Другие обстоятельства, продолжение повести

Первый шаг до полководца
(повесть, продолжение)

Другие обстоятельства

Румянцеву очень нравился Петербург. В этом красивом и большом городе для молодого полковника было много всяческих соблазнов и развлечений. Но иногда некоторые его развлечения заканчивались скандалами, а скандалы, как известно, становились любопытным достоянием всего светского общества. И всегда находились интриганы, шептуны и кляузники, от которых вести и слухи распространялись мгновенно, доходили они и до родителей, а так же, не исключалось, и… до свиты государыни. От своего отца, который заслужил для всей своей семьи графский титул за подписание Абоского мира, Пётр не редко получал гневные письма с призывами остепениться и вести себя в обществе с достоинством. Однако поведение молодого графа оставалось прежним. В натуре Петра продолжали бороться две стороны - удаль молодецкая и обыкновенное шалопайство. И в тоже время они же обе были следствием его буйной молодости.

Когда от отца Пётр получал в письме очередной выговор, он тотчас убывал в полк и рьяно принимался за службу, обучая солдат чёткому исполнению зкзерциций, стрельбе и штыковому бою. Себя и офицеров полка он часами истязал изучением тактических приёмов боя прусской армии, подачей команд и умелому владению шпагой. Усердие и старание по службе не могло оставаться незамеченным наверху. Румянцеву иногда льстиво шептали, что им доволен лично сам главнокомандующий Ласси.
Петру было очень приятно это слышать. Он наряду со многими сослуживцами очень уважал этого полководца и восхищался им недаром. Ведь генерал-фельдмаршал Ласси был одним из немногих иноземцев, который принёс воинскую славу и пользу России, не проиграв ни одного сражения. Румянцеву, как и многим другим офицерам, было известно, что Ласси, ирландец по происхождению, был воином по природе, знающим своё дело и всегда и всюду преследовал не свои личные, а только интересы России. У генерал-фельдмаршала был непререкаемый авторитет среди офицеров и солдат армии. Он ценил жизни русских солдат и всегда был ярым противником напрасного пролития русской крови. И Пётр, чувствуя покровительство этого полководца, старался оправдывать его доверие. Но проходило несколько дней тяжёлого воинского труда, и молодого полковника вновь манил Петербург.

Однажды Румянцев находился в кампании подобных себе отпрысков знатных фамилий и весёлых женщин, как вдруг в дом позвонили. В мундире нараспашку Пётр решил лично встретить гостя бутылкой шампанского в одной руке и с бокалом в другой. Однако гостем оказался… камердинер государыни. Но всё равно Румянцев тут же наполнил бокал вином и протянул его гостю. Камердинер рукой отвёл бокал в сторону и произнёс:
- Государыня приглашает вас на аудиенцию завтра к утру, - и назвал точное время, когда Румянцеву следует быть во дворце.
- Буду в срок, - ответил Пётр уже в спину уходящему камердинеру.

И тут же, как ни в чём не бывало, вернувшись в шумную компанию, Пётр предложил выпить за здоровье государыни, чем вызвал бурю восторга и звон бокалов.

Однако после того, как все гости разошлись и в доме воцарилась тишина, перед Румянцевым встал вопрос «зачем», то есть зачем его вызывает государыня. Ужель на меня кто-то накляузничал. И он, вспомнил недавний случай, когда, добившись расположения одной молоденькой замужней женщины, оказался в её постели. Но вдруг некстати появился её муженёк. Петру бы, как нашкодившему коту, спрятаться или спрыгнуть с балкона особняка, ан нет! Так и состоялся приличный скандал, в ходе которого оскорблённый супруг стал топать ногами, истерично орать и ругать самыми непотребными словами обоих любовников. Но Румянцев, спокойно оделся и перед выходом из спальни влепил такую оплеуху хозяину дома, что тот не устоял на ногах. Позже пришлось заплатить в суде двойной штраф за это физическое оскорбление, но и после суда он не сдержался и повторил свою выходку, наподдав оскорблённому мужу напоследок ещё раз, заявив, что тот не может жаловаться, потому что удовлетворение получил вперёд. «Наверное, всё-таки пожаловался, старый хрыч», - проскочила мысль у Пётра.

Но подозрения Румянцева все рассеялись, когда после представления государыне он был сразу приглашён для беседы за столик на чашечку кофе. «Значит, что-то другое», - подумал Пётр, и напряжение сразу спало.
- Пётр Александрович, давно в Петербурге? – спросила Елизавета Петровна, внимательно рассматривая Румянцева.
- Третий день, ваше величество!
- А что батюшка твой, Александр Иванович, здоров ли и когда ты в последний раз виделся с ним?
- Здоров, государыня, виделись с ним мы давно, но постоянно в переписке.
- А в полку всё ли ладно?
- Всё ладно, государыня!
- Наслышана… наслышана, тебя наш главнокомандующий Пётр Петрович хвалит.

Елизавета Петровна сделала глоток кофе и ещё раз внимательно посмотрела на Румянцева. Но этот раз взгляд её стал каким-то пронизывающим, а вопрос, последовавший за ним, оказался неожиданным:
- А не пора ли тебе, Пётр Александрович, изменить свой холостяцкий образ жизни и жениться, у меня для тебя есть хорошая пара, как ты на это смотришь?
- Я не знаю, государыня, что ответить вам, я ещё как-то не думал об этом…
- А ты подумай, невеста хороша собой, знатна, дочь Артемия Волынского, приданое ей от меня богатое, подумай хорошенько, посмотри на неё, если не видел, я не тороплю.
- Я подумаю, ваше величество, - пообещал Пётр и тут же, стараясь не подавать виду, ужаснулся, - вот оно в чём дело, меня сама государыня хочет лишить свободы, ну нет, не бывать тому…
- Да, вот ещё что, - вставая из-за столика и вручая пакет Румянцеву, Елизавета Петровна добавила, - это письмо с моим поклоном передашь своему батюшке, не медля…, заодно и повидаешься с отцом, ну с Богом, Пётр Александрович!
Уразумев, что краткая на удивление беседа с государыней, в ходе которой не удалось сделать даже и глотка кофе, завершена, Румянцев откланялся и покинул приёмную.

Отец встретил сына очень приветливо. Пётр вручил сразу письмо от государыни и стал с умилением рассказывать, как его принимала матушка императрица и «угощала кофием». Александр Иванович искренне рад был за сына. Но когда он вскрыл пакет и прочитал всего лишь несколько строк письма Елизаветы Петровны, то лицо его побагровело:

– Р-р-розги! – что есть силы, закричал Александр Иванович и так, что все слуги, словно по тревоге прибежали к его кабинету и передали несколько ивовых прутьев.
- Батя, погоди…, батя, ужель ты меня сечь надумал, я же полковник, уважь хотя бы мой мундир!
– Снимай мундир…, да быстро на лавку! Мундир твой уважаю, но я буду сечь не полковника, а сына…
И полковник получил полную экзекуцию, которую применяли в основном для отроков, что было унижением вдвойне, но ещё и такую, что еле-еле встал с лавки и, шатаясь, пошёл прочь из кабинета отца. В какой-то другой комнате он плюхнулся на диван и провалялся на нём до утра, а утром ускакал в полк.
Тяжёлые думы не покидали молодого графа уж который день подряд. Он не обижался на отца и винил в случившемся только себя, повторяя одно и тоже «поделом». На государыню же он обижаться не имел никакого права, но его не покидал стыд за его выходки, о которых Елизавета Петровна теперь знала. Он восхитился её выдержкой и поведением в том, как она его так ловко облапошила. Интересно, а что же было в письме? Ужель государыня и в самом деле повелела меня высечь? Вряд ли, но наказать, наверное, повелела, а ещё женить меня хотела. Ну, теперь я ей назло, ни за что уж точно не женюсь.
Но напрасно зарекался молодой граф, что ни за что не женится. В 1748 году он горячо влюбился в княжну Екатерину Голицыну и женился на ней. Этот брак с дочерью покойного знатного фельдмаршала Михаила Голицына, а матерью из княжеского рода Куракиных, был одобрен всем окружением семьи. Ещё бы, и не важно, что княжна была немного старше Петра.

Но не довелось старому графу порадоваться внукам – в марте 1749 года он, не дожив немногим до 70 лет, умирает. Пётр очень тяжело переживает смерть отца и понимает, что теперь вся ответственность за дела всего рода Румянцевых ложится только на его плечи. Но другие обстоятельства, в которых оказывается молодой граф, кроме рождения в семье первенца, его не радуют. В апреле 1751 года приходит известие о кончине главнокомандующего генерал-фельдмаршала Ласси Петра Петровича.
Вся армия скорбит. Пётр окончательно понимает, что после смерти отца и Ласси ему в воинской службе теперь предстоит надеяться только на собственные силы. И силы,  и командирский опыт у него уже есть. Однако в связи с ухудшением состояния здоровья после похода на Рейн и накопившимися делами в обширных имениях он добивается у Военной коллегии длительного отпуска и на 8 месяцев оставляет службу.

продолжение следует
илл. из Интернета