Магия старшего брата. Новелла

                Магия старшего брата. Новелла.

Май 2018 - май 2025                Санкт - Петербург

               
                Тимофеев - Пландовский - Лохвицкий



                Евгению  -  брату моему посвящаю.


       31 декабря 1945 впервые прозвучал по радио радиоспектакль «Клуб знаменитых капитанов».  В 1945 -1950 гг.  в школу я  ходил во вторую смену, а уроки делал с утра. А когда из  репродуктора тихонько звучало:

               В шорохе мышином, в скрипе половиц
               Медленно и чинно сходим со страниц,
               Шелестят кафтаны, чей там смех звенит,
               Все мы капитаны. Каждый знаменит.

               Нет на свете далей, нет таких морей,
               Где бы не видали наших кораблей
               Мы полны отваги, презираем лесть,
               Обнажаем шпаги за любовь и честь…

 было не до уроков.   Уроки потом, а сейчас к ним, к своим друзьям, к капитану Немо и я усаживался под бумажной тарелкой репродуктора. Думаю, история недооценила влияния этой радиопередачи на послевоенных детей.  «Обнажаем шпаги за любовь и честь!»- пели из репродуктора капитаны и это становилось нашим критерием. Роман Дюма «Три мушкетера» в те времена ходил по рукам и зачитывался до дыр.  Не боевые и любовные победы тянули к этой книге, а подтверждение значимости в жизни каждого из нас верности дружбе и святость чести. Всё в жизни имеет обратную сторону. Вспоминаю, что именно этими лозунгами  завлекли мальчишек в многочисленные банды. Но никто нас не учил, что всё светлое обязательно имеет и оборотную  сторону и что выбор между светлым  и светлым, превращенным в черное,  делает каждый в своей душе, а не лозунг, бесконечно повторяемый на всех углах.
    В 1953 году передача перестала выходить. «У таких учителей нашим юношам и девушкам учиться нечему»; «Радиопередачи  должны воспитывать молодёжь в духе любви и преданности нашей великой социалистической Родины, о чём, видимо, мало или совсем не думают авторы „Клуба знаменитых капитанов“».  Какими недоумками или продажными лжецами  надо быть, чтобы так писать. Попытки возродить радиопередачу успехов не принесли. Детей отучили слушать  радио.
    Но тогда мы бросали все свои дела и смотрели в репродуктор стараясь увидеть в нем тех знаменитых капитанов.
    В клубе знаменитых капитанов собрались герои со страниц самых известных книг, отважные путешественники, люди чести, бескорыстные патриоты, прокладывающие новые пути, открывающие новые горизонты знаний, устремлений  для всего человечества.  Каждый из нас мечтал оказаться рядом с ними, увидеть все что они видели своими глазами.
    Такой же клуб знаменитых певцов, певиц и музыкантов собирался в нашей комнате  уже  с коллекции пластинок моего брата. Каждый из этих музыкантов  в отдельности, заколдовывал меня.  В эти минуты я переставал жить реалиями, я переселялся в мир музыкальных эмоций. Иногда  это были просто песни - картинки реального, но праздника. Так, когда Лещенко пел «Моя Марусенька» я вместе с ним садился за стол с блинами. А когда он пел «на Кавказе есть гора самая большая, а внизу течет Кура мутная такая» я видел себя на обрыве этой горы со страхом глядящего на бурлящие потоки глубоко подо мной. Помню как заколдовало меня в те года, услышанное по радио «Болеро» Равеля.
    Водили меня родители в Мариинский театр на "Евгения Онегига". Сюжет меня совершенно не взволновал, а замедленные картины даже дуэли мне казались каким-то извращением жизни. Сцена «Паду ли я стрелой пронзенный», когда дуэлянты в руках держат не луки, а пистолеты  и тянут, тянут время вместо того,  чтобы первым пальнуть, мне  вообще казалось враньем. Не захватывало это меня. Перголези, Бетховена, Римского -Корсакова я оценил много лет спустя. А темперамент Гленна Миллера почему-то оценил сразу, при первом прослушивании, и на всю жизнь. Нравился мне и Л.Утесов, но больше Варламов, особенно в исполнении его оркестра  танго «Луна».
    Музыка  и голос певца  захватывали мою детскую душу своей доверительной гармонией звуков, мыслей, своей человечностью, доброжелательством помогали мне открывать себя, выращивали в моей душе позитив, радость жизни, лепили из  мальчишки военного времени, человека.  Эти музыканты  были для меня музыкальными капитанами, а мой брат, понятно, был Отделом кадров  этого клуба.  Сегодня, спустя 70 лет я понимаю, чем я обязан этим моим пластиночным  учителям.    
     В этот вечер за столом Клуба знаменитых музыкантов, под председательством моего старшего брата, Евгения Виноградова, собрались:  Алла Баянова, Александр Вертинский, Пётр Лещенко, Марк Марьяновский, Оскар Строк, а в конце вечера присоединилась Людмила Лопато. Все музыканты друг друга знали, друг на друга влияли и создали  совершенно особую, отличную от всего последующего  музыкальную культуру, которую сегодня чаще всего вспоминают  на  юбилеях. Каждая их песня, каждое танго или фокстрот как малина времени переносят  нас на 40- 80 лет назад.  А они, наши гости,  как звездочки на небе сияют,  мерцают и вечно горят там, вдали. Вокруг каждой их песни истории...истории. Истории сердец.   
   Возьмем хотя бы знаменитое танго «Журавли» «Там ("Здесь" –  вариант) под небом чужим».  Какие имена вписаны в историю  танго!  Слова написанные в 1871 г. Алексеем  Жемчужниковым, умирающим на юге Германии.  Первая мелодия песни  на эти слова родилась у А. Вертинского, в его манере музыкальной декламации. Аккомпаниатор Вертинского, гастролировавшего в Варшаве, джазовый музыкант,  Ежи Петерсбурский  переделал  песню  в танго.  Записал на пластинку это танго и Оскар Сток, хорошо знаМарк Марьяновский.вший и Вертинского, и Петерсбурского. Записала на пластинку это  танго и Алла Баянова, хорошо знавшая и Вертинского и Строка. Все они, в клубе моего брата, единый музыкальный оркестр. А песня  и сегодня щемит душу за судьбу наших, русских, выброшенных жизнью в никуда.
     Мало кто из молодежи сегодня вообще слышали эту песню. А жаль.  Может меньше бы недоумков удрало из России и больше бы пошло защищать родное гнездо. 
     Брат, старше меня на 11 лет. Во времена которые я вспоминаю ему было 19 -22 года. К брату тянулся не только я, но все его сверстники, с которыми он учился. В эвакуации он работал на военном заводе. В 17 лет по линии военкомата он руководил военно- спортивной подготовкой ребят, на сборах по подготовке к призыву. Сейчас я понимаю, что  в конце войны  офицеры   военкоматов были в абсолютном большинстве из тяжелораненых и учить молодёжь бегать в полном обмундировании, плавать в форме,  сапогах и с винтовками, нырять, ползать, бросать гранаты, стрелять на бегу,  рукопашному бою они  не могли. Вот и подбирали себе помощников из гражданских парней, способных всему этому обязательному искусству выживать, обучать молодежь.  А тут и Победа. Возвратились мы в Ленинград из эвакуации и пошел брат изучать, как  создавать корабельные приборы управления стрельбой.   

    Рос я  в Ленинграде, на улице Рубинштейна, ближе к  Пяти углам. (пересечение улицы Рубинштейна и Загородного проспекта) Время было послевоенное. Иначе его и не назовешь.  Каждая прожитая наша минута особая, послевоенная,  неповторимая.
    В 1946 г. мне было 8 лет, а брату,  Жене -19.  Был он красив, с густыми, прямыми, черными как смоль , длиной до плеч, тяжелыми, блестящими волосами, скрепленными бриолином. Зимой на голове Женя носил  шерстяную черного цвета вязанную полоску –крестик, только частично прикрывающий лоб. Морозы тогда стояли и 20, и 30 градусов.  Наверное, потому  Женя с тех пор и мучился  жуткими головными болями.
    Стройный, в  морских брюках клёш, тельняшке, и войлочных домашних тапочках таким  он зимой по снегу  ходил на учебу.  В то время  в магазинах брюк не было. Брюки все шили в ателье. Но Жене, по дружбе,  шила жена его друга, супер-портниха,  очередь к которой была на полгода вперед.   Я во всем подражал брату,  и потому, тоже «требовал» сшить мне морские брюки - клеш. Евгений был прекрасным  танцором. Вообще, все, что бы он ни делал, было совершенно. Конечно,  все девушки в него влюблялись с первого взгляда.  Его друг, Алексей, был одним из лучших баянистов Ленинграда и нередко  наша комната наполнялась русскими песнями и танцами под баян.   Другой друг брата, с которым они учились в одной группе –Вадим, невысокий, блондин, с большущими голубыми глазами  имел исключительно редкий талант читать юмористические рассказы. Похожую  манеру чтения потом я встретил  только у Р.Карцева. Когда Вадим читал рассказы хохот стоял беспрерывный. Он, как никто, умел говорить глазами, одним взглядом, в паузе,  заражая всех смехом.
     Женя говорил, что один из самых популярных артистов тех времен, Николай Черкасов ,  услышав на вечере Вадима уговаривал его бросить обучение и идти в артисты знаменитого Пушкинского театра.  Когда Вадим читал рассказы, я так хохотал, что не было ни сил, ни промежутка  вздохнуть свежего воздуха. Что-то подобное со мной потом было только однажды, когда я слушал сценку  Виктора Ильченко и Романа Карцева «Собрание на ликёроводочном  заводе».  О дальнейшей  судьбе  Вадима я никогда не слышал.
     Все друзья  брата , конечно, собиралась у нас дома.  Меня не выгоняли.  А куда было выгнать, если жили мы все в одной комнате.  Был у нас патефон и радиоприемник СИ -235, который после войны не работал.
     Радиоприемник был еще до войны.  На время войны все обязаны были сдать радиоприемники.  После войны, радиоприемники в магазинах  не продавали, но нам, по сохранившейся квитанции о его сдаче,  вернули какой-то приемник, тот или не тот, я  не знаю. Важно, что назывался он СИ -235 и он не работал. Женя  изучал   и радиотехнику, купил на барахолке  какую-то необходимую   радиолампу и смастерил из радиоприёмника радиолу, в которую он вмонтировал самодельный проигрыватель  с  электродвигателем и регулировкой числа оборотов.  А коль появилась  радиола, нужны пластинки. Пластинки, конечно,  модные, редкие, зарубежные, естественно,  с барахолки.
    Слово  «барахолка» многие уже не понимают. Это большущий пустырь с прилегающими улицами сплошь забитый  людьми, одни из которых что—то продают с рук, с земли, из-под полы, другие покупают и тут же прячут.  Народ туда по выходным собирался со всего  города. Может 100 тыс, может больше, может меньше. Сосчитать не возможно. Барахолка была на пересечении Лиговского проспекта с Обводным каналом. Лиговка и до революции считалась бандитским районом, а уж когда там была барахолка, и говорить нечего. Милиции я там никогда не видел, а вот крик «Украли!» слышался  постоянно.
     Бытует мнение, что солдат уже на границе таможенники до портков раздевали, и все трофеи у них изымали.  Какие смелые - эти таможенники… У фронтовиков, да еще едущих большими группами, где все друг за друга горой, попробовали бы что-то отобрать…
     А главное, посмотрите Постановление Государственного Комитета Обороны      № 9054-с от 23 июня 1945 года о демобилизации военнослужащих старших возрастов, за подписью Сталина. Пункт 17: «Освободить военнослужащих, уволенных из Красной Армии, при переезде Госграницы от таможенного досмотра.
    Везли наши отцы и братья из Германии, Австрии, Польши, Венгрии, Чехословакии, Румынии все, в том числе   патефонные пластинки на 78 оборотов фирмы «Victor», с собакой у граммофона на красивой этикетке  в центре и фирмы «Columbia», нередко с текстом на русском языке, с записями Лещенко, Вертинского,  и Оскара Строка.
    Домой везли то что нравилось, что было ближе народному сердцу - популярную музыку того времени
Американцы  массово продавали советским солдатам американские товары, в том числе пластинки.  Так появились записи больших джазовых  оркестров  Бени Гудмана, Гленна Миллера, Томми Дорси, Дюка Эллингтона и еще Бог знает кого.
Сегодня те пластинки музейная редкость,  и о них уже пишут рассказы. Рассказать боле колоритно о том, как попадали эксклюзивные пластинки к немногочисленным в
послевоенное время любителям джаза не возможно:   
«Таки пришлендрал этот поц. А у него в кульке трофейные пластинки. Шика-арные!.. - Рудик даже глаза прикрыл. - Гарри Рой! Рэй Нобл! Генри Холл!.. - Приоткрыв глаза, он с сожалением убедился, что эти имена мало что говорят Фиме с Гоцманом. - Я их прослушал. Аж танцы остановил на полчаса. Меня чуть не уволили. В Одессе ж в музыке понимают я, Столярский и еще полторы головы. Остальные ж думают, что лучше Лени Вайсбейна нету. То есть только Утесов, Лещенко, ну и немножечко Бах…
- За Баха ближе к ночи, - перебил Гоцман, - ты за Эву.
- Так этот Эва назавтра притаранил те пластинки снова, - напористо подхватил Рудик. - Я был в замоте. Взглянул на этикетки и выдал свои взамен. А там же были Дюк Эллингтон! Глен Миллер!.. Орлеанский, учтите, диксиленд!.. Мне за Миллера мотоцикл, между прочим, давали, «цюндапп», без переднего колеса, Лещенко фирмы «Беллакорд» и пять царских золотых десяток в придачу!.. А Эллингтона человек из Венгрии вез, рискуя жизнью…
- Еще ближе к Эве, - попросил Гоцман.
- А куда ближе?! - взъерошил мокрую от пива бороду саксофонист. - Эва переклеил этикетки на диски с немецкими маршами! Это надо так?! Теперь их только выбрасывать!..
- Ну и кому ты их загнал? - сочувственно поинтересовался Гоцман.
- Загнал?! - взвился Рудик. - Так кто же их возьмет?! Ну, обменял, - неожиданно согласился он. - Но по-честному! Всего на три кило сахару. Это ж всего пятнадцать рублей по пайковым ценам выходит… Не, я не понимаю того человека, который их взял, это его дело, я его уважаю, но на шо ему, на шо?..»
                (Вячеслав Бондаренко.  «Ликвидация».)
    Пластинок было мало, а желающих услышать эту, не похожую на марши  музыку, лихую, вдумчивую, трагическую, берущую за душу, много. Жили мы как все – денег на пластинки не было. Но брат, своей головой  и  мог сделать все своими руками мог сделать все.  И тогда, у нас дома он смастерил один из первых в Ленинграде переписывающих с пластинок на рентгеновскую пленку аппаратов. Так весь день, пока родители на работе, у нас дома звучал весь репертуар королей джазовой, цыганской музыки и запрещенных певцов.
    Вот эта музыка и наполнявшая нашу комнату, её исполнители и были для меня такими же ожидаемыми героями из какого-то совершенно иного мира, мира распахнутой души, засасывающими  сильными переживаниями, свободой выражения себя и внутренним удовлетворением от того, что все это  есть здесь, рядом. Все это наполняло меня , и я, в свою очередь, что-то  от себя отсылал  в эту музыку и потому всегда чувствовал, и до сих пор всегда чувствую,  что она больше, крупнее меня, и часть меня каждый раз остается  в ней, с музыкой, там. А когда слушаешь повторно, то как бы на время выплываешь из неё, ожидая, что сейчас она закончится и ты вновь останешься сам с собой.
    А я слушал, слушал и всем этим заряжался и заражался  на всю жизнь. Именно тогда  я научился чувствовать настроение музыкантов через мелодии, которые они создавали и радоваться вместе с ними, когда они создавали шедевры. В те года в меня вошло, что мало уметь все смастерить по науке, во все надо себя вдохнуть так чтобы ты сам обрадовался содеянному, и тогда это сможет  взволновать ещё кого-то. В те времена от брата и его друзей я нередко слышал про  музыкантов  равных которым нет,  которые не обучались в  консерватории, но сплетали из музыки удивительные кружева,  и что еще более удивительно, перед записью шедевра эти музыканты могли позволить себе выпить рюмку водки, для освобождения от пут повседневности.   Все вверх ногами –и вдруг, шедевр, который все слушают  с замиранием.   
    Тогда же я понял, что впитывать прекрасное это тяжелая работа, и потому, не мало тех, кто проходит мимо, ни на чем не задерживаясь.   
    Переменилась жизнь. Как я жалею, что сегодня нет  Жени, и не может он, вместе со мной,  продолжить бесконечную беседу  о исполнителях подлинно русско-цыганского шансона, русско – цыганского романса, любовь и понимание  которых, он взрастил во мне.


    Алла Баянова.
 
    Об Алле Баяновой я услышал, уже в 80-х годах, после того, как она возвратилась в Россию и ездила с концертами по стране. В Ленинграде она появлялась крайне редко. Это было время оглушающих трибуны   футбольных полей ансамблей с электрогитарами и синтезаторами. «Песняры», «Самоцветы», «Акварели», «Веселые ребята» «Добры молодцы», «Голубые гитары»,  с популярными   певцами такими как М. Кристалинская, С.Захаров, Г. Великанова, М. Боярский, Т. Миансарова, В. Ободзинский, Г. Ненашева, И. Кобзон, А. Пугачева.  Все буквально сходили с ума от песен В. Высоцкого, Б. Акуджавы,  А. Розенбаума.
    Алла Баянова, с её цыганским репертуаром для зала интеллигентной, немолодой публики, не была  в первом эшелоне популярности.  Рассказал о ней мне мой приятель, Сережа Турский, прекрасный гитарист-самоучка, который какое-то время аккомпанировал ей во время гастролей.
Алла Баянова.
    Отец - оперный певец, любитель игры на  баяне, мать – балерина. Родители матери Аллы  были против их свадьбы, поэтому свадьба была по грузинским обычаям, с воровством невесты.
    Об этом грузинском обычае  я узнал, когда подростком, помогал  приятелю  воровать невесту через окно общежития Сухумского сельскохозяйственного института, студентку, а потом втроем на «Москвиче -401» мы удирали в горы от погони. Гнались за нами на "Волге"  и было ясно, что догонят и бить будут больно. 
- "Не дрейфь! - сказал мне Сережа, - Не догонят".  И случилось чудо - из двигателя  "Волги" с джигитами на подъеме пошел пар и она встала. Мы остались живы и  благополучно привезли невесту в  деревню, где нас ждали жених и застолье.  Не помню приехали ли разъяренные джигиты с длинными кинжалами. Но мы с Сережей уже были в тени событий. С тех пор,  больше   невест я не воровал.
 
    Алла Баянова рассказывала:
    Отец — оперный певец Николай Левицкий — так любил баян, что взял себе соответствующий псевдоним.

    В России отец выступал на оперных сценах Одессы, Киева, Кишинева, а в Париже пел в шикарном ресторане «Казбек».
Отец мой был богатырского телосложения. Выступал он в роли слепого старца Кудеяра, а я была у него поводырем.
    Папа в одной руке держал посох, которым постукивал по блестящему полу, а другая его громадная лапа лежала на моем худеньком плече. Контраст был потрясающий: седой, как лунь, слепец и худенький бледный заморыш, позвякивающий медяками в тарелочке.
    В мертвой тишине мы прошли через весь зал к сцене. Там я помогла «старику» сесть на пень и, уместившись у его ног, стала слушать. Отец весь перевоплотился в кающегося разбойника и душегуба, когда, широко раскинув руки, передавал миру свое желание «Богу и людям служить». В оркестре начался перезвон колоколов... Потом с трудом, по-стариковски встал, и мы, продолжая петь, направились к выходу.
    Что тут началось, Боже мой! Все ринулись к нам, утирая глаза, тискали меня и целовали, мужчины пожимали руки отца и обнимали его, многие  плакали.
    Гастролировали они в Бухаресте, Варшаве, Берлине, Афинах, Каннах, Бейруте, в Тель-Авиве. 

    Центром русской эмиграции был Париж. Там пела Алла цыганские и русские романсы на русском, французском, немецком, итальянском, греческом, идиш…
В один из вечеров в «Казанове» в зал вошел шикарный господин в темно-синем фраке с белым кашне на шее. Он подождал, пока я закончу песню, и представился: «Александр Вертинский». «Ты кто?» - спросил он меня. «Я Алла Баянова», - говорю. «Ну, идем знакомиться с твоей мамой!». Мне было 13 лет, и он относился ко мне, как к ребенку. Потом Алла выступила в одной программе с Вертинским.
    Ах, какой это был выдающийся мастер! Не потерять голову было невозможно: красавец лет под 40 - самый разгар для мужчины! - с фантастической осанкой, невероятно галантный. Слава его была совершенно оглушительной. Когда дамы его преследовали в ресторане, он бежал ко мне: «Спрячь, спрячь меня, Аделаида!» (он меня почему-то называл Аделаидой и «славянкой с персидскими глазами»). И я укрывала его среди своих платьев.
    Его искусство оказало огромное впечатление на 13-летнюю Баянову, ей запомнился каждый жест, каждая интонация печального Пьеро русской эстрады. Алла Николаевна говорит, что у нее никогда не было кумиров. Вертинский – исключение. Умение эффектно подать фразу, красивый жест – это у нее от него.

    «Моя манера держаться — это природное, наверное, от мамы, а пела я всегда так, как чувствовала»
    После Парижа долгое время Алла Баянова пела в Бухаресте в ресторане Петра Лещенко, в его ночном ресторне вместе с Пертом Лещенко,
    В Бухаресте в 1934 году 17-летняя певица вышла замуж за Жоржа Ипсиланти - руководителя оркестра Петра Лещенко. Он с блеском играл на любых инструментах. В репертуаре Баяновой появились новые песни и романсы, написанные специально для нее.

    В любой компании Алла всегда притягивала к себе общее внимание. К тому же она была хорошая собеседница — интересовалась политикой, следила за новинками литературы, знала много анекдотов. Еще она любила карты и была азартным игроком.

    Второй муж Аллы, Стефан Шендри был из очень знатного и богатого рода. Его имение  400 гектаров земли, 500 гектаров леса 500 овец, 12 коров, лошади.
    Во время войны А.Баянова жила в своем имении и вообще нигде не выступала. 
...Когда в Румынии окончательно установился социализм, Стефана  обвинили во всех смертных грехах, сослали на каторгу на три года. Тюрьма совершенно сломала его, он вернулся обозленным человеком и Алла развелась.
  -  Изменилось всё вокруг человека, но он остался прежним, - рассказывает Баянова,- вокруг, как и сто, и двести лет назад, - обман, жестокость, жажда разбогатеть. Мир такой, какой он есть!
    В 1985г. Баянова приезжала в СССР с концертами, а в 1989 переехала окончательно. 
    А. Баянова — заслуженная и народная артистка России, награждена 
орденами  Петра Великого первой степени и  орденом  Преображения.
    А теперь несколько слов о учителе Аллы Баяновой, Александре Вертинском. Именно он первым получил высокое звание Великий шансонье всея Руси, поэт, композитор и артист. Обладая более чем скромными вокальными данными, он тем не менее всегда собирал полные восторженных зрителей залы и никогда не знал того, чего всю жизнь боялся больше всего, даже больше смерти, — провала.


     Александр Вертинский.

       В 5 лет Александр остался сиротой. После смерти родителей Александр и его  сестра Надежда оказались в разных семьях  родственников матери. Александра  уверяли в том, что сестра мертва, то же самое сказали и девочке о брате.
       Воспитывала Вертинского сестра матери. Ещё в гимназии он восхищался театром, подрабатывал в театре статистом. Связался подросток с уличной шпаной и начал воровать сначала у тетки, а потом в Киевско- Печерской лавре  пожертвования  паломников  на святые мощи. Учебу  забросил, из гимназии его выгнали, а тетка жестоко избила нагайкой. Александр  продолжал воровать, тогда  тетка выгнала его  из своего дома.
    Ночуя по подъездам и скверам, парень подрабатывал, где придется. Был грузчиком, продавцом, помощником бухгалтера, корректором в типографии.  Случай свел его  С. Н. Зелинской, преподавательницей женской гимназии, и она взяла его к себе в  дом.  В ее доме Александр познакомился с Марком  Шагалом , Николаем  Бердяеым, Натаном  Альтманом . Отошел Александр от воровской компании, начал зарабатывать рецензиями  в местные газеты на выступления знаменитостей,  публиковать небольшие рассказы.  На гонорары  18-летний юноша купил фрак, в петлице которого каждый день красовался новый живой цветок. Но в Киеве его прошлое  хода не давало и в 
    1910 г.  Вертинский уезжает в Москву, в надежде сделать литературную карьеру.  В Москве стать профессиональным артистом театра Вертинскому не удается, но связи с театром он не прерывает. Пытается проявить свои режиссерские способности  в постановке пьесы Блока «Балаганчик», некоторое время работал у  пионера русского кинематографа. А. Ханжонкова.  Именно там Александр вывел в киноактрисы Веру Холодную  первую звезду немого русского кино и беззаветно  влюбился в нее. Ей он посвятил до сих пор   популярный романс «Ваши пальцы пахнут ладаном…», песня    в которой Вертинский предсказывает смерть блистающей в кино Вере  Холодной.  Спустя три года молодая актриса действительно скончалась при загадочных обстоятельствах. Иногда поет он из-за кулис и на сцене маленькие песенки.
     Неожиданно в Москве Вертинский  встретил свою родную сестру, Надежду, с которой они  очень сблизились и стали жить вместе. Сестра была актриса. Кокаин в артистической  среде тогда был нормой и Надежда   серьёзно к ним пристрастилась, а с ней и брат Александр. Александр донюхался  до того, что однажды увидел, как Пушкин сошел с пьедестала памятника и поехал на подножке трамвая, в котором ехал Вертинский.   Спасла его  от наркотического плена случайная просьба медиков к зевакам, среди которых он оказался,  помочь переносить в госпиталь из санитарного поезда раненых. Он ощутил себя нужным людям, отвечающим за их судьбу, обязанным быть всегда готовым помогать. Тут стало не до наркотиков. Добровольно пошел он служить в санитарный  поезд, курсировавший  с 1914 по 1916 года между Москвой и передовой. Свободного времени не оставалось, Вертинский  блистательно освоил перевязочную технику и за полтора года на его счету числилось  35 тыс.  перевязок.
    Было и такое, когда Вертинскому доверили   в качестве режиссёра готовить к постановке  пьесу Блока «Балаганчик».
    Тогда  же Вертинский знакомится  с футуристами, с Маяковским,  выступает вместе с ними по кафе.   Футуристы не стали ему близки. Он писал о их искусстве:  «явно издевательские полотна и притворялись гениями».
     Однако не пройти мимо и того, что И. Северянин, знавший и Маяковского и Вертинского, когда  сборник «Медальоны» заполнял посвящениями поэтам, как только вспомнил о Маяковском, тут же вспомнил и о Вертинском, выделив Маяковского только тем, что он слишком русский:
                Саженным – в нем посаженным – стихам
                Сбыт находя  в бродяжьем околотке
                Где бездарь делает из них колотки,
                В господском  смысле, он, конечно, хам.

                Поёт он гимны всем семи грехам,
                Непревзойдённый в митинговой глотке.
                Историков о нём тоскуют плётки
                Пройтись по всем стихозопотрохам…
                …
                В нем слишком много удали и мощи,
                Какой полны издревле наши рощи,
                Уж слишком он весь русский, слишком наш!
                И. Северянин. «Маяковский» 1926 г.

 
    В компании  футуристов  Вертинский ездил в Петербург, в «Бродячую собаку» где познакомился с художником  С. Судейкиным,  под влиянием полотен которого он переносит на сцену образ грустного, несчастного от любви к Коломбине, Арлекина. Там же он знакомится с Игорем Северяниным. Ко времени их знакомства Северянин был уже модным поэтом и чтецом своих стихов. Об царившей атмосфере на  выступлениях Северянина  сегодня можно судить по фельетону  Брониславы Рундт в журнале «Женское дело»:
    «Зачарованная и завороженная «дамья» толпа бросается на эстраду… Закрываешь глаза и начинает казаться, что попал в среду беснующихся обезьян… точно так же ведут себя обитательницы сумасшедших домов, когда появляется любимый доктор…Он «дамский» поэт.  Как дамские портные и парикмахеры»
    Мечтал и молодой Вертинский о такой же славе и достатке - стать «дамским» Арлекино. Потому-то он и обратился к творчеству Северянина,  сочиняя первые песни  на стихи И. Северянина. И публика пошла на его концерты, что нисколько не обрадовало Северянина, хотя и исполнялись его стихи. Вертинский стал повторять манеру исполнения Северянина: малоподвижность на сцене, приглушенное, неторопливое  исполнение, требующее от слушателей неподвижности,  тишины для  угадывания слов артиста, чрезвычайного внимания к каждому жесту, взгляду  исполнителя. 
    Свою злобу к Вертинскому в то время (а позже Северянину  не удалось побывать на концертах Вертинского)   Северянин уже в 1926 г. вложил в стихотворение  «Вертинскому» в цикле «Медальоны», в котором он как-бы ставит на место выскочку  Вертинского:
               
                Душистый дух бездушной духоты
                Гнилой, фокстротной, пошлой, кокаинной,
                Изобретя особый жанр кретинный,
                Он смех низвел на степень смехоты.

                От смеха надрывают животы
                И слезы льют, смотря, как этот длинный
                Делец и плут, певец любви перинной
                Жестикулирует из пустоты.

                Все в мимике  его красноречиво:
                В ней глубина бездонного обрыва,
                Куда летит Земля на всех парах.

                Не знаю, как разнузданной Европе
                Рехнувшейся от крови и утопий,
                Но этот клоун мне внушает страх.

                И.Северянин. «Вертинскому». 1926 г.

    К 1926 г. слава и авторитет  Вертинского были несравненно  выше чем  Северянина.  Это злобное стихотворение Северянина   никак не могло сказаться на  популярности  Вертинского.
    Свидетельство Северянина, что на концертах Вертинского зрители от смеха надрывали животы, мне показалось странным. На всех концертах, на которых артисты дублировали песни и манеру Вертинского, я никогда не слышал смеха. Никогда смех не вызывали у меня и пластинки с записями Вертинского. Но и Северянину нельзя не верить.
    Сомнение в правдивости этих строк резвеяло воспоминание поэта Сергея Дмитриевича Спасского о концертах самого Игоря Северянина в 1913 году  в Тифлисе. В "Воспоминаниях" он писал, что несоответствие ожиданиям появление Северянина на сцене и первые звуки его голоса  вызвали массовый гипноз. Рекламировалсь встреча со столичным поэтом – футуристом. Что такое футуризм никто не знал.  В газетах писали, что они ходят с позолоченными  носами, ругают Пушкина, плюются в публику, дерутся на сцене.  Одно ожидание их появления заводило публику.
    Вместо этого на сцену вышел высокий молодой человек, не  раскрашенный,   в благопристойном сюртуке, с  удлиненным  лицом  сноба, с лилией на длинном стебле  в руке и баритоном завыл  стихи, пересыщенные словообразованиями и якобы французскими словечками на какой-то мотив, при этом напрямик заявляющий о своём величии и  гениальности. Полная неожиданность увиденного, с одновременным осознание того, что устроители вечера  надули всех в  зале и каждого в том числе вызвало  необыкновенный  смех.
    Публика не вникала в стихи,  улавливая разве отдельные, наиболее хлесткие фразы . Смешил хлыщеватый поэт, его носовое, якобы французское произношение, презрительная невозмутимость долговязой фигуры, со взглядом, устремленным поверх слушателей, с ленивым помахиванием лилией, раскачивающейся в такт словам и не понимающий, что он смешон. « Зал хохотал безудержно и вызывающе. Люди хватались за головы. Некоторые, измученные хохотом, с красными лицами бросались из рядов в коридор. Такого оглушительного смеха я впоследствии ни на одном поэтическом вечере не слыхал.
    И страннее всего, что через полтора-два года такая же публика будет слушать те же стихи, так же исполняющиеся, в безмолвном настороженном восторге.
   (Сергей Спасский. «Маяковский и его спутники». Воспоминание»)

    Становится понятным юмор  Северянина, обращенный к Вертинскому,  исполнявшему  стихи в той же манере "бубнить под нос", что и в Северянин.

                От смеха надрывают животы
                И слезы льют, смотря, как этот длинный
                Делец и плут, певец любви перинной
                Жестикулирует из пустоты.               
   
    Наверняка, и первые  концертыы Вертинского  в образе Арлекино иногда вызывали подобный истерический смех, как и выступление Северянина, описанное  Спасским. Более того, Северянин знал об этих концертах Вертинского.
   Потому-то Вертинский сменил свой сценический образ с бросского Арлекина на строгого интеллигента, сократив в репертуаре количество  песен -  речитативов.  Появились у него в репертуаре гражданские песни и лирические песни основной части  посетительниц  его концертов, переживающих одиночество, со стихами о человеческих трагедиях в этом огромным, безжалостном мире.
    И  Северянина, и Вертинского почитательницы заваливали цветами.
     Это говорит, что и И.Северянин, и А.Вертинский безошибочно рассчитали   какой репертуар и какая манера исполнения обеспечит им «дамский успех» в поэзии  и в исполнительской концертной деятельности.    
    Репертуар Вертинского состоял из песенок, музыку к которым писал он сам, на собственные стихи и стихи известных молодых поэтов.
    Его негромкое пение было между речитативом и замедленным пением с резким возрастание темпа к окончанию  песни.   
    «Я был больше, чем поэтом, больше, чем актёром. Я прошёл по нелёгкой дороге новаторства, создавая свой собственный жанр» — говорил о себе  Вертинский.
          В конце 1917- 1918  года Вертинский гастролировал по южным городам России, выступая в Одессе, Ростове, Екатеринославе, на Кавказе,  в Крыму, в Севастополе. К этому времени мёртвенно - белый грим на лице и белый костюм Пьеро  он меняет на маску – домино и черный фрак с белым платком, став импазантнее  и ироничнее.

                А птицы так грустно и нежно
                Прощались со мной на заре.
                И вот уж совсем безнадежно
                Я ей говорил в октябре:

                «Мадам, уже падают листья,
                И осень в смертельном бреду!
                Уже виноградные кисти
                Желтеют в забытом саду!

                Я жду Вас, как сна голубого!
                Я гибну в осеннем огне!
                Когда же Вы скажете слово?
                Когда Вы придете ко мне?!»

                И, взгляд опуская устало,
                Шепнула она, как в бреду:
                «Я Вас слишком долго желала.
                Я к Вам... никогда не приду».

                А.Вертинский.  «Мадам, уже падают листья…» 
               
     Из Севастополя в ноябре 1920 года вместе с остатками армии барона Врангеля Александр Вертинский бежит от красных  в Константинополь, где продолжелись  концерты в клубах «Стелла» и «Чёрная роза».
     Затем  Сопот и женитьба  на богатой еврейской девушке Раисе (Рахиль) Потоцкой, которая после замужества стала Иреной Вертидис (в 1930 году брак распался, хотя развод был оформлен только в 1941 году в Шанхае)
     В 1925 году Вертинский переехал во Францию, где познакомился с  Великими князьями Дмитрием Павловичем и Борисом Владимировичем Романовыми, европейскими монархами (Густав, король Швеции, принц Уэльский), знаменитостями сцены и экрана: Чарли Чаплином, Марлен Дитрих, Гретой Гарбо. В эти годы Вертинский сдружился с балеринами Анной Павловой, Тамарой Карсавиной и особенно с кинорежесёром Иваном Мозжухиным. Близкая дружба связала его на долгие годы и с Фёдором Шаляпиным.
     Среди учениц Вертинского в Париже и Алла Баянова, и Людмила Лопато, будущие звезда русской, цыганской песни.
     Осенью 1934 года Александр Вертинский перебирается в Америку. На первом же концерте Вертинского в Нью-Йорке собрались многие известные представители русской эмиграции: Рахманинов, Шаляпин, Никита Балиев, а также его парижская знакомая Марлен Дитрих. Здесь состоялась премьера песни «Чужие города».
     Постоянная  работа на сценах Америки требовала знания   английского языка.  Вертинский постоянно надеялся на разрешение Правительства СССР возвратиться в Россию, и потому, изучать английский  не захотел и уехал в Харбин, где давал концерты (один из последних состоялся 2 февраля 1936 года в театре «Америкэн», вмещающем 1500 зрителей). Из Харбина Вертинский перебрался в Шанхай.

     Будучи в Шанхае, Александр Николаевич познакомился с очаровательной Лидией Циргвавой. Девушка была моложе Вертинского на 34 года, однако этот факт не помешал влюбленным. В 1942-м году Вертинский женился на Лидии.
     В Москву ему разрешили вернуться  в ноябре 1943 года с женой и трёхмесячной дочерью, Марианной. Семье выделили квартиру на ул. Горького.   Через год  у них родилась вторая дочь, Анастасия.
     Последние годы войны Вертинский гастролировал на фронте, исполняя патриотические песни — как советских авторов, так и собственного сочинения.
     Вскоре, после окончания войны в СССР была развернута кампания против лирических песен, якобы уводящих слушателей от задач социалистического строительства.  Его пластинки изымались  из продажи, на радио не приглашали.
«Где-то там: наверху всё ещё делают вид, что я не вернулся, что меня нет в стране. Обо мне не пишут и не говорят ни слова. Газетчики и журналисты говорят: «Нет сигнала». Вероятно, его и не будет. А между тем я есть! Меня любит народ (Простите мне эту смелость). Я уже по 4-му и 5-му разу объехал нашу страну, я заканчиваю третью тысячу концертов!»,- пишет Вертинский.

     В 1956 году он писал жене:
    «Я перебрал сегодня в уме всех своих знакомых и 'друзей' и понял, что никаких друзей у меня здесь нет! Каждый ходит со своей авоськой и хватает в неё всё, что ему нужно, плюя на остальных. И вся психология у него 'авосечная', а ты — хоть сдохни — ему наплевать!»    В 1950 г. за роль кардинала Бирнч в фильме «Заговор обречённых» Вертинский был удостоен Сталинской премии.       
   
     И Вертинский и Лещенко  много раз просились на Родину.
Обоим  отказывали.  И Вертинский, и Лещенко по слухам были как-то связаны с советской разведкой. Если это так,  то переезд  Вертинского в Китай скорее был вызван не его нежеланием  изучать английский язык, а скорее условием получения разрешения на возвращение. 


     Петр Лещенко и Марк Марьяновский.

     Пётр Лещенко родился вне брака 2 июня 1898 года в селе Исаево Одесской губернии. Мать Петра обладала абсолютным музыкальным слухом и прекрасно пела. С самого детства она прививала сыну любовь к музыке и обучала его народным песням. Петр ещё в детстве проявил способности к пению и танцам.  Сначала мальчика приняли в солдатский церковный хор, а затем зачислили в 7-е народное приходское училище в Кишиневе.
     Получив общее и музыкальное образование, Петр мечтал остаться в хоре, однако началась ломка голоса, изменился тембр — и 17-летний парень остался без средств к существованию. Он вступил в Донской казачий полк. Однако, на территории Румынии Лещенко был тяжело ранен. Выписавшись из госпиталя, Петр какое-то время работал токарем, затем служил псаломщиком в церкви.  Как танцор и певец выступал он в различных артистических группах, гастролировавших по Румынии.
     В 1925 году в Париже, он поступил в  балетную школу Трефиловой. Там он познакомился с латышской артисткой Жени Закитт, которая стала не только его партнершей по выступлениям, но и супругой (дружкой невесты была молоденькая Алла Баянова).  Их репертуар состоял из народных и характерных танцев. На сцену они выходили вприплясочку.
     В 1930 г. пара поехала  в Ригу к родителям жены, где их поселили  в просторной квартире  дома, принадлежащем родителям.  Танцевали они перед фильмом в кинотеатре. Популярность танцевальной пары стремительно росла, их пригласили участвовать в программе уютного ресторана А.Т., расположенного в самом центре города. Исполняли они русские, украинские, кавказские танцы. Иногда  Зинаида демонстрировала что-то из балетной классики, вставая на пуанты, что приводило в восторг ресторанную публику. Петр покорял лихими присядками, какими-то особыми перекидами.  В лезгинке он был неподражаем, особенно когда метал кинжалы в купюры, бросаемые публикой прямо на сцену.
     В январе 1931 года в семействе Лещенко появился сын Игорь, известный в будущем артист и режиссер румынских театров.

     Чтобы дать возможность Зинаиде переодеться для нового выхода, Петра надумал петь под гитару. Опыт исполнения песен на сцене уже был. Приятный небольшой голос, искренность исполнения, что еще нужно публике для ожидания нового выхода Зинаиды?  К гитаре добавили скрипку- восходящую звезду, скрипача и дирижера, руководителя маленького оркестра, Герберта Шмидта, который работал в том самом ресторане А.Т.. Ещё весной 1930 года Петр  не раз пел под гитару в сопровождении скрипки  Шмидтом,  предварительно тщательно отрабатывая партитуры. Всё получилось достойно, уже потому, что на первом их совместном концерте, когда они начали исполнять  «Мое последнее танго» Оскара Строка неожиданно из зала на сцену поднялся сам композитор, сел за рояль и украсил звучание  уже знаменитого к тому времени «Мое последнее танго» собственными вариациями. Это  ли не признание певца.
     Так началась слава Лещенко.  Оскар и Петр  подружились. Лещенко стал бывать у Строков в доме. Вера Оскаровна, дочь композитора, вспоминала: «Лещенко любил много о себе рассказывать — и как он в белой армии служил, и еще бог знает что! Папа иной раз не выдерживал и со смехом, говорил: «Петя, перестань трепаться!»

    Чтобы помочь новому другу в «раскрутке» карьеры, Оскар стал брать его с собой на концерты в дома состоятельных рижских любителей музыки. Его оценили и оплатили поездку  в Германию для записи песен на первые в его жизни пластинки фирмы Parlofon, а  рижский импресарио Исаак Тейтельбаум организовал первые концертные турне по странам Балтии.
    Строк считал Лещенко лучшим исполнителем своих песен, особенно таких, как «Мое последнее танго», «Голубые глаза», «Черные глаза».  Проникновенно исполнениял Петр  танго «Спи, мое бедное сердце».
    Вера Оскаровна Строк рассказывала: «Папа говорил: «Мои вещи нужно играть интимно, тихо, и они совершенно иначе зазвучат».  Эта манера притягивала нас к Баяновой, Вертинскому, Лещенко,  Лапото, а потом  к Акуджаве, Брегвадзе, Кикабидзе. Удивительно, но все они начали петь вблизи Чёрного моря.

    Лещенко создавал голосом этот интим в исполнении. Время от времени их творческие пути Лещенко и Строка сходились, и они появлялись вместе в концертных программах рижских и юрмальских ресторанов.
 В 1930-е годы трудно было назвать исполнителя романсов и песен, равного по известности Петру Лещенко. Пластинки с голосом замечательного артиста русского зарубежья раскупались по всему миру, а его гастрольные пути пролегали по многим городам Европы.
    Пётр Лещенко, оседлав волну популярности и достаточно заработав  обосновался в Бухаресте и открыл там шикарный ресторан. В Бухаресте его  русско-цыганский репертуар всегда находил достаточно почитателей. Пластинки с его записями начали распространять по всему миру  английская студия звукозаписи «Коламбия», румынская  «Электрокордом» и латвийская  «Белакорд Электро»,  немецкая  «Перлафон Рекордс». 
    Более сдержанные, деловые, отношения были у Лещенко с рижским композитором Марком Марьяновским, подарившим певцу также вошедшие в его золотой репертуар «Вино любви», «Барселону», «Кавказ», «Марфуша», «Рюмка водки», «Синяя рапсодия», «Спи мое бедное сердце  и особенно знаменитое в исполнении Лещенко танго «Татьяна».
    На пластинках, привозимых в СССР, часто было указано  только имя исполнителя песен – Петр Лещенко.  Имя композитора, Марка Марьяновского, почему-то  не указывали, и потому, в мы  считали,  что все эти песни сочинил П.Лещенко. 
    Голос Лещенко от природы не был сильным. Звукоусиливающей аппаратуры для концертных залов  тогда не существовало и в больших залах его попросту не было слышно.  Но при записи на пластинку от голоса требовалась не мощь, а выразительность пения, которой Лещенко владел в полной мере.
    Популярность Петра Лещенко год от года росла. Он мог  улучшить настроение незатейливой песенкой «Моя Марусечка»,  заставить пуститься в пляс под разухабистый «Чубчик», загрустить от избытка чувств при «Мираже». Его песни на русском языке зазвучали по всему миру в сопровождении оркестров Франка Фокса, Жоржа Корологоса, Коли Черешни.

    В конце 40-х Лещенко решает уехать в СССР. Вместо этого — в 51 арест румынская тюрьма, жестокие допросы и смерть 16 июля 1954 года.
    Есть биографы Лещенко, которые  пишут, что убили Лещенко за то, что в январе  1942 г. он ездил на гастроли в Одессу, тогда   оккупированную   Румынией. Думаю, это их досужие выдумки, ибо не вижу никакой разницы выступления в 1942 г. в Бухаресте или в Одессе. И там, и там Лещенко пел  румынским офицерам, воевавших в союзе с Гитлером и вторгшихся вместе с Гитлером в Россию. Причину его смерти надо искать не в концерте в Одессе. Более того, смерть его наступила, когда не стало Сталина, а известно, что Верховный дал согласие на  его возвращение в СССР. 
    Никаких документов о пребывании Лещенко в тюрьме Бухареста на найдено, место захоронения не известно.


    Оскар Строк.

    У меня в руках пластинка фирмы «Мелодия». Ансамбль «Мелодия», руководитель Георгий Гаранян играет танго Оскара Строка: «Мое последнее танго», «Лунная Рапсодия», «Чёрные глаза». Пластинке более полувека. И до сих пор, я чуть ли не со слезами слушаю его танго.  Заходят ко мне друзья.  Ставлю диск  «Танго Оскара Строка».  Чудо повторяется с ними.
    На конвертах долгоиграющих пластинок, с ценой 2 руб 15 коп. раньше обязательно  писали о композиторах и исполнителях. На этом конверте, кто  автор – ни слова.
    Оскар Давидович Строк (1893-1975) родился в Динабурге (ныне Даугавпилс, Латвия). Младший из восьмерых детей в музыкальной еврейской семье. Отец Давид Маркович Строк был армейским музыкантом, играл на флейте, кларнете, фортепиано. Стремясь дать детям хорошее образование, он добился разрешения покинуть город, где проходила черта оседлости евреев, и переехал в Петербург.
    Уже в 10 лет Оскар Строк сочинил свой вариант романса «Я вас любил» на стихи Пушкина. В 13-летнем возрасте поступил в Санкт-Петербургскую консерваторию. В 1912 году были изданы первые романсы Строка, а в 1913 году - его первые вальсы «Сон в окопах» и «Сон на чужбине». В эти же годы Строк работает тапёром в кинотеатрах, выступает на эстраде в качестве аккомпаниатора.
    В 1921 году Строк переехал в Ригу, где прошли основные  годы его жизни и творчества.  Работал  в ресторане-дансинг-кабаре.  Приобретя известность как композитор и автор песен, гастролировал по миру.  Жил в Париже, Берлине, Харбине, Алма-Ате и Москве, но неизменно возвращался в Ригу.
    Небольшого роста, рыжий, необыкновенно легкий на подъем, влюбчивый, он производил впечатление человека, которому все дается легко. Даже в последние годы жизни терпеть не мог разговоров о возрасте. – Мне  не  80,  а  два  раза  по  40, – говорил  он.
    В предвоенный период Строк со своим оркестром гастролировал по всему миру. Пластинки с его песнями выпускали крупнейшие студии грамзаписи Европы огромными тиражами. Музыкальные бестселлеры «Черные глаза», «Скажите, почему?», «Последнее танго» и «Утомленные солнцем», по мнению многочисленных экспертов, вошли в список лучших танго за всю историю его существования.
    Мировая известность к Строку пришла одновременно с исполнителем его танго,  Петром  Лещенко, которого он считал лучшим исполнителем танго «Черные глаза». 
    Появлению знаменитого Танго "Чёрные глаза" способствовали два внешне не связанных события. В 1926 году знаменитый аргентинский музыкант и певец Карлос Гардель создал новый жанр - Танго-песню. Жанр сразу получил огромную популярность. В 1928 году он был с концертами в Париже. В это время там был и Строк и они познакомились.
    В это время  Строк владел рестораном в Риге и влюбился в свою кассиршу Лени Либман,  женщину с неимоверно красивыми чёрными глазами. Любовь казалась взаимной.  Они уезжают в Париж, где Строк начинает издавать музыкальный журнал.  Коммерсант он был всегда плохой и очень быстро обанкротился. "Вечная любовь» испарилась. Либман ушла к другому. Осталась только боль. Ему пришлось вернуться на прежнюю должность, аккомпаниатора в знаменитом на всю Европу оркестре Марека Вебера.
    Будучи отверженным, он просит своего хорошего знакомого  поэта Александра Перфильева написать стихи о его чувствах. Так появился текст  "Чёрных глаз":

                Ах, эти чёрные глаза,
                Всегда вы рядом,
                То завлекая, то дразня,
                Невинным взглядом.

                Я снова молод и влюблён.
                Душа пылает.
                Навек очами покорён,
                А сердце тает.

                Я дам тебе волшебный рай
                Средь этих крыш.
                Скорей на край земли, на край,
                Скорей в Париж.

                Я подарю тебе его.
                Он будет мой.
                Париж же, видевший всего,
                Не первый, ты, герой.

                Опустошил и разорил,
                И выплюнул во тьму,
                Оставив нераскрытым пыл
                У нищеты в плену.

                А эти чёрные глаза,
                Забыв про жалость,
                Ушли, покинув навсегда.
                Лишь боль осталась.

     Танго было написано за одну ночь. Утром он отнёс его к себе в оркестр и оно впервые было исполнено солистом ансамбля Мареком Белоусовым. Тут же выходит и пластинка с  записью. Вскоре Танго пела вся Европа, преподнеся Строку корону Короля Танго. Исполняли танго и Петр Лещенко и Алла Баянова. В СССР первое исполнение в 1930 году. Пели Казимир Малахов  под сопровождение оркестра  Цфасмана и Иван Миловидов в  Ленинграде под  джаз-оркестр  Якова Скоморовского.  Имя автора стихов в СССР умалчивалось и даже фальсифицировалось, так как Перфильев был сыном царского генерала.
     Выдающийся мелодист, прозванный еще при жизни «королем танго», Оскар Строк  превратил этот салонный стиль в всенародный.
     К началу  Второй   мировой войны Латвия стала  республикой  СССР. До оккупации Риги фашистами  семья Строков «успела уехать» из Риги в Алма-Ату.  В военные годы он дал сотни шефских концертов в госпиталях. В 1944 году стал вторым пианистом в ансамбле В.Коралли и К.Шульженко.
     После войны легкая танцевальная музыка оказалась под запретом. В 1948 году, после знаменитого «Постановления ЦК ВКП(б) Об опере «Великая дружба» В. Мурадели», Оскара Строка исключили из Союза композиторов с формулировкой: «Деятельность Строка не отвечает целям и задачам СК ЛССР». Большинство шлягеров Строка были включены в список «нежелательных к исполнению». Пластинки с записями песен и инструментальных композиций Строка начали выходить лишь в начале    1970-х годов.
     Оскар Строк написал более трехсот танго, множество романсов, фокстротов, вальсов и полек.
     Оскар Строк скончался 22 июня 1975 года. Похоронен на еврейском кладбище Шмерли в Риге.
     «Была полная тишина. Ни официальных речей, ни телеграмм соболезнования. И вдруг словно тонким серебристым ручейком полилась мелодия — зазвучали "Черные глаза". Это заиграл на скрипке Павел Муллер. Потом скрипка на мгновение умолкла и вновь запела — "Спи мое бедное сердце". Слезы выступили на глазах у провожавших в последний путь своего друга».

               
     Что же  второй  век  тянет русских слушать  песни  и романсы в исполнении наших неординарных «капитанов музыки», собравшимися сегодня за нашим круглым столом?    
     Воля, поселившаяся в русских душах.   
     Воля, что это такое?
     Уверенность в себе, уверенность в своих жизненных принципах, уверенность в своей сопричастности к жизни, готовность  идти в бой за эти принципы.
     Доверительность,   душевность, искренность авторов и исполнителей  пробуждали в нас, послевоенной молодежи,   задавленной  бытом и разрушениями, были для нас какими-то проблесками, лучами из другого сказочного мира, поднимали волну  романтического  движения души, и, самое главное,  человеческую необъятную теплоту русской  души.  Чувство  это, созданное  в русских  веками, а может и тысячелетиями, дремало где-то в нас, и тут оно пробуждалось. Мы сами в своих глазах  вырастали, взваливали на себя груз ответственности побеждать всё,  что мешало нам   разглядеть в чем радость жизни. Радость Павки Корчагина не в том, что он погибал, а в том, что в компании таких же парней он спасали людей от гибели.   
    «С нами Бог» была непоколебимая вера, поддерживающая наших предков в  минуты тяжелых испытаний.  Воля – это вера в то, что ты идешь туда, куда стремится  твоя душа, идешь сам, без какого-либо принуждения,  когда никто и ничто  не   при-нуждает, радотное чувство гармонии « у-до-Воли-творения»,  Проявление  Воли есть особое  осознания ценности  жизни, а вовсе не расхлябанность и разболтанность сознания. 
     Всё это трудно объяснить человеку, рожденному и вросшему не в России,  а иногда и русскому  человеку, воспитанному в не в русских традициях,  без материнской любви.
     Вот это чувство Воли через  музыку передавали нам композиторы Оскар Строк и Марк Марьяновский и, подхватившие  звучание их душ,    исполнители песен Алла Баянова, Александр Вертинский, Пётр Лещенко,   позже - Людмила Лопато.

     Дух этих музыкантов, пока Женя не женился и не переехал, постоянно витал  в нашей комнате, звучал в квартире, доме  на ул. Рубинштейна. Да, именно  на улице Рубинштейна. Огромные динамики выставлял Женя  на наш балкон во дворе на 4 -ом этаже и посылал меня послушать, слышат  ли «Моя Марфуточка» прохожие  на улице. 
     Эти песни входили в нас, формировали нас. Не сомневаюсь, что и  Владимир Высоцкий с его песнями появился  не из ничего, а из тех же музыкальных посланий,  слушая их на встречах родителей с друзьями в русском городке в Германии после войны и во дворах Арбата. Не может быть того,  чтобы на вечеринках  родители   не крутили   пластинки  Петра Лещенко и Александра Вертинского и не танцевали под танго Оскара Строка и Марка Марьяновского.  Парнишкой Володя , слушал, смотрел, воспитывался,  и стал певцом, голосом своего времени,  Высоцким, восторгающимся и восторгающим  русскую Волю. 
     Воля — это совсем не то, что свобода.
     Свобода - состояние гражданина, не нарушившего закона, управляющего страной. Свобода законна.
     Воля — чувство. Воля ни с чем не считается. Русские, независимо от жизни и воспитания,  рождались с этим чувством воли. Без этого чувства жизнь в русском обществе становится жизнью в стае врагов. и конечно от русских просторов, рек, лесов, снегов. Потому чувство Воли входит в гены следующего поколения и постоянно растет  в нем с каждым прожитым днём.  Метко об этом сказал И. Северянин, в строках, посвященных Маяковскому:

                В нем слишком много удали и мощи,
                Какой полны издревле наши рощи,
                Уж слишком он весь русский, слишком наш!

     Чувствовал эту Волю в себе и сам Северянин, у которого  с детства редкие нравоучения в одно ухо влетали и тут  же из другого вылетали, и который пол жизни просидел в лодке с удочкой, а в перерыве писал «Ананасы в шампанском», или про двенадцать своих принцесс - жен по одной на каждом этаже дворца:

                У меня дворец двенадцатиэтажный,
                У меня принцесса в каждом этаже…
                Все мои принцессы – любящие жёны,
                Я их повелитель, любящий их муж …
                Всех люблю, двенадцать, - хоть на эшафот! (Северянину 23 года)

                И.Северянин. «Тринадцатая» 1910 г.
 
      Писал – потому, что душа пела -  Воля!  Именно потому  в России больше всего талантов и гениев, в головах которых порядку отводилось мало места, мысли  которых занимали не  слава и деньги и не держала в клетке     придуманная в Европе свобода рабов.  Что главный двигатель  России - Воля я впитал в компании своего старшего брата. 
      Русское слово «Воля» — не перевести  ни на один язык мира. Перевод этого слова на английский - «Volition» понимается  англичанами как «хотение». А это – «две большие разницы». 
       
      В рассказе Н. Тэффи «Воля» встречаемся мы с чувством Воли и у русского медведя: 
     «Лежал медведь на спине около большущего дерева, сломанного бурей. Дерево было старое, расщепилось и торчало в разломе лучинами. Вот медведь вытянет передние лапы, дернет за эти лучины, они загудят, затрещат, защелкают, и медведь заурчит, занежится, ему, значит, эта музыка нравится. Опять дернет и наслаждается».
      Что так  нравилось медведю, чем он наслаждался ? -  Волей. Знать Воля -чувство, идущее от русской природы.
      Быть вольным это не подчиняться никаким независящим от тебя воздействиям. Как не подчиняться закону притяжения? Как не подчиняться  инерции.
      Не могу понять причину, но, когда говорят о русском характере, всегда говорят о мужчинах, забывая, что более половины россиян женщины. Роль женщин в формировании   нации определенно большее чем мужчин. Даже когда мужчины уходят защищать нацию с оружием в руках, вся их работа мирного и военного времени, в том числе по обеспечению боеспособности армии ложатся на женщин дополнительным грузом.   Формируют  нацию женщины и именно в них надо искать то, что мы называем русским характером. Русские и женщины, и мужчины это понимают и потому, мужчины, как никакие другие мужчины мира, считают своим долгом, своей обязанностью приветствовать женщин цветами, а женщины, как никакие другие женщины мира, удивляются не русскости, невоспитанности  мужчин, которые приходят к ним без цветов. Гармоничный союз русских женщины и мужчины и есть Россия из которого появляется все остальное: дети, Родина, творческие проекты, бизнес-идеи.
     Нация формируется многими поколениями,  а следовательно имеет определенное генетическое и психологическое единство, сходство. Не случайно мужчины иностранцы считают жизненной удачей получить в жены русскую женщину, а иностранные женщины так же считают счастьем выйти замуж за русского. Но, помню я и то время, когда мои сокурсницы завидовали своим сверстницам, которые выходили замуж за иностранцев, обучающихся у нас, и уезжали с ними. Ничего мы тогда толком о  европейцах не знали. Большинство этих жен вскоре сбежали от мужей  к своим мамам и папам.
      Женщины других стран более прагматичны в повседневной жизни, всё они  планируют  наперед, романтику  считают  пережитком, а отношения  строят  на финансах, торговле всем и, конечно,  вранье в рамках закона.  Так и своих детей воспитывают. 
     Русская женщина, готовая свернуть горы, ради детей, мужа, семьи, не забывая о женской привлекательности, сексуальная в загадочной улыбке и взгляде не торгует, а отдает себя, и потому для тех женщин  непримиримый  враг.   
     Подходит к концу заседание круглого стола. Всё заседание сидел молча только наш капитан Немо – мой брат  Женя.  В жизни он и был таким немногословным.   Правильнее сказать, он умел все сказать без слов, но так точно, как не скажешь никакими словами. 
     Вспоминается случай. Военное время. У папы по работе был пистолет ТТ. Мне 6 лет. Все разговоры и игры мальчишек военные. А дома лежит пистолет,  спрятанный  от меня. Дома я один. Конечно, пистолет разыскал.  Я видел, что, когда двигают  верхнюю планку,  из него вылетают патроны. Тут же начал дергать планку, пока не вылетели все патроны.  Теперь пистолет отдельно – патроны отдельно. Но скоро придут взрослые.  Я в панике. Надо их засунуть обратно. А как? Я видел, как из рукоятки вынимали обойму и в неё  вставляют патроны. Обойма почему-то не вытягивается. Наверно -  заело. Что делать? Привязываю пистолет к табурету, в петельку обоймы впихиваю проволоку, упираюсь ногами в табуретку и тяну со всех сил. Не вылезает чертова обойма. За этой сценой и застали меня взрослые. Что тут началось, лучше не вспоминать. Да спустя 80 лет,  я и забыл чем был наказан. 
     На следующий день, когда мы с Женей остались в доме  вдвоем, он позвал меня. В руках у него был пистолет. Ни слова не говоря, он при мне нажал на кнопочку на пистолете у рукоятки и обойма  выскочила сама.  Пистолет в руки мне Женя не дал. Вся эта сцена происходила без единого слова, молча. Но как многому она меня научила, на всю жизнь. Женя был профессор, говорить без слов.   
     Теперь-то Вы поняли, что достаточно Жене было взглянуть на напольные  часы в клубе,   как все без слов поняли – заседание клуба пора закрывать.
 
                «За окошком снова прокричал петух,
                Фитилек пеньковый вздрогнул и потух.
                Синим флагом машет утренний туман.
                До свиданья, вашу руку, капитан!» 

       «Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец!»   Конец.
   

           P. S.

       Людмила Лопато 1914 – 2004

     Людмила Лопато не могла сидеть за столом клуба капитанов в нашей комнате на ул. Рубинштейна, т.к. узнали о ней мы только  2013 году, из  книги Александра Васильева «Царица парижских кабаре». В книгу был вложен диск с её песнями. Включил диск и обомлел. Откуда взялось такое чудо, кто её учил и почему в России мы о ней ничего не знали.  Конечно, я тут же прочел книгу и ещё раз убедился – случайности в этом жанре не бывает. Гены, учителя, дар, трудолюбие и везение создали Людмилу Лопато.   
    Была она  ученица   Вертинского, владелец и певица русского кабаре  в Париже, собирательницей и хранительницей  традиций  исполнения русского и цыганского романса.

    Людмила Ильинична Лопато родилась 5 августа 1914  "года в Харбине в богатой караимской семье русского  табачного фабриканта Ильи Ароновича Лопато.  С детства маленькая Люся проявила любовь и интерес к музыке и пению.
    В 1929  году семья Лопато переехала  из Манчжурии во Францию, где Люся училась музыке в консерватории Рахманинова в Париже.  Драматическому искусству она обучалась у актрис Художественного театра. В певческом искусстве её наставниками  были А. Вертинский, Нюра Массальская, Настя Полякова
    В 1940 году, через год после замужества, Людмила переехала в Нью-Йорк. Первые профессиональные записи песен в исполнении Людмилы Лопато на пластинки были сделаны в Голливуде.
    Вскоре после войны Людмила вернулась в свой любимый Париж, где с успехом выступала в русском кабаре, снималась в кино и на телевидении. Она вторично вышла замуж  и открыла в Париже собственный камерный ресторан «Русский павильон», снискавший грандиозную славу среди знаменитостей по обе стороны Атлантики.
    Вечерами хозяйка ресторана сама исполняла любимые романсы, аккомпанируя себе на рояле.  В 60-х  в ресторане недолго выступала Алла Баянова, приезжал  из Германии попеть исполнитель русского шансона, бас, Иван Ребров.
    В  «Русском Павильоне» Мстислав Растропович с купеческим размахом праздновал  падение Берлинской стены.
    В  книге «Царица парижских кабаре» Людмила Лопото вспоминает и про мою бабушку, надежду Тэффи:
    «В Париже …Жизнь текла музыкально, артистично, весело. Было очень много юмора. Тэффи читала свои рассказы. И мы ее любили приглашать».

    «Что бы Вы могли пожелать читателям из России?»- спросили Людмилу Лапото незадолго до смерти.  «Никогда не терять надежды!»

 
 
     Вся информация, размещенная на данном сайте , охраняется в соответствии с законодательством РФ об авторском праве и международными соглашениями.   
     Никакая часть данной статьи  не подлежит использованию кем-либо в какой бы то ни было форме, в том числе  воспроизведению, распространению включая Интернет, переработке для публичного использования  без письменного предварительного разрешения владельца авторских прав.
     По вопросу организации доступа обращайтесь по адресу Lexskow9d@mail.ru
     © Copyright: Николай Тимофеев-Пландовский,
       Свидетельство о публикации №225051801711