграммы.
  Дашка только промычала  что-то в ответ, взяла огурец и начала  хрумкать его вместо хлеба.
В это время открылась калитка, в ограду вошла Катька. У ней огромный живот, девушка явно на сносях. В руках у старшей дочери Валентины большая сумка с вещами. Мать её явно удивилась такому визиту.
- Кать, ты чего это? К н-нам? В гости?
- К вам, к вам. Привет, Дашка. Давно приехала?
Дашка что-то мычит в ответ – рот забит пищей. Вместо неё отвечает мать.
- Да т-третий день пошел. Вон, не наестся н-никак после своего ПТУ. Отощала как доска. А т-ты чего пришла? С Дашкой поболтать?
- Нет, совсем пришла. У вас поживу немного. Надоел этот… козел!
   Валька присмотрелась к одежде дочери и ахнула.
- Ой, К-катя! У тебя, что, к-кровь на кофточке?
- Да.
Валентина всплеснула руками.
- Ч-что, он на тебя руку поднял?!
- Кто? Мой Лопух?! Ещё чего! Это… это я на него руку подняла.
- Бог мой! Он хоть живой?
- Надеюсь. Уходила – он дышал. Я же его только кулаком била. Скалку то он куда-то спрятал, гад. Главное, скотина безрогая, голос повышать начал! Поперек пошел! Сморчок майский!
- Садись, п-покушай, дочка. Тут вот… - она смотрит на миску, но пельменей уже нет, - х-хлеб, огурчики…
 Валентина она поднимает ведро – ведро пустое.  Дашка хрумкает последним огурцом
- Были. С-сейчас я еще за огурцами и п-помидорками схожу. Может, что осталось.
Но тут за воротами послышался звук мотора, машина остановилась, потом уехала. В ворота вошла вторая дочь Валька – Машка. У ней в руках была большая сумка и не менее огромный живот. Все ахнули, Валька  плюхнулась на скамейку, Дашка подавилась огурцом, и начала искать, чем запить.
- Привет всем. Не ждали меня? – Спросила Машка.
- Да как тут т-тебя ждать, когда ты за год ни разу не п-позвонила, ни письма не написала, никакой другой весточки не п-прислала!
- А чего присылать-то? Жила и жива.
- Видим, ч-что жила. И хорошо ж-жила. Вон какой живот нажила. Садись, ешь вон!
Все трое сидели на одной скамейке, напротив, пригорюнившись – Валька.
- Слетелись, г-голубки брюхатые. Н-нежданно-негаданно. Ой, что завтра в д-деревне народ г-говорить будет?! Вся деревня г-гудеть будет – Кобылины вернулись к мамке н-нагуленные. Хорошо еще, что Дашка не з-забрюхатила в своём этом ПТУ!
- Ну, мама!...
- Ч-что мама?! Стыд то какой!
Между тем в доме Филька сидит всё так же под кровать, лицо его  становиться совсем недовольным.
И тут за воротами требовательно просигналил автомобиль.
- К-кто там ещё? Вроде, все д-дома, - пробормотала Валентина, выдвигаясь к калитке.   
- Вот оно, начинается, - пробормотал Филька у себя под кроватью, сурово сдвинув брови.
Калитка открылась, и все три дочки Вальки Кобылиной в изумлении открыли рот. В проеме стояла вторая Валентина, причем одетая точно так же, как и хозяйка дома, во что-то невообразимо пёстрое. Даже собака Дурка удивленно подняла брови, а потом затрясла головой. 
- Вот те на! Тётя Зоя пожаловала. Давненько её не было, - сказала Катька. 
Дашка кивнула вслед бегущей в сторону ворот матери. 
- Как они всё-таки похожи. 
- Ага, как две коровы одного отёла.
- Привет, сеструха! Привет! 
- П-п-привет. К-как это ты п-приехала?
-  Да вот, взяла да приехала.
- Колька, Колька, ты где? П-привяжи собаку!
Выглянувший из бани Колька увидел зрелище, от которого он аж замотал головой – у калитки их дома целовались две Валентины. 
- Мать моя кенгуру! Опоссум я недоразвитый! Сеструха-близняшка пожаловала. Вторая Валька! Нет, двоих я уже точно не переживу! – пробормотал Колька.
 Про единоутробную сестру Валентины – Зойку, Колька знал только чисто теоретически – по рассказам и фотографиям. И вот теперь он убедился в её удивительном сходстве с Валентиной. Всё, вплоть до родинки на шее было точно такое же, как у сестры близняшки. Впрочем, сейчас их было отличать очень даже просто – Валька заикалась. Зойка сразу это заметила.
- Ты чего это, сеструха, чего мычишь? – Спросила она.
- Да… б-бывает…
- Она у нас уже год как заикается, - пояснила Катька.
- Ты кто? Катька или Машка? – Не поняла Зойка
- Катька.
  Тут же подошли две остальные сестры. Тётка была поражена.
- Боже, как же вы все вымахали! Уже мать ростом догнали. А Дашка-то, Дашка! Она вообще клоп была. Всё в коленки мне тыкалась. Разбежится, да как врежется, я думала, ноги мне переломает.   
- Да вы когда были в последний раз у нас? Лет пять назад? – Припомнила Катька. 
- Семь, я точно помню. А у меня ребенок тоже подрос. Леночка!
  Вслед за таким именем хозяева ждали появление милого, маленького ребенка. Машина накренилась, и с заднего сиденья «Нивы», пыхтя и отдуваясь, выбралось нечто, по формам близкое к идеальному шару. Все ахнули, потому что знали, что Леночке недавно перевалило за первое десятиление. По росту она чуть-чуть не догнала Дашку, а вот по весу уже превосходила. 
- Господи, сколько же ей лет? – Машинально спросила Катерина.
- Как сколько, разве не видно? Двенадцать.
- В кого ж она у тебя т-такая? – Невольно спросила Валентина.
- Как в кого, в отца её Ваську Свиньина. Помнишь, какой он кабан был?
- П-помню. Третий твой муж точно был в-вылитый кабан.
- Вот и мне все говорят, что Леночка больше в отца, чем в меня. Это хорошо, не зря ведь говорят, что если ребенок дочка, а весь в отца -  это к счастью.
   Валька кивнула головой. Ребенок Свиньина и Кобылиной в самом деле больше походил на поросенка. Маленькие, заплывшие глаза, сильно вздернутый, больше походивший на пятачок нос. Причина такой комплекции стала ясна сразу – в руках девочки был громадный бутерброд с маслом и колбасой, который Леночка употребляла, несмотря на всю важность ситуации.
   Но Леночка была не основным козырем Зои.   
- Познакомьтесь с моим мужем. Паша, ты где, куда там пропал? - Зойка махнула рукой, и из-за машины появился рослый мужчина с двумя большими сумками в руках. 
- О, у тебя опять н-новый? – Спросила Валька.
- Это уже который у вас по счёту, тетя Зоя? Пятый, или шестой? – Спросила Катька.
    Зойка скривилась.
- Единственный и любимый, - по слогам сказала она.
- Павел, можно просто Паша, - представился мужчина.
   Любой другой бы на его месте мгновенно смутился, ведь все четверо  женщин уставились на мужчину, просто пожирая его глазами. А пожирать было что. Рослый, еще выше Зойки, широкоплечий,  с выразительными черными глазами, с роскошными усами. Правда, в улыбке он показал ровный ряд железных зубов, шевелюру сильно проредила прогрессирующая плешь, а на руке Валька рассмотрела  татуировку. «Сидел молодец», - поняла она.
- А это… м-мой муж, - сказала Валька, выталкивая вперед Николая.   
    Зойка ухмыльнулась. Она впервые видела нового супруга Валентины, и сравнение было не в пользу старшей сестры. Шире стала улыбка и у Паши. 
- Николай.
- Павел.
- Ну, за знакомство надо бы выпить?
Пашка взглянул на Кольку уже как на родного брата.
- Обязательно!
Зойка не одобрила.
 - Счас! Сразу за пойло. Успеете!
Она хотела по привычке сматериться, но знакомые слова на ум не шли.
- Сурки упоротые! С порога и сразу за бутылку! 
- Ну, проходите… в-в дом, Колька, ворота открой. Пусть машину загонят. 
- А мы  в Макарьевку приехали, а там и дома нашего уже нет, все бурьяном поросло. Тетя Лида, соседка, сказала, куда вы уехали. Думали, что не найдём ваш дом в этой деревне, больно она здоровая. Ничего, первая же бабушка сказала, что Валька Кобылина живет в последнем доме на окраине, по улице Разина.
Валька, наконец-то, активизировалась.
- Т-так, дочери. Быстро всё, что есть на с-стол. Колька, тащи свои к-карасей, Катька – чистить будешь, Машка - жарить б-будешь. Дашка – в огород, за п-помидорами. Огурцы т-там посмотри, вдруг я что п-пропустила.
Затем она обратилась к гостям.
- Проходите в дом, вещи несите.
- Да вещей то у нас немного, да, Паша.
- Да. Зачем нам много шмоток. Главное, чтобы любовь была!
 - П-проходите, проходите в дом.
Зойка первая поднялась на крыльцо, но на последней ступеньке споткнулась и упала. Все захихикали, улыбнулся и Пашка.
- Чего, Зоечка?  Укачало от длинной дороги?
- Ступеньки тут  больно высокие.  Но дом хороший, большой! Не то, что наша бывшая лачуга в Макарьевке.
Валька отмахнулась. 
- Да ему уж л-лет двести. Тут р-ремонта ой сколько нужно.
Точно в том же месте споткнулся и, выронив сумки, упал Пашка.   
- Да блин! Что такое?! Может гвоздь вылез? – Спросил он. Валька пожала плечами.
- Да нет т-тут гвоздей. С-странно…
- Ну, проходите… дальше, - пригласила Валентина. Между тем Зойка упала, перешагивая порог. Валентина напряглась ещё больше.   
  За праздничным ужином гости поделились новостями и планами.
- Мы дом свой в Краснодаре продали, решили сюда перебраться. У вас дома то в деревне продаются? – Спросила Зойка.
- Сколько угодно. А чего это вы юг решили променять на наше захолустье? – Удивилась Катька.
- Да это Пашина идея. Он ведь тоже из этих мест.
- Да, пора вернуться на родину, осесть тут. Я ведь сам тоже из Макарьевки, в пять лет меня отсюда вывезли, а корни тут остались. Зовёт ностальгия, - подтвердил гость. - И по судьбе всё получилось – с землячкой познакомился. Значит, точно судьба. Зовёт родина! Давайте за это и выпьем!
Мирный разговор прервал взрыв девичьих голосов из дома.
-  Отдай, дура, ты что делаешь?!
-  Я хочу! Бошку дай! 
-  Я тебе сейчас самой башку снесу, дура!
-  Дай! Дай говорю!
- Моя! Единственная! Кукла!
Крики детей вызвали бурную реакцию во дворе.
- Леночку обижают! Паша – за мной!  - Завопила Зойка.
- Да кто её обидит? – возрази Павел. - Кто обидит, тот долго жить не будет.
- Догоняй!
- Фу ты, черт! Выпить не дают.
Прибежавшим в дом матерям с трудом удалось растащить Дашку и Ленку. Лена оторвала кукле  все конечности и пыталась взломать туловище, продолжавшее методично звать «маму». Сестры сначала тянули остатки куклы в разные стороны, а потом просто устроили кулачный бой. При этом младшая сестренка ничуть не уступала старшей в силе и частоте ударов. Дашка восприняла потерю всей душой – это была единственная кукла, подаренная ей прижимистой матерью на десятилетие рождения.
- Отпусти её! Д-дашка!
- Убью!
- Хочу! Мое!
- Леночка, поделись куклой с сестрёнкой. Зачем ты её  душишь? Просто дай ей в лоб. 
- Отпусти эту к-корову! Дашка!   
Наконец матерям  удалось растащить детей. При этом Зойка была даже довольная этим происшествием, она восхищалась своей дочерью, её силой и агрессией.
- А, видели, какая она у меня мощная! Никому в силе не уступит! Она у меня в школе всех лупит, даже старшеклассников. Прошлый год каждую неделю вызывали к директору. То этого отлупит, то того. Сторожу даже синяк поставила, тот орал потом как ненормальный: «Я её убью!»  Ну, я сама тогда ему  по башке раз стукнула, он и успокоился. Как видел меня, так шарахается в сторону. 
Пашка предложил.
- Пошли есть, а! Жрать хочется, да и водка разлита.
- Да, пойдёмте, Леночка тоже чайку попьёт, да?
- А колбаса будет? Колбасу хочу!
- Беда, - сказал Колька.
- Какая беда? Ребёнок в жизни может постоять за себя. Золотце ты моё!
   
Оставшиеся во дворе сёстры разговаривали о своём.
- У тебя когда должно быть?
- На днях. Дерется,  гаденыш, так больно!
- Мальчишка?
- Мальчишка.
- У меня тоже мальчишка. Страшно?
- Ещё как страшно! Прямо как в тот раз в нашем пруду, когда водяной меня за пятку в воду тащил.   
Как раз подошла Зойка.
- Вы о чём?
- О родах. Страшно, прямо как к водяному в руки.
- Водяных не бывает. Байки это всё.
Матери, младшие дочки и Пашка  усаживаются за стол. 
- Давай, Леночка, покушай.
Зойка шумовкой нагребает на тарелку дочери громадную кучу еды, почти всех карасей, картошку, салат. У местных жителей глаза лезут на лоб.
- Ну… давайте тогда выпьем, что ли? – Предложил Пашка. 
- Давай!
- Нам тоже наливайте! Да, Валя?
- Д-давай! За в-встречу!
Зойка и Валентина не отстают от мужчин, Катька и Машка на спиртное не претендуют, Дашке и Леночке не наливают из-за возраста. Дашка исподлобья поглядывает на другую сторону стола, где сидит её вражина. Леночка исподтишка показала Дашке кулак. Та в ответ показала язык. 
- Эх, хорошо пошла! Как душа в рай, - сказал Колька. 
- Да. Есть такое дело, - подтвердил свояк. 
- В баню то пойдёте?
- Д-да, баня как раз поспела. М-мы как знали, что вы приедете, затопили.
- Обязательно пойду! В баню это святое дело. Сейчас ещё по рюмочке, а остальное допьем потом. Зоя, хватит жрать, пошли мыться. Я пять лет в бане не был! 
- Ой, куда спешишь? Пять лет не мылся, и ещё час подождёшь. Сначала я дочку помою. Пойду за бельем схожу.
- А, ну тогда мы со свояком ещё по рюмочке примем.
Они с Колькой чокаются, женщины на это смотрят неодобрительно, Зойка с крыльца, Валентина из-за стола. Общее мнение выражает Зойка.
- Вы не частите там. Нам-то по рюмке тоже надо будет. Особенно после бани.
Колька поднял бутылку.
- Да нам тут самим-то мало. Хотя, можно и бабам отдать…
Колька наклоняется к уху Пашки.
- Тут рядом самогон продают. На буряке.
- Да ты что!? Я самогон уважаю! Я не нём, можно сказать, вырос. Да ещё и на буряке!
Валька замотала головой.   
- Ой, Колька, не п-позорься хоть! С-самогон он гостям предлагает! Срамотильщик! 
- Да у бабы Маши самогон чище водки! Как слеза! Она же у нас технологом работала на хлебозаводе. Человек с высшим техническим образованием! И рецепт у неё старый, древний, можно сказать, рецепт. По этому рецепту ещё предки наши употребляли, и при царе Горохе, и при царице Брюкве.   
- Интересно! Надо попробовать. 
- Валь, ну надо бы уважить гостей то…
- Ну, беги-беги, в-возьми бутылку у бабы Маши, скажи ей, что д-деньги я отдам. Гостям надо. Да, до магазина добеги, в-возьми хлеба под запись. С-скажи тоже, что гости приехали. 
- Я мигом!
Колька метнулся за калитку, а родственник начали собираться в баню.
 Первыми мыться пошли Зойка и Лена. Мылись они долго, и за это время из бани, раз пять доносились крики и ругань. 
- Да что эта долбанная кочерга всё падает и падает мне на ноги! В третий раз уже! – Разобрали родственники голос Зойки.
    Катька восхитилась.
- О, кочерга пошла в ход. Мам, твоя сестра вся в тебя.
- Она н-на меня давно уже не п-падает, кочерга эта. Год уже.
Машка припомнила. 
- Но ведь падала?
- Ещё ч-что вспомни? Счас как дам кулаком п-по бестолковке!
- А беременных бить нельзя.
- Вот именно
- П-по животу нет, а по голове можно. И н-нужно даже.
- Это почему?
- А потому, что некоторые дуры б-беременеют, хрен знает от кого, а потом п-приезжают с пузом к матери, п-позорить её!
- Как это не знают? Я от Лопуха своего забеременела, я точно знаю. И не надо мне опять про лешего напоминать! Не было там у нас ничего! Почти что не было…
- Да я ничего. Я не про т-тебя. Я вон про неё.
Машка обиделась.   
- Чего это не знаю, знаю я от кого. Знаю, и как зовут, и где он живет. 
 Тут открывается дверь бани, Леночка вышла из бани одна, с обиженным лицом.
- Леночка! С л-лёгким паром! Как п-помылась, хорошо?
Та ничего не ответила, только схватила со стола горсть сушек и пошла в дом.
  Затем в баню в роскошном шёлковом халате проследовал Павел.
- Ну, счас попаримся. Давно я в баньку не ходил!
Катерина предостерегла. 
- Не перегрейтесь там, Павел Иванович!
- Ни за что! Я в бане часами париться могу!
Проводив взглядом Павла Валька вернулась к прежней теме. 
- Ой, что завтра в д-деревне народ про вас г-говорить будет! Вся деревня загудит – Кобылины вернулись к мамке н-нагуленные. Хорошо еще, что Дашка не з-забрюхатила в своём этом ПТУ!
- Ну, мама!...
- Не начинай!
- Как заело тебя! 
 Со стороны бани доноситься отчаянный крик Павла. Затем по интонациям слышно, что он пытается материться, но слова вылетают странные.
- Экибастуз вам в Кустанай поганый! Кирдыбар обдолбанный!... Сахалин в твою  матильду!... Кирдык вам всем  варёный! Килька переношенная!...
 Как раз возвращается Колька с бутылкой самогона и сумкой с хлебом, садится за стол. 
- Чего это он так орёт?
- Да что-то он себе там пришпарил?
- Ну, не пальчик, это точно.
Катька подвела итог.
- Самый большой пальчик. 
- Ой, м-молчите, охальницы! Может, он задницей к печке п-прислонился.
- Да я задницей к печке раз двадцать прислонялась, но так не орала.
- А я ещё паром ошпаривались, водой тоже. Шайка на ногу падала. Кочерга.
- Я о притолоку билась. Раз двадцать!
- И я не раз об неё билась.   
- О, уже идут! Чего это они так рано?
- Быстро что-то. Похоже, даже не попарились. 
 Все дружно подняли кружки с чаем, начали делать вид, что их интересует только это. Колька с радостным видом выставил на стол бутылку самогона. Зоя и Павел были чистыми, но недовольными. При этом Павел сильно косолапил, чего за ним раньше не замечалось. Общее мнение высказала Зойка:
 - Валь, ну нельзя же такую баню держать. Больно она маленькая. Как не повернись, то задницу пришпаришь, то шайку с водой снесешь, то кочерга на тебя упадёт. А то вообще…
Зойка побежала за Пашкой.  Девки, глянув ему вслед, прыснули смехом.
- Смотри, как раскорячился.
- Точно он самый важный пальчик пришпарил.
- Это ж надо ещё так умудриться. Печку с Зойкой перепутал?
- А что, они обе горячие. 
  Валька покрутила у виска пальцем.   
- Э-эх! Д-дуры вы дуры!
  На ходу Зойка тихо спросила Павла: 
- Ты куда деньги то дел?
- Никуда не дел. Они под сиденьем машины лежат.
- Им там ничего не будет?
- А что там может быть? Не сгниют. Машина закрыта. Это в доме твои… родичи могут их умыкнуть. А в машине они как в сейфе. Ключи только у меня.
- Ну, смотри.
- Да смотрю я! – Он скривился. - Пошли, лучше маслом мне это намажь… 
- Пошли. Бедный ты мой! Как тебя угораздило так промахнуться!.. 
- Это ты всё вертелась, как угорь на сковороде!
Они зашли в дом, при этом Зойка опять упала.  Все остальные заворожено смотрели за этим шествием. Колька успел налить и даже выпить рюмку самогонки, но тут Валька очнулась и отобрала бутылку.
- О, успел уже п-присосаться, к-клоп самогонный!
- А чего, нельзя, что ли?
- Это для гостей!
- Да мать твою кикимору! Водка для гостей, самогон для гостей! Для хозяев то что!?
- Вон, чай хлебай!
- Чай-чай, малочай, гоняй не гоняй всё уйдёт в мочай.
- П-поговори мне ещё! Мочай… На, пей!
- Что чай пей, что слюну глотай, всё невначай.
Затем Валентина обернулась к дочерям.
- Мыться будете?
- Завтра.
- Ага, я тоже. Там сейчас слишком жарко.
- Ну, пошли спать, б-брюхатые!
- Да мы бы ещё чайку попили. Да, Машка?
- С сушками.
Дашка, зевая, спросила. 
- А есть, что, больше не будем?
- А т-ты что всё это время делала? Спала, что ли? 
- Чего-то ещё хочется.
- Конечно, сестрёнка же подъела карасиков.
- Да, не дай боже такую родить. Не прокормишь. 
- Хочеться-перехочется. Иди, там, в холодильнике, к-колбаса ещё была.   
Дашка, подпрыгивая, побежала в дом. Увы, Дашка легла спать злая, как миллион спартаковских болельщиков, после проигрыша ЦСКА. И не только из-за куклы. Она знала, что в холодильнике оставался последний кусок колбасы. В предвкушении этого она, в предсонном состоянии, отправилась к холодильнику. Увы, колбасу Дашка увидела не на полке, а на куске хлеба, который Леночка уже жевала, двигаясь от холодильника. Именно тогда младшая дочь Валентины Кобылиной поняла, что вдвоем они не уживутся, и она точно убьет эту прожорливую дуру! 
  Пашка скоро вернулся за стол, и они с Колькой уговорили таки бутылку самогонки.
- Рыбалка у нас знатная! А грибы какие! В Кольшиной роще вот такие боровики растут! – Рекламировал родные места хозяин дома.
- Я грибы люблю, - покачиваясь, бормотал Пашка, – и рыбалку… сколько градусов в этой… ик… на буряке?
- Градусов семьдесят будет. Это ж первач! 
  Свояка Колька отвёл в дом сам, того развезло не по возрасту и габаритам. Затем настал черед самых маленьких детей.
  А вот старшие женщины – Зойка, Валька, Катька и Машка засиделись за столом, шушукая о своем.
- Ты, л-лучше расскажи, как такого видного мужика заарканила? – Спросила Валенина. 
Зойка небрежно отмахнулась. 
- Да это все просто. Я же работала продавщицей в магазине как раз напротив зоны. Урки как выходят, первым делом ко мне. Сигаретами разжиться, водочки взять. Так и Паша нарисовался. Он, как только вошел в магазин, у меня сердце сразу екнуло! Такой мужчина!..
  Катька прервал родственницу.
- Постой, тетя Зоя! Так это он что - сидел?!
- Сидел-сидел, а как же. А знаете, за что сидел?
- Откуда ж м-мы знаем?
- Ага! Мы с ним вместе не сидели.
- Вот, слушайте. Он ведь бывший боксер, этот… как его… все забываю…  А!   Серебряный призер чемпионата Европы! Как-то он ехал в поезде, и к нему докопался какой-то мужик. А он же бывший боксер. Раз ударил его, и всё. Мужик в реанимации, хорошо, что кони совсем не двинул, а то бы не пять лет получил, а все десять. Жена за это время ушла, жить негде. Он сразу к нам в магазин и зашёл, сигарет купить. А тут я нарисовалась. Слово за слово. Мне он сразу понравился. А как узнала, что он земляк, так и всё, сразу поняла  - мой парень! Я его сразу к себе домой, помыла, одела, накормила – всё! Он мой! Присох сразу и навсегда! Говорит, весь срок, все пять лет Макарьевка снилась. Такая тоска, прямо извелся весь. Вот мы дом мой продали и решили тут купить.
- Я чего-то не п-помню Зиминых то. Были разве у нас в деревне такие?
- Были, Паша говорит, на другом конце деревни. Только уехали давно.
- Я бы ни за что с юга не уехала. Там хорошо, тепло, море рядом, - пропела Катерина.   
- Ну, тебе ещё рано нас судить. Любовь – она везде любовь. Завтра поездим по деревне, к домам приценимся.
- Здесь, или в М-макарьевке дом искать будете?
- Да мне всё равно. Мне и тут нравится, в Домовёнкове. Лес рядом, пруд вон, какой большой, купайся, не хочу. Дома, какие важные! Таких уже не делают. Крепости, а не дома! Хорошо тут!
       А потом невольно зашел разговор о пребывании в доме нечистой силы.
- Да не бывает домовых, - отмахнулась Зойка. – Врут все.
- Да…я-я сама его видела! Вот к-как тебя! – Напирала Валька. – Лицо мал-ленькое, к-круглое, губы т-такие, красные, в-вишнёвые. А уши, уши з-веринные! 
- А Дашка видела банника. Он её пяткой в лоб ударил, - напомнила Катька.
- А ещё у нас тут м-материться нельзя. Хочешь д-дурное слово сказать, а не вспомнишь ни как.
- То-то мне в голову хренотень какая-то лезет. Скажу, а потом думаю, чего это я такое загнула? Вроде выругалась, но как-то странно.   
- А меня водяной за пятку в воду потянул. Ой, как страшно было! Я с тех пор в воду вообще боюсь заходить. Меня в Москве то в бассейн, то в аквапарк звали, но я только на сауну соглашалась.
- Да видим мы, как ты соглашалась! – Засмеялась Зойка, похлопав племянницу по животу. – На всё другое соглашалась.
  Машка  обиделась.
- Между прочим, этот мужчина обещал на мне жениться.
- И где он? – Хохотнула Зойка. - Не вижу я что-то лимузина за калиткой.
- Он ещё приедет. Он сейчас у себя, в Грузии. Вахтанг папу своего хочет сюда привести. 
   Женщины прыснули смехом.
- Да, жди, приедет он. Наивная ты, Машка, как три копейки в СССР. А ты, Катька, тоже в нечистую силу веришь? – Спросила Зойка.
- Верю, - вздохнула та, - верю. Тоже хлебнула. Вот так! С лихвой.
- Ещё как! У ней вообще жуть была! – Подтвердила Машка.   
- Ага! Т-три дня блукала в одной роще. Там рощица то – тьфу! За пять минут пьяным п-переползешь. А она три дня в-выйти не могла. И Леший к ней – Кольша, приставал. Было, Катька? 
- Было.
- Она до сих пор иногда б-бегает вечерами в ту рощу. Как муж не удовлетворит, т-так она к Кольше бежит. 
Катька взорвалась:
- Мама!!! Я же тебе это по секрету рассказывала! Просила никому не говорить! А ты!?...
Валька развела руками.
- А я ж чего? Я ж н-никому ни слова, только с-своим.
- Своим! Свои всегда хуже чужих! Не продадут, так опозорят. Вы как интернет деревенский. Одна сказала - вся деревня знает. Уже до Лопуха дошло! Я чего его чуть не убила то сегодня! Он тоже это заявил, сморчок лупастый! «Не мой это ребёнок будет, лешего».  А это всё ты – мама! Заикается она… лучше бы они тебя вообще немой сделали!
   Валька окрысилась в сторону Катерины.
- У-у!  З-злыдня, а не дочь!   
Зойка поняла все по-своему:
- Ладно, я тут у вас порядок наведу. Мы эту нечистую силу – метлой выметем.
Зойка зевнула.   
 - Ладно, хватит судачить. Пошли спать. А то у меня уже глаза закрываются.
Вставая из-за стола, она зацепилась за скамейку и упала.
- Да что б тебя! Чего я сегодня всё время падаю? 
- Бывает у нас такое.
- Ага. И часто.
 - Но н-не со всеми. 
- С некоторыми.
Зойка не поняла. 
- Чего это вы загадками говорите? 
- Да так, ничего. П-пошли спать.
Все чередой потянулись к дому. На крыльце Зойка снова упала. Катька шепнула матери.
- Что-то Филька на них ополчился.
- И банник этот, как его, Венька, что ли? 
- Я с-скоро сама на них…
Машка ехидно заметила: 
- Мам, а ты на них вилы наточи и погреб столкни.
Катька поддержала.
- Только застрахуй перед этим.
- Да я вас с-сейчас обеих!...
Валька попыталась фартуком избить дочерей, а те с хохотом убежали в дом.   
  Разместились гости и хозяева кто где, но почти все спали одинаково плохо. Двое беременных бабы не могли пристроить свои животы. Дашка мучилась с голоду, Леночка маялась от переедания. Валька страдала из-за того, что её сестра так хорошо пристроилась в жизни. И мужика заимела видного, и с машиной она теперь, и с деньгами. Дом купит, заживёт как королева! 
   Зойка спала крепко, но задыхалась от того, что на её груди сидел Филька. Впрочем, сидел он недолго, быстро перебрался на грудь Павлика. Тот этого даже не почувствовал, как похрапывал, так и продолжал похрапывать. А Филька уставился на его лицо, нахмурился, и начала читать его мысли. А делать это было как раз сподручней во сне. Тут не закроешься, и другие мысли не мешаются. Направь мысли спящего в нужное русло, и тот видит красивый сон - исполнение желаний, а домовой всю подноготную спящего человека видит.
   То, что выяснил домовой, ему сильно не понравилось.
А видел Филька Пашу Зимина с роскошными женщинами, да и сам он, красавец, был то в форме моряка, то в форме летчика. Потом были деньги, драгоценности, и опять поезда, новые женщины, новые деньги. Затем какая-то драка в поезде, нары, зона. И явное желание удрать от Зои прихватив деньги. Филька даже видел, как это происходит – Пашка встает с утра, открывает ворота и потихоньку выезжает со двора. Увидел он и деньги под сиденьем машины, и как потом Павлик эти деньги швыряет на ветер в обществе женщин и вина.   
Недовольно заворчав, он пару раз подпрыгнул на груди незваного гостя. Нормальный человек стал бы задыхаться, мог даже умереть, но этот кабан только икнул, и перевернулся на бок.   
    Филька скривился, потом спустился на пол и побрел к двери.
Маршрут его был традиционен – сначала к баннику Веньке, потом вместе с ним к водяному Вовче. До утра он управился, а затем началась война…
   
Павел Зимин по привычке встал рано. Долгие годы, проведенные в тюрьме, приучили к определенному режиму. Выйдя на улицу, он  подошел к столу, взял в руки подсолнечное масло, хмыкнул. Подойдя к воротам, по очереди смазал все петли, не оставив в покое и калитку. Вернув масло на стол, Павел воткнул в зубы сигареты и двинулся в огород к нужнику. Уже посетив самое нужное заведение, Павел увидел вдалеке знакомый сюжет – рыбака на берегу пруда. Судя по фигуре, это был его новый родственник.
   Колька редко пропускал зорьку, тем более теперь, когда нужно было кормить всю эту ораву родственников. Клёв был изумительный, и когда за его спиной появилась тень, Колька обернулся к Пашке с радостной улыбкой.
- Привет, Паша!
- Привет. Клюёт? – Спросил Пашка.
- Ещё как! – Ответил Колька, вытаскивая очередного карася.
- На червя?
- Да. У нас тут карась только на червя и идет. 
  В это время со стороны дома раздался крик Валентины:
- Колька! Сгоняй в магазин!  В доме хлеба ни крошки!
   Колька сморщился.
- Опять весь хлеб съели. Все восемь булок. Не бабы, а хлеборезки.
- Т-тычего там, присох,что ли? И карасей н-неси, жарить пора! 
Колька вздохнул и мотнул головой в сторону удочки:
- Будешь ловить?
- Да давай, попробую. Давно я в руках удочку не держал. Не помню уж каким местом червяка на крючок одевать.
- Любым. Какое найдёшь, тем и одевай.      
  Колька убежал с пойманными карасями к дому, и Пашка не сомневался, что сейчас он наловит карасей ничуть не меньше чем этот заморыш. Тем более что поплавок сразу поплыл в сторону, а затем скрылся под водой. Пашка, по всем правилам, рванул удилище в бок, а потом вверх. Увы, в воздух взлетел только извивающийся изо всех сил червяк.
- Ишь ты какой хитрый! Не хочешь? Счас тебя поймаем. Ну-ка…
   Колька, между тем, отдал Вальке карасей, а сам оседлал велосипед и запедолировал в сторону сельпо.  Вернулся он через полчаса со второй удочкой и ожиданием, что гость наловил не менее полведра карасей. Но ведро было пусто, зато Пашка уже метал икру в виде могучего потока странных ругательств.
- Да что б тебя, горбатого!.. Да мать твою пилораму!.. Уралвагонмаш!!! У тебя что тут, свояк, в пруду, рыбий спецназ?! – Спросил Пашка.
- Почему?
- Потому? Смотри! 
  Как раз в это время поплавок потянуло вбок, но когда Пашка выдернул леску из-под воды, на нем болтался всё тот же, уже совсем измочаленный, висевший белёсой тряпочкой червяк.
- Колбаса ты соевая! Сервелат картонный! Видал?! Ведёт-ведёт, а вытаскиваешь – ничего!
Колька не поверил:
- Да, ладно! Ты просто ловить не умеешь. Дай сюда.
   Колька закинул удочку, тут же клюнуло, и он выволок на воздух мощного, грамм на триста карася. Пашка вытаращил глаза. Через пару минут в ведре метался еще один карась, чуть поменьше.
- Рыбы тут много! – Довольным тоном заметил Колька. - Из-за него к нам даже из  Верхобуржуйска приезжают, за сто километров. Он у нас тут, карась, особенный! Белый, с красными плавниками. Тут даже сом есть, метра два длинной. Васькой зовут.
- Откуда знаешь?
- Да видел я его и не раз. Он вон там живет, - Колька мотнул удочкой в сторону большой ветлы на другой стороне пруда. – Под корягой. Эта вся деревня знает. Я его даже иногда хлебом подкармливаю. Пасть у него – дай боже, что у бегемота.   
- Знаете, а чего ж не ловите?
- Пробовали, не получается. Дед ещё мой пробовал Ваську ловить – никак. И отец пробовал. Тоже хрен поймал. А я и ловить уже не стал. Он мне как родной стал, подплывет, рот откроет, я ему булку хлеба брошу, он довольный! Жует, не уходит. Потом хвостом махнет – и под корягу, спать.   
- Не умеете, значит, ловить. А я его поймаю.  Я сомятину люблю. Уха из него знатная. 
- Ты карася сначала поймай!
  В это время со стороны дома раздались какие-то крики. Причиной первого в это утро скандала снова стала Леночка. Она много ела, но при этом и много какала. И какала с трудом. Так, что у маленького домика в огороде сейчас толпилось все женское население дома. Припирало всех по большому, но судя по звукам, доносящимся из вожделенного заведения, Леночка покидать туалет не собиралась. По кустам разбежаться не удавалось – их просто не было. Были помидоры, огурцы, грядки, и полить их или удобрить было благое дело. Но тут совсем не вовремя мужички маячили на берегу пруда.
- Ленка, выходи, зараза! Всем на горшок надо!
- Выходи, сволочь! Второй час сидишь! Ой, как припирает!
- Ты зараза, выходи! Корова стельная!
- Дочка, ты скоро там? Давай быстрей! Всем нужно ведь!
  Выманить девочку из её «дзота» удалось только криком Валентины:
 - Все на завтрак!

Ленка рванулась на улицу, на ходу одевая трусы. Девушки же едва не подрались, но Катька, как старшая сестра, отшибла всем желание быть первой своим мощным кулаком. Тогда Машка, Дашка и Зойка разбежались по огороду, тем более, что мужики уже прошли во двор. 
   Завтракали опять на свежем воздухе, под навесом. Валентина, как обычно,  поставила посреди стола огромную сковородку с жареными карасями.
- К-кушайте, гости дорогие. Карасики сваежие, К-колька только что поймал, они ещё на сковороде бились.   
  Зоя зачерпнув из сковородки шумовкой большую часть карасей сгрузила их в тарелку дочери. Туда же последовала и большая часть картошки.   
- Кушай, Леночка карасиков, они такие полезные!
 Все переглянулись, теперь на каждого приходилось по пол-карася и ложка картошки.
- А колбаса где? Колбасы нет. Колбаса где? – Как попугай твердила Леночка, не забывая поглощать карасиков.
  Глядя на этого всепоглощающего монстра Валентина начала понимать масштабы предстоящих расходов.  У ней даже глаз задёргался.  Закончив завтрак, Леночка, за неимением колбасы, намазала на громадный  кусок хлеба масло, насыпала сверху сахара, и, пошла осматривать новую для себя местность.
- Жалко, что вы ч-чуть-чуть опоздали, бабу Варю на т-той недели внуки в город увезли, а то бы сразу и договорились. Вон, её д-дом за забором.
- Ага, хороший дом! Двухэтажный! Ему лет двести! Там до революции какой-то барин жил. Даже балкончик с видом на пруд пристроил.
- Да найдём мы дом… 
- Что этот там ваша Леночка делает? – Спросила Катерина. 
Первое, что заинтересовало Леночку, была собака Дурка. Поистине, как собаку назовешь, так она и будет себя вести. Более дурного животного мир еще не видел. Увидев перед собой нечто громадное, но с куском пищи в руках, Дурка рванулась вперед с грозным рыком. Увы, ошейник её тут же остановил. Леночке это понравилось. Она начала протягивать в сторону собаки свой бутерброд, а потом резко его отдергивала. После пятой попытки с клыков Дурки начала капать пена, а у Вальки начало подергиваться лицо. Видя это, в ход событий решила вмешаться её старшая дочка.
- Ленка, не надо собаку травить! Уйди оттуда!
- Да, ладно вам, играет она. Господи – ребенок же ещё. Играй, Леночка, играй!
- Да это уже не игра. 
- Ленка, хватит издеваться над собакой!
- Да пусть ребёнок играет! Леночке нравится. А вот на площади у вас дом  тоже пустой стоит? Большой такой, окна заколочены.
- Это Хвалыновых дом. Деды умерли, а дети и внуки  в городе. Дом хороший, но просят они за него, как за целую улицу. 
Цепь для собаки Валентина купила совсем недавно. И надо же было тому случиться, что ошейник выдержал, а вот цепь лопнула. Шестьдесят килограммов бешенства сбили с ног даже такого монстра, как Леночка. Дурку уже не интересовал бутерброд, она мстила за свое унижение и рвала руки и ноги издевательницы. Вопли девочки вызвали странную реакцию у родни. Зойка рванулась к дочери так, как во время войны бросались под танк.
- Леночка! Брысь, проклятая собака! Паша, спасай её!
За ней не сильно торопясь поспешил Павел. А вот все остальные выбрали роль свидетелей, и особенно довольная улыбка поселилась на лице Дашки.
- Загрызет, или нет? – Спросила Катька.
- Такую не загрызешь. Шеи то нету, - предположила Машка. – А сало не прокусишь. 
- Я Дурке свой бутерброд отдам. Какая умная собака! – восхитилась Дашка. 
Более часа ушло на то, чтобы оттащить собаку, замазать йодом и перевязать истерично вопящую Леночку.
 - Надо придушить эту собаку! - Орала Зойка в сторону сестры.- Паша, надо вести дочку в больницу! Вдруг она у них бешенная!
- Собака у нас н-нормальная, н-нечего было Дурку травить.
- Вы Леночку свозите, вдруг она бешенная! Собаке тогда уколы делать придется, - предложила Катька.
- Ой, как всем весело! Совсем у вас сердца нет! Тут ребенок страдает! Леночка моя! Пошли в баню, я тебя отмою. Паша, съезди в магазин, быстро! Купи хлеба и колбасы! И побольше!   
 - Зеленки ещё к-купи, у нас зеленки н-нет.
- Ага. Ведра два, - посоветовал Колька.
- Да, с таким характером зелёнки много надо будет.
Чтобы как-то успокоить падчерицу Павел даже съездил в сельпо и купил для нее колбасы.
 На время все стихло, но через час в доме снова раздались вопли Леночки. На этот раз её шаловливые ручки дотянулись до кошки Мурки. Она бы точно оторвала ей хвост, если бы сама Мурка не захотела с ним расставаться, и так вцепилась в руки Леночки когтями и зубами, что та заорала и вынуждена была отцепиться от живой игрушки. Утешать плачущую девчушку кинулась мать.
- Лена, Леночка! Какая противная, эта кошка! Я её поймаю и накажу. Или нет, я её тебе отдам. Лапы свяжу, чтобы не корябалась, и отдам. Не хочет, дура пятнистая, с Леночкой поиграть!  А потом ты можешь ей хвост оторвать, уши, голову. Всё, что захочешь.
 И тут все поняли причину такого странного поведения этого жующего монстра. Мать разрешала ей все, и любые шалости и глупости воспринимала как должное. Ребенок просто хочет поиграть!
  После этого Зойка настояла на том, чтобы они проехались по деревне.
- Так, Паша, собирайся, поедем, проедемся по деревне. Народ поспрашаем насчет домов.
- Тут ещё один дом п-продается на соседней улице…
Зойка отмахнулась.
 - И так найду! Раз дом заколочен, значит – продается. А в сельпо всё остальное скажут. Паша, поехали! Только одень свою эту… капитанскую фуражку. 
Пашка вышел в белом летнем  костюме, на голове фуражка яхт-клуба. Он картинно остановился, осклабился в улыбке, потом отдал честь и полез в машину. Девушки наблюдали, как они выезжают.
Катька предположила:
- Хвастаться поехала.
- Ага. Тётка хвостом вертеть любит, прямо как павлин.
- Н-ну, есть чем.
- Вертеть?
- Х-хвастаться. 
Она снова завистливо вздыхает.
- Такой м-мужик! Люблю я в-высоких мужиков.   
  Пока они ездили, Леночку постигла очередная неудача. Соорудив дежурный бутерброд, она двинулась по огороду в сторону пруда. До края мостков оставалось ещё полметра, когда Леночка запнулась, и, выронив бутерброд в воду, полетела вперед, прямо в озерный рай. Плавать девочка умела, научилась в морской воде. Да и пресная вода выталкивала её как громадный поплавок. Поэтому она заорал только от неожиданности, а затем начала бить по поверхности своими громадными конечностями. Утонуть она не утонула, но сделала один неверный шаг – в поисках суши она миновала мостки. О том, какие запасы ила собрались в пруду за сотни лет его существования, могла рассказать ее тётка -  испытала на себе в прошлом году. Но она, так же как и все её дочки, не сильно спешили на крики девочки, и подошли только тогда, когда Леночка уже по пояс увязла в этом прогрессирующем болоте. Далее пошли  расспросы жертвы:
- Ты как, дура, туда попала? 
- И куда это тебя, придурочную, понесло?
- Ну, точно корова!
- Да какая корова?! Бегемот с бутербродом.
- Почему с бутербродом?
- А вон он плавает.
Тут же водная гладь вспучилась, показалась громадная пасть сома,  в котором и исчез кусок хлеба.
- О, Васька позавтракал!
- Может, он и её съест? – предположила Дашка.
- Нет, скорее Ленка съест Ваську. Что с ней делать то?   
- Мам, помнишь? Как ты в прошлом году так же знатно застряла.
- Да з-забудете вы к-когда-нибудь в-всё это! Ироды!
Машка засмеялась.
- Да как тут забудешь. Вон, бегемотище торчит в болоте, напоминает твои приключения.
- Тьфу на всех вас, д-дуры!
- Может ей МЧС вызвать? – предложила Катька. – Показывали же, как они недавно корову из болота доставали.
- Так, то корову, её подцепили за шею и достали. А этой на шею веревку не накинешь, нету у ней шеи.
- Может её добить, чтобы не мучилась? – Предложила Дашка с блаженной улыбкой. – Я могу даже кувалду принести. Или топор.
  Катька идею забраковала: 
- Кувалдой её не возьмёшь,
- А я её несколько раз ударю.
 - Нет, тут дробовик нужен, с жаканом. Это к Валерке нужно бежать, к соседу. 
- Да не б-блажи те вы!  Зойка бы не вернулась, а то точно убьёт н-нас.
А Леночка, продолжая бултыхаться в прибрежной жиже, погружалась все больше и больше. Дашка наблюдала за этим со счастливым лицом.
На счастье несчастной любительницы бутербродов подоспели её прямые родственники. Зойка, погарцевавшая в местном сельпо с новым мужем и получившей в ответ заметный залп зависти, была очень довольна поездкой.
- А где все? Куда все девались?
- А вон они, у пруда. Кажись, купаются.   
- А чего все одетые?
- Не знаю, может причуда такая. Все ж беременные. 
 Но всё хорошее настроение единоутробной сестры  Валентины улетучилось при виде дочери в роли поплавка на озерной глади.
- Леночка, что ты там делаешь? Купаешься? Молодец, дочка. Купаться тебе полезно. Вылазь, дочка, кушать пора, чай пить с сушками. 
Леночка, пыхтя, ответила: - Я не могу.
- Что значит, не можешь? Вылазь, вылазь, дочка.
- Я… я тут… увязла.
Зойке хватило секунд пять на  осмысление ситуации. 
- А-а! Вы что, дуры?! Зачем вы туда девочку мою скинули?!
- Да кто её кидал, сама она попёрлась в это болото.
- Да, Зоя, она с-сама зачем-то в эту грязь в-влезла. 
- Сама? Не могла она сама туда залезть, она же не дура, она же вся в меня! Спасайте доченьку, Пашка, Колька! Тащите её оттуда!
- За что тащить то?! За голову? Так мы её оторвем.
- Я тебе самому сейчас голову оторву! Делай что-нибудь!
- Ну, сейчас, что-нибудь придумаем. Да, свояк?
- Ага, нам не впервой! Тут у нас часто некоторые бегемотов изображают. 
Валька попыталась дать Кольке подзатыльник, но тот увернулся и побежал за реквизитом. Вскоре Колька быстро притащил веревку, несколько досок и с помощью: «Эй, ухнем» и потока цветистых  ругательств девочку выволокли на сушу. Пришлось Зое второй раз за день отмывать дочку в бане. Выслушав же рассказ дочери, Зойка прямо на пороге бани заявила: - Всё, Паша, заводи машину, едем за попом! Дом надо освятить! Мы эту нечисть поганой метлой сметём  под божье слово!  Где у вас ближайший поп живет?
- Да тут, на Административной, пересечение с Атеистической. Дом т-трехэтажный, с синей крышей. Только п-про него говорят, что он не настоящий п-поп.
- Это как?
- Ну, п-приехал с Украины, что-то не то у него с документами. Да и м-матушка у него, не приведи господи! К-курит как паровоз, и ругается как с-сапожник. Такие сочетания находит, мастерица. Сразу не удумаешь такие с-слова соединить.
- Вообще, говорят, что она раньше проституткой была в Одессе. У ней и походка такая, как на панели, - подтвердила Катерина.
- Да ладно. Ряса и крест у него есть?
- Ещё какой крест! Да и сам он – ого-го! Глотка как у паровоза. Как рявкнет «Отче наш», аж уши закладывает.
- Домину себе отгрохал трехэтажную.
- И церковную лавку открыл.
- И с-серебром приторговывает.    
- Паша, поехали! Раз поп богатый, значит дельный.   
Паша не сопротивлялся, и через полчаса они привезли местного попа, отца  Иоанна. Мужчина он был видный: высокий, толстый, курносый, говорил громко и важно.
- Мир вашему дому, спаси вас Христос.
Услышав такую речь, Филька нахмурился и засопел. Нет, он не сильно боялся священников. Просто от домового, жившего в доме Иоанна, он точно знал, что на самом деле священник тот липовый.
- Вот, святой отец, дом этот надо освятить.
- Освятим.
- Хорошо надо освятить, а то всякая чертовщина тут твориться.
- Хорошо освятим, сестра моя.  Не сомневайся.
- Прошу в дом.
- Хороший дом, старинный. Сейчас таких уж не строят.
  Перво-наперво, отец споткнулся на последней ступеньке крыльца. Затем Филька долго не давал Иоанну разжечь в кадиле ладан.
- Перво-наперво кадило надо разжечь. Кто бы его подержал?
Вызвался Павел.
- Давайте я подержу.
Иоанн потратил на эту простую операцию минут двадцать времени и два коробка спичек. Павел терпеливо держал кадило, но и у него начала затекать рука.
- Да что ж такое!?
Павел предположил: - Сквозняки, наверное. Зоя, закрой там дверь входную.
Снова последовали несколько неудачных попыток.
- Никак? Зоя, закрой окна!
- Да что ж оно не разгорается! Всегда ж разгоралось! Первый раз такое в моей практике.   
 И это неудивительно, включив режим невидимости, Филька устроился на плече попа, и задувал пламя до тех пор, пока  Иоанн не начал чертыхаться.
- Да… что ж такое то?! Да…чёрт тебя возьми! Дьявол тебя побери!...
Это чертыханье вполне удовлетворило домового -  теперь все молитвы уже не имели силы.
Спрыгнув на пол, Филька отправился во двор. Не потому, что он хотел уйти из дома, просто от ладана он сильно чихал, а чихание, раздающееся из ниоткуда, может сильно озадачить жильцов дома. Так могут и за вилы схватиться, и тыкать ими в это самое ниоткуда.
   Филька прогулялся до бани, поболтал с Венькой, поржал над теми испытаниями, что тот устроил противным гостям.
  В дом он вернулся, когда там уже вовсю отмечали удачное освящение жилья.
- Даже не думайте! Если он и был, то сейчас уйдет! Молитва, она чудеса творит. Больных излечивает, мертвых оживляет, а с нечистой силой, так это совсем просто. Если он и был, ваш домовой, то уйдет! Под венчик мне, под венчик. Всклянь не надо, – Басил Иоанн, наблюдая за тем, как Пашка наливает ему в стакан очередные двести грамм водки. Меньше норму батюшка не признавал, больше тоже. Как раз в это время за спиной Иоанна кто-то два раза чихнул,  но обернувшийся священник увидел только мирно вылизывающуюся кошку Мурку.
- Чихает-то как ваша кошка, прямо как человек. Ну, за ваш приезд! Как дом купите – зовите. Освящу! Как хорошо, что такие хорошие люди приезжают к нам в деревню. 
  Обмывание продлилось еще битых два часа, потом батюшка отбыл. Филька не удержался, и на крыльце дома слегка пнул Иоанна по пятке уже занесенной ноги. В результате тот запнулся о вторую ногу и загремел с крыльца, ударившись лицом о собственное кадило. При  могучем его весе это имело катастрофические последствия. Выбитые зубы и сломанная нижняя челюсть надолго лишили святого отца возможности зарабатывать деньги. Филька до смерти не любил самозванцев и прохвостов.
 
На следующее утро Пашка встал раньше своего свояка, еще по темну, и решил пойти порыбачить. Но только не с обычной удочкой. Сняв с «Нивы» аккумулятор он нашел в багажнике два провода и отправился к пруду, подсвечивая себе фонариком.
- Счас я быстро тут рыбы наловлю, - бормотал он. - И караси, и Васька ваш вверх брюхом всплывут
Он ещё прикручивал к клеммам провода, когда его кто-то окликнул женским, чуть хрипловатым  голосом:
- Паша.
  Павел оглянулся по сторонам, но никого не увидел.
«Чудиться», - подумал он.
  Затем его снова окликнули, уже более нежно:
- Паша! Пашенька! 
  Голос был томным, грудным, и с легкой хрипотцой, которая бывает у сильно курящих и часто выпивающих женщин.
   «Зойка, что ли? – Ломал голову Павел. - Хотя она на нежности не горазда. Может эта, сестра её. Она на меня точно заглядывалась. А вдруг это её дочка, младшенькая. Вот с ней можно было бы покувыркаться! Она ещё ничего. Персик. Остальные тоже хороши, но уже с икрой».
    Осмотревшись по сторонам и даже посветив фонариком по кустам,  Павел решил окончательно выкинуть из головы странный голос.
  - Сейчас тут всплывет ведра два карасей, принесу удочки и скажу, что это наловил я, - бормотал хитроумный рыбак. Но только он пристроился, чтобы опустить в воду провода, как из воды появились две женских руки, обхватили его за шею и, скинув с мостков, потащили вглубь пруда. Здесь Павлу показалось, что к паре рук присоединилась ещё одна пара, таких же ледяных и невыносимо сильных. Да и тела невидимых противников Павла были фигуристы и могучи, а уж льдом от них несло, как от двух айсбергов.
   Он сопротивлялся, выныривал из воды, глотал воздух, но потом беспощадная сила снова тащила его на дно. Пашка был силен, плавал как тюлень, благо долго жил на море, в Одессе, но и он начал изнемогать. На его счастье темноту прорезал первый луч солнца, а затем раскричались в перекличке окрестные петухи. Беспощадные тиски рук начали слабеть, а потом исчезли совсем.
  Ни один рекордсмен мира по любому стилю плавания не плыл так быстро, как в то утро Павел Зимин. Оказалось, что он был уже на другом берегу пруда, под ветлой, там, где жил, по словам Кольки, сом Васька. На мостки Пашка не взобрался, он выскочил  на них так, словно бежал по воде, а не плыл. В секунду проскочив мостки, Пашка выбежал на сушу, споткнулся о забытую девушками лейку с водой, и, упав на землю, перевернулся лицом к пруду. Водная поверхность была пуста и безмятежна. Вытерев мокрой рукой со лба холодный пот, Павел несколько минут думал о том, что пережил. Потом он встал, осторожно ступая по мосткам, дошел до аккумулятора. Но тут снова прозвучало хрипловато-призывное:
- Паша…
  Не выдержав, Павел со всех ног рванул через огород к дому, а от пруда уже донесся откровенный хохот двух женских, изрядно прокуренных голосов. 
  Он курил уже третью сигарету подряд, когда из дома вышла сонная Зойка. Увидев мокрого Павла, она спросила:
- Ты, что, купался с утра? Как водичка?
- Х-хреновая, - ответил Пашка.
- Какая? – Не поняла Зойка.
- Г-глухая, что ли? П-плохая сегодня в-вода.
   И только глянув в изумленные глаза Зойки Павел Зимин понял, что стал заикаться.
- Пруд н-ам надо б-было освящать, а н-не дом, - буркнул он.
- Паша, Пашенька, что случилось то? Ты чего это заикаешься?
- Я н-не з-заикаюсь.
- Как не заикаешься, когда заикаешься?
- Д-да иди ты!...
  Аккумулятор во двор утром притащил изрядно удивленный Колька.
- Слушайте, ничего не пойму. Вот, аккумулятор чей-то на мостках лежал.
  Павлу пришлось признаться: 
- М-мой это. Я-я, оставил. К-колька, у в-вас  русалки в пруду в-водяться?
  Тот подтвердил:
- Две. Сестры они, Сашка и Пашка. Они лет двадцать назад по пьянке утопли, аккурат на Ивана-купал. Здоровые такие были бабы, я их хорошо помню. Самогон хлестали, не хуже мужиков. А уж дымили обе, как два паровоза, все «Приму» да самосад! А водяного нашего, того Вовчей зовут. Так он мужик ничего, добрый. Но встречаться с ним не советую.   
- Ч-чего так?
- Да, у них, начистых, такая причуда. Вот он, вроде, нестрашный, всё подмигивает да улыбается, а как увидишь, либо обсерешся от страха, либо заикаться станешь.
- Да? П-понятно. – Сказав это, Пашка в тот день больше к пруду не приближал ни на шаг. Максимум – в огород мог зайти, сорвать огурчик, и все.
  Прикрутив аккумулятор на место, Павел со всеми позавтракал.
- А вот и наши карасики! Наши вкусные карасики, - пела Зойка, сгружая караси на тарелку дочери. - Да с картошечкой! 
 Она зачерпнула из сковородки шумовкой большую часть карасей и сгрузила их в тарелку дочери. Туда же последовала большая часть картошки.   
- Кушай, Леночка карасиков, они такие полезные!
Но Леночка хмуро смотрела в свою тарелку.
 - А колбаса где? Колбасы нет. Колбаса где?
- Ешь, Леночка, нам скоро ехать надо. Всё, Паша, хватит жрать, поехали искать дом. Леночка, ты с нами. А то тут некоторые только и ждут, чтобы в болото бедного ребёнка скинуть и утопить.
Леночка за спиной матери показала всем язык.
Когда святое семейство отбыло, все Кобылины и даже Колька вздохнули с некоторым облегчением. Они так и сидели за столом.   
- И сколько они этот дом будут покупать? – Спросила Катька по праву старшинства.
- Д-да кто ж его знает? Главное, что она еще ни к-копейки не дала на пропитание. Вон, кило к-колбасы для дочки купила, да священника оплатила.
- А деньги, наверное, хорошие огребли за дом в Краснодаре? – Предположила Машка.
- Ещё бы! На такие деньги у нас в деревне можно целую улицу купить, а не один дом.
 Тут на крыльце показалась Дашка.
- Я убью эту дуру!!!
- Что опять?!
- Она мою новогоднюю фотографию порвала! Там где я принцесса! Где наш топор!?
Катерина обернулась к матери.
- Мама, ты что-то решай, а то нервы у всех кончаются.
- Да, а нам, беременным, это ни к чему, - подтвердила Мария.
- Я ещё раз говорю, мама, я просто убью её и в тюрьму сяду! Мама! – Настаивала Дашка.
- И что мне т-теперь, самой её убивать и в т-тюрьму садиться!? Вместо тебя?!   
Колька хихикнул: - А что, это выход. Ты на зоне в авторитете будешь. Всех там забьёшь. Выйдешь мамой в законе.
-  Мам, а ты её в погреб столкни.
- Только вилы не забудь подставить.
- И застрахуй.
- Да ну в-вас всех,  д-дуры! Я что их, в-выгнать должна? С-сестра, всё же, единоут-тробная.
- Может, их в дом, какой отселить. Вон, в соседский.
- Это всё равно, что из дома выгнать. Так можно и просто за ворота вещи выкинуть. 
- М-молиться надо.
- О чём?
- О т-том, чтобы они этот самый д-дом быстрей купили.
- Ну, об этом даже я слово богу замолвлю, хотя в бога и не сильно верю, - признался Колька.   
Все уселись за столом напротив друг друга, и, подперев голову, задумались.
  Новая семья вернулась из поездки часа через три. Зойка была довольной, чего нельзя было сказать о ее муже.
- Нашли хороший дом. И просят недорого, и к пруду близко, купаться можно будет.
  После этих слов Пашку аж передернуло. 
  Впрочем, к вечеру Зимина пробило на злость. Он не привык так просто сносить обиды. Недолго покопавшись в своей «Ниве» он вытащил квадратный брусок, сильно похожий на кусок хозяйственного мыла, привязал его к палке и пошел мстить. К мосткам сильно близко он подходить не стал, зажег бикфордов шнур, и бросил свой подарок подальше, как раз к приметной ветле.
- С-сейчас вы у меня в-все к верху пузом всплывете, - пробормотал он. – Все, и В-васька, и В-вовча, и П-пашка с Сашкой.
  Он даже зажал уши руками, но шли секунды, потом минуты, а взрыва так и не было. Сплюнув, Пашка пробормотал:
- И т-тут все не так как надо! П-пора убираться из этого дома. Загостился я тут, р-расслабился. П-паша, тебя ждут к-курорты Египта и Турции, роскошные ж-женщины и куча бобла. 
  Он развернулся, чтобы уходить, но тут на его спину плеснула вода и женский голос позвал: - Паша… Иди ко мне!
Паша рванул с места, как Борзов на олимпиаде в семьдесят втором. А вдогонку откровенно хохотали два прокуренных женских голоса. 
   Развод на деньги богатых дамочек - это и было главной задачей Павла Зимина. Если бы Зойка была женщиной поумней, она бы точнее выяснила, за что именно сидел её благоверный. А она развесила уши и поверила басням Павла о случайной драке, о несправедливом приговоре. Драка и в самом деле была, но это было финальной стадией карьеры Паши Зимина по кличке Чемпион. А занимался всю свою сознательную жизнь Чемпион тем, что по молодости боксировал, а когда закончил со спортом, то начал разводить богатых дурочек на бабло. Получалось у него это лихо. Женщины, под впечатлением обаяния «Серебряного призёра чемпионата Европы по боксу»  продавали свои квартиры, брали миллионные кредиты, и послушно отдавали всё это в руки Павла. Чемпион после этого, естественно, исчезал. Но пять лет назад ему не повезло. Случайная встреча в поезде с «кинутой» им женщиной привела к драке с её новым мужчиной. В результате того еле откачали в реанимации, а Паша по совокупности всех своих преступлений загремел в тюрьму на пять лет. Вышел он оттуда изрядно потрепанный временем и режимом. О столице мечтать уже не стоило, теперь ему пришлось рассчитывать на таких вот деревенских дурочек, как Зоя. Деньги, что они получили за дом, лежали в машине, ведь Пашка уверил Кобылину, что родственники могут умыкнуть деньги, и лучшего места для хранения, чем «Нива» они не найдут. Если бы план Павла увенчался успехом, то Зойка с Леночкой осталась бы без денег и навсегда поселились в доме Кольки Скокова. Именно перспектива увеличения семьи на этих двух не совсем адекватных женщин и привела Фильку к неприязни в отношении Павла Зимина. 
  На следующее утро Паша снова встал раньше всех, как раз на летней заре. Женщины спали, а Колька уже сидел с удочкой на своих любимых мостках. Осторожно, чтобы не скрипнуть петлями, Пашка открыл ворота, завел «Ниву» и выехал со двора. Ворота он так же аккуратно закрыл – дольше не будут искать. Проехав деревню и свернув на знакомую дорогу, Павел облегченно вздохнул.
- Всё! П-прощай, Зоенька. Т-ты была самой г-глупой из всех кинутых мною баб!  – Заорал он. 
  После этого ему пришла в голову мысль проверить деньги. Павел остановил машину, залез под сиденье. Пакет с деньгами был на месте. С облегчением вернувшись за руль, Пашка вытаращил глаза. За несколько секунд, что он отвлёкся на деньги, на местность спустился густой туман. Настолько густой, что еле-еле было дорогу видно.
- Это что т-такое? Туман? Откуда это? Н-не было же ничего! 
Лучше всего было постоять на месте, дождаться пока туман рассеется. Но Паше то нужно было драпать! Он несколько раз посмотрел на часы, и, чертыхнувшись, Павел осторожно тронул машину с места.
- Ладно, п-прорвемся. Главное – уехать подальше. А то эта д-дура ещё в м-милицию пойдет, о п-пропаже заявит. 
Павел включил фары, наклонился вперед, чтобы лучше видеть.
- Ни черта н-не видно! Д-даже с фарами. Что ж такое? Что за т-туман. К-кисель какой-то, а не т-туман.   
 Проехал он немного, минут через пять туман расселся. Зимин облегченно вздохнул.
- Ну, слава богу! Теперь мы рванём. 
Но потом дал резко по тормозам. К своему изумлению, Павел понял, что он впервые видит эту дорогу и эту местность. Главное, что под колесами «Нивы» был уже не асфальт, а обычная земляная, проселочная дорога, а по сторонам – необъятные хлебные поля.
- Г-г-где это я?! 
 Выйдя из машины, и покрутившись по сторонам, Павел ничего не понял. Он залез на капот, осмотрелся оттуда, потом плюнул. Слез с капота, сел в машину и поехал, куда глаза глядят.   
- Ну, к-куда-нибудь я же приеду! В-все дороги ведут в Рим, а у нас в Москву. 
Спустя два часа он уже не был в этом уверен.
 - Третий час п-пошел! Господи, выеду я к-когда-нибудь с этой дороги. Так скоро и б-бензин кончиться. О, ч-человек!
  Человек был маленьким стариком. Старичок был странный, низенький, лысенький, с неряшливой бороденкой, и хитрыми глазками. Что еще покоробило Пашку – пиджачок на старичке был застегнут на женскую сторону.
«За бабой своей, что ли, донашивает?» - Подумал Пашка. Но делать было нечего, ни одного Сусанина в Версачах или Карденах даже близко не наблюдалось.
- Д-дед, ты местный? – Зачем-то спросил Пашка.
- Да уже местней местного. Чаво, милой, заплутался?
- Д-да, чего-то съехал не туда, и не пойму где. Как тут на дорогу в-выехать?
- На каку-таку тебе дорогу надо, милок?
- На ф-федеральную трассу.
- Ой, далеко это! Давай, я тебя до ближней деревни провожу, а там ты куда хочешь уедешь.
- С-садись.
    Пока дед с кряхтением устраивался на соседнем сиденье, Пашка обнаружил ещё одну странную особенность старичка – у него на обоих ногах была пара разношенных ботинок  на левую ногу. При этом размер ботинок был какой-то нереальный, при таком малом росте - не менее сорок шестого!
- Давно я на драндулетах не катался. Прокачусь.   
- И, как ты в этом только ходишь? – Не удержался и, уже на ходу,  спросил Пашка.
- Привык, милок, привык.
- Долго привыкал?
- Да лет сто.
  Пашка хотел спросить про возраст старичка, но тут снова опустился туман.
- Ч-чёрт! Опять этот т-туман! – Неприятно поразился Павел. Дедок согласился:
- Бывает он тут. Часто. Хитрый туман! Его не обманешь, а он может. Сильный туман. Хитрый туман! Этот туман всё по местам расставляет. Всех на чистую воду выводит. Никто так просто не уйдёт.   
  Пашка хотел спросить про дорогу, но тут и сам увидел, что земля сменилась асфальтом.
- А дальше мне куда ехать? – Спросил Павел. Ему никто не ответил, и, оглянувшись, Зимин увидел, что рядом никого нет. Волосы вокруг плеши Павла невольно встали дыбом. Они ещё не успели улечься, когда в редеющем тумане он увидел какое-то препятствие. Пашка еле успел затормозить, а когда окончательно пришел в себя, понял, что машина стоит перед зелёными воротами дома Кобылиных. Для того, чтобы осмыслить всё это Павлу понадобилось минут десять. Он как баран долго таращился на дощечку с адресом: «Ул. Степана Разина 127».  А затем ворота открылись, и вышла сонная, зевающая Зойка. Машинально Павел заехал во двор.
-  Паш, ты, куда это с утра ездил?
Заторможенными движениями астронавта на Луне Павел вылез из машины.  Движением генсека Брежнева он отмахнулся от вопроса Зойки.
- Паш, так, ты, куда ездил то?
 Зачем-то Павел открыл капот.
- Д-да, движок что-то стал д-воить, решил его проверить.
 - А что это у тебя с волосами?
- И ч-что там с ними?
Зойка показала руками: - Дыбом они как-то стоят.
- Они не п-поседели?
- Да нет.
- С-странно.
- Чего странно?
- Д-да ничего. Отстань!
- Хорошо, отстану. Ты вовремя, как раз к завтраку успел. Пошли есть. Там карасики снова. И картошка. 
За завтраком Павел был как никогда тихим, как бы заторможенным.
Зойка как обычно, накладывая большую часть карасей в тарелку дочери.
- Ешь, Леночка, караси такие вкусные.
- Колбаса вкусней. Почему колбасы нет? Колбасу хочу! 
- Будет тебе колбаса, позже. Съездим за колбасой, да, Паша.
 Уже после завтрака Пашка с Колькой отошли покурить за баню.
- С-слушай, с-свояк, а у вас тут такой с-старичок не водится – маленький, п-плешивый, пиджак на женскую сторону застегнут и б-ботинки на одну ногу?
Колька заинтересовался. 
- Ботинки на одну ногу, говоришь? А нога такая здоровущая, да?
- Ага. Н-нереальная н-нога, размер п-пятидесятый, не меньше!
- А бородавка на щеке была? Противная такая?
Пашка напрягся и утвердительно кивнул головой. Колька сразу развеселился.
- Ну, ёлкин сарафан! Повезло тебе, брат! Ты ж самого лешего видел! Это же сам Кольша-лешак тебе явился! Он мужик серьезный, если что не по его – хоть год будешь по лесу плутать, а не выйдешь. Так что тебе ещё повезло. И живой остался, и время не потерял. У нас тут в прошлом году бригада лесорубов за три дня полгода прожила.
- Это к-как может быть?
- А вот так! У всех нас, и тут, и в стране, и у китайцев, и в Америке даже  - три дня прошло, а у них полгода.
- Да б-брешешь! 
- Да, брехать они могут что угодно, но бородищи у всех за три дня знаешь, какие отросли?!  Во! - Он показал. -  И волосы по плечи. А приехали то все с зоны бритые.
- Да в-врешь ты всё! Не бывает этих… л-леших и других. 
- Вот те крест! Один из этих лесорубов до сих пор у нас тут живет, Зубок. Он с Ленкой Коровиной сошёлся. Её все Коровой зовут, она такая большая и глупая. А он головой слегка тронулся, поэтому с Коровой и сошелся. Это, Паша, ещё хорошо, что ты не баба, а то лешак непременно бы приставать к тебе начал.
- П-приставать?
- Ну да. Он такой. Старый уже, а до баб охочь! Прямо как школьник до учительницы.
- И что, к-кто-то ему дает?
- Да все бабы дают. Никто отказать не может. Ласковый он, змей! Это не мы с тобой. Он такое им нашепчет, что бабы сами раздеваются.
- А-а… как же это?..
Пашка показывает на своё лицо. Колька пояснил:
- Да это они уже потом видят, после того. А до этого он невидимый, всё на ухо им шепчет, да в ушко целует. – Он присмотрелся к свояку. -  Э-э, брат, здорово тебя торкнуло, волосы то дыбом торчат. Хорошо, что ты уже заикаешься, а то бы сейчас начал. Ты выпить хочешь?
На это предложение Павел только кивнул головой.
- Пошли, пока бабы не видят.
Колька завел его в баню, запустил руку за печку, достал бутылку.
- На вот, прими как микстуру.
Пашка, выпив, выдохнул. И волосы тут же улеглись обратно. 
- С-сразу как хорошо-то с-стало!  Фу! Отпустило.
Слышен крик Зойки.
- Паша! Паша, ты где?
- Достала уже! П-плесни ещё.
- Да не жалко. У меня такая же плесень приставучая.
- Паша ты где!?
- В-всё, пошёл. Спасибо, с-свояк!
- Да не жалко, когда оно есть.  Жалко, когда его нету.
   Они вернулись в дом, и Пашка высказал претензии своей жене:
- Зоя, д-дом мы освятили, надо было еще и м-машину освятить.
- Кто святить то будет? Батюшка зубы себе выбил, месяца на два из строя вышел. Ты, давай, машину заводи, надо в Макарьевку доехать, там, говорят, такой домище продается! Только срочно им надо, в неделю всё продать.
- Я, вообще-то, на грудь уже принял.
- И что?
- Как что? Гаишники остановят, прав лишат.
- Да откуда у нас тут гаишники? Нужна им эта деревня. 
Валька подтвердила:
- У н-нас тут лешего легче встретить, чем г-гаишника.
    Павла передёрнуло.
- Ну, поехали-поехали! – Настаивала Зойка.
-П-поехали. Сама штраф платить будешь!   
   Дом,  про который говорила Зоя, в самом деле, был грандиозен! Три этажа, подведены все коммуникации – вода, канализация, газ. Рядом река и тридцать соток земли.
- Какой мы тут с тобой, Павлик, огород разобьем!- Ликовала Зойка. - Всё тут засадим, до последнего сантиметра! Это не тот клочок у нас в Краснодаре! Тут есть, где повеселиться! Тридцать соток земли! Как я мечтала об этом в Краснодаре, там огородик то был всего ничего, полторы сотки. Пару огурчиков вырастишь, и то счастье. А тут!...
  От этой перспективы Пашку аж перекосило. Больше всего в жизни он не любил работать «на земле». 
Зойка прощалась с хозяевами дома.
- Ну, что ж, договорились. Жалко, что сегодня суббота! Целых два дня придется ждать.
- Да, нам деньги срочно нужны! К пятнице отдавать надо, а то...
- Очень! Сыну нужно. У него там такие проблемы, не приведи господи! Так на его бандиты наезжают! 
- Не переживайте, в понедельник, в семь утра мы приезжаем с вами и едем в районный центр оформлять куплю-продажу. Паша, поехали! 
- Поехали, только в ц-церковь заедем.
- Это зачем? Отца то нет, в больнице лежит.
- Н-надо!
   Первым делом он заехал в церковь, набрал там иконок, крестиков, ладана, сам долго и неумело крестился. Зоя была под впечатлением такой невиданной религиозности своего мужчины.
- Как отец Иоанн из больницы выйдет, мы у него обвенчаемся, - сказала она Павлу в машине. Тот согласно кивнул головой. У него уже начался вырабатываться комплекс заики – говорить как можно меньше и со всем соглашаться.
  День прошел как обычно. Близняшки пару раз поругались, как всегда из-за причуд безбашеной Леночки. Она все доставала своими выходками Дашку, нутром чувствуя в ней соперницу по части пропитания и возраста. Но и та не отставала по части сдачи. После того, как Леночка пролила на её кровать чай, Дашка смазала шлёпки великанши солидолом. Зойка час отмывала ножки дочери от этого добра всем, чем можно. За этот же день Леночка пять раз упала. Три раза дома, споткнувшись о пороги, два раза в огороде, на ровной тропинке. При этом каждый раз страдали бутерброды, с которыми ненасытная девочка не расставалась ни на минуту. Особенно впечатляюще она приземлилась на кресло в зале. Просто захотела в него присесть, посмотреть мультики. Кресло хрустнуло, ножки подломились, и оно разложилось наподобие шезлонга. Ремонту кресло больше не подлежала, так что пришлось Кольке вытащить его в огород.
- Вот ведь Леночка… Мать ихтиандра!... Хорошее было кресло, при Андропове ещё покупал. Сломала ведь, слониха. Один расход с этими гостями. Тьфу ты! 
  На следующее утро Павел решил повторить попытку побега. Но в этот раз машина даже не завелась. Павел открыл капот, долго проверял аккумулятор, свечи, бензин в баке. Все это время Зимину казалось, что кто-то рядом с ним хихикает. Пашка несколько раз оглянулся, но никого не увидел. Между тем Филька размещался у него за спиной и, хихикая, отключал все то, что Пашка только что прикрутил.
- Ч-чертовщина! Ч-что ж ты не заводишься, з-зараза! Мне же ноги делать надо! Я же т-тут увязну в этом к-колхознятнике! Я же т-терпеть не могу в з-земле копаться. Лучше в з-зону, чем на огород.   
А днём «Нива» завелась буквально с полуоборота  и они с Зойкой благополучно съездили до сельпо. Пашка настоял, чтобы они заехали в церковь и купили ещё и святой воды. Воду эту он украдкой вылил на машину, затем неумело, левой рукой перекрестился.
Вскоре Павлу захотелось выпить. 
- Зоя, м-мне бы это, сто грамм. П-плесни там мне.
- Ещё чего! Повода нет, да и вдруг ехать куда придется.
- Чего это? Так гаишники тут н-нет, сама г-говорила. Лагче лешего увидеть, ч-чем гаишника.
- Нет-нет, так объявятся. Они как нечистая сила, появляются, когда не ждёшь. И не канючь даже! Вечером налью, к ужину!
- А Колька где?
- Колька за г-грибами пошёл.
Павел пробормотал себе под нос.
- Так, и в-выпить не с кем. Может, т-там, в бане у него что осталось?
  Пашка пошел в баню. Он сунул руку за печку, но вместо приятной цилиндрической окружности пол-литры нашёл рукопожатие небольшой, костлявой и очень холодной руки. Зимин отдёрнул руку, и ещё соображал, было это или почудилось, когда из-за печки показалась небольшая, грязная рука, тут же сложившаяся в классический кукиш.
Павел так рванулся из бани, что забыл про низкий дверной проем. Раздался треск, полыхнул в его глазах сноп искр, и наступила темнота. Со стороны двора этот удар и треск вызвал удивление у сестёр-близняшек и вышедшей на крыльцо Катерины. Баня даже дрогнула, как от удара гигантской кувалды, и как-то даже осела. Полетели щепки, и из бани вылетело ногами вперёд тело Зимина. 
  Очнулся он уже дома, на кровати с перебинтованной головой.
- Ну, вы нас и напугали, Павел Иванович, - сказала сидевшая рядом с кроватью Катерина. – Это ж надо так башкой об косяк садануться, что притолоку вынести! Чуть баня после этого не обвалилась. Колька вон, второй час чинит.       
  Затем прибежала Зойка, она, оказывается, провожала скорую помощь.
- Слава богу, ты ожил. Врачи сказали, Паша, что череп твой цел, а то, что много крови набежало, так это ерунда. Просто сосуд на голове разбил, и все. Как ты мог так башку свою разбить?
- Да, з-забыл совсем… что т-там… низко. Прямо в нокаут попал. В к-крутой нокаут. 
Зойка обернулась к появившейся в дверном проеме сестре:
- Я же тебе говорила, что баню твою дурацкую пора ломать!
- Вот д-денег дашь на новую баню, эту сломаем.
- Ага, сейчас! Делать мне больше нечего, как тебе баню строить! Сама построишь! Бедненький мой! Давай, выздоравливай. Чтобы завтра был как штык. Нам завтра надо ехать дом покупать.
Пашка замучено улыбнулся.
    На следующее утро Павел снова поднялся с петухами. Голова болела, мир слегка кружился вокруг, его пошатывало, но он вышел на улицу. 
- В-вот это я в-вчера н-нокаут получил. На ринге т-такого не было. 
  Сняв уже не нужную повязку, он забрался под сиденье своей машины, достал пачки денег, бросил их в рюкзак, и потихоньку, боком, выскользнул за калитку. До дороги было метров триста, а чуть подальше – автобусная остановка, откуда отправлялся автобус в город. Павел шел бодро, хотя время от времени его и побрасывало в разные стороны. Он зорко осматривался по сторонам. Но ни тумана, ни проклятого старичка не было видно. Зимин уже видел эту дорогу, шоссе, когда за спиной раздалось какое-то странное шипение, а потом саму спину стало припекать.
- Ч-что, что это за ф-фигня? - пробормотал Павел.
  Сдернув с плеч рюкзак, Пашка торопливо развязал клапан рюкзака и обмер. Денег в нем не было, зато была та самая толовая  шашка, что он бросил в омут водяному. Мало того, бикфордов шнур горел, и не просто горел, он догорал! Павел размахнулся, и, крутанувшись, судорожным движением метателя молота изо всех сил бросил рюкзак. Но тот зацепился лямкой за пуговицу рубахи, а потом так рвануло!...
   Очнулся Павел через неделю в областной больнице. Как сказали врачи, он хорошо отделался. Оторвало два пальца на правой руке, да изрядно покорежило лицо и туловище.
Зоя заходит в палату к  Павлу. Голова у того еще замотана так, что видны только одни глаза.
- Паша, наконец-то ты в себя пришел! У меня для тебя столько новостей! Я же тот дом в Макарьевке всё-таки купила!
Павел закрыл глаза и застонал.
- Вот и я про тоже, Паша! Такая радость, такая радость! Тридцать соток земли! Огород! Сад! Как хорошо, Паша, что ты сказал мне, где деньги лежат. Я ж забыла, все сумки перерыла, а потом думаю – чего я, дура такая! Паша же говорил, что деньги под сиденьем машины. Я уже и дом купила, и мебель завезла и расставила. Да, я ж документы в ЗАГС подала и обо всём договорилась! Через три дня нас распишут, прямо тут. И денег остается как раз на свадьбу. Да, Паша, пляши! Я же тебе мотоблок купила! 
Из глаза Павла потекла слеза.
- Вот-вот! Видишь, какая радость! Какое счастье! 
Павел начал дёргаться всем телом.
 - Бедненький! Как мне тебя жалко. Ну, я пошла. Надо свадебное платье дошить. А то на мой размер сейчас не продают.
Павел застонал, из глаз всё текли и текли слёзы.
  Зойка в эти дни проявила бешеную активность. Она не только купила дом, но и привезла, перетаскала и расставила мебель. В этом ей активно помогали родственники, даже беременные, так все жаждали отъезда Зои и Леночки из дома.
Через месяц Павел смог встать на ноги и сделать первые шаги. Затем с его лица сняли бинты… Павел глянул на себя в зеркало и понял, что теперь он нужен только Зойке. А кто еще заинтересуется заикой с лицом египетского сфинкса? Благо все остальные мужские особенности Зимина остались на своём, определённом природой месте.
Дольше Зимину пришлось объясняться с полицией и прокуратурой. Пашка сочинил красивую историю о том, как он увидел каких-то пацанов, отобрал у них шашку с уже горящим шнуром и пытался её выбросить.
Павел сидел на кровати и говорит, активно жестикулирует. Его с интересом слушает человек в синей форме.
- И вот они убегают, а эта штука падает к моим ногам. Ну, я попытался её бросить как можно дальше.    
- Да вас за это надо наградить.
- Не надо. Это был мой долг.
  Успокоились и местные хранители.
С отъездом Зойки и Леночки в дом Вальки и Кольки вернулся покой и благодать.
Все члены семейства сидели под навесом, и с благостными лицами пили  чай. Валька, по привычке, сначала нюхает чашку, потом отхлёбывает чай. Дочки смеются.
- Мам, ты чего?
 - Чего?
- Ты чего каждый раз чай нюхаешь?
- Ч-чего-чего. Я всегда теперь чай нюхаю, в-вдруг тут уксус будет.
- Да ладно, не с чего вроде.
- Да к-кто ж его знает.
 Она отхлёбывает чай. И вдруг глаза её вылезают из орбит, она буквально давиться чаем.
- Мам, чего, уксус?
Валька отрицательно качает головой, шепчет:
- К-коньяк.
- Да ты что!
Валька торопливо допивает чашку, морщиться как от спиртного. Катерина выплескивает чай, наливает новый, из самовара, за ней тоже самое делают все остальные дочки, все пьют. Потом выплёвывают содержимое чашек, разочарованно переглядываются.
- Чай.
- А вы думали, к-коньяк? Дурочки!
- Наколола, да? 
Валька показывает язык, все хохочут.  Появляется Колька с ведром карасей.
- Чего это вы ржёте всей конюшней? Приняли чаго на грудь?
- Да чего бы не поржать, с коньяка то.
- С какого коньяка?
- Да в-вот, Филька проставился. Вместо чая коньяк в самоваре з-заварил. Мы уже по три чашки выпили. 
Колька торопливо наливает в чашку воду из самовара, пьет, но выпитое тут же фонтаном вылетает наружу.
- Дура… это ж вода… она же горячая… капиток…
Девушки в голос хохочут.
- Дуры вы… коровы дойные…ну вас!
Обиженный Колька уходит в дом, а все продолжают хохотать.

Вскоре, с разницей в день, родили и Катька и Машка. В ход пошли старинные колыбели - люльки, которые вешали на крюки в потолках. Домовой Филька детей любил. Иногда даже сам качал ночью колыбельки, чтобы не тревожить матерей.
Ночь, на кресле дремлет Катька. Ребенок начал хныкать, но колыбель начинает качаться. Филька медленно проявляется в своем голубоватом виде. Ребенок с интересом смотрит на него, улыбается.
- Э-э, это ты чего? Это ты прекращай! Ты меня видеть не должен.
Но лицо  ребенка  расплывается в улыбке, он радостно машет руками. На лице Фильки недоумение.
- Что это ещё за междометие будет? Не может такого быть, что бы он меня видел. Он же человек.   
  Через неделю после родов Катьки в дом притопал нерасписанный мужик Катерины.
Колька Лоаухов идёт по улице, на лице его красуется мощный, хотя уже и сходящий синяк. На центральной площади он видит клумбу. Он оглядывается по сторонам, и начинает воровато рвать цветы. На крыльцо сельпо выплывает дородная продавщица.
- Ты чего это делаешь, гад такой!? Не ты сажал, не тебе и рвать! Я тебе сейчас уши оторву, Лопух ты этакий! 
Колька принимает низкий старт, изо всех сил бежит в сторону дома Кобылиных. Вслед звучит голос продавщицы.
- Ну, приди мне ещё за хлебом, аспид, я тебя этими цветами накормлю, зараза! 
 Колька останавливается, смотрит на помятые цветы. Замечает за забором палисадника шикарные пионы. Оглядывается по сторонам, протискивает руку, срывает цветок. Пока вытаскивает его, он почти весь осыпается. Тогда он, перелазит через забор, но вскоре выпрыгивает оттуда, и бежит со  всех сил. Из-за забора же появляется огромная, брылистая собачья морда, с гневом гавкающая вслед похитителю.
Колька останавливается, трёт укушенную ягодицу. Затем оглядывается, назад и снова припускается бежать. Добегает до калитки дома Кобылиных, переводит дыхание, смотрит на помятые, истрепанные цветы, машет рукой, и, выставив букет вперёд, заходит во двор.
Катерина как раз сидит на крыльце с ребёнком на руках.
- Кать, ну… ты, это… пошли домой. А то народ осуждает. Да и дитя вон, мое, это ж никак нельзя… так вот.
- У-ух! Врезала бы тебе сейчас по твоей бестолковке! Перечить мне ещё будешь?!
Колька замотал головой.
- Смотри мне!
- А мне… ребёночка можно посмотреть? А то… всякое говорят… буд-то ты…
- Счас ещё раз по голове получишь!
- Да я так… к слову.
Катька разворачивает пеленки. 
- Смотри. Вот, видишь?
Катька тычет пальцем в ягодицу ребёнка. Там здоровая родинка в форме земляники.
- Точь-в-точь как у тебя, обормота!
Колька расплывается в довольной улыбке.
- Точно, родинка точь-в-точь как у меня, значит - мой сын! Мой! Колькой назову! В мою честь! Будет Колька Колькович Лопухин! 
Катька снизошла.
- Пошли. Бери дитя. А я сумки потащу.
Вскоре оба торжественно идут по улице. Впереди Колька Лопухин с ребенком на руках, сзади Катька с двумя объёмными, клетчатыми сумками. Все обитатели деревни с улыбкой смотрят на это шествие. Из-за забора за ними наблюдает и собака. А продавщица сельпо исподтишка, чтобы не видела Катька,  показывает Кольке кулак, но при этом улыбается.
   А ещё через неделю счастье подвалило уже Машке.
Около зеленых ворот начал сигналить лимузин. Из него вывалилась толпа чернявых людей с шампанским и цветами. Это приехал тот самый Вахтанг из Грузии. С букетом в одной руке и бутылкой вина в другой. 
- Машико, где ты, моя любимая?!
Машка вышла во двор с ребенком на руках, и все это вызвало взрыв восторга у приезжих. Внимательно рассмотрев ребенка с весьма внушительным органом обоняния, два аксакала в папахах  в один голос заявили, что этот парень точно их, и они забирают Машку к себе в Грузию. При этом они чуть не забрали туда же и Дашку, еле Валька отбила ребенка под лозунгом:
- Оставьте её в покое, она еще маленькая! Ей ещё учиться надо!
- Хорошо, пусть учиться. А женихом у ней будет Ваха! Ваха, где ты? 
Все в восторге заорали. Вытолкнули навстречу Дашке Ваху, парня высокого и красивого, что весьма той понравился. Она даже закраснелась от такой пикантной ситуации.
На свадьбе застолье было в кавказском стиле, с обилием тостов и шашлыка. Колька выглядел необычно трезво, Валентина просто сияла. Вахтанг произносит очередной тост. 
- За родителей моей любимой женщины! 
Валька и Колька встают, целуются. Все в восторге!   
Уже вечером захмелевший Вахтанг на мостках у пруда сидит в обнимку с тестем.
- Знаешь, за что ещё люблю вашу дочь?
- За что?
- У ней на попе четыре таких ямочки. Как на щёчках. Ни у кого такого не видел! Я как их вижу – возбуждаюсь как от виагры, чтоб нам до неё никогда не дожить!
- Это мать её надо благодарить. Она их делала, эти ямочки… - И тихо добавил, - вилами.
- Что-что?
- Да это я так, про себя. Выпьем зятёк за удачный бросок сельхозорудием и за ямочки на попе.
- За них!
  Снова в доме стало тихо и мирно. Вечером иногда Филька пройдется по дому, выскользнет за дверь, дойдет до бани, кликнет Веньку. Сходят они к пруду, посидят с водяным, поболтают от души, и только к утренней заре возвращаются к своим хоромам. Но это бывает редко. Больше Филька любит спать под кроватью рядом с печкой, особенно если вместо подушки под голову устроится кошка Мурка.
 Всё, вроде, хорошо. Вот только Филька не знал, что высоко над ними летает спутник, внимательно наблюдающий за их скромной деревней…
 
Продолжение следует.
 

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ

ДОМОВОЙ ФИЛЬКА И БАРОНЕССА ТОМСОН
 
Про эту угрозу домовой Филька знать не мог. Его интуиция не простиралась дальше космического пространства, а именно там кружил нашпигованный самыми современными приборами спутник НАСА. Летай он пониже, Филька бы его плевком сбил, а так попробуй, дотянись до этой чертовой железяки. Была на этом спутнике и секретная аппаратура, та, что в него ЦРУ запихало. Что эти спецы из ЦРУ сотворили, они и сами толком не поняли, но решили отсканировать поверхность земли на территории самого вероятного противника. И получилось так, что они эту аппаратуру как раз в тот момент включили, когда Филька и его друзья воевали с Зойкой Кобылиной и ее мужем Пашкой Зиминым. Если бы хранители знали, сколько хлопот они доставили тысячам людей по всему земному шару, то долго бы смеялись. Особенно озаботились Домовёнковской аномалией в двух местах. Одно было в огромном здании в форме пятиугольника. Второе было простым прямоугольником, но народу там трудилось очень много! И трудились они все на ниве распознавания чужих секретов и сокрытия своих.

       Спустя месяц после исходя Зиминых из вотчины Кольки Скокова, в здании ЦРУ проводилось особо секретное совещание.  Кроме директора ЦРУ в нём принимали участи его заместитель по научным вопросам и два ученых. 
Директор ЦРУ развёл руками.
- Я всё-таки не совсем понимаю, в чем суть этого вашего открытия?
Ученые переглянулись.
1 ученый.
- Э-э… мы сами толком не понимаем. Просто мы решили исследовать поверхность Земли в этом диапазоне частот.
2 учёный.
- Их только недавно открыли наши физики.
- Мацухира и Джонсон получили за это открытие Нобелевскую премию. 
   Директор кивнул головой.
- И что?
2 ученый.
- Мы запих… разместили на спутнике наш сканер, настроенный на эти новые частоты. По всей планете зафиксировали очень мало этого вещества. Но вот в России мы выявили просто дикий всплеск этой энергии.
   Директор:
- И где? В Москве?
1 ученый.
- Если бы. Но это небольшая деревня «До-мо-вёнко-во». Рядом нет ни воинских частей, ни ядерного реактора.
Директор.
- И что это значит?
Зам по научной части.
- У нас возникло предположение, что русские разрабатывают какое-то новое оружие, совершенно неизвестной силы и воздействия.
Директор:
- В деревне?
Зам:
- Русские умеют хорошо маскировать свои лаборатории. Вспомните, как долго мы в свое время искали, и так и не нашли Байконур?
Директор:
- Ну, тогда у нас еще не было спутников.
Зам:
- А сейчас есть. И это даёт свои плоды.
Директор:
- Что там, в этой деревне сейчас?
1 учёный:
- Больше таких сильных всплесков не было, но фон явно повышенный.
Директор:
- Так чего вы боитесь?
2 учёный:
- Мы боимся, что этот всплеск не случаен, он может повториться, и, в конце концов, приведёт к неизвестной для нас ситуации.
Директор:
- Какой ситуации, говорите яснее?
1 учёный:
- Если русские научаться контролировать эту энергию, то смогут получить непонятное, но единственное в своём роде оружие.
Директор:
- Ну, вот теперь это уже понятно. Что вы предлагаете?
Зам
- Мы предлагает исследовать этот район более пристально, и не только из космоса.
Директор 
- Хорошо, но нам самим туда соваться не следует.
Зам:
- Конечно.
Директор, после небольшого раздумья, решил:
- Тогда подключите наших английских коллег. Пусть они пошлют туда какую-нибудь экспедицию.
Зам:
- Какую?
Директор:
- Откуда я знаю какую! Пусть изучают фольклор, историю, или ищут там  привидения.
Зам:
- Привидения?
Директор:
- Ну да, они же любят привидения, они просто сдвинуты на привидениях. Вот и скажите им, что там аномальная зона, полная вампиров, зомби и привидениями. Пусть ищут. 
Зам:
- Посвятить их в подробности проблемы?
Директор:
- Не надо. Пусть работают втемную. Лучше привлечь независимых экспертов, чтобы не просочилось никаких сведений о связи с разведкой. Если там нечто грандиозное, то они найдут это и без пояснений. А если там ничего нет, то и нет. 
Зам: 
- Хорошо. Это мудрое решение. 
Директор:
- Тогда все свободны!

  Как бы то ни было, но через год, аккурат в конце июля, появился в деревне Домовёнково черный микроавтобус фирмы «Фольксваген» с московскими номерами. Из него вылезли несколько человек, осмотрелись по сторонам. Самый энергичный из них – Кузя, восторженно раскинул руки и всосал ноздрями воздух деревни. 
- Деревня! Хорошо-то как! Воздух, воздух какой чистый! Обалдеть!
   Его спутник, звали его Толик, был настроен более критически.
- Да, хорошо… А вот и навозом пахнуло.
   Кузя сделал вывод.
- Где-то рядом коровник.
   Толик засмеялся. 
- Совсем рядом. Ты глаза то опусти.
- Чёрт!!
   Кузя опускает голову и видит, что стоит двумя ногами в коровьей лепешке. Пока он пытается очистить туфли от навоза с помощью травы на обочине, остальные хохочут.  Особенно усердствовал Толик.
- С крещением! Теперь ты полностью погрузился в деревенскую жизнь.
- Да иди ты!...
   Он пытается сматериться, но не находит нужных слов и только машет рукой.
   Водитель машины, Иван Макарович, покачал головой. 
- Чудик! Я из машины эти лепешки заметил и объехал, а ты вляпался.
- А управа-то закрыта.
- Тогда пошли в магазин, - предложил Ждан, самый главный в этой команде.- Он-то открыт. 
  Так что,  двое из приезжих не спеша отправились к сельпо, а остальные расселись на скамейке под деревом в тенёчке, обсуждая какие-то свои дела.

  В  сельпо было тихо, пусто и одиноко, как бывает только в сельских магазинах в разгар посевной или уборочной и при отсутствие дачников-горожан. Полная продавщица, позевывая, листала старый журнал с гороскопами за прошлый год. Но при появлении двоих приезжих у ней случился  дикий припадок активности. Увидев первого из них, она соскочила с табуретки и закричала:
- Боже мой! Неужели это вы?! Какое счастье! Я не верю своим глазам!
   Приезжий к подобного рода реакциям привык давно. Он кивнул головой, и ровным голосом подтвердил:
- Да-да, это я.
- Я смотрю каждую вашу передачу! Особенно мне понравилось про привидение Ленина в Мавзолее!  Аж мурашки по коже побежали!
   Не дожидаясь просьб и пожеланий продавщицы, он достал авторучку и, забрав у той журнал, расписался на нём. Лицо приезжего было фотогеничное, холеное, с аккуратной бородкой и не менее аккуратной, стильной прической. Уже несколько лет этот молодой человек вел передачу о парапсихологических отклонениях в нашей жизни, ловил привидения, изгонял бесов и звали его Виктор  Ждан.   
- Как это вы в нашу дыру забрались? – Поинтересовалась продавщица.   
- Жизни наша такая, телевизионная. Дайте-ка нам минералочки, милая дама.
- И что-нибудь перекусить, - заявил второй приезжий. - Колбаски там, сырку. И чтобы этим ещё и не отравиться. 
- Ой, я вам сейчас отберу только самое лучшее, самое свежее!
  Второй москвич не дотягивал до уровня своего знаменитого друга – чуть выше среднего роста, кареглазый, и по манерам видно, что шустрый. Все витрины рассмотрел, все цены высмотрел, все сроки годности проверил. Толька Шустов в команде Ждана занимал почетное место главного оператора и главного затейника по части развлечения и питания. 
- А где глава вашей деревни? – Спросил Ждан.
- Да где он может быть? Дома у себя. Вон, его хата с синей крышей. Там он и обитает. А вы, свою передачу к нам приехали снимать? К Кобылиным, поди? В дом Кольки Скокова. 
- К Кобылиным? – Не понял Ждан.
- Ну, а к кому ещё больше? У них же этой чертовщины больше, чем у всех других в нашей деревне.
  Москвичи переглянулись.
- А что там конкретно твориться? – Спросил Шустов.
- Ой, чего там только не твориться!...
   Продавщица открыла рот, в глазах плескалось наслаждение от предстоящей исповеди. Но в это время открылась дверь, и в магазин зашла рослая, широкоплечая и широкозадая девушка с ребенком  на руках. Продавщица словно язык проглотила, только все пыталась что-то просемафорить в сторону покупательницы своими выразительными бровями. А девушка прошла к прилавку и начала покупать разного рода продукты. Ребенок на её руках с интересом рассматривал москвичей, потом протянул руку в сторону Ждана и сказал:
- Дядя.
- Да, дяда, дядя, - подтвердила мамочка.
- Ой, Катька, он, что у тебя уже говорить начал? – Удивилась продавщица. – Ему год то есть?
- Нет, но он давно уже  болтает всё подряд.
Ребенок тут же подтвердил это.
- Дядя - кака! – Заявил он, тыча пальчиком прямо в знаменитого телеведущего.
- Чего это дядя - кака? – Поинтересовалась продавщица. – Дядя очень хороший человек, дядя очень известный человек.
- Дядя - кака, - продолжал твердить ребёнок.
  Мать нахмурилась:
- Кольча, перестань.
   В это время к зданию управы подъехал джип марки «УАЗ-ПАТРИОТ».
- О, Матвеич пожаловал! – Удивилась продавщица. - Чего это он среди дня то? У него сейчас обед должен быть с одиннадцати до пяти вечера.
- Да? Это ваш глава? – Спросил Виктор, рассматривая в окно очень толстого мужчину, солидно поднимающего на крыльцо правления.
- Он самый, боров невыложеный, - буркнула покупательница. – И как только не лопнет от жира и водки! 
 - Тогда до свидания. Но это оставьте, мы вернёмся и всё заберём.
Катька так же посоветовала:
- Бегите, а то он скоро уедет. Автоответчик послушает и смоется. 
Продавщица подтвердила:
- Да, он на работе то сильно не задерживается. Бухгалтер в отпуске. Всё, пусто!
  Катька мотнула головой. 
- Ага. В вечном отпуске. Никогда её нет на месте. 
    Москвичи поспешно выскочили на улицу, при этом вслед им неслось детское: - Дядя - кака!
- Какой неприятный ребенок, - заметил Ждан на ходу. 
- А, дети все такие, - отмахнулся  Толька. - Я поэтому и не женюсь, что после узаконенного секса возможны такие вот горластые последствия. 
    Глава деревни в это время занимался самым любимым делом – пил  пиво. Пиво было по поводу лета и жары, а так он больше предпочитал водку. Увидев входящих нему людей, он не восхитился и не удивился.
- Добрый день, меня зовут Виктор Ждан, я продюсер и ведущий передачи…
- Знаем мы вашу передачу, хрень полная, - прервал его председатель.
- Почему? – Удивился Толик.
- Потому, - отрезал глава деревни.
- Вас как зовут? – Поинтересовался Ждан. 
- Василий Матвеич. 
- Мы хотим в вашей деревне снять очередную передачу.
- У Кобылиных?
     Москвичи переглянулись. Эта фамилия звучала уже второй раз.
- Почему у Кобылиных? – Спросил Ждан.
- Ну, у них этой бесятины больше всего. По секрету скажу, у нас в деревне всякой нечисти – во! - Глава даже резанул себя ребром ладони по горлу. - Всё есть - и домовые, и русалки,  в водяной в пруду, и леший в местном лесу – Кольша, сволочь!
- А что вы так к нему с неприязнью?
- Да, есть за что.
   Он не стал рассказывать, что пытался продать местный лес под вырубку. Нанял Матвеич бригаду лесорубов из числа бывших зэков во главе с крутым авторитетом по кличке Жила. Но бригада не срубила ни одного дерева. В бочке, где должен был находиться бензин, они обнаружили спирт. А прожив три дня в шалаше, лесорубы заявили, что прожили там три месяца, обросли бородами и волосами до плеч. Когда же Матвеич попробовал предъявить претензии Жиле, тот ему просто набил морду, после чего ушел в монастырь и принял самый строгий постриг. Самое обидное дня Матвеича было то, что когда он забирал бочку с поляны, она оказалась полной бензина. Как бывшие зэки могли его пить, глава так и не понял. 
- А вы его сами видели, этого лешего? – Спросил Ждан.
- Да как вас. Невысокий такой старичок, морда похабная, хихикает все время, борода на бок, ботинки на одну ногу и пиджак за левую сторону застегнут. А бородавка на носу – вот такая!
- А что это вы к нему с такой неприязнью?
- Смешной ведь мужичок, - подтвердил Толик.
- Смешной говоришь? Я когда его увидел, у меня от страха усы тогда встали как щетка, и стояли месяц. Хоть ваксой мажь и ботинки чисти. Страх дикий, по телу как ледяной водой окатило. Ты, кстати, заметил, что у нас никто в деревне не материться?
- Ну… не пробовал…
- Не получается? Ни у кого не получается. Вот и я не могу. А распирает ведь, так ведь лопнуть можно без выхлопа. Как мне совсем приспичит, я в город выеду, на рынок приду, душу на продавцах отведу, и снова сюда. 
- А отчего это всё?
- Говорят, лет триста назад какой-то крутой соседко на местных крестьян печать на уста наложил за грехи их тяжкие.
- Как? Что за соседка? Кто такая? – Удивился Толик. 
- Соседко, это тот же домовой, - пояснил Ждан.      
- Вот именно. В теме?
- А как же. Изучал теорию.
- Ну, а тут у вас будет до фига практики. Эти… нежити всё могут. И надо было мне сюда приехать жить! Как меня тогда в обкоме уговаривали: «Такие перспективы!...» Перспективы!...  Ни заработать, ни украсть. Ух, твари!... 
   В это время стакан с пивом поднялся в воздух, и, аккуратно перелетев через весь кабинет, вылила пиво в горшок с фикусом. Ждан фокус оценил.   
- Так, это уже интересно. Толик, и ты без камеры?
- Да кто ж знал!
- Так, становиться всё интересней и интересней. А где нам у вас можно остановиться? Гостиница у вас есть? – Спросил Ждан.
  Глот засмеялся:
- Откуда! Я могу вас по домам разместить. Сколько вас человек?
- Семеро.
- Ого! Это тогда вам только к Кобылиных нужно. У них дом большой, старинный! Сейчас они вдвоем живут, Колька с Валькой. Девки, дочери её,  все разъехались, так что вы нормально разместитесь. Как раз и поснимаете всё, что вам нужно. 
    Тут он глянул в окно на дорогу. По ней как раз двигалась та самая девушка с болтливым ребенком.
- О, вот, одна из них идет. Это Катька, старшая дочь из Кобылиных. Она сейчас с Колькой Лопухиным живет, на Тельмана сто сорок шесть. Она, говорят, сына вот этого от лешего прижила. Хотя внешне он копия Лопуха, даже родинка такая же на жопе, в виде сердечка. Средняя дочка Вальки Машка в Грузию уехала, тоже ребенка родила. А Дашка, та в  городе, в ПТУ учиться. Сейчас, кажись, на практике.
- И как к ним проехать,  к этим самым Кобылиным? – Спросил Ждан.
- А, тут недалеко, налево, и до конца улицы. У них дом самый последний в деревне, ворота зеленые.  «Степана Разина», дом, кажись, сто двадцать седьмой. 
- Спасибо.
- Не за что. Выживите, тогда благодарить будете.
- Мы к вам ещё подъедем.
- Да не дай боже! Нужны вы мне. Одни хлопоты будут с вами. Я уже чувствую.
Когда дверь за приезжими закрылась, он налил в стакан пиво, но он поднялся в воздух и снова полил  фикус. Того начало мотать, как пьяницу в запое.   
 -Вот… Приехали на мою голову! Теперь и пива не попьёшь! А ведь сказал всего ничего. 

   У москвичей причуды начались сразу. Не завелся их надежнейший, проверенный временем и русской погодой «Фольксваген».  Иван Макарович, усатый мужчина с тридцатилетним шоферским стажем, открыл капот, долго возился, потом пожал плечами.
- Ничего не понимаю, чтобы немец отказал вот так, не предупредив… У него компьютер круче, чем у Самсона.
  Самсон, молодой парень в очках с толстыми линзами, не обратил внимания на слова водителя, он сосредоточено стучал по клавишам ноутбука.
  Ждан разрешил все проблемы просто:
- Так, Иван Макарович, вы разбирается с машиной, а мы с минимум вещей идем к этим самым Кобылиным. Мадам всё спит?
- Дрыхнет! – Весело заметил Шустов. – Укачало её на русских дорогах.
- Пусть спит. А ты, Толик, зайди снова с сельпо, набери побольше всякой еды и пораспрашивай там про это семейство. Продавщица много хотела рассказать, да что-то ей помешало.
- Да как кто помешал? «Дядя – кака»
- Не юродствуй. Пошли.
В последнюю секунду Ждан вспомнил самое главное. 
- Да, Толик, водки возьми, побольше, и чтобы не палёная была.   
  Толик поскакал в магазин, а остальные члены съемочной группы общим числом четыре человека, двинулись по улице. Она оказалось не так уж и мала, так что брели они полчаса, и всё под прицелом глаз и ушей старушек, сидевших на скамеечках в тенёчке непременных березок. Приходилось со всеми здороваться, и в ответ неслось так же много интересного.
- О, телевизионщики приехали.
- Привидения искать будут.
- У Кобылиных?
- А у кого ещё-то?
- Катька вообще вон, от лешего родила.
- Ага, это все знают. Валька сама рассказывала.
- У них и домовой живёт, и банник.
- У Сашки Санина тоже есть, но он ленивый, его и не отыщешь. 
- В пруд им надо. Вовча любит людям показываться.
- Ага. Марья, это твой мужик после гляделок с Вовчей в штаны наложил?
- Мой! Хорошо, хоть заикаться  не стал, как Мишка Домбровский. 
- Мишка!? Причём тут Мишка? Мишку не Вовча,  Мишку пьяного Пашка и Сашка топили, вот он стал заикаться.
- Зато пить бросил.
- Это да. Но и на баб его тоже больше не тянет. Как обрезало.
- Обрезало!? А у Ленки Никифоровой от кого дитё? От Мишки!
- У Ленки? Да Ленка и соврёт не поморщиться. Ей, скорее всего шурин его заделал, Ванька Мирский!   
- Этот может! Тот ещё кобель.
- А этот, молодой, ведущий, ничего, смазливый. У Нинки Поповой такой был после войны, танкист.
- Да не танкист, а летчик. Его потом посадили за кражу бычка, пять лет дали.
- Не пять, а четыре. Мой с ним вместе сидел за кражу свиньи. Вот ему пять лет дали.   
- Чего это твоему больше дали?
- Вот, он тоже возмущался. В свинье весу меньше, чем в бычке, а срок он получил больше. Никак он этого тому лётчику-танкисту простить не мог. Дрался он раз даже с ним, года за два до смерти.
-  А-а! Вот оно чего!
- Да это как свинью откормишь. А то и бычок хилый будет.
- А помните, как Валька то Калугина в семьдесят пятом годе на школьных харчах своего хряка откормила? Чистый бык!
- Ага, зато дети в школе тогда отощали, чисто из Бухенвальда вернулись! Её после этого турнули из поваров в уборщицы.
- Было дело!
 Наконец они дошли до последнего дома, и уставились на мощные, зеленые ворота. Их словно ждали, открылась калитка, и показался невысокий мужичок по виду лет пятидесяти, с цигаркой в зубах и корзинкой в руках. Судя по сморщенному лицу и красному носу, мужичок частенько употреблял спиртное. Увидев за воротами толпу народа, он очень удивился.
- Да ёлки-палки, мамкины скакалки! Вы что это, к нам, что ли все?
- Да, - подтвердил Ждан. - Ваш глава деревни сказал, что мы можем разместиться в вашем доме.
- Кто это – мы?
- Мы, съемочная бригада из Москвы, передача «За гранью возможного». 
   Последние слова Ждан договаривал уже при ещё одном аборигене. Валентина Кобылина возвышалась над мужем, Колькой Скоковым, как монумент Родина-Мать над Мамаевым курганом. Увидев её суровое  лицо, Ждан торопливо добавил: 
- Мы заплатим, и хорошо заплатим.
- А сколько вас? – Спросил Колька. – Тут все?
- Нет, нас семеро. Остальные скоро подъедут. Питание наше. За постой мы готовы заплатить…
   Сумма сыграла главную роль. Валька кивнула своей монументальной головой и ушла во двор.
«Удивительно молчаливая для своего пола дама», - подумал Ждан.
- И на сколько вы дней к нам? – Выпытывал Колька. 
Ждан пожал плечами. 
- Ну, дня на три как минимум.
- А чего ж так мало!? Мы и от месяца не отказались бы! Заходи!
   Как раз в этот момент подъехал фургон с повеселевшим водителем за рулем. Колька без слов открыл ворота, машина заехала во двор. Сбоку от калитки  исходила лаем и пеной здоровенная псина.
- Дурка, молчи! – Прикрикнул на неё Колька без особенного успеха. Из фургона выбрались водитель и Толька Шустов. Затем Толик  отодвинул в сторону дверь, и по-английски обратился к кому-то внутри салона. А затем на землю деревеньки Домовёнково ступила нога первого в её истории иностранца, явившегося с миром.
  Когда Колька увидел эту даму, он сразу понял, что она не замужем. Невозможно выйти замуж с лицом, на котором разместился нос размером с автобус. При маленькой челюсти и скошенных к переносице глазах это создавало одновременно комическую картину, и в тоже время  отталкивающую как желанную добычу для мужчин. А Ждан уже представлял даму: 
 - Знакомьтесь, это наша гостья из Англии, Анна-Мария Томсон! Профессор и доктор наук, куратор нашей экспедиции со стороны заказчика. 
  Профессор тут же выдала мощный словесный залп:
- Здравствуйте, как карашо, просто фантастишь! Как красив!
   К чему всё это относилось - никто не понял. Толи к громадному дому, сложенному из потемневших от времени бревён, толи к большому двору, а может к хозяевам. Но дама зааплодировала, и все невольно её поддержали. При этом Колька заместил, что шустрый малый уже снимал всё происходящее на телекамеру. А та продолжала фонтанировать уже на своем языке. Тощий парень с длинными сивыми волосами, торчавшими из-под красной бейсболки, тут же начал переводить:
- Как прекрасно, что мы выбрались в настоящую русскую деревню, и это так живописно – дом на берегу пруда. Это напоминает мне мой родной замок, что стоит так же на берегу пруда.
- Да, кроме того что наша гостья профессор, она еще и баронесса, причем из очень известного рода, - подтвердил Ждан.
- Ну, располагайтесь, - Колька показал в сторону длинного стола под навесом. – Туда продукты, а вещи в дом.
- Аппаратуру занесите прежде всего, - напомнил Ждан.
  Минут сорок все приезжие таскали вещи и какую-то хитроумную аппаратуру в дом. Валька ходила за гостями и большей частью жестами показывала, куда и что складывать. Тут же разместили всех по лежачим местам – кто и где будет спать. После этого все вышли и занялись приготовлением ужина. Только один человек остался в доме – Самсон. Расставив по всему дому какие-то приборы, он уставился в свой ноутбук.
  А во дворе уже вовсю шло приготовление к грандиозному пиршеству. Валька принесла громадную кастрюлю с заготовкой окрошки, нарезала хлеба. Все остальное было гостей. Тут была и колбасная нарезочка, и просто колбаса, бекон, сыр, но главное – литровая бутылочка запотевшей водки. Толик уже смачно хрустнул, свернув ей пробку, когда из дома раздался крик Самсона:
- Все сюда! Толик, камеру неси!
  У профессионалов работа стоит на первом месте. Через считанные секунды все были в доме. Самсон сидел на том же месте, и пальцем показывал на экран своего ноутбука:
- Смотрите, какая дикая аномалия!
  Хозяин дома, с трудом протиснувшийся в первый ряд зрителей ничего не понял. На темном экране было нечто, вроде горы Эверест в разрезе, да еще с какими-то цветными линиями.
- Я первый раз такое вижу! – Возбужденным тоном сообщил Самсон. – Все нормы перекрыты, зашкаливает конкретно!
- Молодец, парень, твоя аппаратура в разы сильней импортной, той, что привезла баронесса, - похвалил Ждан. 
  Сзади возбужденно залопотала что-то Анна-Мария. Никто переводить не стал, но даже Колька понял, про что спрашивает дама.
- Где-то под этой кроватью, - ответил Самсон. – Я сейчас возьму переносной сканер, и мы поищем получше.
   Все на цыпочках двинулись вперед, Толик снимал, а водитель  взял в руки мощный фонарь. По жесту Ждана Валера откинул покрывало, Иван Макарович включил фонарь, и все заглянули под кровать. Кошка Мурка, безмятежно спавшая в этом самом прохладном месте дома, вскочила на ноги, зашипела, и кинулась бежать мимо этих руки и ног, прямо в открытую дверь. Никто её не пробовал остановить или поймать, а зря. В этот момент на её спине, вцепившись в уши кошки, с вытаращенными глазами скакал невидимый Филька.
- У вашей кошки просто дикое биополе, - сообщил Самсон ошеломленным хозяевам дома. – Прямо таки как у привидения или зомби.
- Ну, раз это кошка, тогда пошли есть. Кошку мы всегда успеем поймать, - решил Ждан. – Толя, ты все снял?
- Да.
- Кузя, как звук?
- Нормалёк.
- Пошли есть.
- Интересная кошечка, - на ходу сказал Самсон. Водитель, как представитель самой древней, среди этих людей профессии, не поверил научным данным. 
- Да ладно тебе! Это аппаратура у тебя говно, кошка как кошка. Таких на каждой улице полсотня.  Пошли есть. А то скоро вороны все наши харчи схарчат.
  Кошка, действительно, была обыкновенной. Все остальное было импровизацией Фильки. Он проспал приезд гостей, и проснулся только когда, они начали заносить аппаратуру, долго прислушивался к разговорам странных гостей, но ничего не понял. И только когда луч фонаря ударил точно по тому месту, где он лежал, Филька понял, что пора делать ноги. Слава богу, что и транспорт нашелся – Мурка.  Оседлав её верхом и уцепившись за уши, домовой, с вытаращенными от испуга глазами, пришпорил Мурку как племенного скакуна и в три секунды сбежал из дома. Вернулся он под навес минут через десять, осторожно пристроился на краю стола, начал прислушиваться и всматриваться в людей. Если бы они знали, что тот, кого они ищут, сидит в это время рядом с ними, как раз между арбузом и банкой кваса!   
   Между тем ужин был в самом разгаре. Первая бутылочка водки уже  полетела под стол по причине ее пустоты, и была водружена вторая.   
   Ждан пил умеренно – через раз и по полрюмки. Толик и Кузя не пропускали ни одной рюмки, Иван Макарович позволил себе только пиво, причем одну бутылку. Переводчик Валера потреблял купленный специально для него джин-тоник. Совсем не пили двое: Самсон и англичанка. Самсон быстро прожевал все, что ему наложили в тарелку, и убежал в дом к своим приборам. Англичанка же сидела во главе стола с улыбкой на своих тонких губах, аккуратно пробовала всю предложенную ей пищу, и всё время теребила Валерика, требуя, чтобы он переводил ей все разговоры за столом. Этому активно мешала Валентина.
- Да ты ешь, ешь ещё, а т-то сломаешься с-совсем, - говорила она, подсовывая гостье то окрошку, то колбаску.
  А разговоры шли интересные! Водка и смешливые гости развязали язык хозяину дома.
- Да у нас тут их полно! Вот водяной наш, Вовча. Вот такой мужик! – Колька поднял большой палец. – Захочет – ты столько карасей наловишь, за неделю не съешь. А захочет – хрен что поймаешь! Как свояк мой, Пашка Зимин. Ни одного не поймал за час! А я за пятнадцать минут – ведро.   
- А вы его лично видели? – Спросил Толик. При этом в руках у него уже была телекамера. 
- Да как вас.
- А домового?
Колька пьяно мотнул головой:
- Фильку?
- Вы и имя его знаете?
- А как же! Он у нас лет двести живёт, ещё при прадеде моём, Дормидонте, поселился.
- И вы, говорите, его видели?
- Видел? Да как вас! Один раз, в чистый четверг, за печкой. Я и не думал тогда его ловить, труба задымила, я полез чистить, а он сидит за ней. Маленький такой, мохнатый, лицо круглое, глаза большие, добрые. И уши у него смешные…
  В этот момент Колька неожиданно для себя, макнулся лицом в окрошку – сработала рука Фильки. Пока он отфыркивался и отплевывался, за мужа продолжила Валька.
- Уши у него такие д-длинные, а концу т-тонкие…
- Вы его тоже видели? – Оживился Ждан.
Валька махнула рукой:
- Было. Потом вот… з-заикаться стала.
- Кто его увидит и испугается, тот навсегда заикой остается, - подтвердил Колька, вытирая с лица полотенцем окрошку. – Пашка вот, опять же, свояк мой, с Пашкой и Сашкой, русалками нашими, пообщался один раз, тоже заикаться стало.
- Они его ч-чуть на дно не утащили, - подтвердила Валька. – И Машку мою ч-чуть не утопили.    
 Ждан наставивал: - А вы?
- Что я? – Не понял Колька.
- Ну, вы же говорите, его видели. Значит, тоже должны пострадать?
- Я? Я месяц молчал. Думали уже всё, онемел навечно, но потом ничего, отошёл. Не то, что Пашка. Тот, видно, сильно провинился.
- А нам его увидеть можно? – Спросил Ждан.
- Кого? Пашку? Свояка?  – Не понял Колька.
- Да нет, этого вашего домового.   
   Колька отрицательно мотнул головой:
- Нет. Во-первых, не чистый четверг, а во-вторых, он не любит, когда на него много людей смотрят. Вообще не любит, когда на него смотрят.
   Тут голова Кольки снова макнулась в окрошку. Пока тот отфыркивался и вытирался полотенцем, Ждан взглядом спросил Толика, дескать: «Ну как?» Тот, не отрываясь от объектива, показал большой палец.   
  К вечеру все, кто мог, утолили свои кулинарные пристрастия. Иван Макарович ушел спать, Валерик прикончил свой джин-тоник и клевал носом за столом. Впрочем, его работа сейчас была не слишком нужна. Валька всё-таки соблазнила англичанку на домашнюю наливочку. 
- На вишне, д-домашней вишне, настояна, - твердила она, наливая в стакан темно-вишневую жидкость.
- Шерри? – Спросила дама, и Валера подтвердил.
- Шерри-шерри, плиз!
    Он только не сказал, потому что не знал, что настояна вишня не на водке, а на самогоне, причем на перваче. Так что в этом «Шерри» было градусов шестьдесят. После первой рюмки Анна-Мария выпучила глаза и долго хватала ртом воздух, пока добрая Валентина не подала жидкость, что первой подвернулась ей под руку – кружку холодного пива. Её англичанка за раз осушила до дна.
- Н-ну, как оно? З-здорово, да? Н-на чистом перваче настояна! Градусов шестьдесят, если не семьдесят! Вот тебе ещё пивка. Как у нас говорят –
с-сто грамм с п-прицепом. 
   После этого происшествия баронесса уже не сопротивлялась, пила «шерри» раз за разом, запивая всё пивом. Через полчаса такой пирушки они с Валентиной уже сидели, обнявшись, мило беседовали, и, главное, понимали друг друга.
- Понимаешь, л-лежу я вся м-мокрая, еле дышу, в л-легких воды – ведра два. И тут он склоняется надо мной, - делилась сокровенным  Валентина. -  Г-глаза круглые, тёмные, губы как нарисованные, толстые, красные, н-носик такой маленький.
- Ма-ле-нький? – повторила баронесса Томсон, и показала на свой флюгер. - Little?
- Маленький, - подтвердила Валька. – Как у ребёнка. Я про это н-никому не рассказывала. Т-тебе – первой. А ты – никому!
  Баронесса отрицательно мотнула головой:
- Ноу-ноу!      
  Кузя и Толик набрались в зюзю, сидели, обнявшись, и выясняли какие-то свои профессиональные вопросы.
- Там, в Мавзолее, тебе чуть левей тогда надо было микрофоны ставить! Вот это был бы убойный кадр! 
- Да не, они всё равно бы звук не взяли, надо было другие микрофоны покупать, мощнее. Это как с твоими мини-камерами, пока на более мощные не сменили, ничего у нас не шло.
- Может, ты и прав, но как профи – я тебя уважаю! Круче тебя я никого не видел.
- А я тебя! Без базара! Бери стакан. За дружбу! 
  Они выпили на брудершафт.
   Ждан сидел в сторонке, курил одну сигарету за другой и беспрерывно разговаривал по телефону.
- Да, хорошо, милая. Только учти, что я на эту тусню не успею. Прервать? Ты с ума сошла!? Эту экспедицию оплачивают англичане, и пока они все соки из меня и моей команды не выжмут, не отпустят. Мы ещё не сняли ни кадра, а ты говоришь – приезжай. Да пусть эта тусня хоть самая крутейшая, мне нужно работать. Это не экскурсия, это деньги, и деньги очень хорошие.   
  Хозяин же дома мирно дремал, время от времени стукаясь лбом о столешницу. На секунду он просыпался, и снова засыпал, склоняясь все ниже и ниже. Проснулся он, когда Валька и Анна-Мария затянули общую песню, что-то среднее между «Калиной красной» и «Свечой на ветру». Колька попробовал даже подпевать, но потом понял, что не суждено, и решил пойти спать. Он поднялся из-за стола, сделал шаг и упал. Толик с Кузей кинулись ему на помощь, стали поднимать. Поднять подняли, но Николай совсем не мог идти, так что хозяина дома буквально доволокли до его кровати и бросили на неё, как бревно. 
- Подняли тело! Алле-оп!
- Первый пошёл!
- Ну, что? Ты как? Ещё?
Толик отрицательно замотал головой.
- Нет. Я всё.
- Тогда и я ухожу… в нирвану. Ты со мной?
- Куда ж я без тебя?
- Ныряем?
- Естественно!
И в два голоса:
- Алле – оп!

Обратно работники звука и света решили не возвращаться, повалились, не раздеваясь, на выделенный им диван и уснули. Вскоре в дом пришел и упал на раскладушку Валерик. Только Ждан да две певицы продолжали бодрствовать.
- Представляешь, она мне устроила сцену за то, что я не успеваю на этот фестиваль? – Рассказывал Ждан очередной собеседнице. - А то, что я тут деньги зарабатываю на эту её тусню, её не волнует. По тебе? Конечно, скучаю. Нет, бросить всё и приехать не могу. Как минимум три дня. Ну, поскучай как-нибудь одна… 
  Через час ушел спать и он. Затем пошатываясь, и, поддерживая друг друга, в дом проследовали Валентина и англичанка. При этом обе завалились на кровать, что хозяева выделили для почетной гостьи. Хорошо, что кровать была старинной, двуспальной, так что дискомфорта никто не почувствовал.
  Но последним всё-таки уснул Самсон. Он до последнего таращился в свой ноутбук, прокручивая записи приборов. Но и он после полуночи отключился, уронив голову на клавиатуру.
  И только тогда в дом посмел войти его хранитель и, практически, хозяин.
  Сказать, что Филька был зол, это значит, совсем ничего не сказать. За все двести пятьдесят два года своей жизни домовой никогда еще не испытывал такого унижения – бежать на кошке из своей вотчины!  Еще лет сто назад он был бы беспощаден, просто задушил бы всех спящих, или поджег дом. Но сейчас его останавливало два фактора. Он не понимал, почему ему отказала его интуиция, не предупредив об опасности, а во-вторых, как они смогли увидеть его под кроватью? Это не смог бы ни один смертный. Надо было разведать, что задумали его новые враги. А лучше всего это было делать в сонном состоянии.
  - Почему я их не почувствовал? Почему я не уловил от них угрозы? Сейчас вы мне всё сами расскажите! Кто из вас самый главный против меня? – Бормотал Филька. - Сейчас вы мне всё сами расскажите!
   Первым  Филька забрался на грудь самого пожилого из приезжих. Тот во сне думал о машинах, машинах и ещё раз о машинах.
- Машины… рыбалка… свадьба дочери. И всё?
  Недовольно проворчав, Филька перебрался на грудь переводчика. Увидев, о чем мечтает этот глистообразный парень, Филька сплюнул, и, выругалсь прямо как вор в законе.
-  Мать… твою кенгуру! Коала ободранный! Ехидна гламурная! Извращенец! 

  Двух профи света и звука он сканировал минут двадцать, но ничего не понял. Съемки, вручение каких-то премий, пьянки с бабами, снова какие-то церемонии и снова пьянки с бабами. Ничего, направленного на него лично.
- Съёмки, бабы, пьянки. Снова бабы? А я где?

  Ещё меньше домовой понял, что твориться в голове у популярного ведущего. «Что такое рейтинг? – Гадал Филька. - Почему он хочет получить какую-то статуэтку орла, и зачем ему эти две бабы? Он что не видит, что они любят не его, а его деньги и славу»?   
  У головы англичанки он застыл минуты на три. Потом странно хмыкнул, и долго возился с волосами Вальки и Анны-Марии.
- Красиво!
Полюбовавшись своим творением, домовой отправился к ученому. Вот тут он завис надолго. Филька даже вспотел, читая мысли Самсона. Тут были одни формулы, графики и снова формулы. За четыре часа домовой экстерном закончил полный курс физико-математического факультета МГУ, и даже смог бы защитить диссертацию на тему «Волновые колебания необъяснимых энергетических систем». Лишь под утро он спрыгнул с плеч Самсона, тряхнул головой, и, пошатываясь, двинулся из дома прочь.
   Филька был в полной прострации. Никто из этих странных гостей не был настроен враждебно ни к нему, ни к хозяевам дома. Все они просто были профессионалами своего дела, и поэтому опасны, как ни один священник или инквизитор. Для них была поставлена задача – найти источник волновых аномалий в деревне Домовёнково, что зафиксировал год назад спутник НАСА, и они были готовы его найти. Тем более, что они это могли сделать, что доказал Самсон и его аппаратура.
  Покинув дом, Филька отправился по привычному маршруту – баня, пруд. Совещались нечистые недолго – рассвет вот-вот должен был грянуть своим светом, а банник Венька и водяной Вовча, в отличие от Фильки, сильно не любил прямые солнечные лучи -  обгорали жутко, ни один кефир не помогал.
  Утро в доме началось весело. Первым проснулся Самсон. Он даже в туалет ходить не стал, уставился на экран, долго смотрел на него, потом впервые в жизни громко выругался, чем разбудил продюсера программы. 
- Да ежовая твоя мать!
- Ты чего, Самсон?
- Это… полный шандец!
- Ба, Самсон, да ты ругаться умеешь! – Развеселился поднявший голову Толик.
- Повтори на бис, - поддержал друга Кузя. – Спиши слова.
- Так что случилось? – Настаивал Ждан.
   Ответить Самсон не успел. За стенкой, в спальне, раздался звук, словно большой мешок упал на пол. Мешок явно был одушевленный, потому что, сразу за этим последовал обширный набор ругательств.
- Да козлище вы бородатые! …Валька, у меня ноги парализовало! – Последовало в конце этой тирады.
  В комнате, где располагались Валька и Анна-Мария, послышалось шевеление, потом что-то так же упало на пол, ворочалось, двигало кровать. При этом происходил непрерывный разговор на русско-английском языке. В результате обе дамы появились в дверном проеме в странном состоянии Сиамских близнецов. Только срослись они не телом, а волосами. Расплетали дам минут десять. За это время Колька два раза пробовал подняться на ноги, но неизменно падал.
- Всё, хана мне, дураку старому! Москвичи водку палёную привезли, козлы позорные! Парализовало меня! Будьте вы прокляты! – Орал Колька.    
          Загадку разрешил самый трезвый из гостей.
- Слушай, друг, да у тебя ботинки шнуркам и друг с другом связаны, - сообщил Иван Макарович обливающемуся слезами хозяину дома. Он же помог Кольке развязать «гордиев узел».
- Вот и всё, вставай.
   -  Всё? Спасибо, друг! Я то я думал, что уже всё, хана мне…
 
  Лишь после этого все вернулись к безутешному Самсону.
- Что с тобой, наш ученый друг? – Спросил Толик, усаживаясь на валик кресла Самсона. – О чём была ругань? 
- Я, похоже, уснул лицом на клавиатуре, и стёр все, что вчера снимали.
    Отпечаток кнопок клавиатуры на левой щеке учёного подтверждал версию Самсона. 
- Всё? – Не поверил Ждан. – Что, ни одного кадра не осталось?   
- Не только все съёмки. У меня удалилась моя программа «След», винда и даже биос. Такого просто быть не может! Диск чист, как…
- Как мозг блондинки, - помог найти сравнение весельчак Толик.
- То есть теперь мы не сможем ничего уловить и заснять? – Спросил Ждан.
  Самсон вздохнул:
- Сможем. Но сначала мне нужно будет установить обычное программное обеспечение, а потом уже «След». На это уйдет часа три.
- Ну, давай, занимайся. Нашёл проблему. На телевиденье любое фиаско можно превратить в победу. Толик, у тебя на камере вчерашние записи остались?
- А как же! Я никогда ничего не стираю.
- Ну, вот и отлично. Это ещё один признак аномалии. Работаем дальше. Привыкай, физик.      
    Колька, взглянув на поднявшееся солнце, подхватил удочки, ведро и полетел к пруду. Зорьку он проспал беспощадно. У пруда он просидел с полчаса, но поплавок ни разу не дернулся. Когда несчастный рыбак смотал удочки, на водной поверхности появилась зеленая рука, сложившаяся в кукиш. А голос прошептал на ухо Кольке: «Болтать меньше надо».
   Тем временем на столе уже всё было готово к завтраку. Валентина нажарила громадную яичницу с колбасой, порезала здоровенную миску салата. За время с подъема до завтрака она упала пять раз. Три раза в доме, зацепившись о пороги, и два раза с крыльца.
- Что с вами, Валентина Васильевна? Вы сегодня уже пятый раз падаете? – Участливо спросил Ждан, в очередной раз помогая ей подняться.
  Валька отмахнулась:
- Да, н-не обращай внимание. Это Ф-филька мстит. Болтала вчера много л-лишнего. Вот, теперь падаю.
   За завтраком огненная сосиска, поддетая Колькой, слетела с вилки и угодила ему за пазуху. Толик успел снять тот дикий танец, что по этому случаю устроил хозяин дома. Валька, мучавшаяся с похмелья, налила себе и англичанке в стакан холодненького пива, чокнулась с ней, но влив в себя первый глоток, с криком отшвырнула от себя стакан. За какую-то секунду пиво успело вскипеть, ошпарив губы болтуньи. Анна-Мария не поняла подругу. Англичанка прихлебывала и наслаждалась прохладным пенным напитком.
- О, майн гот! Карашо!
- Ты чего? – Спросил Колька жену.
- Горячее. В-вскипело прямо сразу.
Колька вздохнул:
- Гневается Филька. И не он один.
- Good! Очень… good! Карашо?
- Да, да, именно хо-ро-шо, - подтвердил Валера. 
- К-колька, баню бы надо натопить.
- Ладно, сделаю.
Валька обратилась к баронессе:
- Пошли, гостья, в к-курятник.
- К-курвятник?
- Да-да, курятник. 
 
  После завтрака Колька пошёл затапливать баню, а девушки отправились в курятник. Попытавшийся сопровождать их Валера с ходу так ударился головой о притолоку сарая, что заработал большую шишку на темечке. Не повезло и Валентине. На неё  напал её любимый петух – Васька, еле отбилась.
- Да…ты с ума сошёл!? Уйди, изверг! Дурак! Ай! Ой! Спасите!

Валентина выбежала из курятника, волосы её похожи на куриное гнездо, причёска вся в перьях, она отмахивается от них

- Ань, пожалуйста, собери яйца. Тебя то он н-не тронет.
- Яйтца?
- Д-да-да, яйца. Кудах-тах!
Валерик, шипя от боли и потирая лоб, подтвердил.
- Egg-egg.
Яйца из гнезд пришлось собирать баронессе Томсон. Девушка делала это в первый раз в жизни и просто млела от такой процедуры.  Она вышла из курятника с блаженно улыбкой на лице. 
- Гут! Ка-ра-шо!
  Тут же из бани донеслись крики, а затем на улицу вывалился избитый кочергой Колька. Слава богу, что пострадала не его бестолковая голова, а наоборот, спина и мягкое место.
- Что случилось, Николай Иванович? – Спросил его водитель. Тот, почесывая избитую задницу, взмолился: 
- Ваня, будь другом, затопи, пожалуйста, баню, по гроб жизни тебе буду обязан! 
- А ты чего?
Колька отчаянно махнул рукой: 
- Да разобиделись все, дерутся. Гады.
Водитель ничего не понял. Кто обиделся, почему дерутся? Но согласился.   
- Давай. Я ведь деревенский, я всё умею. 
Действительно, вскоре из трубы бани вовсю валил дым.
  Члены телекомпании разбрелись по территории всего поместья. Самсон корпел над своим компьютером, Ждан вёл бесконечные переговоры по мобильнику, Толик засел в туалете, Валера дремал в гамаке под яблоней, почесывая свою шишкообразную голову. 
  Кузя же спустился вниз, к пруду. С удовольствием осмотревшись по сторонам, он опустил в воду руку, и, довольно крякнув, начал раздеваться. Перед тем как начать купаться он отбросил в сторону окурок, и, похохатывая, спустился по лестнице в теплую воду.
- Хорошо-то как! – Взвыл он, разгребая руками воду. Кузя проплыл метров пятьдесят в одну сторону, потом развернулся, и поплыл назад. Он миновал мостки, и за могучей ракитой, в тенёчке, увидел на сваленной березе двух дам, по очереди докуривавшей его окурок. Купаться не грешно, докуривать чужое тоже не возбраняется. Купаться голыми сейчас вообще модно. Но, во-первых, облик двух дам был далек от идеалов. Пропитые лица, могучие груди, висящие до самого пупка. Те поняли все это по-своему.
- Чего уставился? – Спросила одна из них грудным, хрипловатым голосом. – Бычок жалко? Угостил бы лучше даму ещё сигареткой. 
  Но, главное было не в наготе девушек. Кузя вполне отчетливо рассмотрел у обеих женщин вместо ног нечто серебристо-зеленое, объемное. После этого открытия он заорал так, словно его резали, и сам не понял, как очутился на мостках, а потом и на берегу. На его крик сбежались все члены съемочной группы и хозяева дома.
- Ты чего орёшь, Кузя? – Спросил Ждан.
- Ногу н-напорол? – Спросила Валька. – У нас тут мужики иногда бутылки в п-пруд, сволочи п-пьяные, кидают.
  Но Кузя замотал головой: 
- У вас в пруду, т-тетя Валя, русалки, случаем, не в-водятся?
- А как же, в-водятся, - подтвердила Валентина. – П-пашка и С-сашка. Уже лет двадцать как утопли, бесстыдницы.
  Словно в подтверждение его слов по водяной глади ударил мощный хвост, окативший всех зрителей брызгами. Капли долетели даже до камеры Толика, снимавшего все происшествие. 
- Это кто?! Водяной?
- Нет, это сом наш, Васька приплыл, хлеба просит, - обрадовался Колька. – Он у нас со дна редко поднимается, если только перед жарой. Слышь, малой, сбегай за хлебом, принеси полбулки.
  Валера, а это был именно он, бегом сгонял к столу и притащил полбулки хлеба. К этому времени уже все толпились на мостках, рассматривая вполне отчетливые формы сома.
- Здорове-енный! – Умирающим голосом заядлого рыбака оценил Иван Макарович. – Где ж ты, мой спиннинг?
- Слышь, Кузя, а это ты не его принял за русалку? – Спросил друга Толик, не отрываясь от видоискателя камеры.
- Ага, сразу за двух! И с вот такими сиськами! – Огрызнулся тот. Кузю до сих пор потряхивало. Вроде он и увидел ничего особенного, примерно то, что каждый школьник непременно должен увидеть в окошке деревенской бани, чтобы вырасти в мужчину нормальной ориентации. Ан нет, трясло его до сих пор.
   Николай принял хлеб из рук Валеры, размахнулся, и кинул в воду. Васька ел хлеб долго, с чувством, смачно чмокая громадным ртом, высовывая его даже на воздух. При этом были хорошо видны его могучие усы. Затем представление кончилось – сом уплыл, зрители пошли к дому. Остался только оператор, самозабвенно продолжающий снимать природу и водную гладь. В конце Толик снова опустил объектив камеры в воду, и на него глянули большие, круглые глаза, располагающиеся на широком лице с двумя усами. «Сом», - подумал Толик, но тут лицо расплылось в улыбке, показав вполне человеческие зубы, а затем чудище водяное подмигнуло ему.
  Выронив камеру, Толик рванулся на берег со всей возможной скоростью. А там все уже сели пить чай. Да сели по-русски, с раздутым самоваром, с пирогами и сушками! Этот самый самовар, конечно, больше всех поразил англичанку. Она что-то ворковала по своему, рассматривая невиданный автомат, и лично наливая каждому в чашку кипящую воду и чай из заварника.
  Толька, почему-то, не стал орать, делать громких заявлений, просто сел за стол, принял из рук баронессы чашку с чаем, отхлебнул, и только потом попросил:
- Мужики… это… кто… плавать… умеет, достаньте… мне… камеру.
- Откуда достать? – Не понял Ждан.
- Из… пруда. Я… её… туда… уронил.
Кузя спросил:
- Т-ты чего это слова т-тянешь?
Толик развёл руки:
- Догадайся… сам…
  Все обратили внимание, что оператор не стал заикаться, просто речь его стала какой-то заторможенной, с большими паузами между слов.
- Как это ты её уронил? – Не понял Ждан. – Зачем?
- Так. Он… всплыл, и… всё…
- Сом, что ли? – Спросил Кузя.
- Сам… ты… сом, - ответил Толик. – Он… мне… подмигнул. 
  О причине странного поведения оператора догадался Колька: 
- А, так ты с Вовчей повидался!? Ясно. Он мужик ничего, безобидный, но все равно, как глянет, страх такой подкатывает, что тут что угодно воду бросишь. Яйца свои в руках держать будешь, и то про них забудешь, бросишь, и деру дашь.
- А ты снять-то его успел? – Спросил Ждан.
Толик только кивнул головой.
- Значит надо камеру спасать, - решил Ждан. - Кто возьмется?   
Кузя отчаянно замотал головой.
- Я в в-воду не полезу!
Толик его поддержал.
- Я… тем… более!
Валерик так же пошёл в отказ.
- А я вообще плавать не умею.
Все взглянули на Ивана Михайловича.
- Ну ладно, я попробую. Что я, в пруду не купался? У нас в деревне тоже пруд был. Покажи только где это, диверсант!   
 Иван Макарович разделся, залез в воду, долго шарил ногой в указанном Толиком месте. Но камеру водитель обнаружил метрах в трех от мостков, вытащил её всю в иле и водорослях.
- Вот она. Держи и больше не роняй! А, чёрт!
Все ждали, что с шофером тоже произойдет что-то неладное, но у того только трусы слетели, когда он уже поднимался по лестнице на мостки. Все смеялись, вот только баронесса Томсон вспыхнула малиновым румянцем, и залопотала что-то по своему, всё больше налегая на сочетание «май гот».
- А за камеру я с тебя, Шустов, вычту, - сообщил Ждан. Толик покорно кивнул головой.
  У дома их ждало приятное сообщение. На крыльце стоял сияющий Самсон: - Всё, я наладил аппаратуру! Можно работать!
- Молодец, - похвалил Ждан.
- Больше не спи на ней, - пошутил Кузя. Толик в это время отмывал камеру под струей воды из шланга.
- Да брось ты её! – Велел Ждан. – Возьми запасную, а эту отдай Самсону. Может он что-то сможет с нее скачать. Давай-давай, работать пора.
   Через пять минут Ждан уже вещал в микрофон под прицелом камеры Толика: - Сейчас мы находимся в одном из самых старинных домов деревни Домовёнково. Долгие века он принадлежал семейству Скоковых. Сейчас тут живет Николай Скоков и его жена, Валентина Кобылина. Для них жизнь с домовыми, водяными и лешими такое же обыденное существование, как наше с вами общение с соседями по лестничной клетке…
   Но тут съемки пришлось прервать – калитка за спиной ведущего  раскрылась, и в нее вошли две девушки. Одну из них Ждан мгновенно определил как дочку Валентины, настолько она была похожа своими габаритами и формами на мать. Это тут же подтвердилось восторженным воплем матери и стремительным броском её тела к своей младшенькой кровиночке.
- Дашка, д-доченька!
Даже Колька расплылся в довольной улыбке.
- Приплыла, королева! – прокомментировал он. – Худущая, как корова после отёла!
- Совсем отощала! – Причитала и мать.
Для всех остальных казалось странным, что рослая девушка с фигурой грации времён Тициана могла похудеть.   
 А вот вторая девушка была явно из другой семьи – худенькая, русоволосая, приятная на глаз, в простом платьице. Когда кончились восторженные вопли родительницы, Дашка представила гостью:
- А это моя подруга Наташа. Мы с ней в одной комнате живем. Она подождет у нас тут автобус, а то ещё целый час до него.
- Здравствуйте, - поздоровалась девушка. Ждан невольно отметил для себя её миловидность и что-то ещё, что он давно не встречал в столице, но объяснить словами не мог.               
   О съёмках не было и речи. Валька подняла такую бурю эмоций – и кормила дочку, и все выспрашивала, как она там, бедная, жила. Дашка же ела, пила, и снова ела. Наталья же есть отказалась. 
Ждан невольно отметил для себя ее миловидность и что-то ещё, что он давно не встречал в столице, но объяснить словами не мог. Глаза его как-то невольно поворачивались в сторону Наташи.
Дашка спросила: 
- А это у нас кто? Что за гости?
Колька прояснил: 
- Это из столицы. Фильку пытаются поймать.
- Зачем?
- В кино его показать хотят.
- Ну-ну. Посмотрим.
Валентина все прыгала вокруг дочери:
- Отощала то к-как! Совсем оголодала в своём этом уч-чилище! Кожа да кости остались! На вот, с-салатик ещё остался. И караси, вчерашние.   
  Кузя шепнул на ухо Толику. 
- Если это кожа и кости, то, что было раньше?
Толик согласился.
- Да, аппетитная девица. Вот бы покувыркаться с такой на сеновале.
- Ага. В Москве таких уже не осталось. Одни плоскодонки. 
- Дочка, вот ещё салат, тут ещё колбаска осталась, я сейчас яичницу поджарю, и п-пельмени поставлю варить.
Валентина убежала. 
Колька спросил: - Как ты там жила то, в общаге? Никто не обижал?
- Папа, кто меня обидит, тот долго не проживёт. У меня же рука тяжёлая, вся в мамку.
- Это да! Это у вас одно наследство на троих, так сказать. Достояние республики.   
Валентина прилетела с продуктами.
- Вот ещё огурчики. Н-наташа, может, покушаешь?
- Нет, я же скоро дома буду. Там ещё кормить будут, тоже всё лучшее соберут. Спасибо.
- Так, я пошла ж-жарить яичницу.
- Натаха, может, карасей будешь? Они свежие, только из пруда.
- Нет, спасибо, я вот пить хочу.
- Квас есть, домашний – предложил Колька. - Холодненький! 
- Давайте.
- Счас принесу, он у меня в погребке стоит, на холодке.
Пока Колька бегал за квасом, к Дашке подсели Толик и Кузя.
- И… на кого… вы учитесь, мадам?
Дашка прыснула.
- Ой, ну вы скажите – мадам!
- А что, р-разве вы не д-дама из высшего общества?
Дашка снова прыснула.
- Нашли даму! Я на швею учусь. А вы, что, в самом деле, хотите Фильку поймать?
- Да…. А… что?
- А ничего у вас не получиться. Он всё равно вас с носом оставит.
Ждан заинтересовался. 
- А вы что, его видели?
Дашка замотала головой.
- Его нет, и, слава богу. Хватит того, что мамка заикается, если я бы ещё заикаться стала, то вообще, не дом бы стал, а чистая комедия была бы. Цирк. 
Колька прибежал с квасом. Пока он разливал его по бокалам и кружкам всем желающим, Дашка ударилась в воспоминания.
- А вот банника я видела.
Кузя не понял:
- Б-банщика? Это тот, кто с в-веником? 
-  Да нет, не банщика, а банника.
Ждан пояснил: - Это такой домовой бани.
- Вот-вот. 
Ждан подмигул, и Толик как из воздуха выхватил камеру.
- И какой он, этот банник?
- Худой такой старичок, маленький, по колено мне, лицо сердитое, волосы всклокоченные, бородища по пояс. И пятки такие здоровые, грязные!
- Вы и пятки его рассмотрели?
- А как не рассмотреть, если он мне этой пяткой как дал в лоб, я аж кубарем с крыши покатилась! Чуть матушку с сёстрами насмерть не пришибла. 
- Это ж откуда вы так свалились?
- С крыши бани.
- А что вы?...
- Вот и я хочу спросить, что вы там, на крыше делали, коровы безрогие? – Вмешался Колька. - Второй год добиваюсь этого, мычат, коровы, но не колются. 
Дашка отведя глаза призналась: - Дурью маялись.    
От дальнейшего допроса Дашку спасла Валентина, появившаяся со сковородкой в руках.
- Кущай, дочка. Я уже пельмени з-апустила, скоро готовы будут. У, с-сирота ты моя при живых р-родителях.
  Дашка ела, пила, и снова ела. Тут мать вспомнила еще об одном нужном деле.
- Коль, т-там баня то готова? Девочке помыться надо.
Колька двинулся, было к бане, но потом остановился, почесал задницу. Затем он остановил шатающегося без дела переводчика: - Валера, зайди, узнай, как там баня, готова.
- А как узнать?
- Ну, жарко там, или нет.
-  Я в такой бане никогда не был. Только в сауне.
- Ну, жарко там, вода вскипела в баке. Иди.
- А как жарко?
- Квиток-комарок! Ты в Египте бывал?
Валера подтвердил:
- Бывал.
- А я нет. Вот, если как в Египте, то это мало. А если нестерпимо жарко, нормально. Понял?
- Понял.
- Иди.
- Хорошо.
В это время Наташа взглянула на часы и поднялась с лавки.
- Ну, мне пора…
Валера невольно прервал её фразу.
- Египет отдыха…
Успел крикнуть он, затем последовал звук тупого удара, и из бани ногами вперед вывалилось тело переводчика. Оно немного полежало, потом село. Никто не понял, что случилось нечто чрезвычайное до тех пор, пока Валера не снял свою красную бейсболку. Поток крови с его головы хлынул на лицо и голову. Все побежали к переводчику
- Кто это тебя так? – Не понял Ждан.   
- Да… сам я. Об эту, - он показал рукой, и все поняли, что мальчик ударился об притолок дверного косяка.
- Ну, вы, горожане, даёте! Там, пригибаться же надо, - рассудительно сказал Николай. - Я и то там пригибаюсь, а ты вон какой, длинный глист, а не согнулся.
- А я забыл, жарко, да бейсболка ещё эта! Ни черта из-за неё не видно! – И Валера со злостью откинул её в сторону.
Все бестолково бегали вокруг раненого.
Толик кричал: - Блин, как… это… замотать надо.
- Бинты надо. Тетя Валя, бинты есть? 
- Откуда? А з-зелёнка есть. После Пашки осталась. 
Колька вспомнил: - Марля у тебя была! Тащи её!
- З-зеленка вот!
В бой вступила Наташа.
- Давайте её сюда! И марлю тоже. Тут нужно волосы выстричь, они только мешают.
 Наташа решительно взяла дело в свои руки.
 - Я же на медсестру училась. Вот, сейчас закончила, буду работать у себя в деревне фельдшером.
-  А это где? – Спросил Ждан. 
- Да тут рядом. В Макарьевке.
- Валера, ты… сейчас на… Чапая похож. Нужно ещё… усы отпустить и шашку… купить.
Кузя подтвердил.
- Похож. З-зачем шашку? В пруд его п-пустить и из пулемёта. Та-та-та! 
Валера скривился:- Ой, кто тут недавно заплыв на скорость устроил? Кто от русалок драпал бегом по воде?
Наташа закончила перевязку.
- Вот и все. Жить будет.
Наташа глянула на часы и огорчилась.
- Ой, я, кажется, на автобус опоздала.
- Ничего, мы вас добросим, - обнадёжил Ждан. - Мы как раз туда собирались. Валентина Ивановна, по какому адресу живут ваши родственники?
- М-маяковского семнадцать.
- Вот мы к ним и съездим. Иван Макарович, заводи шарманку! Толик, Кузя – давай все в машину. Баронесса – прошу!
  Толик обратился к раненому. 
- Валерик, может… ты… не… поедешь? Башка-то… как у тебя? 
Валерик отмахнулся.
- Поеду. Куда она без меня. А башка побаливает. 
Кузя прищурился: - Ты, Валера, сейчас точно как  Ч-чапай. Раненый, но н-несломленный. 
Иван Макарович прервал диспут.
- Лезьте в авто, шутники!
Ждан подтвердил: - Давай-давай, время – деньги!

Дорога до Макарьевки заняла двадцать минут. Высадив девушку у ворот её дома и тепло попрощавшись, Ждан велел Макарычу ехать дальше. По адресу, указанному Валькой, они нашли здоровущий трехэтажный дом с высоким забором и зверообразным псом, издававшим рык на уровне команд строго прапорщика ВДВ. Из калитки вышел рослый мужчина с лицом, сильно обезображенным какой-то вселенской катастрофой. Настроен был деревенский Сфинкс сурово:  - Ч-чего надо? М-менты, что ли? Я в завязке, не при д-деалах. А за п-прошлое я отсидел. 
- Да нет, мы съемочная группа из Москвы, программа «За гранью возможного». Говорят, вы пострадали от  действий домовых и леших? Вы можете нам рассказать про это?
- В-водка есть?
- Конечно есть.
-  Т-тогда заходи. Только с-снимать будете со с-спины.
- Естественно.
На ходу Зимин пояснил: - П-павел меня зовут. Мои бегемоты с-сейчас на юге отдыхают, а я один тут, на этом ч-чёртовом огороде. Т-тридцать соток каторги!
   После второго стакана водки Паша разговорился. Толик снимал его со спины.
- П-поехал я с утра, думаю… к-куплю водки. Выехал на шоссе, а тут туман вдруг упал, руки не видно. Т-туман рассеялся, а я на проселочной дороге. Два часа пилил по полям – не могу в-выехать, и всё тут! И тут этот старичок стоит, м-маленький такой! Кофта на нем женская, а нога – таких н-ног и нет! Размер сорок восьмой, не меньше! И б-ботинки на одну ногу. Л-левую!..
От Павла они уехали через часа через два.
- Хороший рассказчик. Несмотря на то, что з-заика.
- Да…  это… точно. Кузя, ты… вроде… меньше… заикаешься?
- Ага. М-может, пройдёт?
- Молись.
- Не умею.   
- Учись.
- Т-ты тоже.
- Я… уже.
     Его собственное странное заикание тоже начало проходить.
- Да, шикарный очевидец. Такое не  придумаешь. Надо бы посетить этот самый лесок Кольши-лешего. Только где ж его искать? – Озадачился Ждан.
  Искать тот лесок не пришлось. Примерно на середине между Макарьевкой и Домовёнково у Толика вдруг скрутило живот, да так сильно, что он разорался, требуя срочной остановки.
- Всё, братцы, остановите! Не могу больше! Сейчас обделаюсь! Ой! Тормози, Макарыч! 
При этом он экстренно перестал заикаться. 
 Макарыч свернул на проселочную дорогу и заглушил мотор. Толик с подвыванием и столичной газетой в руках побежал в кусты.
- Смотри, и заикание сразу прошло, так живот скрутило.
- Остальные тоже могут выйти и прогуляться. Но недалеко и недолго.
    Все остальные вышли и разбрелись по окрестностям. Иван Макарович деловито пробежался по березовой рощице и вернулся с полным пакетом грибов.
- Грибов здесь полно! Я  только белые брал, а тут и свинухи есть, и рядовок полно! Давно я так удачно по грибы не ходил! 
 Кузя взялся записывать щебетанье птиц, Ждан, как всегда, звонил по телефону.
- Да. Нет, ещё не освободился. Мы будем тут ещё дня три, а то и все четыре. Нет, мы уже говорили на эту тему. Сходи с Ленкой. В ссоре? Ну,  помирись на два часа, что вам стоит.
  Баронесса и Валера отошли на опушку и рвали цветы, которые англичанка связывала в веночек. Минут через пятнадцать вернулся Толик.
Водитель спросил: - Ну, что, Толик, успел добежать? Штаны стирать не придётся?
- Успел! Хорошо-то как! Просто снова жить хочется!
- Я, смотрю, ты, и слова тянуть перестал.
- О! Точно! Ура!
- А я, вроде, заикаться перестал, - сказал Кузя.
- Ну, тогда поехали! Сегодня ещё много надо снимать. Мы отстаём от графика.   
   Все начали рассаживаться по местам и уже хотели ехать, когда Ждан внезапно скомандовал:
- Стоп! А где англичанка?
   Все члены группы посмотрели друг на друга, а потом на Валеру. Тот был в полной растерянности.
- Как, разве она не пришла? Она же впереди меня шла к машине? Я отошёл, чтобы отлить, потом сел в машину.
   Все вывалили из «Фольксвагена», начали кричать.
- Анна-Мария!
- Госпожа Томсон!
- Баронесса! Ау!
- Ау! Май френд!
Поорав так минут десять, они убедились, что результатов никаких.

Тогда Ждан скомандовал:
 - Так, по двое разошлись в разные стороны искать англичанку. Ориентир – вон тот дуб. Через час встречаемся.
- Может, позвонить ей?
- Я буду звонить, а вы идите.
Дальше все походило на игру в прятки. Приходила одна группа, пропадала вторая и третья. Первая уходила искать остальных, возвращалась вторая, и, не дождавшись других, так же уходила в поиск. Попытки созваниваться по телефону ни к чему не приводили. Связи либо не было, либо из мобильников доносилось какое-то хрюканье и  ржание. Лишь под вечер все собрались у машины. Находились они так, что еле держались на ногах.
-  Чертовщина какая-то. Я все время слышал какой-то хихикающий голосок, - сказал Толик.
Валерик согласился:
 - Я тоже его слышал. А ещё как будто баронесса где-то рядом что-то говорит, возмущается.
Ждан спросил: - И что?
- И всё. 
Ждана прорвало:
- Что всё?! Вы лучше скажите, как я объясню всем пропажу гражданки Великобритании, тем более баронессы и профессора, и даже куратора нашей съёмочной группы? Это же международный скандал! А меня мои продюсеры просто вздёрнут! Гендиректор канала мне просто отрубит голову. Что делать?
Кузя пошутил неудачно: 
- Сухари сушить
После чего получил от Виктора затрещину.
Валера юмора не понял.
- Шутник! Вместе сядем. Одни нары будем на двоих делить.
Иван Макарович был самым рассудительным:
-  МЧС надо вызывать. Они её точно найдут. Они профи, вертолёты поднимут. Позвоните им.
Ждан отмахнулся:
- Да звонил я уже всем! Вернее, пробовал. И мадам звонил и спасателям. Связь тут не работает. Кудахтанье какое-то да ржание. Как на конюшню попадаю. А для того, чтобы вызвать МЧС нужно вернуться в деревню. Поехали.

- Поехали. Делать нечего.
- Вы хоть это место запомните! А то я ни черта тут не понимаю.
- А чего тут запоминать. Березовая роща, где полно грибов, хороший ориентир,  - подбодрил его водитель.
  До деревни они доехали без происшествий, но когда въехали во двор, и  начали вываливаться из фургона, на них смотрели удивленные глаза хозяев дома и Самсона.
- Баронесса не появлялась? – Спросил, с надеждой,  Ждан.
- Нет. А вы-то где два дня были? – Спросил ученый.
- Какие ещё два дня? – Не понял ведущий.
- Такие! Вы уехали двадцать третьего июля, а вернулись двадцать пятого. И не дозвониться до вас ни как. Я уж хотел в МЧС звонить, но они, - Самсон показа в сторону Кольки и Вальки, - сказали, что это нормально.
  Чтобы доказать свою правоту Самсон подсунул руководителю свой мобильник, на котором высвечивалось число, месяц и год. Ждан глянул в свой мобильник, и, в какой-то прострации, сел на табуретку около стола. Валентина подсунула ему тарелку с жареной картошкой, а Колька налил стакан самогонки. Опустошив его, Ждан ткнул вилкой в сторону Самсона:
- А какого чёрта мы тебя с собой не взяли? Тебя и твою аппаратуру. Там же выходит такая дикая аномалия!
 - Так вы где были то? – Настаивал Колька. 
Ответил Толик
- Роща там какая-то. Дуб посредине стоит здоровый такой.
- А в дубе дупло такое здоровое, мужик поместиться? – Напомнил Колька.
Кузя согласился.
- Ну да. Я сам туда залазил, пробовал.
Колька восхитился.
- Эх, матрёшки-печенёжки! Вы же на Кольшину поляну попали! Вот он у вас женщину и забрал. Он такого не пропустит, старый курощуп.    

То, что они плутали два дня,  группа подтвердила своим аппетитом. Ели за двоих.
-  Выходит, мы побывали на знаменитой Кольшиной поляне? Ты хоть кадр там снял? – спросил Ждан Толика.
- Да какой там! Сначала живот схватило, потом баронессу искали. И мысли такой не было.
 Ждана терзало другое. 
- Так что нам теперь с баронессой делать? А, Николай Иванович? Он там её не это?... - Ждан сделал жест, словно душит кого-то, -  Дездемону из неё не сделает?
Колька отмахнулся: 
- Дездемону нет, а вот Жульету он из неё сделает, и не один раз, это точно. Да не волнуйтесь, ничего не будет. Побалуется с ней Кольша пару дней да вернет.
Толик робко заметил:
 - Может, всё-таки МЧС вызвать? Перестраховаться.
   Но как раз в этот момент за воротами раздалось тарахтение старенького мотоцикла, свет фар остановился, затем мотор снова взревел и отбыл. А в калитке появилась сухопарая фигура подданной английской королевы.
  Все кинулись к ней, провели за стол и засыпали вопросами.
- Где вы были, Анна-Мария?               
- Что с вами, баронесса, вы целы?
- П-подруга, ты где была?
  Валерик верещал непрерывно, переводя все эти вопросы. Но мадам ответила только двумя словами:
 - Шерри, плиз.
   После двух стаканов настойки она сказала уже практически без акцента:
- В баню. Быстро!
- Кого? – Не понял Толик. – Кого в баню?
- Майн. Меня.
   С баронессой пошла мыться Валентина. Вернулась она слегка ошеломленная.
- Ну и к-кобель это Кольша. На т-такую… бедную девочку, позарился. Взял и л-лишил бабу девственности. Страшно…
- Что страшно? – Не понял Ждан.
- То, что ей в-всё это понравилось. 
  Уснули в ту ночь все мгновенно. Даже Самсон, который никуда не ездил и никого не искал. И тогда в дом снова пришел Филька. Он прошелся по всем, послушал сны. Долго хихикал над телом англичанки. На Кольке и Вальке только попрыгал, пробормотав под нос:
- Предатели!
  Кузя и Толик так же не отняли у него много времени. Над телом Валеры он только огорченно развел руками:
- Еще, что ли, его по голове ударить? Никак эту дурь из него выбить не получается. 
   К водителю домовой даже не подошел, а вот на груди продюсера сидел долго, хмыкал. Как обычно, уже которую ночь подряд, задержался на груди Самсона, снова потел, пыхтел, переваривая новую информацию. Уже под утро, спрыгнув, долго отдувался, вытирал пот, и ушел во двор, пробурчав на ходу:
 - Напридумывали ерунды всякой, Эйнштейны хреновы. Четвёртую ночь грузит меня своей физикой, и конца этому нет. Всё же гораздо проще!   
  Утром первым поднялся Колька. Он сошел к пруду с удочкой, ведром, старым ботинком, а в свободной руке нес тушку здоровенной скумбрии. Бросив ботинок и рыбу в воду, Скоков сказа заветные слова:
- На, тебе, чёрт, обутку, загоняй мне рыбку.
А потом добавил:
- Ну, Вовча, ну не сердись. Смотри, какую рыбку я тебе принес. У тебя такой в пруду нет! 
  Он размотал удочку, забросил. Посидел минут пять. Затем клюнуло, нехотя, лениво. Карасик, который вытащил Колька, он прежде бы бросил обратно в пруд, в подарок тому же водяному. Но сейчас он положил его в ведро, встал, поклонился и поблагодарил водяного:
- Спасибо тебе, хозяин водяной.
  После пруда Колька прошел в баню, затаив дыхания налил в рюмку водки, рядом положил целую сигарету.
- Вень, ну не сердись. Я больше не буду, сам пришёл с повинной, хлебни вот водочки магазинной.
  После он тут же выскочил из бани, за ним вылетело полено, но в Кольку уже не попало, стукнуло в дверь.    
   На завтрак все снова собрались за столом. Самсон пришел с сияющим лицом: - Вчера не успел сказать, я все-таки вытащил из камеры Толика вот это.
   Он показал Ждану на планшете портрет водяного, мутноватый и покореженный по краям. Тот оценил положительно: - Класс! Как хорошо видны жабры. Мурашки аж по шкуре пошли!
Кузя спросил: - Толик, это он?
Толик коротко глянул, но у него волосы поднялись дыбом.
- Он, гад!
И попытался  прилизать волосы.
А Самсон продолжал радовать Ждана: - А сегодня ночью Хозяин приходил снова. Я восстановил свои датчики, и вот что они показали. Он прошелся по всем телам спящих. Особенно долго задержался на вас и мне.
  Все, включая хозяев дома, столпились за спиной Самсона, рассматривая непонятное для непосвященным изображение. Члены группы были в восторге. Нотку скепсиса внесла только Валентина:
- Да это к-кошка, Мурка наша. Она л-любит на груди у нас спать.
Самсон ей не поверил: - Я вашу Мурку два дня сканировал, и ничего такого не нашел. Домовой это. Я даже думаю, можно будет ловушку для него сделать. Часа за два управлюсь.
- Поешь сначала, - предложил Толик. – Как сделаешь, зови нас, будем ловить и снимать.
  Самсон торопливо поел и побежал к своей аппаратуре. При этом он поскользнулся на крыльце и, упав, сильно ударился плечом. Все только переглянулись, но не сказали, ни слова. Такие мелочи стали привычными для телевизионщиков.
  Толька утратил большую часть своего веселия, стал задумчив, хотя слова тянуть и перестал. Кузя так же оправился, уже не заикался, хотя, рассматривая себя в зеркало, нашел на висках первую седину. Друзья сидели рядом, тянули тепловатое пиво и рассуждали о будущем.
- Скорее бы Самсон поймал этого домового, сняли бы его, да обратно в столицу покатили.
- Я тоже хочу скорей смыться из этой деревни. Жениться, что ли? Сейчас приеду, а дома никого. Холодильник пустой, опять суши из супермаркета, да омлет по утрам.
- Ты прямо моими словами чешешь.
- Да, мы же с тобой, считай, братья-близнецы. Глаза и уши телекамеры. 
- Это точно. Давай, водки, что ли, выпьем.
- Водки нет. Есть шерри Валентины.
- Давай шерри.   
  Иван Макарович не изменился совсем, только вздыхал, морщился, да часто звонил домой.
- А это не слишком дорого? А тот ресторан? Ого! Кольца то, кольца купили? Не знаю! Не знаю когда приеду!
  Больше всех физически пострадал Валерик. К прежним ударам по голове сегодня он добавил ещё два. Один раз он стукнулся о притолоку в доме, а второй раз в саду. Набирая яблок для завтрака, он, естественно, нагнулся, затем увидел особенно аппетитный плод, и так к нему рванулся, что не заметил толстой ветки на своем пути. Полежав немного под деревом, Валера окончательно избавился от своей красной бейсболки, швырнув её в кусты малины. А вернувшись во двор, с удивлением заметил, что  глаза его неотрывно следуют за могучими формами Дарьи, в одном халатике на голове тело вешавшей белье на веревке.
Дашка этот интерес заметила, хихикнула и стрельнула глазками.
- Вы чего это, Валерий?
- Да ничего.
- Как ни чего то? Я же вижу что что.
- Да ничего. Может, сегодня ночью к пруду сходим, искупаемся.
- А почему ночью? Чё не днём?
- Днём неинтересно. Вот ночью будет го-ораздо интересней.
Тон его был столь откровенным, что Дашка вспыхнула как от факела, и, подхватив тазик, поспешила в дом.
Валера крикнул ей вслед:  - Так как насчёт купания!?
- Дурак! - ответила полыхающая костром девушка.
Валеру не проняло.
- А всё-таки приходи! Ждать буду.
 
  Кто сильней всех изменился за эти дни, так это баронесса Анна-Мария Томсон. Она находилась в какой-то легкой прострации, и общалась только с Валентиной, на каком-то странном, одним им ведомом языке.
- Да ты не п-переживай, найдёшь ты для себя м-мужика!
- Вери?
- Да, верь-верь! Я вон сколько мужиков пережила, а с Колькой встретилась и прижилась. Он ведь добрый. А это ныне редкость.
   Дамы сидели за столом, шептались, а потом начинали хохотать.
  Между тем в доме Самсон с азартом мастерил ловушку для домового. Он так вошел в раж, что когда ему кто-то сказал: - Не так. - Он автоматически спросил: - А как?
  Лишь потом он поднял глаза и вздрогнул. Перед ним, на другом конце стола сидел Филька. Это было незабываемо: комок голубоватой шерсти, и в нем, на половину туловища – лицо! И какое лицо! Абсолютно круглое, и на нем, такие же круглые, черные глаза. Небольшой носик и крупные, сочного цвета спелой вишни губы делали этот образ даже приятным. А вот ушки были звериные, без мочек, сросшиеся снизу, уходили вверх и заканчивались тонкими стрелками. А еще этот комок шерсти размером в два кулака умел говорить.
- Ты этой фигней не майся. Всё равно я от тебя уйду. Либо ток в доме вырублю, либо твою ловушку так на корпус замкну, что самого тебя откачивать придётся.
Самсон растерялся:
- Да? А что мне тогда делать?
- Что делать? Домой ехать. Ты ведь Нобелевку хочешь получить?
- Хочу. Я для этого и аппаратуру сделал, чтобы деньги заработать, да за бугор уехать.
- Никуда ехать не надо. В расчетах твоего профессора есть одна ошибка. Забудь по этот базон Фикса, ничего он вам не даст. Слушай сюда…
  Разговор, что потом пошел между двумя учеными, поняли бы еще человек десять во всей вселенной. За время разговора в дом входили и выходили люди, но никто из них не видел Фильку, да и они с Самсоном не обращали на них внимание. Самсон лихорадочно записывал что-то в своем блокноте. Лишь через час он откинулся на спинку кресла и заявил:
 - Грандиозно! Это полностью меняет картину построения мира.
- А чего там думать? Нужно просто в микроскоп посмотреть, и ты поймешь, как устроена вселенная. А если хочешь узнать, как устроен атом, возьми телескоп и посмотри вверх, на звезды. Просто нужно узнать общую шкалу измерений, от макро мира, до микро мира. И меняется только время существования данного участка вселенной. Для солнечных систем это миллиарды лет, а для микровира – миллиардные доли секунды. Но для тех, кто живёт там, для них проходят миллиарды лет их существования…
 
  За этот час, что они беседовали, все разбрелись кто куда. Баронесса вместе с Валькой кормила кур и кроликов. Толик возился с камерой-утопленницей, и Кузя ему в этом помогал. Валера заигрывал с Дашкой, открывая в себе новые эмоции. Дашка млела от такого внимания столичного гостя. Водитель пристроился на мостках рядом с Колькой и ловил рыбу. А глава всей экспедиции устроился на пригорке, на  импровизированном шезлонге, что в прошлом году невольно сделала Леночка Кобылина, упав на кресло со своим бутербродом. Как обычно он потягивал сигарету, и думал, что его ждёт в столице. И ту рядом кто-то повторил его мысли:
- Да брось ты их обоих.
  Ждан обернулся, и нисколько не удивился, что рядом с ним сидел говорящий комок шерсти с круглым, забавным личиком. И не было никакого холода, так, словно свежим ветерком повеяло.
- Ты думаешь, стоит их обоих бросить? – Спросил Ждан.
- Конечно. Они же тебя не любят обе. Просто им нужна твоя популярность и твои деньги. Ты ведь о Наташе всё время думаешь?
- Да, эта девушка как-то меня поразила. Что-то в ней есть такое…
    Он не нашел слов. За него ответил Филька.
- Чистая она. И телом и мыслями. Мы когда думаем одно, а делаем другое, мы и стареем, и дурнеем. Она настоящая, она тебе столько детей нарожает, сколько ты захочешь, и не изменит никогда. А приз свой ты получишь. Вот снимешь фильм про нашу деревню, и получишь. Езжай домой, хватит вам уже тут ошиваться.
- Я тоже так думаю.
  Он протянул руку, и Филька пожал ее своей маленькой, но удивительно горячей ладонью. Через мгновение он исчез, и тут же подошел Самсон.
- Виктор Вадимович, не получается у меня собрать эту ловушку. В Москву мне надо, там всякие запчасти нужны.
   Словно сговорившись, подошли Толик и Кузя.
- Вить, домой пора. Мы тут уже ничего не выжмем.
- Фото водяного и то сенсация. А уж рассказ этого покоцанного вообще бомба! 
- Мы и из этого такую фильмугу заделаем!
- Да, это круто будет!
- А эта чертовщина с календарём! Так мы тут все состаримся и умрём.   
   От пруда с уловом карасей подошел Иван Макарович.
- Господин продюсер, мы к субботе то в столицу попадем? Мне очень надо! У меня у дочери в эту субботу свадьба! С этими пропащими двумя днями мы совсем из графика выбились.  Я уже сегодня дома должен быть! Там бабы одни у меня шашками машут! Напортачат ведь, юбкастые! Не расплачусь потом!
 
   Ждан встал, махнул рукой:
- Всё, хватит! Собираемся и едем в столицу.
Дружное: - Ура!  - было общей реакцией коллектива на решение продюсера.
   За полчаса разобрали и перекидали в фургон всю аппаратуру. Дольше прощались с хозяевами. Допили все, что было в запасе спиртного, доели салаты и закуски. Остатки «Шерри» Валентина подарила подруге. Кольке все по очереди жали руки, целовались. 
Колька аж прослезился: - Приезжайте ещё! Просто так приезжайте, отдохнуть! Порыбачить, по грибы сходить!
Валька не отставала.
- Д-да, приезжайте!

Валера только пожал Кольке руку, зато с Дашкой прощался долго и игриво, так, что та хихикала и рдела как роза на заре. 
- Так я приеду, жди.
- Вот ещё!
- Приеду. И мы сходим искупаться при луне. Хорошо будет…
- Ну, тебя!
 Но дольше всех прощались Валентина и Анна-Мария. Целовались, лопотали что-то по своему, совершенно забыв про переводчика, снова целовались.   
  Валентина дала им в дорогу ведро огурцов, Колька расщедрился и подарил связку сушеных лещей, что заначил для себя. Гости чуть было не забыли про плату, и Ждан остановил фургон, уже выехавший за ворота, чтобы расплатиться. Валька приняла деньги, даже не считая.
   Дорога была лёгкой, быстрой, и даже в Москву они проскочили без пробок, что опять же свалили на действие нечистой силы. Через неделю, закончив монтировать фильм, Виктор Ждан бросил всё и приехал в Макарьевку свататься к Наташе. Родители девушки были очень удивлены этим визитом, но невеста ломаться не стала, так что вскоре они сыграли свадьбу. А зимой он получил долгожданную премию в области телеискусства за фильм о нечистой силе в деревне, название которой он так и не назвал. Объяснил он это так: 
- Я не назову эту деревню даже под пытками, потому что туда сразу метнётся весь легион, помешанный на идее поймать что-то сверхественное, будь то снежный человек или пришельцы. А там нет ничего сверхъестественного, потому что жизнь этой деревни, с лешими и домовыми, это норма, по которой наши предки жили ни одну тысячу лет. И жили счастливо, и более правильно, чем мы, со своими убийственными плодами цивилизации. Нам стоит задуматься, а так ли мы живём? Может, не стоит весь интернет живого, человеческого общения? Да и весь наш прогресс не стоит выеденного яйца по сравнению с обычным человечески счастьем.       
  Иван Макарович хорошо погулял на свадьбе дочери. В течение полугода женились и Толик, и Кузя. Валера в Домовёнково больше не приехал, хотя клятвенно обещал. Он бросил свою голубую тусовку, и так круто пошел по женщинам всех возрастов и комплекций, что заслужил прозвище «Ненасытный Валерик».
   Самсон же просто исчез. Его сейчас охраняют все спецслужбы страны, а научных званий и наград у него больше, чем у баронессы Томсон.
   Вот у ней жизнь повернулась совсем круто. Помаявшись с месяц в своей Англии, Анна-Мария продала свой родовой замок, приехала в Домовёнково, купила дом, завела кур, кроликов, две козы. На консультацию по ведению всего этого хозяйства она ходит к Валентине. Подруги непременно пропускают пару рюмок «шерри» и поют песни. Время от времени Анна-Мария бегает в заветную рощу, и в последнее время уже Кольша начал прятаться и убегать от баронессы, настолько она его достала своими претензиями на ласки. Всё-таки Кольше уже семьсот лет, а это даже для лешего возраст.
  А Филя снова вернулся к своему сонному образу жизни. Тут еще Мурка родила под кроватью четверых котят. Они уже подросли, и вовсю лазят по домовому, играют на нем, как на подушке,  что вызывает у Фильки  блаженную улыбку на толстых, словно накрашенных вишневой помадой губах.
А в ЦРУ так ничего и не поняли, списав в архив данные по этой аномальной вспышке на территории России. 
    
Продолжение следует.

ИСТОРИЯ 4

ДОВОМОЙ ФИЛЬКА И БАНДИТЫ БРАТЬЯ БЕЗОБРАЗОВЫ
   
У соседнего дома рядом с Колькиным царила суета. У ворот стояла машина, в которую грузили всё новые и новые пожитки. Валька Кобылина целовалась с сухопарой бабушкой, затем с ней же прощается Колька Скоков. В руках у Вальки прялка. Она прочувственно прощается с соседкой. 
- Баба Варя, не б-болейте, живите долго! 
Колька подтвердил:
- Ага, главное – чтобы здоровье было! У нас теперь самое важное – это здоровье! 
- На каком этаже жить будете, б-баба Варя?
Старушка озаботилась: 
- Ой, не то на десятом, не то на двенадцатом. Сашка, на каком этаже у вас квартира!?
- На шестнадцатом, бабуля! На шестнадцатом! Давайте поехали! Пора!
  Все по новой целуются. Бабушка усаживается в машину, а потом вдруг начинает кричать:
- Ой! Прялка где моя!? Прялку забыли!
     Но внук уже дал газу, поднялось облако пыли и выхлопного газа, и когда оно рассеялось, Колька и Валька стоят все в пыли, в руках у Вальки прялка.
Колька чихнул:   
- Всё, уехала баба Варя. 
  Валька тоже чихнула:
- Да. П-рялку вон мне оставил.
- Ну, это ж хорошо, это ж на память.
- Да у меня их и так уже п-пять штук. От бабы Шуры, бабы Клавы, бабы Н-нюры, бабы Светы. Что с ними делать?
- Соли. Или маринуй.
- Ага, ш-шутник. Продадут они этот дом, или н-нет? 
- Продадут! Дом то хороший, большой! Два этажа! Да и участок дай боже! Чистые тридцать соток.
- Дай то бог, чтобы соседи были х-хорошие.
- Да, это главное. Соседи, они важней родни. Да и ближе. Ну, пошли, мать! Завтракать пора.
    Оба дружно чихают, разворачиваются, и идут к своему дому.
 

 Когда соседний дом продали, а бабу Варю увезли в город, домовой Филька даже не думал, что со временем это создаст такие большие проблемы.   

Вечер, проходные дворы старого города. Где-то рядом вспыхивает перестрелка, гремит даже взрыв, слышен вой полицейских машин. В проходной двор вбегают братья Безобразовы, Антон стреляет куда-то  назад, Васька кидает туда же гранату, звучит взрыв. Роман в это время заводит машину, Васька и Антон  прыгают в салон, она рвет с места и уезжает.
Антон с трудом выдохнул: - Ну… нихрена себе… стрелка… Это же…
Роман подтвердил: - Это бойня!.. Нас ждали! 
Васёк так же скрипел зубами:
- Козлы!... Положили всю нашу братву!
Антон подметил кое-что ещё:
- А менты, суки,  тут же подлетели… Как за углом стояли!
Роман согласился:
- А они там и стояли. Ждали нас. Кто-то настучал. Сдали нас, суки!
Антон оглянулся  по сторонам:
- Куда теперь? Домой?
Роман замотал головой: 
- Нельзя! Менты там нас зажмут!
- А что делать?
- Срываться надо. 
- Куда?!
Антон предложил:
- Давай, пока за город! Там всё решим! 
Машина несётся по улицам, потом выезжает за город.

Васька заявил:
- Жрать охота.
Роман обнадёжил:
- Да, можно и перекусить.
Антон ткнул пальцем:   
- Вот, заверни в этот шалман, покумекать надо.

  Братья сидят за столом в отдельно кабинете ресторана, едят и пьют со всей страстью и душой. На столе джентльменский набор – пиво, шашлык, орешки.   

 Братья Безобразовы - бандиты.
Антон – старший, 36 лет, со шрамом на голове
Роман – средний брат, 30 лет, наиболее интеллектуален из всех троих, с усиками и в очках.
Васька – младший брат, качок. Здоровья больше, чем у остальных братьев вместе взятых. 18 лет. 
 

Антон спросил: - Ну, братки, что делать будем?
Роман был категоричен: - Надо залечь на дно, и залечь надолго.
Васек: - Где? За бугром?
Роман отрицательно покачал головой: - Вряд ли стоит соваться в аэропорт. Вдруг нас сдали с потрохами. Там и наручники наденут.
Антон: - В натуре сдали!
Васёк: - А куда тогда?
Роман, как всегда всё знал: - Я знаю, где можно сховаться.
Роман достал из портфеля бумагу.
- Вот. Вчера только оприходовал. Колымские подогнали, а они отжали её у одного лоха. Подходит эта деревня, как её?... Домовёнково. Все остальные бумаги на дом у нас в бардачке, бабло на карточке. Всё ништяк!
Антон спросил: - Отсидимся, а потом что?
Васёк был настроен решительно: - Вернемся и замочим сараевских! Я лично самого Сарая пристрелю! 
Роман махнул рукой: - Заткнись! Вот что я скажу, братки, надо нам бросать стрелять, а заняться конкретной шнягой.
Василий не понял: - Чем?
Антон так же удивился: - Какой ещё такой шнягой? 
Роман сморщился: - Ну, какой-какой? Бизнесом!
Василий не понял: - А-а! А… зачем?
Старшие снисходительно посмотрели на малышку Васю.
Роман начал терпеливо поучать: -  Затем, братан, что отходит время бригад. Нас, вон, чуть не положили сегодня. А братва живет уже по-новому. Колька Лысый себе банк в Пензе отжал и живет себе в Испании, ему туда только бабки переводят.
Василий продолжал недоумевать: - А чем мы будем заниматься в этой… как его? Деревня как называется?
-  Домовёнково.
-  Ну да? Чем? Там что, банки есть, которые можно будет отжать?
Антон был спокоен:
 - Не знаю, что там есть, но то, что конкурентов у нас не будет, это я тебе точно клык даю.
Он воткнул в стол нож.
Роман поднял бокал: - Ну, тогда накатим за новую жизнь! Без стрельбы, но с бабосами! 

Через сутки к воротам соседнего дома подкатил звероподобный  автомобиль, и из него не спеша вылезли три парня могучего телосложения.

- Тут, похоже, эта хата. Ключи где? – Спросил Антон.
Роман достает из портфеля ключи. 
- Держи.
Антон пытается открыть навесной замок, у него не получается.
Роман усмехнулся: - Да, медвежатник из тебя никакой.
- Может, ключ не тот.
- Тот. Ковыряй дальше.
Антон продолжает свои попытки.
- Да нет, похоже, замок заржавел. Сколько он тут висит? Года три?
Роман ухмыльнулся: - А ты его сломай. 
Антон воспринимает слова брата на полном серьёзе. Он напрягает мышцы и ломает дужку замка. 
- Вот, готово.
Роман: - Я же пошутил.
Похвалил и Васька:- Силён брат!
Антон ухмыльнулся: - Заходи, братва.

Братья заходят во двор осматриваются по сторонам. Васька свистит.
- Вот это хата.
Роман не одобрил: - Не свисти, бабок не будет. А нехилое бунгало.
       
Обойдя дом и спустившись к пруду, парни осмотрелись по сторонам.
Антон был в шоке: - Обалдеть!
Василий подтвердил: - Ага, нештяк. И хата зачётная, и пруд.
Роман подвёл итог: - А нехило мы этих лохов развели. Считай, за копейки отхватили такой кусок чернозема. Тут можно развернуться. Баню эту гнилую сломать, построить сауну с бильярдом, девок привезти. Как, братва?
Антон тряхнул своими накачанными бицепсами: - Круто будет. Просто…
     Чувствовалось, что он хочет  заорать что-то матерное, но слова, словно застряли в его глотке. Антон с недоумением смотрит на братьев, но у тех тоже странное выражение лица. Они словно что-то потеряли, или никак не могут вспомнить что. В конце концов, слова находит Васька.
- Тут просто нештяк. 
- Ага. Как-то так. 
 Так Безобразовы впервые столкнулись с одной из особенностью этой деревни. Никто не имел право в Домовёнково материться. Ни местные жители, ни приезжие. Кроме того Безобразовы не знали, что их планы слушает кто-то еще. Домовой Филька в последнее время вошел в силу слышали все на расстоянии уже даже не метров, а километров. А все из-за молодого физика по имени Самсон, что пытался в прошлом году поймать его в свои хитроумные ловушки. Поняв, как устроена эта вселенная Филька смог расширить свои интуитивные знания за счёт научного подхода. Домовой находился на своем излюбленном месте – под стариной кроватью рядом с русской печью, и оттуда читал мысли троих братцев. Мысли эти не касались его лично, но в остальном они так не понравились Фильке, что он заворчал и начал слега искриться своим светло-голубым мехом.

Между тем гости заметили совсем рядом, метрах в тридцати мужичка с удочкой на самодельных мостках.
-  Ого, рыбачок!
- Похоже сосед.
- Пошли. Глянем, что он там поймал в этом пруду. Поди, пескарей каких-нибудь. 
   Забор между соседями упал еще лет десять назад, так, что для того, чтобы пройти с участка на участок надо было, только пробраться сквозь густую вишнёвую поросль, которую с некоторым трудом, но братья преодолели.
- Привет, сосед.
  Колька Скоков, обернулся к ним своим сморщенным лицом, и, оценив комплекции трех новых соседей, ответил: - Привет. Коли не шутишь.
Антон подтвердил: - Не шучу. Ловиться что?
- Да вон, в ведре посмотри.
В ведре плавали с десяток добрых карасей. Пока братья рассматривали добычу Кольки, тот поймал еще одного карася.
Роман спросил: - Хороший улов. Часто так ловиться?
- Не жалуюсь. Считай, каждый день полведра красноперых имею.
- Прикармливаешь чем? Жмых? Комбикорм?
Колька засмеялся: - Ещё чего?! Отродясь ничем не прикармливал. Он и так идёт, краснопёрый. Кормилец наш! 
Роман одобрил: - Это хорошо. А пруд этот кому принадлежит?
Колька удивился: - Да никому. Он всегда ничей был. Обчий. Деревня вокруг этого пруда выросла. Деревне нашей веков восемь, а пруду, почитай, еще больше. Мельница тут была еще при царе Горохе. Большевики её разрушили.
Роман покачал головой: - Ну, нет, сейчас, брат, все должно кому-то принадлежать. Не те времена, что бы что-то никому не принадлежало. 
   В это время у Кольки опять клюнуло, и Скоков вытащил здоровущего, грамм на пятьсот, карася.
- О, мелочь кончилась! Старички пошли! Сейчас таких ломтей наловим!   
Антон удивился: - Ого! И много тут таких больших карасей?
-  Да хватает. Тут даже сом есть - Васька. Метра три длиной. Ему уж лет сто, а то и все двести.
- А чего ж вы его не ловите?
-  А зачем? Живет он и живет себе. Я его иногда хлебом кормлю. Да и невкусные они, старые рыбины. Израслись.

Братья переглянулись, развернулись, и пошли к себе на участок. Колька опешил. Он как-то не так представлял себе знакомство с новыми соседями. Скоков был уже сам готов выставить бутылку в честь приезда, а тут ни здрасьте тебе, ни до свидания.
- Эт… Вас как зовут то?!
Но братья сделали вид, что не услышали этого.
- Как-то всё это не по-людски.
Уже оказавшись на своей территории, Васька предложил.
- Вот, уже можно рыбу продавать. Бросить туда пару гранат, и вылавливай её сачками. Бизнес! 
Но Ромка отрицательно покачал головой.
- Нет, мы сделаем все культурно, тут будет заказник для рыбаков. Как в Чехии, помнишь?
Антон кивнул головой: - Да, там круто было. И удочки, какие хочешь, и рыба прикормленная. Тем более что, рыба тут уже есть, и разводить не надо. Причал только построить, да удочки закупить.
Васек кивнул в сторону соседа: - Только вот что, такие мозгляки тоже будут ловить нашу рыбу?
Роман подтвердил: - Не будут. Мы этот пруд выкупим и огородим.
Васька: - А местные не взбунтуются?
Роман знал, что надо делать: - Нет. Но для этого надо нам покорешиться с главой деревни. Поехали в центр.

Глава деревни Домовёнково Василий Матвеевич Глот чисто случайно находился в управе, и занимался делом, в котором был профессионал – пил водку. Как раз в этот момент у него в жизни произошло важное, и, увы, печальное событие – кончилась очередная бутылка водки. Убрав её со стола, глава начал думать о том, что делать. Мужчина он был солидный, по фигуре стремился достигнуть формы идеального шара. Идти в сельпо, через дорогу, было лень, да и жарко. Но и ехать домой, где ожидала его родная сестра пустой бутылки, было так же лень. И тут  перед ним появился полный, даже слегка запотевший пузырь. Василий Миронович, не теряя ни секунды, свернул пробку, налил и выпил стакан водки, и только потом поднял глаза и начал рассматривать тех, кто ему поставил бутылку.
-  Ну и кто вы, и что вам от меня надо? – Спросил он. 
- Надо бы кое-что обкашлять, - предложил Антон. 
- Кашлять надо в тубике, особенно ежели чахотка достала,  а так говори прямо – чего надо?
Братья переглянулись
Роман начал пояснять: - Мы тут приехали в вашу деревню, домик купили…
- Где?
- Степана Разина сто двадцать пять.
- Бабы Паши Курочкиной домик? Это рядом с Кобылиными?
- Да хрен его знает, с кобылами или с жеребцами.
Братья заржали.
- Большая разница.  Дальше.
- Мы тут бизнес один задумали.
- Какой?
-  Пруд мы решили приватизировать и рыбку продавать рыбакам из города.
Глот не одобрил: - А как же жители? Они же взбунтуются?
- Ну, это уже наше дело. Мы с местными сами разберемся.
Братья ухмыльнулись, и Глот пожал плечами.
- Ну, как хотите. Только ведь все это оформить надо как положено.
- Оформим.
- А потом они ведь ко мне кинуться, потребуют защитить.
Антон подтвердил: - В натуре кинуться.
Роман тоже был такого мнения: - Непременно. И нам нужна ваша защита. 
   Роман положил на стол пачку денег. Она исчезла как при телепортации, мгновенно.
Глот продолжил: - Потом они кинуться к участковому.
- И что? Крутой мент? Тоже надо прикормить?
- Кто?! Витьку Сомова? Он пугливый, как заяц на току. Участковый у нас один на три села. К нему звонят, драка, или что. Он спрашивает где, а потом говорит: «А я в Макарьевке, приехать не могу». Или: «Я в Денисовке, у меня тут преступление». А сам дома на диване валяется.
   Василий Матвеевич по ходу дела пил дармовую водку один, не делясь с гостями. Да те на нее и не претендовали. Им важная была информация, которую могучим потоком изливал глава деревни.
- Насчет леса и пруда вам нужно в район, в Похабовку, к Лёшке Овчинникову. Он зав комитета по имуществу. У него брат - Толька хорошо в области сидит, в Верхнебуржуйске, крепко так сидит, зам губернатора. Вот и младший, Алеша, ничего не боится. Всё продаст, что захочешь, только бабки отстегивай.
   Консультация была длительной, так, что Ваське Безобразову пришлось ещё за бутылкой в сельпо бегать. Но братья уехали довольные, и три дня в деревне не появлялись. Зато потом приехали, и развили такую бурную деятельность, от которой жители Домовёнково только ахнули.

  Безобразовы  привезли с собой бригаду строителей родом с южной Киргизии. Первым делом они возвели двухметровый глухой забор, отделившись от соседей. Обновили они и забор с внешней стороны, оставив пока нетронутыми солидные, деревянные ворота. На участке сразу началась стройка. Несколько среднеазиатов боролась с зарослями вишняка и крапивы. Другая бригада строила большой причал для лодки и рыбной ловли. Третья сломала сгнившую баню и забетонировала фундамент под новую.
  Но основные силы были брошены в бой с деревней. Буквально за три  дня киргизы огородили пруд забором из рабицы.  Делали они это быстро – один сверлил буром ямку под трубу, другой ее бетонировал, а остальные тянули проволочное заграждение. Это было легко,  заборов у большинства жителей между огородами не было – кто и что будет воровать у соседей? Криков и воплей местных жителей строители  не понимали, только махали руками в сторону и говорили: - Туда иди! Начальника так велел.
Добрались они и до усадьбы баронессы Томсон.
- Ты чего делать, изверг!? Зачем?! Почём?! – Завопила она, встретив на своём пути проволочную преграду.
Киргиз махнул рукой в сторону: - Начальника велела, туда иди, его спроси.
- Какая начальства? Зачем начальство? 
Столкнулся с этим и Колька Скоков. Как обычно он собрался с удочкой и ведром на вечернюю рыбалку, но за два метра до воды  упёрся в рабицу.
-  Это что ж такое, ежкина теща? Кто это ж такое учудил? Это… кто!? Да я ему!... Пасть порву!

Колька побежал на улицу, там как раз все деревенские собрались у ворот  соседнего дома и обратились к братьям со своими претензиями. Но Безобразовы культурно им объявили, что они откупили пруд и всю местность вокруг него. Разъяснительную работу проводил Роман:- Тихо! Тихо вы, деревня! Сейчас мы всё вам всем объясним. Мы приватизировали ваш пруд. У вас же нет документов на пруд? Только дом и огороды, а пруд туда не входит.
  Последовал взрыв возмущенных голосов, из толпы выбивается Анна-Мария Томсон.
-  Вы не имеет право! Наш деды и прадед пользовались им! Это есть нарушение наш суверенитет!   
Антон поинтересовался:
 - А вы кто такая?
-  Я? Я есть баронесса Анна-Мария Томсон!
Братья хихикнули, Васька даже крутанул у виска палец, но находящийся тут же, за их спинами, глава деревни подтвердил:
-  Да, именно так и есть. Гражданка Великобритании баронесса Томсон, уже второй год обитает в нашей деревне.
- А документы на право владения прудом у вас есть, баронесса?
    Анна-Мария Томсон смутилась, но продолжала упорствовать.
- Но это же так естественно! Я из-за ваш забор  гусей не могу выпустить на пруд!
Р  оман настаивал: - Женщина, у вас было имущество в Англии?
- Конечно? У меня был замок и пруд перед ним.
-  А документы на пруд имелись?
- Есть да.
-  А тут у вас их нет. Так что сидите себе в своей норке, доите гусей и не мычите.
Баба Таня скинула кулак: - Да мы сейчас в милицию пойдем!
Баба Маша поддержала: - В прокуратуру!
Томсон не отстала: - В Гаагу!
Роман засмеялся: - Да хоть в гагу, хоть в брагу, хоть в кря-кря, хоть к папе римскому! У нас все по закону! Это вам любой адвокат и любой прокурор подтвердит!  Чешите отсюда! 
  И Васек закрыл перед деревенскими  могучие ворота.

Народ попытался партизанить, резать рабицу, но братья завели на пруду лодку с мотором, и зорко следили за теми, кто пытался резать сетку и пускать гусей в пруд, а, то и купаться. Нашелся и предатель – Ванька Зубов, местный алкаш. Именно он весь день катался на лодке с мотором и брал на карандаш нарушителей частной собственности. Вечером он отчитывался.   
- Значит, сегодня бабка Лида кусачками вырезала дыру и таскала воду на огород. Я ее предупредил, но она только ругалась в ответ. Дед Пахомыч рыбу пробовал ловить, но я ему не дал. Он мне  по уху удочкой съездил, гад! Вот, смотрите! - Ванька показывает распухшее ухо. - Но я удочку у него отобрал, сломал их и выбросил. 
Роман одобрил:
- Молодец. Бери свою зарплату.
Антон выдал Ваньке бутылку водки и палку колбасы. Тот чешет затылок.
- Мне бы это… за физический ушерб…того… ещё пол-литра.
Роман не одобрил: - Ага! Пол-литра ему! А завтра ты не выйдешь на работу!
- Да выйду! Мне как раз и похмелиться хватит. Норма!
- Ладно, на! - Дает еще одну бутылку. - Но завтра если не увижу тебя на пруду, то вычту из зарплаты.
 - Выйду я, выйду. 
 Платили ему водкой, так что Ванька был очень доволен, и служил ревностно, прямо как полицай фашистам. Дважды братья  устроили экзекуцию для нарушителей, а участковый, один на три деревни, даже не взял у пострадавших заявление о побоях.

Участковый выбегает из дома, и пока торопливо идет к машине, его на ходу атакуют три бабки.
- Витька, куда убегаешь? Прими меры к этим извергам! Мы к пруду не пробьемся!
- Отстаньте вы от меня со своим прудом, у меня в Макарьевке серьёзное преступление!
- А тут что, не преступление?! Они же дерутся, эти сукины братья! Ваську Котова избили, Валерку Фомина! Примени силу то! 
- Да, ты власть или не власть? Вот тебе заявление по всей форме. 
Баба Таня сует ему бумагу в руки.
- Забирайте свои бумажки, они вообще… не по форме написаны.
- Мы сейчас с тебя твою форму снимем и крапивой на жопе напишем.
- Да!
- Да что мне ваша крапива! Будто батька меня ей не порол. Через день порол. И вообще – это угроза представителю власти.
- Ссыкун ты Витенька.
- Ссыкун не ссыкун, а я ещё жить хочу. Ваську хоть избили, а меня они вообще убьют. Он уже приходили… разговаривали. Всё! Ничего я принимать не буду! У меня преступление в Денисовке.   
 Участковый уезжает, бабки плюются вслед ему, видно, что ругаются. Потом идут, на ходу ворчат. 
- Мало тебя Петька порол, больше надо было.
- А мать у него вообще, проститутка та ещё была! Гулящая.   
- А то! С кучером Семёном в семьдесят пятом в стогу кувыркалась. Петька её потом три дня лупасил!...
- От него, наверное, Глашка этого урода и прижила. Петька то нормальным мужиком был.
- Пошли рабицу резать. Кусачки то у нас у кого? У тебя, Машка?
- Нет, у Вальки.
- С чего это у меня? У тебя они были.
- Разве? Нет их у меня. 
- Потеряли?! Ну вот! Последних кусачек лишились! Эх, лопоухие вы простодыры!   

 Правда, Безобразовы вняли рассудку и выделили для деревенских пляжик метров двадцати в ширину. Как раз рядом с домом англичанки.

   Подъезжают два Камаза песка, засыпают берег и беспощадный ил. Киргизы начинают кидать его в воду и по берегу. При этом Анна-Мария Томсон из-за своего забора откровенно заигрывает с одним из азиатов. Угощает его яблоками. Они общаются на смеси английского, киргизского, и русского языков. 
- Ты один  жить? – спрашивает киргиз. 
- Я-я! Есть одна.
- Я тоже одна.
- Молочка хочешь? Козьева.
- Ко-зье-ва?
- Ес-ес! Молоко. Милк!

Она показывает, что доит козу. Киргиз радостно кивает головой.
  - Хочу! Ес-ес! 
- Гоу-гоу! Лец гоу! Пошли.
Миша что-то говорит своим соплеменникам, перелазит через рабицу, и скрываются внутри двора. Остальные киргизы с удивлением смотрят вслед своему собрату. Потом перекидываются парой слов и продолжают кидать песок.

Вечером братья в благодушном настроении вышли на берег, дружно закурили и стали любоваться закатом.
- Хорошо!
- Да, клёво!
- Ну, как думаешь, теперь эта деревенская шелупонь успокоиться?
-  Да хрен его знает.
Васька предложил: - Вообще, хорошо было бы ещё ток пустить через эту рабицу. Прикинь, подходит ночью бабка к рабице с кусачками, а её током начинает бить.
    Васька даже ухватился за рабицу, начал изображать, как бабку трясёт током. Вышло это у него натурально, он и заорал весьма похоже, и трясся как припадочный. Ромка даже зааплодировал брату, Антон же крикнул младшому: - Браво!
- Тебе в театр надо идти, Васёк.
Но Васька продолжал трястись, и это стало братьям надоедать.
Антон крикнул: - Кончай, Васёк! Спектакля окончена.
- Замри, актер.
   Но Васька продолжал трястись, волосы его встали дыбом, изо рта его пошла пена, и только тогда остальные братья поняли, что в этом спектакле что-то пошло не так. Антон поступил просто – подскочил к Ваське и ухватился за его руку. Его мгновенно так же начало трясти, и было непохоже, что он также подался в актеры. Спас всех Ромка. Он не стал экспериментировать, просто схватил с земли кусок выкорчеванного киргизами дерева и со всей силы шандарахнул им по плечу младшего брата. Тот, наконец, отцепился от рабицы и упал на землю, повалив и своего старшего брата.
  Антон пришел в себя минут через пять, а вот младшенького пришлось откачивать полчаса. Братья ходили в качалку, так что курсы оказания скорой медицинской помощи освоили. Ваське долго делали искусственное дыхание и массаж сердца. Только запасы поистине лошадиных сил оставили его среди живых. Он сел на землю, изо рта пошёл дымок.
Роман спросил: - Ну, братан, всё нормально? Ожил?
Васька закивал головой: - Да… вроде… все… хоёшо.
   Оклемался он не совсем – начал много улыбаться и чуть-чуть пришепётывать.

Антон выдохнул: - Ну, слава богу! Вот ведь надвернуло нас током! Тут не двести двадцать вольт, тут все триста восемьдесят было.
Роман озаботился другим: - Какая сука пустила ток по проволоке?
   Подняв какую-то ржавую железяку, Роман кинул ее на проволоку. Но искр не было. Он подошел, и по науке, пыльной стороной указательного пальца мазнул по рабице. Тока не было.
Роман недоумевал: - Хрень какая-то! Чтобы такое учудить нужно как минимум электрогенератор. Откуда он у этой голытьбы?
-  Ничего, мы найдём его, этого гада, да, Васька.
Васька глуповато хихикнул, и икнул.
Роман предложил:
- Пошли спать. Что-то я сегодня устал не по делу.  Напрягает этот легальный бизнес. Айда!

Они поплелись к дому, Антон при этом вёл Ваську, закинув его руку себе на плечо.

С утра братья занялись поисками места подключения забора к электричеству. Увы, ничего похожего на провода они не нашли. Кое-что подсказал предатель Ванька Зубов, сидевший в своей лодке и смоливший папиросу.   
- Ток, по рабице? Хе! Это у вас, похоже, домовой соседей ваших, Кобылиных шустрит.
- Какой ещё домовой? – Не понял Антон.   
Роман тоже не всасывал: - Как это? 
- Да, это у соседей ваших, братан из нечистых. Он силен, всё может. Ток для него по проволоке  пустить – раз плюнуть.
- Он из чьей бригады? 
- Как его на стрелку вызвать?
- Я ему челюсть сломаю!
Ванька хохотнул.
- Из нечистой он бригады. Его хрен увидишь, и хрен стрелку забьешь. Невидимый он! О, кто-то гусей на пруд выпустил. Я поплыл.

 Ванька уплыл, а Безобразовы ничего не поняли – какой братан? Какой нечистой силы? Дел у них хватало и без домовых.
- Какой братан? Из какой силы? Кто чё понял? 
Роман решил: - Ладно, потом выясним. А пока погнали киргизов в лес. Надо нам бревна запасать. А то из чего баню делать?

К обеду братья оттащили в лес вагончик, в котором жили киргизы, выдали им пилы, топоры, поставили задачу.
- Валите лес, и чем больше, тем лучше.
- Чтобы этой рощи к вечеру не было.
 Уехали, но через час вынуждены были вернуться. Позвонил бригадир – Махмуд, заявил, что у них проблемы.
- Начальника, приезжай. Тут женщин дерётся, не дает нам рубить.

Приехав, братья узнали, что проблема – Анна-Мария Томсон. Англичанка бушевала так, словно киргизы должны были срубить её лично, а не два десятка деревьев. Она успела отлупить половину бригады, так что лица азиатов зияли свежими синяками и ссадинами. В момент приезда братьев она гоняет азиатов уже с помощью сковородки.   
- Вы есть не имеете право! Это есть заповедная место. Тут нельзя рубить деревья. Нихт! Найн!
Роман скривился: - Баронесса, что вы опять тут бушуете?
- Вы не имеете право рубить эти дерева!
- Имеем. У нас есть все документы на право вырубки этого леса.
- Где?
- У нас дома.
- Я вам есть не верю!
- Поехали, мы вам их покажем. Поехали, баронесса.
- А они пока будут рубить лес? Фикушки!
- Нет, ни за что. Махмуд – не вздумай рубить деревья до нашего приезда!
Пока баронесса смотрит на Махмуда, Антон за её спиной подмигивает киргизу.
- Ну, что, поехали?
Затем Антон подмигнул братьям, и они его поняли.
- Конечно, поехали!
- Да! Счас быстро метнемся туда обратно. Покажем ксиву, и всё в порядке. 
  Они посадили даму в машину, прокатили с ветерком, а потом выкинули ее подальше от деревни. Правда, потом и сами заблудились, да так крепко, что, прокатавшись по проселкам пять часов кряду, потратили весь бензин, и остаток пути до деревни толкали свой джип, прокляв его массу и свою крутизну.
-  Что за глушь, а? Ты смотри, тут и Глонасс не работает.
-  Какой, нахрен, Глонасс? Ни одного человека на пути не попалось, глушь страшная.
- Нахрен мы это Крузер купили? Нет, чтобы «Оку» купить. Мы бы её сейчас на руках несли.
- Шутник. Толкай давай.
Лишь по темну они добрались до Домовёнково, а так как спуск с пригорка был довольно крутой, то машина вырвала из их рук, и устремилась вниз, всё больше и больше набирая скорость. Братья бежали сзади, но ничего поделать не могли, только орали от ужаса. Ущерба другим людям машина не нанесла, так как умудрилась свернуть с дороги и врезаться точнёхонько в ворота усадьбы Безобразовых, снеся с корнем одну из створок, а себя, лишив бампера и радиатора.

   Следующий день братья потратили на ремонт машины.      
   Так как братья устроили у себя на участке здоровенный причал для лодок и рыбной ловли, то по этому случаю, они пригласили своего главного благодетеля в районе – главу Комитета по имуществу района Овчинникова. Алеша, хорошо кормленый курносый кабанчик лет тридцати, прибыл под вечер, прямо с работы, весь в кипельно белой одежде.
- Хорошо вы тут устроились, - сказал он, прохаживаясь по обширному хозяйству братьев. Те, естественно, повели его на причал.
- Тут и купаться можно, и рыбачить. Как, попробуете?
- Ну, давайте. Я рыбачить люблю. Редко только получается. Всё дела да дела.
  Братья поспешно насадили на крючок червяка и вручили в руки чиновнику новенькое, немецкое удилище. Под задницу гостю они тут же подставили удобное кресло, а на столик рядом со свободной рукой пиво и соответствующую закуску.
- Алексей Ильич, как там наша заявка на лес? – спросил Роман.
- Там есть трудности, но это временно. Брат пока в отпуске. Можете его уже пилить. 
- Хорошо, а то нам банька тут нужна. Мы уже и фундамент залили.
- Да видел я. Хорошая будет банька. Бильярд будет?
- А как же!
- Пригласите на открытие?
- Непременно! 
   Минуты шли одна за другой, но поплавок даже не дернулся. Чиновник нахмурился:
- Что-то не клюёт тут у вас.
Братья напряглись.
- Странно, всегда хорошо клевало, - Роман кивнул брату.-  Васька, прикормку брось.
  Васька бросил горсть импортной прикормки, но ничего не изменилось. Чертыхаясь, Васька вывалил в воду полмешка корма. Солнце начало клониться  к горизонту, и чиновник поднялся с кресла.
- Если у вас будет такая рыбалка, то вы прогорите в своём бизнесе, - посоветовал он.
- Да есть тут рыба. Просто сейчас не та погода, - озаботился Роман.
- А может, туда гранату бросить? – Предложил Васька. - Тогда и посмотрим, есть тут рыба или нет. Да и гостю рыбки с собой наберем.
- А неси, - согласился Антон. – Сейчас швырнем и всё узнаем. Как, Алексей Ильич?
- Да можно. Интересно даже. 
  Овчинников задержался, он никогда не видел такого зрелища. Гранату, мощную лимонку, взялся бросать Антон. Выдернув чеку, он бросил лимонку как можно дальше, почти на другой берег, к расположенной как раз напротив мощной раките. Прошло три секунды, четыре, десять. Но взрыва не было. По лицу Алеши было видно, что он разочарован. Он уже открыл рот, чтобы высказать это свое разочарование, когда снизу раздалось какое-то шипение. Первым сориентировался Антон. Ему частенько приходилось рисковать собой в разборках. 
- Ложись! – Крикнул он, прыгая с мостков. За ним последовали братья, а вот Алёша не сориентировался. Взрыв поднял столб воды и грязи. Он, опадая, накрыл даже лежащих Безобразовых. Но когда братья подняли глаза, Алексей Овчинников в своём белом одеянии ещё стоял. И только потом упал навзничь. Они подбежали к телу чиновника и ужаснулись. Белоснежный наряд Алёши спереди стал грязно-зеленого цвета, такого же цвета было и его лицо. Братья подхватили тело пострадавшего и потащили его наверх, к дому.
- Скорую надо вызвать! – Крикнул Антон.
- Какую скорую!? – Отрезал Роман. - Откуда она в деревне! Надо его самим вести в город. Садись за руль его машины! Васька нашу бери! Погнали! 
   До областного центра они долетели минут за двадцать, и, как оказалось, не зря спешили.
Доктор, мужчина лет пятидесяти, в очках, с бородой и усами, был настроен серьёзно.
 - Да, серьезная контузия у вашего товарища. А еще переломы рук, ног, множество мелких ранений. И, увы, больше всего пострадала мошонка. Там… - Он махнул рукой. -  Придется звонить в полицию. Дело серьёзное. 
   Братья дружно начали уговаривать дежурного эскулапа не делать этою
- Не надо никуда звонить. Это он сам так себя.
- Да, если приедут менты, то он же и пострадает.
- Он сам, честное слово…
- Привез гранату и бросил ее в пруд.
- Да. Так и было.
- А он всё же большой человек в районе, брат у него зам губернатора, Овчинников, слыхали, может?
Доктор  хмыкнул:
- Слыхал? Не то слово! Даже видал, общался. Приезжал он даже как-то раз к нам в больницу, ругал сильно. Говорил, что плохо работаем. Что за такие деньги, что он нам платит, мы должны и мёртвых воскрешать. Выговор мне влепил. Строгий. С занесением. 
- Это всё не просто так.
Роман полез в карман, достал из кармана кошелек, дал доктору несколько  очень непревычных цветных купюр. 
- Вот, это компенсация за тот выговор. И за то, чтобы полиция ничего не узнала. 
Доктор скривился, но деньги взял.
- Ну, хорошо. Я позвоню вам, когда он придет в себя.
- Обязательно!
- Спасибо, доктор!
  Когда Безобразовы уехали, доктор достал мобильный.
- Слушай, Маша, а может ну её, эту деревню, твою родню. Давай рванём на юг, дикарями. Снимем квартирку у моря, оторвёмся по полной. Как в былые времена нашего студенчества. На какие шиши? Я что у тебя, не работаю. Да, не все ценят, но иногда награда находит своего героя. Так что ищи наши купальники, готовься.   

  Братья вернулись к себе в деревню ближе к полуночи в мрачном состоянии. Помочь поднять его должен был трехлитровый графин элитной водки, взятый в самом дорогом магазине города. Водку устроились пить в беседке, для этого включили свет и защиту от комаров.
- Блин, неужели в этом пруду такое течение, что гранату за полминуты перетащило на тридцать метров? Откуда такое течение?  – Спросил Антон. Роман не согласился:
- А что, вдруг здесь такие мощные родники. Только почему граната вдруг рвануло позже, чем обычно? С полминуты ведь прошло.
- От того и запоздала, что замёрзла.
- Может быть. 
   Они прикончили половину графина, когда свет вдруг погас.
- Это что ещё за хрень? – Спросил Антон.
- Пробки, поди, выбило? – Предположил Роман. – Васька, сходи в дом, посмотри там.
  Васька неожиданно окрысился:
- А чего это я?! Сами идите!
- Тебе что, трудно?!
- Да, трудно! Достали! Вечно я у вас на побегушках! 
- Кто на побегушках?! Да мы тебя всю жизнь на своем горбу тащим, щенок! – Возмутился Антон. Васёк просто взвился.
- Я щенок!? Да если бы не я, вы бы сели в последний раз пожизненно! Молчали бы! 
- Да ты нам ещё указывать будешь! Это ты всё его распустил! – Последнюю фразу Роман бросил в адрес Антона. Тот обиделся.   
- Кто, я?! Да ты…!? На, получай!
- Ах ты, сука! На! 
  Свет зажегся сам, но это было уже, ни к чему. Братья и в темноте лупцевались так, что в щепки разнесли сначала стол, а потом и саму веранду. При этом не Антон и Роман били Ваську, они дрались между собой, каждый с каждым. Никто не помнил причину ссоры, никто не знал, чем конкретно обидел его брат, но драка была долгой, яростной и кровавой. Лупили друг друга по лицу, по туловищу могучими кулаками, в ход шли стулья, табуретки, лопаты и другой хозинвентарь. Драка плавно переместилась во двор, и тут нашлись свои игрушки. Пока Антон силился поднять бетономешалку, чтобы бросить её в Романа, Васька обрушил на его голову мешок с цементом. Другой бы после этого сразу помер, но Антон прочихался, схватил совковую лопату и дубасил ей Романа до тех пор, пока Васька не надел ему на голову ведро с раствором, в котором тот и застрял. Теперь уже Роман лопатой долго бил по ведру Антона, отвлекаясь только на то, чтобы бросить пару кирпичей в младшего брата. Тот же метал в Романа поленья для бани, причем делал это избирательно – два полена в Романа, одно в ведро Антона. В ход пошли остатки бампера, доски из разбитых ворот. Освободившийся от ведра Антон из-за раствора не видел ничего, но нащупал небольшое бревно, и, размахивая им вокруг себя, при этом ревел как последний динозавр. Его рев прекратил только сочный удар доской по темечку от младшего брата. Теперь уже Васька взревел как динозавр над телом поверженного брата, но удар совковой лопатой по затылку от Романа успокоил и его. Измученный Ромка уселся рядом с телами братьев, но тут вторая половина ворот устала стоять одна и обрушилась точно на его затылок.
  Безобразовы пришли в себя уже утром. Валентина Кобылина, как раз шедшая с банкой козьего молока на базар, остановилась, с удивлением рассматривая порушенные ворота и развороченную усадьбу. И тут  лежащие ворота зашевелись, из-под них по очереди выползли Антоша, Рома и Васёк. Все грязные до ужаса, особенно Антон, тот весь был в цементе. На теле братьев были какие-то клочки тканей - остатки одежды, лица синие от синяков и красные, от засохшей крови. Со стонами и кряхтением они поднялись, посмотрели друг на друга, потом, молча, поплелись к пруду, ковыляя на обе ноги и подвывая от тоски и боли.   
   Отмывались и отмокали Безобразовы больше часа. Остатки одежды бросили прямо там, в пруду, и поплелись наверх, к руинам беседки. Васька поднял с пола графин с водкой, попытался открыть ее. Но Роман буквально шарахнулся от бутылки:
- Брось её счас же! Брось! Это всё от неё!
- Ты думаешь? - Спросил Антон, пальцами пробуя посчитать выбитые зубы.
- А с чего мы озверели то? Как с ума сошли. Намешали эти шведы чего-то в водяру. Озверина какого-то. 
- Это точно. Вы же меня чуть не убили, - подтвердил Васька.
- Мы тебя!? А ты нас, что не пробовал замочить?!
- Я только отбивался!...
Антон возмутился:
- Отбивался он! Вон, половина зубов осталась. Менты меня так в зоне не метелили, как брат родной на воле!
- А ты!...
- Хватит вам! – перебил братьев Роман. – Сейчас опять подерёмся! Пошли, пожрать надо да, собираться.
- Куда?
- Вчера звонил Махмуд, что-то у них там, в лесу не ладиться. А банька нам нужна. Не всю же жизнь в пруду купаться. Так и девок привезти некуда будет.
  Чтобы выехать из усадьбы братьям сначала пришлось растащить сломанные ворота. Неприятности ждали их и в машине. Два метко пущенных кирпича попали в лобовое стекло джипа, соткав красивую «паутину». Сплюнул сквозь разбитые зубы, Антон совковой лопатой добил стекло. Так что на улицу они выехали на ветерке, и пока ехали до леса по утренней прохладе, хорошо протрезвели.
  Киргизы, между тем, варили шурпу в большом котле, и приезд  руководства их не сильно порадовал. Коротко кивнув Махмуду, Роман спросил:
- Сколько деревьев вчера нарубили?
- Нет деревьев.
- Как нет? Почему?
Махмуд показал в сторону ближайшей березы:
- Они не хотят рубиться, убегают.
Антон разозлился:
- Я сейчас тебя самого срублю, ишак ты этакий, и только попробуй убежать!
   Он и в самом деле рванулся, чтобы долбануть киргиза по голове своим кулачищем, но раны, полученные им в ночном поединке не дали ему нужной скорости, зато прибавили шустрости Махмуду. За него вступились собратья.
- Да, начальник. Эти, белые, они бегают, - один показывал на березу.
- А эти из железа, - второй показывал на ствол дуба, – топора от них уходит.
- Идиоты! – Взревел Роман. Подхватив первый попавшийся топор, он отправился к ближайшему дубу. Размахнувшись изо всех сил,
Роман  ударил дерево по стволу. Звук получился такой, словно он бил по железной бочке, а лезвие топора не вошло в дерево, а отскочило как от резины, да так, что топор вырвался из рук Романа и обухом попал точно по грудине Васьки. Тот взвыл от боли и обиды.
- Ты… ты что, охренел?! Вчера меня не убил, так сегодня хочешь добить?!
- Да, Васёк, ты чего? Он отскочил сам, ты же видел.
- Видел, видел! Рубить ты не умеешь! Совсем салом зарос, кабан невыложенный! Смотри как надо.
   Васька вырвал из рук брата топор. С дубом он связываться не стал, подошел к берёзе. Рядом пристроились наблюдать за подвигами младшего его старшие братья. Васька сосредоточился, размахнулся, как только смог и рубанул по стволу со свирепым кхеканьем. Увы, берёза на долю секунды словно исчезла, а когда топор пролетел, возникла снова. Но топор всё же, нашел свою цель. Уже на излёте, но он вонзился в бедро старшего из Безобразовых. Тот взвыл от боли – лезвие прошло сквозь могучие мышцы Антона, и едва не перерубила берцовую кость. Крови было – как на бойне под новый год!
  Про цель поездки все братья сразу забыли - какой тут лес для бани, когда такое твориться!? Долго и безуспешно братья перебинтовывали ногу Антона, потом на максимальной скорости везли его в город. Тут ещё дождь начался, да менты норовили остановить странный автомобиль, нёсшийся на дикой скорости без бампера и лобового стекла. Думали - не довезут.
Роман тормошил его:
- Держись, брателло! Держись!
Васек тоже поддерживал:
- Да, вот уже город!  Скоро приедем

Братьев с каталкой в приёмной встретил все тот же удивленный доктор. \
- Вы опять к нам?
Роман подтвердил:
- Доктор, срочно! С Антоном беда.
- Вижу. Ого! Чем это так его?
Васька признался:
- Это я его, топором!
Доктор одобрил: 
- Хороший удар. Но почему не по голове?
Роман юмора не понял. 
- Это случайно! Спасите его!
Доктор покачал головой:
- Нужно будет много крови.
Васек был только рад:
- Без проблем! У нас одна группа на всех!
- Что ж, катите его сразу в операционную.

 Пострадавшему сделали операцию, наложили швы и под наркозом отправили в ту самую палату, где лежал их гость, Алексей Овчинников. Тот лежал весь в гипсе, с забинтованной головой, но большая часть перевязочного материала находилась в промежностях чиновника. Увидев знакомые лица, Алёша замычал. Это были первые звуки, что он смог издать за время после взрыва.
Роману снова пришлось раскошеливаться для врачей, чтобы те не вызывали милицию.
-  Доктор, не сообщайте только в полицию, - вещал он, отсчитывая купюры. - Мы, это, сами виновато. Подпили, да дрова начали рубить для бани. Вот и рубанул Васька по ноге Антона.
Доктор, как завороженный наблюдавший за пересчётом евро, согласился.
 - Да, рубить дрова – это опасное дело. Я вижу это по вашим синякам и ссадинам.
Роман покаялся:
 - Да чего только спьяну не сделаешь.
Убрав деньги в карман доктор простился с ними уже как с родными: 
- Счастливо вам. До новой встречи.
- Не дай то бог! Тьфу-тьфу-тьфу!
Проводив спонсоров, доктор начал звонить жене.
- Слушай, Маша, а чего это мы всё так мелко? Дикарями, в Крым. Давай лучше махнём в Египет. Ты же всю жизнь мечтала посмотреть на пирамиды? Вот и посмотрим. Откуда деньги? Ну, твой муж не последний человек в этой больнице. Кто-кто, а пациенты его ценят, не то, что начальство. 

   Домой они приехали ночью, все мокрые, замерзшие – дождь словно ждал их и начался в тот момент, когда они сели в машину. И ветер сменил направление и бил в лицо Безобразовым с такой яростью, словно был обижен на них ещё в прошлой жизни. Так что, заехав во двор и выбравшись из машины, братья забыли о своих страхах и докончили проклятую водку за пять минут.
Ночь прошла спокойно, а утром обнаружилась еще одна незадача.
Пропал предатель Ванька Зубов. Лодка его пустая качалась на волнах, в лодке имелась фуражка алкоголика, его папиросы, спички, пустая бутылка и недоеденный кусок колбасы с отпечатком зубов пропавашего. А его самого и след простыл.
Ромка озаботился: 
- Куда девался этот алкоголик?
Васька припомнил кое-что ещё:
- Он и за водкой вчера не приходил.
- Поехали к нему домой. В запой, поди, ушёл, сволочь фашистская. 
- Почему фашистская?
- А какая ещё? Ванька при фашистах точно бы полицаем был. Причём в концлагере. О, бабки идут. Уважаемые, вы соседа вашего не видели?   
 - Ваньку-то? Нет, не видели?
- А он что, не ещё полицаит? Вроде его время.
- Да нет его. Пустая лодка, только кепка и осталась.   
Соседки восхитились:
 - Нет его? Совсем нет?
- Всё, похоже, отхлебал Ванька свою водяру. Русалки его к себе утащили, Пашка и Сашка. Ванькой теперь сома Ваську кормят.
    Радостные бабки пошла дальше, а братья переглянулись, пожали плечами.
- Хрень какая-то! Русалки, сом.   
- Да, что-то это всё больше меня напрягает. Поехали к главе. Водки только купить Миронычу надо.

  Глот был у себя в управе, и традиицонную бутылку водки от братьев воспринял как должное – свернул пробку, и налил себе полный стакан.
- Что у нас тут в деревне твориться, Василий Матвеевич?  - Начал Роман. - Фигня какая-то. То Ваську, ни с того, ни с сего чуть током у рабицы не убило. Потом мы в поле заблудились, пять часов по полям ездили, как дураки, пока бензин не кончился. Два часа машину толкали до деревни. А потом вообще, передрались первый раз в жизни, чуть не убили друг друга.
    Васька продолжил:
- А в лесу вообще пи…пи…, - он пытался вспомнить матерные слова, но они упорно не шли в голову. - странно как-то! Я вместо березы по ноге Антону рубанул.
- Ванька пропал, сторож наш, говорят утоп. Якобы русалки его к себе на дно утащили. Дичь полная. 
   Глот кивнул своей монументальной головой. 
 - Это точно, утащили его русалки, Пашка с Сашкой. Давно они его караулили, но они Ваньку с лодки только ночью могли утопить, а тот знал про это, ночью на пруд не совался. А вчерась он перепил, да и заснул в лодке вечным сном. 
  Васька ничего не понял.
- Это что, фильма такая была? Американская?
Глот возмутился:
 - Какая фильма! Жизнь у нас тут такая! Чего зенки то вылупили, братцы кролики? Нужно было узнать, куда вы приехали.
Роман недоумевал:
- И куда? Что мы должны были узнать? Что тут хреновина какая-то твориться? 
- Конечно. А что вы хотите? У нас почему деревня Домовёнково называется? Потому, что нечистой силы тут, как нигде в России. В лесу над вами Кольша-лешак издевался, водил по кругу, да и с берёзами он шутковал. Его это место, он там живёт, он и мне там рубить ничего не позволил. А я ведь туда не киргизов убогих посылал, а бригаду зэков после отсидки. Они меня самого потом чуть не убили.  А Ваньку водяной с русалками своими, Пашкой и Сашкой, к себе утащили. А с дракой и током, это уже сосед ваш, Филька постарался.
Братья ничего не поняли.
- Постой, Мироныч? Какой Филька? Ты про что? Соседа, кажись, Колькой зовут?
- Да его-то Колькой зовут, а вот его домового у них Филькой кличут. Это он вас хочет из деревни выжить. А силы он неимоверной. Так в рост пошёл…
    Глава поднял стакан, но поднести ко рту не успел. Водка внезапно выплеснулась из стакана, щедро умыв главу. Тот рукавом вытер лицо, и поднял вверх указательный палец:
- Вот, видите! Осерчал он на меня за то, что про него вам рассказал. Не любят они это, нежити. Обижаются. Езжайте, вы, парни, отсюда, пока живы.
- Куда?
- Куда хотите. Но в деревне нашей вам житья не будет. Не приняла вас наша нечистушка. Живыми бы вам отсюда выбраться, и это за счастье будет.

Братья покинули управу, закурили на крыльце.
 
- И что ты на это всё думаешь? – Спросил Васька Ромку. Тот не знал, что делать, пока глаза его не остановились на далеком кресте над церковью.
- Нечистая сила, говоришь? Сейчас мы этой нечистой силе пинка дадим. Поехали к попу. 
   
Вскоре Роман уже стучался в массивную калитку не менее массивных ворот. Дверь открывается, в проёме появилось массивное лицо отца Иоанна.
- Добрый день, святой отец. 
- И вам святости и удачи. Что за нужда возникла у рабов божьих?
- Домик бы надо один освятить.
- Хорошо. Сделаем.
Васька вступил не вовремя: - И нечистую силу выгнать.
Отец Иоанн насторожился.
- А что за дом?  Какая там нечисть живёт?
- У нас то, вроде бы, ничего нет. А вот в соседнем доме дрянь какая-то обитает. Якобы домовой. Поганит нам страшно…
- Адрес?
Роман не понял:
- Что?
- Адрес этого вашего домового?
- Степана Разина сто двадцать семь.
- И домового Филькой зовут?
- Ну да.
       Священник  только отрицательно замахал руками:
- Нет, вы что! Ни за что! Я к этому дому даже близко не подойду! Я пробовал его уже изгонять, этого домового, хватит.
Роман ничего не понял: - И что?
- Вот что, - и священник осклабился, показывая ровный ряд золотых зубов.  – После обряда изгнания я так с крыльца этого дома навернулся, что о собственное кадило  зубы выбил, все, и сразу! Так что новые пришлось вставлять, золотые, и на болтах. Так что, езжайте с богом. Тут вам не я, грешный нужен, тут священника чином не ниже митрополита призвать надобно. Да и то, чтобы редкой святости был, чтобы ни-ни. Ни баб не трогал за свою жизнь, и кроме кагора ничего не пил.
Роман достал из кармана деньги: - Но отец…
Иоанн только замахал руками: - Нет-нет! Это себе дороже будет. Второй раз зубы вставлять просто некуда! Идите с миром!
И он закрыл калитку.

  Братья снова поехали в сельпо, долго выбирали водку, стараясь по бутылкам и этикеткам выяснить, паленая она или нет.
- Как эта водка? – Допрашивал Роман продавщицу.
- Да кто его знает. Наши-то водку не пьют, всё самогон больше. А дачники после неё с претензиями совсем не приходили.
- Сдохли, что ли?
- Ну… не знаю. 
- А колбасу эту, когда сделали?
- Ну… точно в этом тысячелетии.
- А срок годности у неё какой?
- Да какой ещё срок годности?! Она же копчёная – значит вечная.
   Если бы они знали, что сказала им вслед продавщица, они бы задумались, есть им это всё, или лучше не надо.
- Господи, хоть бы сдохли от этой жратвы. А то если только обдрищутся, то потом ко мне же с разборками придут.
У продавщицы дом так же огородом выходил на пруд. 
 Безобразовы набрали еды, как обычно, чтобы не готовить. И засиделись за столом до самой полуночи. Решение проблемы пришло из воспоминаний.
- Да, хреновые пошли времена. Раньше как было просто? Приехал, раздолбал офис битами и всё, бабки в карман потекли. Такие классные разборки были! – Ударился в воспоминания Ромка.
- Как мы с Вологодскими два года назад рассчитались, помнишь? 
- Да, всех положили.
- А помнишь, как мы центровых сожгли? – Спросил Васька.
- Ага, круто было. Те даже не поняли ни хрена, пришли на стрелку, стоят, стволов как у дивизии, два калаша, а тут бутылки с Молотовым с крыши полетели. Эх, и орали они тогда!...
  Ромка остановил свой рассказ, посмотрел на брата. Тот его понял. 
-  Блин! А это мы и сейчас сможем…
- А как же. Давай, сливай бензин с машины.
  Легкие у Васьки были как два ведра, но он долго тужился, чтобы вызвать поток бензина. Чертыхался.
- Да… чёрт возьми! Да… что такое? 
Старший брат стоял рядом и подзуживал:
- Чё, братан, совсем обессилил? Месяц без качалки и дистрофия?
- Сам попробуй!
- Не по чину. Тяни, давай!
- Не по чину. Тебе лишь бы с бумажками сидеть, чинуша…
              Зато потом бензин пошел так швыдко, что рванул у Васьки изо рта, носа и даже ушей. Роман в это время как раз закуривал, и невольно поджёг этот факел. По пути он опалил лицо брата, а затем горящий бензин попал на машину, она начала гореть. Ромка с воплями выдернул из машины огнетушитель, с трудом, но потушил авто. Потом он потрогал свои усы. Увы, они сгорели без следа.
 Пламя потухло, но младшенький долго кашлял, потом его вырвало.
- Блин, он у меня теперь даже в легких! – Признался Васька. - Литра два бензина засосал! 
- Ну, ты, что, с ума сошел?! Что со всей дури-то тянешь? Ты чуть не сжёг меня.
- А ты сам попробуй, деловой!
- Иди, умойся! Я налью.
  Нацедили Безобразовы ведро бензина, начали наливать в бутылки, мешая с подсолнечным маслом, делали фитили, привязывали к ним спички.
- Как подойти то к ним? Забор с улицы вон, какой высокий, да и мы тут по огороду забор офигенный сдури заварганили, - спросил Васька.
- Давай так, я зайду с улицы, а ты пройди вдоль берега и закидай дом с тылу, с огорода.
- А рабица? Вдруг она как вчера…
- Да не ссы ты! Проверим мы её на ток. А для проволоки кусачки есть. Разрежем её и иди. 
   Ромка проводил младшего брата к берегу, лично, пальцем, по своему методу проверил напряжение. Затем с помощью кусачек вырезал дыру.
- Иди и не дрейфь. Как на месте будешь – свистни. Как я свистну, кидай бутылку.
- Хорошо.
  Они разошлись. Ромка подхватил три бутылки с коктейлем Молотова и вышел на улицу. Долго стоял, ждал свиста, а его не было. Просто в темноте Васька ошибся и забрел чуть правее, чем нужно, да так, что провалился по колено в жидкий ил. Васька, почувствовав, что тонет, перепугался.
        - Чёрт, куда это я… Топко то как. Блин!!! 
Бросив бутылки он, повалился плашмя, стараясь вырваться из невидимой трясины. Ему показалось, что кто-то тянет его за штаны, и при этом смеется. Затем кто-то томным женским голосом предложил ему: - Пошли с нами, бычок. А то нам на дне так скучно.
       - Мы тебя так долго ждали!
      - С нами тебе будет так интересно.
       - А то Ванька совсем квелый, мы им уже Ваську кормим.
   Это было выше всякого предела для нервов Васька. Он заорал, начал хвататься за все, что попадалось под руки: землю, траву, мох, камыши, жидкую вишневую поросль. И, выбрался-таки, на сушу, потеряв в борьбе не только штаны, но и трусы. Васька даже забыл о том, зачем пришёл в огород соседа и что должен был делать. Он бежал, не зная куда,  потом врезался в чучело, стоящее на страже бахчевых. Это напугало его ещё больше, он метнулся в сторону, беспощадно давя огурцы и помидоры соседа. Лишь через полчаса он пришел в себя, и услышал знакомый, протяжный свист старшего брата. Васька сунул два пальца в рот, и ответил брату.
  Лучше бы он этого не делал! Первая же бутылка с зажигательной смесью, запущенная рукой Романа, ударилась об крышу дома Кольки Скокова, фитиль потух, а она отрикошетила, и, полетев в огород, ударила по голове младшего Безобразова. Тот без памяти рухнул на землю.
  В это время Роман, находящийся под непрерывным облаиванием собаки Скоковых, недоумевал. Бутылка улетела, но никакого эффекта не было. И не было видно, чтобы Васька бросил свои бутылки. Ромка  хотел уже, было, бросить вторую бутылку, но тут на крыльцо вышел хозяин дома.
- Ты чего, Дурка? Чего разлаялась? Чего нам спать не даёшь? – Спросил Колька. Ромка вжался в кусты, что находились по другую сторону дороги. Колька хоробродил по двору минут десять, потом ушел в дом. Роман стал выбираться  из кустов, и с удивлением обнаружил, что за эти, считанные минуты, какие-то растения успели прорасти в его штаны, и даже вылезли ростками в рубашку. Чтобы освободиться Роману пришлось сначала снять именно рубашку, а потом, упав на землю, выползти из штанов. Оказавшись в одних трусах на ночной улице, Ромка начал тянуть свое имущество обратно. Но если рубаха, хоть и порванная, оказалась у него в руках, то штаны напрочь отказались возвращаться к хозяину. Плюнув на своё добро, Ромка снова тихо свистнул, но ответного свистка не услышал. Так, было какое-то фырканье. Это пришедший в себя Вася попытался ответить на зов брата. Он даже сумел встать, и зря! Потому что вторая бутылка, пущенная меткой рукою среднего Безобразова, отрикошетила от крыши и снова попала в младшего брата. В этот раз она прилетела ему не в голову, а в солнечное сплетение.   
   Такого удара Васька не получал даже в боях без правил. Захрипев, он опустился на колени и начал заново учиться дышать. 
  А в это время Ромка недоумевал. Вторая бутылка снова улетела в никуда, огня не было, Васька не подавал признаков жизни. Что делать?
  Решение бросить третью бутылку пришло к Роману как раз в то время, когда младший брат пришел в себя. Он решил не оставаться на опасном месте, назад, к пруду, его не заманили бы все миллиарды Америки, поэтому Васька пошел вперед, к дому Скоковых. И как раз вовремя. Потому что третья бутылка, всё-таки брошенная Ромкой, отлетела обратно и разбилась у ног самого хитроумного из Безобразовых. Он вспыхнул, как Новогодняя елка по требованию Деда Мороза, только гораздо ярче и веселей.
  Ромка заорал во всё горло, потом бросился на землю и начал кататься, сбивая пламя. Услышав этот крик, Васька кинулся вперед, около самых ворот его успела укусить за что-то лишнее Дурка, но он, заорав от боли,  прорвался к калитке, открыл её, и, выскочив на улицу, увидел жуткую картину – полыхающего брата, катающегося по земле. Васька сорвал единственное, что у него имелось из одежды – рубаху и начал сбивать пламя с тела брата. Это ему удалось, правда, к этому времени на их крики сбежались половина улицы и Колька успел вылить на несчастного ведро воды. Теперь братья сидели на земле, два голых, грязных, несчастных человека.
- Караул! Горим!
- Горим, где горим, кто горит?!
-  Чаго это?  Стриптиз?
- Стриптиз! Насмотрелась фильмов то! Стриптиз ей подавай!
- Какой стриптиз?! Вишь, сгорели они!  Колька, что случилось то?
- Да кто бы знал!? Полыхнуло за оградой, выскочил, а эти два дурика по земле катаются, горят. 
Баронесса Томсон была самой конкретной:
 - Скорую им надо вызвать! Эм-Эч-Си! Геликоптер!
Колька хмыкнул: - Да прилетят они, как же. А скорая, когда она приедет? Если только завтра. Добить легче, чтобы не мучились.
Васька покачал головой: - Не надо скорую. Я сам… Пошли, брат.
  Он помог подняться брату, они добрели до своего именья, Там Васька затолкал Романа на заднее сиденье своего  джипа, сам сел за руль. Народ удивленными взглядами проводил машину местных олигархов. Никто ничего не мог понять – один обгорел, другой весь грязи и крови, и оба голые. Толковали об этом деревенские жители до самого восхода, но таки ничего не решили.
- Странные они какие-то, - решил Колька.
- Да перепились они все, вот и всё. По пьянке чего только не сделаешь, и подожжешь себя. Ванька Куликов, помните, себя вот так же керосином спалил. По пьянке керогаз заправлять начал и спалился.
- Да это к-когда было? – Поразилась Валька.
- Когда? После войны.
- Эх, вспомнил! 
- У этих-то керогаза не было.
- Да кто его знает. Может и есть. 
- Чего это было вообще? Голые, обгорели все?
Валька внесла свою лепту в разговоры:
- Да они тут вчера перепили, и ч-чуть не убили друг друга. Я с-сама видела. 
Колька предположил:
- С водки ещё и не такое завернёшься. Это они, наверное, наркотики ещё приняли и спалили друг друга.
Анна-Мария ничего не поняла, но осудила: - Наркотик?  Это есть плохо. Да, Миша?
Миша, тот самый киргиз, прибежавший в одних трусах и телогрейке, кивнул головой.
- Ес, мэм!
   
 А Васька, между тем, выжимал из машины все возможное. Сзади стонал Ромка.
-  Счас, счас, братан, я мигом тебя домчу! Врачи, они тебя быстро вылечат. Ой, блин, как она меня укусила!
Ромка начал бредить: - Кусты…кусты… кусты…
Васька не понял: - Какие кусты, брат?
- Живые… растут…
До города они добралиь быстро, а вот там им не повезло. На самом оживленном перекрестке Васька врезался в столб, да так, что ему даже подушка безопасности не помогла. Скорая подоспела быстро.
В приёмном покое дежурил всё тот же врач. Доктор со скорой доложил:
- Двое с дорожного. Странные какие-то. У одного сломана нога, а второй почему-то обгорел весь.
- И чего странного?
- Так пожара в машине не было.
- Завозите, разберемся.   
Увидев, в приемном покое на каталках братьев Доктор высоко поднял брови.
- А, это опять вы? Опять выпили, покуролесили?
Ромка на это только замычал.
- О, а говорил, не встретимся. Чему бывать, того не миновать. Бедняги. Поднимайте их на третий этаж, будем смотреть, что с ними.

      Братьев положили в одну палату, а через три дня, когда они немного пришли в себя, к ним наведались два человека в синей, красивой форме.
- Братья Безобразовы? – спросил первый из них. - Как хорошо, что вы все вместе, и никто из вас не может сбежать. Вот постановление о взятии вас под стражу в связи со вскрывшимися фактами вашей преступной деятельности.
  Затем взял слово второй прокурорский работник:
- Алексей Ильич Овчинников? К вам тоже у нас большие претензии. Заведено дело о хищении государственных средств при строительстве местных дорог, ваши подельники уже во всем признались. Кстати, ваш брат Дмитрий уже арестован и даёт признательные показания. Советую и вам сделать тоже самое. 
- Поправляйтесь скорее, мы вас так ждём! 
  Так что, братья уже никогда не вернуться в Домовёнково.
    А там все стало стихать. Народ по своему разумению использовал сетку-рабицу. Кто загонов для курей настроил, кто для собаки вольеру. Долго скитались по разоренному имению братья киргизы. Поняв, что денег, как и братьев, они уже не дождутся, они толкнули по сходной цене бетономешалку, кирпич, цемент, доски, вагончик на колёсах, в котором жили. Даже причал разобрали на доски и продали. Оказалось, что при этом получилось неплохо заработать, так что довольные работяги отбыли к себе в крайне среднюю Азию. Но один парнишка в деревне остался навсегда. И приютила его ни кто иная, как баронесса Анна-Мария Томсон. Махмуд перед отъездом пытался уговорить собрата ехать с ним (на тюркском языке).
- Э, брат, поехали с нами! Как ты можешь спать с такой некрасивой женщиной? Скопишь калым и женишься на соседской дочке Алие.
- Э-э, зачем мне Алия? Я так я с ней ночью сплю, Махмуд! А ночью она баба хорошая, жаркая. И калым мне не надо платить. Дом! Сад! Огород! Коза! Тридцать гусей! Сорок куриц и десять кроликов! Выходит, это она мне калым заплатила! Что не жить? Окэй?
- Я не знал, брат, что ты такой продуманный.
- Я и сам не знал.  Так получилось.
Тут проявилась Анна-Мария: - Миша, ты где?
Махмуд жмёт руку Мишке и уходит.
- Я туточки, милая.
- Всё олрайт?
- Полный олрайт!
 
Парня в деревне приняли, нарекли Мишей, благо он и не сопротивлялся.

   Кольке тоже кое-что перепало – лодка Безобразовых. Мотор он продал – зачем он ему, если на пруду можно и на веслах плавать. Теперь он рыбачит на пруду, где захочет.
  А вот с Филькой случилась беда! Домовой увлёкся сериалами. И ладно бы детективами с ментами и бандитами. Нет, мелодрамы ему подавай. Сидит теперь в кресле, словно завороженный, со слезами на глазах, всхлипывает, смотрит все мексиканские сериалы подряд, и не дай боже, кто его отвлекать будет! Колька как-то после ужина, с кружкой горячего чая попытался телек с сериала на футбол переключить.
- Сегодня, кажись, Спартачок наш играет. Надо посмотреть. 
Секунды не прошло, как он оказался сидящим на коньке дома. Колька осмотрелся по сторонам.
-Да ёж твою твердь! Вот ведь попал! Как мне отсюда теперь слазить? Что ж мне теперь, до конца дней и футбол больше не  посмотреть?
   Колька машинально отхлебнул чай, а потом невольно залюбовался   великолепным закатом!
- А закат сегодня хорош! Очень хорош! Рыбалка завтра будет - что надо!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
 

ДОМОВОЙ ФИЛЬКА И ЯВЛЕНИЕ РЫЖЕГО

История пятая
После всех сражений на фронте борьбы домовых, леших и прочих древних сил природы за счастье жителей Домовёнково, жизнь в деревне шла неспешно, совсем не по ритмам двадцать первого века. Особенно это было заметно в доме Кольки Скокова. Тем более, что сейчас они остались вдвоем, с женой Валентиной Кобылиной. Все её дочки разъехались кто куда. Катька, старшая дочка, жила на другом конце деревни, но у матери была редко – большое хозяйство, да сын подрастал, шустрый до невозможности, не уследить за этим хулиганом. Машка осела в Грузии, родила уже второго ребёнка, сына, и этим несказанно порадовала новую родню. Младшая, Дашка, окончив свое ПТУ, устроилась на завод в областном центре, и носа не казала в мамкин дом. А Кольке с Валькой так нужны были рабочие руки! Валька, до поры прохладно относившаяся к ведению хозяйства, за последние три года стала просто фанатиком этого дела. В магазине они теперь покупали только хлеб да сахар. Все остальное было свое. Тридцать куриц во главе с красавцем петухом Васькой, сорок гусей, двадцать кроликов, три козы, два поросенка! А ещё был огород в двадцать соток, откуда они брали все нужные им овощи: капусту, свеклу, морковку, лук и прочее. Кроме того, пользуясь тем, что у них дом последний на улице, Колька с Валькой прирезали к огороду двадцать соток земли, на которой сажали картошку. Хозяйство было громадное, а Кольке ведь исполнилось уже пятьдесят лет, и сложения он был хлипкого, не в пример Валентины. Та могла работать как трактор, от зари до зари, а вот муж её уставал сильно.
   Единственный, кто помогал супругам по хозяйству, это домовой Филька. В последнее время он приобрел манеру вставать рано, выходить вместе с Валькой на птичий двор, и наблюдать, как она кормит куриц и всю остальную живность. Он и пальцем их не трогал, но этого вполне хватало для того, чтобы куры неслись все, и каждый день! Даже петух Васька один раз снес яйцо, чем несказанно удивил своих подруг, и ещё больше удивился сам. При этом в большинстве яиц были двойные желтки, и по размерам они больше походили на гусиные. Нельзя сказать, что куры были этим довольны, в корзинах они орали так, словно рожали эти яйца, а не неслись. Но против Фильки трудно было что-то противопоставить. У него и  гуси неслись как страусы, хотя при этом так возмущались! За этими чудными по весу и вкусу яйцами из Домовёнково горожане приезжали из областного центра, за пятьдесят километров! Пользовалось спросом и лечебное козье молоко, а на новый год Валька специально выращивала штук двадцать индюшек, так же под заказ. Часть картошки они продавали, а остальной кормили живность. Благодаря этому, а еще и Фильке, свиньи за полгода вырастали в каких-то бегемотов, удивляя своими размерами друзей и соседей. Особенно поражалась лучшая подруга Вальки, баронесса Анна-Мария Томсон.
- Валья, почему у тебя такие большие свиньи? Почему у тебя куры несут такие большие яйца? Я кормлю живность так же, как и ты, но у тебя всё больше и вкусней?
Валька хихикнула:
 - Да ты з-заведи себе домового. И у тебя всё так же будет.
-  Да где ж его взять?
-  Я с Ф-филькой поговорю. Может, что придумает.
Впрочем, говорить с домовым ей не пришлось. Тот и так слышал этот разговор, и вскоре выписал из Тамбова молодого родственника, рьяно взявшегося за дело. После этого и у баронессы дела пошли в гору. И по яйца она превысила все рекорды, и коза начала давать чистую сгущёнку. 
После птичьего двора Валька заходила в огород, за ней, естественно, шёл невидимый Филька. Колька в это время обычно уже сидел на мостках с удочкой в руках, но Валька его не попрекала: муж карасей приносил исправно, и со своей сметаной они ох как хорошо шли на завтрак! Надо ли говорить, что в огороде у них все росло просто дуром. Громадного размера капуста, помидоры размером с голову, кабачки как снаряды к гаубице.  Даже сорняки, что так любили потреблять козы, свиньи и прочие домашние животные, за неделю дней вырастала в человеческий рост.
С наступлением полуденной жары Филька залазил на своё любимое место под кровать у русской печки. Зимой там было тепло,  а летом прохладно. Там он и дремал, привалившись к боку одной из кошек, лишь под вечер просыпался, снова проходился по двору, ухал на собаку – Дурку, что никак не могла понять, что этот комок меха нельзя трогать, и уходил в дом, как раз к началу сериалов. А последнее время он обнаглел, уже не прятался под кроватью, а устраивался на пустующем кресле, как раз между креслом Валентины и диваном Кольки. Если бы кто видел его в этом момент, он бы долго смеялся. Сидит в кресле голубоватый комок меха с небольшими ручками и ножками, лицо круглое, на нем большие, круглые глаза, маленький, курносый нос и губы! Поп-корма у них в деревне не было, обычно это была сушка, или кусок пряника. А другой руке Филька держал наперсток с молоком, время от времени прихлёбывая из него. Порой он забывался, и его чмоканье слышалось по всей избе, но хозяева уже привыкли к подобным явлениям в своем доме и даже не крестились, только переглядывались, да улыбались.

В тот день Валька с Колькой возились в огороде, около самого пруда. Неожиданно на косогоре появилась Дашка.
- Мама! Папа!
- Доченька! Доченька приехала! П-пошли!   
Колька на ходу отметил своё:
- О, значит, мы завтра картошку окучим.
- Тебе лишь бы работой загрузить д-девочку.
- Девочку! Эту девочку можно в тыл врага скидывать без парашюта. Половину сразу пришибет, остальных потом покалечит
   Они уже почти поднялись наверх, когда рядом с Дашкой появился парень. Оглядев округу, он присвистнул.
- Ни фига себе! Вот это да! Красотища!
     Валька опешила, да и у Кольки глаза полезли на лоб.
Дашка расцвела: - Мама, папа! Познакомьтесь, это - Егор!    
    Было это сказано таким тоном, что все сразу поняли, что это не просто какой-то  Егор, а тот самый Егор!
- Здрасьте!
- Это моя мама.
- Можно звать п-просто тетей Валей.
- А меня Николаем зовут. Можешь звать папой. 
- Папа Коля? Хорошо. А я значит, Егор. Его Трубников.
- Хорошая фамилия! – Восхитился Николай. – Дарья Трубникова. Хорошо звучит.
- Ты, чего, К-колька, болтаешь? Ещё ничего такого, а он уже!
- Да я просто так. У меня одноклассница была – Машка Уточкина. Так её эта фамилия не нравилась. «Женюсь – сменю» - говорила. Женилась. Стала Курочкиной.
Все засмеялись.
 На этих смотринах был еще один зритель – Филька. Рассмотрев парня, Филька остался недоволен – парень был огненно рыжим. А рыжих домовой не любил, подозревал, что все они тоже немного с причудами по поводу владения некой энергией, не сильно управляемой даже ими, домовыми.

Дашка продолжала цвести: - Мы с Егором на одном заводе работаем, в одной смене, да и в общаге вместе живем.
Колька был в восторге: - Ну, это ж надо отметить! Мать, корми гостей!

  Парень был хорош! Выше Дашки, а та была за метр восемьдесят, широкоплечий. Прическу Егора можно было назвать нахальной – густая шевелюра цвета огня завивалась крупной волной, так, что на глаза падал чуб, а волосы сзади доставали плеч. Нахальной была и улыбка парня, по крайней мере, так показалось Фильке.

Вскоре они сидели за праздничным завтраком. На нём присутствовали непременные караси в сметане, свежая картошечка, огромная миска летнего салата, маринованные и солёные грибочки. Ну и настоечка на вишне.
- Ну, за знакомство!
- За него! 
Колька выпил и крякнул: - Эх, хорошо пошла, обещала не вернуться, как тёща после свадьбы. 
  Закусив грибочками, Колька спросил:
- А ты, парень, как, городской, или наш, деревенский?
    Егор, удивленно глядя в пустую рюмку, отрицательно покачал головой:
-  Нет, папа Коля, я парень чисто городской. Была у нас дача, да давно бросили, я тогда ещё маленький был. Разграбили там всё. Ну… да. Тетя Валя, а почему у вас в яичнице желтки такие ярко желтые? Да и большие какие!
-  А ты п-попробуй. 
Егор попробовал яичницу, и его рыжие брови круто поднялись вверх.
- Вкусно как. На сале?
Колька подтвердил: - Да, сало тоже местное, нашего кабанчика. Это ещё прошлогоднее, к концу уже идёт. А, этих, вон, хрюкают, - он ткнул вилкой в сторону, откуда явно слышалось хрюканье, - мы будем в ноябре резать, по холодку. Приедешь помочь?
-  Обязательно! Я сало люблю.
- Да ты к-кушай, кушай! Молоко любишь?
- Ага.
Валька пододвинула к Егору огромную кружку с молоком. 
- Вот, к-козье.
Дашка возмутилась: - Мам, ты чего? Может он не пьёт козье молоко. Оно же такое, особенное. Ты как, Егор, к козьему молоку относишься?
- Пока никак не отношусь, не знаю. Не пил ни разу.
Валька продолжала уговаривать: - Да ты попробуй! П-потом скажешь, как оно тебе.
- Да. Я тоже не сразу к нему привык, - признался Колька. - Сначала воротило как-то, а сейчас ничего! Лакаю его литрами. Говорят – целебное!   
    Егор без отрыва выпил всю литровую кружку, сказать ничего не сказал, только показал большой палец.
- Во!
- Ну вот, а ты, Дашка, загоношилась! Егорша - наш человек! 
  И он обнял за шею будущего зятя.
Дашка спросила: - Картошка уже новая?
- Да, скороспелка.
- Рассыпчатая! А салат – чудо!
- Т-так всё наше! Всё с огорода.
   Колька подтвердил:
- Мы, Егор, сейчас в магазине только хлеб да сахар покупаем. Все остальное наше! Курочка эта наша, яйца – наше, молоко, тоже наше.
- Козье, а н-не наше.
  Колька вспылил: - Тьфу ты, дура! Ты, что, думаешь, что Егор подумает, что я тебя дою утром и вечером, а днём травой кормлю? Козье, конечно, чьё же еще! Картошечка, моркошечка, капустка, кабачки, свеколка, огурчики, помидорчики, лучок, чесночок - всё наше!
- А караси откуда?
- Это из нашего пруда! Тут у нас карась отборный! Сладкий! 
- Да, карась тут вкусный. Батя каждый день ловит, и всё не выловит.
- Здорово! Я и не думал, что в деревне всё так хорошо. И воздух тут особенный, я аж задыхаюсь от него. 
- Так тут кругом поля. С гречихой, подсолнечником, я вон, даже улей купил вдруг чего прилетит. Да что караси, ты грибочки вот попробуй! Это вот груздочки белые, солёные, это опята, осенние, сопливые, в погребе еще рыжики маринуются. Места тут у нас  грибные! Грибы то любишь собирать?
- Не знаю, не пробовал ещё.
- Эх ты, городской-доходской! Ты думаешь, в деревне жить скучно? Ещё чего! Тут скучать некогда! Вон, картошку пора окучивать…
   Валька возмутилась:
- Опять ты п-про эту картошку! Никуда она не денется. Дай человеку отдохнуть!
-А что картошка? Что с ней?
Дашка ответила: - Да окучивать её пора. Вон, вымахала какая. И трава вымахала.
- Ну, так окучим, какие проблемы.
Колька поднял рюмку: - Вот, правильно говоришь! Ну, за знакомство - Егорша.
- За знакомство! Кстати, это что?
- Это с-самогон, настоянный на вишне. Шерри.
- Как тебе напиток?
Егор выпив: - С ума сойти как  вкусно. А продирает как!
- Тут градусов ш-шестьдесят
- Да-а? То-то я думаю, чего это так сразу в голову ударило.   

После такого обеда Егор отвалился от стола с выражением некого потрясения на лице.

-  Всё так вкусно. Я ещё никогда не ел так много и так вкусно. Сейчас лопну.
Колька засмеялся в ответ
-  Ничего, мы не позволим. Сейчас перекурим, отдохнём, и баню начнем топить.
- Топить, так топить! И затопим, и утопим. Только скажи, папа Коля, всё, что надо сделаем.
  Пока будущий зять отдыхал, Валька отвела в сторону Кольку и Дашку и предложила: - Вы про Ф-фильку ему не говорите. А то ещё испугается парень, с-сбежит.
- Ты думаешь? – Озаботился Колька.
- Да кто его знает? – Дашка пожала плечами. – Вроде он не робкий.

Перекурив, и даже дав подремать будущему зятю в самодельном шезлонге на берегу пруда, Колька запряг его по полной программе.
- Ну, Егорша, отдохнул? Пошли  теперяча баню топить.
- Пошли. Что делать надо?
- Попреж всего воды надо натаскать. Вон ведра, вон бочка у дома – вода то у нас дождевая, мягкая.
 Для начала Егор натаскал в баню воды. За это время высокорослый Егорка трижды стукнулся лбом о притолоку бани, дважды запнулся о её порог, естественно, разлив воду
Колька, входя в предбанник с охапкой дров в руках, этого не одобрил: 
 - Ты, парень, куда всё спешишь? Под ноги смотри, да пригибайся ниже. Баня то, не под твой размер делалась.
- Да я смотрю…
Егор только пожал плечами. Он был готов поклясться, что порог как-то странно приподнялся, когда он занёс ногу, и это послужило причиной его падения. Это банник Венька проверял парня на прочность.
- Так воды натаскали. Ты тут разжигай печку, а я пока кроликам травы надергаю.
Рассмотрев печь, Егор решил, что дело тут на пять минут. Увы! Как ни старался горожанин растопить печь, но у него ничего не получалось. Бумага, которая нашлась в предбаннике, сгорела мигом, но поленья только обуглились.
- Что ж ты не горишь, зараза?!
Рыжий прошелся по окрестностям, нашел еще полиграфической продукции, но и вторая попытка закончилась тем же. Шляясь по окрестностям дома в попытках найти еще какое-то топливо Егор нашел в одном из сараев металлическую канистру. Открутив пробку и понюхав ее, Егор расплылся в улыбке – это был ни с чем не сравнимый запах бензина.
- Ага, бензинчик! Ну, сейчас я тебя мигом растоплю.
Найдя консервную банку и налив в нее топливо, он щедро плеснул на поленья бензинчика. После этого Егор понес зажигалку к  поленьям. Пары бензина рванули раньше, чем он думал, да так, что лицо истопника обдало пламенем. Егор шарахнулся назад, свалив канистру. В руках у него загорелась консервная банка, он отшвырнул ее в сторону, но не совсем туда, куда надо – в сторону канистры. Бензин, лившийся из него рекой, тут же вспыхнул. Через какие-то секунды в бане горело всё – пол, стены, часть потолка.
- Да календула твоя!...
Егор прорвался к бочке с водой и начал ведром щедро поливать все вокруг себя. Каким-то чудом ему удалось сбить пламя, он подхватил канистру, закрыл горловину и выбросил её из бани. Тут же снаружи раздался болезненный вскрик и короткое ругательство – канистра угодила Кольке точьнёхонько по коленке.
- Да! Ёлы палы! Ты… чего тут, мать твою каракатицу, раскидываешься канистрами?! Чуть ногу мне не сломал!
- Да, я тут… чуть вашу баню не спалил.
- Это зачем ещё?
- Да никак ваша печка не зажигалась! Вот, решил плеснуть бензинчика, а он как рванул… В общем, я сам чуть не сгорел.
Колька засмеялся – давно его так никто не смешил.
- Чудик ты городской, Егорка! Невтыкалка дубоносая! Надрал бы бересты с поленьев да поджег, вот и все.
- Да? Это как? 
- А вот так. Пойдём, посмотришь, как это делать надо.
Они зашли в баню, огонь в печке не горел.
-  Смотри, надираешь с поленьев бересты, подсовываешь под дровами, и поджигаешь. Давай, сам пробуй.
Колька ушёл, а рыжий начал экспериментировать. Когда Колька снова зашёл в баню, поленья весело потрескивали в печи.
-  Ну, вот, всё-таки разжег, молодец. Теперь снова иди за водой. Ты, вон, полбака вылил, пожарник!
Как раз в это время с огорода подошли Валька и Дашка. Они застали рыжего, когда он нес в баню последнее ведро. Дашка ахнула и бросила на землю  накошенную траву.
-  Боже! Это что с тобой, Егор?! Куда твой чуб делся?
- А куда он делся?
Дашка увлекла его к рукомойнику, где было прибито старенькое зеркало. В самом деле, лихая причёска Егора сильно изменилась. Во-первых, исчезла левая бровь, и левая же часть чуба.
Егор рассмотрел свой новый образ и рассмеялся.
- Хипово!
- Да что случилось то? – Настаивала Дашка.
- Да, ерунда. Не большой пожар в прериях! 
Валька сразу насторожилась: - К-какой ещё пожар?
Колька постарался сгладить ситуацию.
 - Да шутит это он, - сказал он, подмигивая Егору. - Давай ещё воду. Банька через часок другой поспеет.
  Дашка же никак не могла отойти от потери, чуть не плакала: -  Боже, Егор! Что с твоей головой? Постричь тебя надо! А то прическа чёрт знает какая. Мама, неси машинку, постриги Егора. Она у меня отца стрижет за пять минут,  - пояснила Егору Дашка. - А я пойду в огород. Огурцов надо на обед нарвать.

Валька давно уже освоила профессию личного парикмахера Кольки, без изысков, но свежо, можно сказать – модельно. В смысле, у ней одна и та же прическа ни разу не повторялась. То чуб сострижёт под корень, то волосы на висках разной длинны оставит. Но кого это в деревне интересовало?
Валька скомандовала: - Садись, Егорша. Счас я у тебя быстро власа п-покошу.
  Валька начала скромно – подровняла ножницами опаленный чуб. Затем ей не понравились волосы, закрывающие уши. Потом она решила подровнять волосы сзади и взялась за машинку. Рядом кто-то постоянно хихикал, может это и нервировало Валентину, она постоянно допускала какие-то огрехи. А потом машинка вообще умудрилась запутаться и застрять в густых волосах Егора, так что пришлось её выстригать. Но волос у будущего зятя было много, и Валька увлеклась. Да так, что когда Дашка вернулась с очередного похода в огород, то с испуга бросила таз с огурцами и закричала:
- Мама! Что тебе Егор такого плохого сделал?! За что ты его так?! 
- А ч-что т-такого?
- Ч-что т-такого! - Передразнила её Дашка. - Ты чего его так сверху обкорнала? Тут уже лысина видна! А зачем ты ему сзади эту лестницу сделала?!  Кто по ней лазить будет? Дивизии вшей? А что это за клочки над ушами?!
-  Да я т-там вырезала, потом в-выравнивала…
Дашка снова передразнила мать: -  Выравнивала! Его теперь хоть в армию отправляй с такой прической! Виски разные, проплешины какие-то. Жуть. Смотреть страшно! 
- Что, такого ты меня уже разлюбила? – Спросил Егор, пытаясь обнять девушку. 
Дашка выскользнула из его объятий, но была категорична: - Не дождешься!
Колька качество пострижки оценил положительно:
-  Да хорошо, главное – не жарко ему теперяча будет. А то куда такую гриву то таскать на себе? Чай не лев, и тут тебе не Африка.
  Егор художество будущей тёщи оценил спокойно, посмотрел на себя в зеркало, рассмеялся да взъерошил волосы.
- Это верно, папа Коля.  Потеть теперь я точно не буду. И я точно не лев. А Егор. 
-  Может, пока до бани искупаемся? Вода в пруду сейчас – парное молоко, - предложила Дашка.
- Давай.
-  Идите, купнитесь. А то скоро вечер, мне рыбачить надо будет. Нечего мне рыбу распугивать.

Дашка и Егор спустились в низ, к пруду, разделись, и зашли на мостки.
- Хорошо то как! А тут глубоко.
- Глубоко, ты только не вздумай на берег мимо мостков выходить. Тут ил жуткий, по пояс. У нас года три назад моя племянница чуть не утонула в иле, корова жопастая.
 Купались они весело, с визгом и хохотом. Но через полчаса над прудом раздался рев мотора, и из-за поворота вылетела старая моторная лодка, полная народу. Народ был как один, чернявенькой наружности, и все они были преисполнены некой важности от того, что они такие крутые и богатые. Проскочив мимо купальщиков, катер сбавил ход и начал разворачиваться. Чувствовалось, что рулевой еще не до конца освоил управление, так, что мотор катера заглох, и, ругаясь по своему, рулевой начал дергать шнур мотора. Удалось это ему с пятого раза, так что Дашка и Егор успели доплыть до мостков. А затем к ним подплыла лодка. Шесть пар черных глаз с восхищением уставились на Дашку. Ещё бы! С тех пор, как по всем паркам страны разрушили статуи женщин с веслом, девушек с такой мощной фигурой мало осталось даже в России.

Рулевой, он был постарше всех, с седыми висками, предложил:
 - Эй, дэвушка, поехали с нами кататься!
- Ещё чего! Знаю я, как с вами кататься.
В разговор вступил второй джигит: - Да ты не бойся, мы просто покатаемся и все.
Третий кавказец подтвердил: - Ага! Туда, сюда нэмного.
- Нэ пожалеешь!
- Да, дэвушка. Поехали с нами! С нами весело будет! 
-  Да плывите вы… морем!
Рулевой настаивал: - Дэвушка…
Тут в разговор решил вмешаться Егор:
- Девушка вам сказала, куда плыть. Давайте, валите отсюда.
Рулевой возмутился: - Слюшай, мы не с тобой разговариваем, заткнись, пожалуйста! Ты кто такой?
-  Я? Я её жених.
Рулевой рассмеялся: - Да нэ смеши нас! У неё вон сколько женихов.
    И шутник показал на своих джигитов. Те ответили общим ржанием
Егор взорвался: - Да пошли вы!..  Он долго подбирал слова, но самых нужных не нашёл. - Полем, лесом и морем!
  После таких слов драка превращалась в неизбежность. На мостки имени Кольки Скокова начал высаживаться десант. Пару десантников Егор успел скинуть в воду, Дашка не осталась в стороне и ударом кулака в лоб отправила в нокаут и обратно в лодку рулевого. Но остальные успели высадиться и, ловко и умело, начали лупить Егора сразу с трех сторон. Егор был выше ростом гостей с юга, но судя по качеству ударов, те явно занимались какими-то единоборствами.  Рыжий получил по лицу десяток добрых ударов, а тут еще скинутые им десантники начали выбираться на мостки. Хорошо, что Дашка подняла такой отчаянный крик и визг, так беспощадно лупила своими кулачищами по спинам и головам атакующих, что сильно отвлекла внимание на себя. А потом на эти крики прибежали Валька и Колька. Валька по части драк была просто сокровищем. Один ее удар мог отправить на тот свет Майкла Тайсона. Колька по сравнению с ней мог убить разве что комара, но зато у него с собой была совковая лопата. Так что вскоре численное и качественное преимущество заставило нападающих спешно покинуть причал.
Валька орала, почти не заикаясь: - Ну-ка п-пошли отсюда!
Колька был зол:- А-а, валите отсюда, в гроб вашей бабушки!
- Что б ноги вашей больше здесь не было!
    Очухавшийся рулевой завел свой мотор, в лодку начали запрыгивать его друзья, но несколько неудачно. Все они скопились с одного борта, да одновременно впятером попытались забраться в лодку, так что она  накренилась, рулевой завопил, но было поздно - лодка перевернулась. Теперь над водой торчало ее днище, облепленное дашкиными поклонниками, как  свиноматка поросятами. Так как хозяева причала были настроены воинственно, и продолжали ругаться и махать руками и лопатами, то гости начали толкать лодку к другому берегу. Они не знали, что илу там было не меньше, так что, переворачивать лодку, и бороться с илом им пришлось одновременно. Когда лодка встала в нужное положение, старший из чернявых братьев, тот самый рулевой, поднял отчаянный крик, показывая рукой на корму лодки.  Может, он сам был виноват, не так сильно прикрутил мотор, может еще что, но на корме лодки его не было. Все забрались в лодку, при этом оказалось, что парочка братьев лишилась не только трико, но и трусов. Как так случилось, они не поняли. После оживленной дискуссии по этому поводу и криков рулевого все, в штанах, в трусах и без них, начали руками вычерпывать воду. Весла плавали рядом, так что их выловили, и обратно весёлая компания возвращалась классическим стилем похитителей Золотого руна.
   Теперь всё внимание Валентины и Кольки было приковано к новому члену семьи.
- О-о, как они тебя, Егорша, отделали!
-  Боже, милый! У тебя такой синяк расползается!
-  Надо ему… ч-что-то  холодное положить. Лед есть в холодильнике!
- Пошли в дом!

Егора повели к дому. Правый глаз у него почти полностью закрылся, нос распух, губа кровоточила, один зуб шатался. Дашка успела принести в пакете лед из холодильника, когда за воротами раздались автомобильные гудки, и в калитке начали появляться джентльмены явно кавказской наружности. Но Валька в этом случае не испугалась, а наоборот, обрадовалась: -  Радость-то к-какая! Машка приехала!
   В самом деле, в калитку торжественно вплыла её средняя дочка. За руку она держала одного ребёнка, второго несла на другой руке. За ней торжественно шёл её муж – Вахтанг. С прошлого приезда он заметно поправился и заматерел. На голове была грандиозных размеров кепка, под носом появились густые усы, в движениях – важность. Первым делом он отправился здороваться с тестем, трижды расцеловался с ним.  По прикидкам Егора на трех машинах приехало не меньше десятка парней и три женщины.
- Здравствуй, мама. Мы проездом, в столицу, - сказала Машка, расцеловавшись с матерью и Дашкой. -У Вахтанга третий брат женится.
- Надолго приехали?
-  Нет, только переночуем и завтра уже двинемся дальше.
- Чего так мало?
- Иначе на свадьбу не успеем.
Началась типичная для такого мероприятия как нашествие родни суматоха. Женщины резали салаты и жарили, мужики загнали машины во двор и начали обсуждать что-то по поводу смены машинного масла. Прибежал старшая сестра – Катька с сыном, начала помогать матери, а её сын начал разбираться с братиками.
Кольча долго рассматривал ровесника: - Тебя как зовут?
-  Гиви.
- А меня Колька, можно Кольча. А этого, мелкого?
- Звиад.
Кольча предложил: - Пошли в сад. Там сейчас такие вкусные яблоки поспели! А ещё там есть гнездо сороки, и маленькие сорочата. Хочешь, покажу?
- Хочу!

Среди приезжих оказался тот самый парень, Ваха, которого при первой встречи грузины назначили женихом Дашки. Он тут же об этом напомнил: - Вах, любимая! Это я, твой жених Ваха! Как ты похорошела, любовь моя! Я скоро зашлю сватов, жди!
Егор не успел возмутиться. Во-первых, он сидел с пакетом льда на лице, во-вторых, с разбитыми губами говорить трудновато. Но в этот самый момент распахнулась калитка и в неё начала вваливаться новая команда кавказцев. Идущий впереди низкорослый крепыш с седыми висками на секунду остановился, ему что-то сзади подсказали, он ткнул пальцем в Дашку и спросил с явным акцентом: -  Кто её жэних?
Вперед выступил Ваха.
-  Я.
Ответом ему был сильный удар в челюсть. Ваха еще падал на землю, а драка развернулась уже на всех фронтах. Дрались яростно и экспрессивно, как умеют только очень активные люди с юга нашей страны. Они быстренько смели со стола всё, что хозяева успели туда поставить. Затем выкорчевали сам стол, врытый в землю Колькой, лет пять назад. Мимоходом парни порушили забор в птичьем загоне, продолжили драку там, так что курицы с кудахтаньем и гуси с возмущенным гоготаньем носились между дерущихся мужчин, пух и перья летели во все стороны. Индюкам  ситуация понравилась, они бегали между дерущимися и трясли своими красными носами-соплями.
При этом и одна и другая сторона конфликта обнаружила некие признаки знания каких-то восточных единоборств. Но это было только в первые минуты драки. Затем всё распалось на личное противостояние, больше похожее на борьбу нанайских мальчиков. Большая часть противников барахталась на земле, катаясь по растоптанному салату, собачьим эскриментам и птичьим какашкам. Двое парней ввалились даже в баню, но быстро и с криком оттуда вылетели, мокрые с ног до головы, а один ещё и пришпаренный раскаленной кочергой. Банник Венька не любил вторжения в свою вотчину.
   Собака,  Дурка, попыталась в азарте лаять, но мимоходом получила такой удар сапогом, что забилась в будке, и боялась оттуда показать свой разбитый нос. Седой агрессор и Вахтанг катались в самом неудобном месте – свинарнике, уже мало отличаясь внешним видом от коренных обитателей этого жилья. Довольные свиньи с интересом рассматривали барахтающих у их ног людей. Такого зрелища в своей короткой жизни у них ещё не было.   
  Неизвестно, кто бы победил в этом затянувшемся единоборстве, если бы в бой не вступили женщины семейства Кобылиных. Валька одна могла надавать звездюлей взводу десантников, а уже с Катькой, Машкой и Дашкой они вполне могли лишить достоинства армию какой-нибудь среднеевропейской страны размером с Бельгию. С ними в бой пошли и две девушки из Грузии вооруженные скалками и сковородками. Все это амазонское воинство врезались в толпу классическим построением – свиньей. Впереди – Валька, за ней с двух сторон остальные дочки и гости. Вслед за ними в бой ввязался и Колька с хорошо проверенным оружием – совковой лопатой. Вся эта деревенская гвардия быстро очистила поле боя от противника. Часть из них бежала через ворота, при этом каждый, пробегая калитку, падал, словно кто там леску натянул. Но на самом деле это Филька им подножку ставил. Просто не мог удержаться и пошалить напоследок.
- Оп! Опля! Опаньки! Опапуленьки! Опапушеньки!
А  трое непрошенных гостей оказались отрезанными от остальных и были оттеснены в огород, а затем прижаты к пруду. Двое из них попрыгали в воду с мостков, а вот третий, как раз тот самый седоватый  предводитель, попёрся в воду в стиле Чапаева – «Врёшь, не возьмешь»! Но вековой ил быстро превратил его бег в жалкое ковыляние. При каждом шаге седой предводитель терял какую-то часть своего облачения. Сначала это были кроссовки, затем носки, потом он долго и мучительно выползал из собственных трико. Со стороны это походило на линьку большого, сытого удава. Трико должно было быть последней потерей – седой уже плыл по чистой воде, но затем раздался его вопль, предводитель совершил странный нырок ногами вниз, а потом выпрыгнул из воды, показав в этом прыжке свои белые, жутко волосатые ягодицы. Ну, это были уже шуточки местных русалок, Пашки и Сашки, любивших обнажать купающуюся молодежь. Куда они только потом девали это бельё, коллекционировали, что ли?
   Над прудом прошелестел хрипловатый женский смех.

Вернувшиеся во двор дома победители начали подсчитывать ранения и убытки. То, что они лишились обеда, было сущей ерундой. На лицах всех участников драки остались героические отметины об участии в этом знаменательном событии. Общее мнение выразила Машка, зажимающая мужу тряпкой разбитый нос:
-  Мать мою кенгуру! Как же мы послезавтра будем на свадьбе гулять с этими синяками? Вот рассмешим новую родню.
  Пострадали все, но особенно досталось «жениху» Дашки с грузинской стороны. Сейчас его лицо украшал синяк, в точности повторяющий достижение Егора, только в зеркальной проекции. Да и все остальные «украшения» делали двух женихов «побратимами» в своём невезении.  Вахе так же принесли пакетик со льдом, и они сидели на крыльце, прижимая их к глазу как два брата одной матери.
А во дворе шла приборка. С руганью, с шутками и хохмами Колька с гостями закопали стол на место, кур загнали в загон. Дольше всего гонялись за требующими продолжения банкета свиньями. Но зато те получили в пищу всё то, что люди готовили для себя, включая буженину и бастурму. Через час завтрак для людей всё-таки состоялся, а потом всех по очереди начали загонять в баню. После кувыркания по птичьему двору это было просто необходимо. Вовсю трудились и женщины – штопать и стирать пришлось всю одежду мужиков.
Затем начали разбираться.
Вахтанг спросил: - Так кто это был?
Колька пояснил, отпыхиваясь после бани: -  Да, приезжие, тоже с Кавказа. Купили в прошлом году дом на другой стороне пруда. Держат баранов, коз, коров. Спортшколу свою открыли, каратэ обучают. Лодку у Васьки Сидорова купили вместе с мотором. Только утопили его сегодня, чудмаки. Они сегодня к Дашке приставали, но мы с Егором хорошо их отшили. Ты ешь, ешь, зятек!  Самогонку будешь?
Вахтанг спросил: - На вишне?
Валька подтвердила: - Конечно.
- Наливай! Люблю я твою самогонку, мама! Я так даже чачу не люблю, как твою самогонку. Больше я люблю только твою дочь.
Колька засмеялся: - Умеет зятёк тёщу похвалить. Ну, за наших детей, Вахтангушка! 
   К вечеру гости начали расползаться по кроватям и диванам. Мужчины отключились почти все, а женщины ещё кружились по хозяйству. Тут и  Ваха начал отходить от своих ранений и даже начал заигрывать с Дашкой, похохатывать, пробовать обнимать её могучую талию. Они сидели на крыльце втроем, Дашка между двумя женихами, и это не предвещало ничего хорошего. Егор уже начал закипать, когда Дашку позвали стелить постель, и мужчины остались вдвоем. Они были примерно одного роста, одной комплекции, и драка обещала быть знатной. Вот-вот должен был начаться решительный разговор, когда Дурка взлаяла, приоткрылась калитка и робкий мужской голос спросил: - Простите, а Дашу можно увидеть?
  Мужчины поднялись, вышли за калитку и опешили. Перед ними стоял молодой парень, перед которым они оба были как подростки. Рост явно за два метра, ширина плеч как у стандартного коромысла, при этом плотный, голова как две Егоркины. Кулак, в котором терялся букетик полевых цветов, был просто с голову Егора. В  общем, нормальный русский великан, на лице которого едва начал пробиваться пушок. Он волновался, и мял в руках букетик полевых ромашек.
Ваха ответил гостю: - Даша сейчас занята. А что надо?
Великан спросил: - А вы кто ей будете?
Ваха гордо заявил: - Я её жених.
Егор хотел возмутиться, но не успел – помешал разбитый рот. А затем он порадовался тому, что не успел возразить, ибо удар кулака великана просто поднял тело его соперника вверх на уровень этого же самого кулака, а затем оно полетело почти горизонтально земле. Пролетев метров пять, тело рухнуло на землю, и замерло без признаков жизни. А могучий парень бросил на землю свой букетик, развернулся, и мерно двинулся вдоль по улице, склонив в печали голову.
   Егор попробовал привести в чувство своего соперника.
- Э, брат, вставай, давай вставай! Вставай. Ты чего, парень?... Хреново…
   У него ничего не получилось – Ваха был бесчувственен, так же, как асфальт под ним. Так что Егор метнулся в дом, на кухню.
 - Там… там…
Дашка сдвинула брови: - Что там? Чего там? Где там? 
Егор наконец смог сформулировать свои эмоции:
 - Там приходил такой здоровый… великан. Молодой только.
Дашка насторожилась: - И что?
- Он тебя спросил, а потом спросил кто такой Ваха, а когда тот сказал, что он его жених, он его так ударил…
   Дашка и все её сестры в один голос ахнули:
- Сашка!? Ударил!? 
- Дождались!
- Он же убьёт, если ударит!
- Он хоть живой?
Егор кивнул головой: - Лежит там. Почти дышит.
   Машка и Дашка рванули из дома.
-  Это кто был? – Спросил Егор Катерину.
    Катька пояснила:
- Это одноклассник Дашки, Сашка Зайчик. Он влюблён в неё с пятого класса, но такой робкий, так боится в этом ей признаться.
Егор хмыкнул: - Боится? Дашку? Зато драться он не боится. Я не знаю, жив там этот жених, или нет. Иди сама, посмотри.
   Девушки выскочили на улицу, но Ваха уже сам пытался подняться с земли. Получалось это у него плохо, парня заносило в разные стороны, земля явно ускользала из-под его ног. Девушки подхватили жениха под руки и поволокли в дом. На ходу его вырвало, что позволило Катьке сделать свой вывод: - Сотрясение мозга. Скорую вызывать будем?
Машка возмутилась: - Ты что его, добить хочешь? Какую скорую! Покой ему сейчас нужен, а пока его в нашей скорой довезут, наши дороги его добьют. Давай его на кровать, путь полежит.

Ночь прошла спокойно, а утром гости начали собираться. Чувствовали они себя на удивление хорошо, даже синяки шрамы как-то сильно уменьшились в размерах. На удивление сошёл синяк и у Егора. Только Ваха ходил по дому походкой Чарли Чаплина и со странной улыбкой на лице. Он даже толком не попрощался с «невестой». Так, с трудом улыбнулся и движением Леонида Брежнева помахал ей из машины рукой.
Когда гости уехали, все остальные с облегчением перевели дух. Они уселись на крыльце, мужики закурили.
Егор спросил: - Что делать то сегодня будем?
- Надо бы к-картошку окучить. Пока не жарко.
Егор согласился:
-  Пошли. Где у вас тяпки?
Дашка не поняла: - Куда ты такой пойдешь? Как твои раны?
  Егор помахал руками, погнулся в разные стороны, удивленно поднял подпаленные брови: - Да ничего. Жить можно. Прямо таки как на собаке все зажило.
Колька восхитился: - Смотри-ка ты. Филька у нас ещё и лекарь.
Егор спросил: - Какой Филька?
- Да так, есть тут у нас в деревне один кадр.
Дашка толкнула отца в бок, а Валька покрутила у виска пальцем.
- Ну, тогда пошли, - предложил Колька. - А то еще немного, зарастет наша картопля, и останемся на зиму без пирожков с картошкой. Любишь пирожки с картошкой?
- Ещё как!
- Тогда пошли. Бери тяпку. А то, ядрена морковка, без картохи  останемся, а без неё, кормилицы, хоть помирай. 

Картошку, все двадцать соток, они окучили в два приема: утром и вечером. При этом рыжий сачковать и отлынивать не пробовал, наоборот, только подшучивал над размерами поместья своей тёщи.
-  Это мы еще только половину пропололи?
- Да меньше, куда там еще до половины.
- Да, тётя Валя, на вашем поле можно аэродром строить.  Только бетона много уйдёт.
- Скажешь тоже.
- А зачем вам столько картошки, папа Коля? 
Валька не поняла: К-как зачем? Едим мы ее.
- Что, только одну картошку? Восемь раз в день?
Колька начал читать лекцию: - Зачем, не только. И свиньям её варим, и продаем половину. У нас уж каждый год приезжают одни и те же горожане. И картошку берут, и капусту. А за яйцами аж из областного центра приезжают! Из ресторана!   
- Да, яйца у вас знатные. Вкусные и большие.
- А индюков мы к н-новому году забьём. Они уже п-по списку все расписаны.
- То есть индюшатину я даже не попробую?
- Для тебя оставим одну индюшку. Так и быть.
- Ну, тогда вперед! Индюшатина с картошкой, это ж как должно быть вкусно! 
 
За все свои боевые и трудовые подвиги рыжий удостоился чести вечером порыбачить рядом с Колькой. Получилось у него хорошо. Правда, первый раз Егор выловил не рыбу, а трико того седоватого предводителя. Затем он выловил носок, потом кроссовки. Егор недоумевал: - Это не улов, это секонд-хэнд какой-то. Рыба то тут есть?
- А как же. Сейчас попрёт.
Тут Егор выловил первого карася.
- Ну вот, видишь, какой красавец! А ты всекондхенд, всехондвыхонд. Тут рыбы полно, лови - не хочу.
Егор закричал, потрясая рыбиной: - Ого-го-го! Как тут у вас классно!
Колька засмеялся: - Да не ори, чудик, всю рыбу распугаешь!
- А на зорьку с вами можно будет сходить?
- А я что, запрещаю? Или мостки малы? Пошли. 
   Егор сам напросился на зорьку с Колькой. Затем они с Колькой рубили дрова, потом будущий тесть учил Егора косить траву. Затем он сводил потенциального зятя за грибами на Кольчину поляну. Все эти уроки и занятия растянулись на две недели, хотя первоначально Егор хотел задержаться в Домовёнково только на пару дней.

Филька уже ничего не имел против Рыжего. Дашку защищает, работать умеет, не сачкует. Единственное, что раздражало Фильку, что вечерами Егор садился на то самое кресло, что облюбовал для себя домовой.
 Но тут сам Егор починил кресло, что разобрала на шезлонг несколько лет назад племяшка Леночка. Так что теперь они сидели рядом, и временами во время демонстрации сериалов Егор с удивлением прислушивался к хлюпающим звукам по левую руку. Посвящать в детали закулисной стороны дома хозяева его не спешили – ещё испугается парень, сдаст назад насчёт женитьбы.
   Потом отпуск закончился, и прощались все уже как родные.
- Ну, брат, приезжай еще!
Валька подтвердила: - Да!
- Обязательно!
- Теперь уже осенью. В праздники, - предположила Дашка.
  Егора это не устроило.   
- Чего это осенью? В выходные приедем. Что в городе два дня делать? Сериалы смотреть да в общаге париться? 
- Вот-вот! Капусту прополем, свинарник надо почистить, а то засрали его свиньи не по-людски. А потом на рыбалку! 
- Приеду обязательно! С утра на рыбалочку, это благодать! 
Дашка махнула рукой.
- О-о! Беда. И этот зарыбалился?
Валька засмеялась: - Вы так вдвоем в-всю рыбу выловите.
- Ага!
Егор прижал к себе Дашку: - А ты что против имеешь? Ты же больше всех карасей лопаешь.
- Да ничего. Пошли-пошли, а то на автобус опоздаем!
Егор обнялся с Колькой, поцеловал в щёчку будущую тёщу.   
- До свидания! Скоро встретимся!   

А ещё через месяц они сыграли свадьбу. Егор решил, что не стоит пускать дело на самотек, а то гости из Грузии могут его опередить. Гости из Грузии, кстати, на свадьбе были. Вахи, правда, не было.
Колька спросил: - А где этот ваш жених-то? Ваха, что ли?
Вахтанг отмахнулся и скривил скорбную мину: А-а! Слюшай, не говори при мне этого имени! Нет у меня больше такого родственника! Совсем парень с катушек слетел - на фотомодели женился! Ни спереди не за что зацепиться, ни сзади ущипнуть. Ни стыда, ни совести у парня нет! Лучше бы он на бревне женился, я бы и то простил!

На свадьбе Филька устроился на самом почетном месте, на противоположном конце стола, как раз между арбузом и свадебным тортом. Торт, кстати, он попробовал первый, раньше жениха и невесты. Пригубил он и «Когор». С церковного вина Филька немного захмелел, поэтому пропустил момент, когда невеста бросила свой букет себе за спину. Так что ни поймать, ни увернуться он не успел, и букет просто смёл невидимого домового со стола. Филька от неожиданности только крякнуть  успел. Народ ничего не понял, засидевшиеся в девках дородные деревенские девахи так ломанулись за этим букетом, что чуть не затоптали домового, даже стол снесли, но букет так и не обнаружили. Сбежал с ним Филька, вереща при этом как заяц, спасая себе жизнь и машинально прижимая к себе букетик.

Над этим происшествием долго ещё смеялись его друзья, банник Венька и водяной Вовча. Такое не часто увидишь – домовой с вытаращенными глазами летит со стола в обнимку с букетом невесты. Да ещё и при этом верещит как загнанный заяц. Умора! Такого в их древней деревне ещё не было.

Конец пятой истории.


ЖЕНИТЬБА ФИЛЬКИ

История шестая

Жизнь в доме Кольки Скокова и Вальки Кобылиной шла тихо, мирно, чего нельзя было сказать о самой деревне Домовёнково. Этой весной на другом конце деревни в заброшенном доме поселилось странное сообщество, состоящее из семи мужчин и четырёх женщин. Сразу было видно, что руководил всем этим сообщество рослый мужчина с большой бородой и пронзительными глазами чёрного цвета. Первые дни новые жители деревни вели себя тихо – обживались. А потом потихоньку начали бродить по деревни, присаживаться на скамейки рядом со старушками, заходили в сельпо, и часами там вели беседы с продавщицей и покупателями. И речи всё были о спасении души, о вере.
- Доброго дня вам, соседки! – Обратилась к нашим трём бабушками грузная дама с пакетиком деревенских яиц в руках. Судя по лицу, род  новой жительницы деревни начинался тысячи лет назад где-то на Ближнем востоке.  – Как здоровье, как настроение?
- Ох, Роза, радикулит, проклятый замучил. Никак опять к вечеру дождь будет.
- А у меня в левом ухе свербит необыкновенной. Ничего поделать не могу. Уж и спичкой ковыряла, и шалфей прикладывала.
- Несерьёзные у тебя болезни, Лидка. Симулянтка ты! То у тебя нос чешется, то уши вон, свебдят. Это ты специально придумываешь, чтобы мы тебя пожалели.
Баба Лида обиделась.
- Сами вы симулянтки! Радикулит у ней! Нечего было в молодости с мужиками на сеновале кувыркаться, сейчас бы ничего не болело!
- Ты кому это говоришь то?
- Тебе, кому?
- Я за мужиками бегала?! А кто с парторгом с мясокомбината в ленинской комнате обжималась? Да так, что вся контора ходуном ходила, на вас аж портрет Ленина упал?
- А ты была там?
- Нет, но мне всё рассказывали.
- Что рассказывали, дура косоротая? Мы там не кувыркались, мы там портрет Ленина вешали!
- Ага, запершись. Вас тогда обоих чуть из партии не выгнали, особенно его.
- Да ну тебя! Альцгеймера на тебя не хватает… 
 -  Да что вы всё про болезни, Танечка, Лидочка! – прервала воркование подруг Роза. - Пора уже о вечной жизни подумать. Я ведь тоже такая грешная была, прости господи! – Креститься.-   Но, вот встретила отца Михаила, и словно ожила заново. Я и про хвори свои забыла, и смерти сейчас совсем не боюсь. Знаю точно – ожидают меня райские кущи. Я их и во сне их не раз видела!
Дамы заинтересовались: - И как там, в этих самых кущах?
- Волшебно! И вы можете их увидеть! Просто нужно верить! Как сказано в писании: «Каждому даётся по вере его». 
- Именно так и написано, так и отец Иоанн вещал на пасху, - подтвердила баба Маша.
- Ну, тебе-то лучше знать. Ты же у нас на комбинате парторгом была.
- Вспомнила!
- А мы и не забывали. Это же ты атеистические лекции нам читала. «Бога нет, всё это поповские бредни. А человека не бог, а Дарвин с обезьяной создал».
- Так это когда было, господи?!  Тогда все атеисты были, и вы тоже. Помнят они! А помните, как в пионеры нас втроем принимали? В комсомол тоже вместе шли. И в партию тоже не плёткой гнали. А сейчас в церковь чуть не бегом бегаете, грехи коммунистические  замаливаете.
  Роза одобрительно качнул головой:- Это хорошо, это никогда не поздно. Вот отцу Михаилу, тому не за что кается. Он детства был набожным, просто жил в церкви. За это его и в пионеры не приняли, и в комсомол. А потом было ему явление Богородицы, которая сказала ему: «Михаил, церква наш погрязла в алчности и разврате, отринь старые догмы, ты должен создать свою церковь. Только она будет истинной и настоящей». После этого начал он проповедовать, не страшась никого. Всем правду в глаза говорил. За этого его и в тюрьму сажали, и в сумасшедший дом запирали. Но он от своей веры не отказался, за это его бог и награждает. Старец Михаил исцеляет от всех болезней, и от сглаза помогает. Те, кто за ним пойдут, прямиком в рай последуют, минуя чистилище.
- А у нас батюшка то надолго в свою Хохляндию уехал? – Озаботилась Лида. 
- Да, почитай, на месяц. Сейчас и лоб негде перекрестить. А скоро Троица. 
- А вы приходите к нам, в дом прямо. Отец Михаил каждый день службу проводит, и заутреннюю, и вечерю. Он ведь от Библии ни на шаг не отходит, слово в слово вещает. Приходите. Послушайте, как он молитвы читает! Какие проповеди читает! Да, мне как раз на вечерю пора. Может и вы со мной?
Баба Маша глянула на часы.
- Ой, сейчас не могу, дела.
Она торопливо ушла за калитку. Баба Лида кивнула вслед подруге. 
- Думаешь, куда она поскакала? – Спросила она Розу. - Бражка поспела, вот она её перегонять пошла, химик-технолог.
- У ней всё строго по часам, минута в минуту. И продукт отменный!
Ну, а мы в церкву новую пойдём, да, Лида?
- Да, пойдём, надо послушай исповедальника, да о душе подумать.
- Вот-вот! Никогда не поздно прийти в истинный храм! Я вас тоже провожу.   
Они поднимаются, и в сопровождении Розы идут по улице.
- У кого яйца то брала?
- У баронессы.
- Почём?...    
Правильные, вроде были те речи, да и молитвы хорошо читал отец Михаил. Так что, когда отец Иоанн вернулся из отпуска, обнаружил, что паства его поредела, как отара овец после нападения стаи волков. Кинулся, было, Иоанн, к своим прихожанам, а они ему поворот от ворот поворот дали.

Отец Иоанн стоит на пороге церкви и с удивлением смотрит, как его прихожане идут куда-то мимо её. Наконец он перегораживает дорогу тем самым трём бабушка.
- Вы куда это собрались мимо храма божьего, прихожанки? Служба у нас уже идёт. 
-  Не нужна нам твоя церковь, ни ты сам со своими проповедями. Нам теперь старец Михаил глаза открыл на смысл жизни. Он о нас душой болеет, за наши грехи. Только он нас спасёт от страшного суда. А тебя мы даже слушать не хотим.
- И вообще, ты свой диплом подделал, и матушка твоя не матушка, а проститутка бывшая! Мы всё знаем!
-  Иди, аспид! Мы к истинной вере пришли!
- Да, уйди с дороги, аспидище!
Побился так отец Иоанн о чёрствые души своих бывших прихожан, и однажды приехал в гости к Кольке Скокову и Вальке Кобылиной. Через калитку во двор он переступил с некоторой опаской – помнил, как именно на крыльце этого дома домовой Филька ему такую подножку поставил, что упав, поп выбил о собственное кадило все зубы разом, да еще и нижнюю челюсть сломал. Впрочем, начал он по известному канону – привык.
-  Мир вашему дому, спаси вас Христос.
Хозяева – Колька с Валькой, как раз обедали на свежем воздухе, под навесом.
-  Батюшка! Как мы рады в-вашему посещению!
  Валька обрадовано приложилась к руке священника. Колька просто пожал ему руку.
- Рад-рад! Редко вы нас посещаете! Садитесь. Угощайтесь! 
-  Присаживайтесь, п-покушайте.
- Спасибо, только из-за стола, а вот от стакана чая не откажусь.
- Сушки, сушки к-кушайте! Они у нас всегда свежие.
Несколько минут все сосредоточенно пили чай.
- Как у вас, батюшка, огурцы то пошли?
- Слава богу, вчера первое ведро собрали. Матушка уже закатала три банки. Будет чем зимой водку закусывать.
- Да, и мы вчера ведро собрали. Благодать!
- П-помидоры уже краснеют.
- А мы уже кушаем. Я в прошлом году теплицу огорил. Дорого, но доволен весьма!
- Да, теплица, это хорошо. У нас есть, но маленькая, да старая.
- Ещё чайку налить?   
- Нет, спасибо. Вкусно-то как с сушками. А то матушка моя всё пирожными меня пичкает, да эклерами. А с них толстеешь, как на дрожжах. И чай, я смотрю, у вас из самовара?
- Да, мы всё по с-старинке.
- Чай из самовара он вкуснее, чем из чайника. Вода долго кипит, чай наваристей получается! 
Выпив добрую кружку чая с сушками и пропотев изрядно, Иоанн начал разговор о деле.
- Я вот с чем пришёл к вам. Пока я к себе на родину в Украину ездил, в деревню пробралась большая беда. Приехал тут некто Михаил, поселился в доме Дашки Михайловой…
- Это которая померла в этом году? Сестра Машки Козловой?
- Не в этом, а в прошлом. И она сестра не Машки, а Людки Козловой. Козлова то Машка, она по мужу Козлова, а так она Игнатьева.
- Так она что – сестра Ваньки Игнатьева? Одноного этого?
- Ну да, они погодки.   
- Ну да, в феврале я Дарью то отпевал. И вот этот Михаил объявил себя старцем…
- Кем? – Не понял Колька.
- Старцем.
- Пенсионером, что ли?
- Господи, какой ты у м-меня т-темный.
- Зато ты у меня светлая. Аж глаза слепишь. 
- Нет, старец - это когда священник ещё больше от бога веры получает. Знает, как жить и как в царство небесное попасть.
- А-а! Понятно. Это вроде, как парторг у нас раньше на заводе был. Семеныч, царство небесное ему. Выпивоха был и бабник страшный, но как седьмое ноября, такие речи толкал – заслушаешься. Всё про мировую революции да происки империалистов. А уж как про вред алкоголизма начинал, хоть бросай её пить проклятую!…   
 Валька толкает мужа в бок.
- П-помолчи.
- Чего дерешься то? Истинная правда! Ты-то его не знала, а я сам с ним не один литр первача выпил.
- Господи, да п-помолчи ты! Дай умному человеку речь сказать!
- А! Ты вот о чём. 
- Ну да. Так вот этот Михаил, пока я ездил в Украину, свел у меня почти всю паству. А веру он проповедует не каноническую, нет! Дескать, только тот, кто его слушать будет, тот и попадет в царство небесное.
- Так… может это и в самом деле так? Раз он парторг от церкви, он больше знает, - решил Николай. 
Иоанн в ужасе замахал руками: - Да что ты говоришь! Какое царство небесное! Он у своих овец заблудших квартиры и дома забирает, а самих их по миру пускает.
Колька крякнул, а Валька в ужасе замахала руками. А тут ещё батюшка выложил свой главный козырь:
- Вот и подруга ваша, баронесса Анна-Мария Томсон, так же начала ходить на бесовские молебны этого лже-пророка.
Валька взмахнула руками.
 - Батюшки! А я думаю, чего это англичанка уже т-три дня в гости не приходила. Ни её саму, ни Мишку, мужа её не видно. Тут «Шерри» скоро выдохнется.
А поп продолжал: - Они там, оба, ходят, слушают проповеди этого… лжепророка. Так они у ней дом то отоберут, по миру в одном рубище пустят.
- Да как это можно-то? – Не понял Колька. - У живых людей дом отобрать?
- Можно! С ними люди приехали, мужики и бабы. Я с ними поговорил, и вот что узнал. Они до этого в Москве жили, работали, все при должностях, кто в торговле, кто чиновником. Но наслушались этих проповедей, продали они свои квартиры, и все деньги отдали этому Михаилу.
  Валька в ужасе взмахнула руками, начала креститься.
- Отведи, г-господи! 
- Что ж делать то теперь с этим… козлищем? – Спросил Колька. – В полицию обратиться, или в прокуратуру пожаловаться? 
   Поп заерзал.
- Да туда тоже можно. Но лучше вы бы этого, своего…- чувствовалось, что священник никак не мог произнести кощунственные для церковнослужителя слова, -  в общем, его бы привлекли.
- Кого это его? – Не понял Колька.
-  Ну, этого… вашего… маленького такого.
- Кого маленького? – Колька упорно не понимал сути вопроса. - Я тут самый маленький. Бабы у меня вон, все на голову выше меня.   
- Да нет! 
    Священник пытается что-то изобразить руками, и Валька догадалась. 
- Ф-фильку, что ли? Домового?
    Поп обрадовался. Нужное слово сказал не он.
-  Ну да. Он их в один момент прищучит, он же таких не любит, самозванцев.
- Так нет его.
- А где он?
Колька пожал плечами:
-  Да Бог его знает, он же нам не отчитывается. Только вот уже вторую неделю сериалы не смотрит, я тут вчера даже телевизор  на футбол переключил, и ничего, не споткнулся даже, и башкой ни обо что не ударился.
- Да, он, обычно, с-сидит в кресле и сушки грызёт во время сериалов, это так хорошо слышно. И молоко отхлебывает, п-прямо как теленок из корыта. А тут ничего, т-тишина.
- Да, точно, нет его! Куда-то ушёл, или уехал. Может в отпуск, может в командировку. Отсутствует, и уже давно.
Иоанн сокрушённо покачал головой: - Беда! Ой, беда! Считай, пропала деревня.
- Да ладно, не переживай, - пообещал Колька. - Я попробую Веньку, или Вовчу спросить. Может, они, чем помогут.
- Кого спросить? – не понял поп.
-  Да друзей его, Фильки. Банника и водяного.
- А-а. Ну, этих я совсем не знаю. Попробуйте, может они помогут. Прощевайте, люди добрые, храни вас и ваш дом  Христос.

Расстроенный священник отбыл, а Колька пошел в баню.
- Надо посмотреть, в баке много воды осталось, или надо к субботе натаскать, - сказал он жене. Та заподозрила что-то неладно, но перечить не стала. 
Достав заветную бутылочку самогона, он выпил пятьдесят грамм, крякнул, а потом плеснул немного в рюмку и поставил на окно.
- Это… Венька, тут такое дело. Поп приезжал, говорит, на окраине секта какая-то поселилась. Людей разоряют. Надо бы помочь, а то Фильки то нет. Пропадут люди ни за кузькину фигу.
   Никто ему не ответил, но Колька был уверен, что его услышат. Бросив на лист перед печкой окурок, хозяин вышел. Он знал, что банник любит не только выпить, но и покурить.

И действительно, Кольку услышали. В эту же самую ночь дверь бани открылась, на пороге показался высокий, по меркам нечисти, с полметра высотой, худой и грязный старичок с всклокоченными волосами и бородой. На лице банника Веньки навеки застыло сердитое выражение. По традиции на плече Веньки сидела ручная мышка. Венька спустился к пруду, уселся на мостки и, пронзительно свистнул, а потом позвал:  - Вовча!
Прошло минут пять, и на мостки плеснула волна небольшого цунами. Как Венька ни уворачивался, всё равно она его накрыла с головой. Пока Венька отплевывался, Вовча уже ржал над своей шуткой. Голова водяного едва возвышалась над водой, но она одна была больше, чем Венька во весь свой рост. Лицо Вовчи было круглое, большую лысину обрамляли не то волосы, не то водоросли, но явно зелёного цвета. На лице расположились большие, круглые глаза, ухмыляющийся, губошлепный и кривой рот, и по бокам шеи – очень неприятные по виду жабры, двигающиеся прямо как у попавшей на воздух рыбины.
- Тьфу ты, ирод! Опять меня искупал! Ты же знаешь, что я купаться не люблю! – Возмущался банник.
- Ничего, тебе полезно, а то весь в саже!
И водяной мазнул банника своей перепончатой рукой. Пока тот отплевывался, Вовча снова ржал. Он вообще был веселым и простым парнем, этот местный водяной.
- Ты чего звал то меня? Просто поболтать?
- Если бы. Дело есть. К нашим поп нынче приходил, жалился. В деревне какие-то секатанты завелись. Они наших деревенских разоряют, из домов выгоняют. Надо бы их самих выгнать из деревни.
Вовча озаботился: - Эх, как всё это не вовремя. Филька еще не скоро вернётся. Что делать то будем?
- Кольшу звать надо. Старый всё на этом свете повидал, может, что и  подскажет.
- А чего меня звать, я уже давно тут, - Раздалось рядом, и послышались смешки, столь характерные для местного лешего. Старик двух слов не мог сказать, чтобы не засмеяться и схохмить. Он и в самом деле проявился в двух шагах от Веньки. Невысокий такой старичок, плешивый, с кривой бородкой, всё лицо в бородавках. Странной была и одежда, куцый пиджачок, застёгнутый на женскую сторону. По случаю рандеву с друзьями он снял ботинки, оба на левую ногу, и, опустив могучие ступни сорок шестого размера в воду, болтал ими, прямо таки как школьник, сбежавший с уроков. Вовча восхитился: - О, он и в самом деле тут! Во даёт!
Венька допытывался о главном: - Ну, так что ты скажешь, лешенька? В самом деле, эти секатанты так страшны?
-  Да не очень. Я этих самых сетантов много повидал. Мне из них только хлысты нравились. Я там под шумок столько удовольствия получил…
  Венька начал плеваться, он так же помнил эту секту, практиковавшую у них в деревни лет триста назад как раз в его бане.
- Тьфу-тьфу-тьфу! Кому чего, а Кольши только бы голую бабу за ляжку пощупать! Я эту секутку тоже помню, в моей бане же они собирались. Стыдоба и срамота! Мне самому пришлось свою же баню сжечь, чтобы выжить их.
 -Ага, я тогда тоже едва выскочил из неё.
Вовча махнул лапой с перепонками: 
- Да что все про старые дела! С этими то, что делать, с нынешними иродами?
- Да, эти секатанты плохие, разорить наших многих могут.  Надо их из деревни выгонять, - решил Кольша.
- Вот и я про тоже!
Вовча не понял: -  Выгонять? А как это сделать?
-  Есть идеи. Нам самим к ним сейчас соваться не стоит. Они скоро к нам сами пожалуют. И ко мне, и к тебе, Вовча. Будь готов, баб своих настропали, Сашку с Пашкой. Пусть порезвятся, удовольствие получат. А ты, Венька, мышей своих готовь. Собери как можно больше.
- Это ещё зачем?
-  А затем, что работа для их зубов будет…

Кольша инструктировал своих друзей больше часа. Время от времени над прудом разносилось могучее ржание водяного, на фоне которого были еле слышно хихиканье Кольши и надсадный кашель старого курильщика Веньки.  Если бы кто слышал эти звуки, то решил бы, что собрались три старых собутыльника, и квасят самогонку под аккомпанемент лягушек.

На следующий день глава «Церкви последнего дня» Михаил Заруцкий встал рано утром. Первым делом он опохмелился. Это было так же свято как утренняя молитва.
- Спасибо, господи, что ты есть. И что ты даешь нам есть, - посмотрел на рюмку, - и пить.
Молиться святой отец начал не так давно. Как то отбывающему срок мошеннику со стажем Михаилу Заруцкому из-за сильного раздражения на лице пришлось отрастить небольшую бороду. И как-то глянув на себя в зеркало, он вдруг понял, чем будет заниматься после освобождения. В купе с пронзительными глазами, и могучим голосом новый облик жулика создавал внушительную картину. Бороду он больше не брил, и, взяв в тюремной библиотеке библию, начал штудировать святое писание. Память у него от природы была хорошей, так что вскоре он цитировал Евангелие целыми страницами.
Новому пророку осталось найти команду. Одна треть команды в это утро похмелялась вместе с самозваным священником. Васёк Михальчук,  сидел в одной зоне вместе с Заруцким. Его коньком были финансовые аферы и кидалово по части жилья. А вот третьего члена команды Заруцкий в зоне найти не мог, так как Роза Моисеевна Михельсон сидела в это время в женской зоне. Её небольшая финансовая пирамида не шла ни в какое сравнение с «МММ» или «Властелиной» и действовала на территории одного Воронежа и Воронежской области. Розе не хватило одного часа, чтобы смыться с честно наворованными деньгами за бугор. Пока Роза сидела, её гражданский муж перевёл всё ею награбленное в Испанию, куда и сам проследовал с молоденькой и тощей моделью. Сорокалетняя Роза смотрелась гораздо старше своих лет, была тучной и страдала одышкой, но по части убеждения и развешивания лапши на уши не имела себе равных. Именно она придумала биографию новоявленного старца Михаила.
 Слушая эти её  речи, простодушные деревенские старушки просто ахали от изумления. И шли потоком в новую церковь, чтобы исцелиться от болезней и запастись долей святости для будущего бессмертия.
  Троица начала свою деятельность в Москве, но заработав первоначальный капитал, смылась в провинцию, подальше от глаз прокуратуры. Трое обчищенных ими женщин и двое мужчин, продав свои квартиры, отправились вслед за ними. На них теперь лежала ответственность за чистотой в квартире, приготовление пищи, ну и удовлетворение сексуальных потребностей святого отца и его помощника.
 Михаил спросил: -  Сегодня у нас, что там по плану?
   Васёк пил меньше, чем его патрон, поэтому помнил, что планировали с вечера: - Как что? Будем закладывать церковь.
- Ага, важное дело, важное.
   В это время в дом вошла Роза. Она с ходу возмутилась:
- Так, вы опять с утра квасите!?
- Не ори, Роза, паства услышит.
-  Да фиг с ней, с паствой!
- Зря ты так говоришь. Паства – это не только бестолковые люди, но и их деньги, так что паству не обижай.
Васёк  пояснил: - Мы не пьём, мы похмеляемся, а это святое. Прости господи!
Роза продолжала негодовать: - Столько дел сегодня, а они сидят, водку жрут! Всё на моем горбу хотите в рай вылезти?
Михаил поморщился: - Что ты разоралась с утра?
- Что? Когда мы раскрутим до конца эту баронессу? У ней бобла в загашнике - как у Абрамовича. Говорят, у ней в Англии даже замок с прудом был. Не спустила же она все эти бабки на покупку этой своей халупы?
- А что мы должны для этого делать?
- Да, что? Ну, давай, за помин похмелья. 
Они выпили еще по рюмке, ковырнули колбасу. Роза отобрала у них бутылку. 
- Ты бы хоть раз побеседовал с ней лично, повнушал, что церкви нашей нужны деньги. Раскрутить её надо!   
Михаил величаво склонил голову: - Вот сегодня и раскрутим. Скажем, что деньги нужны для построения храма. Главное, сделать вид, что мы этот храм, в самом деле, будем строить. Паства для проповеди собралась?
-  Готовы. Ждут уже. Баронесса тоже тут. Ты, главное, на неё смотри, когда вещать будешь, а не зыркай на молодух что поцветистей!
Михаил поморщился: - Да уж больно она страшная, чтобы на неё долго смотреть. Как с ней только этот киргиз живет? Это прямо таки чудо какое-то.
- Пошли! Киргиз… сами вы  как киргизы. 
Михаил сделал суровое лицо, откашлялся, и вышел на крыльцо.

Во дворе его уже ждали человек тридцать жителей деревни Домовёнково. Михаил начал внятно, с чувством, с расстановкой: - Братья и сёстры мои! Возблагодарим бога, что день новый наступил, солнце взошло, и роса окропила эту счастливую землю деревни Домовенково. Возблагодарим всемиловейшего господа бога, ибо не всегда так будет. Вижу я скорый конец света, а с ним и суд самый страшный, после которого праведники полетят на небо, а грешники покатятся в разверзшиеся земные тверди. И чтобы не пойти по пути антихриста нужно молиться упорно, долго, жить праведно, и по наущению божьему. Весь мир погряз в грехе садомском, в грехе стяжательства и гордыни! Но есть надежда на спасение, и пойдёт она отсюда, с этой благословенной деревни! Ибо господь выбрал её  последним оплотом своей веры. Ибо как сказал Иисус: «Будет день, когда первые станут последними, а последние – первыми». И предстоит нам святая миссия отмолить грешные души россиян у властителя.  Приступим же, братия, к утренней молитве!
  После «Отче нас» Михаил провозгласил:
-  А сегодня у нас, братья и сестры, большой день. Мы заложим первый камень в основании нового храма! - Голос проповедника от проникновенного возвысился до  громогласного. - Храма, из которого мы напрямую проследуем в царство небесное! Ибо только у нас истинная вера и истинный путь на небеса! Разбирайте, братья и сёстры, лопаты и хоругви. Пойдём в путь с молитвами и песнопеньями!
   Через несколько минут толпа последователей нового учения с пением псалмов, хоругвями и лопатами двинулась к другому концу деревни. За время этого шествия к ним присоединились ещё человек двадцать домовёнковцев. Среди всех этих бабушек каланчей торчала баронесса Анна-Мария Томсон, рядом следовали Валька и Колька. Судя по выражению некрасивого лица баронессы, она пребывала в каком-то радостном трансе. Правда, это лицо слегка изменилось, когда они достигли искомого места. Место это выбирал Васёк, и он был не в курсе, что в народе его зовут Кольшиной поляной. Зато это хорошо знала сама Анна-Мария. Именно здесь она впервые познала радость настоящего общения с мужчиной. Увидев, куда привел паству отец Михаил, баронесса заволновалась, начала оглядываться по сторонам.
- Провозгласим же молитву господу богу нашему, чтобы он помог нам в нашем святом деле! Отче еси на небеси!... 
В толпе же прихожане так же шушукаются между собой. Особенно три бабушки подружки.   
- Это ж Кольшина поляна.
- Да, именно Кольшина поляна.
- Место хорошее.
- Да место то хорошее, только занято оно уже.
- Да это точно. Ты же по молодости к Кольше бегала на свиданки?
 - Кто? Я?!
- Да ты, ты. Все это знают. За это Лёшка тебя и лупил, муж твой покойный.
- Нет, он её за Сашку Токарева лупил. А за Кольшу он её голой по все деревне с ухватом гонял. Чуть не убил. Мой тогда у него этот ухват отобрал, жизнь Машке, можно сказать, спас. 
- Ой-ой! Всё-то они знают и всё они помнят! Когда же вас склероз с моразмом разобьёт?  Не дождусь никак.
- И не дождёшься! Только после тебя!
- А может и хорошо, что храм здесь встанет? Может в вас совесть наконец проснётся и вы забудете все грехи других людей.   
 Окончив молитву и выйдя на самую середину поляны, Михаил торжественно провозгласил:
-  Здесь, на этом прекрасном месте, будет воздвигнут храм истинной веры! С вашей помощью мы его построим. Да будет так!
   Проповедник поднял вверх лопату и со всей силы вонзил её в землю. Лопата вошла в землю по самое древко, но когда глава церкви попробовал вытащить её, это ему не удалось. Михаил надрывался, лицо побагровело, но вытащить кусок дёрна, или хотя бы саму лопату ему так и не удалось.
- Да… что ж это такое!
- Вытаскивай, что пыжишься то? – Шепнул Васёк. 
- Никак. Тяжесть такая, что не вытащишь
На помощь кинулся Васёк. Он попробовал обкопать кусок заявленного к уничтожению дёрна, но лезвие его лопаты отскакивало от травы так, словно это была танковая сталь.
Роза шепнула Ваське: - А ты что, обессилил что ли? Водки надо меньше жрать. 
Васька скривился: - Ага, сама попробуй. Как в железо долблю. Вон, от травы отскакивает!
-  Дай сюда, немощный!
Роза отобрала у Мишки орудие труда, и по методу отца Михаила, подняла лопату и со всей силы вонзила её в землю. Вопреки ожиданию толпы лопата вошла в землю, и даже через чур хорошо вошла. Земля словно расступилась и не только лезвие лопаты, но и сама Роза по самый пояс провалилась под землю, да так, что платье её задралось, и снаружи торчали только её толстые ноги, обнажив все залежи целюлита, верикоза и не очень чистые трусы. Затем земля сомкнулась, и весь этот верикоз начал отчаянно сучить ногами. Несколько секунд все домовёнковцы, совершенно обалдев, наблюдали за этим бесплатным шоу, а потом кинулись помогать женщине выбраться наружу. Увы, Роза застряла под землёй примерно так же, как до этого застряла лопата старца Михаила. Женщины и мужчины пробовали тащить её за платье, но только разорвали, превратив его в юбку. Время шло, и ноги Розы  начали шевелиться всё медленней. Тогда Михаил крикнул:
 - Мужики! Все сюда! Дёргайте её вверх, дёргайте!
В толпе кроме него оказалось ещё шестеро мужчин. Один из них был, как ни странно, Колька Скоков. Пока остальные тянули Розу за ноги, Колька отошёл в сторону и тихо сказал: -  Кольша, ну ты чего? Кончай шалить. Она же там здохнет, мать её кенгурятину.
  В это же мгновение Роза пробкой вылетела из своих оков. Лицо  её было в земле, особенно пострадали её могучие еврейские ноздри. В каждой поместилось не менее ведра добротного чернозёма. На то, чтобы отдышаться и прочихаться ей понадобилось не менее получаса. После этого уже никто из пришедших не решился пустить в ход лопаты. А деревенские перешёптывались:
- Не хочет земля принимать новый храм.
- Беда!
- Да место то неудачное, бедовое.
Вмешалась и Анна-Мария: - Ага, Кольша не допустит тут ничего строить. И не надо!
- Тут даже деревья нельзя рубить. Вон, помните, тех дровосеков, что чуть в психушку не попали. Один до сих пор с Машкой Коровой живёт.
- Да вон он, в толпе стоит. И Машка сама тут.
- А киргизы те? Ни одного ведь дерева не срубили, не смогли. Мишка ведь подтвердит. Мишка? 
Мишка закивал головой: - Да-да! Я сам тут чуть с ума не протопал.
Анна-Мария поправила: - Миша, надо говорить не «с ума протопал»,  а «с ума прошелся».   
Бабушки хихикнули.
-  Ага, пробовали тогда эти три брата, сами еле выжили. Сгинули в тюрьме.
- Не то место они выбрали, ой не то!
- Истинно не то.
Паства постепенно потянулась назад, в деревню. В арьергарде колонны плелись три основателя новой церкви. При этом Михаилу показалось, что его раза три кто-то изрядно так пнул. И нога эта была не менее сорок шестого размера. Но как он ни оглядывался, никого не видел.
Васёк же постоянно спотыкался и через раз падал. С Розой была другая история. Как ни придерживала она свою «новую юбку», та постоянно сползала с её крутых бедер, обнажая всё тот же целлюлит и варикоз. И как раз в эти моменты мошенницу кто-то щипал. Да так хорошо, что дама взвизгивала от боли, и пока она шла до своего дома, у Розы образовалось с десяток новых синяков.

Остаток дня все трое потратили на то, чтобы привести себя и свои нервы в порядок. Для Розы это было путешествие в баню, для мужиков – два литра водки. Пока Роза отмывалась, она три раза ошпарилась, и два раза на неё упала кочерга. Кроме того когда она вытерлась и начала одеваться, на неё кинулась с полки здоровущая, наглая мышь. Мышей Роза боялась даже большее прокуратуры, в результате она так ломанулась  из предбанника, что одновременно ударилась об притолоку головой и споткнулась об порог. Вывалившись из бани туловищем вперед, она пару минут ползала по земле, ничего не соображая. Потом она оделась, под удивленными взглядами паствы мужского рода, как раз взявшимися рядом с баней рубить дрова. Хромая, она вернулась в дом, где устроила разнос своим подельникам.
-  Вы чего, опять водку лопаете?!
Михаил был категоричен: - Мы не лопаем, а стресс снимаем. Ужас такой пережили.
Васёк поддел Розу: - Да. Особенно смотреть на твои грязные трусы.
Роза сама налила себе водки: - Стресс у них был! Это у меня стресс был! Я там чуть не здохла под землёй, а вы не шевелились меня вытаскивать!
- Мы не шевелились?! Мы тебя тянули всей деревней! Чуть не надорвались.
- Истину Васёк глаголит! Я думал, жилы порву. А скажи вот, Роза, зачем ты под землю нырнула? Что тебе там надо было?
Роза поразилась: - Я нырнула?! Что бы  вы оба так ныряли! Это нечистая сила меня туда затащила. Знали бы вы, как это страшно - живой быть закопанной! Бежать надо из этой деревни, бежать! Плохое это место!
Васёк отмахнулся: - Да ладно тебе! Только устроились, дело пошло. Сколько у нас лохов в разработке?
Роза припомнила: -  Шестеро. Двое уже дома продают, нашли и покупателей, ждут документы.
Михаил многозначительно поднял вверх палец: - Вот! И куда мы отсюда уйдём? Нет! Завтра я буду эту деревню крестить.
Роза спросила: - Где? На пруду?
 - Да, на пруду, где же еще? Будет у меня новая Иордань.
Он обратился к Ваське. - Там народ то у нас работает?
-  Всё заряжено. Трудно было, дорого, но сделали.
- Надёжно?
- Ещё как. Я сам проверял. Сделали намертво.
- А туман зарядили?
-  Да, сразу с двух концов, чтобы ветер не сдул. Никто из местных ничего не поймёт.
-  Ты там только подстрахуй меня, а то я плавать-то не умею.
- Ну, ты же в мою лодку войдешь. Всё, решаем?
- Да. Сейчас я объявлю это на вечернем молебне.
На вечернюю молитву народу пришло гораздо меньше, чем на утренний молебен. Традиционно прочитав «Отче наш» Михаил провозгласил:
- Бесовские силы овладели вашей деревней, бесовские.  Но завтра этому придёт конец! Я объявляю, что завтра на рассвете я крещу всех, кто хочет попасть в царство небесное. И отринет тогда от деревни нечистая сила! Станет деревня святой и поистине дорогой в рай! Приходите все к восходу солнца в чистом исподнем. Я к вам явлюсь как Христос, шествуя по воде.

На следующее утро на небольшом местном пляжике собралось человек сорок желающих креститься. Было ещё прохладно, всё же май месяц, над прудом стоял невероятно сильный туман, так, что и воды под ним не было видно. Среди толпы, конечно, была и Анна-Мария Томсон. Её вера в нового святого слегка пошатнулась, но сегодня она ждала от нового обряда нечто необычное, что должно было вернуть ей её новую веру.
Васька был уже на берегу, сидел, покуривая, в лодке. А среди толпы витийствовала Роза.
- Вчера я попала лопатой в подземную пещеру, не повезло мне. Храм будем строить в другом месте, там, где земля более надежна. А сегодня отец Михаил вам новое чудо свершит. Пройдет он по воде, аки по суху. Только истинные святые способны на такое! Давайте же взнесём молитву отцу нашему новому спасителю – Михаилу!
   Молебен, как обычно, был краток и прост – всё та же молитва «Отче наш». И с последним «аллилуйя» Роза крикнула:
- Вот он, вот он - наш новый Христос!
И действительно, из тумана на середине пруда появилась фигура в белом. Михаил шёл по воде, как посуху, вознеся вверх руки. Ноги его скрывал туман. Полпа ахнула и повалилась на колени. Колька Скоков, так же присутствующий при этом шоу, буквально не поверил своим глазам, даже затряс головой, аж бычок выпал из его губ. Он уже сам был готов упасть на колени, когда Михаил вдруг как-то странно подпрыгнул, потом ещё раз, сдавленно хохотнул, затем пошатнулся, потом ещё раз, а потом просто упал и начал тонуть. При этом он тщетно пытался зацепиться за что-то явно твёрдое, но руки соскальзывали, словно кто-то их разжимал. И тогда святой человек заорал во все горло: - А-а-а! Спасите! Васька!
   Васька, выкинув бычок, столкнул свою лодку в воду и начал судорожно грести к тонущему человеку. А с тем происходило что-то странное. Он, то исчезал под водой, но тут же буквально выпрыгивал из неё, причём складывалось впечатление, что Михаила кто-то, просто выбрасывал из водной стихии. До того, как Васька догрёб до него, старец лишился своих белоснежных одежд. Судорожным движением он уцепился за борт, и когда переползал в лодку, лишился и последнего исподнего. При этом Васька был готов поклясться, что видел как минимум две пары женских рук. А ещё хохотнул женский, прокуренный голос, и расслышал Васька чёткие слова: -  О, Пашка, смотри какие классные трусы! В цветочек.
- Тащи! У нас таких в коллекции нет!
   Васька начал торопливо грести к берегу, при этом лодку раскачивало так, словно на пруду бушевал девятибалльный шторм. Кроме того, Михальчук вспотел от напряжения. Он грёб изо всех сил, а лодка едва двигалась. Куда-то исчез и туман, зато на другом берегу пруда проявилась какое-то устройство, в котором знатоки сразу бы опознали специальную машину для производства тумана для разного рода шоу и концертов. Рядом с ней суетились два человека, в которых прихожане быстро опознали двух мужиков из окружения святого отца. Они никак не могли понять, почему отказало это простое, можно сказать, примитивное приспособление. А ещё из воды всплыло громоздкое сооружение, напоминавшее длинный ящик метров пяти, одна сторона которого была изготовлена из прозрачного оргстекла. Именно по нему и шёл лжесвятой, только до той поры, пока русалки Пашка и Сашка не стали его щекотать за пятки. Шоу, которое три дня готовилось втайне от всех, по ночам, пошло прахом. А лодка все-таки достигла берега, Михаил в панике выпрыгнул из неё. На неудачливом ходоке по водной глади сейчас был один крест, так что паства смогла вдоволь налюбоваться многочисленными татуировками на теле Заруцкого. Были тут и купола, и русалки, обвивавшие лезвие меча. Но когда он на самом косогоре поскользнулся и упал, всем домовёнковцам явились два чёрта-кочегара, подбрасывающих лопатами уголь в топку на ягодицах Михаила. Роза поспешно набросила на тело своего подельника сутану золотого цвета, но было уже поздно. Споткнувшись ещё раз, часть пути бывший старец проделал на четвереньках, отчего кочегары особенно интенсивно начали подбрасывать уголь в свою странную топку.
  Репутации святого пришёл конец. Деревенские не били и не проклинали самозванцев, они просто хохотали до коликов в животе, так всех насмешили эти самые кочегары. Часть «паствы» просто упала на землю, и каталось на ней. Хохот стоял над прудом ещё долго!
- О! Майн гот! Какая же я есть дура, что я поверила им, - особенно чётко донеслось до ушей Кольки. 

До своего дома они добежали быстро, даже Роза со своей одышкой и лишним весом не сильно отстала от своих мужчин. Здесь Заруцкий прежде всего торопливо оделся в цивильно платье, то же самое в разных комнатах делали и все остальные – пришло время делать ноги. А потом все трое встретились в зале, около шкафа. Именно здесь троица хранила свой общак. Михаил вытащил солидный, советских ещё времён чемодан, кивнул, было, в сторону выхода, но потом вдруг резко остановился, нехорошо глянул в сторону своих подельников.
-  Ключ! Где ключ от чемодана!? – Спросил он. 
-  А твой где?
- Утопил в пруду.
  Васька торопливо снял с шеи ключик на шёлковом шнурке. Михаил поковырялся в замке, и, откинул крышку.
- Что б тебя наизнанку вывернуло!...
 Чемодан был пуст. Были там несколько бумаг, какие-то глупые облигации, а вот ассигнаций не было. Ни одной.
Михаил обернулся к Ваське:
 - Ты, скотина, ты, куда девал деньги?
Васёк обиделся: - Я девал?! Я никуда не девал. У тебя тоже был такой ключ. Только ты его якобы в пруду утопил.
- Ты мне мозги не парь! Я деньги не брал, у Розки ключа не было, значит это ты всё ска****ализдил! Ты – ворюга, отдавай бабки!
  Решив, что Васька плохо понимает его слова, он упустил в ход свой основной козырь – кулак. Васька ему ответил, и хорошо ответил – из носа бывшего старца потоком хлынула кровь. Тут уж они схватились не на жизнь, а на смерть.
- Ах, ты драться? На тебе!
- Ты на кого руку поднял, ишак занюханный?!
-  Ты – гад! Ещё и обзывается! Сам скотина!   
- А ты – вор!
- Самозванец!
- Козёл вонючий!
- Петух зоновский!
- Сам-то кто! Деньги гони, сволочь! 
 Они крушили друг о друга столы и стулья, пустые и полные бутылки, потом просто сплелись в один узел, и в таком виде выкатились на крыльцо дома, затем скатились по ступенькам и продолжили драться во дворе. По очереди они оказывались сверху и от души лупили того, кто лежал снизу.
-  Отдай деньги, сволота! - Орал Михаил, лупцуя Ваську. - Это мои деньги!
- Твоего тут ничего нет! - Вопил уже Васька, оказавшийся сверху, и долбивший бывшего святого по уже не иконописному лицу. - Это мы с Розкой развели этих лохов, а ты только мордой своей уголовной торговал!
  В это время в доме раздался дикий крик Розы. Женщина очнулась от ступора, в который её ввело исчезновение капитала, и начал рыться в чемодане. Подняв бумаги и облигации, Роза обнаружила две вещи: во-первых, дырку в днище чемодана. А во-вторых, автора этой дырки – здоровенную, удивительно наглую мышь. Она не только не испугалась живого человека, а наоборот, прыгнула Розе на голову. Такого ужаса женщина не испытывал с прошлого ареста, и серый комочек меха вызвал больший ужас, чем тот наряд милиции, что задержал её в Воронежском аэропорту.
  Роза выбежала во двор, споткнувшись на пороге, и как раз вовремя. Во-первых, их бывшие подручные уже разбирали лопаты и грабли, чтобы бить бывших святош. Кроме того, прямо во двор въехал полицейский Уазик, из которого кроме наряда полиции выбрался мужчина в мундире красивых цветов прокуратуры.
- Михаил Заруцкий, Василий Михальчук, Роза Михельсон? Наконец-то мы до вас добрались. Вы задержаны по подозрению в мошенничестве в особенно крупных размерах. Вот ордер на ваш арест. 
   Так, что Заруцкому и его подельникам надо было благодарить судьбу, что правоохранители приехали так вовремя. А то бы разъяренные прихожане с вилами и граблями оставили им мало шансов встретить новый день. А так все мирно дали показания на своих бывших благодетелей, и тех увезли в областной центр в СИЗО.
  Когда же бывшие сектанты начали прибираться в разгромленном доме, они обнаружили, что мусорное ведро буквально забито купюрами самого разного достоинства. Пересчитав деньги, поругавшись, едва не подравшись, они всё же поделили деньги поровну и очень быстро рванули из негостеприимной деревни к себе в столицу.

А где же всё это время был Филька? О, домовой был очень далеко от родного дома, за несколько тысяч миль от Домовёнково. Если кто думает, что живет вся эта древняя сила просто так, сама по себе, то сильно ошибается. У хранителей тоже есть свой колхоз. Вызвали Фильку как-то на Кольшину поляну, засунули в дупло самого древнего дуба и начал он общаться по спецсвязи с московским руководством. Голос самого древнего ведака Кова звучал в дупле как колокол, и недаром. Сын Руса и внук Даждьбога, он ещё при Владимире Красном Солнышке руководил войском лешаков, не давших дивам из Дикого поля поселиться в российских лесах. Раздолбали тогда лешаки и домовые импортную нечисть под корень, причем задолго до битвы на Куликовом поле. С тех пор Кова ушёл под землю и сильно разросся. Знающие люди утверждают, что его портрет с усами,  волосами и бородой странным образом повторяет карту московского метро.
И вот ведак Кова вещал: - Домовой Филька, вы направляетесь в командировку на всемирный конгресс хранителей от России.
Филька опешил: - Почему я? Я же еще так молод! Мне всего двести пятьдесят три года. Я могу поступить только в нечистый комсомол.
Ведак был непреклонен: - Нет, ваши успехи в освоении фундаментальной наукой не укрылись от наших глаз. Нужно внести новую, свежую струю в этот заповедник гоблинов. А то они там совсем застряли в средневековье. Россия должна сказать своё веское слово на этом конгрессе! Мы в вашем лице должны показать новые пути развития нашего движения. 
Филька не понял: - То есть?...
- По нашему мнению хранители должны активно вмешиваться в жизнь людей, а то скоро нам некого и нечего будет хранить. Люди быстрыми шагами идут к пропасти, и наш долг удержать их от самоубийства. Вы согласны с такой постановкой вопроса?
- Абсолютно.
- Вот и донесите нашу точку зрения до этого собрания моразма и гнилья! 
- Хорошо. Я там буду один?
- Да. Другие депутаты не могут присутствовать на конгрессе по ряду весомых причин.
Филька понял, что ему не удастся отвертеться, и приуныл.
- И куда мне лететь?
- Это скалистый остров недалеко от Исландии. Название его я не выговорю, пришлю эсэмэской, жди дежурную сороку. Начало регистрации завтра, начало съезда в пятницу, в девять утра по Москве.
-  Хорошо, я там буду.
- Удачи тебе, и да пребудет с тобою… тьфу ты! Насмотрелся кино. Счастья тебе, брат!   
Филька с недовольным лицом выбрался из дупла, тут же подлетела  сорока, сбросила вниз кусок бересты. Сама она села на ветку и, высунув язык, начала отдыхиваться. Филька долго читал длинную надпись,  пожал плечами:  - Это и не выговорить.
И пошел к деревне.
По традиции все нечистые передвигаются одинаково – превращаются в пух чертополоха и летят себе, невзирая на ветер, в нужном направлении с вполне приличной скоростью. В эти дни все метеостанции мира зафиксировали странные аномалии, возникающие при самых разнообразных природных условиях. Так в условиях штиля и ясной видимости в Голландии вихрь неизвестной природы разнес в щепки три старинных мельницы и согнул в дугу пропеллер громадного ветрогенератора. В Англии пострадал старинный маяк, опять же в тихий, безоблачный день. При этом служитель маяка божился, что слышал после удара по деревянному фонарю голос, явно ругавшийся на неизвестном ему наречье, похожем на славянский язык. Мало того, странный смерч вернулся, и разнес в щепки остатки деревянной верхушки башни.
  Филька же решил не спешить. Он упаковал в свой большой чемодан - бывшую кожаную аптечку, грамм сто любимых сушек, стограммовый бутылёк с шестидесятиградусной настройкой Валькиного «шерри» - презент, на случай банкета.
В пух Филька так же не стал превращаться – ещё чего, двадцать первый век на дворе! Одел он на голову самодельный шлем из старой хромированной фары от мопеда, поднялся в воздух метров на сто, и так стартанул на сверхзвуке, что у него самого дух захватило от восторга. Заорал он от радости, да так, что в двух российских областях у коров молоко свернулось.
Пару раз Филька догонял пассажирские самолеты, с любопытством рассматривая прилипших к иллюминаторам туристов. А затем он ускорялся и уходил вперед, слишком уж мала была скорость этих воздушных каракатиц. Один раз Филька догнал импортный истребитель, пристроился рядом с кабиной, рассматривая летчика. Тот был в крутом шлеме, высотном комбинезоне, в специальных перчатках. Но посмотрев вправо от себя, летчик повел себя странно – начал трясти головой, лихорадочно щелкать тумблерами приборов, а потом резко увел машину вниз. Только тут Филька опомнился и включил режим «Стелс», или, по-простому – невидимости. Ругал себя при этом домовой последними словами из репертуара Вальки Кобылиной.
- Вот ведь чушка беспамятная! Меня, выходит, все видели! 
Его воздушное хулиганство невольно привело к вспышке интереса к НЛО. Пару туристов успели снять его полет на мобильные телефоны, а один даже на вполне приличный фотоаппарат. И снимок неизвестного объекта с конической, блестящей  головой и чемоданом в руке появился во всех газетах земного шара. Долго обсуждали этот феномен и по телевиденью.
А вот бедного майора ВВС Федеративной Республики Германия Карла фон Варовски из авиации комиссовали. А зря! Он, всего-навсего, нарисовал по памяти портрет Фильки, причем нарисовал хорошо, у парня были все данные стать хорошим художником. Но кто ему поверит, что полуметровый комок меха с фарой на голове и чемоданом в руке способен летать со скоростью в два раз превышающей скорость звука?
Но это было потом, а пока Филька летел в сторону Исландии. Островок, куда ему надо было приземлиться, был небольшой, скалистый, и абсолютно непригодный ни к чему. Так, бывший вулкан, слегка припорошённый снегом. Человек бы не заметил ничего, а вот для Фильки всё было просто и ясно. Он притормозил, сделал над островом круг и влетел точно в пещеру, только на секунду открывшуюся лично для него в отвесной скале.
  Внутри было темно, так что Филька перевёл дух, сунул под мышку свой крутой шлем, и пошлёпал в сторону света. Вскоре он вышел в огромный зал, и вот тут он заволновался как никогда. Такого наличия кровных родственников он ещё никогда не видел.
- Бог ты мой! Сколько же тут нас! Обалдеюшки!
Кого тут только не было! Самые древние представители рода маленьких творцов – гномы, раздували пытающие горны, и прямо тут же показывали своё искусство кузнечного мастерства, выковывая, кто боевые мечи, а кто ювелирные украшения. Как один горбатые, крючконосые, предки самих сыновей Ивалди, они так лихо махали своими громадными молотами, и было удивительно видеть какие тонкие, изящные изделия выходят из-под этих рук.
Дальше располагались гоблины и мохнатые, многоголовые тролли, сидящие на сундуках с немыслимым богатством. Часть из них была открыта для демонстрации. Глава компании «Де Бирс» сошёл бы с ума, увидев содержимое хотя бы одного такого сундука. Сапфиры, топазы, рубины и, конечно алмазы немыслимых размеров и красоты располагались в древних ларях из красного дерева, обитых медными полосами дивной красоты. Бриллиант, украшавший корону английской королевы, не был достоин храниться в таком ларе – больно маловат и мутен.
У маленького, толстенького Монасьелло, хранителя из Неаполя, одетого в красную монашескую одежду, сокровищ было несравненно меньше, но и этот свой мешочек добродушный красный падре держал так крепко, что не вырвал бы ни один тролль. Но Монасьелло едва не затоптали три уэльских коблино, грязных и угрюмых, тащивших гномам уголь в своих мешках.
- Поберегись, зашибём! – кричали они. – Разуй зенки, толстый! 
 Затем Филька совсем растерялся. Сотни представителей самых разных служителей толпились в пещере: наккеры из Англии, эрдлауты, стиллфокки из Германии, тролли, бергфолки, хульдрефолки из Скандинавии, ниссе из Дании и Норвегии. Лютины прилетели из Нормандии, изящные дуэндэ из Испании, носастые, чёрные как жуки, питикосы  из Греции с непременными копьями в руках. Швейцария была представлена напфханами, таким же трудолюбивыми и чистоплотными крестьянами, как и сами швейцарцы. Особенно выделялся кларикон – ирландский отшельник, редкий щёголь, сидевший на огромной бочке эля, и непрерывно поглощавший этот же самый напиток. При этом его столь же непрерывно поносил ирландский же лепрехун –  редкий по мастерству сапожник, тачавший сапоги без отрыва от ругани в сторону собрата лентяя.
- Тунеядец! Алкоголик! А ещё брат называется! Слезь, хоть дратву мне посучи!
- Отстань дуболом! Моя жизнь – наслаждение!
Были тут и славянская родня Фильки: анчутки, злыдени, наречники, хмарники и даже внук Вия в желто-блакитных плавках. К ним Филька не подошёл, репутация у этих родственников была не самая лучшая. Слева от себя домовой рассмотрел кучку гостей с востока, двух дивов и одного джинна. Он, то поднимался над своим транспортным средством – старинной лампой, до размеров воздушного шара, то сжимался до размеров использованного презерватива. Филька сначала не понял предназначения двух громадных ванн, пока над одной из них не возникла жуткая морда сирены, старинной владычице морей и океанов, в свое время едва не угробивших своими дивными песнями Одиссея. Признаться, водяной Вовча по сравнению с этой сиреной смотрелся как ангел красоты по сравнению с демоном подземелья.
И тут Филька растерялся. Он не знал, что ему дальше делать, в этом водовороте собратьев. Взгляд его случайно упал на небольшой столик, за котором сидела брауни божественной красоты. Круглое личико, большие, голубые глаза, пухлые губы, золотистого цвета не то волосы, не то шерсть, и прелестные, розоватые ушки, так похожие на форму ушей самого Фильки – широкие снизу, и утончавшиеся вверху. От Филькиных ушей они отличались изящными кисточками на конце, навроде рысьих. А самое главное, когда брауни улыбалась, на щеках этого изумительного создания сияли такие очаровательные ямочки! Увидев такое небесное создание, Филька просто растерялся, застыл, как вкопанный. Дама же улыбнулась, стрельнула глазками, а потом спросила: - Вы уже есть регистрироваться?
Надо особенно сказать, что хотя все хранители древних традиций говорили каждый на своём языке, но все прекрасно понимал друг друга. Тем более что брауни говорила на русском, только с сильным немецким акцентом.
- Нет ещё.
- Тогда идите ко мне, комен! Я вас есть запишу.
Филька двинулся к чаровнице, и встретился взглядом со стоящим рядом со столиком худощавым гномом, горбоносым, в сильно выцветшем красном берете. Взгляд этот не предвещал ничего хорошего, но затем гном отошёл в сторону.
- Вы кто есть у нас?
- Я есть Филька, домовой, Россия. А вы кто?
- Я Вельда, брауни.
- Немка?
- Не совсем. У меня папа – немецкий баубах, а мама ирландская брауни.
- Какая вы красивая!
Девушка зарделась от такой прямой похвалы, даже глазки опустила.
- Данке шён. Спасибо.
-  А кто это был? – Спросил Филька, кивая в сторону угрюмого гнома. 
- Это Красный Колпак. Жуткий тип, киллер, наёмный убийца. Видели его колпак? Время от времени он должен его красить свежей человеческой кровью. Он мне надоел своим угрюмым ухаживанием. Зовёт меня замуж, а мне так не хочется жить с таким жуткий киллер.
- Ну, если не хотите за него замуж, так не ходите.
-  Родня моя согласна, а я найн.  Нет.
- Тогда за меня замуж выходите.
Вельда ещё больше зарделась от такого прямого предложения.
- Я…я…
Что хотела сказать Вельда Филька так и не узнал. В этот момент раздался громогласный голос одного из гоблинов:
- Господа делегаты, прошу приступить к работе! Для начала нам нужно выбрать президиум и определиться с регламентом.
  Процедура избрания президиума в любом бюрократическом обществе скучна и однообразна. Барг – так звали гоблина, зачитывал имена, все дружно поднимали руки, или что там у них было, выборщики выходили и рассаживались на возвышении в центре зала. По правую сторону от Берга сел лысоватый домовой в очках, смокинге и бабочке.
Гоблин, сосед Фильки, сообщил соседу троллю: - Это домовой американского Белого дома! Он с самим президентом на короткой ноге.
  Фильку это мало волновало - он продолжал  любоваться красотой девушки, поэтому не сразу среагировал, когда председатель назвал и его имя. Прийти в себя ему помогла Вельда.
- Идите-идите в президиум, вас же назвали! Шнеллер!
   Она подтолкнула Фильку вперед, и тому пришлось подняться на подиум, и устроиться среди этого редкостного пантеона нечистой силы. По правую руку от него уселся древний трехголовый тролль из Норвегии, поросший мхом до самых глаз. А по левую руку стояла ванна, в которой находилась то самое морское чудище - сирена, родственник русалок, и водяного Вовчи. Даже у привычного ко многому Фильки шерсть дыбом встала от такого соседства.
Нельзя сказать, что ему вообще понравилось заседать в президиуме. Стул, так же как и стол, был вытесан из местного камня, поэтому холодил его задницу, навевая Фильке печальные мысли о грядущем геморрое. Чтобы как-то обезвредить себя от этой человеческой болезни, Филька сосредоточился на том, чтобы мысленно собрать и установить в стуле систему обогрева по типу обычного автомобильного кресла. При этом источником питания он сделал своего земноводного соседа, благо именно от него пошли все эти электрические скаты и угри. Да и ёмкость у него было достаточное, добрых шестьдесят ампер, как у хорошего аккумулятора. Правда, тот быстро, часа за два подсел, но Фильке этого вполне хватило. А вот его многожаберный сосед так и не понял в чём дело, и только изумленно таращил по сторонам глаза и трясся от холода в своей стремительно остывающей ванной.
 После окончания всех процедур Барг зачитал повестку дня:
- Итак, основной доклад. Регламент – час двадцать минут. Затем прения, десять минут на каждого выступающего. Затем у нас обед. Потом продолжение прений с перерывом на кофе-брейк.
   Доклад делал тот самый древний тролль с тремя головами, сидевший по правую сторону от Фильки.
- Основной вопрос нашего времени, какую роль нам надо занимать в современном мире. Было время, когда нас боялись и с нами боролись. Затем уже мы долго и безуспешно пытались завоевать расположение людей. Мы делали за них людскую работу, и на полях, и по дому, и были нужны. Нас уважали и с нами считались. Но потом люди придумали механизмы, машины, и мы стали им не нужны. Сейчас мы столкнулись с проблемой, что в нас уже просто никто не верит. Как вы думаете, это хорошо, или плохо?
 Ему ответил румяный немецкий баубах: - Это хорошо, потому, что теперь люди охотятся за необычным, и нас, если поймают, учёные просто препарируют, как лягушку или жабу.
Затем слово взял Красный Колпак.
- Для того, чтобы нас стали уважать, нужно, чтобы нас снова начали бояться. Надо погрузить мир в страх и ужас, чтобы людишки как в былые времена боялись выходить ночью из дома, чтобы в страхе тряслись в спальне от каждого шороха. А для этого нужно их убивать, убивать и ещё раз убивать!
  Ирландца поддержали многие, в том числе и потомки Вия. Фильку мало занимали все эти дебаты, гораздо больше его волновали голубые глаза бесподобной брауни. А, та, словно нарочно, устроилась в зале как раз напротив него и откровенно строила Фильке глазки. Как оказалось, это увидел не только Филька.
Через два часа Барг объявил: - Итак, господа депутаты, перерыв на обед! На всё про всё у вас полчаса!
  В перерыве, когда все пошли перекусить, Филька почувствовал сильный толчок в спину и тихий шёпот, больше похожий на змеиное шипение: - Ещё раз на неё взглянешь, и я всажу тебе сюда же клинок.
   Красный Колпак прошёл мимо, к столу раздачи пищи, и Филька не удержался, чтобы не ответить. Миска горячей фасоли, поданная ирландцу полной швейцарской напфханкой, почему-то не нашла руку Колпака и упала на его ноги, после чего тот долго прыгал и отплясывал какой-то свою ирландский танец. Ему даже зааплодировали, подумав, что это концертный номер.
- О, а то, что будет концерт художественной самодеятельности, Барг не говорил! – Сказал, хлопая руками-ветками старый тролль. 
Массариоли тоже всё понравилось: - Как называется эта пляска? Я хочу сходить на концерт этого артиста!
Лепрехун подсказал: - Это же настоящая ирландская джига!
- Это было зер гуд, здорово, - хихикнул сзади Фильки ласковый голос Вельды.
Филька отмахнулся.
- Это было очень просто, есть припарки и лучше. 
Вельда озаботилась: - Сейчас он будет тебя искать.
- Не найдет. Я включу свою защиту. Садись поближе ко мне.
- Но обед?...
- У меня есть кое-что повкуснее вареной фасоли.
- Хорошо.
 Они отошли в сторону, Филька включил режим невидимости, и не тот, что был обычен для всех хранителей, а свой, усовершенствованный. Так что Красный Колпак со зверским лицом три раза прошёл мимо них, но так и не увидел.
 Филька подал даме сушку: - Попробуй вот это.
- О, как вкусно! Как это есть называется?
- Это сушки.
- О, как прелестно! Суски… Надо запомнить.
А Филька налил в наперсток немного шерри. 
- А это чтобы аппетит был лучше.
- А это как называется?
- Одна знакомая мне английская баронесса называет это шерри
- Шерри? Это вишня?
- Да, на вишне.
- Я есть люблю вишню.
Филька предупредил: - Только это надо пить залпом.
Вельда не поняла: - Как есть пить зал-пом?
Филька был терпелив: - Именно что залпом! Сразу, все!
  Он даже показал рукой. От такого напитка Вельда сначала задохнулась, потом засмеялась. Затем Вельда  вытаращила свои и так громадные глаза.
- Как забавно всё есть стало! Весело! Я в первый раз в жизни пригубила шнапс.
- Почему? У вас в Германии есть своё общество трезвости?
- Найн. Мне до этого было нельзя, я ещё слишком молода. Мне всего двести тридцать лет.
Хотел, было, и Филька пригубить шерри, но вдруг нахмурился, сосредоточился. А Вельда, слегка окосев, продолжала лепетать:
- Ты мне есть сразу понравился. Но у нас, на Западе, не принято сразу так в лоб объявлять о своих симпатиях, нихт. Тем более, сразу предлагать идти замуж. Если хочешь, то можешь попросить мою руку и сердце у моего папы, вон он, делегат от Германии.
 Папа, немецкий баубах, удивительно похожий бородой и волосами на Карла Маркса, как раз проходил мимо, беседуя с каким-то троллем из Норвегии.
- Я обязательно попрошу его об этом, но пока есть дело поважней.
Вельда обиделась: - Ты есть не хочешь на мне жениться?
Филька: - Я не только хочу, но и женюсь. Но есть дела более срочные.
- Какие?
Филька выглядел озабоченным: - Пора с этого острова делать ноги. Тут становиться опасно.
  Как раз в это время последовал сигнал к продолжению конгресса. Все заняли места, Барг, откашлялся, чтобы начать дебаты, но тут слово взял Филька: - Прошу прощения, господин председатель, но есть важное сообщение. Над нашим островом уже полчаса кружит вертолет, и на него готовиться высадиться группа вооруженных людей.
Барг опешил: - Что им надо?
Филька пояснил: - Люди из Америки засекли из космоса на острове сильное физическое поле непонятной для них природы. Сейчас сюда послали взвод морской пехоты, но это ерунда. К нам на подходе основные силы четвёртого американского флота во главе с авианосцем «Нимиц».
- Они опасны?
- Эти, с вертолёта - нет. А вот на кораблях есть сканеры для нахождения этого поля. Они не понимают, что это такое, но нас могут обнаружить и если не пленить, то перебить.
Барг расстроился: - Что же нам теперь делать? Мы не можем так быстро отсюда убраться. Может, вы, мистер, сможете разрешить ситуацию? - Берг обратился к своему американскому коллеге. - Один звонок президенту, прошу вас!
Америк-хаус заёрзал: - Я…я… забыл свой мобильник в Овальном кабинете. 
Барга это не проняло: -  Я дам вам свой.
  Берг достал из-под стола нечто, похожее на сгнивший сучок, но американец уже бежал к выходу, на ходу срывая с себя бабочку и смокинг.
Неожиданно вперёд вышел Красный Колпак:
- Надо всех их перебить! Кто за мной, кто готов покрасить свой колпак в человеческой крови?!
Старый тролль проскрипел: - Этих ты убьешь, но что ты будешь делать с кораблями?
 Но Колпак продолжал неивствововствовать: - Наши морские браться разобьют их корпуса и оторвут винты! Да ведь, глава сирен?
  Увы, глава сирен покоился в анабиозе, вмёрзнув в глыбу льда. Это Филька забыл выключить на перерыв обогрев своего кресла и окончательно посадил аккумулятор сирены.
Сильно заволновались гоблины и тролли со своими сундуками драгоценностей.
- Мы не успеем так быстро эвакуироваться!
-  Да, нам нужно для этого не менее часа!
Филька всех успокоил: - Спокойно! Мы сможем защитить себя. Есть очень простой, древний метод, называется он «хитрый туман». Я соберу всех морпехов в одно место и выкину с острова. А вот для кораблей может понадобиться вся ваша сила. Так что, давайте готовиться.
  В это время взвод морских пехотинцев упорно карабкался по склонам крошечного острова. На лицах морпехов застыло недоумение. Они совершенно не поняли приказа командования: «Локализовать остров, не выпускать с него ни одно живое существо». По прикидкам солдат такими существами на острове были ящерицы, морские птицы да несколько тюленей. Как их надо было локализовать, они понятия не имели.
Сержант так и спросил лейтенанта: - Командир, я не понял, что мы здесь должны делать?
- Приказ был просто: «Локализовать остров, не выпускать с него ни одно живое существо».
Сержант показал рукой на пару толстых тюленей: - Я видел тут только пару ящериц и этих тюленей. Командир, нам, что, нужно всех их это перестрелять?
- Почему?
Сержант настаивал: - Но нам, же приказали не выпускать с острова ни одно живое существо. А тут из живых только эти тюлени да птицы.
 - Сержант, если бы я сам что-то знал. В разговоре промелькнуло такое, будто здесь может быть скрытая база русских. Только как они могли её создать под носом у базы НАТО?
  Разговор морпехов прервало появление тумана. Это был необычный туман, он шёл не как обычно, с моря, а наоборот, стекал со скал вниз.
 Сержант сразу заподозрил неладное: - Что это такое…
Лейтенант был прост, как устав карабельной службы: - Всем надеть противогазы! Газовая атака!
  Туман был сильный, но краткосрочный. Когда он рассеялся, ни одного пехотинца на острове уже не было. Осталось только сложенное в одну кучку оружие, да мощная рация, из которой бурчал хорошо поставленный командирский голос: - Грин, доложите обстановку. Грин, почему молчите. Лейтенант Грин!
За сто пятьдесят миль от рации в рубке авианосца «Нимиц» дежурный офицер доложил адмиралу Стейку: - Господин адмирал, передовая группа морпехов не отвечает на наши вызовы.
Адмирал нахмурился: - Что с вертолётом?
- С ним всё нормально, через пять минут он вернется на корабль.
-  Что докладывает пункт слежения спутника НАСА?
- По их сведеньям аномальное излучение не только не исчезло, а сильно усилилось.
Адмирал несколько секунд раздумывал, потом приказал:  - Тогда подготовьте пару «Томогавков» с небольшим ядерным зарядом. В случае если мои парни погибли, они получат достойный ответ.
Офицер предложил: - Может поднять в воздух ещё и пару истребителей?
Адмирал согласился: - Да, и вооружите их ракетами «воздух-земля». Мы не должны никого выпустить с этого острова.
 Вскоре  пара F-16  поднялась с палубы авианосца в воздух и направилась к Исландии. Они облетели искомый островок, и пилот доложили командованию:- Мы не видим никаких следов морпехов. Хотя… Я, кажется, вижу на прибрежном камне рацию и оружие.
Адмирал не понял: - Кто-нибудь ещё там есть?
-  Никого.
- Хорошо, кружите над островом пока не кончиться горючее. Не выпускайте с него никого, сразу открывайте огонь! Мы должны успеть к вам как раз к этому сроку.
Адмирал ещё думал, что ему делать – сразу ударить по проклятому острову ядерным оружием, или попробовать его обычными ракетами, но тут его размышления прервал впередсмотрящий: -  Господин адмирал, прямо по курсу туман!
Адмирал удивился: - Туман? Откуда тут туман? Прогноз не обещал никаких осадков. Небо чистое, солнце как в Малибу. Проверьте этот туман на газы и радиацию!
  Увы, с моря действительно поднимался туман, да такой, что вскоре на авианосце шага нельзя было сделать, чтобы не врезаться во что-то на его палубе.
Адмирал занервничал: - Штурман, мы идём правильным курсом?
-  Так точно… хотя…
 За много километров от эскадры в огромном зале под землей сотни странных существ застыли в небывалом напряжении. Все их взгляды были направлены в сторону той самой хромированной фары от мотоцикла. Больше всего усилий пришлось приложить делегации Украины. Анчутки, наречники, и прочая нечисть, вилами и лопатами старались поднять разросшихся до колен веки Виёныша. А держал фару в руках забравшийся на стол президиума Филька. Он же мерно командовал: - По команде три. Раз, два, три!
  Коллективный разум сработал – из фары ударил луч, по цвету похожий на парное молоко. Он уперся в стену пещеры.
В этот же самый момент штурман авианосца «Нимиц» начал сходить с ума.
- Сэр… сэр… сэр…
Адмирал не понял:- Что сэр?! При чём тут сэр? Доложите по форме, лейтенант!
- Сэр… приборы показывают, что мы сильно сбились с курса.
- Как сильно?
- Сэр… мы… мы… мы сейчас находимся в Индийском океане.
- Блейк, у вас глупые шутки!
  Адмирал хотел сильнее выругать штурмана, но в это время сильный ветер сдул с палубы остатки тумана и адмирал Стейк увидел до боли знакомый силуэт острова Цейлон. А на его берегу бегали, прыгали и кричали от радости  тридцать солдат в форме морских пехотинцев.
- Это же… Цейлон. Майн гот! Я сейчас сойду с ума.
А в это время в пещере готовились покинуть остров.
Голос дежурного тролля равномерно повторял слова, звучала прерывистая сирен: - До начала эвакуации остается две минуты! 
Перед эвакуацией один из троллей подошёл к Фильке:
- Мы были рады познакомиться с таким могучим хранителем как вы, о, Филька. Мы знаем, что вы должны скоро жениться, и решили преподнести вам подарок для вашей невесты.
 Подарок оказался золотой диадемкой, украшенной всем набором драгоценных камней.  Были и другие подарки. Так лепрехун буквально за секунды стачал молодой паре чудные сапожки, а его главный недруг кларикон - подарил бочку бесподобного эля, которая одним хитрым движением руки уменьшалась до размера наперстка, и таким же движением принимала нормальные размеры.
- Эти сапожки никогда не сносятся!
- А  эль в этой бочке никогда не кончиться! 
Филька не понял: - Спасибо. Но как я её унесу?
Кларикон всё разъяснил: -  Нет проблем. Делаешь вот так, - он провел рукой по крышке бочки, и она уменьшилась до размеров наперстка. -
А потом проводишь рукой в другую сторону и она превращается в в бочку.
Филька был в восторге: - Здорово! Спасибо вам обоим! 
Голос тролля продолжал отсчёт: - До начала эвакуации остается одна минута!
Больше всех из американских вояк досталось пилотам двух штурмовиков. Перед ними в небо ударил столб пепла, огня  и лавы, зрелище было потрясающее. Им показалось, что в этом дыму летели  сотни странных особей, мало похожих на людей.
- Гарри, ты это видишь?!
- Да, Билл! О-о! Йо-хо-хо! Как это здорово! Я не видел в своей жизни ничего подобного!
- Это грандиозно! Как это похоже на карнавал гоблинов!
- Да, Джон, это прекрасно! Мы с тобой два счастливчика! Такое бывает раз в жизни! Смотри-смотри, вот это туча – просто вылитый тролль!
- Причём с сундуком!
- А что в сундуке? Золото?
- Непременно! Давай отберём! Ха-ха-ха!
 Тут в кабине первого пилота на панели начал мигать лампочка, а женский голос ласково произнёс: - Джон, у вас на исходе топливо. Его хватит только до авианосца. Немедленно берите курс на авианосец.
Пилот поблагодарил: - Спасибо, Сара, мы уже идём домой. Авианосец, мы возвращаемся.
Они совершили красивый вираж.
- Гарри это был мой самый красивый полёт в жизни.
- Можешь не хвалиться. У меня был точно такой же самый красивый полёт!
- «Нимиц», готовьтесь нас принять. «Нимиц»? Странная тишина.
- Просто они все сейчас так же любуются извержением.
Через полчаса они уже были не столь беспечны.
- Где же «Нимиц», Гарри? Где все?
- Их нет даже в эфире. Что делать?
- Летим обратно к острову, надо попробовать добраться до базы в  Рейкьявике.
- Топлива не хватит.
- Всё равно, тогда  мы будем ближе к земле!
- Но купаться нам всё равно придётся.
- Но всё же я буду рад, если суша будет на сто миль ближе.
 
Пилотам ничего не показалось. Именно таким методом Филька эвакуировал с острова всех своих собратьев. Особенно были довольны гоблины со своими сундуками. В течение нескольких секунд они под прикрытием дымовой завесы были доставлены к месту своего постоянного обитания.
Фильки отбыл с острова не один, а с Вельдой и её папой. 
На недельку они задержались в Германии, выпили с папой Вельды целую кварту шнапса, съели килограмм божественных сосисок. По поводу женитьбы папа упирался только по одному пункту:
- Молода она ещё больно идти замуж, что там, двести тридцать лет! Она только школу окончила, за все сто лет обучения ни одной отрицательной оценки! У ней и в колледже ведьм одни пятёрки. Вот через семьдесят лет кончит колледж, тогда и можно замуж.
Вельда капризничала: -  Не хочу я учиться в этот колледж! Там учат только курить да сквернословить. Замуж я хочу!
- Но, Вельда! Доченька!...
- Папа! Я сейчас буду визжать!
- Только не это! В прошлый раз, когда ты требовала новый мобильник, после твоего визга в ста километрах вокруг сдохли все кроты. Я не против. Но надо получить благословение матери. А она в гостях у тёщи.
- Ну, тогда полетели к маме.
Филька спросил:- А это куда?
Папа ответил: - В Ирландию.
Филька расцвёл: - О, в Ирландии я ещё не был. Мне всё больше нравиться путешествовать.
 В Ирландии Филька сумел обаять своей непосредственностью, а так же «Шерри» и сушками мать и бабушку Вельды. Свадьбу решили провести немедленно, по местным обычаям.
А потом Филька с молодой женой полетели в родное Домовёнково. По  пути им не попался ни один самолёт. Ещё бы, все телевизоры страны кричали одно и тоже: - Извержение вулкана Эйяфьядлайёкюдль оставило на земле тысячи самолетов всех стран Европы! Старый свет переживается страшный транспортный коллапс! Тысячи отмененных авиарейсов, миллионы застрявших в аэропортах пассажиров! Столь небывалого извержения не было уже более ста лет!

Возвращение Фильки Колька Скоков и Валька Кобылина почувствовали сразу. И не по только хрусту сушек в районе пустого кресла. Просто однажды утром они проснулись от запаха чего-то удивительно вкусного.
Валька, приподнявшись с кровати, спросила: - Ч-чего это? Ч-чем это так вкусно пахнет? Ты, что ли, что-то приготовил? 
Колька хмыкнул: - Сегодня не восьмое марта. И готовить я умею только тюрю с яйцами. Ты ничего не готовила с вечера?
- Что я, с-стахановка, что ли, наперед готовить? Будет завтра, будет и завтрак.   
 Валька и Колька вошли в кухню и ахнули. Прежде всего, их поразила чистота в самой кухне. С тех пор, как в этом доме поселилось семейство Кобылиных, такой чистоты не было ещё никогда. А на столе стоял чугунок с кашей, миска со свежеиспеченными пирогами. Кроме того обычное Валькино полотенце, прикрывавшее чугунок, оказалось с причудливой вышивкой.
- Ч-чисто то как!
- Да, такого даже при моей маме не было. А уж при тебе…
- П-поговори мне ещё.
Валентина дала мужу легкого «леща», и они пошли к столу.
С некоторой опаской супруги сели за стол. Всё оказалось изумительного вкуса, и гречневая каша с мясом, и пироги трёх видов. Валька, признаться, кухаркой была никакой, так что Колька съел столько всего, что впервые в своей жизни не пошёл на утреннюю рыбалку, а лег на диван, полежать.
- Ты, ч-чего это? На рыбалку, что ли, не пойдешь?
- Нет, не пойду. Я объелся. Слышь, Валька, а тебе не кажется, что Филька наш не один вернулся? 
Валька рассматривала вышитый рушник: -  Да тут уже ж-женская рука видна.
Колька засмеялся: - Ну не мужская точно.
- Дай то бог им хорошей ж-жизни. Интересно, какая она, как думаешь?
Колька, зевая: - Ну…  наш Филька наверняка себе такую же кралю найдёт. Наш Филька… всем Филькам Филька, не только что какие-то заморские Фильки. Он любого другого Фильку за пояс заткнёт.
- На неё хочется п-посмотреть. И детишек их увидеть.
- Чай, доживём.
- Да, наверняка. С такой кормёжкой то. 
А вот с этим как раз было сложно. Валька с Колькой могли и не дождаться этого радостного события. Всё-таки беременность у брауни длиться от  тридцати лет до ста, а когда двойня - и все сто пятьдесят. Так что, больше шансов увидеть детей Фильки и Вельды было у внуков Валентины и Николая.


ФИЛЬКА В АРМИИ

ИСТОРИЯ НОМЕР СЕМЬ
Проводы Егора Трубникова в армию вылились во вторую свадьбу. Только что «Горько» не кричали. Любили в деревне вот так погулять всем составом. Тем более, что вместе с Егором в армию шел и местный парень Сашка Козлов.
Сашка сидел рядом с Егором и пил водку с периодичностью одна рюмка – одна минута. Это беспокоит даже сидящего рядом Кольку.   
- Ты, Сашка, это, закусывай, закусывай. Что ты на одну водку налегаешь?
- Да ладно. Я в армии закушу. Там водку давать не будут.
- Как она в тебя только лезет? 
- Так она жидкая, вот и лезет. Была бы твёрдая, давно бы брюхо забила.
  За столом не было только грузинской родни. Большой стол под навесом пришлось надставлять, собрали со всех соседей табуретки. Дашка сидела перед громадной миской с солеными огурцами, и активно их ела, роняя в неё безутешные слёзы.
   Наставлений от родни и земляков было много.
Колька был в этом деле главный: - Ты, Егорша, главное, не дрейфь! Ты теперь человек государственный, а не так как прежде, обломок хрен знает чего…
  Валька тут же прервала мужа. Кстати, она стала заметно меньше заикаться.
- Ой, несешь, ты, ч-чёрт знает что!
- Погоди, чего это я несу? Ничего я не несу, всё, что надо принёс уже.  Он защитник наш теперь, так что право имеет на всё.
Валька поддела: - На что это на всё?
- Слушай, ты, как заикаться перестала, так слишком много болтать стала! Совсем меня с мысли сбила!
- Да у тебя и не было ее, мысли этой! У тебя одна мысль – карасей наловит, да самогонки в-выпить.
- Это уже две мысли.
- А у тебя она одна! Большая! Сядь!
   Она дергает мужа за руку, он рушиться на скамейку, зато сама встает со стаканом в руках.
- Ты, Егор, там родину то защищай, но, главное, себя б-береги. А то Дашкиному ребенку отец нужен будет, а не орден на стенке. Вон она, второе ведро солёных огурцов за вечер изничтожает. Парня, похоже, носит. Г-геройствуй, говорю я тебе, но с умом! Будут отправлять в горячие точки – не соглашайся. У тебя сейчас одна горячая точка – вон, в животе у Д-дашки!   
  Дашка сидит уже перед пустой миской, доедает последний огурец, затем всхлипывает и приваливается к плечу Егора. В это время Сашка выпивает ещё одну рюмку и, продолжив движение руки, заваливается назад.

На другом конце стола сидели невидимые Филька и Вельда, рядом Венька и Кольша. Все мужчины дружно поднимают наперстки с шерри, Венька даже курит. Вельда, отмахивается от дыма, смотрит на Веньку  неодобрительно.
Филька так же поднял тост: - Ну, за Егора! Чтобы у него всё было хорошо!         
Венька поддержал: - За него, рыжего!
Кольша был конкретен: - Чтобы всё у него было как надо! Грудь в крестах, а война пусть останется в кустах.   
Свое мнение Вельда высказала уже позже, под утро.
-  Ещё немного, и ты начнёшь походить на Веньку, - сказала она мужу, когда они  укладывались на чердаке в постель.
Филька обиделся: - Чего это на Веньку? Я же не курю.
-  Надо бы ещё! Зато вы с Венькой и Вовчей по субботам квасите, и катаетесь на петухе. Дурку, собаку, совсем с ума свели. Та уже собственной тени пугается. Отвернись от меня, алкач, и не дыши.
-  Ты что, хочешь, чтобы я вообще был трезвенником?
-  Да, именно так! Мы же хотим иметь здорового ребёнка?
- Хотим.
-  Вот и думай.
Филька не понял: - Чего думать?
- Чего надо, то и думай.
Филька думает: «Какая она всё-таки нудная. Тоже мне, ирландско-немецкая кровь. Уж и рюмочку выпить нельзя».

Всё это были типичные трудности молодожёнов, но они не знали, что вскоре им предстоит столкнуться с таким серьезным испытанием, как разлука. А всё из-за того же рыжего Егора. Его письма и звонки Дашке, уже, кстати, беременной, были скупы на слова и эмоции.
  Ближе к осени приехал однополчанин Егора, тот самый Сашка Козлов, сломавший руку и отправленный на излечение в Домовёнково. Он и рассказал про жизнь в армии.
Залаяла собака, в калитке появился Сашка Козлов. На крыльцо выходит  Колька. У Сашки рука на перевязи.
- Дядя Коля, здравствуйте! 
- Сашка?! Ты чего это? Это что у тебя такое?
- Да вот, - показывает на гипс. – Сломал руку. Вот и приехал как вроде в отпуск.
- Пошли в дом. Как же ты руку то сломал, чудо-юдо? - Заходя в дом Колька скомандовал. -  Мать, тащи закуску, и выпить чего-нибудь! Дашка, Сашка приехал!
   Дашка появляется из комнаты.
- Привет! Ты чего это? Что с рукой?
- Привет! Да, по глупости всё. Снаряды в танк грузили, один урод его не удержал, вот он мне на руку и упал.
   Валька выставляет на стол выпивку и закуску. Все рассаживаются вокруг стола, начинают пытать солдата допросами.
- А как там вообще? Как к-кормят?
- Кормят как свиней… на убой. Много и невкусно.
Дашка спросила главное: - Как там мой Егор? Давно его видел?
- Позавчера.
- Как он?
Сашка, выпив первую рюмку: -  Нормально. Похудел только.
- Чего это похудел?
- Я же говорю – кормят много и невкусно. Зато с отходов пять свиней выращивают для прапоров. К новому году хотят забить. Свиньи здоровые, как сами прапора.   
   Сашка снова чокается с Колькой и выпивает. 
- Ты закусывай, а то опять только п-пьешь, - попробовала наставить на путь истинный гостя хозяйка.   
- А чё ещё там у вас хорошего? – Допытывался Колька.-  Дедовщина то есть? Про неё так много по телеку болтают.
Сашка, выпивая очередную рюмку: - Ух, хороша! Ещё какая там у нас  дедовщина! Старики лютуют – не приведи господи!
Колька наливая ещё одну рюмку самогонки: - Пей, Саша, пей.
Валька поправила:- И з-закусывай!
- Спасибо, дядя Коля. Спасибо, тетя Валя. 
Дашка заволновалась, начала расспрашивать: -  А что же Егор? Как он с этими, с дедами?
Однополчанин выпил очередную водку самогонки и пояснил:
- Егору хуже всего приходится. Он издевательств не сносит, ерепенится, за это и получает чаще других. Сам виноват. Подумаешь, на стариков поработать, пол там протереть, или форму старику постирать. Не сломаешься. А он не хочет. За это его и бьют.   
Колька, наливая очередную рюмку: - А как же офицеры? Они-то куда смотрят?
Сашка, выпив рюмку: - А им-то чего? Они в пять вечера все по домам уезжают в военный городок. Дальше старики правят. Всё отдали старикам да сержантам, всю власть. Бьют они Егора, и часто бьют!
   Сашка выпивает очередную рюмку и падает навзничь.
Уже лежа он сообщает: - Ну, я пойду, пожалуй, домой.  Спасибо… за хлеб… соль…
Валька посоветовала: - Ты, С-саша, уж если идти не сможешь, тогда уползай. Помоги, Колька, ему, а то уснет сейчас у нас.
- Я его один не уведу.
- Давай вдвоём.
  Они подхватили воина и потащили его из дома.
Дашка после ухода земляка ревела, как белуга в нерест.
- А-а!!!  Я как чувствовала, я как знала!  Я так не хотела его отпускать в эту самую армию!
Колька сплюнул: - Пришел тут, аника-воин, разбередил улей. Тьфу ты! Не гость, а чистая досада. 
Валька спросила Дашку: - Что ты т-там ещё чувствовала?
-  Что ему там будет плохо!..
Колька пожал плечами: - Что плохо-то будет? Что ему за год-то будет?! Вот мы служили два года, а кто во флоте и все три, вот нам доставалось!
Валька поддержала мужика: - Да, а т-тут всего год.
Дашка не сдавалась: - Ага, а если они там его убьют за этот год, эти деды?!
Валька отмахнулась: - Да ладно, чего это убьют? Д-других вон не убивают, а его убьют. Ты только себя не накручивай, а то ещё р-ребёнка скинешь.
Дашка не унималась: - А-а! Бедная я несчастная! Убьют Егора, и придется мне одной жить, как мамке! 
Родители с неудовольствием смотрят на Дашку.
- Ладно, поплачет, и успокоиться.
Валька согласилась: - Ага! Пусть поревет. Для нас, баб, это дело н-нужное.
Но Дашка ревела, не переставая, и день, и два, и три.
Дашка, всё так же сидя за столом: - А-а! Как, как  я одна без Егора буду сына воспитывать!
Валька показывая Кольке на Дашку: - Чего же делать то с ней? Третий д-день ревет. Тебя, что ли отправить, в армию, на разборки?
Колька в этой фразе юмора не обнаружил.
- Ну, ты скажешь, как топор зимой поцелуешь! Нашла вэдэвэшника! Это тебя надо туда послать. Ты своим кулаком хоть стариков, хоть прапоров, хоть  любой спецназ разгонишь. Ни один ОМОН не устоит.
- Ну, шутник! Катьку бы я с собой взяла, вот бы мы с ней р-рога многим бы обломали. Да она из дома не вырвется. У него своё  чудо со стаканом, да и Кольча, дитя такой, что не приведи г-господи.
- Да, парень он шустрый, не уследишь… А надо туда Фильку отправить. Он быстро там порядки наведет!
-  Да кто ж его в этот П-поддубенск отпустит? У них с Вельдой ещё медовое десятилетие идёт. Самый смак для молодых.
-  А кого ещё послать? Больше некого. Не Вовчу же в цистерне туда посылать? Леший от своей рощи не оторвётся, на банника надежды мало. 
- Ой, б-беда! Взяла бабка - родила. 

Всё это, конечно, слышали и Филька, и Вельда.
 - Ну и что ты про это думаешь? – спросила дама. 
- Да можно рыжему помочь. А то неохота, чтобы Дашка вдовой оставалась.
- Что, слетаешь в этот самый Поддубенск?
- Конечно, слетаю. Хоть развеюсь.
Вельда возмутилась: -  Так! Что есть такое развеюсь? Ты что, уже есть устал от меня?!
Филька понял, что промахнулся: - Что ты, милая. Я про полёт говорю. Сейчас такая хорошая пора, только летать. Дожди прошли, видимость дивная. 
- И на сколько ты собрался этот развеяться?
Филька пожал плечами: - Это дело двух, может трех дней. Как раз и ты по мне соскучишься. Ну, Вельдушка, чего ты губки надула? 
- Не подходи ко мне! Ты есть изверг!
- Ну, Вельдушка.
- Спать будешь отдельно. 
Вельда надула и без того свои роскошные губы и дулась на своего мужа целых два часа.

На следующий день Филька собрал свой обычный багаж. Достал свой чемодан – сумку из-под автомобильной аптечки. В чемодан уложил сто грамм сушек, бутылёк «шерри» - самогонки, настоянной на вишне. Напоследок Вельда повязала ему на шею лично вышитую косынку, поцеловала и велела тоном уже опытной жены:
- Так, много не пей, с другими бабами не якшайся, а то я все равно узнаю.
Филька удивился: - Какие ещё там бабы? Кикиморы, что ли? Так на них без ведра «Шерри» не взглянешь. 
- Не знаю какие, но я всё равно узнаю. Нас этому в колледже учили.
- А ты тут тоже, того, не …
- Что!!!
- Ничего.
- Вот-вот-вот! Не простудись там!
- Ну, я полетел.
- Через трое суток я тебя есть ждать. Не задерживайся там.
Филька помахал рукой и взлетел. 

Лететь было недалеко, каких-то пятьсот километров, так что домовой не стал заморачиваться со сверхзвуковой скоростью, а просто превратился в пух чертополоха и полетел в нужном направлении. Летящий комок пуха с чемоданом выглядел несколько странно, но Филька по этому случаю не комплексовал. Лето подходило к концу, так что красоты под летящим домовым были невероятные. Филька летел и радовался такому чуду, как бабье лето. Именно в таком состоянии он и подлетел к нужному ему городу, а там уже без труда нашёл нужный ему гарнизон и нужную ему казарму. Это было старинное здание ещё царских времён, двухэтажное, из красного кирпича, не лишённое некоторой красоты и угрюмости одновременно. В одном таком помещении мог поместиться целый полк.
Филька приземлился на крыше, такой же старинной, старомодной, из листового железа, изрядно съеденного ржавчиной. Он не спеша спустился ниже, туда, где располагалось слуховое окно. С кряхтением домовой перебрался на чердак, сделал пару шагов и... Ощутил присутствие нечто такое, что заставило его шерсть встать дыбом. И тут же из мрака чердачного помещения выдвинулась кривоногая фигура с армейской выправкой.
Филька про себя подумал: «Полковой! Это ж надо! Я думал, что их уже не осталось».
Вспыхнула зажигалка, из темноты возникло лицо нового знакомого Фильки. До того, как воин раскурил свою трубку, Филька успел его хорошо рассмотреть. Это было лицо типичного старого служаки, узкое, с сухими, тонкими губами, с выпуклыми глазами, под ними обширные мешки, на щеке шрам, под носом щётка усов в стиле покойного фюрера. Даже уши, такие же по виду, как и у Фильки, были суше и меньше, больше походили на волчьи. На теле полкового были песочного цвета галифе, старый, выцветший английский френч времён первой мировой войны, перетянутый кожаной портупеей, на груди, среди орденов и медальных планок болтался монокль. На погонах полкового красовались три звезды полковника.
-  Наконец-то! – Возрадовался полковой. - Хоть один новобранец в моя рота. Эти  военкомат совсем оборзели, третий призыв никого не присылают. Имя!
   Филька открыл рот, чтобы сказать, что он не призывник,  что он тут совсем по другому делу, но рот его как-то сам по себе рявкнул совершенно другое: -  Домовой Филька прибыл для прохождения срочной службы!
Полковой одобрил: - Молодец! Служить ты будешь у меня – полкового домового полковника Карла Фридриха Ганца Отто фон Браухича! Последние пятьсот лет я живу в этот гарнизон. Эта казарма – уже пятая за время моя службы. Так, ты одет и пострижен не по форме. Сержант! Веди его каптёрка, делай форма!
    Из темноты послышался топот ног, и на свет вылетел ещё один полковой, только поменьше ростом, коренастый, и в гимнастёрке с тремя лычками на погонах. Кривоногий – воинская традиция, со сморщенным лицом алкоголика и волосами ёжиком.
-  Старший сержант Иваныч! Призывник Филька – в каптерку за мной, шагом марш.
    Каптёрка размещалась в большом ящике из-под снарядов, лежащем на боку. Первым делом Иваныч отобрал у Фильки его ношу, забросил на полку. Потом на свет появилась механическая машинка для стрижки волос. Фильку посадили на лежащий кирпич и в пять минут лишили волос. У домового слёзы лились из глаз. Он этот голубоватый пух отращивал всю свою жизнь! Затем ему дали на себя взглянуть в осколок разбитого зеркала. Если раньше Филька был одним большим комом пуха, то теперь из этого самого пуха торчало нечто, похожее на бильярдный шар с большими  ушами, круглыми глазами, маленьким носиком и толстыми губами.
Полковой одобрил: - Гуд! Подбери ему пилотка.
   Пилотка Фильке досталась на три размера больше, так что она не падала только потому, что её держали могучие уши домового.
-  А другие размеры есть? – Спросил Филька. - Поменьше?
Он чувствовал себя так, словно ему на голову одели ведро.
Сержант ухмыльнулся: - Других пилоток молодым иметь не положено. По большой пилотке все остальные солдаты должны видеть, что ты солдат молодой.
- Но… тут же кроме меня нет никого.
- Отставить разговорчики! Традиции нарушать нельзя! Господин полковник, солдат Филька к прохождению службы готов. 
    Никакой другой одежды ему сержант не выдал.
- Рядовой Филька - на плац, шагом марш! Айн, цвай, драй!
    Чердак был интересным - большим, разделенный на некие отсеки мощными трубами бывших печей. За время долгого существования чердак изрядно захламили. Тут валялись многочисленные ящики неизменно зеленого цвета, пустые консервные банки, ведра с засохшей краской. Но полковые служаки сумели разгрести большой участок в самом центре, двадцать метров на двадцать.
Командовать новобранцем начал Иваныч, полковник только наблюдал за муштрой, причем один свой глаз украсил моноклем.
- Так, приступаем к обучению. Рядовой Филько! Смирно! Вольно. Подобрать живот! Смирно! Вольно! Налево! Направо! Ты, что, деревня, не знаешь, где лево, где право!?
- Знаю.
- Как докладываешь?! Что нужно говорить?
- Так точно! Никак нет!
- Вот так и докладывай. А теперь стровым шагом - марш! Кругом! Шагом марш!
Полковой добавил своего: - Тяни носок! Айнц, цвай, драй! Айнц, цвай, драй! Носок!
   Битых два часа Филька маршировал по чердаку, поднял такую пыль, что чихать стали все трое. У домового начали болеть ноги, так много и интенсивно он в своей жизни не ходил никогда. Последние полчаса Филькой командовал немец, а сержант куда-то исчез. Вернулся он с двумя котелками гречневой каши. Один он отдал полковнику, из второго они ели вдвоем. Браухич украсил свой френч салфеткой и ковырял в котелке миниатюрной вилкой с брезгливой миной на лице.
- Нет, раньше в офицерской столовой готовил лучше.
- Никак не могу знать, господин полковник. Питался исключительно  в солдатской столовой.
А полковник ударился в воспоминания:
-  Особенно хорошо готовили перед первой мировой. Тут стоял гвардейский полк, так, что кормили нас тогда фазанами и рябчиками. Я не засыпал без рюмки прекрасного бренди.
- Поел?
Филька отозвался как должно: - Так точно, господин сержант!
Сержант скомандовал: - Рядовой Филька. Отбой!
   Филька так устал, что после команды «отбой» просто упал на самодельную кровать из двух кроссовок  и отключился.

Проснулся он уже утром, в ответ на дикий крик сержанта в его большое ухо: - Рота! Подъем! Подъем, рота! Одеваться, строиться!
   От этого крика Филька подпрыгнул так высоко, что ударился туловищем об крышу, и упал вниз, на кровать. Одеваться Фильки было не сложно – напялил на голову свою могучую пилотку и вперёд. После этого старые служаки полчаса гоняли его бегом по чердаку, называя это марш-броском.
- Марш-марш! Есть ещё быстрей!
- Быстрей, солдат Филька! Быстрей! А теперь умываться и на завтрак!
  Затем Филька умылся, благо шел дождь и в одну из щелей в крыше сильно текло. Потом была традиционная каша с хлебом. Наворачивая гречку, Филька пытался понять, почему он ничего не может поделать с этими двумя древними служаками? Он, пославший американский флот из одного океана в другой, слово не мог сказать против двух древних хранителей?
Филька решился: - Товарищ сержант, можно задать вопрос?
-  Можно.
- А вы долго служите?
- Начинал на Куликовом поле. Стрелы подносил. А наш командир ещё раньше – при Александре Невском. Он был походным домовым тевтонских рыцарей, а когда тех разбили, перешёл на службу к русским. Он уже в отставке должен быть, но служит. Смены то нет.
- А сколько надо служить, чтобы выйти в отставку?
- Для сержантов – пятьсот лет. Для офицерского состава – семьсот.
- А для нас, рядовых?
- Срочников? - Иваныч махнул рукой. - Это вообще ни о чём. Сто лет отдай родине и лети соколом домой.
    Ложка застряла во рту Фильки.
-  То есть… я тут… на сто лет?
- А как же! Кто ж тебя раньше отпустит? Так ты будешь дезертир, а это тюрьма, или расстрел. Как полковник прикажет, так я тебя или посажу,  или  расстреляю.
Тут голос подал фон Браухич.
- Кончай завтрак! Будем осваивать тактика действий моторизованного взвода в полевых условиях.
   Битый час немец рассказывал Фильке о тактике действия моторизованного взвода в полевых условиях, чертил на трубе мелом стрелочки и кружочки. Но в голове у Фильки было одно – дата в сто лет и реакция Вельды на такое его исчезновение.

«Пожалуй, она так выйдет замуж за Веньку. А то и к лешему повадиться бегать. А Кольша ей понравится. Он по части секса специалист».
Филька живо представил себе эту картину, и штыковая атака, которую отрабатывал он в этот момент, получилась весьма злой.
- Ты есть молодец! Из тебя выйдет хороший служак. Может, ты и меня сменишь на этой крыше.
- Не хочу я вас менять, я домой хочу.
- Рядовой Филька! За дерзость и нарушение субординации объявляю вам наряд вне очередь!
- Будешь чистить бляхи наших ремней. А то они уже зеленые от старости.   
    Филька драил потускневшие бляхи ремней полковника и сержанта, печально размышляя о своей участи. А ещё в голову лез леший Кольша, такой, какой он был в действительности – плешивый, с кривой бородёнкой на левую сторону, весь в бородавках. И тут же вставал облик фрекен Вельды, с её невинными голубыми глазками, с пухлыми губками, с волосиками цвета спелой пшеницы, а главное – с этими бесподобными ямочками на щеках. Далее в воспаленном мозгу Фильки всплывали уже совсем непристойные сцены, почему-то с неизменным криком Вельды: - О-о, Кольша! Ещё, ещё, ещё! Дас ист фантастишь!

  После такой бессонной ночи Филька плохо выполнял команды руководства и заработал ещё пару нарядов в не очереди. Впрочем, в этот день занятия пришлось срочно свернуть. На чердак пожаловали люди. 

Это были два прапорщика, толстые, низкорослые колобки с почти одинаковой фамилией Сердюк и Дымчук. Сердюк на погонах имел три звёздочки, и поэтому считался в этой команде старшим.
- И шо тут опять могло потечь? Шо могло потечь, когда эту крышу мы в прошлом году ремонтировали?
Дымчук был настроен не так категорично: - Да шо мы её ремонтировали? Мы её не ремонтировали, мы её латали. Мы же свежий профиль на дачу к Мирончику свезли, а тут латали, чем придется. И надо было протечь как раз туточки, точно в кабинет к Бате. Вот он орал как недорезанный! Думал - убьёт! И меня и Мирончука. 
- Может, ванну тут поставить? У нас есть одна, старая, чугунная. 
Дымчук был не согласен: - Ага, осенью тут такие дожди, что никакой ванны не хватит. Чинить надо. О, а вот и сам Мирончук.
  Тут на чердаке появился ещё один человек, на этот раз с майорской звездой на погонах. Это и был тот самый заместитель командира по хозяйственной части Мирончук, на дачу к которому и отбыл профиль для крыши. Был он такой же низкорослый, полный, только, в отличие от прапорщиков, со щёткой усов.
 - Что тут у нас?
Сердюк ткнул пальцем вверх:  - Всё тоже. Щель. Шов разошёлся.
Дымчук дополнил: -  Сгнил весь.
- Надо латать. Кто у нас этим занимается?
-  Кособрозов крышу у нас чинил, но он уже дембильнулся.
Мирончук поджал губы: -  Жалко. Парень был на все руки. И штукатур, и маляр, и плотник. Надо кликнуть клич среди новичков. Вдруг есть такие умельцы.
Дымчук спросил: -  А если не найдём?
У Мирончука всё было просто: - Тогда обучим. Сам знаешь армейский девиз: не умеешь – заставим, не хочешь – научим. Пошли.

Служаки удалились, но вскоре Сердюк вернулся с тремя солдатами. Один из них был Егор Трубников.
-  Вот эту щель нужно залатать, - Сердюк показал на крышу. - Кто умеет? Ты, вроде, вызвался. 
Егор кивнул головой: -  Да я как-то с тестем пробовал. Крыли мы сарай железом по старой схеме, с замком.
- И что ты тут скажешь?
- А что тут сказать? Тут два листа жести нужны, и инструмент нужен. Два молотка, киянка, верстак с уголком.
-  Да всё тут есть! Всё. Вон лежит, в углу. Кособродов тут, прямо на крыше и химичил.
Действительно, не так далеко от слухового окна стоял стол с прибитым с одной стороны железным уголком. Тут же валялась и киянка, и молотки. Егор одобрил:
-  Хорошо, а листы железа есть?
- Сейчас принесём. Ты жди здесь, а вы, воины, за мной!
Все, кроме Егора, удалились. Это был удобный момент для контакта.
Филька обратился к Иванычу: - Товарищ сержант, разрешите сходить на разведку?
Сержант обратился выше: - Господин полковник, рядовой Филька хочет сходить в разведку.
Полковой одобрил: - Гут! Шнеллер! 
-  Рядовой Филька, сходите на разведку, если получиться - возьмите языка.
-  Есть!
Филька хотел двинуться в разведку как есть, пешком, но тут на него зашипел Иваныч: -  Куда!? По-пластунски!
-  Так я ж невидимый?
- Отставить разговорчики! Ползи!
Ползать по вековой пыли  - удовольствие сомнительное. Когда Филька дополз до Егора, он был уже не голубого цвета, а серого. Земляк явно наслаждался паузой в воинской жизни, прохаживался по чердаку, пинал пустые консервные банки, да курил. Егор заметно похудел, а то тёща за  последние полгода изрядно его раскормила.
Филька окликнул земляка: -  Егор!

Егор оглянулся по сторонам, но ничего не понял. На второй окрик Егор насторожился. Тогда Филька представился: - Привет из Домовёнково.
- Филька?! 
 Филька зашипел на него: -  Тихо! Я тут не один. У меня тут тоже армия, и свои старики, не дай боже тебе таких.
Егор удивился: -  Так тебя что, тоже загребли в армию?
Филька поведал свою непростую историю: - Да я тебя взялся выручать, а тут и меня взяли в оборот. Постригли, переодели и служи. У меня дедовщина круче твоей. Моим дедам по пятьсот лет.
Егор расстроился: - Что же делать то? У меня Дашка вот-вот должна родить! Так охота к ней в отпуск съездить.
Филька допытывался о главном: -  Тебя что тут, бьют?
-  Да, бывает.
-  Кто?
- Есть тут такая троица неразлучная: Котов, Дацаев и Демидов. Сержанты, лучший танковый экипаж части. За это им всё и прощают.
-  Пробовал обратиться к офицерам?
-  Да что там! Им это не надо.
Филька пообещал: - Я сегодня ночью спущусь вниз, в казарму, и мы поговорим. Жди.
Егор согласился: - Хорошо.

Вскоре пришли солдаты, прапорщик. Они притащили два листа железа, опять же не нового, с пятнами ржавчины.
- Вот, всё, что нужно! 
- Да это что, это не металл, это же старье, тут только на зиму, весной эти листы снова потекут, - возмутился Егор.
- А вот это уже не твоё дело, товарищ солдат. Давай, чини, а то вон, снова тучи набегают. А если в кабинет полковника снова потечёт, то он нас расстреляет.
- Ну не меня же.
- Поговори мне ещё!
На то, чтобы выдрать и поставить два новых листа ушло часа два. Солдаты не сильно и спешили, смеялись, часто перекуривали. Егор представил их Фильке, благо прапор ушёл.
-  А это мои друзья по экипажу. Заряжающий Хабибулаев, или, по-нашему – Харитон. Васька Хилин – механик.
-  А ты кто тогда? – Спросил Филька.
- А я командир танка. Только в танке этом мы только два раза сидели.
Васька спросил, оглядываясь по сторонам:
 - Ты с кем это разговариваешь?
- С землячком одним. - Засмеялся Егор. - Да не таращитесь вы на меня, я с ума не сошёл. Филька, покажись, что ли.
- Ни за что! Меня тут побрили наголо и дали дебильную пилотку.
- Ну, покажи что-нибудь этакое.
- Садитесь на стол.
- Садитесь за стол, - продублировал Егор.
Харитон не понял: - Это зачем?
Филька: - Садитесь, говорю. И держитесь крепче.
Филька додумался только до того, что поднял над землёй рабочий стол, невысоко, на полметра. Правда, на нём в это время сидел весь экипаж танка. Это впечатлило.
- Вот это да!
-  Эх, жалко, никто кроме нас этого не видел!
Егор отрицательно покачал головой: -  Скажи спасибо, что  Хныча тут не было. А то он тут же дедам всё доложил бы.
 - Это кто? – Спросил Филька. 
- Да, стукач один. Хныч его фамилия. Нашего призыва, а жопу рвет, чтобы угодить дедам. О, помяни лихо, оно и тут.
- Вот он, прихилял, сопля ходячая.
На чердаке в самом деле, появился щупленький, чуть сутуловатый парнишка с ангельской внешностью – голубоглазый, сивенький, с волосами, больше похожими на пух.
-  Чего это вы тут делаете?
- Работаем мы тут. Прапора заставили. А тебе чего надо?
- Да так, просто. Выпить ничего нет?
Васька спросил: - А что, тебе кайфануть охота?
-  А как же.
Егор предложил: -  Могу киянкой по голове дать.
Егор взвесил в руке могучий деревянный молоток.
Хныч отшатнулся.
-  Шутки у тебя, Трубников, дурацкие.
Васька дополнил действие словами: - Иди-иди отсюда. Не мешай работать!
- Я и не мешаю. Я вообще пошел. 
Хныч ушёл, правда, спускаясь по лестнице, споткнулся, и загремел вниз головой вперёд. Снизу донесся болезненный вскрик.  Филька любил вот такие мелки подножки.
Егор рассказал последние новости: -  У нас сейчас ходят слухи, что часть нашу должны закрыть.
Филька спросил: - Почему?
- Хотят соединить с другой частью, в ста километрах от нас, в Подберезове. Не знаем, что и будет. Хотя, может и к лучшему. А то здесь кормят как свиней, какой-то баландой. Повара вовсю воруют, а с ними в доле все прапора и замкомхоз, Мирончук этот. Гнилое место, гнилые люди.
- Ладно. Разберёмся.
Уже прощаясь, Филька напомнил: -  Сегодня ночью встречаемся. Жди.
   Вернувшись, Филька доложил о разведданных, особенно налегая на слух о закрытии части. По лицу Полковника было ясно, что тот расстроился.
- Это не есть хорошо! Эти стены способны простоять еще пятьсот лет! Подберёзовск я знаю, был там на учениях, в том гарнизоне крыша плоская, чердака совсем нет. Где я буду есть служить?
Сержант так же выглядел озабоченным: - Да, проблема. Не хочется менять дислокацию. Здесь удобные капониры. 
Когда Полковник и Сержант уснули, Филька оставил ремень Иваныча, превратился в нулевую точку и просочился через перекрытия. Попал он на кухню, да как раз в тот благостный момент, когда повара и прапора делили сэкономленные продукты между собой. Это были всё те же Мирончук, Сердюк, Дымчук и главный повар части Ковальчук.
- А чего это масла так мало? - ворчал Демчук, рассматривая изрядный кусок подтаявшего сливочного масла на куске пергамента.
Повар обиделся: - Как это мало? Ты сам просил оставить тебе полкило.
Дымчук не был согласен: -  Но тут не полкило, тут всего грамм триста.
 - Ты это что, с поваром споришь? Давай взвесим.
Дымчук хмыкнул: - Нашёл дурака? Знаю я твои весы. На них бы надо жизнь мерить. По паспорту прожил пятьдесят, а на деле тридцать.
Повар всё возмущался: - Не верит он!
Появился Мирончук 
- Так, где  моя нога? У меня у жены на днях день рождения, помнишь?
Повар поморщился: - Да помню я. Вот она.
Ковальчук с готовностью вытащил из холодильника здоровенную говяжью ногу. Он протянул её майору, но тут произошло нечто неожиданное. Нога вырвалась из рук повара, подлетела вверх и ударила воришку по шее. Тот сковырнулся на пол и потерял сознание. После этого говяжья ляжка с маху ударила по лбу майора. Этот удар так же послал его в нокаут. Прапорщики не успели ничего понять. Пачка масла поднялась, впечаталась в лицо Дымчука, и начала размазываться по всей его голове. При этом прапор почему-то не мог поднять руки и сопротивляться. Сердюк, оторопев, рассматривал это чудное зрелище, но потом и ему стало туго. Пакет в его руках зашевелился, прапор бросил его на пол, и зря. Из пакета вылетели три пачки украденного им сахара. Они поднялись вверх, на уровень лица прапорщика. Картон лопнул, и пачки начали обстреливать морду прапорщика сахарными очередями. Сердюк побежал, но проклятые пачки, как три истребителя носились по всей кухне, выстреливая очередями по лысому темечку прапорщика кусочками рафинада. Тот с воплями бегал по кухне, и, совершенно обезумев, прыгнул в громадный автоклав для приготовления щей и закрыл за собой крышку. От дикого сахара он спасся, но в остальном ему не повезло. Через пару секунд после прыжка прапорщика в чан, ослепший Дымчук, шаря руками по воздуху, повернул рычаг, и, невзначай, закрыл автоклав намертво. Филька довольно хрюкнул, и, пару раз пнув попавшегося по пути  Дымчука, двинулся из кухни в столовую.
 А в кухне как раз собрались главные неприятели Егора, плюс еще два блатных воина – каптерщик и хлеборез. 
 Старики никуда не спешили, поверка и отбой были не для них. С чувством, не торопясь, они поглощали громадные куски хлеба с маслом, запивая их огненным чаем вприкуску с сахаром. Напротив них расположились хлеборез и каптёрщик. Все пятеро изрядно потели, вытирая пот со лба  вафельными полотенцами.
Котов предложил: -  Хорошо! Сейчас чаю попьём, и пойдем молодых гонять.
Дацаев  был с ним согласен: - Ага.  А то оборзели совсем. Особенно этот рыжий Егор.
Демидов спросил: -  Устроим ему тёмную?
- Само собой. Андрюх, подлей-ка мне чайку.
Каптерщик встал, взял в руки пятилитровый солдатский чайник, начал разливать по кружкам огненный чай. В этот самый момент в столовую ввалился ослепший Дымчук. В полумраке столовой его вид произвёл ужасающее впечатление. Входит нечто, с жёлтой головой, и желтыми же руками шарит по воздуху.  При виде этого ужаса каптерщик открыл рот и забыл про чайник.
Он прошептал: - Зомби…
 Все трое дедов оглянулись, но осмыслить явление странного чудовища не успели. Каптёрщик  машинально продолжал разливать чай, в результате огненный поток потёк из чашки на стол, а потом на штаны дембилей. Они заорали, повыскакивали со своих мест, и тут же завалились за скамейку. Никто ничего понять не мог. Деды барахтались на полу несколько минут, никак не могли подняться, передрались, переругались.
- Что за херня!
- Какого хрена
- Я кого-то сейчас убью!
- Ты чего меня держишь?!
- Не держу я тебя! Это ты меня уронил!
Потом с помощью каптерщика и хлебореза сумели разобраться, что шнурки от солдатских берцев дедов умудрились связаться в общий узел. Чтобы освободиться от этих уз хлеборезу пришлось разрезать шнурки.
Каптёрщик показал улики: - Да у вас шнурки связаны друг с другом!
- Ага! Сейчас я развяжу… нет, тут затянуто, тут резать надо.
-  Что за хреновина? Кто нам это сделал?!
-  Счас мы узнаем! И кто-то очень пожалеет об этой шутке!
- Вы! Придурки, как вы это сделали? – Обратился Котов к блатным.
Каптерщик удивился: - Мы ничего не делали. Мы же всё время напротив вас сидели!
Хлеборез подтвердил: - Да! Никто даже не нагибался!
  Так как во время этой шутки не пострадали каптерщик и хлеборез, старики устроили им допрос. Те отрицали свою вину. Для профилактики их всё же слегка поколотили. Потом  Котов вспомнил о причине инцидента.
- А где этот, странный тип?
- Зомби?
-  Ну да! Я чуть не обоссался от страха! – признался каптёрщик.
- Ты от страха, а я от кипятка. Яйца ты мне чуть мне не сварил.
-  Так, где он? Надо его найти.
- Может, не надо!  Я чуть в штаны не наделал, - сознался и хлеборез.
   Но Котов был непреклонен.
-  Ничего, мы сейчас вооружимся, хрен кто к нам подойдёт.
Вооружившись столовыми ножами и подносами, все пятеро вступили на кухню. Зомби они нашли быстро. Дымчук всё же нашёл жидкость, и отмывал лицо в баке с тёплым компотом. Деды слегка удивилась такой борзости – этот компот должен быть подан батальону на завтрак. Но тут внимание солдат привлёк какой-то стук. Стучали изнутри самого большого котла-автоклава. Это было так неожиданно и странно, что солдаты попятились назад, переглянулись. У хлебореза даже волосы встали дыбом.
-  Чего это? Оттуда стук?
Каптёрщик предложил: -  Не знаю. Может, не будем открывать? Ну, его нафиг, пошли отсюда!
У Дацаева было своё мнение: - Похоже, варили кого-то на завтрак. Да не доварили.
- И нам это жрать? Пошли отсюда…   
Но стук продолжался, стал более хаотичным и отчаянным. Котов  перекрестился, открыл замок, отодвинул крышку. Оттуда, как в фильме ужасов, восстал прапорщик Сердюк. Солдаты даже заорали от ужаса. Ещё бы! Лицо прапорщика было неузнаваемым, багрового цвета, он хватал ртом долгожданный кислород. Если бы не мундир с тремя маленькими звёздочками в ряд, солдаты бы рванули в бега.
- Нифига себе! Как это вы туда попали, товарищ прапорщик? 
Тот ответить ничего не мог, только таращил глаза и дышал, дышал, дышал. В это время из-за столов и баков начали появляться другие действующие лица. Майор и повар восстали из своих нокаутов практически одновременно. Один держался за лоб, другой за шею. Тут же подошел Дымчук, стирающий вафельным полотенцем остатки масла с ушей. Четыре вора смотрели друг на друга, и никто ничего не мог понять.
Мирончук первый спросил: - Ч-что это было? Кто меня по лбу этой ногой ударил?
Дымчук не знал: - Хрен его знает. Это, наверное, они, - Дымчук ткнул пальцем в солдат.- Больше тут никого не было.
Котов возмутился: - Чего это мы?! Нас самих вон кипятком ошпарило, да ещё какой-то гад шнурки наши связал вместе.
Сердюк о своём:  - А кто… закрыл крышку… моего автоклава?
- Не знаю. Но мы её вам открыли. Не надо было?
- Я тебе покажу, Демидов, шутки шутковать! Я там чуть не сдох!
Повар Ковальчук подвёл итог: -  Что-то тут не так. Чертовщина какая-то. Как меня по шее звездануло этой ногой!
Мирончук глянул на часы: - Ого! Время то уже десять! Меня моя Дездемона убьет! Она же ревнивая, как сто Отелл! Товарищи  солдаты – марш в казарму!
-  Слушаюсь!

Когда солдаты ушли, хозяйственники долго обсуждали происшедшее.
Мирончук: - Что за фигня у нас тут твориться?
Дымчук: - Не знаю, но я это масло из ушей ещё никак не выковарию.
Повар поднял говяжью ляжку, спросил: - Ногу то возьмешь?
Мирончук шарахнулся в сторону от говяжьей благодати.
- Ну, её на хрен! Засунь её… обратно... в холодильник. Завтра борщ солдатам сваришь.
Седюк рассматривал на полу сахар: - И этот сахар… летал… у меня сзади на башке шишки нет?
Дымчук недолго рассматривал затылок собрата: - Нет. А зачем ты залез в автоклав?
- Надо было, вот и залех. Вот только какой гад его закрыл.
- Китель тоже стирать придётся.
- Может, домой поедем?
Мирончук  согласился: - Погнали. Мне что-то сегодня тут не по себе.   
  От греха подальше решили больше ничего сегодня не брать. Да и что брать-то? Масло погибло в компоте и в ушах Дацука, сахар валялся по всей кухне, оставалась только говяжья нога. С большой осторожностью её водрузили обратно в холодильную камеру. Здание столовой четыре вора покидали в буквальном смысле на цыпочках, но при этом все четверо одновременно споткнулись и загремели с крыльца на асфальт. Прихрамывая и постанывая, загрузились все в Уазик Дымчука и отбыли по домам в военный городок.

Между тем пятеро солдат направились в казарму. У них повысилось настроение, они уже ржали над злоключениями своих старших по званию однополчан.
-  Нет, ты помнишь, как Дымчук вошел в столовую? Башка в масле, руками в воздухе машет – вылитый зомби!
Каптерщик напомнил: - Я чуть не обссался от страха!
Дацаев отмахнулся: - Да ты только и можешь что обоссаться. Нам чуть яйца не сварил, козёл! Но кто его так маслом намазал?
Демидов выдвинул свою версию: -  Да сам, поди, и намазался! Пьяный он был?
- Нет, от него не пахло. Это они его, похож, намазали.
-  Ага. Напоролись они все да передрались!
- Ты думаешь?
- А то! Помнишь, на двадцать третье февраля прапора напились и отлупили Мирончука?
- Ага, били его на складе, тот орал как недорезанный, а потом месяц с синяками ходил. Говорил всем, что хулиганы в городке его избили, а он, якобы, девушку от них защищал.
 
В казарму все пятеро вошли в прекрасном настроении, а там решили поднять его ещё больше.
Котов предложил: - Ну, что, айда лупить рыжего?
Демидов согласился: - Пошли. Надо его поставить на место.
Дацаев был более конкретен: -  Давай ему сейчас тёмную сделаем! Пряжками задолбим.
-  Тёмную?
-  Конечно!
- Ладно. Только, чур по голове не бить, чтобы на морде синяков не было. А на тулове – хрен с ним. Не докажет. Скажем, сам с лестницы упал.
- Тогда ты одеяло держишь.
- Замётано
Зажигать свет в казарме они не стали, достаточно было и дежурной лампы. Деды прокрались на цыпочках к нужной кровати, на ходу снимая ремни. Кровати стояли в два яруса, так что было тесновато. Егор спал снизу, и место это они знали прекрасно. Двое встали по одну сторону кровати -  Демидов и Дацаев, по другую Котов, старательно наматывающий ремень на руку. Демидов, взяв в руки одеяло,  натянул его на голову будущей жертвы.
-  Давай, жги! 
Они начали дружно лупить по телу, завернутому в одеяло, ремнями с тяжелыми бляхами. Тут же раздался вопль несчастного, но Демидов не давал ему подняться. Только минут через пять деды закончили свою экзекуцию.
- Хватит! Что он там, жив?
Демидов откинул одеяло, присмотрелся и ахнул: - Мать твою! Хныч! Ты как здесь оказался?
Котов от изумления сел на соседнюю кровать, прямо на тело перепуганного солдата. Оказалось, что вместо рыжего Егора они щедро отлупили свою первую шестёрку и стукача Вадика Хныча.
Хныч со слезами на глазах поведал свою печальную историю: - Да я… я… я же упал… и ногу же подвернул на лестнице… с крыши когда шёл… вот и попросил… Егора поменяться кроватями.
Котов поднял руку: -  Так он?...
Егор сам подал голос: - Может, хватит там орать, а? Второй час ночи. Спать охота.
Голос Егора Трубникова был ленивый, с издёвкой.
Котов сразу озверел: - Ах, ты нам ещё указывать будешь, салабон?! На, получай!
Он размахнулся, и попытался со всей силы ударить Егора ремнём, но тот зацепился скобой  за уголок кровати так, что Котов от этого дикого рывка вывихнул в плече руку. Вскрикнув от боли, он крикнул своим друзьям: - Блин!  Чего стоите? Бейте его, мочите!
Те вдвоём находились по одну сторону кровати, и попытка пустить в ход ремни привела к тому, что оба получили по доброму удару по голове от лучшего друга.
- Ты чего, охренел? Ты куда лупишь, падла?
-  А ты чего дерёшься?! По лбу мне попал!
- Будто мне не по лбу прилетело. Обрубок!
Демидов обиделся: - Сам обрубок! 
Котов настаивал: - Да вы его бейте, придурки, его! Чего вы друг друга хлещете?
Дацаев и Демидов бросили ремни и пустили в ход кулаки. Но получалось это не очень хорошо. Первая пара ударов пришлась по железным уголкам кровати. Было очень больно, так что Дацаев вспрыгнул ногами на две нижних кровати и со всей силу ударил кулаком туда, где должна была находиться голова Егора. Почему вместо неё он попал по козырьку кровати, Дацаев не понял, но размышлять было некогда, так как одна его нога подвернулась, и он упал назад, на Демидова. Тот, кстати, как раз взял в руки табуретку, и размахнулся, чтобы ей ударить проклятого «духа». Но этот его удар пришёлся как раз по голове падающего Дацаева. Табуретка разлетелась вдребезги, тело старика пало под ноги Демидова, он споткнулся об него и упал, врезавшись головой в стойку кровати. Тут вспыхнул свет, это постарался дежурный по роте. Электричество высветило печальную картину. С одной стороны кровати Егора Трубникова лежали два почти  бездыханных тела. Еще одно тело располагалось на ногах, но было занято только вывихнутой рукой. Снизу всхлипывал несчастный Хныч.
Оглядев эту картину, дежурный, в звании сержанта, покачал головой: - Ну, ты, Егорка, крутой! Трёх дедов отмудохал. Придётся мне командиру роты рапорт на тебя написать.
Егор возмутился: - За что?! Я их пальцем не тронул! Это они сами себя так отфигачили. Все подтвердят! Да, парни?
Дежурный не поверил: -  Рассказывай мне ещё сказки! Чтобы так троих отделать, это ого-го! Лупить надо со всей дури. Ох, Батя и  бушевать будет! Не избежать тебе, Трубников, губы. А теперь  всем отбой!

Но события развернулись совсем не так, как предполагал сержант.
Командир части, а по армейской традиции все его звали Батя, прибыл в часть только к обеду, пребывая в дурном настроении. Попытка дежурного офицера доложить о происшествиях за сутки вызвала у него только отмашку и рык, сродни львиному. Полковник Батов и в самом деле походил на льва, и лицом и характером.
- Товарищ полковник! Во вверенном вами...
-  Отставить! Собрать ко мне весь командный состав! Быстро! Чтобы через пять минут все были у меня! 
Через пять минут все офицеры части сидели в кабинете командира и слушали его речь.
- Я вчера был у командующего округа Лютого. Решение о слиянии наших частей в одну бригаду принято. Решается, кто будет командиром, я или Мишин. Решается и где будет располагаться часть, у нас, или у Мишина в Подберёзовом. Генерал сказал так: «Устроим соревнования танкистов, кто победит, тот и будет командиром, там же будет и располагаться бригада».
Начальник штаба полка Половинчук спросил: - А как там с жильем, в этом самом Подберезовом?
Батов не обрадовал: - Хреново. Выделят квартир пять, не больше. Остальных в общежитие. 
- А как же наш военный городок?
- Закроют.
Все офицеры скисли.
Капитан шепнул лейтенанту: - А я только отделал квартиру. Евроремонт. 
Лейтенант тоже был неутешен: - А я новый унитаз поставил. Испанский. Голубой.  Красивый!   
Батов рявкнул: - Хватит там болтать! Сколько экипажей мы можем выставить на полигон?
Все переглянулись, ответил заместитель командира и по совместительству – командир первой роты:
-  Десять экипажей.
- Мало!  Мишин  готов выставить двадцать.
- Выставить то мы хоть тридцать можем, но десять из них будут неподготовленными. Они за рычагами то сидели всего по два раза.
Батов не понял: -  А почему они сидели в танке всего два раза?!
Капитан просвятил: -  Потому, что у Шилика, - Замком кивнул в сторону зампотеха, -   вечно нет солярки.
Шилик, полный майор лет пятидесяти, возмутился: - А что мне делать, если её нет?!
-  Куда ты её только деваешь, Шилик? Пьёшь, что ли?
Шилик был непреклонен: - Да сами вы её и прокатали! Гоняете технику день и ночь! А потом Шилик виноват.
Лейтенант шепнул капитану на ухо: - Да все знают, что он солярку на сторону толкает. Авезову. 
- Вот именно.
Батов возмутился: - Что там опять за разговорчики!? Так, всех больных и горбатых на плац мести и красить. Остальных на полигон. Шилик, ты как хочешь, но солярку мне достань! Мои танки должны летать!  И не только летать, но и стрелять! Снаряды выдать самые лучшие! 
  Шилик был не согласен: - Но товарищ полковник. Лучше бы расстрелять старые…
Батов рявкнул: - Отставить разговоры! Майор Шилик! Бегом – марш!
- Есть!
Разборки шла очень долго, наконец, все офицеры вывалились из кабинета, злые и недовольные. Никому не хотелось срываться и менять место службы. Кто-то остановился, чтобы покурить, кто-то просто пошел к боксам своей роты. Только Шилик прошёл к себе в кабинет, достал сотовый и начал звонить.
-  Анзор? Привет. Нет, солярки я тебе сейчас не продам. Тут у нас большой хипишь, пока нельзя. Но есть и хорошая новость. Нет, для тебя. Может случиться чудо, и вся часть отойдёт тебе бесплатно. Как? А вот так. Часть могут расформировать, и все это отойдет тебе. Будет соревнование двух частей, танковый биатлон, кто выиграет, тот и забирает весь куш. Если наши проиграют, все уезжаем в Подберезовск. Да, вот так.  Знаешь, я могу посодействовать в этом проигрыше. Ну, скажи тебе как! Ты, лучше скажи, сколько я за это получу? Мало. Это тебе не солярка даром, это готовый автопарк для твоих большегрузов, ремонтная база. А из самой казармы можно сделать увеселительный комплекс. Сломаешь? Зачем? А, кирпичи идут очень хорошо. Это я знаю, только, как ты её ломать будешь? Она ведь построена на замесе извести с  яйцом, её двести лет назад строили. Ладно, это уже твоё дело. Но ты мне сейчас скинь аванс на карточку, как СМС придёт, я начну трудиться на благо твоего кошелька. Всё, договорились. Пока, дорогой, пока!

Шилик положил трубку в прекрасном расположении духа. Он бы так не радовался будущему своему финансовому благополучию, если бы знал, что этот разговор слушала ещё одна пара смешных и мохнатых ушей.

Филька с утра занимался уже привычным делом. После утренней пробежки и зарядки он разбирал и собирал автомат Калашникова, потом Браухич преподавал ему тактику танкового батальона во встречном бою. Но параллельно Филька слушал всю казарму. Он ещё с вечера уловил какую-то угрозу, и вот теперь она стала понятна. Домовой решил, что пора действовать.
-  Разрешите обратиться, господин полковник!
- Да, рядовой Филька.
- Нашей части грозит большая опасность. Её могут расформировать, если мы проиграем в танковых соревнованиях с другой частью. К тому же часть офицеров хотят сыграть на руку противника. В частности майор Шилик.
Полковой был краток: - Предать суду военного трибунала и расстрелять!
Филька согласился: - Это непременно, но сначала нужно узнать, что он готовит, и что можно предпринять.
- Хорошо. Сержант Иваныч! Вы прикрепляетесь к этому Шилику, ни на шаг от него не отходить, немедленно докладывать обо всех его изменах. Я займусь самим командиром.
Филька спросил: - А я?
- А вы идёте в глубокую разведку. Зер гут?
- Ес, мой командир! 
 
Если бы кто мог видеть дальнейшее в режиме экстренного видео, то наблюдал бы забавную картину. В кабинете командира части бушевали немалые страсти. Входили и выходили офицеры, получали непременную взбучки. А в стороне, за журнальным столиком, сидел странный, маленький  человечек в непонятной форме с моноклем.

Не менее забавной была пара Шилик – Иваныч. Шилик не торопясь обходил своё хозяйство, за ним семенил его подчиненный, прапорщик Кулик. И за ними,  так же не торопясь шествовал Сержант Иваныч.
Шилик наставлял подчинённого: - Завтра в наши танки зальёшь солярку из этой цистерны, третьей.
Кулик удивился: - Но там, же солярки почти нет? Мы ж её того, Анзору толкнули и воды туда налили.
Шилик хмыкнул.
-  Ничего, пойдет. Теперь о снарядах. Для наших возьмёшь их из третьего склада. Для мишинских – из первого.
- Но там, же, в третьем складе одно старье, они на списание должны идти? Там каждый снаряд третий отказывает.
-  А нам и нужно их расстрелять, чтобы не вывозить. Это сколько мы солярки потратим на то, что вывезти их до станции? А так сэкономим. Пошли дальше.

Филька в это время находился на полигоне. Командиры рот спешно пытались «накатать» молодняк, но за день это было сложно сделать. Молодые механики не могли завести танк, на поворотах машины глохли, с трудом держались в колее. Стреляли танкисты так, что мат на командном пункте стоял непрерывный. Офицеры хватались за голову, но ругать могли только самих себя. Надо было гонять солдат на полигоне, а не на плацу.
Капитан махнул рукой: - Да, с такими экипажами нам ничего не светит. Зря только деньги я в ремонт вбухал.
Лейтенант всё о своём: - Я унитаз заберу с собой, в Подберёзовск. Он такой красивый. Голубой! С искрой!
- А я вот свои обои уже не оторву.

Вечером все трое Хранителей собрались на чердаке.
Браухич приказал: -  Что есть удалось узнать, докладывать?
Филька :-  Личный состав не подготовлен к стрельбам. Из тридцати экипажей более или менее стреляют и ведут танки половина. Остальные молодняк.
Сержант так же не обрадовал: -  Шилик сидит на измене. Хочет подсунуть нашим танкам солярку, разбавленную водой. Снаряды привезут на танкодром старые, половина не взорвётся. За такие дела царь-батюшка Петр Ляксеич при мне одного каптера на кол посадил.
Полковой спросил: - Что будем делать?
Филька: - С соляркой я знаю что делать, разберусь. Со снарядами тоже. А вот с личным составом я не знаю, что делать.
Полковой ухмыльнулся: -  Мы знаем. Я сам хорошо стрелять, а Сержант бесподобный водитель. Надо их только заранее подготовить. Познакомишь меня со своим земляком.
Сержант спросил: -  А они нас не испугаются?
Полковой: - Нет. Они есть солдаты.   
 
Этой же ночью после отбоя в казарме танкового батальона состоялось странное построение. Солдаты одного призыва собрались в обширной сушилке казармы, курили и судачили о том, зачем их сюда собрал Егор Трубников.
-  Чего он нас тут собрал?
-  Хочет, поди, пойти войной на стариков.
- Да, он уже троих вывел из строя. Все трое лежат в лазарете.
- Так мы скоро всех дедов к ногтю сведём.
- Как бы они нас не свели.
- Чего это?
- Чего-чего! Того! Они же того – отморозки! Вернуться из санчасти – мало не покажется.   
Конец пересудам положил вошедший Егор.
- Строиться! В две шеренги по разные стороны от меня.
-  Чего это?
-  Да, в чём дело то, Егор?
Егор возмутился: - Так, я кому сказал – строиться!
Солдаты нехотя повиновались. Это был смешной строй – все в трусах и майках, на ногах тапочки.
- Уже командует.
- Егорка точно на сержанта метит.
- А вроде не хохол. 
- Разговорчики там! Завтра у нас будут стрельбы и всё остальное. Как мы готовы к ним - вы сами знаете. Поэтому завтра в экипаж к каждому назначаются ещё два старослужащих. Они и будут управлять танками и стрелять. Ваше дело – заряжать, и быстро заряжать, а так же быстро ворочать рычаги. Знакомьтесь.
Рядом с Егором постепенно материализовался полковой.
- Полковник фон Браухич, ваш командир танка и наводчик.
Полковник Егору был по колено, да и вид смешной – старомодный френч, портупея, галифе, пенсне в одном глазу. Но у солдат при виде полковника встали не только остатки волос на голове, но и более длинная поросль под мышками и в трусах. Затем проявился Сержант.
- А это сержант Иваныч. Будет в экипаже за механика-водителя. Сидеть он будет на вашей шее, а вот рулить вашими руками. Ваше дело не мешать ему, и помогать им как можно больше. Все поняли?
Рота рявкнула: - Так точно!
- А теперь отбой!

Фильки рядом со старослужащими не было. И не только потому, что он не хотел показываться в своей дурацкой пилотке. Для него была избранна своя роль. Он был глазами и ушами танковой части. Так он засёк разговор начальника штаба батальона майора Половинчука со своим однокурсником из части противника.
Половинчук звонит по телефону: - Привет, Диман!
-  Привет, Сашка.
-  Завтра будешь у нас?
-  А как же!
-  Как там ваши орлы? Готовы к чемпионату?
- Орлы они и есть орлы. Мишин нас на месяц загнал на полигон, даже на выходные не отпускал. У нас сейчас все стреляют и катают как немки на биатлоне. А у вас что?
-  Да хрень полная. Первая рота ещё ничего, и то, лучший экипаж загремел в санчасть с побоями. Кто у вас начальник штаба?
-  Майор Кожвош.
- Он ещё служит?! Я у него ещё лейтенантом начинал.
- Последний год старик разменял. Всё, готовиться на дембиль. Домик приобрел в Краснодаре, уже и контейнер под мебель заказал.
- Интересно. То есть квартиру свою он оставляет?
- Да, и она у него отделана как надо. Второй этаж, три комнаты, лоджия. Что, хочешь на нее позариться?
- Само собой.
- Ну, это надо тебе как-то отличиться.
- Да запросто. Слушай и запоминай. Если ваш Мишин выставите своих орлов против нашей третьей роты, то у наших шансов нет. Там у них один молодняк, рычаги второй раз в жизни видели.
- Сашок! Спасибо за подсказку. Это ценно! 
-  Не за что, лучше намекни  Мишину, что у них есть практически готовый начальник штаба бригады.
-  Ну и ты прояви свою активность. Покажи себя.
- Само собой! Я на вышке всем жару дам. Правду-матку буду резать как Ельцин на первом съезде советов. Всё про Батова расскажу, сколько съел и сколько выпил. Считай, что вы уже выиграли биатлон.
- Ну, это мы завтра посмотрим. Давай, Сашка!
- Давай, брат. До завтра. 
Он положил трубку и в прекрасном настроении пошел в спальню. Правда, входя в нее, почему-то споткнулся и упал.
- Чёрт. Ногу зашиб.
Жена подняла голову с подушек: - Ты что, опять, что ли, налакался? Когда успел-то?
-  Какой там налакался! Нельзя. Завтра такой день. Завтра всё решиться.
- Да, что там может решиться! Господи, опять съезжать с насиженного места! Там, в этом Подберёзовике хоть общежитие офицерское то есть?
- Не волнуйся, я уже всё провентилировал. Начальнику штаба новой бригады квартиру точно дадут.
- Так это начальнику штаба!
- Представь себе, что ты уже лежишь в постели с этим самым начальником штаба.
- Ты чего это? Откуда знаешь?
- Знаю. Я уже подсуетился. 
- И какую?
- Что какую?
- Ну, ты говорил, что знаешь, какая там квартира. Какая она?
- Лучшая квартира в военном городке. Второй этаж, три комнаты, раздельные, евроремонт и громадная лоджия.  Спи, давай, мне надо выспаться! Денёк завтра будет ещё тот.

Планы у всех предателей были грандиозные. Но Филька кое-что подправил в раскладе сил. Начальник штаба Половинчук, утром выходя из подъезда в прекрасном настроении, умудрился на крыльце споткнуться, упасть и сломать руку.
Хитрый зампотех до части доехал, но за завтраком в офицерской столовой подавился котлетой. Как его только не спасали! Всем офицерским составом. И кулаками били  по спине, и табуреткой, и  вверх ногами переворачивали и трясли. Котлету они вытрясли, но после этого майор был в состоянии коровы, из которой была сделана эта котлета – мычал, хлопал глазами и ничего не понимал. Его пришлось срочно отправить в санчасть. А затем всё было просто – Кулик заправил танки не из той цистерны, про которую говорил его начальник, а из другой, которую Шилик держал про запас на случай ревизии. И снаряды Кулик отгрузил не из третьего склада, а из первого, новенькие, еще пахнущие краской, герметиком  и смазкой.

К обеду прибыла делегация конкурирующей части и комиссия во главе с командующим округом. Фамилия его была Лютый, и это сильно соответствовало его характеру. Для начала он отчитал дежурного по КПП, объявив ему взыскание. Затем он прошёлся по территории части, и хотя весь прошлый день личный состав драил плац, нашел к чему придраться. От обеда он отказался, сразу приступил к делу.
-  Ну, везите меня, Батов, на этот ваш полигон. У Мишина я уже был, посмотрел его в действии. Впечатляет. Твои экипажи готовы?
- Так точно.
-  Ну-ну, посмотрим. Поехали!
Прибыв на полигон, генерал прошелся вдоль строя танкистов, выругал Мишина за внешний вид его солдат, затем Батова за состояние танков, а потом поднялся на смотров ую башню. Усевшись на главное место, он взял в руки бинокль и спросил Мишина: -  Сколько экипажей вы привезли?
 - Десять.
- Хорошо. Столько же выставите и вы, Батов. Кто будет от вас?
- Первая рота…
Тут вмешался Мишин: - Разрешите, товарищ генерал-полковник?
- Да.
-  А можно нам самим выбрать своего соперника?
 Лютый не понял: - Это как?
-  Мы просим выставить против нас третью роту.
- Почему третью?
-  У нас третья, и у них пусть будет третья.
Батов открыл рот но сумел вымолвить только одно слово: -  Но…
Лютому же идея понравилась: - А, что, хорошо. Нам показуха не нужна, пусть это будет хоть вторая рота, хоть третья. Танкисты должны быть одинаково хорошо подготовлены в любой роте!
Батов  сразу вспотел:  «Шандец, позорный проигрыш, пенсия впереди, неизбежная как восход солнца».
Мишин из-за плеча генерала подмигнул Батову, и тот понял, что эта рокировка с ротами была не так проста. 
«Продали! Со всеми потрохами продали! Найду того, кто сдал меня – убью!» 
Для Егора приказ занимать исходные позиции не был неожиданным – Филька постоянно держал его в курсе всех дел. Первым выехал на позицию как раз его танк. Точно такой же Т-72 конкурентов пристроился рядом.
-  Топливо и боеприпасы у них одинаковые? – Спросил Лютый. 
Батов доложил: - Так точно. Разливали из одной цистерны, снаряды новейшие, из последней партии. И танки разыгрывались жребием. Всё честно.
- Ну, тогда давай красную ракету!
Над вышкой взлетела красная ракета и одновременно в танкошлемах раздалась команда: - Вперёд!
Моторы взревели одновременно, но танк Егора чуть споткнулся на старте.
Батов подумал: «Началось!»
Но затем  броневая машина рванула так, словно это был не танк, а болид Формулы-1. Еще до первого огневого рубежа она обогнала танк Мишина метров на сто. Если бы генерал и все остальные офицеры могли в этот момент заглянуть в танк, то могли увидеть забавную картину. На шее у Васьки  сидело полуметровое создание с очень сосредоточенным лицом. По сути, сейчас тут было не два создания, человек и полковой домовой, а одно, с мозгами Сержанта и руками Васьки. И этими руками он лихо рулил танком. При этом Васька орал песню из очень древнего репертуара, который никогда раньше не слышал, и знать не мог:
- А молодого воеводу несли с разбитой головой!...
Он развернул танк на рубеже, остановил его, Харитон дослал в пушку снаряд, и в дело вступил полковник Браухич. Он приник к окулярам прицела, только бормотал себе под нос: -  Сейчас мы их… Фойер!
   Выстрел был идеально точен – болванка поразила прямоугольную мишень прямо по центру. Это оценил даже Лютый.
-  Эк, он её! Хороший выстрел! Кто командир танка?
Батов ответил: -  Рядовой Трубников. Полгода службы. Весенний призыв.
Лютый одобрил:
 - Молодец! Посмотрим, что будет дальше, но начали вы хорошо.
    Мишинские танкисты так же поразили мишень с первого выстрела, но не так эффектно и время затратили гораздо больше. Дальше преимущество танка Батова только нарастало.
Лютый поинтересовался: - По-моему, они превышают все нормативы на выстрел?
Батов подтвердил: - Так точно. Тут прицеливание и выстрел не более двух секунд.
Лютый довольно кивнул головой: -  За такую стрельбу и лихое вождение этот экипаж надо наградить. Запиши, Батов.
Батов спросил: - Наградить именными часами?
- Ещё чего! Я ж тебя знаю, накупишь на рынке китайской хрени, а вручишь как командирские. Экипаж должен поехать в отпуск на десять суток без дороги.
-  Непременно!
Подтвердил повеселевший Батов. За спиной генерала он подмигнул ничего не понимающему конкуренту.
 А Лютый вспомнил кое что ещё: - Кстати, Батов, а где ваш начальник штаба?
 - Майор  Половинчук буквально за два часа до начала соревнований упал с собственного крыльца и сломал правую руку.
- Да, если не везет, то не везёт. И на родной жене триппер подцепишь.
   Все дружно заржали над этой древней армейской шуткой из уст генерал-полковника.
Капитан доложил: - Первый состав окончил прохождение маршрута. Победил экипаж полковника Батова.

В это время в санчасти пришёл в себя майор Шилик. Поблагодарив медбратьев, он поспешил к себе, в боксы. В его каптерке, на его месте, положив ноги на стол, сидел прапорщик Кулик. Включив рацию, он слушал переговоры на полигоне, курил и пил чай с пряниками. Увидев входящего майора, он спохватился, вскочил на ноги: -  О! Товарищ майор, а мне сказали, что вам так плохо, что вас сегодня не будет.
 - Не дождётесь! Кстати, как там наши дела на полигоне?
- Хорошо. Наши давят. Уже пятый экипаж делает мишинских как щенков слепых.
 Майор уставился на своего подчиненного как бык на матадора.
- Чего? Кто выигрывает?
- Наши. Третья  рота давит мишинских танкистов как котят.
-  Отказы в технике были?
- Никак нет.
- А по снарядам? Осечки? 
- Тоже все нормально.
Майор сел за свой стол, начал листать документы. Круглое его лицо вытянулось: - Слушай, Кулик, ты из какой цистерны залил солярку в наши танки?
 - Как вы и говорили – из первой.
- Какой первой?! Я  тебе говорил заливать из третьей!
- Да какая разница!?
- Есть разница! А снаряды ты откуда им отгрузил?
- Из первого склада.
- Да ты что, сдурел, что ли?! Это же новые! Совсем новые снаряды! Я же приказал отгрузить нашим из третьего! Из третьего склада!!!
- Товарищ майор, я что ж, дурнее жопы что ли? Я же всё помню, всё, что вы мне говорили. Я же, как сомневаться начал, так перепроверил всё. Вот, это же вы писали в журнале. Топливо из первой цистерны, снаряды из первого склада.
Не веря своим глазам, Шилик смотрел в журнал. Там, действительно, были именно такие записи. Между тем Кулик обрадовался. Он продолжал слушать переговоры по рации. 
-  О! Наши шестого мишинского сделали! Теперь наши точно победят. В любом случае!
Шилик же думал о своём, о самом страшном: «Я что теперь буду деньги Анзору возвращать?»
Горло его при этом перехватило так, словно в нем застряла еще одна котлета. Выпустить из рук уже полученные деньги – это было выше сил тыловика!

К концу стрельб на полигон прибыл и начальник штаба Половинчук. Правую его руку сковал внушительный гипс. Морщась от боли, он поднялся на вышку, и услышал заключительную фразу генерал-полковника Лютого: - Полковник Мишин, я не понимаю, чем вы недовольны? Все были в равных условиях, на одинаковых танках, с одинаковым топливом и снарядами, противника выбирали вы сами. Я не знаю, чем вам не понравились первая и вторая рота, но и третья рота Батова разнесла ваших лучших орлов по всем параметрам. А вам, полковник Батов, объявляю благодарность за отличную подготовку личного состава, и представляю к ордену «За заслуги перед отечеством» третье степени.
Батов рявкнул: - Служу России!
 - И не забудьте про тот, первый экипаж. Пусть съездят домой. Красиво прошли ребята! Быстро и без промахов! Лихо! С такими танкистами нам никакой враг не страшен! Господа офицеры, благодарю за службу! Всем объявляется благодарность с занесением в личное дело!
   С той точки, где он стоял, Половинчук видел только затылок Батова, лицо генерала Лютого и за его спиной - злые глаза Мишина. Полковник словно расстреливал его этим взглядом. Половинчук невольно  попятился назад, забыв, что сзади как раз лестница, и с воплем боли скатился вниз. Орал он не просто так, к перелому правой руки добавился и перелом левой руки. К нему подбежали офицеры из свиты Лютого. Лютый глядя сверху на корчащегося внизу майора: - Что там у него, Самойлов?
- Похоже, левую руку сломал!
- Да, сегодня не день майора Половинчука. Летает он исключительно неудачно. Да это и понятно – он же танкист, а не летчик.
   Офицеры ответили дружным смехом. Молчал только Мишин
Лютый его не понял: -  Что вы такой недовольный, полковник? Вы же сами ратовали за такое решение проблемы объединения. Лучше надо было готовиться, лучше! Вот, как Батов. Поехали в столовую. Надо хорошо отметить такой важное событие как создание новой танковой бригады с достойным командиром.

Довольны были и чердачные хранители.
-  Я давно есть не получал такой удовольствие. Со второй мировой. Пиф-паф!
У сержанта были свои впечатления: - А я так отмотал руки, словно сам ворочал эти фрикционы! - Ворчал Сержант, рассматривая свои поднятые руки. – Десять кругов подряд! Теперь они будут болеть дня три.
Филька предложил своё: - Это всё надо отметить. Я сейчас.
 Филька смотался в каптерку и притащил своё НЗ. Сушки, а особенно «шерри» производства Вальки Кобылиной пришлись старым служакам по вкусу.
-  О, какой отличный шнапс!
- Да, пойло что надо!  Я такое пил трофейное, с Суворовым, Ляксанда Васильевичем, в Швейцарии. Только тот был послабже. А это как раз то, что надо! Продирает!
Полковой махнул рукой: - Наливай ещё три капли.
Когда сослуживцы пришли в нужную кондицию Филька взмолился:
- Братцы! Отпустите меня домой! У меня там жена молодая, мы еще медовое десятилетие не отгуляли!
Браухич озадачился: -  А кого же мы здесь будем тренировать?
-  Так под вами тут целый батальон солдат. А скоро будет целая бригада. К Егору обратитесь, он поможет.
И полковник согласился:
-  Да, он есть прав. Хватит сидеть на чердак. Пора брать контроль над часть, особенно над поваров, а то эту еду в офицерской столовой совершенно нельзя жрать! Ну, ещё наливай две капли. За боевое братство!

Домой Фильку провожали рано утром. Сначала Иваныч наколол Фильке на плече традиционное «ДМБ» с годом дембиля, а на запястье - танк на фоне солнца Старики расцеловались с «дембилем», дали кучу наставлений на будущую жизнь.
Полковой: - Держи марку танкиста всегда и везде! 
Сержант: - Пей много, но не пьяней! Ни одну бабу мимо себя не пропускай, прежде чем её не обрюхатишь! 
Полковой был шокирован: - Фи, Иваныч! 
- А что, это мне ещё отец завещал. В наши времена баб было много: кикиморы, лешихи, маркитанки. С одной я так закрутил, аж из части дезертировал. До Парижа с ней дошёл. Тут и наши подошли. Чуть не расстреляли  тогда. Да вы же помните! 
- Я, помню! Я настаивал, чтобы тебя расстрелять, но остальные решили отдать в дисбат.
- Сорок лет отбыл от звонка до звонка. Потом на передовой, в штрафной роте, на бастионах Севастополя кровью смыл позор.   
- Полковник, я хочу подарить вам вот это. Вязала моя жена.   
Домовой повязал на шею полковника косынку, связанную Вельдой. Полковник оценил гламурность данного решения: - О! Это есть стильно! И тепло! Передай привет твоя хозяйка.
- А тебе, Иваныч, я дарю эту фляжку.
- Самый ценный подарок в моей жизни. Ладно, давно я не делал этого, но попробую. 
Сержант сделал Фильке самый ценный подарок – он покрутил руками над головой Фильки и вернул тому его волосы. Как он это сделал, домовой так и не понял, но увидев в осколке зеркала своё прежнее отображение, Филька обрадовался невероятно.
- Иваныч! Товарищ полковник! Друзья! Приезжайте в гости! Я вам хоть литр этого шерри спою!
- Теперь точно приеду. А то я в отпуске не был уже лет сто!  Лети, танкист, на дембель!
- Зер гут!
Так быстро Филька не летал ещё никогда. Дело шло уже не о сверхзвуке, а скорее о скорости света.
Но Вельда встретила мужа высоко поднятыми бровями: - Кто-то хотел развеяться на три дня? Где ты был, целую неделю?! Как её зовут? Возвращайся к ней навсегда!
Филька в долгу не остался: -  А ты сколько раз в моё отсутствие бегала в рощу к Кольше?
Вельда взорвалась: - Куда?! К кому? Кольше!? Я после свадьбы не могу видеть эту противную морду с бородавками!
Филька настаивал: - Да! А если честно? Сколько раз бегала к нему в рощу?! Он тебе понравился в постели?
Вельда вынесла свой вердикт: - Дурак!
Короче, молодожены крепко поругались. И помирились только в тот день, когда на побывку в деревню прибыл Егор Трубников.
Егор отрапортовал стоя на пороге: -  Рядовой Трубников прибыл в отпуск на десять дней без дороги за отличные стрельбы!
Дашка с визгом кинулась ему на шею.
Егор и рассказал о той роли, что сыграл в его судьбе приезд Фильки.
Он сидел за столом, перед ним стояла громадная миска с пельменями, на плече висела Дашка
- Короче, если бы не Филька, я бы здесь сейчас не сидел. Кстати, и готовить в столовой стали лучше. Повара какие-то зашуганые, всего бояться. Раньше за добавкой даже не подходи – всё шло в личный свинарник Мирончука, а теперь сами зовут, да накладывают с бугром. А сами всё оглядываются по сторонам, да так испуганно.   
    После этого и Вельда реабилитировала мужа.
- Ну ладно, я есть тебя прощаю. Но в последний раз.
Филька не понял: - Чего? В последний? А когда первый был?
- Не спорь со мной, а то уеду к папе в Германию.
- А что не к маме в Ирландию?
- Ой, не придирайся! Я тебе ещё Кольшу припомню! Нашел к кому ревновать! Я по твоему полная есть дура?
- Нет, не полная.
- Так я всё-таки дура?! Всё, я есть собираюсь к папе!
- Но Вельдушка!...
Спать они легли порознь.   
А на следующий день Дашка родила.
И это окончательно помирило супругов. А потом началась трудовая страда. Дашка привезла ребёнка, Колька подвесил на крюк в потолке старинную люльку, а вот качать её большей частью приходилось Фильке и Вельде, особенно ночами. Но это была очень приятная работа!

ЧЕРТЁНОК
История номер восемь
То, что с этим ребёнком Катерины Кобылиной не все так просто, Филька понял, когда тот ещё лежал в люльке, которую Колька Скоков подвесил на крюк, вбитый ещё его прадедом в потолок.

Филька качал люльку, но взгляд младенца неизменно останавливается на его лице. При этом глаза его поблескивают красным. По лицу Фильки было видно, что он в некотором смятении.   
- Странно. Ты, что, видишь, что ли меня? 
Ребенок расплылся в улыбке и захихикал.
Филька был в шоке. 
- Это ты чего? Это ты прекращай! Ты меня видеть не должен.
Входит Катерина и ее муж Колька Лопухин. На его лице красуется большой, ходя уже и сходящий синяк. 
- Смотри. Вот, видишь?
Катька тычет пальцем в ягодицу ребёнка. Там здоровая родинка в форме земляники.
- Точь-в-точь как у тебя, обормота!
Колька расплывается в довольной улыбке.
- Точно мой сын! Пусть не врут, что от какого-то там лешего! Колькой его назову! В честь себя! 
- Пошли. Бери дитя. А я сумки потащу.
Лопухин берет на руки ребенка и торжественно выходит из зала, а потом и из дома. Сзади с сумками идет Катерина. Так они шествуют по всей деревне. При этом Лопухин важно раскланивается со всеми встречными земляками. 
 Но еще больше Филька удивился через полгода. 
Валька и Катька гоняют на кухне чай с сушками, Кольча ползает на полу.
- Как там твой Колька, деньги то хоть домой п-приносит?
- Через раз. Раз принесет, раз пропьет, суслик. Уж не знаю, что с ним делать. Уж и бью его, скалкой даже. Бесполезно! Лопух он и есть Лопух.
- Скалкой?! Да ты же убьешь его! Ты хоть кулаком б-бей его.
- Да что толку! Я как кулаком его стукну, так потом полчаса откачиваю. А скалка, она же сломаться может, все полегшее. Он так, отключиться на пару минут, и всё. Бежит новую скалку делать. А где Кольча?!
   Они оглядываются по сторонам. В это время Кольча переползает из зала в спальню, при этом что-то весело попискивая.
Валька кивнула в сторону зала: - Да в-вон он, в зале ползает! А чего ты его К-кольчей называешь?
Катька хмыкнула: -А, как мне его называть? Деда его Колькой зовут, отца Колькой, тут наш еще Колька, Скоков. Как я их потом звать буду? Колька!  И кто ко мне из них придёт? Либо все, либо ни кто. Так что, пусть будет Кольчей.      
Валька ехидно спросила: - Ты никого больше не з-забыла?
Катька не поняла: - Кого это ещё? 
- Да, л-лешего ведь тоже Кольшей зовут.
Катька стукнула кулаком по столу: - Мама! Хватит тебе! Я давно к нему уже не бегаю! Это ты растрепала по всей деревне, что я его полюбовница. А ведь не было ничего! Почти... Так… ерунда.
Валька согласилась:  - Конечно, я знаю, - шёпотом, - ребеночек то не от него, не от л-лешего?
- Мама!!! Ты чего говоришь-то?! Ты на него посмотри! Вылитый отец! Даже родинка на жопе один в один как у Лопуха. Он как её рассмотрел, так чуть не закукарекал от радости. Мой, дескать, сын и ничей больше.   
  В это время Кольча  заполз под кровать, любимое место обитания Фильки. Увидев домового, Кольча обрадовался, ткнул в него пальцем и сказал: - Дядя!
 Кто бы знал, как Филька тогда перепугался! Он чуть было не заорал во всё горло, даже кулак в рот сунул, чтобы не закричать, у домового даже все волосы на теле встали дыбом! Это был первый случай, когда человек увидел его по собственному желанию.
Потом Филька пришёл в себя и улыбнулся: -  Да ты, брат, похоже, наш! Видать, Кольша тебе кое-что своё передал. Ну-ка, скажи что-нибудь ещё.
- Дядя! Дядя Филя!
- О, соображаешь! Молодец! Давай поиграем.
Леший Кольша, был первый «мужчина» в жизни Катьки Кобылиной, но чтобы от женщины у него было потомство – это было в первый раз. От козы было, от коров и даже от белок. А вот от женщин – первый случай. 
   Кольча рос ребенком не по годам активным. Он быстро научился говорить, а еще быстрей хулиганить. Правда, шло это не со зла, а,  наоборот, от добра да желания познать мир. И сколько всего было! 

Кольче уже семь лет.
 Валька с некоторых пор начала краситься – седина полезла в прическе. Взяла она по советской традиции иранскую хну, навела её в пластиковой банке из-под майонеза, начала краситься старой зубной щеткой. 
Кольча спросил: - Бабуля, а что вы это делаете? 
-  Это, внучек, я к-крашусь. Вот эта штука называется хной. 
- А зачем?
- А затем, чтобы седины у меня в волосах не было видно.
Кольча удивился: - Да у тебя её и не видно совсем. Это вон, у деды голова совсем седая. Его надо красить.
- Перебьется. Перед кем ему красоваться? Перед карасями в пруду? Или боровиками в лесу? Пусть таким ходит как есть.
    Валентина покрасовалась в зеркале. Остатки краски отдала внуку.
- Ну, вот и все. Выброси, внучек, это в мусорное в-ведро.
    Валентина начала готовить обед, а Кольча остатки краски решил не выбрасывать. Он побежал в соседнюю комнату, где спал его дед.  Старательно, даже высунув язык, он покрасил волосы деда, правда, только с одной стороны. На второй дед спал, да и краска кончилась. Полюбовавшись своей работой,  Кольча нырнул под кровать.
- Я принес, давай играть!
Тут же проявился Филька. Кольча бросил на пол коробок спичек. Филька занес над ним руку и коробок медленно поднялся вверх и завис в воздухе. Потом коробок упал.
- Давай теперь ты. 
Кольча занес руку над коробком и тот медленно, покачиваясь, поднялся вверх.
- Молодец, уже лучше! Давай теперь левой рукой.   

В это время Колька проснулся, потянулся. Встав, он выглянул в окошко, чертыхнулся.
- Да что б тебя! Опять дождь! Что за погода в этом году? Ни рыбалки, ни грибов.
Колька провел рукой по подбородку.
- Побриться, что ли?
Колька вытащил из комода старую электробритву, но подойдя к зеркалу, выронил бритву и вытаращил глаза.
- Это что?... Это зачем?... Это кто?!!!!   
Одна половин волос на голове белая, а другая ярко красная. В это время в зал с чашкой чая в руках вошла Валька. Но увидев новый облик мужа, она выронила чашку, и вскричала: - Кольча! Сукин ты с-сын! Ты чего это наделал?! 
- Кольча? Я тебя, мерзавца! Где твоя задница, чертёнок!
Валька и Колька одновременно кидаются к кровати, задирают покрывало, но при попытке заглянуть под него сталкиваются головами и заваливаются назад. Пока они лежат на полу, Кольча выскакивает из-под кровати и убегает.
- Стой, стой гаденыш! Как я теперь на улицу покажусь с такой башкой?!
   Колька бежит за внуком, но спотыкается о порог и падает. За ним бежит Валька, она почти догнала внучка, но в следующей комнате она стукается лбом о притолоку и оставляет эту затею.
 С желанием выпороть внука Колька и Валька  бегали за ним половину дня. Но не получалось. Все ноги отбил, на голове шишки заработали, но внука так и не поймал. Пришлось Вальке мужу волосы сбривать под самый корень.
 В то лето недалеко от Домовёнково открыли детский оздоровительный лагерь. Ну, как открыли – реанимировали старый, советских времён. С помощью спонсоров подлатали домики для отрядов, завезли в столовую новое оборудование, даже назвали так же как прежде – «Дружба». Работы в деревне так и не было, поэтому было счастьем, что Катьке удалось устроиться в лагерь поварихой. Муж её Колька Лопухин, не особенно был доволен таким временным «разводом», так что под навесом у дома Катьки произошло важное «производственное совещание». 
Катька просто умоляла мать: - Мам, мне повезло, устроилась поварихой в пионер…. То есть в этот, как его? Оздоровительный лагерь. Ты только помоги мне.
- Чего помочь то? Что хочешь проси, ты всё-таки д-дочь мне.
- Мама, ну возьми Кольчу к себе на это лето. Когда я ещё найду способ столько денег заработать?
Валька даже руками замахала: - Нет! Что угодно, только не это! Даже не говори мне про это! Не приводи даже! До г-греха доведёт, убью ведь р-родного внука, ещё сидеть за него на старости лет придется! Он ведь что сделал в последний раз? Его Колька научил вязать рыболовные крючки. Так он взял, и на каждой удочке навязал ему еще по десять к-крючков!
- Ну, он же хотел как лучше! Чтобы у деда сразу по десять карасей ловилось.
- Ага! Колька со сна да в темноте этого не заметил, удочки закинул, а они перемотались все! Д-два часа их разматывал! Ругался как… депутат в думе. Зорьку он, видите ли, пропустил. 
Катька нахмурилась: - Подумаешь, удочки Кольча перемотал. Он ведь помочь хотел.

В это время Кольча во дворе соседнего дома старательно макает черного кота в ведре с белой известкой. Тот орет во всю глотку, но Кольча упорен. Наконец кот вырвался, и побежал к себе домой. Его хозяйка, баба Маша, как раз мыла крыльцо. Увидев белого кота, она начала гнать его.
- Куда!? Ну-ка, иди отсюда! Мало нам своего черныша, так ты еще припёрся. Брысь! Брысь, говорю! Да что ж ты такой наглый то!? 
   На крыльце появляется ее муж, дядя Миша.
- Ты чего это, мать, тут буянишь?
- Да вот, кот какой-то приблудный, в дом лезет, а я его не пускаю.
   Дядя Миша присмотрелся, провел по спине кота рукой.
- Да… ты бы очки одела, что ли! Это же наш Черныш! Только кто-то его  известкой покрасил.   
  Баба Маша ахнула.
- Ой! Отмывать его надо, а то помрет ведь! Черныш, бедненький!
Дядя Миша велел: - Тащи его к бочке!
  Вдвоем они макают кота в бочке, тот думает, что его топят и  орёт благим матом, царапается.
- Да что ж ты так орёшь?! Мы же тебя не топим, а моем!
- Да, моем.
- Кто ж это сделал?
- Это Кольча, только он может такое сотворить!
- Больше некому! Ну, поймаю, я его!
- Да как его поймаешь то, чертенка? Он как угорь, вспомни, как мы последний раз за ним по саду бегали? Всю голову об ветки отбили, все коленки зашибли, а так и не поймали! 
- Дал бог соседа! 
- Да раньше соседи были хорошие. Что Лопух, что его отец. Ну выпивали немного, и что? А это же, не приведи господи!
- И что нам делать? 
- Пошли к Катьке. Пусть хоть она его выпорет. Она одна с ним справляется.
Они уходят через калитку, и вскоре над деревней несется крик Катьки.   
-   Кольча, ты где, чёртов сын!? Ты что опять сотворил, мерзавец! Теперь домой не приходи! Выпорю! 
  Этот крик слышат еще два человека за воротами дома Лопухиных. Это баба Лида и дед Вася – соседи Катерины с другой стороны. Они переглянулись, но потом всё же толкнулись в калитку.   
Лида: - Кать, мы к тебе. Здравствуйте, Коля и Валя. 
Василий подтвердил: - Да, Катерина. Ты не обижайся, но Кольча ваш нас уже достал.
- Да!
- Я его вчера хворостиной по спине жиганул, так он вот чего нам учудил.
    Он ставит на стол перед Катькой лейку.
Катька не поняла:  - И чего? Лейка как лейка.
Васька посоветовал: - Ты подними её.
Катька подняла, пожала плечами. Поднял её и Лопух.
- И чего? – Спросил он.
Лида пояснила: - А то, что пустая она.
Катька не поняла: - Как пустая?!
Лопух повторил: - Пустая? 
Катька заглядывает внутрь.
Васька разъяснил: - Он мне туда бетон залил, половину лейки! Я вчера завалинку бетонировал, вот он и подсуетился. Когда только успел, гаденыш! А сегодня Лидка, вон, полдня огород поливала, да все удивлялась, что так долго. Таскает воду в два раз больше. То лейку на четыре лунки хватало, а сейчас на две. Потом только очки одела, да заглянуть в неё догадалась.
Колька и Валька невольно давятся со смеха, Валентина хмурится. 
   В это время Кольча на чердаке собственной бани обнаружил круглый, легкий сосуд с отверстием снизу, прикрепленный к одной из стропил. Внимательно рассмотрев его, Кольча оторвал его. Обнаружив внутри коренных жителей шара, Кольча с криком ранул вниз по лестнице. Было бы нормально, если бы его одного покусали разъяренные осы – справедливо! Но Кольча, подбежав к столу, нырнул под него и, пробежав на четвереньках, убежал к пруду. А вот тем, кто сидел за столом,  уже спрятаться негде было! Досталось всем сполна! Покусали всех! Особенно досталось соседям и слева, и справа. Они побежали к себе домой, а Валька и Лопухины так же забрались под стол.
Катька сидя под столом, решила:  - Придется, Колька, тебе и с Кольчей сидеть, и огородом заниматься, и за курами ухаживать.
Лопух отрезал: - Ещё чего! Мало того, что она взяла и насажала огород, все двадцать соток, а потом смыться решила! Мне что, тут сдохнуть на этом аэродроме!? А с Кольчей я, что буду делать?
- А что с ним делать? Ты что, со своим сыном сладить не сможешь? Его только кормить надо, да и всё. Он сам себе развлечение найдёт.
Лопух хмыкнул:  - Ага! Сказки рассказывай! Что думаешь, я его шкодливый характер не знаю? Не надо мне его оставлять, убью я его как-нибудь и всё. Посадят меня. У меня на него нервов не хватает. Вон, бабушка есть!
Валька дернулась и ударилась об столешницу:- И даже н-не думай! Размечтался! Он в тюрьму не хочет, а я, значит, должна сидеть? Ф-фикушки! Чего там эти, улетели?
Лопух высунулся из-под стола: - Да вроде.   
Они выползают из-под стола. У Кольки от укусов закрылся глаз, у Катька нос в форме картошки, у Валентины ухо в два раза больше прежнего. 
Лопух оглядывается по сторонам: - Что, все ушли, что ли?
Валька фыркнула: - Ушли? Убежали! Нет, вот, как я с ним останусь?  Вдруг он и мне лейку з-забетонирует? Это ж надо такого удумать!
Катька была не против: - Так им и надо, этим крохоборам! Надо было эту лейку им с верхом забетонировать.
- Чего это?
- А нечего было Кольчу хворостиной бить! Жадины! Подумаешь, горсть земляники он съел! У них там плантация на пол огорода, да земляника крупная такая, голландская. Они её в город ведрами возят, продают.
Лопух не понял: - А  ты откуда знаешь?
- А он и мне горсточку принес. У нас то, она выродилась, маленькая. Мне некогда её пересадить. А у них большая, да вкусная! Кольча то, он  добрый.
Лопух разозлился:  - Вот всегда ты его покрываешь? А кота он перекрасил зачем?
Катька нашла и тут ответ: - А потому, что баба Маша вчера мне пожаловалась, что у них все беды от черного кота. Как он дорогу перейдет, то она молоко разольет, то на крыльце упадет. Вот Кольча и решил им помочь, перекрасил кота. 
Валька махнула рукой: - Ладно, я пошла. А то у вас ещё чего бы н-не случилось. 
Валька уходит, Катька недобрым взглядом смотри ей вслед. Мать  на пороге спотыкается и чуть не падает. 
- Да что б вас всех!..
Катька решилась: -  Ну, ничего, раз вы все такие… Я  Кольчу с собой  заберу, в лагерь.
Лопух засмеялся: - Ха-ха-ха!
- Посмейся мне ещё! Ух! Совсем убью! У! Вражина!

Катька  и в самом деле взяла сына с собой. 
   На территорию лагеря въезжает кавалькада автобусов с детьми, на плацу их уже ожидает персонал лагеря. Впереди стоят руководители - Мария Михайловна и Мария Алексеевна – две дамы бальзаковского возраста, одна блондинка, вторая брюнетка. Обе явно следят за своей фигурой, в обтягивающих юбках и кофточках. Кольча  наблюдал за всем происходящим с крыльца столовой.
Мария Михайловна:  - Так, дети, вещи пока складывает в сторону, а сами на построение! Первый отряд строиться здесь, остальные дальше. Кстати, а где у нас вожатая первого отряда? Снова опоздала?
Юля:  - Я здесь. Я просто проспала. 
Мария Алексеевна была жестокой: - Деточка, считайте, что вы проспали последний раз в жизни. В нашем лагере вам не удастся проспать ни одной минутки. Я за этим прослежу. Идите, знакомьтесь со своим воспитателем.
Она подталкивает Юлию к молодому, симпатичному парню.
- Юля.
- Рома.
Они застыли, глядя друг на друга, и, казалось, всё, что рядом, исчезло и замерло.
Мария Алексеевна не поняла:  - Эй, вы чего там застыли?!  Рома! Юля! Ну-ка, быстро собирайте детей!
Ромка и Юлька очнулись и начали выстраивать детей. Наконец всё было готово. 
Мария Михайловна обратилась хорошо поставленным голосом:
- Дорогие дети! Дорогие работники пионе… оздоровительного лагеря «Дружба»! Благодаря заботе руководства нашего района и помощи спонсоров наш любимый лагерь снова начал работать, а значит приносить радость и здоровье нашим любимым детям! Давайте поприветствуем наших спонсоров – Романа Иваныча Енукяна и Валерия Абрамовича Сидорова! 
  Все аплодируют двум мужчинам. Один, невысокий, явно армянской национальности, яростно улыбается. На его теле не менее килограмма золота – цепи, перстни, кольца, браслеты, громадные часы.  Второй спонсор – высокий, полноватый, с хмурым выражением лица.

Валерий Сидоров вполголоса шепнул Енукяну: - Ты чего сына сюда пристроил? Хочешь устроить медовый месяц с молодой женой?
- Угадал.
- Ты с прежней то развелся?
- А как же! Хотела меня обобрать, сучка, но шиш получила.
А ты чего своего сюда устроил?
- Так бесплатно же. И отдохну от него. Тот ещё хулиган! Достал он меня уже дома! У него уже мозоль на жопе от моего ремня.    
А директор продолжала.
- Зовут меня Мария Михайловна, и я директор вашего лагеря. А это Мария Алексеевна старший пионер… э-э… вожатый. Кроме того, с вами будет работать физрук Михаил Михайлович, плаврук Олег Васильевич. За ваше здоровье будет отвечать медсестра Вера Васильевна. И наш неизменный баянист Юра!
 Чрезвычайно худощавый человек с плоским лицом сильно пьющей воблы  грянул на баяне марш «Прощание славянки».   
Мария Алексеевна продолжила: - Со своими воспитателями и вожатыми вы познакомитесь сами. Теперь все расходятся по своим корпусам, а через полчаса все идут на обед!
Когда все разошлись, директор обратила внимание на мальчика на крыльце столовой.
- А это чей мальчик? Почему он тут один стоит? Где его отряд? 
Мария Алексеевна спросила: - Ты из какого отряда, мальчик?
Кольча ответил бойко: - Ни из какого. Я сам по себе.
Мария Михайловна озаботилась: - Как это сам по себе? Такого быть не может.
- Как тебя зовут?
- Меня зовут Кольча, я из Домовенково. А у меня тут мама работает, Катерина Лопухина. Ей не с кем меня дома оставить, вот она меня и взяла с собой. Я могу по деревьям лазить, плавать, рыбачить. А еще я могу коробок спичек поднимать, не прикасаясь к нему. 
Мария Алексеевна восхитилась: - Какой бойкий ребенок! Тебе сколько лет?
- Семь скоро исполниться. Я осенью должен в школу пойти.
    Всё разъяснила появившаяся на крыльце Катерина. 
- Да это мой сын, Колька. Я его Кольчей зову. Он со мной приехал, не с кем его дома оставить. А, что, нельзя?
Мария Михайловна расплылась в улыбке: - Да почему, можно. Что мы, всем лагерем маленького ребенка не прокормим? Да, Маша?
Мария Алексеевна присоединилась: - Конечно. Может его в первый отряд пристроить?
Катерина не поверила в такое счастье: - Да не надо. Он у меня дикий, не знаю как с детьми то уживётся. Ему в лесу больше нравиться.
- А он там не заблудиться, в лесу? А то еще искать придется.
Катерина потрепала сына по голове: - Не придется. Он у меня как индеец, в лесу просто живет.
- Ну, смотрите, Катерина. Что там у нас на обед? 
- Суп с фрикадельками, макароны по-флотски и компот.
Руководство дружно вздыхают. 
Мария Михайловна выразила общее мнение: - Ужас, а не меню! Я уже три месяца раздельной диете сижу.
Мария Алексеевна хмыкнула: - Три месяца! Я полгода уже на французской диете. А с таким рационом мы точно располземся как две квашни. Катя, а ничего нет диетического? Овощей там, кашки без масла? 
- Есть капустка на постном масле.
Мария Михайловна обрадовалась: - Вот это нам и надо!
Мария Алексеевна подтвердила: - Больше нам ничего не приноси! Даже хлеба!   
- Даже не показывай его нам!
- И компот не надо, сделай чаёк без сахара.
- Да!
Катерина уходит, к столовой идет физрук.
Мария Алексеевна тихо говорит:- О, вот он идет! Он, и, правда, вдовец?
Мария Михайловна подтвердила: - Да, я звонила Ленке Матрешкиной, она с ним в школе работает. Там все по нему сохнут. Не курит и не пьет, физкультурник, да еще и вдовец с отдельной квартирой.   
- А какая фигура!
К ним подходит физрук, мужчина лет пятидесяти с седой головой, но не по годам атлетичной фигурой. У женщин на устах медовые улыбки.   
- Проходите, Михаил  Михайлович!
- Да, стол для взрослых слева, у окна. Мы сейчас тоже подойдём. 
- Спасибо!
Марьи провожают взглядом подтянутую фигуру физрука, потом смотрят друг на друга.
Мария Михайловна спрашивает:  - Маш, может, ты отойдешь в сторонку? По старой дружбе. 
Мария Алексеевна хмыкнула: - Ну, уж нет! Мы с тобой, конечно, подруги, но табачок врозь. Сорок пять, это прямо как финиш в марафоне. Мужичок ой как нужен. И кто придет первой, та и в дамках.   
- Как скажешь. Я думала, ты умней.
- Я тоже так думала. У тебя шансов то нет.
- А я думаю, у тебя.   
Они отвернулись друг от друга, но ненадолго. К кухне зашагали отряды. Они шли все, кроме первого отряда.
Мария Михайловна сразу это заметила: - А где первый отряд? Куда они все подевались?
Мария Алексеевна была на страже: - Сейчас я схожу, посмотрю. 
Вожатая рысью бежит к ближайшему коттеджу. Вскоре оттуда как тараканы посыпались дети. Позади шли Ромка и Юлия.
Мария Алексеевна Марии Михайловне:  - Да, попали мы.
Мария Михайловна не поняла: - А что такое?
- Это не Рома и Юлия, это Ромэо и Джульетта. Они бросили детей и целовались у себя в спальне.
Мария Михайловна ужаснулась: - Уже?! Боже мой! Это ж самое страшное – влюблённые в коллективе лагеря. Да, натерпимся мы с ними.
Между тем в столовой Кольча забрался на стоящую в углу старую музыкальную колонку и рассматривал детей. Глаза его горели. Ему явно нравилось такое обилие детей. 
   
Катерина вставала рано, часов в пять утра, ложилась поздно, после полуночи. Так что весь день Кольча был предоставлен сам себе.
    Кольча заглядывает в гараж. Водитель, дядя Вова, лежит под стареньким Уазиком, гремит ключами, что-то бурчит себе под нос. Кольча заглядывает под машину.
Дядя Вова: - Кольча, ты, что ли?
- Я, дядя Вова.
- Подай ключ на семнадцать.
- Этот?
- Да, он самый.
Водитель затянул гайку, выбрался из-под машины.
- Молодец, парень! В ключах уже разбираешься! Слесарем будешь, а то и водителем.
- Лучше водителем. У меня папка есть, он уже слесарь. Сантехник.   
Появляется Мария Алексеевна. 
- Володя, ты Олега не видел?
- Нет, не видел.
Кольча подсказал: - Он пошёл в пятый отряд.
Мария Алексеевна возмутилась: - Опять в пятый? Снова к  Наташке побежал? Что с ним делать, кобелем? Кольча, сбегай, пожалуйста, позови его в штаб. Скажи, что он нам тут очень нужен. Пора начинать собирать хворост для костра.

Вскоре все отряды с разной степени энтузиазмом начал собирать хворост. Дети разбрелись по лесу, волокут к лагерю разного рода хворост.
Олег подбадривает: - Давайте, давайте! Чем больше соберем хвоста, тем больше будет костер!
 Мария Алексеевна осмотрела детей: - Что-то я не вижу Енукяна и Сидорова.
Олег подтвердил: - Я давно их уже не вижу.   
Рядом появляется Кольча. Он взглядом показал в сторону ближайших кустов и тут же убегает. Взрослые на цыпочках подкрадываются к кустам. Енукян и Сидоров мирно дремлют в тенечке.
Олег вопит: - Ага! Вот они!
Мария Алексеевна так же не осталась в долгу: - Лежат! Две жабы!
Мальчишки взвиваются в воздух и делают попытку удрать. Но с другой стороны их ловит Физрук. 
- Куда! Стоять!
Мария Алексеевна была беспощадна: - Ну, что ж, жабки, хорошо отдохнули, теперь будете шваброй драить свои корпуса. Три дня.   
 Сидоров возмутился: - Это нарушение прав ребенка.
Мария Алексеевна хмыкнула: - Скажи это своему папе. Он ремень то свой ещё о твою задницу не стёр?
Витя тут же запнулся. Папа драл его ремнем нещадно.
Олег подтолкнул нарушителей вперёд: - Марш собирать хворост! И чтобы я всех вас видел!
Мария Алексеевна: - А если снова будете сачковать, то будете мыть ещё и соседний корпус. 
Когда шатер из хвороста высотой пять метров был готов, пошёл проливной ливень. За считанный час водой были заполнены все низины, по асфальтированной главной аллее текла настоящая река, а шатер будущего костра стоял как остров посредине океана. За этим стихийным бедствием с крыльца столовой наблюдали руководители лагеря.
Физрук озаботился: - Чёрт, как не вовремя  пошёл этот дождь! Костер теперь будет плохо гореть.
Мария Михайловна махнула рукой: -  Да ладно вам! Бензинчика плеснём, и всё загорится. Уж поверьте мне, Михаил Михайлович, всё будет нормально! Не было ещё такого, чтобы костёр не загорелся.
-  А вдруг в этот раз не загорится?
Мария Алексеевна была так оптимисткой: -  Не парьтесь, Михаил Михайлович, мы с Марией Михайловной уже двадцать лет эти костры жжём.
Мария Михайловна подтвердила: - И ни разу не было осечки. Никакой дождь не мешал. Ещё и не такие ливни бывали, скажи, Маша?
- Да, было. В восемьдесят девятом даже корпуса залили. Помнишь?
- А как же! Разве такое забудешь? Мне это стоило первых сед… дорого стоило.   
Физрук сдался: - Ну, дай то бог, чтобы так и было. 
Мария Михайловна взяла под руки физрука: - Пойдёмте, Михаил Михайлович, лучше чайку попьём.
Мария Алексеевна взяла его под другую руку: - Да, как насчёт чая?
- Я не против. Тем более, сейчас нам тут не до футбола. Скорее тут в водное поло можно играть. 

Обычный, вроде, разговор, но его слышал Чертёнок. Его тоже заинтересовало, загорится костёр, или не загорится? Надо было проверить.
Первым делом Кольча стащил с кухни коробок спичек. Печку дома он растапливал неоднократно, но это одно, а тут такая груда дерева!
 «Нужно много бумаги» - решил он. 
 Бумаги в лагере было много, но распределялась она как-то хаотично. Больше всего было в пионерской комнате. Там весь день рисовали какие-то плакаты, стенгазеты. Но там всё время торчали те же самые пионеры и вожатые.
Много бумаг было и у директора. Она вечно что-то писала, пускала в ход печать. Была бумага и у её заместительницы. Но больше всего макулатуры было у медсестры. Она навезла массу глянцевых журналов, газет и, скучая в медпункте, читала их круглыми сутками. Но как ему эту бумагу изъять?
Помог случай. Мальчишки любят лазить по деревьям. Но лучше это получается у деревенских, что и доказал Кольча в первом отряде. Городские, человек пять как  раз скучали в беседке.
Кольча спросил: - Чего сидим?
Лёшка зевнул в ответ: - А чего делать, Кольча? Скучно.
Кольча кивнул в сторону ближайшего дерева: - А слабо, Лёшка, залезть на это дерево? Кто первый?
- Не слабо!
 Оказалось не слабо. Залезли все, да ещё и очень быстро. Но Колька был первый. Городские поражение признать отказывались.
Лёшка был против: - Да ты просто первый побежал, вот первый и залез
Кольча предложил: - А тогда давайте заново. Разобьемся на две команды. Чья будет быстрее?
- Как делиться будем?
- На первый-второй.
- Идёт!
Кольча и его парни, конечно, снова были первые. У другой команды толстый мальчишка в очках, пыхтя и потея, карабкался последним.
Лёшка орал на него: - Санёк, давай, лезь быстрей! Давай!
   Санёк  едва добрался до середины, когда ветка под его ногами треснула, и мальчишка полетел вниз. У Саньки открылись древние инстинкты, он ухватился руками за толстую ветку и повис. После этого он заорал так, словно это был не «ботаник» из третьего класса, а как минимум Тарзан.
Этот крик слышит директор в кабинете, бросает очки и бумаги на стол и бежит на звук. Из соседних кабинетов вылетают Медсестра и Мария Алексеевна.
Со всего лагеря к дереву сбежались взрослые. Физрук с футбольного поля, плаврук от пляжа. Санька упал на землю на глазах плаврука и директора. При этом обоим показалось, что перед тем как упасть, тело школьника на секунду зависло в воздухе. От этого или нет, но приземлился он хорошо, на свою могучую пятую точку.
Мария Михайловна была в шоке: - Саша!!! Что болит, где болит?! Быстро его в медпункт!! Олежек - бегом!
Естественно, что его тут же потащили в медпункт, и полчаса хлопотали вокруг него. Санёк ничего себе не сломал, но очень обиделся, и от этой обиды ревел, как вчерашний дождь – обильно и беспрерывно. Остановить это наводнение смог только поход на кухню, и горячий компот с сушками и вареньем.
Мария Алексеевна прыгала вокруг него: - Пей, Саша, кушай!
Мария Михайловна: - Кушай, Саша, пей! 
Медсестра решила: - Нет, кажется, он ничего не сломал.
Мария Михайловна выдохнула: - Слава богу! Пей, Сашенька. Пей компот.   

Когда же директор вернулась в свой кабинет, она осмотрела свой стол и пробормотала: - Что такое? Куда всё делось…
Она громко крикнула: - Маш! Ты мои бумаги забрала?
Маша номер два ответила за стенкой привычно громко и чётко:
- Нет, зачем мне они? Мне и своих бумаг с головой хватает.
-  А где они?
- Кто они? - Спросила вожатая, появляясь в дверях.
- Да кто? Всё! Тут документы пожарных, расходные на продукты, и табель. Они тут все на столе лежали.
Мария Алексеевна предположила: -  Может, сквозняком сдуло?
- Куда?
- Под стол.
- Ты думаешь?
Две Машки дружно забрались под стол. Именно за этим занятием их и застал физрук Михаил. Вид двух женских тел, обращенных к нему не самым авторитетным, но весьма аппетитным местом, заставил его слегка поперхнуться. Девушки при этом звуке  взвились в воздух как две ракеты с космодрома. При этом обе дамы изрядно стукнулись головами о столешницу.
-  Извините, я вижу, вы заняты.
Мария Михайловна пояснила: - Нет, мы тут уронили кое-что, вот, ищем.
-  Вам помочь?
-  Не надо!
- Ну, я тогда пошёл.
Физрук ушёл, а дамы удивленно посмотрели друг на друга.
Мария Михайловна спросила: - А чего он приходил?
Мария Алексеевна пожала плечами: - Не знаю. Но неловко как-то вышло.
- Ну, ловко, или неловко, не нам судить. Так, продолжим поиски.
    И они снова полезли под стол.
В это самое время и Михаил Иванович пытался вспомнить, зачем он приходил в кабинет к директору. Но откровенные позы двух зрелых женщин напрочь уничтожили эту часть записей его головного мозга.
- И чего я туда ходил? Не помню…
Между тем в кабинете снова начались поиски. Ни к чему они не привели.
Мария Михайловна была просто убита: - Это катастрофа! Табель и расходные можно восстановить, но документы пожарных! План эвакуации, документы на огнетушители! Нас же закроют при первой же проверке!
Мария Алексеевна предложила: - Нужно всё восстановить…
В это время со стороны медпункта донесся вопль Валечки:
- Скоты! Ворюги! Хоть бы газеты оставили!
Оказалось, что пока она отводила пострадавшего Сашку в столовую и поила компотом с сушками,  из медпункта исчезли все газеты и журналы, так сильно скрашивающие скучное времяпровождение медсестры.
Мария Михайловна решила: - Так, что-то тут не то. Странное происшествие. Надо срочно собрать весь состав лагеря. Маша - Линейка!
   Быстро собрали на плацу все пять отрядов.
Мария Алексеевна выступила с речью: - Товарищи дети. У нас из кабинета директора пропали очень важные документы! Без них наш лагерь закроют, а вас отправят по домам, и отдыхать вы будет у себя в квартире. Да-да, и не шумите так! Просьба того, кто взял бумаги -  вернуть их. Особенно папку с надписью «Пожарные».
Медсестра пискнула: - А так же газеты и журналы из медпункта!
- Все свободны!
Детей распустили. А весь персонал собрался в беседке около ворот лагеря. Говорили о странном происшествии, и падении Сашки, о его кличе Тарзана.
Мария Михайловна была настроенная пессимистично: - Да, заезд лихо начался. Я думала, с ума сойду от этого крика.
Физрук подтвердил: - Просто Тарзан какой-то,  а не мальчишка. 
Мария Алексеевна удивлялась другому:  - Как он себе ничего не сломал? Упал ведь с такой высоты. Просто чудо.
Олег был как всегда героичен: -  Я два метра не добежал, а так бы я его на руки подхватил!
В это время откуда-то со стороны кухни в беседку прилетел бумажный самолётик. Плаврук поднял его и машинально хотел выкинуть в урну. Но директор, мельком глянув в его сторону, издала вопль почище Санькиного. Отобрав у Олежки самолётик Мария Михайловна развернула его в первозданное состояние и с облегчением вздохнула – это был один из нужных ей документов.
- Акт о проверки пожарной безопасности! Слава богу! Хоть что-то! Теперь его надо погладить и закрыть в сейф. А где всё остальное?
   Остальные ранее похищенные документы уже лежали в кабинете на столе. Мария Михайловна перелистала бумаги: - Слава Богу! Всё тут.
Мария Алексеевна подтвердила: - Чудо какое-то!
 К медсестре неведомый похититель был менее добр. Он вернул ей только самый толстый журнал, посчитав что «Бурда моден», такая бурда, что и гореть не будет.

Уже ночью Кольча перебрался через тело похрапывающей матери, достал припрятанные спички и поспешил в гараж лагеря. Он прекрасно знал, что у дяди Вовы там хранилось полно горючих материалов. Прихватив одну из канистр, самую маленькую, Кольча поспешил на центральную площадь. Бумагу медсестры он уже с вечера зарядил в кострище. Для того чтобы все было более натурально Кольча побрызгал сверху топливом, а саму канистру сунул внутрь костра. После этого он чиркнул спичку и бросил её в костёр. Он ожидал, что сейчас рванёт, как при взрыве, но был только небольшой хлопок, хотя всё загорелось, и загорелось хорошо. И только тут до Кольчи дошло, что разжечь то он костёр разжег, но что будет завтра гореть на празднике Первого костра?
«Блин! Счас всё сгорит же! А что завтра гореть будет? Тушить надо! Огнетушитель надо!»  -  Мелькнуло в голове сообразительного мальчишки. Самый ближний он видел на кухне, туда и побежал. Но когда он вернулся, вокруг костра плясали уже человек пять взрослых во главе с директором.
Мария Михайловна орала во всё горло: -  Что за безобразие! Кто это сделал!? Кто?!
Олег был зол: - Блин! Что за придурки это сделали? Два дня собирали!
Физрук подметил другое: - Горит-то как хорошо! А ведь дерево мокрое.
Мария Михайловна обрушилась на них: - Что вы стоите?!
Олег спросил: - А что делать?
- Да принесите кто-нибудь огнетушитель!
И тут же из темноты появился чертёнок с тяжелым огнетушителем в руках.
Мария Михайловна сделала вывод: - Господи, ребенок, и то умнее всех вас! Мужчины, называются! Спасибо, Кольча!
Но пускать огнетушитель в ход не пришлось, потому что в этот момент внутри костра рванула канистра. Бревна и ветки полетели в разные стороны. Никого из людей они не затронули, но тушить уже было нечего. Это видели все воспитанники лагеря. Из коттеджей воспитатели их не выпускали, но и в окне всё смотрелось шикарно.
Отаток ночи штаб лагеря сидел в столовой, и. за чашкой чая пытался вычислить неведомых террористов. Это было и сложно, и просто. Большинство воспитанников лагеря учились в школе, где две Машки преподавали математику в параллельных классах.
Мария Михайловна была категорна: - Это могли сделать только старшеклассники. Только у них мозги могли додуматься до такого!
Мария Алексеевна  подтвердила: - И это конечно Сидоров из седьмого «б».
Мария Михайловна качнула головой: - Этот может. Но мне кажется, что это ещё и Енукян. Седьмой «а». Они ещё в школе были - не разлей вода.   
Физрук спросил: - А вы откуда знаете?
Мария Алексеевна хмыкнула: - Да как не знать! Оба в нашей школе учатся.
Мария Михайловна подтвердила: - Бич божий для всей школы!
- Два бича.   
-  Ага.
Мария Михайловна сделала вывод: - Это они нам отомстили за то, что мы их наказали за сачкование при сборе хвороста.
Физрук не поверил: - Думаете? Они это могут? 
- Не сомневаюсь
- Да, это точно. Выпороть бы их перед всем лагерям. Да времена не те.   
- Да, это верно. Хотя Сидоров своего сына лупит ремнём через день.
   Мария Михайловна раздумывала: - Может, всё-таки выпорем?
Подруга спросила: - Ты хочешь неприятностей от прокуратуры?
- Нет.
Физрук поднялся: - Ну… я пошёл спать?
- Идите, Михаил Михайлович, спокойной ночи. 
Физрук ушёл. Директор ковырнула вилкой капусту. 
- Боже, какая дрянь. Катя, у тебя там пирожков не осталось?
Катерина заглянула в кастрюлю: - Два. Только я не знаю, какие тут, с мясом, или с капустой.
- Какая разница.
- Давай сюда все!
Катерина приносит два пирожка, они с вожделением вгрызаются в них, но потом обе скривились.
- С капустой. Что ж сегодня так не везет то?
Кольча вернулся в спальню к матери под утро, а Катька даже не проснулась – так она выматывалась за день на своей кухне. Только пробормотала: - Чего от тебя так соляркой пахнет?
И тут же снова уснула.

Утром, разбирая остатки кострища, дядя Вова нашел канистру и сказал:
- Это вам повезло, ребята, что не бензин в ней был, а солярка! А так бы рвануло ещё больше, как от бомбы.
Мария Михайловна взялась за ту грудь, под которой билось сердце: - О, господи!
После этого она обернулась к детям: - Дети! Все в лес, благодаря каким-то хулиганам, - взгляд на Енукяна и Сидорова, - мы снова собираем хворост!
Надо ли говорить, что Кольча в этой работе был самым активным. Он с таким же энтузиазмом собирал хворост для нового костра,  что удостоился похвалы от воспитателей и лично плаврука Олега.
- Вот молодец какой, наш Кольча. Маленький, а какую ветку тащит. Смотри, Енукян, как нужно работать! А ты одну хворостинку тащишь,  дистрофик!
Коля Енукян усмехнулся: - От работы кони дохнут!
Витя  Сидоров поддержал его: - Ага, и слоны тоже!
- А мы не слоны, мы можем сломаться.
- Маленьких детей надо жалеть!
Олег опустил их на землю: - Выпороть бы вас обоих! Да ремня нет!
   Оба хулигана довольно хихикают, но потом как-то одновременно падают. 
Мария Алексеевна была довольна: - Вот-вот! Ремня нет, так лентяев сам бог наказывает. Нагрузи-ка их, Олежек, побольше.   
- Ну-ка, берите вот это дерево.
- Да оно тяжёлое!
- Ага!
- Совсем не тяжёлое, оно высохшее. 
  Мария Алексеевна подбодрила: - Берите-берите! А то мы расскажем о ваших художествах вашим родителям.
Хулиганы берут бревно и, пыхтя, тащат его к лагерю.
 
Праздничный костёр получился ещё лучше прежнего, и веселье удалось, что надо. Музыку на празднике создавал баянист. Никто кроме бухгалтера не помнил его фамилию и отчество, все, начиная с директора, и кончая воспитанниками младшего отряда, называли его просто Юра. Невысокий, щуплый человечек, с плоским, как у камбалы лицом, он садился на стул и играл, прикрыв глаза и склонив голову на бок. Мастер он был невероятный, играл всё, что угодно. Одна беда - время от времени он напивался и был не в состоянии пару дней взять в руки баян. Где он при этом находил выпивку, было совсем непонятно. За пределы лагеря не выезжал, в контакты с водителем не вступал.
Юра в этот вечер играл самозабвенно, но когда уже окончательно стемнело, ножка стула под ним подломилась, он упал на землю навзничь, и сильно ударился. Вернее, это его собственный баян сильно ударил его сверху, едва не сломав рёбра. Вечер пришлось прекратить.
Кольча успел заметить, как два друга - Сидоров и Енукян, радостно засмеялись и хлопнули друг друга по ладони.
-  Классно мы ему эту ножку подпилили.
-  Ага! Сыграла когда надо. Прикол!
  Сидоров спросил: - Ну, что, купаться ночью пойдём?
-  Обязательно! Хоть накупаемся вволю. А то дают десять минут и всё. 
- Замётано!

Хулиганы свой план воплотили в жизнь. Когда все уснули, они вылезли через окно и побежали на пляж.
- Свобода!
- Ура!
- Давай плавки снимем, а то потом спать мокрыми неохота.
- Давай.
Разделись они до нага, чтобы потом не спать в мокрых трусах, и кинулись в воду. Удовольствия, правда, получили не много. В июне вода ещё прогрелась не достаточно, да и температура воздуха опускалась до плюс десяти. Вдоволь наплававшись, хулиганы, дрожа от холода, поднялись вверх по склону и не обнаружили своего белья.
-  Х-холодно!
- Ага. Ч-чёрт! Васька, г-где мои трусы?
- Я от-ткуда знаю? М-моих тоже нет. А г-где моя майка?
- К-кто-то стырил. Блин, ч-что делать-то?
- Л-ладно, побежали так, а то х-холодно!
Пометавшись по берегу, и не обнаружив искомого, парни побежали к своему корпусу как есть. Там они переползли через подоконник и улеглись спать, продолжая дрожать от холода.

На утреннюю линейку плаврук пришёл с добычей.
- Так, кто забыл на пляже свои плавки и майки?
Все молчали, только в пятом отряде начались какие-то смешки, со временем всё больше усиливающиеся.
Мария  Михайловна не поняла: - Что, что там такое? Пятый отряд! Что там у вас? 
Строй расступился, и взрослые увидели двух друзей – Сидорова и Енукяна. Выглядели они странно. Одеты нормально - шорты на них, майки тоже. Вот только и лицо, и руки, и ноги были в пятнах зелёного цвета.
Мария Михайловна изумилась:  - Что это у вас, Сидоров, Енукян, что за пятна? Заболели?
Витя Сидоров, подкашливая: - Не знаю.
Коля Енукян подтвердил: - Проявилось как-то. Болезнь какая-то.
Голос из толпы: - Да это они ночью на берег бегали, купаться, а кто-то на подоконнике зелёнку разлил. Вот они и вымазались, пока залазили.
- Прямо как жабы зелёные!
Мария Михайловна хмыкнула, глаза её заблестели: - Ну что ж, земноводные мои братья, три дня без купанья и веранда ваша. Драить её так же будете три дня.
Олег рассмеялся: - Ага, понятно всё. Держите трусы, жабки!
   Наказание было жестоким, но ещё больше хулиганов унизил всеобщий смех. С этого дня их стали звать не иначе как «жабками».
В это время на столбе взревел старинный громкоговоритель – колокол. Мелодия так же была старинная – «Нас утро встречает прохладой».  Но обе Машки обрадовались: - Ба, мужики радиорубку наладили!
- Молодцы! Всё хоть Юра отдохнёт, а то уж падает от усталости. Все на завтрак!

Через два дня Кольча отличился снова. В этот день первый отряд отправился в поход. Сначала первый отряд выстроился на плацу. Одеты все дети были по-походному, с рюкзачками, в панамах. 
Мария Алексеевна пришла с наставлениями: - Так, первый отряд! Малыши! Сегодня у вас особенный день - вы идете в туристический поход!
- Ура!!
- Рома! Юля! На вас дети, учтите это. Идете по то тропе, выходите на поляну, там вас будет ждать дядя Володя с палаткой и обедом. Обедаете, отдыхаете, и снова в лагерь. Все ясно?
Ромка кивнул головой: - Ясно.
Юля подтвердила: - Понятно.
Мария Алексеевна напомнила: - Ромка ведет, ты, Юленька, идешь сзади, присматриваешь, чтобы никто не отстал. Вперед.   
   Дети парами вышли за территорию лагеря.
Поход в лагере «Дружба» при всех политических системах заключался в том, что дети полчаса шли к некой поляне, где с помощью взрослых ставили палатки, варили кашу – словом, чувствовали себя настоящими туристами.
Вскоре на поляну выехал «Уазик» - булка.  В машине палатки, котелки, вода, каша и уже готовый компот. Дядя Вова свой Уазик пристроил в тенёчке. Водитель улегся на одно из сидений и задремал. Хорошо так задремал, часа на два. А когда проснулся и посмотрел на свой хронометр, то тут же бросился звонить директору. Но мобильник оказался  бессилен – связи не было. Тогда он покидал все имущество обратно в машину, завел свою «буханку» и помчался в лагерь.
Две Машки и физрук  в столовой пили чай. Это у них начало входить в привычку, этакий файф-о-клок перед обедом. Женщины сидели напротив Михаила Михайловича, лопали свою капусту и нещадно строили ему глазки.
Мария Алексеевна спросила: - И сколько же вы лет прожили с вашей женой, Михаил Михайлович? 
Физрук вздохнул: - Ровно двадцать пять лет. Золотая была женщина…
   В этот момент в столовую и вбежал водитель. Только глянув на его лицо Мария Михайловна схватилась за сердце.
- Что!? Что случилось, Володя?!
Шофер был безжалостен: -  Первый отряд пропал!
Мария Михайловна и Мария Алексеевна вскричали: - Как пропал?!
-  Так! Не пришли они на нашу поляну. Я два часа ждал, их так и не было.
Мария Михайловна не могла поверить: - Как не пришли?
Шофер был неумолим: - Так!
Мария Михайловна взмолилась: - Как такое может быть?!  Господи! Там же от лагеря ползком ползти – полчаса! Куда они делись?
Мария Алексеевна выдала свой диагноз: -  Да, беда с этими Ромео и Джульеттой. Предупреждала я их, чтобы следили за детьми! Надо было им еще кого-то дать, хотя бы Олега.
Физрук отрицательно покачал головой: - А как же купание? Без Олега нам нельзя.
- Вот в том то все и дело!  Так, Мария Алексеевна, вы проследили, как они пошли в этот поход?
- Да, всё как полагается. Роман шел впереди, Юлька сзади.
Мария Михайловна недоумевала: - Так как они могли заблудиться?! Там за тридцать лет туристами такая тропа протоптана, машина проедет!
 - Да кто ж её знает!? Что делать будем?
- Искать! Собираем всех свободных мужчин, Олега, вы, Михаил Михайлович,  Юру разбудите. Будем искать пропажу.
   Через десять минут Уазик отбыл. Но первым на туристскую поляну из машины выпрыгнул чертёнок. За ним уже все остальные. К поискам призвали даже баяниста Юру. Убедившись, что первый отряд на поляне так и не появился, все взрослые собрались в кучку и начали решать, что делать.
Мария Михайловна вздохнула: - Похоже, что тут их не было. Ну, найдутся они мне, ну устрою я им!... 
Мария Алексеевна кивнула: - Это понятно. Что делать то будем?
Олег предложил свой метод: - Надо разделиться. Часть пойдёт по тропе, а часть в другие стороны.
Юра был против: - Мы так и сами заблудимся.
Олег рассмеялся: - Да ладно, с чего это мы заблудимся, мы же взрослые люди! Как мы тут заблудимся? Тут лес насквозь просматривается! Да и знаю я его как облупленного. Я сам тут пионером три года подряд ездил. Да ведь, Мария Михайловна?
Мария Михайловна согласилась: - И хулиганом был ещё тем, куда там Сидорову и Енукяну. Оторва полная!
  В это время откуда-то сверху раздался крик: - Они там, в той стороне!
Все задрали голову. Кричал Чертёнок. Он уже успел забраться на здоровущий дуб, и с самой его верхушки махал в сторону юга.
Мария Михайловна спросила: - Ты их видишь?
-  Нет,  но они там!
- Откуда ты знаешь?
Кольча был неумолим: - Знаю!
Что им мог сказать Кольча? Что гены его папы лешего подсказывают именно это направление? Он и слов то таких не знал.
- Там они!
Олег снисходительно усмехнулся: - Ребёнок. Что он может знать? Я думаю, надо пройти по тропе и найти, где они свернули. А свернуть они могли только налево. Направо - там лес стоит стеной. Бурелом дикий! Не пройдут они там.
Мария Михайловна не понимала: - Что, так вот толпой и пойдём?
Олег: - Почему. Давайте разделимся. Так больше шансов их найти. Я пойду по тропе, ну а вы куда хотите. Кто со мной?
Мария Михайловна разделила поровну: - С тобой пойдет Маша и Юра. А мы пойдем с Михаилом Михайловичем пойдем в другую сторону.
   В конце концов, по тропе пошли Олег, баянист Юра и Мария Алексеевна. В направлении, указанном Кольчей отправились директор и физрук. Это не сильно понравилось Марии Алексеевне. В последнее время они всё сильней начали претендовать на руку и сердце подтянутого вдовца. Тот был не против снова жениться, но чувствовалось, что никак не мог решиться выбрать будущую спутницу жизни из своих коллег. А нравились ему обе.
   С этой парой увязался и чертёнок. Вернее, он уверенно шёл впереди. Через какие-то пятнадцать минут все трое вышли на берег ручья, где и обнаружили первый отряд. Все были живы, здоровы, даже играли во что-то, похожее на прятки. За всем этим хаосом с блаженной улыбкой наблюдали влюбленные. Они, обнявшись, устроились на сваленном дереве, и, болтали ногами в приятной прохладе ручья.
Какой разнос устроила директор своим подчиненным, словами не описать! Не было только мата, но и цензурные слова произносились так, словно звучали в конце приговора на расстрел.
- Два безоответсвенных идиота! Вы же половину коллектива чуть в больницу не загнали! У меня давление скакнуло! Глаз задёргался! 
Прооравшись, Мария Михайловна приказала: - Всем подъём! Марш в лагерь! Как раз к обеду дойдёте!
   Она не ошиблась. Отряд прибыл именно к обеду, чем неприятно удивил поваров.
Повар Маша: - Здрасьте, а вы это откуда нарисовались? Мы на вас и не готовили. Вы должны были на поляне питаться. Сейчас хоть чаю для вас согреем. Кать, у нас пряники то ещё есть?
- На них хватит.
   После обеда и тихого часа детям полагалось искупаться. Но тут встала новая проблема – Олежек и его команда задерживалась. Телефон молчал, значит, они были достаточно далеко от лагеря. Купание пришлось отменить.
  Мария Михайловна пребывала в недоумении: - Чего это они задерживаются? Детей купать пора, а их все нет. И телефон Олега не отвечает. 
Физрук отмахнулся: - Придут, куда они денутся.
Мария Михайловна предложила: - Вы хоть пока какой-нибудь турнир по футболу устройте. А потом как раз и Олежек подойдет, искупаем всех.
- Хорошо, сейчас сообразим. 
Он отошёл в сторону, крикнул: - Дети, всем разбиться по командам по пять человек. Будем играть в футбол!
- Ура!
Мария Михайловна покачала головой: - Золотой человек! Просто находка для нашего лагеря. 
   Она снова берется за мобильник, но голос твердит о зоне доступа. Полдник и ужин так же прошёл без них.
 Наступила ночь, и вот тогда Мария Михайловна взволновалась окончательно. Они сидели с физруком на кухне, и пили чай.
- Они что там, сдурели, что ли?! Они же пошли по тропе, как они могли там заблудиться?! Что они там сейчас делают? Ведь ни фонариков у них нет, ни спичек. А одеты-то как?! Олежек в одних шортах, майка без рукавов. Мария так же в кофте с коротким рукавом. Ох, и погрызут их сегодня комары!
Физрук предложил: - Может, вызвать МЧС?
 Директор фыркнула в ответ: - Ага, Михаил Михайлович, вы смеётесь что ли? Вызвать спасателей, чтобы найти трёх взрослых человек в июне месяце? Над нами будут издеваться, как над последними дураками. Волков тут нет, медведей тоже. Остаётся только ждать. Купание сегодня сорвано, танцы тоже. Беда.
- Так нам то что делать?
Они не видели, что под столом сидит и слушает их Кольча.
- Что делать? Ждать утра! Рассветет, и они выйдут. Пойдёмте спать, Михаил Михайлович. Проводите меня до корпуса?
- Конечно!
Физрук провожал её до корпуса и всё попробовал успокоить: - Да не волнуйтесь вы так. Найдутся они.
Мария Михайловна не могла успокоиться: - Нет,  просто такого никогда не было, чтобы взрослые люди у нас терялись. Дети да, было и не раз, но трое взрослых!...
Они ушли к себе в спальный корпус, причем галантный физрук проводил огорченного руководителя прямо до её спальни. Вернее, хотел довести до двери, но у самой двери Мария Михайловна взяла дело в свои руки и мягким, но настойчивым движением в стиле борьбы сумо пригласила физрука к себе. Потом она оглянулась по сторонам, и закрыла дверь с внутренней стороны. 
А вот Кольча решил утра не ждать. Чертёнку понравилось быть спасателем. Тем более он точно знал направление, где затерялись эти трое неудачников. Кольча учёл и ошибки взрослых. Он одел трико, легкий свитерок, стащил у водителя фонарик и отправился в путь.
    Ночь хоть и была летней, но ещё не июльской. Так, что у троих «пропащих» зуб на зуб не попадал. Они сидели на большом пеньке, прижавшись друг к другу спинами, и согревались только тем, что отбивали беспрерывные атаки кровососущих аборигенов. А те вовсю радовались такому изысканному блюду, и, хотя гибли сотнями, но с радостными песнями. А на поминки погибших прибывала родня со всей округи.
 Мария Алексеевна недоумевала: - Двадцать лет ходила во все эти походы,  но в таком глупом положении оказалась в первый раз. А это всё вы, Олежек. «Пойдёмте дальше, я знаю, куда веду»!
Олег был огорчён как никогда.
-  Да чёрт меня попутал! Я думал, знаю это место. Темнело уже, вот я и перепутал тропинки.
Юра не согласился: - Тогда уж леший попутал, а не чёрт, - он засмеялся. - В лесу лешие живут. Они и путают таких дураков как мы.
Мария Алексеевна продолжала расстраиваться: - И телефон я не взяла. А у вас, Олежек, всё время он разряжен, сколько я вас знаю. Вы как специально не даёте по нему звонить. Денег, что ли, жалко?
- Да ничего мне не жалко! Батарея у него старая! Никак новую не куплю. Нет уже таких мобил, вышли из хождения. А он мне нравится. Я с ним два раза даже купался, а ему хоть бы что.   
Юра снова засмеялся: - Он вышел из хождения, и мы вышли из хождения. Вот поэтому и сидим тут, комаров кормим.
Мария Алексеевна вздрогнула: - А холодно-то как! Словно и не лето. Июнь называется! Как только эти двое вчера купались ночь?
- Вчера купались, а сегодня у обоих жабок сопли потекли.
Мария Алексеевна хмыкнула: - Как бы у нас они завтра не потекли. 
Юра предложил: - Может быть, вам мой пиджак отдать? 
-  Юра, ваш пиджак налезет мне только на одну руку.
- Ну, как хотите.
В отличие от своих коллег он не сильно замёрз, так как был в парадных брюках, туфлях, рубашке с длинным рукавом и пиджаке. Но и его кусали комары, хотя не так сильно, как остальных. Просто кровь у него была напополам с портвейном.
- Господи, как эти комары достали! Они у нас так за ночь всю кровь выпьют, - предположила Мария Алексеевна.
Юра дополнил картину: - Скажите спасибо, что тут волков нет.
Олег подтвердил: - Да, это хорошо.
Мария Алексеевна насторожилась: - А их точно нет? А это… что вот там светится?
Мужчины посмотрели в сторону, куда указывала Мария Алексеевна, и дружно вскрикнули. В темноте светились два красных глаза. Более того, эти глаза явно приближались. Путники вскочили, попятились назад, но бежать было некуда – сзади сплошной стеной стоял кустарник. А горящие глаза всё надвигались. Вскоре они были уже совсем близко, а потом случилось нечто страшное – из-под красных глаз вспыхнул яркий свет. Все трое дружно заорали от страха!
Кольча спросил: - Чего орёте?! Со мной пойдёте?
Мария Алексеевна не поняла: - К-куда? В ад?
Она по-прежнему не видела своего спасителя. 
Кольча удивился: - В какой ещё ад? В лагерь! Там уже все с ума сошли, чуть МЧС не вызвали.
Олег догадался: - Кольча, ты, что ли?
-  Я. Так вы домой пойдёте, или вы тут останетесь?
- Ты фонарик опусти, а то слепит.
Мария Алексеевна согласилась: - Пойдём. А ты дорогу то знаешь?
-  А как же я вас нашёл? Конечно, знаю. Пошли!
Кольча вывел их к лагерю за какие-то пять минут. Оказывается, они всё это время куковали в трёхстах метрах от лагеря. Ступив на обитаемую территорию, троица разделилась.
Мария Алексеевна крикнула вслед баянисту: - Юра, вы куда? Пойдёмте в столовую, поедим. 
- Я есть не буду. Я к себе…
Юра торопливо ушёл.
Олег знал причину: - У него бутылочка припасена. Я точно знаю. А я на кухню. Жрать охота.
- Я тоже сейчас подойду. Схожу только, Машку успокою. 
Мария-вторая решила первым делом успокоить Марию-первую, сообщить о том, что они нашлись. Увы, её ждал неприятный сюрприз.
 - Маш, мы пришли! - Сказала она, открывая дверь в комнату подруги.
Тут её ждал жестокий удар. С подушек приподнялись сразу две головы, и Мария Алексеевна поняла, что подруга обошла её на повороте.
С горя она пошла на кухню, там нашла Олега, налегающего в компании дородной поварихи Василисой на котлеты и горячий чай.
- О, Мария Алексеевна! Вам, как обычно, салат без майонеза?
Мария Алексеевна махнула рукой: - Какой, нафиг, салат! Давай котлеты, плов, сало, сало у тебя где-то было! Есть сало?
Повариха аж засмеялась: - Есть, как же без сала! Без него у нас в России не проживёшь.
Мария Алексеевна  разрешила: - Тащи все! Всё, в задницу все эти диеты! 
Олег воровато спросил: - Может, сто грамм для сугрева?
Мария Алексеевна думала недолго: - А есть? А давай! Греться, так греться! Что нам теперь!.. Нам теперь всё можно! 
Выпив, она сказала: - Зря только полгода на диете сидела. Ну, подруга! Ну, сволота! Обошла на повороте. 
Олег не понял: - Вы про что?
- Да это я так, про сугубо личное. Давай, Олежек, налейка ещё. Греться, так греться! 
Повариха разогрела пострадавшим ещё плов, выложила остатки салата, нарезала добрый шмат сала.  В результате Мария Алексеевна наелась так, что едва дышала. С этого дня она уже не сильно заботилась о собственной фигуре.
  Олег с утра с головой ушёл в работу, да ему и нечем было хвалиться в ночном происшествии. Мария-вторая всеми фибрами души переживала свою неудачу в личном плане. А Юра ушёл в кратковременный, но стойкий запой.
  Все эти проблемы отодвинули на второй план истинного спасителя заблудших, и на время про странное поведение чертёнка, его горящие глаза и странную способность ориентироваться в полной темноте забыли.

Через несколько дней наступило воскресенье, а значит – родительский день. Автобус привёз человек тридцать родителей, ещё столько же  приехали на своих машинах. По всему лесу, на чём попало разместились стайки родственников, беспощадно пичкающих своих детей сладостями и деликатесами. Повидать жену и сына прибыл и отец Кольчи. По такому случаю, родня так же уединилась в лесу. Колька с собой ничего не привёз, поэтому Катька принесла с собой котлет, макароны, компот и кормила всем этим мужа. Тот ел так, словно за эти две недели у него росинки во рту не было.
-  О-о, совсем дошел! Похудел даже! Дома совсем, что ли, ничего не жрал? – Спросила Катька.
- Да жрал я. Просто это твоё стадо меня задолбало! Развела живности, полдня кормлю их, дою, полдня навоз из-под них таскаю. Да, курица одна  у нас здохла.
-  Почему?
- А я почём знаю? Я её Мухтару скормил.
- Ну и правильно. Яйца то продаёшь?
- А как же! Арам через день приезжает, всё забирает, и яйца, и молоко. На это и живу.
- Пьёшь часто?
-  Да с чего это?!...
- С того! Я тебя знаю, ты на водку всегда найдёшь, шустрый до этого. Если приеду, и мне соседи расскажут!…
В это время мирный разговор родственников прервал врыв голосов где-то совсем рядом.
- Ты… козёл, ты, чего приехал?!
-  Это мой ребёнок!
- Был твой!
-  И будет мой! Я его отец!
- И что с того!
- А вот что! На, получай! 
После этого из кустов вывалился клубок из двух тел. И тела эти прокатились по клеёнке, на котором находились продукты питания семьи Лопухиных. При этом одна из четырёх ног этого клубка ударила Катьку по спине. Та вскрикнула, и вскочила на ноги. Взвился в воздух и Колька.
- Вы, козлы! Вы чего тут творите! Я вас счас…
Угрозы со стороны Кольки были серьёзные и нецензурные. Тут в скандал вмешался ещё один фактор – женщина. Она бежала за дерущимися, и кричала во всё горло: - Прекратите сейчас же! Сашка, Димка!
Сашка и Димка распались, превратившись в двух здоровущих парней с короткой стрижкой. Они пару раз очень классно ударили друг друга по морде, но потом женщина встала между ними и бой прекратился.
-  Господи! Когда вы перестанете её делить! Саша, я с тобой развелась три года назад!
- Но ребёнок мой!
- Твой, но его Дима усыновил! Он имеет такое же право на сына, как и ты!
- А я хочу с ним видеться не раз в год! И не два!
- Счас! Перебьешься! Забудь про него!
- Это ты перебьёшься! Верка, уйди! Я его сейчас убью!
Разборки длились минут десять. Кольке не надо было не вмешиваться, но вся эта троица топталась на колькином пиджаке. А там, всё-таки, был его паспорт.
Лопухин решился: -  Да уйдите вы отсюда! - Заорал Колька, и столкнул с пиджака одного из «отцов».
Тот развернулся к Кольке лицом и с криком: - Да ты ещё тут будешь права качать! – Ударил Кольку.
Ударить то он ударил, но тут же заорал от боли. Бившему  показалось, что он ударил кулаком в бетонную плиту. При этом Колька даже не пытался увернуться или уклониться. Он как стоял, так и остался стоять, словно по нему и не били с силой в четыреста пятьдесят килограмм. Дима, а это был именно он, не поверил своим глазам. Все-таки он был не просто так, драчун из подворотни, а боксер, да ещё член сборной страны. Дмитрий свёл своё состояние к тому, что он ударил недостаточно сильно, а то, что он явно сломал костяшки правой руки – какое-то недоразумение. Поэтому он сменил стойку и долбанул противника со всей силы уже левой рукой. Колька стоял совершенно обалдевший, уворачиваться или убегать он совершенно не был готов. Но кулак он только увидел перед своим носом, а вот Дима снова  почувствовал именно тоже самое состояние, что и после первого удара, только в этот раз он словно бил кулаком в чугунную плиту. Знакомая боль подсказала ему, что он сломал костяшки пальцев и на левой руке. Дальше ему не повезло совсем, потому, что в драку вмешалась Катерина. Её сильно обидел неожиданный удар ногой по спине, а когда этот тип ещё и начал бить Кольку, Катька просто озверела!
- Ты, гад, бить моего Кольку!
  Она, в отличие от профессионала, ударила Диму только один раз и в лоб. Но это был удар в стиле её мамочки, Вальки Кобылиной! Таких ударов Димка не получал ещё никогда! Словно его кувалдой ударили! И боксер пал на землю без чувств. Все присутствующие, а таких сбежалось человек двадцать, совершенно обалдели. Затем они начали обсуждать увиденное: - Это же Димка Сазонов, чемпион Европы в среднем весе. Как это она его вырубила?
- Вот это был удар!
- Ты всё заснял?
- Ага. Вот это кадры! Ютуб офигеет! Чемпион Европы попадет в нокаут на выезде на природе от какой-то бабы. 
Чемпиона приводили в чувство минут десять. Даже поднявшись на ноги, он с удивлением рассматривал всех окружающих, и покачивался из стороны в сторону. К этому времени семья Лопухиных покинула место всеобщего пикника.
Слух о драке с участием семейства Лопухиных быстро достиг ушей лагерных работников, конечно, превратившись из снежка в огромную лавину.
- Катя-Катя, это правда!? Катя, как ты это смогла?! Ты нас так подвела!
-  Закричала директор, едва святое семейство появилось в пределах лагеря.
Катька не поняла смысла претензий: - Что смогла?
- Ты, говорят, избила целую команду боксёров! Сделала из них инвалидов! Они же могут написать на нас жалобу! Нас закроют!
Катька возмутилась: - Какую ещё жалобу? Каких боксёров? Не было там никаких боксёров! Так, ударила я одного жлоба по лбу кулаком. А нечего было ему моего мужа бить!
Мария Михайловна зпламывала руки: - Боже мой! А говорят, что он сломал себе обе руки и все три ноги. Как бы он не написал жалобу на нас в прокуратуру!
Кольча скромно молчал в сторонке. Не хвалиться же тем, что он внезапно обнаружил в себе странное свойство создавать защиту перед собой и другими людьми. Его сейчас интересовало другое.
  Кольча не зря столько времени проводил с детьми. У тех душа ещё открытая, и чертёнок читал эти души как новые книжки. С двумя хулиганами он разобрался быстро, те присмирели и были ниже травы, более того, стали положительно выделяться во всех видах лагерной жизни, будь то спорт или художественная самодеятельность. Но сейчас чуткие уши чертёнка расслышали явную угрозу для жизни лагеря, и он пошёл искать, откуда идёт этот негатив.
    И он нашёл этот негатив на берегу озера. В родительский день остатки детей, к которым никто не приехал, беззаботно купались не подгоняемые по времени плавруком. Среди них были и два друга: Сидоров и Енукян. При этом родители бывших хулиганов не ютись где-то в лесу, за пределами лагеря, а, на правах спонсоров, располагались на пригорке перед пляжем. Они уже отобедали в столовой. Теперь жёны  мценатов бродили по воде, сняв босоножки и кокетливо приподняв платья. А спонсоры лагеря стояли наверху и вели печальный разговор. За этот месяц произошли большие изменения в их жизни.
Сидоров скрипел зубами: - Чёртов кризис! Как он не вовремя, а! Я влупил столько денег в туристический бизнес, а он погорел на корню.
Енукян согласился: - У меня на рынке тоже такие потери! Никто ничего не покупает, продавцы уходят, разоряются.
- Сейчас я уже даже жалею, что вложил столько бобла в этот лагерь. Мы могли бы вполне откупить его за копейки и продать под турбазу.
-  И что, кто-то бы её купил?
-  Представляешь – да. Мне два дня назад звонили из столицы. Один из моих московских друзей мечтает вложить деньги в туристический бизнес. Ему нужна турбаза, такая, для элиты, подальше от глаз папарацци. Я пообещал подобрать что-нибудь готовое. Помотался по области, но лучше этого места не нашёл.
Енукян заинтересовался: - Это интересно. А меня в долю возьмешь?
Валерий выставил условия: -  Если ты пустишь в ход свои связи.
Енукян рассмеялся: - Да какие у меня связи, Валера? Я скромный предприниматель, хозяин рынка. 
Валерий был неумолим: -  Ну, Рома, не смеши меня. Бывший мент, тем более из ОБЭП. В прокуратуре мне нужны связи, в санэпидемстанции, у пожарных. Надо же найти повод закрыть этот лагерь. А потом мы его купим и продадим.
-  Раза в три дороже.
-  Больше. Раз в пять.
Енукян одобрил: - Да, брат, ты, как обычно, мудрый, как змея.
Валерий поправил: - Как змей. Не надо меня переводить в разряд женщин.
- Ни за что! Как женщина ты меня не интересуешь.
 Друзья рассмеялись, и пожали друг другу руки.
Валерий уточнил: - Ну, так что, договорились?
- Замётано! Можешь считать этот лагерь уже ничьим.
-  Зачем ничьим? Нашим.
Енукян согласился: - Это ещё лучше.
  Если бы они знали, что против этих планом выступит семилетний парнишка, сидевший на травке метрах в пяти от них, они бы долго смеялись.

Вечером Кольча начал задавать матери странные вопросы.
- Мам, а что такое сано-пидем-станция?
Катька не поняла: - Чего?
Кольча повторил: - Что такое сано-пидем-станция?
  Катерина в это время как раз драила одну из огромных кострюль. Она с удивлением посмотрела на сына.
- А тебе это зачем?
- Надо. Ну, скажи!
- Ну, как тебе объяснить? Приезжают такие люди в белых халатах.  Проверяют, здоровая ли пища, чисто ли мы моем посуду. А то прихватит дизентерия, все дети обосрутся, и лагерь закроют.
Кольча переварил всю эту информацию и спросил: - А пожарные что проверяют? Есть ли у детей спички?
- Ну, там много чего. Чтобы огнетушители были развешены. Чтобы проводка была хорошая, а то сгорим, как сосед, дядя Вася. Помнишь?
- А как же!
Катька недоумевала: - Тебе-то, зачем это всё? Что ты ещё придумал?
- Я!? Ничего.
Тут Катерину позвали: - Катя, пора лук чистить.
- Иду. Пореву хоть от души, а то давно что-то не рыдала. 
 Вскоре она забыла про странные вопросы Чертёнка.

В это время в городе происходили не очень хорошие события. В одном государственном учреждении. На двери этого кабинет висела табличка: «Руководитель службы защиты прав потребителей Наталья Игоревна Сёмина».
Руководитель районной санэпидемстанции Наталья Игоревна, по телефону вызывает  к себе свою заместительницу.
- Мариночка, зайди ко мне.
Вскоре заходит ее заместительница - Марина Афанасьевна.
- Привет. Как  закончился вчерашний вечер?  Этот парень в ресторане был настойчив. Перья распустил как павлин.
Наталья Игоревна поморщилась: - Ерунда. Этот павлин в постели оказался полным петухом.  Больше топтал, чем трахал.
Марина Афанасьевна хохотнула. 
- Сочувствую. Ты за этим меня вызывала?
- Нет, не за этим. Я знаю, ты собираешься съездить в этот пионерлагерь, в «Дружбу»?
Марина уставилась на начальницу, стараясь понять смысл предстоящего действия. Вместе они работали уже двадцать лет, дружили, не делили даже мужиков, а передавали по эстафете друг от друга, так что секретов не держали.
- Да. Машина уже стоит под парами.
- Тут приходил один человек,  - Наталья Игоревна открыла ящик стола, достала конверт, и, достав деньги, отсчитав из него пять купюр, подала подруге,-  надо в «Дружбе» найти нарушения. Как можно больше. 
   Марина Афанасьевна приятно поразилась: - Ого, доллары?!
Начальница поддержала её энтузиазм: - Да, рубль сейчас уже не тот. Или тебе доллары не надо? Ты патриотка, рубли хочешь? 
- Шутишь? 
- Конечно.
Мария Афанасьевна потребовала конкретики: - Что ему нужно, этому благодетелю? Чтобы их оштрафовали?
- Нет, чтобы лагерь закрыть совсем. Постарайся там, поищи, что надо.
-  Ага, понятно. Постараемся. Закроем без проблем.
Наталья Игоревна благословила: - Ну, счастливо съездить. Потом сразу ко мне, расскажешь, как там всё было.
Марина Афанасьевна глянула на часы: - Хорошо, но я приеду не раньше пяти вечера.
Наталья Игоревна махнула рукой: - Ничего, я подожду. Это важно, и нужно сделать сегодня. Давай, милая, трудись как пчёлка.
  Они чмокнулись в щёчки и разошлись. 

Коллектив руководства лагеря в лице обоих Машек мирно сидел в беседке и дружно ссорился. 
Мария Михайловна была снисходительна: - А мне кажется, Маша, что наш Михаил Михайлович больше любит блондинок, вот он на меня и повелся. 
- Ты мне просто не дала шанса, а то если бы он переночевал со мной, он бы на тебя больше бы и не взглянул. Ну, мне всё равно теперь лучше.
- Почему? 
- Потому что мне уже можно не сидеть на диете. А у Василисы такое сало! Домашнее! Копчёное!
Мария Михайловна скривилась: - Заткнись! Сволочь ты, а не подруга.
- Кто бы это ещё говорил! Я чужих мужиков не уводила.
- Нашла чужого. Он был ничей.       
- Ну не скажи…
И тут к воротам подъехала машина санопиденстанции.
Мария Алексеевна сразу это поняла: - Слушай, это же из санопидем… как их теперь называют?
Мария Михайловна так же не помнила: - Не знаю, как их называют, но мне уже что-то нехорошо.
  Это было видно и по лицу вышедшей из машины Марины  Афанасьевны. Сейчас она походила на сушеную воблу при выполнении своих правовых обязанностей. 
- Здравствуйте, девушки. 
- Здравствуйте.
- Здрасьте.
- Я к вам с проверкой. Документацию на лагерь покажите.
- Но вы, же сами её и подписывали, ваша организация? Аркадий Михайлович.
Марина Афанасьевна усмехнулась: - Не мы подписывали, а санопидемстанция, то есть – Аркадий Михайлович. Он принимал лагерь. А мы - комитет по защите прав потребителей - другой отдел. Мы контролируем работу вашего лагеря. Покажите документы.
Мария Михайловна  сдалась: - Пойдемте.
  В это время Кольча терроризировал водителя, как обычно лежащего под машиной.
- Дядя Вова, дядя Вова, а что такое доллары?
-  Доллары? Да дрянь такая, что всю нашу жизнь портит. Грязь, вот, что такое доллары, вонючки. Американские дурно пахнущие рубли.
- Ага, понятно!
«Ангел чистоты», найдя нарушения в сертификатах, уже бушевала на кухне.  Она нашла нарушения везде.
-  Чем вы моете посуду, каким средством? Оно не внесено в список разрешённых к применению в детских учреждениях! А почему у ваших поварих такие грязные передники? Волосы, волосы подберите под косынку, девушка! Нечего тут вшей детям ронять в кашу. А что вы все  такие грязные? Вы хоть сами-то раз в неделю моетесь?
Повар Василиса была обескуражена: - Конечно, ежедневно.
Мария Афанасьевна добила: - Не похоже. А воняет как от вас… Фу!
   Дама бушевала и в душевых кабинках, и в туалете.
- Вы что тут, свиней моете? Откуда столько грязи?
Мария Михайловна пробовала возражать: - Да разве…
- Дома, вы, наверное, убираетесь у себя в ванной, а здесь не обязательно, да?
- Но…
- Пройдемте в туалеты. Надеюсь, вы знаете, где они находятся? 
Придралась она даже к песку на пляже.
- Когда вам завозили этот песок?
-  Перед началом сезона.
- А мне кажется, он тут лежит со времён Хрущова. До изумления грязный пляж. Я бы своего ребёнка вам ни за что не доверила!
  В конце визита Марина Афанасьевна сделала смывы на кухне, накатала многостраничный акт о нарушениях.
Уже двигаясь к своей машине, Марине Афанасьевна сделала «контрольный выстрел»: - Так нельзя относиться к чужим детям, дамочки. Я удивляюсь вашей преступной халатности. Ваш лагерь надо закрыть, а по вам, милочка, - она обернулась к директору, - тюрьма плачет.
Уже садясь в машину, она рассыпала из папки бумаги. Помогать ей кинулся водитель.
- Спасибо, дядя Костя! 
Марина Афанасьевна отбыла из «Дружбы» с чувством хорошо проделанной работы.
Руководство же лагеря собралось в кабинете директора, чтобы спасти ее от инфаркта. Мария Михайловна сидела,  держась за сердце. 
Подруга попробовала её успокоить: - Маша, ну не переживай так сильно! Сколько таких проверок у нас было? И эту переживем.
- Да про что ты говоришь, Маша? Она уже тюрьмой мне угрожала. Где там мой корвалол?
Физрук подал корвалол в рюмке.
- Вот, Машенька, выпей и расслабься.
Олег предложил: - Может это? Совсем расслабимся?
Олег достал откуда-то из-под мышки бутылку водки. Директор несколько секунд смотрела на нее, потом махнула рукой.
- А, давай!   
 Олег плотоядно улыбнулся, и взялся за пробку. Хорошо, что они не успели её открыть, потому что, прибежал водитель, и сказал страшные слова: - Это… там этот. Пожарный приехал. Инспектор.
Мария Михайловна просто взывала: - Господи, только не это!
Олег еле успел спрятать бутылку. Тут же вошел инспектор, здоровый, добродушный, сивый, улыбчивый, в очках. 
- Даниил Михайлович Сукин, - представился он. - Добрый день!
Мария Михайловна спросила: - Вы так думаете? Я не уверена.
Даниил Михайлович был настроен благодушно, но по деловому:  - Конечно. Можно показать мне акт о приёмке лагеря и сертификаты на огнетушители?
 Мария Михайловна развела руками: - Конечно! Всё покажем. Всё! Всё что можем и что не можем. 
В отличие от дамы от чистоты, мужчина от огня был мягок, улыбчив, ласково блистал своими очками в тонкой оправе. Пожарный инспектор Даниил Михайлович был вообще человеком мягким, уступчивым, но хорошо знающим свою работу. Просмотрев все документы, он пригласил даму на прогулку по лагерю, и везде находил какие-то недостатки.
Так Даниил Михайлович спросил: - Кстати, Мария Михайловна, а огнетушители вы не на той высоте повесили.
Мария Михайловна удивилась: - Почему?
Даниил Михайлович пояснил: - Они должны висеть так, чтобы мог дотянуться самый маленький человек, в том числе и ребёнок. Не выше метр пятьдесят.
-  Нам никто про это не говорил.
- Это новые правила. Их ввели в этом году, но их уже надо соблюдать. Что делать, такое правило. Перевешайте.
Никто из гостей не замечал, что все время за ними ходит ребенок в одних плавках. Лицо этого ребёнка было таким, словно он решал какие-то задачи из высшей математики. Только раз он задал вопрос Олегу-плавруку: -  Дядя Олег, а что, доллары могут сгореть?
Олег ответил: - А как же. Доллары, они же бумага. А бумага всегда горит.
Инспектор отказался обедать и уехал, почти не вызвав отрицательных эмоций. Всю дорогу он улыбался. А когда достиг предела доступности мобильной связи, позвонил Енукяну.
- Привет, Рома! Ты был прав, там столько нарушений, что я удивляюсь, как я тогда, в мае  подписал  акт о приёмке.
Енукян рассмеялся: - Ты подписал, потому, что я тебя просил об этом. Так, что, дело сделано?
Даниил Михайлович подтвердил: - Да, акт о нарушениях у меня, приеду, и направлю в прокуратуру. Пока.

Но подъехав к родному управлению пожарной части, где и размещался его кабинет, инспектор увидел странную картину. По территории пожарной части бегали его коллеги в полном противопожарном снаряжении. Это могло показаться учением, если бы из одного окна на втором этаже не бил большой фонтан дыма. И самое ужасное, что дым этот валил из окна кабинета самого Даниила Михайловича. Инспектор торопливо вбежал на второй этаж, и успел как раз в тот момент, когда пожарные взломали дверь и ворвались вовнутрь кабинета. Огня, слава богу, внутри не было, но чёрный дым валил от монументального стола Даниила. Его в две минуты залили водой. Затем уже Даниил Михайлович сам начал искать очаг возгорания. И нашел его в верхнем ящике стола. Там в днище остался черный прямоугольник дыры. Точно такой же формы дыра оказалась  и во втором, и в третьем, нижнем ящике. Нечто раскаленное продолговатой  формы прожгло все три ящика и даже подожгло линолеум.
Начальник пожарной части спросил Даниила: - Что это было такое? 
   Даниил Михайлович был в шоке.
 - Не знаю.
Начальник начал заводиться: - Как это ты не знаешь? Данило, ты что, с ума сошёл? Что тут лежало в твоём столе?!
- Не помню.
Начальник возвысил голос: - Господин капитан, чтобы в течение получаса ты вспомнил, что тут у тебя лежало, и что горело! Потому что пожар в пожарной части, это не только ЧП, это анекдот и предмет издевательств для начальства и коллег. Меня будут тыкать в это ЧП как котенка носом в мочу в тапке! Вам всё ясно?!
Даниил Михайлович невольно встал во фрунт: - Так точно! Счас вспомню.
Начальник ушел, инспектор еще раз глянул на прожженный прямоугольник. И в  этот момент Даниила  пронзила жуткая догадка. Именно здесь лежал тот самый конверт от Енукяна. Он напрягся,  припомнил точнее, и убедился именно в этом.
«Тут же лежали доллары Енукяна! Неужели он меня решил таким образом поиметь? Но зачем?»
Догадка пришла сама собой. Как истинный пожарный он думал со своего шестка: «А, всё ясно! Он подсунул мне фальшивые доллары, а чтобы не погореть, пропитал самовоспламеняющимся составом. А если бы они у меня в кармане загорелись, или  в квартире? Был бы грандиозный пожар, всё сгорело бы! Вот козёл! Хрен он у меня что получит!»
Он достал акт с нарушениями в оздоровительном лагере «Дружба» и сжег его в пепельнице.
В этот же вечер Марина Афанасьевна торжественно отдала папку с бумагами своей подруге.
- Вот!
Наталья Игоревна улыбнулась: - Готово?
Марина Афанасьевна развалилась на диване: - Конечно. Нарушений немного, но, сама знаешь, главное, как их подать. Да ещё и смывы добавим. Надо их смешать с пробами на мясобойне Миндадзе. Это будет убойно! Не избежать им закрытия.
Наталья Игоревна улыбнулась и попробовала открыть папку. С первого раза это ей не удалось. Не удалось и со второго. В третий раз она сломала ноготь.
Наталья Игоревна вскрикнула: - Блин! Ноготь сломала! Ты чего это, Марина, папку клеем смазала?
Марина Афанасьевна не поняла: - Каким клеем, ты чего?
Марина попробовала сама открыть папку, но та словно была из одного монолитного состава.
Наталья Игоревна крикнула в окно: - Костя! Зайди, к нам, пожалуйста!
   Пришел водитель дядя Костя.
Наталья Игоревна протянула ему папку: - Константин Иванович, мы вот тут папку открыть не можем. Помогите нам.
Водитель покрутил папку, присмотрелся и хмыкнул.
- Так она и не должна открываться.
Марина Афанасьевна не поняла: - Почему?
Костя засмеялся: - А как она откроется? Она не может открыться, она целиковая. Тут щели нет совсем, это один цельный кусок кожи.
Марина Афанасьевна возмутилась: - Что вы говорите, дядя Костя!? Это была обычная папка! Там лежат нужные нам бумаги!
Водитель пожал плечами: - Хорошо, тогда дайте нож для резки картона.
Он попробовал разрезать папку по торцу, но она была словно сделана из камня.
- Что за чертовщина! Это точно была простая папка?
Марина Афанасьевна напомнила: - Да и была ею всего час назад. Помните, я ещё в лагере бумаги рассыпала, а вы мне их помогли собрать? Я же сюда их и положила!
- Да помню я, помню. Отнесу её в гараж. Попробую её болгаркой вспороть, но не знаю, что получиться.
Втроём они прошли в гараж, здесь дядя Костя зажал папку в тиски, включил болгарку.
- Сейчас мы её разрежем. Вот так.
Но только он начала резать папку, как вспыхнуло могучее пламя, и, как, ни старались все трое затушить огонь, папка сгорела за пять минут.
Дамы вернулись в кабинет директора. Мельком глянув на себя в зеркало, Марина ахнула. На её лбу и щеках остались следы сажи. Она сунула руку в карман кофты, за носовым платком, но тут же с воплем ужаса выдернула её оттуда.
Наталья Игоревна удивлённо спросила: - Ты чего это орешь?
Марина Афанасьевна содрала кофту.
 - Это… это что такое?! 
Она вывернула карман на пепельницу, и обе женщины содрогнулись от отвращения. За свою трудовую жизнь они повидали много разного рода грязи, но эта слизь странно знакомого цвета воняла невероятно противно. Зажав пальцами рот и нос, дамы рассматривали странную консистенцию.
Наталья Игоревна прогундосила: - Фу, как она воняет!
Марина Афанасьевна согласилась: - Жутко! Что это такое?
- Не знаю, это же было в твоём кармане.  Может, ты это привезла из лагеря?
Затем Марина догадалась: - Так это же… это же доллары! У меня же там доллары в кармане лежали.
Теперь и её подруга поняла, что напоминает зеленоватый цвет с вкраплениями чёрного. Изнутри этой дряни просматривался даже портрет кого-то из президентов.
Наталья Игоревна ничего не понимала: - Что за… хрень? Как доллары могли превратиться в… это? 
Марина Афанасьевна вспомнила ещё кое-что: - А у тебя, у тебя как?  Как твои-то доллары?
Наталья Игоревна полезла в стол, но, достав пакет и приоткрыв его, она тут же бросила его на стол. А из конверта уже ползла и разбухала зелёно-чёрная масса.
В эту секунду прозвучал звонок. Звонил как раз Енукян.
- Привет, Наташенька, как наши дела?
Наталья Игоревна ответила суровым голосом: - Ты вовремя позвонил, приезжай срочно.
Енукян хотел отказаться: - Я сейчас не могу, завтра заеду…
Наталья Игоревна закричала ему: - Я сказала – приезжай! Сейчас же! Быстро!   
Енукян был удивлён: - Что, так срочно?
-  Очень! Быстро чтобы был здесь!
- Ладно, чего кричать-то. Счас приеду. 
Когда «Лендровер» армянина въехал на территорию санэпидемстанции, обе дамы уже ждали его на крыльце. Жизнерадостного, загорелого, сияющего золотом на всех частях тела Енукяна встретили две хмурые женщины.
Енукян же, как всегда был жизнерадостен и лучезарен: - Привет, девушки. Вы что такие строгие? Вы как жена в день получки. Стоит и ждет, принесёт муж зарплату или пропьет.
Наталья Игоревна даже не улыбнулись: - Всё шутите, Рома, шутите. Только ваши шуточки нам надоели. Забирайте!
С этими словами Наталья Игоревна сунула в руки Енукяну полиэтиленовый пакет. Бывшие доллары продолжали разбухать и занимали уже половину пакета. Енукян сунул свой кавказский нос в пакет и отшатнулся.
-  Что это за дрянь?! Зачем вы мне это даёте?
Наталья Игоревна завопила: - Это твои доллары, скотина!
Енукян ничего не понимал: - Какие доллары?
Марина Афанасьевна напомнила:- Такие! Те самые доллары, что ты нам всучил!? Что, хотел нас наколоть, козёл?! Мы тебе всё сделали, а ты с нами этой гадостью расплатился, да?! На, забирай!
   И она, в полной ярости, вырвала пакет из рук Енукяна и одела его на голову бизнесмена. Затем дамы развернулись и вошли в здание. А Рома заорал так, как не орал даже под пытками рэкетира Васи Спинолома в девяносто пятом году. Сначала его вырвало. Потом Рома полчаса оттирался от липкой дряни машинной ветошью.
 Потом он час отмывался у первой попавшейся на дороге водоразделительной колонки. Приехав домой, Рома сбросил себя всё, даже золото, и поспешил в ванную. Отмывался он до вечера, но и после этого от него несло, как от помойки. Родные шарахались от него как от прокаженного. Не забивал эту вонь даже одеколон. А ещё очень дурно воняло внутри машины. С этим бороться было совсем невозможно.
Уже ближе к ночи к дому Енукяна подъехал поддатый пожарный инспектор Даниил Михайлович. Он позвонил по мобильнику.
- Ты дома?
Енукян ответил сидя в ванной: - Да, Данила.
- Выйди, разговор есть.
Енукян вышел к гостю в банном халате.
- Привет, Даниил. Как дела? Всё по лагерю сделал?
Пожарный скривился: - Чем это так воняет?
Енукян отмахнулся: - Да… это так, от соседей. Канализацию прорвало. Так ты по лагерю всё сделал?
Даниил Михайлович кивнул головой: - Сделал то я всё, но ходу я этому протоколу не дам.
Енукян не понял: - Почему?
-  Потому.
И пожарный со всей силы врезал  Роме по морде. Объяснение этому поступку тот выслушивал уже лёжа на земле: - Ты кому, сука, подсунул самовозгорающиеся доллары? Мне, профессиональному пожарному!
  Рома решительно ничего не понимал: -  Какие самовозгорающиеся доллары? Ты это про что, брат?...
Даниил Михайлович пояснил: - Гитлер тебе брат! Ты  мне подсунул самовоспламеняющиеся доллары и думал, что они сгорят позже, у меня в квартире! А они сгорели сегодня в моём столе. Я еле отмазался от начальника, сказал, что у меня там зажигалка лежала. Но если бы у меня сгорела квартира, я бы тебя тут самого сжёг, сейчас, гада!
  Даниил два раза пнул Енукяна по заднице. Рома ничего не понял, так и лежал, пока Даниил не уехал.
- Что они сегодня, совсем охренели? - Пробормотал  бизнесмен, ощупывая разбитую скулу.- Дерутся. Дрянью какой-то кидаются. Совсем с ума сошли!
Роман достал мобильник, позвонил.
- Рафик, привет!
- Привет, Рома! Как дела?
- Хорошо, но может быть ещё лучше. Если ты мне поможешь.
- Ты мне про тот лагерь намекаешь?
- Ну да.
- Ты обещал мне материалы от санопидемстанции и пожарных.
- Там всё сорвалось. Но ты возьми с собой ту бумагу от Сидорова. Напирай на нарушение прав ребенка.
- Хорошо, только… Ну…
- Заезжай завтра ко мне с утра, я тебе дам всё, что тебе нужно.
- Ладно. До завтра.
- До завтра.   
Рома положил мобильник в карман, понюхал свою руку и скривился.

Раннее, раннее утро. Маленький человечка в одних плавках на опушке беседует с неким старичком небольшого роста, плешивым, в бородавках. Они перемолвились буквально парой фраз, старичок погладил Кольчу по голове и исчез. Кольча же побежал обратно в лагерь.
  В то утро следователь прокуратуры Рафаил Халилов с утра подъехал к дому Енукяна. Они перемолвились парой слов, при этом Рафик морщился, и затыкал нос. Получив конверт с деньгами, он сунул его во внутренний карман кителя и попрощался.
После этого он отправился в сторону оздоровительного лагеря «Дружба». Новенькая «Тайота-Королла» легко несла тучное тело прокурорского работника. Рафаил, или, как все его звали – Рафик, насвистывал мелодии, что доносились из всех динамиков машины, такая уж у него была привычка. Поговорку – «Не свисти, денег не будет», Рафик просто не воспринимал. Тем более, что карман его форменного мундира приятно грела тоненькая пачка долларов, заряженная Ромой Енукяном. Его слегка беспокоило то, что фактически предъявить руководству лагеря ему было нечего. Пожарные и санэпидемстанция, обещанные Ромой, почему-то отвалились. И теперь в его папочке лежало только одно заявление отца Витьки Сидорова, о том, что в оздоровительном лагере «Дружба» его ребёнка подвергают систематическому насилию, выражающемуся в том, что тот регулярно выполняет работу, которую обязана делать уборщица, то есть мыть веранду своего отряда. В свете современных законов педагогики это было достаточно, чтобы прижать руководство лагеря.
Дорогу до лагеря зампрокурора не знал, но у него был навигатор, так что Рафик вовремя свернул с шоссе на проселочную дорогу.
Навигатор подсказал: -  Теперь десять километров никуда не сворачивая.
Рафик согласился: - Десять так десять.
День был прекрасным, солнечным, ничего не предвещало неприятностей. Но на пятом километре просёлочной дороги машина прокурорского работника вдруг встала. Нет, мотор у ней не заглох, он продолжал работать, колёса крутились. Но «Тойёта» ни на метр не продвигалась вперёд. Пару минут Рафик сидел, ничего не понимая. Потом он выключил свою музыку и опустил стекло. Двигатель машины работал так тихо, что Рафик подумал, что он заглох, а он и не услышал. Нет, двигатель журчал как надо, но машина не двигалась. Посидев так ещё минут пять, Рафик ощутил, что он стал как-то ниже ростом. Он выключил двигатель и вышел из машины. Оказалось, что передние колеса японской машины выкопали в земле две ямы на треть обода. Рафик чертыхнулся, сел за руль, дал заднюю скорость и отъехал назад. Затем он вывернул руль, и постарался объехать вырытые им же ямки. Ямки он объехал, но дальше было всё тоже – машина уперлась в пустоту и буксовала на месте. Уже учёный, Рафик новые ямы рыть не стал, а торопливо сдал назад. Подобным образом он тыкался во вселенную минут двадцать.
Рафик пробормотал: - Что за чёрт? Во что она упирается? Нет же тут ничего! 
  Потом он свернул с дороги, заглушил машину, вышел из неё и осторожно пошёл вперёд. У невидимого барьера он собрался и тихо-тихо сделал шаг вперёд. Ничего не произошло. Тогда он снова сделал шаг вперед.  Потом уже уверенно прошёл метров пять, остановился.
Рафик пробормотал: - Странно.
Он пожал плечами, вернулся к машине, завёл её, но та опять упёрся в преграду. Тогда он свернул на сочный луг, заглушил машину, начал думать, что делать дальше. Тут как-то не вовремя скрутило его живот. Прихватив с собой найденную в салоне газету, Рафик побежал в кусты. Именно с такой позиции он наблюдал, как мимо его машины в сторону города профырчал старенький Уазик типа «булка». А со стороны города в сторону лагеря промчался мотоциклист.
- Ну, они же проехали? – Недоумевал Рафик. - А я? Почему я не могу? 
 После окончания естественного процесса зампрокурора вернулся к машине, завел её и совершил ещё одну попытку проехать в лагерь «Дружба». Увы, всё было по-прежнему.
- Что за чертовщина!
Рафик понял, что грядет неизбежное – ему предстоит идти пять километров до лагеря пешком. Для кого-то была лёгкой прогулкой, а вот стокилограммовому законоведу это было что-то вроде пытки. Но делать нечего, Рафик пошёл. Доллары, что лежали у него в кармане, надо было отрабатывать. Он прошёл метров пятьдесят, когда как-то очень быстро на дорогу спустился туман…
 Ох уж этот туман! Много про него могли рассказать и Паша Зимин, муж Зойки Кобылиной. И братья Безобразовы, и даже командующий  американского флота адмирал Стейк. А Рафик видел его впервые, шёл и недоумевал, откуда взялся туман в такой солнечный день.

- Это откуда ещё? Солнце же было? Жара. Откуда туман?
    Затем потянуло влагой.
Рафик подумал: «Сыро то как. Наверное, рядом болото»
 Тут под его ногами странно шевельнулась дорога, а затем и туман начал пропадать. И зампрокурора подумал, что он сходит с ума. Он стоял в совершенно незнакомой местности, и местность эта была именно болотом. И болотом махровым, классическим: с топями, с кочками травы, с покосившимися, высохшими лиственницами и осинами. Заквакали лягушки, запричитал филин. У Рафика подкосились ноги, он сел прямо там, где стоял, на кочку, и только холодок воды, просочившийся сквозь траву и синие штаны, вернул его к жизни, заставил подпрыгнуть и встать на ноги. Трясущимися руками он достал мобильник, набрал первый попавшийся номер. Но женский голос тут же запричитал об отсутствии связи. То же самое повторил и другой оператор. Халилов с жалобным выражением лица огляделся по сторонам и понял, что теперь он может надеяться только на себя.

В лагере, конечно, никто не знал про эти странные события. Незаметно подходил к концу первый сезон. Снова начали собирать хворост для костра, дети учили новые песни для художественной самодеятельности. В последний день заезда сожгли костёр, и никто уже не устраивал пробный поджог. Насмешил Юра. Он пил целую неделю, отощал совсем, и свежий ветер, что дул в этот день, умудрился сдуть его вместе с баяном с поверхности земли. Но, даже упав на спину, Юра продолжал наяривать  зажигательный «Солнечный круг».

Погоны и кляузу Сидорова зампрокурора сжег, когда пытался вечером  развести на болоте костёр. Найдя на пригорке березку, он надрал бересты, затем вспомнил, что доллары, что дал ему Енукян, были в конверте. Но, уже освобождая конверт, Рафик увидел, что вместо зеленых, грубых на ощупь бумажек, в нем лежала резаная бумага. Ему стало очень обидно.
- Этот козёл мне еще и куклу всучил!  Ради этой бумаги я попёрся в этот чёртов лагерь? Скотина! Вернусь живым – посажу его любой ценой!
   После этого прокурорский сложил бумаги, бересту и веточки шалашиком и начал поджигать.
К людям несчастный работник прокуратуры вышел через три дня.
Рафик шёл, шатаясь, по болоту, потом выполз на пригорок. Он оброс щетиной, мундир порван и без погон. Навстречу ему шёл старик с козой, за его спиной на пригорке виднелась деревня.
Рафик еле вымолвил: - Дед… я… я… где?
Дед перекинул бычок из одного угла рта в другой.
- Ну… как тебе сказать? В России.
Рафик кивнул головой: - Хорошо. А… если точней?
Дед секрета не держал: - Деревня Пескуны. Бормотовский район.
Рафик ничего не понял: - А…  лагерь «Дружба»?
- Эх, ну ты вспомнил! Это километров сорок отсюда будет.
- Сорок?! Я и не знал, что тут у вас есть такое большое болото.
Дед удивился: - Какое болото? Отродясь никакого болота у нас нет. Так, полянка, бывший пруд. Я его в детстве на лодке переплывал. А сейчас оно заросло всё, чистая топь. 
Затем Рафик спросил: - Да? А… число сегодня которое?
- Двадцать седьмое июня.
Рафик хихикнул.
- Это я три дня… три дня по этому болоту бродил?
Дед засмеялся: - Да ладно тебе! Тут болотце то - тьфу! За полчаса пьяным переползёшь. Пошли, мил человек, ко мне домой, в баньке помойся, отогрейся. Счас я тебя чаем напою.
Рафик покачал головой: - Лучше водкой.
- Водку не обещаю, а вот самогонка есть. Пошли! 
И дед под руки повёл Рафика к себе.   

На следующий день после закрытия первой смены разъехались почти все, остался только сторож, да Катька с Кольчей. В последние дни Катька была вместо приболевшего завхоза, тёти Маши. Надо было собрать да вывести в стирку бельё, и сделать всё остальное, что полагается в таких случаях.
В это самое время неутомимый Енукян не оставлял надежду завладеть имуществом лагеря «Дружба».
Первым делом он отправился на свиноферму знакомого фермера в сопровождении двух «Камазов» и экскаватора. Пока «Камазы» грузились Енукян позвонил Сидорову: - Валера? Привет! Я всё-таки добью сегодня этот чёртов лагерь.
Сидоров спросил: - Как?
- Просто. У Арарата на свиноферме скопилось много свиного навоза. Я уже загружаю его в два Камаза. Вываливаем десять тонн навоза в озеро, и вся рыба всплывет вверх брюхом.
Сидоров восхитился: - Брат, ты гений! «Дружбу» тогда точно закроют!
- Вот и я про это. Давай, брат!
К Енукяну подошёл тракторист. Тот достал кошелек, вытащил деньги. Но тракторист покачал головой: - За такую вонючую работу надо бы добавить. Я теперь трактор неделю отмывать буду. 
Енукян не был против: - На, брат, это тебе на ведро «Фэри».
   Затем он закричит в сторону «Камазов».
- Эй, орлы! Поехали!
Катька и Кольча  мирно спали, когда Кольча вдруг подскочил на кровати, уставился своими светящимися глазами в темноту, а потом торопливо переполз через мамку и побежал через проходную лагеря в лес. Где-то там, вдалеке ревели двигатели больших автомобилей.

Роме не повезло – не доехав до озера по лесной дороге пятьдесят метров, передний грузовик забуксовал. Шофёр, матерясь, жал на газ, но машина только все больше и больше погружалась в грязь.
Енукян выскочил из машины. 
 - Что, забуксовал? Назад не сможешь выехать?
-  Да, куда там! Ни в зад, ни вперед! Сел как муха в мед! Ни туда, ни сюда! Тьфу-ты!
Рома всегда был оптимистом: - Ничего, сейчас мы тебя дёрнем. Вася, тащи трос.
Вася принёс трос, но покачал головой: - Э-э, только у меня переднего фаркопа нет.
-  Почему?
-  Да отломили на прошлой неделе, и всё некогда было приварить.
-  Тогда развернись задом. Прицепи за задний фаркоп. Делов-то!
- Хорошо, только джип свой убери с дороги, а то мешается.
Рома отогнал свой «Лендровер» подальше, и побежал руководить спасательной экспедицией. Водители уже пристроили к фаркопам трос, и готовились к самому главному. Они разошлись по кабинам, Рома остался посредине.
-  Давай!
Двигатели взревели, но тут произошло совсем другое событие, чем то, что ждал хитроумный бизнесмен. Кузов застрявшего самосвала начал подниматься, Рома ещё удивился этому.
- Чего это он делает? Э-э! Ты что!...
Рома кричал, а ему надо было бы бежать, потому что на землю хлынул поток жидкого свиного навоза. Рома успел отскочить метра на два назад, так что этот поток завалил его только по колено. Вонища была жуткая! А затем Рома заорал от ужаса, потому что начал подниматься и кузов второй машины.
- Нет!!!
Енукян начал дёргаться, пытаться выпрыгнуть из этого дерьма, но, сделал только шаг, оставил внутри жижи кроссовки и приспустив штаны. Так что второй поток настиг его, сбил с ног и завалил почти полностью, так, что над громадной кучей свиного дерьма торчала только его голова.
  Оба водителя заглушили двигатели, вылезли из кабин и, при свете фонаря, долго смотрели на этот островок разума над десятью тоннами смерти.
- Ты… ты, Васька, зачем кузов поднял?
-  Не знаю. А ты зачем?
- Тоже не знаю. Я и не поднимал. Сам он как-то поднялся. А этот… чего туда полез?
- Да… дурак, наверное. Он хоть живой?

Они присмотрелись: - Живой. Вон, смотри, глазами лупает, да и рот открывает. Дышит.
- И… что нам теперь с ним делать?
-  Я в это дерьмо не полезу!
- Я тоже.
- Может добить его, чтобы не мучился? Он же не выживет.
- Нельзя. Посадят. Да и чем его добьёшь? Кувалдой мы не достанем. Тут пистолет нужен. У тебя пистолет есть?
- Откуда!
- Тогда позвони в МЧС. Пусть спасают. Они же герои. 
Водитель пытается звонить по мобильнику: - Чёрт! Нет тут связи.
- Тогда пошли искать телефон. Надо все-таки МЧС вызывать. Пусть они в эту дрянь лезут, пусть мучаются. Они за это деньги получают. 
- Тут лагерь недалеко, пошли туда, может, там телефон есть.

Спасатели откопали Енукяна уже утром. Был он жив, правда, долго лечился от травм после сжатия. И благоухал как никто в этом мире, так что люди шарахались от него, как от испуганного скунса. Довольный Халилов присобачил Роме еще статью за нарушение экологии, так, что перспективы жизни на свободе у Енукяна были печальные.

После этого никто уже не пробовал вмешаться извне в жизнь оздоровительного лагеря «Дружба». А Кольча стал чем-то, вроде гуру для детей его возраста. Так, как у Ромки  и Юльки продолжалась любовная страда, то детьми занимался практически он один. Кольча командовал построениями, вёл отряд в столовую и из него. Чертёнок учил детей  плавать, лазать по деревьям, играть в футбол. А по ночам, когда те не могли уснуть, рассказывал им страшные истории, про домовых, леших, водяных.
- И за три дня эти лесорубы прожили три года! Обросли волосами, стали совсем дикими!
Показывал Кольча и фокусы.
- Смотрите.
Он положил на пол коробок со спичками, занёс над ним ладонь и тот медленно поднимался в воздух. К концу сезона Катерине Лопухиной, уже прочно ставшей завхозом, пришлось срочно покупать две упаковки спичек. Все остальные потаскали воспитанники лагеря, пытавшиеся повторить фокусы Чертёнка. И у некоторых, говорят, это получалось. Правда, никто не знал, у кого.
Мария Михайловна сидела в своем кабинете и сосредоточенно пыталась ладонью поднять коробок. Заходит коллега и тёзка.
- Ну, получается?
- Машка! Чего пришла? Он у меня уже шевельнулся.   
- Напрягайся больше. У меня даже подскакивал.
- Да врёшь!
- Вру.
- Вот всегда ты такая!
- А уж ты то какая!
В конце сезона в лагере сыграли даже две свадьбы, директора с физруком, и Ромки с Юлькой. Баянист Юра в тот день был просто бесподобен! Все танцевали и пели до глубокой ночи! За этим со стороны наблюдал довольный Кольча.  Он развернулся и двольно подмигнул самому себе.
- Хорошо! 
ФИЛЬКА В КОСМОСЕ 
История девятая
Жизнь в деревне Домовёнково шла тихо и мирно. Ребёнок  в семействе Трубниковых рос, живность исправно неслась, доилась и размножалась, радуя большое семейство рекордными надоями и привесом. Валька и Дашка завели ещё и корову – как же в деревне семье с ребёнком и без коровы? В первый же год она принесла в приплод три телёнка, и никто этому не удивился – это же дом Фильки!  Дашка устроилась работать на открывшуюся пекарню, уставала сильно, но что делать? Деньги были нужны позарез.
 Тихо – мирно.   
   Но однажды ранней весной в полдень к воротам последнего дома по ул. Степана Разина подкатил кортеж машин. Первым  подъехал чёрный «Геленваген»,  из него выскочили  трое мордастых парней в чёрных костюмах, белых рубахах, чёрных галстуках, и чёрных же очках. Они осмотрелись по сторонам, затем один из них шагнул за калитку, но тут же, был атакован собакой Кольки  –  Дуркой. Он попятился назад, а с крыльца уже сходила сама хозяйка дома – Валентина Кобылина. За ней семенил хозяин дома - Колька Скоков. Лицо хозяйки было нахмурено, она явно ожидала каких-то угроз, но телохранитель обратился к ней очень изыскано.
- Извините, пожалуйста, мадам! Прошу вас, уберите собаку, а то к вам едут гости.
- Кто там ещё? Мы никого н-не ждём.   
- Мы не можем назвать его имя, но он просил сказать, что раньше он был у вас, и очень хочет повидаться с Филькой.
- С кем? С Филькой?! – В два голоса поразились хозяева.
- Да. Мы не знаем, кто это, но должны по службе проверить помещение на случай неприятностей.
- К-каких ещё!… - Начала Валентина.
Колька же махнул рукой: - Да проверяйте.
Валька удивлённо повернулась к нему лицом: -  Ч-чего это? Ты чего это удумал?!
Колька пояснил: - Валь, ты видишь, мужики при исполнении? Работа такая у них серьёзная – тело-хранители! Хранить они должны чьё-то тело. Тело видно очень важное. Не то что, наше с тобой тело. Тьфу мы с тобой, а не тело! А тут тело – все телам тело! Самое важное, видно, тело. Это, мать вашу-нашу, большое дело, охранять такое тело. Это тебе, мать, не корову доить. Это – тело надо хранить! Заходите, парни!
  Колька закрыл собаку в будку. Секьюрити с видимым облегчением проникли во двор, и разбежались в разные стороны. Один, явно главный, поднялся на крыльцо и оттуда наблюдал за своими подчинёнными.
Второй охранник заглянул в дровяник, и еле отскочил от обрушившейся поленницы.
Третий из охранников двинулся в огород. Там он немедленно споткнулся о поливную  трубу и упал руками и коленями в лужу. Он туже забыл о своем задании и, поднявшись,  начал руки и коленки  вытирать носовым платком.
Второй охранник нырнул в баню, и тут же раздался его вскрик. Охранник  появился на улице, чуть прихрамывая.
- Ты чего? – Спросил начальник.
-  Кочерга на ногу упала. Больно, блин!
- Осторожней надо! Смотри куда идёшь. Сараи проверь!
- Есть! 
В это время в огороде третий охранник двинулся обратно, но  поскользнулся и упал в туже лужу уже на задницу.
Второй охранник заскочил в курятник, получил по лбу петушиным клювом, выскочил наружу, держась за лоб
- Ты чего?!   
- Петух, козёл! Больно так дерётся!
Главный: - Иди, второй сарай проверь.
Охранник зашел в козлятник, слышен вскрик – это он получил по заднице рогами от Зойки. Появляется на улице, держась за задницу.
- Ты чего?!
- Коза, зараза!
- Давай, иди ещё в тот сарай!
В огороде третий охранник сделал шаг, снова упал, и уже не рискуя, на четвереньках двинулся в сторону двора. 
Второй охранник заходит в коровник, звук тупого удара, охранник вываливается на улицу, зажимая руками причинное место. Начальник его уже сунул руку в кобуру, но охранник замотал головой и прохрипел: - Ч-чисто.
-  А это что?
- Это корова… лягнула… падла… 
Во двое появляется ползущий на четвереньках третий охранник.  Под удивленным взглядом начальника он поднялся на ноги и доложил:
-  Чисто. Грязно только очень.
- Чего грязно?
- После дождя в огороде грязно. Вот.   
Он поднимает грязные ладони вверх. Начальник крутит у виска пальцем.
- Работнички! Вас как из детского сада набрали! Дурдом!
После этого и сам глава охраны вошёл в дом. Вошёл, правда, не совсем, привычным способом, так как,  входя, споткнулся о порог, и в кухню попал уже на четвереньках.
- Да что б тебя!...
Слегка даже сругнувшись, он прошёлся по комнатам, и удалился из дома. На крыльцо, впрочем, он так же вывалился, приземлился на четвереньки, встал, удивленно посмотрел на порог, хмыкнул. После этого он сказал уже в микрофон кому-то другому: - Чисто.
После этого он повернулся к своим подчинённым. Один охранник все приседал и отпыхивался, а третий вымыл руки в бочке и чистил костюм носовым платком. 
- Подъезжают. Еле успели.
Буквально через несколько секунд после этого к воротам подлетел бронированный «Мерседес». Вслед за ним ехала ещё одна машина, точно такой же чёрный «Геленваген» как у команды авангарда. Ещё трое телохранителей окружили «Мерседес», открыли заднюю дверцу. Из машины выкатился невысокий, кругленький человек в очках с толстыми стёклами. При виде коренных жителей дома он расплылся в улыбке и закричал: -  Николай Иванович! Тётя Валя! Как я рад вас видеть!
   Валя и Николай Иванович удивленно вглядывались в странного гостя.
- А вы совсем не изменились. В отличие от меня. Ну? Кто я? Узнали? 
И тут Валентина догадалась: - С-самсон!? Неужели это ты?!
Самсон: - Я.
-  Ха! Физик, ядрена кочережка! Ты чего это так разъелся? Прежде-то худой был, как  глист у пономаря.
-  Да как тут не поправишься? Сидячая работа и много «Пепси-колы». Вот всё это и отложилось, - и гость похлопал себя по животу.
  Физик Самсон, в миру Абрам Абрамович  Самсонов, гостил у Кобылиных несколько лет назад. Тогда он в составе съемочной бригады  телекомпании пытался найти и поймать Фильку. И ему почти это удалось, он уже и ловушки соорудил для хитрого домового. Только личный контакт с домовым привёл к взаимному обогащению двух талантов. Филька в совершенстве познал ядерную физику, да так познал, что нашёл в расчетах Самсона ошибку, и, более того, подсказал ему кое-что по его работе. Именно с этого момента карьера Андрея Андреевича Самсонова круто пошла в гору. Да так круто, что его теперь перевозили только в сопровождении подобной спецохраны.
Колька прищурился: - Судя по пузу, ты, Самсон, уже, поди, профессор?
Тот замотал головой: - Нет.
Колька удивился: - Чего это? Зажимают? Вот сволочи!
Самсон пояснил: - Наоборот, я уже академик. Недавно приняли.
-  Молодец! Покушаешь?
Самсон отмахнулся.
- Потом. Филька-то как у вас?
Колька показал большой палец: - Нормально. Что ему будет?
В разговор вступила Валентина.
 Ж-женился недавно. Жену Вельдой зовут – красавица!
Колька поразился: -  Ты что, видела её!?
- В-видела, - призналась Валентина. - Один раз, ночью.
- А меня чего не разбудила?!
- Д-да ты пьяный в это время спал! Ещё испугалась бы тебя, алкоголика!
- И чего? Я бы для такого дела мигом протрезвел!
Валька же обратилась к Самсону: - Такая красавица! На Ф-фильку похожа, только блондинка, лицо круглое, губы красные, волосы цвета пшеницы, голубоглазая, с такими ямочками на щеках!
  На Валентину сразу же какнула пролетающая мимо ворона. Колька тут  же одёрнул жену: - Не трепись много.  Видишь, не хочет она этого. Счас спотыкаться будешь на каждом шагу.
Валька отмахнулась: - Во, в-видишь, значит правду говорю!  Д-да отстань ты! Я же буду падать, а не ты!
Между тем Самсон явно гарцевал в предвкушении встречи.
- Иди-иди, он в доме. В зале Ф-филька сидит, сериал смотрит.
Самсон прошёл в дом, и ни один порог не показался ему слишком высоким.
Далее всё проходило по канонам высокого дипломатического этикета. Вопреки обычному, Филька встретил гостя в видимом режиме, более того, рядом с ним в любимом кресле сидела Вельда, мирно вяжущая носки для Никитки.  При этом Филька занимался сразу тремя любимыми вещами: смотрел сериал, ел сушку и пил молоко из напёрстка.
-  Привет, Самсон!
-  Филька! Как я рад тебя видеть! 
Физик пожал руку домового, во второй раз убедившись, что она гораздо горячее привычной человеческой температуры. Самсон осторожно приложился и к ладони Вельды, отметив её необыкновенную, даже по людским нормам красоту.
- Здравствуйте!
- Гутен морген. Филья мне про вас много рассказывать. Говорит, что ему теперь после вас не с кем поговорить о законах природы.
Самсон рассмеялся: - Вы удивитесь, но мне тоже. Ни с одним академиком я не смог так хорошо поговорить, как с вашим мужем.
-  Присаживайся.
 Филька выключил телевизор, щелкнув пальцем и проигнорировав лежащий рядом пульт. 
- Какие-то проблемы?
Самсон признался:
-  Да, есть, большие проблемы. Только у меня сразу несколько вопросов к тебе.
- Валяй.
Самсон достал планшет и показал Фильке его фото в немецкой газете. Изображение было немного смазано, но то, что летящий комок меха с мотоциклетной фарой на голове и чемоданом в руке был ни кто иной, как Филька, было понятно обоим.
- Это ты хулиганил?
Филька не запирался: - Я. Я забыл включить режим стелс.
Самсон продолжил: - И ты летел со скоростью два с половиной Маха?
Филька махнул рукой: -  Да это разве скорость? Это вообще ещё не предел.
Самсон явно испытывал какой-то некомфорт: - И при этом ты не испытывал перегрузок, не перегревался?
Филька удивился: - А зачем? Я же не из железа сделан.
Самсон фыркнул:  -  Ну да, я совсем и забыл. А со скоростью света ты можешь перемещаться?
Филька признался: -  Не пробовал. Это мне незачем, это слишком быстро.
- Тогда скажи ещё кое-что. Перемещение американского флота из Атлантики в Индийский океан – твоя работа?
-  Нет. Общая. Такое я бы один не потянул.
-  Тогда чья?
Филька пояснил: - Я же сказал – общая. У нас был конгресс Хранителей. Там было пятьсот наших маленьких людей.
Вельда, не отрываясь от вязанья, припомнила: - Пятьсот тринадцать, я помню точно, я же вела учет прибывших на конгресс. 
Филька расплылся в улыбке: -  Да, и там я познакомился с Вельдой.
Вельда не преминула удариться в воспоминания: - О, это было фантастишь! Ты был тогда бесподобен! Так взять в руки эту толпу. В тебе, Филья, пропадает настоящий фюрер.
Филька поперхнулся:  - Кто?
Вельда с трудом, но нашла искомое слово: - Ну, этот…  Сталин… Ленин… Гитлер… Чингачгук… А-а! Вождь.
У Фильки отлегло: -  Вождь? Ну, тогда ладно.
Самсон вернулся к истории вопроса.
- Да, излучение от того острова было запредельное. Кстати,  а знаешь, как мы назвали единицу измерения вашей энергии?
- И как?
- Филл. В твою честь.
Филька расплылся в довольной улыбке. Судя по взгляду Вельды, она ещё больше начала уважать мужа.
- И сколько это?
- Один филл, это способность перемещать коробок спичек на один сантиметр, не прикасаясь к нему.
Вельда спросила: - И кто так его назвал?
Самсон признался: - Я. Так вот, на том острове было зафиксировано излучение в миллион филл! Это такая силища! Чтобы переместить целый флот в другой океан! С ума сойти! Мы построили уже установку по излучению этой энергии, но она занимает два этажа и способна перемещать коробку из-под обуви на полметра.
Филька напрягся: - Я так понял что тебе что-то нужно от меня?
Самсон пояснил: - Мне нужно понять природу этого явления. Почему ты не затрачиваешь для этого никакого усилия, а нам нужная дикая энергия?
Филька скривился: - Я же тебе об этом уже говорил?
Самсон понял: - Теория единого поля? Об неё сам Эйнштейн зубы сломал.
- Ну, ты же не Эйнштейн. Ты умнее. Перво-наперво возьми за искомое свет и танцуй дальше. Нужно найти общую шкалу времени. Чем меньше объект, тем быстрее там идёт время.
Из дальнейшего разговора Вельда не поняла ни слова.  Её пугали термины, вроде «нейтронная пушка», или «согнать базоны в одно стадо и долбануть по протонам».
Длилось это часа четыре. За это время Валька на цыпочках принесла Самсону кружку чая и десяток бутербродов, сделанных при личном участии начальника охраны. Академик смел всё, не глядя на то, что ест. Наконец, разговор подошёл к концу. Самсон повеселел.
- Всё, я, кажется, начал понимать общую константу. Теперь всё просто. Ты же  гений, Филька!
Самсон доел последний бутерброд, посмотрел в пустой бокал и продолжил беседу.
- Теперь. Второй вопрос. В последнее время у нас на МКС…
Филька не понял: - Где? Я не понял?
Самсон пояснил: - МКС. Международная космическая станция.
- А! Так бы и говорил.
Самсон продолжил: - На международной космической станции, происходят странные вещи. За последний месяц было десять внештатных ситуаций, а по-простому говоря – технических неполадок. Одна чуть не привела к катастрофе. Это тем более странно, что подобное количество чрезвычайных ситуаций не набралось за десять лет. Начали говорить уже о том, что станция  устарела и её пора затапливать как «Мир». И вот, чисто случайно, станция попала в объектив нашего «Большого глаза».
Филька спросил: - Это что?
- Это система сканирования серой энергии. И знаешь, что засёк это глаз?
- Что?
-  Присутствие энергии в двести филл.
- Что это значит?
- На борту МКС есть один из ваших. Он и пытается вывести систему жизнедеятельности из строя.
-  Вы его нашли?
- Нет! Ты же помнишь сканеры, что я делал для твоего обнаружения? Они весили пятьдесят килограмм, и только считывающие головки были по пять килограмм. А на станции каждый грамм на счету.
- И что ты предлагаешь? Сделать для вас легкий сканер?
- Зачем. Этот сканер уже есть. И это ты.
Филька в изумлении посмотрел на гостя.
- То есть ты хочешь мне предложить…
Самсон не дал даже закончить: - Да, именно это. Слетать на орбиту и навести там порядок.
Вельда громко ахнула: - Найн! Найн! Найн! Нет! Ты же не пойдешь на это, Фил?
А Фильке идея понравилась.
- То есть я увижу эту планету снаружи?
Самсон кивнул головой: - Да.
Филька расплылся в улыбке.
- Это интересно!
Вельда продолжала протестовать: - Найн! 
 Вельда от волнения перешла на чистый немецкий, изредка вставляя слова на ирландском диалекте. Но Филька отмахнулся от неё.
- Да не волнуйся ты, женщина! Я же полечу на «Союзе». На нём уже сорок  лет никто не разбивается. Если что не так пойдёт, то я ещё и подстрахую.
Как не старалась Вельда, но Филька был неумолим. Собрался он быстро. С собой домовой взял традиционный набор – сто грамм любимых сушек, да пузырёк шнапса на вишне от Валентины Кобылиной. Вельда на прощание всплакнула, да и у Валентины  глаза были на мокром месте. Напоследок Вельда традиционно повязала мужу на шею шарф.
- Ради бога, берегись себя! Ты нужен и мне, и будущему ребёнку!
- Всё будет нормально, это я тебе гарантирую! Всё, заканчиваем!
   После этого, став невидимым, Филька водрузился на плечо Самсона.
- Ну, поехали.
Самсон начал оглядываться по сторонам: - Ты где?
- Где-где! У тебя на… плече.
Самсон удивился: - А-а… я совсем ничего не чувствую.
Филька приказал: - Пошли!

Они вышли во двор, Самсон махнул рукой охране и первым прошел в машину. Затем всосался в Геленвагены и весь охранный кортеж.
Проводив нежданных гостей, Колька сказал жене:
- Пойдём, что ли, шнапса твоего вишнёвого хряпнем за успех экспедиции. Когда ж такое было, чтобы из нашего дома в космос улетали?
Они, конечно, не подслушивали специально, но слышали многое. 
-  П-пойдём. За такое дело надо выпить. Что бы всё было нормально.
 
Дорога до аэродрома была быстрой и приятной. Филька без устали болтал с физиком о близких им обоим проблемах. Начальник охраны, сидевший рядом с водителем, частенько посматривал в зеркало заднего вида. Между ним и Самсоном была стена из пуленепробиваемого стекла, но он видел, что всю дорогу академик без устали говорил сам с собой, при этом делал это не в полголоса, как бы в размышлениях, а вполне осознанно, с активной мимикой и жестикуляцией.
- Нет, надо доложить обо всем начальству. Похоже, объект нашей охраны окончательно свихнулся.
Водитель так же посмотрел назад.   
- Да, а то упустим время, рехнётся раньше времени.

На военном аэродроме академика Самсонова ждал самолет, небольшой, но реактивный, на восемь персон. Там охрана окончательно пришла в смятенное состояние: академик не разрешил никому садиться напротив него. 
- Так, нам десять бутербродов с колбасой, две чашки чая и не мешать!
   При этом он продолжал болтать с невидимым собеседником. У капитана Миронова уже сложился в голове рапорт по этому поводу, но потом он увидел нечто, от чего подумал, что это у него крыша поехала, а не у академика. Лишняя, с его точки зрения, чашка чая, что он принес и поставил на столик, поднялась, наклонилась, и он вполне отчетливо расслышал хлюпающий звук, словно кто-то сделал вполне отчетливый глоток. Поднялся в воздух и начал исчезать бутерброд, правда, очень маленькими кусочками.
Начальник охраны  вернулся в хвост самолёта, вытер со лба пот, пригладил поднявшиеся дыбом волосы и признался коллегам:
-  Слава богу, всё нормально, а то я уж думал, он рехнулся.
- Ты про что?
- Я про разговоры нашего объекта.
Коллеги оживились:
- Мы тоже заметили. И что? Кто рехнулся? Академик?
-  Да никто не рехнулся, всё нормально. Просто он изобрел средство быть невидимым.
Подчинённые его не поняли: - Как это?
- Разве такое возможно?
- Оказалось - возможно. Сейчас лично видел, аж волосы дыбом встали! В кресле, вроде, никого нет, а чашка поднялась, кто-то из неё отхлебнул, обратно поставил, и бутерброд надкусил.
Подчинённые по-прежнему ничего не понимали.
- И что это значит?
- Это значит то, что Наш изобрёл средство быть не видимым. Теперь наши разведчики куда угодно смогут попасть, хоть в Белый дом, хоть в Пентагон. И хрен их кто увидит! 
-  Круто!
- Ещё бы! Только мужики! Об этом никому ни слова! Любого грохну лично, если кто проговорится! Это секрет особой государственной важности!
Капитан показал свой могучий кулак, и все уважительно кивнули головой. Секрет, который они узнали в этом полёте, в самом деле, оказался государственной тайной высшей степени секретности. За разглашение не только их начальник мог пристрелить, за это по всем статьям полагался расстрел даже в стране с отменённой высшей мерой наказания.

Из аэродрома Самсона и Фильку повезли прямиком в Звёздный городок.
- Сейчас я тебя познакомлю с Главным конструктором, он заправляет тут всем. Он скептично относится к моей идее, даже не верит в твоё существование. Ты можешь показаться как-нибудь особенно эффектно?
Филька усмехнулся: - Запросто. Невидимость подойдёт?
- Пойдет. Садись ко мне на плечо.
Филька устроился на плече Самсона, и тот с удивлением спросил:
- Ты уже сидишь?
- Конечно.
- А почему я снова ничего не чувствую?
- У меня нулевой вес.
- Нифига себе! То есть ты можешь не весить ничего?
- Ага.
- Да, это надо разрабатывать. Представь космический корабль с нулевым весом? Это же какие грандиозные конструкции можно было бы выводить на орбиту!
С этими разговорами они дошли  до кабинета Главного. Самсона пустили мгновенно, сразу после доклада секретаря.
- Михаил Аркадьевич, к вам Андрей Андреевич.
Главный  разрешил: - Пусть войдёт
Главный конструктор, преемник самого Королёва, оказался мужчина лет шестидесяти, с соответствующей для этого возраста тучностью и одышкой.
- Добрый день, Михаил Аркадьевич!
-  Добрый, если это можно назвать добрым.
- Что такое опять случилось?
-  Опять странное происшествие на МКС. Ночью кто-то пытался открыть переходный люк  в шлюзовую камеру отсека «Коламбус».  Там как раз спала Лаура.
- Ужас! Что показали телекамеры?
- Ничего. Если бы не телеметрия, которая сразу забила тревогу, мы бы потеряли один из отсеков. Ну, а как ваши успехи по части обнаружения нечистой силы?
Самсон начал тянуть: - Ну, это не совсем нечистая сила, скорее даже вовсе не нечистая сила. Скорее – чистая сила, даже древняя. Они сами называют себя хранителями, или маленькими людьми. И успехи у меня как раз хорошие. Новый член экипажа уже здесь.
Главный не понял: -  Где это, здесь?
- Здесь, в кабинете.
Конструктор начал оглядываться по сторонам.
- Шутите Андрей Андреевич?
-  Нет. Более того, он не только здесь, он ещё и сидит у вас на плече.
Хозяин кабинета засмеялся.
- Ну, вы, Андрюша, шутник.
- Я? Нисколько. Филя, проявись.
Филька проявился. Ощутив на своём плече что-то объемное, тёплое и мохнатое, академик и дважды герой России повёл себя совершенно неадекватно. Он по-женски взвизгнул, одним нервным движением скинул Фильку с плеча, а сам с невероятной прытью очутился на столе.
Филька от этого толчка не пострадал, он завис в воздухе, но немного обиделся. А Главный рассматривал нежданного гостя с явным изумлением на лице. При этом он продолжал стоять на столе. Всё было бы ничего, если бы в это время не щёлкнул динамик селектора и раздался голос секретаря.
- Михаил Аркадьевич, к вам заместитель премьер-министра по делам оборонной промышленности Виктор Тимофеевич Курятников.
   Человек с таким статусом не привык ждать приглашения, а сразу появился в кабинете. Лицо его было озабоченным, он с ходу хотел задать какой-то вопрос, но увидев хозяина кабинета в таком странном положении, переменил тему.
- Вы что тут, академики, в салочки играете?
Спросил он, рассматривая Генерального, и за руку здороваясь с Самсоном.
- Почти что.
 Недоумение чиновника было понятно – Филька снова исчез, и причина нахождение главного конструктора космических кораблей на собственном столе становилась непонятной.
А тот начал приходить в себя.
- Что это было, Самсон? Глюк?
- Глюк был композитор, и он давно умер. А я говорил вам, что привёз одного из хранителей, и его зовут Филька. Хотя. Филя, может, ты хочешь, чтобы тебя называли по имени отчеству? Филипп, как тебя там по папе?
- Нет, Филька – это моё родовое имя. Так что Филька и никак иначе.
   Теперь закрутил головой Курятников.
- Это что было? Запись?
Самсон рассмеялся: - Нет, скорее голограмма. Михаил Аркадьевич, вы со стола то слезать собираетесь?
Главный не хотел: - А зачем? Если он снова появиться у меня на плече, я прыгну на люстру.
Самсон успокоил: - Не появится. Сходите с высот в низины, академик. Виктор Тимофеевич, давайте поможем Главному конструктору с его личной орбиты вернуться на землю.
  С кряхтением и, при помощи двух гостей, Главный вернулся на пол.
-  И где он теперь?
- Откуда я знаю. Филя, ты где?
Министр ничего не понимал: - Вы про что?  Мне кто-нибудь что-нибудь расскажет?!
Самсон спросил: - Виктор Тимофеевич, вы давали когда-нибудь подписку о неразглашении государственной тайны?
Министр удивился: - Конечно, и не раз. Я носитель гостайн первой категории. Больше меня знает только президент.
Самсон был недоволен: - Тогда считайте, вы подписались ещё раз и на более высокую, нулевую категорию. Такое не знает даже президент. Сейчас вы станете свидетелем самого большого секрета российской оборонной промышленности. Это наше самое секретное оружие, хотя ему уже… Филя, сколько тебе лет.
- Я ещё молодой, мне всего двести пятьдесят семь лет.
- Вот! Он молодой. Ты где?
- В кресле.
-  Итак, Виктор Тимофеевич, вы имеете честь познакомиться с настоящим русским домовым по имени Филька. Алле – оп!
    В кресле тут же появился Филька. Шутник успел стащить из шкафчика хозяина подарочную кубинскую сигару, там же налить себе коньяка в большой бокал. В таком виде он и предстал перед тремя академиками – большой комок голубоватой шерсти с незажженной сигарой в зубах и бокалом коньяка в другой. Свободной рукой Филька помахал Курятникову. Несмотря на такое дружелюбие с тем произошло нечто странное. Сначала его волосы встали дыбом, потом он начал обморочно заваливаться назад. Хорошо Главный и Самсон успели его подхватить. Министр, впрочем, тут же пришёл в себя.
-  Фу, это что было?
Самсон, как специалист, объяснил: - Это естественный природный защитный эффект домового – страх. Он защищает хранителей от людей. Да, Филька?
- Верно. А то без этого с вами общаться нельзя. На шею сядете и поедите.
   Министр начал приглаживать волосы.
- Я, вообще-то, не впечатлительный, и в морге много раз приходилось быть, и на местах катастроф. Но такой страх я ещё никогда не испытывал… У меня от пяток ни какие-то мурашки, у меня мороз пошел по ногам. Как в январе на Колыме, когда я без кальсонов как-то на прииск поехал. Думал, отморожу всё на свете.
  Филька понюхал коньяка, поморщился. После этого бокал плавно переместился на стол, куда тут же последовала и сигара. Курятников тряхнул головой.
- Это не галлюцинация?
- Нет. Просто возможности нашего гостя настолько велики, что мы можем перевернуть всю мировую науку. Тем более, что наш Филька очень неплохо разбирается в ядерной физике.
Главный удивился: - И кто ж его обучал?
Самсон скромно признался: - Я. Невольно.
 - Как это?
Самсон отмахнулся: - Это долгая история. Но самое главное не это. Филька согласился полететь на станцию и разобраться с тем, что там происходит.
-  Вот как?
 Министр и уже заинтересованно взглянул на странного гостя.
Филька важно кивнул головой: - Да. Когда полёт?
Главный сообщил: - Через неделю.  Мы посылаем туда экстренную экспедицию -  ремонтную бригаду. Это ваше Нечто испортило столько оборудования! Убил бы лично, если бы поймал!
Самсон напомнил: - Но ему надо пройти предполётную подготовку.  И вообще – пошить скафандр, сделать шлем.
Главный: - Ну, это еще не все. Сколько вы весите?
Филька точно знал: - Полтора килограмма.
-  Вот, значит надо добавить к грузу и весу космонавтов.
Филька нахмурился: - Зачем мне скафандр и шлем?  Я просто стану невидимым и все. Я же сидел у вас на плече, и что вы чувствовали?
   Главный передёрнул плечами: - Ничего.
-  Вот! Так и будет. Кстати, а с чего начались ваши неприятности?
Министр сообщил: - С прибытия последней экспедиции. В ней были наш командир, и два исследователя, один из Америки, а вторая женщина, из Италии.
Самсон предположил: -  Вот они что-то и привезли.
Филька был конкретен: - Мне надо посмотреть записи их подготовки к полёту, и то, что они взяли с собой.
Главный согласился: - Хорошо, сделаем.
Самсон предложил: - Ну, тогда мы с Филькой поедим в ЦУП. Посмотрим картинку с МКС. А потом я его уже определю к нашим медикам. Пусть они ломают голову над этим чудом природы. Если не сойдут с ума.
Главный дал добро: - Хорошо. Тогда до завтра?
Филька помахал рукой: - До завтра.
Главный и Министр пожали руки Фильке и Самсону. При этом оба отметили невероятную температуру рук домового. Когда оба гостя удалились из кабинета, Аркадий Михайлович и Виктор Тимофеевич посмотрели друг на друга примерно так, как смотрят друг на друга первоклашки, подсмотревшие в спортзале секс физрука и биологички.
Министр спросил: - Всё это точно было? Это не гипноз?
Главный не был уверен: - Не знаю. Но точно знаю, что мне надо выпить.
Министр согласился: - Мне тоже. На трезвую голову воспринимать всё это невозможно. Куда, интересно, он девал коньяк?
- Ищи.
- Вот он!
Они налили себе по рюмке.
Министр даже сообразил тост: - Ну, за новые возможности нашего нового знакомого и всей российской космонавтики!
Главный:  - За него, мохнатого

Пока высокие чины пьянствовали, Самсон с Филькой добрались до Центра управления полётами. Громадный зал произвёл впечатление даже на Фильку. Самсон спросил: - Ну, как тебе тут у нас?
Филька прищурился: - У нас пещера для конгресса была примерно такой же, только освещалась хуже. И конечно эти экраны – это просто здорово.
На экранах была рутинная жизнь космонавтов и астронавтов. Двое  мерно плавали в невесомости, занятые своими делами, третий бежал по беговой дорожке. Ничего особенного. Но вдруг бегущий, а он, для того, чтобы бежать в невесомости, был прикреплён поясным ремнём, вдруг резко ускорил частоту передвижения ног, начал как-то дёргаться, потом что-то кричать. В поле зрения телекамеры появился другой космонавт, который что-то пытался сделать с пультом управления беговой дорожкой. Судя по исконно русским словам, доносящимся до ушей наблюдателей, это был наш космонавт, и у него что-то шло не так. А бегун передвигал ноги всё быстрей и быстрей. Судя по поту на его лице, у бегуна кончались силы. Наконец пульт полыхнул искрами короткого замыкания, и дорожка остановилась.
Самсон огорчился: - Вот видишь, Филька! Очередное ЧП! Чёрт знает что!
Филька:  - Вижу, и вижу не только это. Там был кто-то из наших. Как это говориться у вас? Фуняло….
Самсон поправил: -  Фонило.
- Вот-вот! Фонило страшно.
- Хорошо, тогда медлить не стоит, поехали к нашим медикам.

В медицинском центре Самсон собрал ведущих специалистов всех сфер жизнедеятельности человека.
Самсон: - Товарищи доктора. Сейчас я вас познакомлю с личностью, о котором вы должны молчать под любыми пытками. Тем более, вы должны молчать об этом, ни слова не проговориться нашим зарубежным партнёрам по космическим проектам. Почему, скажу позже. А пока познакомьтесь. - Самсон показал на пустой стул. - Филька, нормальный русский домовой!
  Реакция на появление Фильки у врачей была стандартной. У одного доктора волосы встали дыбом, у второго их не было совсем, поэтому дыбом встали брови. Единственная женщина ахнула и попыталась упасть в обморок, но упала только в кресло, остальные двое сдержались, только один из них, впоследствии представленный Фильке как доктор наук и профессор, выпалил фразу, больше подходящую кузнецу, уронившему себе на ногу кувалду.
- Да монал я вашу титьткину мать! 
При этом Филька мирно улыбался, и даже помахал всем своей маленькой ручкой.
- Привет!
Женщина спросила, щипая себя за запястье: - Это что? Это… галлюцинация?
Самсон пояснил: - Нет. Теперь поясню, почему мы так настаиваем на секретности нашего общего знакомого. Филя, покажи что-нибудь из своего арсенала.
-  Например?
- Ну… например, левитацию.
Филька кивнул головой, и тут же женщина начала потихоньку подниматься над своим креслом. Достаточно худощавая, она всё-таки весила добрых пятьдесят килограмм, и эти килограммы сейчас плавно воспарили в воздухе. Дама перепугалась так, что попыталась описаться, но всё, же с трудом, но удержалась. Филька прочитал её мысли, опустил даму на место, а когда та кинулась на выход, открыл ей двери, причём не только в кабинете, но и в туалете.
  Правда, там в это время как раз закончил свои дела завхоз учреждения. С унитаза он встал, но вот штаны натянуть не успел. И тут запертая на замок дверь внезапно открылась, и в помещении для одного человека ворвалась Елена Мироновна. Не церемонясь с мужчиной, она выкинула  его из туалета, в общий коридор, а там было человек пять зевак, заперлась и закончила то, что чуть не сделала в кабинете главврача. Завхоз, при виде нежданной  публики, оделся так быстро, как не одевался даже в армии. Он дождался выхода доктора из туалета, и долго экспериментировал с замком, бормоча себе под нос:
- Что же ты, гад, открываться начал? Заменить, что ли тебя?

А в кабинете продолжалась лекция Самсона:
- Возможности воздействия нашего гостя бесконечны, и они очень  важны для обороны нашей страны. Сейчас нам надо отправить Фильку на станцию. Не секрет, что там происходят странные дела, и, как мы подозреваем, из того же источника серой энергии. Поэтому вам ставится задача в кратчайшие сроки подготовить  его к полёту.
Иван Иванович - главный среди медбратов, профессор и академик, кивнул головой. 
 - Хорошо, мы сделаем всё возможное.
- Отлично. Тогда я отбываю. Надо кое-что посчитать на суперкомпьютере.
После этого Самсон распрощался с Филькой.
- Ну, давай, Филя, теперь они будут отвечать за тебя. Но я буду приезжать к тебе каждый день. До завтра.
- А записи?
- Ах, да! Вот они, на флешке. 
Они хлопнули друг друга по рукам – такой обычай установился у них в последнее время. Самсон отбыл, а Филька уставился на докторов и нахмурился.
- Я тебе дам, препаривать! -  Высказал он хирургу с типично кавказской внешностью и той самой лысиной. - Себя в формалин помести!
    Затем он развернулся к женщине:
- Нет у меня никаких психических отклонений! И это у вас давно не было секса, а у меня был.
   Лицо дамы полыхнуло алым светом.
Профессор же засмеялся и поднял руки:
-  Всё-всё, сдаёмся! Давай знакомиться. Меня зовут Иван Иванович, и я руководитель всего медицинского центра подготовки космонатов. Это наш хирург Ашот Ашотович. Наш физиолог – Виктор Викторович. Наша дама – психиатр Елена Мироновна. Крупный специалист в своей области.
Елена Мироновна призналась: - Мне сейчас нужен ещё больший специалист. Возможно сам Фрейд, а то я сойду с ума. Вся моя наука идёт к чёрту! Мы ведь всегда отрицали подобные внешние явления, считали, что такие вещи происходят только в нашем мозгу.
Филька хмыкнул: -  В вашем мозгу, в самом деле, происходит много лишнего.  На самом деле всё гораздо проще.
Иван Иванович был в раздумье: - И что же мы с вами делать будем?
Виктор Викторович подсказал: - Стандартные процедуры. Взвешивание, рост, давление, температура.
Иван Иванович нашёл ещё одну проблему: - А как нам сохранить секретность всего этого?
Ашот Ашотович: - Отпустите всех наших докторов и медсёстер в отгулы. Заняться этим самим.
Профессор покачал головой.
- Невозможно. Сейчас происходит подготовка к внеплановому полёту. Все трудятся день и ночь.
Виктор Викторович нашёл решение проблемы: - День да, но не ночь. Эта ночь, кстати, совершенно свободна. По-моему, работает одна лаборатория, и то, что-то у них несрочное.
Профессор кивнул головой.
- А это идея. Лаборантов выгони, придумай что-нибудь. Нам лаборатория понадобится самим. Виктор, вы ещё помните, как расшифровывать анализы кала и мочи?
 - Обижаете, профессор. Это святое, это будет последнее, что я забуду на грани жизни и смерти, сразу после имени отца и матери.
- Вот и отлично! Вперёд!

Через несколько часов в огромном здании остались только охрана,  эти четыре доктора и Филька.
Виктор Викторович:  - Итак, начнём. Рост – тридцать два сантиметра. Вы записываете, Елена Мироновна? 
- Да, я уже пришла в себя.
Виктор Викторович продолжал: - Вес – один килограмм, пятьсот сорок грамм.
Тут Филька схулиганичал. Он включил режим невесомости, и электронная шкала весов нервно начала уменьшать цифры, пока не остановилась на нуле. Профессор крякнул, и одобрительно замотал головой.
- Круто. Напишите Леночка – от нуля до одного килограмма пятисот сорока грамм.
Виктор Викторович
 - Температура тела…- брови физиолога удивленно поднялись вверх. -  сорок градусов и одна десятая. Это ваша нормальная температура?
Филька подтвердил: - Да. Я никогда не болею.
Иван Иванович: - Тогда замерим давление.
  Для этой стандартной процедуры пришлось применить некоторые усилия. Всё-таки объем рук Фильки не шёл ни в какое сравнение с ручищами людей. Но удалось, всё-таки наука шагнула далеко вперёд. Рассмотрев на предплечье пациента наколку «ДМВ» Ашот Ашотович уважительно посмотрел на домового.
- Вы даже и служили? Вот не думал.
- А как же. В танковых войсках.
Ашот Ашотович оживился: - О! Я тоже! Два года оттрубил в Гвардейской, дважды Краснознамённой…
  Но  профессор прервал беседу двух однополчан.

-  Хватит о танках, Ашот, продолжим обследование. Так что там с давлением?
Виктор Викторович улыбнулся: - Давление уникальное – сорок на двадцать. 
Иван Иванович спросил: - Как я понимаю, это тоже норма?
 Филька пожал плечами.
- Наверное, да. Я первый ваш пациент из наших, попавший в руки к вашим.
Иван Иванович спросил: - А пульс?
Виктор Викторович: - Сорок.
 - Хорошо. Нормальный пульс хорошо тренированного спортсмена.
Виктор Викторович продолжил: - Теперь замерим объём легких. Наберите в лёгкие воздух и дуйте сюда.
Филя совершил всё, что приказали доктора. У тех снова начались попытки сойти с ума.
Виктор Викторович: - Если судить по этим цифрам, то ваши лёгкие в два раз превышают общий объем вашего тела. 
Филька признался: - Я не знаю, как это делаю, но я могу не дышать под водой полчаса. Может и больше, я специально не пробовал.
  Проблема встала, когда Елена Мироновна подошла к нему с новейшим аппаратом для взятия крови. Этой штукой с недавних пор начали брать пробы крови даже в космосе.
Филька спросил: - Что это?
-  Это инструмент для взятия пробы крови.
- Нет! 
Филька взвился в воздух, завис под самым потолком.
Елена Мироновна не поняла:  - Почему?
Филька отрезал: - Не хочу!
Иван Иванович: - Но Филя, нам очень нужен этот анализ. Это ведь главное!
Филька заорал:  - Нет!!!
У домового даже его голубоватая шерсть встала дыбом. И психиатр поняла, она шепнула руководителю: - Да он же просто боится уколов.
Иван Иванович с трудом подавил улыбку: - Филя, это совсем не больно. Я могу показать, как это происходит. Смотрите.
Профессор сам себе сделал укол анализатором. Фильку это не вдохновило.
- Ни за что! 
Доктора два часа уговаривали домового совершить этот подвиг, и Филя с трудом, но согласился.
Кровь брал сам профессор, он отдал шприц физиологу, тот ушёл в лабаратори, и они продолжили исследования.
Иван Иванович: - Что показывают наши анализы… Кстати, а чего так мало всего?
Филька признался: - Мало едим, мало и какаем. По идее мы и совсем можем не есть.
Ашот Ашотович не понял: - Как это?
- А так. Мы питаемся энергией, что есть вокруг нас. А человеческая пища, это так, как для вас конфеты. Удовольствие.
  Вскоре вернулся из лаборатории физиолог. Вид у него был потрясенный.
Иван Иванович спросил:  - Ну, что там у нас с гемоглобином, Виктор Викторович? Поди, зашкаливает?
- Нет, Иван Иванович, гемоглобина у него нет вовсе.
Иван Иванович удивился: - Почему?
- У него голубая кровь, на основе меди.
Профессор обрадовался – одна загадка была решена.
- А-а! Так вот в чём причина вашего здоровья и долголетия! Да, признаться, железо – не самый лучший выбор природы для основной жидкости нашего организма. С медью всё было бы гораздо лучше и дольше. Мы бы практически не болели и жили раза в три дольше. Недаром раньше подозревали в голубой крови царственную знать.
  Теперь Ашот Ашотович вступил в бой: - Теперь бы надо заглянуть вглубь его.
 Филька нахмурился, но Профессор его успокоил.
- Это всего лишь УЗИ. Аппарат такой. Ультразвук, как у летучих мышей. Слышал?
- А как же! На одной даже летал. Круто было!
Исследование с помощью ультразвуковой аппаратуры показали, что сердце Фильки размером гармонично и по пропорции похоже на человеческое. А вот прочего было гораздо меньше, и печени, и желудок был какой-то несерьёзный.
- Желудок маленький какой-то. И кишков совсем мало.
- шепнул физиолог хирургу.
Ашот Ашотович: - А зачем он им, если они питаются сразу энергией. А вот почка у них большая, но одна.
- Да, вода для них нужна.
Елена Мироновна подняла ещё один вопрос: - А как у них с этими… половыми органами. Они у него есть? Или они как-то по-другому размножаются?
Виктор Викторович кивнул головой: - Есть. Но они внутри, и, похоже, выходят наружу только, когда должны выполнять свою работать.
Ашот Ашотович был потрясён: - Как мудро он устроен! Надо тебе заняться сексом – и вот он. Не надо – и нет его. А то это болтается меж ног, мешает всё время
После этого Фильку повели на МРТ.
Виктор Викторович снова сел за пульт: - Мозг по форме такой же как у нас, только какая-то странная штука рядом с гипофизом.
Ашот Ашотович предположил: - Вы знаете, у меня ощущение, что это какой-то  кристалл.
Физиолог отрицательно покачал головой: - Но структура этого кристалла не твердая. Это точно не кость, по фактуре больше похоже на хрящ.
Ашот Ашотович не унимался: - Но по форме это явный кристалл! Он должен быть твёрдым. Живая плоть не может быть такой идеальной формы!
Разгадку нашел профессор.
Иван Иванович попросил: - Филя, а можно вас попросить стать невидимым?
Домовой повиновался. И странный кристалл тут же начал излучать нечто, вроде голубоватого цвета. Он усилился, когда Филька включил ещё и нулевую массу.
Иван Иванович торжественно объявил: - Похоже, что именно от этого кристалла зависят все паранормальные способности нашего гостя! 
- Да, похоже, что именно так.
Из недр магнитно-резонансной аппаратуры Филька вылез недовольный.
- Больше я туда не полезу.
Иван Иванович был удивлён: - Почему?
- Это вредно.
Доктора переглянулись.
Иван Иванович спросил: - А вы откуда знаете?
- Я не знаю, я чувствую.
Виктор Викторович только начал говорить о следующей серии испытаний: - А на рентген…
Филька аж закричал: - Нет! Еще жесткого облучения мне не хватало! Я его, в отличие от вас, чувствую, и даже им питаюсь.
Виктор Викторович: - Ну, и подпитайтесь им сейчас.
- Умный какой! Этот ваш рентген  как тонна сушек и ведро шнапса за один раз. Я не хочу лопнуть!
Иван Иванович поднял руки: - Хорошо-хорошо. Пропустим это. Займемся вашими глазами и ушами. Что вы сейчас видите дальше всего?
Филька мрачно ответил: - Муху.
Виктор Викторович не понял: - Какую муху?
Филька пояснил: - Она сидит на столбе тут, за это стеной, на каком-то объявлении. 
Ашот Ашотович насторожился: - А что написано на объявлении?
- Что-то про сдачу квартиры в хорошем районе сразу за городом.
Иван Иванович предложил: - Надо сходить, проверить. 
Ашот Ашотович отмахнулся: - Не надо. Это мое объявление, я его три дня назад повесил. Дочери квартира нужна.
Виктор Викторович снова был потрясён: - Тут же ещё до этого столба три стены! Как так можно?
 Иван Иванович удивления не показывал.
- Хорошо, Филя, давайте займемся вашими ушами.   
 Виктор Викторович уже устал удивляться: - Да, и тут всё уникально! И размер ушей, и форма, и, главное, ракушка внутреннего уха весьма затейлива.
Елена Мироновна не поняла: - И что это даёт?
Ашот Ашотович: - Это по сравнению с нашими ушами это примерно так же, как автомат Калашникова против старомодной пищали.
Виктор Викторович: - Да, чем больше мы его исследуем, тем больше я сомневаюсь, что человек – венец творения природы.
Ашот Ашотович всё о своём: - Особенно по отношению половых органов. Как у них это всё мудро устроено!
   Его явно снедала зависть по удобству устройства таких важных и нужных органов.
Под утро все доктора были вымотаны до состояния психической дистрофии. Такого потрясения в своей жизни они не испытывали ещё никогда.
Елена Мироновна призналась: -  Я думала, что потеря девственности останется для меня самым сильным впечатлением в жизни, но, оказалось, что я была неправа.
Виктор Викторович качал головой: - Боже мой! Какой простор для исследований! Если совместить возможности Фильки и человека, мы бы получили супермена.
Иван Иванович думал более глобально: - И скольким мы больным продлили жизнь и, излечили от какого количества болезней? Это же представить невозможно!
Сказав это, профессор зевнул.
- Филя, а ты устал?
- Не с чего было уставать.
Виктор Викторович так же зевнул и спросил: - Ты вообще-то устаешь?
- Устаю. Если неделю не посплю, то начну уставать.
- То есть ты неделю не спишь?
- Нет, я сплю каждый день. Могу и час, и десять, и все сутки. Но иногда приходиться не спать и неделю. Это когда ребёнок болеет и надо качать люльку. Но больше всего я уставал в армии. Меня так гоняли, что я вырубался сразу после отбоя.
Ашот Ашотович проникся: - Да, у нас, танкистов, это так. Иногда так на танкодроме вымотаешься…
Елена Мироновна прервала его: - А у ваших женщин есть половые органы?
Филька даже обиделся.

-  А как же! Правда, у нас беременность долго длиться.
Елена Мироновна была любознательна: - Сколько?
Филька пожал плечами.
- Когда как, у всех по разному. Меня мать вынашивала меня сорок лет, а моего отца моя бабушка все сто. При этом чаще всего у нас родиться только один ребенок, и только раз в жизни. Поэтому нас так мало.
Елена Мироновна всё приняла со своей точки зрения: - С ума сойти! Сорок лет с токсикозом!
-  Ну,… у нас такого нет. Капризные они становятся, это да. Моя вот в последнее время начала есть живых мышей, да с таким удовольствием.
   Психиатр поперхнулась.
- Живых мышей? Да, это как-то через чур экстравагантно. Я вот ограничивалась мелом и солёными огурцами.
 Иван Иванович вернул их к действительности: - Надо решить, что с вами дальше делать? Нужно как-то свести вас с командиром корабля.
Ашот Ашотович предложил: - Это должен сделать Главный конструктор.
- Это не проблема. Он как раз завтра должен быть у нас с утра.
Виктор Викторович посмотрел графики: - Завтра, то есть, уже сегодня, у них индивидуальные тренировки на центрифуге, в барокамере, и в бассейне.
Иван Иванович одобрил: - Вот и хорошо. Как они прибудут – пригласите Ковалева в мой кабинет.
Ашот Ашотович озаботился: - Хорошо. Но надо Фильке ещё пошить скафандр. А это сложно, особенно со шлемом.
Филька засмеялся: - Зачем мне скафандр? Это будет смешно. Я и так полечу. Могу же я притвориться, например, игрушкой?
Иван Иванович оживился: - Игрушкой? Талисман команды? А это идея!
После этого профессор снова зевнул: - Нет, вы как хотите, а мне сейчас надо немного поспать.
Елена Мироновна согласилась: - Всем надо поспать.
- Так давайте поспим! – Предложил физиолог. 
Ашот Ашотович:- Спокойной ночи! Филя, ты спать будешь?
Филька отказался: - Нет. Спите, у меня тут дело. Включите мне эту вашу штуку.
- Какую штуку?
Филька ткнул пальцем в компьютер: - Вот эту.  И включите записи подготовки последней экспедиции на МКС.
Врачи  заснули, кто, где сидел, только даме уступили диван. Бодрствовал один Филька. Он просматривал на экране монитора компьютера кадры подготовки предыдущей экспедиции на МКС.

Вскоре коридоры здания начали наполняться людьми. А затем прибыли и члены команды внеочередной экспедиции. Проснувшийся профессор запросил по селектору программу подготовки экипажа на сегодняшний день. Выслушав её, он попросил: - Перед началом испытаний пусть ко мне зайдёт Ковалёв.
Вскоре в гости к медикам прибыли руководители проекта – Главный конструктор, Министр  и Самсон.
Главный спросил: - Ну, как наши дела? Как здоровье нашего нового космонавта? 
Иван Иванович порадовал: - Лучше всех.
Министр потребовал: - А подробней?
Виктор Викторович: - Практически у нас теперь есть свой супермен. Живет как минимум тысячу лет, кровь на основе меди, поэтому не болеет, видит в темноте до километра, причем через три стены, слышит лучше совы, объем легких превышает объем тела в два раза.
Ашот Ашотович рассказ о главном: - И половые органы регулируются в зависимости от необходимости. Мечта идиота! 
 Они поговорили о медицинских данных нового космонавта, отчего снова пришли в состоянии небольшого шока. А потом в кабинет вступил рослый мужчина лет пятидесяти с мужественным лицом. По такому лицу и без звезды Героя на груди было ясно, что Владимир Анатольевич Ковалёв – космонавт. Он уже трижды летал в космос, к тому же по второй профессии был инженером, да ещё человеком с «руками», мог починить что угодно, так, что для предстоящей экспедиции годился лучше всего. Увидев в кабинете медиков всех руководителей Большого космоса, Ковалёв встал во фрунт – привычка армейского пилота.
-  Добрый день. Вызывали?
Главный кивнул головой: - Да, Владимир Анатольевич. Дело есть к тебе очень и очень важное. Садись.
Ковалев не понял: - Что, надолго?
Главный: - Да нет. Садись. 
- Тогда я постою.
Иван Иванович  замотал головой: - Не надо, лучше тебе сесть.  Новости будут интересные. Вон, сядь в это кресло.
Космонавт уселся.
Главный сообщил: - Владимир Анатольевич, хочу сообщить вам, что в этот раз с вами полетит ещё один член экипажа, четвёртый. 
На лице Ковалёва расплылась улыбка.
- Шутите, Аркадий Михайлович? Корабль же трёхместный и это никак не возможно.
Главный замотал головой: - Нет, не шучу. Просто это будет не человек.
Ковалев был догадлив:  А-а! Понятно. Лабораторная крыса? Жаба? Мушки дрозофилы?
Объяснять взялась психиатр.
- Нет, не крыса. Скорее вы все там будете в положении подопытных крыс. Ты, Володя, сказки в детстве читал? Бабушка тебе про леших, водяных, домовых рассказывала?
Ковалев кивнул головой: - Было дело. Бабушка у меня была из деревни, так что во всю эту чертовщину верила.
  Даже по фигуре Ковалёва было понятно, что космонавт ничего не понимает. Главный доктор развел руки: - Ну, верила, не верила. Это сейчас не так важно.  Просто представь себе, что с тобой на МКС полетит ни кто иной, как самый настоящий русский домовой.
Ковалёв рассмеялся: - Иван Иванович, Аркадий Михайлович, вы сегодня в ударе. Только ведь сегодня не первое апреля. Странный у вас набор шуток.
Иван Иванович махнул рукой: - Ладно, совесть моя чиста, подготовить я тебя подготовил. Филя, покажись.
Филька тут же проявился в кресле как раз напротив Ковалёва. Такой реакции на своё появление домовой не видел ещё ни у кого. Ни один мускул не дрогнул на лице у космонавта, ни один волосок не поднялся вверх в его густой шевелюре. Он даже не моргнул! Только помолчал секунд пять.
-  Вот, значит как.
Филька  протянул свою руку и представился.
- Филька
Космонавт пожал её, плотно, но не сильно.
-Владимир Анатольевич. Можно просто Володя.
Главный с облегчением вздохнул: - Вот и познакомились. Хорошо.   
-  А в чём такая необходимость посылать на станцию домового? – Спросил Ковалёв. 
Самсон начал говорить: - Есть вероятность…
Но Филька его прервал: - Это уже не вероятность. Я нашёл его. Смотрите сюда.
Филька по воздуху пролетел в кресло профессора и быстро пробежал пальцами по клавиатуре. Все остальные люди столпились за его спиной. -  Вот он. Боггарт.
Иван Иванович не понял: - Кто-кто?
-  Боггард. Это ирландский брауни, который встал на путь зла.  Кстати, он попал на станцию точно так же, как собираюсь попасть я – в виде игрушки. Вот он в руках этой дамы. Неприятный тип. Профессиональный убийца. Цель – уничтожать людей и как можно больше. Злопамятен, жесток.   
  Короткая характеристика собрата по племени вызвала у всех его собеседников одинаковую реакцию.
Министр: - Надо как можно быстрей попасть на станцию!
Самсон: - Старт надо перенести как можно раньше!
Ковалев предложил: - Может передать эти сведенья по закрытой связи и пусть они его упакуют в пакеты от отходов и сунут в отработанный «Прогресс»?
Филька замотал головой: - Они его просто не найдут. Он так же как я умеет становиться невидимым. Хорошо ещё, что он полетел туда без оружия, кинжал у него отобрали ещё на земле, это я видел. А то бы на станции все бы уже были мертвы.
Иван Иванович обратился к Ковалёву: -  Ясно. Теперь, Володя, надо обкатать нашего новобранца на центрифуге, посидеть с ним в барокамере. Но он будет невидимым, так, что это по твоей части.
  Ковалев не был против: - Ладно. А он… ты не рассыплешься при перегрузках?
- Не должен.
Самсон прояснил:  - У него такие физические возможности, про которые мы, люди, можем только мечтать. Управляемая гравитация и прочие чудеса.
Ковалев:  Хорошо. Садись на плечо, напарник.

Через полчаса Ковалёв уже усаживался в камеру центрифуги. Обслуживающий персонал удивило то, что на испытания прибыли и Главный Конструктор и Главный Теоретик - Самсон, и профессор, и Ашот с Виктором Викторовичем. Медики втроём что-то долго химичили у самой кабины, в это время Елена Мироновна заговаривала испытателям зубы. Затем у пульта встал лично профессор, и дежурный медик успел заметить, что данные, что выводились на монитор, были не на одного, а на двух человек.
«Чего это они? С ума сошли, он же там один?», - удивился медик, но его послали за писчей бумагой к завхозу, так что основное он прозевал. По просьбе профессора Филька выключил невидимость, и они наблюдали за его лицом во время всех испытаний. Оно не изменилось, было впечатление, что Филька только нахмурился.
Виктор Викторович: - Фантастика - пульс ускорился только на две единицы. А уже девять жэ.
Самсон прояснил: - Он может летать со скоростью два маха при этом не нагреваясь.
Министр был потрясён: -  С ума сойти! Создать бы нам такой самолет!
Главный тоже был впечатлён: - Как бы его свойства перенести для наших ракет!
Из кабины центрифуги Ковалёв выбрался, покряхтывая и морщась.
Виктор Викторович спросил: - Что с вами, Владимир Анатольевич?
Ковалев признался: - Похоже, годы берут своё. Тяжеловато становиться переносить девять жэ. А как мой напарник?
Виктор Викторович обнадёжил: - Отлично. Пульс почти не ускорился, чуть-чуть вспотел.
Ковалев покачал головой: - Однако!
Филька скромно умолчал о том, что лично для себя он выключил гравитацию, и никаких девяти жэ не почувствовал.
Через час обоих членов экипажа заперли в барокамере. При этом члены необычной комиссии перестали шифроваться, и просто выгнали команду обычно обслуживающую барокамеры, заняв их места. Медикам пояснили: - Идите, покурите, поспите, чай попейте. Мы сами тут управимся.
Дежурный доктор был удивлён: - Но, Иван Иванович, это очень сложный и опасный эксперимент!
Виктор Викторович подтвердил: - Да-да, мы знаем! Идите отсюда!
   Состояние домового на высоте Эвереста вызвало у учёных очередной шок.
Виктор Викторович предположил: - Судя по эти данным, он может жить и в космосе.
Ашот Ашотович не поверил: - Ну, это вы загнули, уважаемый Виктор Викторович!
Иван Иванович подтвердил:  - С таким объемом легких, с таким давлением и пульсом – запросто!
Елена Викторовна предложила: - Давайте спросим его самого. Филя, ты можешь жить в вакууме?
На этот вопрос Филька задумался, потом ответил: - Наверное, могу, но недолго. Минут двадцать, пока воздух не кончиться.
Виктор Викторович настаивал: - А как же перепад давления? Вас же может разорвать? Лопнут капилляры и артерии.
Филька прояснил: - Ну, не такое же у меня большое давление.
Виктор Викторович понял: - Это да. Сорок на двадцать.
Ашот Ашотович всё о своём: - А главное – у него уникальные половые органы.
Елена Мироновна вспыхнула: - Господи, Ашот! Ты можешь думать о чём-то другом, кроме половых органов?
- А что таково? Я просто констатирую.
Елена Мироновна хихикнула: - А, по-моему, ты просто завидуешь!
Ашот Ашотович признался: - Ну, не без этого.
Иван Иванович взорвался: - Так, хватит болтать о ерунде! Продолжаем испытания.
 В таком же духе прошли и следующие три дня подготовки. Когда нужно было работать всем экипажем, Филька становился невидимым и обычно сидел на плече у Ковалёва. А в напарниках у него был специалист по ремонту всего, чего можно американцы Джон Коллинз и программист Джо Ватанабе. Оба летели в космос в первый раз и заметно нервничали.
Представлял народу и прессе Фильку лично Генеральный конструктор.
- А это ещё один член вашей команды по имени Филька. Это русский домовой. Именно домовые в русских избах отвечали за покой и безопасность их хозяев. Поэтому Филька будет талисманом нашей экспедиции.
  Филька в это время покоился в руках Ковалёва и притворялся игрушкой. Это оказалось не так просто, ему всё время хотелось моргнуть, а от Елены Мироновны так противно воняло дешевыми духами, что Филька едва удерживался, чтобы не чихнуть.
Джон спросил: -  А можно его подержать?
Взяв в руки Фильку он удивился.
- Он же совсем ничего не весит, а такой плотный. Из чего он сделан?
Генеральный придумал быстро: - Это наш секрет.
Джо, японец американского разлива, так же удивился таким параметром игрушки, потискал её. Филька прочитал его мысли:
 «Удивительно плотный материал и при этом ничего не весит. Надо ковырнуть его ножом и взять пробы материала в Америку. Может, удастся выпустить такой же материал. С такими свойствами он принесёт мне миллиарды долларов».
В глаз Ватанабе тут же попала соринка, которую доктора извлекали затем из глаз астронавта битых два часа.

Подготовку к полёту сократили ещё на два дня, так, что вскоре команда загрузилась на самолёт и отбыла на Байконур. Это оказалось ужасно сложно, всё время притворяться игрушкой. Фильке хотелось то моргнуть, то чихнуть. Дико раздражали прежде обычные запахи. Один раз Филька не удержался и даже чихнул. Было это уже в Казахстане, и чихнул он, почувствовав самый обычный запах степной полыни. Хорошо, в этот момент он сидел на руках у Ковалёва, и когда Джо обернулся к нему, тот сделал вид, что это он чихнул. Зато по поводу этого чиха был большой хипишь у медиков. Те кинулись искать у Ковалёва инфекцию, чуть карантин не устроили. Тот едва успел шепнуть Виктору Викторовичу:
-  Да это не я, это Филька чихал!
Тот понял всё как типичный врач.
- Так, этого нам ещё не хватало! Больной домовой на станции! Если он там заболеет, то остальные космонавты просто вымрут!
Далее был последующий допрос домового, но тот наотрез отказался от инфекций: - Никогда не грипповал, не знаю даже что это такое! Мне эта полынь в нос попала. Лучше скажите Елене Викторовне, чтобы она выкинула свои духи. Это ужас какой-то! Хуже полыни! И отстаньте от меня!
От Фильки отстали.
Поселили всех троих космонавтов в домике Гагарина, при этом Ковалёв сунул Фильку в шкаф, чему тот был очень доволен. Он расслабился, выспался с запасом, всхрапнул без перекуров часов двадцать пять.

Наконец настал день запуска. Фильку принесли к ракете за час до старта, сунули его Ковалёву на руки уже в кабине. Перегрузки Филька перенёс хорошо, он, как обычно, включил свою систему гравитации. При этом он немного увлёкся и, невольно, распространил её и на Ковалёва. Телекамеры, снимающие всё внутри корабля, зафиксировали сильное удивление на лице дважды героя России. Но гораздо большее удивление испытал Филька, когда почувствовал невесомость.
Филька ещё никогда за свою жизнь не чувствовал себя так плохо! Домового затошнило, последняя съеденная сушка подкатила к горлу. Его тело поплыло вверх, и Филька едва не заорал от страха. Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Мало того, он почувствовал,  что не может летать, что всегда делал крайне просто и с удовольствием. Филька не привык быть беспомощным, он всегда властвовал над своим телом. У него впервые в жизни разболелась голова, и это было ужасно!
Глядя на его всплывающую вверх ногами тушку, Джон вскрикнул: - О, мы уже в невесомости!
Джо спросил: - А ты сам-то не почувствовал?
 - Мы привязаны, а это так наглядно. Хорошо, что мы его взяли с собой!
 
Летели к станции они недолго, шесть часов, но Фильке было всё хуже и хуже. Он не мог понять, как ему вернуть гравитацию, или хотя бы адаптировать организм к этому ужасу. Его словно заклинило в положении игрушки, он уже не изображал её, он в самом деле был игрушкой, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Так и летал по кабине, выпучив глаза и растопырив конечности. Один раз Филька даже обкакался.
Это заметил один Ватанабэ. Увидев, что от игрушки отделился какой-то катышок, он обрадовался.
Джо подумал: «Вот и не надо его вспарывать. Образец наполнителя сам плывёт в руки. Только куда его спрятать?»
 Не без усилий поймав шарик одетыми в толстые перчатки руками Джо пару минут мял его в руках, пока не понял, что он слегка липкий. Они уже подлетали к станции, включились двигатели, так что американский японец не нашел ничего лучшего, как открыть стекло и приклеить свою добычу к шлему изнутри, как раз над головой.
Снова почувствовав долгожданную тяжесть, Филька ожил. Его снедал стыд. Так низко упасть в глазах этих достойных людей! Он поискал глазами своё «добро», но не нашёл. Да и выглядели космонавты и астронавты так, словно ничего и не было.
А Филька был в панике. Он представил себе, что в таком разобранном виде прибудет на станцию, и там будет болтаться как воздушный шар, время от времени низвергая из организма кал и мочу. Вот защитничек-то, кто бы сто рублей дал ему!
Процедуру стыковки Ковалёву пришлось совершать вручную – отказала надёжнейшая, проверенная десятилетиями система автоматической стыковки.
Джон сказал: - Начинается. Сюрпризы пошли сразу.
Ковалев был спокоен: - Ничего, сейчас я причалю наш «Союз», как  яхту к лайнеру.
Своё обещание он выполнил – причалил «Союз» к переходному блоку  ласково и нежно. Затем шла проверка всех систем стыковки, тут тоже не обошлось без неполадок. Но через два часа переходной люк открылся, и они проникли на станцию.

За эти два часа домовой немножко успел приспособиться к своему положению. Его ещё немножко тошнило, кружилась голова, но он вернул себе возможность двигать руками и ногами. Встретили Фильку восторженно. Ведь именно его Ковалёв первым пустил на станцию впереди себя. Домовой почувствовал на себе пару рук, сжавших его с такой силой, что он едва не извергнул из себя еще одну прекрасно  переваренную сушку.
- Боже, какой он хорошенький! - Вскричал женский голос на английском языке со странным акцентом.
Затем в поле зрения Фильки появилась сама дама, худощавая, черноволосая, не очень красивая, но в меру обаятельная. Звали даму Лаура Пакетти, и, естественно, она была итальянкой. Отсюда и была такая её экспансивность.
- Как его зовут?! Кто это?!
Ковалев ответил: - Это наш новый талисман, и зовут его Филька. Он домовой.
Лаура повторила: - До-мо-вой?
Ковалев подтвердил: - Да, домовой, хранитель дома.
До Лауры дошло: - О, понятно! Массареоли?!
Ковалев  подтвердил: - Вот-вот, именно так. Массариоли. А где, Лаура, ваш талисман? Тот гномик, с которым вы летели на станцию?
Лаура засмеялась: - О, вы знаете, я понятия не имею, куда он делся. У меня оказалось столько работы, что я совершенно забыла про него. Где-то здесь, на станции.
Лицо Ковалёва перекосила эмоция явной досады.
«Похоже, лёгкой прогулки у нас уже не получится», - подумал он.
Филька так же думал об этом:  «И где его теперь искать? Тут же чёрт ногу сломит!»
Самое большое время в подготовке Фильки заняло как раз изучение расположения многочисленных модулей МКС. Американские, русские, европейский и японский модуль, переходные отсеки – это было похоже на лабиринт, только не круговой, а вытянутый в длину  с отростками в разные стороны.
Пока новая команда браталась со старой, принимала подарки и свежие новости, Филька отлетел подальше и попробовал сканировать станцию на предмет обитания дальнего родственника. И домовой снова растерялся. В этом пространстве явно действовали какие-то другие законы, или нужный ему домовой имел какую-то свою защиту. Радовало только то, что его организм постепенно приходил в норму. Вместе с этим состоянием восстанавливались и сверхспособности Фильки. Так он начал слышать мысли членов экипажа, и там не было ничего негативного или чёрного. На борту собрались удивительно хорошие и доброжелательные люди. Кроме Лауры это был еще командир экспедиции Виктор Володин и бортинженер, американец  Роберт Лири.
Затем Филька попробовал исчезнуть, но получилось плохо. Внешний слой исчез, зато перед изумленным взором бортинженера Роберта Лири появился внутренний облик домового, его пульсирующее сердце, желудок, и прочий ливер. Это было так страшно, что Роберт зажмурил глаза, а когда открыл, перед ним болтался в воздухе новый сувенир в прежнем обличье.
- Чёрт, какие-то глюки пошли, - пробормотал Роберт. - Мало того, что техника ломается, так ещё и мозги начали выходить из строя.

После обеда члены новой команды приступили к работе.
Джон рассказа о задачах экспедиции: - Наша главная задача даже не ремонт станции, а выяснение, сможет ли она ещё летать, или её пора отправить вслед за «Миром» на дно Тихого океана.
Ковалев вздохнул: - Жалко будет топить такую станцию. Я по «Миру» то чуть не плакал. А тут такая махина. Ей ещё летать и летать!
Джо пообещал: - Вот это мы и проверим.
  Началось тестирование всех систем станции. Джон и Джо оказались специалистами высшей категории. Они буквально препарировали все системы станции. Не отходя от компьютеров, они выявили все неполадки. Поколдовав больше часа, они были явно обескуражены.
Джон: - Я не пойму системы этих неполадок. По очереди выходили все системы жизнедеятельности почти на всех модулях станции. Но если это из-за усталости материалов, то почему всё не повторяется в том же модуле? Все они разного возраста и разной степени изношенности.
Джо: - Я тоже завис. Не похоже, что компьютеры посыпались из-за ошибок в программе или вирусов. Так, ерунда. Даже перезагружать ничего не надо. Кое-что почистим, и всё будет как у бабушки. Завтра я ещё пройду по отсекам и посмотрю что там, в программах  управления других отсеках.

Через час экипажу станции пришло время, отходить ко сну. В модулях, где разместились астронавты, были закрыты все иллюминаторы,  выключили свет. Пожелав всем астронавтам спокойной ночи русские космонавты, Ковалёв и Виктор Володин отправились в российский отсек «Звезда».
Володин кивнул на Фильку: - А зачем ты тащишь с собой эту куклу?
Ковалев: - Скоро узнаешь.
«Момент истины» Ковалёв выдал, когда Володин надежно привязался к своему спальному месту.
Ковалев спросил: - У тебя, Виктор, сердце хорошее?
Володин удивился: - Не жаловался.
Ковалев: - Нервы тоже?
Володин засмеялся.
- Ну, раз я здесь, значит хорошие. В чём дело, Володя? На земле что-то случилось с моими родными?
- Нет, но может случиться у нас. Познакомься – это новый член экипажа, домовой Филька.
Филька начал осторожно – чуть-чуть помахал руками, да подмигнул космонавту. Тот ничего не понял.
- Это что, заводная игрушка?
- Такая же заводная, как и ты. Это живой организм, настоящий русский домовой.
 Тут уж Филька расплылся в улыбке, зевнул, и, достав из своего заветного кошелька сушку, смачно откусил её. Володину стало плохо, он действительно схватился за сердце.
-  Это… как? Это… что? Это зачем?
Ковалев прояснил: - Затем, что у нас тут на станции есть такой вот типчик, - Ковалёв достав из кармана фотографию, показал её Володину. -  Все беды нашей станции вот от этого гада.
-  Это же игрушка Лауры!
- Он такая же игрушка, как и Филька. Где он, не знаешь?
Володин наморщил лоб: -  Он мне попадался несколько раз за этот месяц. И каждый раз в новом модуле. Я ещё подумал, чего это Лаура раскидывается своими вещами.
Филька спросил: - А потом в этом модуле происходила поломка?
    Володин при этих словах дёрнулся, словно его ударили током.
Он ткнул пальцем в сторону Фильку: - Он ещё и говорить умеет?
Ковалев подтвердил: - И не только говорить. Он, например, ядерную физику знает на уровне действительного члена академии наук.
- Только и у меня проблема, - сказал мрачный Филька.
- В чём дело?
- Я не чувствую его.
- Почему?
- Не знаю. Он каким-то образом укрывается от меня.
Ковалев удивился: - Но если его засекли с земли…
Филька продолжил: - Вот это и странно. А можно послать просьбу, чтобы станцию ещё раз сканировали с земли? Я не пойму, толи это у меня сбой, толи он действительно смог от меня спрятаться…
   В этот момент Филька остановился буквально на полуслове, приоткрыв рот.
Ковалев теребил: - Что? Как он мог спрятаться?
- Погоди, я его почувствовал. Он там!
И Филька ткнул пальцем в сторону следующего отсека.
Все трое полетели к закрытому переходному отсеку. Тот был закрыт, и первая попытка открыть его ничего не принесла.
Володин удивился: - Странно, люк не открывается. Я сегодня там был. Всё работало чётко.
Он еще раз попробовал открыть переходной люк, это не удалось. Тут зашипел динамик переговорного устройства, и послышался голос дежурного с Земли: - Володин, в чём дело?
-  Мы не можем открыть переходной люк в «Зарю».
- А зачем вам это?
Отозвался Ковалев: - У нас подозрение, что там будет очередная проблема. Посмотри, что там с телеметрией?
Голос затих, потом снова проявился.
Дежурный доложил: - Там давление ниже, чем у вас в отсеке, поэтому автоматика и не сработала. Сейчас я попробую выровнять… так.  Попробуйте теперь.
Володин снова нажал клавишу.
- Есть, открылся.
Они вплыли в отсек, и огляделись по сторонам. В нём не было никого. Космонавты посмотрели на Фильку. Тот выглядел разочаровано.
- Он был здесь. Я чувствую его след, даже чувствую его запах. Что-то он тут делал нехорошее.
Володин снова связался с Центром.
- ЦУП, посмотрите там, по телеметрии ничего нет? Отклонения?
Через секунду последовал ответ.
- Посмотрите переходной отсек к следующему блоку. Там была какая-то странная ситуация у наших японских друзей.
Космонавты подплыли к противоположной стороне блока. Тут Володин выругался.
- Похоже, он пытался отделить японский модуль от остальной станции.
Ковалёв подтвердил: - Да, начал уже. А это что?
Володин сморщился: - Видно, пытался перерезать кабель.
Филька поправил: - Не перерезать – перекусить. Это зубы. 
Ковалев удивился: - И он не боится, что его током ударит?
Филька спросил: - А какое тут у вас напряжение?
- Двадцать четыре ватта.
Филька отмахнулся.
- Ерунда, пощиплет немного язык и всё. Нам и двести двадцать не страшны.

Экскурсия по всем отсекам станции заняла почти всю ночь. Это было
жутко - четырнадцать основных модулей! Российских было пять  —
«Заря», «Звезда», «Пирс», «Поиск», «Рассвет». Американские —
«Юнити», «Дестени», «Квест», «Транквилити», «Купола», «Леонардо»,
«Гармония», европейский модуль«Колумбус» и японский — «Кибо».
А кроме того были гермоадаптеры — герметичный стыковочный переходник, предназначенный для соединения между собой модулей МКС, и для обеспечения стыковок уже ушедших в историю шаттлов. Ещё один модуль «Спокойствие» выполнял функции жизнеобеспечения.  В нем находились системы по переработке воды, регенерации воздуха, утилизации отходов.
Филька везде находил следы диверсий своего давнего врага, но сам он оставался невидимым, и это бесило домового. Он, впервые в жизни, нещадно ругался и плевался слюной. А так, как ту домовёнковский запрет не действовал, то мат звучал часто и густо, как на ремонтной машинной станции в разгар посевной.
   Так прошёл один день, второй. Что немного подбодрило и космонавтов и академиков на земле – аварии и диверсии прекратились. Боггарт явно так же почувствовал присутствие на станции своего врага.
Немного подошли к истине к исходу третьего дня.
Разговор начала Лаура: - Господа, кто взял мой образец «Хистори»?
Ковалев не понял: - Чего? Какой еще истории?
Володин просветил: - Не истории, а «Хистори». Это такая материя, её разработали для борьбы с микорочастицами метеоритов и радиацией.
Лири подтвердил: - Да, это ткань с уникальными свойствами. Прочнее кевлара и при этом поглощает сорок процентов радиации. Этот кусок три года провёл на открытой платформе, и как раз Лаура сняла его в прошлый выход в космос.
- И она, эта тряпка, пропала? – Спросил Ковалёв. 
Лири подтвердил: - Да. Мой кусок у меня, а у Лауры исчез.
Ковалев спросил: - А можно его посмотреть, хоть что это такое?
Лири улетел куда-то вглубь станции и вскоре притащил пакет, достал из него кусок ткани размером метр на метр. По виду это больше всего напоминало кусок стекловолокна.
Ковалев спросил: - Он не фонит? Радиация в нем не осталась?
Лири успокоил: - Нет, он абсолютно безопасен.
  Покрутив его, попробовав на разрыв и на свет, Ковалёв пожал плечами: - Кусок как кусок. По виду, так чистая стекловата. У нас раньше такой тканью теплоцентрали укутывают.
Лири был возмущен: - О чём ты говоришь, Володя? Этот кусок стоит четверть миллиона долларов.  Его разрабатывали мы и европейцы. Поэтому мы его и разделили.
Ковалев предложил: - Ну, разрежьте и этот кусок.
Лири снова возмутился: - Ты смеёшься!? Его не берут ни одни ножницы.
 А где был твой кусок, Лаура?
Лаура припомнила: - В европейском отсеке -  «Колумбусе».
Джо решил: - Надо его там и поискать
Ватанабе и Лаура отбыли в сторону нужного модуля. Теперь в отсеке остались Лири и два русских космонавта.
Пока члены экипажа разговаривали, к куску дико дорогой ткани подлетел Филька. Он был за спиной Лири, и поэтому тот не видел странного феномена, что произошёл с их станционным талисманом – тот исчез. И не просто исчез, он исчез с куском ткани. Ковалёв хотел выругаться – зачем домовой при свете дня демонстрирует свои способности? Но Филька тут же появился, так же как и ткань, на лице домового явно читалось удивление.
Филька послал мысль Ковалёву: «Надо поговорить»
Тот быстро закончил разговор с Лири и отбыл в сторону «Звезды». Там его Филька и просветил: - Слушай, кусок этой дряни работает как шапка-невидимка! Причем с такой силой, что даже я не могу его пробить.
Ковалев начал понимать: - Ты хочешь сказать, что этот твой…
Филька напомнил: - Боггарт.
- Я помню. Что это самый боггарт украл этот кусок ткани?
- Да! Именно поэтому он и невидим.
Ковалев спросил: - Так что же нам теперь делать?
Филька предложил: - Думать.
- Нам осталось думать четыре дня. Минус завтрашний день.
Филька не понял: - Почему минус?
- Потому что завтра мы с Джоном выходим в космос, нужно сменить секцию солнечной батареи.
Филька даже обрадовался: - Вот! Вот там он и должен появиться.
-  Ты думаешь?
- Я знаю! Он попробует вас убить. Я его там и поймаю.
- Но ты, же сам говоришь, что он…
Филька был твёрд: - Я знаю, что делать! Но мне кое-что нужно…

На следующий день на станции была суматоха, не бестолковая, а наоборот, толковая. Все занимались будущим выходом. Проверка скафандров, оборудования, шлюзовой камеры, инструментов и панелей, что надо было сменить на уже отработавшие свой срок. Тут было важно всё, любая оплошность могла сорвать операцию. Забудет космонавт нужный ключ или упустит его из рук – и всё пропало. Владимир и Джон детально отрабатывали эту экспедицию в бассейне, но это было на земле.
Страховать ремонтников вызвался Володин, он обслуживал выход. Все шло штатно, оба космонавта протиснулись в шлюзовую камеру, Володин стравил давление, они открыли люк, выбрались наружу. И тут же Володин получил сигнал от Фильки:  «Есть! Он тут!»
А в это время борьба в невидимом фронте переместилась в видимую сферу. Филька, завернувшийся в невидимую ткань, нащупал своего врага и начал сдирать с него такую же ткань. Боггарт явно этого не ожидал, он уже пристроился к вытяжному фалу с желанием перегрызть его, а тут такое нападение! Впрочем, он быстро освоился и так же сорвал с Фильки его кусок материи.
Красный Колпак узнал соперника: - Филька!? Ты!?  Я тебя уничтожу!
- Это я тебя уничтожу, Красный Колпак!
 Да, это и в самом деле был старый знакомый домового - Красный Колпак – соперник Фильки в претендентах на руку и сердце Вельды.
Володин ломал голову, не зная, что происходит за стенкой люка. Если бы он видел то, что происходило в переходном отсеке, то неизвестно, какое чувство испытал. Это было довольно забавно: в полной пустоте, что представляла из себя атмосфера шлюзового аппарата, дрались два странных существа. Один был толстенький, круглый, мохнатый, с круглым лицом, курносый. Второй – полная противоположность – худой, горбоносый, даже чуточку горбатый. Объединял их обоих небольшой рост и вес. Уцепившись, одной рукой кто за что, они другой рукой молотили противника по тому, чему доставали. При этом они ещё и ругались, хотя в вакууме звуков не было. Но диалог этот был любопытен.
Филька: - Гад, я тебя уничтожу!
Красный Колпак: - Я тебя убью! Я  отомщу и за Вельду, что ты увёл от меня, и за ту горячую фасоль на моих ногах! Я слышал, как она смеялась надо мной!
Филька: - Ты сейчас станешь спутником этой планеты!
Красный Колпак: - Нет, это ты улетишь! Если бы у меня был мой кинжал, я бы давно прирезал и тебя, и всю эту команду!
Филька: - Ни за что!
Красный Колпак: - Они должны умереть! Это будет лучше любой крови для моего колпака!  Я отомщу за всех нас, всех, кого эти жалкие людишки низвели до положения изгоев!
Впрочем, со стороны это выглядело как разговор двух рыбин – рот открывается, а звуков нет. В этом барахтанье в безвоздушном пространстве всё-таки выиграл Филька. Он уцепился обеими руками за скобу и уже двумя ногами врезал Красному колпаку по туловищу. Тот не выдержал, и разжал руку. Силой инерции от удара его тут же выбросило из отсека. Так и запомнился он Фильке – с открытым в крике ртом, с протянутыми назад, к нему руками. Но любоваться или оплакивать собрата было некогда. Фильку самого отбросило назад, он ударился задницей о борт отсека, его толкнуло уже вперёд, руки чуть было не разжались и он едва не вылетел обратно, в космос, вслед за соперником. Домовой еле смог погасить это колебание. А потом он понял, что погорячился, говоря о том, что сможет пробыть в вакууме минут двадцать. Максимум десять, но тут ещё была эта энергозатратная драка с боггартом.
Домовой бросил мысль Володину: «Открывай люк!»
И тут же почувствовал, что тот его не слышит. Тогда он запаниковал, и начал изо всех сил барабанить в люк, продолжая кричать
своё: «Открывай!»
На удивление его услышали. Володин закрыл внешний люк, впустил в шлюз воздух. Хорошо, что на земле в ЦУПе, были в курсе всего этого, а то в Хьюстоне ничего бы не поняли и решили, что космонавт сошёл с ума и решил оставить ремонтников в космосе. За операцией по уничтожению богграта следили и Самсон и Главный конструктор, и даже зам премьера.
В переходный отсек Филька влетел уже с выпученными глазами, а когда и там атмосфера выровнялась, цвет его лица был похож на собственные губы.
Володин спросил: - Ну что?
 Филька показал большой палец.
- Готов?
Филька прохрипел: - Да. Стал неестественным спутником Земли.
 - А где эта хитрая ткань? - Спросил Володин, снова стравливая из шлюзовой воздух.
- Если бы я ещё следил за этим, то он бы меня точно убил.
Примерно через полчаса Володина вызвал Ковалёв.
- Виктор, мы всё сделали, идём обратно. Тут рядом с люком плавают два куска какой-то материи.
Володин: - Володя, постарайся их забрать, это очень важно.
- Хорошо.
Куски ткани были как раз те два куска «Хистори». Стащив его у Лири, Володин отдал ткань Фильке. Тот, обернувшись в неё, пробрался в переходный отсек, а затем туда проследовал и Красный Колпак. Но вот в драке уже никто не следил за тем, куда улетели куски столь драгоценной материи.
Володин спросил: - Вы уже всё?
Ковалев: - Да, что нам стоит дом построить.
- Вы просто стахановцы.
Лири повторил:  Ста-ка-новцы? Это кто? Тот, кто пьёт стаканами?
Володин: - Нет.  Это те, кто делает всё хорошо, трезво и очень быстро.

Когда «передовики производства» вернулись на станцию, Ковалёв, идущий первым, отдал Володину оба куска «Хистори», и тот быстренько припрятал их в один из шкафчиков. Когда Ковалёв избавился от скафандра, он вопросительно посмотрел на Володина. Тот кивнул головой и скрестил руки на груди.
-  Слава богу!
Лири не понял: - Ты про что?
Ковалев: - Про то, что всё прошло хорошо, никаких эксцессов.
Лири: - Да, на удивление.
На общий ужин все собрались в хорошем настроении. Володин торжественно вернул Лауре и Лири их куски тканей.
-  Вот вам ваши «Хистори», нашёл их в разных концах станции, а потом они вообще, чуть не улетели в космос. Больше не разбрасывайтесь ими.
Лаура не поняла: - А как они попали к вам?
Ковалев быстро придумал свою версию: - У них есть удивительное свойство исчезать и появляться в другом месте.  Судя по всему, их снова тянет в космос.
Лаура восхитилась: - Это просто удивительно!
Джо был как всегда конкретен: -  Да, теперь их цена точно подскочит до миллиона долларов.
 Хваткий америкояпонец везде находил выгоду.

После этого для Фильки начались блаженные дни. Он окончательно адаптировался  в невесомости и даже находил в этом некий кайф. По станции он передвигался по скобам на полу, отталкиваясь от них руками и ногами. Пару раз он зависал в воздухе, беспомощно болтаясь посредине модуля. Пришлось выходить из положения с помощью своего собственного «реактивного топлива». Филька как-то раз завис и беспомощно болтался посредине отсека. Затем из него вырывается «реактивная струя» и он улетает. Тут же в отсеке появилась Лаура. Итальянка сморщилась и потом долго допекала мужчин о странном запахе внутри модуля «Леонардо».
Лаура: - В «Леонардо» явно вышла из строя система очистки воздуха. Проверьте! Дышать там просто невозможно. Такое впечатление, что кто-то устроил там туалет. 
Джон: - Хорошо, мы посмотрим.

А затем Филька открыл для себя модуль «Купол». Это было потрясение! Он сутки просидел в обзорной  капсуле, не отрывая завороженного взгляда то от звёздного неба, то от панорам Земли. Через сутки его тут нашёл обеспокоенный Ковалёв.
-  Вот ты где?! А мы думаем - куда пропал наш Филька?
Филька вышел из нирваны: -  А? Что?
Филька был в явной прострации и Владимир его понял.
- Ты тут надолго завис, что ли?
- Ага. Я нужен?
- Да нет. Ремонт идёт полным ходом, через два дня мы должны вернуться на землю.
- Хорошо. Я пока тут посижу.
- Поесть принести?
- Нет, у меня есть ещё сушка.
Один раз нирвану домового нарушила итальянка. Лаура пришла фотографировать панораму родной Италии, так что Фильке пришлось зависнуть и снова изображать из себя игрушку. Закончив сеанс, Лаура  пощекотала Фильке пузо, и полетела куда-то внутрь станции.
  А затем настало время отбывать домой. Фильке пришлось стать невидимым и забраться в корабль заранее. Во время процедуры одевания скафандров Ватанабе неприятно поразился удивительно противному запаху внутри своего космического костюма.
- У меня, кажется, вышла из строя система вентиляции. Воняет жутко, как из канализации. Словно кто обосрался! 
  Систему проверили, она работал штатно. Но всю дорогу до земли японец американского разлива задыхался от запаха, странно напоминающего запах обычного человеческого дерьма.
Загрузку в корабль, отчаливание, короткий полёт к Земле – всё это Филька перенёс спокойно. А когда открыли люк в корабле, он едва не заорал от радости, и опьянел от свежего степного воздуха. В отличие от космонавтов из спускаемого аппарата Филька выбрался сам – просто взлетел из капсулы, опередив всех. Ковалёв всё пытался определить, рядом он или нет, но так и не понял. Филька сам подсказал ему: «Да тут я, тут, не вертись как вошь на игле!»
    Затем всё закрутилось в обратную сторону. Только в этот раз за Филькой на личном самолёте прилетел сам Самсон. Кроме него в полёте были и Министр, и Главный Конструктор и даже Иван Иванович. Он лично измерил давление и пульс первого российского космического домового. В это время Филька тянул из детского пузырька молоко, и рассказывал все перипетии прошедшей Одиссеи. Большие чины хохотали так, что Главному стало плохо. А вот Министра заинтересовала хитроумная ткань.
- Интересная штука эта ткань! Нам бы она очень пригодилась. Жаль, что вы отдали её американцам.
Филька отмахнулся: - Я оторвал кусок с ладонь величиной, он где-то у Ковалёва. Крепкая штука, еле вырвал этот кусок.
Министр обрадовался: - Очень хорошо!
Самсон спросил: - Ну, что теперь будет дальше?
Иван Иванович: -  Как что? Сейчас будет обследование у нас в центре. Проверим состояние вашего организма, возьмем анализы мочи, кала, крови…
Филька заорал: - Нет! Ни за что! Нет!
Иван Иванович понял, что совершил страшную ошибку.
-  Но Филя! Это надо для науки!
Самсон согласился: - Да это очень важно. Филя.
Виктор Викторович: - Нам нужно сравнить показатели до полёта и после.   
Филька: - Нет, я сказал!
  Несмотря на все уговоры, Филька продолжал бушевать.
Елена Мироновна сложила на груди руки: - Ну, Филечка! Это совсем не больно. Ты же мужчина! 
  Филька продолжал бушевать: - Сами у себя берите кровь, вампиры!
Иван Иванович был неумолим: - Филя, ну будь же мужчиной! Это же не так больно!
Но Филька вдруг исчез. Все подумали, что он просто прячется, начали уговаривать его вернуться. Но случайно оглянувшись в сторону иллюминатора, Самсон вскрикнул и ткнул пальцем в сторону окна:
- Вот он!
Все приникли к стеклу. Параллельно движению самолёта летел хмурый Филька.  Он оглянулся в сторону членов высокого синклита, показал им фигу, и, заложив крутой вираж, на предельной скорости помчался в сторону родной деревни.
Самсон: - Ну, Филька! Ну… встретимся ведь ещё! Жизнь долгая! Сам ещё у нас помощи запросишь! 
Но Филька летел не оглядываясь. Ему скорее хотелось рассказать Вельде обо всех его приключениях! Особенно о том, как красиво выглядит Земля из космоса!

ДОМОВОЙ ФИЛЬКА И ДЕД МОРОЗ

История десятая
История эта началась в классически тихом, морозном, чисто русском декабре. Снега в том году выпало как никогда много, даже во дворе дома Кольки Скокова сугробы выросли до самих окон, и это сыграло свою важную роль во всей нашей истории.
Деревня Домовёнково потихоньку начала готовиться к Новому году. Колька уже зарубил пять гусей. Трёх отвезли в город и продали, а два морозились в сенях, в ожидании фарширования их яблоками и черносливом. В тот вечер Колька Скоков и его жена Валентина Кобылина мирно пили чай с сушками, да обсуждали планы на новогоднюю ночь.
Колька спросил: - На площадь то пойдём? Там обещают горку построить, фейерверк запустить.
Валька зевнула: -  И ч-что с горкой? Нашёл чем удивить.
- Так раньше-то ты любила с неё кататься.
-  Ага, так это раньше. А в позапрошлом годе…
 Колька засмеялся: - Да, в позапрошлом годе ты чуть главу деревни не убила. Так врезалась в Глота, что того потом всем селом откачивали.
   Валька была сама невозмутимость:  Так  М-матвеич сам виноват. В-видел же, что я качусь, уходить надо. А он встал… как б-баран на льду, и всё.
-  Да где ж ему тебя увидеть? Он уже  литр в каждый глаза залил, еле на ногах стоял. Зато в прошлом году он на горку ни ногой! Дома просидел все праздники.   
Валька отмахнулась: -  Не п-пойду я на эту горку, не залезу я на неё, артрит проклятый достал, коленки, вон как р-распухли.
- А фейерверк?
- Так его и отсюда в-видно будет…
И тут раздался дикий грохот, о крышу дома ударилось что-то объёмное, тяжёлое, да так, что весь дом содрогнулся. Хозяева сначала онемели, а потом, толкаясь и чертыхаясь на ходу, выбежали на двор, накинув на себя, кто что успел.
То, что они увидели там, заставило их онеметь. Во дворе дома стояла пара самых настоящих оленей, впряженных в лежащие на боку сани. Кроме того, у саней лежал громадного роста мужчина с длинной белой бородой. Хотя головной убор у него отсутствовал, и зияла большая лысина, но наличие красного кафтана и красных же сапогов подвигало супругов к мысли, что это был  Дед Мороз. Рядом, подтверждая это, валялся большой, и весьма затейливый посох. 
Валька выдавила из себя: - Это ч-что такое?
Колька так же спросил: - Это кто такой?
Тут сзади раздался тонкий, почти детский голос: - О!  Дедушка приехал.
 Валентина и Колька обернулись и вздрогнули. Рядом с ними стояли домовой Филька и жена его Вельда. Не то, чтобы Валька или Колька боялась их, не раз и видели уже. Но каждый раз срабатывало что-то в человеческой генетике, страх так и наплывал на тело и душу. Люди всегда боялись леших, домовых и прочих хранителей. Хотя сами домовые выглядели безобидно – два небольших, пушистых шарика, да два лица, оба курносые, с большими глазами, с фигурными губками. Ушки только были большими, и утончёнными вверху. Кроме того у голубоглазой Вельды на кончиках ушей имелись кисточки, прямо как у рыси.
Но, ещё большее испытание ждало их впереди. Со стороны бани отделилась тень, и в свете луны они увидели невысокого, по колено человеку, худощавого старичка с сердитым выражением лица. Длинная рубаха у него была настолько грязна, что это было видно даже в этом скудном свете.
Валька вспомнила: «Банник, Венькой зовут»
 С этим персонажем у ней были связаны столько неприятных событий, что не только волосы, а и руки Валентины сами приподнялись наподобие крыльев у пингвина. Это у Валентины встали дыбом волосы под мышками.
Венька сказал: - Дед прибыл? А где Снегурочка?
Филька подтвердил: - Да, а где Снегурочка?
Вельда предположила: - Может её найн? Не было?
Но Снегурочка отозвалась сама: - Здесь я, здесь.
   Прозвучало это глухо, словно из-под земли.
Ближайший к ним сугроб зашевелился, и на поверхности показались сначала ногп, а потом и сама девушка в типичном костюмчике снегурочки – голубая дублёночка, такие же сапожки, длинная, белая коса. Пошарив руками в сугробе, Снегурочка извлекла на свет и свою шапочку. Затем она сказала фразу, словно топором вырубленную в её мозгу: - Вот и я. Здравствуйте, дети!
    Между тем Филька исследовал тело сказочного персонажа.
-  Он, что, пьяный?
Снегурка подтвердила: - Конечно.
В этот момент распахнулась калитка и во двор ворвались Егор и его жена Дашка. Жили они в соседнем доме, так что бежать им было не так далеко. Дашка открыла рот, чтобы спросить, что произошло, но, увидев такую странную компанию, слегка онемела. Филька же призывно махнул Егору.
- Егорка, пошли, надо его отнести домой.
Грузчиком пришлось выступить и Кольке. Подхватив сказочного персонажа под руки, он крякнул: -  Однако…дедушка хорошо весит. Вкусно ел, много спал.
Егор подтвердил: - Центнера полтора в нем есть, прямо как в разделанном кабане.
- Ну, этот ещё не разделан. Так что… потащили!
Деда отволокли в дом, уложили на диван и начали раздевать. Делали это Дашка и Валентина, а вот Снегурочка стояла сзади, и по русской традиции, жаловалась на жизнь.
- Вот так всегда! Как связался он с этим Ку-клус-к… ой, как его там? С Санта Клаусом! Так каждый раз такая история. Ездим к тому на католическое рождество, а тот так деда напаивает своим этим виски, что он, то из санок вывалится, то промахнётся и мимо Москвы махнёт то в Хабаровск, а то в Томск. Один раз даже в Сингапур нас занесло. Я там от жары чуть не растаяла.
Егор тихо спросил Кольку: - Так это что, самый настоящий Дед Мороз?
-  Да бог его знает. Но он своими санями нам чуть крышу не снёс.
Филька подтвердил: - Настоящий он.
Мужики обернулись. Филька сидел на своём любимом кресле, лицо у него было суровое и даже хмурое.
- То есть он…
Филька кивнул головой: - Да, он Дед Мороз. Самый настоящий.
 - И что он?!..
Филька пожал плечами: - Он? Он Дед Мороз …
Между тем от дивана послышались причитания Снегурочки.
- Нет, я так и думала! Вот этим всё должно было кончиться! Стыд-то, какой! Боже мой!
Колька спросил: - Что там у вас?
Валентина развела руками: - Похоже, д-дедушка ногу сломал.
Дашка нашла ещё причину скорби: - И руку тоже.
Филька сдвинул брови: - Да, всё плохо, очень плохо.
Колька не понял: -  Что плохо?
Голос Фильки звучал торжественно и даже как-то зловеще: -  Если Дед Мороз не пролетит вовремя над нашей страной, то зима задержится неизвестно на какой срок.
Колька был любопытен: - На сколько большой?
- Про ледниковый период слышали?
Егор припомнил: - Ну да, в школе проходили. Нас даже на экскурсию возили. Тогда лёд снёс тут всё нафиг. Одни валуны остались.
  Филька назидательно поднял вверх большой палец: - Так вот, это его дед тогда запил на два года и вообще никуда не полетел. И тысячу лет тут был ледник. 
Колька крякнул: - Язви тебя! Чтобы мы в запой уходили, это ладно. Но чтобы они…
- А что мы, не люди, и запить нам нельзя… - начал было Банник, потом понял абсурдность своего тезиса и прикусил язык.
Колька не видел во всем этом большой проблемы: - Ну, Филя, ты ведь можешь это всё исправить? Ты же у нас ого-го! И америкосов под орех разделал, и в космос летал.
Филька попрежнему был насуплен, как прокурор при вынесении приговора: - Хренушки. Я туточки пас. Мороз и не из наших, и не из ваших, не человек он и не хранитель. Он, как бы это сказать… промежуточное звено. Ничего я с ним и за него сделать не могу.
Егор спросил: - Так что тогда делать то? Нафиг нам нужен этот ледниковый период! Тут уже эти мультики достали, с этой дебильной белкой, а если в натуре всё будет, это ж кранты всему! Ни посадить ничего, ни выкопать. На что жить будем?
Вельда была сама германо-испанская рассудительность: - Прежде всего, надо наложить больному на переломы гипс.
Венька спросил: - И кто это будет делать?
Валька замртала головой: - Я… я н-не могу. Я боюсь этого всего. 
Дашка хмыкнула: - Я не пробовала.
Зато Вельда была само спокойствие: - Я. Я есть училась это делать в колледже ведьм.
Колька озаботился: - А где же нам взять гипс? Это зимой то?
Егор подсказал: - Как где? У нас в сарае. У нас он с ремонта остался.
Вельда припомнила ещё кое что: -  Ещё нужны эти, как их… длинные такие… тонкие…
Валентина поняла: - Б-бинты?
-  Да, гут.
Дашка кивнула головой: -  Найдём. Когда муж тракторист, в доме приходиться  держать целую аптеку.

В течение часа в доме Кольки Скокова стояла дикая суматоха. Женщины искали, в чём развести гипс, а Вальке было жалко каждую чашку и плошку. Еле-еле вырвали у ней старый ковшик, развели в нём гипс, положили в него бинты. В последний момент Филька вмешался в ход действия, и вправил поломанные кости пациента в нужное положение. При этом дедушка чуть очнулся и пробормотал что-то похожее на ругательство.
- Собака дикая ты в колпаке…
Вельда сама руки не пачкала, только командовала: - Обматывайте пятку крест-накрест, и от пятки вверх, да плотнее. Опухоли нет, и это есть хорошо.
Снегурка, скинувшая от жары дубленку, занималась своим прежним делом, то есть причитала и возмущалась.
- И как вот с ним жить после этого!? Всё лето в рот не берёт, не мужчина, а золото! Траву косит, огород поливает, за оленями ухаживает! А как у евреев новый год настает в сентябре, так и начинается! Кто придумал все эти командировки!? То Индия, то Вьетнам, то Папуа эта, где людоеды живут. Везде он почётный гость, все с ним выпить хотят, а то, что у него печень пошаливает, и поджелудочная ни к чёрту, никого не волнует. И так чуть не до самого лета!
Пока бабы возились с больным, на кухне за столом собралась странная компания. Напротив Кольки и Егора расположились Филька и Венька. Трое при этом курили, и только Филька отмахивался от дыма и морщился.
Колька предложил: - Надо бы как-то стресс снять. Не кажинный день вот так тебе на голову Дед Мороз сваливается. 
Егор согласился: - Можно.  Только чем?
Колька огляделся по сторонам: - У Вальки то есть, я точно знаю, только где она это прячет, я не знаю.
Филька хмыкнул: -  А чего тут знать? Вон в том шкафчике, под иконой.
Колька оживился: - Счас проверим! О! В самом деле! А вчера я проверял, ничего там не было. Вот хитроумная баба!   
Егор нетерпеливо махнул рукой: - Наливай! За хорошую находку! 

Так что, когда женщины закончили свои процедуры, и вошли в кухню, мужская половина присутствующих пребывала в приподнятом настроении и травила анекдоты. Ораторствовал Венька.
-  …Заходит поп в дом, а Ванька матушку оприходует. «Матушка, я же велел ржи, ржи!» - Орёт поп.  Матушка и заржала! «Иго-го!»
  Дашка возмутилась: -  Вот как они тут! Весёлые уже! Пока мы там с дедом возились, они тут квасить начали! 
Валька насторожилась: - И г-где взяли то? Неужели из-под б-божнички?!
Она проверила шкафчик и всплеснула руками: - Вот аспиды! Ничего святого для н-них нет!
Вельда свела на переносице брови: - Филья! Как ты мог?!
Филька всё отрицал: - Я не мог, это ж божничка.  Я там прав не имею.
Колька отмазал друга: - Да, он не брал, он нам только место подсказал.  Нам-то можно.
Дашка вскрикнула: - Вот как вас после этого не лупить!
Мать её подтвердила: - Д-да!
Вельда так же была настроена по-боевому: - Филья! Я вас есть побью!
Тут на кухню протиснулась Снегурка.
- Ой, мне бы хоть грамм пятьдесят накатить, - простонала она, -  А то такое пережить без водки невозможно.
Валька посмотрела на конфискат.
- Ничего, н-нам хватит. Ну-ка сдвиньтесь. Хотя…
Она отдала бутылку мужикам, потом скомандовала: -  Н-у-ка, отвернулись в-все, аспиды!
Мужики отвернулись, а Валентина из одного из многочисленных шкапчиков достала свою самую заповедную  заначку.
- Пусть они свою водку л-лакают, а нам, девушкам, вот это больше подойдёт.
Дашка расцвела: - Мама, неужели это твоё «Шерри»!?
- Она самая, п-последняя бутылка. Теперь до июля не будет.
Дашка предположила: - Ты утаила её даже от Анны-Марии?
- Д-да.
- Ну, за это надо выпить! Чтобы от лучшей подруги утаить, а нам выставить! Это круто!
 Валентина разлила настойку по рюмкам, при этом Вельда отказалась.
-  Нет-нет, я есть беременна, мне нельзя.
Валька согласилась: -  И это верно. Ну а мы, б-бабоньки, вздрогнем!
Снегурка расцвела: - За знакомство!
 Рюмку она опрокинула как солдат второго года службы. Правда, после этого у ней из глаз полились слёзы, а сами глаза стали чуть меньше открытого в поисках воздуха рта. Дашка, знакомая с изделием мамки не понаслышке, подсунула даме ковшик с холодной водой. Та опустошила его полностью.
- Тут сколько градусов? - Прохрипела Снегурка, опустив ковшик.
За мать ответила Дашка: - Да градусов шестьдесят будет. А то и все семьдесят. На перваче эта «Шерри» настояна.
Снегурка одобрила: - Хорошая штука, на вишне. - Её мгновенно бросило в жар, щёки раскраснелись. – Вон как прогрело! Как от хлористо укола! От горла до попы! Давай ещё наливай.
Через полчаса компания разделилась на две части. Дамы судачили о чём-то своём женском, а мужиков выгнали курить на крыльцо. Тут они увидели ещё пару живых душ.
Филька: - Эх, а про оленей то мы забыли!
Колька почесал затылок: - Это да. Ну-ка, Егорша, давай распряжем рогатых.
Егор спросил: - А потом куда их гнать? В тундру?
- В сарай запрём, какая ещё тундра?
- Так у нас ягеля нет. Чем кормить будем?
- Бамбуком! Ну, ты, зятёк, меня удивляешь. Совсем, что ли, в мире животных не смотришь?  Это тебе не панды, они и сено схарчат. Берись, говорю!
При свете фонарика, смекалки и цветистых ругательств олешек распрягли и загнали в стойло, рядом с коровами, дали сена. Долго рассматривали санки, вертели и так и этак, но никакого двигателя в них не нашли.
Егор недоумевал: - И как это Дед на них передвигается по воздуху? Ни двигателя, ни топлива.
Колька рассмеялся: -  Ха, двигатель! Баба-Яга вон вообще в ступе летает, да помелом рулит.
Филька слегка окосел: - А давайте, и мы… ик… прокатимся.
После этого он хихикнул и сильно икнул.
Венька замотал головой: -  Не надо, я высоты боюсь. Я на свою баню то еле-еле залажу, голова так и кружиться. 
Филька отмахнулся: -  А ты не летай. Ик…Счас мы посмотрим, как это делается. Сначала без нас.

Домовой сосредоточился, вперил взгляд в санки. Все заворожено смотрели на средство передвижения, но оно оставалось на месте.
Егор спросил: - Что, не хочет?
Филька недоумевал: - Странно. Должен он был подняться.
Колька предложил: -  Оленей надо впрячь, и они тогда запустятся. Я сейчас за ними…
Колька метнулся, было, к сараю, но Егор его тормознул.
-  Погоди ты с оленями, папа Коля, тут другая проблема есть. Бутылка сейчас кончится, а надо бы продолжить банкет.
- Так денег надо. Баба Маша, она в любое время суток, как пионер, только тугрики гони. А вот в кредит она как-то не верит, не сбербанк.
Егор отмахнулся: - Деньги у меня есть. Я вчера площадь перед сельпо очистил от снега.
Колька восхитился: - Вот, за что я люблю трактористов, это за то, что у них завсегда есть колым и деньги!  Но есть проблема. Нас не отпустят. Валька уже два раза из дверей выглядывала, а это гестапо насквозь нас видит.
Мужики, было, пригорюнились. Тем более, что дверь снова открылась и в нём показалось лицо Дашки.
- Чего-то вы долго курите.
- А ты время засекала? Может, нормы какие ещё установишь?
- Ой, дурак! – сделала вывод Дашка и закрыла дверь. 
- Что там, Даш? Н-не побёгли к Машке? – Спросила Валентина.
- Нет, стоят, санки рассматривают.
А Егор нашёл выход из положения: - Надо их послать.
 Егор кивнул в сторону Фильки и Веньки. Те в это время оседлали собаку Дурку и пытались научить её верховой езде.
Колька одобрил: - Это идея. Эй, ковбои, сюда рулите! Дело есть.
 Мужики пошушукались с хранителями, отдали им деньги, и те добрым аллюром поскакали со двора. Колька аж залюбовался: - Как в седле то сидят! Джигиты, одно слово!
- Ковбои! – подтвердил Егор.
Женщины, готовя ужин, по ходу дела  в это время говорили о своём, женском.
Валька: - Так, Снегурка…
-  Можно просто Снежка, как друзья зовут. Я так-то по паспорту Снежана Айсберговна Холодок.
Дашка задала свой вопрос: - Снежка, сколько тебе лет-то?
Та отмахнулась: - Да много. У меня уже правнуки растут.
Дашка удивилась: - А ты хорошо выглядишь, лет на пятьдесят, не больше.
Снежка возмутилась: - На пятьдесят? А должна - на тридцать! С такой работой год за два идёт. Мотаешься по всему свету, с этим алкашом. А нервы то они не железные. Ну, мне ещё сто лет потерпеть, и всё.
Дашка опечалилась: -  Что, умрёшь?
-  Р-растаешь? – Спросила Валька.
- Да типун вам обоим на язык! На пенсию я выйду.
Валька поразилась: - У вас и п-пенсия есть?!
 - А как же! Маленькая, правда, социальная. Пару раз в магазин сходишь, и всё.
Дашка, катая тесто, недоумевала: - А как же вы тогда живёте?
Снежка призналась: - Хозяйство выручает. Двадцать два гектара земли, там и олени, и кабаны наши пасутся, и картошку сажаем, соток сто ещё прирезали втихаря.
Валька была поражена: -  С-сто соток?! Куда ж столько? Мы вон десять прирезали к нашим двадцати, и то еле огориваем её. 
Снежка пояснила: - Так и народу то сколько у нас на хуторе живёт! Если всех посчитать, душ двадцать за стол садятся. Отец этого деда ещё жив, а у него сыновей трое, у всех дети. Мои дети, их дети и уже их дети. А там и внуки и правнуки. Всех и не сосчитаешь сразу!
  Валька же думала о своём.
- И все эти сто соток п-полоть, с жуками бороться – ужас!
- Полоть да, окучивать тоже проблема, а вот с жуками проблем нет. Дед по осени своим посохом пару раз ударит по земле, и всё, вымораживает полосатых напрочь.
Валька восхитилась: - Вот это вы хорошо придумали! Нам бы так, а то д-достали американцы эти звёздно-п-полосатые.
Дашка была нетерпелива: - Постой мама со своими жуками. А как ты попала в эти, в Снегурочки? Кастинг проходила, или по блату?
- Нет, это наш наследственный бизнес. Сколько лет Дед Мороз существует, столько и мы с ним по свету мотаемся. Мужиков же нельзя одних отпускать на праздники. Упьются и про работу забудут. Вот, мою пра-пра-пра-бабку и подписали на эту службу. А был там конкурс, или, как сейчас говорят, кастинг, я не знаю.
Валька спросила: - А Дед тоже с тобой на пенсию уйдёт?
Снежка отмахнулась: - Ещё чего! Ему ещё  пахать и пахать. Нам, Снегуркам, просто ещё вредность идёт. Да и женщины должны уходить на пенсию раньше мужиков, разве не так?
- Так должно быть! На нас нагрузка больше. 
Валька подтвердила слова дочери: - Именно т-так!
Снежка просветила: - У нас, снегурочек, двойной стаж должен идти. Первый это за работу на государство, а второй, это за домашнюю каторгу.
Дашка хмыкнула: - Ну, тогда у нас это всё втрое должно увеличиваться.
Валька аж засмеялась: - Тогда мы как эти, б-балерины должны уходить, в тридцать лет на пенсию.
Снегурка пригорюнилась: - Тут заговорили, что нам должны пенсонную реформу провести. Это, считай, каждому лет по пятьдесят накинут. Ироды! 
 Затем бы ужин, мужики пришли поддатые не по разрешённому, но им простили. Разговоры и веселье затянулись допоздна, спать расползлись уже под утро, но спали недолго.
Зычный голос Деда Мороза разбудил всех обитателей дома ровно в шесть утра.
- Снежка, рассолу тащи!
Снежка подняло голову с подушек: - О, проснулся, старый пень.
Она осмотрелась по сторонам и обнаружила, что лежит на кровати в объятьях Валентины Кобылиной. На ту вопль Мороза вообще не оказал никакого влияния, как храпела производительница «Шерри», так и храпела. Для того чтобы выбраться из-под руки могучей хозяйки дома гостье пришлось приложить немалые усилия.
Мороз же уже бушевал: - Снежка, где рассол, выдра ты старая?! 
- Да иду я, иду, господи!
Пробормотала Снежка, борясь с другой проблемой. Когда гостеприимные хозяева надели на неё сорочку Валентины, она не помнила. Проблема была в том, что в этой ночнушке могли поместиться шесть Снегурочек, так что гостья чувствовала себя бабочкой, завернутой в кокон.
А дед продолжал бушевать: - Снежка, дочь кикиморы и осла, ты где?! Рассол тащи!
В конце концов, Снежка просто упала с кровати, и, поёрзав по полу,  обрела власть над телом и даже встала на ноги, но, сделав шаг,  наступила на подол и снова упала.
-  Да что ж такое!? Где эта профессионалка по части секса?! Какого чёрта я говорю? Что за слова? Ты… мамаша лешего и водяного, сестра кикиморы! Где рассол, мать и мачеха всех невзгод и потрясений?!
 В Домовёнково даже на Деда Мороза действовал запрет на матершину.
Снежка подобрала подол, свернула в кухню. К её удивлению, на столе стояла трёхлитровая банка с мутной жидкостью.
  Снежка обрадовалась: - О! Россол! Друг человека, враг похмелья. 
 Снежка отхлебнула из банки не меньше литра, а с остальной жидкостью поспешила в зал.
За полчаса до этого на чердаке проснулся и Филька. Он обнаружил, что лежит не на кровати, а на половичке рядом. Домовой приподнялся, но в голову ударили словно молотом, его стошнило, всё тело казалось отлитым из свинца.
Филька прохрипел: - Вельда, россолу!
- Очнулся, алкач проклятый! -  Донеслось сверху, с кровати.
   Тут же перед домовым появился напёрсток полный долгожданной жидкостью. Пока Филька пил, жена продолжала его пилить.
-  Боже, как мне вчера было есть стыдно! Ты выпил целых пять капель этого шнапса! Больше тебя выпил только этот алкач Венька. Вы травил похабный анекдот, пел жуткие частошки, потом вы закрутили пьяному Кольке бигуди, а когда вас выгнали на улицу, отвязали Дурку и катались на ней, пока не упали в сугроб. Хорошо, ещё, что ничего не сломали себе, как этот дед.
Филька простонал: - Ой, потише, Вельда! Твой голос как кувалда. О-о! Как мне плохо!
Вельда была правильна до ужаса: - И это есть хорошо!
Филька не понял: - Что хорошо?
Вельда торжествовала: - Что тебе сегодня есть так плохо. А то вы бы пили непрерывно, алкачи.
 Тут сбоку раздалось какое-то шевеление, и из-за трубы показалась лохматая голова Веньки.
- А мне там… россольчику не осталось?
Вельда удивлённо вытаращила глаза: - И ты как тут есть?! Как ты то тут очутился, балда старый?
Венька покаялся: - Да не дошёл я до бани после вчерашнего. Что-то я слабеть стал.
Вельда снова вошла в облик прокурора: - Как тут не ослабеть с десяти капель шнапса! Это есть возмутительно!
Венька настаивал: - Так у тебя россол есть, хозяйка?
Вельда молча подала баннику напёрсток с россолом.
- Вот спасибо. Теперь я выживу.
Вельда подвела итог: - Алкачи. С кем я живу! Как была права моя мама! «Они все там, в России есть алкачи! Доча, ты ещё пожалеешь, что вышла за него замуж»...
Венька шепнул Фильке: - Все бабы одинаковы. Любого народа. Как в одном стаде паслись.
  А дом продолжал просыпаться. Встала Валька, пошлёпала на кухню. К её удивлению там было чисто, посуда помыта, более того, на столе стоял чугунок с кашей и большая тарелка с пирогами.
Валька расцвела: - Вельдушка, душа моя. Как хорошо, когда хоть кто-то в семье не пьёт.
Она взяла в руки кусок пирога, но, поднеся ко рту, выронила его. Все из-за мужа, так же появившегося в дневном проёме. Глаза Кольки были закрыты, зато голосовые связки уже работали.
- Похмелиться есть чем?  - Пробормотал Колька. Фраза была обычной, но вот внешний облик хозяина дома не совсем. Валька слегка опоздала со стрижкой мужа, всё ей как-то некогда ьыло, так что волосы у Скокова отросли до плеч. Но сейчас перед ней стоял совершенно кудрявый человек. Это и было шуткой Фильки и Веньки над спящим Колькой.
Шутку оценил и зять Кольки, Егор. Войдя в кухню из другой комнаты и увидев тестя, он  заржал во всю глотку.
-  Папа Коля, вы сейчас на пуделя похожи.  А где эта моя… трёхчетвертинка?
 - Домой ушла. Т-там же Никитка один остался.
- А меня чего не взяла с собой?
Валька возмутилась:- Что она т-тебя, на себе тащить должна? Как-то вас странно растащило с одной-то б-бутылки? Поди, к Машке ещё бегали?
Егор перевёл стрелки: - Да это вы, мама Валя, виноваты. Нельзя такой крепкий самогон гнать. Нас всех пятерых вырубило. Да и когда нам бегать?
Колька подтвердил: - Да, ты же с нас глаз не спускала.
На самом деле к бабе Маше за самогоном два раза на собаке ездили Филька и Венька. Заикаться бабка не стала, но волосы у ней дыбом стояли ещё месяц.
Егор кивнул головой в сторону зала: -  Как там этот - дальнобойщик? 
Валька отмахнулась: - Не знаю. Снежка его россолом отпаивает. – Затем она обратилась к мужу. - Господи, смотреть на тебя не могу. Не то пудель, не то Киркоров в старости.
Колька не понял: - Чаго ещё?
Он нахмурился и наконец-то открыл глаза.
- Д-да ты на себя посмотри! Чудо кучерявое!
 Валька ткнула пальцем в начищенный бок самовара. Колька с минуту пялился на свое расплывшееся в разные стороны изображение, потом провёл рукой по голове.
- Это ж… кто ж меня так?
Валька сдала извергов: - Кто-кто! Собутыльники твои п-пушистые! Мои бигуди не пожалели!
Колька пригрозил пальцем: - Ну, Филька, ну зараза! Это я тебе ещё припомню!
Егор засмеялся: - А вам идёт, папа Коля. Вы теперь у нас самый гламурный чел в деревне.
Валька разлила по чашкам горячий чай, но он шёл как-то туго. Тут и Филька с Вельдой нарисовались. С ними был и Венька. Суровое лицо банника приобрело страдальческие черты.
 -  Привет всем. Чем бы похмелиться? - Прохрипел банник.
В этот момент в кухне с пустой банкой появилась Снежка.
- Н-ну, что там у него?   - Спросила Валька, кивая в сторону зала.
Снежа показала бутылку: - Всё выпил. Пять минут, и он отойдёт. Пивка нет?
Колька буркнул: - Откуда.
Филька повернулся к жене.
-  Ну, Вельда!
- Нет! Вы так есть все уйдёте в запой. Мы это уже есть проходили! 
Филька умолял: - Нет, Вельдушка, мы по кружечке и всё.
Венька поддержал друга: - Да.  Ты сама будешь разливать этот самый эль. Каждому по не многу.
Присоединилась даже Валентина: -  Вельдушка, душа моя, мы на тебя м-молиться будем. - Простонала Валентина. - В-вот те крест!
Вельда подалась назад.
- Найн! Крестить меня не надо.
Общий хор голосов.
- Вельда! Вельда! Вельда! Шайбу!
Вельда сдалась: - Ну, хорошо. Нате!
Предмет, извлечённый ею из воздуха, показался несерьёзным – сувенир в виде бочонка размером с напёрсток. Но из груди всех страждущих вырвался восторженный вопль. Филька поставил игрушку на стол, провел рукой по крышке, и тот тут же превратился в полноценный двадцатилитровый бочонок. Это и был знаменитый свадебный подарок ирландского леприхона молодоженам Фильке и Вельде – неисчерпаемый бочонок с пивом. Через пять минут все наслаждались дивным ирландским элем.
- Снежка! Ты где?  - Громогласно донеслось из зала.
На этот зов пришли все, и люди, и хранители. При виде такой обильной толпы  дедушка Мороз как-то даже напрягся. Стоят трое людей, и четверо хранителей, все с кружками, стаканами, баночками, что-то отхлёбывают из своей тары и глазеют на старика. Те так же с интересом разглядывали этого громадного мужика в одних кальсонах и гипсе.
Снежка занялась основным своим хобби – начала пились своего мужика: - Очухался? Как тебе не стыдно, а! Ты зачем вчера набил морду Кыш Бабаю? Ну не мог он с тобой на брудершафт пить, вера не позволяет! А зачем ты Пэр Ноэлю, этому французскому коллеге шляпу натянул по самый кадык?
Мороз пояснил: - Сам он виноват. Он же тебе подмигнул.
Снежка возмутилась: - А ты мне кто?! Муж? Мы вообще в разводе. Подмигнул он мне! Может, у меня был шанс устроить личную жизнь, а тут ты со своими причудами!
Мороз рявкнул: - Молчи, расщеколда! Так и смотришь, как гульнуть на стороне. Ей хоть с кем! А французы эти, они вообще, бабники.
Снежа пропела: - Ой, кто бы мычал, курощуп проклятый.
Мороз не понял: - Чего!? Чего ты?
 - Того! Вспомни, что ты творил с этой индийкой, Лакшми? Думаешь, что вас в зарослях лотоса никто не видел? Ага!  Еврейский дед мороз там билеты продавал и бинокли. Полкамасутры нам показали за полчаса!
Мороз скривился: - Да не тарахти ты, куёлда! Лакшми… когда это было!? Да и неправда это. Да, а где это я?
Егор пояснил: - В России, - и почему-то добавил, -  рашен федерейшен.
Мороз повеселел: - Уже хорошо. До Москвы далеко?
Колька просвятил: - Нет, пару часов на автомобиле.
- Совсем хорошо. Ну, значит мне пора.
Жестом нормального человека с часами Мороз поднял левую руку к глазам и опешил.
-  А… это что?
Вельда своим менторским тоном пояснила: - Это есть гипс. А ещё у вас есть закрытый перелом руки.
Снежка добила: - И ноги.
Мороз был сражён: - Как ноги?!
  Вот теперь Дед озаботился. Он попытался сесть, но удалось это сделать только с помощью  Егора и Кольки. Рассмотрев новоприобретение на левой ноге, дедушка выразился цветисто и с большим чувством.
-  Да жизнь всю мою запихните в сумку кенгуру! Это что же за ремиссия у меня такая с  префицитом и дефицитом образовались?!
Колька рассказал: - Этот префицит вы об крышу нашего дома долбанули. Как она ещё устояла, непонятно.
Снежка подтвердила: -  Да, Мурзик, ты врезался в этот дом, упал с саней и сломал себе ногу и руку.
Мороз был убит:  - А как же я теперь… как? Что ж теперь делать?
 - Снимать штаны и бегать,  - буркнул мрачный Филька.-  Вы управлять санями теперь сможете?
Снежка отмахнулась.
-  Да куда там! Он же этими, вожжами правит, а там руки ой как нужны. Они у него к концу дня просто отваливаются.
Егор был истинный тракторист: - Там что же, коробки скоростей у саней нет?
Снежка: - Олени у него как коробка скоростей. Хлестанул сильнее – прибавил ходу. Натянул на себя – убавил.
Колька заметил: - Я ж говорил, что оленей надо было туда впрягать, тогда бы мы и полетали.
Пока Вельда отвлеклась, он уже три раза сбегал на кухню к заветному бочонку.
Филька подвёл итог: - То есть ходить и вести сани вы не сможете?
Мороз сознался: - Мне бы сейчас хотя бы до туалета сходить. Очень надо бы, люди добрые. Прямо невтерпеж!
Дальше была эпопея с проходом гостя в туалет. Отхожее место у Скоковых по русскому обычаю находилось на улице. Декабрьский мороз Деду Морозу был не страшен, но вести его туда пришлось Егору  и Кольке. И если Егорка как раз проходил у деда под мышками, то Колька вообще чуть возвышался над поясом.
Пронаблюдав всю эту картину Валентина позвонила старшей дочери.
- К-катерина? Ты, вроде, к нам сегодня в гости собиралась? Вот и хорошо. Будешь проходить мимо медпункта, возьми у Насти Ивлевой костыли. Я знаю, что там остались самые большие. Нам как раз такие и нужны. Да нет, не Колька. И не Егор. И не Дашка. И не я. Да господи, придёшь – сама в-всё узнаешь! Всё, жду. Приходи! 
Проблемой стало, и одеть Деда Мороза. Эта процедура подходила к концу, когда явилась Катерина со своим сорванцом Кольчей. Один из костылей тащил сын Катьки. В кого он только не играл с ними по мере продвижения: и в пирата, и человека паука, и просто расстреливал из костыля всё, что попадало на глаза.
- Мама, что случилось?! Кто что сломал!? -  С таким вопросом старшая дочь  ворвалась в дом.
Валентина, стоящая на пороге зала, только глазами показала вперёд. Катерина ещё не верила своим глазам, а протиснувшийся из-за её могучей спины Чертёнок провозгласил: -  О, Дед Мороз! А он настоящий?
Дашка подтвердила: - Ещё какой настоящий. Самый что ни есть настоящий-настоящий. Супернастоящий! 
А её сынок Никитка, уже дёргал деда за белую бороду.
- Деда, дай подарку!
Но деду было не до этого. Теперь причитал он.
- Что теперь будет, что будет! Премии лишат, тринадцатой зарплаты тоже. Отпуск вполовину урежут, выговор с записью в трудовую книжку. А это и минус почётная грамота, а значит, пенсия будет обычная, а не ветеранская.
Филька возмутился: -  Ага, а то, что ледниковый период настанет, это ничего?
Но Мороз отмахнулся.
- Да бог с ним, сколько их было и сколько ещё будет! В свете грядущего потепления это даже плюс. А Норвегия и Швеция вообще в последнее время козлят против нас, нехрен им больше существовать. Засыпем снего, и ладно.
Филька хотел возмутиться, но тут Мороз заорал на Чертёнка.
- Не трогай посох!
Катька испугалась: - Что, им можно заморозить?! Прямо как в кино, в этом, в «Морозко»? 
 - Сейчас нет, просто в нём батарейка быстро садится. Дай посмотрю, какой там уровень.
Мороз повертел в руках посох.
- О, она уже села. Странно, когда успела?
Снежка помнила всё.
- Конечно, села, как ей не сесть. Ты же в Папуа мороженого захотел, помнишь? Хотел вазу с фруктами заморозить, а невзначай полстраны выстудил. У них впервые в истории на экваторе снег выпал и океан застыл. Тогда ещё вождя какого-то еле-еле отогрели. Вспомнил?
- Н-нет. Хотя… ладно, отвлекаешь! Что делать то? Чтобы все срослось нужно месяц, как минимум!
Снежка хмыкнула: - А в твоем возрасте ещё больше.
- Какой возраст? Мне и тысячи лет ещё нет! Что делать?
Валька предложила: - Идёмте п-позавтракаем. А п-потом покумекаем. 
Колька поддакнул: - Да! На голодный желудок мысля не клюнет. Это я вам как рыбак говорю!
«Производственное совещание» продолжилось в кухне за столом. Все уже ели кашу и пироги, запивая огненным чаем. 
Колька спросил: - И сильно нас заморозит? Что, в самом деле, ледники полезут?
Дед не обнадёжил.
- Зависит от времени опоздания. Я как-то лет четыреста назад опоздал на два часа, так неурожай был три года.
Венька подтвердил: - Помню я это. Лед в июле на полях лежал. Тут пол деревни с голода вымерло, а Годунова с царей попёрли.
В это время мимо них промчался Чертёнок с младшим братом на плечах. Никитка хохотал так, что все замерли, любуясь этой картиной. Филька невольно вспомнил, что в деревне поговаривал, что Кольчу Катерина зачала при явном участии местного лешего - Кольши. Внешне Кольча полностью походил на паспортного отца, Кольку Лопухина, а вот в повадках и способностях много перенял у лесного хозяина.
Филька прищурился: «Сын Лешего…лешего… лешего».
- Вспомнил! - Филька даже вскочил на стол.- Я знаю, что надо делать. Нам  нужно найти Кольшу.
Венька не понял: - Зачем нам тут нужен леший?
- Зачем? А помнишь, как он время ускорил для тех лесорубов, что Глот привозил его поляну срубить? Для всех прошло три дня, а у них три месяца.
Колька подтвердил: - Было такое!  Сам их видел на той поляне. Они там все чуть с ума не сошли от такой временной загогулины.
Венька скривился.
- Ну и где его искать? Он же в это время залазит куда-то в дупло и спит до весны.
Филька настаивал: - Надо найти.
Колька:  -  Да как!? Его летом то не найдёшь. Я когда велосипед в роще посеял, оборался на его. Кричал, кричал! А он молчок. На третий день только вернул, бородавчатый. Накатался и вернул.
Венька предложил: - Приманку ему надо послать. Так, чтобы он сам на неё вылез.
Валька нахмурилась: - И к-какую такую приманку ему надо послать? Червя или опарыша? 
Венька зашёл издалека: - Ну, надо послать то, что он больше всего любит.
Тут уже все местные повернулись в сторону Катерины. Та доверие не оценила.
- А чего это я? Пусть вон Дашка в лес идёт.
Егору это не понравилось: -  Ага, я сейчас  кому-то схожу в лес к лешему! Граблями по хребту! - Пообещал Егор, показав жене свой пудовый кулак.
Дашка нахмурилась: - Да я и не собиралась я никуда идти! Чего стращать-то? Очень надо в декабре там по сугробам ползать.
Егор всё возмущался: -  Приманку они нашли!
Снежка недоумевала: - А чего надо то, я не поняла?
Колька  пояснил: - Да лешего нам надо из своей берлоги выманить. А он, как бы это помягче сказать… - Колька даже щёлкнул пальцами, подбирая слова,-  женщин любит. На женщину он непременно клюнет.
   Снежка оживилась.
- Ой, может, я тогда в лес схожу? У меня секса уже лет сорок не было. С самого развода.
Мороз нахмурился:  - Куда это ты!… 
Грозно начал Мороз, но Снегурка его резко прервала.
Снежка: - Я тебе жена?
Мороз скис: -  Нет.
Снежка припомнила всё: - Сам подал на развод, ревнивец! Так что молчи. Я согласна быть приманкой.
Но Колька отрицательно покачал головой.
- Нет. Для того чтобы найти лешего, надо на Кольшину поляну пробиться, а ты её не найдёшь. Придётся, Катерина, всё же тебе туда идти.
Катерина возмутилась: - Ну почему я?! Что, других баб нет? 
   Тут возмутилась уже её мать.
- Да т-ты не строй из себя девочку, Катя! Кого тогда т-три дня с МЧС по лесу искали? В кого у тебя Кольча вышел?
Катерина сразу озверела.
- В отца, в отца он вышел! В отца! У него даже родинка на заднице такая же, как у Лопуха, в форме земляники.
Валька отмахнулась: -  Да ладно тебе, земляника на жопе! А вся д-деревня знает от кого у тебя Кольча.
-  Знает потому, что ты, маменька, язык за зубами не можешь держать! И Чертёнок мой весь в моего Кольку Лопуха!
Колька ехидно хихикнул: -  Да? А кто у нас коробок спичек взглядом поднимает?
Валька подтвердила: - Кто птиц на л-лету останавливает?
Дашка дополнила: - У кого глаза в ночи красным светятся?
Но Катерина нашла ещё одну причину.
- Да и как я туда пойду? Там же сейчас сугробы по пояс!
Дашка аж подпрыгнула: -  Ха! Так ты ж у нас в школе чемпионкой по лыжам была. На соревнования в область ездила.
- И даже в-выигрывала их, - припомнила Валька. - Грамоты твои вон до сих пор в серванте храню.
Но Катерина ерепенилась:
- Ага, и с тех пор я на лыжи и не вставала. Я сейчас и шагу в них не сделаю!
- Ноги сами вспомнят, стоит только лыжи одеть,  это как в сексе, - отмахнулся Колька, затем почесал свою кудрявую голову. - Где-то я их недавно видел, лыжи то твои. Не то в ближнем сарае, не то в дальнем.
Валька подтолкнула мужа так, что тот свалился со скамейки: - Иди, ищи. А мы пока пойдём ей к-костюм соображать будем. В юбке-то неудобно на лыжах. Где-то у нас были её с-старые свитера и штаны.
-  Да не влезу я в них, сколько лет уже прошло!
Дашка рассмеялась: - Влезешь! Мы впихнём её, да, мама?
- Ага.
- У-у! Изверги! Палачи! А не родня!
Когда Колька вернулся из сарая с лыжами, Катерина была готова к спортивным подвигам. Колька даже крякнул от такого зрелища. Катька в свои тридцать лет сохранила талию как у модели, а вот задницу и грудь наела весьма значительно. Старый спортивный костюм, когда-то болтавшийся на ней как балахон, ныне был в обтяжку. Это было возбуждающе зрелище даже с точки зрения обычного мужика, не то, что сексуально озабоченного лешего.
Колька выразил общее мнение: -  Да, Катька, Кольша точно перед тобой не устоит. Тебя в лесу хоть кто встретит из мужиков, считай, одним маньяком в мире больше станет.
Катька была сурова: - Убила бы всех вас, предателей, да сидеть в тюрьме не охота! Сына надо поднимать.
Провожать лыжницу в её странный поход вышли почти все ходячие обитатели дома. Катька действительно давно не стояла на лыжах, и вспоминала свои спортивные подвиги с трудом.
Катерина, надевая лыжи, бурчала: - И чего я к вам пришла, дура? Сидела бы дома, щи Лопуху варила. Нет попёрлась! 
Она попробовала идти, лыжи проскакивали.
- Господи! Как это делается то? Вспомнить бы ещё!
Она всё-таки пошла. Все в умилении наблюдают за этим странным соревнованием со снегом и временем. 
Дашка припомнила кое-что  ещё: - А зря она лыжи бросила. Может, Олимпиаду какую бы выиграла. Помнишь, мам, к нам даже тренер какой-то приезжал, упрашивал Катьку в спорт отдать?
- Н-ну, помню.
Дашка вздохнула: - Зря ты не отдала. Сейчас бы какой-нибудь чемпионкой была, медали бы в комоде лежали, и «Мерседес» от президента в сарае стоял.
- Ой, совсем отвыкла Катька от спорта. Еле идёт. 
Колька был настроен оптимистично: - Ничего, тут недалеко, дойдёт, - Невольно повторил слова Штирлица Колька Скоков. - Надо за это дело выпить. Чтобы дорога была короткой, а лыжи прочными.   
Валька сразу засуровела: - Нечего делать!
- Да я пивка!
Дашка пояснила: - Всё, Вельда уже бочонок убрала.
- Вот ведь… скоростная как электричка.
Колька тут же поскользнулся и упал. Нельзя хранителей ругать, даже в малом.
- Так т-тебе и надо!  Нечего ругать х-хранителей.
В довесок на Кольку какнула пролетавшая мимо ворона.
- Да провалиться мне!.. Сразу к кенгуру, в Австралию. 
Когда они вернулись в дом, Кольча на кухне показывал Морозу и Снежке фокусы. Он положил на стол коробок спичек, поднес сверху ладонь и тот послушно поднялся в воздух и прилип к ней. Новогодняя бригада удивлялась и радовалась этому как дети дошкольного возраста – хлопала в ладоши и смеялась.
- Здорово! – Восхищался Мороз. 
Снежка так же была всему рада: - Молодец! Ты этому сам научился?
Кольча признался: - Нет, мне это Филька показал. А ещё я умею птиц на лету останавливать и собак завораживать. Вот я думаю, куда пойти после школы, в фокусники или дрессировщики.
Снежка спросила: - А тебе сейчас сколько лет?
- Семь. Я в первый класс хожу. Только там неинтересно.
Мороз: - Что так?
- А я и так всё знаю, без них, без этих учителей. И грамоту эту, и счёт. Хотите, я сейчас спички на стол высыплю, и она у меня сами в коробок залезут?
Все хором:  - Хотим!
- Смотрите.
Катерина пришла из леса, когда темнота уже спустилась на землю. Была она предельно уставшей, замёрзшей. Стянув с ног дочери  сапоги и сунув в руки стакан с чаем, Валентина спросила: -  Н-ну, как? Нашла его?
Катька только  кивнула головой.
Филька: -  И где он?
Катерина смогла ответить, только отхлебнув горячего чаю.
-  Сказал… скоро… придёт. Дела свои… доделает и придёт. Сегодня же.
Филька одобрил: - Хорошо.
А вот матери было интересно другое. Когда все ушли на кухню, она спросила дочь.
-  Ну, Катька, к-как, было у вас это?
-  Что это?
- Ну, с-секс, что же ещё. Как это на морозе-то? Бодрит?
Катерина показала матери кукиш.
- Вот я тебе, что ещё скажу! Хоть иголки под ногти загоняй, молчать буду.
- Ну, К-кать! Ну, интересно же!
Но лыжница была непреклонна.
- Отстань!
- К-катя!
-  Да иди ты… в попу к Зорьке!
Перспектива путешествия в задницу любимой коровы Валентину обескуражила.
- У-у, злыдня бесстыжая. Ни стыда, ни совести! Р-родила тебя, неблагодарную. Лучше бы к-котёнка какого подобрала, или щенка.
Леший появился в доме как раз после ужина, все уже пили чай. Первой это почувствовала Снежка. Словно кто-то провёл губами по её шее, так, что она сразу вспотела и засмеялась. Филька тут же понял в чём дело.
- Кольша! Кончай свои фокусы, появись.
 -  Чаю нальёте? - Донеслось из пустоты.
- А как же.
- Ну, наливайте.
Леший тут же проявился на самом краю стола, уже с чашкой  в руках. Увидев знаменитого сердцееда вживую Дашка и Валентина подумали про себя совершенно одинаково:  «Какой ужас!»
Хилый старичок ростом чуть выше метра, на лице перекошенная бородёнка и многочисленные бородавки, на голове плешь. Как и говорили все, кто его видел, пиджак на нём был застегнут на женскую сторону, а два здоровенных ботинка были на левую ногу. Даже Снежка, которому прорекламировали знаменитого сердцееда, при виде местного Казановы подавилась куском пирога, да так круто, что выбивать его из неё пришлось кулаками и даже табуреткой. За этим спасением все как-то даже забыли про лесного гостя. А тот времени не терял. Налил себе чаю в самую большую кружку, выбрал с блюда самый большой кусок пирога и с аппетитом его уничтожил.
- Хорошо! - Сказал он, когда хозяева и гости вернулись за стол.- Тепло, светло, людей много.
При этом он так посмотрел в сторону женщин, что все поняли, что он имеет ввиду. Их даже жаром обдало, совсем не вовремя и не с руки.
Филька нахмурился. Он и сам разок Вельду приревновал к этому бородавчатому метросаксаулу.
- Ты, лешенька, на баб сильно не зырься, не до этого. У нас проблема большая. Дед Мороз ногу сломал. А если он своё дело не сделает, то тут знаешь, какие морозы обрушаться?
Леший кивнул головой: - Знаю. Мне дед рассказывал. Он ещё тот ледник застал. Что делать-то надо?
Филька предложил: -  Время остановить. Чтобы за эти три дня три месяца прошло. Чтобы у Деда всё срослось. Можно так сделать?
Леший пожал плечами.
- А почему нет. Сейчас запустить моё времечко?
Филька подтвердил: - Да, немедленно.
Кольша сощурился, щёлкнул пальцами. Вроде бы ничего не изменилось. Но хранители переглянулись, и дружно кивнули головой.
Венька подтвердил: - Пошло. Всё как надо пошло.
Тут о себе дала знать Катерина.
- Ну, всё, мы с Кольчей пойдём?
Колька не понял: - Куда это вы?
- Домой, куда. Сейчас Лопух мой должен с работы прийти. Его кормить надо, скотину кормить, и варить, опять же скотине и Лопуху. Свиньи, поди, уже орут, жрать хотят.
Егор согласился: -  Мы тоже пойдём.
При этом он бросил в сторону Дашки такой взгляд, что так покорно поднялась и стала одевать Никитку.
В прихожей Чертёнок начал теребить Катерину за рукав шубы.
- Мам! Можно я тут останусь?! Тут так интересно!
- Одевайся!
- Мама!
Катерина была непреклонна: - Одевайся.
- Ну, мама!
А Чертёнок продолжал бомбить мать.
- Мам!
- Одевайся, говорю!
Кольча выкатил главный козырь: -  Мам! Я хорошо буду себя вести!
Катерина взорвалась: - Да что тебе тут надо?! Тут взрослые дела! Только под ногами мешаться будешь.
- Да мама же! Тут же будут каникулы на три месяца! Это же круто!
Но Катерина знала своего сына: - Ага! За эти три месяца ты либо дом сожжешь, либо тебя убьют за твои проказы. Что я, не знаю тебя, что ли? Да и бабушка с дедушкой против.
Но те неожиданно согласились
- Правда, К-катя, оставь Кольчу.
Колька жену поддержал: -  Да, что мы его, не прокормим? Прокормим.
Катерина напомнила о главном:
-  А шкодить он будет? Вы же его знаете.
Колька был строг: -  Накажем.
Катерина засмеялась: - Да вы накажете! Вы его и поймать не сможете. Все углы и пороги головой и ногами обстучите.
Валька нашла выход: - А мы в этом д-домовитых попросим. Тут вот сколько их. Они п-поймают и отшлёпают.
Колька настаивал: - Да оставь, Катя, пусть поучиться у этих. Ему это полезно. Я сам за ним присмотрю.
Этот аргумент подействовал.
-  Хорошо, я тогда пошла. Когда прийти то?
Колька пожал плечами: - Да бог его знает, спросим этих. А то уж больно время тут круто завёрнуто.
Валька нашла  выход: - М-мы позвоним.
-  Ладно, я ушла.
Катерина ушла. Когда же Валька и Колька вернулись в кухню, там уже вовсю шла весёлая жизнь. На столе стояла запотевшая четверть с чем-то круто коричневым, а Кольша, Снежа, и Мороз подняли уже второй стакан.
Мороз: - Ну, познакомились, значит можно теперь выпить и за здоровье!
Леший подтвердил: -  Это обязательно. Без здоровья нам никак нельзя.
- Вот это хорошо! Вот это здорово!  - Восхитился Колька, потирая руки.
Валентина возмутилась: - А ты то, ч-чего, чего обрадовался? Так я т-тебе и дам пить!
-  Да мать, ты чего?
- Да ты так с-сопьешься, нафиг!
Колька нашёл аргумент: -  А ты на что? Ты же не дашь.
Валька подтвердила: - Вот я тебе и г-говорю – не смей пить.
- А чего так сразу?
- А когда? Когда начать-то?
- Ну, завтра, или после святок.
В это время из зала раздался какой-то подозрительный треск. Дед Мороз изменился в лице, а Снежка со всех ног кинулась на звук.
 Вслед за ней последовали и все остальные, за исключением временного инвалида. В зале они застали несколько обескураженного Кольчу с посохом в руке.
-  Он заработал.
Подтверждением его слов была кошка, Мурка. Она стояла на полу как живая, вот только уши слегка покрылись инеем.
Снежка удивилась: - Ты как его запустил то, посох?  Он же разряжен был?
Кольча отмахнулся: - Да тут батарейка стоит, типа «Крона», а я «Кроны» на раз заряжаю. Ненадолго, правда, на пару минут. Вот, смотрите.
Он поднял  посох, и все человекообразные шарахнулись в разные стороны, а перед Кольчей остались Филька, Вельда, да появившийся невесть откуда Венька. Правда и они сделали шаг назад.
Филька посоветовал: - Ты это, Кольча, посох опусти.
Леший: - Да, и лучше ни к чему его не прислоняй.
Чертёнок недоумевал.
- Да чего вы боитесь? Я же его отключил. Вот, тут выключатель.
   С некоторой опаской все подошли поближе.
-  А что ты с кошкой сделал? – Спросил Филька. - Зачем ты её заморозил?
Кольчина логика была железной: - Мне же надо было на ком-то проверить зарядку. Да я её сейчас разморожу, вот тут переключатель.
   Кольча чем-то щёлкнул, все снова кинулись врассыпную, а чертёнок ткнул в Мурку остриём посоха. Кошка, действительно, ожила, но сначала у ней подкосились ноги, а потом она встала, и начала нелепо тыкаться во все препятствия.
Колька спросил: - Что это с ней?
Кольча пояснил: - А это она ослепла. Но скоро это пройдёт.
Валька не поняла: - А т-ты то откуда это знаешь? Кто тебе сказал?
- Как откуда? Из «Звёздных войн», эпизод шестой,  «Возвращение джидая». Там когда Хан Соло отморозили, он ни фига не видел первую половину фильма. А потом ничего, оклемался, да еще вовсю махался этим своим  световым мечом.
Колька предложил: - Ну, выключай эту штукоковину. Пошли ужинать.
   Кольча оживился, щёлкнул чем-то на посохе, сам поставил его в угол. При этом Чертёнок несколько расслабился, так что дедушка успел схватить его за ухо, а бабушка за второе.
- Ты зачем чужие вещи без спроса берёшь?! – Орал дед. 
Валька поддержала: - Да, без с-спросу!
- Да ещё и такие страшные!
- А если бы ты нас всех тут з-заморозил?
Кольча орал: - Да не хотел я вас морозить! Ай, отпусти!
Колька был непреклонен: - Я тебе отпущу! Я тебе ухи совсем откручу! Я уже жалею, что тебя тут оставил!
Валька поддержала его: - Д-д-а! Может, вернём Катьку то?
- Поздно. Она, поди, уже дома. Щи своему Лопуху варит.
- Ничего, позвоним и в-вернём!
Пока шёл воспитательный процесс, Филька и Венька начали разбирать  посох с целью изъять батарейку из замораживающего аппарата.
- Сейчас батарейку вытащим. Так надёжней будет.
- Шустрый парень. Глаз с него спускать нельзя. Как это работает?
 - Тут что-то должно откручиваться.
Филька тоже ничего не мог понять: - Да, но где?
-  Да Перун его знает.
Филька сказал Веньке: - Ты отверни его от меня! А то заморозишь.
- Так мне  неудобно.
-  Да отверни ты его!
- Тогда я на себя его направлю!
-  Ну и ладно.
- Тебе ладно, а я тогда заморожусь? Ну, уж нет.
- Да отверни ты его от меня! Сколько можно говорить.
Венька всё не мог понять: -  Нет, как оно раскручивается?!
Филька думал только об одном: - Я откуда знаю! Не направляй ты его на меня! Сколько говорить можно!
Кольча всё же вывернулся из цепких пальцев деда, но отомстил тут же. Колька запнулся и упал, заходя в кухню. А там уже восседал всё тот же кворум: Мороз, Снежа, Леший.
Колька тут же нашёл недостаток сервировки: -  Эх, а что ж на столе ничего солёного нет? Не по-людски как-то, перед гостями неудобно,  Валя.
- Ну, сейчас-сейчас! П-принесу.
Пока Валентина ходила в сени за квашеной капустой, Колька нашел себе кружку и засадил соточку настойки на самогоне.
 - Эх, хороша, собака! Продирает! Чувствуется, что на перваче! -  Похвалил Скоков, наливая себе вторую рюмку. -  На чем он только настоян, не пойму.
Мороз так же поднял кружку: - Ну, за выздоровление!
Все подняли стаканы и кружки.
Когда все выпили, Леший рассказа истину: - Можжевельник тут, и беличьи какашки. Они цвет красивый дают. Коричневый, как у коньяка. Я эту настойку «Белочкой» называю.
Мороз, Снежка, и сам Колька одновременно поперхнулись уже налитой в глотку жидкостью.
- Вы ч-чего это тут? - Спросила Валентина, входя в кухню с миской капусты.- Чего плюётесь все?
Колька просипел: - Крепок больно первач-то. Хлебни сама.
  Валентина выпила стаканчик, даже не поморщилась, похвалила.
-  Хорошая н-настоечка. С-самогон отменный, на коньяк похож по цвету и в-вкусу.
- Ага, особенно по вкусу, - подтвердила Снежка, с отвращением на лице рассматривая жидкость в стакане на свет.
Ужинали долго, ели варёную картошку, закусывали огурцами и той же капустой. Настойка шла плохо. Пил в основном, сам хозяин и Валентина. Леший, кстати, оказался компанейским парнем, вовсю травил анекдоты, пел почти похабные частушки, раз даже сплясал, чем удивил всех. Вальке, после первой рюмки, как-то даже показалось, что у того и бородавки куда-то исчезли, и сам он как-то похорошел. Вроде и ростом леший стал выше.
«Нормальный мужик. Только маленький очень. Чего я к нему придиралась? А какой он в постели? Чем он там баб так тешит, что они к нему сами потом бегают?»
После второй рюмки, выпитой Валентиной,  Леший заметно подрос, волосы почернели, а лицом он начал напоминать какого-то киногероя, правда, с дурацкой козлиной бородкой.
Затем к людям присоединились другие хранители. Чтобы разобраться с посохом Мороза, Веньке и Фильке так и пришлось просить помощи Кольчи. Тот не только показал, как посох работает, но и вытащил батарейку.
- Я её к утру ещё больше заправлю, - пообещал он. - Будет работать как новая.
Вельда появилась за столом как раз в тот момент, когда Филька приготовился лизнуть свои три капли «Белочки».
-  Так, ты опять у нас есть пьёшь? - Строго спросила супруга домового.
Филька нашёл как отмазаться: - Зачем пью? Пробую. Это вон Венька пьёт.
Пока Вельда оглядывалась на банника,  Филька успел проглотить свою дозу алкоголя.
- Алкач! Я тебе больше пива с утра не дам.
- Да ладно тебе, Вельдочка. Ну, лизнёт он эти свои три грамма, так что будет? Ребёночка то вы уже з-зачали. Правда, ведь? – Спросила Валька.
-  Да. Меня есть опять подташнивать. Где есть мой ужин?
Филька слегка замялся.
- Мурка сегодня вечером не смогла ловить. Её замораживали. Вот, тут только три.
Домовой подал жене небольшую коробочку. Та открыла её и восхитилась.
- О-о! Какие они маленькие, прелестные!
Валька, так же сунувшая свой нос в коробку, взвизгнула, отскочила  в сторону, а потом одним прыжком взвилась на стол. Так бывало только тогда, когда Валентина видела мышь, не важно, живую или мёртвую.
А Вельда вытащила за хвост маленького мышонка, явно ещё подростка. Тот был живой, активно извивался, но это не помешало Вельде  отправить его себе в рот.
- Ой, он так смешно щекочет горло своим хвостиком, там забавно бьётся в животе. Ха-ха-ха! - Веселилась беременная брауни.
Женщинам стало дурно, Снежка даже кинулась к раковине, а Филька начал оправдываться: -  Это с ней с тех пор, как она стала беременной. Ну, это ненадолго, ещё лет сорок, и всё пройдёт.
Валька была не в себе: - Ужас какой! Как мне теперь отсюда спуститься?
 Леший не позволил даме самой спуститься со стола, подхватил её на руки и даже закружил. Это было забавно, метрового роста старичок и на его руках Валька, с её могучими габаритами. При этом Валька хохотала так заразительно, что любой другой мужчина бы озаботился по поводу приобретения рогов. Но Колька уже был хорош, и если видел своих гостей, то даже не в двух, а даже в трёх экземплярах. Ну, так он сам был виноват. Он так боялся, что Валька перекроет ему кислород, что в течение минуты накидал в организм четыре рюмки дедушкиного шнапса на беличьих фекалиях.
Дальше всё было весело и хаотично. Люди, хранители, все пили, ели, хохотали, рассказывали анекдоты, пели песни. Валька уже в соседней комнате вовсю целовалась с Аленом Делоном, бывшим хранителем лесов и полей.
Хор людей и хранителей: - Владимирский централ, ветер северный, этапам из Твери, зла немеренно!...
Доносилось из окон дома по улице Степана Разина 127. Но даже Катерина, застывшая с поднятой ногой в шаге от крыльца, этого не слышала. Слишком разное у них было время.
Старшая дочь Валентины ещё до дома не дошла, а внутри дома уже прошла целая неделя. За эти дни жизнь внутри дома устаканилась. С утра все хором призывали Вельду к милосердию, потом дружно похмелялись, затем круговоротили вокруг кухни, хозяйства, бани, а к вечеру хитрый леший доставал очередную бутылочку с новой настойкой. Чего за эти дни не перепробовали обитатели дома! И настойку на лягушечьих лапках и смородине, и наливку на малине и крови гадюки. Удивил он самогоном на полынке и болотной сныти. Предоставил он и самую противную штуку, от запаха которой, как сказал Кольша, медведи убегают со всех своих мохнатых лап.
- Что ж ты такую дрянь делаешь, Кольша? – Спросил Колька. 
-  Э-э, брат, не думай, что раз она такая противная, то бестолковая. Знаешь, как она мужских сил прибавляет. Хоть гарем заводи! Налить?
   Но Кольку от предыдущей дозы кривило и корёжило: - Нет… хватит. Ну… этих баб!  Жуть какая!
Вторую рюмку этой настойки Колька пить отказался, а зря.
К утру его так пробило на выполнение супружеских обязанностей, что он начал будить Валентину. Та же огорошила его ответной фразой,
- Да ну тебя, К-кольша, сколько можно. Я устала уже. Вон, к С-нежке иди, она всегда секса хочет, - пробормотала та, не открывая глаз.
  С утра Колька устроил спутнице жизни допрос. Начал он высокопарно, в стиле Людовика тринадцатого.
- Итак,  мадам, я так понял, что ты за моей спиной тут вовсю… якшаешься с бородавчатым этим карликом? Ну, отвечай!
- Да ну тебя, д-дурака, - ответила та в своём стиле. Но при этом несколько порозовела, и в глаза дознавателю не смотрела, а старательно резала морковку.
Колька настаивал: - Нет, ты мне это, не дуракорься! Изменяешь мне, выхухоль переношенная? Волочайка пятигузная!
Валька включила свой лексикон: - Молчи, фуфлыга! Да когда мне изменять-то? Только и делаю, что стираю да г-готовлю. Хорошо ещё, Снежка посуду моет за вами, с-свиньями, а Дашка п-полы трёт.
    Колька про себя подумал: «В самом деле,  когда им этим заниматься? Ведь всё время на виду, всё время как на подводной лодке, ни всплыть, ни утонуть».
- Коли так, чего же ты брешешь во сне фиг знает что?
Валька хмыкнула: - Я, может быть, во сне мечтаю. 
Колька был неумолим: - Ты, давай, мечтай про что-нибудь другое. Чтобы мы в лотерею выиграли, или морковка уродилась крупной, а не как в этом году. 
- Чтобы выиграть в л-лотерею нужно её сначала купить. А если я морковку во сне увижу, - она откусила у морковки нос,- то ты у меня точно фиг выспишься. Иди, баню топи! Суслик-следователь!
Удивительно довольной выглядела и спутница Деда Мороза. Она словно помолодела, в глазах, движениях и голосе стало столько томного, что и дедушка ощутил на своей лысой голове нечто костяное и витиеватое. Так что в соседней комнате так же шёл допрос.
Мороз: - Ты…эскимо недоделанное! Ты мне что тут, над моей лысиной кружева плетёшь? Рога мне строишь? Хочешь, чтобы у нас в коллективе уелая тройка рогатых была?
На все претензии Снежка отвечала точно так же, как и хозяйка дома:
- А ты это видел? Или ты свечку держал? Изменяла я ему! Да и когда мне этим заниматься, я от раковины не отхожу, посуду за вами мою круглые сутки! Где мне с ним…это… уедениться-то? Всё ж на людях круглые сутки. 
Мороз бормочет: - Что-то тут не то. Нутром чувствую – рога растут, а где,  как и отчего - не пойму.
Дед покряхтел, но отступил, а Филька с Венькой посмеивались. Они-то знали, что и внутри этого времени можно устроить еще несколько замедлений или ускорений. Вот и резвись там, сколько хочешь и с кем хочешь. Правда, Филька старался не упускать из виду лешего и Вельду. Мало ли чего может прийти в голову этой беременной почти что женщине. Пойдёт налево, и не предъявишь ничего – прихоть беременной леди.
Кому было лучше всего, это Кольче. Он оборудовал себе в огороде такую классную горку, от калитки в огород, до другого берега пруда! Одному, правда, было кататься не так интересно, но временами ему доверяли Никитку, а частенько и все остальные члены «команды подводной лодки» часами катались по этой горке.
Дед Мороз между тем постепенно приходил в себя. И на больную ногу начал наступать более уверенно, и левой рукой вовсю рулил костылями. Но тут обнаружилась новая проблема.
Как-то полусказочные персонажи вышли на улицу подышать свежим воздухом. С ними, увязался, конечно, Кольча.
Филька, Венька и Кольча рассматривали сани Мороза, а тот давал пояснения.
Мороз: - Как они работают, я сам толком не знаю. Они у нас передаются по наследству. Инструкций нет, чертежей тоже. Так, от отца к сыну устно команды передаются. Посохом завожу, оленями управляю. Ну-ка, юнга, сгоняй за посохом!
Кольча тут же принёс посох.
- Ты его зарядил?
Кольча кивнул головой: - Да, тут сейчас заряд, о-го-го какой! Корову можно заморозить.
- Вот, смотрите! Поднимись!
Дед Мороз поманипулировал со встроенным пультом, потом коснулся саней. Они чуть приподнялись над землёй, но, тут, же рухнули на землю.
Мороз не понял: - Что такое? Всё, заряд кончился?
Кольча глянул: - Да нет, вон горит зелёный индикатор.
Дед несколько секунд смотрел на зелёный огонёк, потом пожал плечами пошёл в сторону собаки. Дурка, до этого интенсивно облаивающая всех гостей, почувствовала что-то неладное, попятилась назад, но так и застыла в странной позе, после прикосновения посохом.
Мороз был в недоумении: - Да нет, работает посох.
Филька попросил: - А обратно её разморозить?
Мороз отмахнулся: - Да ну её, надоела, лает и лает.
Филька напомнил: -  Колька обидится. Всё-таки его собака.
- Не заметит.
-  Да как же не заметит?! Сразу прибежит с разборками. Я его хорошо знаю.
Мороз сдался: - Ну, хорошо. Счас мы её, так и быть…
Деда всё-таки заставили разморозить Дурку. Эта встряска пошла ей на пользу. При виде гостей она уже не пыталась их облаять, а со всех ног неслась к будке и забивалась в неё.
Филька спросил: -  Так что с санями?
- Не знаю. Странно как-то. Ну-ка, переверните их.
Санки перевернули и рассмотрели щель по всей длине санок.
Мороз был потрясён: -  Да, вот это беда! Похоже, сани вышли из строя. Лопнули.
Филька поинтересовался: - А как их ремонтировать?
Мороз пожал плечами: - А я почём знаю. Я водила, а не слесарь. Они у нас не ремонтировались никогда. Так, лаком покрывали раз в сто лет, и всё.  Кто их сделал и когда я не знаю, даже название фирмы не знаю.
 - Днище то из дерева, - подсказал Венька, постучав по нему.
Кольча подтвердил: - Ну не из пластмассы, ясен пень.
Филька решил: - Если из дерева, то это лешего надо тормошить. Он на счёт деревьев всё знает. Ну-ка, Кольча, сбегай за Кольшей.
Тот рысцой побежал в дом. Кольша вышел не так скоро, а когда рассмотрел санки, озадаченно покарябал свой плешивый лоб.
- Странное дерево. Я таких и не видел никогда. Это что-то из того, что сейчас и нет уже. Вымерло.
Филька спросил: -  Может, из Африки что?  Баобаб или пальма какая?
Леший отрицательно покачал головой: - Да нет, я все породы деревьев мира знаю. Я же на семинары лесных хранителей регулярно летаю, на всех ярмарках бываю. Один раз даже на мировой съезд лесовиков и полевиков посылали. Может, эту лопину заклеить удастся?
Филька спросил: - Чем?
Леший развел свои короткие руки: - Да Перун его знает. Смолой какой-нибудь.
Кольча знал: - Эпоксидкой. У меня батя всё эпоксидкой клеит.
Мороз: - Эпоксидкой мы всегда успеем. Может – пошаманим? 
Над санями поколдовали все, и Филька, и Кольша, и даже Кольча. Вышла даже Вельда, но от неё толку не было уж совсем никакого.
-  Меньше надо всем пить, вот такого бы не был, – торжественно заявила она.
- Может, ты, Филя, сам его пронесёшь над страной?- Предложил Венька. 
Филька не понял: - Кого?
Венька пояснил: - Деда Мороза. Ты же обалденно летаешь. Самолёты обгоняешь, сам рассказывал.
Филька передразнил его: - Ага, я, такой маленький, а на мне сани, в них Мороз, Снежа и два оленя.
Вельда хихикнула.
- Это смешно!
- Это вообще не будет считаться. Я тут кое-что понимаю, но не до конца.
   Мороз чуть не плакал: -  И что теперь делать? Что, всё пропало? Всё зря? Замёрзнет теперь всё до самого экватора вместе с моими оленями и кабанами. На что жить будем?  На одну пенсию?
Филька был задумчив: - Ну, не совсем пропало. Мне надо обратиться к старому другу. Леший, снимай защиту, мне надо позвонить.
 Кольша щёлкнул пальцами, ничего, вроде, не изменилось, но Филька кивнул головой. Он подошёл к кусту сирени, отломал от неё кусок ветки, и, поднеся к уху, начал разговаривать, как по телефону.
- Алло, это Самсон?
Далеко-далеко от Домовёнково, на подмосковной даче, действительного член академии наук Андрея Андреевича Самсонова наряжали ёлку. Филька знал его ещё тогда, когда все звали учёного просто Самсоном и бывший студент помогал телевизионщикам поймать домового в придуманные им ловушки. Та встреча привела к взаимному обогащению знаниями. Самсон стал самым засекреченным учёным в стране, а Филька не только досконально познал ядерную физику, но и даже слетал в космос на МКС.
Самсону помогали наряжать ёлку жена и маленькая дочь. Он, стоял на стремянке, как раз взял в руки очередной шар, когда тот начал мигать, и раздался тот самый вопрос Фильки. Сначала Самсон от неожиданности  выронил шар, но тот, упав на пол, не разбился, а отскочил обратно в руки физика.
Жена не поняла: -  Это что? Спецсвязь? Ты мне про неё никогда не говорил.
- Я про неё и сам не знал. Это что-то новенькое.
- Кто это звонит? Из правительства?
- Не знаю, но голос знакомый. Кто это?
- Привет из Домовёнково!
Самсон возликовал:
- Ба, кого я слышу?! Неужели это тот самый мохнатый трусишка, что боится уколов?
Филька обиженно шмыгнул носом. Звук от его самодельной трубки был хорошо слышен всем присутствующим во дворе. А Самсон продолжал:
- Это тот самый домовой, что удирал от наших врачей со скоростью звука?
Вельда расплылась в улыбке.
- Филья, ты, что, действительно боишься уколов?
Домовой от неё  отмахнулся.
- Ну тебя!
Самсон настаивал: -  Так это он, или нет?
-  Я это, Филька.
- Привет, симулянт, как дела?
-  Хреново.
- Что так?
Филька сознался: - Работа есть для твоих мозгов.
Самсон предположил: - То есть, я должен приехать в Домовёнково? Помочь  тебе?
- Ну да.
Самсон торжествовал: - Я знал, я знал, что это случиться! Я сразу это сказал, когда ты от нас сбежал.
- Ну, Самсон… Кто старое помянет… 
- У того диссертацию отберут и звание! Пробовали мы приехать, сразу после твоего дезертирства. Три раза! Даже дорогу туда не нашли. На карте есть Домовёнково, ГЛОНАСС показывает, GPS показывает,  едем, а деревни нет. Я три раза чувствовал себя самым большим дураком на свете. 
- Я сниму защиту. Только мне нужен будет ещё рентген, переносной желательно.
- Это срочно? Может, после Нового года?
- Очень срочно. Если мы не решим эту проблему, то Нового года не будет. И, вообще, Россия может исчезнуть с лица Земли.
- Одна Россия?
- Нет, Норвегии, Швеции и Финляндии не будет. Плюс не будет Канады и половины Америки.
- Что, потоп?
-  Нет. Ледник.
- Это как?
- Так.
-  Но по прогнозам у нас должно быть потепление…
-  Так ты приедешь, или нет?!  Я тебе на месте всё расскажу. Можешь взять с собой того министра и конструктора. Им тоже будет очень интересно.
Самсон решился: - Хорошо, мы приедем. Что мы будем иметь взамен?
Филька принял решение: - Ты хотел решить проблему левитации?
- Да.
- Есть конкретный прибор, который делает это с лёгкостью. Вернее, делал. Надо его починить.
- Починим. А что ещё? У тебя ведь что-то  ещё в загашнике, мохнатый коллега?
- А проблема управления временем тебя интересует?
В ответ Самсон как-то странно замычал.
- Это возможно?
Филька напомнил: - А ты вспомни тех лесорубов…
- Которые за три дня прожили полгода?
-  Именно.
- Хорошо, вылетаю. Но у меня тоже свои условия. Я привезу с собой и врачей.
Филька сердито засопел, но академик его успокоил.
- Да не бойся ты, сейчас они изобрели аппаратуру бесконтактного забора крови. Специально для тебя.
- Хорошо, привози. Тут тоже будут для них проблемы. Когда ждать тебя?
- Через сутки будем.
- Жду. Только позвони сначала, мы снимем временную защиту.
 -Какую защиту?
- Временную. У нас тут своё время идёт.
Самсон понял: - А-а…
Филька: - Б-б! Всё, жду!
Тут Фильку кто-то дёрнул за руку. Это был Кольча. Он показал руками что-то небольшое и квадратное. Домовой понял.
Филька: - Да, чуть не забыл, Самсон! Привези батарейку «Крона».
-  Зачем?
- Очень нужно.
- Хорошо, привезу.
- Пока. Ждём.
Дом на улице Разина под номером 127 жил своей жизнью. Из-за временного разрыва телевизор не показывал, радио у них никогда не было. Чтобы хоть как-то развлечь гостей и отвлечь от выпивки Валентина вытащила из дремучего запаса Лото. Она ни как не думала, что это вызовет такой ажиотаж. Чтобы никто не имел преимущества, а хранители могли манипулировать предметами лучше любого Гудини, бочонки вытаскивал кто-то из людей. Бочонок и монет не хватало, тогда Леший сгонял в лес и откопал клад времён революции. Теперь номера на билетах закрывали золотыми червонцами с профилем Николая второго. Выигрыш же сопровождался таким всплеском эмоций, что Колька всерьёз опасался за сохранность дома. Особенно буйствовал леший. Он умудрялся с места вскакивать на стол, и отплясывать в своих чудовищных бахилах чечётку. Даже скромница Вельда в случае выигрыша топала ногами и визжала так, что у всех закладывало уши, а у Кольки волосы вставали дыбом.
- Ты, мать, потише можешь визжать?
Но Вельда безумствовала: -  Я есть выиграла! Выиграла! Все вы есть теперь дураки!
Банник в случае выигрыша показывал всем кукишь, Снежка порывалась показать стриптиз, Мороз ругался как сапожник, и даже рассудительный Филька всплывал к потолку и оттуда показывал всем язык.
Через сутки у ворот дома просигналил автомобиль. Вышедший на этот звук Колька аж крякнул от удивления.
- У нас во дворе столько машин не поместиться.
В самом деле, на улице стоял целый кортеж. Кроме пяти здоровущих легковых автомобилей прибыл грузовой монстр с жилой будкой на громадных колёсах, большая медицинская машина, ещё какие-то спецавтомобили с хитроумными антеннами на крыше. А из первого «Геленвагена» уже спешили три человека, в первом из которых Колька без труда узнал старого знакомого.
- Самсон, ядрёна кочерыжка! Ты всё пухнешь от голода?
- Здравствуйте, Николай Иванович. Вы всё такой же шутник? Это Михаил Аркадьевич Зотов, главный конструктор космических аппаратов. А это заместитель Премьер министра по вопросам обороны и космоса Виктор Тимофеевич Курятников.
- Какие люди в нашем доме! Проходите-проходите, все уже ждут вас на крыльце.
Зрелище, открывшееся гостям из Москвы, было впечатляющее. На крыльце в самой середине стоял Дед Мороз. Он находился на нижней ступеньке крыльца, но всё равно возвышался над всеми остальными. Рядом, на ступеньку выше стояла Снегурочка, Валентина, а уж по бокам на самом крыльце расположились все хранители. Выглядели они довольно забавно: кругленькие Филька и Вельда, тощий банник и совсем уж несерьёзный лешак. Но при виде такого обилия нечисти, у всех троих гостей по спине пробежал нешуточный озноб. Даже иней выступил на их шубах и куртках.
- Да, вот это кворум. - Шепнул за спиной Самсона Главный конструктор Министру. При этом у него зуб на зуб не попадал.- Морозит жутко.
Министр согласился: - Ага, меня тоже обдало как из ведра на крещение. Это как в Магадане, когда я на прииск поехал без кальсон…
- Ты уже рассказывал!
Филька был за экскурсовода: - Знакомьтесь. Это Николай Иванович и его жена Валентина Ивановна. Это наш гость, настоящий  Дед Мороз, Снегурочка, банник Венька, леший Кольша, моя жена Вельда.
- Гутен таг!
 Филька только представил прибывших, как от калитки снова донеслось привычное: - Здравствуйте!
Ашот: -  Как давно не виделись!
Елена махнула рукой: -  Филя, привет!
Виктор: - Как здоровье?
Увидев этих людей, Филька нахмурился, но так, же представил:
-  Это наши доктора: Иван Иванович, Виктор Викторович, Ашот Ашотович и Елена Мироновна.
- У дедушки перелом ноги и руки? Давно? – сразу спросил Иван Иванович. 
- По земному времени - два дня, по нашему – двадцать пять.
Виктор: - Ого! Можно осмотреть?
Филька отмахнулся.
- Потом. С ногой и рукой мы справимся, тут проблем нет. А вот сани сломаны безнадёжно. Смотрите сюда.
Академики дрожа от холода, уставились на дно саней.
Филька разъяснял: - Тут вся проблема в этой лопине. Такого дерева сейчас уже нет, оно из доледникового периода. А если дед не проедет вовремя над страной, то нас может накрыть ледник. Да, Самсон, ты «Крону» привез?
Самсон вытащил из кармана целую пригоршню батарей. Их с радостным воплем тут же реквизировал Чертёнок. Он лихо раскрутил посох, вставил новую батарейки.
- Это кто? - Тихо спросил Самсон Фильку.
Валентина ответила: - В-внучёк это мой, Кольча. Золотой ребёнок! Кольча, осторожней там, а то з-заморозишь кого-нибудь невзначай.
   Внучёк собрал посох так, словно это был автомат Калашникова. Нажав на почти невидимую кнопку, он убедился, что зелёный огонёк горит, и огляделся по сторонам. Наученная жизнью Дурка носа не казала из будки, побрёхивая лишь изредка. А вот Мурка оказалась полной дурой. Она крутилась возле ног прибывших, мурлыкая со всей возможной силой звука. Этот звук застыл у ней в горле, вместе со всем организмом.
Валька взорвалась: - Кольча, с-собачий ты внук! Т-ты зачем Мурку опять заморозил?! Не ребёнок, а изверг какой-то. В-выродок просто!
   Кольча был неумолим в своей логике: - Мне же надо на ком-то проверить работу посоха, счас я её разморожу.
Иван Иванович его остановил: -  Погоди!
 Он подхватил на руки кошку, начал её рассматривать.
-  Как живая.
- Дай посмотреть!
Виктор Викторович вырвал у него из рук кошку, повертел её в руках и передал хирургу.
- Что, за секунду и полная заморозка? - Спросил тот Чертёнка.
- Ну да.
- Ни фига себе! Как при погружении в жидкий азот. А разморозить её можно?
- А как же. Поставьте её на место.
Доктор поставил кошку на землю, Кольча покрутил что-то на посохе, коснулся его кончиком Мурки. Та тут же ожила, дернулась, взревела истошным голосом, а потом начала тыкаться в ноги академикам и докторам.
- Она сейчас слепая, - Важно заметил Кольча. - Минут через пять отойдет. Я её уже третий раз замораживаю и размораживаю.
Иван Иванович понял главное: - И обратите внимание - никакой проблемы с разрушением клеток.
Виктор  Викторович вообще был в шоке.
 - Да, удивительно. А мы бьёмся с этой проблемой уже лет пятьдесят. Заменяем воду в организме глицерином и всякой другой дрянью. И никакого толку.
Самсон взмолился:  Д-давайте п-пройдём в дом. А то как-то х-холодно.
Министр поддержал: - Д-да…  з-задачу мы поняли, а как бы теперь с-согреться.
В самом деле, прибывшие из столицы гости выбивали зубами всю азбуку Морзе, приплясывали и махали руками.
Колька расплылся в улыбке: -  Прошу, гости дорогие! Сейчас мы вас согреем и накормим. 
Валька поддержала:  Д-д-да, да-да-да, заходите господа!
Все проследовали в дом, на крыльце остались только два рослых  товарища в штатском. Гости сразу прилипли к стенкам русской печи.
Вот теперь мест за столом в кухне едва стало хватать. Так как гости просто дико замерзли, Валентина выставила бутылку настойки, той самой, недопитой – «Белочки». Пили все гости, включая врача-психотерапевта. Настойку московские гости одобрили, она так быстро разогрела их и привела в хорошее расположение духа. К выпивке Валентина подала всё, что нашла в доме съедобного – гречку на гусином сале, пироги с крольчатиной, соленые огурцы и помидоры. Под такую хорошую выпивку и закуску все плохие новости воспринимались добродушно.
Министр уточнил: - Значит – ледниковый период?
Филька подтвердил: - Да, именно так.
Иван Иванович: - Но с травмами Деда мы справимся?
- Да, ему гораздо лучше.
Иван Иванович кивнул головой.
- Мы это проверим. Мы привезли с собой переносной рентген, Узи, МРТ, да и вообще, всю лабораторию. Там столько нового, и всё благодаря вам, Филька.
В это время Министр вспомнил про ещё одну проблему.
- Да, кстати, если у нас тут время идёт по-другому, то, что у нас со связью с внешним миром? Кто у нас заведует временем?
Леший скромно ответил: - Я.
 До этого он молчал, и всё присматривался к врачихе. Елене Мироновне было как-то не по себе от этих взглядов. Она испытывала какие-то непонятные, давно забытые эмоции - мурашки по спине, и если не бабочки, то одна живая саранча точно царапалась в её животе.
Министр:  -  И что с ним?
Леший спросил:  - С кем.
Министр: - Со временем. 
- Да ничего. Я просто остановил то время.
Министр начал понимать: -  То есть мои парни из охраны…
Леший подтвердил:  - Они будут стоять до тех пор, пока я не сниму защиту. Для них время остановилось.
Самсон спросил: - Можно посмотреть?
Леший подтвердил: - Конечно.
Главный, Министр и Самсон, выскочили на крыльцо. Два телохранителя в самом деле сейчас больше походили на двух каменных атлантов. Один смотрел в сторону Дашкиного дома, второй поднёс руку к уху, лицо было сосредоточено. Ни один из них не отреагировал на появление руководства.
Министр: - Куликов!
 Охранник не отозвался. Самсон даже потрогал руку Куликова.
- Как статуя. Словно из камня.
Министр закивал головой: -  Да, круто. Андрей Андреевич, если вы и в этот раз не решите проблему управлением времени и телепортации, то все ваши звания и награды – фуфло.
- Я постараюсь. Плохо то, что они,  - он мотнул головой в сторону дома, - могут, но не знают, как это делается.  А мы теоретически можем, но не знаем, как всё это воплотить в жизнь.
Министр: - Ладно, возвращаемся, а то холодно.
По возвращению все снова выпили «Белочку».
Министр оценил: - Интересный напиток. По вкусу как коньяк, но прогревает как перцовка. Спишете рецепт, милейший.
«Милейший» - то есть Кольша, открыл, было, рот, но кулак показанный Филькой из-за спины гостей, заставил его прикрыть его, и закашляться.
-  Он спишет. Обязательно, - пообещал Филька.
Главный Конструктор был настроен конструктивно: - А что конкретно с этими санями? Что там не так?
Филька начал рассказ: - Они сделаны давно, принцип работы непонятен, чертежи утрачены. Само днище сделано из сплошной плахи странного дерева, которое уже не существует. И вот оно как раз и лопнуло.
- А как они работали? - Спросил Самсон хозяина повозки.
- Я садился, посохом включал сани, дергал вожжи оленей, и сани трогались, - пояснил Дед Мороз.
Главный: - Какая у них скорость?
Мороз чуть подумав: - Ну, близкая к скорости звука.
Министр: - Ого!
Филька пододвинул к Самсону лист, густо исписанный какими-то формулами.
-  Я предполагаю, что днище было как конденсатор, и тут важна структура. Я тут кое-что набросал чистой математики. Надо бы над этим подумать.
Самсон всмотрелся в частокол формул, написанных Филькой, крякнул.
-  Так, нам пару пирогов, кофе, бумагу, всё, что может писать и отдельную комнату.
Их проводили в самую дальнюю спальню, отдали всю бумагу и все авторучки, те, что нашли в доме и те, что привёз с собой академик.
А на кухне атмосфера становилась всё более раскрепощенной. «Белочка», наконец-то, кончилась, достали «Медвежий ужас». Почему-то этот напиток всех развеселил. Пошли анекдоты, а отпочковавшаяся группа женщин с Валентиной во главе даже начала петь любимую песню хозяйки дома – «Зачем вы девочки, красивых любите». Закончилось это традиционно – все уснули там, кто, где упал.
 Поутру встала традиционная, уже ежедневная проблема – похмелье. Как обычно, все старожилы атаковали Вельду. Вновь прибывшие ничего не понимали в этом хоре «страждущих», но по достоинству оценили целебную силу волшебного бочонка.
Виктор Викторович: - Вот что надо сделать, а не всякие там санки.
Ашот был в шоке: - Да, это волшебно. Ещё бы такой же бочонок с коньяком.
Елена была любителем другого напитка: - Кагор бы сюда налить. Или минералку.
Она выглядела совсем невыспавшейся, зевала. Время от времени она поглядывала в сторону Лешего, да и тот как-то странно глядел на докторшу. Вот кто ещё изменился, так это именно Кольша. Под глазом у него сиял свежий фингал, и выглядел он весьма недовольным.
Венька спросил друга: - Это что у тебя такое?
Леший буркнул: - С печки это я упал.
Венька: - Печку-то как зовут?
-  Да иди ты…
-  Куда?
- В дупло к кикиморе!
Венька поморщился: - Ну, нет, я с ней еле развёлся и больше туда ни ногой!
Завтрак был по-деревенски обильным и сытным. Глазунья из домашних яиц, каша с мясом, соленья.
Колька был озадачен: - Однако, народа много, мяса мало, придется еще парочку курочек зарубить.
Валька не одобрила: -  А яйца кто нам нести б-будет? Ты, что ли?
- Не умею и не хочу.  Слушай, а не пора нам кабанчика завалить?
Валька оживилась.
- Это да. Сколько его к-кормить можно, вон какой он здоровый. Никогда  ещё такого не отармливали. Да и народу как раз м-много, помогут, чай.
Колька обратился к гостям: - Мужики, тут такое дело. Кабанчика надо бы помочь завалить.
Гости - Министр и Конструктор, переглянулись и крякнули. Колька успокоил: - Да вы только ноги держать поросю будете. Там делов-то на пару минут. Только Егорку надо позвать, зятя  моего. Он колоть  будет, я порося никак не могу забивать. Сил нет. Кур и гусей – это запросто. Рубанул и всё. Кольча, сбегай за дядькой.
- А чего бегать, вон он идёт. И Дашка с Никиткой. Санки несут. 
   Кольча ткнул пальцем в глухую стену. Вскоре, в самом деле, вошли Егор, Дашка и Никитка.
Колька обрадовал зятя: - Егорка, у нас тут помощники нашлись, так сказать, добровольцы. Желают помочь Ваньку завалить.
Егор обрадовался: - О, вовремя! Морозы как раз хорошие, да и мясцо у нас кончается.  Счас поедим, и пойдём его колоть.
  Дашка взялась за швабру, Никитка бегал по комнатам, изображая самолёт. В самой дальней комнате Дашка обнаружила двух спящих физиков. При этом Самсон использовал коллегу вместо подушки, и Филька, похоже, не испытывал никаких неприятных ощущений.
А в зале Кольча показывал фокусы новеньким зрителям – докторам.
Егор выпил стакан «Медвежьего ужаса» поел, подточил свой фирменный кинжал.
-  Ваньку сегодня кормили? – Спросил Егор. 
Колька замотал головой: - Нет. Зачем?
-  Это хорошо. Ну, пошли. Только двое это мало. Вдвоём вы его не удержите.
Министр напомнил: - Доктора ещё есть.
-  Где там эти доктора? Что за доктора? Ухо, в горло и в нос?
Иван Иванович отозвался, выходя из соседней комнаты:
- Мы тут. Мы не только доктора. Я и Виктор академики, а Ашот профессор. 
Министр: - Мы с Аркадием тоже академики.
Егор подсчитал: - Сгодиться. По академику на каждую ногу, профессор за хвост - нормально. Пошли.
Кольча: - Я с вами!
Никитка: - Я тозе!
 Дашка отрезала: -  Нет! Тебе ещё рано на это смотреть.
Озаботилась и Валентина. Осмотрев дорогущие шубы гостей,  она отрицательно замотала головой.
-С-снимайте это всё. Т-только запачкаетесь вы в этом. Там навозу то по колено. Надо в-вас переодеть во что похуже.
Бригаду одели в то, что нашли: старые ватники, тулупы, душегрейки, валенки. Так, как Колька был роста небольшого, все эти  вещи были женские, Валькины и её дочерей.
Очутившись на крыльце в образе божедомов, мужики, прежде всего, осмотрели «статуи» охранников, потом пошли к сараю.
- Давненько я так не одевался, - шепнул министр конструктору.-  По-моему со времён студенческой картошки.
Главный: - А я вообще никогда так не одевался. Мы виноград собирали под Одессой. В шортах и шлёпанцах.
В загоне перед свинарником с истошным визгом металась будущая жертва. Увидев то, что им предстояло держать, академики и профессор слегка струхнули. Они ожидали увидеть поросёночка, а тут металось нечто, размером с доброго бегемота.
- Чем вы его только кормили? - Спросил Кольку  Иван Иванович.- Это же… носорог.
Ашот так же был в шоке: - Может, его пристрелить лучше? Сейчас вон охрану позовём…
Егор отмахнулся: - Нет, мясо тогда плохое будет. Надо именно колоть, чтобы кровь быстро сошла.
Колька был настроен благодушно: - Да тут всё просто. Накидываем на ноги по петле,  - Колька роздал учёным по самодельному лассо,- и растягиваем их в стороны. Потом переворачиваем его на спину, а дальше уже дело Егорши.
Ашот спросил, с сомнением разглядывая своё лассо.
-  А… вы часто это делали?
 - В этом году будет первый раз.
Виктор Викторович: - А до этого?
Колька пояснил: - До этого у нас сосед бил свиней, Валерка.  Но сейчас он в больнице лежит. Аппендицит. Не повезло мужику, под новый год загреметь в больницу. Ни выпить, ни закусить.
 -  Пошли, - скомандовал Егор, выбрасывая окурок.
Ванька встретил их нехорошо. Мало того, что он был голодный, а это всегда доводило свиней до знаменитого «поросячьего визга».  Как и все звери, Ванька был слегка телепатом, и чувствовал смертельную опасность для его жизни. Так что, увидев непрошеных гостей, свин взревел совсем уже по-звериному и бросился на них с дикой яростью. Те кинулись врассыпную. У всех ученых и министра был лишний вес, никто из них давно не занимался спортом, но сейчас все бегали и прыгали как чемпионы олимпийских игр. Минут десять Ванька гонял загонщиков по загону. Те уворачивались от разъярённого кабана как профессиональные тореадоры, прыгали на забор как спецназовцы.
Войти-то, учёные вошли, но вот калитку они не закрыли. Так что, погоняв загонщиков по углам, а Министра даже загнав в свинарник, и слегка покатав его в навозе, Ванька вырвался во двор. Это было для него новое пространство, так что он даже остановился, и начал осматриваться по сторонам. Из раздражителей тут была одна собака, рвавшаяся со своей цепи вся в пене и лае. Развернувшись, он побежал было в сторону калитки, но тут ловко наброшенное Колькой на шею лассо, развернуло свина в другую сторону и даже сбило с ног. Профессора и академики с воплями кинулись на порося, стараясь захомутать и ноги жертве. Кому это удалось, кому нет, но Ванька сумел подняться и поволок своих палачей, куда глаза глядят. А глядели они в сторону огорода, вернее, санной трассы имени Кольчи Лопухина. Уже через секунду громадный кабан с удивлённым визгом нёсся вниз по горке. За ним, с такими же невольными воплями катились все остальные участники «охоты». Кольча, увидев это, почему-то побежал в дом.
И если кто-то держался за верёвки, кто за ноги, а министр даже за хвост кабана, то хозяин жертвы с выпученными глазами сидел на ней верхом, ухватившись за уши. Было это символически, хотя и получилось случайно. Егор и Ашот катились вниз отдельно, но и они присоединились к общей свалке уже на льду пруда.
Ванька отбивался совсем уже как дикий кабан, но и у академиков вступил в силу закон самосохранения. Ванька долго таскал по льду пруда лежащих докторов наук и академиков. Потом он слегка утомился, и команде загонщиков удалось повалить кабана на землю. Схватка перешла, как говорят спортсмены, в партер. Прошло получаса, и Ваня лежал на спине, на каждой его ноге лежало по академику. Егорша вытащил из-за голенища свой тесак. Правда, он чуть не выронил его от смеха, так как хозяин свиньи ни в чём не помогал маститым помощникам, а только бегал вокруг и причитал: - Ваня-Ваня, успокойся, Ваня! Ваня, потерпи! Всё скоро кончиться, Ваня! Это совсем не больно!
- Ой, умора!
-  В самом деле, Николай Иванович, вы бы лучше мне помогли ногу держать, а то он сейчас у меня вырвется, - прохрипел Ашот.
Егор управился быстро, хотя и пришлось ему бить свинью двумя ударами.
- Ты смотри! Сала, что ли много наел, еле до сердца таким тесаком  достал?
Когда кабан перестал брыкаться и хрипеть, все отвались в сторону. Лежали кто как, кто лицом вниз, кто на спине и переводили дух.
Министр сделал свой вывод из прошедшего боя: - Нет, надо увеличить финансирование сельского хозяйства. Животноводство - такая тяжёлая работа.
Главный спросил: - За счёт чего?
Министр нашёл что ответить: -  Да хотя бы за счёт вас. Когда вы только сделаете фотонный двигатель?
- Если урежете финансирование, то вообще не сделаем.
- Главное в вашем деле мозги, а не финансы.
Тут на конструктора, лежащего лицом вниз, то есть в лёд, взглянуло другое лицо, большое, с круглыми глазами и кривым ртом. Аркадий Михалыч даже не рассмотрел у подлёдного гостя жабры, ему хватило и того, что водяной ухмыльнулся, и подмигнул ему. Заикания конструктор космической техники избежал, но зато обильно описался. Так и лежал в желтоватой луже. 
В это время из-за туши кабана раздался стон. Все вскочили на ноги. Стонал Виктор Викторович.
Иван Иванович: - В чём дело, Витя?
-  Я… кажется…  плечо выбил.
Физиологу помогли подняться. Выглядел он плохо. Не сильно красивыми смотрелись и остальные учёные. Возня на снегу вперемешку с навозом и кровью  превратили изысканное общество лучших умов России в кучку маргиналов.
- Фу, я весь перепачкался в крови и навозе, - скривился Министр, рассматривая и нюхая свои руки.
Конструктор промолчал, зато потрогал мокрые штаны.
«Барак обама! Мать его за чёрную жопу! Этого ещё не хватало! Хоть бы никто не заметил», - мечтал он. 
Но всем было не до мокрых штанов академика, никто этого не понял, все и так были помяты и запачканы.
Тут Колька озвучил ещё одну проблему.
- Так, кабана то мы запороли, а вот что мы дальше с ним делать будем?
   Все оглянулись по сторонам и присвистнули. В борьбе с Ванькой они отдалились от дома метров на триста.
 - Что ж его, туда тащить? - Спросил Иван Иванович, кивая вверх по склону.
Егор предложил свой путь: - Да зачем, сейчас тут его опалим, разделаем и перетаскаем наверх частями.
Колька был против: - Во, дурна голова – беда для дома. Как ты его на льду будешь палить? Ты же вместе с ним и лёд растопишь. Вовчу и Ваську хочешь мясом накормить?
Егор почесал затылок: -  Да, верно. Может, его к берегу перетащить?
- Да ладно, сейчас я его вверх отправлю, - Раздалось рядом.
Все обернулись. Это был Кольша. Он был в своём неизменном пиджачке, и по нему не было видно, что леший сильно замёрз.
Колька удивился: - А ты откуда взялся?
- Кольча позвал. Прибежал, сказал, что вы с ума сошли, кабана на горке катаете. Так что, отправить его наверх? Во двор?
-  Конечно. 
- Ладно, тогда.
Громадная туша кабана мгновенно исчезла.
Министр: - А мы?!
Иван Иванович: - А нас?!
Ашот Аштович: - Мы тоже хотим!
Но лешего уже не было рядом
Колька сплюнул: - Вот, торопыга! И куда спешил? Не к моей ли Вальке? Так, мужики, вы тут сами, а я поскакал. 
И Колька шустро-шустро побежал наверх.
Пришлось всем ковылять вверх на своих измученных ногах. Ашот придерживал своего раненого коллегу, Министр, Главный и Иван поддерживали друг друга.
Наверху их ждал Кольча. Он огляделся по сторонам и восхищенно воскликнул: - Какой хороший каток вы мне расчистили! Надо с мамки коньки стребовать.
Академики оглянулись. В самом деле, на пруду появился идеально расчисленный огромный круг синего льда.
Иван Иванович: - Ну, вот! Ещё одно доброе дело невзначай сделали.
- Грязный, как свинья, - продолжал переживать Министр. - Я спиной прямо в навоз упал.
Егор обнадёжил: -  Ничего, сейчас всё рано баню топить будем. Мыться надо да стираться.
Главный подтвердил: - Стираться – это обязательно. 
И он снова потрогал штаны. Они начали подмерзать.
 Наверху их ждал довольный Колька. Валька оказалась при деле, то есть у плиты. 
- Вы сейчас как фрицы под Сталинградом – побитое войско. Егорша,  Ваньку опалишь один?
- Само собой.
Колька спросил: - Кто мне поможет воды и дров натаскать баню?
Иван Иванович: - Мы сейчас Виктора будем обследовать.
Ашот подтвердил: - Да. Я бы помог, да вот…
Министр: - Мы поможем. Да, Аркаша.
Главный: - Конечно, Миша.
Вызвались самые  здоровые: Министр, Главный Конструктор. Доктора же повели коллегу в медицинский бокс. Пришлось, правда, снимать временной заслон, так что ожили и охранники, и пар выхлопного газа из труб снова начал активно вываливаться в морозный воздух.
Впрочем, Ашот Ашотович быстро вернулся, и взялся помогать Егору. Тот уже опалил кабанчика паяльной лампой.
- Я к тебе на помощь, я, всё-таки, хирург.
Егор спросил: - А как там этот, ваш коллега?
- Виктор? Нормально. Вывих я вправил, Елена сейчас ему делает тугую повязку. Что делать, резать? С чего начнём?
- Нет, резать ничего не будем. Я щетину опалил, сейчас мы кабанчика прожаривать будем. Чтобы сало было вкусным и мягким.
Ашот восхитился: - А-а! Вон оно что. Интересный процесс!  А чем вы его кормили?
- В основном картошкой. Ну и зерна запаривали, комбикорм, как без этого. Зелень он любит, траву всякую, и даже мелкий уголь жрал.
- Как интересно!
Два академика к этому времени натаскали в баню воды и по очереди меняясь, нарубили дров.
Министр восхитился: - Хорошо-то как! Чистый воздух, физический труд. У меня дача под Москвой, но там как-то не так дышится.
   Колька объяснил всё по-своему.
- А у нас тут хорошо дышится, потому что тут ничего нет, никакой промышленности, ничего тут нет. Раньше и хлебокомбинат тут был, и сковородки мы делали. А сейчас ничего. Только вон, дым из печных труб. Так что воздух чистый, леса кругом, бор сосновый  за прудом. Дыши, не хочу! Ну, чего, баню разожгли, через часок будет готова. Может, по сто грамм?
Министр оживился: - А есть?
 - Само-собой.
Колька достал из-за печки заначку, налил по очереди всем помощникам.
Министр выпил первый: - Ах, крепка, зараза! На буряке?
Колька:  - Ага! Знакомо?
- Приходилось. Детство вспомнилось.
Колька спросил внука: - Кольча, сбегай в дом за огурцами.
Главный вдогонку крикнул: - И хлеба там возьми!
С прибытием закуски разговоры в предбаннике затянулись на битый час.
Министр жаловался: - Как вот счас жить? Кругом одни жулики. Вот, космодром строили, так столько уворовали! А казались такими честными, солидными людьми. Сталин бы расстрелял всех, начиная с меня. И ведь сказать было бы нечего, прав был бы на сто процентов.
  Колька предложил: -  Ну, тогда выпьем за Сталина!
Главный кивнул: - За его, дорогого Иосифа Виссарионовича. До сих пор на его наследстве  живём!
К выходу троицы из бани разделка кабанчика шла полным ходом. Кольча, как древний бог путей сообщений Меркурий сновал между домом, свинарником, баней и даже магазином, успевая везде и всюду. Он уже отнёс домой печенку, сердце и вырезку для приготовления праздничной жарёхи. Заняли и службу охраны, она привезла в дом из сельпо двадцать булок хлеба, пять килограммов сахара, чай и кофе. Все остальное было собственного производства семейства Скоковых-Кобылиных.
На печке в громадной чугунной сковороде уже шкворчала жарёха – смесь из картошки, печенки, свиного мяса, сала и лука. Первая партия гостей пошла в баню, за ней готовилась вторая. Всё это походило на подготовку какого-то праздника. Люди партиями шли в баню, оттуда сразу за стол. Выпили все запасы лешего, пришлось Кольке бежать к бабе Маше. Финансировал забег Министр и Конструктор.
Колька постучал в знакомую дверь. В ней открылся лоток навроде тюремного. 
 - Баба Маша, у вас это есть? – Спросил Колька.
- Есть. Одну, две?
Колька был настроен решительно: - Мало. Сколько всего туту у вас?
 - Ну… литров двадцать есть, а что?
- Давай всё!
Хозяйка удивилась: - Куда это столько?! Родился кто, или помер?
-  Гости приехали. Из столицы. Министр, конструктор какой-то по космосу, вроде Королёва. И куча врачей, все академики!
Баба Маша удивилась: - Ба, я и не знала, что у вас такая родня знатная!
- Это моя новая родня. Но приятная.
Колька шмякнул на прилавок пачку денег. Баба Маша немало удивилась: - Ого, откуда столько?!
- Я ж говорю – гости приехали. Вот, Министр спонсировал, персональный, так сказать, грант. Какая у вас причёска сегодня красивая, баба Маша. Дорогая?
На голове у бабушки было нечто, вроде застывшего ядерного взрыва, только кудрявого.
- Да нет. Бесплатная. Приезжали тут двое… на собаке, сделали. Так, это что ж мне теперь, ещё бражку ставить?
- Ставь, баба Маша, ставь, и побольше. Оно так верней будет.
Позже всех с улицы вернулись Егор и Ашот Ашотович.
Егор доложил: - Всё, разделали мы кабанчика. Сало засолили, мясо вывесили морозить. Кишки вон, Дурка жрёт.
Валька похвалила: - М-молодцы! Как раз к жарёхе.
Иван Иванович предложил: -  Ну-ка, наградную передовикам!
   Ашот был в восхищении:
 - Нет, вернусь домой, по весне на даче заведу кабанчика. Я давно о свинине мечтал, а тут всю технологию узнал. Откормлю под новый год, а вас, коллеги, приглашу держать его за ноги.
Иван Иванович пообещал: - Приедем, приедем. Хорошее дело, взбадривает!
А вот физиолог замотал головой.
-  Я пас. Мне сегодняшнего приключения хватило.
Когда за столом собрались большинство, Колька вспомнил ещё кое-что.
- А где наши физики? Филька с Самсоном? Они там ещё не засохли без пирогов и самогонки?
Иван согласился: - Да, надо проверить! В баню бы их сводить.
   Елена Мироновна и Снежка поскакали в дальнюю спальню. Вернулись они быстро.
Елена доложила: - Требуют пожрать чего-нибудь, чаю и не трогать.
Снежка восхитилась: - Бумаги исписали – школе на год бы хватило. Да цифры и буквы всё мудреные!
Девушки отнесли учёным пищу, два бокала чаю и продолжили отмечать неожиданный праздник свежего мяса. Тосты и песни перемежались друг с другом. Истории из жизни и анекдоты сменяли друг друга. Дашка еле утащила мужа и сына к себе домой, при этом уговорила пойти ночевать к ним Виктора Викторовича и Снежку. Ближе к полуночи Иван Иванович спросил: - А время вернули на своё место?
Леший хлопнул себя по плешивой голове, а потом щёлкнул пальцами.
- Полдня потеряли. Вот я косой, с головой пустой! 
 Дольше всех засиделись Колька, Мороз, Министр и Иван Иванович. Они там и уснули, прямо за столом, опустив лица в пустые тарелки.
Проснулись они от того, что Валентина начал готовить завтрак.
Хороший самогон не гарантия от похмелья. Министр толкнул в плечо главного доктора.
-  Иван. Ваня.
- А, чего?
-  Утро уже.
- Да? И что?
Министр спросил: - Мы работать то будем?
Иван не понял: - Мы?
Министр пояснил: - Ну, я в смысле вы.
- А, ты про нас.
- А про кого же ещё.  У нас пока всё зависло, пока эти физики разберутся. Так вы то, работать будете? У вас-то вот, все объекты под боком, изучай не хочу.
- Будем.
Министр озаботился: - Что-то мы расслабились. Мы сколько тут уже? Два дня?
- Ага. А что?
- Так ник-то ничего не делает.
- А что делать?
- Ну, вы хотели исследовать кого-нибудь из этих. Домовых. 
Иван кивнул чугунной головой: -  Счас соберёмся, поправим здоровье и метнёмся исследовать.
Далее всё шло почти по извечному плану. Хор страдающих голосов в сторону голубоглазой брауни, долгожданное наслаждение шотландским элем, сытный завтрак, после которого хотелось только откинуться на спинку дивана и полежать. Но слово «работа» было сказано, и доктора собрались на производственное совещание в одной из дальних спален.
Иван Иванович: - Ну, что, коллеги, надо приступать к работе. А то мы как-то… - он хохотнул.
Виктор Викторович согласился: - Да, пора.
Ашот вздохнул: -  Куда деваться.
Елена была на удивление бодра: - С чего начнём?
Иван: - Надо выбрать объект исследований. Что, продолжим работать с Филькой?
 Елена Мироновна даже фыркнула в ответ на такое предложение.
- Какой Филька? Вы что тут, совсем нюх потеряли? Самогон мозги вам размягчил?
Виктор не понял: - А что? У нас столько данных по Фильке. Осталось немного узнать.
Елена настаивала на своём: - Какому Фильке?! Какая у нас цель всего исследования?
Ашот припомнил:  -  Создать гибрид человека и хранителя. Так сказать – киборга.
Елена ждала: - Ну?
Ашот не понял:  - Что ну?
Докторша ткнула пальцем в сторону промелькнувшего в дверном проёме Кольчи.
- Вот он, уже готовый гибрид.
Иван Иванович не поверил коллеге.
- Кто? Кольча?!
 - Да! Вы что, ничего не знаете?
-  Про что?
- Да, что мы должны знать?
- Ты конкретно нам что-то скажешь? 
- А вы ничего не замечаете? – Настаивал психиатр. 
- А что мы должны замечать?
Елена окончательно огорчилась: - Ну, вы! Тупые… Рассказываю для всех незнающих. Катерина восемь лет назад заблудилась на какой-то там «Кольшиной поляне». Три дня блуждала там, у ней за это время была связь с этим старичком…
Ашот удивился: - С лешим?
- Ну да! А потом она вышла замуж за человека.
Иван Иванович по-прежнему ничего не понимал: -  И что?
- А то, что у него, Кольчи, тело от официального отца, а возможности – от Кольши! Вы видели его манипуляции с коробком спичек?
   Иван Иванович кивнул головой.
-  Ну да, но я думал, что это фокус такой.
-  Какой фокус!? А ворону он на лету взглядом сбил, это тоже фокус? А собак гипнотизирует? А видит сквозь стену?
Виктор вспомнил: - Это да, лично наблюдал.
Иван спросил:  - Откуда такая информация про связь Катерины с лешим?
- Из личных источников. Я хорошо вчера посидела с местными женщинами. Валентина и Дашка всё и рассказали. У Кольчи даже глаза в темноте красным светиться, как у Фильки и всех этих! Он в темноте видит как днём!
Иван, наконец-то, проникся: - Да? Как интересно. Надо тогда с ним познакомиться поближе.
Виктор: - Где он? 
Ашот: - Да тут только что бегал.
Доктора вышли в зал, но Кольчи там уже не было.
- А где Кольча?
 Спросил Ашот Ашотович у моющей полы Дашки.
-  Он с дедом, Никиткой и Кольшей пошёл кататься на горке.
Иван Иванович предложил: - Значит, пойдём и мы кататься. Вперёд, академики!
Доктора оделись, вышли во двор. Все трое тёзок – Колька, Кольша и Кольча с азартом катались на санках с горы. Никитку они по очереди брали к себе на коленки. Врачи ещё раздумывали, как приступить к своей работе, но тут Елена Мироновна сделала неудачный шаг, поскользнулась, вскрикнула, и полетела вниз по горке. Но перед этим она успела ухватиться за Ашота, Ашот за Виктора, а Виктор за Ивана. Так что через секунду вся четвёрка докторов с воплями неслась вниз по горке. Старожилы местного аттракциона встречали их внизу полным одобрением.
-  Ну, молодцы! Вот это я понимаю, свои люди, а то пугали – доктора, да со званиями! – Порадовался Колька. 
Иван засмеялся: -  Да, я как в детстве очутился! Лет сорок так не катался.
Ашот:-  А я с внуком катался, но горка у вас замечательная! С московской не сравнить.
Елена вздохнула: - Вот только карабкаться теперь долго.  Во всяком плюсе есть свой минус.
 Колька засмеялся: - Зачем карабкаться? Кольша, где там этот твой лифт?
Леший улыбнулся: - Поехали.
 И уже через секунду все любители быстрого спуска оказались наверху.
Доктора не поверили своим глазам и прочим органам чувств.
Иван: - Не может быть… Тут же метров сто будет?
Колька подтвердил: - Больше. Двести. Ну, прощай душа! Прокатимся, молодка, до первого куста!
Колька подхватил за талию Елену Мироновну, завалил её к себе на колени, и под визг профессорши понёсся вниз с горки. Кольша же просто толкнул докторов в спину, и те с воплями понеслись догонять своего психиатра.
Дальше всё было в сплошном угаре. Вся компания каталась на горке до конца светового дня. Только когда все выбились из сил и повалились на снег, Иван Иванович осмотрел коллег по работе и развлечению, и спросил:- А где леший?
Колька ответил: - Кольша то? Так он давно ушёл.
- А кто же… лифтом руководил?
Колька пожал плечами: - Ну, точно не я.
Все дружно посмотрели на Кольчу. Тот взгляда не понял, и по привычке начал оправдываться.
- А чё я то? Я не виноват. Чуть что, так сразу Кольча! Я ничего такого не делал.
Елена начала его успокаивать: -  Да мы не против. Кольча, а ты кем хочешь стать, когда вырастишь?
-  Я ещё не знаю.
- А как ты учишься?
Кольча махнул рукой: - Да ни как! Нам оценки ещё не ставят, я ведь в первом классе. Да, и не интересно там. Вот они эту таблицу умножения талдычат! Или алфавит. Раз бы сказали, и хватит. А то каждый день, одно и то же, одно и то же! Дважды два! Четыре! А и Б сидели на трубе!  Задолбали! 
Иван предложил: - Может, ты во врачи пойдёшь?
Кольча пожал плечами: -  Не знаю. А это интересно?
Виктор: - Очень. Хочешь посмотреть наш спецавтомобиль?
-  Это этот, белый такой? С крестом? Хочу!
- Пошли. Елена Викторовна, зайдите в дом, сделайте там какие-нибудь бутерброды и пусть Кольша отключит от общего времени наше авто.
   Елена Мироновна прибежала на место работы с бутербродами и термосом минут через двадцать. И очень вовремя.
Виктор как раз спросил: - А ты уколов боишься?
- Не знаю, мне их никогда не делали.
Ашот не понял: -  Почему?
Кольча пояснил: - А я не болею ничем. В школе вот все грипповали, на карантин даже закрывали, а мне хоть бы что. 
Виктор настаивал: - А прививки? Прививки тебе делали?
- А мать мне их не разрешает делать. Я же не болею, зачем мне их тогда делать?
Иван согласился:  - Логично.
Чертёнок  с восторгом рассматривал многочисленную аппаратуру бокса. Все светилось, сверкало, пикало.
Иван: - Тогда мы сейчас мы у тебя возьмём кровь на анализ. Виктор Викторович - прошу.
- Сейчас сделаем.
- А зачем укол? - Шепнула Елена Ашоту. - Есть же бесконтактный метод.
Ашот ответил: - Он хочет посмотреть цвет его крови.
- Понятно.
Кольча на укол в палец отреагировал спокойно.
- О, я так сто раз малиной накалывался. Это и не больно совсем.
Иван согласился: - Это хорошо, а то вот твой друг Филька так боится таких процедур. Удирает со всех ног. Можно сказать – улетает.
-  Слабак!
- Давай посмотрим, что у тебя внутри. Этот прибор называется УЗИ. Ложись. Вот, смотри, это твой желудок, это твои кишки.
- Прямо как у Ваньки. А они так же воняют?
Ашот подтвердил: - Так же, и мы вообще мало отличаемся от свиней. Ближе к нам только обезьяна. А вот это твоё сердце.
Кольча: - А вы и сквозь кости смотреть можете?
- Да, тут у нас рентген есть. И даже МРТ.
- Как интересно!
Вернулась вся компания медиков в дом уже ближе к полуночи. Кольча был доволен, а ещё больше были довольны доктора.
Министр спросил: - Ну что? Как поработали?
Он, как обычно, восседал во главе стола. Иван Иванович показал большой палец и принялся за еду. А когда Кольча поел и убежал спать к соседям, поделился подробностями.
-  Кристалла как у Фильки в голове у него нет, но в крови десять процентов меди. Когда же он начинает показывать свои фокусы, все эти десять процентов начинают вибрировать, - доложил Иван Иванович.
Ашот восхитился: - Он даже легче становиться!
Виктор подтвердил: - Да! На полкилограмма.
Министр спросил главное: - Генетический материал удалось собрать?
Ашот: -  Да. Он просто идеальный пациент.
Елена снова начала выговаривать коллегам: - Вы все не говорите о главном. Кольча - явный вундеркинд. Уникальная память, запоминает всё с первого раза. При этом он не просто запоминает, он мгновенно осмысливает всё новое.
Министр не понял: - Это как?
Елена начала рассказывать: -  Буквы алфавита и таблицу умножения он запомнил за один раз. Мы немного поучили его медицинским терминам. Латынь он запомнил влёт, функции каждого органа, взаимодействие с другими. Завтра проверим его долговременную память. Если он вспомнит всё, чем мы его загрузили, а загрузили мы его хорошо, то это гений. Оставлять его в этой деревне – преступление.
Виктор озадачил главную проблему: - Осталось узнать совсем немного. Как производить таких суперлюдей.
Ашот предложил: - Надо допросить его мать.
Елена фыркнула: - Допросить!? Может ты ещё пытать её собрался? Иголки под ногти загонять?
Ашот пожал плечами: - А что такого? Ради науки всё возможно. У нас же в машине и полиграф есть. Заставим говорить правду.
-  Ну не скажи. Мне про неё мать родная и сестра столько наговорили. Ради науки она и рот не откроет. Мне с ней нужно поговорить, с глазу на глаз.
Иван был согласен: - Да кто же против? Только как же это сделать?
- Я, пожалуй, схожу к ней в гости.
Министр: - Просто так?
- Ну, не просто так, но повод я найду. Завтра мне нужен будет автомобиль, и надо ещё заехать в сельпо.
Наследующее утро Елена уехала на одном из «Геленвагенов» в гости к Катерине Лопухиной. Поводов было два – нужно было свежее бельё для Кольчи. А ещё Елена должна была уговорить отдать Кольчу на воспитание в спецшколу Москвы. В качестве аргументов она взяла в сельпо бутылочку самого дорого коньяка и коробку конфет. Сколько они проговорили никто из обитателей дома по ул. Степана Разина 127 не понял. Уехала она, приехала через пару минут. Чёрт её знает!
Единственное, волосы у ней были такого вида, словно не мылись неделю. Сама Елена похудела, кожа стала землистой. А на вопрос Ашота Ашотовича: - Как дела? – Елена ответила странно: - Какая гадость, этот ваш армянский коньяк. Особенно пятая бутылка. Спать. Спать.
    После этого она бухнулась в кровать.
Поутру, за завтраком, Елена как-то внимательно присматривалась к лешему. При этом бормотала нечто странное:
- Нет-нет, я не смогу. Это выше всех моих сил. даже ради науки. Пусть я не стану академиком, но так и быть. И вообще… Я столько не выпью.
   Ещё активизировалась физики. Они впервые вышли к общему завтраку.
Самсон вещал, наворачивая ложкой из тарелки: - Мы поняли принцип движения саней Деда Мороза.
Филька, жуя сушку: -  Нужно проверить кое-что. Нам бы рентген.
Иван просветил: - У нас есть рентген. В том, большом кунге. 
Самсон спросил: - А вытащить его можно из этого вашего кунга?
Министр пообещал: - Не вытащим, так разрежем его нафиг.
Виктор замотал головой: - Нет-нет, ничего резать не надо, он переносной.
-  Всё, договорились.
За суматохой этого бесконечного дня многое терялось из вида. Колька, как всегда, топил баню. Валентина с Дашкой и Снежей готовили бесконечные кушанья. При этом самый большой вклад в поварское искусство производила Вельда. Она, порой и пальцем не прикасалась к продуктам, но стоило ей посмотреть на начинку пирога, или свеклу, потушенную к борщу, как все становилось гораздо вкусней.
Перед тем, как вытащить рентген, просветили переломы Деда Мороза. Оказалось, что рука зажила окончательно, а вот нога чуть отставала.
Ашот удовлетворённо кивнул головой: -  Рука зажила, ещё неделька, и гипс можно будет снимать и на ноге. Сколько времени прошло с момента аварии?
Мороз не сразу, но подсчитал: - Тридцать шесть дней.
Виктор подтвердил: -  Нормально, особенно для вашего возраста.
Мороз юмора не понял: - Какой у меня возраст? Мне ещё трубить и трубить до пенсии.
Виктор закинул удочку: - Нам бы кровь ещё вашу посмотреть. Ради научного интереса. 
- Да, пожалуйста! У меня её много.
 Под это дело удалось взять у Мороза и мочу и кал. В крови тоже оказалась значительная примесь меди, но и ещё какая-то субстанция, определить которую удалось только с помощью догадки Виктора. 
- Тут тоже присутствует медь, но не в значительном количестве. А вот это что такое? Я такое не встречал. Какое-то сложное химическое соединение.
Ашот был истинным кавказцем: - Может коньяк? Сколько он его за жизнь выпил.
Иван был настроен скептично: - Ты ещё скажи армянский и назови год изготовления. Шутник. 
Догадался Виктор: -  А я, кажется, понял, что это такое.
Иван: -  Что?
-  Это антифриз. Он же не мёрзнет на морозе, причём совершенно.
   Сначала это посчитали чушью, Ашот даже покрутил у виска пальцем, но, расспросив повелителя морозов, пришли к выводу, что это, в самом деле, так и есть.
Иван: - Дедушка, а вы на морозе мёрзнете?
Виктор  засмеялся: - Какая глупая фраза. Спрашивать Деда Мороза, мёрзнет ли он на морозе.
Иван был суров: - Что ты имеешь против?
Виктор: - Я? Я ничего. Просто чисто лингвистически этот вопрос – нонсенс.
- А чисто по-медицински он точен. Так вы мёрзните на холоде? Какие минусовые температуры вы выдерживаете?
Мороз расплылся в улыбке: - Милые вы мои, как же я могу мёрзнуть? Я же Дед Мороз! Я в Туруханске нагишом купался при минус  семидесяти. Я и в Антарктиде был, при минус восьмидесяти. Нормально! Снегурка, правда, чуть не околела, но ничего, отогрели её полярники. Еле её оттуда увёз, простихвостку.   
Виктор: - И что, вы ничего не чувствовали в это время?
Мороз: - Не, я ревновал, конечно, сначала. Но они меня так опоили спиртом, что я через неделю только очухался.
- Мы не про это, мы про морозы. Кстати, а как вы переносите жару? 
- Да ничего! Мне что в Индии, что в Гренландии – всё едино.
Иван задумался: - Хм. Ты знаешь, Виктор, а это действительно может быть антифриз. Ты этот анализ сохрани как можно тщательней. Если нам удастся создать антифриз для человека, то это нобелевская премия, не меньше!
Удалось и то, на что врачи даже не рассчитывали. Банник Венька сопровождал Мороза в лабораторию врачей, и очень удивился способностям рентгена. Он долго рассматривал снимок руки Мороза. Виктор это заметил.
-  Веня, а хотите, мы и вас просветим, а вам сделаем на память фото вашего организма?
-  В смысле – костей?
Ашот подтвердил: -  Ну да.
Как ни странно, но идея Веньке понравилась. Он даже разулыбался.
-  А чаго? Делайте. Повешу у себя за печкой. Ни у кого такого не будет, а у меня будет. Будет чем гостей удивить.
Виктор, пока пациент раздевался, спросил: - У вас и гости бывают?
- А как же! Сын со снохой. Он у меня в Сандунах банником работает. А сноха в женском отделении. Приедут, бывалоча, притащат мыла импортного, шампуней дорогих. Только мне это ни к чему, я всё равно мыться не люблю.    
- Пойдёмте. Вот сюда встаньте. Не дышите.
 Отдавая снимок самому странному пациенту Виктор Викторович слегка того напряг: -  Знаете, а легкие у вас не совсем хорошие. Затемнения в бронхах. Курите много?
- Ну, есть такое дело. Но я только докуриваю за Колькой и Егором.
Виктор предложил: - Надо бросать. Вам сколько лет?
Венька напрягся,  долго шевелил губами.
- Шестьсот шестьдесят шесть…  Нет, шестьсот семьдесят два. Точно!
   Доктора чуть слюной не подавились от зависти.
Иван, с плохо скрываемой завистью спросил: - А сколько живут ваши… эти…
Венька дополнил: - Родственники?
Ашот подтвердил: - Ну да.
-  Это всё по-разному. Отец у меня чуть-чуть да двух тысяч не дотянул. Пару сотен лет не хватило. Мать, та поменьше прожила, восемьсот с копейками. Он же её бил не по божески, он омшаник дремучий  был, а она из дворовых, при поместье росла. Выдали то её насильно, губернский ведак на неё сильно осерчал за что-то. Видать не далась ему, мы так думали. Отец то у меня дремучий был, один класс образования. А мать и по-французски лопотала. За это он её и ненавидел. Вот и бил он её, болезную.    
Иван спросил: - А ваш отец вас во сколько родил? 
Венька почесал голову: - За тысчонку ему тогда уже перевалило.
Ашот был впечатлён: - Какая удивительная репродуктивность.
Венька не понял: - Чаго?
Иван: - Ну, в смысле, как долго вы можете поддерживать репродуктивную функцию. Детей производить.
Венька развёл руками: - Ну, это по-разному. Лешему вон скоро девятьсот стукнет, а он во всю по бабам бегает. А меня на них не тянет. Я со своей Кикиморой пожил триста лет, потом еле развелся. Алименты ей ещё двести лет платил, чуть сам с  голоду не загнулся.
Ашот спросил: - А кровь вашу можно на анализ взять?
Венька сморщился: - Не, не хочу колоться.
Ашот улыбнулся: - Зачем колоться!  Можно и без этого. Положите вот сюда руку.
Кровь сдавать Венька не хотел, так что применили прибор бесконтактного забора.
Виктор удовлетворённо кивнул головой: - Всё, готово и без укола. А как насчёт УЗИ? Нас всё-таки волнуют ваши лёгкие, да и печень надо бы посмотреть.
Венька спросил: - А больно будет?
Виктор: - Нет, если только щикотно.
- Тогды давай! Когда я ещё такую диспертизацию пройду?
Но самое интересное для врачей было с Кольчей. Парень  проверку на память прошёл исключительно. Он «шпрехал» на латыни так, словно был уже интерном-отличником.
- Ин вино, веритас! Что значит – истина в вине.
Иван был поражён: - Да, память у тебя хорошая. В Москву тебе надо ехать, парень, в Москву.
Кольча удивился: - Зачем?
Иван пояснил: - Там специальные школы для таких, как ты, особо одарённых. Никаких зубрёжек, диктантов, всё строго индивидуально. Школу кончишь лет за пять.
Кольча восхитился: - Класс! А спортом там можно заниматься?
Иван подтвердил: - Конечно. Каким ты хочешь спортом заняться?
-  Боксом. Только мамка меня не отпустит одного в Москву.
Иван махнул рукой: - Отпустит. Мы с ней уже почти договорились.
Кольча подпрыгнул, и начал скакать по кунгу как кенгуру: - Ура!
В это время около саней развивались очень серьёзные события. Сначала их просветили рентгеном. Потом притащили ещё какой-то аппарат уже из закромов Самсона.
Министр спросил Самсона: - Это что?
- Это специальный сканер. Что-то вроде электронного микроскопа. Только он ещё определяет состав материала. Вот она, Филя! Как мы и думали. - Сказал он, тыкая пальцем в экран ноутбука.
Филька восхитился: -  Иридиева сеточка?
- Она. Именно так, как мы и рассчитали. Это катализатор всего действия.
Филька озадачился: -  И как её починить?
Самсон нашёл решение: - Надо сделать точно такую же, и покрыть ею сани сверху. Эффект будет тот же.
Главный переспросил: - Иридиевую сеточку? 
Самсон подтвердил: - Ну да.
Главный: - На молекулярном уровне? 
Филька был беспощаден: - Естественно.
Главный покачал головой: - Это дело небыстрое. Тут штук десять НИИ надо будет подключить, да с десяток просто институтов. Эффект-то будет, но пока её изготовят, тут знаешь, сколько времени пройдёт? Правда, Виктор Тимофеевич?
Министр кивнул головой.
- Иридий дорогой металл, но для этого не жалко. Как только создать такую сеточку?
Все задумались. Самсон первый нащупал верное решение.
- А…может и не надо ничего изготовливать? Филл, а этот ваш Кольша может повернуть время вспять? Или он его только ускоряет или замедляет?
Филька пожал плечами.
- Не знаю. Надо его спрашивать.
Министр оглянулся по сторонам: - Кольша… А, кстати -  где он?
Колька так же оглянулся: - Тут вот стоял. Может, в дом ушёл. Я счас схожу, узнаю.
Колька убегает, бормочет на ходу: - Ну, если он там с моей Валькой! Убью обоих! И два раза! 
 Колька заскочил в дом, сунулся в кухню, но там никого не было. Он в зал. Тоже никого. Слышит приглушённый женский смех, какое-то рокотание на низких тонах.
- Ну, гад, удавлю!
Со свирепым лицом он врывается в спальню. Там почти голые  Валька и Снежка примеряли эротическое бельё.
Снежка прикрываясь: - Ой!
Валька: - Эй, ты чего, с-старый, обалдел что ли?! Стучаться надо!
Колька же оглядывался по сторонам: - Где этот?!
Валька не поняла: - Кто этот?!
Колька показывает на лицо.
- Этот где?!  Бородавчатый?
Снежка поняла: - Леший, что ли?
- Ну да!
Валька возмутилась: - Да не было его тут! Мы тут б-бельё меряем, а ты тут припёрся, мешаешь. Уйди, гад!
И Кольку взашей вытолкали из спальни.
Валька: - Во дурак-то!
Снежка: - Так, мы на чём остановились?
- Вот на этом комплекте.
Снежка запела: - Валечка, только для тебя всего пятьсот рублей. Это из самого Милана, без всяких таможен. Я тебе по своей цене отдаю, только чтобы не быть в убытке.
Валька одобрила: - Хитро ты это придумала, подруга, в мешках для подарков таскать к-контрабанду.
Снежка: - Ну, с нашей зарплатой надо же как-то выживать. А вот это тебе тоже очень пойдёт. Не тебе, так Дашке. Надо же ему как-то мужа возбуждать.
Валька была конкретна: - Ну, если ей уже надо, то мне сам б-бог велел. Беру всё! Дашку тряхну, Катьку, лосиху эту неблагодарную, ограблю, но куплю! 
Колька вернулся из дома недовольным.
- Нет его там. 
Начали искать лешего, но его нигде не было. Стали кричать.
Филька: -  Кольша! Ты где?
Самсон: -  Леший! Выходи!
Министр: - Кольша! Дело есть срочное! Хватит прятаться!
Главный: - Да где же он? Кольша!
Кричали все на разные голоса, и люди, и хранители. Помалкивал только Венька. Потом он боком-боком начал двигаться к своей бане, а потом и совсем пропал.
Колька предположил: - Может он того, ушёл на свою поляну? Надоели ему мы тут все.
Филька покачал головой: - Да нет, на него не похоже. Он мужик ответственный. Пока дело не доделает, не уйдёт.
Впрочем, Кольша скоро появился, откуда-то со стороны бани. Фильке показалось, что дверь за ним закрыла женская рука, но Вельда была рядом с домовым, а остальное его не волновало.
- Кольша, вот ты где. Слушай, а ты можешь запускать время назад? – Спросил Филька. 
Леший удивлённо поднял брови:  - Назад? Не знаю, не пробовал.
Самсон молитвенно сложил руки: - Попробуй, очень нужно.
Леший не понимал: -  Что, всё вернуть назад?! И вас тоже?
Министр:- Нет, нет, не всё и не всех, а только эти сани.
Леший: - Сани?
Филька подтвердил: - Ну да!  Вернуть их в то время, до столкновения. Чтобы они снова стали целыми.
Пока лешего загружали новой задачей, дверь бани снова приоткрылась, выглянула Елена Мироновна. На плечи её был накинут чей-то полушубок. Поискав кого-то взглядом, она махнула рукой хирургу.
Ашот спросил, ткнув себя пальцем в грудь: - Меня?
 Елена кивнула головой, и хирург пошёл в баню.
Когда он вошёл в предбанник, психиатр требовательно приказала:
- Раздевайся!
Сама она сбросила полушубок, и оказалась в костюме хорошо распаренной Евы. Ашот попятился к выходу.
- Зачем?!
-  Затем. Детей будем делать.
- Ты что, хочешь отбить меня у моей Наири?
-  Нужна мне твоя Наира. Пошли, я узнала точно, что после такого же секса у Катерины появился Кольча.
Ашот ничего не понимал: - Какого секса? Кто появился?
Елена чуть не взвыла: - Господи, я же вам всем уже всё рассказывала! Ну, сначала у Катерины был секс с лешим, а потом с человеком.
Ашот ничего не понимал: - И что?
- А то, что на свет появился Кольча. Надо попробовать сделать то же самое.
- Что, то же самое?
- Господи, какой же ты тупой! А ещё профессор! Я только что ради науки совершила подвиг - отдалась лешему. Он свою работу сделал. Теперь твоя очередь.
Ашот беспомощно замахал руками: - Но… это как-то…
Елена подбоченилась: - Ашот, ты учёный или что!?
-  Ну да. Я учёный, я… я профессор! Меня вот-вот должны на членкора выдвинуть.
- Ты знаешь, что учёные всегда проводили эксперименты над собой? Чумой себя заражали, тифом?
- Естественно. Это ещё я в первом меде проходили…
- Естественно! - Передразнила его Елена. - Тебе что, госпремия не нужна?
-  Да нет, неплохо, было бы её получить. А за что?
Елена покачала головой: - Какой же ты… тяжёлый. За методику производства сверхлюдей дадут как минимум государственную премию.
- Ты думаешь?
Елена: -  А в максиме – Нобелевку. Ну, пошли, что я с тебя должна портки стягивать! Ты кавказец, или нет? Перед тобой стоит красивая голая женщина, а он мнётся, как прыщавый гимназист!
Этот довод сломал оборону хирурга, но, уже входя в парную, Ашот спросил: - А Наири точно ничего про это не узнает?
- Если сам не расскажешь, то не узнает. Пошёл!
  И Елена, дав профессору пинка, втолкнула коллегу в парную.
Пока доктора решали свои локальные медицинские задачи, все остальные московские гости с трепетом смотрели на Кольшу. Тот же стоял перед санями, вперив в них свой взгляд. Минут двадцать ничего не происходило, потом они дернулись, затем перевернулись.
Главный облегчённо выдохнул: - Похоже, процесс идёт. - Шепнул  он Министру.
 - Поплюй.
- Тьфу-тьфу-тьфу.
Министр утёрся: - Да не в меня же! Я справа стою. В Ивана вон плюй.
Главный: - Тьфу!
Иван Иванович глянул очень выразительно, но утёрся молча. 
Сани Деда Мороза несколько раз сменяли своё положение, один раз дёрнулись так, что сбили с ног Фильку и Самсона. Время шло, все замёрзли, но никто не уходил. Колька шепнул что-то внуку, и тот в три приёма  притащил из дома самовар, чашки, заварник, и всё остальное, что нужно для сугрева.
Колька сморщился: - Эк, дура-баба! Я же про другой сугревательный метод Кольче говорил. – Он даже сплюнул. -  А Валька самовар прислала.
Министр одобрил: - Ничего, и это подойдёт. Ну, кому чаю? 
Иван отвтил: - Всем.
Самсон подтвердил: - Это точно! Сегодня снова похолодало. 
  Расчистили от снега стол под навесом, водрузили на него самовар, сушки, сахарницу. Вскоре с горячими пирогами подошли женщины, а от соседнего дома Егор и Дашка. Вскоре из бани подошли и Елена с Ашотом.
Валентина: - Горячие пироги, с гусиной п-печёнкой.
Главный, попробовав блюдо: - Изумительно! Вот, Аркадий,  в каком ресторане мы бы попробовали такую прелесть?
Министр: - Ни в каком. Тут ещё один воздух пьянит.
Колька предложил: - Может по сто грамм?
Министр отрицательно покачал головой: - Не сейчас! После. Вот чайку можно! 
 Пир пошел в гору! Один Кольша стоял перед санями, практически неподвижно. К нему даже боялись подходить с чаем, настолько он выглядел сосредоточенным. И спустя три часа произошло то, во что уже мало кто верил. Санки поднялись вверх и улетели за дом.
-  Ура!!!
 Дружно прогремело над всей деревней.
Иван предложил: -  Качать его!
 И леший полетел в воздух, уже с помощью мужских рук. Подбросив раз пять, лешего опустили на землю.
Министр оглядывается по сторонам: - Где они теперь?
Колька ткнул рукой: - Да вон, за домом висят в воздухе.
Чтобы спустить санки на землю так же пришлось поколдовать и лешему и Фильке. Сани притащили снова во двор, перевернули. Днище саней находилось в идеальной целостности.
Дед Мороз ликовал: - Целое! Целое! Я уж про такое и думать не смел! 
 Он даже поцеловал сани.
Министр: - Ну-ка, дедушка, пробуй!
Дед Мороз торжественно приковылял к своему транспорту, принял из рук Кольчи посох. Подняв его, он прикоснулся острием посоха к саням и торжественно заявил: - Ну, колода, давай! Поднимайся!
И сани очень ровненько поднялись вверх. Крики «ура» снова огласили воздух. Теперь попытались качать Мороза, но тот был слишком тяжёл, да и Снежка начала вопить так, как будто деда пытались зарезать, а не качать.
- Да вы уроните его сейчас, снова что-то сломаете! Идиоты! Поставьте его на место!
Министр согласился: - В самом деле, не надо рисковать. Ставим, осторожно.
Торжество как-то плавно перетекло с улицы в дом. Теперь уже проставились учёные.
Министр махнул рукой: - Всё, Кольша, отменяй своё время и зови охрану мне сюда.
Появился охранник.
- Так, Куликов, махом в сельпо, купи ящик самого лучшего спиртного. Сам попробуй, отвечаешь за это головой, чтобы не угробить лучшие умы России. И закуски.
Охранник: - Какой?
Министр: - Всякой! Скупи там всё к чёртовой матери. От селёдки до бескозырки!
К сельпо подъехал «Геленваген», три сотрудника в штатском зашли в магазин. В нём скучала продавщица,  полки магазин были полны. Вскоре охранники вышли груженые ящиками, коробками, пакетами. За ними с безумными от радости глазами выскакивает продавщица.
Продавщица: - Приезжайте ещё! С Новым вас Годом! Дай бог вам хороших невест. 
За ней в открытую дверь видны пустые полки. Продавщица вытаскивает из кармана кипы денег.
- Выручку за полгода сделали! А я уж хотела закрывать магазин. Вот бы ушла, дура!  Даже коньяк забрали, что со времён Горбачёва стоит. Дорогой страшно!
Подходит бабушка.
- Валь. Мне бы хлебца две булочки и кефира бутылочку. Да конфеток каких-нибудь сладеньких.
Продавщица: - Опоздала, баба Нюра. Ни кефира, ни хлеба нет. Всё скупили благодетели!
Бабка озаботилась: - Ой! А когда же теперь будет?
Продавщица: - Двенадцатого января приходи. Так и быть, хлеб я вам  привезу. 
И захлопнула перед носом бабки дверь.
А в доме Кольки Скокова начался банкет.
Министр сказал, скручивая с бутылки пробку: - Ну, теперь это дело можно хорошо отметить! Кольша! Останавливай внешнее время!
Тот крякнул, щёлкнул пальцами: - Это я люблю! Это мне по нраву!
Министр спросил: - А что? Кто против? Я в отпуске три года не был, имею право немного оторваться? Ну, подняли бокалы за отлично проделанную работу! За единение людей и хранителей! Ура!
Все дружно крикнули: - Ура!
  Качество напитка подтвердил свежевымытый Ашот.
- Где они его нашли? Этого завода давно уж нет. А главное – вкус настоящий! Как до перестройки! 
Он выглядел довольным, хотя временами подходил к Елене Мироновне и всё о чём-то её допытывался. Та после этого просто зверела.
-  Господи, как ты меня уже задолбал! Ну почему я отдалась именно тебе?! Надо было согрешить с Виктором или Иван Ивановичем.
Ашот прижимал к груди руки: - Нет, Лена, просто я с Наири уже тридцать лет…
-  И ещё столько проживёшь, если раньше не крякнешь!
Ашот признался: - Да? А мне понравилось и с тобой. Так всё ново. Может, как-нибудь ещё в баньку сходим?
Елена хмыкнула: -  Да ни за что на свете! Даже и не мечтай!
Ашот настаивал: - Ну, Лена, Лена. Эксперимент надо повторить. Ты же знаешь, что один эксперимент не идёт в расчёт, нужна серия экспериментов.
- Отстань!
Доблестное решение проблемы отмечали три дня.
У министра в кармане нашлась потёртая колода карт, и азартная жизнь в доме Скокова поднялась на другой уровень. Играли в дурака, козла, покер. Мухлевали безбожно. Порой оказывалось, что после розыгрыша в отбое лежало двести карт вместо тридцати шести. Фальшивые карты уничтожались, и снова шёл розыгрыш.
Казино перемежалось с рестораном. Ели много, сытно и даже изыскано. 
Колька спросил: - Мидии? И по чём это они? 
Егор прикинул: - Двести рублей сто грамм.
- Две тысячи кило? Это мы, выходит, когда прошлый раз для курей ракушек с реки притащили, скормили им тыщ на сто? 
- Не меньше.
- Ну, давай, зятёк, выпьем за нас, миллионеров.
- За нас, папа Коля!
В дальней спальне на диванчике сидели хорошо поддатые Леший и Елена. У Лешего в руках початая бутылка коньяка, психиатр же кормит лешего шоколадными конфетами.
Елена: - Ешь, вот «Белочка», очень вкусные конфеты. И не уговаривай меня, не надо.
Леший чуть не плакал: - Ну, Лена, оставайся! Я в последнее время только о тебе и думаю. После того, как ты мне врезала по морде, ты – королева в моих мыслях.
Елена не поверила: - Ага, а потом были Валя, Снежа.
- Они сами напросились. Это ж бабы!
- И я тоже баба.
- Нет, ты другая, ты особенная. Они просто бабы, а я же тебя замуж зову! Будешь моей кикиморой.   
Елена подняла высоко брови: - Да? Так меня муж называл, когда мы  расходились. Прямо в зале суда, представляешь?
Леший: - Я с ним полностью согласен! Ты идеальная кикимора!
Елена была категорична: - Нет, не уговаривай.  У меня в Москве дом, работа, карьера. И вообще, я  хочу получить если не Нобелевскую, то хотя бы государственную премию. 
Леший аж зарычал: - Зачем тебе эта премия?! У меня  в округе пять кладов зарыто! Пять! Там одного золота шесть пудов!
Елена удивлённо посмотрела на собеседника: - И тебе этого золота не жалко?
- Нет.
Елена переспросила: - Ради меня?
Леший подтвердил: - Ради тебя!
Елена: - Ух, ты мой, золотой! Вот - всё отличие от мужа. Тот оттяпал у законной кикиморы  квартиру, а ты готов свою кикимору озолотить. Дай я тебя поцелую, маленький ты мой!
И она поцеловала лешего.   
- Но с тобой я всё равно не останусь. Но приезжать буду. Вдруг эксперимент не удастся. Да и так. Для души. Давай ещё по рюмочке,  а то у тебя, Алено Делон, бородавки появились. 
За праздничными гуляньями еле вспомнили, что пора снимать Морозу с ноги гипс.
Иван: - Слушайте, я с этим вашим календарём совсем запутался в днях. Нам не пора дедушке гипс снимать? 
Виктор согласился: - Пора. Должно уже срастись. Ножницы в доме побольше есть? А то в бокс идти неохота.
Пару минут поковыляв по дому, Дед признал, что боли не чувствует.
Мороз: - А нормально. Ничего не болит.
Колька: - За это надо выпить. Вообще, этот ваш коньяк странный какой-то. Чем больше пью, тем сильней трезвею.
Ашот был по кавказски цветист: - Так и должно быть. Хороший коньяк не пьянит, он убирает горе и обостряет радость.
Главный: - Хорошо сказал! По-кавказски! Дай я тебя поцелую! 
Иван: - Тогда давайте выпьем за гостеприимных хозяев этого дома!   
   После того, как все выпили, Министр сказал: - А я ещё одну карточную игру знаю. Бура называется. Показать?
Больше всех обрадовался Кольча:  - Давай.
Министр погрозил пальцами: - Но не мухлевать, малой! У меня и так уже комплекс неполноценности! Ну, теперь я у тебя точно обыграю!
Через час Главный бросил карты на стол: - Всё надоело, и бура и подкидной. Кстати, вы снова, господин министр, дурачёк
Кольча подтвердил: - Ага, и с погонами.
Министр повертел в руках шестёрку бубей: - А не пора ли нам по домам, господа? Мы уже, похоже, так надоели хозяевам.
 - Пора,  -Подтвердил Иван, тасуя колоду. - Сколько там до Нового года осталось?
Колька: - Всё столько же. Два дня.
Министр махнул рукой: - Всё! Сворачиваемся! Где Самсон?
Колька махнул рукой в пространство: - Они с Филькой всё там что-то решают.
Оказалось, что физики решили заодно махнуть и решение управления времени. Еле их опустили на грешную землю.
Министр положил руку на бумагу: - Всё-всё-всё! Хватит формул, пора домой.
Самсон сморщился, сказал Фильке: - Я подъеду после Нового года, всё дорешаем.
Вельда предложила: - Вы жену и дочку привозите. У нас тут такая горка, такой воздух!
Самсон оценил: - А это хорошая идея! А то они у меня деревню только на картинке видели.

Сначала решили проводить Мороза и Снежку. Запрягли в сани оленей, Снежка уселась на своё место. Мороз приготовился занять своё. Подошёл Министр.
- Дедушка, одна просьба, пожалуйста, больше так не пейте. А то ведь ещё раз и не спасём.
Мороз качнул головой: - Всё, завязываю с этим. Кодироваться хочу.
Министр согласился: - Надо-надо. Ну, с богом!
 Потом  Валентина что-то нашептала на ухо Морозу. Тот кивнул головой, вышел в огород, едва избежав горки. Три раза он хорошо приложился посохом к земле.
- Всё, жуков этих американских теперь точно у вас не будет.  А под следующий новый год заеду, и снова их уничтожу.
Колька расцвёл: - Вот это спасибо! Вот это настоящий подарок, вот это по-королевски!
Стартовал Дед шикарно. Сани плавно поднялись вверх, Мороз важно помахал всем рукой, Снежка прокричала своё традиционное:
Снежка: - Всего хорошего, дети! Счастья вам всем!
Мороз: -  С Новым годом! Дай бог встретиться через год!
А потом весь кортеж рванул с места, всё больше увеличивая скорость. Через несколько секунд это была только тёмная точка на горизонте. Все снова невольно закричали «Ура».
После этого хозяева дома долго прощались с учёными.
Министр: - Ну, теперь и нам пора. Так, Валентина, ты как хозяйка. Вот, прими.
Он передал Валентине толстую пачку денег.
Валька замахала рукой: - Ой, куда это с-столько?
Министр: - Это за постой. Мы сколько за эти дни съели и выпили? Орда целая на постое была. Или мало?
Валька: - Так вы и так сколько н-навезли всего!
Министр: - И почти всё съели.
Колька: - Куда с добром! Теперь точно крышу обновим. Приезжайте все к нам просто в гости! Летом приезжайте, у нас тут такая рыбалка на пруду! А грибы! Грибы какие хошь! Я все заветные места покажу. Там белые – во! Размером с голову!
Министр: - Приедем обязательно! Я хочу попробовать эту вашу рыбалку на пруду. Да, Аркадий Михайлович?
Конструктор рыбачить не хотел. Ему хватило взгляда водяного и мокрых штанов.
 - Нет уж! Я на пруд ни ногой. Я лучше по грибы пойду. Это как-то безопасней. 
Затем Министр отвёл Кольку в сторону.
Министр: - Николай Иванович, мне бы самогочика, того на буряке. Литров пять.
Колька кивнул головой: - Сделаем! У бабы Маши как раз поспело! 
Доктора задержались дольше. Больше всего обговаривали судьбу Кольчи.
Иван: - Мы приедем за ним после Нового года. Числа пятнадцатого.
Елена: - Да, надо обговорить  с руководством спецшколы процесс обучения в Академии наук.
Катерина была в нерешительности: - Может не надо его в Москву? Что он там один делать будет? 
Виктор настаивал: - Надо! Такой талант нельзя закапывать в деревне. Ты забрал тот учебник по физиологии?
Кольча кивнул головой: - Да, и уже его прочитал.
Виктор спросил: - Всё понял?
-  Почти.
Иван был доволен: - Молодец, что почти. Вот это главное – не врать. Ладно, тогда до встречи!
С Кольчей прощались как со взрослым, за руку. Когда звук  двигателей машин кортежа окончательно затих вдали, все оставшиеся ощутили себя так, словно оглохли и ослепли.
Колька вздохнул: - Тихо-то как. Мать, нам не пора ещё пару гусей забить?
Валька согласилась: - Н-надо. А то тех-то съели. Надо быстро их, а то до Нового года не успеем их ощипать.
Егор спросил: - С чем будете делать? С капустой, или с яблоками?
-  С яблоками. И ч-черносливом. Пошли в дом, что ли?
Колька качнул головой: - Пошли
Дома все  уселись за стол. Кроме Кольки, Вальки, Дашки, Егора, Катерины, присутствовали и Филька с Вельдой, да Венька.
Колька попросил: - Мать, плеснула бы нам что-нибудь из московских запасов.
Валентина, к удивлению многих, молча выставила на стол запечатанную  бутылку коньяка. Колька разлил все по ёмкостям, только начал говорить тост: - Ну, большое мы дело сделали…
И тут по крыше дома ударилось что-то тяжелое, объёмное.
-  Как!? Опять!?
Филька вытаращил глаза: - Он же только что улетел?!
Егор: - Не может быть! 
 Одевшись как можно быстрее, все толпой вывалили на улицу. Но во дворе никого не было. Тогда все развернулись в сторону крыши. И тут сзади раздался знакомый ехидный голосок: - Что вы там такое нашли? Или звёзды считаете?
Венька взревел: -  Кольша, собака! Ты чего нас пугаешь!?
Филька чуть не лопнул: - Я тебя сейчас убью! Чучело лесное!
Вслед за ними возмутились и остальные жители деревни. Лешего тут же повалили в снег, натёрли его лицо снегом, а Филька даже содрал с ног ботинки и их тоже набил снегом. Кольша орал как полоумный, но вырваться не мог – держали его коллеги по избранности. А потом всё плавно переросло в снежную войну всех против всех, действие сместилось в огород, с неизбежным падением с горки, общим хохотом и визгом. Тем более что подниматься вверх не надо было. Невидимый лифт  работал бесперебойно!

ЧЕРТЁНОК-2
или Екатерина Лопухина Великая! 
История 12
  В здании боксерского спортивного комплекса общества «Знаменосец труда» шла обычная, повседневная жизнь. У груш и сразу на нескольких рингах рьяно тренировались боксеры, на них с грозным рыком прикрикивали тренеры.
- Сергей, выше, выше подними плечо! Ты раскрываешься! И левую не забывай, что ты только правой бьешь?! У тебя две руки! Если тебе нужна одна, то я тебе вторую оторву!
   Звуки ударов о перчатки и груши были слышны даже на втором этаже, в кабинете директора спортивного общества «Знаменосец труда», Андрея Андреевича Плешакова. Кабинет директора, как обычно в таких случаях бывает, был богато украшен витринами с кубками, медалями, и эффектными афишами с анонсами боксерских боёв. Были там и фотографии самого Плешакова, обычно в обнимку с потными и усталыми боксёрами. Сейчас лицо самого Плешакова было не менее усталым, и весьма озабоченным. 
- Звонил Фишман, спрашивал насчёт бойцов, в UFC к октябрю. Ты же знаешь, что это значит для нашего общества. Да-да, Васильич, не кривись. Я знаю,  что ты не переносишь этого еврея, но что делать? Это неплохие отступные за бойцов, плата за обслуживание боев, спонсорские деньги. Кроме Лаврова и Остапчука от нас кого можно выставить?
   Его собеседник пожал плечами.
- Да никого. Молодёжь ещё не обкатана, ветераны уже и так все в этих самых боях без правил. Так, пара легковесов на подходе, но это через годик-два.
   Плешаков возмутился.
 - Я не понял, это что значит, и в первом тяже нам некого выставить? У нас же тяжевесов было как грязи?!
  Старший тренер, все его звали просто Васильич, огорчённо развёл руками.
- Да вот так! Филин попался на допинге…
- Помню.
- Иванов в запое. Только начал, это ещё недели две, до соревнований не восстановиться, сдохнет в третьем раунде.
- Скотина! А Сазонов? Сазонов где у нас? Где этот наш европризёр? Я о нем уже год ничего не слышал. Он же сам собирался переходить в UFC?
   Васильич чуть замялся.
- С Димкой странная история приключилась. Он в прошлом году поехал в лагерь навестить сына, там подрался с  Корнеевым…
   Плешаков прервал его.
- С Корнеевым?! Из-за чего? Они же всегда друзья были, не разлей вода?  Чуть не с детского сада вместе.
- Да вот так, были друзья и кончились. Сына они никак поделить не могут, мудаки! Лешка женился на бывшей жене Сазонова, усынавил его Ваську, а тот никак ему этого простить не может. Вот они там, на природе и зарубились.
   Плешаков по-прежнему ничего не понимал.
- Так что там было? Они что там, покалечили друг друга!? Руки ноги друг другу поотломали?! Что?!
- Да нет! Лешка так, синяками отделался, а вот Димка выбыл и надолго. Он сломал костяшки пальцев на обеих руках и попал в дикий нокаут. До сих пор врачи не разрешают ему драться.  Год прошёл, а у него до сих пор жуткие головные боли.
   Плешаков удивился.
- Это Лёшка его так!? Никогда бы не подумал. Он же на пять кило меньше весит. Да и удар у него так, слабоватый. Он всегда выносливостью брал, любой удар держал, даже Берга.
- Да нет, в том то и дело что это не Лёшка его сделал. Баба его какая-то так отфигачила.
- Какая ещё баба?
- Да местная какая-то деваха. Работал она там, толи поварихой, толи кладовщицей, что-то так. Точно не знаю. В общем, она его и послала в нокаут.
   Плешаков возмутился.
- Что ты мне пургу гонишь, Васильич!? Чтобы какая-то повариха уделала Димку Сазонова? Да он самому Бергу только по очкам проиграл! А Берг из сорока боёв выиграл нокаутом тридцать восемь!
- Да я бы сам не поверил, если бы не видел это видео. Эта штука завирусилась в инете ещё зимой. Она собрала больше просмотров, чем бой Мохаммеда Али против Фрезера. Ты не видел?
- Нет. Это когда было?
-  В декабре. А-а, ты же тогда в Турции отдыхал. Счас, я найду его. Совсем ты, Андрюша, отстал от жизни, не шаришь в интернете. Пора новые технологии осваивать. Бывает иногда очень полезно.
  Тренер пододвинул себе ноутбук, немного пошаманил над ним, и развернул его экраном директору. Всё действие на экране происходило прошлым летом, когда жительница деревни Домовёнково Катерина Лопухина, в девичестве Кобылина, устроилась работать поварихой в детский оздоровительный лагерь «Дружба». Туда же она пристроила и сына – семилетнего Кольчу. На хозяйстве оставался муж Катерины, Колька Лопухин. Прибыв в выходные проведать жену и сына, Колька невольно попал в жернова разборок двух боксёров насчёт общего сына. Димка Сазонов хотел его мимоходом вырубить, но вместо этого почему-то по очереди сломал себе костяшки кулаков на обеих руках. Это сработала защита, поставленная Кольчей, хоть и маленьким, но совсем не простым сыном Катерины. А потом сама Катерина вырубила серебряного призёра одним мощным ударом кулака в лоб.   
   Именно эту сцену с огромным недоумением и наблюдал сейчас Плешаков. И за странным «боем» двух боксёров, потом стычку с Колькой Лопухиным и финальный удар Катькиного кулака в лоб Сазонова. Вот при этом директор аж крякнул от восторга.
- Эх, как она его, а! Прямо в лоб! Ты видел, какой удар?!
   Васильич согласился.
- Видел. Кувалда.
Плешаков кивнул головой.
- Ещё какая кувалда! Но Кувалда у нас уже есть. Надо ей другое имя поискать. Молот. Наковальня. Турбина. Нет – Молотилка! Русская Молотилка! 
    Васильич ничего не понимал.
- Имя?
- Да!
До тренера начало доходить
- То есть ты что, её хочешь…
Плешаков кивнул головой.
- Именно! Я хочу, чтобы эта женщина выступала за нашу команду в боях без правил. Смотри, какая шикарная фактура! Рост- жопа-сиськи! А главное – удар! Сдерём с Фишмана бешеные деньги за её подготовку, за сопровождение. Найди её адрес, я сам хочу съездить и посмотреть на неё лично. Нужно оценить, что она может сообразить кроме удара.
- Хорошо, поищем. Хотя странно. Мы всегда берем женщин из тяжёлой атлетики, лёгкой атлетики, метателей молота или копья…
- А потом учим их бить. А тут и учить не надо. Тут уже удар дай боже! От природы!  Найди её адрес! Быстро!
- Хорошо, поищем.  Хотя и не знаю как.
    Через неделю после этого разговора у ворот усадьбы Кольки Лопухина в деревне Домовёнково затормозила иномарка, целый «Мерседес».  Плешаков выбрался из машины, огляделся по сторонам. Потом он спросил водителя: - Точно этот дом? Ты не ошибаешься?
  Водитель, звали его Володей, даже обиделся.
- Ну, если я ошибаюсь, то и Глонасс ошибается. Тот это дом, тот. Степана Разина три. Чего проще?
   Дом был старый, можно сказать древний, срубленный из могучих, чёрных от времени брёвен. Крыша дома требовала особого разговора. Она была покрыта даже не шифером, а деревянными плашками, так называемым лемохом, такой чисто русской деревянной черепицей, так  же почерневшей от возраста. Кое-где эти пластины были светлые, их явно недавно заменили.  Плешаков покачал головой.
- Да, глубинка. А ведь до Москвы ведь и не так и далеко. А у них даже газа нет, спасибо Газпрому. Ну, пошли в дом. 
  Директор подошёл к калитке, врезанной в огромные, потемневшие от времени ворота, толкнул её, убедился, что она заперта,  постучал в неё кулаком. Никто не ответил, только собака с другой стороны забора залаяла. Постучал он ещё раз, с таким же эффектом. Тогда Плешаков крикнул: - Эй, там есть кто живой? А-у!
   Отозвались ему откуда-то сверху.
- Вы к нам, что ли?
  Директор поднял глаза - на воротах сидел мальчишка лет семи-восьми с лукавым выражением лица. Плешаков кивнул головой.
- Ну, если тут живёт Екатерина Лопухина, то тогда к вам.
- Живёт она тут, но мамки сейчас нету дома. Она пошла папку лупить.
   Плешаков удивился.
- Чего это она его лупить собралась?
- Да он снова хочет всю зарплату пропить. Он тут колымил с мужиками из Молдавии целый месяц, дом строил для  дачника. Получил деньги и пошел их пропивать. Мамка узнала и пошла его искать, чтобы деньги у него забрать.
- Нашла?
- А чего его искать? На малом пруду он, с дружками.  Хотите посмотреть, как она лупить их будет?
- Хочу. Очень.
- Тогда поехали! Она недавно ушла, мы как раз успеем.
   Кольча ловко спрыгнул с забора, сел в машину спереди, на место Плешакова. Водитель удивленно посмотрел на мальчишку, но хозяин махнул рукой, и сел на заднее сиденье.
Кольча скомандовал: - Вперед до конца улицы, и за деревню, налево!
   Водитель усмехнулся.
- Командир! Прямо маршал!
Плешаков спросил: - Как тебя зовут, командир?
- Кольчей меня зовут.
  Плешаков не понял.
- Как? Кольча?
- Ну да. Так то я Колька. Но у меня отец Колька, дед Колька, второй дед Колька. Вот меня Кольчей все и прозвали, чтобы от них отличить. Теперь налево.
   Машина выехала за деревню, и Кольча скомандовал:
-  Ещё влево, там спуск к пруду. Стоп! Вот они.
    В самом деле, на берегу небольшого, но весьма живописного  пруда расположилась компания из четырех  мужичков. Они постелили газетку, порезали огурчики, лучок, хлеб, и мирно выпивали самогон под шелест берёзовой листвы. Но все это было ещё десять секунд назад. Колька, муж Катерины,  уже лежал в сторонке, мирно спал, положив под голову ладони. Хорошо, покойно так было… А потом появилась Катерина… Женщина немалого роста, за метр девяносто пять, с шикарной фигурой, где присутствовала и могучая задница, и роскошные груди, разделенные с нижней частью тела тонкой талией. Одежда, как могла, скрывала все эти её прелести. Такие наряды Плешаков видел только в кино -  широкую, пёструю юбку, по самые щиколотки. Сверху мужские радости прикрывала белая, в мелкий горох кофточка, узкая в талию, с  рукавами до локтя и слегка открытым декольте. На голове Катерины был белый платочек, подвязанный чисто по-деревенски – вокруг шеи. Всё это было как-то в стиле даже не двадцатого, а скорее девятнадцатого века. Всё это Плешаком рассматривал, не выходя из машины, ведь до самой картины было всего метров двадцать.   
  И сейчас эта дама из прошлого беспощадно гоняла мужиков, рослых и здоровых молдован. Были бы они местные, деревенские, они бы сразу убежали, а эти ещё не знали её нрава и кулака. Один из заезжих штукатуров на глазах московских зрителей получил кулаком в лоб и навзничь обрушился на земле, замерев там прямо как неживой. Остальные двое пытались утихомирить эту проклятую бабу.
- Ты чего, ты чего делаешь, баба ты глупая!? Мы ничего плохого не делали, мы тут просто слегка выпивали, - настаивал один из калымщиков.
   Второй  молдаванин, по виду знойный мачо со стильными усами скобочкой, подтвердил.
- Да-да! Что мы, не имеем права отдохнуть?
   Катерина неивствовствала.
- Я вам сейчас покажу права! Где Колькины деньги!?  Ну-ка, отдавайте!
   Первый молдованин сделал удивлённое лицо.
- Какие деньги?
   Второй так же удивился.
- Да, какие ещё деньги?! Всё у него, мы всё ему отдали. С него и спрашивайте. 
   Катька продолжала наступать.
- Что вы мне мозги парите! Отдавайте Колькины деньги! Где они?!
   Первый молдованин оскорбился.
- Да вы не имеете права нас так обвинять…
   Катерина слушать  его не стала, и со всей силы ударила защитника прав человека в лоб, так, что тот без чувств рухнул на землю, как раз рядом с первым  поверженным собратом. Теперь уже последний из заезжих понял, что его дело плохо. Он попятился назад, но сзади был пруд. И он признался.
- Они у Влада в кармане, - он показал на тело первого нокаутированного.- Да мы не хотели их украсть, просто взяли на хранение, чтобы Колька их не потерял, а то он отрубился как-то сразу! Слабый он что-то у вас по части гомулки. 
   Тут в дело вступил Кольча. Он по пояс высунулся из окна машины и крикнул матери: - Мамка, у него тоже папкины деньги есть, в левом кармане пиджака! 
   Катерина развернула мужика, и в секунду содрала с усатого пиджак, оторвав по ходу дела чисто случайно оба рукава. С довольным лицом она  вытащила из кармана пиджака пачку денег.
- Вы… не имеете право, это мои деньги! – Начал, было, несчастный молдованин.
- Чего сказал?
   Катерина наступала на него, неумолимая, как судьба. И прочитав в её глазах свою участь, усатый заорал, и как был в одежде, в кроссовках, с оторванными рукавами пиджака на руках, бросился в воду и поплыл к другому берегу. Катерина же развернулась, подошла к пытавшемуся подняться с земли первому, «облагороженному» ею молдаванину, обшарила его карманы, забрала деньги. Потом, слегка пнув ногой в зад, отправила его обратно на землю.
 - Прорва… убила бы!
   Затем Катерина подошла к мирно спящему Лопуху, перевернула его, потом подняла тело мужа, закинула его на плечо и пошла к дому. Опешивший от такого зрелища директор пробормотал: - Вот это да. Вот это силища…
   Водитель  был ошеломлён не меньше.
- Да… Не хотел бы я попасть ей под горячую руку.
    Кольча махнул рукой.
- Да ладно! Она папку почти каждый день лупит. Живой же. Хотя она его чаще скалкой бьёт. Каждый месяц папка новую вытачивает. Он  у меня столяр.   
   Кольча  выскочил из машины, побежал навстречу матери.
-Мам-мам, к нам гости приехали!
   Катерина нахмурилась.
- Какие ещё гости? Я никого не ждала. Зачем нам гости? Нам и угощать их нечем, дома одни сушки. 
   Кольча показал рукой.
- Да вон они, вон, в машине сидят
   Директор поспешно покинул машину, представился.
- Меня зовут Андрей Андреевич фамилия Плешаков.
   Катерина переспросила: - Как?
- Плешаков, а что?
- Да так, послышалось.
   Плешаков предложил.
 - Может, вы погрузите…э-э… вашу ношу в машину? Мы вас довезём до дома. Грузите его в багажник.
   Идея Катьке понравилась. Она загрузила тело мужа в угодливо открытый шофёром багажник. Затем Катерина села в машину рядом с директором.
   Кольча, как всегда, работал навигатором.
- Поехали! Вперед и вправо!
- Ну, ты просто командир, - восхитился Володя.
   Кольча согласился.
- Ага, а я им и буду. Я так люблю командовать. Я в лагере целым отрядом уже командовал. Тридцать человек мелкой шпаны маршировали у меня как на параде! 
   Водитель уже вовсю  смеялся.
- И тебя они слушались?
- А как же! Теперь направо.
   Навстречу им попалась худощавая женщина с красивым, но слегка истеричным лицом.
- Тормози! – Приказал Кольча, высунул голову в окно и спросил: - Тётя Настя, вы Юрку ищите?
- Да, на пруду его нет?
- Нет, он у Семёновых сидит, хороший такой, скоро отрубится. Бегите, а то не успеете!  Деньги пока ещё при нём!
   Настя Ивлева, деревенский фельдшер, ахнула и побежала куда-то в переулок.
– Кого это она искала-то?-  Спросил водитель.
- Юрку она искала, мужа своего, - пояснил Кольча. - Он классный мужик, электрик, герой войны, но как в запой уйдёт, так на неделю.
- А ты откуда знаешь, где он? – Спросил Володя. 
- Он всё знает, - подала голос с заднего сиденья Катерина, – кто, где, и в каком состоянии. 
- Ага, - просто согласился Кольча. – Я ещё и не то могу. Вот мы и дома.
   Кольча выскочил из машины первым, ловко перепрыгнул забор и открыл калитку. Катька отвергла помощь мужчин и сама перенесла тело мужа в ограду. Директор наблюдал за этим с нескрываемым восхищением.
- Вот это женщина! – Бормотал он. – Вот это силища!
   Пока Катерина раздувала самовар, Кольча развлекал гостей за столом под навесом.
- Вы так вот сможете? – Спросил он, протянул ладонь над коробком спичек, и тот послушно притянулся к его коже. Гости попробовали повторить фокус, у них,  естественно, ничего не вышло. Кольча ещё раз повторил свой номер. Водитель сначала поискал между пальцев магнит, не нашёл. Потом он  попробовал провести ложку между ладонью и коробком, она прошла свободно. После этого мальчишка вывалил на стол спички, положил коробок на стол, провёл над ним ладонью, и все спички вслед за ладонью сами собой переползли в коробушку. Это вообще вызвало у гостей ступор.
- Как это? – Спросил Плешаков. – Я не понял. Они что, живые? 
   А водитель сказал просто: - Парень, тебе надо в цирке  выступать. Бешеные деньги зашибать будешь!
- Может, и буду, - согласился Кольча. - А может академиком стану.
-Почему академиком?
- А меня в школу определили при академии наук. Колледж для особо одарённых детей. Скоро поеду, к сентябрю велено меня туда отвезти.   
  Как ни странно, но оба гостя поверили в это сразу и беззаговорочно. Парень с такими талантами должен учиться в каком-то особом заведении.
    Вскоре они уже пили чай. К сушкам и малиновому варенью гости добавили торт «Птичье молоко» и коробку шоколадных конфет. Плешаков знал, что едет к женщине. С помощью сладости и лести они пытались уломать Катерину свернуть с обычной сельской жизни на жестокую стезю боёв без правил.
- Вы поймите, с вашим талантом вы можете миллионы заработать, а не прозябать в этой деревне! – Настаивал Плешаков.
   Катерина оказалась патриотом Домовёнкова. 
- Чего вам наша деревня плохого сделала?  Деревня у нас хорошая, пьют мало, не матерятся совсем. Нет, я в городе жить не хочу. Ну, его, суетно там всё, и скотину держать негде. Да и какой ещё такой талант вы у меня увидели?
- Да у вас же такой удар кулаком! Вы же вон, мужиков вырубаете, как нечего делать!
   Катька отмахнулась. 
- Да ладно, удар. Вот у мамки моей, вот у той удар так удар! Она как-то с продавщицей нашего магазина на крыльце подралась, промахнулась и ударом кулака доску с фасада напополам сломала.
- А сколько лет вашей матери? – Насторожился Плешаков.
- Да под шестьдесят ей уже.
- А, ну это поздновато, раньше бы её к нам надо было. Силу вас невероятная! Вы спортом раньше занимались? 
- На лыжах бегала. В школе. А так? Какая там сила? Всю жизнь на земле, считай, вон, за домом - тридцать соток земли, и все в деле. Весь день, с утра до ночи, поливать приходится, полоть, воду с пруда таскать.
- А на что же вы живёте?
- На том и живём. С огорода всё и для себя, и на продажу. После дождя по лесам ходим, у нас тут леса грибные, и грузди белые, и боровики знатные! Городские на трассе с руками отрывают. А тут мы ещё в прошлом году корову завели, а она бычка нам родила, тоже радость. Молоко своё, и на продажу есть, для дачников. Яйца продаём, тут тоже у нас постоянные клиенты. Сами приходят за ними. Колька калымит, кому сарай подлатает, кому крышу поставит. Он и плотник хороший, и по столярке мастер. На том и живём. Сейчас вот денег подкопим, и домик наш подремонтируем. Крышу надо менять, а то совсем сгнила. Её ещё прадед Колькин ставил. 
  Тут Плешаков совсем восторжествовал.   
- Вот! Я про что вам и говорю! Когда и где вы ещё сможете заработать столько денег? А тут пара боёв, и заработаете столько, что и дом новый поставите, и машину купите.
- Машину? Какую ещё машину? – Раздалось позади гостей. Все обернулись. Это был Колька, он стоял на крыльце, с заспанным лицом, но удивительно живыми глазами.
- На кредит, они, что ли тебя уговаривают? – Спросил Колька жену, спускаясь с крыльца. – Гони их в шею, Катька! У нас тут полдеревни из городов переехали к нам в Домовёнково из-за этих самых кредитов. Жулики одни эти кредиты предлагают!  Рубль берёшь – сто в отдачу.
- Да нет! – Плешаков хотел, было, даже сматериться, но на удивление, не нашёл знакомых, нужных ему слов, как он не вылавливал их из памяти, как ни водил в воздухе руками. – Мы вашу жену уговаривает пойти бойцом в женскую лигу боёв без правил - UFC.  Больно у ней данные хорошие, и удар что надо, и физически она очень сильная.
- Бои без правил? – Уже заинтересовано спросил Колька, усаживаясь за стол, и принимая из рук жены чашку с чаем. Отхлебнув, он сказал: – Люблю я эти бои смотреть. Вот мужики хлещутся! Прямо как наши с макарьевскими на прошлой ярмарке. Как они тогда никого не убили – до сих пор не пойму!
   Найдя нежданного союзника, Плешаков с новой силой пустился обхаживать семейство.
- Вот! Тут за год… Да что за год, за полгода! За полгода можно будет заработать и на дом новый, и на машину.
- Катерина, соглашайся! – Начал уламывать жену Колька. – Машина нам ой как нужна! И сено привезти, и дров надо. Так мы без неё мучаемся, без машины, сама же знаешь.
- У тебя чай свояк, Егор, тракторист. Он тебе что угодно привезёт, - напомнила Катька. – Да и куда тебе за руль? Ты либо разобьёшься по пьяне, либо тут же менты права отберут. Одна растрата будет. 
- А я пить не буду! Если руль в руках - это всё! Пить нельзя!
- Ой, кто бы говорил?! Так я тебе и поверю!
- Да, у вас ведь и сын скоро должен в Москву ехать, - напомнил Плешаков. – Если он ничего не путает.
- Не путаю, с первого сентября должен приступить к обучению, в каком-то там колледже для особо одарённых при академии наук, - согласился и Колька.
- Может нам не отпускать его? – Спросила Катерина мужа. – Тут он хоть под присмотром. А там всё, край чужой. Да и Москву жалко.
- Да чё её жалеть, она нам ничего хорошего не сделала. Пусть немного с Кольчей поживёт, помучается, столица. Не всё нам его терпеть.
- Мы бы и его по ходу дела отвезли, - пообещал Плешаков. – И его и вас. Решайтесь!
   Кольча начал теребить мать за рукав кофточки.
- Мам-мам, соглашайся! Прикинь, я приезжаю в колледж на «Мерседесе»! Там все упадут от зависти!
   Катерина быстро опустила и Кольчу, и его отца на землю. 
- Ага, а корову нам куда девать?! А теленка? Ты, что ли, доить её будешь? А кур, гусей, уток куда девать? Они у тебя с голоду сдохнут! Нет, не поеду.
- Дашке всё сплавим, - предложил Колька.
- А она всё это возьмёт?
- Возьмёт, - сказал Кольча,  – она сейчас с Егором как раз к нам едет. Радостные они чего-то. Купили, поди, чего хорошего. 
     В самом деле, через пару минут у ворот взревел и заглох дизель трактора. В калитку Дашка и Егор вошли с такими удивленными лицами, словно у ворот стоял не «Мерседес», а летающая тарелка.
- Привет! – Пропела Дашка, с удивлением рассматривая присутствующих. Те нестройно ответили. 
-  Проходи, садись, - ответила Катерина. – Чай будешь?
- Буду.    
    Егор же просто кивнул всем головой, снял бейсболку, поручкался с Лопухиным старшим и сел за стол.
- У вас гости? – Спросила Дашка, разглядывая приезжих.
- Да гости, - поморщилась Катерина. 
- Ага, они мамку блатуют пойти зарабатывать на машину бойцом У-АФ-СИ, а она ломается, как девочка под яблоней в первый раз, - тут же сообщил родне Кольча.
   Пока все смеялись, Плешаков шепнул водителю: - Тоже хорошая  комплекция для бойца.
  Он не выдержал и спросил Дарью: - А вы тоже хорошо дерётесь?
- Нет, у ней удар никакой, - за младшую сестру ответила Катерина.
- А ты то откуда знаешь? – Спросила Дашка.
- Здрасьте - откуда! Всё детство хвостались с тобой да с Машкой, как раз до моего замужества. Вот у Машки, у сеструхи нашей средней, там был удар так удар, приложит, так приложит! А у тебя так, как кошка лапкой себе по усам.
  Дашка даже чуть обиделась.
- Ну и что? Зато у мамки у нашей, вот это удар!
- Это да!
- Она раз с продавщицей поругалась и доску в магазине сломала…
- Да я уж рассказывала им! 
- А где эта ваша Маша живёт? – Спросил Плешаков.
- В Грузии. Но ей не до боёв, она тут недавно третьего грузина родила, - пояснила Катерина.
- Так чего ты не хочешь в Москву ехать? – Настаивала Дашка. 
     Катька развела руками.
- А это всё куда девать!? Куда Зорьку с Бориской девать, гусей, уток, кур? Лопух то за этим ухаживать не будет. Он от коровьего хвоста шарахается как чумы! 
   Дашка чуть не подпрыгнула от радости.
- Так мы и корову и бычка заберём, Катя! И птицу до кучи к нашим. Мы же чего приехали – похвастаться. Мы же сепаратор купили! А с двумя коровами это ж, сколько сливок и масла можно будет спахтать!  Дачники с руками отрывать будут! Годик – и мы свой трактор купим!
  Катька даже огорчилась.   
- О, обрадовалась!
- Кать, ну картошку ты уже выкопала? – Настаивал Лопухов. 
- Ну да.
- Огурцы отошли, помидор ты банок тридцать закатала? – подхватила Дашка.
- Сорок.
- Вот! И езжай себе в эту Москву, дерись там с кем хочешь!
- Ага, Катя, попробуй! Вернуться всегда успеешь!
- Главное – машину купи!
- Мамка – поехали!
- За сыном присмотрите там!
- Вот именно! Кать – езжай!
- Потом жалеть же будешь!
- У вас же такие данные!
- Мамка, поехали! Нас же на «Мерседесе» повезут! Это круто!
- И машину купишь!   
    Объединенными усилиями родни и гостей Катерину всё-таки уговорили попробовать себя в новой ипостаси.       
 
   Через три дня Плешаков повёз Катерину и её сына в столицу. Хорошо, что за это взялся именно он. Сама Катерина точно бы не смогла добраться до Москвы, а если бы добралась, не факт, что смогла бы найти в этом громадном человейнике тот хитроумный колледж. Она и выезжала-то из деревни только один раз, двадцать лет назад на соревнования по лыжному спорту в Ижевск.
   Прежде всего, Плешаков завёз своих подопечных в попутный городок и переодел их. Катерина лишилась своей кофточки и своей юбки в стиле девятнадцатого века, причем тренер незаметно отдал пакет с этим старьём Володе и тот успел выбросить его до того, как женщина вспомнила про свой наряд. Сильно заморачиваться с новой одеждой Плешаков не стал, купил девушке хороший спортивный костюм красного цвета, белые кроссовки, жёлтую майку, синюю бейсболку. Приодел он и Кольчу. Как-то удивительно, но в том магазине нашлась для него и спортивная форма, и настоящий костюм-тройка, тёмно-серого цвета. На белую рубашку тренер даже нашёл чёрную бабочку, что придало облику Чертёнка  некоторую изысканность. Вот только с обувью они обломились. Все ботинки жали, пришлось купить белые кроссовки. Но это было даже как-то стильно.
     С первых минут своего знакомства с колледжем Кольча почувствовал разочарование. Он то думал, что подкатит на настоящей крутой машине, заставит всех местных завидовать ему. Но их пыльный, десятилетнего возраста  «Мерин» смотрелся в столице более чем скромно, ведь перед ними к воротам колледжа подкатил могучий «Бентли», а сзади их подпёр громоздкий «Майбах». Из первого авто выскочила рыжая девица лет десяти в сопровождении мамы, блондинки модельного облика. Сзади из двери второй  машины, пыхтя и отдуваясь, выбрался сивый паренёк так же лет десяти, но с изрядным запасом лишнего веса. Как бы это ни было смешно, но одет он был точно так же, как и Кольча, в похожем костюме с бабочкой, и даже кроссовки были такого же белого цвета. Впрочем, сопровождала ребёнка тоже мама, и тоже, как ни странно, блондинка модельной внешности. Пока все три команды приводили в порядок себя и своих детей, проверяли, все ли они привезли документы, подкатила ещё одна машина, явно без конкурса – красновато-бурая от старости «девятка», остановившаяся прямо на дороге. Из неё выпорхнула девчонка лет восьми, с длинными, чёрными волосами,  в виде карэ с подстриженной чёлкой. Лицом и этой прической она напоминала классический образ Алисы в стране чудес – курносая, с большими тёмными глазами, с пухлыми губками. В руках у неё была солидная папка с документами. Девчушка решительным шагом направилась к воротам колледжа, и как-то сумела опередить всех остальных претендентов. А тех удивило то, что девчонку никто не сопровождал. Не меньшее удивление у дам из шикарных авто вызвал внешний облик Екатерины. Пока дамы разглядывали её спортивный костюм, и редкостную прическу, а Катька в этот раз заплела свои длинные волосы в толстую косу до пояса, Кольча так же проник за калитку заведения. Тут он на ходу отдал честь охраннику, чем немало удивил того, и, заставил повторить жест мальчишки. Дамы с модельными внешностями оказались позади Катерины, и тут же начали обсуждать её внешность и профессию.
- Это кто? – Спросила одна шёпотом другую.
- Не знаю. Но явно дама не нашего круга.
- Да, это точно.
- Может – баскетболистка? 
- Скорее всего. Посмотри, как она одета, какая безвкусица!
- Ужас!
- Спортсмены, они все такие.
- Это да.
- Сила есть, а вкуса нет никакого.
- Да. Заметно.   
   Они, может быть, и как-то бы сразу поддели странную женщину с деревенскими повадками, но рост, а она на голову возвышалась над ними обоими, ширина плеч и суровое выражение лица Катерины как-то не способствовала возникновению конфликта.
   В коридорах колледжа было пусто, похоже, что дети ещё не прибыли. Директорат размещался на втором этаже, и когда все шестеро дошли до кабинета директора, там уже вовсю шёл разговор с опередившей их всех девчонкой. Благодаря неплотно прикрытой двери они слышали всё, что происходило внутри.
- Так, Васильченко Вера Самойловна. А что ж вы к нам одна пожаловали, Вера Самойловна? Где ваши родители?
- Мать занята, у ней недавно ещё один ребёнок родился, шестой. А папка таксует. Деньги то нужны нас всех кормить.
- Понятно. К чему у нас склонность? Написано – математика. Что решаем?
- Я пробовала решить теорему Пуанкаре другим методом, не как это сделал Перельман. Но два варианты были неудачными. Не удаётся получить постоянную константу…
   Дальше пошли термины, которые из слушателей никто не понимал, да и впервые слышал.  Дамы даже стали переглядываться, а Катерина многозначительно покачала головой. 
- А как ты пробовала её найти? – Настаивал голос директора. 
   Далее разговор пошёл настолько мудрёный для ушей остальных претендентов на место в элите российской науки, что многие, в том числе и Кольча, почувствовали себя несколько ущербными. Продолжалось это минут десять, а потом директор вышел лично проводить новенькую ученицу до порога.
- Всего вам хорошего, Вера Самойловна, - сказал он, пожимая руку девчушке. – И подумайте над третьим вариантом. Он очень перспективен! Варя, - директор крикнул кому-то дальше по коридору, - проводи ребёнка в канцелярию и потом дальше, в кампус.         
   Теперь настала очередь Катерины и Кольчи.
- Николай Николаевич Лопухин. Что у вас за рекомендации? Ого, сколько подписей! Одни академики. Космос, медицина, ядерная физика. Так, и чем вы у нас прославились?
- У вас коробок спичек есть? – Спросил Кольча.
- Есть, - удивился директор, – я сам не курю, но держу на всякий случай. 
- Дайте.
   Кольча показал традиционный номер с летающим коробком,  потом второй, с заползающими в него спичками, и Катерина готова была поклясться, что директор ничего не понял, но был потрясён до глубины души.
- И… как ты… как вы это делаете?
- Просто приказываю им и всё.
- Приказываешь? Хорошо-хорошо, интересно. А как вы… ты учишься? На какие оценки?
- Хорошо он учиться, - сообщила Катерина. – В шестом классе сейчас сидит, хотя шёл в первый. За год догнал их.
  Директор немного удивился.
- И ты всё понимаешь? За шестой класс? – Спросил он Кольчу.
- А чего там понимать? Всё просто. А плюс Б, плюс С – треугольник.  Всё это семечки!
- Что читаешь?
- Да мне как-то некогда читать. То гусей надо пасти, то курам траву дёргать. Хотя одна книга мне понравилась. Учебник по физиологии для мединститута. Мне её столичные врачи этой зимой подарили.
- И ты всё понял, что там написано?
- А что там понимать? Всё просто, тем более с картинками.
- Понятно. Универсальный талант. Тут так и написано. Хорошо. Варя! - снова крикнул директор в пространство. - Оформи нового ученика, покажи ему и его маме, где будет жить её сын.
    В кампусе, а по старому общаге, она невольно снова столкнулась с теми двумя блондинками. Общие проблемы и заботы как-то сблизили их, так что они невольно разговорились. Одну звали Гретой, вторую Ниной.
- Ой, я так переживаю! Стоит ли вот так отдавать ребёнка на постоянное проживание? Мы могли бы возить Эльзочку сюда  каждый день, - ворковала Грета.
- А у меня сын просто рвётся в этот колледж, - сообщила вторая блондинка, Нина. – Говорит, что дома ему всё надоело. А ваш сын как к этому относиться?
   Катька махнула рукой.
- Кольча у меня компанейский парень. Он любит командовать, быть царём горы. Для него, чем больше народу, тем лучше. Он у нас в летнем лагере в семь лет целым отрядом командовал, тридцать человек таких же, как он сорванцов строил.
- А вы сейчас обратно в деревню уедите?
   Катерина вздохнула.
- Нет, я тут на работу устроилась. Бойцом буду.
- Каким бойцом? На бойне, что ли работать?
- Да если бы. А то на ринге.
   Узнав о том, для чего Катерина приехала в столицу, дамы были откровенно изумлены.
- И когда у вас первый бой?
- Да кто бы знал. Тренировать будут сначала. Завтра первый день. 
- Ну, удачи вам. Давайте как-нибудь созвонимся, что ли. Всё-таки дети тут у нас без присмотра.       
   Кончилось тем, что они обменялись телефонами. Вдруг что  случится, или кто-то из них узнает про колледж что-то нехорошее.   
  Лишь через два часа Катерина покинула колледж, и отправилась в свою новую жизнь.

    Близкое знакомство с новой жизнью началось у Екатерины на следующий день. День приезда же был посвящён размещению новенькой в общаге спортбазы общества. Плешакова подмывало желание сразу опробовать нового бойца в деле, но он честно дал Катерине время освоиться на новом месте. Зато с утра он сам лично зашёл за ней, и пока шли к спортзалу, расспрашивал Катю про житейские дела.
- Как вам спалось на новом месте?
- Хорошо, только в четыре утра проснулась, маялась до шести.
- Чего так?
- Так время корову доить. Всё думала - как они там её, не обижают? В стадо то успели выгнать?
- Как поели?
- Хорошо. Вкусно кормят, прямо как у нас в лагере, в «Дружбе». Только куда такие здоровые порции? Я еле запихала в себя это всё. А привычку оставлять что-то на тарелке мамка отбила мне ещё в детстве.   
- Ну, спортсмен после тренировок должен питаться сытно и калорийно.
- И выбор слишком большой. Глаза разбегаются, всего хочется. Я и половину ещё не попробовала.
- Ну, всё ещё впереди! Ещё надоест всё.   
    Они прошли в раздевалку, там Екатерину облачили в шорты, в специальный, короткий топик-бюстгалтер чёрного цвета, на ноги заранее подобранные боксёрки редкого, сорок шестого размера. Когда Катерина появилась в спортзале, все, кто там находились – десятка два мужиков, невольно прекратили тренировки. Просто зрелище было феноменальное – женщина очень высокого роста, с потрясающей фигурой! Жлобы от фэшн-индустрии могли придраться к слишком широким плечам крестьянки, но всё остальное было просто убийственным! С лица Катерины даже как-то даже пропало то хмурое, вечно озабоченное выражение, сейчас это была просто красивая женщина с белым торсом и ногами, и сильно загорелыми лицом, шеей и руками по локоть. Роскошные волосы она снова заплела в косу по пояс, по лбу прижала её налобной повязкой. Все невольно собрались вокруг девушки.
- Итак, все слушаем сюда! – Начал Плешаков. - У нас новый боец, кандидат в бойцы ММА. Зовут Екатерина Лопухина. Васильич, шлем, перчатки. Семёнов, готовься, пойдёшь в спарринг. Шлем одень.
- Да зачем мне шлем, Андреич? – Семёнов, рослый, под стать Катерине сивый парень, снисходительно заулыбался.
- Одевай, говорю!
   Семёнов нехотя надел шлем, забрался в ринг. Васильевич последовал за ним. Он с недоумением посматривал на Плешакова. Тренер думал, что даму сначала будут пробовать на силу удара, учить уходить от чужих ударов, а тот сразу бросил её в пекло.
- Руки подними вверх, - велел тренер Катерине. - Вась, покажи как надо, - скомандовал Васильич.
  Семёнов встал в классическую боксёрскую стойку, вытянув левую руку вперёд. Катерина повторила позу. Семёнов начал пританцовывать перед противником, делать заходы вправо и влево. Катька стояла на месте, поворачиваясь к противнику всем торсом. Семёнову вскоре надоело танцевать, он ударил Катьку левой рукой по шлему, затем правой по туловищу. Так ударил, вполсилы. Плешаков выглядел разочаровано. Но после третьего удара, снова пришедшего в голову, Екатерина отступила назад и попросила: - А можно я не буду так вот стоять?
- А как ты будешь стоять? – спросил Плешаков. 
- Как привыкла.
   Она опустила руки к груди и повернулась к противнику. Тот в этот раз решил ударить со всей силы, в район уха девушки. Но кулак просвистел в воздухе. Семёнов ничего не понял, и ударил уже левой в корпус. Катерина отпрыгнула.
- Сёма, ты что, бить разучился? – крикнул кто-то из толпы боксёров.
- Ты чего мажешь?
- Робеет!
- Ага!
- Стесняется!
   Семёнов слегка разозлился и ударил уже почти с полной силой. В этот раз удар дошёл до цели, но опять же по касательной, чуть коснувшись шлема - Катька успела чуточку убрать голову. Но этот удар ей явно не понравился. Она нахмурилась, сделала шаг вперёд, и так прямым ударом в лоб врубила спарринг партнёру, что тот полетел назад, а упал так,  так что голова его зависла под канатами ринга, над пустотой подиума. В толпе зрителей прошелестел какой-то общий смешок-матерок, лица всех присутствующих выражали смех и изумление одновременно. И среди всего этого недоумения за спиной Плешакова раздался вполне осознанный голос: - Отлично!
   Андрей Андреевич обернулся.
Марк Абрамович Фишман был самым необычным евреем на планете земля. Он  был сивым, голубоглазым, только чуть крючковатый нос и своеобразная архитектура ушей подсказывал, что в его производстве участвовали представители древнейшего народа Ближнего Востока. 
- Это тот сюрприз, про который ты мне говорил? – Спросил он Плешакова, пожимая тому руку.
- Да. Как тебе?
- Бьёт она хорошо, это даже не бокс, а скорее каратэ, но я только подошёл. А как она будет защищаться? 
- Хорошо будет защищаться. Реакция изумительная. Катерина, как ты так от ударов научилась уворачиваться? – Крикнул Плешаков.         
- Да как - так. Мамка научила. Она если не в духе была, то могла запустить всем, что под рукой у неё было. Сковородкой, кастрюлей, половником. Там или увернёшься, или с синяком потом неделю ходить будешь.
   Плешаков обернулся к рингу.
- Семёнов, чего разлёгся?! Вставай! Не на пляже!
   Боксёр нехотя поднялся. По нему не было видно, что он был сильно потрясён ударом, тем более что он был в шлеме. Но судя по его лицу, было видно, что он не сильно хочет продолжать бой.
- Теперь ещё раз проверим, как вы уходите от ударов, - предложил Катерине Плешаков. - Семёнов, бей её со всей силы, не жалей её! Представь, что это твоя тёща, Ольга Сергеевна.   
  Вот тут Семёнов оживился. Уязвлённое самомнение требовало отмщение за перенесенное унижение. Теперь он бил уже не вполсилы, а на полном серьёзе. Но от каждого удара Катерина либо  уворачивалась,  убирая голову, либо делала шаги влево и вправо. Потом он всё-таки попал в голову Катерине и та озверела. Она начала махать кулаками с такой силой и быстротой, что её спарринг партнёр просто начал убегать от неё. 
- А она не только в лоб бьёт, - шепнул Плешаков Фишману.
- Да. И каждый такой удар на нокаут. А вот как она повёдёт себя против борцов, против болевых приёмов?
- Сейчас посмотрим.
   Когда Семёнов всё же получил пару ударов по голове, и было видно, что ему совсем уж стало скучно, Плешаков остановил схватку.
– Брэк! 
   Но Катя продолжила интенсивно махать руками. Пришлось вмешаться всем телом Васильичу. 
- Катя, стоп-стоп! Брэк, это значит стоп! Поняла?
- Поняла, - сказала девушка.
- А если бой начинается – это команда «бокс».
   Плешков обратился к Васильичу.
- Сними с её перчатки, одень ей перчатки для боёв без правил. Самойлович, и ты приготовься. На ринг.
   Когда на руках Катерины появились эти короткие перчатки, Плешаков начал пояснять.
- Катя, в боях без правил тебя могут не только ударить, но и бросить приёмом самбо, или дзюдо. А потом и взять на болевой захват. Димка, покажи.
  Самойлович, сухощавый носастый брюнет, начал танцевать вокруг девушки в чисто боксёрской стойке, потом неожиданно подскочил и сделал  даме подсечку. Катерина упала на спину, но когда Димка попробовал заломать ей в болевом приёме руку, то у него ничего не получилось. Кончилось тем, что девушка так сжала руку парня, что тот заорал от боли, и Васильичу снова пришлось вмешаться.
- Брэк-брэк! Хватит!
- Андреич! У ней не мышцы, а сталь какая-то! – сообщил Самойлович, разминая пальцы, когда Васильевич разнял их. 
- Ну-ка, ещё раз попробуй её сбить с ног, - предложил Плешаков.
   Бесполезно. Катерина уже была готова к такой подлости, и ни на один приём парня не среагировала. Попытки просто поймать и ввернуть её руку так же не проходили. Руководство осталось довольно просмотром. Они покинули спортзал, велев Катерине принять душ, одеться, а потом подняться наверх, в кабинет директора.
   Душ был один для всех. Васильевич выдал даме шампунь, полотенце, даже халат. Пока она принимала душ, молодые люди собрались в раздевалке в кучку, и что-то обсуждали. Один из них, тот самый Самойлович, решился, и, втихаря, на цыпочках, прокрался и заглянул в душевую. Глаза у него округлились, он двумя руками оттопырил в поощрительном жесте большие пальцы, а потом обернулся, и так же двумя руками показал, чтобы он сделал с Катериной, если бы на то была его воля. Повторить подвиг дзюдоиста хотели все, но тут вернулся Васильевич и шуганул всех с раздевалки в спортзал.
- Так, чего вы тут все собрались?! Быстро все по местам! Вот я вам! На тренажёры все! Вы сегодня ещё и не работали, так, глаза продавали! Лоботрясы!
  Наверху Катерина застала руководителей в оживлённом, и даже благодушном настроении. Этому явно способствовала открытая бутылочка хорошего коньяка. Фишман одним взглядом оценил наряд своего нового бойца и сказал: - Так. С утра будем тренироваться, а вечером надо будет её отдать на растерзание стилистам и косметологам. И хорошо одеть, не в это попугайское убожество. 
   Екатерина нахмурилась. Ей не понравилось, что при ней про неё говорят в третьем лице, тем более решают, как она будет жить дальше.
- Куда меня отдать? А если я не хочу?
- Катя, надо. Надо тебя привести в божеский вид, - сказал Плешаков.
- В товарный, - поправил Фишман. – Кстати, мы что-то побежали впереди лошади. Сначала надо подписать договор об наших будущих отношениях.
   Он протянул Катерине десятка два листов, обильно заполненных текстом с многочисленными параграфами, пунктами и подпунктами. Мужчины ожидали, что деревенская баба будет долго и упорно, часами, а может сутками, чуть ли не по слогам читать всё это. Но Катенька всё быстро прочитала, и даже в трёх местах  исправила орфографические ошибки.
- А что у тебя по русскому было? – Спросил Фишман, наблюдавший за этим.
- Пять. Как и по всем остальным предметам.
- Ого, у тебя что – золотая медаль?
- Нет, зажали. Я там физрука слегка поуродовала перед выпускными. Но он сам виноват, приставать начал,  пытался зажать в спортзале.
   Катя дочитала всё до конца.   
- Так всё понятно, - сообщила Катерина, - чем больше выиграю, тем больше получу. Только мне что, будут платить в долларах?
- Да, а что?
- Нафиг они мне нужны! Кто их в нашей деревне поменяет на рубли? На них у нас фиг что купишь. Дачники вон, вечно маются со своими зелёными. Так что рублями давайте. А в какой банк будете перечислять всё это?
- Там написано. «Дойче-банк». Это немецкий банк, очень надежный, - пояснил Фишман.
- Не надо мне этого вашего банка! У них там кризис грохнет, и всё. Что я свои кровные - в Германии искать буду? Давайте в наш банк переводите, что понадёжней.
  Нашла она и ещё один непонятный пункт.
- А что значит «Создание имиджа»?
- Ну, это когда знающие люди разрабатывают легенду, о прошлом бойца. Тебе это и не надо. У тебя изумительная легенда. Деревенская девушка, самородок, нокаутировала чемпиона. Мы тебя немного подмарафетим, а то у тебя лицо, шея и кисти загорелые, а всё остальное белое. Кроме того, надо будет немного обтесаться по части манер. Одевать тебя будут лучшие стилисты, так, чтобы можно было вывести в высший свет, на какой-нибудь вечер, презентацию, фуршет. Это в нашем деле неизбежно. Женские бои без правил начали развиваться не так давно. Там и заработки на порядок меньше, чем у мужчин, но всё это до поры до времени. Тут и перспективы дай боже. Так что можно создать нечто очень  интересное.   
   Через полтора часа все детали были обговорены, подписи поставлены. По этому случаю Фишман предложил даме бокал коньяка, но Катерина отказалась.
- Не буду. Я эту дрянь ненавижу всей душой.
- Чего это так? – Спросил Фишман.
- Да поживите восемь лет с алкашом, тогда поймёте.
   В свой номер Катерина вернулась с папкой с этих документов. Затем она спустилась вниз, поела в столовой, уже не удивляясь обильному пайку. Весь дальнейший вечер она смотрела по видику кассету, что ей дал Плешаков. Это были записи женских боёв в ММА и других видах боёв без правил. Ничего из этого ей не понравилось. Но что делать? Это было как её прошлогодняя каторга в столовой детского лагеря - почти без сна и отдыха, за какие-то копейки. Но тут обещали платить гораздо больше. А перед тем как лечь спать, она набрала номер Кольчи.
- Сынок как ты там? Тебя там не обижают?
- Нет мам!
- А ты никого не обижаешь? Не делай этого, пожалуйста! 
- Нет, всё хорошо, мам, не волнуйся!
- Спокойной ночи, сынок!
- Спокойной ночи, мамочка! 

     У Кольчи действительно всё было хорошо. Пока все воспитанники колледжа пребывали на каникулах, в общаге их было всего четверо. Номера были на двоих, так что Кольчу поселили с толстым парнем, а Веру - девочку математика, со второй рыжей девчонкой. Звали её Эльза, со сложной фамилией Кнауфгорден. Эльза была гениальным химиком, причем не на школьном, а уже на каком-то молекулярном уровне. Она не просто знала химию, Эльза словно видела, что происходит с молекулами разных химических элементов во время процесса соединения. Она могла посмотреть на химический раствор и сказать из чего он состоит. Дар этот пришёл к ней как раз после того, как она начала изучать химию. Мать Эльзы, бывшая модель, а ныне жена очень богатого человека, была изумлена таким странным даром своей дочери. Она сама хоть и кончила школу, но из химии помнила только то, что водку изобрёл Менделеев.
  Толстый парнишка, сивый до полной белизны, Данила Васильев, обладал даром к познанию языков. Дар это пришёл к нему внезапно. Он так же был из семьи очень богатых людей, и когда они отдыхали на Красном море, то Данила нечаянно утонул. Его вовремя достали, откачали, но минут пять он был в состоянии клинической смерти. Именно после этого Данила и начал понимать все языки, что звучали рядом с ним. Более того, он тут же начинал на них говорить, и даже читать тексты этих языков и наречий. Но все эти дары природы новых знакомых Кольчи померкли, после того, как тот начал показывать свои фокусы. Все трое его коллег безуспешно пытались поднять силой мысли коробок спичек. А уж о том, чтобы заставить спички влезть в коробок никто и помыслить никто не мог.
- Как я тебе завидую! – Сказала Эльза Кольче. – Это так круто!
- Да это что, - отмахнулся тот, - я вот птиц на лету останавливаю, это да. Удар кулака могу заблокировать. Машину с навозом остановить. Это от природы у меня. Я так слышал, это когда соседка с мамкой ругались, та орала ей через забор, что, дескать, мамка меня от лешего прижила. Хотя, странно,  я во всём на отца похож. У меня даже родинка на заднице такой же формы, что и у него - земляника. 
- Бывает, - согласился Данила, - у меня отец мать тоже упрекает в том, что она сестрёнку мою от негра прижила. Он у меня блондин, мамка блондинка, а Машка чёрная, как только с юга приехала, и глаза чёрные,  и волосы в кудряшках. 
    Но ещё больший шок у друзей Кольчи вызвало то, что когда стемнело, у того красным загорелись глаза.
- Кольча, ты с этими глазами прямо как оборотень, - Сказала Эльза. – Жуть! Ты случаем, кровь не пьёшь? 
- Не а, я не вампир, я просто в темноте как днём вижу. Я ночью дома и свет не включаю. И в лесу хожу, все деревья и кусты вижу. 
- Круто!!! 
- Да, везет же тебе, Кольча! Не то, что нам! 

  Для Екатерины же наступили очень интенсивные времена. С утра она была на тренировках. Её разули – в боях без правил дамы дрались босиком. Катю учили новым ударом, отрабатывали старые, ей прокачивали нужные для поединков группы мышц. Спарринги устраивали с большим трудом. Хотя все боксёры и были с отбитыми мозгами, но совсем дураков среди них не было, и добровольцев, даже под угрозой насилия, как-то не находилось. Опасались не только за своё здоровье, но и боялись насмешек друзей после очередного позора. Приходилось Васильичу назначать противников Катерины по очереди, строго по графику.
   Работала Катя и по груше, а порой Васильич брал «лапы» и старался не упасть с ними от плотных ударов Катерины. Самойленко доставалось больше всех – его, как единственного знакомого с видами борьбы, заставляли отрабатывать подсечки и удары ногами, а Катя училась быстро, так что временами парень уже жалел, что перешёл из дзюдо в бокс. Синяки начали обильно покрывать его тело.
  Что доставляло больше всего Катерине неудобств, это капа – специальная штука, предохраняющая губы спортсмены от ударов по зубам и непременным ранам. Она сильно мешала ей, и Катя машинально во время боя её выплёвывала.   
  А после обеда Лопухину сажали в представительский «Мерседес» и возил в одно очень интересное место. Это был элитный  спа-салон. Там,  с помощью солярия за несколько сеансов быстро выправили бывшей крестьянке её деревенский загар до общего знаменателя. Теперь её тело было таким, словно она только что приехала с берегов южного моря, причём загорала на нудистком пляже. После солярия Катерину отвели в маникюрный кабинет. Ногти наращивать не стали – не для того в будущем были нужны Катерины пальцы. Просто подровняли их и покрыли лаком. Гораздо больше девушки занимались ногами будущего бойца. Пятки у ней были растрескавшиеся, ногти в ужасном состоянии. Но за пару сеансов справились и с этим. А вот  лицом Катерины занимались долго и упорно. Прежде всего, боролись массажем и кремами с поперечной морщиной на лбу над переносицей. Убрать её совсем не удалось, только уменьшить. Почти не тронули густые брови девушки, они оказались так раз в тренде. Чуть только подправили. Долго и упорно занимались кожей лица и шеей дамы. Там так же делали массаж, втирали какие-то жутко дорогие кремы. Надо сказать, это всё ей как раз понравилось. Она даже стала дремать на этих процедурах. Волосы Катерины практически не претерпели изменений. Их только подрезали на десять сантиметров, чтобы было удобно укладывать в придуманную парикмахерами прическу в виде двух колец из косы, они называли это  «короной». При этом художники ножниц и расчёски восхищались и даже слегка завидовали крестьянке, настолько её волосы были густыми и сильными. На все их расспросы девушка пожимала плечами.
- Никогда их не красила, да и шампуню этой отродясь не пользовалась, дорого больно. Мы воду для бани в пруду берём, а она там у нас мягкая. А волосы мы всегда хозяйственным мылом моем, тем, что нашли на чердаке дома. Там его целый ящик был. Сейчас уж кончается. Прямо не знаю, что дальше делать будем. Сейчас такое мыло уже не купишь. 
   Учили девушку и саму делать макияж. Это для Катерины было трудней всего.
- Зачем мне это всё? – Недоумевала она, ковыряясь кисточкой в баночке с тенями. - Коровы меня и так признают, а перед кем мне ещё рисоваться? Муж есть, другие мужики мне не нужны. Их и нет в деревне толком. Так, маломерки какие-то, все только под мышку мне годятся.
   Катерина ничего не скрывала от девчат, бесхитростно рассказывала им про свою жизнь, про строгую мамку, про шебутных сестёр, про своё необъятное хозяйство, как она на нём гробилась. Её манеры, простые и естественные, вызвали со стороны мастеров ухода за телом неожиданный эффект. Её не только стали уважать, но даже и полюбили. Так что, когда Катерина приезжала на процедуры, вокруг неё собиралась целая группа девушек, вовсе не занятых в этом всём. Пили чай, болтали о своих, бабьих, делах. Как-то, уж совсем разоткровенничавшись, поведала Катька, что в их деревне и округе полной всякой нечисти, вроде лешего, домового, водяного, русалок. Рассказала она о том, что домовые на самом деле очень хорошие, защищают людей. А вот русалки, те бабы ядовитые, могут ночью и утопить. Так что ночью у них никто купаться на пруд не ходит. Единственно, она умолчала о том, что с Лешим она знакома слишком близко! Зато похвалилась сыном. 
- У него глаза в темноте красным горят, как у волка, и видит он в темноте как днём. А уж какие он фокусы со спичками показывает, этого ни в одном цирке не увидишь! Сейчас он тут в колледже учиться, на  академика.    
  Были и забавные моменты в этой всей кутерьме. Екатерину во всем бойцовском снаряжении вывезли на фотосессию в ближайшее этно-фермерское хозяйство. Её снимали то на фоне стогов, на фоне стада коров, в обнимку с коровой и верхом на лошади. У Катерины даже сердце заныло от запаха навоза, от звука коровьего мычания. А когда их угостили парным молоком, она чуть не расплакалась. Половина же съемочной бригады после этого угощения разбежалась по туалетам и кустам. Не принимали городские организмы отечественный натур продукт. 
  В результате долгих и упорных процедур Катерина помолодела внешне лет на десять, это в свои тридцать пять!  Так что когда Фишман увидел её через три недели, а он отъезжал по делам, то промоутер присвистнул и пробормотал себе под нос: - Вот это да! Жениться, что ли, на ней? Надо это обдумать.   
  А увидел он её на подиуме. Это было для девушки самое большое мучение – занятие в модельном агентстве. Её там учили одеваться, обуваться и даже ходить на каблуках. Катерина была в вечернем красном платье, на высоких каблуках, со своей этой «короной» на голове. Ей прокололи уши, так что она блистала во внешне дорогих, но на самом деле дешевеньких серьгах. На шее было скромное, но как раз дорогое ожерелье из жемчуга. Дамы из модельного агентства пробовали её учить ходить по своему, но у той ничего не получалось, да она этого и не хотела.
- Да не хочу я так ходить! – Возмущалась Катерина. - Я себя сразу проституткой чувствую. Да ещё и на каблуках! Я и так еле стою, а шагать буду, точно упаду в них и ногу сломаю.
- Привыкнешь!... 
- Не надо её переучивать, - остановил рьяных тренеров Фишман, - ей и так хорошо. Она же у нас не Клаудиа Шиффер.
- Да, скорее Эшли Грэм.
- И  какие у ней параметры?
- Сто двадцать на восемьдесят, и нижний профиль сто тридцать. При её росте это просто идеальные параметры.  Чисто «песочные часы». И такая царственная посадка головы! Откуда это в деревенщине? Было бы её желание, мы бы из неё сделали звезду подиума. Сейчас девушки плюс-сайз в моде…
  Фишман прервал даму: - Постой. Что ты там сказала про что-то царственное?
- Осанка у ней хорошая, прямо как у аристократки. Голову она держит прямо как императрица.    
   Тут Фишман странно посмотрел на даму, потому что в его изощрённую вопросами раскрутки бойцов голову пришла такая интересная мысль, что он сразу схватился за мобильник.
- Алло! Вадим, ты ещё не запустил нашу рекламу в сеть?
- Нет, а что?
- Всё отменяй! Не будет она у нас никакой «Русской молотилкой».
- А… кем она будет?
- Екатериной Великой! Императрицей!  Срочно готовить новую фотосессию! Где-нибудь во дворце и на троне. И корону где-нибудь поищи, корону! 

   К этому времени освоился в новых для себя условиях и Кольча. Так как по общему образовательному развитию новенькие оказались примерно одного уровня, их и учили почти по всем предметам: литература, география, ботаника, вместе. Кроме профильных. Так к Эльзе приезжали специально для её обучения какие-то совсем уж древние профессора. Порой и её саму увозили в какие-то НИИ и лаборатории. После этого при следующем посещению колледжа мафусаилы от химии обращались к ней с ещё большим почтением, словно это она была их учителем, а они так – начинающие школяры.
  Временами увозили из колледжа и Данилу, обычно в музеи, в библиотеки – читать древние тексты и манускрипты. Пару раз с ним увязывался  и Кольча. В последний раз их привезли в музей под открытым небом, где-то под Москвой. Там была расположена целая аллея нерукотворных памятников истории свезённых сюда со всей страны: каменные дольмены, две скифских бабы и просто камни, с выбитыми на них неизвестными письменами. Одну из надписей Данила расшифровал довольно быстро.
- Это что-то вроде пратюркского. «Хан Джилай закрепляет за собой эти края».
  В это время Кольча отошёл к соседнему камню. Там было выбито очень  много самых разных символов, но это были даже не буквы или иероглифы, скорее какие-то картинки, и другие, совсем непонятные знаки.
- А это вот что такое, Даниил Алексеевич? – Услышал Кольча за спиной. – Это о чём тут?
- Это не письмена, - сказал Данила.
- Да, это что-то среднее между петроглифами и рунами, - согласились ученые. Их было трое, все бородатые, в очках и все археологи.
- Не могу уловить, но что-то очень похожее на могильную надпись.
- Нет, - сказал Кольча. Он уже несколько минут, не отрываясь, смотрел на эти каменные письмена, и словно жил в том самом времени, когда существовали люди, что выбили эту надпись. Он как-то повзрослел, был внешне серьёзен. Кольча был  потрясён, и у него даже озноб пошёл по коже.
 – Тут страшное… Сын убил собственного отца, чтобы стать правителем. Ещё он убил двух братьев и трёх сестёр. Но самый младший сын спасся, вырос, и вернувшись с большим войском победил того брата. Его живым привязали к четырем лошадям и разорвали на части. Это как бы в… ну, чтобы другие так не делали.
- В назидание, - подсказал музейный работник. – А как ты это всё узнал?
  Кольча пожал плечами.
- Не знаю. Почувствовал.
- Откуда этот памятник? – Спросил самый бородатый профессор коллег.
- Минусинская котловина. Третий-четвёртый век до нашей эры.
- Тагарская культура?
- Да. Долина царей.
- В китайских хрониках они значатся как даляны. Там описана похожая история, очень похожая! Буквально слово в слово.
- И теперь мы начинаем понимать, что означают эти рунообразные знаки. 
Данила дополнил их новые знания: - Да, вот это смерть, вот это конь. Это – что-то вроде знака справедливости.
- Да, похоже.
- Весьма ценные знания. 
    У кого была самая узкая специализация, так это у Веры Васильченко. Она совершенно не интересовалась другими предметами, особенно гуманитарными. Хотя и её смогли как-то увлечь расчётами для химии и физики. Оказалось, что девчонке на самом деле уже десять лет. А её совсем уж детская внешность объяснялась болезнью задержки роста, которую тут же ей начали лечить. А математикой с ней занимался лично директор колледжа, профессор и член-кореспондент академии наук математик Василий Макарович Егоров. 
   Но вообще, именно Кольча был предметом самого большого удивления преподавателей. Если остальные трое были специалисты в какой-то своей области, то Кольча легко познавал буквально все предметы.
- Он мгновенно всё запоминает, при этом мозг его тут же обрабатывает новые данные, систематизирует и делает какие-то свои аналитические выводы, - рассказывал на педсовете куратор всей этой группы Игорь Андреевич Хрусталёв. – При таких успехах он может ещё в этом году кончить школу, так что мы его слегка притормаживаем. Что мы будем делать с восьмилетним выпускником? Были уже такие печальные опыты. 
- Это как вы его притормаживаете? – Поинтересовался директор. – Нагружаете домашними заданиями?   
- Наоборот, они ему совсем не нужны. Он уже на уроках всё запоминает  и начинает использовать. Мы начали давать ему  меньше знаний, чем в начале, записали его на все возможные секции, кружки по всем видам обучения, увлекли спортом, бальными танцами, театром.
- Ну, вообще-то говоря, если верить документам, он ведь не совсем человек, - напомнил Егоров.
- Да, я помню. Когда я в первый раз увидел в темноте его горящие красные глаза, я чуть было под себя не сходил.
- Ой, ну что вы, неужели вы во всё это верите?! – Не поверил главный анатом колледжа Василий Львович Брунов. – Это цветовая аномалия глаз, ничего больше. Были такие случаи в истории, зафиксированы и не раз. Никакие лешие и домовые тут не участвовали. Нет их, не бывает! Сбой генов и всё тут.   
    Директор его не поддержал.
- Да, а вы знаете про вот этот документ? – Он достал из стола какую-то папку. – Он засекречен, но я вам про него поведаю. Группа крупных учёных выпустило коммюнике о том, что на самом деле существуют создания, которых мы считали сказочными персонажами. Это домовые, лешие, водяные, русалки. Самое странное, что подписали этот документ ученые самых разных сфер науки, от медицины, до ядерной физики и космоса. Как тут сказано, они уже работают с этими созданиями и результаты этих работ просто ошеломительные. Открыты новые виды энергии, методы перемещения во времени и пространстве, а так же и медицине. И как раз эти же самые ученые направили нам сюда Лопухина.
   Брунов развёл руками.
- Ну, знаете! Это уже средневековье какое-то! Куда катится наука? Ересь полная!
- Ересь не ересь, но пацан интересный. Я только всю голову сломал, на какую стезю его направить, - Сказал Хрусталёв. – Он успешен во всём.   
- Да, это, конечно, проблема. Но время у нас есть. Думайте, коллеги!
     Когда Катерина отдавала  Кольчу в колледж, то боялась, что его там замучат медицинскими экспериментами. Будет её сын как подопытный кролик. Но, как ни странно, за этот месяц за Кольчей медики приезжали только раз, отвезли к старым знакомым по визиту в Домовёнково. Там были старые знакомые Кольчи, все зубры космической медицины: Иван Иванович, Виктор Викторович, Ашот Ашотович.
  Профессора взяли у Кольчи стандартные медицинские анализы, да загнали в томограф, попросив при этом напрячься и сообразить что-то из арсенала своих сверхспособностей. А потом они два часа пили чай с тортом, да хохотали, вспоминая подробности той экстренной зимней поездки в Домовёнково. При этом не было единственной женщины той «разведгруппы» - психолога и психиатра Елены Мироновны. Как пояснил  Иван Иванович, дама вот-вот должна была родить. В пятьдесят два года это было бы чудом, но не после общения дамы с лешим Кольшей. Кольча всё это сразу уловил. Улучшив момент, он ткнул пальцев в бок Ашота Ашотовича и шепнул на ухо: - Поздравляю, через два дня снова папой будешь!
  Ашот Ашотович покраснел, нервно оглянулся по сторонам.
- Ты думаешь, это я? – Спросил он. 
- А кто больше. Сын будет. Весь в тебя.
    И Кольча изобразил жестом громадный нос.
- Сын?
   Ашот расплылся в улыбке.
- Это хорошо, а то у меня одни девки - две дочки, и три внучки. А тут сын! Усыновлю! Пусть жена кричит, бьёт, всё равно усыновлю, свою фамилию ему дам. Ребёнок – это радость, а сын – дар божий! 
   Перед расставанием Ашот вспомнил ещё кое-что.
- Да, Кольча, я же свиней завёл! Три штуки! Кормлю по схеме Валентины Николаевны. Растут как на дрожжах! Зимой резать буду! Купил два морозильника! С мясом своим буду, сало насолю! Звони, если надо будет, привезу сколько хочешь!
- Ладно, договорились! Сало я люблю!      

     Ровно через месяц после приезда Катерины в столицу состоялся её первый бой в формате ММА. Перед боем девушка  сильно волновалась, даже не спала почти всю ночь. Это сразу заметил Васильич.
- Чего зеваешь? И глаза  у тебя красные? Не спала?
- Да. Никак не смогла уснуть. Волнуюсь.
- Ну, так это почти у всех перед первым боем. Кто не волнуется, тот всегда проигрывает, точно тебе скажу. Так что всё будет хорошо, Катерина, прорвёмся.
  Турнир, в котором должна была принять участие Катерина, был одним из этапов мирового тура боёв без правил. Девушки выступали как бы на разогреве перед титульным боем мужчин. Фишмана очень порадовало, что он сумел заявить Катерину на бой именно в Москве.
- Хорошо, что никуда её возить не надо. Такая экономия бобла.
    А про себя подумал: «Если она проиграет, расходов меньше будет».
  К восьми вечера Лопухину привезли к чёрному входу спорткомплекса  «Кавказ-сити». Решено было первый раз не сильно светиться, так что Катерина была в своей обычной спортивной форме, да её никто и не знал, ни журналисты, ни фотографы, дежурившие у главного входа, ни рьяные фанаты, ожидающие своих кумиров у чёрного. Соревнования проводились ради мужского боя двух претендентов на чемпионство, многолетних и давних соперников. А женщины должны были воевать между собой на разогреве, и практически о них ничего не было известно. Так, одни имена и клички.
  Начаться соревнования должны были в десять, и бой Катерины был поставлен первым. К этому времени она хорошо размялась, потом Катерину одели в специально пошитый для неё халат. По внешнему виду он больше напоминал мундир какой-то диковинной гвардии из совсем уже экзотической страны, только без рукавов, такая накидка, чтобы можно было легко и быстро снять. Ярко красного цвета, с золотыми позументами, с аксельбантами, с вышитым на спине огромным двуглавым орлом. На голову девушке с традиционной «короной» из волос прицепили заколками настоящую корону, только из пластмассы, но сделанную очень даже похоже на настоящую. Вообще-то девушки-бойцы не слишком заморачивались насчёт таких вещей, входили обычно в том, в чём собирались биться. Но Фишман в чём-то был по-своему гениален. Он умел раскрутить своего бойца, сделать его более узнаваемым, запоминающимся.      
   Стоя в дверном проёме, Катерина из-за плеча Васильича разглядывала огромный зал. Её удивило то, что он был почти полон зрителей, свободных мест было мало.  Лично она бы на такую дрянь, как женская драка никогда бы не пошла, даже если бы ей заплатили. А эти наоборот, платили такие бешеные бабки. Мужики, а их было большинство, ещё ходили по проходам, с кем-то здоровались, с кем-то братались. Другие сидели, пили пиво и болтали с соседями. Шум стоял как на вокзале. 
   Противником Екатерины была хохлушка по имени Олеся. Для неё это должен быть уже третий бой, и в двоих предыдущих она победила досрочно, нокаутом. Украинка вышла первой, с другой стороны зала, накинув на плечи национальный флаг.
- Итак, на ринге Олеся Танк, Суд-зи-ло-вич, Укра-ина! – заучено протяжно провозгласил ринг-аносер, специальный диктор, объявляющий имена соперников в своеобразном, протяжно стиле. На экране табло появилось лицо Оксаны, зазвучал гимн Украины.
   Девушка сняла флаг, пробежалась пару раз по октагону. Зал начал немного хлопать. Олеська оказалась очень рослой, почти как Катерина, девушкой, грудастой, довольно полной, так что о талии не было и речи. А вот лицо её было приятное, даже красиивое. Курносая, с большими, тёмными глазами, с полными, чувственными губами, она улыбалась настолько добродушно, что Катька как-то даже не поверила, что эта симпатичная девушка может  причинять боль другим людям. Хотя ей и показали перед этим оба боя Олеси.
- Она профессиональный боксёр, - просветил её тогда Васильич. – Удар у ней поставлен дай боже, этим она и берёт. Два боя выиграла нокаутами. Говорят, её подводят к бою за званием чемпиона с самой Мартиной Сильвой.   
- Кто такая Мартина Сильва?
    Ответил Фишман.
- Тебе рано про это думать, но потом я тебе расскажу.
    Затем зазвучала торжественная мелодия, что-то из Гайдна, и, пройдя по проходу, в октагон зашла Катерина.
- Ека-те-ри-на Великая! Лопухина! – Провозгласил ведущий. – Первый, дебютный бой!
- Ого, первый бой и сразу великая! – Явно расслышала Екатерина с ближайших рядов. 
- Посмотрим, великая она или простая.
С Катерины сняли халат, отцепили корону, распустили причёску в косу. Публика встретила преображение Катерины аплодисментами, и сдержанным гулом одобрения. Мужички  оценили внешность нового бойца. Тем более, что для Катерины специально пошили стрейчевые бойцовские трусы  почти в облипочку.
- Ты смотри - какая деваха!
- Есть за что подержаться и на чём поваляться!
- Да, вставить бы ей раз десять без перекура!
- На такой умрёшь без перекуров!
- Кто умрёт, а кто нет!
- Ой, не лепи мне горбатого, Колян! Тоже мне – сексмашина.
- Не завидуй!   
- Было бы чему!
   Примерно такие комментарии звучали со всех сторон.
Рефери, достаточно высокий седой мужчина, заставил обеих девушек пожать руки. Лицо украинки по прежнему излучало благодушие, но стоило прозвучать гонгу, как оно исказилось просто неистовой яростью, и Олеся буквально набросилась на Катерину с ударами. Катька никак не думала, что это произойдёт так мгновенно, так что она пропустила два первых удара по голове, и только потом отпрыгнула назад. Теперь уже на лице хохлушки отразилось удивление. В предыдущих боях её соперницы падали именно после таких ударов. Решив, что она толком не попала, Олеся с новой силою обрушилась на Катерину. Но теперь её удары рассекали воздух – Катя успевала увернуться. А затем она начала бить сама. Первый, боковой хук, прошёл по касательной,  второй раз, уже с левой, она попала более плотно. Оксана отскочила, с ещё большим удивлением посмотрела на соперницу, а потом снова ринулась в бой, нанося удары со скоростью пулемёта. Катерина поняла, почему её назвали именно танком. Такую трудно остановить даже из гранатомёта. Катерина  уворачивалась, отскакивала,  но до поры не пускала в ход руки, не успевала ответить. И она дождалась. Девушка неминуемо устала, перестала наносить удары и чуть-чуть опустила руки. И вот тогда Катерина пустила в ход свой коронный удар в лоб. Получилось хорошо, она не толкнула соперницу, как прежде Семёнова, а именно ударила так, как надо, как учили, так что у Олеси только слегка дёрнулась голова. Но девушка осталась стоять, только руки у ней упали вдоль туловища, и украинка начала как-то пошатываться, вперёд-назад, как березка под ветром. Народ неивствовствавал, Васильич кричал от угла ринга: - Бей её, Катя, добивай! А то она очухается!
   Но Катерина глянула в мутные глаза соперницы, и поняла, что та уже в нокауте. Тогда она подняла правую руки и легонько, одним пальцем, толкнула украинку в лоб. И та тут же рухнула навзничь.
  Публика взревела от восторга. Рефери ещё считал секунды, а Катерина отошла к своим. Сияющий Васильич показал ей большой палец.
- Во! Шикарно!
- Пройдись по рингу, поприветствуй публику, - крикнул ей Фишман.
  Катерина прошлась по октагону, подняв руку, приветствовала публику. Мужики ей не понравились. Почти все бородатые, с пивными животиками, и лица у всех тыквообразные, как будто их распёрло изнутри небольшим взрывом. Большинство явно недавно спустились с гор. Да и вели они себя жутко – орали, хлопали, подмигивали ей, кричали всякую ерунду.
- Эй, Катя! Давай встретимся, переспим!
- Катя, запиши мой телефон! Озолочу, мамой клянусь!
- Эу, Катя, я завтра свободен!   
   Были среди этого смачного буйства и женщины, в основном хорошо одетые, при полном параде и в драгоценностях. Они тоже все были предельно возбуждены. Но среди них Катерина вдруг увидела двух знакомых дам. Те, сидя в первом ряду, особенно неивствовставали! Катерина присмотрелась, и поняла, что она их знает. Да, это были матери тех самых детей, что она видела в колледже и даже обменялась с ними телефонами – Грета и Нина. Тогда она улыбнулась, помахала им рукой. Одна из девушек, кажется немка, показала Катерине рукой – позвони. Та в ответ кивнула головой.
    Наконец хохлушка пришла в себя, смогла стоять на ногах. Судья взял руки обеих девушек и под мерное зачитывание  ринга-носером стандартного текста, а потом под рёв публики – произнёс её имя: - Екатерина Великая! – И поднял вверх руку Катерины.   
   После этого Катя обняла соперницу, у той в глазах стояли слёзы.
- Не переживай, ты ещё своё выиграешь, - шепнула ей Катерина, – удар у тебя дай боже. И  побереги себя, ты же такая красавица. Жалко будет, если тебя изуродуют. 
  Олеся даже улыбнулась в ответ.
    К победительнице тут же подскочил бойкий парнишка с микрофоном в руках.
- Скажите, Екатерина, почему вы не стали добивать соперницу, как обычно это бывает в ММА?
- А чего её добивать? Она и так уже в отключке была. Чего зря девку уродовать?
- Это ваш первый бой. Вы волновались перед ним?
- Конечно, ночь не спала.
- Мне кажется, вы даже не вспотели.
- Я же не картошку окучивала, чтобы потеть.
- Поздравляю вас с хорошим дебютом в боях без правил. Аплодисменты Екатерине Великой!
   Зал снова взорвался восторженным рёвом. 
   Потом был проход Катерины через зал, и она снова наслушалась от мужиков всякого!
- Катя! Я хочу быть твоим мужем!
- Подруга! Давай встретимся! Нэ пожалеешь!
   После душа и переодевания Екатерину отвели на короткую, не предусмотренную регламентом пресс-конференцию. Обычно, такие, выставочные бои мало кого интересуют, но Фишман заранее позаботился о журналистах, сказал им, что будет сенсация, так что небольшой кабинет пресс-центра был полон снимающей и пишущей братией. Первым Катерине задали тот же самый вопрос, что и на ринге: - Екатерина, почему вы не бросились добивать соперницу?
- Она и так еле стояла на ногах. А у нас в деревне не принято добивать лежачих.
    И далее последовал получасовой допрос с пристрастием.
- Из какой такой вы деревни?
- Ваше семейное положение?
- Чем вы занимались до боёв без правил?
- Ваши дальнейшие планы?
  На большинство вопросов отвечал Фишман. Он рассказал, как по видео нашёл Катерину, но утаил место расположения этой самой деревни. На какие-то вопросы отвечала сама Катя.
- Кто был самым первым вашим тренером?
- Мамка. Она меня и бегать быстро научила, и уворачиваться от всего, что летело. И удар мой от неё достался, по наследству. И фигурой  я тоже в неё.
- Сколько вас в семье? Ещё будут бойцы из вашего семейства?
- Нет. Две младших сестры замужем, им не до боёв. Они с хозяйством и детьми бьются. А у меня муж и сын восьми лет.
- Муж тоже такой же большой?
- Нет. Выбирала из самых маленьких.
- Почему?
- А чтобы не бил по пьянке.
- На какой диете вы сидите?
- Что найду, то и ем.
- А как содержите такую фигуру?
- Пашу на огороде. Тридцать соток. Очень всем советую.
     Журналисты были в восторге!  Таких персонажей в этом виде спорта ещё не было.   

    Первый бой Катерины вызвал цунами волнений прежде всего в самой деревне Домовёнково. Весть о том, что Катьку будут показывать по телевиденью, да ещё и то, что она там будет драться, взбудоражило всё село. Большинство радовались – свой человек выбился в люди! Некоторые, впрочем, морщились и цедили сквозь зубы: - Я? Катьку смотреть? Что я там не видел? Подумаешь – руками она махать будет! Чё мне там смотреть?
- Ещё бы ты не видел! – Поддела скептика продавщица. - Тебе Катькин кулак, Зуля, раз пять прилетал! Вон и половины зубов от этого нет.
- Да иди ты! Я просто её жалел, не бил в ответ – баба все-таки! 
    Проблема была ещё в том, что спутниковое телевиденье было  не у многих. Так что дома таких счастливцев на время боя  превратились в кинотеатры, столько туда набивалось желающих приобщиться к тонкому искусству женского мордобоя. По счастью тарелка была и у Егора  Трубникова, Катькиного свояка. К нему напросились в гости немного, человек сорок, но в первых рядах сидели Валентина Кобылина, мать Катерины и её муж Колька Скоков. Они волновались, наверное, не хуже самой Катерины.
- Господи, хоть бы она не проиграла! – Сказал Колька. Он с утра снимал этот стресс добрыми порциями элитной самогонки, производства соседки бабы Зины.
- Фу! Отвернись от м-меня! – Сказала Валентина, сморщившись от едкого запаха. – Нашёл время, когда н-нажраться!
- Я не нажрался, я стресс снимаю, волнуюсь. А где Колька то, Лопух где?
- Не знаю, должен был прийти, - сказал Егор.
   Законный супруг Катерины прибыл за две минуты до начала трансляции, и еле пробился через толпу зрителей в первый ряд. Он так же был навеселе, но не слишком.
- Что, дядя Коля, тоже стресс снимали? – Не упустила возможности подколоть родственника ядовитая Дашка.
- А как же! Волнуюсь так, словно сам должен драться.
   Дашка хотела добавить что-то ещё, но тут началась трансляция.
   Когда камера первый раз показала Катерину, все родственники не поверили своим глазам.
- Это Катька что ли?
- Да вроде… она.
- Да ну нет, это молодая какая-то!
- И с короной.
- Так они же и сказали – Екатерина Великая!
- Какой у ней наряд классный!  Вся в каких-то висюльках.
- Ага, смотри - какой герб на спине!
- А волосы то, волосы как это они так сделали!? Прямо как корона на голове.
- Две короны. Такая, настоящая, и из волос. 
  Затем камера показала Катерину совсем близко, и они удостоверились, что это именно она, их сестра и дочь.
- Слушай, ну как она выглядит! Ей тут лет двадцать дашь, не больше! Что они с ней сделали? Это как? – Недоумевала Дашка.
  Народ обсуждал каждый шаг действия.
- О, халат сняли!
- Волосы распустили. Коса то какая у ней длинная.
- Раньше длинней была, - заметила Дашка, - сантиметров на двадцать обрезали.
  Когда хохлушка начала мордовать Катерину, все сразу примолкли. Но потом началось веселье.
- Так её, Катя! Так!
- Бей её!
- С левой, с левой врежь по этой наглой бабе!
   Последний Катькин удар заставил всех замолчать, а когда она чуть толкнула Олеську, и та упала, то вся публика взорвалась рёвом восторга.
- Ура!!! – Кричал народ.
- Катька, молодец!
- Как она её – одним пальцем! 
- Это по-нашему!
- Ну, Катька! Ну, бой баба!
Народ послушал ещё краткое интервью победительницы и, довольный, начал расходиться по домам. Перед тем как уйти все поздравляли Лопуха, Валентину, Кольку.
  Вскоре в доме остались только родственники, сели за праздничный стол. Дашка расщедрилась и выставила на стол пол-литра самогона. 
- Ну, Катерина, ну молодец! – Восхищался Колька Скоков. – Это ж как она всё это прокрутила, как будто всю жизнь этой дракой занималась.
- Ага, и хохлушка эта такая з-здоровая была! Как она попёрла, я думала – в-всё, сейчас забьёт она мою дочурку.
- Да её забьёшь! Её теперь не остановишь! Молодец Катька! – Вынес  приговор Егор. 

   А вот Кольче едва не обломили просмотр боя любимой мамочки. Всё дело было в дежурном педагоге-воспитателе, Алине Владимировне Королёвой. Эта сухощавая,  некрасивая девушка в свои пятьдесят лет была ещё девственницей. Толи от этого характер у неё был вредный. Толи, наоборот, девственницей она была от характера, но вредной Алина была до изумления! Могла докопаться до чего угодно и когда угодно. Ей ученики даже дали кличку Алина-Глина. Узнав от старшеклассников, что готовится коллективный просмотр трансляции женского боя без правил, она заявила: - Так, в вашем возрасте смотреть такие жестокие вещи нельзя! Это может разрушить вашу психику. Я сейчас всё отключу.   
    И она забрала пульт управления спутниковой антенной. Вспышку гнева и неповиновения старшеклассников Алина подавила быстро, привычно и жёстко.
- Всем по комнатам, и спать! Время не детское. Сейчас я вам  ещё и интернет отрежу, а то я вас знаю! Вы тут же подключитесь к ТВ.
   И она ушла, звонко цокая по паркету своими высокими каблуками. Шла она с целью отключить оптиковолоконный интернет, на котором и держался весь колледж.
   Кольча насупился.
- Не переживай, - попробовала утешить его Вера. – В записи мы всё равно этот бой посмотрим.
- Ну, уж нет. Я его посмотрю и сейчас. О, счас мы её…
   Кольча не закончил предложение, но именно в этот момент Алина-Глина зашла в дамский туалет для преподавателей. Быстро сделав свои дела, она попробовала крутанула барашек замка, но тот не поддавался. Тридцатилетний педагогический стаж у Алины слился в одно целое с действительностью. Она  и к неживым предметам  пыталась применить те же навыки, что и с детьми.       
- Это ещё что такое?! Ну-ка, ты, не безобразничай! Что это такое!? Открывайся! Быстро!
   Но проклятая железяка не хотела поддаваться. Тогда Алина навалилась на проклятый вертушок всей своей хлипкой массой. Внутри замка что-то щёлкнуло, барашек крутанулся раз, второй. Но дверь оставалась закрытой.
- Нет, это что за безобразие!? Ты что себе такое позволяешь?! Открывайся счас же! Кому говорю!
    Но на эти уговоры проклятый механизм поддаваться не хотел, словно не понимал русского языка.
- Ну, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!
    Сказав это, Лина достала свой смартфон и позвонила на вахту. К её удивлению, противный женский голос заскулил самую печальную для любого человека фразу: - К сожалению, абонент сейчас не в сети, или у него выключен телефон.
- Это ещё что? – Возмутилась Лина. – Это как? Как такое у нас может быть?! 
   Действительно, внутри колледжа действовала своя выделенная система связи, и она никак не могла отказать. Алина раз за разом набирала номер охраны, но сигнал не проходил. Пару раз прорывалось что-то вроде лошадиного ржания, потом и блеянье козла, и даже куриного кудахтанья. Тогда она начала звонить по всем другим номерам: директору, своей начальнице, соседу по дому. Результат был один и тот же - неутешительный. 
- Тут что, блокируется сигнал? Почему в туалете? Всё обито железом, что ли? – Бормотала она, рассматривая стенки своего заточения. Ей претило то, что следовало делать в таких случаях, но, увы. Иного выхода не было. Алина прокашлялась, а потом начала кричать.
- Алло! Народ! Все на помощь! Выпустите меня  отсюда! Позвоните завхозу! 
  Ответом была тишина. К сожалению, заведение, куда попала в заточение Алина-Глина, было в отдельном корпусе для преподавателей, а их сегодня никого не было - выходной, а в детском корпусе крики были не слышны.
   Из этого заточения Алину высвободили уже утром. Пришёл завхоз, сломал дверь, выругал Лину за безжалостное отношение к оборудованию.
- Это ж надо, а, так замок сломать! Его и здоровый мужик не осилит, а вы, Лина Владимировна, голову ему свернули, умудрились! Вот же! 
  Лина на эти претензии ничего не ответила. Она была злая, как никогда. Бедняжка не ела и не пила восемь часов. Хорошо хоть было, куда сходить по большой и малой нужде.
   Надо ли говорить, что весь колледж смотрел бой матери Кольчи от начала и до конца. Теперь новенького пацана из деревни зауважали все. Подходили даже старшеклассники, жали ему руку, восхищались его матерью.
- Крутая она у тебя, брат! Точно чемпионом будет!
- Автограф у ней возьми.
- И как приедет – позови! Селфи сделать с нами.       
- Ладно! Сделаем!  - Соглашался Кольча.       

     Сразу после боя Катерине объявили, что следующий день у ней будет выходным.
- Что хочешь, на Красную площадь поехать, или на ВДНХ? – Спросил Фишман.
- Я подумаю, - сказала Катя, а потом взялась за телефон, набрала номер с неподписанным именем. Это оказался номер матери Эльзы - Греты. 
- Привет.
- Катя! Как же ты здорово сегодня билась! Это был фурор!
- А ты что, любительница ММА?
- Да нет, что ты! Первый раз там была! Просто дочка мне все уши прожужжала про этот твой бой. Мы с Нинкой сразу после твоего боя ушли из зала. Ну, ты что, что делать завтра будешь?
- Мне дали на завтра выходной. Надо как-то с сыном повидаться, соскучилась. 
- Отлично! Так всё хорошо складывается! Мой будет весь день занят, Нинкин папик вообще в Лондоне. Завтра берем из колледжа детей, и едем ко мне на Дубровку! Будут шашлыки, фейерверки, мыльные пузыри, всё, что любят дети. Ты где сейчас находишься?
    Катерина продиктовала адрес базы.
- Хорошо, завтра с самого утра Ленка заедет за тобой, потом заберёте детей и ко мне! Ты во сколько встаёшь?
- В четыре.
   Грета поперхнулась.
- Рановато. Но часов в восемь ожидай авто. Она будет на своём «Майбахе».  Да! Купальник не забудь! У меня дома шикарный бассейн.
   Всё прошло по задуманному немкой плану. В половине девятого они забрали из колледжа детей. Кроме всех четверых к ним присоединился ещё Игорь Куприянов, мальчишка лет четырнадцати, как-то сошедшийся с великолепной четвёркой по характеру и взглядам на науку. Его считали гениальным физиком, чуть ли не будущим Нобелевским лауреатом. Но родом он был из Саратова, так что выезда за стены колледжа для него уже было хорошим развлечением.
   Дом немецкого семейства поразил Катерину своим огромным участком, гектаров сорок, не меньше. Сам дом издалека казался не сильно большим, всего два этажа, но оказалось, что это только фасад, а так он был  сильно вытянут вглубь участка. Они прошли влево от дома, там, где  была построена обширная беседка, а перед ней стояли солидный мангал и гриль. 
- Большое хозяйство, - сказала Катерина, – коров можно тут пасти.  Целое стадо. И косить  тогда не надо было бы, надрываться, - она мотнула головой в сторону ещё одного работника, монотонно толкавшего впереди себя газонокосилку.
    Дети под предводительством Эльзы, тут же убежали куда-то вглубь этого пространства и растворились. К ним, кстати,  присоединилась сестрёнка Данилы, Света, шустрая девчонка лет шести. Светой её назвали, очевидно, по приколу. Это была типичная мулатка: смуглая, губастенькая, с круглыми, чёрными глазами, с волосами в мелкую кудряшку. Женщины же отошли к беседке, где двое, мужчина и женщина занимались приготовлением к пикнику. Он разводил огонь в гриле, она резала овощи на салаты.
- Доброе утро, Грета Михайловна!
- Доброе, Татьяна.
- Доброе утро, Грета Михайловна! Шашлык будет готов минут через двадцать.
- Спасибо, Саша.
   Грета обернулась к девушкам. 
- Хорошо. И с погодой угадали, прямо бабье лето. Ну, что? По маленькой?
   Грета подвела их к столику, где выстроилась обширная коллекция спиртного. От такого разнообразия у профессионального алкоголика слюна бы потекла до самых колен. Тут были и вина самых лучших марок, и элитная водка, и коньяки самых престижных фирм, текила, крафтовое пиво, шампанское.
- С чего начнём? – спросила хозяйка.
- С шампанского, - предложила Нина, – надо же обмыть первый удачный бой Екатерины Великой.
  Грета открыла бутылку с навыком истинного гусара. Но Катерина замотала головой.
- Не-не-не! Я спиртное не пью. Совсем.
Дамы были удивлены.
- Как это?
- Почему?
- Тренер запретил? Так мы ему ничего не скажем.
- Нет, - отрезала Катька,  – я с детства насмотрелась на этих алкашей, до сих пор отвращение. Не хочу. Один раз меня напоили коньяком столичные врачи, я потом сутки болела. Мне бы лимонаду.
- Какого?
- Да любого. Это я всё пью: Тархун, Дюшес, Буратино.
    Девушки странно переглянулись, Грета открыла одну из бутылок, налила Катерине полный бокал.
- Ну, за тебя, Екатерина!
- Ты грандиозная женщина!
- Да! И мне главное понравилось, что ты не стала её добивать.
- Да! Это так благородно!
- За тебя – подруга!
- За тебя! За то, что это было бы только началом твоей большой карьеры! 
  Они выпили, Катерина чуть сморщилась.
- Это что за лимонад такой странный? Он даже горчит чуть-чуть.
- Он из грейфрута. Налить что-то другое? 
- Да нет, ничего, прикольно. Хорошо освежает.
   Мир для неё действительно стал как-то немного ярче и светлей. Сразу поднялось и настроение. Они закусили тем, что нашли  на столе, кто шоколадом, кто бананом, а Катя хурмой.
- Кать, а у тебя один только ребёнок? – Спросила Нина.
- Да. Хочется ещё, но не от кого.
- Как это не от кого? А муж?
   Катерина фыркнула.
- Муж! Муж - объелся груш. Налей-ка мне ещё этого лимонада. Понравился он мне. 
- Так что он у тебя, импотент?  - Спросила Грета, после того, как они ещё выпили.
- Да нет. Но пьёт как собака. Не хочется от такого и рожать.
- Ну, Кольчу же своего ты от него родила?
- Ну, не совсем от него.
   Катерина ещё выпила стакан этого своего лимонада, они отошли на полянку, сели в пластиковые кресла, и её понесло на откровение.
- Он внешне-то вылитый Лопух, даже родинка на жопе в виде земляники у Кольчи один в один с отцом. Но там ещё… поучаствовал один…
- Сосед? – подсказала Нина. 
- Если бы.
   Катька чуть помялась, но её уже было не остановить. Было странное желание исповедоваться. Слова так и бились о её зубы, чтобы вырваться наружу. Она в этом своём грехе признавалась только родной матери. Это Валентина уже потом растрезвонила про этот случай всей деревне.   
- Леший.
    И она рассказала историю своего близкого знакомства с хозяином лесных чащ.  Как она три дня не могла выбраться из стометровой рощицы, как до неё там домогался леший, и как он её всё-таки домогся. Дамы слушали её, вытаращив глаза. Когда же Катерина поведала о том, какой он на самом деле – маленький, плешивый, с бородёнкой на сторону, с бородавкой на носу, слушательниц передёрнуло. 
- Ужас!
- Кошмар!
- Так, а как он это…
- Ну да, как он как мужчина? В силе?
   Катька вздохнула.
- Лучше его, наверное, и нет никого. Потом месяца два-три вообще на мужиков не тянет.
- Это от него у Кольчи глаза ночью красным светятся? – спросила Грета.
- Ну да. Дочь рассказала?
- Ага. Он ночью видит как днём.
- Да, прямо не знаю, повезло тебе подруга с сыном, или наоборот, - высказалась Нина.
- Ой, кто бы говорил! – Поддела подругу Грета. – То-то ты вон от своего сивого кабанчика какую негритянку родила.
   Нина смутилась.
- Да случайно это. Кто же знал, что этот… порвётся, а я толком и не заметила. Уснула сразу, и всё. Готово.
- А муж тебя после этого долго бил? – Спросила Катька.
   Нинка вздохнула. 
- Да бить то не бил, он на такое не способен. Но развестись собирался.
- А что ж не развёлся?
- Да у него тут как раз тёрки с кавказцами начались, как раз через месяц после родов. Ранило его тяжело. Я от него в госпитале два месяца не отходила. А потом, как Светка подросла, он так к ней проникся, так полюбил, удивительно просто! Он к сыну родному так не относится. Я прямо шалею от этого.      
   Тут озаботилась Грета.
- Кстати, а где они?  Дети то наши где?
- Да, что-то мы их упустили.
- Ну, Эльза найдёт, чем их занять.
- Всё равно, пошли, поищем.
- Кстати, а где аниматоры? – Вспомнила Грета. - Должны были подъехать к девяти, а время уже десять.
- Приедут, скажут – пробки.
- Ага, как обычно.  У этих всегда везде пробки, даже в выходные.
    Когда Катерина вставала, её слегка качнуло в сторону.
- Ого, это что со мной сегодня? Качает.
- Наверное, магнитные бури, - невинно ответила Грета. 
   Девушки пропустили Катьку вперед, а сами пошли сзади. Их буквально корёжило от внутреннего смеха, но позволить ему выбраться наружу они не могли - жить очень хотелось. Нинка только шепнула хозяйке дома: - Лимонад, да?
    И снова согнулась от смеха.
   Детей они нашли в здании бассейна. Те отрывались по-полной, от всей души и от всего тела. Парни постарше подкидывали в воздух Эльзу и Светку, и те со смехом ныряли в кристально-прозрачную воду. Только Кольча был предельно серьёзен. Он обучал Веру плавать. И надо сказать, это у него получалось. Девчонка уже вовсю плыла, хоть и в надувных нарукавниках.   
- Давай-давай-давай! Поплыла, молодец!
- Мамка, давай к нам! – Закричал Кольча, завидев Катерину. – Вода тут классная, тёплая, как у нас в пруду!
- Может, в самом деле, искупнуться? Вода у нас с подогревом, да и день хороший, не простынем на улице, - предложила Грета. 
    К хозяйке дома подошёл Саша.
- Грета Михайловна, у нас всё готово.
    Та от него отмахнулась.
- Потом! Привези сюда столик с детскими напитками, а нам бутылочку коньяка и «Швепс». 
   Купаться Катька любила, так что скоро в бассейне начался форменный беспредел, с обоюдной войной брызг и с попытками утопить другого пловца, визгом и криками детворы. Они вовсю резвились, совсем забыв про время. Но потом около бассейна появился высокий, худощавый блондин лет сорока пяти в строгом сером костюме.
- Привет всем! – сказал он, разглядывая водную гладь.
    Катерина поняла, что это и есть муж Греты – Эдуард Адольфович, банкир и меценат.
- О! Ты уже освободился? – Восхитилась Грета.
- Да, все прошло гораздо быстрей, чем я думал.
- Дети! – Скомандовала Грета. -  Пошли в беседку, пора немного перекусить.
   Все оделись кто во что, кто в халаты, Катерина предпочла вытереться и влезть в свою одежду. Беседка, а по площади она была чуть поменьше катькиного дома, была уставлена столами со всеми возможными яствами.  Сначала все налегали на шашлыки и салаты, потом дети занялись сладостями, а взрослые - спиртными напитками и закуской. Тут зазвонил телефон у Нины.
- Да?
- И ты где?
- Ты уже дома, что ли?
- Да, я дома! А ты где?! С кем ты там сегодня кувыркаешься?!
- Ни с кем я не кувыркают, я у Греты, Кнауфгорден. Мы тут все, с детьми, приходи повеселиться.
  Нина отключила телефон и пояснила.
- Вот так всегда. Приезжает каждый раз на сутки раньше, всё надеется меня с любовником застать. Это всё после Светки.
- Ну а что ты хотела? Это теперь у тебя уже навсегда.  Смирись, подруга! Заслужила. 
    Нинкин муж оказался колобком среднего роста, одетым во всё белое. Лицо его было хмурым, а взгляд подозрительным.  Увидев его, Светка бросилась навстречу, раскрыв руки и закричав: - Папа!
  И тут же произошла мгновенная метаморфоза. С «колобка» мгновенно слетела маска подозрительности, он просиял, подхватил дочь на руки и начал её подбрасывать в воздух, так, что та вскоре начала истерически хохотать.
- Лёша, хватит! Она же сейчас зайдётся от смеха! – Возмутилась Нина.
   Отец перестал подкидывать дочь, и, держа на руке, заговорил с ней, на удивление Катерины, по-английски. Та отвечала ему бойко и складно.
- Чего это он? – Шепнула Катерина Грете.
- Он полиглот, знает шесть языков, вот решил и дочь воспитать в этом же стиле.
- Так сын его не так просто начал говорить на всех языках? – Спросила Катя.
- Ну да. Есть в кого.
   Сам же младший полиглот-уникум поздоровался с отцом степенно и за руку. Они перекинулись парой слов на совсем уж диковинном языке, не то на иврите, не то санскрите.
    Тут откуда-то издалека,  за воротами усадьбы раздалось истошное лошадиное ржание.
- Наконец-то! – Вырвалось у Греты. – Ну, они у меня получат, артисты хреновы!  Обед уже! 
   Вскоре на зелёный газон лужайки въехала «Газель», щедро расписанная по всему корпусу шариками, масками клоунов, лицами счастливых детей и не менее счастливых пенсионеров. Из салона «Газели» вывалились двое клоунов, и одна клоунесса, тут же завизжавшая удивительно высоким, и удивительно противным голосом: - Здравствуйте, дети!
    Нет, ещё три часа назад дети бы отреагировали на этот крик восторженно, но сейчас, уставшие после бассейна и отяжелевшие после обильного завтрака, они не отреагировали совсем.
- А кто у нас тут сегодня самый счастливый человек на свете? Скажите, как его зовут? – Продолжала надрываться клоунесса.
- Буратино, - по классике отозвался Эдуард Адольфович.            
    Взрослые заржали.
    Тут один из коллег шепнул что-то на ухо клоунессе, и та мгновенно сменила пластинку.
- А сегодня тут у нас все счастливые дети, потому, что у нас выходной день и можно отдохнуть от надоевших уроков! Ура!!! 
   В течение часа профессионалы от юмора пытались растормошить и развеселить детей. Бесполезно!
- Праздник в морге, - шепнул один клоун другому по ходу этого неудачного действия.
- Юбилей в крематории, - согласился тот. Единственная, кто поддержала записных комиков, это была черноглазая Светлана. Она охотно прыгала, танцевала, рисовала мелом на стене, то есть делала всё, что пытались навязать публике аниматоры. К ней из чувства долга  присоединились и Грета с Ниной, они начали тормошить детей. Катерина  так же хотела к ним присоединиться, но ноги её почему-то совсем не держали.   
     Остальные дети оживились только тогда, когда артисты начали надувать огромные мыльные пузыри. Делали они это прекрасно, и  переливающиеся на солнце аморфные конструкции, плавали над лужайкой, становясь с каждым разом всё больше и больше, доходя до трёх метров в длину. 
- Класс! – Восхитился Кольча. – А можно их так сохранить надолго?
- Если стенки будут достаточно гибкими, то получиться, - решил Игорь.
- И жёсткими, но тогда это будет уже резина, - поправил Данила.
- Тут нужна пластмасса, - предложила Эльза. 
- Таким методом дома можно строить, - предложил Кольча. -  Надул, она затвердела, и готова.
- Кто она?
- Пластмасса.
- Это надо какой-то особый вид пластмассы изобрести, - поправил Данила.
- А чего её изобретать? Она уже есть, и давно используется, – Сказала Эльза, и назвала столь мудреное название, что никто не смог бы его повторить. 
- Как-как? – Переспросил Кольча. Его к этому вела привычка всё позновать, и всё запоминать.
   Эльза подошла к стене, на которой были нарисованы каракули Светки, стерла их и написала одно длиннющее слово.
- В разогретом состоянии она в жидком виде. Из неё делают изделия методом выдувки. А на воздухе она быстро твердеет, что-то около трёх минут.
- И что это такое будет? – Спросила Вера. – Круглый дом?
- Зачем круглый? – Кольча как-то принимал участие в ремонте завалинки у соседа. – Сделал разборную форму, загнал туда этот шар, и вот у тебя какой хочешь дом. Хоть квадратный, хоть прямоугольный.
    Он так же нарисовал на стене эту конструкцию.
- И все будут тебя видеть? Он же прозрачный, – Настаивала девочка-математик.
     Эльза отрицательно покачала головой. 
- Нет, там можно добавлять любые красители. Представь себе, красные дома, или зелёные. Или в разводах из разных цветов. Вообще красиво может быть. 
-  Это дорого, наверное, будет? – спросил Игорь. Данила тут же схватился за смартфон. Вскоре он назвал цену одного килограмма этой пластмассы. 
- И сколько его надо будет на такой дом? – Игорь показал на беседку.
- А какова толщина стенок? – спросила Вера. 
- Не меньше пяти сантиметров.
- А длина стен дома у нас…
- Двадцать на пять, и высота стен три метра, - подсказал Игорь.
   Эльза дублировала все данные на стене. Вера подняла вверх глаза,  начала что-то шептать что-то про себя.
- Семьсот килограмм, - выдала она через пять минут.
- Всего?
- Ага.    
- И по цене это получиться… - Данила назвал цифру с калькулятора, Вера подтвердила её с точностью до копейки,  а Эльза снова записала всё на стене.
- Ну, это нормально, это в меру, - сказал голос сзади. Дети обернулись. Сзади стояли оба родителя, и были они как никогда серьёзными.
- Да, сейчас хороший дом из кирпича или бетона стоит на порядок больше, - подтвердил отец Эльзы.
- Плюс изготовление специальных машин для перевозки и выдувания, арматуры. А потом достройка. Окна, двери, полы.
- Айда ещё поплаваем, - предложила Эльза детям.
- Давай!
    Всей толпой дети побежали в сторону бассейна. Три матери ещё до этого растворились где-то в пространстве усадьбы. Мужчины же сели в оставленные кресла, рассматривая надписи на стене.
- У меня завод в Казани выпускает эту пластмассу. Она экологически чистая, пищевая, - сказал отец Данилы.
- Значит, с этим проблем не будет? Экологи разрешение дадут. 
- Да, но расходы всё равно будут большими.
- Зато рынок сбыта какой! У нас в разлив полстраны сносит, а в жару другая половина горит нещадно. Там миллиарды летят каждый год на восстановление. И всё затягивается до зимы, а то и до весны. А тут приехал, выдул штук тридцать домов, за неделю их достроил.
- Хорошо бы получить госзаказ на такие дома. Даже если их водой унесёт, то им ни хрена не будет. Притащат обратно и всё.
- Да, перспектива есть.
- А выдул бракованный дом, снова его расплавил и в дело. Никаких отходов. Перспективно. Нужны только финансы. 
- Могу ссудить тебе любую сумму под двадцать процентов, - сказал Эдуард Адольфович.
- Сколько?! Да ты с ума сошёл! Двадцать процентов! Это грабёж.
- Ну, в девяностые я и под двести процентов ссуды давал.
- Ты забудь то время, Эдик. Тебя за эти двести процентов тогда чуть к главбуху вселенной не отправили, вместе в «Мерседесом». Двадцать! Придумал тоже! Пять процентов! Не больше. 
- Ну, теперь это грабёж уже с твоей стороны.
- Могу предложить долевое участие в проекте.
- Вот это уже интересно.
   Этот интерес был тут же чуть не разрушен. Вокруг разговора двух магнатов происходила повседневная суета. Прислуга убирала всё, что уже можно было посчитать мусором, на террасе мыли полы. Одна из шустрых уборщиц подскочила к стене с надписями с мокрой тряпкой.
- Куда!
- Пошла вон!
- Иди отсюда!
    Со стороны двух солидных людей с многомиллиардными доходами это был только набор цензурных слов, а поток нецензурных был гораздо больше  и эмоциональней. Испуганная уборщица покинула рабочее место буквально бегом, она даже упала, споткнувшись об ведро и разлив воду. Она поднялась, глянула на лица работодателей, и припустилась бежать дальше. А два возмущенных мужчины схватились за смартфоны и начали нещадно фотографировать меловые записи десятилетней девочки. 
   Когда уехали клоуны никто не понял, да и не вспомнил про них.
   Вечером, после фейерверка, девушки сидели в малой гостиной у камина, на диванах, перед ними всё так же были напитки и закуска. Дети уже спали. Было весело, Катерина узнала про подруг много интересного. Тех словно прорвало, исповедь Катьки инициировала и тех вспомнить о своём происхождении и своих грехах. Так Грета в самом начале московской жизни больше года работала барменом, оттуда и навыки при открытии и разливе спиртного. Нина начинала диспетчером на заводе. С огромным изумлением Грета и Нина узнали, что они оба родом из  Воронежа, даже из одного района, но при этом в детстве и  юности никогда не пересекались, хотя должны были. Они почти одновременно пристроились в модельный бизнес, но и тут судьба их не столкнула ни на подиуме,  ни на конкурсах красоты. Да и на Дубровке они жили почти рядом, но близко их свела только общая судьба детей.
   Когда разговоры иссякли, а Катерина начала дремать, Грета заявила.
- Всё спать пора!
- Да.
- Ты к себе?
- Спрошу Лешку. Что-то он там, в кабинете, засел с твоим, никак они не расстанутся.   
- Катя, ты как? Спать?
  Та зевнула.
- Ой, девки, я что-то сегодня совсем плохая. Весь день в сон тянет, и качает иногда. Давление, что ли, поднялось?
   Девушки переглянулись.
- Кать…
- Ты только не злись…
- Но мы тебя не лимонадом поили. 
    Катя не поняла.
- Не лимонадом? А что это было?
- Джин-тоник.
- Что-что?
- Ну… «Швепс» - грейпфрутовый сок и немного спирта. Там немного, градусов девять.
- Как в пиве.
   Но Катерина недоумевала.
- А что же меня так развезло, если там спирта как в пиве?
- Так ты выпила его литра три! Тут мужика в зюзю развезёт. 
- Или совсем отрубит.
   Катька нахмурилась.
- Девки, я вас убью… если только встану и догоню.
    Грета начала читать ей лекцию. 
- Кать, но зато ты теперь поняла, что такое спиртное. А то вдруг тебе подсунут пойло на каком-нибудь фуршете, а ты и не в курсе, отрубишся у всех на глазах.
- Да, Катя, в жизни надо быть готовым ко всему. 
   Катька сморщилась, но потом махнула рукой: - Ладно, прощаю. Где мне лечь? Помогите подняться.
   Девушки помогли ей встать, но когда Катерина приняла вертикальное положение, то она так сильно сжала обеих блондинок за плечи своими мощными ручищами, то те запищали, как два резиновых утенка в ванной.
- Ух, вражины! – Свирепо процедила Катя.
   Потом она по очереди поцеловала их в макушки, и отпустила злодеек. Девушки начали тереть плечи, но уважать Катерину после этого стали ещё больше. 
  Утром всех развезли по рабочим местам, и жизнь вернулась на круги своя.               

    Следующий бой Катерина провела через две недели, в Киеве. Визит в столицу незалежной начался для неё неожиданно. В аэропорту Борисполь её остановил восторженный женский крик: - Катя! Лопухина!
  Катерина остановилась. К ней, через толпу встречающих, провожающих, прибывающих и отбывающих, пробивалась какая-то рослая девушка в крайне цветастом платье. К удивлению Лопухиной это оказалась Олеся Судзилович, она же Танк, её противник в первом бою. Они расцеловались.
- Катька, ты как, биться приехала?
- Ну да.
- Как, в форме?
- Вполне.
- Слушай, ты же с Горбанюк будешь биться?
- Ну да.
- Помни, у ней удар с левой хорош, она левша. Стоит вроде в правой стойке, а потом  быстро переходит в левую. Она всегда раза три бьёт с левой, а потом, когда ждёшь удара справой, она бьёт снова с левой, долбит своим коронным, со всей силы. А кого тебе ещё дали?
- Шевчук.
- Ой, мама! Вот эта вообще рыжая крыса! Такая подлая, что в бою, что в раздевалке. Она мне один раз в кроссовки битого стекла натолкала, я её тогда поймала за этим и расхерачила как папа Карло Буратину, чуть не убила. Жаль, тренер оттащил. Галька больше самбистка, ты ей главное, в ноги не давай проходить. У ней коронка, она ныряет вперёд, хватает ноги под коленками, дёргает на себя и на полу уже проводит болевой захват ноги, выворачивает её в колени. А если уж она вцепиться, то, как клещ, пока не замучит тебя, не остановиться. 
- Спасибо, Олеся. Как у тебя то дела?
    Олеся прижала руки к груди.
- Катя! Так хорошо, ты не поверишь! Я замуж выхожу! Вот!
    И она показала руку с кольцом на одном из пальцев. Судя по прозрачности камня, это был бриллиант. 
- За кого?
- Греческий миллиардер, Ставронидис. Вон он стоит, - Олеська кивнула головой на чернявого человека, стоявшего около колонны метрах в пяти от них. Кроме густых усов и прогрессирующей лысины мужчина отличался маленьким ростом, макушкой он едва доставал до титек Олеськи. 
- Катька, как я рада, что ты меня тогда побила! Он же мне за полгода до этого предлагал замуж, на яхте катал, бриллианты дарил. Я же, как дура,  упёрлась в эти ММА, только об этой драке и думала. Всё, непобедимая, чемпионка! А тут ты со своим ударом. Я как пришла в себя, думаю - ну их нафиг, все эти бои без правил! Расхерачат мне кулаками всю мою красоту писанную, кому я тогда нужна буду? Дворник в жёны не возьмёт. Вот я и решилась. Если человек зовёт замуж – грех отказывать.
  Человек около колонны взглянул на часы, потом так же выразительно на девушек.
- Ладно, я побежала, там у нас личный самолёт под парами стоит, летим в Грецию. Давай, подруга, удачи тебе в бою!
  Они расцеловались, Олеська подхватила под руку своего  грека-олигарха, и они растворились среди толпы.         
   По дороге в гостиницу в машине Катерина рассказала своим – Фишману и Васильичу, про всё, что поведала Олеська. Фишман был спокоен. 
- Толчёное стекло? Это бывает. Васильич, ты поставь кого-нибудь  на входе в раздевалку. И, Катерина, никогда и ни у кого ничего не бери из рук перед боем, еду или питьё. Туда могут всякой дряни подсыпать.
- Отравить?
- Ну, отравить, это вряд ли. А вот пурген в минералку сыпануть, это запросто.
   В самом деле, в день боя в их раздевалку то и дело норовили проникнуть какие-то подозрительные личности, и Синицын, что должен был выступать на следующий день, а пока был поставлен «дневальным», нещадно их гонял. На всякий случай Васильич турнул и уборщику, пришедшую помыть пол за полчаса до боя.
- Пошла отсюда! Уходи!
- Как уходи? Мне сказали тут убраться, - настаивала она.
- После боя придёшь и помоешь. Иди-иди отсюда! 
   Что в этот раз резануло слух Катерины, это то, что в зале её уже знали. Кроме аплодисментов был ещё и сильный свист, видно было, что публика болела за своих.
    Горбанюк оказалась девушкой плотной комплекции, гораздо ниже Катерины, но с удивительно длинными руками, чуть ли  не ниже колен. Самим строением девушка больше напоминала мужчину – маленькая задница, скромные грудки, широкие плечи, криваватые ноги. Смуглое её  лицо так же не вызывала симпатий, на нём словно застыло выражение вечной угрюмости.
   Горбанюк, а официальная кличка у неё была Кобра, начала так, как и рассказывала Олеська. Встала в правостороннюю стойку, и начала методично наносить удары левой рукой. После её третьего удара Катерина отпрыгнула назад, и кулак Кобры просвистел в пустоте. Катерина до поры не пускала в ход свои руки, уклонялась. Когда же Кобра решила ещё раз нанести свой удар левой, Катерина отпрыгнула в сторону и ударила как  бы вдогонку движению бойца, так, что Кобра полетела в дальний угол октагона и распласталась на полу. Это было забавно, в зале раздались смешки. Впрочем, хохлушка торопливо поднялась, она явно боялась, что Катерина начнёт её добивать. Но это было не в принципах Катерины. Она три раза ударила Кобру боковыми ударами, и они явно её потрясла. Теперь положение дел сменилось. Уже Горбанюк всячески пыталась избежать прямых ударов Катерины, и бегала от неё по всем рингу. В зале начался свист, зрители начали кричать что-то про перемогу. Лишь на пятой минуте боя Катерина хорошо попала с левой по челюсти Кобры, так, что та на несколько секунд встала. И вот тогда Екатерина нанесла тот самый коронный удар в лоб. В отличие от Олеськи Горбанюк упала сразу, назад, навзничь. Рефери только глянул на её лицо и сразу замахал руками, останавливая бой.
   Катерина после этого отметила, что когда она уходила с ринга, ей уже почти не свистели. Аплодировали не с таким экстазом, как в Москве, но с явным уважением.
   Второй бой был через час, заключительный в этой серии, и как раз перед началом мужских боёв. Так не полагалось, два боя в один день, но Фишман в своей сфере был на грани гениальности. Глянув на свою соперницу, Екатерина вспомнила слова Фишмана про Шевчук.
- Горбанюк это так, ни о чём. А вот Шевчук очень серьёзный соперник. Три десятка боёв, всего три поражение, последнее от Сильвы. Сейчас её подводят к новому бою с Мартиной, но если ты её победишь, руководители ММА переключаться на тебя и устроят чемпионский бой Сильвы с тобой.
   Галина Шевчук больше походила на женщину, чем предыдущий соперник. Всё нужное для этого присутствовало: фигура, с мощной грудью, с приличной попой. Но лицо у неё было неприятное – остроносенькое, чуть конопатое, нижняя челюсть назад, рот постоянно приоткрыт, неровные, выступающие вперёд зубы, редкие волосы с сильной рыжиной были забранные на затылке в куцый хвостик. Она походила на мультяшного мышонка, хотя кличка у ней была совсем из другой оперы – Каракурт.
  Объявление имени и регалий украинки вызвало шквал аплодисментов и одобрительного свиста. Катерину встретили более сдержано, но в этот раз так сильно не свистели.
    Бой шёл под диктовку Екатерины. Она наносила удары, отскакивала, уходила от ударов противника. Кроме того, Катерина пустила в ход ещё одну фишку, позаимствованную от записей боёв молодого Кассиуса Клея. Она начала передвигаться по площадке как бы танцующей походкой. Зал встретил это действие восторженным рёвом. Ударит Катерина серией, и тут же отходит от противника, так, что ответные удары уже рассекали воздух. Помня предостережения Олеськи, Катерина не подпускала к себе противника близко, а боковые удары ногами она легко блокировала. Пару раз Екатерина могла ударить соперника так, как полагается, чтобы та сразу вырубилась. Но ей вдруг захотелось поиграть с соперницей. Она била  Галину по лицу, отскакивала, уворачивалась от её ответных ударов, а когда у той заканчивался этот запал, и она останавливалась – она снова била хохлушку по лицу. У той от катькиных ударов уже и глаза начали заплывать, от чего она стала больше походить уже не на мышь, а на огромную, злобную крысу. Это настроение Катерины почувствовал и Васильич.
- Катька, не зарывайся! Добей её! – Сказал он в перерыве между пятиминутными раундами.
- Успею. 
   Катерина продолжила издеваться над девушкой и во второй пятиминутке. Била и тут же уходила, так, что кулаки Галины разрезали воздух. Она уже решила окончательно добить хохлушку, но как раз в это время Шевчук бросилась всем телом вперёд и всё-таки схватила Катьку за коленки, а затем дёрнула их на себя. Катька начала падать назад, но при этом она на каком-то инстинкте схватила соперницу под мышки, ещё прибавила скорости толчку, так, что, падая, та перелетал дальше, и плашмя, на всю спину приземлилась на полу ринга. Пару секунд Шевчук была ошеломлена, у ней сбилось дыхание, а когда она поднялась на ноги, Катерина уже стояла в полной боевой готовности и нанесла тот самый свой коронный удар в лоб.
  Каракурт упала не так как Олеська или Горбанюк. Она как бы сломалась в пояснице, и упала лицом вперёд, так что Катя еле успела отскочить.
   В зале пару секунд стояла тишина, а потом просто обрушился какой-то рёв голосов и аплодисментов. Вот это в первый раз проняло Катерину. Ей впервые понравилось всё, и бой и реакция на него публики. Пока судья и медики кружились вокруг поверженного соперника, Катерина подняла вверх правую руку и начал обходить ринг по кругу, приветствуя все стороны зала. Потом она сняла головную повязку, швырнула её в зал, где тут же началась драка за право обладания такого шикарного сувенира. После этого Катерина с помощью Васильича сняла перчатки, и, не сильно торопясь, расплела косу. К моменту объявления результата боя её роскошные волосы покрывали всю спину девушки. Всё это дублировалось на большом экране – красивая, русоволосая славянская девушка с голубыми глазами, расплетает свою косу. Это было настолько сексуально, что Катерину в этот момент хотела вся мужская часть зала. Да и половина женской тоже. Так что в момент объявления результатов боя рёв публики мог сравниться со звуком речёвок торсиды «Спартака». К девушке тут же подскочил неизменный репортёр с микрофоном.
- Екатерина, два боя за вечер, это не тяжело для вас?
- Тяжело ворованные мешки с комбикормом грузить на трактор, а так я толком и не пропотела.
- Было впечатление, что вы играли с Каракуртом, это так?
- Я что, похожа на ребёнка? Мои игры кончились ещё в школе.
- Екатерина, что вы бы могли сказать зрителям?
- Только одно – я люблю вас! Киев – вы лучшие!   
   После этого она ещё раз обошла ринг, уже подняв обе руки. В раздевалку она не прошла, она протанцевала по проходу  в каком-то своеобразном и весьма откровенном танце. И это тоже было весьма сексуально.
- Ну, ни хрена себе! – Пробормотал себе под нос Фишман. – И откуда это у ней взялось?       
- Во девка даёт! В тему Катька вошла. Сейчас ей прохода от мужиков вообще не будет,- подтвердил Васильич.
    В течение каких-то суток победные фрагменты боёв Катерины, момент роспуска волос и эта её эротичная пробежка завирусились в Интернете со страшной силой. Миллионы просмотров, сотни тысяч восторженных комментариев. Не отставали и спортивные издания. «Екатерина Великая – новая звезда ММА!» «Сильва – готовься, она идёт забрать твой пояс».
Фишману на следующий день позвонили из «Плейбоя», а в течение дня из всех специализированных мужских журналов типа «Максим». Особенно отличился «HUSTLER». Они назвали такую сумму за полностью откровенную сессию, что Фишман крякнул, но до поры откладывал разговор с Катериной, справедливо предполагая, что деревенская девушка на такое не согласиться.
    Следующие три месяца прошли для Катерины в каком-то угаре. Страны, города, бои, соперницы – все это сменялось с периодичностью револьверного барабана. Раз – и ты в Праге. Приезд, тренировка, бой, пресс-конференция, отъезд. Через три дня – Варшава. Тоже самое. Затем Лондон и, снова всё по кругу.
Бои она непременно выигрывала. Каждый раз по-новому. И это было потому, что Катька вошла во вкус всего этого дела. Обхитрить, удивить, переиграть – это стало для неё просто наслаждением. Её рейтинг неизменно рос, так же как и авторитет среди самих девушек-бойцов. Где-то после десятого боя её стали уважать, а после двадцатого  – бояться. Если она читала этот страх в глазах соперницы ещё до гонга, тогда Катерина  начинала с ней играть, как кошка с мышкой. Она, то гоняла её по кругу, то плясала перед ней, совсем опустив руки, нарываясь на прямую атаку. Когда это ей надоедало, она цеплялась с соперницей в клинч, и шептала ей на ухо: - Сейчас я тебя ударю, и ты ложись.
  Так и происходило. Била она в этот раз не своим убойным прямым в лоб, а боковым хуком, впрочем, тоже очень сильным. Девушки неизменно падали, притворялись убитыми, рефери открывал счёт. Далее происходило то, что так любили все зрители мужского пола – Екатерина Великая расплетала свою косу. С каждым разом она эта делала всё более эротично, под какую-нибудь сексуальную мелодию, да и вообще…
   В Катерине пробуждалась женщина. Мужик в юбке, что беспрестанно копал, косил, поливал, доил – постепенно уходил из её тела. Чтобы сохранить нужные кондиции в мышцах, она уже часами занималась в спортзале на тренажёрах. Так же неизменными оставались визиты в спа-салоны. Ей всё больше начал нравиться массаж всего тела и манипуляции с лицом и шеей.               
   Даже походка её изменилась, это не была модельная проходка, что так тщетно пытались её обучить, а что-то иное. Раньше её сравнивали по манере передвигаться то с шагающим экскаватором, то с жирафом. Но теперь это был летящий шаг свободной женщины, с лёгким покачиванием бедрами, с высоко поднятой головой. Так что, когда Катерина надевала платье, и её вывозили куда-нибудь на фуршет, мужички просто не могли оторвать от её лица и тела взгляд. На высоких каблуках она на две головы возвышалась над всей публикой. Какие рядом с ней вспыхивали скандалы! Часто слышались злые женские голоса, а временами и звуки пощёчин. Катерина чувствовала это внимание, но никогда не оборачивалась на звуки этого семейного боя. На её лице поселилась полуулыбка, которую один журналист сравнил с аналогичной гримаской Джоконды. Этой улыбкой она отвечала и на заигрывание многочисленного стада светских шакалят: молодых, только раскрученных певцов однодневного разлива, артистов, спортсменов, и просто охламонистых  деток богатых родителей, что непременно начинали виться вокруг неё на этих мероприятих. Они были наслышаны о деревенских корнях Катерины, надеялись её завоевать, пустив золотую пыль в лицо, но поразить Катю столичными уловками не удавалось. Начали на неё обращать внимание и люди совсем другой формации. Судя по лицам, изрядно потрёпанные жизнью, но в очень дорогих костюмах, с безумного дорогими часами. И про первое и про второе ей рассказывали подруги, которых Катька неизменно брала с собой. Это было одно из условий, что она поставила перед Фишманом. Он остался даже доволен этим своим решением, потому что Грета и Нинка легко отшивали «малолеток» от своей подруги. А насчёт более серьёзных предложений от обладателей часов за миллион долларов, Катерина только смеялась.
- Да, Катька, ты сейчас у нас в стране невеста номер один, - Сказала, как-то Грета.
- Это точно. Любого миллиардера можешь подцепить, только намекни. 
- Только мне это зачем? – Спросила Катька. – Мне это не надо. 
    И вот однажды Фишман объявил: - Назначен день боя с Мартиной Сильвой. Девятое  февраля.
- Где?
- У неё на родине. В Бразилии. В Рио-де-Жанейро.

   За всё это время Катерина только раз приезжала в свою деревню. До этого она все свои редкие выходные неизменно проводила в имении Греты Кнауфгорден. Программа отдыха была одна и та же – бассейн, азартные игры с детьми, поглощение спиртного и вкусного. Катька перепробовала все виды спиртных напитков, сразу забраковала текилу, водку и пиво. Неплохо пошёл коньяк в малых дозах, бодрил, но уж очень сильно бил потом по голове. Её фаворитами стали полусладкое шампанское и джин-тоник. А поводом для поездки в деревню стал недовольный звонок мужа. Колька сразу выкатил столько претензий, что Катерина поняла, что ей пора его навестить. Суть его ультиматума была проста – где обещанная машина? Он один тут пашет на хозяйстве, скучает, и вообще…
    Катька ещё вначале своего трудового подвига  договорилась с Фишманом, что Лопуху будут ежемесячно посылать по пятьдесят тысяч рублей. Для столицы эта сумма была мелкой, а для Домовёнково – громадной! С матерью Катька говорить по телефону не любила. У той была кнопочная «Нокия», да и Валентина в разговоре по телефону почему-то начинала больше чем в жизни заикаться. А вот Дашке она сразу подарила смартфон, так что Катерина не только разговаривала с ней, но и видела личико любимой сестрички. Та передавала приветы не только от человеческой родни, но и слала видео от коровы Зорьки и быка Борьки. Но вот своего мужа в этих репортажах Катерина не видела ни разу. Да и говорили кровные родственники про него как-то странно, коротко и в общих чертах. «Нормально», «не пьёт», «работает». Катерина даже начала подозревать, что тот закрутил роман с какой-нибудь бабёнкой на стороне, вот они и не хотят её этим волновать. Это как-то противоречило всему прошлому образу жизни её Лопуха, его, так сказать, сексуальной энергии. Но благодаря общению с новыми подругами Катерина поняла, что всё в этом мире происходит из-за желания женщины завладеть конкретным мужчиной, и совсем уж неважно, что об этом думает сам мужчина, главное, что это нужно женщине. И тут всё решает объем кошелька желанной жертвы. А для её деревни Колька в данный момент был очень даже богатым мужичком! Просто уменьшенная в миллиард раз модель магната из журнала «Форбс».
   Выправив себе увольнительную на два дня, Катерина отказалась от услуг машины Фишмана, а заказал грузовой фургон для перевозки подарков родне и себе, любимой. Перво-наперво, она закупила в мебельном салоне кухонный гарнитур, что давно присмотрела при одном из посещений этого мебельного рая. Затем купила себе и матери плазму, а так же по спутниковой тарелке. Для Дашки и Егора она приобрела автоклав для производства консервов. С тем запасом уток и гусей, что у них скопились благодаря отъезду Катерины, у тех не хватало морозильника, а зима выдалась слишком теплой, чтобы держать мясо в сугробе. А кормить уток всю зиму было очень даже накладно. Кроме того она купила им ноутбук, больше даже для подрастающего сына Егора и Дашки - Ваньки. Подмывало Катерину приобрести себе шикарную кровать, но останавливало как раз это новое для неё чувство ревности. Привезёт она эту кровать домой, а там какая-нибудь лярва будет на ней с её мужем кувыркаться?! Ну, уж нет!  Обрыбится Коля  без кровати!
   Во всех этих закупках ей, конечно, помогали подруги. Для женщин, не обременённых строгой ежедневной работой, опека над Катериной стала для Греты и Нинки своеобразным хобби. Они обучили Катьку пользоваться кредитной картой, помогали закупать одежду и обувь в одном стиле. Даже кое-что подарили из драгоценностей – серёжки, кольца, цепочку с кулоном. Позаботились они и о том, чтобы нанять фургон. Пользуясь интернетом, девушки нашли места, где нужные ей товары были подешевле, чем в других магазинах. Так что в полдень Катерина расцеловалась с подругами, и отправилась в путешествие на родину.
  Водитель, полный мужчина лет сорока по имени Сергей,  бои без правил не смотрел, так что Катьку не признал, и она даже сняла объёмные темные очки, что вынуждена была носить в последнее время. Сергей, похоже, был так же не ходок по женской части, хотя и имел на пальце обручальное кольцо. Клеить красивую деваху он даже не пробовал. Они всю дорогу болтали о всякой ерунде, в основном о деревенских делах, благо тот жил в Подмосковье и вёл своё небольшое хозяйство.
   Катерина о своём визите заранее не предупредила, решила нагрянуть неожиданно, застать, если что, изменщика как есть, тёпленьким. Но ворота её дома оказались закрытыми, на калитке висел старомодный замок, размеров с Катькину голову. Она набрала номер мужа.
- Ты где?
- Где-где! В деревне. Где я ещё могу быть?
- Врёшь, тебя дома нет.
- А ты чего, приехала, что ли?
- Да.
- Хорошо, сейчас подъеду.
- Подъеду?- удивилась Катя. Деревня у них была такова, что тут идти было минут двадцать от края до края.
Новости в деревне распространяются быстрее скорости звука, а то и скорости света. Катерина не успела даже замёрзнуть, как  в конце улицы послышался тарахтящий звук работающего дизеля, и вскоре к воротам дома Лопухина свернул «Беларус» Егора Трубникова. Первой из кабины трактора выпорхнула его жена.
- Катька! Сеструха! – Завизжала она и кинулась обнимать и целовать Катерину. - Чего же ты не предупредила!? Мы бы тебя встретили!
- Чего меня встречать? Я дорогу к деревне ещё не забыла, да и в деревне ещё ориентируюсь.
- А мне Ирка Золотова звонит, продавщица наша. Фургон, говорит, проехал, и, кажись, Катерина в кабине была. На твою улицу свернули. Я отпросила у заведующей, и давай Егора теребить. Хорошо он рядом был. 
- Это всё хорошо, а где мой Лопух? Мы что, так и будем около калитки стоять, с замком целоваться?
- Да вон он - едет.
   Дашка кивнула головой куда-то за спину Катерины. Та обернулась. К их дому подъезжала древняя «Ока» редкого, синего цвета. Катерина даже знала, кому она принадлежала – старику Нефодину, мужику довольно вредному, но механику от бога. Но сейчас за рулём этого раритетного авто находился ни кто иной, как сам Николай Лопухин. Катерина опешила. Даже не столько от того, что её Лопух рулил машиной, а тем, с каким серьёзным выражение лица тот выбрался из-за руля. Более того, Коля был трезв, чисто одет, пострижен и побрит.
- Здравствуй, жена, - сказал он серьёзно, и, приподнявшись на цыпочках, чмокнул Катьку в нижнюю челюсть. Та пропустила мимо ушей приветствие супруга, а сразу спросила: - Ты чего это за руль уселся? Тебе, зачем старик Кузьма машину дал?
- Ну, он мне её не дал, я её у него купил. Ты же мне деньги присылала? Вот, я подкопил малёк и приобрёл её.
- А права?
- Тоже купил. Нет, там всё законно – ездил в город, учился. Так что у меня всё в порядке.
   Тут из кабины подал голос водитель фургона.
- Эй, господа, разгружаться то будем? Мне уже ехать обратно надо.
- Открывай ворота, - велела Катерина мужу.
    В доме Катерина следов вражины не нашла. Ни чужой одежды, ни зубной щётки. Затем она вышла во двор, начала показывать, что нужно нести в дом.
- Это что? – Спросил Колька, держа в руках длинный, широкий, но тонкий картонный ящик.
- Плазма. Егор, ещё вот эту тарелку возьми, занеси.
- О, хорошо! Теперь футбол буду со всеми удобствами смотреть.
- И вот эти ящики в дом тащите, все пять! Тут кухня, соберёшь её как надо. Не мне тебя учить.   
   Пока мужики таскали обновы, Катька оттащила в сторону сестру.
- Чего это с ним? Трезвый, чистый? 
- Да ты чё! Он как машину купил, и всё, сразу пить бросил. Он же теперь не просто столяр и плотник, а бригадир  на стройке нового ДК.
- А чего ж ты мне про это не звонила?
- Сюрприз хотела сделать. Как, получилось?
- Ещё как. Не знаю прямо, радоваться мне, или опасаться.
- А чего опасаться? – Не поняла сеструха. Катька отмахнулась.
- Потом.    
    Разгрузив  всё, что надо, они поехали к Трубниковым. Если новый комп вызвал у супругов радость, то автокалав – бурную радость, переходящую в экстаз.
- Катька! Как ты угадала?! Мы ж теперь столько консервов с утятиной сделаем, полок в  подвале не хватит! – Визжала Дашка.
- Матери отнесешь, у ней места полно.
   Тут как раз подошли и они, родители - Валентина с Колькой Скоковым, благо жили они в соседнем доме. Целование и обнимание, вручение подарков – все это заняло добрый час времени. Для родителей Катька купила погружной насос, самый дорогой и практически не убиваемый, из нержавейки. Ему Валентина и Николай были рады даже больше, чем плазме и спутниковой тарелке.
- Вовремя! Наш то насос  уже того, доходит, - вещал Колька. - Да и сколько ему уж лет, его Валерка, сосед, уже раза четыре перематывал. А таскать воду вёдрами не охота.    
   Пошёл разговор и о заработках Екатерины.
- Катька, ты на ремонт дома то заработала? – Спросила Дашка.
Цифры Катерина озвучивать не стала, сказала просто: - Да я сейчас полдеревни могу купить, только зачем?
- И то в-верно, - поддержала мать, – тут на этих т-тридцати сотках спину угробишь, а куда тебе ещё столько же?
   Не могли родственники не отметить и невиданную красоту Катерины.
- Катька, а что это они с тобой сделали? – спросила Дашка. – Ты помолодела лет на десять!  У тебя же на лице кожа как у девочки! Катя, как это возможно?!
   В самом деле, Катька сейчас смотрелась моложе своей сеструхи. Та, признаться, сильно поправилась после родов, и смотрелась старше своих двадцати пяти лет. 
  Катька только улыбнулась.
- Умеют они это в столице.
- И хорошо умеют.
- Тут мне предлагают сняться для мужских журналов, - сказала Катерина.  Фишман всё-таки заикнулся про смачные предложения газетных магнатов. По требованию Катерины он привёз ей все эти журналы в одном экземпляре, и девушка поняла, на что её толкает хитрый еврей.
- Это, для каких таких журналов? – Нахмурился её законный муж.
- Ну, разных.
- Поди, «Плейбой»? - понял Егор.
- И он тоже.
- И за какие такие деньги? – Спросил Коля.
- Хорошие деньги! Тогда я точно всю деревню скуплю. Только вот думаю, надо ли это? 
- Голой, что ли? – Всё допытывал Николай.
- Ну, почти. Там, где в купальниках, где руками прикроюсь.
    Колька нужно было знать главное: - А платить хорошо будут?
- Очень. 
- Ну, если деньги платят, то почему нет. Снимись. Пусть все смотрят, и мне завидуют, - согласился Николай. 
- Там ещё один журнал просит фото. Там совсем уж не прилично, - закинула удочку будущая звезда эротики.
- Что за журнал? – Насторожился Колька.
   Катерина сказала название. Отреагировал на это Егор. 
- Ого! Я в армии его видел. «Плейбой» по сравнению с ним – «Мурзилка» для малолеток.  Там всё как есть, с подробностями, с деталями, и в действии.
   Коля нахмурился.
- Вот этого тогда не надо. Да и вообще, кончай это дело. На машину мне ещё заработай, и домой.
- Чего это?
- Да скучно мне! И машину мне надо!
- Так ты машину уже сам купил. А чего тогда  меня достал? «Машину хочу, машину хочу!» А сам раскатываешь уже на ней. 
   Колька возмутился.
- Да разве это машина!? Это же «Ока»! Это выкидыш «восьмёрки». Я на ней только учиться ездил. А мне серьёзная машина нужна - пикап! Либо «Форд», либо «Тойёта».
- Какая ещё «Тойёта»? – Нахмурилась Катька.
- Такая! Четырехдверный салон, ходовая четыре на четыре, и кузов как у грузовой машины. Чтобы можно было сено привезти, комбикорм.
    Залезли в интернет и общими усилиями нашли нужную им модель.
- Ого, хорошо она стоит! – Сказала Катя.
- Да ты что – всё того стоит! Мотор - дизель, дорожный просвет как у грузовика, оба моста ведущие, по любой грязи и пройдёт!
- Ладно, куплю я тебе такую машину. Не стони. 
   Вечером супруги Лопухины сходили в баню, на удивление хорошо провели личное время ночью. Правда, после всех этих развлечений Колька начал допытывать подругу жизни: - Ты там, поди, изменяешь мне с каждым встречным?
- С чего это ты так решил?
- Ну, а как же иначе? Мне и мужики с бригады все про это говорят. Столько мужланов на тебя там смотрят, а ты там волосы расплетаешь, как перед баней! Видно же, что мужика хочешь!
- А ты как, сам то, мне не изменяешь? Вон, приоделся, бреешься каждый день, пить бросил. Поди, завёл себе шлюшку на стороне?
   Слово за слово, разругались они так, что остаток ночи провели на разных жизненных плоскостях.
   Катька уехала в Москву на такси на следующий день. А на зимние каникулы шофёр Плешакова Володя привёз дедам Кольчу. Да не одного. Поняв по скучному личику, что Варя-математичка не особенно хочет возвращаться в свою многодетную семью, Кольча предложил ей: - А поехали ко мне в деревню, погостишь у нас.
- В деревню? – удивилась Вера. - Я в деревне никогда ещё не  была. Интересно. 
   Для Валентины и Кольки приезд внука стал большой радостью. Они не могли не отметить, что тот стал взрослей и как-то уже даже не намечал ничего вредного. Тем более с такой серьёзной дамой.
   Первым делом Кольча начал заливать и укатывать свою немыслимую, метров триста, горку на берегу пруда. Потом он водил гостью к Дашке в её курятник, в свинарник, к коровам и бычкам в гости. Вера, признаться, была ошеломлёна такими новыми познаниями. Хотя математика при этом была на уровне арифметики: две коровы, плюс два бычка, плюс тёлочка, плюс поросёнок, сорок уток, плюс десять гусей, плюс тридцать две курицы, петух и выход продукции в два ведра молока и три десятка яиц каждый день. От обилия чистого воздуха московский заморыш вначале как-то даже задыхался. Часов в девять вечера Вера начинала клевать носом, и спала часов до девяти утра, а то и дольше. Девчонка как-то отмякла душой, она начала улыбаться и даже смеяться, во всё горло, что раньше за ней как-то не замечалось.
   А с Кольчей, между тем, случилось несчастье. Он влюбился. Нет, влюбляться это нормально, как для мужчин, так и для женщин. Но не в девять же неполных лет! А случилось это в утро на Рождество. Он с Верой стояли на крыльце, падал снег, ровный, тихий. Издалека, от церкви, слышался колокольный звон. Несколько снежинок упали на густые волосы Веры, Кольча посмотрел на её курносый профиль, солнце подсвечивало лицо девочки, и он подумал: «А она красивая!»  И всё, он пропал! Если раньше он нещадно, по делу и от безделья подкалывал девчонку, а на горке мог даже толкнуть её в спину и смеяться, видя, как она на пузе катиться вниз. А теперь он стал чрезмерно внимателен и назойлив. Он постоянно спрашивал девчонку, не хочет ли она есть, пить, даже не надо ли той в туалет. Он бросался помочь надеть на неё шубку, зашнуровать ботиночки. Во время обеда он выкладывал из своей тарелки лучшие куски мяса на тарелку Вере. Как обычно бывает в таких случаях, девушка не понимала своего счастья, а просто свирепела от такой назойливой заботы.
- Да куда ты мне ещё свою котлету кладёшь?! Я и эту то не съем! Забери обратно! Забери, кому говорю!
- Ну, Вера!..
- Ты хочешь, чтобы я лопнула?! Забери!
   Первой поняла, что случилось с внуком, Валентина.
- А К-кольча то влюбился в Верку, - сказала она своему спутнику жизни.
- С чего это ты взяла? – Опешил тот.
- Да ты посмотри, как он вокруг её в-вьётся. Глаз не отводит. 
- Это да.  Хотя… Нормально.
- Да г-где ж нормально!? Ему сколько лет то?
- Так и Кольча то не простой пацан. Там сколько всего намешано? Он по уму то уже старшеклассник. Вот он и тут догонять начал.
- Ой, да рано им ещё!
- Ты про секс, что ли?
- Ну да.
- Дурёха, какой секс в таком возрасте? Женилка ещё не выросла, и кормушка ещё не закучерявились! Пока лет пятнадцать не исполниться обоим, ничего не будет.
- Да и так тоже р-рано.
- Где же это рано?! Ты что, правнуков поняньчить не хочешь?
- Х-хочу, но…
- Вот и молчи. Всё нормально. Всё у них хорошо.


   Неумолимо приближалось время главного боя в жизни Катерины. Где-то за месяц до этой даты она перестала биться, переезжать с места на место. Всё теперь было отдано тренировкам. Они с Васильичем отрабатывали боксёрские удары, уходы от ударов, чтоб всё было автоматически. Катя наконец-то привыкла держать во рту капу, то, что раньше ей сильно мешало. Приходили тренеры из других видов спорта – дзюдо, самбо, джиу-джитцу. Они не пытались отрепетировать броски в своих стилях с Катериной, они показывали, как и что надо противопоставлять именно такому виду борьбы. Много времени занимали теоретические занятия. Целая группа аналитиков разбирала бои Сильвы на компоненты, где и как она переходила с одного стиля на другой.
- Сильва недаром уже пять лет непобедимая в абсолютной весовой категории. Она в детстве начинала в джиу-джитцу, потом перешла в дзюдо. А затем её начали обучать боксу, а потом и каратэ. И когда она перейдет во время боя в какой-то другой стиль, не угадаешь.
- Самое страшное, если она повалит тебя, схватит руку или ногу и начнёт выжимать на болевой приём.
- Одной из соперниц она так просто сломала в суставе руку. Та не смогла вовремя крикнуть или начать стучать другой рукой, дескать – сдаюсь!  Ну и Сильва тянула её руку до тех пор, пока та не заорала от боли и не потеряла сознание.
- Так что если будет нестерпимо больно – не стесняйся, стучи в пол о том, что сдаёшься.
   Катерина нахмурилась.
- Что ж она такая, совсем непобедимая?
- Нет, у ней тоже есть свои минусы.
- Прежде она всегда старалась победить как можно быстрей. Но толи её промоутеры начали сдерживать…
- Да, бой, которого ждёшь целый месяц, а он заканчивается за десять секунд. Это никому не нравилось, ни промоутерам, ни зрителям.
- Толи она просто вошла во вкус и теперь как бы играет с противником.
«Вполне возможно», - подумала Катерина, ориентируясь на свой опыт.
- Но к третьему раунду она выдыхается.
- Да, у ней какие-то проблемы с сердцем.
- Она вон какая полная.
- Да. Про это все молчат, но по косвенным признакам можно понять. Начинается одышка,  она почти перестаёт двигаться.
- Только мало кто доживал до этого третьего раунда.
- Да, поэтому Сильва старается уложить максимум в две пятиминутки.
- Кроме того, у ней очень нежная кожа на лице. Пару раз у ней от сравнительно лёгких пропущенных ударов заплывал левый глаз.
- Левый? После удара с правой? – Уточнила Катя. - А если бить с левой?
- С левой её никто никогда не доставал. У ней длиннющие руки. И своей вытянутой левой рукой она не подпускает соперника близко.
  После таких больших нагрузок Катерина начала уставать. И тут Фишман устроил для неё разгрузочные дни. На четыре дня они улетели в Америку, на съемки для «Плейбоя».
   Замок Хью Хефнера, да и сам владелец журнала не произвели на Катерину особого впечатления. На Дубровке она насмотрелась и не на такие конструкции. Да и сам вечно хихикающий Хью - старичок как старичок, в Домовёнкове были похожие персонажи, особенно среди дачников. Уже давно всё отстреляли, а пыжатся, словно там ещё полная пороховница, синие таблетки горстями глотают.
  Съёмки проходили два дня. Сначала она попала в руки стилистов-визажистов. Катерина поняла, что то, что с ней делали в Москве, это была только первая лига. А вот высшая была именно тут! Глянув на пробный постер своего лица, она не поверила, что это именно она, Катерина Лопухина. На плакате была изображена какая то совершенно нереальная красавица без возраста и опыта жизни. При этом она не выглядела куклой, не смотрелась пошлой. Дальше – больше. 
Катерина на съемках поменяла несколько платьев, и в стиле пастушки-простушки, и в образе светской дамы-вамп, с жутким декольте и с обнаженной в разрезе до самого пояса ногой. Конечно, были снимки в бойцовской амуниции, причём трусы на неё напялили такие, что в бою она не смогла бы в них и шагу сделать. Ну а потом пошли фото в купальниках, одни откровенней других. От совсем закрытого синего, до стрингов и лоскутного лифчика. А в финале пошла фотосессия в стиле полного «ню». Как ни странно, но Катька при этом не чувствовала какой-то стыдливости. Вставала, как командовали фотографы, прикрывала то, что не надо было светить, заученно улыбалась. Она потом просматривала на экране компьютера всё, что наснимали, и тыкала пальцем в то, что она считала совсем уж неприличным. Снимок тут же убирали. 
   После завершения работы фотографы прощались с Екатериной как с каким-то божеством. Лезли целоваться, хотя все, как на подбор, были голубыми, бормотали какие-то восхищенные слова.
    Журнал вышел незадолго до боя, Катерина листала его уже в салоне «Боинга». Самые откровенный снимок был немножко похож на знаменитое фото Мэрелин Монро на развороте того же «Плейбоя». Катерина так же лежала, но не на красном покрывале, а на белом, боком, так что были хорошо видны е бёдра и грудь. Но если суперзвезда пятидесятых на снимке откинула голову, словно пребывала в экстазе, то Катька, с распущенными волосами, лежала, склонив голову на бок и с улыбкой на своих роскошных губах. Тираж журнала превзошёл все рекорды, его пришлось три раза допечатывать. 
   Журнал Катерина рассматривала в самолёте, летевшем через Атлантику, и делала она это не одна. С обеих сторон от неё сидели её подружки: Нина и Грета. Как они вычислили рейс, в котором повезут Катерину за океан, было непонятно. Но совсем непонятно было то, как с такой «подмоченной репутацией» их мужья отпустили в этот вояж. Уже в салоне первого класса дамы своим очарованием и вежливостью согнали законных соседей Катьки - Васильича и Фишмана, и сильно озаботили своим появлением промоутера Катерины.
- Ни куда от вас не деться. Хуже налоговой! – пробормотал он, удаляясь в салон бизнес-класса.
  А дамы просто исходили восторгом.
- Ой, Катька, что будет! Теперь ты нигде не пройдёшь, ни проедешь. Мужики прохода не дадут.
- Ну, ты, мать, раскованная чувиха! Я бы вот так ещё и подумала, сниматься или не сниматься. 
  - Да ладно тебе, Нинуль! После того, что ты творила лет семь назад в Дубайях, это пионерская зорька.
- Ну, это когда было?! И я тогда была почти никем.
- Ага, только немножко женой миллиардера. И курчавый подарок получила на вечную память.
- Ой! Заткнись, барменша!
- От такой и слышу!   
  Потом они уснули, невольно положив головы на могучие плечи подруги. И проснулись все трое, только когда самолёт пошёл на снижение.
- Катька, смотри! 
  Катерина посмотрела в иллюминатор. Под ними был красивый город в белых тонах выстроенный на берегу океана, который окаймляла какая-то белая кромка. 
- А это что такое белое? – Спросила Катерина.
- Это, Катя, Копакабана! – С благоговейным восхищением сообщила Грета.  – Лучший пляж мира!
 
   Жизнь в колледже подводила Кольчу к тому же вопросу, что и его педагогов – кем он хочет стать? Его друзья уже определились. Веру вместе с Игорем частенько вывозили в какие-то закрытые города, они что-то там решала вместе с толпой пожилых академиков. По косвенным разговорам Кольча понял, что дело касалось ядерного оружия. Эльза не вылазила из лабораторий в поисках каких-то новых химических знаний. Она уже на взгляд могла определять, что за химические вещества намешаны в прозрачные, с виду, растворы. Даже Данила получил постоянный пропуск в спецхранилище библиотеки имени Ленина и на выходные по своей воле частенько зависал там. А Кольча соображал не хуже их всех, но ему становилось как-то скучно от всех этих точных наук. Единственным развлечением для него было открытие в себе какие-то новые способности. Он даже начал тренировать своих друзей, как надо управлять людьми, чтобы они полностью им подчинялись. Пока это получалось только у Данилы. Тренировался тот обычно на работниках кухни. Ему из-за веса была прописана специальная диета, единственная в колледже. Но он обворожительно улыбался, заглядывал в глазки работнице общепита, просил, что ему надо, и та послушно клала на отдельную тарелку то кусок торта, то пару пирожных. 
    Но однажды Кольча два часа издевался над своим «любимым» педагогом Алиной-Глиной. Это было не просто так, не из вредности. В тот день Вера была особенно рассеянной, у ней что-то начало проклёвываться по поводу теоремы Клаксона. Так что она задумалась, и, двигаясь по коридору, не заметила и врезалась в туловище Алины Владимировны. Та в этот момент тоже шла, листая какой-то классный журнал, так что столкновение было подобно встречи «Титаника» с пресловутым айсбергом.  Всё бы ничего – с кем не бывает? Но педагог позволила себе высказаться об ученице очень неприятно.
- Ты, блоха сопливая, смотри, куда идёшь! Очки купи, математичка хренова!
   Почему Вера оказалась блохой было непонятно, тем более что и зрение у ней было нормальное. На беду Алины, этот инцидент наблюдал Кольча. Он очень недобро посмотрел вслед человеку, посмевшего оскорбить объект его любви.
   Надо сказать, что Алина шла по коридору не просто так. Она в этот момент целенаправленно шла к директору, чтобы пожаловаться конкретно на Кольчу. В этот день тот позволил себе два раз пробежаться по длинному коридору колледжа, да ещё и крича при этом что-то радостное, весёлое. А всё потому, что он увидел в другом  конце коридора объект своей любви – Веру. Но это была только часть претензий воспитателя. Она почему-то сразу невзлюбила эту четвёрку новеньких учеников. Они были какие-то особенные, и держались вместе, и вели себя слишком раскованно. И они сумели при этом «совратить» такого хорошего, скромного парня как Игорь Куприянов! Кроме того Алина вычислила и главного своего врага в этом «клубке змей». Она точно определила, что рулит этим сообществом Николай Лопухин. Ещё поводов возненавидеть Кольчу ей подлил анатом, Василий  Брунов. Они как-то сошлись характерами с Алиной, взглядами на жизнь. Тот тоже был замшелым холостяком, по натуре нытиком и педантом. Временами они встречались в столовой, пили в сторонке чай, обсуждали вполголоса какие-то общие темы. Как-то за таким чаепитием Василий пожаловался Алине, что обычную цветовую аномалию глаз у Лопухина считают неким чудом.
- Ну у него ночью красные глаза, ну и что? Такие случаи были зафиксированы в истории науки, и не раз, и я не понимаю, что они так с ним все носятся?
- Я больше тебе скажу, Василий Львович. Лопухин вреден для нашего колледжа. Он разлагает коллектив учеников. Эта группа каждый вечер собирается у него в  номере, и они что-то громко говорят, постоянно смеются.
- Да-да, смех это ненужная для молодого организма вещь. Ученик должен учиться, учиться, учиться, а не веселиться, веселиться, веселиться.
- Именно так!
    С этими вот думами Алина Владимировна спешила в кабинет директора, раскланиваясь на ходу со встречными  учениками и преподавателями. А еще она на ходу репетировала свою речь. Это должно было звучать так: - Нет, господин директор! Это уже становиться невыносимо! Колледж наш вот-вот пойдёт ко дну как тот «Титаник»! Дисциплина у наших учеников с каждым днём всё хуже и хуже, и это неизбежно приведёт к падению результатов учёбы! И всё это происходит только из-за одного человека -  Николая  Лопухина! Я предлагаю исключить его из нашего колледжа!
   Алина так увлеклась этой виртуальной репетицией, что едва не врезалась в закрытую дверь. Она вовремя остановилась, огляделась по сторонам. К её удивлению, она находилась не на втором этаже колледжа, а на цокольном, нижнем, в противоположном его конце, перед дверью, выкрашенной в сизый цвет. Алина точно знала, что тут, за дверью,  находились швабры, ведра, тряпки – весь боевой арсенал уборщиц колледжа. Диким взглядом осмотревшись вокруг, она закрыла глаза, потом открыла их. Она точно помнила, что шла к приёмной директора, как она поднималась на второй этаж, но как она могла зайти сюда? Она же совершенно не помнила, как спускалась сюда по чёрной лестнице. Чуть постояв, Алина начала выбираться из подвала, поднялась в холл первого этажа, потом начала подниматься по лестнице на второй этаж. Её встречали ученики, педагоги, они с ней здоровались, и она здоровалась с ними. 
   Она уже была на втором этаже,  должна была показаться монументальная дверь с фигурно вырезанной лазером табличкой «Приёмная директора».  Но вместо этого Алина снова оказалась стоящей перед обшарпанной, безликой дверью кладовки. Несколько секунд она смотрела на это сизое пространство, потом резко оглянулась по сторонам – не видит ли это кто ещё? Ей показалось, что это так стыдно, оказаться в этом месте в это время, да ещё и второй раз.
   Уже в полной прострации она снова начала выбираться из проклятого тупика поближе к кабинету директора. Снова был холл второго этажа, заполненный детьми, лестница, коридор второго этажа, дверь приёмной директора. Это было похоже на дежа-вю! Ей показалось, что она видит тех же самых людей, что и в первые два раза, и от них звучали эти же самые слова, они улыбались и жестикулировали точно так же.  Она временами даже шарахалась от приветствий учеников и взрослых, удивляя тех своим странным поведением. Уже показалась дверь приёмной. Лина приготовилась… и вот она снова стоит перед дверью кладовки. Алина протянула руку и потрогала дверь. Ничего нового. Это не была голограмма или портал в антимир. Тогда она села прямо на пол, и заплакала. Алина поняла, что она сходит с ума.
   Сколько она сидела там, было непонятно. Проплакавшись, Алина поднялась на ноги и побрела уже не к директору, а в свою каморку на третьем этаже. Это её путешествие, вопреки предыдущему, закончилось с невероятным успехом. Алина Владимировна никому и никогда не рассказала о том, как едва не сошла с ума у странной двери сизого цвета.      

    Преимущество самого большого пляжа мира Катерина оценила сполна. В первый же день Фишман отпустил Катерину погулять с подругами, ведь они прилетели на четыре дня раньше назначенной даты боя, чтобы успеть акклиматизироваться. Но к ней он приставил сразу трёх могучих охранников. В Южном полушарии стояло лето, и купаться в ласковых волнах Атлантики было редким блаженством. Екатерина плавала несколько часов, доведя подруг до изнеможения. Для неё могучие волны океанского прибоя были истинным наслаждением. 
- Кать, пошли на берег!
- Катя, мы уже устали!
- Ещё чуть-чуть! Пять минут и выходим.
   Наконец Катерина нехотя покинула блаженные воды океана, и вышла на белоснежный песок Копакабаны. Если она думала, что её не заметят, то она сильно ошибалась. Несмотря на громадные очки, её узнали по фигуре, тем более что стринги почти ничего и не скрывали. Да, женщин с такой фигурой не пропустил бы ни один бразильский мачо! Началось привычное: аплодисменты, свист, крики восхищения. Катерина слала всем воздушные поцелуи, от более тесных контактов её оберегали секьюрити. Появилась и парочка папарацци, делавших свои снимки с частотой пулемёта. Кто-то даже снимал Катю на видео. 
    Потом уже Катерина поняла, что это посещения пляжа было тонким расчётом Фишмана. Её снимки тут же оказались на первых полосах газет, мелькнули и в новостных программах ТВ.
  Дальше всё было скучно. Девок удалили от её тела, хотя они жили где-то на этом же этаже. Катерина всё время  проводила в тренажёрном зале, да в спортзале отрабатывала удары и уходы от чужих ударов и подсечек.
   За день до боя должна была состояться процедура взвешивания и пресс-конференция двух героинь.
Когда Катя увидела Мартину Сильву, она поняла, почему та была многократный чемпион мира. Это был не человек, это было человечище! Сантиметров на десять ниже Катерины, но у бразильянки были не руки, а ручищи, не ноги, а ножищи! Голова чемпионки была раза в полтора больше головы претендентки. При этом в голове Мартины присутствовало широкое, круглое лицо типичной креолки, с вывернутыми губами с приплюснутым, широким носом. У ней были чёрные, круглые, красивые глаза.
«И у ней нежная кожа?», - с удивлением подумала Катька. – «Ни за чтобы не догадалась». 
    Взвесились. У Катерины оказался нижний предел абсолютной весовой категории – девяносто восемь килограммов. У Сильвы же – наоборот - верхний предел, ровно сто двадцать килограмм. Бой бы состоялся в любом случае, с каким бы  весом к нему не подошли девушки, но формальности были соблюдены. После взвешивания состоялся и традиционный обмен взглядами. Девушки встали в каких-то двадцати сантиметрах друг от друга, и вперились глазами в глаза. При этом свирепость Мартины вылилась в том, что она сурово свела брови и начала что-то говорить, тыча пальцем в грудь Катерины. Но лучше бы она этого не делала! Вот что было слабым звеном непобедимого бойца, так это её голос. Он у бразильянки  был на удивление писклявым, кроме того девушка сильно шепелявила. Катька стало смешно. Когда Сильва умолкла, Катька ничего не стала говорить в ответ, она сделала шаг вперёд, обняла, и смачно поцеловала соперницу в губы. Изумлённые глаза были у всех – судей, тренеров, корреспондентов, у Фишмана. Но самые изумлённые и растерянные – у самой Сильвы.
   Уже в отеле, в номере, Фишман спросил Катерину: - Это что у тебя за лесбианские мотивы появились, Катарина? Откуда они взялись? 
  Катариной он начал её называть в шутку после боя в Польше, именно так Катьку объявляли местные ринга-носеры,  да так и привык.
  Катерина отмахнулась.
- Да чёрт её знает. Красивая деваха, захотелось мне её поцеловать. Глаза такие красивые, губы что надо.
   Фишман крутанул головой.
- Да, по части пиара ты просто гений. Слышь, Катарина, а выходи за меня замуж?
  Катька удивилась.
- Чего это? У меня свой муж есть.
- Ну, развестись это недолго. А прикинь, сколько мы бы с тобой бобла срубили? Лет десять твоего чемпионства, и миллиард у нас в кармане.
- У тебя в кармане, - поправила Катерина.
- Да какая разница. Захочешь развестись, отсудишь половину.
- Ага, а мне это надо? Иди-ка ты, Марк Абрамович, к чёрту со своим баблом. Всё, я спать пошла.
   И Катька пошла в сторону ванной комнаты, на ходу стягивая с себя одежду. Со времён съёмок для «Плейбоя» Катька перестала воспринимать Фишмана как элемент для стыдливости.
- И всё-таки подумай над этим! – крикнул ей вслед Фишман. – Я на полном серьёзе тебе это всё предложил. Завтра жду ответа.   

   И вот настал день боя. Как ни странно, но в эту ночь Катерина спала как бог на пляже после сотворения  мира – глубоко и беззаботно. Сама встала в шесть по местному времени, приняла душ, перекусила тем, что нашла в холодильнике - бананами и колой. Ещё вчера, узнав о времени битвы,  Катерина спросила: - А чего это так рано?
- Во-первых, чтобы смотрела Европа, там будет вечер, а во-вторых, в Рио карнавал, последний день, шествие победителей школ самбо. Вот они и хотят успеть до него, а то шествие на Самбодроме затмит все новости про наш бой. Кстати, - он протянул Катерине толстую газету, - глянь на это. На первой полосе: «Екатерина Великая - лесбиянка!»  И фото. Ты довольна?
- Очень.
- Ну, как бы ни было, ажиотаж страшный. Билеты на бой перекупают по тройной цене. Права на трансляцию закупили сорок телекомпаний!
- Мы то с этого что-то имеем?
- А как же! Так ты выйдешь за меня замуж?
- Иди к чёрту!   
   Всё остальное было как не с ней – звонки подруг, со словами поддержки. Утренняя разминка, плотный завтрак. Легкий сон на полчасика. Наконец – выезд на бой.
  Арена, где им предстояло биться, была рассчитана на десять тысяч человек, и Фишман был готов поклясться, что вряд ли  в зале было хоть одно пустое место.
  Сначала в октагон вошла Катерина.
- Екатерина Ве-е-е-ликая! – затянул своё знаменитый ринга-носер Майкл Баффер.   
  Дизайнеры Фишмана постарались в это раз как никогда. На Кате был настоящее платье императрицы, с кружевами, с рюшечками, с оголёнными по локоть руками, с большим декольте, снизу были вставлены круглые рамбоны, делающие платье похожим на колокол, прямо как в восемнадцатом веке. На голове как обычно – корона. И пока она шла - играли гимн «Боже, царя храни». Фишка этого наряда была в том, что платье держалось буквально на трёх молниях. Десять секунд, и Катерина была уже в своём бойцовском обличии. Что ещё придумали хитроумные дизайнеры Фишмана, это то, что и бойцовский бюстгальтер, и трусы, как обычно в облипку, были телесного цвета. Они должны были выделяться по сравнению с телом Катерины более тёмным цветом материи. Его так и подбирали под цвет кожи Лопухиной. Но так, как Катька ещё и загорела в своём походе на пляж, то теперь издалека казалось, что она вышла биться совсем голой. Для всей благородной публики, и особенно мужчин, это был жуткий шок. Так что, когда зазвучали звуки самбы, и в проходе трибуны появилась Сильва, на это зал отреагировал как-то слабо. Она шла по проходу, невероятно могучая, со сдвинутыми на переносице бровями. Сзади её муж нёс над головой на вытянутых руках чемпионский пояс Мартины. 
    Далее пошла традиционная процедура представления бойцов, судей, рефери на октагоне. И вот он – удар гонга!
Катерина даже не представляла, что это её соперница в эту ночь почти не спала. Её, конечно, удивил этот нежданный поцелуй Катерины. Но во-вторых, она впервые не почувствовал в глазах соперницы страха. И это уже Сильву настраивало на нехорошие предчувствия. А в третьих… Мартина хотела ребёнка. Ей было уже тридцать семь, у ней был врождённый порок сердца, но муж не разрешал ей позволить такую роскошь, как заведение собственного дитя. Он требовал и требовал заработать как можно больше денег! Ещё бои, и ещё, и ещё! А Мартине давно осточертел этот октагон, все эти драки. Ей хотелось любви и обычного женского счастья.
   Так что, вопреки всей прежней практике, Сильва начала бой как никогда осторожно. Ударит, отойдёт. Снова ударит, и снова отойдёт. Ни тренеры, ни муж, ни публика не понимала, что происходит с их любимицей. Ту же раньше было просто не остановить! Катерина так же не форсировала события, уходила от ударов противника, наносила свои, от которых Сильва, в отличие от неё,  не уворачивалась, а прикрывалась руками, ставя по-каратистски блок.
  Со стороны команды бразильянки полетели какие-то крики, и даже Катерина, не зная языка, поняла, что те требуют, чтобы Сильва активизировалась. Та действительно начала двигаться быстрей, пару раз Катьке хорошо прилетело, один раз в голову,  второй по корпусу. Мартина начала бить Катьку ногами, боковыми ножницами по бёдрам. Было больно, но терпимо. Катерина так же решила активизироваться. Она уже высмотрела у противницы её слабые стороны. Когда Сильва била серией, она после этого делала шаг назад и чуть опускала  правую руку. Когда она сделала это в очередной раз, Катька быстро сократила дистанцию и влепила сопернице свой коронный прямой удар в голову. Но Сильва, на удивление, успела среагировать и чуть ушла назад с линии удара, так что кулак Катерины попал не в лоб, а в левый глаз Мартины. Фишман был прав, говоря про нежную кожу бразильской девушки. Глаз Мартины тут же начал затягиваться опухолью. И, вот тогда бразильянка озверела. Она кинулась на соперницу с таким напором, что Катерина пропустила мощный удар в лицо, а потом минуты две вертелось на октагоне как уж на раскалённой сковородке. Она уворачивалась от ударов Сильвы, отпрыгивала в сторону, уходила назад. Удары ногами она практически не отбивала, не успевала. И это было очень больно! Пару прямых ударов в тело она выдержала только благодаря железному прессу. Так что удар гонга Катя восприняла с облегчением.
- Молодец! – Сказал ей Васильич, обмахивая полотенцем, пока массажист вытирал с её лица пот, и поил водой. – Подобьёшь ей второй глаз, и считай, бой выиграла.
   Между тем у соседей стоял какой-то крик. Если бы Катерина знала португальский язык, то удивилась бы странными темами разговоров этих людей. Тренер орал ей, что надо бить больше и активней, прижать к сетке и добить противника. Муж вопил, что так она проиграет бой, а они ещё не расплатились за новый дом. А сама Сильва кричала мужу, что если бы он не проигрывал её деньги в казино, они бы сейчас летали на своём самолёте, а не считали каждое песо для  ипотечного платежа! 
  Стукнул гонг, снова началась битва. Сильва сразу полетела вперёд, и, тут же снова нарвалась на удар Катьки в правый глаз. В это раз Катерина целила в глаз вполне сознательно. Когда и правый глаз Сильвы начал стремительно затягиваться опухолью, а из брови обильно потекла кровь, со стороны штаба Сильвы полетел одновременный крик сразу нескольких человек. Что он означал, Катька поняла, когда Сильва перестала её бить руками и ногами, а попыталась схватить тело Катерины руками, с явной целью бросить на пол и провести болевой приём. Катерина пару раз ускользнула от объятий бразильянки, но потом та всё-таки поймала её сзади, обхватив руками туловище. Теперь Сильве надо было его бросить на пол, и заломать в болевом приёме, но Катька, помня уроки тренеров, резко рванулась в одну сторону, так, что она  невольно мотнула головой, и её коса прилетела как раз по разбитой брови бразильянки. Сильва уже начала движение броска, но она невольно вскрикнула от боли, и потеряла ту секунду, самое нужное ей время для броска. А тут уже Катька продолжила её движение и бросила Сильву через бедро в стиле дзюдо. Дожимать её, делать болевой приём – это было не в стиле Екатерины Великой. Она отскочила в сторону, встала в стойку. Сильва поднялась, но, она была в каком-то странном состоянии – вытянула руки и водила ими из стороны в сторону. И тут рефери замахал руками, требуя остановить бой. Подойдя поближе, Катя поняла, в чём дело. Мартина практически ничего не видела. Левый глаз полностью затянула опухоль, правый ещё немного видел, но зато из правой брови обильно текла кровь. Рефери объявил технический нокаут!
   Публика  молчала. Как написал потом один из журналистов, такой тишины он не слышал с тех пор,  как в 1950 году Бразилия проиграла Уругваю финальный матч чемпионата мира по футболу на Маракане. Их героиня была бита.
  Но и Катерина чувствовала себя выжатым лимоном. Она опустилась на колени, отдышалась. Потом подошла к Сильве, ей уже остановили кровь. Катя обняла её, начала говорить ей на ухо: - Ты молодец, ты сильная, ты еще победишь.
   Та мотала отрицательно головой и отвечала ей в ответ: - Нет, нет, не хочу больше драться. Хочу детей. У тебя есть дети?
    Они говорили на разных языках, но каким-то удивительным образом понимали друг друга.
- Сын, восемь лет.
- Восемь?
- Да.
   Катерина загнула Сильве на руках два пальцев,  та поняла.
- Как я тебе завидую!
Они ещё раз обнялись, поцеловались.
   Процедура объявления победительницы и вручение чемпионского пояса прошла под ровные, мерные аплодисменты, и нестройные крики восхищенных мужчин. Среди этого хаоса вдруг ворвался дуэт двух женских голосов: - Катя! Катя! Катя!
   Катерина улыбнулась, помахала подругам рукой. Потом она начала свой традиционный ритуал освобождения косы, с броском налобной повязки в толпу. В этот раз ей показалось, что кого-то там точно задавили насмерть. Крик был жуткий, как в фильме ужасов. Но диджей очень вовремя включил знаменитую композицию Джо Кокера из кинофильма «Восемь с половиной недель». Катька начала расплетать косу, пританцовывая при этом нижним бюстом, быстро разворачиваясь в танце то к одной, то к другой стороне публики. Затем она уже с распущенными волосами просто изобразила какой-то дикий танец с применением всех известных в мире животных поз, порой очень откровенных. Публика была в экстазе, а Катька, противное создание,  в конце начала просто томно ломаться из стороны в сторону, мотая своей невероятной гривой, в ритмах музыки, загибаясь в сторону одной из трибун нижним бюстом, а затем разворачиваясь к другой.
- Уводим, - скомандовал Фишман охране, - а то её сейчас тут изнасилуют всем залом.
    Действительно, прорваться по проходу через толпу Катерине удалось только с помощью тех же самых охранников.
    В раздевалке она приняла душ, а когда вышла и посмотрела на себя в зеркало, то невольно присвистнула. Она уже забыла, как ей хорошо прилетело один раз по лицу, но сейчас под глазом Катерины сиял вполне себе хороший синяк. Это была не опухоль как у Сильвы, но хорошо видимый бланш. Кроме того ноги выше её колен были просто синие от ударов Мартины.
- М-да, хорошо тебя побили, Катька Лопухина, - пробормотала она себе под нос. – Спать, спать, спать хочу.   
   Её отвезли в отель, здесь Катя переоделась в ночнушку, и, отказавшись от бокала шампанского из рук Фишмана, буквально упала на кровать, мгновенно отключившись от действительности.

   Но вот поспать ей удалось не долго. Катерина проснулась от сильного стука. Кто-то долбил кулаками по стеклу. Пришлось ей подняться с кровати, подойти к балконной двери. Вглядевшись за стекло, Катька ахнула. С другой стороны окна ей махали рукой её подруги: Грета и Нинка. Катерина торопливо открыла дверь.
- Привет, чемпионка! – В один голос заорали подруги!   
- Девки, вы что, совсем охренели!? – Спросила Катерина, помогая подругам зайти в номер. – Как вы на балкон попали?
- Да тут между балконами перегородка смешная, прямо как у нас в доме были, в Воронеже. Перелезли и всё. Я так ещё в седьмом классе делала, когда как-то раз ключи потеряла. 
- Тут между нами всего три  балкона.
- Так ведь так и убиться можно, десятый же этаж!  - Удивилась Катя.
- Хрен с ним, убиться, так убиться, зато сразу насмерть.
- Нас охрана к тебе не пустила, два мордоворота стоят около дверей.
- Ага, жлобы!
- И Фишман твой козёл! 
- Подруга, с победой тебя!
- Да, Катя! Это было волшебно!
- Ты уделала всех! Завтра в газетах и на ТВ такое будет!
- Такой шарм, такое благородство!
- Истинная царица! 
   Они бурно расцеловали Катерину. Вскоре Нинка обнаружила на столе в холле бутылку шампанского в ведёрке со льдом и пару бокалов.
- О, как вовремя! Грета! Фас!
    Грета открыла шипучий напиток как всегда безукоризненно, разлила по бокалам. 
- Ну, за твою победу Катя!
- За великую победу!
- Катерины великой!
    Они выпили, причём Грета пила с горла. Сон начал отпускать Екатерину.
- Ну, собирайся! – Велела ей Нина.
    Катя ничего не понимала. 
- Куда собираться? Зачем? Я устала, я спать хочу. 
- Ты что, с ума сошла?!
- Да!
- А что?
- Это Рио, Катя! Рио! Там карнавал, девушка! Карнавал!
- Ежегодный карнавал, самый лучший карнавал в мире!
 - Сегодня последний день, парад победителей!
- Да! Лучшее – сливки праздника!
- Такое невозможно проспать!
-  Быстро одевайся и как можно сексуальней!
   Катерина хмыкнула.
- Ага, вот с таким бланшем и такими ножками я пойду на карнавал?
   Катерина задрала ночнушку. Нина присвистнула.
- Да, красиво.
- Мини юбка отменяется.
- Нет, я уж тут, в отеле посижу.
    Но Грета уже перебирала вещи в гардеробе Катерины.
- Вот оно! – Оно торжествующе выхватила вешалку с длинным, широким платьем, бежевым, с затейливым узором. – Я же помню, сама тебе его покупала. То, что нужно. Босоножки, только не эти, тут нужно понадёжней, с застёжкой. Вот, одевай!
- А где твои очки? Всё, шикарно.
- Теперь шляпа широкополая, на тесёмке, хорошо. Очки теперь одень. О! Хорошо! Фингал не видно. Ты теперь такая загадочная.
-  Только одень купальник поменьше, стринги. Всё равно утром пойдём купаться на пляж.
- Денег, денег не бери, серьги, кольца браслеты тоже не одевай. Тем более мобильник.  А то ограбят, тут с этим всё просто.
- Да нет у меня ничего! – Взорвалась Катя. - Дайте, я хоть губы накрашу!
- Это можно.
- И синяк припудри.   
   Через пятнадцать минут они покинули номер так же, как пришли – перелезая с этажа на этаж, минуя высокую перегородку между балконами. При этом Грета ещё прихватила шампанское, уложив его в пакет. В одном из номеров свет не горел, в другом горел, но никого не было. А вот в третьем номере заслуженная семейная пара с габаритами двух капибар, занималась супружеской любовью, старательно и методично.
    Добравшись до нужного им балкона, девушки притормозили, Грета что-то придумала ещё.
- Полезли вниз по этой лестнице, - предложила она, показывая на железные ступеньки пожарной лестницы в метре от их балкона.
- Зачем? – Не поняла Катерина.
- А затем, что там внизу, в холле, толпа папарацци тебя ждёт.
- Я же переоделась.
- Ага, и стала меньше ростом? Катя не смеши богов! Горб надо было тебе приделать, чтобы тебя не узнали. Подруга, тебя расшифруют в любом наряде. Айда, полезли! – И Грета первая перелезла на лестницу.   
«Десятый этаж. С ума сойти! Ну, девки, ну оторвы!» - подумала Катька, ступая на хлипкую опору.   
    Они с некоторым трудом сумели разобраться, как опускается в этой конструкции последний пролёт, а оказавшись на земле девушки с визгом побежали на звуки музыки, и вскоре присоединились к миллионам зрителей, скопившимся по обеим сторонам проспектов Рио. Парад школ самбы был в самом разгаре. Всё это было весело, шумно, пёстро. По проспекту плыли затейливо оформленные платформы с танцующими на них девушками. Одна из них, вся такая невозможная,  непременно восседала на королевском троне. А внизу, на асфальте, беспрерывно отплясывали замысловатые па сотни парней и девушек. Одеты все были крайне феерично. Если мужики ещё отличались традиционными нарядами, то девушки были в откровенных купальниках, большей частью без бюстгальтеров, с приклеенными к соскам висюльками, с перьями за спиной, с невозможными прическами. Чрезмерный макияж делал из них одинаково похожих, но совершенно бесподобных красавиц. Всё это будоражило Катерину, а уж совсем хорошо помогало поднять уровень веселья  шампанское, что они потребляли прямо из горла. А рядом с ними на тротуаре толпились множество людей самых разных цветов кожи и разрезов глаз. Туристы беспрерывно фотографировали танцоров, слышалась самая разная речь. При этом все заражались этим ритмом, и так же невольно начинали приплясывать сами. Когда прошла последняя платформа, народ вышел на дорогу и пошёл вслед за шествием танцоров. При этом зрители уже сами вовсю пели, плясали. В этом водовороте Катерина потеряла подруг, но её это не сильно волновало. Ей было весело и хорошо. Но чего-то не хватало. Тут её сзади кто-то обнял за талию. Катерина повернула голову. Он был очень молодой, лет восемнадцать, не больше. Чернокожий, но не сильно, с красивым, античным лицом, с чувственными губами, с волосами в мелкую кудряшку. И он был ещё выше Катерины! Он что-то сказал ей, обворожительно улыбнулся, а потом начал целовать её в губы. И Катька поняла, чего ей не хватало на этом празднике жизни. Она развернулась лицом к новому знакомому и, обхватив его за шею,  уже сама буквально впилась в губы молодого человека! Так они и стояли несколько минут, как остров в людском половодье, а потом оторвались друг от друга, и он потащил Катерину за руку за собой. Они пробились через танцующую публику, тут он обернулся и, ткнув себя пальцем в грудь, сказал: - Мигель!
- Кэт, - ответила она.
   Мигель снова повел её куда-то в сторону от праздника, улицы стали пустынными, встречались лишь редкие прохожие. Проходя через один двор, Мигель остановился. Около подъезда стояло несколько мотоциклов. Его заинтересовал один из них. Новый знакомый  вытащил связку колючей, всунул один из них в замочную скважину, потом туда же ввел длинное и тонкое шило. И мотоцикла завелся! Мигель прыгнул в седло, кивнул Катерине. Та пристроилась сзади, обхватила талию парня и они поехали. Откуда-то сверху раздались какие-то крики, Мигель прибавил газу, и они понесли по ночным улицам Рио. Сзади прозвучало что-то вроде выстрелов, но думать об этом Катерине было некогда. Мигель вёл мотоцикл мастерски - быстро, рискованно, закладывая такие виражы, что у Катерины дух захватывало. Сейчас ей было и страшно и здорово. Восторг заполнил её душу, и она заорала что-то бессмысленное, чтобы просто выразить своё восхищение и азарт. Её шляпу сдуло назад, и она болталась на спине, волосы развевались за спиной.
   Так они ехали минут десять, потом улицы стали уже, без тротуаров, и освещались они гораздо хуже, даже ночью было видно, что мусор валялся на дороге, обрывки пакетов и бумаги поднимались в танце вслед за проезжающим мотоциклом. Затем Мигель остановился, они слезли с мотоцикла, он посигналил. Из дома вышел пожилой человек в тельняшке. Они коротко переговорили, старик отсчитал парню какие-то деньги, и загнал мотоцикл себе в дом. А Мигель снова схватил Катерину за руку, и поволок её куда-то вверх по склону улицы. Затем он толкнул одну из дверей, они вошли. Это оказалась небольшая продуктовая лавка. Из глубины дома выскочила невысокая, толстая негритянка. Она радостно приветствовала юного парня, они даже расцеловались. Мигель швырнул на прилавок деньги и начал говорить и показывать пальцем, что ему надо. Он обернулся к Катерине и спросил что-то, показывая на полку со спиртным. Катька ткнула пальцем в знакомую бутылку джин-тоника. Они покинули лавку с полным пакетом съестного, и Мигель снова припустился бежать, держа за руку хохочущую Катерину. Минут через пять он ввёл её в небольшой дом. Тут, собственно была всего одна комната, метра три на четыре, из мебели только двуспальный матрас на полу, больше ничего, не было даже телевизора. И тусклая лампочка под потолком. Да и она им была не нужна. Мигель начал торопливо сдирать с новой подруги платье, потом так же быстро скинул с себя шорты и майку, и они повались на это скромное ложе. 
   Дальнейшее Екатерина вспоминала потом с жутким томлением души, хотя детали помнила с трудом. Это был шторм, ураган эмоций! Первый заход секса был утолением жажды путником, прошедшим без капли воды всю Сахару. Многолетняя сексуальная засуха создала из Катерин какого-то монстра, что доминировал даже над этим молодым, полным энергией парнем. В момент кульминации он даже закричал от восторга и радости, а она смогла только застонать от счастья! Когда всё закончились, и они отвалились друг от друга как две сытые пиявки от ноги тонущего в болоте путника, то минут двадцать не могли отдышаться. Затем Мигель начал что-то говорить, положив свою руку на руку Катерины. Та не знала ни слова, но понимала, что тот восхищался ей, бурно и цветисто. Надо было привести себя в порядок. Из средств гигиены она обнаружила за тряпичной занавеской раковину с краном, а вместо унитаза – ведро биотуалета. Хмыкнув, она воспользовалась и тем и другим, и вернулась на своё ложе. Вернувшийся оттуда же Мигель, начал рассматривать синяки на ногах девушки. Потом он ткнул пальцем в сторону катерининого фингала, и задал короткий вопрос. Слово было незнакомое, но Катька поняла, что Мигель думает, что это сделал её муж. Катьке стало смешно, но она кивнула головой. Похоже, Мигель вчера не смотрел прямую трансляцию её боя. Тут парень, судя по интонации, начал её жалеть, поцеловал Катю в её глазик, потом начал целовать её грудь, потом побитые бедра, что-то при этом приговаривая. «У кошки заболи, у собака заболи, у Кати заживи», - перевела для себя Катерина. Потом он продолжил свои поцелуи там, где ей действительно стало хорошо,  и всё для них двоих началось по новой. Они останавливались после очередного экстаза, обливаясь потом, но смыв его, снова пускались во все тяжкие. Катька узнала в  этот вечер для себя много новых ощущений, и временами удивлялась, на то, что она, оказывается, сама способна. Большую часть теории она почерпнула из журнала «HUSTLER», который ей подсунул в своё время Фишман.
Временами Катя просто говорила сама себе:  «Ну и что? Ну, никто же не видит, и не узнает. Зато ему приятно, и мне хорошо!»  Мигель, несмотря на свою молодость, превосходил лешего Кольшу во многих тонкостях познания любви. 
  Они потеряли счёт времени, счёт приливов общего счастья. И остановил их сексуальный марафон только обычный голод. Пошли в ход продукты, купленные в смешной лавке. Они ели, пили, смеялись. Что-то говорили, подталкивали друг друга. Катька решила узнать, почему Мигель не смотрел её бой. Она сказала ключевое слово: - Мартина Сильва?
   И показала руками, будто бьёт кого-то. Мигель в ответ замахал руками. Он долго жестикулировал, что-то говорил, достал ключи, что использовал для угона мотоцикла, потом показал, будто он убегает. Катька, в конце концов, догадалась, что в часы её боя Мигель с друзьями грабили машины, на стоянке около спорткомплекса. Причем одного из дружков Мигеля поймали, а сам он еле сбежал. Ей стало смешно, Мигель смеялся тоже, хотя и не понимал причины смеха его подруги. Чуть переждав, они снова принялись за самое приятное занятие в этом мире, но уже нежно и ласково.   
    Многочасовая сексуальная жатва кончилась, когда в щели в двери начал пробиваться свет. Их обоих словно выключили каким-то рубильником. 
  Катерина проснулась первой. Сколько прошло времени, она не знала, да ей это было неинтересно. Она посмотрела на своего юного друга. Тот спал на животе, и лицо его, повернутое к ней,  при этом казалось ещё моложе, просто ребёнок и всё тут. У него в момент дыхания так смешно трепетали губы.   
   Катерина не стала его даже целовать на прощанье, чтобы не разбудить. Как могла, помылась под той жалкой струйкой воды из крана, оделась. Перед уходом она допила остатки «Швепса», и вышла на улицу. Судя по солнцу, утро окончательно сдавалась солнцепёку, но дышать было ещё возможно. Куда ей идти Катерина поняла сразу – внизу, куда вела улица фавелы, синел океан. Людей на улице было мало. Ей встретилась давешняя негритянка, стоящая на пороге своего магазинчика. Она улыбнулась Кате, что-то спросила. Судя по прозвучавшему имени Мигель, она спросила, что делает её парень. Катя показала жестом обеих рук, что он спит, и та рассмеялась. Дальше по улице встретился тот дед в тельняшке. Он, со своими двумя малолетними внуками разбирал мотоцикл, угнанный этой ночью Мигелем, ещё человек пять детей наблюдали за этой процедурой. Катерина поздоровалась, и дед радостно улыбнулся ей в ответ, обнажив остатки своих зубов. Чуть дальше появилась парочка подростков на мопеде. Объехав Катерину, и поняв, что у ней нет сумочки, и ничего отжать не получиться, они начали развлекаться тем, что проносились около Катерины на большой скорости, и при этом пассажир мопеда шлёпал её по заднице. Первый раз Катька нахмурилась, второй уже серьезно рассердилась, и стала думать, что делать. Она могла бы легко вырубить обоих пацанов, просто поставив свою руку как шлагбаум. Но при этом она могли их и покалечить. На счастье Катька увидела на земле кусок фанеры, метровый, и шириной с ладонь. Подхватив эту пластину, она дождалась, когда малолетки догонят её в очередной раз, а потом отскочила в сторону, и, пропустив мопед вперёд, огрела юного охальника по спине. Получилось хорошо, парнишка выгнулся от боли, и заорал что-то очень непотребное. Сзади раздались аплодисменты, крики одобрения. Оказывается все, кого Катерина видела до этого на улице, наблюдали за этой своеобразной корридой. Катерина шутливо раскланялась, и пошла дальше.  Она изрядно пропотела, когда дошла до своей вожделённой цели – Копакабане.
  Скинув всю нехитрую одежду, Екатерина бросилась в ласковые объятия океана. Она плавала до тех пор, пока действительно не устала. Выйдя на берег, она оглянулась по сторонам. Пластиковых кресел было мало, и все они были заняты. Но и тут ей повезло. Седовласый дедок, поднявшись на ноги с явным желанием удалиться, заметил Катерину, и жестом показал на своё место под слегка драным зонтом.
   Катерина сказала: - Обригадо! – одно из трёх слов, что она знала по-португальски. На шезлонге она расслабилась и задремала. Было жарко, но ветер с моря хорошо остужал.
   «Интересно, меня уже хватились в отеле, или нет?», - подумала она, перед тем как уснуть.               

    А в отеле её не только хватились, но и чуть не сошли с ума. В восемь утра Фишман, как всегда одетый во всё  белое, постучал в дверь её номера. Он мог бы открыть её и сам, ключ у него был, но Фишман этим жестом хотел показать некую степень своего уважения перед чемпионкой. Не дождавшись ответа, он всё-таки пустил в ход свой электронный ключ, но буквально через пару минут выскочил из номера и спросил у охранников: - Где она?
- Кто она? – не поняли те.
- Как кто? Катарина где!?
   Оба пожали плечами.
- Она не выходила.
- Да, мы тут всю ночь стояли. 
   Как раз подошёл глава охранного агентства Савелий Карпов, нанятый Фишманов охранять свою Императрицу.
- Что такое? – Спросил он.
- Карпов, где Катерина? Её нет в номере!!
    Тот опешил, потом спросил своих работников: - Она выходила?
- Нет.
- А вы уходили с поста?
- Зачем? Если по нужде и покурить, то мы по очереди ходили.
    Уже вчетвером они ворвались в номер, начали проверять все помещения. Катерины нигде не было. Всё было как вчера: брошенное на кресло нижнее бельё, раскрытая постель.
- Шампанского нет, - заметил Фишман.
- Что?
- Шампанского нет. Я вчера принёс бутылку, хотел с ней распить, но она отказалась. Сразу пошла спать.
   Все вышли на балкон, глянули вниз. Следов разбившегося человека внизу не было, ни крови, ни мозгов. Карпов попробовал заглянуть за боковое ограждение, это у него почти что  получилось. Затем тоже самое он попытался сделать с другой стороны.
- Если её похитили против её воли, то они могли уйти по балконам, - решил он.
- И что теперь?
- Потребуют выкуп. Это Бразилия! 
- А если по её воле?
    Карпов пожал плечами.
- Я бы не полез. Зачем мне это?
- Если что с ней случилось, Карпов, то даже твои внуки будут мне платить неустойку. На каторге. Пошли на рецепшен.
   Чуть ли не часовое рассматривание записей камер наблюдения не принесло никаких результатов. Те, кто их устанавливал, никак не могли подумать, что возможно не проникновение снаружи, а исчезновение изнутри. Была, правда, странная жалоба обитателей одного из номеров на этом же этаже, что якобы какие-то нахалы с балкона подглядывали за их сексом. Не повезло охране и в том, что уже на земле девушки уходя, попали в слепую зону, как раз за отъезжающим от дверей чёрного хода фургоном с продуктами.
   Охрана отеля вызвала хозяина заведения, это ведь было ЧП из ЧП! Пропал самый статусный жилец пятизвездочного отеля! Они все толпились у стойки портье, когда провернулась вертушка входной двери, и в холл ступили Грета Кнауфгорден и Нина Васильева.  Дамы были в полностью растерзанном состоянии. Они полночи протанцевали на самбодроме, потом закрутили интрижку с группой итальянских мужиков и так же очень хорошо провели время! Так хорошо, что поспать им не удалось совсем. Их обоих тянуло в сон, кроме того, девушек мучило похмелье. В отличие от Катерины они всю ночь пили то, что бог послал, смешав всё, от шампанского и текилы, до самбуки и вискаря. Так что основной проблемой женщин была головная боль. Второй – Фишман и его опричники.
- Так, вот они! Где Катерина!? – Заорал на подруг Фишман.
- Ой, не кричи так, голова раскалывается, - сморщилась Грета.
- Где Катерина!? – Повторил Фишман.
- А что, её ещё нет? – Удивились обе девушки.
- Во, девка загуляла!
- Ага! Дорвалась. Нельзя истинной даме долго быть без секса. Ты её, Нинка, когда последний раз видела?
   Нина напрягла измученный бессонной ночью мозг.
- Она с каким-то парнем обнималась. Тот был высоконький такой, негр. Высокий -  прямо как Катька.
- Значит, это вы её украли? – Окончательно удостоверился. Фишман. - Как вы это сделали? Подкупили охрану? – Промоутер мотнул головой в сторону секьюрити.
- Зачем, мы просто… по балконам. Перелезли и забрали её.
- Ой, можно мы пойдём, а? А то такой сушняк!
- Да, башка трещит! 
- Где её теперь искать? – Крикнул Фишман вслед дамам.
- Как где? На Копакабане. Мы договорились встретиться там.
- Куда может пойти дама с утра после карнавала? Только к морю. 
- Ищите.
   Девушки побрели к лифту, а Фишман обернулся к охранникам.
- Быстро все на пляж!
- Но… там же… сколько километров? – Напомнил Карпов.
- И что? Разделитесь и ищите. Ищите толпу мужиков, такая женщина как она всегда будет в центре внимания. 

   Они, и в самом деле быстро нашли Катерину по толпе окружавших её людей. А всё началось с разносчика лимонада. Мальчишка лет двенадцати  ходил по пляжу и орал неприлично высоким голосом: - Пепси! Кола! Лайм!
   Катьке очень хотелось пить, она привстала со своего кресла. Мальчишка понял, что у дамы есть желание выпить холодного напитка, но тут же по отсутствию вещей понял, что у той нет на это денег. Вот только Катя, рассматривая ассортимент напитков, сняла свои солнцезащитные очки. Увидев на лице дамы столь неприличный знак, мальчишка как-то очень быстро свёл все знаменательные и числительные, и закричал во всё горло: - Катарина!? Катерина Велкая!
- Ну не ори так, - Сказала Катька. – Лучше угости даму лимонадом.
    Подросток понял её, тут же открыл  бутылку «Пепси». А когда Катя вдоволь напилась, жестом показал, что хочет сделать с ней сэлфи. Они снялись на его телефон в десяти разных позициях, а в конце Катька просто подхватила его на руки как грудного ребёнка. Довольный мальчишка убежал дальше, а к ней уже выстроилась целая очередь на совместные фотографии. Фотосессия затянулась надолго, при этом один джентльмен угостил даму шашлыком, а другой мороженным. Катя уже начала утомляться подобным занятием, но тут как раз вовремя её нашли охранники.
- Катя! Да ё… твою мать! – Заорал Карпов, раздвигая толпу. – Мы тебя уже полдня ищем! Поехали, там Фишман рвёт и мечет!
   Фишман, уже предупреждённый охраной, встретил её в холле отеля. Глядя на замедленные, томные движения своей чемпионки, он что-то понял.
- Ну что, сучка, натрахалась?
   Катя расплылась в улыбке.
- Ага. Хорошо так.
- Иди в душ, через полчаса пресс-конференция.
    Катерина прошла дальше, но уже у лифта остановилась и сказала главное: - И за тебя я, Фишман, замуж не пойду. Даже и не надейся.
    Уже в самолёте на обратно пути она вкратце рассказала подругам об истории в той ночи. Девки слушали её, вытаращив глаза.
- Слушай, Катька, ну мы то оторвы, но ты вообще без мозгов! Угнать мотоцикл, под стрельбой, заехать в фавелы, трахаться чёрт знает с кем.
- А если б тебя поймали во время кражи? Ты бы сейчас не домой летела, а в тюрьме клопов кормила.
- А тот выстрел? Убили б тебя и всё!
Катерина только отмахнулась: - Да ну вас, дурочки! Все прошло как надо. Как и должно было быть.  Всё, спим, чушки! Спим. 

    Фееричный бразильский вояж закончился, началась рутинная жизнь. Фишман и промоутер Сильвы ещё на пресс-конференции договорились о матч-реванше, причём о скором, буквально в течение месяца. Так что Катьке дали два дня выходных, которые она потратила на поездку в деревню с очередной порцией подарков. Теперь она всё же привезла себе так понравившуюся ей кровать, и Катерина впервые во взрослой, сознательной жизни  спала, распрямив свои длинные ноги. Секс с законным мужем она восприняла как недоразумение, удивив своей холодностью супруга.
«Видать вымоталась она там, в этой Бразилии. Хорошо-то как!» - Подумал Лопух, на минуту возомнивший себя сексуальным монстром.
   Было ещё несколько событий, которые сильно повлияли на жизнь наших героев. И касались они, прежде всего Кольчи. В очередной выходной, проходивший в доме семейства Кнауфгорден, Кольча чего-то забрёл на второй этаж здания. Ходил, рассматривал картины и фотографии на стенах. Затем его привлекли звуки голосов, доносящиеся из одной из комнат. Кольча приоткрыл дверь, просунул голову. Это был кабинет Эдуарда Адольфовича, богато украшенный шкафами с полными собраниями сочинений великих, и, увы, никем нечитанных писателей, с неизбежным камином. Но сам Кнауфгорден и Васильев сейчас сидели рядышком за помпезным столом, и рассматривали что-то на экране ноутбука. Это были какие-то таблицы, графики. За эти полгода они как-то незаметно подружились, причем даже на уровне бизнеса. Кольча прокрался  поближе, вслушался в разговор.
- Нет, Алексей, нет. Сейчас промышленность уже не даёт таких дивидентов, как раньше. «Боинг», «Локхид» - у них стабильная стагнация. Нужно вкладывать деньги в инвестиционные фонды. Вот, например, есть такой – «Зета». Его возглавляет сам Вельбар Кнафитт. Финансовый гений. Доходы  у него там за триста процентов годовых! Неслыханное дело. Сам Уоррен Баффит вложил в него миллиард зелени!    
- Ты предлагаешь вложиться в его одного? А как же теория нескольких корзин?
- Ну, по крайней мере, одна корзина должна быть больше других.
- Вам вообще не стоит сейчас туда вкладываться, - раздался голос сзади беседующих.
Мужики от неожиданности аж подпрыгнули в своих креслах.
- Господи, Кольча!
- Ты чего так подкрался!? Дураками нас оставишь!
- Это не я, это он вас дураками оставит, - сообщил Кольча,  показывая пальцем на фото инвестора.
- Это почему?
- Потому, что это обман, развод. Этот тип – жулик. Вон. На морду его посмотрите – глаза косят. Скоро этот фонд обанкротится. Как это называется? А – пирамида! И вообще. Скоро в Америке будет кризис. Там всё рухнет.
   Финансисты ему не поверили. 
- С чего ты это взял?
- Да, никаких предпосылок для этого нет. Мы бы знали из газет.
    Но Кольча настаивал на своём. 
- Не знаю, но там что-то с домами будет. 
   Кольча сдвинул брови, напрягся.
- Да, точно, хороший такой кризис. Многие разоряться. 
   Тут с улицы донёсся громкий крик Васильева-младшего.
- Кольча! Ты где? Пошли на горку!
- О, мне пора! – Сказал Кольча и сыпанул вниз по лестнице на первый этаж.
   Мужики, проводив взглядом пацана, переглянулись.
- Мальчишка.
- Да, что он понимает в биржевой игре?
- Так что, будем вкладываться в «Зету»?
- Знаешь, я, пожалуй, пережду.
- Я, пожалуй,… тоже.  Надо вообще, присмотреться. Обдумать всё. «Форбс» почитать.
   Эта ледяная горка в элитном посёлке появилась благодаря тому, что там появилась банда под руководством Кольчи. Он сразу оценил крутой спуск к местному пруду и с наступлением холодов организовал родителей местных детей на заливку грандиозной горки. Она вышла чуть поменьше кольчиной горки в Домовёнкове, но тоже неплохой. Дети, а кроме Кольчиной банды на берег высыпало ещё человек пятнадцать местных шалопаев, резвились до самой ночи. А когда начали собираться домой, оказалось, что нет самой младшенькой – Светки Васильевой. Попробовали её кричать, думали, что она куда-то отошла.
- Может домой, в туалет захотела и ушла?
- Я не видел её.
- Я тоже.
    Но Кольча сразу прекратил это дело.
- Не  кричите. Она где-то недалеко, но не на улице. В доме.
   Рассказывая это, он как никогда раньше сурово сдвинул брови, нахмурился.
- Тут что-то нехорошее. Но она в доме.   
   Они подошли к дому Васильевых, и в это же время к нему подкатили сразу три полицейских экипажа – два обычных и здоровый чёрный мини-фургон. Ментов из них посыпалось – как перхоти с головы подростка. Руководил ими всеми высокий полковник в каракулевой шапке и с суровым лицом.
- Так, вы проверяете все видеокамеры, как охраны, так и частные, что стоят на домах, - давал он на ходу команды свои подчинённым. – Техники  - быстро подключайтесь к мобильнику отца.
   Дети вместе с полицией прошли в дом. Там были уже все взрослые, в том числе и Катерина. Полковник, сбросив свою куртку, спросил хозяев: - Как они больше не звонили?
- Нет, - ответила Нина.
- Они запросили сто миллионов евро. Перевести на Кипр в течение суток. – Ответил Васильев. Он выглядел совершенно потерянным. – Я успел записать голос, но это…
   Он нажал кнопки смартфона. Зазвучал  голос, явно пропущенный через какой-то технический прибор.   
- …если не перечислите деньги в течение суток, она умрёт.
- Аппаратура готова? – спросил полковник у группы товарищей, возившихся с какими-то сложными электронными прибамбасами.
- Три минуты.
- Хорошо.
   Затем он обернулся к взрослым.
- Кто последний раз видел вашу дочку?
- Мы собирали их на горку, это три часа назад, - припомнила Нина.
   Тут щёлкнул динамик радио.
- Товарищ полковник, за последние три часа из посёлка ни одна машина не выезжала. Только въезжали.
- Нарушения периметра были?
- Нет.
- Значит, она ещё здесь, - сделал вывод полковник.  – Только где?
   Тут подал голос Кольча.
- Она через три дома отсюда, там ещё лошади на фасаде.
   Все обернулись к мальчишке.
- Ты видел, как она туда заходила? – Спросил полковник. 
- Нет. Но я знаю, что она там.
   Полковник хмыкнул.
- Он знает. Что это за дом с лошадьми на фасаде?
- Это… Карапетян, - вспомнила Нина и обернулась к мужу. – Карапетян, Лёша! Карапетян!
- И что этот Карапетян? Что в нём особенного? – Настаивал полковник.
   Алексей, морщась, признался.
- Раньше мы были компаньонами. Вместе начинали бизнес. Потом он начал борщевать, мы расстались. Не очень хорошо…  Через три суда. Ходят слухи, что Рафик совсем разорился. Я точно знаю, что этот дом он выставил на продажу. И он почему-то считает, что во всех его бедах виноват я. Хотя он просто не умеет вести бизнес.
- Ваша дочь его знала?
- Конечно! И сын его младший её хорошо знает. Они играли вместе, и уже после того, как мы расстались. Он и сюда приходил, и она к нему ходила. 
- Ему сколько лет?
- Девять. Или десять?
- Девять-девять, - подтвердила Нина.
- Мог он её увести к себе?
- Он и уводила пару раз, летом. Они там так хорошо играли.
- Это интересно. Но ты то,  откуда знаешь, что она там? – Спросил полковник Кольчу. 
- Он всё знает, - подала голос Катерина, – можете не сомневаться.
   Она встала с дивана, и полковник, оценив рост девушки,  начал всматриваться в её лицо.
- Я вас откуда-то знаю.
   Катерина молча встала в боевую стойку. Полковник просиял.
- Екатерина Великая!? Как же, смотрел ваш бой с Сильвой. Феноменально! Поздравляю вас с победой! Так это ваш сын?
- Да, и у него такая способность – он знает всех, кто, и где находится.
   Полковник не поверил.
- Прямо таки всех? И как это действует?
- Ну, вот вы подумайте про кого-то, и я скажу, где он находиться, что делает, - признался Кольча.
- Ладно. Скажи мне, что сейчас делает моя жена?
    Кольча напрягся, призадумался. Потом брови его полезли наверх. Он странно посмотрел на заказчика, затем за руку отвел его в сторону и начал шептать что-то на ухо. Полковник как-то окаменел лицом. Потом он спросил Кольчу: - Рыжий?
- Да, рыжий. И китель на стуле с одной звездой на погонах.
- Хорошо.
   Полковник вышел из дома, и, стоя на крыльце, начал куда-то звонить.
- Сидоренко. А ты где сейчас? Ах, отдыхаешь! Хорошо отдыхаешь, я знаю. Кончишь отдыхать на моей жене, пиши заявление об уходе из органов, а то я тебя пристрелю, если встречу в коридоре главка. Дай-ка трубку Вальке. Давай, говорю!
   Он чуть переждал.
- Чтобы к моему приезду духу твоего не было в моей квартире! Хватит, я уже не верю ни твоим словам, ни твоим слезам. Сын? Ему хорошо там, в кадетском корпусе. Пусть он живёт в казарме, и не знает, что его мать ****ь из ****ей!  Всё!
   Полковник жестом подозвал одного из спецназовца, коротко им что-то рассказал, затем вернулся в дом, кивнул Кольче.
- Сто процентов, - признал он. - Значит Светлана у этого Карапетяна. Что она делает?
   Кольча немного подумал.
- Они играю с Вано в шикарную стрелялку. Но в холле, там три человека очень нехорошие. Один хозяин, два этих. И один в сторожке у ворот. Ого! У него автомат.
- Это уже серьёзно. Что скажут наши техники?
- Мы подключились к системе охраны этого дома, смотрим записи. Вот, вот этот парнишка ведёт девочку домой!
  В самом деле, кадры показали, как мальчишка и Светка весело, вприпрыжку, пробежали в дом.
- Переключите камеры слежения их дома на запись, чтобы она не видели наших на улице.
- Готово.
- Хорошо.
   Полковник продиктовал в микрофон рации: - В сторожке человек с автоматом, его нейтрализовать, войти на крыльцо, затем ждать команды. В доме ещё три опасных человека. 
   Прошло пару минут, и пикнул сигнал рации полковника.
- Мы вошли. Мы на крыльце.
- Хорошо. 
   Тут зазвонил телефон. Электронщик поднял большой палец.
- Да, - сказал Васильев, беря в руки смартфон.
- Ты перевёл деньги в тот оффшор, про который я тебе сказал? – Спросил метализорованный голос.  Главный электронщик поднял вверх указательный палец и повернул его в сторону Кольчи. 
- Нет, это так быстро не делается!
    Но тут вмешался полковник. Он забрал телефон у Васильева и начал говорить.
- Это полковник полиции Игнат Ларин. Рафаил Арамович, если вы в течение пяти минут не вернёте Светлану Васильеву домой, то получите статью о киднепинге, и пожизненный срок. Ваш дом уже окружен, ваш человек в будке нейтрализован, вам даётся тридцать секунд на то, чтобы вы открыли входную дверь. 
   Затем он нажал на кнопку вызова у рации.
- Сейчас они откроют. Захват жесткий.
   Наступила тишина, затем голос из рации доложил.
- Мы в доме.
   Прошло ещё полминуты.
- Девочка у нас. Остальных запаковали и грузим.
- Хорошо.
   Встречать Светлану вышли все. Она сидела на руках мужественного человека в крутом камуфляже и маске, и заливисто смеялась.
- Слава богу, - сказал Васильев. На его глазах блестели слёзы радости. 
- И Кольче тоже, - добавила Нина.
    Через два дня после этого инцидента Кольчу вызвали в кабинет директора. Он шёл и недоумевал, по какому поводу? В последнее время он не шалил, остепенился. Может Лина-Глина чего опять придумала?
   Но в кабинете кроме знакомого ему полковника Ларина был ещё один человек с двумя большими звёздами на погонах.
Именно он начал торжественную речь.
- Николай Николаевич Лопухин? Очень рад познакомиться! Очень! От имени и по поручению министра внутренних дел почётная грамота вручается Лопухину Николаю Николаевичу за весомое участи в деле освобождения заложницы. Поздравляю вас, Николай Николаевич! И вот этот памятный знак за участи в работе по содействию полиции.
   Генерал вручил всё, что обещал. Они сделали общий снимок для портфолио колледжа. А затем генерал спросил Кольчу:
- Николай Николаевич, вот, полковник нам живописно рассказал про ваши недюжинные способности. Скажите, а вы можете ещё помочь нам в нашей работе, по крайней мере, попробовать?
- Что ещё кого-то взяли в заложники?
- Нет, но дело очень серьёзное.
- Хорошо, только когда?
- Это уже от вас должно идти. Когда у вас будет свободное время? 
    Кольча начал вспоминать: - Завтра занятия до двух, потом обед, затем у меня плавание и бальные танцы. Но я могу это отменить?
   С таким вопросом он обратился к директору.
- Конечно-конечно! Это же не профильные занятия. С половины третьего можете распоряжаться своим личным временем, Николай Николаевич,- разрешил директор.
- Хорошо, - обрадовался генерал, - тогда в половине третьего у ворот колледжа вас будет ждать спецмашина.  До встречи, Николай Николаевич!
   Генерал за руку попрощался с Колькой, затем пришёл черёд Ларина. Кольча по-свойски спросил его: - Ну как, ты, выгнал её?
   Тот вздохнул. 
- У матери она сейчас, в соседнем подъезде. Чёрт её знает, всё знаю, не первый раз она так, но люблю её заразу!
- Как хочешь. Но она не измениться.
- Знаю. Спасибо тебе.
    Кольче всё это общение очень понравилось. Особенно то, что его все  называли по имени-отчеству.
   На следующий день Кольчу у ворот колледжа ждал милицейский «Мерседес» с распахнутой дверцей, а у дверцы стоял полицейский с погонами лейтенанта.
- Николай Лопухин? – Спросил он Кольчу.
- Да.
- Прошу.
    В большом здании, со строгой охраной на входе, его провели длинными коридорами в небольшую комнату, где находились трое: давешний генерал, и два майора, один в больших очках, второй с пышными усами.
- Здравствуйте, Николай Николаевич,  - Генерал пожал Кольче руку, представил майоров. – Это Антон Иванович, и Николай Иванович. Зная о ваших сверхспособностях, мы хотели бы вам предложить попробовать по фотографиям определить судьбу людей. У нас очень много народу пропадает каждый год, многих находим, но и многие исчезают без следа. Мы выбрали фотографии за разные года. Тут самые интересные случаи, посмотрите. 
- Хорошо, давайте.
   Перед Кольчей положили фотографию пожилого человека с печальным взглядом. Кольча долго смотрел на него, потом сказал: - Он умер. Сам. Попал куда-то в незнакомое место, в лес, заблудился. Умер. Там и лежал. Кости недавно нашли, но не знают кто это. 
- Это где было?
- В Подмосковье. Тут, недалеко. Могу показать. 
   Ему пододвинули ноутбук, нашли в интернете карту и он точно показал место.
- Вот здесь.
- Кто это? – Спросил генерал подчинённых.
- Тихонов, Матвей Ильич, восемьдесят два года. Страдал деменцией, все пытался уехать на родину, в деревню. А деревни давно уже нет.
   Следующим был молодой парень с нагловатым взглядом. Кольча поморщился.
- Его убили. Свои. Закопали в лесу, ближе к Питеру.
- Сафронов, Игорь Витальевич. Бандит из Лефортовских.
- Место покажешь?
- Да, конечно. 
   Дальше всё шло по конвейеру.
- Эта жива. Но только в какой-то странной больнице, там, в палатах нет дверей.
- Дурдом, - подсказал майор с усиками.
- А почему её там не узнали? – Не понял Генерал. - Мы всем рассылаем ориентировки, особенно в такие заведения. 
   Кольча подсказал.
- Её просто не узнать. Там на фото девушка, а тут старуха. Это… да, это в Твери.
   Ещё один человек оказался с интересной историей.
- А этот жив. Только он не здесь. Где-то в горах. Далеко.
- Это… Рафаил Давлетов, из Башкирии, он давно пропал, лет десять назад.
   Кольча уверенно ткнул пальцем в районе Киргизии.
- Да, жив, пасёт овец. Хочет домой, но его не отпускают.
- Дайте запрос в министерство внутренних дел Киргизии.
    Одну из фотографий майор с усами сначала положил на стол перед Кольчей, потом попробовал убрать её.
- Ой, это не из тех.
- Почему не из тех, - удивился Кольча, – он жив, живёт где-то на юге.  У моря.
   Генерал поразился.
- Как жив? Это же Тахидзе?!
- Да, - подтвердил майор, - вор в законе Тахо. Его похоронили в прошлом году. Там такой памятник братва ему отгрохала, в полный рост, из мрамора, рядом с любим «мерсом», на котором он и разбился.
- Да нет, живой он, – Настаивал Кольча. - Лицо изменил только и живёт он… в Барселоне!
- Так, а кто у нас делал генетическую экспертизу трупа? Тело ведь сгорело, да? – Начал припоминать генерал.
- Коганович, по-моему. Но он уже уволился.
- Ага. И домик купил в Сочи, - подтвердил Антон Иванович.
- Домик! В Сочи? - Восхитился генерал. – Ну, я ему покажу, домик в Сочи! На Колыме он снимет барак! Николай Николаевич, может, отдохнёте? Или перекусите?
- Мне б лимонада, и если пирожные будут, тоже можно. Сладкое говорят, для мозгов хорошо.
   Ему принесли всё, что он просил, и Кольча продолжил свою работу. Всё это продолжалось три часа, и Кольча начал уставать. Это поняли и офицеры.
- Так, ну хватит на сегодня, и это уже выше головы, - скомандовал генерал. – Ну, Николай Николаевич! Если подтвердиться хотя бы половина ваших догадок, то вы окажите неоценимый вклад в дело сохранения порядка и законности в нашей стране. Как, вы сможете нам помочь ещё? Это ведь только малая часть тех, кого мы никак не можем найти.
- Конечно. Когда?
- Завтра мы будем готовить материалы, так что давайте, Николай Николаевич, встретимся послезавтра, так же в половине третьего. Меня не будет, будут эти два офицера, и не здесь. В другом месте, в других условиях. Всё тайно. 
   Он лично проводил Кольчу до машины, а потом вернулся в кабинет к двум майорам.
- Итак, господа офицеры, что я вам хочу сказать. Я не буду брать с вас подписки о неразглашении служебной тайны, но вы должны держать за зубами всю информацию про этого пацана. А иначе я вам эти зубы выбью. Значит, первые три фотографии он определи со сто процентной точностью?
- Да, всё точно.
- Если мы найдём всех, - мечтательно сказал генерал, - вы представляете, какие в нашем ведомстве будут показатели по пропавшим без вести?
- Да, это будет большой прорыв.
- И совсем не обязательно объяснять публике, что этим мы обязаны девятилетнему пацану. Это раз. Второе, безопасность. Если бандиты узнают, что есть человек, который сможет их расшифровать в любой стране и в любом обличии, они захотят его убрать. Так что следующие встречи проведёте не здесь, а на конспиративной квартире. Кстати, надо б придумать легенду пацану. Зачем он сюда приезжал и что тут делал.
- Да, тем более вы сами вышли его провожать. Это заинтересует многих. 
- Да, чего-то это я сглупил, не подумал совсем.
- Надо пустить слух, что это внук президента.
- Или сын премьер-министра.
- А лучше просто многозначительно молчать и кивать вверх, - решил генерал. – Парнишка решил связать свою жизнь с полицией, и захотел посмотреть, как это происходит в жизни. Ну, мы и не могли не показать. Папа попросил. Так и говорите.   
   На том они и порешили.
А Кольча, вернувшись в колледж, был непривычно тих, задумчив, словно решал какую-то проблему. Уже вечером он позвонил матери.
- Мам, я понял, что я буду делать в жизни.
- Что?
- Людей защищать. Я пойду в полицию.               
            
   Подходил к концу месяц со дня боя с Мартиной, но пока о матч-реванше разговор не заходил. Зато Фишман таскал Катерину на массу необязательных мероприятий. На презентации новых фильмов, на телепередачи. Однажды она даже вытаскивала бочонки из мешка для лотереи «Спортлото». Её имя, фотографии и видео поселились в разделе светских новостей. С ней охотно знакомились актёры, певцы, светские львицы. Два известнейших модельера пошили специально для неё свои коллекции, и Катерине всё-таки пришлось пройтись по подиуму в очень крутых лабутенах. На одном из мероприятий она невзначай столкнулась с президентом, и тот уделил ей толику своего драгоценного времени, так же выразив своё восхищение талантом Катерины.
- В прямом эфире не смотрел, был с визитом в Китае. Но с удовольствием посмотрел в записи. Вы сейчас, Екатерина, не просто боец и чемпион, вы олицетворение самой России. Я горжусь, что у нас в стране есть такие женщины!
  Когда дело дошло до общего фото, Катя как-то догадалась пригнуться, а то её превосходство с ростом президента стало бы совсем неудобным.
  Продолжился марафон ухаживаний. Сколько мужчин пытались за ней приударить - это было даже трудно подсчитать! Все светские ловеласы – актёры, певцы, просто сынки-мажоры богатеньких папаш пытались закадрить эту невероятную красавицу с таким богатым послужным списком. Но она не отвечала взаимностью никому. И все светские хроникёры сходили с ума от тайны такой холодности Катерины Великой. Никто даже не мог узнать, из какой деревни она приехала. Почему-то Фишман держал это в большом секрете, а сама Катерина не горела желанием делиться этой информацией с прессой.      
  Но однажды Фишман сказал: - На следующей неделе будет бой с Татьяной Козловой.
   Катерина удивилась.
- С Татьяной? Почему не с Сильвой?
- Та что-то там… приболела. А тебе расслабляться нельзя. Нужно быть в тонусе.   
   Это бой был не особенно интересен. Интересно было то, что стоял он не на разогреве у мужиков, а наоборот, Катерина замыкала серию мужских боёв. Такое было необычно, первый раз. Зал был новым, вмешал порядка двенадцати тысяч, был забит публикой, и, как точно понял Фишман, практически все они пришли посмотреть конкретно на Катерину Великую. Мужские бои шли как надо, с должным азартом и упорством. Но только выход Екатерины вызвал восторженный рёв тысяч мужских глоток.
- Чемпионка мира в абсолютной весовой категории по версии Эф-Ай-Си, Ека-те-ри-на Великая Лопухина! – провозгласил  местный ринг-аносер. 
  Под гимн «Боже царя храни»  Катька вышла не спеша, в том же наряде под императрицу. Только теперь Васильич нёс за Катькой её пояс, подняв его над головой. С Катерины сняли её императорские одежды, она освободила косу, прошлась по октагону, приветствуя зрителей. Всё было как всегда, и вдруг Катя поняла, что ей это всё перестаёт нравиться. Это была уже обыденность, такая же, как доить корову или полоть картошку. Она не почувствовала обычного прежде возбуждения перед боем. А тут ещё девица попалась молодая, необъезженная, начала активно, Катерине пришлось уходить, уворачиваться. Народ начал посвистывать. И Катьке пришлось разозлиться на саму себя, чтобы продолжить бой в своём стиле. Теперь она уже погоняла соперницу по рингу, до самого гонга о конце первой пятиминутки.
- Ты чего это сегодня, не проснулась, что ли? – Спросил Васильич в перерыве, обмахивая её полотенцем.
- Да, что-то сегодня не собралась.
- Давай мать, соберись и долби её, а то девчонка совсем оборзела. Пора показать ей, кто тут хозяйка. 
  Катерина во второй пятиминутке ещё немного поиграла с противником, причём всем было заметно, что она именно играет с ней. То нещадно гоняла ту по кругу, то, стоя на месте, опустив руки, и только головой  уклонялась от её ударов. Когда Таня попыталась ударить её ногой, она рукой перехватила лодыжку девчонки и так рванула её на себя,  что та грохнулась спиной на пол, под хохот зала. Любая другая бы тут же бы добила соперницу, но Катя позволила той встать, потом жестом руки подозвала к себе, и тремя боковыми ударами отправила в нокаут. Публика была в восторге. Но они ждали чего-то ещё. И Катька повторила все свои эротические фишки, добавив кое-что новое. Под уже традиционного  Джо Кокера, она станцевала свой танец, а потом, извиваясь как змея, сделала вид, что большими пальцами рук начинает снимать с бёдер свои бойцовские шорты. Народ замер, она же выпрямилась, и показала залу две больших фиги, крутанувшись во все стороны. Народ бушевал! В раздевалку Катерина прошла под прикрытием четырёх секьюрити, и это не было просто жестом её  статусности. 
    На пресс-конференции она была достаточно суха. На вопрос, что она хочет дальше в жизни она ответила просто: - В Рио хочу. На Кобакабану. Позагорать и поплавать.
   Прошла ещё неделя, и Катерина почувствовала что-то неладное. Что-то было не то с её организмом. В один из приездов её в Дубровку Катька попросила хозяйку дома дать ей тест на беременность.
- Ты чего, Кать? Болеешь? Токсикоз? – Спросила Грета. 
- Да нет. Просто задержка уже большая. Скоро два месяца будет.
   К ужасу и удивлению Катерины тест выдал ей две полоски.
- Смотрите! – Показала она подругам пластиковую палочку. 
- Катька! Поздравляю!
- Катька! Здорово! 
     Они сели рядом, начали обнимать подругу. Но Катя была в шоке.
- Какой поздравляю? Как я Лопуху объясню свою беременность?!
- А ты что, всё это время с ним не того? Не спала?
   Катя припомнила.
- А нет, спала! Как раз после Рио. Это дней через пять. Я тогда кровать домой привезла, помните?
- Ну, вот и всё! Что такого?
- Это как кости лягут. Будет беленькая девочка или чёрненькая, - предположила Нина. 
- Ну, тебя, дура! – вспыхнула Катька.
А Грета только подлила масла в огонь.
- Ну, тебе, Нинок, лучше знать. Тебя, поди, во время беременности на бананы тянуло, а не на солёные огурцы?
  Нинка попробовала даже ударить подружку, но между ними сидела Катька, так что досталось ей.
- Эй, вы прекращайте! Тоже мне бойцы МаМаМа.   
Катька вздохнула.
- Фишман меня убьёт. Он на мне ещё десять лет собирается деньги делать. 
- А чувствуешь себя хорошо?
- Ну да.
- Значит, будет девочка, - обрадовалась Нинка. - Это мальчишки ещё изнутри начинают нам жизнь портить. А девчонки – они свои люди. Я со Светкой никаких проблем не имела. Бегала как оленяшка!   
   Катька расплылась в улыбке.
- Это хорошо бы было. От девчонки я не откажусь ни за что.
    Последующий визит к общему гинекологу подруг подтвердил догадки Катерины.
   Когда она сообщила о своём положении Фишману, тот с ходу сел на тот стул, что был рядом, и на пару минут отключился. Потом он поднял лицо на Катьку и попросил: - Кать, сделай аборт. Прошу тебя! У тебя же уже есть сын. А так, с этими родами, это ж какой перерыв будет в боях, такие убытки!
- И что? Ты на мне, сколько уже денег наварил? А всех денег не заработаешь, не зря так говорят. Всё я ухожу в декретный отпуск. 
- Кать, ну хоть ещё один бой, прошу тебя! Там Сильва тоже с ума сошла, тоже забеременела, и больше воевать не хочет. Муж попробовал настаивать, руку на неё поднял, так она его так отходила, в реанимации еле откачали. 
- Молодец, подруга!
- Катя! – Фишман вдруг рухнул на колени. – Один бой! Через неделю! Претендентский!
- С кем?
- С Павловской.
- С Павловской? С Витолинкой?
   Катерина припомнила эту Павловскую. Эта подруга была самая агрессивная из тех, с кем приходилось ей биться. И, пожалуй, что, действительно она одна могла составить конкуренцию Катерине Великой.
- Ну, эта тётка боевая. Хорошо, но это будет последний бой.  И больше не упрашивай!
    Началась стремительная подготовка к бою. Прежде всего, активно работал Фишман. Предстоящий бой объявили претендентским, на все телеканалах была реклама этого сражения. «Дерзкая претендентка бросает вызов самой Императрице боёв без правил! Витолина Павловская жаждет взять реванш за своё прошлое поражение».
   В день перед сражением всё было как обычно. Взвешивание, битва взглядов. Что было необычным – агрессивное поведение Витолины. Она и прессе заявляла, что непременно побьёт Катерину. И при обмене взглядов хохлушка начала сквозь зубы цедит ругательства. Катька на всё это сделала только одно движение головой, словно пыталась ударить её лбом, и Витолина шарахнулась назад, совершенно забыв о своей роли крутой девушки.
  В день боя Катерина спала как обычно, без снов и пробуждений. Но неизбежное пробуждение в четыре утра почему-то не принесло ей радости. Было подспудное чувство, что должно произойти что-то непредвиденное.
  «Чего это я так волнуюсь? – Думала она. -  Просто последний бой, пятнадцать минут на ринге и всё! Обратно в деревню, беременность, роды, огород, пьяный Колька. Хотя нет, он сейчас, говорят,  не пьёт. Свой этот пикап драит каждый день, только что не целуется с ним. Чего  ж я так волнуюсь?»
   Странно, но именно тоже самое чувствовал и Кольча. Он с утра не находил себе места, и даже позвонил матери.
- Мама! У тебя всё хорошо?
- Да, а что?
- Да так. Что-то тревожно мне. Звони если что.
   «Сынок заботиться. Господи, как быстро из шалопая он стал серьёзным парнем. Нет, не зря я позволила ему отправиться в этот колледж».
   На бой они приехали как обычно за два часа. У главного входа их уже ждали фанаты и поклонники Катерины. К удивлению последней среди них становилось всё больше девушек. Её фанклубы множились как грибы после дождя, не только в России, но и во всём мире. Девчонки хотели походить на неё, начинали качаться и бить груши. А у каждого третьего подростка на стене висел постер из «Плейбоя», тот самый, где она была совсем без одежды.
   Далее всё шло по плану. Тренировка, отдых, разминка, снова отдых.
   Примерно за час до начал боя в другом конце столицы Колька подскочил со своей кровати. Брови его были сдвинуты, лицо даже не суровое, а злое.
- Мне надо к мамке, - заявил он. В этот момент в его комнате были все его друзья. Они уже по привычке ждали трансляции боя.
- Что такое, почему? – Спросил Данила.
- Кто-то хочет, чтобы она проиграла этот бой. Так, как мне туда доехать?
- Можно вызвать такси, - предложила Вера.
- И кто ответит на вызов ребёнка? – Не поверила Эльза. 
- Я закажу на английском, ко мне приедут, - предложил Данила.    
    Голос его уже начал ломаться, и в нём часто проскакивали басовитые нотки.
- Деньги у нас есть расплатиться за такси? – Спросила Вера.
- Да, - ответила Эльза, основной финансист группы друзей.
- Мне надо попасть в само здание, - сказал Кольча. - Ну, это мы как-нибудь решим.
- Поедем все, - предложил  Игорь, – мало ли там чего? Помочь же надо. 
- Давай, вызывай!
   Васильев набрал номер одного из номерных такси и на безупречном английском языке, с явным американским акцентом, запросил прислать машину к воротам колледжа.
- Три минуты, - отозвались в диспетчерской.
   Они всей толпой вывалились в коридор, но уже у выхода из здания они попали в раскинутые руки Алины-Глины.
- Так, вы куда!? Куда это вы собрались!? Ну-ка стойте!
    В другое бы время Кольча придумал что-нибудь щадящее, вроде «хитрого тумана», но времени не было, и в этот раз он просто «заморозил»  Лину-Глину, так, что она замерла в странной позе с открытым ртом, вытаращенными глазами, с раскинутыми в стороны руками и вполуприсядку. Вся толпа побежала дальше, и выскочила через калитку так быстро, что охранник не успел ничего понять. Такси уже стояло у ворот, Данила приземлился на первое сиденье и по-английски скомандовал: - Лец гоу!
   До торгового центра они добрались быстро, здесь Кольча оглянулся по сторонам. И скомандовал: - За мной!
   Кроме привычного парадного и чёрного в этом здании было ещё масса специализированных входов. В одном из них как раз принимали продукты для ресторанов. Когда вперемешку с ящиками брокколи и мешками с картошкой сыпанули какие-то дети, кухонные работники ничего не успели ни понять, ни предпринять.
- Э-э! Вы куда?
- Вы кто?! Ребята?
- Вы чего тут?!
    Кольча вёл свою толпу так, словно он родился и жил в этом развлекательно центре. Через пять минут он оттолкнул от двери человека в строгом чёрном костюме, и оказался в раздевалке матери. Парень хотел было рвануться за Кольчей, но его остановил Данила.
- Это её сын, - сказал он строго, глядя в глаза охраннику. – Не трогай его. И нас тоже. 
 И, великое дело! Тот понял, что не стоит никого не останавливать.
- Хорошо, проходите.
    Уроки Кольчи не прошли даром.
    Мать Кольча застал, сидящей в согнутой позе на стуле. В это время медсестра замеряла у неё давление, рядом с тревожным лицом стоял Васильич и остальные два человека из привычной команды.
- Что такое, мама? – Спросил Кольча, обнимая мать.
- Что-то у меня сил нет, - ответила Катя.
- Восемьдесят на шестьдесят, - сказала медсестра, с изумлением посмотрев на Катю.
- Это ещё откуда?! Как это!? – Удивился тренер. – Откуда такое давление?    
    Между тем Эльза  забрали из рук Катерины бутылочку с водой, посмотрела её на свет.
- Тут какое-то лекарство добавлено. Оно снижает давление.
- Вот сволочи! Кто ж это сделал? – Выругался Васильич.   
- Что делать? – Спросила Катя. – Бой ведь не отменишь.
- Надо промыть желудок, сделать клизму, - посоветовала медсестра.
- Мало времени.
- Делай, Катя! Делай всё! Надо бы задержать бой, но как? - озаботился Васильич.
   Кольча отошёл к своей банде.
- Что делать? Надо как-то затормозить всё это.
    Игорь прищурился.
- Так, зданию тут большое, требуется много энергии. Где-то должен быть трансформатор…
   Игорь ещё не договорил, а Кольча уже  кивнул головой, напрягся. И через минуту издалека послышался звук взрыва, тут же во всём комплексе погас свет. Откуда-то из глубины здания послышался недовольный гул, крики.
   Все неприятные процедуры Катерине пришлось проводить при свете смартфоновского фонарика. Остальные тоже включили своё личное местное освещение. Васильич разбирался с упаковкой минералки.
- Она полная. Кать, а кто тебе дал эту бутылочку?
- Да я помню, что ли. На столе она стояла, открытая.
- Эльза, посмотри другие, - попросил Кольча.
    Эльза проверила всё, и отрицательно покачала головой.
- Нет, эти чистые.
    На всякий случай проверили воду в кулере. Катерине, бледной как никогда, тут же дали пить очень крепкий кофе.
Медсестра замерила давление. 
- О, сто десять на девяносто.  Ещё чуть-чуть и будет норма.
- Всё равно слабость ещё есть. Я проиграю этот бой.
   Колька отчаянно замотал головой.
- Нет. Мама, ничего не бойся, я тебя защищать буду. Помнишь, как было тогда, с папкой, около лагеря? Когда удары не доходили до его лица?
- Да. Это ты тогда сделал?
- Ну а кто ещё?! Иди и ничего не бойся. Я тебя в обиду не дам!
   И он впервые в жизни поцеловал мать. 
Через сорок минут в комплексе вспыхнул свет. Катерину начали облачать в её императорский наряд. Вскоре прибежал озабоченный Плешаков.
- Как вы – готовы? 
- Да, готовы.  А Фишман где?
- Он в энергосети звонил. Всё, сейчас выходит Павловская, через пять минут вы.
   Переждав, когда крики и аплодисменты смолкнут, бригада Катерины двинулась в путь. Всё шло как обычно, Катерина царственно шествовала к октагону, чуть приподняв спереди свое пышное платье. Крики и аплодисменты возросли неимоверно.
- А вот и она! Чемпионка в абсолютной весовой категории, победительница многократной чемпионки мира в этой категории Мартины Сильвы Ека-те-ри-на Великаааая Лопухина! Тридцать два боя и все нокаутами!
    Катерина вошла в октагон, провернулась на месте, приветствуя все трибуны. Затем её начали избавлять от пышного наряда. Потом она уже сама начала расплетать свою корону. Всё это она делала не торопясь, словно тянула время.
Васильич подсунул Катерине под нос ватку с нашатырём, шепнул на ухо: - Ну что, как ты?
- Ноги нормально, а руки ещё слабые.
- Держись!
   И вот он, гонг!
- Бокс!
   Павловскую как с цепи спустили. Она кинулась на чемпионку, нанося удар за ударом, и совершенно не думая о защите. Катерина уходила хорошо, и ногами, и уворачивалась. Но всё это было до времени. Руки она так до конца и не поднимала, они болтались у ней где-то под грудью. Но всё это было до времени. И, наконец, удар Павловской с левой руки достал до цели. В него она вложила всю силу, но, к изумлению Витолины, Катерина осталась стоять, хотя та почувствовала, что попала по чему-то твёрдому. Зал ахнул, многие поднялись с кресел. Но чемпионка почему-то отказывалась падать. С ней как будто ничего и не произошло. Тогда Павловская ударила с правой, но так же сильно, вложив в этот удар всю свою силу и ярость. Ничего.
- Да что ж ты не падаешь то? – Спросила Витолина вполголоса. – Должна же.
   Тогда  она решила провести серию ударов по корпусу Катерины. Та перенесла и это. В своём упоении Виталина совершенно забыла о защите. Это привело к тому, что Катя сделала шаг вперед, поймала обеими руками соперницу за корпус, развернула её к себе спиной, и так заломила той руку в плече, что Павловская аж заорала от боли.
- Кто тебе сказал, что я должная упасть? – Спросила Катя змеиным шёпотом. Та молчала, тогда Катька ещё сильней нажал на плечо.
- Кто?
- Ой, больно! Тренер!... Он сказал, что всё оговорено, и ты упадёшь после первого же удара.
   Катерина отшвырнула от себя девушку, а когда та развернулась, врезала ей своим фирменным ударом в лоб. Павловская расстелилась на полу без признаков видимой жизни. В ту же секунду прозвучал гонг. Судья склонился  над поверженным телом, а потом крестообразно замахал руками. Зал взорвался аплодисментами и криками восторга.
- Вот это настоящая императрица! Её херачат по лицу, а она даже не дёргается.
- А потом один удар в лоб и всё!
- Нет, никому её из девок не победить! Это уже на века! 
- Её надо уже с мужиками сводить.
- Ага, с Емельяненко.
- Нет, Емельяненко жалко. Он же легенда. Вдруг она его побьёт. Надо кого послабже!   
  С Павловской было так плохо, что тело её буквально вынесли с октагона. При этом парень, что нёс её ноги, уронил их, и они волочились по поверхности октагона как-то не очень оптимистично.      
   Затем прошла уже как-то будничная для Екатерины процедура объявление её победительницей, ей повесили на плечо свой  же тяжеленный пояс. Вот только очередного эротического шоу зрители не увидели. Катерина ещё махала всем руками, когда Кольча закричал: - Мамка!  Вот, это  он тебе подсунул ту бутылку! 
   Катерина оглянулась. Кольча показывал рукой на человека в белоснежном костюме. Это прояснило всё, все сегодняшние неприятности, и взгляд, который Катька бросил на Фишмана, был настолько красноречив, что тот развернулся, и побежал вверх по амфитеатру, к выходу. А ярость придала Екатерине столько сил, что она не стала искать калитку, а пустив в ход руки, перепрыгнула сетку октагона и помчалась за евреем. Народ ничего не понимал, оторопев, он наблюдал за этими догонялками. Они выскочили в фойе концертного зала,  затем он сыпанул вниз по эскалатору. Несмотря на поздний час в комплексе работали рестораны, бары и другие развлекательные площадки. Но самым необычным развлечением для народа в тот вечер был бег сивого человека в белом костюме, от мощного сложения женщины в бойцовском наряде.
   Фишман бежал быстро. И не только от страха. Он долго и упорно занимался пятиборьем, и кое-какие навыки у него остались. Но всё же Катька поймала его в тот момент, когда он хотел спуститься на очередном эскалаторе. Она успела ударить его по пятке опорной ноги, и тот покатился вниз, закричав по ходу дела отчаянно и болезненно. Судя по позе, в которой застыл снизу, Фишман сломал руку в районе плеча.
- Иуда! – Высказалась Катерина, плюнула вниз, и, пошла искать свою раздевалку.
   Свою позицию она озвучила тут же, в импровизированной пресс-конференции для трёх десятков журналистов и пяти видеокамер. 
- Я ухожу из боёв без правил. Во-первых, они перестали быть честными, если тебя предаёт твой же промоутер. Во-вторых, я беременна. Так что, Екатерина Великая прощается с вами, и возвращается в свою деревню.
    Дотошные журналюги быстро выяснили, что Фишман поставил в тотализатор почти все свои деньги на проигрыш Екатерины. Ведь ставки были один к десяти! И он проиграл!
   Были проблем и у Кольчи. Вернувшись в колледж, он увидел несколько скорых машина у ворот колледжа, а войдя в холл, увидел, что человек пять медиков толкутся вокруг застывшей в этой странной позе Алине-Глине. Признаться честно, он в суете этого вечера совсем забыл про неё.
-  Типичная каталепсия, - как раз в этот момент сказал один доктор другому. – Даже иглы шприцов не могут повредить её кожу.
- Это похоже на стояние Зои  в Куйбышеве, в пятьдесят шестом, - подтвердил другой. – Только почему она стоит в такой странной позе?
- И без иконы.    
   Кольча стал лихорадочно расколдовать столь нелюбимую ими всеми женщину. Но это оказалось не так просто. Только к утру, Алина смогла сменить позу, опустила руки, выпрямила ноги. Полностью же она отошла к обеду. Кольча ожидал, что будет невероятный хипишь. Но директор только покосился на него, проходя мимо. Ему шумиха в прессе была не нужна. Хотел, было, поднять шум Брунов, но, подумав, отказался. Тогда бы выходило так, что этим заявлением о вмешательстве Кольчи в стояние Алины он как бы подтверждал то, что сам Брунов так яростно отрицал – чудеса неведомой силы.
   Алину увезли в больницу, кажется в психиатрию. А потом она как-то незаметно исчезла. Кто-то из учеников колледжа видел через пару лет похожую на неё монахиню в одном из провинциальных монастырей.

    В  городе они жили ещё до самых летних каникул Кольчи. Поселилась она у Крауфгордов. Герта окончательно взяла Катерину под своё крыло. Она решала, что той надо было делать, а что нет. То есть, стала промоутером, или, скорее продюсером Лопухиной. Катерину активно приглашали на многочисленнее шоу, то в качестве героини, то в качестве почётного гостя. Она снялась ещё для пары мужских журналов, чисто для денег. Ведь две трети гонорара для «Плейбоя» отчекрыжил себе Фишман.
   Кольча закончил работу с полицией, удостоился приёма у самого министра МВД. Его даже наградили медалью, чему была крайне удивлена присутствующая при этом Катерина. Ей так же достался громадный букет цветов, и масса комплиментов от генералов.
  Фишман всячески пытался навредить Катерине. Оказывается, в договоре не было пункта о прекращении отношений в результате беременности, и он на этом отобрал у Катерины пару миллионов. Фишман подал на неё в суд на то, что Катерина, дескать, его травмировала, и вообще хотела убить. По счастью, сразу несколько адвокатов, поклонников Катерины, сумели доказать, что Фишман споткнулся и упал сам. Камеры слежения не видели момента удара ноги Катерины по пятке еврея. Так что по аргументам защиты промоутер споткнулся сам.  На этом разбирательстве Фишман окончательно разорился, а после того, как вскрылась его подлость, никто не хотел больше иметь с ним дело в спортивной сфере. И он удалился, нет, не в монастырь. На историческую родину. 
  Подруги уговаривали Катю остаться в столице.
- Да не езди ты никуда! Ты и здесь вон какие деньги зарабатываешь. И твоего Лопуха сюда перевезём!
- Нет, девки, это не то. Задыхаюсь я в вашей столице. Даже в Дубровке. Всё, хватит, покуролесила. Денег заработала на три жизни вперёд, пора домой.
   С Кольчей на летние каникулы приехала и Вера. Она как-то стеснялась попроситься сама, но парнишка понял суть томления подруги, и сам предложил ей поехать в деревню. Странное дело, в Домовёнкове девчонку как подменили. Она почти не вспоминала свою математику, зато пристрастилась доить двух коз, кормить кур, полоть и поливать огород. Кольча её как-то даже поддел: - Вера, а Вера! А сколько будет дважды два? Ты ещё не забыла?
Та сдвинула свои красивые брови и спросила: - Ты к чему это?
- Да просто ты стала совсем деревенской девчонкой.
- Ты не поймешь. Тут по сравнению с городом настоящая жизнь. Я там и не жила, так, обитала. А математику я не забыла. Я всё-таки решила теорему Пуанкаре так, как я хотела. Только это уже не так важно. Пусти, мне коз доить пора! Вон они, орут там как оглашенные! 
  Колька Лопухин перекрыл крышу своего дома профнастилом, справил из него же новый забор. Он совершенно не пил, при этом находил столько поводов сесть за руль, что и дома то почти не бывал. Просто дорожный маньяк! Он выбил у Катьки денег ещё на легковушку – «Хондай», и подрабатывал таксистом, совершенно безотказным, готовым ехать по пожеланию клиента куда угодно, и в какое угодно время.  У Кати сложилось полное впечатление, что для него движение в автомобиле было каким-то наркотиком. Ну и ладно. Главное – не пьёт. 
  Два раза за лето в гости к Лопухиным приезжали подружки, Грета и Нина, да ещё и с детьми. Жили у Катьки по несколько дней, купались в пруду, загорали, ходили за грибами, но не на Кольчину поляну. Опасались. Помогли Катерине даже прополоть картошку. Попробовали доить корову, но сказали, что это слишком сложно. Привезли массу подарков, в основном косметику для всех частей тела. Привезли и упаковку столь любимого Катькой джин-тоника. Та чуть слюной не подавилась при виде такого богатства, но тут же заставила Кольчу спустить это всё в погреб. Нельзя. Она беременна.
   Журналисты как-то всё-таки выведали, откуда приехала в Москву Екатерина Лопухина. Похоже, сдал её за большие деньги всё тот же Фишман. В Домовёнково нагрянула целая бригада из трёх человек, представляющих самую жёлтую газету страны. Они как бреднем прошлись по деревне, вели разговоры о Катьке в магазине, подсаживались на скамеечки к бабушкам. Они сняли Валентину, мать Екатерины, её дом, дом сестры Дашки, затем и дом самой героини. Конечно, местные клушки  поведали им всё. И то, что сына она прижила от лешего, несмотря на родинку на жопе Кольчи. И что лупила она прежде своего мужа скалкой, а сейчас тот бросил пить и приобрёл аж две машины. Тайком они сняли и Кольчу, и саму Катерину за прополкой капусты в одних стрингах, и важного до невозможности Кольку Лопуха. Единственное, что удивило журналюг, это обили птиц в этой деревне. На них, и на болтливых земляков Катерины  во время этих разговоров постоянно падало птичье дерьмо, да так много, что они замучились оттирать и отстирывать свои футболки и кепки. Страдала даже аппаратура репортёров. Как птицы могли попадать своим добром в объектив фотоаппарата прикрытого длинной, солнцезащитной насадкой? А оно попадало! Совершенно непонятно. Ещё журналисты  часто падали, запинаясь там, где невозможно было споткнуться, на ровном месте. К концу съёмок они все уже хромали на разные ноги, а штаны были порваны на коленках, но это не вызывало удивление у местных жителей – сумасшедшая столичная мода! Репортёры так радовались своим новым знаниям, что когда на обратном пути въехали в зону тумана, то не придали этому значения. А зря. Когда он рассеялся, они оказались за триста километров от деревни, в такой непролазной глухомани, что ни Глонасс, ни ДПС там не ловился. И машина у них заглохла по непонятной причине, и реанимировать крайне надёжный до этого БМВ они не смогли. Выбирались оттуда журналисты в течение недели, дважды едва не утонули в болоте, потеряв при этом всю свою дорогушую аппаратуру. И шли они как пилигримы, обросшие, с посохами из веток. И было у них большое подозрение, что вообще-то они ходили кругами по одному и тому же леску. Оголодали страшно, питались ягодами, да жарили на костре грибы. А когда добрались до столицы, то отказалось, что все фотографии на флешках стёрты, но это не было самым важным. Они сами напрочь забыли про всё, что им рассказывали в деревне! Один из троицы после этого происшествия вообще завязал с этой профессией и подался в прорабы. У остальных карьера далее складывалась как-то совсем уж неудачно.         
    Для Катерины же вхождение в прежнюю жизнь проходило сложно, можно сказать, тяжело. Она привыкла к вниманию со стороны других людей, особенно мужчин. Сейчас даже в поход в магазин за хлебом она собиралась как на фотосессию, по полчаса гримировалась. Да и шла в свое сельпо как на бой – с высоко поднятой головой, с той характерной, танцующей походкой. Местные бабы это поняли так, что девка нереально возгордилась и дружно её за это возненавидели. А ещё за эти месяцы в другой жизни она привыкла, что за ней, за её телом, ухаживают. Больше всего её огорчало, что закончилась эра  бесплатного «спа». Пару раз она с Лопухом выезжала в областной центр, на маникюр и педикюр, на массаж лица и тела. Кроме подарков подруг Катя ещё накупила массу кремов и лака для ногтей. Временами, когда было особенно физически тяжело, хотелось глотнуть ей Джи-тоника, или хотя бы, шампанского. Но, нет, она была беременна. 
  Катерина родила как раз на Новый год, в ночь. Роды прошли удачно, а когда Катерина выписывалась из роддома, бушевала такая пурга, что такой сто лет отродясь не было в их краях. Катерина еле прошла эти три метра от крыльца до пикапа, думала, снесёт её и укатит в лес, на Кольшину поляну. Сияющий Колька привез её с новорожденной домой, уже по пути они назвали дочку Светой. Но через час случился казус. Посетители единственного в деревне магазина услышали с улицы какие-то крики, потом в магазин ворвалась Катерина с ребёнком на руках. Она отдала свёрток с дитём кому-то из односельчан, их там было человек пять. А сама ухватилась за ручку двери, за стеклом которой бушевал её муж. Он что-то кричал, потрясал кулаками, дёргал ручку двери.
- Кать, ты чего это? – Удивилась продавщица. – Что случилось то? 
- Чего-чего? Убить грозиться.
- За что?
- За дочку.
  Женщины откинули клапан конверта, и расплылись в улыбке.
- Какая хорошенькая негритяночка!
- Смугленькая, кудрявая!
- И глазёнки черные!
- Вся в отца.
- Вылитый Лопух! Только наоборот!
   А Лопух продолжал бушевать за дверью. Удивлённая продавщица спросила молодую маму: - Кать, ну ты чего это? Ты же чемпионка, иди, дай ему в лоб! Ты же  сто раз с ним это делала? 
   Но ответ Катерины убил всех. 
- Да за что ему в лоб давать? Как я могу его бить? Он же прав, это я же виновата, что девчонку на стороне прижила. За что я его бить-то буду? Нет, так нельзя!
  Да, нам никогда не понять наших российских женщин!

КОНЕЦ
25.01.25 г.