ВОВ Лепта рода в победу народа

Здравствуйте! Я счастлива, что молодежи еще нужны наши воспоминания о войне!

Великая Отечественная война

Фашисты заняли деревню Кишкино Зарайского района.
 
Деревня становилась селом, если в ней вырастала церковь. А здесь церковь, наоборот, разрушили. Храм в честь иконы Богородицы – Боголюбская. Местные крестьяне уходили в леса партизанить. По избам расселились немцы. Ели сало, иногда угощали детей. Взрослые не брали.
Немцы пытали пленных русских офицеров.
- В день по суставу пальчика отрубали, - рассказывала Мария Михайловна Захарова, моя бабушка – человек удивительной судьбы, достойный отдельного рассказа. И она показывала свой суставчик и жалела его. - Отсекли бы сразу руку, чтобы меньше мучились, ан-нет, все хотели, чтобы подольше пострадали. – Пытали, чтобы пленные выдали партизан.
В деревне с бабушкой остались младшие дети. Моя мама – Мария Степановна Захарова, в замужестве Качимова, и Анатолий Степанович Захаров. У нас сохранились награды «Трудовой фронт». Бабушка с младшими детьми всю войну отработала в колхозе. Маме в начале войны было девять, в конце – тринадцать.
- Зайдешь, бывало, в колхозный парник, - делилась прошлым мама, - смотрит на тебя краснющий помидор. Голодно, а съесть нельзя. Накажут.
Бабушка рассказывала, как в колхозах работали за палочки. Может быть, и не во время войны …
- Выйдешь на работу – и председатель колхоза поставит тебе, если на весь день останешься, - палочку. Трудодень, значит. А иногда полпалочки, даже четверть. Трудно было палочку получить. А у бабушки было десятеро детей, выжили восемь. Мама – самая младшая, 1932 г. рождения. И бабушке впору о семье позаботиться – каждый день от зари до зари не поработаешь. А в конце года, после сбора урожая, делили его между колхозниками пропорционально тому, кто сколько палочек заслужил.
Во время войны бабушка помогала детям, которые еще перед войной перебрались в город, продуктами – прежде всего, картошкой. В Москве в это время жили три сестры – Татьяна, Елизавета и Зинаида. Младшая из москвичек, Зинаида, моя крестная, как-то рассказывала:
- Дала мне мама мешок картошки – на всех. А сама-то я, худая, война ведь, меня из-за мешка не видно. Тащу. Вот добралась до станции, а поезд пришел битком набитый. Не удалось сесть. Уцепилась за поручень лестницы у вагона. Хочешь – не хочешь, а поезжай. Завтра рабочий день. Во время войны не выйти на работу – подсудное дело. Держусь я из последних сил с мешком картошки на приступочках, а поезд на повороте как шарахнет меня – я чуть не улетела. Хорошо мужчина удержал – вцепился мне в руку. Спас.
Едва ли бабушка не помогла бы дочери довезти до станции мешок – видимо, аберрация памяти, может быть, - у меня.
На фронт ушли трое старших сыновей и муж Марии Михайловны – Степан Алексеевич Захаров, служивший до революции военным садовником в Фергане.
Бабушка была молитвенницей. Дала каждому «Живые Помощи» - так в народе называли девяностый псалом: «Живый в помощи Вышняго…» - и дождалась с фронта всех четверых. Старших сыновей: Михаила, Дмитрия и Петра – и мужа.
- Вернулся Митя. Смотрю – без глаза, - рассказывала бабушка, - а я как подхвачусь да убегу за реку плакать. Меня соседки успокаивают: к нам вообще дети не пришли, одни похоронки. А твой вернулся – радуйся!
Больше всех на войне пострадал Степан Алексеевич. Раненый, он долго пролежал в снегу. Обморозил ноги. Но его нашли среди убитых, спасли – и он пробыл в строю до Дня Победы. А вернулся – бабушка ухаживала за ним, выхаживала, затем он слег, отказали ноги и умер у бабушки на руках: кровь пошла горлом. Он мало прожил после войны. И бабушка несла благородный крест вдовства. Поднимала своих младших детей, внуков. В нашем поколении мы все наполовину бабушкины дети. Дети нашей Марии Михайловны Захаровой.

О том, какими фронтовыми дорогами прошел наш дядя Гриша – Григорий Дудко – муж Елизаветы Степановны, не расскажу, но однажды он был у нас в гостях. По внеклассному чтению нам задали изучить стихи фронтовых поэтов, а мне было лет десять – читаю и не вижу, чем тут восхищаться. Это тебе не Пушкин. Подошел ко мне дядя Гриша, и я поведала ему свою беду. Взял он книгу, полистал. И прочел: «И подсчитывает ногу / Мне дорожный котелок».
- Да, так и было, - сказал он и вернул мне томик. – Поэзия раскрылась. Это была не поэзия, это была правда жизни, но только в стихах. А выхваченная дядюшкой строчка из стихов Михаила Дудина - из «Походного котелка» - тоже прошла со мной по жизни. Тоже подсчитывала ногу. 
Царство Небесное фронтовикам и воинам.

А о Владимире Дмитриевиче Герасимове я Вам уже рассказывала. Он моряк-блокадник. Вывозил детей из Ленинграда, когда открылась Дорога Жизни, и получил приказ: «В случае катастрофы умирать вместе с детьми, не спасаться». А пытаться выжить, действительно, было бессмысленно – все равно расстреляют. Лучше погибнуть как герой. Но Владимир Дмитриевич спасся и детей спас. У нас осталась его книжка моряка – служил он на корабле «Грозный».

И еще два слова о войне.
Во время чаепития наша гостья – Марина Кото – рассказала, что ее мама, испанка, тоже пережила блокаду. Она была из числа детей республиканцев, которых правительство СССР приказало «спасти» из Испании в дни гражданской войны. Так они оказались в блокадном Ленинграде. Вот действительно: из огня да в полымя.
Чтобы духовно поддержать блокадников, девочек-испанок обязывали танцевать. И мама Марины Кото вспоминала:
- Мы встанем, исполняя па, на колено и оглядываемся по сторонам – если никто на нас не смотрит – то, замерев, постоим так подольше, наберемся сил – и рывок вверх, а сразу встать – нет сил.
Марина Кото сама стала замечательной исполнительницей Фламенко. В сети есть записи ее танца.


Наконец, вот о войне с юмором – и с трагизмом. Отец мой, Валентин Сергеевич Качимов, был на полтора года младше мамы, и военное детство у него было совсем другое. Дело было в деревеньке под Самарой. Отмечу, что позже его семья переехала в Джамбул.
У моего отца было удивительное чувство юмора. Даже о войне он рассказывал так:
- Усадила нас мама за стол, а кашу дала без масла. Голод. Война. Но мы усмотрели, куда она прятала бутылку с подсолнечным маслом. Мать в дверь – а мы в заветный уголок. Налили от души масла и стали с братом есть. А это оказалось не масло – а жидкое мыло! Мы тайком выбросили все в окошко курам. Мама возвращается – тарелки чистые. Она рада, что без капризов съели. Спрашивает:
- Ну что, сыты?
А нам стыдно признаться.
- Сыты, - отвечаем мы. А у самих животы подводит.
Отец рассказывал об этом не как о трагедии или испытании голодом, а как о веселом случае из детства. Вот и в последний день своего рождения он сказал:
- Скоро вновь вас всех соберу - приезжайте первого апреля.
И собрал. 1 апреля 2004 года папа умер. Успел причаститься перед смертью. Слава Богу!

И, наверное, самое последнее. Когда училась в университете, нам читал курс лекций по литературе Валентин Александрович Недзвецкий. Во время войны его деревня оказалась захвачена немцами. Вины жителей в этом не было, но в СССР таких людей считали предателями. Трудно было поступить в вуз, найти работу.
От голода в дни войны Валентин Александрович стал плохо слышать. На одно ухо полуоглох, поэтому в общении часто особым жестом прикрывал одно ухо, создавая эффект раковины, чтобы лучше слышать нас, своих студентов. К счастью, все, что я кратко рассказала – он сам запечатлел в мемуарах. Они изданы. Можно почитать: https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_006579431/ (это выходные данные, самой книги в сети не нашла).
О своих родных на войне могут рассказать Иван Белокрылов и Ирина Ковалева – замечательный творческий дуэт. И телефон Ирины я Вам уже давала.
Последние – будут первыми.
18.05.2025