Необычайные приключения Ампира, Вампира и Тапира

  ЧАСТЬ III
   Цель Ампира стала ясна: найти идеальную, стабилизирующую форму в этом хаосе реализующегося потенциала. И он, в своей ужасной, быстрой форме, видел себя единственным, кто способен на это.
  Он схватил (или, скорее, его форма на мгновение сомкнулась вокруг) Вампира и Тапира. Ощущение было такое, будто вас протаскивают сквозь тысячу строящихся и тут же разрушающихся макетов зданий одновременно.
  -Держитесь! – прогрохотал Ампир. – Мы должны... должны двигаться! Быстрее, чем... чем распад! Я чувствую... чувствую притяжение! Где-то здесь... есть... есть сущность порядка!
  Они пронеслись сквозь пейзаж, который менялся с головокружительной скоростью. Пролетали мимо садов из "а ведь я мог бы вырастить прекрасные цветы", морей из "я мог бы отправиться в кругосветное путешествие", звездных скоплений из "я мог бы изучить космос". Все это было реальным на долю секунды, а затем исчезало, оставляя лишь след в воздухе.

   Форма Ампира постоянно менялась, отражая окружающий хаос, но всегда оставаясь архитектурной. То он был похож на несущуюся пирамиду из быстро формирующихся блоков, то на стремительную готическую арку, то на вихрь из барочных завитков. Его скорость была его новой, ужасной функцией.
  Вампир пытался удержаться: "Ампир! Ты нас убьешь! Или... или превратишь нас в... в фундамент! Или в... в декоративный элемент!"
  -Некогда! – гремел Ампир. – Порядок... требует жертв! Хаос... должен быть... упорядочен!
  Тапир, прижатый к Ампиру, казалось, не испытывал дискомфорта. Он просто смотрел вперед, его взгляд был сосредоточен. Казалось, он не видел хаос, а чувствовал... направление.
***
  Скорость была не просто движением, она была состоянием бытия в этом Царстве. Все двигалось быстро, но Ампир двигался быстрее. Он был эпицентром ускорения, втянувшим в себя окружающую реальность.
  Они приближались к чему-то. Впереди, среди буйства формирующихся реальностей, виднелось... нечто более стабильное. Это не было зданием в привычном смысле. Это была структура, которая почти удерживала форму. Она выглядела как кристалл, но состоящий из тысяч граней, каждая из которых была мгновенным воплощением идеальной формы – идеальный куб, идеальная сфера, идеальная спираль, идеальный... носок?
  -Вот! – прогрохотал Ампир, его форма стала еще более лихорадочной. – Вот оно! Сердце... Сердце этого Царства! Место, где... где формы пытаются быть совершенными! Место, где... где можно... закрепить!
  Он несся прямо к этой кристаллической структуре. Структура реагировала на его приближение, ее грани мерцали быстрее, словно пытаясь оттолкнуть его или поглотить.
  - Это... это опасно, Ампир! – крикнул Вампир. – Эта структура... она не предназначена для... для вмешательства! Она, возможно, поддерживает равновесие!
  -Равновесие хаоса! – презрительно прогремел Ампир. – Мне нужно... равновесие порядка!
  Он врезался в кристаллическую структуру.
  Удар был не физическим, а концептуальным. Форма Ампира и структура Царства столкнулись в вихре света, звука и воплощенных идей. Кристалл запульсировал, его грани стали расплываться. Форма Ампира начала...
  Слияние было ужасным зрелищем. Ампир, этот вихрь архитектурных фрагментов, пытался навязать свою волю кристаллу, который был воплощением мимолетного совершенства. Кристалл сопротивлялся, его грани врезались в форму Ампира, отталкивая его, но скорость Ампира была слишком велика.
  Они стали единым целым – огромной, пульсирующей, быстро меняющейся структурой, которая одновременно строилась и разрушалась в гигантском масштабе. Это было похоже на сердце Царства, сошедшее с ума.
  Вампир и Тапир были отброшены ударной волной концептуальной энергии. Они приземлились среди быстро формирующегося поля из "я мог бы научиться играть на гитаре".
  - Он... он сделал это, – тяжело дыша, сказал Вампир. – Он объединился с... с сущностью мимолетной формы. Теперь он... он и есть это безумие. Ужасная форма, ужасная скорость, ужасная... функция.
  Новая, объединенная структура – "Ампир-Кристалл" – начала излучать волны. Это были не просто волны энергии, это были волны реализации. Каждая волна мгновенно воплощала огромное количество потенциала в реальность, но эта реальность тут же схлопывалась, питая следующую волну.
  Царство стало еще более хаотичным, но теперь этот хаос имел... ритм. Ритм пульсации "Ампир-Кристалла".
  -Он не стабилизировал Царство, – сказал Вампир. – Он... он стал его двигателем. Двигателем вечной, лихорадочной реализации. Это... это гениально. И ужасно.
  Тапир встал. Он подошел к краю поля "я мог бы научиться играть на гитаре" и посмотрел на пульсирующий "Ампир-Кристалл". "Быстро", – сказал он, но на этот раз в его голосе не было простого констатации. Была... тень чего-то еще.
  Пульсации "Ампир-Кристалла" становились все сильнее. Каждая волна создавала и уничтожала миры потенциала. Это было величественно и пугающе. Вампир чувствовал, как его собственное бытие колеблется под воздействием этих волн, словно его собственная вечность становилась мимолетной.
  -Мы не можем здесь оставаться, – сказал Вампир. – Это место... оно нас размоет. Превратит в... в нереализованный потенциал, который тут же реализуется и исчезнет. Мы станем частью этого безумного цикла.
  Но как уйти? Проход, через который они пришли, давно исчез, поглощенный хаосом. Царство было замкнуто на себе, питаясь собственной энергией и пульсациями Ампира.
  Тапир все еще смотрел на "Ампир-Кристалл". Его взгляд был прикован к нему.
  Вдруг, среди буйства форм, возникших с очередной пульсацией, Тапир увидел что-то знакомое. На мгновение, на самую долю секунды, среди гор из "я мог бы достичь нирваны" и морей из "я мог бы написать великий роман", появилась... маленькая, одинокая фигурка.
  Это был Ампир. Не вихрь, не кристалл. Его старая, пыльная, ворсистая форма дорического ордера. Он стоял на мгновение, осыпаясь ворсом, смотрел на окружающее безумие с ужасом и сожалением, а затем исчез, поглощенный следующей волной реализации.
  -Ты видел? – прошептал Вампир. – Это был он. Его... его старая форма. Или... воспоминание о ней? Или... нереализованный потенциал его самого, который на мгновение проявился?
Тапир кивнул. "Искать", – сказал он.

  -Искать что? – спросил Вампир. – Его? В этом хаосе? Это безнадежно! Он везде и нигде!
  Но Тапир уже двинулся. Он шел не к "Ампир-Кристаллу", а вдоль края поля "я мог бы научиться играть на гитаре", внимательно осматривая мимолетные реальности, возникающие с каждой пульсацией.
***
  Они начали "охоту". Охоту на мимолетные проявления старого Ампира в Царстве, которое он сам и превратил в это безумие. Это было как пытаться поймать отражение в воде, которая постоянно кипит.
  С каждой волной "Ампир-Кристалла" возникали новые реальности, и иногда, очень редко, среди них появлялась фигура старого Ампира. Он мог возникнуть на вершине горы из "я мог бы построить Эйфелеву башню", или стоять на берегу моря из "я мог бы стать великим флотоводцем", или сидеть за столом в кафе из "я мог бы просто жить спокойной жизнью".
  Каждый раз он появлялся всего на мгновение, его глаза-заклепки выражали смесь сожаления, ужаса и... тоски по порядку. А затем он исчезал.
  Тапир пытался подойти к нему каждый раз, но всегда опаздывал. Вампир, несмотря на свой цинизм, чувствовал странную жалость к этому призраку их старого друга, заключенного в цикле вечной, хаотичной реализации.
  -Он... он раскололся, – сказал Вампир. – Его суть, его одержимость порядком, слилась с Царством. Но его... его одинокий, пыльный призрак остался где-то на периферии, проявляясь в мимолетных реальностях. Он стал... нереализованным потенциалом самого себя.
  Ампир в его ужасной, быстрой форме (теперь уже как часть "Ампир-Кристалла") пульсировал в центре Царства, не осознавая (или осознавая лишь на миг), что его старое "я" пытается вырваться из этого кошмара.
  Тапир остановился. Он посмотрел на свои руки, потом на окружающий хаос, потом на пульсирующий "Ампир-Кристалл". И снова на свои руки.
  -Носок, – тихо сказал Тапир.
  Вампир посмотрел на него: "Носок? Тот красный носок? Он же... он лопнул! Рассыпался на искорки!"
  Тапир кивнул: "Искорки... везде", – сказал он, указывая на мерцающий воздух Царства.
  Искорки красного носка в желтый горошек были повсюду. Они были топливом этого Царства, семенами, из которых вырастал и тут же исчезал потенциал.
  Тапир поднял руку и попытался поймать одну из искорок. Она пролетела сквозь его пальцы. Он попытался снова. И снова.
  -Что ты делаешь, Тапир? – спросил Вампир. – Ты не можешь их поймать. Это... это чистый потенциал. Он не имеет формы, пока не реализуется.
  Тапир не ответил. Он продолжал пытаться. Медленно, терпеливо. В его глазах была решимость, которую Вампир видел редко. Решимость... найти пару? Или... собрать что-то из этих искорок?
  И я? Я просто наблюдаю. Наблюдаю, как цинизм разбивается о терпение тапира и трагедию архитектурного призрака. Наблюдаю, как поиск пары для носка привел к созданию Царства Реализующегося Потенциала и превратил одного из героев в его пульсирующее, ужасное сердце. И теперь, кажется, чтобы исправить это, нужно... собрать носок заново. Из искорок. В самом центре хаоса.
  Попытка Тапира поймать искорки красного носка совпала с особенно мощной пульсацией "Ампир-Кристалла". Воздух вокруг них задрожал, словно ткань реальности разрывалась. Искорки, которые Тапир пытался собрать, вдруг вспыхнули ярче, сплетаясь в крошечный, мимолетный вихрь.
  Вампир почувствовал, как его бестелесное тело сжимается, а затем растягивается, словно его протаскивают сквозь игольное ушко, сделанное из спонтанно возникающих и исчезающих геометрических форм. Звук был похож на одновременное падение тысячи карточных домиков и взрыв концепции "тишины".
  Они приземлились не жестко, но... равномерно. Ощущение было странным – словно каждая часть их существа приземлилась одновременно, без какого-либо приоритета или веса.

  Окружающее пространство было... плоским. Не в смысле рельефа, а в смысле значимости. Все было одинаково серым, одинаково тихим, одинаково... ничтожным. Гора вдалеке имела ту же "важность", что и песчинка под ногами. Небо было таким же, как земля. Все было на одном уровне, без иерархии, без перспективы, без правил.
  Вампир поднялся, отряхивая несуществующую пыль: "Что это за... место? – прошипел он. – Никакой эстетики! Никакой драмы! Просто... серость! И эта давящая... одинаковость!"
  Тапир стоял, осматриваясь. Его взгляд был так же невозмутим, но в нем читалось некоторое недоумение.
  И тут они увидели его.
  Он просто был. Не появился, не возник. Просто стоял, словно всегда был здесь, посреди этой бескрайней серости. У него был фартук, немного заляпанный чем-то неопределенным, и он протирал стакан (который выглядел точно так же, как окружающий воздух – серый и одинаковый) тряпкой (тоже серой и одинаковой).
  -А, гости? – сказал он ровным голосом, без приветливости или враждебности. Просто констатация факта, имеющего ту же значимость, что и наличие воздуха. – Заходите. Хотя тут, конечно, некуда заходить. И выйти тоже некуда. И стоек нет. И стульев. И пива. Но... заходите.
  Это был Трактир. Его форма была... устойчивой, что само по себе было шокирующим в этом месте. Он выглядел как воплощение идеи "трактирщика" – крепкий, немногословный, с глазами, видевшими многое, но теперь видящими все с одинаковым, плоским выражением.
  Трактир поставил "стакан" на "стойку" (которая появилась на мгновение, а затем снова стала неотличимой от остального пространства).
  -Добро пожаловать, – повторил он. – В Царство... ну, я его называю 'Равной Нулевой Точки'. Или 'Бесправие Равноправия', как некоторые поэты говорят. Хотя поэзия здесь имеет ту же ценность, что и камень. То есть никакую. Или любую. Все равно.
  Вампир почувствовал, как его голова начинает кружиться, несмотря на отсутствие физического тела, способного к головокружению: "Бесправие равноправия? Что это значит?"
  Трактир пожал плечами, движение имело ту же "силу", что и землетрясение (то есть никакую). "Значит, что у всех одинаковые права. А именно: никаких. Или, если хотите, у всех права на всё. Что тоже приводит к тому, что ни у кого нет прав на что-либо конкретное. Никто не главнее. Ничто не важнее. Гора не может сдвинуть песчинку, потому что они равны по значимости. Король не может приказать рабу, потому что они равны по статусу. Причина не может вызвать следствие, потому что они равны по... ну, по всему."
  Он посмотрел на них своими плоскими глазами: "Это... стабильное состояние. В отличие от вашего предыдущего места. Там все постоянно становилось. Здесь все просто есть. Одинаково. И всегда будет одинаково."
  Тапир подошел ближе. Он поднял руку, указывая на что-то вдалеке – это могло быть дерево, или облако, или просто пятно серости.
  -Одинаково? – спросил он своим тихим голосом.
  -Одинаково, – подтвердил Трактир. – Красота равна уродству. Добро равно злу. Жизнь равна смерти. Все на одной плоскости. Ничто не выделяется. Ничто не имеет преимущества.
  Вампир поежился. Это было хуже, чем Ничто. Ничто хотя бы было отсутствием. Это было присутствием, но присутствием, лишенным всякого смысла, всякой ценности, всякой... неравности, которая делала вещи интересными.
  Опасность в Царстве Бесправия Равноправия не была очевидной. Не было монстров, не было ловушек, не было природных катаклизмов в привычном понимании. Опасность заключалась в самой сути этого места – в абсолютной равнозначности всего.
  Вампир попытался шагнуть влево. Его шаг имел ту же "силу", что и попытка сдвинуть планету. Он двинулся. На то же расстояние, на которое мог бы сдвинуть планету. Или на которое мог бы сдвинуть молекулу. Все движения были одинаково легкими или одинаково невозможными – результат был одинаковым.
  Внезапно, рядом с ними возникло нечто. Это была... идея. Идея "падения". Она возникла мгновенно, без причины, потому что идея "падения" имела ту же "правоту" на существование, что и идея "стоять". Идея "падения" немедленно начала реализовываться. Но не в привычном смысле. Не они падали. Все вокруг них начало падать. Гора вдалеке упала. Облако упало. Сам Трактир начал медленно и равнозначно "падать" в сторону, продолжая протирать свой стакан.
  -Вот оно, – ровно сказал Трактир, скользя по плоскости с той же скоростью, что и все остальное. – Опасность. Ничто не имеет приоритета. Идея 'падения' имеет такое же право на существование, как идея 'существования'. И когда они сталкиваются... ну, все становится... одинаково движущимся. Или одинаково неподвижным. Все равно.
  Они тоже начали "падать". Это было не ощущение свободного падения, а скорее ощущение, что все вокруг вас равнозначно смещается, и вы вместе с ним. Это было дезориентирующе и вызывало тошноту, которая не могла быть вызвана физиологией.
  -Как... как мы остановим это?! – воскликнул Вампир. – Мы не можем бороться с 'идеей'! Особенно когда она равна не-идее!
  Тапир, медленно скользя рядом с ними, поднял руку и указал на что-то. Среди общего, равного падения, одна маленькая искорка красного носка, которую он не смог поймать ранее, двигалась... немного иначе. Она не "падала" с той же равномерной скоростью. Она, казалось, имела... направление.
  Падение продолжалось, или, возможно, это мир вокруг них равномерно смещался. В этом Царстве, где все было равнозначно, даже понятия "движение" и "покой" теряли смысл.
  -В чем смысл всего этого?! – крикнул Вампир, пытаясь удержаться за что-то несуществующее. – Если ничто не имеет значения, если все равнозначно, то зачем вообще... быть?! Каков смысл жизни в месте, где жизнь равна небытию?!
  Трактир, продолжая свое равномерное скольжение, посмотрел на него. Его плоские глаза, казалось, на мгновение приобрели тень понимания, которая тут же исчезла, став равной тени непонимания.

  -Смысл? – повторил Трактир. – Смысл... это то, что вы приносите с собой. Или то, что вы ищете. В этом месте нет встроенного смысла. Смысл... это неравность. Это когда что-то важнее чего-то другого. Здесь такого нет.
  Он посмотрел на Тапира, который все еще следил за искоркой носка, движущейся с другим темпом: "Вот, например. Он ищет... пару. Для носка. В этом месте, где пара  равна не-паре , а носок равен не-носку. Его поиск... это акт неравности. Это придание значения чему-то одному над всем остальным. В этом... может быть смысл. Для него."
  Вампир задумался. Смысл... это неравность? Это когда ты выбираешь что-то одно и придаешь ему значение, делая его не равным всему остальному? В мире абсолютного равноправия, акт придания значения становится актом бунта.
  -Значит, чтобы выжить здесь... или найти смысл... нужно создать неравность? – пробормотал Вампир. – Но как? Любая попытка что-то выделить тут же уравнивается!
  Тапир, не отрываясь от искорки, поднял другую руку и показал на себя.
  -Я, – сказал он тихо.
  Смертельная опасность в Царстве Бесправия Равноправия была не в нападении, а в растворении. Продолжающееся "падение" (или равномерное смещение всего) было лишь одним из проявлений. Следующая волна "равенства" могла быть другой – например, все могло стать одинаково мягким, или одинаково твердым, или одинаково невидимым. И когда вы становитесь одинаково мягким (как камень), одинаково твердым (как воздух) или одинаково невидимым (как свет), ваше уникальное бытие исчезает.
  Они чувствовали, как их собственные формы начинают колебаться, словно их пытаются подогнать под общую, одинаковую мерку. Вампир ощущал, как его бестелесность становится равной телесности, его вечность – мгновению. Это было ужасно.

  Трактир продолжал скользить, его форма была удивительно устойчивой, словно сама идея "трактирщика" имела какую-то внутреннюю, несгибаемую неравность. Возможно, потому что трактир всегда отличался от окружающего мира – был убежищем, местом встречи, точкой сбора.
  -Мы... мы растворимся, – прошептал Вампир. – станем частью этой серой, одинаковой массы. Наша уникальность... она не имеет здесь права на существование. Она неравна! А все неравное... выравнивается.
  Тапир все еще следил за искоркой. Она двигалась не быстро, но целенаправленно, насколько это слово применимо к движению в этом Царстве. Она двигалась к... чему-то. К точке, где серость казалась чуть менее серой, где одинаковость была... немного менее одинаковой.
   -Там, – сказал Тапир, указывая. – неравно.
  Трактир проследил за его взглядом: "Хм. Любопытно. Место, где... что-то имеет чуть больше значения, чем остальное. Очень редкое явление здесь. И очень... нестабильное. Как... как пена на пиве. Держится недолго."
  -Нестабильное место неравности? – переспросил Вампир. – И мы должны идти туда? Это же опасно! Оно тут же схлопнется, как только мы приблизимся!
  -А оставаться здесь... менее опасно? – ровно ответил Трактир. – Здесь вы гарантированно растворитесь. Медленно, равномерно, без всякой драмы. Там... там есть шанс. Шанс, что ваша неравность... найдет себе опору. Или усилит ту, что уже есть. Или разрушит все к чертям. Все равно. Но это... другое равно.
  Искорка продолжала двигаться к этой едва заметной точке "неравности". Тапир начал медленно двигаться в том же направлении. Его движение было таким же равномерным, как и общее "падение", но его намерение было неравным.
  -Как мы будем двигаться в этом... падении? – спросил Вампир.
  -Не боритесь с ним, – сказал Трактир. – Используйте его. Выберите направление. И пусть падение несет вас туда. Как... как течение несет щепку. Щепка не борется с течением. Она просто есть в нем. И движется.
Они придали этой точке значение – сделали ее неравной всему остальному. И, кажется, сам акт этого придания значения начал работать. Их равномерное скольжение стало приобретать легкое, едва заметное смещение в выбранном направлении.
  Это было изнурительно. Поддерживать эту "неравность" в сознании, пока все вокруг стремится к абсолютной одинаковости, требовало огромных усилий. Вампир чувствовал, как его мысли пытаются стать такими же серыми и плоскими, как окружающий мир.
  -Смысл... – выдохнул Вампир. – Смысл в том, чтобы... выбирать? Выбирать, что имеет значение, даже если мир говорит, что ничто не имеет? Это и есть... смысл жизни в хаосе?
  -Возможно, – ответил Трактир, продолжая протирать свой несуществующий стакан. – Или, возможно, смысл в том, чтобы найти место, где вам нальют хорошего эля. Но здесь такого места нет. Пока что.
(продорлжение следует)